Кейт Уайт

Если бы красота убивала

Хантеру и Хеши с благодарностью за понимание и поддержку
Глава 1



Кэт Джонс относилась к тому типу женщин, которые получают в этой жизни все, что хотят. В случае Кэт это означало прекрасную работу, а именно должность главного редактора одного из крупнейших женских журналов, великолепный дом на Манхэттене и сексапильного красавчика мужа, который к тому же и сам сделал неплохую карьеру. Мало того: идя по жизни, Кэт как-то ухитрялась попутно заполучать многое из того, чего хотят другие женщины, например, их потрясающие вещицы и их сексапильных мужей. Сами понимаете, такую женщину трудно не возненавидеть. Так что когда ее безупречно налаженная жизнь стала разваливаться на куски, у меня очень даже могло возникнуть желание уткнуться ночью в подушку и от души посмеяться. Но я этого не сделала. В отличие от многих других (а я уверена, что таких было немало) я не обрадовалась ее горю, а бросилась на выручку. Почему? Возможно, потому, что она мой работодатель, и еще потому, что мы с ней в некотором роде подруги. Но главным образом потому, что мне как журналистке, пишущей на криминальные темы, до смерти опротивели истории, которые начинаются с трупа и заканчиваются раздирающими сердце страданиями.

Я прекрасно помню, как началась вся эта заварушка. Дело было в начале мая, воскресным утром, вскоре после восьми. Мы с Кайлом Коннором Макконахи — тридцатичетырёх-летним специалистом по банковским инвестициям и яхтсменом-любителем — лежали в моей двуспальной с кровати в положении «ложка в ложке». Я чувствовала, как он возбуждается, и старалась не сделать ничего такого, что могло бы спугнуть хрупкое очарование момента. Это было наше шестое свидание, но только второе из закончившихся постелью, и хотя обед вчера вечером был великолепен, а секс — даже лучше, чем в первый раз, у меня почему-то неприятно сосало под ложечкой, как бывает, когда тебя угораздит втрескаться в парня, который, как ты вдруг открываешь, пуглив, как альпийская козочка. Я понимала, что допусти я хотя бы одно неосторожное высказывание, например, оброни я вскользь, что было бы неплохо провести выходные в очаровательной гостинице в Беркшире, и он рванет от меня с такой скоростью, что только пятки засверкают.

В тот самый миг, когда я почувствовала, что его рука приближается к моей правой груди, вдруг зазвонил телефон. Я машинально посмотрела на часы. Господи, всего только девять минут девятого!

Не знаю, какому идиоту приспичило позвонить в такую рань, но звонок вполне мог принять автоответчик. Для мамы, прохлаждавшейся сейчас где-то в Тоскане, было слишком рано, для бывших бойфрендов слишком поздно — кто-нибудь из них, случается, звонит мне спьяну по телефону-автомату из какого-нибудь бара на Четырнадцатой улице, но обычно это бывает часа в два ночи. Возможно, это звонил домовладелец, с него станется побеспокоить меня в несусветную рань из-за какой-нибудь ерунды — например, чтобы сообщить, что мой велосипед прислонен в подвале не к той стене.

Рука Кайла замерла на полпути.

— Будешь брать трубку?

— Нет, пусть сработает автоответчик, — сказала я, пытаясь вспомнить, не забыла ли я выключить громкость. Забыла — это выяснилось на четвертом звонке, который оборвался на середине, и из кабинета, расположенного прямо напротив спальни, донесся женский голос:

— Бейли! Бейли, если ты дома, ради Бога, сними трубку. Это Кэт, мне нужна твоя помощь. Бейли, ты меня слышишь?

Я застонала.

— Придется взять трубку.

Я выбралась из-под белого пушистого одеяла, приподнялась на локте и дотянулась до тумбочки, где стоял телефон.

— Слушаю.

Голос звучал хрипло, пришлось прочистить горло.

— Слава Богу, ты дома! — выдохнула Кэт Джонс. — Ужас, я с ума схожу, здесь что-то не так, мне нужна твоя помощь.

— Ладно, рассказывай по порядку, — говорю я спокойно.

Кому-то может показаться странным, что я не проявила большего сочувствия, но я знакома с Кэт семь лет и могу припомнить парочку случаев, когда она впадала в панику только из-за того, что в химчистке неправильно загладили складку на ее брюках.

— Это касается нашей няни, ну ты ее знаешь, Хайди.

— Что, она тоже уволилась?

— Бейли, мне не до шуток! С ней что-то случилось, я стучалась к ней в квартиру, но она не откликается.

— А ты уверена, что она там?

— Уверена. Я разговаривала с ней вчера, и она обещала, что утром будет у себя.

— Господи, Кэт, сейчас всего восемь утра, может, она спит без задних ног? Или у нее парень и она стесняется открыть дверь?

Рука Кайла, которая лишь несколько секунд назад ласкала мою грудь, порядком утратила энтузиазм.

— Не может быть, чтобы она просто не отозвалась на мой стук, это на нее не похоже.

Естественно. Мало кто на этом свете решится игнорировать Кэт Джонс.

— Может, ее просто нет дома? Возможно, она ночевала в другом месте?

— Вчера вечером она говорила, что будет ночевать у себя. Ох, не нравится мне все это.

— Но у тебя ведь есть ее ключи? Ты же можешь открыть дверь и посмотреть?

— Я боюсь заходить одна. А вдруг случилось что-то страшное?

— А что Джефф?

Джефф — это муж Кэт.

— Он уехал за город с Тайлером на все выходные. Должна же я что-то предпринять, — закончила Кэт, почти оправдываясь.

— Неужели тебе некого позвать, ну, не знаю, соседа какого-нибудь?

— Никого, кому бы я могла доверять.

Кэт выдержала паузу — она славилась этим искусством. Когда-то Кэт взяла на вооружение этот трюк из практических соображений — в неосознанном стремлении заполнить паузу собеседник мог выболтать ей самые сокровенные тайны, — но со временем он вошел у нее в привычку и превратился в ее специфическую манеру вести беседу, как, например, манера некоторых в задумчивости покусывать во время разговора большой палец. Итак, я ждала, пока она продолжит, и прислушивалась к дыханию Кайла. Наконец Кэт сказала:

— Бейли, я хочу, чтобы ты приехала.

— Как, прямо сейчас? — воскликнула я. — Побойся Бога, Кэт, сегодня воскресенье, и сейчас одиннадцать минут девятого! Неужели нельзя подождать? Я почти уверена, что твоя няня провела ночь у какого-нибудь парня и сейчас, пока мы с тобой разговариваем, пытается поймать такси, чтобы вернуться домой.

