Аркадий Стругацкий

Борис Стругацкий

ЖИДЫ ГОРОДА ПИТЕРА, ИЛИ НЕВЕСЕЛЫЕ БЕСЕДЫ ПРИ СВЕЧАХ

Назвать деспота деспотом всегда было опасно. А в наши дни настолько же опасно назвать рабов рабами. Р. Акутагава
Комедия в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА



Кирсанов Станислав Александрович, 58 лет.

Зоя Сергеевна — его жена, 54 года.

Александр — их старший сын, 30 лет.

Сергей — их младший сын, 22 года.

Пинский Александр Рувимович — старый друг, 58 лет.

Базарин Олег Кузьмич — добрый знакомый, 55 лет.

Артур — друг Сергея, 22 года.

Егорыч — сантехник, 50 лет.

Черный Человек.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Гостиная-кабинет в квартире профессора Кирсанова. Прямо — большие окна, задернутые шторами. Между ними — старинной работы стол-бюро с многочисленными выдвижными ящичками. На столе — раскрытая пишущая машинка, стопки бумаг, папки, несколько мощных словарей, беспорядок.

Посредине комнаты — овальный стол, — скатерть, электрический самовар, чашки, сахарница, ваза с печеньем. Слева, боком к зрителям, установлен огромный телевизор. За чаем сидят и смотрят заседание Верховного Совета: хозяин дома профессор Станислав Александрович Кирсанов, рослый, склонный к полноте, украшенный кудрявой русой шевелюрой и бородищей, с подчеркнуто-величавыми манерами потомственного барина, в коричневой домашней толстовке и спортивных брюках с олимпийским кантом; супруга его, Зоя Сергеевна, маленькая, худощавая, гладко причесанная, с заметной сединой, нрава тихого и спокойного, очень аккуратная и изящная (в далекой молодости — балерина), — она в строгом темном платье, на плечах — цветастая цыганская шаль; их сосед по лестничной площадке и приятель дома Олег Кузьмич Базарин, толстый, добродушнейшего вида, плешивый, по сторонам плеши — серебристый генеральский бобрик, много и охотно двигает руками, когда говорит — для убедительности, когда слушает — в знак внимания, одет совершенно по-домашнему — в затрапезной куртке с фигурными заплатами на локтях, в затрапезных же зеленых брючках и в больших войлочных туфлях.

Из телевизора доносится: «Итак, товарищи… Теперь нам надо посоветоваться… Вы хотите выступить? Пожалуйста… Третий микрофон включите…»

Кирсанов: Опять эта харя выперлась! Терпеть его не могу…

Базарин: Бывают и похуже… Зоя Сергеевна, накапайте мне еще чашечку, если можно…

Зоя Сергеевна (наливая чай): Вам покрепче?

Базарин: Не надо покрепче, не надо, ночь на дворе…

Кирсанов (с отвращением): Нет, но до чего же мерзопакостная рожа! Ведь в какой-нибудь Португалии его из-за одной только этой рожи никогда бы в парламент не выбрали!

Разговор этот идет на фоне телевизионного голоса — рявкающего, взрыкивающего, митингового: «Я говорю здесь от имени народа… Четверть миллиона избирателей… И никто здесь не позволит, чтобы бесчестные дельцы наживались, в то время как трудящиеся едва сводят концы с концами…»

Голос Нишанова: «То есть я вас так понимаю, что вы предлагаете голосовать сразу? Очень хорошо. Других предложений нет? Включите режим регистрации, пожалуйста…»

Кирсанов: Сейчас ведь проголосуют, ей-богу.

Зоя Сергеевна: А это с самого начала было ясно. Неужели ты сомневался?

Кирсанов: Я не сомневался. Но когда я вижу, что они сейчас проголосуют растратить шестнадцать миллиардов только для того, чтобы неведомый Сортир Сортирыч получил возможность за мой счет ежемесячно ездить в Италию… и даже не сам Сортир Сортирыч, а его зять-внук-племянник… Только для этого заключается контракт века, который по сю сторону никому решительно, кроме Сортир Сортирыча, не нужен… загадят территорию величиной с Бенилюкс… отравят двадцать четыре реки… завоняют всю Среднерусскую возвышенность… Но зато племянник Сортир Сортирыча на совершенно законном основании сможет теперь поехать за бугор и купить там себе «тойоту»…

И в этот момент в квартире гаснет свет.

Кирсанов: Что за черт! Опять?

Базарин (уверенно): Пробки перегорели. Говорил я вам, что не надо этот подозрительный самовар включать…

Кирсанов: Да при чем здесь самовар?.. Подождите, я сейчас пойду посмотрю… Ч-черт, понаставили стульев…

Зоя Сергеевна: Нет, это не пробки перегорели. Это опять у нас фаза пропала.

Базарин (с недоумением): Куда пропала? Фаза? Какая фаза?

Слышны какие-то шумы и неясные голоса с лестницы (из-за кулис справа), голос Кирсанова: «А в этом крыле? Что?.. Понятно… Ну, и что мы теперь будем делать?..» Базарин, подобравшись в темноте к окну, отдергивает штору. За окном падает крупный снег, там очень светло: отсветы уличных фонарей, низкое светлое небо, в огромном доме напротив — множество разноцветно освещенных окон.

Кирсанов (появляется из прихожей справа): Поздравляю! По всей лестнице света нет. И по всему дому, кажется…

Зоя Сергеевна: Ну, по крайней мере, не так обидно. Фаза опять пропала?

Кирсанов: Она, подлая… (Подходит к окну.) Живут же люди, горюшка не знают! (Зое Сергеевне.) Лапа, а где у нас были свечки?

Зоя Сергеевна: По-моему, мы их на дачу увезли…

Кирсанов: Ну, вот! За каким же дьяволом? Это просто поразительно — никогда в доме ничего не найдешь, когда надо!..

Базарин: Станислав, побойся бога. Зачем тебе сейчас свечи? Второй час уже, спать пора… (Спохватывается.) Тьфу ты, в самом деле! У меня же в холодильнике суп, на три дня сварено. И голубцы! Теперь, конечно, все прокиснет…

Зоя Сергеевна: Ничего у вас не прокиснет, Олег Кузьмич, вынесите на балкон и все дела.

Кирсанов (от бюро, с торжеством): Вот они! Видала? Вот они, голубчики… (Передразнивает.) «На дачу, на дачу…»

Зоя Сергеевна: Ой, а где же они были?

