— Посмотрите на себя, Мерса, — вздохнул Дорофеев. — Вы — офицер, неужели непонятно, что недопустимо являться перед нижними чинами в таком виде? Откуда у вас синяк?

— Подозреваю, что он… в смысле я, не устоял на ногах.

— Галилей затеял \"вышибалу\" в \"Золотом дубе\", — сообщил Бабарский. — Я, разумеется, не участвовал: у меня твердые моральные принципы, хроническая травма спины и колена.

— Кого вышибали?

— Команду \"Дер Каттера\".

— Военных? — Дорофеев едва заметно улыбнулся, но продолжил строго: — Мерса, разве вам не рассказывали, что в \"вышибалу\" положено играть только нижним чинам?

— Мне трудно оправдываться, капитан, поскольку самое интересное я пропустил, — нашелся алхимик. — Но я уверен, что Энди пытался отказаться. Я его немножко знаю.

— Отказываться следовало энергичнее… Бедокур!

Здоровяк высунулся наружу с невинной целью: посмотреть, как грузчики справляются с опасной уксусной емкостью. Увидев капитана, Чира немедленно сдал назад, но ускользнуть от зоркого взгляда Дорофеева не сумел.

— Мы как раз обсуждали вчерашние события, Бедокур, прошу вас, присоединяйтесь.

Шифбетрибсмейстер вздохнул, подошел ближе и прошамкал:

— Ижвините, капитан, мне тружно шевелить челюштью.

Разрушений у Чиры было куда больше, чем у алхимика. Помимо двух синяков и крупной ссадины Бедокур щеголял свежим шрамом на запястье, разбитыми губами и распухшими костяшками пальцев. Плюс к этому — не очень уверенные движения. Однако в отличие от Мерсы Чира носил свои знаки с достоинством, был бодр и пребывал в отличном настроении.

— Не хотите рассказать о чем-нибудь?

— Вам дейшвительно интерешно? — прищурился шифбетрибсмейстер.

— Да, — кивнул Базза.

— Вы не поверите, капитан, я впервые вштретил доштойного противника, — с воодушевлением поведал Чира. — Хотя ничего не предвещало вштречи. Вше жнаки говорили, что будет легко.

Дорофеев поджал губы.

— Глыба Штокман окажался наштоящей глыбой. Выдержал шешть ударов.

— А вы?

— Шоответственно — пять. На шештой Глыбы не хватило.

— Рад за вас.

— Мы не имели права отштупать перед походом, капитан, это плохая примета, — со всей доступной ему серьезностью произнес шифбетрибсмейстер. — Перед Пуштотой нельжя боятьша.

— К Хасине обращались?

— Он ш утра в жамке.

— А где Галилей? — вспомнил Дорофеев.

— Прячется, — хихикнул Бабарский.

— И правильно делает, — проворчал Бедокур. — Это он жатеял \"вышибалу\".



Попасть на огромную, размером с пастбище, крышу эллинга можно было только одним способом: по металлической пожарной лестнице, скобы которой шестидесятиметровой линеечкой протянулись по западной стене. Лазать по \"пожарке\" просто так, не по делу, желающих не находилось, даже мальчишки не рисковали взбираться на невозможную высоту, а потому Квадрига пребывал на крыше в полном одиночестве.

Он лежал на раскалившемся от солнца металле, но не замечал жара. Он вообще ничего не замечал.

Невидяще смотрел астролог в лингийское небо, но видел не бездонную лазурь и легкие облака, а то, что скрывалось далеко-далеко за ними.

Пустоту видел Галилей, лежа на крыше эллинга. Великое Ничто, через которое водил цеппели. Бесконечное серое, привлекательное и пугающее. Оглушающее пространство, где таились ужасающие Знаки, прикосновение к которому дарило астрологам боль и наслаждение.

— Мы скоро увидимся, — прошептал Квадрига, закрывая глаза. — Очень скоро.

* * *

Господь создал людей свободными.

Посланцы Его — Добрые Праведники — не уставали повторять эту максиму и добились того, что ее запомнили все. Свободными. Свободными не благодаря кому-то, а по определению, потому, что так хочет Бог. Точка. А затем Добрые Праведники передали дарованную Богом власть Первым Царям, которых еще через сто лет сменили адигены. А максима любой власти — ограничение свободы.

Получается, Добрые Праведники нарушили один из главных постулатов Бога?