— А вдруг это не так? Вдруг она дома, но с ней что-нибудь случилось?

— Что, например? Она упилась до бесчувствия? Или повесилась на дверном косяке?

— Нет. Не знаю. Могу только сказать, что все это очень странно и я боюсь.

До меня наконец дошло, что на этот раз проблема посерьезнее, чем неправильно заглаженные складки на брюках, что Кэт здорово не по себе и что она действительно рассчитывает, будто я сломя голову примчусь к ней на Девяносто первую улицу.

— Ну хорошо, я приеду, только мне нужно примерно полчаса, чтобы одеться и добраться до тебя, — вздохнула я.

— Постарайся побыстрее.

Она повесила трубку, даже не попрощавшись.

К тому времени, когда я закончила разговор, мой лихой соблазнитель растерял весь свой пыл. Его рука соскользнула с меня, а сам он перекатился с бока на спину. Однажды я от кого-то услышала, что Кэт Джонс настолько подавляет своим величием, что некоторые из мужчин, с которыми она ложилась в постель, временно становились импотентами. Но даже меня, хотя я не была склонна ее недооценивать, поразило, что она ухитрилась подействовать таким же образом на мужчину, который лежал в постели не с ней, а со мной, причем подействовать на расстоянии нескольких кварталов.

Я повернулась к Кайлу.

— Послушай, Кайл, мне правда жаль, что так получилось.

У Кайла большая примесь ирландской крови, и это заметно: у него темно-карие, почти черные, глаза, жесткие темные волосы, бледная кожа и чуть-чуть выступающие передние зубы.

— Это звонила моя работодательница. Она подозревает, что с няней ее ребенка что-то случилось, мне придется подъехать к ней и помочь во всем разобраться.

— Это та Кэт из журнала «Глянец»?

— Она самая. Прекрасная, но легко выходящая из себя Кэт Джонс. Если хочешь, можешь подождать меня здесь.

Мне хотелось еще добавить: «А когда я вернусь, то сотворю с твоим телом такое, чего ты себе и представить не можешь», но тогда мне на это не хватило смелости.

— Нет, лучше я пойду. Можно я воспользуюсь ванной раньше тебя? Постараюсь побыстрее.

— Конечно, а я пока приготовлю кофе. Хочешь перекусить? Могу предложить пончик.

— Не стоит, не напрягайся.

Кайл вытащил из-под меня свою руку и свесил ноги с кровати, потом наклонился за трусами, встал и босиком прошел в ванную. «Здорово, — подумала я, — этого мне только не хватало». Это его «Не стоит, не напрягайся» прозвучало чуточку раздраженно, как будто он подозревал, что я пользуюсь предлогом, чтобы от него избавиться. А может, он испытал облегчение. Если он уйдет сейчас, ему не придется раздумывать, как долго ему следует оставаться в моей квартире и не полагается ли ему пригласить меня в ближайшее кафе и угостить тостами и коктейлем «мимоза».

С большой неохотой я встала с кровати и мельком взглянула на себя в зеркало над туалетным, столиком. Думаю, меня можно считать довольно привлекательной, но по утрам я обычно выгляжу не лучшим образом. Макияж я сняла еще вечером, так что теперь вокруг моих глаз не о было ужасных черных кругов от размазанной туши, но мои короткие русые волосы торчали во все стороны, как иголки у испуганного дикобраза. Я несколько раз прошлась по ним щеткой, пока они не пригладились, натянула джинсы, белую футболку и надела легкий черный кардиган.

По пути в кухню я прислушалась к шуму воды в ванной. Я поставила чайник на плиту (кофе я готовлю во французском прессе), вернулась в гостиную и вышла на балкон, чтобы определить, какая погода. Я живу в Гринич-Виллидж, в самой дальней восточной, его части, за которой он уже переходит в захудалый Ист-Виллидж, и мои окна выходят на запад, но реку Гудзон мне не видно, ее загораживают дома — серые, красные и песочного цвета — и девятнадцать крытых дранкой водонапорных башен, которые возвышаются над крышами. Оказалось, что на улице пасмурно и прохладно.

— Как тебе удалось вернуть эту квартиру?

В дверях возник Кайл. Он был полностью одет и готов к выходу. Все-таки есть в нем что-то от отъявленного прохвоста. Когда он надевает темно-синий костюм — а в таких он ходит на работу в банк, — это почти не чувствуется, но сейчас, когда он стоял передо мной в слаксах и помятой рубашке, провалявшейся всю ночь в одной куче с другой одеждой на полу моей спальни, это качество заявляло о себе в полный голос. Когда я на него смотрю, меня раздирают противоречивые чувства: несомненно, я просто млею от восторга, но в то же время внутренний голос нашептывает мне, что от такого надо бежать как можно быстрее и как можно дальше.

— Эту квартиру я получила после развода, как часть утешительного приза.

— Понятно.

Он сделал три шага в мою сторону.

— Мисс Веггинс, я позволил себе воспользоваться вашей зубной щеткой.

— Вот как? Тогда мне не терпится воспользоваться ею после тебя.

Я чуть было не поморщилась, услышав из своих уст эту фразу. Однажды я писала статью о женщине, которая страдала не просто раздвоением личности, у нее было этих самых личностей аж четырнадцать, включая мальчишку-подростка Дэнни, который развлекался тем, что поджигал склады. Наверное, со мной произошло нечто в этом роде. Однако Кайл улыбнулся — впервые за все утро — и крепко поцеловал меня в губы.

— Хорошего тебе дня.

— Да уж, денек ожидается тот еще. Мне предстоит прочесывать Нью-Йорк в поисках загулявшей няньки.

— Надеюсь, она того стоит.

— Хочешь, пойдем вместе?

Наверное, у меня разыгралось воображение или просто глупость одолела, если я задала такой вопрос.

— Не могу, я собирался покататься на яхте.

Я проводила его до двери, открыла все замки и распахнула дверь. Кайл поднял для меня с коврика свежий номер «Нью-Йорк таймс», улыбнулся, не разжимая губ, и повернулся ко мне спиной. Ни тебе «Я позвоню», ни тебе «Это был самый потрясающий секс в моей жизни». У меня возникло желание шлепнуть его по затылку газетой, но я этого не сделала. Я просто закрыла за ним дверь и вознесла молитву всем богам, чтобы они не позволили мне в него влюбиться.

Через двенадцать минут я уже сидела в такси, направляясь в верхнюю часть города. До этого я успела почистить зубы, сварить кофе и перелить его в чашку, из пенополистирола. Я попыталась было пить кофе в такси, но мы ехали слишком быстро, и в результате мне пришлось поставить чашку на пол и зажать кроссовками.

