Наталия Ипатова
Имперский Грааль
Огромная благодарность всем, без кого не состоялся бы этот роман:
Михаилу Сенину — за все, что здесь ездит и летает, а также за дружбу и верность;
Сергею Ревашову — за начальный курс синтеза белка;
ученой даме Юлии Койс — за биосферу Авалона, ну и вообще — она знает;
Владлену Подымову — за пожар в бункере;
Анне Ходош — за все, что в ее руках;
Алексею «Алъкору» Королеву и Ирэне Бленд — за то, что сделали больше, чем ждешь от друзей;
Сущностям Az, Rodopsinumaniиз чата Папоротники — за то, что они помогли мне больше, чем думают;
Алле Гореликовой, Ирине Сербжинской, Лизе Афанасьевой, Снежане Муру, Наталье Резановой, Елене Литвиновой — за то, что мне повезло с друзьями;
Наталье Игнатовой и Павлу Лисицкому — за то, что счастье — это когда тебя понимают;
Анне Несмеевой и Алексею Иванову — за увлеченную ловлю блох;
И всем френдам моего Живого Журнала…
А также
Тикки Шельен — за Аввакума в нужный момент;
и Александру Сидоровичу — за поддержку и веру в меня.
И как обычно — Сергею Легезе.
Вы все хотели, чтобы эта книга была. Она есть. Она ваша.
Исчислю здесь и славных мужей, сущих под рукою государя Артура и известных во всех землях своею мудростью и доблестью. Первым назову Мену, сына Тейргваэдда, чародея, что умеет создавать волшебный туман, ослепляющий врагов, но не действующий на своих; и еще он умеет превращаться в птицу. Он ученик Мирддина Эмриса…
«Мабиногинон»
Приснилось мне, что я… не помню. Но — приснилось.
Часть 1
Мальчик на помочах
В день шестой Бог увидел, что не в силах сделать все сам. И тогда он создал Инженеров.
Л. М. Буджолд
— Что ты делаешь с моим телом?!
Рубен, прогнувшись в позвоночнике, посмотрел на юношу снизу. Ну, то есть, это голова его была снизу, потому что висел он на перекладине, зацепившись ногами, и до того качал пресс. Как можно начинать утро с пресса?
— Ты называешь это телом? — указующий перст уперся Брюсу в тощую трепещущую брюшину, так что тот даже попятился.
— Тело как тело, — юноша переступил босыми ногами и передвинулся в солнечное пятно на траве. — Половина этих генов твои собственные, а вторую, соблаговоли припомнить, ты сам выбрал. Между прочим, что бы у тебя было, если бы я тебе это тело не устроил?
Что, съел? Нечем крыть?
— Чтобы это выглядело приличным мужским телом, я тружусь не покладая рук! — Рубен несколько раз коротко качнулся, а потом просто разогнул ноги и приземлился, изобразив нечто вроде сальто назад. — Что с моим завтраком, рядовой?
Брюс сморщился. Отправляясь к Рубу на Дикси — костер, палатка, удочки! — он и помыслить не мог, что его станут использовать как кухарку и мальчика на побегушках. Сам виноват. Когда он решал, где и с кем проведет последние вольные каникулы, ему следовало учесть, что все Эстергази помешаны на чертовой военной службе и на чертовой дедовщине в том числе. Рубен наслаждался жарким солнцем, холодной водой, спортом и, поглядывая в сторону города, намекал, что в жизни мужчины есть и другие радости. Брюска же стряпал, мыл посуду и произносил про себя длинные обличительные монологи. А вслух он сказал только:
— Сейчас!
Рубен кивнул, не тратя слов, и отправился в ручей. У Эстергази был, само собой, припасен мешок консервов с саморазогревом, но его уговорились оставить на черный день, а тот, по мнению Первого, все никак не наступал. «В здравом уме, в отпуске, жрать консервы — нетушки!»
Приготовить омлет не так уж сложно. Брюс долил воды в упаковку с яично-молочным порошком, взболтал и сунул запекаться в походную аккумуляторную печь. В запасе у него был трюк, которым он собирался удивить Руба, буде выдастся случай: отчим научил его готовить на примусе, на открытом огне, по-дикарски. Впрочем, он не был уверен, что это тактично — упоминать отчима. Ладно, там посмотрим.
Это для него чрезвычайно важно — провести с отцом последнее детское лето.
Очень сложно и потрясающе интересно сопрягать в уме все, что знал о нем со слов матери и деда Харальда с бабушкой Адретт, с опытом личного общения. Он герой. Он — Бессмертный. Второго такого нет. У кого еще найдется отец, который выглядит как старший брат? На тридцать с куцым хвостиком.
Рубен явился от воды, с полотенцем и в шортах, как бы и вовсе не подозревая о собственной исключительности перед всей обитаемой Галактикой. Влага блестела на бронзовой коже. Как есть этот… древний, с картинки… о, Дискобол. Немудрено: последние пять лет Рубен Эстергази пилотировал спасательную амфибию на пляжах Дикси.
Люди прилетают отдыхать на Дикси со всех планет, и идиотов среди них хватает. Сплошь да рядом горе-экстремалы: или напортачат при подъеме с глубины — многих влечет прохладная зеленоватая тишина среди рифов, актиний и мелких красочных рыб, — или их снесет за борт гиком наемной яхты, или они попросту тонут в теплом, спокойном, как ванна, океане.
К счастью, подобное случается редко, а потому местный спасатель служит еще и элементом дизайна: загорелый накачанный молодой парень с кучей свободного времени. Тут вдоволь моря, лета и высокого голубого неба. Рубен пробыл военной техникой двенадцать лет, простояв практически безвылазно в промороженном секретном ангаре. Немудрено, что теперь его тянуло на солнышко. Живое тело за пять лет само себе еще не нарадовалось.
«Я чувствовал и опаляющий плоскости жар близких разрывов, и Кельвиновы холода космического вакуума, и перепад температур в пределах десятых долей градуса», — сказал он, когда объяснял сыну, каково это. Трудность состояла лишь в том, чтобы убедить себя — это для тебя не критично.
Брюс, конечно, предпочел бы, чтобы Рубен жил поближе, на Пантократоре, но Пантократор не принимает клонов. По мнению тамошних функционеров — а Брюс видел, как они отводили глаза от отца или смотрели сквозь него, когда у них не было другого выхода, и никогда не обращались к нему напрямую! — человеческий клон есть богомерзость. Пантократор признает клонирование органов в целях трансплантации и пи шагу не ступит дальше. Его повергает в шок, когда человек создан не божьим промыслом, но другим человеком. Под заказ.
У клона нет гражданских прав. Клон есть продукт высоких технологий и принадлежит тому, кто в состоянии предъявить товарный чек со штампом «оплачено». Правда, едва ли нынешний президент Зиглинды сделает это: встречным порядком ему могут задать несколько очень неудобных вопросов. Собственником клона также может объявить себя хозяин донорского материала. В данном случае сам Брюс.
