Наталия Ипатова, Сергей Ильин

Наследство Империи

Соавторы искренне благодарят: Михаила Сенина и Юлию Койс за то, что в текст угодило несколько меньше технических ляпов, чем могло бы; Снежану Муру — за благожелательность и интерес к нашему делу; Наталью Мазову и Владислава Гончарова — за моральную поддержку и не только; друг друга — за то, что не бросили в трудные времена. И Сергея Легезу — за все.
Я люблю меч не за то, что он острый, а стрелу — не за ее полет. Дж. Р. Р. Толкиен (Перевод 3. Бобыръ)
Часть 1

Вода и ветер

...Ткацкий стан мироздания: основа на нем — это волны, уток — это ветер. С. Дилэни. «Падение башен» (Перевод Е. Свешниковой)
* * *

Оставался последний неприятный момент перед приземлением. Таможенные службы Нереиды не посадят тебя, прежде чем ты не оплатишь им портовые взносы. Жадные маленькие буржуа. Можно подумать, их мокрый шарик — единственный в этом секторе Галактики, где может приютиться частный грузовик в затруднительном положении.

Кирилл вызвал на монитор счет-декларацию и негодующе присвистнул. Да они, видно, исходят из того, что без веской причины никто к ним не сядет. Если же веская причина налицо — ты заплатишь.

Форма-счет, предупредительно оттранслированная ему на орбиту портовой службой, была, в сущности, стандартным для Федерации набором полей, против которых ты, пересекая таможенную границу Нереиды, просто проставлял галочки. Однако в отличие от большинства обитаемых планет, подавляющее большинство портовых сборов на Нереиде предлагалось оплачивать вперед. Корабельный, маячный, лоцманский, причальный, а также канальный, якорный и в довершение всего — экологический. Когда на планете больше ничего нет, вот тут-то она и начинает гордиться своей экологией!

В графе «характер груза» Кирилл проставил «порожняк». Указал полезный объем трюмов, мощность двигателей, маршевых и прыжковых, характер топлива. Скрипнув зубами, кликнул жирную галку: требует ремонта. Еще бы не требовал: правая репульсорная турбина «Балерины» представляла собой один спекшийся комок металла, а о посадочной ноге и вовсе больно было думать. Чистые звери эти пограничные войска на Дикси.

Некоторое время капитан, суперкарго, а также единственный пилот «Балерины», угрюмо созерцал заполненную форму, а затем с тяжким вздохом ввел пин-код, подтвердил его и мрачно смотрел, как убегают денежки со счета. Чем восполнить потерю? Что можно вывезти с Нереиды, кроме соленой воды?

Денежный ключик сработал без промедления: шлагбаум, фигурально выражаясь, поднялся, на «Балерину» немедленно передали посадочные коды, и в течение следующего получаса Кирилл был очень занят.

«Как вы летаете один?»

Женщинам на такой вопрос он обычно плел что-нибудь романтическое, всякий раз другое: в зависимости от обстановки. А от самого себя секретов не было.

Те, кто тебе подчиняется, никогда не позволяют делать что хочется.

Проживи первые двадцать пять лет под объективами камер слежения, увидишь, насколько тебе захочется компании, за которой придется постоянно доглядывать: оберегать от искушений корыстью, растолковывать элементарные принципы контра... фу, какое слово грубое... бизнеса, свободного от налогов, разъяснять, когда драпать, а когда — и по каким мишеням! — не грех и отстреляться. Ибо, как говорится, не фиг! Нельзя быть добычей для всех. Вредно действует на психику.

К тому же им захочется прибыли.

Правда, на той же богом проклятой Дикси сунули Кириллу рекламный ролик «корабельных подруг»... Дескать, робот-универсал с модельной внешностью разгрузит вас на профессиональном поприще и скрасит долгие часы гиперпространственных перелетов. Функции навигатора, логиста, погрузчика: комплектация под заказ, возможность апгрейда. Ее всегда можно выключить!

В первый момент искушение было нестерпимым. Отрезвление наступило, когда Кирилл взялся подсчитать, во что ему это обойдется. Процент по кредиту, помноженный на коэффициент риска, установленный для лица его рода занятий, разбудил его нравственное чувство.

Он уже имел дело с душой, заключенной в механизм, и, скажем так, с осторожностью относился к рекламщикам, округляющим глаза при слове «этика».

Впрочем, едва ли его скромное мнение как-то повлияет на спрос.

Опустив «Балерину» на твердую почву, он потратил некоторое время, согласовывая график и стоимость ремонтных работ, в таможенном офисе подвергся процедуре снятия семнадцати параметров идентификации, получил прокси-карту, дающую право выхода на планету из карантинной зоны, а в довесок к ней — охапку цветных реклам и брошюрок.

Из соображений экономии Кирилл не стал заказывать «Балерине» срочный ремонт, так что возможностей на ознакомление с достопримечательностями морской планеты у него было хоть отбавляй.

Время проявлять вкус к жизни, и он начал с того, что поймал такси.

Таксист, белобрысый парень в широких клетчатых штанах, не то просто чумазый, не то так у аборигенов выглядит загар, оказался против ожидания неразговорчив. Буркнул только, что «не сезон нынче».

Нереида — Мекка спортсменов-экстремалов, жаждущих бросить вызов свирепой силе морской стихии. Или, если уж на то пошло, — воздушной. Планета славится своими торнадо. Немногочисленное местное население занято в туристическом бизнесе, содержит мелкие кафе и сувенирные магазинчики, расположенные большей частью вдоль побережья: ожерелья и ножные браслеты из раковин, маринованные представители местной фауны, керамика из синей глины и ткани с узором, неизменным со времен Трои. Да вот еще обслуживает консервные заводы-харвестеры, вынесенные на платформах далеко в океан. Море здесь видно отовсюду. Соответственно, и от пронизывающих шквальных ветров тут совершенно некуда спрятаться.

Кирилл буквально вытаращился, прилипнув носом к стеклу, когда увидел внизу дорогу, извивающуюся вдоль мола и безлюдного белого пляжа, и колесный транспорт, ползущий по ней. Подобное было бы немыслимо на любой вновь освоенной планете. Воздушный транспорт с вертикальным взлетом мобильнее и дешевле, достаточно благоустроенного пятачка.

Слишком уж здесь ветрено.

И безлюдно.

Последнее — вот уж совсем некстати. Вторым номером в культурной программе Кирилла числилось романтическое знакомство. Она должна быть симпатичной, по возможности юной аборигенкой, чтобы в глазах ее, потрясая прокси-картой, что на шнурке на шее, прикинуться бравым звездным волком. Такой у него был способ коллекционировать впечатления.

К слову сказать, а чем я не звездный волк?