Кирсанов: В бюро они у меня были. В бюро! Очень хорошее место для свечей. Интересно, как бы ты без меня существовала в этом мире?.. Где спички?

Зоя Сергеевна: А в бюро их у тебя нет? Замечательное место для спичек…

Кирсанов (укрепляет свечи в канделябрах на бюро и расставляет по столу): Ладно, ладно, лапа, сходи на кухню, все равно стоишь…

Базарин (чиркает спичкой, свечи загораются одна за другой): Да на кой ляд вам это понадобилось, в самом деле? Спать давно пора…

Кирсанов: Ну куда тебе спать, ты же сейчас человек одинокий и даже в значительной степени холостой… Сиди, пей чай, наслаждайся беседой с умными людьми…

Из-за кулис справа появляется длинная черная фигура — рослый человек в блестящем мокром плаще до пят с мокрым блестящим капюшоном.

Черный Человек (зычно): Гражданин Кирсанов?

Кирсанов (ошеломленно): Да… Я…

Черный Человек: Станислав Александрович?

Кирсанов: Да! А в чем дело? Как вы сюда попали?

Черный Человек (зычно): Спецкомендатура ЭсА! (Обыкновенным голосом.) У вас дверь приоткрытая, а звонок не работает. Паспорт ваш, будьте добры…

Кирсанов: Какая еще комендатура? (Достает из бюро паспорт и протягивает Черному Человеку.) Какая может быть сейчас комендатура? Ночь на дворе!

Черный Человек берет паспорт, и тотчас же во лбу у него загорается электрический фонарь наподобие шахтерского. Внимательно перелистав паспорт, он молча возвращает его Кирсанову, а сам распахивает большой черный «дипломат» и, держа навесу, некоторое время роется в нем.

Черный Человек: Распишитесь… Вот здесь…

Кирсанов (расписываясь): А в чем, собственно, дело? Вы можете толком мне объяснить — что, куда, откуда? Войну, что ли, объявили?

Черный Человек (вручает Кирсанову какую-то бумажку): Получите.

Кирсанов (смотрит в бумажку, но ничего не видит, света не хватает): Я ничего здесь не вижу! В чем дело? Вы что — объяснить не можете по-человечески?

Черный Человек: Там все сказано. Будьте здоровы.

Фонарик его гаснет, а сам он как бы растворяется во тьме.

Базарин: Ну и дела!

Кирсанов (раздраженно): Не вижу ни черта… Зоя! Где мои очки?

Зоя Сергеевна: Дай сюда… (Отбирает у мужа бумажку и читает вслух) «Богачи города Питера!..»

Базарин и Кирсанов (одновременно): Что-о?

Зоя Сергеевна (после паузы): «Богачи города Питера! Все богачи города Питера и окрестностей должны явиться сегодня, двенадцатого января, к восьми часам утра на площадь перед СКК имени Ленина. Иметь с собой документы, сберегательные книжки и одну смену белья. Наличные деньги, драгоценности и валюту оставить дома в отдельном пакете с надлежащей описью. Богачи, не подчинившиеся данному распоряжению, будут репрессированы. Лица, самовольно проникшие в оставленные богачами квартиры, будут репрессированы на месте. Председатель-комендант спецкомендатуры ЭсА»… Подписи нет, какая-то печать. Господи, что это значит?

Базарин: Это значит, что документы надо сразу же спрашивать, вот что! Извините… (Осторожно берет бумажку из рук Зои Сергеевны.) Печать!.. Я вам такую печать из школьной резинки за десять минут сварганю… (Переворачивает бумажку.) Так… Кирсанову Станиславу Александровичу… адрес… Правильный адрес… Ну, и как прикажете это понимать?

Кирсанов (нервно): Дай сюда… (Он уже нашел и нацепил очки.) Не понимаю, что это может означать — ЭсА? Советская Армия?

Базарин: Социалистическая Антарктида… Судорожная Аккредитация… Чушь это все собачья, и больше ничего! Двери надо за собой запирать как следует. Интересно, Зоя Сергеевна, как там ваша шубка в передней поживает? Я у вас там, помнится, шубку видел…

Зоя Сергеевна, подхватившись, выходит в прихожую.

Кирсанов (озаренно): ЭсА — это Штурмабтайлунг!

Базарин (непонимающе): Ну?

Кирсанов: Штурмовые отряды! ЭсА. Ну, помнишь — у Гитлера?

Базарин: При чем здесь Гитлер? Какой может быть Гитлер в наше время?

Зоя Сергеевна (возвратившись): Шуба цела… И вообще все как будто цело… Нет, это был никакой не жулик…

Базарин: А кто же тогда?

Зоя Сергеевна: Откуда мне знать? А только это был не жулик и не шутник. Может быть военный… или милиция… или органы…

Базарин: Удивительно знакомая рожа лица! Станислав, а? Тебе не показалось? По-моему, у тебя аспирант такой есть… как его… Моргунов… Моргачев… Ну, на Новый год у вас был, длинный такой, сутулый… Зоя Сергеевна!

Кирсанов ничего не слыша, читает и перечитывает повестку, сдвинув к себе все канделябры.

Кирсанов: Какой я им богач! Что они — совсем уже с ума посходили? Нашли богача, понимаете ли. Драгоценности им подавай… Валюту… Идиоты!

Базарин: Ты что? Серьезно все это воспринимаешь?

Кирсанов: Замечательно интересное кино! А как ты мне еще прикажешь все это воспринимать? Является посреди ночи какой-то гестаповец, вручает, понимаете ли, повестку… явиться, понимаете ли, со сменой белья… Послушай, дай-ка я радио включу.

Он подбегает к бюро и включает репродуктор. Комната оглашается сухим мертвенным стуком метронома.

Кирсанов: Ну вот, пожалуйста! А это как прикажете понимать?

Базарин: А что тут такого? Два часа ночи.

Кирсанов: Ну и что же, что два часа ночи? Где это ты слышал, чтобы метроном по радио передавали в мирное время?

Базарин: А что, разве не полагается? Я, честно говоря, трансляцию и не включаю никогда…

Кирсанов: Я, честно говоря, тоже никогда не включаю… Может быть, так оно и должно быть, но когда я эту хренацию слышу, я сразу же блокаду вспоминаю… Ну его к черту! (Выключает репродуктор.) Испортили все-таки настроение, подонки… Так хорошо сидели…

Базарин: Зоя Сергеевна, можно, я еще одну штучку выкурю?

