Артур Ашер Миллер

Элегия для дамы



Действующие лица:

МУЖЧИНА

ХОЗЯЙКА небольшого модного магазинчика

œ

В луче света появляется МУЖЧИНА, он стоит лицом к публике. Без шляпы, одет в ладно пригнанное по фигуре пальто и твидо­вый костюм. Смотрит неподвижным взглядом, словно погружен в глубокое раздумье, чуть подавшись вперед, быть может, затем, чтобы лучше сосредоточиться. Он глубоко ушел в себя, и какое-то время не замечает своего окружения.

Постепенно свет позади него становится ярче, освещая сце­ну; понемногу проступают детали обстановки бутика. Стены у ма­газинчика отсутствуют, и кажется, будто предметы убранства по­мещения как бы висят в пространстве. На один бюст накинут сви­тер, на другой — ожерелье; подвязка на поднятой вверх пласт­массовой ноге, часы на поднятой руке, на пластмассовой головке — вязаная шапочка и шарф. Некоторые из них установлены на чем-то вроде прилавков, другие — словно подвешены в воздухе.

Когда становится совершенно светло. МУЖЧИНА входит в бутик. Теперь видно неподвижно застывшую среди выставленных това­ров женщину, которая стоит вполоборота, погруженная в безот­четные размышления. На ней белая шелковая блузка, светло-беже­вая юбка, туфли на высоких каблуках. МУЖЧИНА переходит от предмета к предмету, задерживается у витрины, где выставлены драгоценности, разглядывает. Приблизившись к ХОЗЯЙКЕ, останав­ливается, долгим взглядом уставившись на ее профиль.

МУЖЧИНА. Вы не могли бы мне помочь?

ХОЗЯЙКА (теперь оборачивается и смотрит ему в глаза). Да?

МУЖЧИНА. Есть у вас что-нибудь для умирающей женщины?

ХОЗЯЙКА. Так, дайте подумать... (Мгновение она ждет про­должения его слов, затем смотрит по сторонам, пытаясь вообра­зить, что могло бы подойти).

Подождав еще немного, он возобнов­ляет свои поиски; разглядывает пару перчаток, блузку.

Можно мне вас спросить?.. (Видя, что он не отвечает и не оборачива­ется, она замолкает).

Наконец, он обернулся.

МУЖЧИНА. Извините?

ХОЗЯЙКА. Просто я хотела спросить, вы имели в виду, что она действительно...

МУЖЧИНА. До конца месяца или что-то около того. Очевидно.

ХОЗЯЙКА (с надеждой). Но в этом нет уверенности.

МУЖЧИНА. Мне кажется, она уверена. Но я не говорил с вра­чами и тому подобное...

ХОЗЯЙКА. И это?..

МУЖЧИНА (перебивая ее). Да, как будто так.

ХОЗЯЙКА (с бессильным личным участием). А-а.

МУЖЧИНА (выдавливая из себя это слово). Полагаю, вы со­бирались сказать \"рак\".

С легким вздохом ХОЗЯЙКА кивает. Теперь она осматри­вает свой товар с новым сознанием неотложной необходимости.

МУЖЧИНА. Я начал было посылать цветы, но цветы выглядят так... похоронно.

ХОЗЯЙКА. Необязательно. А весенние?

МУЖЧИНА. Это какие — весенние? Маргаритки?

ХОЗЯЙКА. Или желтые нарциссы. Цветочный магазин в двух кварталах отсюда — Фэйнтон.

МУЖЧИНА (размышляя). Я дважды там проходил. Все не мог решить, что взять, то ли букет, то ли в горшке.

ХОЗЯЙКА. Да что угодно...

МУЖЧИНА. Только букет — он ведь через несколько дней — разве не так? — завянет.

ХОЗЯЙКА. А в горшке будет расти... Иногда много лет.

МУЖЧИНА. Но в этом есть какая-то ирония. Правда?

ХОЗЯЙКА (подумав). Тогда срезанные.

МУЖЧИНА. Только они совсем не стоят; каждое утро ей при­дется смотреть, как они увядают.

ХОЗЯЙКА. Да.