Моя полная генетическая копия! Ну почти полная, за исключением того, что они там наусовершенствовали. Я мог бы выглядеть так же… при желании, но… Брюска невольно покосился на перекладину: можно, я начну завтра?
— Мать, — спросил Рубен, добавляя к омлету соли и перца, — не возражала, чтобы ты со мной отправился?
— А? Нет, вовсе нет. Она знает, что я Эстергази, и она знает все про то, что правильно для Эстергази. Ты отец, ты имеешь право, все дела… Но понимаешь, она все еще не простила. Она считает, будто вы оба выставили ее дурой. Вы бы, мол, еще монетку кинули.
Там, в их общем прошлом можно отыскать момент, когда неясно было, кого мать выберет, а перед кем извинимся. Подросшему сыну теперь донельзя неловко смотреть в глаза вновь обретенному и очень молодому отцу: мать сделала свой выбор, когда ей банально не хватило секса.
У нас в семье все решает папа. А кто у нас папа — решает мама.
— Я вас, — сказал Брюс, набивая рот омлетом, — не понимаю. Подумаешь, десять лет разницы! Видывал я и более фантастические браки. Ну ладно… слыхивал про них. Вы ж выше этой ерунды. А? Что значит: слишком молод?
— То и значит. В возрасте… любого человека есть нечто драгоценное. Двенадцать лет, что я был изъят из обращения, я не развивался. Точки отсчета не было, системы координат, а главное — людей, движущихся рядом. Только такие, как я. Душа, как шкура, полируется трением о другие души. Разные. Мне с твоей матерью сейчас душой не равняться: она намного больше. От того, что я приду и начну давить на чувство долга, никто не будет счастлив.
— А как же… ну… любовь? Всепобеждающая сила и все такое?…
— Она знает, каково это было. И я помню. Я потерял все, но получил ее, и ей тоже ничего, кроме меня, не оставили. Она была мне и родиной, и жизнью. Куда еще нам было деваться, как ни вцепиться друг в дружку всей душой? Она родила мне сына, воспитала и вырастила его. Теперь мы свободные люди — оба. Теперь другой мужчина — ее родина и ее жизнь, и мне туда нельзя.
Он, видите ли, виноват перед ней. Он был мертв.
А еще любая генетическая экспертиза признает Натали Пульман-Эстергази-Норм его матерью. Что это будет за жизнь? Кривая насмешка над всем, что между ними было?
— Вот Тецима, — Рубен сложил ладонь лодочкой. — А вот торпеда. Я не смогу нести ее, если не будет правильно выбран общий центр тяжести. Точка внутреннего равновесия обоих, — Брюс ожидал, что отец скажет «тел», но Рубен употребил другое слово, — душ. Она прожила бы и без него, и он справился бы один, но они решили так. Любой, кто между ними сунется, будет мерзавцем. Ты представляешь, сколько это стоит?
— Это — что?
— Добровольность. Я слышал, он хороший мужик.
— Да обалденный. Мать как тогда прибалдела, так и… Извини.
В самом деле, едва ли Рубену приятно через слово слышать «а вот Рассел то и се». Надо последить за собой.
— Когда я с ним летал на каникулы, мать была совершенно спокойна. Меж собой мы называем моральностью, — ухмыльнулся Брюс. — Но — тссс! Мы ведь ни над кем не хотим потешаться?
— Меньше всего, — согласно кивнул отец. — А сейчас ты почему не с ним?
— То есть как почему? Я ведь сказал — мать. Она, видишь ли, не видит ничего страшного в том, чтобы махать в джунглях мачете, ночевать в сугробе, заходить на отрицательный угол при сильном боковом ветре с ледяной крошкой… — черт, как-то это называется, забыл… когда есть кому удержать меня на вытянутой руке за шкирку! Разумный, контролируемый экстрим! — передразнил он. — Хочется хоть раз отдохнуть как мужику — с пивом и девочками! Мы с матерью подумали и решили, что лучше тебя никто меня плохому не научит.
— О как!
— Однозначно. Я, признаться, боялся, что ты заявишь: мол, она слишком старая для тебя, и мне придется бить тебе морду.
— А ты-то чего? Все думали, тебе прямая дорожка в Академию. Почему ты взял да и отказался от фамильной карьеры? Ты же любишь летать.
Брюс поерзал на аутентичном полешке, заменявшем ему сиденье. Эта часть Дикси, причесанная и зеленая, славилась лужайками, оборудованными под туристические стоянки. И не надо делать вид, будто он не ожидал этого разговора.
— Мой прадед был адмирал. Дед — военный советник, и даже военный министр. Мой отец…
— …военный труп, если называть вещи своими именами.
— …с ума сойти какой герой, едва ли ты станешь с этим спорить. Кое-какой навык пилотирования у меня есть, но в целом — мир слишком прекрасен, чтобы всю жизнь держать его в рамке прицела. А?
— Не могу возражать. И не хочу. Но если ты не поступил в Академию, тебе придется служить повинность на общих основаниях. Ты думал на эту тему?
Прежде чем ответить, Брюс покончил с омлетом и метким, как ему казалось, броском отправил коробку в кучу, где уже лежали пивные жестянки, матовые от росы. Не забыть зарыть, иначе оштрафуют.
— Думал, — сказал он. — Ну, начать с того, что Рассел не видит в срочной службе ничего невозможного. Все ж не в джунгли к диким зверям и бактериям…
— Насчет зверей и джунглей ему, конечно, виднее, — задумчиво промолвил отец. — Тут у него личный опыт. Однако даже элитные космические войска Зиглинды, насколько я помню, были той еще школой выживания. Наука, направленная на то, чтобы держать удар. На что похожа общественная повинность здесь, на Новой Надежде?
— Да она ничем не отличается от летнего скаутского лагеря, с выездом на хозработы. Срочку даже девчонки проходят. «В целях определения своего места в структуре общества». Получить специальность и более или менее разобраться, как жизнь устроена. Ничего страшнее скуки там нет. Уж мы-то не Империя, а СССП — свободное содружество самоопределившихся планет. Это вы Родину защищали, а нас куда пошлют, там и станем щитовые домики собирать.
— Меня обманывать несложно, — усмехнулся Рубен. — Я сам обманываться рад. И что, моего сына устроит проскучать… сколько там у вас положено? Полтора года?
— Есть альтернативный вариант, — Брюс вытащил из печи дошедшее там какао. — На Фриде набирают группу для специального задания. Это закрытая информация, не спрашивай, откуда я знаю. В общем, я послал резюме, и если повезет, меня зачислят. Тогда проблема решится сама собой. Эта миссия засчитывается за срочку.
— Слишком обтекаемо, чтобы родители могли расслабиться и курить бамбук.
