Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Люк закрылся.

Диего отыскать не удалось ни через час, ни через два, ни к концу дня.

Помещение со всем его содержимым содрогнулось.

Руденко отправил к Базе десантолеты, приказав им не отвечать на атаки стражей, пытавшихся остановить уход землян с планеты, а сам покинул Зону и упорно продолжал поиски исчезнувшего без вести разведчика, будучи уверенным, что тот не даст безнаказанно убить себя, что он жив или, по крайней мере, где-то оставил условный знак. Сами энифиане на запросы людей относительно судьбы Диего Вирты не отвечали, хотя и повторяли все время вопрос: «Почему прерываете контакт?»

Девушка упала на рёбра люка, на неё свалился Вербов.

За это время специалисты Базы сумели частично расшифровать записи в найденных у Неверова кристаллах, и обретенная таким образом информация взбудоражила умы всего увеличившегося населения Базы.

– Денис?! – прилетел сверху крик Лобанова. – Инга?!

Доброгнев собрал экстренный научный совет, который перерос в дискуссию о моральном праве разумного существа проводить эксперименты над себе подобными. Заключение сделал заместитель председателя Высшего Координационного Совета Земли Молчанов. Он сказал:

– Прости, – с трудом выговорил Вербов, пытаясь сползти со спутницы. Навалившаяся на спину тяжесть помешала это сделать, показалось, что на него упали все, кто влез до него в Колонну, но это оказался один Лобанов.

– Чёрт! Не удержался… вы успели… а я подумал…

— Позволю вам напомнить, что два века назад, когда на Земле существовали государства, в одном из них была такая организация — Центральное разведывательное управление. Оно занималось сбором данных о техническом, экономическом и культурном потенциале своих политических противников, дабы применить эти знания во вред другой стороне, а также готовило и выполняло убийства прогрессивных деятелей других государств, устраивало перевороты, организовывало диверсии и тому подобное. Так вот, в лабораториях этой организации велись эксперименты над людьми с целью подавления их психики, воли, чтобы потом результаты экспериментов помогли кучке негодяев «завладеть миром». Программы этих опытов назывались по-разному: «Синяя птица», «Артишок», «МК-дельта», «МК-ультра» и так далее. Бесчеловечность подобных опытов очевидна, тем более что проводили их такие же люди, как и мы с вами.

– Поднимайся!

К стражам подобная оценка неприменима. Теперь мы знаем, кто они на самом деле — самоорганизующиеся, самопрограммирующиеся биокибернетические системы, нечто вроде конечного продукта синтеза наших универсальных вычислительных машин четвертого поколения с биологическими организмами. Когда-то, сотни веков назад, на Энифе цвела жизнь сродни земной. Единственное ее отличие, наложившее отпечаток на форму симбиоза экологической среды и разумных существ, — более жесткие природные условия. Разум планеты пошел на создание биологических интеллектуальных автоматов и исчез: кстати, необязательно в результате войн со своим детищем, может быть, он даже вообще покинул планету для чистоты эксперимента. А эволюция этих автоматов привела к расе стражей и их центральному мозгу — Осиному Гнезду.

– Пытаюсь…

– Я потерплю, – выговорила Вершинина, дыша в ухо Вербову.

Уродливость техногенной эволюции стражей также очевидна. У этой машинно-биологической цивилизации нет цели, нет будущего, она бесплодна и обречена, ибо что такое ее главный мозг? — колоссальный по объему, но весьма скромный по возможностям вычислитель с зачатками интеллекта! Он может лишь сохранять, да и то с грехом пополам, уже накопленные знания, а не накапливать и не обрабатывать новые. Отсюда и кажущиеся странными при всей их энергетической мощи ошибки стражей, их отношение к человеку и многое другое. Как может быть человечной машина, если в ее памяти не заложены понятия добра и зла, морали и этики, совести и гуманизма?..

– Он слезет, и я встану…

К сожалению, пресловутый «разум» Энифа — всего-навсего гигантская машина, зашедшая в тупик в попытках самосовершенствования. Одно только отсутствие культуры у стражей говорит само за себя — машине культура ни к чему.

– Поднимаюсь, поднимаюсь, – проворчал Лобанов. – Везёт же разведке…

Но есть все же маленькая надежда на то, что энифианская цивилизация не совсем мертворожденное дитя исчезнувших предков. Все попытки стражей вникнуть в сущность эмоциональной стороны деятельности человека указывают на зарождающиеся в них сомнения в том, что они венец творения, на то, что они понемногу стали осознавать ущербность своего развития, вернее, регресса. И не следует ли считать контакт стражей с нами их криком о помощи?! Да-да, криком о помощи, несмотря на жестокость эксперимента над Диего и Неверовым, на неразборчивость в средствах и холодный расчет типа «цель оправдывает средства». Понимаете?

Загудело со всех сторон. На спину Вербова упала ещё бо́льшая тяжесть. Он охнул, напрягся.

– Макс!