Эстетическое чувство, а также опыт, правда по большей части не свой, заставляли его держаться подальше от искушенных профессионалок. Волк, ягненок — понятия относительные. Всегда есть те, кто ищет лоха, чтобы разжиться на нем, и никакая практика не позволит человеку раз за разом избегать западни. Нет смертного, что был бы разумен во всякий час или не имел слабостей. Кажется, это Эразм. А может, и нет. К тому же Кирилл сильно сомневался, что этот бизнес процветает на Нереиде. Не курорт все-таки. Слишком холодно тут для курортов. По доброй воле сюда съезжаются разве что суровые бородатые мужики в штормовках.

— Муссон идет, — озабоченно бросил таксист. — Я снижаюсь. И вот что, мистер, лучше бы вам найти местечко, где пересидеть.

— Долго пересиживать-то?

— А этого, — ухмыльнулся поганец, — заранее никогда не знаешь. Нереида!

Главная, она же единственная, улочка прибрежного городка опустела в одно мгновение. Впрочем, как подозревал Кирилл, она и в лучшие дни выглядела не слишком оживленной. Полоскали и хлопали, вырывались из рук тенты кафе — единственные цветные пятна в этом царстве серого. По улице, как в аэродинамической трубе, несло пыль и мусор — по большей части сухую рыбью чешую.

Вся их хваленая экология заключается, по-видимому, в отсутствии любых продвинутых производств. В том числе и очистных.

Одно слово — провинция.

По улице, впереди и справа, молоденькая блондинка боролась с ветром, попутно с помощью допотопного ключа опуская на витрину бронированную штору. Системы наведения зафиксировали цель.

Кирилл молча, придирчиво рассмотрел ракушечный браслет вокруг широкой щиколотки, мощные запястья, разношенные тапки без задников и младенчески розовые пятки. Национальный тип? В плюс зачлись тесные брючки-капри, выгодно обрисовавшие обращенную к улице и слегка оттопыренную от усилия часть тела.

Подойти. Помочь с этим идиотским ключом. Намекнуть, что прогрессивное человечество уже много лет пользуется дистанционными пультами. Изобразить в своем лице это самое человечество. Попросить убежища на время муссона: по всему видать, местные серьезно относятся к стихии. Затруднения в делах покамест не того порядка, чтобы нельзя было потратить энное количество денег в приятной компании. Сущая ерунда рядом с их экологическим сбором. Все равно, пока не починят бедняжку «Балерину», особенно не из чего выбирать.

Кирилл взялся за прокси, чтобы расплатиться и отпустить возницу, каковой автомедон уже нетерпеливо ерзал и проявлял разные другие признаки нетерпения, как вдруг кое-что на другой стороне улицы отвлекло его внимание.

Там, возле спортивного магазинчика, припарковался частный флайер, не новый, но известной модели, и производства явно не местного. Владелец стоял у раздвижных дверей, придерживая их для женщины и мальчика, и всей своей позой демонстрируя внимание и вежливость, словно этих и муссон подождет.

Вот вам щиколотка! Хитом курортной моды на Нереиде были нынче укороченные бриджи, и ничто не мешало в совершенстве разглядеть ее линии: породистые, сухие, с элегантно выступающей косточкой. Совершенно зиглиндианская — ах эта ностальгия! — щиколотка. Такой, скорее, кстати пришлась бы лакированная туфелька с немыслимым каблучком, чем прогулочно-беговой ботинок.

Рассматривая щиколотку, Кирилл, разумеется, упустил первую возможность: девица в тапках справилась сама и скрылась с улицы, захлопнув за собой дверь с табличкой «Закрыто». Однако он не расстроился. Он вообще, по правде говоря, тут же забыл про нее напрочь.

Ни одна нитка из всего, что было на особе надето, не изготовлена на Нереиде. Узкие черные бриджи, серебристо-серый облегающий жакет с карманами на груди. У брюнетки, что на пару с сыном заталкивала в багажный отсек флайера новую доску для серфинга, отличный вкус. К сожалению, всякий раз она вставала так, что он не видел ее лица.

Зато в пацаненке, болтавшемся вокруг с советами, пока мамаша, всунувшись в багажник по пояс, обустраивала там негабаритный груз, было что-то этакое... Взгляд Кирилла то и дело возвращался к нему. То ли восемь лет, то ли все двенадцать: он совершенно не разбирался в детях. И не собирался разбираться — в обозримом-то будущем.

Захлопнув багажник, дама распахнула дверцу со стороны пассажира, мальчишка резво нырнул в салон и притаился там. Леди села за водителя и, прежде чем включить двигатель, озабоченно посмотрела на клочки туч, несущиеся в небе.

— Вы выходите или как?

Кирилл мотнул головой и оскалился:

— За ними!

— Но я...

Взгляд, брошенный на него пассажиром, надолго отбил у аборигена способность возражать. Профессиональный взгляд, отработанный, чтобы держать во фрунте офицеров любого ранга... Впрочем, сейчас не до этого. Он, собственно говоря, не уверен был, что не обознался, однако не мог позволить себе упустить ее. Их. Теперь уже — их.

Бессмысленность затеи была очевидна, но некоторое время Кириллу вовсе не хотелось это признавать. «Нет, ты посмотри, посмотри! — бурчал автомедон. — Физика ей не писана. Видал, как пошла?»

Видал. Раздолбанное городское такси не годилось дорогой частной игрушке даже в подметки. Соотношение между военным пилотом Зиглинды — Кирилл мог ошибиться в ее внешности, но только не в стиле пилотирования! — и местным голопузым раздолбаем было еще оскорбительнее. «Жертва» шутя нырнула циклону под крыло и оторвалась, потерявшись среди ошметков облаков, в то время как их дребезжащую тачку ударило шквалом, накренило, тряхнуло, и что-то там в хвостовой части неприятно треснуло. Ненавижу полеты в атмосфере! Кирилл поймал себя на том, что изо всех сил напрягает ступни: будто бы топчет педали. Смешно, если посмотреть со стороны. А с другой стороны — тут еще один военный пилот Зиглинды. Вот только джойстик управления не в тех руках. Иначе еще погонялись бы, само собой. Обидно, Упустил. На роду ему, видно, написано бегать за этой семьей, всегда отставая на шаг. Он треснул себя по колену.

— Они с мальцом на пляже Раквере живут, в бунгало, — сказал таксист. — Эмигранты... откуда-то. Есть у нее свекор со свекровью, но те отдельно, в городе: он в Летной школе курсы читает. Заметные люди, их многие знают. Встретитесь еще. — И ухмыльнулся: — Чумовая баба!



Обнаружив за собой пристрастие целыми часами пялиться в пустой горизонт, Натали немедленно постаралась от него избавиться. Стеклянная стена с раздвижными дверями, обращенная к морю, большую часть суток была закрыта бамбуковыми жалюзи. У женщины, воспитывающей сына, найдутся дела поважнее, чем бесплодно себя растравлять.