Небольшая пауза. Он принимается вновь разглядывать вещи, вертит браслет.

(Полувопросительно). Она ведь не старая женщина.

МУЖЧИНА. Только что исполнилось тридцать... месяца два назад.

ХОЗЯЙКА делает резкий вдох.

МУЖЧИНА. По правде,  я ей никогда ничего не покупал. Нынче днем меня осенило. Вообще ничего.

ХОЗЯЙКА (с деликатностью). Вы знакомы совсем...

МУЖЧИНА (широко улыбаясь). В точности всегда трудно сказать. Я вот никак не могу припомнить, то ли мы встретились зимой два года назад, то ли три. (Легкий смех, который под­хватывает и она). И она тоже... но мы никогда не могли обсуждать эту тему достаточно долго... Никакую тему фактически. Кроме одной.

ХОЗЯЙКА тихо смеется, и на миг он подхватывает ее смех.

Я женат.

ХОЗЯЙКА (кивает). Да.

МУЖЧИНА. И, конечно, она много старше.

ХОЗЯЙКА. А. Ну, это не всегда... (Не доканчивает фразы).

МУЖЧИНА. Нет, но по большей части. (Вновь смотрит по сторонам). Я подумывал о книге. Но из всего прочитанного ничто не приходит на ум.

ХОЗЯЙКА. Она не религиозна.

МУЖЧИНА. Нет. Хотя мы никогда не говорили о религии. То ли постараться, чтоб она сосредоточилась, то ли чтоб развея­лась, не знаю. Все, что ни надумаю послать, кажется вдруг ироничным — каждая книга то слишком грустна, то слишком ко­мична. Ума не приложу, что не причинило бы еще больше боли.

ХОЗЯЙКА. Пожалуй, вы чересчур чувствительны. Что бы вы ни послали, ничто не сравнится с тем ужасом, который ей уже известен.

Поразмыслив над этим, он слегка кивает.

Люди как бы примиряются с этим.

МУЖЧИНА. Нет — мне кажется, у нее тревога звучит посто­янно; она всегда думала только о жизни. А теперь больше не отвеча­ет по телефону. И после моего звонка сама не звонит по несколь­ку дней, иногда неделю. Думаю, ну, может, она хочет, чтоб я — понимаете — исчез; а потом позвонит и всегда оправдывается, отчего не звонила раньше. И ей как будто до смерти хочется, чтобы я поверил, чтоб оставил свое недовольство, и я опять пытаюсь предложить ей помощь, а она опять уходит, замолкает... кончается тем, что я снова неделями ее не вижу. (Небольшая пауза). По­рой я даже задаюсь вопросом, уж не пытается ли она сообщить мне, что у нее кто-то есть. Я не могу понять ее сигнала.

ХОЗЯЙКА. Да. Но опять-таки, может, ей просто...

МУЖЧИНА. Верно...

ХОЗЯЙКА. Для нее невыносимо, что в силу какого-то обмана она лишена того, кого любит.

МУЖЧИНА. Я так рад, что вы это сказали! Это возможно... (С облегчением, более доверительно). Знаете, иногда мы говорим по телефону, и она вдруг извинится и молчит целую минуту, а то и две, а потом опять заговорит как бы со свежим взглядом, с ожиданием будущего, ясным таким голосом. Но раза два она опоздала на какую-то долю секунды, и не успела закрыть трубку рукой, я слышал рыдания. Меня это просто терзает. А потом, когда она вновь заговорит с таким оптимизмом, я просто разры­ваюсь, ужасно: то ли настаивать на том, чтоб мы говорили о реальном положении вещей, то ли притворяться, что плыву вмес­те с ней?

ХОЗЯЙКА. Она в больнице.

МУЖЧИНА. Нет еще. Хотя, честно говоря, я, право же, не уверен. Теперь ее никогда нет дома. Это я знаю. Если только она вообще не перестала подходить к телефону. Она и раньше часто так делала, даже до того, как это случилось; понятно, на работе она практически весь день на телефоне. Не то чтобы я исключал, что время от времени она может ночевать где-то в другом месте. Но я, разумеется, не в праве ничего требовать от нее. Или даже задавать вопросы. На что все это похоже, на ваш взгляд?