Никто из ученых не смог ответить на этот вопрос, ни историки, ни социологи, ни ксенопсихологи; люди не были готовы к ответу, потому что многих в этот момент занимала мысль о судьбе их товарища, принявшего основной удар энифианского расчета на себя. Только Шелгунов пробормотал про себя четверостишие, странно соответствующее настроению собравшихся в зале спутника и ситуации на планете:

– Это не я… похоже, мы взлетаем…

Действительно, впечатление было такое, будто они попали в кабину стартующей ракеты.

Как ты можешь летать и кружитьсяБез любви, без души, без лица? О стальная, бесстрастная птица, Чем ты можешь прославить творца?[8]

Впрочем, именно это и случилось, хотя знать это наверняка они не могли.

Навалившаяся на тела сила стала невыносимой.

Спустя сутки вернулся с планеты Руденко, буквально перерывший все плато Неожиданное и ближайшие отроги Синих и Красных Гор.

Вербов, напрягаясь так, что у него едва не лопнули жилы на руках и ногах, приподнялся, и девушка повернулась на бок. Он упал рядом, продолжая держать на себе ругавшегося шёпотом Лобанова. Успел прошептать на ухо Инге:

По-прежнему ни на один запрос через аппаратуру Зоны и непосредственно с Базы энифиане не отвечали, на всех диапазонах царило удивительное безмолвие, удивительное уже потому, что атмосфера Энифа была насыщена электричеством и рождала спонтанные магнитные бури и вихри, отзывающиеся всегда в динамиках шумом прибоя.

– Держись, любимая…

Всегда, но не в этот раз.

Сознание померкло…

Руденко, появившись в командном зале спутника, молча выслушал сообщение Торанца и тут же отдал распоряжение патрульным кораблям понаблюдать за Осиным Гнездом. Торанц согласился с его решением и добавил:

Антарктида, станция «Южный полюс»

— Надо бы запустить несколько зондов к Зоне, на всякий случай. Стражи не зря копались под ней.

3 января, ближе к вечеру

Руденко равнодушно пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, и в этот момент случилось неожиданное. Ожил вдруг виом связи с Зоной, и онемевшие связисты увидели в зале Зоны Диего Вирта. Только на человека он не походил. Человеческим у него было только лицо.

Погода стояла великолепная: ветер, несущий позёмку, стих, солнце сияло вовсю, снежные поля и торосы вокруг сверкали словно покрытые алмазной пылью, температура воздуха повысилась до минус семнадцати градусов, – и работа спорилась.

— Игорь… — позвал он, обвисая бесформенно-чешуйчатым телом в кресле перед пультом и запрокидывая голову, чтобы не удариться лицом о панель.

Десантники расчистили взлётно-посадочную полосу от снега, отправили самолёт обратно на «большую землю», помогли полярникам с расчисткой дорожек посёлка и с энтузиазмом принялись обустраиваться сами.

— Диего! — закричал Тоидзе, отчаянно жестикулируя товарищам, чтобы они дали сигнал общего сбора. — Диего, смотрите!.. Ты меня слышишь, Диего?!

Пименов заскочил в шахтный домик, где его бригада вместе с бойцами готовила к спуску в озеро новый подводный модуль, потом вернулся к себе в штабной домик, собираясь связаться с Москвой. И в этот момент снизу – из глубин ледяной толщи, накрывшей озеро Восток, раздался тяжкий всхлип, будто некий исполин в озере проснулся и набрал в грудь воздуха.

— Игорь, — повторил Диего, не слыша инженера. — Кажется, мне конец… Они-таки «встроили» в меня… какую-то штуку… чтобы я подчинялся их приказам… я выдержал, и тогда они стали облучать меня такой дрянью, что больно… вспомнить… доза была слишком велика… но я все же сбежал… сообщить… Игорь, они готовят удар по Зоне и по Базе… Уходите с планеты… на другую орбиту. Они — ошибка создателей… По их машинной мифологии, то, чего они не в состоянии объяснить и понять, — не существует. То есть мы для них — нежить, фантомы, созданные флуктуациями силовых полей, возникающих при работе Осиного Гнезда… их «мозга»… Они так ничего и не поняли в нашей жизни, поэтому решили уничтожить свой затянувшийся «сон». Уходите…

Вслед за этим странным всхлипом прилетел низкий гул и неистовый треск, поколебавший штабной домик так, что он заплясал на опорах.

Диего совсем обвис, и запрокинутое его лицо так и осталось смотреть в потолок остановившимся взглядом. Потом раздался щелчок, и виом погас.

Снаружи послышались крики.

Руденко прыгнул к пульту, рванул Тоидзе за плечо:

Пименов, а вслед за ним пилот «Глазастика» и замначальника станции выскочили из домика в одних свитерах.

— Связь, Вано, ну же — связь!

Всё достаточно гладкое поле посёлка пересекала трещина!

— Не работает, Юра, — беспомощно пожал плечами тот, пытаясь восстановить прием. — В Зоне вырубило передатчик.

Но не это привлекло внимание Михаила Павловича. На горизонте, в полутора десятках километров от станции, вставал в небо, расширяясь, белый искрящийся фонтан! Внутри него просверкнула молния, превращаясь в красную иглу, замершую в воздухе на несколько мгновений.

