Брайан Герберт, Кевин Андерсон

ПЕСЧАНЫЕ ЧЕРВИ ДЮНЫ

Мы не можем переоценить ту признательность, какую мы испытываем по отношению к гению, создавшему эту неподражаемую серию романов. Эта книга, как и все предыдущие, посвящена памяти Фрэнка Герберта, человека, полного чудесных и важных идей, человека, бывшего нашим наставником, пока мы продолжали писать новые истории о событиях в его фантастической вселенной Дюны. «Песчаные черви Дюны» – это грандиозный хронологический финал, которым он сам хотел закончить свой цикл, и мы рады наконец представить этот финал на суд миллионов поклонников гения Фрэнка Герберта.
Пролог


Вскоре после того, как Досточтимые Матроны вихрем ворвались в Старую Империю, сестры Бене Гессерит возненавидели их и устрашились. Захватчицы, пользуясь своими страшными облитераторами, уничтожили несколько планет Бене Гессерит и Тлейлаксу, мало того, они уничтожили Ришез с его мощной промышленностью и даже сам Ракис.
Но для того, чтобы устоять в борьбе с еще более могущественным Врагом, Досточтимым Матронам отчаянно были нужны знания, каковыми обладали только сестры Бене Гессерит. Чтобы добыть это знание, они со змеиной беспощадностью и коварством атаковали Общину Сестер.
После битвы при Джанкшн обе группы были насильственно объединены в Новую Общину Сестер, но фракции продолжали оспаривать друг у друга право на господство и власть. Какая потеря времени, талантов и крови! Реальная угроза исходила извне, но мы продолжали сражаться с ложными врагами.
Командующая Мать Мурбелла. Обращение к Новой Общине Сестер



Два человека плывут в лодке по неизведанному морю. Один говорит: «Смотри! Я вижу остров. Нам следует высадиться на берег и построить дом. Только так мы сможем спастись». Другой отвечает: «Нет, мы должны плыть дальше, и тогда, быть может, мы обнаружим морские пути. Это наш самый верный шанс спастись». Эти двое не смогли прийти к согласию, подрались, лодка перевернулась, и оба пассажира утонули.
Такова природа человечества. Даже если во всей вселенной останутся два человека, они найдут способ образовать две непримиримые фракции.
Учебник для послушниц Бене Гессерит



Воссоздавая определенных гхола, мы заново плетем ткань истории. Снова среди нас ходит Пауль Муад\'Диб со своей возлюбленной Чани, его мать леди Джессика и его сын Лето II, бог-император Дюны. Присутствие доктора Юйэ, чье предательство позволило поставить на колени великий Дом, одновременно, тревожит и успокаивает. С нами воин-ментат Суфир Хават, фрименский наиб Стилгар и великий планетолог Лиет-Кинес. Какие возможности перед нами открываются!
Эти гении составляют великую армию. Нам понадобятся их блистательные таланты, так как мы стоим перед лицом врага, могущество которого мы не можем себе даже вообразить.
Дункан Айдахо. Больше, чем ментат



Я ждал, планировал и накапливал силы в течение пятнадцати тысяч лет. Я готов. Час пробил.
Омниус


Двадцать один год спустя после бегства с Капитула

1

Сколь много невозрожденных людей среди тех, кого я когда-то знала. Я очень скучаю по ним, несмотря на то, что совершенно их не помню. Но аксолотлевые чаны скоро поправят дело. Леди Джессика, гхола
На борту блуждающего корабля-невидимки «Итаки» леди Джессика стала свидетельницей рождения своей дочери, но лишь в роли стороннего наблюдателя. Леди Джессике было всего четырнадцать лет, вместе с другими она стояла в медицинском центре, а в боксе два врача Сук – сестры Бене Гессерит – готовились извлечь ребенка из аксолотлевого чана.

– Алия, – пробормотала одна из женщин-врачей.

Это не была истинная дочь Джессики, это был всего лишь гхола, выращенный из сохраненных клеток Алии. Ни один из молодых гхола на корабле-невидимке не был пока «самим собой». Память их не была восстановлена, и ни один из них не помнил своего прошлого.

Джессика чувствовала, что где-то в дальних закоулках сознания живут воспоминания, стремящиеся вырваться на поверхность, но, несмотря на то, что эти недоступные воспоминания тревожили ее, как больной зуб, Джессика не могла воистину вспомнить момент рождения Алии. В архивах Джессика читала и перечитывала легенды, сочиненные биографами Муад\'Диба, но сама она не помнила ровным счетом ничего.

Все, чем она располагала, были иллюстрации в документах. Высушенный знойным солнцем, пыльный сиетч на Арракисе, окруженный фрименами. Джессика и се сын Пауль спасаются с помощью племени пустыни. Герцог Лето погиб, убитый Харконненами. Беременная Джессика выпила Воду Жизни, безвозвратно изменив дитя в своем чреве. С самого рождения первая Алия не был похожа на обычных детей, она приобрела древнюю мудрость и исполнилась безумия, получив доступ к Другой Памяти, но не пройдя испытания пряностью. Это была Мерзость!

Это была другая Алия. Другое время и другое рождение.

Сейчас рядом с Джессикой стоял гхола, ее «сын» Пауль вместе со своей фрименской возлюбленной Чани и девятилетним гхола мальчика, бывшего их сыном, Лето Вторым. В прошлом круговороте жизни это была семья Джессики.

Орден Бене Генссерит оживил эти исторические фигуры для того, чтобы они помогли в борьбе со страшным Внешним Врагом, устроившим охоту за кораблем. Теперь на борту были Суфир Хават, планетолог Лиет-Кинес, фрименский вождь Стилгар и даже печально известный доктор Юйэ. Теперь, после десятилетнего перерыва, к группе присоединилась Алия. Скоро к ним должны добавиться следующие: Гурни Халлек, Серена Батлер, Ксавьер Харконнен.

Дункан Айдахо окинул Джессику насмешливым взглядом. Вечный Дункан, он помнил все свои предыдущие жизни. Интересно, что он думает об этом ребенке-гхола, об этом пузырьке прошлого, всплывшем в настоящем. Давным-давно первый гхола Дункана Айдахо был супругом Алии…



Дункан прекрасно сохранился, несмотря на свой более чем почтенный возраст. Зрелый мужчина с темными жесткими волосами. Он выглядел точно так же, как на многочисленных архивных иллюстрациях времен Муад\'Диба и правления бога-императора (а он правил три с половиной тысячи лет) и последующего времени – еще полутора тысяч лет.

Тяжело дыша и, как всегда, опаздывая, появился раввин в сопровождении двенадцатилетнего Веллингтона Юйэ. На лбу юного Веллингтона не было бриллиантовой татуировки знаменитой школы врачей Сук. Кажется, бородатый раввин воображал, что сможет уберечь неуклюжего подростка, не дать ему повторить его страшные преступления, совершенные в прошлой жизни.

Раввин был явно рассержен, гнев возникал у него всякий раз, когда он оказывался рядом с аксолотлевыми чанами. Так как врачи Бене Гессерит не обратили на него внимания, он сорвал злость на Шиане.

– После десяти лет благоразумия вы снова принялись за свое! Когда вы наконец прекратите испытывать Божье терпение?

После зловещего видения Шиана объявила мораторий на дальнейшее выполнение проекта гхола, бывшего ее страстью с самого начала осуществления. Но после неприятностей, пережитых на планете укротителей, после того, как Враг едва не поймал корабль-невидимку в свои сети, Шиана пересмотрела свое решение. Исторический и стратегический опыт, которым обладали гхола был неизмерим и мог стать самым мощным оружием корабля-невидимки. Шиана решила пойти на риск.

«Возможно, в один прекрасный день нас спасет Алия, – подумала Джессика. – Или один из других гхола…»

Бросая вызов судьбе, Шиана в эксперименте с этим, еще не рожденным гхола, сделала все, чтобы получилась та самая Алия. Установив тот срок беременности, в который исходная Джессика приняла Воду Жизни, она приказала врачам Бене Гессерит залить аксолотлевый чан крепким, почти смертельным раствором меланжи, чтобы насытить ею плод и воссоздать прежнюю Алию, воспроизвести Мерзость.