ХОЗЯЙКА. Похоже, вам просто хотелось бы поблагодарить ее.

МУЖЧИНА (с легким удивлением). Скажите! Да, совершенно верно! Мне просто хотелось бы поблагодарить ее. Очень рад, что это выглядит именно так.

ХОЗЯЙКА. Ну, тогда... отчего бы так и не сделать?

МУЖЧИНА (с болью). Сделать, но как, не давая притом понять, что близок ее конец?.. (Замолкает).

ХОЗЯЙКА. Но она говорила, что она?..

МУЖЧИНА. По правде, она об этом не распространялась, просто она... как я вам сказал... говорит-говорит по телефону и замолчит, а то...

ХОЗЯЙКА (теперь с болью). Тогда отчего вы так уверены, что она?..

МУЖЧИНА. Оттого, что дней через десять у нее, очевидно, будет операция. И она не желает говорить мне, в какой больнице.

ХОЗЯЙКА. Когда вы говорите «очевидно»...

МУЖЧИНА. Ну, я знаю, что у нее опухоль и что в какое-то время, пожалуй, летом, была боль — а потом прошла, и ей сказа­ли, что почти наверняка — незлокачественная. Но... (Замолкает; пристально глядит на ХОЗЯЙКУ). Поразительно.

ХОЗЯЙКА. Да?

МУЖЧИНА. Я никогда не упоминал о ней, вообще никому. И она обо мне ни разу не проговорилась. Это я знаю... у нас есть общие друзья, близкие друзья, они ничего не подозревают. А за­явился сюда, взял, да и выложил вам все, словно... (Добро­душно, заразительно смеется, отчего у него вдруг словно пере­хватывает дыхание; обессиленный, он опускается на табурет, бо­рясь с собственной беспомощностью).

ХОЗЯЙКА. Да?

Он пытается приняться вновь за осмотр мага­зина, но ничего не выходит.

Когда вы сегодня проходили здесь раньше...

МУЖЧИНА (с огромным облегчением). Да, верно; припоминаю! Вы тогда меня увидели...

ХОЗЯЙКА. Вы очень долго разглядывали витрину.

МУЖЧИНА. Пытался что-нибудь для нее придумать.

ХОЗЯЙКА. Да, я видела, как вы все это себе представляете. Меня это глубоко тронуло — за нее.

МУЖЧИНА. Поразительно, но абсолютно ничего не подходит. Я обошел весь этот район. В каждой вещи, какую ни возьми, заключен какой-то смысл, который попросту... не уместен.

ХОЗЯЙКА. Уверена, вы что-нибудь придумаете.

МУЖЧИНА. Надеюсь!

ХОЗЯЙКА. О, я уверена!

МУЖЧИНА. Дело, отчасти, по-моему, в том, что я не знаю, что я хочу сказать, так как не представляю, что я имею право сказать; то есть, человек в моем возрасте должен позабыть о таких чувствах. (С внезапным отвращением). Распинаюсь тут, словно у меня времени — непочатый край! (Оживившись, он вста­ет, вновь рассматривает товары). Красивый платок.

ХОЗЯЙКА. Шелковый. Париж. (Развертывает для него платок).

МУЖЧИНА. Прелесть. А как его носят?

ХОЗЯЙКА. Как угодно. Так... (Набрасывает платок на плечи).

МУЖЧИНА. Гм.

ХОЗЯЙКА. Или даже на голове. (Повязывает платком голову).

МУЖЧИНА. Но в доме она не будет так ходить.

ХОЗЯЙКА. Отчего же... вполне могла бы.

МУЖЧИНА. Нет. Боюсь, это может ее задеть.

ХОЗЯЙКА (вновь набрасывая платок на плечи). Ну, тогда — так, в постели.

МУЖЧИНА (поддаваясь соблазну). Как раз тот от­тенок, какой нужно. Знаете, у вас с ней одинаковые тона... Ни­как не могу прийдти в себя — ввалиться так вот с улицы и пус­титься в откровения.