— К Зоне подходит ураганный фронт, — вмешался в разговор голос командира крейсера «Витязь», курсирующего у границ атмосферы Энифа. — Мощность до пятнадцати баллов по шкале 22.

– Твою курносую! – сипло изумился Васюченко.

Руденко думал несколько секунд, не сводя яростного взгляда с ругавшегося вполголоса Тоидзе. В зал ворвался бледный Нагорин, подбежал к пульту:

Аксёнов не удержался на ногах, скатился по ступенькам лесенки.

— Нашелся?!

– Чтоб тебя!

Руденко очнулся от своего короткого раздумья и наклонился к панели экстренных распоряжений, нажал ярко-красную кнопку.

Пименов помог ему встать.

— Внимание, База! Объявляю минутную готовность к старту на параболу три мегаметра в периастрии! «Витязь», будь готов к ТФ-старту и усиль наблюдение за Зоной! Дежурные обслуживания ДМ: освободите шахту номер один к аварийному запуску! Все!

Красная игла пошла в небо, обвитая яркими спиральками голубых молний, но потом начала заваливаться назад и снижаться. Пролетев несколько километров по направлению к посёлку, она вонзилась в торосы, поднимая снежный вихрь.

В коридорах Базы коротко провыли ревуны: пилоты предупреждали пассажиров спутника о необходимости соблюдать осторожность при старте с орбиты. В зале все схватились кто за что мог, многие просто сели на пол. Один Руденко не стал искать опоры, только прочнее уперся ногами в пол.

Гул стих, далёкий фонтан опал, природа успокоилась.

Толчок! Другой! Эниф пошел влево и вниз, уменьшаясь в размерах. База уходила с планеты.

Пименов очнулся.

В зал набилось много сотрудников Базы, среди которых уже распространился слух, будто Диего Вирт только что разговаривал из Зоны. Среди них были и Анна Вирт, и невеста Лена Неверова, потерявшая свой самоуверенный лоск.

– Семеныч, снегоход!

Руденко подошел к этой молчаливой стенке и остановился, встретив слепой от боли взгляд Анны.

Васюченко, забыв, что он раздет, кинулся к стоянке автотранспорта станции, вмещающей с десяток снегоходов разных типов.

— Я не имею права требовать, — глухо сказал он, опуская голову и бледнея от усилия сдержать себя. — Я прошу… Кто из вас пойдет со мной вниз за Диего?

– Что это, Палыч?! – ошеломлённо проговорил Аксёнов, выдыхая клубы пара. – Ракета, что ли?!

– Сейчас узнаем, – процедил сквозь зубы Пименов. – Но не ракета.

Он подождал, глядя в пол и вызывая в памяти то насмешливо-ироничное, то буднично-спокойное, то каменно-бесстрастное лицо Диего, того Диего Вирта, какого он знал.

– А что?!

– Ракеты с неба падают, а эта из-подо льда вырвалась.

— Нужен опытный пилот… Риск смертелен… может быть, даже уже поздно. Но там остался Диего, и мы должны, обязаны его… — Руденко нечаянно взглянул в сторону Анны и поразился перемене выражения ее глаз: в них был вопрос, отчаянное страдание и надежда.

К Пименову подбежал Кирилл Григорьевич.

– Видели, Михаил Павлович?!

Люди молчали, каждый взвешивал свое решение, поторопиться и переоценить свои силы — означало обречь на поражение спасательную операцию в самом начале. Потом из тесной группы спасателей вышел невысокий худощавый и незагорелый юноша, почти мальчик.

– Ещё бы… лёд потрескался!

— Разрешите, я пойду?

– Уж не связано ли это с нашими парнями в озере?

Руденко криво усмехнулся.

– Ох, не гадайте, полковник! – Пименов вернулся в модуль, накинул парку и выскочил обратно.

— Спасибо, но я же сказал — опытный… — Он встретился с бездонно-черными глазами юноши и не закончил.

Через трещины перескочил вездеход, за рулём которого сидел Васюченко, и полярники помчались к опадающей туче снежной пыли.

— Меня зовут Святослав, я из бригады обеспечения спецотдела. Диего — друг моего отца, это все равно что отец. У меня сертификат пилота первого класса. Идемте…

Антарктида happy and

Руденко беспомощно оглянулся.

Показалось, что он тонет и захлёбывается…

— Это сын Грехова, — буркнул почерневший от тревоги и забот Нагорин и отвернулся.

Вербов хватанул ртом воздух, очнулся.

Руденко снова посмотрел на хрупкого с виду молодого человека, оглядел с ног до головы, словно оценивая его возможности, и отчаянно махнул рукой:

Инга, прижатая к нему грудь в грудь, не шевелилась, Лобанов тоже, осевший на ногах майора, в трубе не то кабины, не то отсека спасательного модуля было тихо. И только повернув голову, Денис понял, что Колонна, которая и была модулем, лежит на боку.

— Поехали!

– Инга…

Они нашли его в коридоре на втором этаже Зоны. По-видимому, Диего на короткое время пришел в себя и пытался ползти к выходу, прежде чем снова впасть в беспамятство.