Джессика была в ужасе, когда узнала об этом – узнала слишком поздно, когда уже ничего нельзя было сделать. Как повлияет пряность на невинное дитя? Передозировка меланжи – это не то же самое, что Испытание Пряностью.

Одна из врачей ордена велела раввину выйти из родильного бокса. Скорчив недовольную гримасу, старик поднял дрожащую руку, словно благословляя белую плоть аксолотлевого чана.

– Вы, ведьмы, думаете, что эти чаны перестали быть женщинами, перестали быть людьми, но это Ребекка, возлюбленная дочь моей паствы.

– Ребекка выполнила жизненно необходимую задачу, – сказала Шиана. – Все добровольцы прекрасно знали, что делали. Она приняла на себя груз ответственности, почему ты не можешь сделать то же самое?

Раввин в отчаянии обратился к мальчику, стоявшему рядом с ним.

– Скажи им, Юйэ. Может быть, они послушают тебя.

Джессике подумалось, что мрачный юный гхола, скорее, заинтригован, нежели возмущен видом чанов.

– Я был врачом Сук и принял за свою жизнь великое множество родов. Но ни разу не принимал их таким способом. По меньшей мере я так не думаю. Иногда я теряюсь, так как моя исходная память мне пока недоступна.

– И Ребекка – человек, а не просто некая биологическая машина, производящая меланжу и этих ублюдочных гхола. Вы и сами это превосходно видите. – Голос раввина обличительно гремел под потолком медицинского центра.

Юйэ пожал плечами.

– Я не могу быть достаточно объективным, так как и сам родился точно таким же способом. Если бы моя память была восстановлена, то, может быть, я и согласился бы с тобой.

– Для того чтобы думать, не нужна исходная память! Ты же можешь сам думать.

– Ребенок готов, – сказала одна из врачей, перебив раввина. – Его пора извлекать. – Она нетерпеливо обратилась к старику: – Позволь нам заняться нашим делом, иначе можно будет навредить и чану.

Издав негодующий возглас, раввин принялся протискиваться к выходу из родильного бокса. Юйэ остался, продолжая наблюдать.

Одна из врачей пережала пуповину. Другая доктор перерезала пурпурно-красный шнурок, вытерла и подняла над головой маленькую Алию. Ребенок издал громкий пронзительный крик, словно Алии уже давно не терпелось родиться на свет. Джессика вздохнула с облегчением, услышав этот совершенно нормальный крик, ибо исходная Алия, как было записано в архивных документах, с самого рождения смотрела на мир глазами взрослого человека. Крик этого ребенка был, наоборот, во всех отношениях нормальным. Но Алия быстро замолкла.

Одна из акушерок занималась опавшим аксолотлевым чанов, а вторая пеленала ребенка и завертывала его в одеяло. Повинуясь инстинктивному безотчетному чувству, Джессика едва не протянула руку, чтобы прикоснуться к ребенку, но сдержалась усилием воли. Неужели Алия сейчас заговорит, высказывая изречения персонажей Другой Памяти? Но нет, ребенок обвел комнату, ни на чем не фиксируя взгляд, как и положено здоровому новорожденному.

Об Алии будут заботиться другие, таков обычай ордена Бене Гессерит. Дети воспитываются в коллективе. Первая Джессика тоже родилась и воспитывалась под присмотром селекционных наставниц и никогда не знала своей биологической матери. Настоящих матерей не было и ни у одного из гхола, родившихся на борту корабля-невидимки. Новую дочку будут воспитывать сообща в импровизированном обществе в окружении, скорее, научного любопытства, нежели настоящей любви.

– Какая у нас здесь странная семейка, – прошептала Джессика.

2

Люди не способны к абсолютной точности. Несмотря на все знания и опыт, извлеченные нами из знакомства с бесчисленными «послами» лицеделов, мы до сих пор беспомощны перед этой удручающей запутанной картиной. Тем не менее даже неточные свидетельства человеческой истории позволяют проникнуть в заблуждения человечества. Эразм. Записки и анализ, запасник № 242
Несмотря на многолетние усилия, мыслящим машинам так и не удалось до сих пор захватить корабль-невидимку и его драгоценный груз. Но это не остановило всемирный компьютерный разум. Он отправил свой огромный флот уничтожать все остальное человечество.

Дункану Айдахо по-прежнему удавалось ускользать от тахионной сети, которую Омниус и Эразм время от времени выбрасывали в мировое пространство, стараясь запутать в ней желанную добычу. Маскирующее устройство корабля-невидимки было таково, что обычно он был абсолютно неуловим, но иногда его было видно, как неясную тень сквозь густой кустарник. Поначалу охота вызовом, добавляющим жизни разнообразия, но всемирный разум постепенно начал терять терпение и выходить из себя.

– Ты опять потерял корабль, – гремел Омниус со стен центрального похожего на храм здания в технологической столице Синхронизированного Мира.

– Неточность высказывания. Чтобы потерять, я должен сначала его найти. – Эразм постарался придать голосу беззаботность, а лицу беспечное выражение, играя кожей из текучего металла. Независимый робот сбросил личину добродушной старухи, приняв более привычный облик серебристо-стального робота.

Как согнувшиеся древесные стволы, металлические столбы склонились над Эразмом, образовав купол внутри центрального зала машинного храма. На гладкой обшивке колонн плясали фотоны, заливая ярким светом помещение новой лаборатории. Здесь был даже установлен странный фонтан, в чаше которого пузырилась яркая раскаленная лава – бесполезная декорация, но независимый робот частенько давал себе волю и, расслабившись, потакал чувству прекрасного.

– Прояви терпение. Вспомни математическую проекцию. Все давно и надежно предопределено.

– Твои математические проекции могут оказаться обычным мифом, как и любое пророчество. Откуда я могу знать, что они верны?

– Потому что я сказал тебе, что они верны.

После отправки машинного флота давно предсказанный Крализец наконец начался. Крализец… Армагеддон… Битва в конце вселенной… Рагнарок… Азрафел… Конец Времен… Облако Тьмы. Настало время фундаментальных перемен, вся вселенная теперь перевернется, изменив ось своего космического вращения. Человеческие легенды предсказывали это катастрофическое событие еще на заре цивилизации. В самом деле, человечество уже прошло через целый ряд таких катаклизмов: Батлерианский Джихад, джихад Пауля Муад\'Диба, правление Тирана Лето II. Манипулируя компьютерными проекциями и создав тем самым ожидания в электронном мозге Омниуса, Эразм смог запустить события, каковые должны будут стать началом следующего фундаментального переворота. Пророчество и Реальность – порядок вещей не имел в данном случае никакого значения.

Как стрела, все невероятно сложные вычисления Эразма, обработавшего триллионы данных с помощью невероятно хитроумных математических методик, указывали на одну конечную точку: последний Квисац-Хадерах – кто бы он ни был – определит течение и исход Крализеца. Проекции также указывали на то, что Квисац-Хадерах находится на борту корабля-невидимки, поэтому Омниус естественно желал, чтобы эта сила участвовала в решающей схватке на его стороне. Следовательно, мыслящим машинам надо было во что бы то ни стало захватить корабль. Тот, кто овладеет Квисац-Хадерахом, победит.

Эразм не очень отчетливо представлял себе, что сможет сделать сверхчеловек, когда будет найден и пойман. Хотя независимый робот очень долго и прилежно учился у людей, он все же так и остался роботом, мыслящей машиной, а Квисац-Хадерах ею не был. Новые лицеделы, которые уже давно инфильтрировали человечество, как злокачественная опухоль, обеспечивали, правда, синхронизированный мир очень ценной информацией, так как лицеделы занимали промежуточное положение между людьми и роботами, будучи гибридными биологическими машинами. Эразм и Омниус усвоили от лицеделов так много конкретных человеческих жизней, что иногда забывали, кто они на самом деле. Прежние мастера Тлейлаксу едва ли могли предвидеть значение того, что они сотворили.