Зоя Сергеевна (рассеяно): Курите.

Кирсанов: Дай-ка и мне, пожалуй, тоже…

Базарин (укоризненно): Станислав!

Кирсанов: Ничего, ничего, давай… Сегодня можно. Гляди, как руки трясутся, смех и грех, ей-богу!

Базарин: Ты бы лучше корвалол выпил, чем закуривать.

Кирсанов (закуривает от свечи): Нет, но как тебе это нравится! Богача отыскали!.. Только ты мне не говори, что это чьи-то шутки. За такие шутки сажать надо! За такие шутки я бы…

Зоя Сергеевна (прерывает его): Позвони Сенатору.

Кирсанов: Что?

Зоя Сергеевна: Позвони Евдокимову.

Кирсанов: Да ты что — сдурела? Лапочка!

Зоя Сергеевна: Позвони Сенатору, я тебя прошу.

Кирсанов (тыча пальцем в сторону телевизора): Он же на сессии сейчас сидит!

Зоя Сергеевна: Он должен был сегодня прилететь, мне Анюта говорила. Позвони, прошу тебя!

Кирсанов (нервно): И не подумаю. Стану я среди ночи беспокоить человека из-за какой-то дурацкой ерунды!

Базарин: Да, Зоя Сергеевна, тут вы, знаете ли… В самом деле — неловко. Конечно, это очень удобно — иметь среди своих добрых знакомых члена Верховного Совета, но, согласитесь, что это все-таки не тот случай…

Зоя Сергеевна: Откуда вы знаете, какой это случай?

Базарин: Н-ну… Как вам сказать… Лично я не могу к этому серьезно относиться, как хотите. И вам не советую.

Кирсанов: Главное, что я ему скажу, ты подумала? (Язвительно.) «Богачи города Питера!» Да он пошлет меня к чертовой матушке и будет прав. Если уж звонить, то тогда в милицию. Там, по крайней мере, хоть дежурный не спит. Во всяком случае, не должен спать, раз он за это деньги получает…

Базарин (решительно): Никуда звонить не надо. Совершенно очевидно, что это чей-то дурацкий розыгрыш. Сегодня же старый Новый год, вот и развлекаются какие-то кретины!

Зоя Сергеевна(тихо): Старый Новый год завтра.

Кирсанов (он снова внимательно изучает повестку): Это рэкетиры какие-нибудь! Знаете, что у них здесь на печати написано? «Социальная ассенизация»! Идиоты! И рассчитывают на полнейших идиотов!.. Кстати, что это такое — СКК имени Ленина?

Базарин: Спортивно-концертный комплекс. Это где-то на юге, возле Парка Победы.

Кирсанов: Ну вот! Оставлю им все на столе, а сам поскачу с бельем на другой конец города…

Базарин (с большим сомнением): М-да, это вполне возможно. Только, по-моему, он очень похож на твоего Моргачева…

Кирсанов: На какого Моргачева?

Базарин: Ну, на Моргунова… На аспиранта твоего, как его там…

Кирсанов: Ты, кажется, всерьез полагаешь, будто я уже не способен узнать собственного аспиранта?

Базарин: Извини, но я ничего не полагаю. Я только тебе говорю, что он очень похож…

Кирсанов: У меня нет такого аспиранта. Это не мой аспирант. Это вообще не аспирант. Это либо жулик, черт его подери, либо идиотский шутник!

Базарин (кротко): Ну, извини, я вовсе не хотел тебя обидеть. Я тоже считаю, что это идиотская шутка и что нам всем надо успокоиться. Зоя Сергеевна, я вас умоляю: успокойтесь и не берите в голову. Хотите, я чайник пойду поставлю? Газ, я надеюсь еще не выключили?..

В прихожей хлопает дверь, и в комнате появляется Александр Рувимович Пинский. Это длинный, невообразимо тощий человек, долговолосый, взлохмаченный, с огромным горбатым носом и с неухоженной бороденкой. Он старый друг семьи Кирсановых, живет двумя этажами выше по той же лестнице, поэтому он в пижаме и тапочках, а поверх пижамы — в некогда роскошном восточном халате. В руке у него листок бумаги.

Пинский (возбужденно): Слава богу, вы не спите… Как вам это понравится? (Он швыряет бумажку на стол.) По-моему, это уже переходит все пределы!

К бумажке тянутся все трое, но быстрее всех оказывается Зоя Сергеевна.

Зоя Сергеевна (читает высоким ненатуральным голосом): «Жиды города Питера!..» Что это такое?

Пинский: Читай, читай, дальше там еще интереснее.

Кирсанов (отбирает у жены листок): Позволь. Дай мне. (Читает.)

«Жиды…» Так. «Все жиды города Питера и окрестностей должны явиться сегодня, двенадцатого января, к восьми часам утра на стадион «Локомотив». Иметь с собой документы, а именно: свидетельство о рождении, паспорт, расчетные и абонементные книжки по оплате коммунальных услуг. Все ценности, как-то: меха, наличные деньги, сберегательные книжки, валюту, драгоценности и украшения, а также коллекции — оставить дома в надлежащем порядке. Жиды, не подчинившиеся данному распоряжению, подлежат заслуженному наказанию…» Так. Тут у них что-то зачеркнуто… А, понятно. «Лица, самовольно проникшие в оставленные квартиры, будут наказаны…» Но это как раз вычеркнуто. То есть в оставленные квартиры проникать можно… Ну и, конечно, председатель — комендант — ассенизатор. Подписи опять нет, а печать есть. Та же самая…

Пинский (кипя): Ну что — узнаете? Что вы на меня вытаращились? Неужели не узнаете? Олег Кузьмич, вы же у нас в некотором роде историк, вы же у нас специалист по межнациональным отношениям!.. Вижу, что ни хрена вы не узнаете и не помните ни хрена. В сорок первом году в Киеве немцы такое же вот расклеивали по стенам, почти слово в слово… «Жиды города Киева»… А потом — Бабий Яр! Неужели не помните?… (Торжествующе.) Вот они, наконец, высунулись ослиные уши, хулиганье фашистское, доморощенное! И ведь главное — совершенно уверены, что какой-нибудь еврей обязательно с перепугу попрется к восьми часам, а они на него будут глазеть и ржать, как жеребцы, и пальцами на него указывать…

Зоя Сергеевна (Кирсанову): В последний раз тебя прошу. Позвони Евдокимову.