ХОЗЯЙКА. Это накапливается; никогда не знаешь, кому возьмешь, да все вдруг и выложишь.

МУЖЧИНА. За исключением того лишь, что у вас взгляд осо­бенный.

ХОЗЯЙКА (улыбаясь). Чем уж он особенный?

МУЖЧИНА (отвечая ей улыбкой). Вы меня видите. (Теперь явно отвергая платок). Нет, не годится.

Она снимает платок; он ходит, глядя по сторонам.

А еще, думаю, потому, что вы примерно одного возраста.

ХОЗЯЙКА. Какое это может иметь значение?

МУЖЧИНА. Люди старшего возраста обычно забывает, что такое тридцать лет.

ХОЗЯЙКА. Но вы помните?

МУЖЧИНА. Я не помнил — тридцать лет остались далеко поза­ди, — но когда я с ней, они возвращаются от прикосновения к ее коже. Я чувствую себя, словно индус, вспоминающий свою прошлую жизнь.

ХОЗЯЙКА. И что же такое тридцать лет?

МУЖЧИНА. Тридцать лет — это критический момент. Это вер­шина хребта, с которой видны обе его стороны: и солнце, и тень, твоя юность и твоя смерть — охватываешь сразу, одним взглядом. Последний год, когда можно поверить, что твоя жизнь еще может измениться. И сейчас она застряла там, на этом хребте, не в силах сдвинуться с места. Боже... (Приступ боли). Как она была довольна собой в последнее время! Ее заветные желания, планы — и все действительно сбывалось... (С наполовину исполнен­ной гордости, наполовину недоуменной улыбкой). Хотя и твердая тоже — иногда так может отбрить, такую врежет правду. Но я ни­чего не имею против — это всего лишь откровенное желание жить и выходить победительницей. (Обводит взглядом предметы). По­тому и трудно что-то придумать, что не напоминало бы о конце... о том, что эти глаза скоро закроются.

ХОЗЯЙКА. У меня есть теплый пеньюар. Вон там вверху.

МУЖЧИНА (смотрит вверх, с минуту разглядывает). Но она может подумать, что это похоже на после родов.

ХОЗЯЙКА. Не обязательно.

МУЖЧИНА. Да. В каких разгуливают по больничным коридорам... Если состояние будет очень тяжелое, ей придется надеть больничный халат, не так ли?

ХОЗЯЙКА (резко, словно выражая свой личный протест). Но не все же от этого умирают! Не каждый же человек!

МУЖЧИНА (взрываясь). Но она плачет по телефону! Я слышал.

ХОЗЯЙКА (крик души). Так разве мысль о том, что тебя изуродуют, не ужасна? (Отворачивается, прижимает руки к животу. Па­уза). Вам следовало бы написать ей и просто поблагодарить.

МУЖЧИНА (с вопросом). Но это так похоже на прощание!

ХОЗЯЙКА. Вы говорите так, словно ни единого раза не разго­варивали по душам!

МУЖЧИНА. Ну что вы, но как-то не о... неприятных вещах.

ХОЗЯЙКА. Вы встречались только ради удовольствий.

МУЖЧИНА. Да. И к тому же мы оба знали, что это ни к чему не приведет. В мои годы. Так что по большей части все сколь­зило по поверхности...

ХОЗЯЙКА (улыбаясь). И все же наступает момент...

МУЖЧИНА. Как ни странно — да...

ХОЗЯЙКА. Когда требуется усилие, чтобы держаться безразлично...

МУЖЧИНА. Да, какое-то противоречие.

ХОЗЯЙКА. Сочувствовать и в то же время — не сочувствовать.

МУЖЧИНА. И никакого выхода. Как если б рыба влюбилась в солнце, стоит ей выскочить из воды, и она не может дышать!.. Так что, пожалуй, на самом деле во всем этом ничего особого и нет.

Пауза.

ХОЗЯЙКА (свертывая развернутый им свитер). Но у вас не всегда такой вид, а?

МУЖЧИНА. Какой «такой»?

ХОЗЯЙКА. Что вам больно.