Даже спустя двенадцать лет Натали не избавилась от привычки вставать рано, хотя сейчас в этом не было никакой необходимости. Она ведь не работала. Час, а то и два, прежде чем идти будить Брюса, заливать молоком хлопья, искать в комоде чистые носки без дырки. Кто-нибудь скажет, отчего дырки на носках зарождаются, когда все спят, и непременно являют себя утром, за пять минут до того, как школьному гидрокоптеру приводниться у дальнего конца дощатого мола?

Вот этот серый час между ночью и утром, между водой и небом, временем и пространством и был — ее. Сидя в гостиной, лицом к стеклянной стене, или на террасе — в зависимости от силы и направления ветра и, как тут шутят, от температуры забортной воды, — Натали наблюдала, как прилив гонит украшенные барашками волны прямо под сваи бунгало.

У Нереиды три луны, а потому график приливов непостоянен и ежедневно передается в метеоновостях. В силу специфики планеты пренебрегать этими передачами глупо. Вода подступает к дому, плещется внизу, а после отступает, обнажая до километра белого песка. Линия, от которой растут низкие, искореженные ветром ивы, проходит несколько дальше, за домом: темно-зеленая кайма вдоль пляжа. Соседей нет. Планета заселена слабо, и местные предпочитают жить в городах, где более развита инфраструктура. У Харальда и Адретт, к слову, премилый белый домик в петуньях и розах. Свекровь по сей день удивляется, чем Натали так тронул «этот сарай из гнилого штакетника».

Я и мой ребенок. Необитаемая планета была бы еще лучше.

Странное, подвешенное состояние. Как женщина, которая всю жизнь обеспечивала себя собственным трудом, Натали чувствовала себя весьма неуверенно, оказавшись на иждивении состоятельной семьи. Спору нет, родители Рубена — милейшие люди, а сумма на ее счету по меркам «фабрики» вовсе огромна... Но даже если бы муж был жив, она бы чувствовала себя висящей на нем, как на одном гвозде, а уж так... так это было, словно она рухнула с большой высоты, обнаружив внезапно, что закон тяготения отныне недействителен.

Хочу... работать? Хочу заняться чем-нибудь.

Эта последняя мысль не возникала ни разу, когда метеослужба объявляла штормовое предупреждение и школа присылала задания на дом по Сети. Как сегодня. Ветер с моря швырял тонны воды о стеклянную стену: пришлось от греха закрыть наружные ставни. Ну и внутренние, декоративные, надобно опустить — для уюта. Вечерами, когда Брюс уже седьмой сон видел и Натали оставалась одна, она их всегда опускала. Наступление черной воды в ночи до жути напоминало непроглядную космическую тьму, в которую они с сыном падали, как две искорки жизни, в пасть, разинутую во все небо.

Мама должна быть спокойной, деловитой, сильной. Мама не имеет права быть другой.

Они ждут, что она вырастит им Эстергази — умного, веселого, крутого. Лучшего из людей. Второго Рубена. То-то и Харальд является, как по часам, каждый выходной: с подарками, игрушками, билетами на стадион и пропусками в академию ВКС, в космопорт и в местную военную часть. Лучший свекор, какой только может быть. Будь он худшим, ничто не помешало бы ей захлопнуть перед ним дверь и со спокойной совестью объявить Брюса своим. Потом они скажут, что у Брюса нет выбора. Что он родился с крыльями. Интересно, что думает по этому поводу Адретт?

Эстергази отдали Империи больше, чем та была вправе просить. А она все равно издохла. У ее мальчика будет выбор.

Да, положительно, этот вид из окна бесценен, когда надо убить время. Час долой, его поглотили несчетные волны. Они довольно много часов поглотили. Даже при закрытых ставнях они бегут на внутренней стороне полуприкрытого века, на сетчатке глаз, неподвижно уставленных в стену.

Натали встряхнулась. У Брюски в последнее лето проявилась очевидная страсть к экстремальным развлечениям. Не иначе дед втихаря прививает вкус. Знает она эти маленькие шалости, вроде Лиги Святого Бэтмена, совершаемые втайне от бабушек и мам. Одно утешает: на Нереиде нет хулиганов, достойных карающего кулака Эстергази.

Зато тут есть ураганы. Лучшая в Федерации метеослужба предупредила, что сформированный теплым течением ураган Эгле движется по направлению к заселенному побережью. Населению рекомендовано до минимума сократить перемещения воздушным транспортом, по возможности оставаться дома и обозначить места своей дислокации. Брюс с вечера лазал на крышу включать инфракрасный маячок.

Спать он ушел недовольным. Проклятый ураган не позволил испытать купленную к одиннадцатилетию «взрослую» доску. Между тем — самое время. Всякий знает: настоящая волна идет, когда курортники уже упаковали чемоданы и разлетаются по своим планетам.

Личное... да все ее личное тут, сопит в верхней спальне. Никто, собственно, не заикался, что она должна похоронить себя в мавзолее под золотым на мраморе именем Эстергази, но... Руб, черти бы его взяли, слишком высоко установил планку. Возможные кандидаты или не выдерживали никакого сравнения, или умудрялись выставить себя полными дураками. Как вчерашний, вздумавший гнаться за ней на городском такси. Смешно. А коли бы догнал, у нее в бардачке станнер.

— Мам, а ты чего меня не будишь?

Все, время утренней рефлексии вышло. До чего забавны эти трикотажные штаны на веревочке, длиной до колен, а шириной с море Тиль. Стоп, почему до колен? Еще в среду были ниже минимум на два пальца. Запомнить и непременно спросить у Адретт: великолепный Руб в одиннадцать был таким же ушастым и тощим?

— Проверка биологических часов, рядовой.

— Ну ма-а-ам!

— Штормовое предупреждение, — сжалилась Натали. — Хлещет, как из брандспойта. Хотя из брандспойта так не хлещет.

Она приоткрыла жалюзи, подтверждая свои слова.

— Видишь? Программу вышлют по Сети, так что марш в ванную. Да, и уровень воды замерь.

— А что на завтрак? Каша?

— Угу, рисовая. Сладкая.

— А банан можно?

— Ну... можно, только учти — бананов мало, а доставка не работает. И на обед будет рис. С копченой рыбой.

— С рыбой — это бы еще ничего, — скривился мальчишка. — А каша вот...

— Разговорчики, рядовой.

— У-упс! — Дверь за «рядовым» захлопнулась.

— Эй, Брюс! — крикнула мать вслед. — А ты б согласился учиться экстерном? Час экономии на дороге... Ну и вообще...

Из ванной донеслось нечленораздельное блеяние. Ясное дело, вопрос застал чистку зубов в самом разгаре.

— ...и все равно права раньше четырнадцати не дадут, так куда торопиться? И друзья. Я разве инвалид — по Сети общаться?