Кирсанов: Погоди, лапа. Дай разобраться. (Пинскому.) Откуда у тебя эта бумажка?

Пинский: Да только что принес какой-то гад. Наглец хладнокровный, еще расписаться заставил. Откуда я мог знать, что он мне подсовывает? Я думал, это из военкомата. Он ведь, подлец, представился: «Спецкомендатура»…

Кирсанов: Рослый такой парень, в черном плаще?

Пинский: Ну!

Кирсанов: И фонарь во лбу?

Пинский: Да! А ты откуда…

Кирсанов (сует ему в руку свою повестку): На, почитай.

Пинский: Зачем?

Кирсанов: Читай, читай, увидишь.

Базарин: Так-так-так. Это уже серьезно.

Кирсанов (ехидно): А чего тут серьезного? Ну, ходят мои аспиранты, ну, разносят шутливые повестки…

Базарин: Перестань. Может быть, в самом деле позвонить Евдокимову?

Кирсанов: Но я же не знаю, что ему говорить! Как это все расскажешь? Свежему человеку… в третьем часу ночи…

Пинский (прочитав Кирсановскую повестку): Что за чертовщина! Откуда это у тебя?

Кирсанов: Спецкомендатура социальной ассенизации. Здоровенный громила с кейсом и с шахтерским фонарем между глаз.

Пинский: Какой же ты, к едрене фене, богач?

Кирсанов: Да уж какой есть, извини, если не угодил.

Базарин: Вот что. Надо немедленно позвонить в милицию и сообщить, что имеют место хулиганские действия со стороны неизвестного лица.

Кирсанов (раздраженно): Подожди. Давай сначала разберемся. Если это хулиганские действия какого-то идиотского лица, тогда звонить совершенно незачем. Ну, дурак, ну, ходит по квартирам и разносит дурацкие повестки. Ну, напугает дюжину дураков вроде нас… Если дело обстоит таким образом, тогда звонить в милицию — сами звоните. Мне уже повестку принесли, меня уже одурачили, и теперь можно спокойно ложиться спать. Вторую не принесут!

Базарин (задумчиво): Логично.

Кирсанов: А раз логично, тогда давайте ложиться спать. Хватит. Все.

Пинский (алчно): Догнать бы сейчас этого жлоба и накидать бы ему пачек, чтобы кровавыми соплями умылся, падло позорное…

Кирсанов: Сиди уж, старое дреколье. Да смотри, случайно не пукни, а то развалишься. Догнал он… пачек он накидал…

Пинский: Ничего, ничего, не беспокойся, мне бы его только поймать, а там бы я с ним разобрался, не впервой… Меня ведь, главным образом, что поражает? Меня наглость эта первобытная поражает. Вот они уже по квартирам пошли. Вы понимаете, что это означает? Это означает, что они адрес мой — знают. Спрашивается: откуда? Кто им дал? Зачем? Чувствуете?..

Кирсанов: Между прочим, мой адрес они тоже знают…

Пинский (отмахивается): Да перестань ты! Ты-то здесь при чем? Подумаешь богачом его обозвали! В первый раз в жизни. Меня жидом всю мою жизнь обзывают! Устно. А теперь вот и письменно начали…

Кирсанов: Знаешь, когда в нашей стране человека обзывают богачом, ничего хорошего в этом нет, уверяю тебя. Еще неизвестно, что хуже.

Пинский: Ах, тебе неизвестно, что хуже? Может быть, ты предпочел бы оказаться жидом?

Кирсанов: Я бы предпочел, чтобы на меня не наклеивали ярлыков. Никаких.

Пинский: А жид — это вовсе не ярлык. Жид — это имманентное состояние. Перестать быть богачом можно, а жидом — нет.

Базарин: Да не о том вы говорите, не о том! Оба хуже, вот в чем беда! Так уж у нас сложилось, что миллионы людей это думают. Что еврей, что богач — плохо. Плохо, и все! И мы не имеем права ни в чем винить этих людей. У них есть все основания так думать. Их так воспитали…

Кирсанов: Но позволь, в самом деле! Какой же я, к черту, богач?

Базарин: Да. Ты богач. С точки зрения тети Моти, которая получает семьдесят рублей пенсии, да еще трешку в месяц ей посылает дочка из Сызрани… с точки зрения этой тети Моти, ты — богач! У тебя пять тысяч на книжке, у тебя автомобиль, у тебя дача, у тебя трехкомнатная квартира, у тебя жена может не работать…

Кирсанов: Так у тебя, наверное, не пять тысяч, у тебя, может быть, двадцать тысяч на книжке… Я же знаю, что ты на вторую квартиру копишь…

Базарин: И я богач! И Александр Рувимович богач. Хотя у него «Жигулей» и нет пока…

Кирсанов: У меня «Жигули» второй год под брезентом стоят, резину не могу купить ни за какие деньги!..

Базарин: «Жигулей» у него пока нет, но он зато дочку отправил в Америку, и она ему оттуда подбрасывает… и не трешку в месяц, уж будьте уверены!

Пинский (рявкает): Я дочку в Америку не отправлял! Это ваш Госконцерт говенный ее туда выжил!

Базарин: Этого тетя Мотя ничего не знает. И знать не хочет. Она одно знает: всю жизнь вкалывала, как проклятая, а сейчас, старуха, по помойкам бутылки собирает.

Пинский: И виноват в этом, конечно, еврей Пинский.

Кирсанов: И богач Кирсанов.

Базарин: Да! Еврей Пинский и богач Кирсанов! Потому что никаких других объяснений у тети Моти нет!..

Пинский: Как это — нет! А куда же смотрит работник политпросвещения товарищ Базарин Олег Кузьмич?

Базарин (не слушая): Потому что сначала ей очень хорошо объяснили, что во всем виноваты вредители. Потом ей объяснили, что во всем виноват Гитлер… Да только она не дура. Сорок лет уже нет ни Гитлера, ни вредителей, а жить-то все хуже и хуже… И всю свою жизнь она видит где-нибудь то барина в трехкомнатной квартире с телефоном, то сытого еврея из торговли…

Пинский: А еврея, который в говенном котле всю смену лежит и заклепки хреном выколачивает, — такого еврея она не видела? Так пусть посмотрит! (Тычет себя большим пальцем в грудь.)