Девушка вздрогнула, задышала часто-часто.

Руденко с содроганием осмотрел его жуткое, исковерканное неведомой пыткой и борьбой с самим собой тело и, не найдя рук, подхватил под спину ближе к голове.

– Что… случилось?

— Берись, — кивнул он Грехову.

– Мы куда-то стартанули…

— Робот, — дрогнувшим голосом произнес тот.

– Куда?

— Что?!

– В белый свет, – пошутил Вербов, – как в копеечку.

— С нами робот-универсал, дайте ему команду…

Очнулся Лобанов.

— Справимся сами, берись.

– Ты на какой свет конкретно рулял, майор?

Святослав взял Диего за наросты, отдаленно напоминавшие ноги, и поднял. От толчков Диего открыл рот, сказал: «Уходите… от планеты…» — и снова замолчал.

В мышцы и кости вернулась боль. Удар ускорения, – а в том, что Колонна стартовала, сомневаться не приходилось, – был слишком силён.

Они с трудом втащили разведчика в рубку модуля, не обращая внимания на яростные атаки стражей: робот-универсал исправно нес службу охранителя, прикрывая их сверху.

Он нашёл руку девушки.

— Скоро здесь будет буря, — пробормотал Руденко, глядя на приближавшуюся к Зоне черную стену, окаймленную короной электрических разрядов. — Мы опередили ее на полчаса. Ну, отдохнул? Давай положим его в кресло.

– Как самочувствие?

Они снова взялись за тело Диего, тяжелое и необычно горячее.

Руку Инга не отняла.

— Уходите, — четко выговорил тот, заставив их вздрогнуть и посмотреть друг на друга, а потом на застывшее спокойное лицо.

– Меня пропустили через мясорубку…

Модуль вдруг сотрясся: по его защитному полю ширкнул огненный язык и ушел в стену Зоны, проделав в ней оплавленный черный шрам.

– Меня тоже.

Руденко скрипнул зубами и бросился из рубки, крикнув на бегу:

– Ты что-то говорил…

— Привяжи его и последи за воздухом.

– Не помню…

Грехов бережно опустил голову Диего на спинной валик кресла и закрепил ремни безопасности. Потом подсел к пульту и навел координатную планку стационарного излучателя антиметеоритной защиты чуть выше здания Зоны с тем, чтобы накрыть всю стаю стражей, если та вознамерится напасть на человека.

– Значит, мне послышалось.

Время от времени то один, то другой из двух сотен стражей пикировал ко входу в Зону и отлетал в сторону, встречая защитное поле робота.

Он помолчал.

Руденко выскочил из Зоны через двадцать минут и нырнул в люк модуля, как пловец в воду. В рубке он бегло оглядел почти полностью потемневший небосвод, недобро усмехнулся:

— Приостановили ураганчик-то? Это потому, что мы прилетели, надеются на что-то… Ничего, пташечки, я вам тоже сюрприз приготовил! Слава, давай поднимайся. Поспокойней только, время у нас есть.

На пульте мигнул зеленый квадрат, раздался голос автомата-дешифратора:

— ДМ, вы в створе моих антенн, помощь нужна?

— Спасибо, «Витязь», — отозвался Руденко, нажимая сенсор. — Через час выползаем на орбиту, готовьте врачей. И уберитесь, пожалуйста, с трассы. Диего прав, стражи подготовили удар по Базе, причем хотят использовать для этого Зону, у них под Зоной сделано нечто вроде фокусирующего многовиткового отражателя, к которому подходят шесть энерговодов.

— Базу им теперь не достать, а крейсер вообще орешек не по их зубам. Почему медлите? Уходите быстрей, на такой дальности мы не сможем прикрыть вас надежно.

— Терпение, «Витязь», терпение, дайте мне несколько минут…

Грехов осторожно поднял модуль над Зоной, и тотчас же несколько сильных ударов, сопровождаемых яркими вспышками, потрясли корабль.

Руденко ничего не предпринимал, положив руки на панель управления противометеоритной защитой, только один раз оглянулся на застывшего Диего и снова стал смотреть на уменьшавшуюся в размерах Зону.

— Останови-ка, — сказал он негромко, когда они достигли километровой высоты. — У нас еще есть две минуты…

Грехов, не задавая вопросов, остановил в воздухе модуль. Туча стражей, сопровождавшая корабль, немедленно поднялась над ними и построилась в правильную вертикальную колонну.

На пульте мигнул тревожный оранжевый сигнал, и автомат сообщил:

— Тангенциональное увеличение массы, даю отбой старту!

— Отстрел автоматики! — среагировал Грехов. — Перехожу на ручное!

— Стражи. — Руденко поднял взгляд. — Хотят посадить обратно. Сделай вид, что подчиняешься, иди вниз ровно десять секунд, а потом сделай так, чтобы мы оказались над стражами.

Грехов кивнул и застыл над пультом, положив руки на двурогий штурвал ручного управления.

Руденко с уважением посмотрел на его напряженно-сосредоточенное лицо, напоминавшее ему чем-то лицо Диего. Этот мальчик для своих двадцати с небольшим лет имел самообладание взрослого опытного спасателя, в нем угадывался стержень воли и самоконтроля — то же владение собой и чувство собственного достоинства, что отличало и Диего Вирта.