То-то и оно, что друзья. Мозгов еще нет, а страсть выпендриться у мальчишки — как реактивный двигатель. Друзья ее только подогревают. Невольно задумаешься: а добрый ли то выбор — растить детей на планете Ураганов? Ох и времечко начинается! Матери только мантры читать.

— Ух ты, мам, а отметку-то скрыло! И холодина там, я тебе скажу...

Надобно как-нибудь посчитать, сколько Брюсов вертится вокруг одновременно. Судя по аппетиту — никак не меньше эскадрильи.

— Ну, — спросил Брюс после завтрака, — чем займемся, капитан? Планы есть?

— Иди, — распорядилась мать, — почту проверь. Ну и обработай все, что тебя касается.

— Адресованные тебе любовные письма — тоже?

Слишком ловок, чтобы воздать ему должное. Подзатыльником.

— Свистнешь мне, когда наберется дюжина, лады?

Она вздрогнула и переменилась в лице, когда «привратник» гулко и тяжко ударил в бронзовый гонг. Не потому, разумеется, что помешанный на антике Брюс тайком его перенастроил. В такую погоду на Нереиде по гостям не шастают. Взгляд на монитор. На пороге некто закрылся от камеры букетом белых роз. Натали это не ободрило, но законы этики на планетах с дурным климатом весьма строги. Поколебавшись меньше, чем ей бы хотелось, она велела «привратнику» открыть.

Букет и тот, кто прижимал его к непромокаемому плащу, с явным облегчением переступили порог. Брюс рванулся было принять цветы, потому что мать стояла окаменев, но ее повелительный взгляд буквально смел «рядового», заставив того отступить на вторую укрепленную линию. Сиречь на лестницу.

Сзади с сомнением и вроде даже с покаянием на лице маячил Харальд, но это был тот случай, когда свекор мог и подождать. Безмолвно она приняла розы, а гость освободился от плаща, под которым обнаружилась летная форма ВКС Зиглинды, снятая с производства уже лет этак десяток. Бог знает что они там носят сейчас. Ребенок на лестнице ойкнул и свесился с перил. Проще перечислить, кто из героических Эстергази не носил этой формы: и дед, и прадед, и отец на бесчисленных снимках в альбоме. И даже мать, невольно застывшая смирно, что, видит бог, довольно экзотично — в домашнем платье до полу и с этим необъятным веником в руках. Мы действительно не оставили пацану выбора.

— В-в-ваше Величество...

— Что вы, что вы! — замахал руками гость. Облако брызг встало вокруг него. — Все мы частные лица. Меня зовут Кирилл.



На ней красивое длинное платье, похожее на тунику, без рукавов, намокшее там, где его коснулись цветы. Горизонтальные полосы разной ширины переливаются из синих в зеленые, ткань струится, как вода, и ее легко представить себе подхваченной ветром. Только на Нереиде вещь подобного рода столь... природно уместна. Дожить до тридцати семи, пересечь Галактику из конца в конец и обнаружить: краше всех — зиглиндианка. В ней все женщины, встречавшие мужчин на пороге четыре тысячи лет.

У нее нынче длинные волосы — черные, как водоросли, пряди. Взгляд, которым гость окинул жилище, она истолковала неправильно.

— Мемориал в комнате Брюса.

И правда. Ни одной фотографии Рубена в интерьере, где прихотливо расставлена легкая мебель из ротанга, а на кресла брошены терракотового цвета пледы с бегущей по краю квадратной «критской волной». Ясное дело: парень нуждается в героической легенде, а его матери лишний повод к депрессии вовсе ни к чему.

— Я чай приготовлю, — придумала Натали, исчезая в кухне. — Харальд, Брюс, пожалуйста, вы знаете, что делать... К-Кнрилл, прошу вас, устраивайтесь.

Харальд мог бы и предупредить, какого гостя везет. Такого гостя! Еще одно мелкое напоминание, что все здесь принадлежит Эстергази. Включая и саму ее, и сына. Харальд — милейший человек, с его стороны это скорее промах, чем булавочный укол. К тому же свекор выглядит еще более ошеломленной жертвой. Общественная поза, которую избрали Эстергази, — обломки Империи! — насколько она отвечает каждому из них конкретно? Грубо говоря, насколько каждый из них сам по себе — Эстергази? И какой они видят ее роль во всем этом кордебалете?

Столько лет его не было, зачем теперь явился? Нужно что-нибудь? Позвольте, угадаю. Империя? Все, что осталось, включая Брюса?

Взглянуть на мальчишку поближе оказалось болезненно интересно. И похож... и не похож. Верхняя часть лица от матери: глаза карие, при отцовских серых, брови выше, но взгляд при этом более закрытый. Рубен был экстраверт. Ну или умел им казаться. И этот нос — с горбинкой. У Руба прямой. Улыбка... ну, это наследство, как говорится, будем посмотреть. Кирилл не успел выяснить у Натали, до какого момента она рассказывала сыну правду. Он даже не определился, докуда следует рассказать правду ей.

— Мемориал-то покажешь?

Да, вот она, первая улыбка Империи. Ослепило и даже обожгло.

— Ага, пойдемте.

Вот так, а Харальд пускай сидит в гостиной одинокий.

Войдя первым, Брюс смахнул в ящик стола скомканную футболку, дернул за угол покрывало, хоть и криво, но все-таки спрятал под ним мятую постель, весь остальной тарарам прикрыл тщательно отработанной невинной улыбкой. Вроде как — подумаешь!

— Ничего, — сказал Кирилл, — на «Балерине» все то же самое плюс пивные банки. Время от времени я их выбрасываю. Считай — прибрался.

Интересно, с матери станется надрать эту пару ушей?

Комнатка была маленькая, и снимков — всего два, в рамочках для сменных файлов. Рубен перед выпуском, красивый, молодой, двадцатипятилетний, и Тецима IX в боевом развороте, стремительная и изысканная, обтекаемая и светом, и мыслью. Интересные и вполне определенные мысли должно вызывать это соседство у вдовы.

— Вы вместе учились и служили? Мама говорит: отец был лучшим пилотом Галактики. Но это ведь всем детям твердят, нет? Звучит немного занудно в общем контексте.

— О! — Кирилл нашел в углу стул и уселся верхом, сложив руки на спинке и водрузив на них подбородок. Так удобнее. — Не в нашем случае. Рубен был тем, чем казался. Лучшим во всем. Как меня это доставало! Был бы он занудой, было бы проще. Сказал себе: мол, зануда он! — и жизнь заиграла красками. Любила б твоя мать зануду, ха!

— Н-иу, — Брюс посмотрел неуверенно, — посмертный брак... Вы же знаете, как об этом говорят?