МУЖЧИНА. Полагаю, я все еще не в силах понять, что она для меня значит. Смерть никогда не вызывала у меня подобного чувства. Даже собственных отца и матери... Смерть неизменно вызывала неприятное, еле заметное ощущение облегчения, отпавшей обязан­ности. Но с ней — я чувствую, меня словно затягивает и душит.

ХОЗЯЙКА, вдохнув поглубже, проводит рукой вниз по своей шее.

Что еще у вас есть, что могло бы... (Умолкает, принимаясь вновь осматривать товары). Погодите! Знаю — спальный жакет! Вроде бы нейтрально — здоровые тоже носят!

ХОЗЯЙКА. У меня их нет.

МУЖЧИНА. Совсем никаких?

ХОЗЯЙКА. Можно поискать в универмагах.

МУЖЧИНА (с огромным облегчением). Поищу. По-моему, это как раз то, что нужно. Спальный жакет не обязательно что-то выражает — понимаете?

ХОЗЯЙКА. Действительно. Вроде бы он ни к чему не обязывает, спальный жакет. Спросите в «Саксе».

МУЖЧИНА. Хорошо. Большое спасибо... Я никогда даже и не воображал, что у меня может быть такой разговор. (Начинает застегиваться. С чувством неловкости). Я действительно поражен... вот так войти сюда...

ХОЗЯЙКА. Если хотите чашечку чая, у меня есть электрический чайник.

МУЖЧИНА. Спасибо. Не откажусь. Большое спасибо... Просто не могу в себя придти... Понятия не имел, чтобы во мне скрывалось нечто подобное.

Она уходит за прилавок, включает чай­ник; он вновь садится у прилавка.

Это ваш магазин? (Снова распахивает пальто).

ХОЗЯЙКА (утвердительно кивает). Знаете, может, она такой человек, что просто до ужаса боится операции, вот и все. Я сама такая.

МУЖЧИНА (размышляет, пытаясь зрительно это себе представить). Нет, думаю, чтобы ее привести в такой ужас, требуется кое-что посущественнее. Она не истеричка, ну, может, раз в месяц слу­читься, на час-другой.

ХОЗЯЙКА. Старается объективно представить положение.

МУЖЧИНА. Вот именно.

ХОЗЯЙКА. Видит себя.

МУЖЧИНА. Да.

ХОЗЯЙКА. Со стороны.

МУЖНИНА. Да, у нее есть выдержка — настоящее хладнокровие, до самого последнего мгновения, пока не взорвется, — тогда все полетит вдребезги.

ХОЗЯЙКА. Ей приходится держать себя в руках — ведь она одна.

МУЖЧИНА. Да; так что все это похоже на то, как если б от­дернуть занавеску в душе, а оттуда б выскочил дикий зверь.

ХОЗЯЙКА. Она никогда не была замужем.

МУЖЧИНА. Никогда. (Взгляд его устремляется вдаль, он на­чинает улыбаться).

ХОЗЯЙКА. Что-то в ней сопротивлялось этому. Может, вышла бы только за вас?

МУЖЧИНА (с радостью). У нее дивный, грудной голос, а смех почти вульгарный; согнется в три погибели, а то даже и рукой по ноге хлопнет, точно провинциальный комик...

ХОЗЯЙКА на­чинает смеяться.

И так обессилеет, что повиснет у меня на ру­ке, и мы оба чуть не летим на тротуар.

Смех ХОЗЯЙКИ становит­ся глубже.

Однажды в кафе, за крошечным таким столиком, мы ра­зом расхохотались и оба вмиг наклонились, в тот самый момент, когда официант ставил на стол мой омлет, и мы голо­вой...

Она заливается смехом и хлопает себя по ноге. Он за­мечает это и продолжает улыбаться. Позади прилавка разда­ется свисток чайника.

ХОЗЯЙКА. С молоком или с лимоном?

С минуту он с улыбкой наблюдает за ней.

С лимоном?

МУЖЧИНА. Да, с лимоном.

Она идет и наливает чай.

МУЖЧИНА (с новым, исполненным предчувствия волнением). Работы у вас немного.