— Нашли планету с подходящими основными параметрами, — пояснил Брюс. — Либеллин-VI, у голубой звезды в созвездии Енота. Туда пойдет группа ученых, чтобы оценить возможность терраформации, плюс небольшое число колонистов с ценными специальностями. Если планета окажется хорошей, первые поселенцы займут лучшие места. С ними, само собой, будет ограниченный контингент вооруженных сил. Так всегда делается. Вот с этим я свои надежды и связываю. Вкусно, а? Все ж не судна в хосписе выносить.
Рубен задумался.
— Одно очевидно, — сказал он наконец. — Начать жрать друг дружку от классовой разницы и со скуки тут шансов меньше, чем где бы то ни было. Когда доходит до дела, распри забываются. Ты с приятелями заявился или один?
— Один, — неохотно признался сын. — Говорю же, я получил информацию левым образом, и с меня взяли слово, что дальше она не пойдет.
— Мать знает?
— Скажу, если будет положительное решение. Извини, но у них семья: они едят за одним столом, решают, что купить, и все такие дела… Я, в общем, уже довольно большой цветочек, меня пора пересаживать в отдельный горшок.
— Матери обычно другого мнения, знаю по своей. Им нужно над кем-то крыла простирать.
— Ну так пусть простирает их над Айной. Сестре пять, ее надолго хватит.
— Цинизм, — сказал Рубен, ухмыляясь, — прибежище незрелых юношей и ничтожных старцев. К тому же он способен утешить только сам себя.
— Я видел множество людей, которых считали мудрыми только за то, что они способны были родить афоризм, — прищурился сын. — За тобой записывать, или можно «вольно»?
— Вольно, рядовой. Это во мне комэск проснулся.
— Не то чтобы я был ему не рад, но…
— Я понял. Как насчет сменить обстановку?
— Хорошая идея, — Брюс просиял. Ему хоть как вечером нужно было в город. — Бреемся? Ты мне одеколон свой дашь?
* * *
На городок заходили с дневной стороны. Он уже лежал весь в пепельной вечерней тени, искрился огнями, и радуга неоновой рекламы стояла над ним как триумфальная арка. Брюс от нечего делать наблюдал, как отец ведет флайер.
Что отличает мастера от ученика? Скупость движений. Красивая, выразительная точность каждого из них. Большую часть времени Рубен, казалось, вообще ничего не делал, лишь время от времени поднимая руку и касаясь какой-нибудь кнопки, а вообще наслаждался музыкой через «ракушку» в ухе и чуть ли не спал. Сын как-то взялся попробовать его музыку. Может, и проникся бы, если бы то была группа, скажем, «Тинке-белл», или «Кролики». Даже ностальгические шлягеры пятнадцатилетней давности он мог по-человечески понять! Но бравурная классика раскатывала в микрон его мозги и уши. Он словно в собор входил: Рассел рассказывал про старые соборы на Колыбели, откуда отчим был родом. Там немного места для тебя, а все остальное над твоей головой — поместилище для твоей же души. Нигде во Вселенной нет ничего подобного, за исключением, может быть, самого космоса.
Ученик выглядит иначе: все время в суетливом движении, проверяет, беспокоится — верно ль? Отец — Брюска подглядел — кое-что делал неправильно. «Машина может». Там, где она «могла» — хотя, если на глаз прикинуть, не должна бы! — Брюс собственным телом ощущал недовольство металлопласта и его протест.
— Я знаю его норму, — сказал отец, и Брюска больше не порывался схватиться за джойстик, хотя порой испытывал к тому сильнейшее искушение.
Моя полная генетическая копия!
До сих пор, когда Брюс думал об этом, у него захватывало дух.
Это мое лицо, но Рубен носит его так, будто не он на меня похож, но я на него! И будто так и надо!
Посадка головы, длинные голени и предплечья — почему-то у Руба они ни за что не цепляются! — разрез глаз и тон кожи, форма носа, цвет и фактура волоса были у них совершенно одинаковы, но Рубен держался так, словно на него смотрят: подтянутый, будто со стальным каркасом внутри, и с такими мускулами, что гвозди о них гнуть. Военный летчик имперской закалки. Брюс же наоборот, вел себя так, будто его никто не видит. Лежать в гамаке со считаком на пузе и болтать ногой — самое для него оно. Типичный ребенок Новой Надежды, выросший на травке. Бабушка была скандализирована, когда внук снисходительно объяснил ей, что это за трава и какие поросята на ней вырастают.
Да-да, я знаю, мне не хватает пафоса!
Танцбар «Неоновый дракон» был хорош по двум причинам: во-первых, он был большой, разноцветный и шумный. Самое многолюдное заведение подобного рода на планете: Рубену, по его собственным словам, осточертели уютные местечки семейного типа, вымирающие в одиннадцать. Во-вторых, «Дракон» был баром при космопорте. С одной стороны на бескрайнюю галечную равнину садились корабли, с другой — на берег наплескивался океан. И звездное небо сверху: простенько и со вкусом. А посреди всего этого — многоярусная дискотека. Площадки разделены меж собой «завесами тишины», в каждом закутке — бар, и ресторан на плоской крыше. Вкруг ярусов обвился стеклянный дракон, полый внутри и заполненный светящимся газом, с колкими искорками, бегущими по чешуе. Оскаленная башка с гривой и усами, усаженными шишечками — все льдисто-голубого цвета! — возносилась над рестораном. Дикси — планета-игрушка с управляемым климатом. Ураган тут бывает, только если его проплатили.
Поставив флайер на платную стоянку, мужчина и юноша глядели на этот дворец издали и снизу вверх.
— Похоже на сказочный замок.
Рубен кивнул.
— Где драконы, — сказал он, — там и принцессы. Или наоборот, но не суть важно.
— Когда встречаемся? И где?
— Здесь, — решил отец. — Утром, само собой. Мать просила приглядывать за тобой, но лично мне всегда казалось, что плохому Эстергази превосходно обучаются сами.
Брюс смущенно хмыкнул.
— Плохое тут ни при чем. У меня назначена встреча.
— Само собой. Полфлакона моего «Атаско» и свежая футболка, а дальше я и сам могу посчитать, не маленький.
— Фью. А как действуют «большие» космические волки, когда у них нет предварительной договоренности?
— Сидят. Пьют. Смотрят. Может вечность пройти, прежде чем ты найдешь по-настоящему красивые ноги. Эта ваша пресловутая свобода, насколько я успел заметить, понимается электоратом как право сожрать столько гамбургеров, сколько влезет, и еще один унести домой на после ужина.
— А-а. Сильно сказано. В мирной жизни все мы немного хоббиты. Ты, значит, предпочитаешь ноги?
— Я предпочитаю характер. Но на один вечер хватит и ног. К тому же ноги намного заметнее, если вести беглый огонь, а не прицельный. Ладно, разбегаемся. В экстренном случае связь по комму. Первый пошел.
Угу, а последний остался. Поднимаясь эскалатором наверх, в ресторан, Брюс ощущал под ложечкой некое жжение, утишить которое можно было самым примитивным образом: сбежать. Но это было бы подло, а еще — он сожалел бы всю оставшуюся жизнь.