Базарин: Представьте себе — такого еврея она не видела. Потому что, простите меня, Александр Рувимович, такой еврей и в самом деле большая редкость…

Кирсанов: Ну ладно, хватит вам, что вы опять сцепились… Не об этом же речь идет. Ей-богу, Олег, ну что ты, в самом деле… Ты что же хочешь мне сказать — сидит где-то какая-то тетя Мотя и сочиняет эти повестки?

Пинский: Не-ет, это не тетя Мотя сочиняет. Это сочиняет сытый, гладкий, вчерашний молодежный вожак, и «Жигули» у него есть, и квартира с телефоном, да только вот бездарный он, к сожалению, серый, как валенок, а потому — убежденный юдофоб… У нас же юдофобия спокон веков — бытовая болезнь вроде парши, ее в любой коммунальной кухне подхватить можно! У нас же этой пакостью каждый второй заражен, а теперь, когда гласность разразилась, вот они и заорали на весь мир о своей парше… Вы, Олег Кузьмич, всегда их, бедненьких, защищаете! Я вас понимаю, сами-то вы выше этого, сами вы все норовите с высоты пролетарского интернационализма проблему обозревать, поэтому у вас всегда и получается, что все кругом бедненькие… даже богатенькие… Мне иногда кажется, Олег Кузьмич, что вы мне просто простить не можете… Это ж надо же, ведь такой был образцово-показательный еврей-котельщик, рыло чумазое, каждое второе слово — мат, подлинное воплощение пролетарского интернационализма, — так нет же, в институты полез, изобретателем заделался, начлабом, дочку в консерваторию пристроил…

Базарин: Перестаньте, Александр Рувимович! Вы прекрасно знаете, что ничего подобного я не думаю и что ничего подобного я не говорил. Я только одно хотел сказать: что в каждой шутке есть доля истины. Даже в самой дурацкой. Мы вот с вами возмущаемся по поводу этих бумажек, а нам бы не возмущаться надо, а задуматься, потому что солома показывает, куда дует ветер…

Пинский хочет ему что-то ответить, но тут Зоя Сергеевна резко поднимается и берет ближайший канделябр.

Кирсанов (всполошившись): Лапа, ты куда? (Пинскому и Базарину.) Да заткнитесь вы, наконец! Что вы опять сцепились, как цепные собаки! (Зое Сергеевне.) Лапа, не уходи, они больше не будут.

Зоя Сергеевна: Три часа уже. Я пойду вещи соберу.

Кирсанов: Какие вещи?

Зоя Сергеевна: Я еще сама толком не знаю, надо посмотреть… Что они там глупости пишут — смена белья. Зима на дворе. Носки надо шерстяные обязательно взять, рейтузы теплые…

Базарин: Позвольте, Зоечка Сергеевна…

Зоя Сергеевна: Тошно мне вас слушать, честное слово. Вы все делаете вид, будто это шутка, будто развлекается кто-то. Будто вы не чувствуете, что это всем нам конец, начало конца…

Кирсанов (беспомощно): Ты что же — серьезно считаешь, что я должен туда идти?

Зоя Сергеевна: Я ничего не считаю. Я знаю только, что идти придется и что ты пойдешь, и я бога молю, чтобы меня пустили с тобой, потому что без меня ты там погибнешь на третий день…

Кирсанов: Лапушка, опомнись! Ну что ты такое говоришь? Ведь это же все ерунда! Ну хочешь, я в милицию позвоню? Подожди, я сейчас же позвоню! (Он подскакивает к телефону, торопливо набирает 02.) Алло… Товарищ лейтенант, с вами говорят из дома шестнадцать по Беломорской улице. У нас тут по лестницам ходит какой-то деятель и вручает гражданам хулиганские повестки… (Замолкает, слушает.) Так почему же вы ничего не предпринимаете? (Слушает.) То есть как это так? А кто же, по-вашему, должен этим хулиганством заниматься? Что? (Слушает.) Да, получил… (Слушает.) В каком смысле, простите? (Слушает.) Позвольте, вы что же хотите мне сказать… (Слушает, потом медленным движением опускает трубку и поворачивается к остальным.)

Базарин: Ну?!

Кирсанов: Он говорит: получили предписание — выполняйте…

Базарин: Та-ак. Этого и следовало ожидать.

Кирсанов: Он говорит: это не только у нас в доме, это везде. Милиции это, говорит, не касается.

Зоя Сергеевна, не сказав ни слова, уходит из комнаты в спальню, налево.

Базарин: Проклятье. Я тебе тысячу раз говорил, Станислав: не распускай язык! Тебе не двадцать лет. И даже не сорок. В твоем возрасте нельзя быть таким идиотом и горлопаном!

Пинский: Золотые слова! И, главное, такие знакомые… Всю жизнь я их слышу. Иногда с добавлением «жидовская морда».

Кирсанов: Какой я вам горлопан? Что вы городите?

Базарин: На митинге Народного фронта ты речи произносил или папа римский? Кто тебя туда тянул? Что они — не обошлись бы без тебя там?..

Кирсанов: Так это когда было… А потом, причем здесь Народный фронт? Ведь я же богач! Богач я! У меня же драгоценности! У меня меха!

Пинский: Э! Э! Не примазывайся! Меха — это у меня.

Базарин: Вот теперь и я считаю — хватит. Звони Сенатору.

Габриэль Гарсиа Маркес

Люди, выполнившие свой долг



«Люди, выполнившие свой долг»

Опубликовано в журнале «Ровесник», 1981, №3



Первое официальное заявление Соединенных Штатов, в котором упоминается о присутствии кубинских войск в Анголе, относится к концу ноября 1975 года. Несколько недель спустя Генри Киссинджер сказал в частном порядке: «Подумать только, насколько хуже стали работать наши разведывательные службы! Мы узнали, что кубинцы собираются в Анголу, только тогда, когда они уже были там».

Вполне вероятно, что даже сами кубинцы не могли предвидеть масштабы братской помощи народу Анголы, но с самого начала они знали одно: им следует действовать быстро и решительно. Руководители кубинской революции поддерживают тесные контакты с Народным движением за освобождение Анголы (МПЛА) с августа 1965 года. В 1966 году Агостиньо Нето посетил Кубу, затем в соответствии с общей логикой освободительной борьбы в Анголе контакты поддерживались в зависимости от обстоятельств. В мае 1975 года кубинский майор Флавио Браво встретился в Браззавиле с Агостиньо Нето, и тот попросил у него помощи для перевозки оружия. Кроме того, он спросил у Флавио Браво о возможности более широкой помощи Анголе. Как следствие этих переговоров — через три месяца майор Рауль Диас Аргельяс прибыл в Луанду во главе кубинской делегации, и во время этих переговоров Агостиньо Нето уточнил размеры помощи. Речь шла о посылке в Анголу группы военных инструкторов.

