Ричард Матесон

Deus ex machina[1]

Все началось, когда он порезался бритвой.

До того момента Роберт Картер был как все. Тридцать четыре года, бухгалтер в железнодорожной компании. Он жил в Бруклине с женой Элен и двумя дочерьми, Мэри, десяти лет, и Рут. Рут было пять, она еще не доставала до раковины в ванной. Под раковиной специально для нее стоял ящик, на который она поднималась. Роберт Картер сделал шаг, наклоняясь поближе к зеркалу, чтобы сбрить щетину с шеи, споткнулся о ящик и упал. Падая, он взмахнул рукой, чтобы обрести равновесие, и крепче вцепился в опасную бритву. Охнул, ударившись коленом о кафельный пол. Стукнулся лбом о раковину. А горлом напоролся на лезвие.

Он лежал, распростершись на полу, и часто дышал. В коридоре послышался топот бегущих ног.

— Папа? — крикнула Мэри.

Он ничего не ответил, потому что посмотрел на свое отражение, на рану на шее. Отражение будто было соткано из двух слоев. В одном слое из раны текла кровь. А в другом…

— Папа? — Голос Мэри звучал встревоженно.

— Я в порядке, — сказал он.

Слои уже разделились. Картер услышал, как дочь отошла от двери ванной, пока сам он смотрел на коричневое масло, которое толчками вытекало из шеи и капало на плитки пола.

Внезапно он схватил с вешалки полотенце и прижал к ране. Боли не было. Он отнял полотенце и в миг, когда пузырящееся масло еще не успело затянуть рану, он увидел тонкие красные проводки.

Роберт Картер отшатнулся назад, глаза его округлились. Он снова отнял от шеи полотенце. Так и есть, провода.

Роберт Картер ошеломленно оглядел ванную. Вокруг него теснились фрагменты реального мира: раковина, шкафчик с зеркалом, деревянная мыльница, в ней все еще пенный кусок мыла, помазок, роняющий белоснежные хлопья, бутылочка с зеленым лосьоном. Все настоящее.

С окаменевшим лицом он порывистыми движениями замотал рану.

Лицо, которое он увидел в зеркале, было тем же. Он придвинулся ближе, выискивая признаки каких-нибудь изменений. Он потыкал себя в щеки, провел указательным пальцем по челюсти. Надавил на мягкие ткани под подбородком в засыхающей мыльной пене. Ничего не изменилось.

Ничего?

Он отвернулся от зеркала и уставился на стену сквозь пелену слез. Слез? Он дотронулся до края глаза.

На пальце оказалась капля масла.

Его начало неудержимо трясти. Он слышал, как внизу Элен хлопочет на кухне. Слышал, как болтают в своей комнате одевающиеся девочки. Все было похоже на любой другой день — очередные утренние сборы. Но день был совсем не такой, как прежде. Еще вчера он был деловым человеком, отцом, мужем, мужчиной. А сегодня утром…

— Боб?

Он дернулся, когда Элен позвала его снизу лестницы. Губы шевельнулись, но он ничего не ответил.

— Уже четверть восьмого, — сказала она, и он услышал, как она ушла обратно в кухню. — Поторопись, Мэри! — крикнула она оттуда и закрыла за собой дверь.

И вот тогда Роберта Картера кольнуло нехорошее предчувствие. Он сейчас же опустился на колени, вытирая масло с пола другим полотенцем. Он тер, пока не осталось ни пятнышка. Очистил лезвие бритвы. Потом открыл корзину для грязного белья и запихнул полотенце под кучу тряпок.

Он подскочил, когда они забарабанили в дверь.

— Папа, пусти нас! — закричали снаружи два голоса.

— Подождите секунду, — услышал он свой ответ. Он взглянул в зеркало. Мыло. Он смыл его. На лице по-прежнему оставалась синеватая щетина. Или это проволока?

— Папа, я опаздываю! — сказала Мэри.

— Сейчас, сейчас. — Голос звучал спокойно, он поднял воротник халата, пряча сделанную наскоро повязку. Он глубоко вдохнул — можно ли назвать это дыханием? — и открыл дверь.

— Я должна первая умываться, — заявила Мэри, протискиваясь к умывальнику. — Мне пора в школу.