Ресторан «Дракона» был тем еще местечком: жлобским донельзя, и платили там поминутно. По дороге наверх Брюс машинально проверил универсальную карту туриста на шнурке на шее. Когда они всем семейством отправлялись в ресторан, то выбирали заведения попроще, а один он, стыдно сказать, шел впервые. Ну не то, чтобы один, но в качестве того, кто платит. Взрослого мужчины. Девушка, которую он ждет, очень богата, но это не значит, что можно позволить себе угробить первое впечатление.
Оно, конечно, не то чтобы совсем уж первое…
Деньги у него были. Когда мать, Натали Пульман-Эстергази, вышла замуж за Рассела Норма, человека без роду и племени, и даже без постоянной крыши над головой, все достоинства которого были только личными, она, обуреваемая страстью сделать все правильно, отказалась от счета в ГалактБанке, открытого на ее имя родителями Руба. На что те ей разумно ответили: мол, других наследников, кроме Брюса, у Эстергази все равно нет. А, кроме того, инициатива родить ребенка погибшему сыну исходила от Эстергази, и будет справедливо, если содержание оного ребенка станет правом и обязанностью Эстергази. Что никоим образом не ограничивает личную жизнь самой Натали.
Правда, когда Рубен Эстергази оказался опять жив, образовался некий финансовый казус, каковой не мог быть разрешен по правилам, потому что правил таких нет. Юридическая система не предусматривает бессмертия сторон. С другой стороны, Руб был тем самым Рубом только для своих. Явившись миру открыто, герой зиглиндианского конфликта рисковал окончить вновь обретенную жизнь на лабораторном столе какой угодно из заинтересованных сторон. Все спецслужбы Галактики до сих пор рыли землю в поисках крох от проекта «Врата Валгаллы».
В общем, теперь это были деньги Брюса.
Когда Мари вошла, и метрдотель, одетый в средневековый дублет, повел ее через зал к столику, где ждал Брюс, тот испытал гамму разноречивых чувств. Он ненавидел ее отца со всей страстью, каковую мог испытывать в адрес противника, единожды им уже побежденного. В то же время юноша прекрасно понимал — и здесь ему не приходилось себя уговаривать! — что это два совершенно разных человека. Он был обязан Мари Люссак жизнью матери. Правда, на задворках сознания сидела гаденькая мысль, что посягал на эту самую жизнь (да и на его собственную) не кто иной, как папенька Люссак.
— Ну… привет.
Пока она шла, зал провожал ее взглядами. Желтое льняное платье — лимонное, сказала бы мать! — белые лаковые туфли на каблуке, сумочка и шляпа. И перчатки, как бог свят! Темные, как маслины, глаза, красивые брови, черные волосы до подбородка — облачком. Старомодный шик планеты, где женщины не носят брюк. Оркестру впору государственный гимн Зиглинды грянуть. Интересно, там все еще встают под Nabucco Верди?
Она на год старше. Ей восемнадцать лет. К слову, папочка наверняка одобрил бы эти ноги.
Мамины, видно, были хороши, но они ушли. Тьфу на тебя, ехидна!
— Я чертовски рад тебя видеть. Рассказывай, как поживаешь.
— Погоди. Начнем с того, что я тоже рада тебя видеть.
Забавно они смотрятся со стороны. Брюс в футболке и «отпускных» шортах до колен, с множеством карманов — элегантности ради эти карманы нынче пусты. Футболка и уши чистые, но и только, и в целом облик его гармонирует с окружающей средой. За свои деньги тут все такие. Так принято на Новой Надежде. Это Мари выглядит нелепо. Впрочем, если развивать принцип дальше, то за свои деньги она имеет право выглядеть как угодно. Довольный собой, Брюска ухмыльнулся. Когда-то они пережили вместе опасное приключение. Вполне достаточная причина, чтобы дружить.
— Давай сначала ты, — сказала она. — Я пока соображу, с чего начать.
— У меня все просто. В Академию я не пошел — а мать и довольна! — и теперь мне светит срочная служба. Ну, ты знаешь, мы говорили.
Они не виделись шесть лет, но это не значит, будто они не общались. Полгода тому назад Брюс обнаружил сетевой адрес Мари Люссак «для внешних контактов», и нынешнюю встречу на Дикси они заранее приурочили к его каникулам. Она теперь большая девочка и летает одна. По крайней мере, бодигард за ней на свидания не таскается. У нас ведь свидание, правда?
Прежде ее Брюскин отчим охранял.
— Заявление в группу колонизации я подал, но ответа пока нет. Спасибо за наводку, кстати.
— Всегда пожалуйста. Как твои?
— Прекрасно. Пантократор им, как оказалось, обоим подходит. Пребывают в устойчивом равновесии. Норм с семинаристами возится: преподает им боевые искусства. Нашел себя. Мама… ничего не делает. То есть по хозяйству, и потом дочка у них. Решили, что она не будет работать. И слава Силам: я опасался, что ее затащат в местные духовные структуры. Она, мол, их устраивает. Пантократор вечно в поисках талантов. Сама-то как?
— Ну… — Мари сняла перчатки и положила их на край стола. Им принесли полосатый коктейль «Закат» с веточкой пряной травы. — У меня, как ты знаешь, чудная возможность всю жизнь пальцем о палец не ударить. Искусством хорошо выглядеть на глянцевой обложке я овладела, не побоюсь этого слова, в совершенстве, но хочется чего-то еще. Понимаешь?
— Угу. Все журналиствуешь, да? Что, та история продолжается?
— Продолжается до сих пор. Все бросать из-за такого… дерьма… не хочется…
— Ну, это неправильно — бросать. Бросать — это все равно что сдаться.
— …но обложили меня по полной.
Историю эту Брюс знал и сочувствовал. А для чего еще, спрашивается, нужны друзья?
* * *
На орбитальных верфях Зиглинды что-то взорвалось.
Зарево полыхнуло над целым полушарием, сектор немедленно закрыли для полетов, стянули туда весь парк МЧС, и к ликвидации последствий катастрофы привлекли как минимум половину промышленных мощностей планеты. А на восстановление производства — судостроительный цикл, как и прочие на Зиглинде, непрерывен! — ухнули львиную долю бюджета только этого года. И как всегда в стране, которая декларирует себя свободной, катастрофа на «Ётунхейме» дала обществу повод поговорить.
Это вам не старые имперские времена, когда наши убытки были нашими проблемами. Нынче Зиглинда работает на федерацию. Она связана обязательствами — срочными договорами на поставку, и неисполнение их влечет не только штрафные санкции и пени, но и правительственный кризис, на краю какового Гилберт Люссак балансирует уже несколько лет.