Первым эту крамольную мысль высказал тинигерийский священник Иеробот и даже успел организовать движение за возвращение к истокам, получившее большую популярность у простолюдинов — ведь Иеробот призывал к уменьшению влияния адигенов и Церкви на повседневную жизнь. Что именно приключилось с Иероботом и его последователями, которых стали называть нердами, на Тинигерии предпочитали не уточнять, но редкие вспышки аналогичных заблуждений на ней и других планетах Ожерелья с тех пор гасились весьма оперативно — адигены не допускали их превращения в подобие пожара или хотя бы костра. И весьма преуспели, поскольку следующий удар по основам Олгеменической церкви был нанесен спустя несколько столетий. Зато удар этот оказался весьма серьезным.

Набирающие силу анархисты быстро поняли, что на победу может рассчитывать лишь та идея, которая наступает широким фронтом, вторгается во все сферы жизни простого человека, и в том числе — в его душу. В его религию. И древнее учение Иеробота обрело вторую жизнь, куда более известную, чем первая.

Надо отдать анархистам должное: прекрасно понимая, что попытка потрясти Церковь вызовет жестокие ответные меры, подготовились они предельно тщательно и выступили во всех крупных мирах одновременно, организовав вошедшее в историю \"Смущенное воскресенье\". Пропагандисты врывались в храмы и вступали в ожесточенные споры со священниками, устраивали митинги на улицах и площадях, распространяли прокламации, обвиняя Церковь во лжи и предательстве. Месть разгневанных адигенов была беспощадной: всех арестованных анархистов приговорили к длительным каторжным работам, и все они — до последнего человека — умерли на этих работах, став мучениками нового-старого движения нердов. Однако посеянные ими зерна сомнений дали всходы. Не могли не дать, поскольку кровь всегда считалась лучшим удобрением.



— Как в старые добрые времена, да? — Шо Сапожник отрезал от плитки жевательного табака изрядную порцию и сунул ее в рот, отчего следующая фраза прозвучала невнятно: — Прямо мурашки по коже от предвкушения.

— Почему \"старые времена\"? — не понял Лайерак. — Мы работали всего пять месяцев назад.

— Последние акты были однообразны, — хмыкнул Шо. — Рутина. А нынешний контракт хорош, ипать мой тухлый финиш, есть возможность импровизировать. — Сапожник выдержал короткую паузу. — Как раньше, чтоб его.

— Пожалуй, — согласился Отто. — Здесь мы сможем развернуться.

— Как раньше, да?

— Да, Шо, как раньше.

Лайерак улыбнулся, потрепал помощника по плечу, но про себя отметил, что раньше, \"в старые добрые времена\", Сапожник не был таким болтливым. И не прикладывался столь часто к бутылке — запах бедовки Отто уловил даже сквозь вонь жевательного табака.

— И штучки нам выдали классные, чтоб их, — продолжил Шо. — Тебе небось как бальзам по сердцу, да?

— Да, — коротко подтвердил Лайерак. — Как бальзам.

\"Штучки\" — обещанное заказчиком снаряжение и оружие — действительно оказались классными. Великолепными. Идеально подходящими такому мастеру, как Отто. Оружие разработал настоящий гений, и Лайерак влюбился в удивительные \"штучки\" с первого взгляда, а после тренировок, окончательно осознав их возможности, стал в буквальном смысле дергаться, нетерпеливо дожидаясь возможности опробовать оружие в настоящем деле. А еще ему казалось, что знаменитый Гатов ухитрился прочесть его, знаменитого Огнедела, мысли и воссоздал в металле самые фантастические мечты Лайерака.

— Они такие компактные, — продолжил тем временем Шо.

— Ага.

— Удобные.

— Ага.

— Но шарахнут как следует.

— Я знаю.

— Повеселимся!

— Ага.

Сапожник храбрился, очевидно храбрился, в действительности нервничая перед акцией. Глаза горят, голос бодрый, но обмануть Огнедела Шо не мог. Лайерак видел подрагивающие пальцы, чувствовал запах бедовки и пота. Да, они сидели в закрытом фургоне, одетые в плотные кожаные плащи, с пристегнутым поверх снаряжением. Да, на Кардонии лето, и ночь не принесла особенной прохлады. Да, жарко. Но никогда раньше, даже на пустынной Миделе, Сапожник не потел перед акциями. Никогда. И не болтал как заведенный.

\"Похоже, Шо, нам придется расстаться…\"

Жалости Огнедел не испытывал — так, легкая грусть. Сапожник был не первым помощником, которому предстояло уйти в никуда. Правда, Шо продержался долго — шесть лет, и Отто успел к нему привыкнуть, но привычки Лайерак менял так же часто, как имена — это был вопрос выживания.

— Люблю нашу работу.

— Я вижу.