Независимый робот отлично понимал, что должен во что бы то ни стало держать в узде Омниуса.

– У нас есть еще время. Тебе надо еще завоевать галактику, прежде чем нам понадобится Квисац-Хадерах, находящийся ныне на борту корабля.

– Я рад, что не стал ждать, пока твои усилия увенчаются успехом.

В течение столетий Омниус строил и создавал свою непобедимую армию. Оснащенные традиционными, но весьма эффективными двигателями, миллионы кораблей Омниуса неслись по просторам космоса, по очереди покоряя одну звездную систему за другой. Всемирный разум мог бы воспользоваться и суррогатной математической навигационной системой, которую лицеделы «подарили» Космической Гильдии, но один из элементов технологии Хольцмана оставался весьма расплывчатым для мозга всемирного разума. Требовалось что-то неуловимое, что-то чисто человеческое, для того, чтобы перемещаться в свернутом пространстве, непонятный «порыв веры». Всемирный разум никогда не признался бы в том, что эта причудливая технология заставляет его… – да-да! – нервничать.

После стремительной череды мелких стычек вал боевых кораблей всемирного разума быстро уничтожил пограничные форпосты, основанные людьми. Летевшие в авангарде мелкие «шмели» обнаруживали населенные планеты и заражали людей микробами, специально для этого выведенными Эразмом; к тому моменту, когда к такой планете приближался военный флот машин, боевые действия были уже, как правило, не нужны, так как население вымирало само. Но и исход отдельных сражений, даже столкновений с изолированными группами Досточтимых Матрон, был фактически предрешен.

Для того чтобы чем-нибудь себя занять, независимый робот анализировал поступавшие в его мозг потоки данных. Этот процесс всегда доставлял ему большое удовольствие. Перед глазами жужжал наблюдательный «глаз» Омниуса, и Эразм отмахнулся от него, как от надоедливой мухи.

– Омниус, если ты разрешишь мне сосредоточиться, то я, может быть, отыщу способ ускорить уничтожение человечества.

– Откуда мне знать, не ошибешься ли ты и на этот раз?

– Но ты же уверен в моих способностях.

Наблюдательная камера отлетела прочь.

По мере того как машинный флот сокрушал одну человеческую цивилизацию за другой, Эразм порождал все новые и новые инструкции для сил вторжения. Пока люди корчились в мучениях, захлебывались в собственной рвоте и истекали кровью, машины грабили базы данных, собрания записей, архивы и библиотеки. Это было совсем не то, что можно было почерпнуть из разрозненных жизней людей, личину которых надевали на себя лицеделы.

Воспринимая поток свежих данных, Эразм снова позволил себе роскошь вообразить себя ученым, каким он был так много лет. Смыслом его существования, его бытия всегда было постижение научной истины. Сейчас поток данных был обильнее, чем когда-либо. Эразм был просто счастлив обладать таким невероятным объемом свежей информации, его изголодавшийся разум набросился на эту грубую и необработанную, но такую здоровую пищу, как стая отощавших волков на кровоточащее мясо.

После того как люди, как им казалось, окончательно уничтожили мыслящих машин, этот плодовитый биологический вид невероятно размножился, люди создавали цивилизации и разрушали их. Эразм был страшно заинтригован тем, как после битвы за Коррин семейство Батлер основало империю и под именем Коррино правило ею на протяжении десяти тысяч лет, если не считать нескольких коротких междуцарствий. И все это только для того, чтобы потом династия была свергнута неким фанатичным вождем по имени Муад\'Диб.

Пауль Атрейдес. Это был первый Квисац-Хадерах.

Но более фундаментальные преобразования были, однако, совершены его сыном, Лето II, названного богом-императором или Тираном. Это был еще один Квисац-Хадерах – уникальный гибрид человека и песчаного червя, правивший три с половиной тысячи лет. После его убийства единая человеческая цивилизация рассыпалась. Разлетевшиеся в самые дальние уголки вселенной во время Рассеяния, люди закалялись в нужде и суровых лишениях, до тех пор пока худшая часть человечества – Досточтимые Матроны – не вторглись в расцветавшую машинную империю…

Появилась другая наблюдательная камера и принялась просматривать данные, которые в это время прочитывал Эразм. От всех стен раздался громоподобный голос Омниуса.

– Я нахожу их противоречия – в том виде, как они здесь представлены, – весьма прискорбными.

– Прискорбными – да, возможно, но они очаровывают. – Эразм отвлекся от исторических файлов. – Их история наглядно показывает, как они смотрели на самих себя и на окружавшую их вселенную. Очевидно, что людям нужен человек, который единолично смог бы взять в свои руки бразды правления.

3

Почему важна религия? Потому что одна только логика не способна подвигнуть человека на великие жертвы. При достаточном религиозном пыле люди бросаются преодолевать немыслимые препятствия и сражаться с неизмеримо более сильным врагом, и почитают это своим благословением. Защитная Миссия. Начальное руководство
Двое рабочих-мужчин появились в дверях обставленного с нарочитой строгостью рабочего кабинета Мурбеллы в тот момент, когда там шло напряженное совещание. С помощью подвесок рабочие внесли в кабинет большого неподвижного робота.

– Командующая Мать? Вы просили принести сюда этот предмет.

Боевая машина была изготовлена из синего и черного металла, укреплена массивными распорками и листовой броней. Коническая голова – покрыта сенсорами и автоматическими прицелами, четыре конечности, каждая из которых приводилась в движение отдельным двигателем, была обвита кабелями и усилена разного рода оружием. Поврежденный во время недавней стычки боевой робот был покрыт полосами вытекшей смазки в тех местах, где из бластеров были вырваны управлявшие ими процессоры. Этот робот был выключен, мертв, разбит. Но даже в таком виде он мог стать сюжетом кошмарного сновидения.

Советницы Мурбеллы замолкли, забыв об обсуждении и споре, уставившись на большую машину. Все собравшиеся здесь женщины были одеты в простую черную форму, по которой невозможно было судить, из какого сообщества происходит ее владелица – из досточтимых Матрон или из Бене Гессерит.

Мурбелла сделала знак явно трусившим рабочим.

– Внесите его в кабинет и поставьте здесь, чтобы мы могли видеть его всякий раз, когда говорим о Враге. Эта машина будет напоминать нам о противнике, с которым нам скоро придется иметь дело.

Несмотря на то что его несли на подвесках, рабочие изрядно попотели, прежде чем установили робота в указанное место. Мурбелла встала, подошла к боевой машине и вызывающе посмотрела в ее тусклые оптические сенсоры, а потом с гордостью взглянула на свою дочь.

– Башар Айдахо взяла этот трофей в битве за Дювалль.

– Его надо отправить на металлолом. Или выстрелить в космос, – сказала Кирия, резкая женщина, бывшая Досточтимая Матрона. – Что, если в нем заложена программа пассивного шпионажа?

– Его тщательно проверили и очистили от всех программ, – сказала Джейнис Айдахо. Она была недавно назначена командующей вооруженными силами Новой Общины Сестер и проявила себя довольно прагматичной молодой дамой.

– Это трофей, Командующая Мать? – спросила Лаэра, темнокожая Преподобная Мать, часто поддерживавшая Мурбеллу в спорах. – Или это военнопленный?

– Это единственный экземпляр, обнаруженный нашими военными в целости и сохранности. Мы взорвали четыре машинных корабля, прежде чем отступить и дать уничтожить оставленные нами планеты. Машины уже подвергли заражению Ронто и Питаль – там не осталось ни одного выжившего человека. Общие потери населения исчислялись миллиардами.

Дювалль, Ронто и Питаль были последними потерями на пути наступления машинной армии, которая продолжала свой победный марш по периферийным солнечным системам. Из-за огромных расстояний и невероятной мощи атакующего флота сведения были разрозненными и зачастую устаревшими. Беженцы и курьеры, вырвавшиеся из зоны боевых действий, направлялись к внутренним областям Рассеяния.