Рут надула губки.

— У меня тоже полно дел, — возмутилась она.

— Ну, хватит. — Эти слова были эхом вчерашнего дня, когда он еще был их отцом-человеком. — Ведите себя как следует, — велел он.

— Я все равно умываюсь первая, — сказала Мэри, поворачивая кран с горячей водой.

Картер стоял, глядя на детей.

— Что случилось, папа? — спросила Рут.

Он вздрогнул от неожиданности. Она смотрела на капли масла на боку раковины. Он заметил их только сейчас.

— Я порезался, — пояснил он.

Если стереть капли достаточно быстро, они не успеют понять, что это не кровь. Он вытер капли туалетной бумагой, бросил ее в унитаз и смыл.

— Ты сильно порезался? — спросила Мэри, намыливая лицо.

— Нет, — сказал он. Ему было невыносимо смотреть на них. И он быстро вышел в коридор.

— Боб, завтрак!

— Да, хорошо, — промямлил он.

— Боб?

— Я уже спускаюсь, — сказал он.

Элен, Элен…

Роберт Картер стоял перед зеркалом в спальне и рассматривал свое тело, его осаждали неподдающиеся уразумению вопросы. Удаленные гланды, вырезанный аппендикс, зубные пломбы, прививки, вакцинации, анализы крови, рентген. Декорации, на фоне которых он разыгрывал свою вполне обычную пьесу, декорации из крови, тканей, мышц, гланд, гормонов, артерий, вен…

На вопросы не было ответа. Он оделся быстро, порывисто, стараясь не думать. Снял полотенце и прилепил к ране большой кусок бактерицидного пластыря.

— Боб, иди же! — позвала она.

Он завязал галстук, как завязывал тысячу раз до того. Он был уже одет. Он выглядел как человек. Он смотрел на свое отражение в зеркале и видел, что выглядит в точности как человек.

Взяв себя в руки, он развернулся и вышел в коридор. Спустился по лестнице и прошел через столовую. Он принял решение. Ей не нужно ничего знать.

— Наконец-то, — сказала она. Оглядела его с головы до ног. — Где ты порезался?

— Что?

— Девочки сказали, что ты порезался. Где?

— Шея. Все уже в порядке.

— Дай посмотреть.

— Все нормально, Элен.

Она взглянула на него с любопытством.

— Что случилось?

— Ничего, — произнес он. — Просто я опаздываю.

Она посмотрела на его шею, где из-под воротника рубашки немного торчал край пластыря.

— Все еще кровоточит, — сказала она.

Картер вздрогнул. Он протянул руку, чтобы потрогать. На пластыре расползалось пятно масла. Он встревоженно поглядел на Элен. Снова нахлынуло нехорошее предчувствие. Ему пора уходить, сейчас же.

Он вышел из кухни и взял в шкафу рядом с входной дверью пиджак.

Она видела кровь.

Он быстро шел по дорожке, под туфлями поскрипывал гравий. Стояло прохладное утро, серое и облачное. Наверное, скоро пойдет дождь. Он задрожал. Ему было холодно. Это же просто абсурд, теперь, когда он знает, кто он такой, однако ему все равно было холодно.

Она видела кровь. Почему-то это пугало его даже больше чем то, что он узнал о себе. Пятно на пластыре масляное, и это было болезненно очевидным. Кровь не выглядит так, не пахнет так. Однако же она видела кровь. Почему?

Без шляпы, чувствуя, как ветер треплет светлые волосы, Роберт Картер шел по улице, стараясь рассуждать. Он робот, начнем с этого. Если когда-нибудь и существовал живой Роберт Картер, то теперь его заменили. Но почему? Зачем?

Он рассеянно спустился в метро. Люди толкали его. Люди с нормальной жизнью, люди, которые знают, что они из плоти и крови, и им не приходится об этом размышлять.

Проходя по платформе мимо газетного киоска, он увидел заголовок утренней газеты: ТРОЕ ПОГИБШИХ ПРИ ЛОБОВОМ СТОЛКНОВЕНИИ. Были и фотографии: смятые автомобили, безжизненные, частично прикрытые тела на темном шоссе. Потоки крови. Картер задумался, содрогнувшись: что, если бы он сам лежал среди жертв катастрофы и потоки масла вытекали бы из его тела?