Модуль медленно, рывками дополз до намеченного рубежа, притормозил.

Стражи над ним завозились, сдвинули строй плотнее, и в это время Грехов сделал стремительно-сложное движение, на которое модуль отозвался немыслимым пируэтом в воздухе, сделал двойной скачок из горизонтали в вертикаль и обратно, и вся стая стражей оказалась под ним.

— Уводи шлюп, Слава, догоняй Базу. Нас ждут врачи.

Грехов кивнул, отворачиваясь, и в это время модуль на полном ходу словно воткнулся в каменную стену! Инерционный удар был страшен. Носовые локаторы, энергокамеры и двигатели были сплющены и разрушены, ходовая часть кормы превратилась во вспышку света, все силовые и сигнальные цепи автоматического «скелета» корабля порвались и замкнулись, и только рубка управления, представлявшая собой капсулу высшей защиты и снабженная поглотителями инерции, уцелела.

– Могу повторить.

Экраны ослепли, координатор выбросил на пульт красные огни, сухо отрапортовал:

Теперь сделала паузу она.

«Нуль энергоресурса! Все системы корабля не работают!» — и замолк.

– Не здесь… если выберемся…

— «Витязь», слышишь меня? — позвал Руденко.

Ощущение счастья нейтрализовало боль в теле.

Ответа не последовало.

– Повторю!

В рубке разливалась шуршащая тишина, прерываемая изредка зуммерами аварийных автоматов.

– Вы о чём? – с недоумением спросил Лобанов.

— Что случилось?! — Грехов повернул к Руденко недоумевающее лицо.

Вербов с трудом приподнялся.

Руденко прислушался.

– Вставайте, лежебоки. Куда бы мы ни прибыли, хоть на тот свет, хоть на другой, мы живы!

Где-то далеко за стенками рубки зародился странный шум, словно захлопали крылья лебединой стаи, вызывая в памяти образы земных птиц — образы стражей. Стены рубки вспенились, стали таять с отчетливым стеклянным хрустом. В глаза ударил чистый голубой свет, превратился в голубой туман, сгустившийся над головой в пелену ровного неяркого свечения. Даль раздвинулась, взору представилось убранство гигантского зала, поразившего своей неземной геометричностью.

Апрель 2016


Руденко встретился взглядом с Греховым и пожал плечами: он ничего не понимал, хотя подсознательно все время ждал необычных событий.

Дикий, дикий Норд

Перед ними, сидящими в креслах, на месте растаявшего пульта вдруг сгустилась темнота, приняла очертания странного двуногого существа, облик которого в течение нескольких секунд претерпел множественную трансформацию, пока не остановился на человеческом теле.

– Ты как здесь оказался? – Стреляли… Из кинофильма «Белое солнце пустыни»
На коммуникаторов смотрел суровый молодой человек, в котором Руденко не сразу признал себя.



— Берегитесь! — сказал вдруг Диего так, что Руденко вздрогнул, посмотрел на разведчика, но тот был без сознания, за него сейчас говорило великое чувство долга, не измеримое никакой мерой, кроме силы духа.

Двойник начальника отряда безопасности неслышно подошел ближе и остановился в двух шагах, глядя на беспомощного Диего Вирта, потом перевел взгляд на Руденко:

Глава 1

— Кажется, мы несколько опоздали…

К полюсу

«Витязь» подходил к Базе, когда с возвращающимся модулем, преодолевшим притяжение Энифа, вдруг произошло необъяснимое: на скорости в два километра в секунду он… сплющился буквально в лист и взорвался! Впечатление было такое, будто он воткнулся в толстую прозрачную стену, хотя локаторы крейсера никаких стен в этом месте не видели.



А потом между Базой и горящим модулем сформировалась — не возникла мгновенно, а именно «выкристаллизовалась» из вакуума — стокилометровая фигура, напоминающая ракетку для бадминтона с четырьмя ручками.

День вблизи Северного полюса длится долго – почти полгода, с марта по сентябрь, и тем, кто летом собирается совершить путешествие к полюсу, надо учитывать то обстоятельство, что вставать и засыпать придётся при ярком солнечном свете и одновременно быть готовыми к внезапным снежным бурям.

Крейсер ощутимо кинуло вперед.

— «Витязь», что там произошло? — донесся голос Нагорина, не отходившего от экранов.

Восьмого июля атомный ледокол «Борей», второй после «Арктики» в линейке ледокольных судов проекта 22220, официально проходящий ходовые испытания, приблизился на расстояние в сто десять километров к географической точке Северного полюса, преодолев льды толщиной до пяти метров. В зимнее время даже он, единственный в мире ледокол с лазерным резаком льда, вряд ли смог бы подобраться к полюсу так близко. Но летом площадь льдов существенно сокращалась, толщина ледяной шапки уменьшалась, в ней появлялись разводы, полыньи и трещины, и новейшему российскому ледоколу с ядерным реактором последнего поколения удалось то, что не удавалось ни одному другому судну. Помогло ещё и начавшееся глобальное потепление климата, способствующее освобождению Северного Ледовитого океана от многолетних льдов, по сути – уникальное явление, по расхожему мнению связанное с деятельностью человека. Как минимум десять тысяч лет такой тёплой Арктики Земля не знала.

