Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Матесон Ричард

Выпей крови моей

Ричард Матесон

ВЫПЕЙ КРОВИ МОЕЙ

Прослышав о сочинении Жюля, жители квартала окончательно уверились в его сумасшествии. Подозрения на этот счет имелись давно. От его пустого взгляда бросало в дрожь, грубый гортанный голос не вязался с тщедушным видом, бледность кожи отпугивала детей, да и сама кожа висела на нем как неживая. Он ненавидел солнечный свет.

А уж его желания окружающие воспринимали вообще как дикость. Жюль хотел быть вампиром.

Тут все как один заговорили о том, что родился он в ночь, когда ветер с корнями вырвал деревья. Что родился он с тремя зубами. Что зубами он хватался за грудь матери и с молоком всасывал кровь. Говорили о том, что с наступлением темноты он кудахтал и лаял в своей детской кроватке. Что пошел он в два месяца. Что имел привычку сидеть, уставившись на луну. Вот о чем говорили люди.

Жюль, единственный ребенок в семье, постоянно вызывал беспокойство родителей, быстро заметивших отклонения в его развитии. Ребенок казался им слепым из-за своего отсутствующего взгляда, но врач рассеял их опасения. Кроме того, по мнению врача, Жюль, имея такую крупную голову, мог быть либо гением, либо идиотом. Он оказался идиотом.

До пяти лет ребенок не вымолвил ни одного слова. Но однажды, во время ужина он сел за стол и произнес слово \"смерть\". Родители не знали, радоваться ли им или горевать. В конце концов они решили, что Жюль вряд ли понимает значение этого слова.

Но Жюль понимал.

С того самого момента он начал впитывать каждое сказанное ему слово, слова на вывесках, слова из журналов и книг, в результате чего его словарный запас вырос настолько, что окружающие поражались. Но Жюль не только запоминал слова, но и придумывал свои собственные. По сути, придуманные им слова состояли из нескольких слов, слитых воедино, и обозначали то, что Жюль чувствовал, но не мог выразить обычными словами. Когда другие дети играли на улице, Жюль обыкновенно сидел на крыльце дома. Он сидел на крыльце, таращился на тротуар и придумывал слова.

До двенадцати лет Жюль в общем-то не доставлял никому неприятностей. Но без них, конечно же, не обошлось. Однажды его застигли в парке в тот момент, когда он раздевал Оливию Джонс. В другой раз он был обнаружен за вскрытием котенка на собственной кровати. Но между этими скандальными происшествиями прошли годы, и о них забыли. В целом, в этот период жизни Жюль окружающим был всего лишь неприятен.

Школу он посещал, но учить ничего не учил, проведя в каждом классе по два-три года. Все учителя знали его по имени. По некоторым предметам, например, чтению и письму, Жюль имел почти блестящие знания. По другим же был безнадежен.

Однажды в субботу двенадцатилетний Жюль пошел в кино. На \"Дракулу\". После фильма, выходя из зала в толпе мальчиков и девочек, он напоминал пульсирующий комок нервов. Придя домой, Жюль на два часа заперся в ванной комнате. Родители колотили в дверь, грозили, но он им так и не открыл. Когда он все-таки вышел из ванной и уселся за стол ужинать, палец у него был забинтован. Лицо его выражало удовлетворение.

Утром следующего дня Жюль пошел в библиотеку. Было воскресенье, и он весь день просидел на ступеньках в ожидании, что ее откроют. Но этого не произошло, и он ни с чем вернулся домой. В понедельник утром он вместо школы снова пошел в библиотеку. На полках он нашел \"Дракулу\". Взять почитать книгу он не мог, потому что не имел читательского билета, а чтобы стать читателем библиотеки, надо было привести кого-нибудь из родителей. Поэтому он спрятал книгу в штаны и вынес ее из библиотеки. Обратно он ее так и не вернул. Жюль нашел местечко в парке и прочитал всю книгу. Был уже поздний вечер, когда он закончил чтение. По пути домой, перебегая от одного фонарного столба к другому, он взялся перечитывать заново.