Президентство любой из планет 30 до крайности тонкая штука. Формально декларируя принципы выборности местной власти, синдики федерации одобряют или не одобряют каждую кандидатуру. Для Зиглинды он, может, и Президент, гарант конституции и высшая должностная фигура, но перед Советом на Церере он не более чем назначенный чиновник. Управляющий. Губернатор провинции. И если он не способен обеспечить бесперебойность производства и прибыль, найдут того, у кого это получится лучше, и переориентируют на него выборные технологии. Нет, знаете ли, ничего проще.
Виноватого, конечно, нашли: объявили таковым дежурного диспетчера из низовых технических служб. Причем, разумеется, того, который уже не смог оправдаться. Да и как бы он оправдался, когда от всей диспетчерской остался сложно переплетенный узел оплавленной пластали диаметром километров десять?
— Ну а если я достану пропуск в закрытую зону? — Мари Люссак стояла перед столом чиф-редактора, который старался не смотреть ей в глаза.
Формальная причина катастрофы уже передана в СМИ: халатность и нарушение техники безопасности, С Б бодро рысит по сепаратистскому следу, и главреду вовсе не хочется лезть сюда впереди планеты всей. Для девчонки, что год из колледжа, работа в новостях всего лишь способ разобраться, как все на самом деле в жизни устроено, а отвечать ему. Почва под ногами была скользкой. Не будь она дочкой Самого, черта с два она бы размахивала тут руками.
— …и пропуск, и даже военный транспорт, для меня это не проблема. Но код допуска будет только у меня! Я считаю, это справедливо. Так или иначе, материал я все равно сделаю, но если вы его санкционируете, он будет в ваших новостях.
Это был мой шанс высказаться по настоящей теме, понимаешь, Брюс? Иначе можно всю жизнь делать Оптимистический Финальный Сюжет. В общем, я его додавила.
Уже через два часа Мари Люссак сидела в военном шаттле «муха», в летном комбинезоне, с гарнитурой диктофона на виске, и фиксировала персональной декой самые впечатляющие снимки, переданные с камер корпуса. Направляющие шириной с улицу, свитые взрывом в косицу, плавающий в невесомости лазерный резак величиной с автобус, желтые шаттлы МЧС с мигалками, искореженные шпангоуты авианосца на стапелях, который теперь едва ли будет сдан в срок. Через три часа — протискивалась сквозь толпу разъяренных мужчин, которые толпились в административном модуле и требовали, чтобы им сказали, что делать. Через три с четвертью — терзала главного инженера верфи, который через четыре часа пустит себе луч в висок.
Еще пять часов она провела, скрючившись над декой, сводя воедино все свои: «надо что-то делать», и даже «вот что можно сделать», а еще, разумеется — «кто виноват», и подкрепляя их цитатами из очевидцев и цифрами из Сети. Вот пять вариантов систем безопасности от различных фирм и их технологический и стоимостный анализ, вот проект ужесточения ТБ, а вот поименный список тех, кому он поперек горла…
О том, что прибыль перечисляется с Зиглинды в Центральный Банк 30 и финансовые потоки распределяются безликой комиссией «исходя из общих интересов федерации», знают, разумеется, все. Сколько заработанных Зиглиндой денег возвращается ей в качестве инвестиций, сколько из них идет на модернизацию оборудования и развитие производства — знает только приватный круг. Какой процент Систем обеспечения безопасности функционирует одними нашими молитвами — не знает никто.
И никто не знает, где взорвется в следующий раз.
Вот об этом и говорят, поминая старые времена. Мол, у Империи от производства зависело все. А у Люссаковой-де Зиглинды все зависит от того, сколько денег дашь. И от того же зависит, кому благоволит кворум на Церере.
Сколь наивна вера в священный долг гражданина усовершенствовать общество.
Я знаю, Брюс, мой отец — жестокий и безразличный человек, и у тебя нет для него доброго слова, но когда я надиктовывала тот материал, я думала, что помогаю ему управлять моей планетой. Это было важно.
И сразу же кто-то кому-то позвонил.
Причин она не доискалась. Возможно, названные ею «безответственными подонками» оказались влиятельными людьми, кто-то испугался перемен в бизнесе или же таким образом планета посылала ее отцу некий намек, но Мари Люссак смотрела на репортаж и не узнавала его. Два-три умело вставленных слова превращали фразу в напыщенную глупость, факты вопили, чтобы их опровергли, цифры… это были другие цифры! Даже поза, даже выражение лица, жесты… «Возможности цифрового монтажа, Брюс, безграничны». Зиглинда решила научить Мари Люссак молчать.
Скандал получился совсем иного рода.
Имя ее сделалось нарицательным, синонимом глупости, не способной сдержать язык. Новая свободная пресса Зиглинды открыто намекала, что коли уж президентской дочке ни жить, ни быть, а дай войти в каждый дом — на то есть прогноз погоды. Главред кривился, встречая ее в коридорах, и только рукой на нее махал, из-за спины неслись смешки. Бомонд склонял ее имя. «Ах, милочка, не принимайте близко к сердцу» — это в лицо, а вслед: «Ну надо же так вляпаться!» Анонимы писали оскорбительные письма. Никому из тех, кто подвергся подобной атаке, не удавалось отмыться добела.
Зиглинде свойственно указывать женщине ее, женщины, место.
С другой стороны, если бы ее отец был тем, кем был, и если бы она не была моим другом, удержался бы я от того, чтобы кинуть в нее камень?
* * *
— Через отца я могу обратиться в службу информационной безопасности, — сказала Мари. — Но, понимаешь, он всегда был против того, чтобы я «копалась в грязи». Он накажет тех, кто меня обидел, но сама ситуация льет воду на мельницу его мнения. У него весьма категоричное мнение, ты знаешь. Нет, я не думаю, что он стоит за этим сам! К тому же обращаться к отцу… неправильно. Это, — Брюс при виде ее дрожащего века немедленно заехал бы в морду, если бы было кому, — выльется только во взаимную ненависть меня и планеты.
— Обратись к друзьям. Есть у тебя друзья-хакеры?
— У меня нет друзей.
— Сотрудники?
— Они считают, что мне все дается слишком легко. И знаешь что?
— Что?
— Я с ума сходила, страдая от того, что злобные идиоты меня оскорбляют и травят, суча ножонками от безнаказанности. И вот в какой-то момент я предположила, что они — нормальные. Что у них своя правда. Что с их стороны оно именно так и выглядит. Кто я для них? Гламурная барышня, у которой все есть. Курорты, бриллианты, рауты, высший свет. Святое дело лягнуть. Я действительно оранжерейный цветочек. Я, ничего не зная о настоящем, имею глупость возмущаться тем, что составляет их повседневную жизнь. Бессмысленно тратить силы, чтобы упредить очередной удар из темноты. У кого есть мнение, тому истина уже не нужна. Да, это ложь. Да, я больше и лучше. Однако самой знать это мало, в моем случае это надо показать… А для того, безотносительно ко всей этой… ерунде… мне надо измениться.