В такую рань на улицах почти никого не было. Лишь изредка попадались бедняги, которым надо было выгулять собаку, да таксисты, спешащие от магазинов к своим машинам, чаще всего с полосатыми сине-белыми одноразовыми кофейными чашками в руках. В последний раз я была на улице в воскресенье в это время примерно год назад, когда возвращалась домой в черном платье для коктейлей.

На углу Двадцать третьей улицы мы свернули направо, проехали ее до конца и оказались на Рузвельт-драйв. Пока мы ехали вдоль Ист-Ривер, сквозь облака начало проглядывать солнце, и вода в реке заблестела холодным стальным блеском.

Я попыталась читать первую страницу газеты, но не смогла сосредоточиться. Мне не давал покоя вопрос, не испортила ли я окончательно и бесповоротно отношения с Кайлом тем, что вышвырнула его из постели ради какой-то глупой няньки, которая наверняка ночью трахалась до звезд в глазах, а теперь торопится домой. Вообще-то я несколько раз ее видела. Хайди — сногсшибательно красивая и при этом довольно замкнутая девушка не то из Миннесоты, не то из Индианы, ее привезли в Нью-Йорк, чтобы она нянчилась с Тайлером, двухгодовалым сыном Кэт. В последний раз я видела ее не далее как в четверг вечером. Я была на вечеринке в доме Кэт, а Хайди ненадолго появилась в прихожей — она искала в шкафу курточку Тайлера. Она посмотрела сквозь меня, как будто мы никогда раньше не встречались. Сидя в такси, я была почти уверена, что, когда я доберусь до дома Кэт, нянька найдется и мне придется ехать обратно, потратив на дорогу еще пятнадцать баксов. Меня утешало только то, что, раз уж я рано встала, выходной у меня будет длинный. Кроме того, у меня все равно не было выбора, я не могла отказать Кэт в такого рода просьбе. Она не только моя подруга, отчасти именно ей я обязана тем, чего достигла к своим тридцати трем годам. Именно благодаря Кэт я стала писать для журнала «Глянец», входящего в семерку элитных женских журналов. Когда-то «Глянец» специализировался на мудреных кулинарных рецептах вроде цыпленка под соусом из грибного супа-пюре и статьях о женщинах, положивших жизнь на то, чтобы, к примеру, вывести за пределы своего города свалку токсичных отходов. Однако под руководством Кэт журнал преобразился и стал наконец соответствовать своему названию. Он превратился в настоящий глянцевый журнал с фотографиями сексапильных нарядов, полезными советами на тему, как заставить мужа стонать в постели от наслаждения, с захватывающими криминальными сюжетами и подлинными человеческими драмами. И эти статьи стала писать я. Нет, не о том, как заставить мужа стонать; я писала статьи и очерки, интересные широкой публике. Серийные убийцы, таинственно исчезнувшие жены, найденный в пяти-десятигаллонной бочке труп студентки, убитой профессором, с которым у нее был роман, — вот моя тематика.

Я благодарна Кэт, но справедливости ради должна сказать, что и она не прогадала, взяв меня в журнал. Я мастер своего дела, мои рассказы привлекают читателей, завоевывают литературные премии, а недавно один издатель предложил собрать двенадцать из них под одной обложкой и издать как антологию.

Мы с Кэт познакомились семь лет назад в редакции одного небольшого городского журнала под названием «Гет». Журнал этот выходит тиражом семьдесят пять тысяч экземпляров и освещает в основном события, происходящие в Нью-Йорке: выставки, светские новости, скандалы, преступления и тому подобное, необязательно в такой последовательности.

До того времени я работала в газетах. Сначала, сразу после колледжа, специализировалась на полицейских сенсациях в «Олбани таймс юнион», потом перешла в окружную газету «Протокол», в Нью-Джерси. Не знаю почему, но меня всегда интересовало все, что связано с преступлениями. Мой бывший муж как-то сказал, что нездоровый интерес к смерти возник у меня в детстве, потому что мой отец умер, когда мне было всего двенадцать лет. Я же склонна думать, что этот интерес появился после одной истории, которая произошла со мной в старших классах. Кто-то стал подбрасывать мне в парту и в шкафчик в раздевалке записки непристойного содержания. Может, другая на моем месте просто наплевала бы на них, но я методично выследила автора — им оказалась девчонка. Разгадывание этой загадки было делом поразительно захватывающим. С этого все и началось. Со временем я поняла, что работа в журнале дает большую стилистическую свободу, чем в газете, протоптала дорожку в Нью-Йорк и обосновалась в новорожденном журнале «Гет».

В первый же свой рабочий день на новом месте я познакомилась с Кэт, тогда ее называли Кэтрин и она работала заместителем редактора. Кэт старше меня на четыре года. Хотя она курировала в основном темы, касающиеся искусства, знаменитостей и прочего в том же духе, а не статьи о суровой правде жизни, выдаваемые мной, я обратила внимание на то, как умело она проталкивает на совещаниях свой материал, и мне это понравилось. Постепенно Кэт прониклась ко мне симпатией — возможно потому, что я в отличие от многих других не заискивала перед ней, и с некоторых пор она стала приходить в мой крошечный кабинет, закрывать за собой дверь и изливать мне душу. В основном она рассказывала о подковерной борьбе в редакции и о том, как сложно встречаться одновременно с семью мужчинами, у одного из которых к тому же есть жена и двое детей. Кэт распознала во мне человека, который умеет хранить секреты, а такие особи в Нью-Йорке — большая редкость. Как-то раз я даже летала с ней на Барбадос — ей это понадобилось, чтобы у Джеффа, с которым она встречалась к тому времени четыре месяца, не угас к ней интерес. Что эти отношения дали мне? Я была прямо-таки ослеплена ее пробивной силой, ее безграничной целеустремленностью и бесстрашием, с которым она добивалась всего, чего хотела.

Я проработала в «Гет» всего год, когда главный редактор уволился с большим скандалом, потому что его заставляли выкинуть из номера разоблачительный материал об одном из друзей владельца журнала. В тот день нас собралось в редакционном холле десять человек, мы обсуждали, что же нам делать дальше, и тогда Кэт сказала, что в знак солидарности с главным нам всем надо уволиться. Мы так и сделали. Вечером того же дня мы все собрались в баре. Бывший главный угощал нас выпивкой и говорил, что наш поступок войдет в учебники по журналистике. Я бы и рада была упиваться сознанием собственной важности, но мне не давал покоя вопрос, что теперь будет с моей медицинской страховкой, ведь мне как раз начали лечить один сложный зуб, и процесс был в самом разгаре. Кэт казалась не просто спокойной, а неестественно спокойной. Она стояла, прислонясь к стойке бара, с сигаретой в одной руке и стаканом мартини в другой. Через три дня было объявлено, что новым главным редактором «Гет» назначена она.