Он стоял на краю платформы, глядя на рельсы. Возможно ли, чтобы его человеческое «я» было заменено роботом? Кто стал бы так себя утруждать? А сделав подобное, кто допустил бы, чтобы это так легко раскрылось? Порез, царапина, обычное кровотечение из носа — и обман раскрыт. Если только у него в голове не разболталось что-то от удара. Может, если бы он порезался, не ударившись головой, то увидел бы только кровь и кожу.

Размышляя, он машинально вынул из кармана брюк монетку и кинул в автомат с жевательной резинкой. Потянул за ручку, из автомата выкатился шарик жвачки. Роберт почти развернул обертку, когда до него дошло. Какая еще жвачка? Он сморщился, представив, как вертятся шестеренки в голове, рычаги, которые соединены с изогнутыми стержнями, которые, в свою очередь, соединены с искусственными челюстями, и все это движется в ответ на синаптический импульс, порожденный его механическим разумом.

Он кинул жвачку в карман. Платформа затряслась от приближающегося поезда. Картер покосился налево. Вдалеке он увидел красные и зеленые огни манхэттенского экспресса. Он отвернулся. Заменили когда? Прошлой ночью, позапрошлой, в том году? Нет, в это невозможно поверить.

Поезд доехал до станции, мельтеша окнами и дверями. В лицо пахнуло теплым затхлым воздухом. Он ощущал запах. Глаза моргали, защищая его от вихря пыли. Все это за доли секунды. Если он машина, то его реакции настолько приближены к человеческим, что это просто невероятно.

Поезд со скрежетом остановился. Он сделал шаг и вошел в вагон вместе с толкающейся толпой. Он ухватился за поручень. Двери захлопнулись, поезд покатил дальше. «Куда я еду?» — вдруг задумался он. Уж точно не на работу. Но тогда куда? «Думай», — приказал он себе. И принялся думать.

И поймал себя на том, что смотрит на человека, стоявшего рядом.

У человека был пластырь на левой руке. И на пластыре проступало масляное пятно.

Он ощутил озноб, разум онемел от потрясения, все тело застыло.

Он такой не один.

Над дверью горела неоновая надпись «Запасный выход». Рука Роберта Картера дрожала, когда он потянулся, чтобы открыть дверь.

Получить доказательства оказалось возможным очень быстро. Произошла дорожная авария: человек поехал на работу, шина лопнула, навстречу ехал грузовик. Роберт Картер стоял в коридоре, глядя на человека на столе. Того как раз перевязывали. У него был глубокий порез над глазом, и масло стекало по щеке и капало на одежду.

— Вам придется пройти в приемную и подождать.

— Что? — Картер вздрогнул от голоса медсестры.

— Я сказала, вам придется…

Она замолчала, когда он внезапно развернулся и вышел обратно в апрельское утро.

Картер медленно шел по дорожке и почти не слышал городского шума.

Значит, есть и другие роботы, одному богу известно, сколько их. Они обитают среди людей, и никто не подозревает об этом. Вот что самое ужасное. Тот человек был весь в масле. Однако никто этого не замечал, кроме Роберта.

Роберт Картер остановился. Он ощущал такую тяжесть. Надо присесть и немного отдохнуть.

В баре был всего один посетитель, человек сидел на дальнем конце стойки, пил пиво и читал газету. Картер забрался на кожаный стул и обхватил его ножки своими усталыми ногами. Он сидел нахохлившись, глядя на темное полированное дерево стойки.

Боль, смятение, страх и смутные подозрения смешивались в коктейль. Есть ли выход? Или же он обречен слоняться вот так, без какой-либо надежды? Кажется, прошло уже не меньше месяца с тех пор, как он ушел из дому. Хотя это все равно был не его дом.

Или его? Он медленно распрямился. Если есть и другие, такие, как он, могут ли Элен и девочки быть из их числа? Он прогнал эту мысль, но она тут же явилась снова. Он отчаянно хотел вернуться к ним, но как же он сможет испытывать к ним прежние чувства, когда будет знать, что они тоже просто провода, металл и электричество? Как он сможет рассказать им — ведь если они тоже роботы, они явно не подозревают об этом?