Знаю. Посмертный брак. Парень погиб, а дети у него рождаются. Ничего удивительного для просвещенной Галактики, но на чопорной, скованной условностями Зиглинде это делалось с оглядкой, а поиск «матери» иной раз напоминал продажу на сторону секретных материалов. Потом они рассказывали детям, какими героями были их отцы, сгоревшие в небе, как звезды. Ничего удивительного: среда всегда гасит цинизмом романтические порывы, а мальчишка учится в школе.

Они лишили нас не только родины. Они посягают на нашу славу.

— Они летали в одной эскадрилье, — осторожно ответил Кирилл. — Их любовь была... легендой авианосца! Весь, до единого человека, «Фреки» знал, что твоя мать будет только с ним, и ни с кем больше. Что за черт, да я сам просил ее принять ключ от ячейки! Никакого преувеличения в ее словах нет. Я видел, как он воюет. Немыслимо... для человека.

Кирилл незаметно перевел дух. С Эстергази причитается. Мальчишка, впрочем, выглядел довольным, будто оказался против всего мира прав. Рубен, вспомнилось Кириллу, в таких случаях больше полагался на кулаки.

Ну и дальше что? Какими сказочками пацана кормить? Мол, жил-был хоббит, и был у хоббита грузовик, и промышлял хоббит космической контрабандой?..

— Во что рубишься? — спросил он, глядя на сиротливо мигающую заставку домашнего терминала. — И каковы успехи?

Брюс нервно оглянулся на монитор, шевельнул манипулятор, и понеслись по экрану золоченые колесницы, и огромные кони беззвучно ударяли копытами во вздрагивающий бубен земли. Высокие гребни венчали шлемы воинов, бронза мечей билась о бронзу щитов. На экране трехмерный мультик, в точности как на флотском тренажере, но в шлеме ВР, да еще с музыкой, взрывающейся в голове... Я знаю, сколько надо децибел, чтобы полностью погасить скучную реальность, ежедневно даваемую в ощущениях.

— «Гомериада»? Какая версия?

— Да уж последняя. Квест за Одиссея я еще в прошлом году одолел, а вот осада — это, простите, не для малых детей. Полночи не спал, но сделал великое дело: пожег корабли. Э-э... мать вообще-то не в курсе.

— Сроду никого не сливал, — буркнул Кирилл, притворяясь уязвленным. — Эта версия с богами или как?

— Богов можно включить. Да от них геморрой один. Они, конечно, помогают, но... врагу они помогают тоже, а пакостят... немыслимо! Да тут и без богов зарез. Я на Аяксе застрял. Камнями кидается, а у меня только меч против него. Хуже Барлога. Чего с ним делать-то?

— Не знаю. Обходить по возможности, наверное. Я за Ахилла играл. Гектор — выбор... бесперспективный.

— А вот не скажите. У Гектора больше индивидуальных схваток, он же там в каждом боевом эпизоде. Ахейских героев вон сколько, крутизна их растет, уделывать их по одному всяко веселее, чем отмахивать в толпе налево улицу, направо — переулочек. Я всегда подозревал, что система подыгрывает ахейцам. Аякс еще ничего, он прикольный. А фига ли Ахилл? Неуязвимый герой — не герой.

— Ну, неуязвимость-то должна отключаться, если богов за скобки вынести.

— ...и матери он не нравится.

Убойный аргумент.

— Матушка у нас... и «Илиаду»... того? Одолела, в смысле? Та ж нудней десятилетней осады!

Способности Брюса удерживаться от ухмылки исчерпались, видимо, начисто.

— Что вы хотите, она же пилотировала Тециму! Я, видите ли, сломался на середине Списка кораблей, а с школьной программой всяко же надо что-то делать. Матушка взялась зачесть текст и изложить его вкратце своими словами. Ну и завелась. Послушал бы Ахилл, какова пришла ему бессмертная слава, та, ради которой — все, в тот же час подался бы на Афон. Это невозможно пересказать. Это даже описывать бессмысленно. Это только воочию видеть и слышать. Я — тут, она — там...

Мальчишка непроизвольно дернул головой в сторону койки, и Кирилл отвлекся.

Будь она неладна, фантазия!

Она лежала тут на животе, с книгой, можно даже представить, что в сегодняшнем платье. Босиком, болтая ногами в воздухе. Черные волосы вдоль лица — на покрывало, на книгу. И завелась. Да я найду ей тысячу книг!.. Руб бы себе плохого не выбрал.

— ...словом, предпочтения у нее сформировались задолго до гибели Патрокла. А дальнейшее уже работало на образ.

— Ну, — сказал Кирилл, — это она на сцену свидания повелась. Андромаха, младенчик... Женщины вообще любят Гектора. Совершенный муж, одно удовольствие в глаза тыкать! Ахилл круче.

— А Гектор зато — по правде. Люди сеют хлеб и растят детей. Гектор держит над ними щит. Все остальное — политтехнологии. Мать сказала: у отца был в точности этот психотип.

— И потому ты играешь за троянца?

— И потому я играю за троянца. А кроме того, когда я завалю Ахилла — а я его завалю, я настырный! — наградой мне будет упоительное чувство, что я лично изменил ход истории, и Троя, свободная и прекрасная, незыблемо стоит и поныне. И знаете что?

— Что?

— Я-таки эту штуку прочитал.

— ...и в Троянской войне победили объединенные силы Эстергази.

— Н-ну, да. Мать, заходящая на бреющем с фланга, — это сильно.

Троя. Зиглинда. Есть подозрение, что при идиотском руководстве никакой героизм не спасет. Троя тому примером. Или Зиглинда. Кушай, экс-Император. Проблема-то не в том, что у них нет чести. Был бы у нас ум, до сих пор бы поплевывали на них с барбакана Скейских врат.

— Что, она до сих пор одна?

— У нее есть я.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.

Брюс пожал плечами и сделал взрослое лицо:

— А нам кто попало не нужен, она слишком хороша — для кого попало. Матушка у меня к тому же немного устрица. Через четыре года мне поступать в Академию, а она... она делает вид, будто это время никогда не наступит. Но тогда она действительно останется одна, и меня это, вообще говоря, тревожит.



Жалкое, должно быть, мы представляем зрелище.

По уму служить связующим звеном должен был Харальд, но свекор, привыкший, что светские обязанности с неизменным блеском исполняет его жена, предпочитал отмалчиваться. Его участие в разговоре ограничивалось разве что просьбами масло передать. Попытки Кирилла непринужденно царить среди подданных — частное лицо, ага, сказочник! — выглядели, надо признаться, довольно беспомощно, и Натали чувствовала, что по мере продолжения завтрака створки ее собственной раковины смыкаются все теснее.

Спасти положение могло бы, пожалуй, внезапное явление Адретт, но она была уже не в том возрасте, чтобы шнырять во флайере посреди урагана, и не в том состоянии духа, когда получают удовольствие от разговоров о прошлом. Эстергази — они больше Империя, чем сам экс-Император, потому что остались самими собой. Облаченные в собственное достоинство, они выглядят маленькими, одинокими и нелепыми. Особенно Адретт.