После этого я не разговаривала с Кэт четыре месяца, но в конце концов она уговорила меня вернуться. Во-первых, она заставила меня согласиться, что журнал важнее, чем те, кто им управляет, а во-вторых, дала мне возможность писать более крупные рассказы. К тому времени Кэтрин уже звалась Кэт и стала редактором, способным убедить любого писателя работать на нее. Как кто-то написал в ее биографическом очерке, у Кэт выработался свой критерий отбора материала: она понимала, что статья хороша, если при чтении этой статьи у нее твердели соски. Кэт стала заметной фигурой в издательском бизнесе.

Она проработала в новой должности чуть больше двух лет, когда Долорес Уайлдер, шестидесятисемилетняя дама, занимавшая должность главного редактора «Глянца», под нажимом хозяина журнала и, как я подозреваю, электропаяльника, «добровольно» ушла на пенсию и назвала Кэт своей преемницей. Все издания, входящие в элитную семерку женских журналов, включая «Домашний женский журнал» и «Лучший дом», приближались по возрасту к столетию и, по мнению многих, изрядно устарели, поэтому для того, чтобы выжить, им требовалось вливание свежей крови. И таким вливанием стала Кэт. Она вытянула из владельца обещание, что ради модернизации журнала ей дозволяется перевернуть все вверх дном. Не прошло и недели, как Кэт предложила мне контракт, по которому я в качестве внештатного сотрудника была обязана писать в год от восьми до десяти статей на криминальную тему или на другие темы, интересные для широкой публики. Мне даже предоставили отдельный кабинет, хотя и маленький. При этом за мной сохранялось право писать и для других журналов, например туристических, — это мой побочный заработок. Поскольку свободу, которую дает внештатная работа, я ценила куда выше, чем должность в штате, я была в восторге от такого расклада.

Мы остались подругами, хотя, как я уже говорила, дружба у нас с Кэт несколько специфическая. Временами, когда эгоистичная и стервозная часть натуры Кэт вдруг поднимает свою уродливую голову, у меня возникает желание держаться от нее подальше. Но потом Кэт вдруг выкидывает нечто забавное и оригинальное, к примеру, оставляет на моем письменном столе пакет с баночкой черной икры.

Тем временем такси свернуло с Рузвельт-драйв на Девяносто шестую улицу, затем мы проехали по Второй авеню, а на пересечении с Девяносто первой улицей повернули на запад, в квартал между Парк-авеню и Мэдисон-авеню, известный как Карнеги-Хилл; там и жила Кэт. Это был зеленый квартал, состоящий в основном из таунхаусов.[1] Одни дома были каменными, другие — кирпичными, был даже дом бледно-розового цвета. Наискосок от дома Кэт располагалась элитная частная начальная школа, в которую многих детей доставляли на черных «линкольнах» и на них же увозили обратно. Я расплатилась с таксистом и вышла из машины, стараясь не пролить кофе. На улице было совсем пусто, не считая одного типа в желтом макинтоше, направлявшегося в сторону Центрального парка с коротконогим толстым псом на поводке. Откуда ни возьмись налетел холодный ветер, и с дерева, растущего у края тротуара, вдруг как снежные хлопья посыпались розовые лепестки. Они покрыли мои волосы, свитер, кроссовки. Отряхиваясь, я в то же время оглядывала дом Кэт, пытаясь обнаружить признаки жизни. Это было белое кирпичное строение в четыре этажа с черными ставнями. Кэт как-то обмолвилась, что ее дом построен в восьмидесятых годах XIX века. Парадный вход с черной двустворчатой дверью находился на уровне второго этажа, к нему вела лестница, заканчивающаяся верандой. Первый этаж, где жила няня, имел отдельный вход, туда можно было попасть, спустившись с тротуара на несколько ступенек и пройдя через внутренний дворик, мощенный плиткой. Дворик был огорожен кованой чугунной решеткой в семь футов высотой, в вестибюль под лестницей и в квартиру няни вели чугунные ворота. Я подошла ближе к дому и прислонилась к забору перед лестницей во внутренний дворик. С этого места мне был виден свет в квартире Хайди, пробивающийся в щели закрытых деревянных ставней. «Слава Богу, все, значит, утряслось», — подумала я. Очевидно, пока я мчалась на такси через весь Манхэттен, Кэт удалось разбудить свою загулявшую няньку. «Интересно, перед тем как отправить обратно, меня угостят хотя бы круассаном?»



Глава 2



Я поднялась по лестнице и позвонила в парадную дверь.

Кэт открыла мгновенно, можно было подумать, что она ждала под самой дверью. На ней были черные брючки-капри и широкая белая рубашка. У Кэт густые длинные светлые волосы, обычно она носит их распущенными, но сейчас они были уложены в узел на макушке и заколоты длинными шпильками, похожими на китайские палочки для еды, только не деревянными, костяными. Впервые я видела Кэт без макияжа, она была бледной и выглядела усталой, под голубыми глазами обозначились темные круги. Я знаю Кэт давно, но никогда раньше не замечала, что ее губы покрыты мелкими светлыми веснушками.

— Насколько я понимаю, все уже в порядке? — бодро сказала я.

— Ты о чем?

— Ну с Хайди. Она вернулась?

— Да нет же! — Кэт за руку втянула меня в холл и закрыла дверь. — С чего ты взяла?

— В ее комнате горит свет, вот я и решила, что она нашлась.

— Как ты не понимаешь, в этом-то и дело! Свет горит, Хайди должна быть дома, но она не открывает дверь и не откликается на стук.

— А ты не допускаешь, что она могла в последнюю минуту передумать и остаться на ночь у какого-нибудь приятеля? Знаешь, в двадцать один год девушки иногда так поступают.

— Ей двадцать два.

— Не важно. У нее есть парень?

— Был, но пару месяцев назад они расстались. Но дело не в этом. Хайди обещала быть дома, а она обычно держит свое слово.

— А почему бы ей не уехать на весь уик-энд? Зачем вообще она понадобилась тебе в воскресенье в восемь утра?

— Мне нужно было поговорить с ней насчет Тайлера… так, общие вопросы.

Ответ Кэт показался мне странным, но я решила, что сейчас неподходящий момент обсуждать это.

— Ладно, — сказала я, — давай откроем дверь в ее квартиру и посмотрим, что там.