Мурбелла повернулась спиной к дезактивированному роботу и обратилась к сестрам.

– Мы знаем, что буря неотвратимо приближается, и у нас есть один выбор: эвакуироваться, бросив все, что у нас есть. Это тактика Досточтимых Матрон.

Некоторые сестры недовольно поморщились и вздрогнули, услышав это замечание. Очень давно Досточтимые Матроны решили бежать от Врага, грабя все на своем пути и все время надеясь бежать на шаг впереди сносившего все и вся натиска машин. Матроны думали, что Старая Империя – это всего лишь грубая баррикада, которую надо было подставить под удар Врага; Матроны надеялись, что империя продержится как раз то время, которое потребуется им для того, чтобы надежно скрыться.

– Или мы можем забаррикадировать окна, укрепить стены и выдержать штурм в надежде, что нам удастся выжить.

– Это будет не обычный штурм, Командующая Мать, – заговорила Лаэра. – Волны этой бури ощущаются уже теперь. Беженцы с фронта перегружают планеты второго эшелона, истощают их ресурсы, и население этих планет тоже готовится к эвакуации. Люди не желают сражаться.

– Как крысы, сбившиеся в кучу в углу тонущего корабля, – буркнула Кирия.

– Говорит одна из Досточтимых Матрон, которые поступали точно так же, – сказала Джейнис, сидевшая во главе стола, и постаралась заглушить собственные слова, громко отхлебнув меланжевый кофе. Кирия бросила на нее негодующий взгляд.

– На нашем прошлом, на прошлом Досточтимых Матрон, лежит темная тень, – сказала Мурбелла. – Своей надменностью, привычкой сначала бить, а потом думать о последствиях, шлюхи стали причиной всех этих бед и катастроф. – Погрузившись в свою память и историю, Мурбелла стала первой, кто вспомнил, как ее давно погибшие сестры спровоцировали на удар мыслящих машин.

Кирия продолжала пылать возмущением; несомненно, она все еще отождествляла себя с Досточтимыми Матронами. Мурбеллу это встревожило.

– Вы же сами рассказывали нам, почему Досточтимые Матроны стали такими, Командующая Мать. Они произошли от замученных тлейлаксами женщин, строптивых Преподобных Матерей и немногих Говорящих Рыб. У всех них было право быть мстительными.

– У них не было права быть глупыми! – зло воскликнула Мурбелла. – Печальное прошлое не давало им никакого права ополчаться против всего, что встречалось на их пути. Они не могли и не имели права успокаивать свою совесть, притворяясь, что они знали, что делали, когда напали на форпост машинной империи и похитили там оружие, в котором ровным счетом ничего не понимали. – Она слабо улыбнулась. – Есть только одна вещь, которую я могу понять – хотя и не оправдать, – это месть планетам тлейлаксов. Из Другой Памяти я знаю, что сделали тлейлаксы с моими предками… Я помню, что я была одним из этих жутких аксолотлевых чанов. Но не обольщайтесь, это вызывающее и плохо продуманное насилие стало причиной неизмеримых бед для всего рода человеческого. И теперь посмотрите, с чем нам придется столкнуться!

– Как мы можем укрепиться, чтобы пережить надвигающуюся беду, Командующая Мать? – Вопрос задала престарелая Аккадия, Преподобная Мать, заведовавшая архивом Капитула. Аккадия очень мало спала, все время проводила в трудах, солнечные лучи редко согревали ее бледную, будто пергаментную кожу. – Какими средствами обороны мы располагаем?

Массивный робот, казалось, дразнил женщин из угла, куда поставили его рабочие.

– У нас есть оружие религии. В частности, Шиана.

– Шиана для нас бесполезна! – возразила Джейнис. – Ее почитатели верят, что она погибла на Ракисе несколько десятков лет назад.

Жрецы и священнослужители Ракиса когда-то сделали все, что в их силах, чтобы раздуть значимость девочки, умевшей подчинять своей воле песчаных червей. Сестры Бене Гессерит создали базу религии вокруг образа Шианы, и само уничтожение Дюны послужило интересам Общины Сестер. После ее мнимой смерти, спасенная девочка была заперта на Капитуле с тем, чтобы в один прекрасный день, «воскреснув» из мертвых, явить себя толпе последователей. Но реальная Шиана бежала с Капитула вместе с Дунканом на корабле-невидимке более двадцати лет назад.

– Нет никакой необходимости в ее физическом присутствии. Надо просто найти сестер, внешне похожих на нее, а умелый макияж завершит дело. – Мурбелла задумчиво постучала пальцами по губам. – Да, мы начнем готовить двенадцать мнимых Шиан. Мы пошлем их на планеты, наводненные беженцами, так как нашими самыми беззаветными рекрутами будут люди, уцелевшие в страшной мясорубке. Воскресшая Шиана появится сразу во многих местах одновременно – как мессия, как провидица, как вождь.

Лаэра, как всегда рассудительная, возразила:

– Генетические тесты покажут, что эти самозванки вовсе не Шианы. План провалится, как только люди поймут, что их пытаются обмануть.

Но Кирия сразу же нашла очевидное решение.

– У нас есть врачи – врачи Бене Гессерит из школы Сук. Они проведут генетическую экспертизу и… солгут.

– Не следует недооценивать наше самое главное преимущество. – Мурбелла вытянула руку, как нищий, просящий милостыню. – Люди хотят верить. Тысячи лет наша Защитная Миссия создавала религиозные верования среди населения. Теперь мы должны взять на вооружение эту стратегию не просто для того, чтобы защитить себя, но применить ее, как действенное оружие, как средство влияния на миллионные армии. Это оружие не будет отныне пассивным и оборонительным, оно станет наступательным. Теперь мы назовем нашу Миссию Наступательной.

Остальным женщинам, особенно Кирии, эта идея, кажется, пришлась по вкусу. Аккадия пристально всматривалась в листы ридулианской кристаллической бумаги, покрытые плотным убористым текстом, словно пытаясь найти в нем ответ.

Мурбелла вызывающе посмотрела на боевого робота.

– Двенадцать Шиан понесут с собой пряность из наших запасов. Они будут раздавать ее, начав проповедовать. Каждая из них скажет, что в вещем сне Шайтан сказал ей, что пряность скоро снова потечет рекой. Несмотря на то что Ракис сгорел, как Содом и Гоморра, скоро во вселенной появятся другие Дюны. Шиана пообещает им это.

Много лет тому назад группы Преподобных Матерей были тайно отправлены в Рассеяние с грузом песчаных форелей, необходимых для создания пустынных планет и возрождения рода песчаных червей.

– Лживые пророчества и видение мессии. Это бесчисленное множество раз бывало и раньше, – со скучающим видом произнесла Кирия. – Объясните, какая от всего этого будет польза нам?

Мурбелла одарила Кирию холодной расчетливой улыбкой.

– Мы воспользуемся преимуществами суеверия, ставшего неистовым. Люди поверят, что должны стойко перенести времена страшного бедствия, это цикл, пережитый последователями всех самых древних религий, возникших еще до Первого Великого Движения или Дзенсуннитского хаджа. Мы будем кроить эту веру по нужным нам меркам. Мыслящие машины – это зло, которое должно быть уничтожено до того, как человечество сможет срывать плоды своей высшей награды.

Обернувшись к престарелой смотрительнице архива, Мурбелла сказала:

– Аккадия, прочти все, что имеет отношение к Батлерианскому Джихаду и к тому, как Серена сумела повести за собой людей. То же самое касается и джихада Муад\'Диба. Можно даже сказать, что к этому нас подготовил не кто иной, как сам Тиран. Изучите его сочинения и выделите из контекста отрывки, которые могут поддержать наше обращение, чтобы люди поверили, что начинающаяся битва есть давно предсказанная последняя битва – Крализец. Если они поверят в пророчество, то будут биться и после того, как исчезнет всякая разумная надежда на победу.

Она жестом отпустила участниц совещания.