Левая рука тяжело упала на стойку. Боже, как он устал. Если бы только отдохнуть.

Из подсобного помещения вышел бармен.

— Чего желаете? — спросил он.

— Скотч со льдом, — машинально заказал Роберт.

Сидя в покое и одиночестве, пока бармен наливал ему выпивку, он вдруг задумался. Как же он будет пить? Жидкость повредит металл, замкнет провода. Картер сидел в испуганном напряжении и наблюдал, как бармен наливает скотч. Волна ужаса захлестнула его, когда бармен подошел и поставил стакан на стойку.

Нет, от этого он не заржавеет. Только не от этого.

Бармен отошел, чтобы дать сдачу с пятидолларовой купюры, а Роберт Картер уставился в стакан. Масло. Ему хотелось закричать. Стакан машинного масла.

— О боже… — Картер соскользнул со стула и, пошатываясь, побрел к двери.

Снаружи ему показалось, что улица движется под ногами. «Что же со мной происходит?» Он в изнеможении привалился к стеклянной витрине и часто заморгал.

Сосредоточил взгляд. В кафетерии сидели мужчина и женщина, они ели. Роберт Картер разинут рот.

Тарелки смазки. Чашки с машинным маслом.

Люди проходили мимо него, одинокого островка в клубящемся потоке. «Сколько же их?» — думал он. Боже, сколько же их?

А как же все это сельское хозяйство? Все эти колосящиеся поля, овощные грядки, фруктовые сады? Как же говядина, баранина, свинина? Как же вся эта готовка, консервирование, выпечка? Нет, надо вернуться домой, оградиться от наваждения, принять более вероятное объяснение. Он ударился головой и утратил связь с реальностью. Все кругом точно такое же, каким было. Дело в нем самом.

Роберт Картер начал ощущать запахи города.

Запах горячего масла и механизмов, запах громадной невидимой фабрики. Он вертел головой, его лицо превратилось в гримасу ужаса. Господи боже, сколько же их? Он пытался бежать, но не мог. Он вообще с трудом передвигался.

Роберт Картер заплакал.

У него кончается завод!

Он двигался через фойе гостиницы очень медленно, словно испорченный механизм.

— Номер, — сказал он.

Портье посмотрел с подозрением на человека с растрепанными волосами и бегающим затравленным взглядом. Он дал ему ручку расписаться в журнале.

«Роберт Картер», — написал он медленно, словно успел забыть, как это делается.

Войдя в номер, Картер запер дверь и упал на кровать. Сел, уставившись на руки. У него кончается завод, как у часов. Часов, которые никогда не узнáют ни своего создателя, ни своего предназначения.

Одна последняя догадка, дикая, фантастическая, однако это было все, на что он способен.

Землю захватили, и каждого человека заменили механическим двойником. Врачи должны были быть первыми, гробовщики, полицейские — все, кто по долгу службы видит чужие тела. И они были сконструированы так, чтобы ничего не замечать. Он, поскольку бухгалтер, находится гдето вверху списка. Ведь он часть основной коммерческой системы. Он был…

Роберт Картер закрыл глаза. «Как глупо», — подумал он. Глупо и невозможно.

У него ушло несколько минут только на то, чтобы подняться. Словно во сне, он вынул из ящика письменного стола конверт и лист бумаги. На мгновение его взгляд привлекла гидеоновская Библия[2]. «Написана роботами?» — подумал он. Мысль ошеломила его. Нет, тогда еще должны были оставаться люди. Этот ужас произошел уже в наши дни.

Он вынул свою ручку и попытался написать письмо Элен. Размышляя над словами, он сунул руку в карман за жвачкой. Рефлекторное движение. И только когда он уже засовывал жевательную резинку в рот, он понял. Никакая это не резинка. Это просто комок твердой смазки.

Комок выпал из руки. Ручка тоже выскользнула из слабеющих пальцев и упала на ковер, и он знал, что у него не осталось сил, чтобы ее поднять.

Жвачка. Выпивка в баре. Еда в кафетерии. Он поднял глаза, приведя в движение шестеренки.

А что же падало с небес, когда начинался дождь?

Правда обрушилась на него.

Перед тем как упасть, он снова устремил взгляд на Библию. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему»[3],- подумал он.

А потом наступила темнота.