— Ты, наверное, думаешь, что я подняла панику из-за ерунды? — спросила Кэт.

— Как тебе сказать, я лично почти уверена, что ничего страшного не случилось, но, с другой стороны, раз у тебя дурное предчувствие, имеет смысл разобраться, в чем дело.

Кэт прижала пальцы к вискам. Ее ногти напоминали по цвету зернышки граната и выглядели такими же блестящими и твердыми, как китайская лаковая шкатулка. Кэт опустила руки и спросила умоляющим тоном:

— Ты мне поможешь? Я имею в виду, ты зайдешь в ее квартиру? Я боюсь. А ты знаешь, что надо делать, если что-то случилось.

— Ладно, давай ключи.

Я вошла за Кэт в открытую двустворчатую дверь в левой стене холла. Мы прошли через гостиную, выдержанную в тонах цвета хаки, и вошли в кухню, сверкавшую белизной и полированной сталью. Кухня была небольшой, но в ней имелось все, что только могло понадобиться приходящему организатору банкетов. Кэт открыла выдвижной ящик и занялась поисками ключей. Дожидаясь, пока она их найдет, я спросила:

— Ты не замечала за Хайди ничего подозрительного, что могло бы указывать на проблемы с алкоголем?

Кэт подняла голову.

— Хочешь сказать, что она может валяться в своей комнате пьяная в стельку? У меня нет оснований подозревать, что она пьяница или что она употребляет наркотики. Но наверняка ведь никогда не знаешь. Между прочим, в последнее время она действительно вела себя несколько странно, стала какой-то отчужденной.

— Когда ты видела ее в последний раз?

— В пятницу вечером, когда вернулась с работы.

— Как в пятницу? — воскликнула я. — Ты же, кажется, разговаривала с ней вчера?

— Разговаривала, но только по телефону. Вчера мне пришлось поехать в Ист-Хэмптон. Наш журнал является одним из спонсоров кинофестиваля, который пройдет в конце лета, и по этому поводу у меня была назначена встреча.

— Ты потащилась туда в субботу? — изумилась я.

От Нью-Йорка до Ист-Хэмптона, шикарного и очень дорогого городка на взморье, больше двух часов езды.

— В другое время никак не получалось, ты же знаешь, какой у меня плотный график. Где же эти чертовы ключи?

— Ладно, значит, ты вернулась… когда это было? В конце дня?

— Вообще-то сегодня утром. Вчера я слишком устала, чтобы ехать обратно, поэтому сняла номер, переночевала там и выехала сегодня в шесть утра. Нашла!

Я двинулась было в сторону холла, но Кэт меня остановила.

— Иди сюда, мы войдем через библиотеку на первом этаже.

Иметь вход в квартиру няньки изнутри дома было очень разумно, но раньше я никогда не обращала внимания на эту дверь. Кэт прошла через кухню в другую гостиную. Это была большая квадратная комната, в которой почти все, включая стены, диваны, стулья и занавески, было разных оттенков белого и бежевого. Двойные стеклянные двери вели из гостиной на балкон, выходящий в сад за домом. С правой стороны находилась лестница с чугунными перилами, мы спустились по ней и попали в библиотеку. Кэт спускалась первой, я шла за ней.

Окна библиотеки, декорированной в темно-красных тонах, выходили в сад, но балкон второго этажа изрядно заслонял свет, и в комнате было бы сумрачно, если бы не две лампы на шарнирах, горевшие над диваном. Всю переднюю стену занимал огромный книжный шкаф, но когда я спустилась по лестнице до конца, то увидела, что одна из его секций на самом деле представляет собой дверь в два фута толщиной. Секция была отодвинута, и за ней виднелась простая деревянная дверь. Я бывала в этой библиотеке раз сто, но и понятия не имела, что книжный шкаф — это нечто большее, чем просто книжный шкаф.

— Это та дверь, через которую Хайди попадала в хозяйскую часть дома и обратно?

— Обычно да. Хотя когда она приходила с улицы, то могла войти и через парадный вход, а не через свою квартиру.

— Кто отодвинул секцию шкафа? — спросила я.

— Я — чтобы постучаться к Хайди.

— Если открыть эту дверь, то попадешь прямо к Хайди?

— Не совсем. Сначала попадаешь в небольшой коридорчик, а потом уже в ее комнату. В ее квартире нет спальни, только гостиная с раздвижным диваном.

Я подошла к двери и прижалась к ней ухом. Можно было расслышать, что по другую сторону играет музыка. Мое сердце взвилось на дыбы, как лошадь, почуявшая, что в ее стойло проникает дым. Одно дело оставить свет, уходя из дома, но с какой стати оставлять еще и музыку? Я четыре раза стукнула в дверь.

— Хайди! Хайди, ты дома?

Я была абсолютно уверена, что на стук никто не отзовется, но для порядка все же подождала с минуту. Потом повернулась к Кэт.

— Дай мне ключ.

Она с нервным вздохом вручила мне кольцо с торчащим в сторону, как крошечный пистолетик, ключом и пояснила:

— Надо поворачивать вправо.

Я вставила ключ в замочную скважину и попыталась повернуть. Замок не поддавался. Тогда я немного покачала ключ туда-сюда и наконец попала в цилиндр. Повернув ключ, я открыла дверь и еще раз позвала Хайди. Мне сразу же ударила в нос отвратительная вонь, смесь кислого запаха рвотных масс и фекалий, а может, и еще чего-то такого же мерзкого. Меня чуть не вырвало, я попятилась от приоткрытой двери и повернулась к Кэт.

— Дело плохо. Она или очень больна, или умерла.

Кэт прикрыла рот рукой, ее кисть затрепыхалась как воробей.

— О Боже!

Я сняла с себя кардиган и обмотала вокруг головы, закрывая нос и рот, чтобы меня не вырвало от тошнотворной вони. Потом открыла дверь полностью и вошла в коридор. Как репортеру мне доводилось видеть трупы, но сейчас я не представляла себе, что меня ждет в комнате Хайди, и, признаться, мне было страшно до чертиков.

Коридор оказался длиннее, чем я ожидала. Слева я увидела маленькую кухоньку в нише, справа находилась ванная. В ванной горел свет, но никого не было. Я заметила на полу груду зеленых махровых полотенец, на которых засохла блевотина. Я крошечными шажками пошла дальше, по направлению к комнате. Комната была квадратная, в дальней ее части, слева, я увидела дверь в коридор, который, очевидно, вел к входной двери. Диван стоял в центре комнаты и был обращен к окнам на улицу, соответственно с моей стороны находилась его спинка. В комнате горела всего одна лампа — торшер рядом с диваном, — но света было достаточно, чтобы я могла окинуть беглым взглядом все углы. Хайди не стояла посреди комнаты в пижаме и не смотрела на меня с негодованием за вторжение в ее жилье. Я поняла, откуда доносится музыка (кстати, это была какая-то джазовая мелодия), — у левой стены стоял книжный шкаф, а на нем — радиоприемник. Логика подсказывала, что ужасающий запах идет со стороны дивана.