– Я должна встретиться с иксианцами и представителями Гильдии. Так как Ришез уничтожен, то я потребую, чтобы Икс направил все усилия своей промышленности на создание нужного нам оружия. Надо оказать Врагу такое сопротивление, на какое только способно человечество.

Уходя, Аккадия спросила:

– Но что, если эти древние пророчества верны? Что, если и в самом деле наступает конец времен?

– Тогда наши усилия будут тем более оправданными. Мы будем сражаться, невзирая ни на что. Это единственное, что нам остается. – Взглянув на робота так, словно он мог ее слышать, Мурбелла добавила: – И именно так мы победим вас.

4

Я хранитель скрытого знании и множества тайн. Вы никогда не узнаете того, что знаю я! Вас стоило бы пожалеть, не будь вы неверными. Мираж на пути Шариата. Апокрифические писания Тлейлаксу
Ни один пассажир исполинского лайнера Гильдии даже не догадывался, что делают у него под носом навигатор и его пленник – мастер Тлейлаксу.

Запросив грабительскую цену за меланжу, ведьмы Бене Гессерит загнали в угол Космическую Гильдию, заставив искать экстренный выход из катастрофической ситуации. Столкнувшись с опасностью гибели от недостатка пряности, фракция навигаторов вынудила Ваффа ускорить завершение работы. Мастер Тлейлаксу и сам сознавал необходимость работать быстрее, ибо ему тоже грозила гибель, хотя и по иной причине.

Повернувшись спиной к окну кабины навигатора, Вафф украдкой сунул в рот еще одну порцию меланжи. Коричный порошок идеально подходил для стимуляции способности к научной работе. Вафф коснулся едкого порошка губами и языком и в экстазе закрыл глаза. Это количество – только почувствовать вкус – стоило столько, что на него можно было купить роскошный дом на какой-нибудь колонизованной планете. Мастер почувствовал, как поток энергии вливается в его хилое болезненное тело. Эдрик не станет упрекать его за неумеренное потребление меланжи – ведь она помогает ему думать.

Обычно мастера Тлейлаксу переходили из тела в тело в бессмертной цепи гхола. Тлейлаксы приучились к терпению и долгосрочному планированию, черпая силы в Великой Вере. Разве не жил сам посланник Божий три с половиной тысячи лет? Но применение запретной техники выращивания привели к ускоренному созреванию этого гхола Ваффа. Клетки в организме сгорали, как сучья деревьев во время лесного пожара. Прошло всего несколько лет, а он уже стал взрослым мужчиной, с головокружительной быстротой пройдя стадии ребенка и подростка. Восстановленная память оказалась несовершенной, он помнил свою прошлую жизнь лишь отрывочно, и такими же фрагментарными оказались его знания.

Бежав от Досточтимых Матрон, Вафф был вынужден примкнуть к фракции навигаторов. Уж если Эдрик и его товарищи профинансировали восстановление его гхола, то почему бы не попросить у них убежища? Хотя маленький человечек и не помнил, как получают пряность в аксолотлевых чанах, он взамен пообещал совершить невозможное – вернуть предположительно вымерших песчаных червей. Это было куда более впечатляющее и грандиозное решение.

В изолированной и спрятанной от посторонних глаз лаборатории на борту лайнера Эдрик обеспечил Ваффа всем необходимым оборудованием, оснащением и генетическим материалом – короче, всем, что только могло потребоваться мастеру. Вафф делал все, что требовал от него навигатор. Возвращение величественных червей, уничтоженных на Ракисе, сулило не только возможность производства пряности, но и возвращение пророка.

«Я должен сделать это. Неудачи быть не может».

Учитывая скорость созревания и интенсивность обмена веществ, Вафф понимал, что недолго продержится на пике своих физических и умственных способностей. Он должен многое успеть до того, как начнется скорый и неизбежный процесс телесного и ментального упадка. На нем лежала огромная ответственность.

«Не отвлекайся, сосредоточься».

Он забрался на высокий стул и заглянул в плазовый контейнер, в котором был песок Ракиса. Дюны. Эта планета имела огромное религиозное значение, и паломники, которые не могли позволить себе межпланетного путешествия, довольствовались реликвиями, фрагментами камней, отколотых от развалин дворца Муад\'Диба, или кусочками меланжевой ткани, с вышитыми на них изречениями Лето II. Даже беднейшие из истинных последователей веры желали иметь хоть горсть песка с Ракиса, чтобы погружать в него пальцы и чувствовать себя ближе к Разделенному Богу. Навигаторам удалось приобрести сотни кубических метров настоящего песка Ракиса. Несмотря на то что происхождение песка едва ли могло оказать какое-то влияние на рост червей, Вафф хотел исключить из работы любую случайность, любую ненадежную переменную.

Он склонился над открытой емкостью, подождал, когда рот наполнится слюной, и выплюнул ее на рыхлый песок. Под его поверхностью, словно пираньи в аквариуме, мелькнули неясные тени, бросившиеся к влаге и стремящиеся поглотить ее. В другом месте, на древней планете, плевок – пожертвование личной влаги – считался знаком уважения у фрименов. Вафф пользовался этим приемом, чтобы привлечь песчаных форелей к поверхности песка.

Маленькие Податели. Эти экземпляры песчаных форелей были еще более ценными, чем даже песок Ракиса.

Много лет назад Гильдия перехватила секретный корабль ордена Бене Гессерит с грузом песчаных форелей. Ведьмы, находившиеся на борту, отказались сообщить цель своей миссии и были убиты, песчаные форели конфискованы, а на Капитуле так и не узнали об этом происшествии.

Узнав о том, что Гильдия располагает экземплярами незрелых стадий развития песчаных червей, Вафф затребовал их для своей работы. Хотя он и не помнил, как получать меланжу в аксолотлевых чанах, этот новый эксперимент сулил куда более грандиозные результаты. Воссоздав червя, он возвратил бы не только пряность, но и самого пророка!

Нисколько не опасаясь песчаной форели, Вафф сунул в песок свою маленькую ручку. Ухватив одно из кожистых созданий за бахрому, он вытянул форель из песка. Ощутив влагу пота на коже Ваффа, форель распласталась по ней, охватив пальцы и ладонь. Мастер начал мять ровную мягкую поверхность, сглаживая неровности.

– Маленькая песчаная форель, какую тайну хочешь ты мне открыть? – Он сжал руку в кулак, и форель растеклась по нему словно желеобразная перчатка. Вафф почувствовал, как стремительно высыхает его кожа.

Неся на кулаке форель, Вафф направился к чистому лабораторному столу и достал из ящика широкий плоский лоток. Он попытался оторвать песчаную форель от руки, но каждый раз, когда он отслаивал мембрану, она тотчас снова натягивалась на руку. Ощущая нарастающее обезвоживание кожи, Вафф налил воду в лоток. Песчаная форель, привлеченная влагой, тотчас нырнула в воду, сама соскользнув с руки.

Вода была смертельным ядом для песчаных червей, но не для юных песчаных форелей, личинок червя. Эта личинка, ранняя стадия развития червя, обладала совершенно иным химизмом обмена веществ до того, как совершала метаморфоз и превращалась в зрелую форму – в песчаного червя. Парадокс. Как могла одна стадия жизненного цикла в такой степени зависеть от воды, когда она была смертельным ядом для следующей?

Сгибая и массируя пальцы, чтобы избавиться от ощущения неестественной сухости, Вафф зачарованно смотрел, как форель поглощает воду. Личинка инстинктивно накапливала влагу, чтобы создать идеально сухое место обитания для взрослых особей. В мозгу мастера хранились воспоминания об опытах древних тлейлаксов, пытавшихся уже тогда влиять на червей и управлять ими. Неоднократные попытки поселить взрослых червей на засушливых планетах неизменно терпели неудачу. Даже в самых безжизненных пустынях было слишком много влаги для такой хрупкой – хрупкой?! – жизненной формы, как песчаный червь.