Придя домой, Жюль не слышал, как его отчитывали за отсутствие на обеде и ужине. Наскоро поев, он прошел к себе в комнату и дочитал книгу до конца. Родители поинтересовались, откуда у него книга. Жюль соврал, что нашел ее.

Шли дни, а он перечитывал книгу снова и снова. В школу же больше не ходил. Поздно ночью, когда он в изнеможении засыпал, мать выносила книгу в зал, чтобы показать отцу.

Как-то раз родители обратили внимание на строчки, неровно подчеркнутые Жюлем темным карандашом. Среди них были: \"Губы алели свежей кровью; струйка крови стекла по подбородку, запятнав белизну ее изысканного смертного одеяния\". Или: \"Когда кровь хлынула наружу, он одной рукой взял мои ладони и сильно сжал в своей, а другой схватил меня за шею и притянул к себе так, что мои губы оказались прижатыми к ране...\" Тут мать не выдержала и выбросила книгу в мусоропровод. Утром, обнаружив пропажу, Жюль закатил истерику и не отстал от матери, пока она не сказала ему, где книга. Он бросился вниз, в подвал дома и, перерыв кучи мусора, все-таки нашел ее. С кофейной гущей и яичным желтком в руках он уединился в парке и снова перечитал книгу.

Целый месяц он с жадностью перечитывал книгу. Наконец он изучил ее содержание настолько хорошо, что в тексте отпала необходимость. Теперь он просто размышлял о прочитанном. Из школы приходили уведомления о прогулах. Мать взвыла. И Жюль решил некоторое время походить в школу. Он хотел написать сочинение.

И однажды на уроках им дали такое задание. Когда дети закончили писать, учительница спросила, есть ли желание прочитать написанное перед классом. Жюль поднял руку. Учительница удивилась. Движимая состраданием и желанием подбодрить мальчика, она, улыбнувшись, сказала:

- Хорошо. Дети, прошу внимания. Сейчас Жюль нам прочтет свое сочинение.

Жюль встал. Он был возбужден. Листки бумаги дрожали в его руках:

- Моя мечта, - начал он. - Написано...

- Жюль, деточка, - перебила его учительница, - Встань лицом к классу.

Жюль повернулся лицом к классу. Учительница опять ласково ему улыбнулась, и он начал сначала:

- Моя мечта. Написано Жюлем Дракулой.

Улыбка застыла на лице учительницы.

- Когда я вырасту, я хочу быть вампиром.

Улыбка резко сошла с лица учительницы. Глаза полезли из орбит.

- Я хочу жить вечно и расквитаться со всеми, и сделать всех девочек вампирами. Я хочу, чтобы от меня исходил запах смерти.

- Жюль!

- Я хочу, чтобы у меня изо рта неприятно пахло мертвой землей и скелетами, и милыми моему сердцу гробами.

Учительница вздрогнула и нервно забарабанила пальцами по зеленой папке. Не веря своим ушам, она бросила взгляд на детей. Те пораскрывали рты. Кое-кто хихикал. Но только не девочки.

- Я хочу быть совершенно холодным, иметь гниющую плоть с чужой кровью в жилах.

- Достат... кх-кх-кх! - Учительница поперхнулась. - Достаточно, Жюль! - наконец произнесла она.

Жюль продолжал читать, но уже громче и с каким-то остервенением:

- Я хочу вонзать мои ужасные белые зубы в шеи жертв. Я хочу, чтобы они как бритва проходили сквозь плоть к жилам, свирепо читал Жюль.

Учительница вскочила на ноги. Дети дрожали. Никто больше не хихикал.

- Потом я хочу вырвать свои зубы из тела жертвы, и кровь сама потечет мне в рот и согреет мне горло, и...

Учительница схватила его за руку. Жюль вырвался и, убежал в угол, спрятался за табурет. Оттуда он выкрикнул:

- ...и кровь будет каплями стекать с моего языка и губ на горло жертвы! Я хочу пить кровь девочек!