— Надо, — подтвердил Брюс. — Я, честно говоря, не представляю, как во всем этом, — он кивнул, — от гамбургера откусывать. Прямо сейчас и начнем.
«Неоновый дракон» — не только ресторан, бар и ночной клуб. Полностью он зовется торгово-развлекательным центром. Дома Брюс с матерью покупали вещи при помощи электронного каталога. Мать подписана на «Быстрый комфорт»: его ежемесячно присылают на дом, сканером снимаешь с себя параметры, и уже на свою вертлявую цифровую копию примеряешь то-се, пятое-десятое, а заодно программа-консультант моделирует тебе имидж. Прическа, макияж, все дела, вплоть до манеры двигаться. Оформляешь заказ и ждешь доставку. Удобство среднего класса. Никаких посредников меж тобой и оптовой базой, а еще ты экономишь время. Товар, который ты выбрал, возможно, лежит сейчас на другой стороне Галактики. Мари привыкла дома к другому сервису: к бутикам, где ты сидишь на диванчике, попивая кофе, а перед тобой дефилируют манекенщицы. Там ты позволяешь себе роскошь пощупать ткань, разглядеть швы… Первый подземный уровень «Дракона» был как раз из таких, но от этого мы хотели уйти. Нам надобно до полуночи превратить лимузин в тыкву. Разошедшись, Брюска повлек Мари еще дальше. В самых нижних этажах, в тесных смежных комнатках на прилавках и гвоздях, вбитых в стены, громоздились и колыхались облака разноцветных синтетканей, похожие на театральный хлам. Все можно потрогать, приложить к себе и примерить за ситцевой занавеской. Все пошито здесь, на Дикси: веселое, вызывающее, на один сезон, а то и вовсе на раз. Прилетел — переоделся.
— Встречают по одежке! — объявил Брюс, словно открывая невесть какую истину. — Я буду твой крестный фей! Я еще и кучера твоего превращу в крысу!
— Сделай одолжение, — буркнула Мари, скрываясь в примерочной. — Как это у вас говорят? Силы небесные?… И кто-то это носит? Знаешь, — доверительно сказала она, не отрывая ладоней от плоского смуглого животика, — по-моему, это неприлично. Ты точно надо мною не издеваешься?
— У нас говорят «прикалываешься». Нет, нет и нет. Да ты вокруг оглянись, какие пузы народ выкатывает, и ничего! Это называется — пояс на бедрах. Верхние кости таза должны торчать, пупок и поясница наружу…
Кости у нее, надо признаться, не торчат, а поясницу покрывает абрикосовый пушок, да и сама та поясница цветом и формой наводит на мысль об абрикосах… упругих, сладких, с перетяжкой… м-да.
К юбке-лоскутку из серебристой ткани, обшитой понизу длинной стеклярусной бахромой, подобрали маечку-топик с веселой голограммой — рожицей, подмигивающие глазки которой размещались в стратегических местах. Брюс заявил, что это пикантно. Мари только воздух ртом схватила.
И то сказать, кондиционеры тут были поплоше — старенькие. Переоденешься раз пятнадцать, поневоле семь потов сойдет. Зато весело. Не сказать, чтобы крестный фей вытворял все это совершенно бескорыстно. Выбирая из кучи шмотки, передавая их Мари в голую руку, просунутую из-за занавески, оценивая результат, когда она поворачивалась перед зеркалами тем и этим боком, он получил объемлющее представление об ее фигуре.
Интересно, как нынче в правящих кругах Зиглинды относятся к дружескому сексу для взаимного удовольствия?
— Это тебе не рагу из цефейского зайца под соусом маджоре! — бесновался Брюс, обучая спутницу откусывать от горячего пончика так, чтобы масло текло по подбородку. — Вот он — самый вкус жизни! Руками, руками бери. Чувствуешь?
Мари молча усмехалась. Нет, эта маечка определенно лучшая идея всей его жизни, ну разве что после той шутки с клоном.
Хотя папа пошутил тогда еще лучше.
Что было дальше, Брюс не очень помнил. Он впервые потратил на развлечения целую ночь. В сущности, крестный фей был хороший домашний мальчик. Они танцевали на всех площадках по очереди, заполнили купоны и бросили в барабан — «Дракон» разыгрывал среди своих гостей красный спортивный флайер, хотя Брюс совершенно не представлял себе, что с ним делать, если ему в армию идти — а после, перед рассветом выбрались на галечный пляж. На Дикси изумительные восходы для тех, кто в силах бодрствовать до утра.
Перед самым рассветом поверхность воды заволакивает туманом, и волны набегают на берег под его покровом, невидимые, с чуть слышным шорохом. Небо чистое и глубокое, и звезды на нем величиной с ноготь большого пальца. А после занавес словно отдергивается, варево закипает и, начиная с пены, немыслимым образом окрашивается в сиренево-перламутровые цвета. Увидишь раз — не забудешь вовек.
Им удалось найти замечательную скамеечку в партере: в ожидании представления Мари вздремнула, положив голову Брюсу на плечо, и все это время тот изо всех сил думал о «взрослом».
Когда рассвело, стало холодно, и они побрели на стоянку, держась за руки и оскальзываясь на мокрой гальке. В прежних своих туфлях Мари нипочем бы тут не пролезла, но осмотрительный Брюс заставил ее купить босоножки-вездеходы на толстой губчатой подошве. В них по любому мелкому и острому крошеву ступаешь, как по городской стеклоплите. Стена розового света вставала слева от них, а справа мир дремал, заключенный в дымчатый хрусталь.
С руками, полными зари…
— Слушай, — осенило Брюса, — а ты не хочешь подать заявку в ту экспедицию… ну помнишь, про которую ты мне сказала? Глядишь, поехали бы вместе. Никто не скажет, что это не эксклюзивный репортаж! А то и целая книга! Тебе шьют гламур, а ты — бац! — и крутая экстремалка. Ты ведь уже совершеннолетняя, отец не может тебе запретить.
Мари пожала плечами:
— Идея не хуже любой другой. По крайней мере не скучно, отчего бы и не попробовать.
Рубен уже ждал, сидя боком на водительском сиденье.
— Ты пил? — подозрительно спросил Брюс. Он бы и сам повел, однако прошлый раз, когда он был за рулем, оставил у Мари неизгладимые впечатления, и именно сейчас юноша об этом вспомнил.
— Безалкогольное пиво — первый шаг к резиновой стюардессе, — невозмутимо ответил отец. — Славная маечка. Когда вас спрашивают, мис, на что она намекает — что вы отвечаете?
— На бронежилет, — с вызовом ответила Мари.
— Это камуфляж, — вмешался Брюс. — Защитная окраска, слыхал про такую?
— Пусть будет камуфляж, — покладисто согласился Рубен Эстергази Версия-для-барышень. — Куда вас подбросить, мис?
— Отель «Баярд», парк Руссо, парковка восьмого яруса… Только если вам по пути, потому что меня нисколько не затруднит вызвать такси.