Я подошла ближе и, еще не дойдя до дивана, увидела Хайди. Она лежала на полу между диваном и сундучком, судя по всему, заменявшим кофейный столик. Девушка лежала лицом вверх, ее руки были прижаты к бокам, как если бы она во сне упала с дивана. Она была мертва. Лицо приобрело восковую бледность, зеленые глаза затуманились и помутнели, будто начали терять свой цвет оттого, что слишком долго были открыты. Было очевидно, что Хайди рвало. Следы рвоты засохли на ее губах, прилипли к длинным светлым волосам и к легкой белой блузке, надетой поверх джинсов. Я посмотрела на кофейный столик, ожидая увидеть на нем бутылку от спиртного или шприц от наркотика, но ничего подобного там не было. На столике стояла пустая бутылка из-под минералки и лежала коробка шоколадных конфет «Годива», а еще там был номер журнала «Пипл», поверх которого валялось мокрое зеленое полотенце, такое же, как в ванной.

Я снова перевела взгляд на тело Хайди. На этот раз я заметила, что на обеих ее руках выше локтя кожа стала красновато-лиловой. Пятна походили на синяки, но я знала, что в этих местах после смерти начинает скапливаться кровь. По-видимому, Хайди умерла этой ночью. Я оглянулась и посмотрела в сторону коридорчика. Кэт не было видно. Я стянула с лица кардиган и крикнула:

— Кэт, ты где?

Она заглянула в дверь.

— Здесь. Ты нашла Хайди?

— Да, она мертва. Надо вызывать «скорую помощь» и полицию.

Я бочком, чуть ли не на цыпочках, стараясь ни к чему не прикасаться, попятилась к выходу, даже радио не стала выключать. В коридоре Кэт запричитала:

— О нет!

— Надо позвонить в службу спасения, — сказала я.

— Что случилось? Как она умерла? — Кэт едва не плакала.

— Не знаю точно, похоже, она чем-то отравилась — везде следы рвоты. Пошли наверх.

Мы вернулись обратно тем же путем, каким пришли сюда: прошли через библиотеку и поднялись по лестнице в гостиную. Стараясь не отставать от Кэт, я чувствовала необъяснимую панику. Мне казалось, будто за мной кто-то гонится. Один раз я даже оглянулась, чтобы удостовериться, что позади меня никого нет.



Глава 3



Как только мы поднялись в гостиную, Кэт рухнула на светло-кремовый диванчик. Казалось, она хочет заплакать, но не знает, как начать. Я же чувствовала себя на удивление отрешенной от происходящего, словно меня переключили в режим «автопилота». Я остановилась перед Кэт.

— Мне очень жаль. Представляю, как тебе тяжело.

— Не могу поверить! — воскликнула Кэт и сжала голову ладонями. — То есть я, конечно, подозревала, что произошло нечто ужасное, но теперь, когда выяснилось, что так оно и есть, мне просто не верится.

— Ты сама позвонишь в Службу спасения или хочешь, чтобы это сделала я?

— Прошу тебя, позвони лучше ты.

Телефон — современная беспроводная модель обтекаемой формы — лежал на столике прямо перед Кэт, рядом с черной чашей с ароматическим «попурри». Женщина-оператор ответила после четвертого гудка, голос у нее был деловитый, почти грубый, как будто я вклинилась со своим звонком не вовремя. Я объяснила, что произошло, и вкратце описала, как выглядит Хайди.

— Пульс проверяли? — спросила оператор.

— Нет. Я подумала, что лучше не прикасаться к телу.

Оператор сообщила, что к нам выезжает «скорая помощь». Я знала, что она также вышлет к нам полицейскую машину из ближайшего участка. Повесив трубку, я пересказала наш краткий разговор Кэт.

— Как ты думаешь, что с ней случилось? Ты сказала, что ее рвало, неужели она могла от этого умереть?

— Трудно сказать. Может, причина в выпивке, может, в наркотиках. Она могла съесть что-то, что сначала вызвало у нее рвоту, а потом стало и причиной смерти. Или она захлебнулась собственной рвотой, хотя на это, по-моему, не похоже. Полиция и судмедэксперт разберутся, в чем дело. Я уверена, что они все тщательно осмотрят, как сделали бы на месте преступления.

— Ну вот! Этого мне только не хватало! — Кэт взяла с дивана подушку в наволочке леопардовой раскраски и прижала к груди. — Но если причина все-таки не в наркотиках, то в чем?

— Честное слово, не знаю. Может, все-таки она съела что-нибудь и отравилась? На пищевую аллергию не похоже. У меня аллергия на арахис, и я знаю, что при аллергической реакции опухает горло и начинаешь задыхаться. Может, это ботулизм? От него вроде бы сильно рвет. Но если ее рвало всю ночь, она бы, наверное, кому-нибудь позвонила. Она не говорила по телефону, что плохо себя чувствует?

— Нет. — Подумав, Кэт добавила: — Кажется, она сказала, что не в настроении идти куда-нибудь вечером.

— Не в настроении или потому что плохо себя чувствует?

— Черт… не знаю.

— Что она обычно ела на обед?

Кэт поморщилась.

— Это зависело от того, видел ли кто-нибудь, как она ест.

— В каком смысле?

— Когда она обедала с нами, то клала себе крошечные порции. Но я подозреваю, что, когда никто не видел, она набрасывалась на еду.

— Ты хочешь сказать, что у нее была булимия?

— Вряд ли. Просто на людях она изображала из себя этакую «Мисс Здоровое Питание», а когда оставалась одна, то наверняка уплетала жирное и сладкое. Например, я точно знаю, что она таскала еду из холодильника.

— Не может быть!

— Ну, наверное, я выразилась слишком резко. Хайди жила — с нами, так что формально наши продукты — и ее тоже, но она брала их тайком, и это бесило Карлотту. Хайди могла взять из холодильника последний кусочек десерта Тайлера или остатки жареного цыпленка, причем делала это без спроса и потом не сознавалась.

— Могла она взять коробку шоколадных конфет «Годива»?

— К чему ты клонишь?

— На столе в ее комнате лежит коробка конфет.