Учительница бросилась к нему и вытащила его из угла. Жюль вцепился в нее руками; и пока его тащили в кабинет директора школы, он, не переставая, вопил:

- Это моя мечта! Это моя мечта! Это моя мечта!

Было страшно.

Дома родители заперли Жюля в его комнате и сели поговорить с директором и учительницей. Голоса последних звучали как на похоронах. Так они рассказывали о случившемся.

Во всем квартале родители учеников обсуждали это происшествие. Поначалу многие из них не поверили услышанному, посчитав все ребячьей выдумкой. Но потом рассудили так: раз их дети способны придумать такое - значит у них дурное воспитание. Оставалось поверить.

После этого случая отношение окружающих к Жюлю стало открыто недоброжелательным. Его избегали. Как только он появлялся на улице, родители загоняли своих детей домой. О нем распускались разного рода слухи и небылицы.

Из школы снова начали приходить уведомления о прогулах. Жюль заявил матери, что в школу больше не пойдет. И ничто не могло повлиять на его решение. На школе он поставил крест. А когда к нему домой приходил классный руководитель, он залезал на крышу и прятался там.

Год прошел впустую.

Мальчик целыми днями слонялся по улицам: он что-то искал, не зная сам, что именно. Он искал в парке. Искал в мусорных ящиках. Искал повсюду. Но не находил того, чего хотел. Он мало спал. Почти не разговаривал. И постоянно ходил с потупленным взглядом. Он забыл придуманные им слова.

И вот... Как-то раз во время своих хождений он забрел в зоопарк. Когда Жюль увидел кровососущую летучую мышь, его как будто ударило током. Глаза его расширились и темноватые зубы тускло заблестели в довольной улыбке. Теперь Жюль каждый день приходил в зоопарк и смотрел на летучую мышь. Он обращался к ней и называл ее Графом, сердцем чувствуя, что в действительности это был человек, поменявший свое обличие. Ему в голову пришла мысль о втором рождении.

Жюль украл из библиотеке еще одну книгу. В ней было все о живой природе. Он нашел страницу с описанием кровососущей летучей мыши и вырвал ее, а саму книгу выбросил. Эту страницу Жюль выучил наизусть. Он знал, как летучая мышь нападает на жертву и ранит ее. Как пьет кровь жертвы, напоминая при этом котенка, лакающего молоко. Как передвигается на флангах сложенных крыльев и задних конечностях, похожая в этот момент на черного мохнатого паука. Почему питается только кровью.

Прошло несколько месяцев, а мальчик все ходил в зоопарк и смотрел на летучую мышь, продолжая с ней разговаривать. Она стала единственным утешением в его жизни, единственным реальным символом его мечтаний.

Однажды Жюль заметил, что низ проволочной клетки не был плотно закреплен. Он быстро огляделся вокруг. Рядом никого не было. День стоял пасмурный, поэтому посетителей было немного. Жюль дернул за низ сетки. Проволока чуть-чуть подалась. Тут он увидел, что кто-то вышел из клетки с обезьянами. Отдернув руку, он зашагал прочь, насвистывая только что придуманный мотивчик.

Поздно ночью, когда все спали, Жюль под храп родителей прошмыгивал босиком мимо их спальни. На ходу обувался и бежал в зоопарк. Если сторожа не было поблизости, Жюль занимался тем, что дергал за сетку. Он старался поднять ее как можно выше. Перед тем, как бежать домой, он возвращал сетку на место. И никто ни о чем не догадывался. Днем же он часами простаивал у клетки, смотрел на Графа, довольно улыбался и обещал скоро выпустить его на волю. Он рассказывал Графу обо всем. И о том, что хочет научиться спускаться по стене вниз головой. Жюль просил Графа не волноваться. Говорил, что скоро тот будет на свободе. И вот тогда они смогут вместе бродить по свету и пить девичью кровь.