Но теперь в голову Ваффа пришла совершенно иная идея. Вместо того, чтобы изменять климат и ландшафт планет надо, вероятно, попытаться изменить природу самих червей, изменить на личиночной стадии, чтобы помочь им адаптироваться к иным условиям. Тлейлаксам был понятен Язык Бога, их генетический гений много раз позволял им добиваться, казалось бы, невозможного. Разве сам Лето II не был пророком Бога? Долг Ваффа вернуть Его людям.

Концепция и генетические механизмы, необходимые для решения, казались простыми. На какой-то определенной стадии развития песчаной форели в наследственном аппарате срабатывал какой-то пусковой механизм, делавший животных беззащитными перед вредоносным воздействием такого простого химического вещества, как вода. Если ему удастся найти этот механизм и блокировать его, то песчаные форели будут развиваться в зрелые формы, перестав при этом смертельно бояться жидкой воды. Это будет настоящим чудом!

Но если не дать гусенице свернуться в кокон, то разовьется ли из нее бабочка? Да, в этом вопросе надо соблюдать большую осторожность.

Насколько он понимал действия ведьм Бене Гессерит, они нашли способ внедрить песчаных форелей в окружающую среду Капитула – их планеты. Песчаные форели начали успешно размножаться, запустив необратимый процесс разрушения (или воссоздания?) всей планетарной экосистемы. Цветущая планета превращалась в безводную пустыню. Со временем форели превратят планету в знойную пустыню, где смогут выживать возрожденные песчаные черви.

Вопросов здесь было больше, чем ответов. Зачем бежавшие с Капитула сестры Бене Гессерит взяли с собой песчаных форелей? Не собирались ли они поселить их на других планетах, чтобы превратить их в безжизненные пустыни, где смогут беспрепятственно размножиться песчаные черви? Выполнение такого плана потребовало бы огромных согласованных усилий, на его выполнение ушли бы десятки лет, не говоря уже о том, что это привело бы к уничтожению автохтонной жизни планет. Долго, дорого и неэффективно.

Вафф пришел к более быстрому и надежному решению. Если он сможет вывести породу червей, переносящих воду или даже нуждающихся в ней, то их можно будет расселить на великом множестве планет, где они смогут быстро расти и размножаться. Червям не придется коренным образом изменять планетарную экологию для того, чтобы вырабатывать меланжу. Это позволит сэкономить десятки лет, которых к тому же у Ваффа просто не было. Модифицированные черви с избытком обеспечат навигаторов Гильдии пряностью, да и ему, Ваффу, сослужат неплохую службу.

«Помоги мне, Пророк!»

Песчаная форель поглотила всю воду в лотке и начала ползать по дну и стенкам, обследуя новое пространство. Вафф взял свои приборы, инструменты и химикаты – спирты, кислоты и экстрагирующие вещества для извлечения проб.

Первая пункция была самой трудной. После этого он принялся работать с извивающейся форелью, выдавливая из нее генетические тайны.

В его распоряжении были лучшие анализаторы ДНК и генных последовательностей, какие только смогли добыть навигаторы… и эти анализаторы действительно были хороши. Форель наконец рассталась с жизнью, но Вафф был уверен, что Пророк не станет возражать.

5

Зловоние сочится из моих пор. Гнилостный дух распада. Скиталь, последний из мастеров Тлейлаксу
Маленький мальчик с серой кожей с беспокойством поглядел на своего более старшего, но идентичного с ним собеседника.

– Это запретная зона. Башар очень сильно рассердится на нас.

Скиталь-старший скорчил недовольную гримасу, разочарованный тем, что это дитя с его великим предназначением оказался таким робким.

– Эти люди не имеют никакого права распространять на меня свои нелепые ограничения – ни на одну мою ипостась!

Несмотря на годы подготовки, обучения и настойчивость Скиталя, он понимал, что мальчик пока не полностью осознает, кто он. Скиталь закашлялся и вздрогнул, не в силах скрыть свое физическое недомогание.

– Ты должен, ты просто обязан пробудить свою генетическую память, пока не стало слишком поздно!

Ребенок последовал за своим генетическим двойником, походка последнего была слишком шаткой, и он не мог идти крадучись. Временами двенадцатилетнему «сыну» приходилось поддерживать Скиталя под руку, чтобы тот не упал. Каждый прошедший день, каждый урок неизбежно приближали мальчика к поворотному пункту, после которого вся запечатленная в генах память вырвется наконец на свободу и проникнет в сознание. И только после этого старый Скиталь сможет со спокойной совестью позволить себе умереть.

Много лет назад он был вынужден предложить ведьмам свой единственный козырь – запас ценнейшего клеточного материала, – чтобы подкупить их. Внутренне Скиталь был очень недоволен своим положением, но зато взамен на возрождение героев прошлого, нужных Бене Гессерит для каких-то целей ордена, Шиана разрешила Скиталю воспользоваться аксолотлевым чаном для воспроизведения копии старого мастера. Он надеялся, что это было сделано не слишком поздно.

Уже в течение нескольких лет с каждым днем, с каждой сказанной фразой нарастало давление на юного Скиталя. Его «отец», жертва генетически запрограммированного отмирания клеток, сомневался, что протянет еще год до полного развала. Если ребенок не восстановит свою память быстро, очень быстро, то будет потеряно все знание Тлейлаксу. Старый мастер содрогнулся от одной мысли об этом, она причиняла ему куда большие страдания, нежели мучившая его физическая боль.

Они спустились на никем и ничем не занятую нижнюю палубу, где находилась испытательная камера, затерявшаяся в огромных коридорах корабля-невидимки.

– Я воспользуюсь обучающим оборудованием повиндахов, чтобы показать тебе, как Бог заповедал жить тлейлаксам. – Стены камеры были гладкими и закругленными, светильники заполняли помещение неярким оранжевым светом. Казалось, помещение было заполнено вынашивающими детей утробами, круглыми, одутловатыми, дряблыми и безмозглыми – именно так женщины должны служить цивилизованному обществу.

Скиталь улыбнулся при виде этого столь милого его сердцу зрелища, но мальчик озирался, округлив от изумления глаза.

– Аксолотлевые чаны. Как их много. Откуда они здесь взялись?

– К сожалению, это всего лишь голографические изображения. – Имитация была такого высокого качества, что присутствующие могли слышать звуки, издаваемые живыми чанами, ощущать запах химикатов, дезинфицирующих веществ и лекарств.

Скиталь стоял, окруженный этими славными образами, и сердце его сжималось от тоски по дому, дому, ныне полностью и безвозвратно разрушенному. Много лет назад, перед тем, как ему разрешили вновь ступить на священную землю Бандалонга, и он, и другие тлейлаксы всегда проходили длительный обряд очищения. С тех пор как Досточтимые Матроны вынудили его бежать с планеты с несколькими ценными контейнерами, он всегда старался – насколько это возможно – соблюдать ритуалы, которым он без устали обучал и юного гхола. Но этого было недостаточно. Скиталь уже давно не чувствовал себя чистым, но знал, что Бог поймет и простит его.

– Так выглядела типичная селекционная камера. Присмотрись внимательно. Усвой каждую мелочь, впитай ее в себя. Напомни себе, как все было раньше, и как должно быть. Я воссоздал эти образы по памяти, и та же память находится и внутри тебя. Отыщи ее.

Скиталь снова и снова повторял эту фразу, вколачивая ее в ребенка. Младшая копия была способным и умным учеником, мальчик механически запоминал всю информацию, но душа его была пока пуста.

Шиана и другие ведьмы не понимали всей глубины постигшего Скиталя кризиса, да, впрочем, им не было до него никакого дела. Сестры Бене Гессерит мало смыслили в способах восстановления генетической памяти гхола, они не умели определять момент, когда гхола был готов к этому… но Скиталь не мог позволить себе роскоши ждать. Определенно, ребенок уже достиг нужной ступени зрелости. Память его должна, просто обязана пробудиться! Скоро мальчик останется единственным во вселенной тлейлаксом, и некому будет пробудить его память.