Да и сама Натали перешагнула уже критический рубеж, именуемый средним возрастом, вполне для себя уяснив, что в ее жизни не случилось и чему уже не случиться никогда. Кириллу вольно щебетать, делая вид, словно его миновало смятение духа на четвертом десятке, но сама она — иной случай. Респектабельная дама с ребенком и чувством собственного достоинства, даже будь оно трижды неладно. А что у нее вообще есть собственного, кроме достоинства?

Адретт — Адретт-Которая-Необходима-В-Любой-Щекотливой-Ситуации — совершенно неожиданно возродилась в Брюсе. Дети, усаженные с взрослыми за один стол, становятся если не невыносимы, то — совершенно незатыкаемы. Это от убеждения, что ради них-то все и собрались. Причем... в данном случае это чертовски походило на правду.

Так что оба ребенка пели дуэтом, а Натали с Харальдом переглядывались, делая выводы. Каждый — свои.

Это же кому сказать — никто не поверит. Космическая контрабанда! «Я сохранил Империю, — с комическим пафосом заявил Кирилл, — правда, в составе одного человека! Себя!» Чем себя и выдал с головой. Каждый из нас па четвертом десятке мечтает повернуть время вспять.

Где-то там, в детстве, я был счастлив.

Жалюзи на окне, выходящем на мол, Натали оставила открытыми: привычно, чтобы контролировать ситуацию. Вода струилась по окну снаружи, вдобавок стекло запотело изнутри, так что на нем можно было писать пальцем. Время от времени хозяйка поднималась, чтобы протереть его: иначе не было никакого смысла держать его открытым.

— А вам не опасно жить одной, с ребенком, в столь уединенном месте?

Задумавшись, Натали не в ту же секунду сообразила, что от нее ждут ответа.

— Людей я не боюсь. Нереида в плане преступности — заповедный галактический уголок. Взять здесь особенно нечего, если себя уважать, а буйной молодежи проще уехать и реализовывать себя в более развитых мирах, где и искушения, и соблазны. Да что я вам рассказываю!

— Угу, — согласился Кирилл с набитым ртом. — Мне уже сообщили, что даже ночных клубов тут нет.

— Не то что клубов, тут и правительства как такового нет. Одни ответственные службы.

— А погода? Вот как сегодня, к примеру?

— Наш маленький домик только выглядит неубедительно, — встрял Брюс. — Сваи у нас пласталевые и уходят в монолит, стекла — бронированные, по ним стрелять можно. Внутренняя конструкция — пористый пластик-рот. Монтируется за полчаса, а камышовая кровля и дощатая обшивка — это косметика. На Нереиде иначе не строят.

Харальд кивнул.

— Местная метеослужба очень хороша, — добавила Натали. — За двенадцать лет я не помню, чтобы она хоть раз дала неадекватный прогноз. Домик наш покрепче, чем кажется, приливы и отливы ходят в назначенное время. Опасность может представлять только торнадо или цунами. Но о движении волны нас должны предупредить заблаговременно. На площадке за домом стоит флайер, пяти минут нам для эвакуации хватит.

— А если вы не сможете взлететь?

— Тогда нас подберет коптер ЧС. Здесь это хорошо продумано: дома, как верно выразился Брюс, восстанавливаются за час, имущество застраховано. Прекрасный повод полистать каталоги и сменить обстановку. Домашних животных тут держать не принято. Ураган на Нереиде не бедствие, а часть повседневной жизни. Можно даже сказать, тут нет других развлечений.

— Вы ведь до конца были в зиглиндианском деле? — спросил Брюс. — Чем оно по правде закончилось?

— В каком смысле — по правде?

— В учебниках написано: «Объединенные силы союзников очистили сектор Зиглинды, отбросив противника к его базам, а после окончательно его разгромили». Потом пара-тройка намеков относительно «свободного волеизъявления электората Зиглинды», а дальше — снова скучная политэкономия Новой Надежды. Как оно было?

Кирилл послал Натали вопросительный взгляд, и в ответ она чуть заметно покачала головой. Для Брюса отец погиб. Бессмысленно и вредно бередить фантазию подростка: его устремлениям следует находиться в креативном русле. Учиться, искать себе место в механизме связей, пронизывающих Галактику, а не гоняться наобум в поисках артефактов минувших эпох и экзотических технологий сомнительной этической ценности. В день, когда Рубен предложил ей ключ от своей ячейки, ей стало ясно: он дал ей все, что мог. Кроме себя. В сущности, у нее не было выбора. Между будущим и прошлым выбора нет.

— В оговоренный срок Федерация прислала несколько транспортов спецназа. Знаете, из тех, кого одного запускаешь на вражеский АВ, а через сутки тебе остается только вынести трупы, залатать переборки и оформить трофейную коробку по своему ведомству. К тому времени аналитика передала разведке все возможные прыжковые векторы, и мы прижали уродов на их базах.

— А потом?

— Потом уже отрывалась ударная эскадра, а за нею — десантная. Абордажи, бои в коридорах, в отсеках, пальба, искры... Проще... да и дешевле было разнести всю их помойку в атомную пыль, но федералы дали слабину. Дескать, там детеныши и самки, конвенционное отношение к сложившим оружие, все дела. В общем, взыграл гуманизм. Впрочем, кому там было мало дела, так это перехватчикам: следить, чтобы никто не ушел.

— Что вы с ними сделали? — спросила Натали.

— Зиглиндиане, само собой, требовали полной генетической зачистки, — жестко сказал Кирилл. — С представителями союзников поладили на том, чтобы депортировать уродов на глухую кислородную планету. Там практически только камни и лес. Никаких технологий, позволяющих выйти в космос. Форма существования для них, мягко говоря, непривычная: социотехники, наши и Федерации, полагают, что несколько десятилетий побежденные будут заняты исключительно борьбой за выживание. Тем временем Федерация изучит возможность ассимилировать их в цивилизованное общество.

— То есть формально они вошли в состав Земель Обетованных?

— Получается так. Эти своего не упустят.

— А Шельмы?

— Рейнар Гросс нынче замминистра ВКС. Йоханнес Вале — помните такого? — секретарь в Министерстве тяжелой промышленности. Одно слово — Шельмы.

— А Черные Истребители? — чуть не подпрыгивая, спросил Брюс, которому про войну — подавай котелок и большую ложку, а «как мы обустраивали послевоенное пространство» — даже для рассказа не сюжет. — Они-то там были?

Кирилл разинул рот, а потом закрыл его и посмотрел на мать и деда с беспокойством.

— Ты про них откуда знаешь? Гриф «секретно» с Назгулов не снят.