ХОЗЯЙКА. После рождества все на несколько дней замирает. (Протягивает ему чашку).

МУЖЧИНА. Здесь у вас больше похоже на дом.

ХОЗЯЙКА. Я стараюсь продавать только то, что — гипотетиче­ски — мне хотелось бы купить самой.

МУЖЧИНА. Преуспеваете.

ХОЗЯЙКА. Вроде бы. (Признаваясь). Наверно. А практически — очень.

МУЖЧИНА. Но ребенок был бы лучше.

ХОЗЯЙКА (вспышка возмущения, но затем — правда). Иногда. (Колеблется). На самом деле часто. (Обводит магазин взгля­дом). Все это просто цифры, числа. Бизнес — в нем есть что-то ужасное, что-то совершенно бессмысленное, словно изо дня в день выливаешь и вновь наполняешь ведро. Отчего? У меня не­счастный вид?

МУЖЧИНА. Вид у вас такой, будто вы себя нашли... В пятиде­сятый раз — и вам очень бы хотелось выбросить себя снова.

ХОЗЯЙКА. Вы стараетесь по возможности не причинять боли.

МУЖЧИНА. Да, но иногда никак не удается. Случалось, что и причинял.

ХОЗЯЙКА. Неудивительно, что она вас любит.

МУЖЧИНА. Не уверен. Я действительно теперь ничего не знаю.

ХОЗЯЙКА. О, это уж наверняка.

МУЖЧИНА. Почему?

ХОЗЯЙКА. Это было бы так легко.

МУЖЧИНА. Но я так стар.

ХОЗЯЙКА. Нет.

МУЖЧИНА. Не уверен, чтоб я этого хотел. Я предупреждал ее, что не надо, — вскоре после того, как у нас началось. Гово­рил, что у нас нет будущего. Говорил, что в таких случаях обычно любят себя, и просто нужен человек, который подтверждал бы это. Вот и все — выложил напрямик все самое отвратительное, что только мог придумать.

ХОЗЯЙКА. И все это не имело никакого значения.

Небольшая пауза.

МУЖЧИНА. Не имело?

ХОЗЯЙКА (с безжалостной правдивостью). Разумеется, име­ло: то, что вы сказали, заставило ее наступить на свои чувст­ва, в чем-то сдерживать себя. Даже немножко унизило.

МУЖЧИНА (защищаясь). Но, по-моему, своей независимостью она дорожит больше, чем любыми отношениями.

ХОЗЯЙКА. Откуда вы знаете? Это вы запретили ей любить...

МУЖЧИНА. Да. (Избегая ее взгляда). Но из этого вовсе не обязательно произошла трагическая ошибка: не думаю, чтоб она хотела кого-нибудь любить. По существу не думаю, чтобы кто-то из нас сказал или сделал что-то такое, о чем бы мы очень сожалели. Ошибку совершила Природа — я, настолько старше ее, и абсолютно здоров, а она, такая молодая, больна.

ХОЗЯЙКА (нервная вспышка). Почему вы упорно считаете, что это непременно конец?

Он смотрит на нее с удивлением.

Тысячи людей живут после этого. И почему вы не могли у нее спросить, что это, собственно, такое?

МУЖЧИНА. Мне было нестерпимо вынуждать ее говорить.

ХОЗЯЙКА. Значит, все, что она в действительности сказала, это что операция...

МУЖЧИНА. Нет. Просто, что двадцать восьмое — для нее большой день.

ХОЗЯЙКА (почти с торжеством). Да, но это может означать чуть не все, что угодно.

МУЖЧИНА (с болью). Тогда отчего она не разрешает мне придти повидаться с ней?

ХОЗЯЙКА (неистово). Оттого, что не желает обременять вас своими заботами!

МУЖЧИНА. Я думал об этом.

ХОЗЯЙКА. Разумеется. Дело в гордости. Уверена, что даже до того, как это случилось, она никогда не одобряла, скажем, ваших внезапных появлений — заскочил на минутку — правда?

МУЖЧИНА. О, да. Совсем наоборот.