На лице младшего Скиталя, смотревшего на ряды беременных чанов, появилось выражение благоговения и страха. Мальчик буквально впитывал увиденное. Это хорошо.

– Вон тот чан во втором ряду – это тот, из которого родился я, – сказал он. – Сестры называли его Ребеккой.

– У чана нет имени. Он не является личностью, и никогда ею не был. Даже когда чан умел говорить, он был всего лишь женщиной, самкой. Мы, тлейлаксы, никогда не даем имена чанам, как и женщинам, которыми были когда-то аксолотлевые чаны.

Скиталь расширил изображение, теперь мальчик видел огромный дом, наполненный бесчисленным множеством чанов. Вокруг были видны шпили, башни и улицы Бандалонга. Этого визуального пейзажа должно хватить, но Скиталю хотелось бы добавить и другие детали – запах плодовитой самки, свет солнца родной планеты, умиротворяющее чувство локтя – сознание того, что в городе тысячи тлейлаксов, заполнивших улицы, дома, храмы.

Скиталь почувствовал себя страшно одиноким.

– Я уже давно не должен жить и стоять перед тобой. Меня оскорбляет моя старость, боль, телесная немощь. Кехль мастеров уже давно произвел бы эвтаназию, и моя жизнь продолжилась бы в свежем теле нового гхола. Но сейчас настали страшные времена.

– Страшные времена, – словно эхо повторил мальчик, попятившись сквозь одно из подробных изображений. – Ты должен делать вещи, невыносимые и недопустимые в иных условиях. Ты должен проявить героизм и оставаться живым время, достаточное для того, чтобы разбудить меня, и я душой клянусь тебе, что стану Скиталем. До того, как будет поздно.

Процесс пробуждения гхола не был ни быстрым, ни простым. Год за годом Скиталь применял давление, напоминание, использовал многие ментальные приемы. Каждый урок, каждое требование были словно камни, складываемые в груду, которая постепенно становилась все выше и выше, и рано или поздно она станет настолько неустойчивой, что начнется обвал, и наступит прозрение. Но только Бог и Пророк могли знать, какой именно мелкий камешек памяти станет последним и вызовет освобождающий обвал и лавину.

По лицу Скиталя мальчик видел, что его наставник сильно расстроен. Не зная, что делать, ребенок процитировал выдержку из своего катехизиса:

– Столкнувшись с невозможным выбором, надо всегда выбирать путь Великой Веры. Бог ведет только тех, кто хочет, чтобы их вели.

Кажется, та же самая мысль отняла последние силы у Скиталя. Он упал на ближайший стул и постарался восстановить силы. Гхола подбежал к нему, и Скиталь погладил своего маленького двойника по волосам.

– Как ты молод, вероятно, слишком молод.

Ребенок положил руку на плечо старика.

– Я буду стараться – клянусь тебе. Я буду трудиться, не щадя сил.

Он зажмурил глаза и изо всех сил попытался свалить невидимую и неощутимую стену, окружавшую его спящую пока память. Мальчик сильно вспотел от усилия, но в конце концов сдался и открыл глаза.

Старший Скиталь пришел в отчаяние. Он уже использовал все известные ему способы подтолкнуть мальчика к краю прозрения. Это был кризис, катастрофа, парадокс, безнадежность. Но отчаяние и горе Скиталя были куда глубже, чем чувства ребенка. Клинические знания оказались неэффективными.

Ведьмы применили своего рода сексуальное извращение, чтобы пробудить память башара Майлса Тега, когда его гхола было всего десять лет, а наследник Скиталя был уже на два года старше. Но старому мастеру была невыносима сама мысль о том, что сестры используют свои нечистые тела для того, чтобы вломиться в душу мальчика. Скиталь уже и без того пожертвовал слишком многим, продав душу ради будущего своей расы. Сам Пророк с отвращением отринет Скиталя. Нет, только не это!

Скиталь спрятал лицо в ладонях.

– Ты – порочный гхола. Надо было выбросить плод тогда, двенадцать лет назад и попытать счастья еще раз!

Голос мальчика прозвучал резко, как лопнувшая струна.

– Я сосредоточусь и вытолкну память прочь из клеток!

Глубокая печаль тяжким грузом гнула Скиталя к полу.

– Это инстинктивный процесс, а не интеллектуальный. Чувство должно снизойти на тебя само. Если память не возвратится к тебе, то ты бесполезен. Зачем тебе тогда жить?

Мальчик боролся с собой, как мог, но Скиталь не видел искры пробуждения и благоговейного трепета в его глазах, в них не отражался поток воспоминаний и жизни. Оба тлейлакса ощутили горький вкус поражения. С каждым следующим мгновением Скиталь чувствовал неумолимое приближение смерти.

6

Судьба нашей расы зависит от действий скопища малоперспективных неудачников. Из протоколов исследований Бене Гессерит, касающихся состояния человека
Барон Владимир Харконнен неплохо устроился в своей второй жизни. В свои семнадцать лет пробужденный гхола уже распоряжался замком, набитым древними реликвиями, а многочисленные слуги были готовы моментально выполнить любой его каприз. Самое приятное заключалось в том, что это был замок Каладан, родовое гнездо Атрейдесов. Сидя на высоком троне, инкрустированном черными бриллиантами, он смотрел, как в большом аудиенц-зале суетятся лакеи. Помпезное величие – разве не заслужил все это представитель рода Харконненов?

Но несмотря на всю эту показную пышность и великолепие, гхола барона обладал очень ограниченной реальной властью и прекрасно понимал это. Легион лицеделов создал его для каких-то своих целей, и, несмотря на то, что память его была разбужена, барона продолжали держать на коротком поводке. Очень многие важные вопросы оставались без ответа, и очень многое находилось вне его компетенции. Юному Владимиру все это очень и очень не нравилось.

Лицеделов гораздо больше интересовал гхола Пауля Атрейдеса, которого они называли Паоло. Именно он был их главной наградой. Вождь лицеделов Хрон откровенно сказал, что вся эта планета и замок существовали только затем, чтобы пробудить память Паоло. Барон был лишь средством, имевшим второстепенное значение в деле Квисац-Хадераха.

За это барон люто ненавидел атрейдесовского отпрыска. Мальчику было всего восемь лет, ему предстояло многому научиться у своего наставника, но сам барон пока не слишком хорошо представлял себе, чего в действительности хотят лицеделы.

– Готовь и воспитывай его. Проследи за тем, чтобы он соответствовал своему предназначению, – сказал Владимиру Хрон. – Он обязан выполнить свой долг.

«Свой долг. Но что это за долг?»

Ты же его дедушка, прозвучал в голове барона надоедливый голос Алии. Хорошенько позаботься о нем. С того момента, когда память барона Харконнена пробудилась, этот ненавистный голос всегда был рядом, все время подстерегая его. Голос ее был еще совсем детским, точно таким же, как тогда, когда она убила его отравленной иглой гом-джаббара.

– Я бы с большим удовольствием позаботился о тебе, маленькая Мерзость! – зарычал он. – Свернул бы тебе шею, открутил голову, расколол твой черепок, ха!

Но это же твой собственный черепок, дорогой мой барон.

Он с силой прижал ладони к вискам.

– Оставь меня в покое!

Видя, что в зале никого нет, кроме их хозяина, слуги тревожно взглянули на него. Барон буквально дымился от злости, откинувшись на спинку сияющего черного трона. Смутив и выведя барона из себя, Алия еще раз трепетным шепотом произнесла его имя и исчезла.

В этот миг в зал в сопровождении свиты своих телохранителей – андрогинных лицеделов – вошел жизнерадостный, развязный и высокомерный Паоло. Мальчик источал самоуверенность, что очаровывало и возмущало барона одновременно.

Барон Владимир Харконнен и этот второй Пауль Атрейдес были намертво связаны одновременно силами взаимного притяжения и отталкивания, как два мощных магнита. После того как была восстановлена генетическая память барона и он полностью осознал, кто он такой, на Каладан доставили Паоло и поручили его нежному попечению барона… сурово предупредив, что, если с головы Паоло упадет хоть один волос…

С высоты своего черного трона барон воззрился на дерзкого мальчишку. Отчего Паоло был таким особенным? Что это за «дело Квисац-Хадераха»? Что знает Атрейдес?