Всего Огнедел привез на Кардонию четырнадцать парней. Отбирал самых опытных, привыкших работать в больших городах, и самых умных, поскольку контракт подразумевал целый ряд акций, в перерывах между которыми следовало водить за нос полицию. Жили ребята по двое-трое, чтобы не привлекать внимания, а перед акциями собирались в пятерки. Сегодня работала первая группа, следующую проведет вторая, затем третья — чтобы не примелькаться. Сам Отто планировал принять участие во всех операциях, но он — наособицу, он слишком умен и опытен, чтобы позволить полицейским испортить потеху.

— Я давно понял, что ты — артист, — неожиданно произнес Шо. — Великий артист… Или режиссер. Да, скорее — режиссер. Но артист тоже, чтоб меня.

— О чем ты говоришь? — поморщился Лайерак, но подумал, что сравнение, пожалуй, лестно.

— Все твои акции — как великие театральные постановки. Ты выверяешь каждую деталь, выстраиваешь мизансцену, готовишь публику, потом выходишь и устраиваешь кульминацию. И мне лестно, что рядом с тобой на сцену выхожу я. — Сапожник отодвинул деревянную ставню, изнутри закрывавшую зарешеченное окно фургона, и выглянул наружу, разглядывая тускло освещенный порт. — Вступление: мы ждем сигнала. Ждем, когда ребята отвлекут охрану.

Перед тем как заговорить, Шо посмотрел на часы, и когда он заканчивал фразу, со стороны дальних складов донеслись звуки перестрелки.

Лайерак улыбнулся.

А Сапожник продолжил. Складывалось впечатление, что он читает вслух несуществующее либретто:

— Увлеченные стражники со всех ног мчатся на выстрелы, торопятся спасать склады, а на главной сцене появляется Кэмерон.

Умение водить автомобиль было не главным талантом их шофера — Кэмерон превосходно управлялся с пистолетами и в очередной раз продемонстрировал свое умение, хладнокровно расстреляв охранявших ворота матросов. Сдавленные глушителем выстрелы не привлекли ненужного внимания, а мигнувший один раз фонарик показал сидящим в фургоне мужчинам, что путь свободен.

— Наш выход, Шо.

— Я прав? Ты чувствуешь себя артистом?

— Чувствую.

— Я знал! Ипать мой тухлый финиш: я знал!

— Маску не забудь.

На спине у каждого террориста висело по два массивных баллона, шлангами соединенные с длинными распылителями с пистолетными рукоятями, — усовершенствованные Гатовым армейские огнеметы. Главное новшество заключалось в удивительной смеси, приведшей Лайерака в совершеннейший восторг. Летела смесь далеко, горела долго и жарко, прожигая дерево, расплавляя железо и проникая в самые маленькие щели. Ерундовый побочный эффект — смесь оказалась весьма ядовита, а потому мужчинам пришлось натянуть на лица защитные маски.

— Сделаем им красиво? — Голос из-под респиратора звучал так же невнятно, как когда Сапожник жевал табак, но Отто понял помощника.

— Охотно.

— Хотел бы я посмотреть на представление из партера.

— Мы артисты, а не зрители.

Целью Огнедела были две пришвартованные к дальнему пирсу канонерки — низенькие тихоходные кораблики устаревшего образца, главными достоинствами которых выступали стодвадцатимиллиметровые орудия., Помимо них на лодках стояли пулеметы и тридцатичетырехмиллиметровые автоматические пушки, превосходно зарекомендовавшие себя в борьбе с пиратами Жемчужного моря, но на Отто вся эта мощь не производила никакого впечатления — воевать с канонерками он не собирался. Он планировал их уничтожить.













Корабли пришли в Унигарт утром — закончили патрулирование Барьерной россыпи, команды веселились в кабаках, и на борту оставались лишь вахтенные. Которые не сразу поняли, что происходит и что за люди неспешно приближаются к лодкам. Почему они в плащах и что за странные конструкции торчат из-за плеч.

— Что там творится?

Действо у складов достигло кульминации: грохот револьверных выстрелов превратился в непрекращающуюся барабанную дробь.

— Кто-то напал на склады! — крикнул в ответ Кэмерон.

Шофер, успевший натянуть матросскую шапочку, держался позади.

— Зачем?

— Чтобы отвлечь внимание!

— От чего? — осведомился туповатый вахтенный и услышал:

— От нас!

В полной темноте выстрел из огнемета выглядит удивительно красиво. Раскаленная струя с шипением чертит желтую, до белизны, дугу и мощным потоком бьет в цель, расплескивается, растекается и сразу же поднимается огненной завесой.

Лодки террористы распределили заранее, Шо ударил в надстройку правой, а Лайерак шарахнул по корме левой, специально прицелившись так, чтобы зацепить вахтенного.