— Ну, если это «Годива», то, вероятнее всего, тa самая коробка, которую кто-то принес мне в четверг, на мою вечеринку. Когда я про нее вспомнила, ее уже не было. Именно о таких вещах я и говорю.

Кэт бросила подушку на диван и встала.

— Сколько еще будет ехать эта чертова «скорая помощь»? Как представлю, что Хайди лежит там…

— Вот что, Кэт, — перебила я ее, — нам придется оповестить ее родственников, и самое время позвонить им сейчас, пока «скорая»…

Кэт не дала мне договорить:

— У нее нет семьи. То есть, конечно, была раньше. Но ее отец сбежал, когда Хайди только родилась, а мать умерла, когда ей было лет четырнадцать. После этого Хайди поселилась с теткой.

— У тебя есть номер ее телефона?

— Был где-то, надо поискать наверху, в кабинете.

— Тогда, может быть, поищешь его прямо сейчас?

Кэт ушла, а я села и попыталась разобраться в собственных чувствах. Должна сказать, что реакция всегда наступает у меня с некоторым опозданием. Я знаю, что, пока у меня в голове все не уляжется, меня не охватит скорбь, грусть, ужас или еще что-нибудь в этом роде. В тот момент если я что и чувствовала, так это растерянность. У меня была куча вопросов к Кэт по поводу Хайди, но с ними придется повременить. Кроме того, мой мозг с большим трудом осознавал реальность ситуации. Всего час назад я находилась в постели, и на меня вот-вот должен был наброситься мой ирландский разбойник, а теперь я сижу в чужом доме, а этажом ниже лежит труп, весь в засохшей блевотине.

Поняв, что мне нужно выпить кофе, я встала и пошла в кухню. Ночью я спала всего пять часов, утро обещало быть сумасшедшим и во всех отношениях отвратительным, поэтому мне нужно было как-то компенсировать недосып. Кофеварка стояла на столе, после недолгих поисков мне удалось найти фильтр и молотый кофе. Я залила кофеварку водой из расчета на десять чашек и включила. Когда кофе начал капать в кувшин, я вернулась в гостиную и отдернула шелковые занавески на одном из окон. Мимо проходило семейство: папаша в темно-синем пиджаке, мамаша в элегантном костюме цвета лаванды и два маленьких мальчика в пиджачках. Я было удивилась, куда это они направляются с утра такие разодетые, а потом догадалась: сегодня же воскресенье, и они идут в церковь. Внезапно на улицу под зловещий отрывистый хохот сирены въехала «скорая», сверкая мигалкой. Она проскочила мимо дома, резко затормозила и подъехала задним ходом. Я выбежала в коридор и открыла входную дверь.

Из машины почти одновременно выскочили трое: с водительского сиденья — мужчина лет пятидесяти, из задней двери — молодая женщина латиноамериканского происхождения и молодой белый парень лет двадцати, бритый наголо. У этого парня был начальственный вид, он направился ко мне, а двое других тем временем стали что-то выгружать из машины. Я показала на квартиру Хайди:

— Она там. Она мертва. Я не проверяла пульс, но сразу видно, что она умерла.

Парень кивком указал на дверь в квартиру Хайди:

— Как нам туда попасть?

Я посмотрела на чугунные ворота и сообразила, что мне придется их открыть.

— Мне нужно найти ключи, может, кто-нибудь сначала пройдет через дом и осмотрит тело?

— Показывайте дорогу.

Пока парень говорил со мной, двое других выгрузили оборудование. Мужчина держал складные носилки, женщина — какой-то чемоданчик, похожий на портативный дефибриллятор. Они выглядели так, словно собрались на пикник да набрали слишком много вещей. Молодой парень поднял руку, останавливая их.

— Подождите здесь, я посмотрю, что там. Будем держать связь по рации.

Мы с ним побежали вверх лестнице и вошли в дом как раз тогда, когда Кэт спустилась по лестнице в холл.

— Приехала «скорая», — сказала я ей. — Надо открыть вход в квартиру Хайди с улицы. У тебя ведь есть ключи от ворот?

— Конечно.

— Где они?

— У тебя.

— Что-о?

— У тебя, на связке.

Я достала из кармана связку, и Кэт показала мне ключ, который открывает ворота. Тем же ключом открывалась и входная дверь квартиры Хайди.

— На двери есть цепочка? — спросила я.

Кэт посмотрела на меня в недоумении, но потом сообразила, о чем я, и кивнула. Я повернулась к парню.

— Я покажу вам тело, а потом мы отопрем ворота.

Я провела его через дом, и мы спустились в библиотеку. По дороге парень задал мне несколько вопросов — сколько Хайди лет, когда я ее нашла и почему я решила, что она мертва, а не без сознания.

— Нам сюда, — показала я.

Когда я уходила из комнаты, я закрыла за собой дверь.

— Я войду, а вы подождите здесь, — сказал он. — Где тело?

— На полу возле дивана.

Парень открыл дверь, и в библиотеку проник тошнотворный запах, а заодно и звуки джаза. Меня чуть не стошнило, а ему — хоть бы хны. Он вошел в комнату и приблизился к дивану. Я видела, как он опустился на одно колено, стараясь ни к чему не прикасаться, и осмотрел тело. На осмотр у него ушло меньше минуты.

— Она мертва, — сказал он, возвращаясь обратно. — Я констатирую ее смерть… — парень посмотрел на часы, — в девять часов тридцать две минуты.

На мой взгляд, он сильно опоздал со своим заключением.

— Что дальше? — спросила я. — В полицию уже сообщили?

— Да, я открою им дверь. Думаю, они скоро приедут, сегодня у них не много работы.

— Слева начинается коридор, он приведет вас к двери, которая выходит в огороженный дворик. Оттуда ведут ворота на улицу. — Я передала ему ключи. — Вы можете сказать, когда она умерла?

— Ну, разложение не зашло далеко, запах вызван в основном рвотными массами, так что, думаю, умерла она поздно ночью.

— Как вы думаете, от чего она могла умереть?

— Это определят судмедэксперты.

Парень явно не был расположен обсуждать со мной это дело. Он повернулся, чтобы через квартиру Хайди выйти на улицу, а я стала подниматься по лестнице. В столовой Кэт не оказалось. Я заглянула, в кухню, потом пару раз позвала ее, но Кэт куда-то подевалась. В окно было видно, что перед домом уже собралось несколько зевак, увидела я и двоих полицейских, припарковавших свою машину перед домом, рядом со «скорой». Они говорили с одним из членов бригады медиков. Я снова открыла парадный вход и стала спускаться по лестнице. Но еще до того, как я дошла до тротуара, к дому подъехала темно-синяя машина и из нее вышли двое мужчин, — по виду явно полицейские, но в штатском, я решила, что это детективы. Обычно на место происшествия сначала выезжают патрульные полицейские, чтобы оценить ситуацию, но если день спокойный или дело неординарное, дежурный может одновременно послать туда же и детективов из участка.