— ДМ-два взорван, — доложил Ненароков, в то время как готовые к аварийным ситуациям экипажи и автоматы отрабатывали стандартную вводную внезапно возникшей угрозы. — Базе тревога по форме «экстра»! Между ДМ и крейсером появились непрошеные гости. Пытаюсь спасти экипаж модуля.

Магнитные полюса планеты не раз меняли своё местоположение. К примеру, семьдесят пять миллионов лет назад Северный находился на юге нынешней Евразии, а Южный – в Боливии. А по расчётам учёных ещё двенадцать тысяч лет назад оба полюса располагались на противоположных сторонах экватора, по одной из гипотез изменив положение в результате войны Атлантиды и Гипербореи. Но чтобы проверить это, надо было исследовать Антарктиду и подводный мир Арктики, что в нынешние кризисные времена не представлялось возможным. Тем не менее в Антарктиде экспедиции работали, в том числе у озера Восток, на дне которого был найден артефакт древней цивилизации. Пришла пора заняться и дном Северного Ледовитого океана в районе полюса. Поэтому ничего удивительного в походе ледокола «Борей» к Северному полюсу не было, хотя формально он всего лишь проходил рабочие испытания.

В течение последующих минут экипажи Базы и крейсера действовали в соответствии с обстановкой.

Координатор крейсера рассчитал маневр, характеристики хода и защиты, способ захвата горящего модуля, оптимальный выход из-под колоссальной «ракетки» чужого корабля и начал маневр. Кибинтеллект Базы отделил от основного спасаемого блока секции, затрудняющие маневр и защиту, и приготовился к режиму «спасайся и беги», упрятав людей в капсулу-отсек высшей защиты.

Кроме изучения дна океана в районе полюса, перед экипажем атомохода и небольшой исследовательской группой, курируемой военными экспертами, стояла и другая задача, о которой был поставлен в известность только капитан ледокола Владимир Антонович Рябошлык. Именно к ней в первую очередь и приступил «Борей», пройдя через льды и остановившись в точке с координатами: сто шестьдесят градусов восточной долготы и восемьдесят девять градусов северной широты, – в двух километрах от впадины Макарова. Задачей этой был спуск под воду «Изделия 100», прозванного «Цербером», одного из так называемых «подводных постов гарантированного возмездия», представлявшего собой герметичный комплекс для мониторинга донной обстановки, позволяющий быстро определять возможные угрозы, детализировать и при необходимости уничтожать. Эта роботизированная информационная система решала задачи морской подводной разведки и выдавала целеуказания с такой оперативностью и точностью, что стопроцентно гарантировала обнаружение и уничтожение любой подводной и надводной цели, будь то мина, одиночная подлодка или авианосная ударная группа.

«Витязь» вышел точно под «ракеткой» пришельца, но модуля Руденко там уже не было.

Работал комплекс следующим образом.

Вместо догорающего разведшлюпа на его месте вырос переливающийся всеми цветами радуги километровый «мыльный пузырь», заполненный роем ослепительных звезд.

Сначала модуль «Гаптель» сканировал подводное пространство и обнаруживал потенциально опасные предметы. Дистанционно управляемый робот с оптико-электронной и акустической аппаратурой обследовал обнаруженный предмет, и оператор либо сам заведомо запрограммированный компьютер управления, производящий окончательную классификацию, отправлял подводный уничтожитель «Чилим», с помощью направленного взрыва ликвидирующий опасный предмет или корабль.

— Щуп! — скомандовал командир крейсера.

Подобные комплексы уже прошли проверку в реальной обстановке, начиная с две тысячи двенадцатого года, когда во Владивостоке состоялся саммит АТЭС, затем в Сирии и на Камчатке и доказали свою невероятную живучесть и эффективность. Нынешнее поколение «Церберов» вообще не имело аналогов в мире, несмотря на создание Соединёнными Штатами пресловутых «морских охотников» и подводных роботов.

«Витязь» выстрелил десятиметровой стрелой пробоотборной ракеты и тут же получил весомую «оплеуху» массой в полторы тысячи тонн.

В десять часов утра (по времени Москвы) с кормы ледокола начали спуск комплекса, состоящего из пяти модулей, по форме напоминавших нефтеналивные железнодорожные цистерны с «плавниками» и множеством полусфер по периметру днища, в которых прятались манипуляторы и узлы для сцепки модулей между собой и крепления их ко дну.

Ракета успела пройти половину расстояния до «мыльного пузыря» и превратилась в язык оранжевого пламени.

Место спуска обследовали эхолотами заранее. «Цербер» не должен был утонуть в иле и опускался на вершину одной из подводных гор.

— Панцирь! — невозмутимо сказал Ненароков, на экране которого сходились сейчас все исполнительные цепи крейсера.