Мальчишка, не сдержавшись, фыркнул:

— Есть такой фильм «Сокровища Рейна», и другой еще — «Заря над Городом Башен».

— А, этот знаю, он у меня любимый. Все время пересматриваю на «Балерине». Редкостным сукиным сыном меня там показывают. А первый, надо думать, тут, на Надежде, сняли?

— Меня вот интересует, — ровным голосом поинтересовался Харальд, — попали ли технологии изготовления Назгулов в цепкие ручонки Земель?

— Хех, ну морскому ежу понятно, что нет! — радостно развернулся Брюс. — Иначе как же осталась бы «девятка» лучшей моделью Галактики? «Одиннадцатая» у них не пошла, ее и с производства сняли.

— На это я могу ответить со всей определенностью «пет», — сказал Кирилл, делаясь серьезным и неотрывно глядя в неподвижные и темные глаза Натали. — Поскольку это от меня зависело. Ни разработчик технологии, ни его записи, ни сами опытные экземпляры в лаборатории ЗО не попали. Они их хотели, я знаю.

— Еще бы им не хотеть!

— Брюс, глянь-ка высоту воды, будь добр.

Мальчишка выказал очевидное желание быть добрым, немедленно, соскочил с кресла и высунулся на террасу. Ледяной мокрый ветер ударил в приоткрытую дверь, и мать поджала ноги.

— Полтора метра, мам!

Натали посмотрела на часы.

— А ведь отлив, — пробормотала она.

В этот момент завибрировал наручный комм Харальда. Повинуясь правилам хорошего тона, тот включил «громкую связь».

— С-сударь, — произнес на всю комнату заикающийся, встревоженный голос, — вы нужны нам немедленно. Как скоро вы сможете быть в штабе?

— Полчаса, — ответил Харальд. — Вы контролируете ситуацию?

— Д-да, — ответил голос с минутной заминкой. — Но нам хотелось бы иметь вас под рукой, как советника.

— Эвакуация?

— По всей видимости — неизбежна.

— Ясно. Вылетаю. Натали, эвакпакет у вас наготове?

— Да.

— Документы, карточки, ИД-браслеты?

— Только переодеться, — сказала Натали. — Я знаю инструкции.

— Кирилл, я попрошу вас остаться. Штаб Чрезвычайной Ситуации находится при космопорте. Сейчас, пока не дан сигнал эвакуации, лететь туда бессмысленно. Но как только он прозвучит... вы меня понимаете? Я надеюсь на вас.

Экс-самодержец с энтузиазмом повиновался. Он бы с радостью отдал все гены императора Улле за возможность вернуться в эту семью. Он, может, чувствовал себя больше Эстергази, чем все Эстергази вместе взятые. Сколько он себя помнил, всегда так было.

— Брюс, — вспомнил дед на пороге. — Э...

— Слушаюсь, сэр!

— Заряди-ка ты, дружок, «считак» под самое «не могу». Чтобы денька два-три тебе было чем заняться.

* * *

В пустыне играют только бедуины и боги. А ты не тот и не другой. «Лоуренс Аравийский».
Кипящий рыбный суп. Подсоленный и даже с овощами. Вон как ярятся буруны вокруг кустов ивы: зелени почти и не видать, одни мокрые черные лохмотья. Брюс клялся, будто видел спины ламантинов, но Кирилл ему не поверил. Сплошное серое месиво, что сверху, что снизу, да еще глаза залило водой в первую секунду. А спины у ламантинов тоже серые, и их нипочем не отличить от перекатывающихся волн. Ламантинам, он думал, сегодня тоже несладко. Несет их, ламантинов, куда ни попадя, противу желания и всякого здравого смысла.

Волны перехлестывали через мол, и, когда вся компания покидала бунгало, доски террасы были уже по щиколотку скрыты водой. Брюс волок огромную сумку и неодобрительно зыркал в ответ на попытки ее забрать. И он, и мать переоделись в спортивные костюмы: неизвестно ведь, когда им разрешат вернуться домой. Синий с белым кантом у мальчишки и теплый цвета корицы — у Натали. На ней также была мягкая толстовка цвета ванили. Очень дорого и очень красиво. Толстовка мальчишки была светло-серой. Вдобавок на запястье у Брюса болтался стандартный ИД-браслет с именем и местом проживания родителей. Такой, объяснил он с невыразимой гримасой, надевали всем маленьким детям на случай, если им приспичит потеряться.

На Нереиде смотрят не на воду, а в небо. А в небе не было ничего утешительного. Небо расслоилось. Были в нем высокие облака, сплошной серый фон, откуда лился нескончаемый дождь, и рваные черные клочки, похожие на дым, шедшие низом со стороны океана. И еще накатывала верхом клубящаяся туча, вся в просверках молний, далеких, рокочущих чуть слышно, но грозных, как война.

«Электричество, — ошеломленно подумал Кирилл, — вода».

Натали, однако, вовсе не смотрела в сторону, откуда наступала беда. Быстрым шагом обойдя по террасе бунгало и ни усомнившись ни разу, что процессия следует за ней, как реактивный выхлоп за дюзой, она выбралась на площадку, где стоял флайер, откинула дверцу и стояла возле, ожидая, пока пассажиры загрузятся в салон. Брюс утолкался первым, вместе с сумкой.

— Э-э-э.. — начал Кирилл, — вы позволите мне вас отвезти?

Вопреки его опасениям, Натали не стала спорить, а просто нырнула, наклонив голову, на заднее сиденье. Видимо, времени действительно не было, как и на оглядывания по сторонам, и на прочие выражения благоговейного ужаса.

Сам флайер в плане представлял собой плоский треугольник. Стеклянный колпак кабины заостренным гребнем выдавался вверх. Конструкция, оптимизированная, чтобы резать встречный поток. Панель стандартная. Фирмы-проектировщики очень неохотно меняют расположение управляющих элементов: массового покупателя непривычное, как правило, отпугивает.

Репульсоры, покрытые водой, отплевались и прочихались, флайер приподнялся, сразу приняв па себя свирепый удар воздуха.

— Носом, — посоветовал сзади Брюс, — круче к ветру.

— Нам же не в океан лететь! — огрызнулся Кирилл.

— В том-то и фишка. Балансировать надо направлением.

Легко сказать. На Зиглинде испокон веку не было ураганов. Бывали, правда, снежные бури на Сив, имперской тренировочной базе, но, во-первых, та Сив осталась во многих годах позади, а во-вторых, курсантов в плохую погоду летать не выпускали. Ненавижу полеты в атмосфере!

— Держитесь за пеленг, — сказала Натали. — На нем и доедете до космопорта.