— Тут отвратительно с такси в это время суток, — Рубен подмигнул в зеркальце. — Нам по пути, где бы этот «Баярд» ни находился.
— Давай без шуточек, — попросил Брюс. — Нет, я не слова имею в виду. Ты же можешь водить как нормальные люди. Пжалссста! — прошипел он так, чтобы только отец услышал.
— Да бога ради, — Рубен мельком сверился с монитором, предлагавшим оптимальный путь к «Баярду». — Гигиенические пакеты в бардачке, ну, ты знаешь…
Брюс залез на заднее сиденье и устроился рядом с Мари, мрачно размышляя, в какой форме будет наиболее эффективно дать по ушам собственному родителю.
Против ожидания долетели без приключений. Рубен остался в кабине, а Брюс пошел сдавать спутницу на руки швейцару и горничной. К слову, ничего себе «Баярд»! В парке Руссо, пока они шли через него, струились ручьи, притененные синими ивами, на деревьях сонно переругивались обезьяны, а на берегу озера за ветвями беззвучно стояли хохлатые цапли. Мари молчала, и Брюсу казалось, будто она спит на ходу. Весь день проспит, и самому ему добраться бы поскорее до спального мешка в палатке. Все тело затекло.
Я надеюсь, она не заикнется прямо сейчас насчет дружеского секса?
— Кто он такой?
— А?… Эээ?
— Я имею в виду мужчину во флайере. Кто он? Вы так похожи, но…
— …мы такие разные, да? — во рту у Брюса внезапно стало кисло, обезьяны взбесили его, а цапли показались ублюдочными комками перьев на нелепых длинных ногах, воткнутыми в декорации пейзажа. В нем не было ни единого достоинства, каковое Рубен не превзошел бы, даже о том не задумавшись.
«Я только не знал, что это так бросается в глаза!»
— Генетически он мне брат. Юридически — сын… «Я называю его отцом, и полагаю, что это правильно».
— Я понял насчет камуфляжа, — сказал Рубен, когда сын вернулся, уже один. — Этот парк Руссо… Я не первый день на Дикси, знаешь ли.
— Она тебе не пара, — брякнул Брюс. — Она и мне не пара, если уж на то пошло. Я тебе не скажу, кто она, пока мы в воздухе: из чистого самосохранения. И после не скажу, потому что… потому что если она захочет, сама скажет, а раскрывать ее инкогнито нечестно. О, я знаю, кто ей теоретически пара! Ваш бывший Император, Его Величество Кирилл!
* * *
Есть вещи, равно ненавидимые любым человеческим существом, и звонок среди ночи — одна из них. Он прогремел в палатке как общевойсковая тревога и сверлил Брюсу череп, пока он, Брюс, моргая в темноту, соображал, в чем, собственно, дело, и что за звук выбил его из сновиденья, и получал еще попутно подушкой от недовольного Рубена. Нашарил комм в кармашке на стенке, бездумно включил и зашипел-заплевался, не находя в смятении ни слов, ни кнопки, которой выключают изображение. Комм был модный, навороченный: с голографической картинкой того, кто на другой стороне.
— Ты не один?
— Сейчас, погоди!
Передвигаясь к выходу по-обезьяньи, на трех конечностях, а драгоценный комм зажав, как банан, в четвертой, и все равно путаясь в каких-то неуместных тряпках, юноша выбрался наружу.
Уф! Вот берег, вот ивы с длинными синими листьями, черная вода с крестом лунных дорожек на ней. Местечко вроде уединенное. Тут можно. Он морально приготовился и включил картинку комма, втайне надеясь теперь в подробностях лицезреть прекрасное призрачное видение в невесомом, спадающем с плеч неглиже, сидящее со своим коммом на гостиничной койке посреди простынь, сотканных будто из звездной пыли. — Эй, ты тут?
Однако теперь Мари выключила картинку на своей стороне, а когда появилась вновь, была уже в халате: роскошном, как из «Тысячи и одной ночи», но Брюса, сказать по правде, изрядно разочаровавшем.
— Меня не допустили до собеседования, — сказала она. — У меня даже документы не взяли! Я не гражданка Новой Надежды, это раз. И моя специальность их не интересует, а другой, полезной при колонизации, у меня нет. У тебя есть идеи?
Хороший вопрос для трех часов ночи. Это, конечно, большая честь, когда красивая девушка нуждается в тебе и доверяет настолько, чтобы позвонить в это время, но, похоже, что красивая девушка — разумеется, не нарочно! — делает все, чтобы ты ударил мордой в грязь. Какие могут быть идеи, когда в твоей ночи из голубого света свилась полуодетая фея? Одна только — остановись, мгновенье, я весь — взбесившийся гормон!
— Тогда идея есть у меня. Давай поженимся.
— ??
— Не бойся за свою драгоценную честь, я предлагаю договорной союз. Совершенно фиктивный. Ваши чертовы демократы не могут меня не пустить, если я лечу с мужем.
— А я… могу вообще? В смысле — уже?…
— Можешь. Возраст, когда наступает обязательная повинность, совпадает с возрастом, когда ваши законы допускают вступление в брак, я узнавала. Ты не хочешь? У тебя уже есть девушка? Может быть, объяснишь ей, и она поймет?…
— Да нету никакой девушки! — шепотом возопил Брюс. — Откуда на Пантократоре девуш… тьфу, я не то хотел сказать. И вовсе я не «не хочу». Пожалуйста, если тебе это поможет. А когда?
— Как можно скорее, чтобы успеть к окончательному рассмотрению личных дел. Как насчет завтра, чтобы потом сразу закинуть им документы? Выберешься?
Брюс нервно сглотнул и кивнул, словно в омут бросился. Ночь была свежа, но его пот прошиб. И уже вернувшись в палатку, он сообразил, что мать его убьет!
* * *
Сутками позднее в доме куратора СБ по вопросам новых территорий на Фриде раздался аналогичный ночной звонок. Не сказать, чтобы это была такая уж редкость при его роде занятий, однако между сотрудниками существует джентльменское соглашение: тревожить друг друга по ночам только по вопросам крайней необходимости. Матрица соотношения «день/ночь» на любой из планет Содружества прилагается к каждой электронной адресной книге — незнанием отговариваться не принято.
К тому же звонил служебный комм. Он, чтобы не будить жену куратора, снабжен был горошинкой-наушником. За много лет Лантен привык с ним спать. Точно такая же горошина, только от домашнего комма, ночевала в ухе его жены. Он предлагал выключать комм на ночь, но Хамона почему-то была уверена, что бывают звонки — даже среди ночи! — которые нужны ей больше, чем звонящему. Происходило то от хорошего воспитания или от паранойи — он не имел желания выяснять. Загадок ему хватало на работе, делам семейным он предоставлял идти своим чередом.