ХОЗЯЙКА. Конечно же, нет! Ей хотелось быть хорошо причесан­ной, одеться в то платье, какое вам нравится...

МУЖЧИНА. О, да. Настаивала на этом, да.

ХОЗЯЙКА. Тогда едва ли можно ожидать, что она пригласит вас на свидание в больницу.

Небольшая пауза.

МУЖЧИНА. Тогда все это весьма поверхностно, не так ля.

ХОЗЯЙКА. Да это... Да это, быть может, самое главное во всей ее жизни!

МУЖЧИНА (пауза. Качает головой). Нет. Важное, но не самое главное. Потому что ни один из нас не сжег за собой мостов. Да и как можно?.. Принимая во внимание хотя бы мой возраст?

ХОЗЯЙКА. Что вы все про возраст, да про возраст? Это только предлог для бегства.

МУЖЧИНА (улыбается). Но он единственный. какой у меня есть, дорогая. В любом случае, какого бы возраста я ни был, жениться на ней мне все равно бы не следовало.

ХОЗЯЙКА (задета, почти встревожена). Как вы можете так говорить?

МУЖЧИНА. Что плохого в том, что я это сказал? У нее еще масса честолюбивых планов относительно себя: ей еще нужен риск, успехи, новые надежды; ей нужны опасные вершины, а не замужест­во в лощине. Замужество вызвало б у нее беспокойство; долго бы оно ни за что продержалось.

Пауза.

ХОЗЯЙКА (сухо). Ну, что ж, тогда... вас обоих удовлетво­ряло (в то время, как он в удивлении поворачивается к ней) то, что вы имели.

МУЖЧИНА. Вот так сюрприз; никогда об этом не думал. Да, весьма. (Продолжает обдумывать). Почти. Да.

Небольшая пауза.

Это так, так оно и есть.

ХОЗЯЙКА. Поймите, вы были почти совершенно счастливы.

МУЖЧИНА. Почти. Понимаете, всегда чувствовалось — неизбеж­но — что-то временное, какая-то неопределенность; я никогда не думал об этом, как о чем-то совершенном, а это было совер­шенно. Абсолютный хаос. Поразительно.

ХОЗЯЙКА. А ваша жена?

МУЖЧИНА (небольшая пауза). Моя жена... на ней-то мне и следовало жениться. Мы всегда помогали друг другу. Я буду вечно благодарен за то, что она мне досталась. В особенности — за ее доброту.

ХОЗЯЙКА. Она не честолюбива.

МУЖЧИНА. Честолюбива, но в пределах. Мы с ней деловые партнеры: консультации по городской планировке. Она необычай­но компетентна. Я осуществляю общее руководство, хотя — делаю все меньше и меньше.

ХОЗЯЙКА. Почему? Разве это не важно?

МУЖЧИНА. Важно, конечно; в некоторых местах мы изменили пейзаж на сто лет вперед.

ХОЗЯЙКА. Тогда отчего делать все меньше и меньше?

МУЖЧИНА. Через сто лет меня здесь не будет. Как-то утром меня это поразило необыкновенно.

Пауза.

ХОЗЯЙКА. Так что — в общем и целом — это вы переживете?

МУЖЧИНА (уловив подспудный упрек). Воистину. А какое-то время спустя будут проходить целые дни, когда я едва-едва по­мыслю о ее страданиях; а затем — недели, месяцы, я полагаю. (Небольшая пауза). И в то время, как я это говорю, в этот самый момент, я знаю, что она, вполне вероятно, скрывается от меня, чтобы не нанести мне раны своей смертью.

ХОЗЯЙКА. Или себе.

Он вопросительно смотрит на нее.

Если ей нет необходимости видеть то, что она потеряла, ее по­теря меньше. Но не думаю, чтобы все было так плохо, как вы говорите. Она держит вас на расстоянии, чтоб вы не увидели, как она боится ножа. Она права.

МУЖЧИНА. Но почему? Я бы постарался ее успокоить.