На палубе возле специального крана появились, кроме бригады моряков и инженеров, ответственные за подготовку аппарата к работе люди: полковники научно-технического центра Министерства обороны Логинов и Ващенко, руководитель экспедиции, профессор геологии и разведки полезных ископаемых Маховицкий и его зам, океанолог Пилиев.

«Витязь» выплюнул горбатый диск панцирного модуля, способного противостоять ядерным взрывам, и снова тяжелый силовой шлепок настиг крейсер, погасил защитным полем. Модуль достиг границ «мыльного пузыря» и исчез, связь с ним оборвалась. «Пузырь» скачком съежился и вознесся к близкой решетчатой плоскости «ракеты», метнулся в одну из ручек в семьдесят километров, пропал.

Переговариваясь, они принялись наблюдать за процессом спуска «Цербера» в полынью за кормой ледокола, поглядывая на бескрайнее ледяное поле со снежными торосами, не нарушаемое никаким движением. Температура воздуха держалась на уровне минус тридцати градусов, но ветра не было, и небо, свободное от облаков, казалось бездонным сине-фиолетовым куполом, расшитым нитями солнечных лучей.

— Они забрали ДМ, — сообразил инженер защиты.

Время спуска было выбрано с таким расчётом, чтобы над этим районом Арктики не пролетали спутники по крайней мере в течение сорока пяти минут.

— Сила последнего удара? — жестко отрезал Ненароков.

— Две сто.

Работа двигалась споро. После того как отблёскивающие синевой защитных корпусов «цистерны» были освобождены от защитных сеток, матросы закрепили на первой многотонной махине петли тросов, и кран осторожно опустил «цистерну» в полынью. За ней последовали остальные «цистерны». Облепившие все пять «баков» матросы быстро соединили их в единую конструкцию и перебрались обратно на борт ледокола.

— Запас на отражение?

– Молодцы, парни, – одобрительно проговорил плотно сбитый полковник Ващенко. – Без суеты, спокойно, точно.

— Стократный плюс столько же на поглощение, характеристики поля в машине.

– У матросов возник миф, – усмехнулся в усы его коллега Логинов. – «Изделие 100» они считают ядерной бомбой, рассчитанной взорвать межконтинентальный разлом в сторону Аляски.

— База, иду на «абордаж»! — тяжело проговорил Ненароков. — Уходите на параболу, как и рассчитывали, энергозапас гостей выше, чем у вас.

– Ну, они недалеки от истины, – ответно усмехнулся Ващенко, пряча подбородок в тёплый ворот арктического костюма; он плохо переносил морозы ниже минус десяти градусов. – Наши «игрушки» (он имел в виду подводных роботов) могут и до Аляски добраться, и вообще до всего Восточного побережья Америки.

— Принято, — сказал Нагорин; из-за его спины выглядывали Торанц и Доброгнев. — Только кажется мне, что это не гости, а хозяева, больно смело себя ведут.

– Не дай бог, чтобы это произошло!

— Что ты хочешь сказать? — буркнул Доброгнев.

– Никто этого не хочет, Иван Кириллович, но пока что кругом одни враги, мы обязаны подстраховываться.

Купола «Изделия 100» исчезли под водой.

— То, что сказал. Это настоящие хозяева Энифа. Не знаю только, почему они объявились так поздно. Боюсь, «абордаж» не получится, уводи крейсер, Миша.

Матросы вернули кран в исходное положение и разбежались по отсекам судна.

К представителям Минобороны подошёл капитан Рябошлык.

— Я все же попробую, — без улыбки сказал Ненароков. — Мы с ними на равных, пусть поздороваются и скажут, чего хотят. Вежливость — слава сильных.

– Связь с комплексом установлена, товарищи командиры, идёмте в рубку.

«Витязь» начал разгон.

– Успели? – спросил Логинов.

У Руденко внезапно сильно закололо в висках. Боль сняла нервный тик и успокоила: он не грезил и не спал.

– Штатовский спутник появится с минуты на минуту, успели.

Псевдо-Руденко прошелся перед замершими людьми, прислушался к чему-то в себе или в пространстве, усмехнулся.

Группа военных экспертов и учёных поднялась на ходовой мостик ледокола.

— Вас пытаются отбить. Неоправданный риск. Вы всегда так поступаете? Эниф — наш дом, пусть старый и полузабытый, брошенный предками много тысяч лет назад, но дом. Той информации, которой мы располагаем к настоящему времени, — она передана теми, кого вы называете стражами, — вполне достаточно, чтобы уничтожить вашу экспедицию.

В просторном помещении рубки, опоясанном пультом управления кораблём с десятками жидкокристаллических панелей и дисплеев, было установлено дополнительное оборудование и аппаратура для контроля «Изделия 100» – нечто вроде авиатренажёра с креслом оператора, большим изогнутым экраном, клавиатурой на консоли и двумя вспомогательными дисплеями. В кресле сидел старший лейтенант Сомов, который должен был настроить систему и обеспечить её работоспособность в точке установки.