Некоторое время Паоло был понятливым, вдумчивым и даже, пожалуй, чувствительным; в нем была какая-то несгибаемая внутренняя доброта, каковую барону следовало прилежно искоренить. Если никуда не спешить и воспитывать гхола достаточно жестко, то – как надеялся барон – ему, несомненно, удастся выкорчевать эту вредоносную сердцевину духа Атрейдесов. Паоло будет готов выполнить свое предназначение, еще как будет! Несмотря на то что мальчик еще сопротивлялся некоторым поступкам, внушаемым наставником, он все же делал и несомненные успехи.

Паоло, дерзко подняв голову, остановился перед помостом. Один из андрогинных лицеделов вложил ему в руку древнее ружье.

Барон сердито подался вперед, чтобы получше его рассмотреть.

– Это ружье из моей личной коллекции? Я же велел тебе не притрагиваться к ней.

– Это реликвия Дома Атрейдесов, поэтому я вправе ею пользоваться. Это дисковый автомат, он, как написано на табличке, принадлежал моей сестре Алии.

Барон поерзал на троне. Такая близость заряженного ружья нервировала его.

– Это дамская игрушка.

В массивных черных подлокотниках трона были замаскированы стволы смертоносного оружия; выстрел любого из них мог превратить Паоло в кусок сырого мяса. Гм, это был бы неплохой материал для изготовления следующего гхола, подумалось Харконнену.

– Пусть так, но это весьма ценная реликвия, и я не желаю, чтобы ее испортил безголовый мальчишка.

– Я ее не испорчу, – задумчиво произнес Паоло. – Я очень бережно отношусь к вещам, которыми пользовались мои предки.

Желая отвлечь мальчика от ненужных мыслей, барон встал.

– Давай-ка вынесем его отсюда, Паоло. Почему бы нам не посмотреть, как оно работает? – Он покровительственно потрепал ребенка по плечу. – Потом мы поймаем какую-нибудь дичь и убьем ее голыми руками, как, помнишь, мы убивали монгрельских псов или хорьков.

Паоло в нерешительности задумался.

– Может быть, но в другой раз.

Тем не менее барон поспешно вывел мальчика из тронного зала.

– Давай избавимся от этих орущих чаек на свалке. Я говорил тебе, что ты сильно напоминаешь мне Фейда? Милого Фейда.

– Да, и не один раз.

Следующие два часа они – под присмотром лицеделов – провели на свалке, по очереди стреляя из дискового ружья в хрипло кричавших птиц. Не обращая внимания на опасность, чайки с криком налетали друг на друга, дерясь за лакомые куски гниющих отходов, щедро политых недавним дождем. Паоло выстрелил первым, за ним барон. Несмотря на свою древность, ружье било очень точно. Каждый вращающийся, острый как бритва, тончайший диск при попадании превращал жертву в кровавое месиво мяса и перьев. Уцелевшие чайки жадно набрасывались на новое лакомство.

Вместе они убили четырнадцать птиц, при этом барон стрелял гораздо хуже Паоло, у которого была врожденная способность хладнокровно целиться. Когда Владимир в очередной раз поднял ружье, в ушах снова зазвучал детский голосок Алии. Знаешь, это не мое ружье.

Барон от неожиданности поспешно выстрелил и промахнулся. Алия захихикала.

– Что значит – не твое? – он не обратил внимания на озадаченный взгляд Паоло, который взял у него из рук ружье.

Это подделка. У меня никогда не было такого дискового ружья.

– Оставь меня в покое.

– С кем это ты разговариваешь? – спросил Паоло.

Барон сунул руку в карман, извлек несколько капсул оранжевого эрзаца меланжи и протянул их Паоло, который послушно их взял; затем Харконнен буквально вырвал ружье из рук мальчика.

– Не смеши меня. Торговец древностями представил мне сертификат аутентичности и документы, подтверждающие подлинность оружия.

Дедушка, нельзя же быть таким легковерным. Это всего лишь дешевая подделка. На стволе даже нет инициалов мастера, которые были на настоящем ружье.

Барон внимательно рассмотрел резной приклад, приблизил ружье к глазам и внимательно изучил короткий ствол. Инициалов мастера не было.

– А другие вещи, которые якобы принадлежали Джессике и герцогу Лето? Они настоящие?

Одни настоящие, другие – нет. Я помогу тебе разобраться.

Знавший о пристрастии аристократа к древностям и раритетам торговец должен был скоро вернуться на Каладан. Никому не должно быть повадно водить за нос барона Харконнена! Гхола Харконнена решил, что следующая встреча будет отнюдь не такой сердечной, как предыдущая. Он задаст торговцу несколько неприятных вопросов. Голос Алии исчез, и барон был рад наступившему покою.

Паоло тем временем принял две капсулы, и когда эрзац начал действовать, мальчик упал на колени и благоговейно уставил взор в небо.

– Я прозреваю в будущем свою великую победу! Я держу нож, с которого стекает кровь, стою над поверженным врагом… над самим собой. – Он нахмурился, но затем снова просиял и громко воскликнул: – Я – Квисац-Хадерах! – В следующее мгновение Паоло испустил душераздирающий вопль: – Нет… теперь я вижу, как я умираю, лежа на полу и истекая кровью. Но как это возможно, если я – Квисац-Хадерах? Как это возможно?

Ближайший лицедел оживился.

– Нам велели следить, когда появятся свидетельства предзнания. Мы должны немедленно известить об этом Хрона.

«Предзнание? – подумал барон, – или безумие?»

В мозгу зазвучал издевательский хохот Алии.



Несколько дней спустя барон, глядя на море, шагал по вершине скалы. На Каладане пока не было столь милого баронскому сердцу мрачного индустриального пейзажа не забытой им Гьеди Первой, но по крайней мере барон уже приказал заменить сады вблизи замка мощеными дорогами и площадями. Барон ненавидел цветы с их раздражающими глаз красками и удушающим тошнотворным запахом. Куда лучше было вдыхать аромат фабричных дымов. Харконнен был полон решимости превратить Каладан в Гьеди Первую. Промышленный прогресс куда важнее всех тех эзотерических планов, которые лицеделы вынашивали в отношении юного Паоло.

В подвалах замка, где представители других аристократических Домов размещали средства «усиления политики иными средствами», Атрейдесы расположили хранилища, продуктовые склады, винный погреб и убежище на случай опасности. Будучи более традиционным аристократом, барон оборудовал подвал темницей, помещениями для допросов и пыточными камерами. В верхнем этаже был зал для пиров, куда он часто приводил мальчиков из соседней рыбацкой деревни.

Ты не сможешь искоренить дух старого замка Атрейдесов такими косметическими мерами, милый дедушка, заговорил осточертевший барону голос Алии. Мне, во всяком случае, больше по душе старый замок.

– Заткнись, чертово дитя! Ты же не была здесь никогда в жизни!

О, я навещала дом моих предков, когда моя мать жила на Каладане, когда Муад\'Диб был императором и его джихад заливал кровью вселенную. Ты не помнишь этого, дедушка? Или тогда тебя не было в моей голове?

– Я бы очень хотел, чтобы ты убралась из моей. Я родился раньше тебя! Это просто невозможно, чтобы твоя память угнездилась в моем мозгу. Ты Мерзость!

Алия недовольно усмехнулась. Да, дедушка, она самая, и не только. Именно поэтому я имею силу уютно расположиться в твоей голове. Но, может быть, это твоя болезнь – и ты совершенно безумен? Ты никогда не думал, что мой голос – это плод твоего больного воображения? Именно так думают о тебе другие.

Мимо торопливо проходили испуганно поглядывавшие на барона слуги. В этот момент барон увидел, что по крутой дороге к замку с трудом продвигается наземный транспортер.