— А-а-а!!

Превратившийся в факел матрос заметался по палубе, а вот вахтенный второго корабля оказался смышленым — молча бросился за борт, даже не попытавшись оказать сопротивление.

— У-у!!

Маска мешала говорить, и возбужденный Шо глухо орал, выражая охвативший его восторг.

Пламя ярко осветило пирс и террористов.

— Давай! — не удержался от вопля Отто.

\"Ы-ай!\" — донеслось из-под маски, и следующий выстрел, опустошивший второй баллон огнемета, пришелся в надстройку.

— Великолепно, — восхищенно прошептал Лайерак. — Великолепно.

— У-у-у! — надрывался Сапожник.

— А-а-а!!! — вторил ему еще живой вахтенный. Точнее — факел вахтенного, мечущийся по гибнущей канонерке.

Корабли пылали. Жидкий огонь пробрался внутрь и разгонял теперь бешеный танец гудящего пламени. Горело все, что могло гореть, а остальное плавилось под натиском удивительной смеси. Будь ее больше — канонерки попросту растворились бы, с шипением уйдя под воду, а так они превратились в потрескивающие дрова. Глазницы-иллюминаторы переполнены оранжевым, жар становится нестерпимым, сбросившие баллоны террористы отступили к берегу, но не убежали, остановились, наслаждаясь творением своих рук.

— А вот теперь я с тобой соглашусь: как в старые добрые времена, — проворчал Отто, стягивая маску.

Дышать было трудно — едкий дым драл горло, но с открытым лицом Лайерак чувствовал себя увереннее.

— Ипать мой тухлый финиш, я никогда не видел такой смеси, — прошептал Сапожник. — Она не просто устраивает пожар, она жрет все, до чего дотянется!

— Как раз сейчас она дотягивается до крюйт-камер, — усмехнулся Огнедел.

И через мгновение, подтверждая слова террориста, прозвучал первый взрыв.

Глава 4

в которой Абедалоф загадывает загадку, Дорофеев погружается в прошлое, а Кира познает интересы боя



— Астролог!

— Да?

— Что \"да\", кретин? — громко рассмеялся Абедалоф. Без зла рассмеялся — весело, продемонстрировав окружающим отличное свое настроение. И ругательство Арбедалочик отпустил с неимоверной легкостью, в которой полностью утопил его оскорбительную суть. — Что \"да\"? Координаты давай!

— Вям! — осуждающе тявкнул устроившийся на могучих руках хозяина саптер.

— Все в порядке, Эбни. — Абедалоф погладил любимца по голове. — Наш астролог уже понял, что ошибся, и все поправит.

— Две минуты, господин директор! — прокричал из своего угла провинившийся офицер. — Две минуты!

— Вям!

Капитанский мостик доминатора \"Заскармазам\", в полном соответствии с галанитскими принципами строительства цеппелей, был объединен с астрологическим кабинетом и радиорубкой, и потому Арбедалочик прекрасно видел и слышал склонившегося над картой астролога. А все находящиеся в рубке цепари прекрасно видели широченную улыбку директора-распорядителя и едва сдерживались, чтобы не ответить, — так заразительно улыбался Абедалоф.

— Вижу Корявый вулкан, — доложил рулевой, позволив себе повернуться, чтобы бросить взгляд на директора. В Арбедалочика, нисколько не кичившегося высочайшим своим положением в Компании, была влюблена вся команда, и рулевому было приятно, что именно он доставил директору долгожданную весть.

— А! Слышали? Я чувствовал, что приближаемся!

— Вям!

Спорить с директором-распорядителем никто не стал.

Абедалоф же взмахнул нераскуренной сигарой и подскочил к рулевому:

— Направление?

— Одиннадцать часов, господин директор.

— Все правильно…

— Вям!

— Астролог?

— Мы в точке, господин директор.

— Все слышали?!

— Так точно!

— Конечно.

— Вям!

— Да, Эбни, да: я, как всегда, не ошибся. Я все сделал вовремя, правильно, а потому им снова придется признать мое превосходство.

Придется признать. И не только потому, что Абедалоф \"сделал вовремя и правильно\", просто, несмотря на присутствие капитана, главным на мостике \"Заскармазама\" был именно Абедалоф Арбедалочик, директор-распорядитель проекта \"Кардония\", молодой мужчина — не старше тридцати, — которого всемогущие директора-наблюдатели назначили главным представителем Компании на планете, наделив колоссальными полномочиями и колоссальной же ответственностью. Потому что теперь молодой мужчина лично отвечал за то, чтобы Кардония оказалась под властью Компании.