Четверо полицейских быстренько посовещались с парнем-медиком, который как раз вышел из квартиры Хайди, потом двое в штатском пошли в мою сторону. Старший из них — я бы дала ему лет сорок с хвостиком, у него были волосы песочного цвета и морщины вокруг глаз — выступил вперед и поздоровался. Он был невысокого роста — примерно пять футов и десять дюймов — и такой весь компактный, как полуфабрикат сухой заморозки. В своем тесном костюме цвета хаки, голубой рубашке со сквозной застежкой и красном клубном галстуке он чем-то напоминал продавца из дешевого универмага — так и казалось, что он сейчас предложит мне купить какой-нибудь матрас. Когда Кэт его увидит, ей придется последить за собой, чтобы не брякнуть, что до Дня поминовения в костюмах цвета хаки никто не ходит.

Он представился:

— Пит Фарли, детектив девятнадцатого участка.

— Бейли Веггинс, подруга Кэт Джонс, хозяйки дома. Кэт попросила меня ей помочь. Это ее няньку убили.

— Она здесь?

— Кто? Нянька?

— Да нет же, хозяйка. Что нянька здесь, я и сам знаю.

Я почувствовала себя идиоткой.

— Да, она в доме.

Я решила, что он пойдет за мной в дом, и повернулась к лестнице, но он сказал:

— Сначала я хочу взглянуть на труп. Передайте мисс Джонс, что потом мы хотели бы с ней поговорить.

Я поспешила в дом и столкнулась там с Кэт, которая снова спускалась по лестнице. Я не пыталась скрыть свое раздражение:

— Послушай, Кэт, ты бы посидела на месте. Приехала полиция, и детективы хотят с тобой поговорить, после того как осмотрят тело.

— Я звонила Джеффу, он срочно выезжает. Пробок сейчас нет, так что часа через два он будет здесь.

— Хорошо, А как с теткой Хайди? Удалось с ней связаться?

— Нет, телефон не отвечает, а автоответчика нет.

— Ладно, позже можно будет еще попытаться… А пока есть время, предлагаю выпить кофе, я только что его приготовила.

Мы пошли в кухню. Пока я разливала кофе по чашкам, Кэт сидела за отдельно стоящей стойкой со столешницей из черного гранита. Вид у нее был совершенно ошеломленный. Такой я ее еще не видела. В работе, бывало, всякое случалось — то кто-нибудь грозил подать на «Глянец» в суд, то агентство стращало, что не видать нам больше знаменитостей на нашей обложке, — но Кэт всегда держала ситуацию под контролем и в зависимости от того, что в данный момент было полезнее, или лучилась обаянием, или демонстрировала стальную твердость.

После нескольких глотков кофе Кэт уже выглядела более собранной. Порывшись в сумочке от Фенди, Кэт достала косметичку. Пока она наносила тональный крем, румяна и подкрашивала губы кирпичной помадой от Шанель в золотом тюбике, я в общих чертах обрисовала ей распорядок дня, как я его себе представляла. По моим прикидкам, копы могли пробыть в доме несколько часов, вероятно, вызвав и судебного медэксперта из управления, и следователей из своего полицейского участка, так что Кэт надо было приготовиться к длинному тяжелому дню. Я поставила чашку на стол и произнесла:

— Кэт, ты, конечно, можешь обвинить меня в черствости, но нам нужно подумать о пиаре. Газетчики ухватятся за эту историю двумя руками. Думаю, тебе нужно связаться с агентством.

— Я уже связалась, — объявила Кэт.

— Не может быть! Когда?

— Я позвонила Лесли, пока была наверху. На эти выходные она осталась в городе и пообещала связаться с агентством. Кстати, она тоже едет сюда на случай, если понадобится ее помощь.

Ничего себе обрадовала!

Лесли Стоун — административный редактор «Глянца» и суперэнергичная особа. В то время как Полли Дейвенпорт, ответственный редактор, руководит творческим процессом, Лесли занимается всякими административными вопросами — например, составляет бюджет, следит за расходами, устраивает выволочки нерадивым сотрудникам и вообще делает все, что требуется, чтобы журнал выходил когда положено. А еще Лесли — главное доверенное лицо Кэт по вопросам, касающимся работы. Значит, Кэт не настолько выбита из колеи, как мне поначалу показалось, раз она стала действовать по стандартному плану.

Неожиданно послышались шаги, мы обе вскочили. В дверь, ведущую из кухни, вошли два детектива: Фарли и еще один, помоложе, стриженный под машинку блондин. Этот блондин был ужасно тощий, наверное, самый худой человек из всех, кого мне доводилось видеть.

Когда Кэт представилась, у Фарли чуть заметно расширились глаза. Я еще на улице говорила ему, как зовут хозяйку дома, но тогда ее имя ему ничего не сказало. Только сейчас, услышав имя и одновременно увидев ее, он понял, кто она такая. Отказавшись от предложенного кофе, Фарли сказал Кэт примерно то же, что уже говорила ей я: перед тем как тело Хайди увезут, ее должен осмотреть судмедэксперт. Он сказал, что такова стандартная процедура, когда человек умирает дома, а если умерший так молод, как в данном случае, то это просто обязательно.

Бритый блондин устроился на свободном высоком табурете, и они вдвоем стали задавать вопросы про Хайди: имя, возраст, откуда она приехала, давно ли работала у Кэт, в чем состояли ее обязанности? Кэт отвечала полно, но без подробностей.

— А где ребенок, за которым она присматривала? — вдруг спросил Фарли.

— Он уехал с моим мужем в Коннектикут, у нас там загородный дом.

Слушая Кэт, можно было подумать, что она оправдывается, к тому же она еще начала объяснять, почему в эти выходные не поехала с мужем и ребенком, а осталась на Манхэттене. Однако, похоже, ее объяснения были восприняты нормально. Потом Фарли стал расспрашивать, как было обнаружено тело. Как только Кэт сказала, что это я вошла в квартиру Хайди и обнаружила ее труп, оба детектива синхронно повернули головы в мою сторону. Я почему-то испугалась — вдруг они по выражению моего лица поймут, что звонок Кэт застал меня в постели, где я лежала голая и собиралась трахаться?

— Можно я буду называть вас Бейли? — спросил Фарли.