Достаточно было хотя бы немного знать ситуацию в Анголе, чтобы понять, что в просьбе Агостиньо Нето отразилась типичная для него скромность. Хотя МПЛА, основанное в 1956 году, было самым старым освободительным движением Анголы, а кроме того, единственным движением, имевшим широкую народную базу и предлагавшим народу социальную, экономическую и политическую программу, соответствующую условиям страны, его положение в смысле военном было менее выгодным. У него было достаточно оружия, но не хватало специалистов, умевших с ним обращаться.



В то самое время (1975 год. — Ред.) было объявлено о существовании в городе Кармоне «правительства», возглавляемого Холденом Роберто, чьи связи с ЦРУ были всем хорошо известны. На западе действовал Национальный союз за полную независимость Анголы (УНИТА), которым руководил Савимби, беспринципный авантюрист, поддерживавший постоянную связь с иностранными компаниями. Кроме того, регулярные войска ЮАР, пройдя через оккупированную ЮАР территорию Намибии, пересекли границу с Анголой под предлогом, что они защищают плотины, входящие в состав гидроэнергетического комплекса Руа-кана-Калуэка.

Все эти силы, обладающие громадными экономическими и военными ресурсами, были готовы замкнуть кольцо блокады вокруг Луанды после того, как португальские войска покинут эту громадную, богатую и прекрасную страну.

Когда кубинские руководители узнали, что Агостиньо Нето ждет от них помощи, они решили немедленно послать в Анголу специалистов, которые должны были организовать центры военной подготовки, кроме того, решено было послать в Анголу бригаду врачей.

Этот первый контингент кубинских войск был отправлен в Анголу на импровизированных транспортных судах. Способ загрузки этих судов очень хорошо иллюстрирует предусмотрительность кубинцев и мужество, с которым они готовились оказать помощь Анголе. Казалось бы, неразумно везти горючее с Кубы в Анголу. Ведь Ангола сама производит нефть, кубинцы импортируют ее с другого материка. Все же кубинцы предпочитали действовать наверняка, и первая группа кубинцев привезла с собой бензин.

Сам Фидель Кастро пришел проводить эти корабли. Потом он это делал всегда, когда кубинские войска отправлялись в Анголу. Ознакомившись с условиями, в которых будут перевозиться войска, он произнес фразу, очень типичную для него, хотя она и может показаться не очень важной. «В любом случае, — сказал он, — им будет удобнее, чем тем, кто прибыл на «Гранма».

Как и было предусмотрено, кубинских инструкторов приняли представители МПЛА. Немедленно были организованы центры военной подготовки.

К тому времени войска Холдена Роберто подошли так близко к Луанде, что кубинский инструктор артиллерии, который давал первые уроки своим ученикам, прямо со своей площадки видел, как приближаются бронемашины наемников. 23 октября регулярные войска ЮАР — одна механизированная бригада — перешли границу между Намибией и Анголой и три дня спустя заняли города Са-да-Бандейра и Мосамедиш. Южноафриканцы явно рассчитывали на воскресную прогулку. Прямо в танках у них были установлены кассетные магнитофоны.

На севере Анголы командующий одной из колонн наемников руководил военными действиями из спортивного автомобиля, причем рядом с ним сидела блондинка с внешностью кинозвезды. Они продвигались по территории Анголы в праздничном, Приподнятом настроении, не посылая вперед разведку. Никто так и не понял, откуда был послан снаряд, который разнес на мелкие части спортивный автомобиль. В чемодане блондинки нашли потом только вечернее платье, бикини и приглашение на праздник победы, который Холден Роберто будто бы уже готовил в Луанде.

До конца той недели южноафриканцы продвинулись по ангольской территории на 600 километров и наступали на Луанду со скоростью 170 километров в день. 3 ноября они напали на немногочисленный гарнизон в Бенгале. Кубинские инструкторы вынуждены были покинуть центры военной подготовки и вместе со своими учениками вступить в бой против захватчиков. Они давали им уроки военной подготовки в перерывах между атаками.

Даже врачи, вспомнив свою службу в рядах народной милиции, превратились на какое-то время в солдат и были направлены в окопы. Руководители МПЛА, привыкшие к партизанской борьбе, а не к войне на широком фронте, поняли в те дни, что силы их врагов, вступивших в тайный сговор с империализмом и имевших в своем распоряжении его богатейшие ресурсы, могут быть уничтожены только при условии, если МПЛА немедленно обратится ко всему миру с призывом о международной солидарности.

Дух интернационализма — это исторически сложившееся замечательное качество кубинцев. Революция уточнила и расширила понятие интернационализма в соответствии с марксистской идеологией. Но тем не менее сущность идеи интернационализма была очень хорошо определена еще раньше в трудах Хосе Марти и всей его жизнью.

Когда Агостиньо Нето обратился с воззванием к гражданам Анголы, обучавшимся в Португалии, чтобы они ехали учиться в социалистические страны, многим из них оказала гостеприимство Куба. Сейчас ангольцы, выпускники кубинских вузов, участвуют в строительстве социализма в Анголе.

Таким образом, акт солидарности Кубы по отношению к Анголе не был неожиданным и непродуманным. В этом деликатном решении был только один драматический момент. На этот раз вопрос стоял не просто о том, чтобы оказать посильную помощь: речь шла о настоящей войне в широком масштабе на территории в 10 тысяч квадратных километров.

Руководство Коммунистической партии Кубы имело в своем распоряжении не больше 24 часов для принятия решения, и оно приняло это решение без колебаний. В опровержение всего того, о чем столько говорилось впоследствии, это было независимое, суверенное решение Кубы. Акция солидарности с Анголой называлась операция «Карлота», в честь негритянки Карлоты, которая 5 ноября 1843 года возглавила восстание рабов в Матансасе и погибла.

Начало операции «Карлота» положила отправка усиленного батальона войск специального назначения. Перед этим батальоном была поставлена задача: сдержать наступление войск противника, не допустить захвата ими ангольской столицы до того, как португальские войска оставят ее, а затем сдерживать противника до прибытия подкрепления морским путем. Однако личный состав, переправлявшийся двумя первыми рейсами, был убежден, что прибудет слишком поздно, и надеялся спасти хотя бы провинцию Кабинда.