Вся Кардония под безграничной властью Компании, не больше и не меньше.

Арбедалочик был высок и широкоплеч, сложен гигантом, а точнее — рыцарем, сказочным героем, изображения которых украшали страницы детских книг. Массивный, но в то же время ловкий, энергичный, дышащий силой и здоровьем, Абедалоф привлекал внимание и мужчин и женщин. Особенно женщин, поскольку, помимо силы и здоровья, обладал притягательной для трепетных дамских сердец внешностью: квадратный подбородок, выдающий записного упрямца, полные губы, так много обещающие девицам, загадочная родинка на левой щеке, прямой нос, густые каштановые кудри и темные глаза, в которых никогда не гас веселый огонек. Арбедалочик любил говорить громко, но его бархатистый голос звучал необычайно приятственно, а потому эта привычка Абедалофа окружающих не раздражала, скорее привлекала и помогала директору оказываться в центре внимания любого общества. Если он того хотел, разумеется.

Как все разбогатевшие выходцы из низов, одевался Абедалоф \"богато\", то есть крикливо: дорогущие, исключительно модные костюмы, шитая на заказ обувь и тяжеловесные украшения. Но внешность и природное обаяние позволяли нивелировать издержки воспитания. Страсть к длинным ароматным сигарам считалась \"аристократической\" привычкой — ими увлекались многие бонзы Компании, а вот любовь Арбедалочика к саптерам — редчайшим карликовым собачкам — объяснению не поддавалась. Саптеров таскали с собой богатые дамочки средних лет, и видеть ухоженное по всем правилам существо в здоровенных ручищах директора-распорядителя было по меньшей мере странно.

— Итак, мы в точке… — Абедалоф подошел к боковому окну и посмотрел вниз, на спокойный Банир. — Это хорошо.

— Вям! — подтвердил Эбни.

— Тебе тоже нравится?

— Вям!

Тонкое вяканье директорского любимца раздражало команду, несмотря на всеобщую любовь к Арбедалочику. Но указывать собачке, а уж тем более ее хозяину на неподобающее поведение никто не рисковал. Что же касается лужиц, которые саптер периодически оставлял по всему цеппелю, так они молниеносно вытирались палубными.

— Капитан, пожалуйста, двенадцать лиг строго на юго-запад от вулкана, — распорядился Абедалоф. — И стоп-машина.

— Слушаюсь.

— Мы стремились сюда? — удивленно осведомился Руди Йорчик, отнимая от глаз бинокль. А в следующий миг неделикатно рыгнул, продемонстрировав последствия правильного времяпрепровождения путешественника первого класса. Напивался Йорчик в одиночестве, в своей каюте: всем говорил, что его укачивает и именно поэтому он вынужден рано ложиться спать, однако мешки под мутными глазами, очевидная головная боль и жадное поглощение холодной воды доказывали, что сон приходил не сразу.

— Совершенно верно, — рассеянно подтвердил Арбедалочик, продолжая разглядывать волны. — Слово скаута.

— Неожиданно.

— Не сомневаюсь.

Руди поджал губы, Абедалоф широко улыбнулся, Эбни наклонил голову, но тоже промолчал, капитан и астролог дружно прикидывали, где должен зависнуть цеппель, рулевой исполнял, все были при деле.

— Профессор, я ведь предупреждал, что перед выставкой нам придется немного попутешествовать.

— Я помню, директор.

— Это и есть путешествие.

— Мотаться над океаном?

Морской болезнью Руди не страдал, но симптомы ее по утрам ощущал весьма явственно, и даже легкая болтанка казалась ему жутким штормом.

— Что может быть веселее, чем путешествие над огромным океаном? — жизнерадостно осведомился Абедалоф.

— Ну…

Даже сейчас, с тяжеленной головой, Руди мог не напрягаясь составить директору длинный список увлекательных поездок, но не успел.

— Приятный путь из Бей-Гатара в Йоргидург, карточный стол в кают-компании белоснежного лайнера, друзья и женщины, не так ли?

Йорчик порозовел.

— Мы на краю Вселенной, Руди, в неизведанных землях, которые должны стать нашими, и океан, который вызывает у вас угрюмое раздражение, — тоже должен стать нашим. Все вокруг должно стать нашим, и потому мы совершаем необычайно веселое путешествие: мы изучаем свою недвижимость.

— Вям! — высокомерно тявкнул Эбни.

Капитан усмехнулся, и Йорчик в очередной раз оставил последнее слово за Абедалофом. Чувствуя себя если не униженным, то уж точно задетым.