ХОЗЯЙКА (с силой; возражение, исполненное негодования). Но ей не нужны утешения! Ей нужна прежняя сила! Вы приходили к ней ради счастья, не ради истерзанной плоти, истекающей на постели кровью! Она знает, сколько держится жалость!

Небольшая пауза.

МУЖЧИНА. Так что вы хотите сказать — что на самом деле я вообще ничего не могу ей подарить? Это вы хотите сказать?

ХО­ЗЯЙКА, молча, опускает глаза.

Что между нами по существу ни­чего нет, не так ли, — ничего, кроме отсутствия обязательств? (Усмехается). Может, потому так трудно и придумать, что по­дарить ей... Однажды она меня спросила — мы провели вместе весь вечер и уже прощались — и она спросила: «Ты помнишь всех женщин, какие у тебя были?» Потому что, как она сказала, она не могла вспомнить всех мужчин.

ХОЗЯЙКА. И вы ей поверили?

МУЖЧИНА. Нет. Я подумал, что она просто уверяет меня в своем безразличии — в том, что никогда ничего не станет требовать. У меня мороз пробежал по коже.

ХОЗЯЙКА. В самом деле? Почему?

МУЖЧИНА. Зачем ей было говорить такое, если ей не хоте­лось удержать меня, безумно?

ХОЗЯЙКА. Но теперь вы думаете иначе...

Он оборачивается к ней; удивлен.

МУЖЧИНА. Нет. Теперь мне вроде кажется, что она говорила правду. Мне кажется, у нее внутри бьет родник равнодушия, холодный, глубокий, как ручей в пещере. Как и у меня. (Неболь­шая пауза). Чувствую, вы меня сейчас осуждаете.

ХОЗЯЙКА. Я никогда никого не осуждаю, вы это знаете. Не могу я.

МУЖЧИНА. Знаю. И все же глубоко-глубоко в душе...

ХОЗЯЙКА. Нет. Я бессильна — в конце концов не могу не простить, всего.

МУЖЧИНА. Вас это только красит, но где-то в самой глубине вы, должно быть, испытываете легкое презрение...

ХОЗЯЙКА. Чего вы требуете? Из осторожности вы предложили лишь свою дружбу. Разве не так?

МУЖЧИНА. Но что больше мог я предложить!

ХОЗЯЙКА. Тогда вы не можете ожидать найти то, что нашли бы в том случае, если б связали себя обязательствами, не так ли?

МУЖЧИНА. А что я нашел бы?..

ХОЗЯЙКА. Да! За вас бы держались теперь, и вы б изнемогали от слез и были потрясены своим новым одиночеством, просвет­лены и омыты горем, очищены совершенно новой печалью. Возлюб­ленный должен заслужить эту радость. Если вы не мог­ли решиться разделить ее жизнь, вы не можете надеяться разделить ее смерть. Этого вам хотелось бы?

МУЖЧИНА. Мне хотелось бы понять, чем я был для нее.

ХОЗЯЙКА (возражая). Ее другом?

МУЖЧИНА (качает головой). Такой вещи не существует. Нет! Нет! И нет! Что это за друг, которому нужны лишь добрые вести и лишь светлая сторона? Я люблю ее! Но мне запрещают это мои обязательства, мой возраст, мои больные суставы — боже мой, в полдесятого мне хочется спать! Все это чудовищно. Что она могла во мне увидеть? Мне невыносимо отражение в зеркале собственного лица: каждый день я как будто брею своего отца!

ХОЗЯЙКА. Тогда отчего не поверить ей? Вы были просто одним из ее друзей.

МУЖЧИНА (пауза). Одним из ее... друзей. Да. Попытаюсь примириться с этим. (Небольшая пауза). Не отчего я не чувст­вую себя опустошенным? Отчего я все еще так полон? Что должен я сделать — или сказать — чего не сделал или не сказал прежде, чтобы перелом совершился? (Плачет). Боже мой, что я говорю! (Умоляюще). Вы же знаете! Доскажите!

ХОЗЯЙКА. Вероятно... лучше оставить так, как есть, это и будет самое лучшее?

Он медленно отворачивается от нее, внимая ее голосу.

И это все, что вообще могло из этого выйти...

Пауза.