Но мы решили выслушать вас ради исключения ошибки. Стражи — дети давнего эксперимента, а значит, наши дети, незаслуженно забытые, может быть, брошенные на произвол судьбы, не имеющие возможности выбраться из тупика механоэволюции. И вот приходите вы и, не разобравшись в ситуации, вместо того чтобы помочь…

Экран показывал темнеющее на глазах фиолетовое поле с лёгкой зеленью – толщу воды, пронизанную лучами прожекторов «Цербера». Арктические воды вблизи полюса были практически лишены какой-либо живности, и телекамеры комплекса бесстрастно фиксировали её отсутствие ровным свечением экранов.

Руденко покачал головой, переборол спазм горла и желание выругаться, боль Диего стала и его болью, и это было главным сейчас.

– Что там? – задал необязательный вопрос Логинов.

— Мы не боги, — хрипло сказал он. — Мы далеко не всемогущи и не всегда способны предвидеть последствия своих действий, бываем жестокими и беспощадными, часто не правы и несправедливы… Мы веками грабили и убивали, лгали и предавали друзей! Было… Было! Но это мы создали шедевры музыки и живописи, сражались за свободу и независимость, отдавали жизни за друга и ради истины, ради правды и справедливости. Это мы способны на прекрасные порывы!

– Всё в норме, – оглянулся короткостриженый, круглоголовый лейтенант Сомов. – «Головастик» докладывает: спуск осуществляется в штатном режиме. Через полчаса достигнем дна.

Пусть мы до сих пор несовершенны, противоречивы и способны ошибаться жестоко и больно, но не потому же мы люди, что имеем руки, и ноги, и голову!

– Располагайтесь, товарищи, – сказал капитан Рябошлык, поведя рукой. – Сейчас принесут чай, кофе, делать всё равно пока нечего.

А потому, что находим в себе силы на доброту и любовь, на заботу о ближнем, на вдохновение, и поиск счастья, и стремление к совершенству, которое ничего не стоит, если только оно не от сердца!..

– Пожалуй, я пойду к своим, – сказал Маховицкий, широкоплечий бородач в белой парке, свободно выдерживающей любой мороз; в его распоряжении была исследовательская группа полярников, располагавшая собственным отсеком в трюме. – Вернусь через полчаса.

Пришелец, задумавшись, молчал.

– Я с вами, – деликатно поддержал его Пилиев.

— Разберитесь в себе, — продолжал Руденко шепотом, борясь с болью в затылке. — Может быть, вы более жестоки, потому что мы своих детей не бросаем. Вы можете нас уничтожить, но едва ли это будет мудрым решением, достойным истинных творцов.

– Мы предупредим, – пообещал Логинов.

— Вы только что уничтожили около тысячи существ, виноватых лишь в том, что они не поняли вас. Или месть вы считаете достаточно мудрым решением?

Они ушли. Представители Минобороны уселись на стульчики вокруг кресла оператора и, обмениваясь репликами, принялись потягивать из пластиковых стаканчиков кофе.

— Тогда убейте меня! — Руденко медленно, с трудом встал. — Но отпустите с миром моих друзей, тех, кто умнее и гуманнее меня и кто испытал на себе жестокое любопытство ваших детей. Я не знаю, способны ли вы читать в душах, но вот я стою перед вами, защищенный только броней совести, умея ошибаться и падать, слепо и жестоко. И подниматься. И идти дальше.

Спуск «Цербера» длился сорок минут. Глубина океана в данном районе не превышала полутора километров. Вернулись вызванные Маховицкий и его зам, все обступили блок управления комплексом.

Прочтите меня, проникните во все тайники памяти, убедитесь во всем, что я уже сказал, и поймете, что не только мы, но и вы далеки от совершенства…

Экран по-прежнему показывал чёрную бездну, изредка вспыхивающую бисеринками всплывающих пузырьков метана. Наконец лучи прожекторов высветили складчатое, каменистое дно океана, преимущественно коричневого цвета, с добавлением зеленоватых и жёлтых оттенков.

Пришелец отступил на шаг, не сводя задумчивого взгляда с лица Руденко, посмотрел на Диего Вирта, и в глазах его родилась неуверенность. Руденко ободряюще кивнул пилоту, закрыл глаза и вспомнил:

«Цербер» завис на высоте около ста метров от вершины ближайшей каменной складки.



Блеснет в глаза зеркальный свет,
И в ужасе, зажмуря очи,
Я отступлю в ту область ночи,
Откуда возвращенья нет…



– Вам не кажется, – неуверенно сказал присоединившийся к наблюдавшим за спуском аппарата штатный археолог и историк экспедиции Веденин, – что рельеф дна похож на искусственный лабиринт?

Военные эксперты переглянулись.

– Вам везде мерещатся искусственные сооружения, Борис Анатольевич, – с улыбкой заметил Маховицкий.

– Просто мы сейчас находимся над центральным морем Гипербореи в окружении четырёх материков, – смутился небольшого росточка вихрастый Веденин, – если верить карте Меркатора. Вполне можем наткнуться на остатки сооружений гиперборейцев.

– Гиперборейцы – миф.

– Не миф, фактов найдено предостаточно!

– Здесь уже ходили наши подлодки, ничего не нашли, – поддержал начальника экспедиции Логинов.