В одну из ночей Жюлю удалось оттянуть сетку и проползти в клетку. Было очень темно. На коленях он подполз к деревянному домику. Прислушался, пытаясь услышать писк Графа. Жюль просунул руку в темный проем. При этом что-то нашептывал. Он подскочил, когда почувствовал иголочный укол в палец. С выражением огромного удовольствия на худом лице Жюль вытащил трепещущую мохнатую тварь наружу. Он выполз из клетки вместе с летучей мышью и побежал прочь от зоопарка. Побежал по темным пустынным улицам. Близился рассвет. Свет коснулся темных небес и окрасил их в серый цвет. Пойти домой Жюль не мог. Надо был найти какое-нибудь укромное место. Пройдя вниз по аллее, он перелез через забор. В руке он крепко сжимал летучую мышь. Она слизывала капельки крови с его пальца.

Он пересек дворик и зашел в небольшую лачугу. Внутри было темно и сыро. Было полно щебня, жестяных банок, отсыревшего картона и нечистот. Жюль убедился, что летучая мышь никуда не ускользнет. Затем плотно закрыл дверь на засов. Сердце учащенно билось, руки и ноги дрожали. Он отпустил летучую мышь. Она улетела в угол и прицепилась к деревяшке. Жюль нервно сорвал с себя рубашку. Губы его дрожали. Он улыбался как сумасшедший. Он сунул руку в карман брюк и вытащил маленький перочинный ножик, украденный им у матери. Он открыл нож и провел пальцем по лезвию. Порезался до мяса. Трясущимися руками ткнул себя в горло. Кровь потекла по пальцам.

- Граф! Граф! - кричал он в безумной радости. - Пей мою красную кровь! Выпей меня! Выпей меня!

Он споткнулся о жестяные банки, поскользнулся, пытаясь нащупать летучую мышь. Летучая мышь оторвалась от деревяшки, перелетела на противоположную стену и там зацепилась. Слезы текли по его щекам. Он стиснул зубы. Кровь стекала по его плечам и худой детской груди. Его знобило. Он проковылял к противоположной стенке лачуги. Зацепился за что-то, упал и распорол бок об острый край жестяной банки. Он вытянул руки и схватил летучую мышь. Прижал ее к горлу. Опустился на прохладную влажную землю и лег на спину. Вздохнул. Он начал стонать и хвататься за грудь. Черная летучая мышь сидела у него на шее и беззвучно сосала его кровь. Жюль почувствовал, что жизнь постепенно покидает его. Он вспомнил прожитые годы. Свое ожидание. Своих родителей. Школу. Дракулу. Свои мечты. Все было ради этого. Ради этого неожиданного триумфа. Глаза его раскрылись. Над ним плыла стена омерзительной лачуги. Стало тяжело дышать. Он раскрыл рот, чтобы вздохнуть воздух. Он жадно всасывал его. Воздух был отвратительным. Жюль закашлялся. Его худенькое тельце содрогалось на холодной земле. Туман в голове рассеивался. Он рассеивался по мере того, как все меньше и меньше крови оставалось в его жилах.

Внезапно он ощутил убийственную ясность ума. Жюль осознал, что лежит полуголый среди мусора и позволяет летучей мыши сосать свою кровь. Со сдавленным криком он дотянулся рукой до пульсирующей мохнатой твари и оторвал ее от себя. Отбросил в сторону. Летучая мышь прилетела обратно, обдав его струей воздуха от хлопающих крыльев. Жюль, шатаясь, встал на ноги. Нащупал дверь. Он с трудом различал предметы. Попытался приостановить кровотечение. Ему удалось открыть дверь. Затем, выбравшись в темный дворик, он упал лицом в высокую траву. Он попытался позвать на помощь. Но ничего кроме шипящего подобия слов ему не удалось вымолвить.

Он услышал шум машущих крыльев. Затем шум внезапно прекратился. Сильные руки осторожно подняли его. Сквозь пелену смерти Жюль увидел высокого темноволосого человека, глаза которого горели как рубины.

- Сын мой, - услышал Жюль.