Потому что Рудольф М. Йорчик давно привык к выказываемому собеседниками уважению. Потому что значительность профессора Ибельского университета, действительного члена Галанитской Академии Наук и владельца знаменитой компании \"ЙГ Механика\" признавали даже директора-наблюдатели, и именно один из них, Шаредовез Марочик, предложил Йорчику совершить вояж на Кардонийскую выставку. Лично предложил, во время приватного ужина, значимость которого подчеркивалась неофициальностью. Руди, который и так собирался в Унигарт, обрадованно согласился, и лишь на борту \"Заскармазама\" догадался, что его, знаменитого профессора и промышленника, приставили в качестве ученого консультанта к неотесанному и плохо образованному Арбедалочику, не пойми отчего назначенному директором-распорядителем. При этом Арбедалочик не просто не испытывает к нему никакого уважения, так еще и не считает нужным советоваться с одним из умнейших галанитов и не делится своими планами. \"Заскармазам\" прибыл на Кардонию четыре дня назад, глубокой ночью, но в Унигарте, к удивлению Йорчика, доминатор не задержался, сразу взял курс на северо-восток и с тех пор болтался над бескрайним Банирским океаном, отыскивая интересующее Арбедалочика место. Что за место, почему оно так важно — никаких объяснений. Проклятье! Даже с рядовыми цепарями, с грязными палубными этот, с позволения сказать, \"директор-распорядитель\" ведет себя куда приветливее, чем с великим ученым! С цепарями Абедалоф шутит, смеется и даже позволяет называть себя старой кличкой — Везунчик. Надо же! Хотя, если вдуматься, Арбедалочик и в самом деле везунчик…

— Руди!

— Вям!

— Руди!

— А? — Йорчик задумался настолько сильно, что не сразу среагировал на обращение. — Что случилось?

— Еще ничего, — рассмеялся директор-распорядитель, раскуривая сигару. — Но скоро случится, слово скаута.

\"Мы найдем сокровища? Захватим эту проклятую планету? Ритуально утопим твою психованую шавку?\"

Нет, нет и нет.

— Помните, вы спрашивали, что за груз тащит \"Заскармазам\"?

— Конечно, помню, — ответил Йорчик. Хмуро ответил, потому что этот вопрос наглый Везунчик тоже проигнорировал.

Как и любой доминатор, \"Заскармазам\" обладал солидным грузовым отсеком, однако его размера не хватило для \"поклажи\" Арбедалочика, и к пузу цеппеля подвесили странного вида платформу с принайтованными ящиками. Что в них, Руди пытался выяснить еще на Галане, однако лишь сейчас Абедалоф снизошел до объяснений.

— Так вот, профессор, через час мы с вами будем этот груз использовать.

— Как?

— Одновременно! — И директор весело засмеялся над собственной шуткой, ничуть не смущаясь тем, что смысл ее не был понятен собеседнику.

Абедалоф курил \"Масванских толстяков\" — самые ароматные сигары Герметикона, но сейчас их потрясающий, приводящий знатоков в экстаз запах казался Йорчику жуткой вонью.

— Вям!

\"Он специально злит меня? Ему доставляет удовольствие видеть мою ярость?\"

За все прошедшие дни Руди так и не смог разобраться в Арбедалочике и радовался одному тому факту, что директор по-прежнему обращается к нему на \"вы\".

— Что в ящиках?

— Сейчас увидите. — Абедалоф кивнул цеповоду: — Капитан, можно приступать.

— Слушаюсь, господин директор.

\"К чему приступать? Что делать?\"

Йорчик не сразу сообразил, что доминатор планирует избавиться от груза — суши ведь рядом не было, — и лишь когда спустившиеся на платформу цепари скинули брезент, показав, что платформа покоится на понтонах, все встало на свои места.

\"Ему нужна плавучая пристань. Для чего?\" Но ящики еще не вскрыли, информации было мало, а гадать у измученного похмельем профессора получалось плохо.

Тем временем \"Заскармазам\" опустился к самой воде, механики стравили трос и платформа мягко встала на воду. Сидевшие на ней цепари тут же освободили захваты, и цеппель плавно поднялся на пятидесятиметровую высоту. Наблюдать за происходящим на платформе стало неудобно — окна на капитанском мостике не открывались, — и Руди пришлось поинтересоваться:

— Что дальше?

— Как я сказал, у нас есть примерно час.

— Вям!

И саптер посмотрел на Йорчика так, словно говорил: \"Ты в самом деле один из лучших инженеров Галаны? Не верю!\"

Голова собачки могла легко уместиться в кулаке взрослого мужчины и была настолько хрупкой, что череп раскололся бы при малейшем сжатии. Пальцы сминают кости, слышится негромкий хруст, осколки врезаются в мозг…

— Руди!