Первая группа вылетела 7 ноября специальным рейсом «Кубана де авиасьон» на одном из ставших уже легендарными самолетов «Бристоль-Британия», от которых во всем мире давно отказались. Его пассажиры — они хорошо помнят, что их было 82 человека, как и на «Гранма», — одетые по-летнему, без всяких знаков различия, с чемоданчиками и обычными паспортами, в которых были записаны их настоящие имена, выглядели здоровяками, загоревшими под Карибским солнцем.

Полет Гавана — Луанда предполагал посадку на Барбадосе для дозаправки, проходившей в тропический шторм, и в Гвинее-Бисау. В Луанде «Британия» приземлилась ночью 8 ноября под проливным дождем без помощи центра управления. Пятнадцать минут спустя приземлился второй самолет.

В это время от берегов Кубы отходили транспорты с артиллеристами и морскими пехотинцами. Они начали высаживаться в Анголе 27 ноября. Колонны Холдена Роберто находились тогда настолько близко от Луанды, что обстреливали из артиллерии казарму, в которой расположились кубинские войска. Кубинцы не имели времени даже для отдыха. Переодевшись в военную форму, они присоединялись к войскам МПЛА и шли в бой. По соображениям безопасности кубинская печать не публиковала сообщений об участии своих войск в ангольских событиях.

При отборе добровольцев учитывались не только военная подготовка, физические и моральные качества, но и трудовые показатели и уровень политической подготовки. Тем не менее было много случаев, когда добровольцы «обходили» фильтры отбора. Известны случаи, когда квалифицированному инженеру удалось сойти за водителя грузовика, высокопоставленному служащему — за механика. Одна женщина смогла отправиться в Анголу только в начале декабря. Перед этим ей несколько раз отказывали под предлогом того, что «это слишком тяжело для женщины». Она была готова ехать «зайцем» и уже припрятала свою одежду в трюме одного из судов, но ей все же разрешили отправиться туда легально самолетом. Это 23-летняя учительница Эстер Лилия Диас Родригес. Она вступила в ряды РВС в 1969 году и отлично стреляет из стрелкового оружия. Одновременно в Анголу отправились тайком друг от друга ее братья, Сеса, Рубен и Эринельдо. Не сговариваясь, они заявили матери, что уезжают в Камагуэй для участия в военных маневрах. Все они вернулись живые и здоровые. Их мать была очень горда тем, что ее дети были в Анголе.

Из разговоров с вернувшимися из Анголы кубинцами можно сделать вывод, что они отправлялись туда по самым разнообразным причинам. Но никто по принуждению. Подавляющее большинство, несомненно, отправилось в Анголу, движимое стремлением выполнить этот акт политической солидарности с той же убежденностью и смелостью, с какой была отражена высадка интервентов на Плайя-Хирон. Таким образом, операция «Карлота» была не просто экспедицией партизан-профессионалов, а народной войной.



Проходившая в течение девяти месяцев мобилизация человеческих и материальных ресурсов превратилась в почти невероятную эпопею. Дряхлые «Британии» постоянно совершали, казалось, невозможные рейсы. При обычном взлетном весе в 185 тысяч фунтов они много раз летали с весом до 194 тысяч, что превышает все допустимые пределы. Летчики, нормальное время которых 75 часов в месяц, набирали иногда до 200 часов. В общем, на каждом из самолетов «Британия», участвовавших в выполнении этой задачи, было по два экипажа, подменявших, друг друга во время полета. Один летчик вспоминает, что он не вставал со своего кресла в течение 50 часов в полете туда и обратно. При этом он сам вел самолет 43 часа. «Были моменты, когда я чувствовал себя настолько усталым, что, кажется, уже больше невозможно устать», — говорил он. В той обстановке, если учесть разницу во времени, пилоты и стюардессы теряли счет времени и ориентировались лишь по самочувствию: ели, когда хотелось есть, спали, когда хотелось спать.

Маршрут Гавана — Луанда проходит над пустынными районами. Данные о воздушных течениях в этих местах на высоте крейсерских полетов «Британии» — 18—20 тысяч футов — практически отсутствуют. Летчики не знали состояния маршрута и летали, не имея ни малейшего представления об условиях в конечных пунктах полета. Наиболее опасным участком была часть маршрута между Браззавилем и Луандой, поскольку у них не было там постоянного аэродрома. Кроме того, личный состав летал с заряженным оружием, а взрывчатка и боеприпасы в целях уменьшения веса перевозились без ящиков.

Соединенные Штаты нашли самое уязвимое место «Британии»: ее недостаточную автономность. Когда они добились от правительства Барбадоса запрещения посадок кубинских самолетов для заправки, кубинцы установили трансатлантический рейс из аэропорта города Ольгин на восток острова Сал (Острова Зеленого Мыса). Летчики, совершавшие эти рейсы, походили на воздушных гимнастов, работающих без предохранительной сетки, поскольку при полете туда в баках самолетов горючего оставалось на два часа полета, а при возвращении и того меньше — на один час.

Но и этот «цирковой» маршрут пришлось отменить, чтобы не ставить под удар Острова Зеленого Мыса. Тогда кабины самолетов были оснащены четырьмя запасными баками для горючего, что позволило совершать беспосадочные полеты по маршруту Ольгин — Браззавиль. Но теперь каждым рейсом переправлялось на 30 человек меньше. От посадки в Гайане отказались, во-первых, потому, что взлетно-посадочная полоса в аэропорту гайанской столицы была слишком короткой, а во-вторых, потому, что концерн «Тексако», занимающийся экспортом нефти в Гайану, отказался продавать горючее.

Техосмотры самолетов проводились в наполовину сокращенные сроки. Один пилот даже вспоминал, что ему несколько раз приходилось летать без радара. Но никто не помнит случая, чтобы приборы управления подвели.

Не менее драматичными были морские перевозки. На использовавшихся для этого пассажирских судах под спальни был оборудован каждый клочок свободного места. В некоторых случаях эти суда брали на борт в три раза больше обычного. Несмотря на суровые условия, в которых проходили эти рейсы, продолжавшиеся примерно по 20 дней, на судах не возникло ни одной серьезной проблемы с точки зрения медицины.