Звонок оказался с Дикси. И не обычный курьерский пакет, пересланный гиперроуминговой диппочтой, а онлайновая связь. Шеф подведомственного отдела на Дикси ждал ответа на мониторе в гостиной, куда Лантен переместился подальше от супружеской спальни. Значит, будет разговор.
Что могло стрястись на игрушечной Дикси?! Прямая связь по лучу между звездными системами — отдельная статья расходов в смете отдела, каковую смету всегда приходится утверждать, согласовывать, выбивать и писать многочисленные объяснительные по каждому факту перерасхода. Конрада он помнил не только как шефа регионального управления, время от времени возникающего на селекторных совещаниях, но и по Академии, где Лантен читал лекции. Медлительный молчун, себе на уме, производящий впечатление тугодума, на первый взгляд совершенно не подходящий для искрящейся мишурной Дикси, планеты-лунапарка, куда приезжают туристы со всех уголков обитаемой Вселенной.
А вы ожидали, что даже шеф СБ ходит там в гавайке?
— Прошу прощения, господин Лантен. У меня срочная информация по нашей линии. Честно говоря, я не знаю, что с ней делать. Я бы хотел подождать до утра, но боюсь, если что-то предпринимать, то придется делать это быстро. Кадровый офис передал нам резюме одной особы, пожелавшей принять участие в экспедиции на Либеллин-VI. Я отправил его вам — взгляните. Что вы думаете по этому поводу?
Даже через гиперлуч идет некоторое время, а более всего его уходит на упаковку и распаковку сигнала, так что в разговоре между двумя системами неизбежны паузы: сейчас они занимали более минуты. Пользуясь временем, пока на Дикси летело его лаконичное «сейчас», Лантен открыл почту, чтобы иметь перед глазами предмет разговора.
— Вы хотите сказать, эта юная леди — дочь Президента одной из планет Земель Обетованных?
Не стоило посылать за мегапарсек эту риторическую фразу. Все написано в деле.
— Упомянутая особа, — сказал, поджимая губы, диксианин, — пыталась подать документы накануне, от себя лично. Обратите внимание, накануне она была еще не замужем. Желание ее попасть в экспедицию весьма велико. Разумно ли нам не обратить на него внимание?
Да, на Дикси это быстро делается: зайти в кабинку и зарегистрировать в автомате акт гражданского состояния. Так называемая «глупость», совершить которую многие прилетают именно туда.
— Вы поступили совершенно правильно, Конрад. Мы не можем упускать из виду такого аппликанта. Но, по чести говоря, что вы сами думаете об этой девочке?
— Моя должность предписывает мне проявить паранойю, господин Лантен. Люссак, ее отец, управляет одной из планет федерации вероятного противника. Да-да, я знаю, войны нет, перемещения гражданских лиц между планетами федераций свободные, но можем ли мы быть уверены, что Мари Люссак — гражданское лицо? Род занятий — журналистика. Прекрасное официальное прикрытие, чтобы всюду сунуть свой нос. Зачем нам журналистка — чужая журналистка! — на дикой, неосвоенной, только что открытой планете? Зачем ей именно эта планета? Торопливость, с какой она заключила брак с юношей, по делу которого принято положительное решение, — может ли она нас успокоить?
— Ей восемнадцать лет, — задумчиво сказал Лантен. — Много вы знаете оперативных сотрудников в этом возрасте?
— Все знают об играх с геномом на научных базах Земель Обетованных.
— Мари Люссак — биоконструкт?! Бросьте! В социуме 30 они существа второго сорта, лишь чуть лучше цифровых моделей для рекламы и шоу-бизнеса. У нее наверняка есть способ доказать свою личность.
— Если биоконструкт создается с целью невозможности установить его искусственное происхождение, установить таковое происхождение невозможно.
— Слишком много выводов из слишком малых данных, Конрад. Аналитически неверно.
— Но вы же не отрицаете, что Земли имеют на наших территориях свой интерес? Что с ней делать? Выдворить ее, как ее самое, мы не можем из-за ее уважаемого папочки. Как жене колониста мы не можем ей отказать в рамках декларируемых принципов неделимости семьи. Самое простое — взять и отказать обоим. Если бы вы предложили мне решать проблему на мой страх и риск, я бы так и поступил. Тем паче, юноша и сам с Пантократора, а Пантократор… — на этом месте он умолк сам, сделав драматическую паузу, потому что специфика гиперроуминга не позволяет вам перебить собеседника.
— Не спешите, — Лантен развернул перед собой досье Брюса Эстергази. — Внук военного советника с Нереиды. Очень красивая кандидатура, мне было бы жаль ее потерять.
— Пацан семнадцати лет, думаю, ей ничего не стоило взять его в оборот. Она весьма привлекательная девица. Мальчишка и мяукнуть не успел, как оказался мужем.
— Эстергази в плане нашей проблемы намного более интересны, чем Люссаки, Конрад. Это же те самые зиглиндианские Эстергази, аристократы старой Империи, покинувшие родину после того, как там сменилась власть. Из всех озабоченных юнцов Галактики ваша Капулетти именно Монтекки выбрала в мужья? Давайте вместе подумаем, какие выгоды мы можем из этого извлечь.
А думать лучше не в онлайне. Впрочем, неизбежные паузы между репликами лучше всего подходят для размышлений. Говорить приучаешься быстро и по существу: за расплывчатость мысли ты вполне можешь поплатиться сметой отдела на будущий год.
— После катастрофы на Нереиде мальчик Эстергази с матерью обосновались на Пантократоре, оставив себе гражданство Содружества. Хмм… они наши люди. Пантократор формально входит в состав Земель, однако его особый статус придает специфический оттенок его международным отношениям. Пантократору никто не враг. Принцип, по которому они пускают к себе, никому не понятен, однако с ним принято считаться. Они, как говорят, опираются не на социальный портрет аппликанта, а на психологический. Так что, скажем, если малец Эстергази — и кто угодно другой, приписанный к этому монастырю! — выразил желание проходить обязательную повинность у нас, мы пойдем ему навстречу.
— Не может быть, чтобы у благостного Пантократора не было мирских интересов.
— Это само собой. Но в любом мероприятии, хоть чуть-чуть напряженном в отношении психологии групп, я предпочитаю иметь в коллективе человека, воспитанного в этическом поле Пантократора. У нас и еще оттуда есть люди. О, кстати, ваши Ромео с Джульеттой не впервые встретились очно. Они знакомы с детских лет.
— Но как же…
— Взгляните с другой стороны. Не наши секреты в руках Мари Люссак, но Мари Люссак в наших руках. Поймите меня правильно, Конрад: я не призываю диктовать условия папе, приставив пушку к виску дочки. Нам не нужен скандал: я полагаю, все, что способствует равновесию сторон, должно быть сделано, а что лучше уравновешивает стороны, нежели брак? Давайте пропустим ее, сделав учтивую мину. При том препоручим ее нашим сотрудникам в составе группы.
— Но… под мою ответственность?