В том, чтобы держаться за пеленг, не было ничего сложного, тем паче — для военного пилота. А вот удержать плоский корпус перпендикулярно вектору гравитации посредством джойстика, рвущегося из рук... придумайте, как говорится, занятие сложнее. Тем, в салопе, тоже, по всему, приходилось несладко, мужественная семья Эстергази то и дело издавала сдавленный писк и непроизвольные восклицания. Кирилл от души надеялся, что они адресованы погоде, а не его манере вождения. Флайер, судя по всему, вообразил себя воздушным змеем и норовил задраться любым концом от каждого восходящего потока.

— Есть у этой хрр... фигни какая-нибудь автоматика? — прорычал он. Болтало так, что терялся пеленг.

— Ритм ловите, — напряженно, невыразительным голосом сказал сзади Брюс. — Три счета на восходящем, три — на нисходящем. Или не три... не, это чуять надо.

Кирилл разом вспомнил все идиомы, запрещенные в детском и женском обществе.

— Кирилл, прошу вас, — таким же невыразительным голосом попросила Натали, — пустите Брюса.

— Каким, интересно, образом?

— Спинку откиньте.

Не успел Кирилл обсудить и оспорить данное предложение, как мальчишка, просунув руку между бортом и креслом пилота, дернул рычажок, и пилот, только-только задравший проклятущему флайеру нос... между прочим, от серых волн, всплеснувших под самым брюхом... опрокинулся на спину, цедя меж зубов неприличное слово.

Ну не драться же с ними! Отстегнув ремень и опираясь на локти, он оттянулся назад, а Брюс на четвереньках ловко прополз на его место, пристегнулся и явно привычно подогнал кресло под себя. На все про все — не больше пяти секунд. Натали висела на ремне, который обхватывал ее поперек талии, и вдобавок держалась за ременную петлю над головой. Ее лицо было зеленым, но спокойным.

Швырять, как вредно отметил про себя Кирилл, меньше не стало. Та же песня — вверх-вниз, сопровождаемая прыжками всех внутренностей к горлу и обратно. Однако Эстергази вроде как даже расслабились. Красная маленькая лампочка на панели слева горела ровно, то есть пеленг на эвакпункт держался.

Мало-помалу отпускало. Рывки вверх и вниз как-то синхронизировались с ритмом дыхания.

— Эта штука может в случае надобности сесть на воду?

— У нас есть надувные баллоны, — вымолвила женщина, почти не разжимая рта. Видно, боялась язык прикусить. — И мы герметичны. Но при таком волнении продержимся недолго. Разобьет.

— Вот она, — выдохнул Брюс. — Мам, смотри!

Женщина только ресницы опустила, глянув вниз и вправо, а вот Кирилл прилип к стеклу, как в детстве, обеими ладонями и носом. То, что он там увидел, в прошедшем времени описать было потом невозможно. Оно существовало секунду, один промежуток между ударами сердца. Это даже после вспоминалось как фрагмент сна, величественного и страшного одновременно.

Она переливчато-черная, в прожилках пены, — или мраморная, или живая, на выбор, что угодно, кроме воды. Впрочем, при такой скорости и массе ударная сила воды неотличима от камня. Мы движемся, она движется навстречу, и мы почти касаемся ее... чиркнем хоть кончиком плоскости, и все — мы больше не хозяева неба. Хотя какое тут небо: вокруг — сверху и снизу — вода во всех ее проявлениях. Но взгляд от нее, от изогнутой мучительной судорогой спины чудища морского, оторвать невозможно, и тяга к ней — как головокружительная тяга к падению. На берегу после нее не останется... ничего. Очень вовремя смазали пятки. При этой мысли кровь Нибелунгов в Кирилловых жилах превратилась в ртуть.

— Давай-ка на курс к эвакбазе, — сухо напомнила мать. — Хватит баловства.

Мальчишка виновато оглянулся:

— Ма-ам, ну ведь, может, не приведется никогда больше увидеть? Ну прости, мам!



Вопреки ожиданиям, в зале космопорта не было никакой неразберихи. Люди и семьи в порядке живой очереди подходили к стойке, даже пластиковым щитком не отделенной, регистрировались у строгой девушки в офицерской форме, получали от нее посадочные талоны и двигались к челнокам, выбирая один из семи коридоров-гармошек. Без паники: видно, для населения эвакуация — явление рядовое. Разве что на детей покрикивали: мол, держитесь рядом.

Ну это все касается граждан, а мне куда? Кирилл огляделся, отыскивая менеджера или на худой конец сотрудника безопасности, который объяснил бы ему, какие меры предусмотрены в отношении гостей планеты. Не один же он тут. На крайняк вон «Балерина» стоит. Ну, не в смысле «вон она», но кто мешает вернуться на свой собственный борт и предаться безделью в обществе очередной книги? О, сейчас ведь Галакт-Игры идут! Трансляция круглосуточная, знай только выбирай виды спорта.

В сущности, можно было бы и свинтить отсюда: в каше, которая заваривалась, Кирилл едва ли мог рассчитывать на добросовестный ремонт, но... А вот фига ли он оплатил все их археологические поборы, включая канальный? Кроме того, у него возник тут некий призрачный интерес, и покуда возможность — некая туманная возможность, которую он не до конца сформулировал даже в собственном воображении, — не исчерпана и не отменена... В общем, почему бы ему и не поболтаться поблизости? Брюс, к слову, замечательно контактен.

— Вы владелец ТГС14/68, который стоит в пятом ремонтном доке?

Кирилл внутренне напрягся. Таможенные службы обеих Федераций имели массу оснований поискать на нем жабры и крепко взяться за них, но не в этот раз. Перед таможней Нереиды он был гол, как новорожденный. И чист.

— А? Да, я, а-а-а... что, собственно?..

— Ваш транспорт конфискован согласно Положению о чрезвычайной ситуации.

— Постойте... погодите, вы не можете! ТГС... «Балерина» — собственность лица, не являющегося гражданином Федерации Новой Надежды, а следовательно, относительно нее — суверенная территория.

— Законы Нереиды допускают конфискацию любого личного транспорта в случае глобальной катастрофы, — спокойно ответила офицер, незаметным движением опуская налицо щиток из прозрачного пластика. Предусмотрительно. Ожидает, что сейчас на нее слюной брызгать начнут. — Нам необходимо поднять на орбиту все население планеты. До единого человека. Мы нуждаемся в любом транспорте, который хотя бы теоретически способен взлететь. Вы вправе обжаловать приказ Комитета в инстанции любого уровня, но сейчас в первую очередь имеют значение соображения безопасности... и общечеловеческой морали.

Угу. Мораль общечеловеческая, а грузовик-то мой! Ничто никогда не звучит равнодушнее, чем слова «глобальная катастрофа» в устах официального лица Нереиды. Разве только «общечеловеческая мораль». Кирилл оттолкнулся обеими ладонями, словно признавая поражение в споре, но в тот же миг вновь стремительно наклонился над стойкой. Ага, вот ты и ногу над кнопкой вызова занесла!