Во второй раз подряд Абедалофу пришлось вырывать профессора из задумчивости, но теперь потребовался всего один окрик и клуб сигарного дыма, пущенного Йорчику в лицо.

— А?

— Мы слегка сместились, и теперь вы можете без труда разглядеть, что происходит внизу.

\"Скотина! Ну почему, почему директору просто не рассказать о задуманном? Что за дурацкая игра? Проклятый везучий выскочка!\"

Йорчик вернулся к окну и послушно уставился вниз.

— Вям!

\"Заткнись!\"

Ладонь стала влажной, Руди бросил быстрый взгляд на руку и с облегчением понял, что это всего лишь пот.

— Что скажете?

— Гм… Любопытно.

Оставшиеся на платформе цепари уже вскрыли самый большой ящик, в котором оказался массивный, работающий на нефе генератор, запустили его и теперь занимались компрессорной установкой. Энергично занимались, и не было никаких сомнений в том, что очень-очень скоро, в течение минут, на плавучей платформе будет развернута необходимая Арбедалочику техника. Наилучшая во Вселенной — галанитская техника. Руди знал, что находящиеся внизу устройства произведены не на его заводах, но все равно испытывал гордость за свою планету, за самую развитую державу Вселенной, за…

— Профессор, мы идем в \"корзину грешника\". Капитан, прошу вас, позаботьтесь об Эбни.

— С удовольствием, господин директор, — с улыбочкой ответил цеповод, принимая от Абедалофа собачку.

Капитану, так же как Йорчику, очень хотелось выпачкать руки в крови отвратительной псины, но на физиономии цеповода отразилось лишь умиление:

— Какой ты славный.

— Эбни, мальчик мой, веди себя хорошо.

— Вям! — отозвалась собачка и тут же попыталась прокусить сукно капитанского мундира.

Йорчик откашлялся:

— Итак, мы спустимся на платформу…

— Еще ниже, Руди, под воду.

— Под воду?!

А вот об этом директор-наблюдатель точно не предупреждал! Изучать ушерскую технику — пожалуйста, служить ходячей энциклопедией при полуграмотном Везунчике — и это можно стерпеть, но лезть под воду?! Рисковать свой драгоценной жизнью ради… А ради чего, собственно? Что Абедалоф рассчитывает увидеть под водой? Для чего он тащил за тридевять земель какое-то снаряжение? И почему никому не рассказывал о своих планах?! Почему?!

Разъяренный Руди собирался устроить грандиозный скандал, но весь его пыл разбился о небрежный вопрос:

— Профессор, вы когда-нибудь спускались под воду?

— Нет.

— А мне доводилось, — живо произнес Арбедалочик. — Поверьте, профессор, этот невероятный опыт вы запомните навсегда. Вы будете хвастать им, обязательно будете, слово скаута.

Руди хотел заметить, что ему и так есть чем похвастать, но прикусил язык. Понял, наконец, что Абедалоф предлагает настоящее мужское приключение, и заткнулся, прикидывая, справится ли? Ему сорок шесть, и выглядит он так себе: годы, спиртное и сигары сделали лицо одутловатым, проредили волосы, разложили под глазами мешки, но еще не отобрали силу, заложенную в Йорчика природой, не превратили в развалину, а потому Руди спокойно сказал себе: \"Справлюсь\".

— Мне нужно, чтобы вы меня сопровождали, профессор, — неожиданно серьезно продолжил Абедалоф. — Мне нужно, чтобы вы кое-что увидели и высказали мнение. — Короткая пауза. — Надеюсь, вы не боитесь высоты и глубины?

— Нет.

— Вот и хорошо. Пожалуйте в корзину.

Руди широко улыбнулся, день был безнадежно испорчен. Истеричная собачка, глупый разговор, дурацкое место, тупой, как пробка, директор-распорядитель с повадками палубного пропойцы, а теперь еще и корзина… Знаменитая \"корзина грешника\", которую частенько использовали для наказания нерадивых цепарей. С ее помощью Йорчика и Абедалофа спустили на платформу, но удовольствия от путешествия Руди не получил никакого, поскольку мутить его стало еще до того, как корзина пошла вниз. Вчерашний алкоголь поднял бунт, и лишь огромным усилием воли Йорчик сумел заставить себя дотерпеть до платформы. Он почему-то считал, что \"на земле\" станет легче, совершенно забыв, что \"земли\" под корзиной не будет, и, едва ступив на шаткую платформу, Руди немедленно бросился к борту.

— Покормить рыбок, — со знанием дела сообщил заржавшим цепарям Арбедалочик. — Наш профессор — известный ихтиолог.

\"Мерзавец!\"

И Руди, не прекращая процедуру, принялся размышлять над тем, что он сделает с Абедалофом сразу после того, как наглый и везучий выскочка потеряет покровительство директоров-наблюдателей. А в том, что он его потеряет, Йорчик не сомневался: таких тупых уродов, поднятых с самых низов, директора-наблюдатели использовали разово, для наиболее грязных проектов, а затем безжалостно выбрасывали. Руди живо представил, как встречает бредущего по обочине Арбедалочика, сажает в свой роскошный автомобиль и отвозит в загородный дом, в подвале которого уже нетерпеливо мнется мускулистый палач в красном…

— И-и-ы-а! — Еды не оставалось, рыбкам предлагался желудочный сок, избавляться от которого Йорчик терпеть не мог. — И-и-ы-а!

— А я ей отвечаю: \"Красавица! Я — честный цепарь, к тому же с Галаны, поэтому больше двух таллеров ты не получишь!\"

Палубные дружно заржали.

— И ушел? — поинтересовался один из них, утирая слезу.

— И ушел, — подтвердил Абедалоф. — Клянусь твоими кишками.

— Моими не надо.

— Так ведь ты спросил. — Еще один взрыв хохота. Арбедалочик повернулся к разогнувшемуся наконец профессору и осведомился: — Руди, с вами все в порядке?

— Да, — подтвердил действительный член Галанитской Академии Наук.

Стыдно так, что лучше утопиться, а потому Йорчик заставил себя держаться предельно высокомерно.

— В таком случае, давайте одеваться, профессор, — предложил Абедалоф, без стеснения меняя куртку и брюки на теплое белье, толстый свитер и шерстяные носки. — Хоть и лето, но под водой, знаете ли, холодно.

— Знаю, — хмуро отозвался Руди.

— А я и не сомневался в вашей образованности, профессор, ни капельки не сомневался.

— Рад слышать, директор.

— Хорошо, что мы понимаем друг друга.

Цепари, помогавшие Абедалофу облачаться в водолазное снаряжение, обменялись ехидными ухмылочками, которые Йорчик предпочел \"не заметить\". Не время, сейчас — не время, подождем, когда на сцену выйдет палач в красном. Сначала он обработает Арбедалочика, а потом — его прихвостней, всех прихвостней, всех этих палубных, водолазных, рулевых и прочее быдло, которое восторженно смотрит Абедалофу в рот. Все эти заурядные, ничего не добившиеся подонки обязательно заплатят…

— Ваша очередь, господин профессор, — почтительно произнес цепарь.

— Что?

Руди думал, что ему придется приложить какие-то усилия, придется напрячься, но в действительности все свелось к банальному исполнению несложных распоряжений: \"Руки поднимите, пожалуйста, господин профессор. Ступите сюда. Наденьте… Вам не жмет?\"

Цепари оказались профессионалами и меньше чем за пять минут упаковали Йорчика в неудобный и тяжеленный \"костюм\".

— Вода здесь идеальная: прозрачная, чистая, так что увидим все, что нужно, в лучшем виде, — хохотнул Абедалоф.

— Чем глубже, тем хуже видимость, — блеснул познаниями Руди.

— А мы на большую глубину не полезем, — пообещал директор-распорядитель. — Слово скаута.

— Дернете за фал три раза подряд — срочно поднимайте наверх, — сообщил Йорчику один из палубных.

— Это все, что я должен знать?

— Ага, — нахально усмехнулся тот. — Остальное знает господин директор, держитесь рядом с ним, и все будет хорошо.

\"Палач в красном, вот кто тебе нужен! Палач в красном! Избить палубного до полусмерти!\"

— Я понял, спасибо, — сухо произнес Руди и повернулся к Арбедалочику: — Ничего сказать не хотите? Что мы будем изучать? На что обращать внимание?

Чем дальше, тем больше ситуация напоминала фарс: его, знаменитого ученого, везут на другую планету, сажают в \"корзину грешника\", заставив выблевать и завтрак, и остатки ужина, и половину накопленного организмом желудочного сока, облачают в водолазный костюм, готовятся отправить на океанское дно, но до сих пор никто не потрудился объяснить — зачем?

— Мне нужно, чтобы ваше восприятие было чистым, профессор, — медленно произнес Абедалоф. — Вы посмотрите на то, что я укажу, оцените, запомните, а когда вернемся на поверхность, я задам вам пару вопросов. И тогда, слово скаута, полностью удовлетворю ваше любопытство. — Арбедалочик обаятельно улыбнулся. — Договорились?

\"А куда деваться?\"

— Договорились, — пробурчал Руди.