Зато приходилось бороться с более сложными «эпидемиями», когда некоторые члены экипажей судов любой ценой стремились остаться в Анголе, чтобы принять участие в войне. Один из них, офицер запаса, каким-то образом раздобыл униформу и сойдя на берег, смешался с войсками. Ему удалось остаться. Он показал себя отличным разведчиком.

Тогда было возможно все, кроме одного — проиграть войну. Однако ради исторической правды нужно сказать, что война была на грани проигрыша. В первую неделю декабря положение было настолько серьезным, что обсуждалась возможность закрепления в Кабинде и сохранения плацдарма около Луанды для обеспечения эвакуации.

Причиной декабрьских бед была прежде всего исключительная огневая мощь противника, который к тому времени получил от Соединенных Штатов военную помощь на 50 миллионов долларов. Кроме того, Ангола обратилась к кубинцам с просьбой о помощи очень поздно. Положение еще больше осложнилось вынужденными задержками в ее оказании. И наконец, сыграли свою роль бедность, нищенские условия и отсталость Анголы, вызванные несколькими веками колониализма.

Кубинцев встретил в Анголе тот же климат, что и на родине. Кое-кто из кубинцев был настолько похож на ангольцев, что скоро лишь опытные люди могли различить их.

Португальские колонизаторы, возможно, самые алчные и жестокие в истории, выстроили красивые современные города, рассчитывая жить в них вечно. Но это были города для белых, такие, какие строили янки вокруг старой Гаваны и вид которых так изумил кубинских крестьян, когда они впервые в своей жизни спустились со Сьерра-Маэстры с винтовками.

За фасадом цивилизации скрывалась огромная, богатая ресурсами страна нищеты с одним из самых низких в мире уровней жизни населения: более 90 процентов неграмотных жителей и общее культурное развитие на грани каменного века. В периферийных городах по-португальски разговаривать умели лишь мужчины. Различного рода пережитки были препятствием не только в быту, но и на войне.

Ангольцы были убеждены в том, что белых пуля не берет. Они наделяли волшебной силой самолеты и отказывались лезть в окопы, так как, по их мнению, «могилы нужны лишь мертвым». В Сан-Педро-Дескола, например, кубинцы едва ли не силой унесли с собой ребенка, чтобы оказать помощь от ожога кипятком. Семья ребенка отпевала его, еще живого, считая невозможным спасение.

Кубинские врачи столкнулись с доселе неизвестными им болезнями. При португальцах в Анголе на 6 миллионов жителей было 90 врачей, причем большинство из них практиковали в столице. Когда колонизаторы ушли, осталось всего 30 врачей.

За годы длительной борьбы за свержение португальского господства МПЛА сделало много для ликвидации отсталости, в этом одна из причин его окончательной победы. На освобожденных от португальцев территориях велась работа по повышению политического и культурного уровня населения, искоренялась племенная и расовая рознь, налаживались бесплатное обучение и медицинская помощь. Это были семена нового общества.

Однако этих усилий оказалось явно недостаточно, когда партизанская война переросла в большую войну, втянувшую в себя не только людей, получивших военную и политическую подготовку, но и весь народ Анголы.

Фидель Кастро лично был в курсе мельчайших подробностей военных действий. Он присутствовал при отправке каждого судна, а перед этим кратко напутствовал бойцов.

Об убежденности Фиделя в победе говорит следующий пример его реакции на те или иные события: подразделение МПЛА с целью сдержать натиск танковой колонны войск ЮАР было вынуждено взорвать мост. Фидель Кастро радировал: «Не взрывайте больше мостов, как потом будете их преследовать?» И был прав. Спустя несколько недель кубинским и ангольским саперам придется за 20 дней отремонтировать 13 мостов, чтобы позволить войскам МПЛА настичь убегавших в панике интервентов.

За несколько дней до открытия Чрезвычайной ассамблеи глав государств и правительств стран — членов Организации африканского единства части под командованием кубинского майора Виктора Чунга Коласа, чернокожего здоровенного, добродушного, бывшего до революции автомехаником, изгнали Холдена Роберто из его мифической столицы Кармоны, заняли этот город, а несколько часов спустя и военную базу в Негаже. Неудержимое наступление МПЛА на всех фронтах окончательно изменило обстановку в пользу патриотов. Дошло до того, что в середине января на южном фронте было начато наступление, предусматривавшееся на апрель.

Южноафриканские части имели на вооружении самолеты «Канберра», а Заир — «мираж» и «фиат». У Анголы самолетов не было: прежде чем уйти, португальцы уничтожили все базы. Мало надежд внушали немногочисленные старые ДС-3, с горем пополам приведенные в годность кубинскими летчиками. И тем не менее эти машины, перегруженные ранеными, не раз садились ночью на грунтовые аэродромы, освещавшиеся призрачным мерцанием факелов. Возвращались они из таких рейсов на свои базы с «сувенирами» джунглей — намотавшимися на колеса шасси лианами, стеблями травы и цветов.

Кубинские бойцы не колебались, когда их части были брошены на южное направление. Но когда отступавшие подразделения ЮАР пересекли границу и укрылись в Намибии, войскам МПЛА был дан единственный приказ: занять брошенные плотины и обеспечить безопасность рабочих всех национальностей. 1 апреля в 9.15 утра передовые части МПЛА достигли плотины Руакана, вплотную подходящей к протянутым вдоль границы проволочным заграждениям.

Час с четвертью спустя губернатор Намибии, южноафриканский генерал, сопровождаемый двумя офицерами, попросил разрешения пересечь границу для переговоров с МПЛА. Представители обеих сторон с переводчиками уселись для переговоров за обеденным столом. Южноафриканский генерал, лысоватый толстяк лет пятидесяти, из кожи лез вон, чтобы казаться рубахой-парнем. Он без всяких оговорок принял условия МПЛА.

Примерно в те же дни я снова приехал в Гавану и уже в аэропорту почувствовал, что за год, который я не был на Кубе, в жизни кубинцев произошло нечто очень серьезное.

Необъяснимая и в то же время заметная перемена произошла не только в настроении людей, но и в окружающих вас вещах, в море, в птицах и животных, в самой жизни кубинцев. В одежде мужчин появились цельнокроеные костюмы из легкой ткани с коротким рукавом. В уличной речи зазвучали португальские выражения. Старые африканские ритмы народной музыки звучали по-новому. В магазинах и на автобусных остановках разговоры стали более шумными между решительными сторонниками действий в Анголе и теми, кто только сейчас начал понимать их необходимость. Самое же интересное впечатление: возвратившиеся из Анголы, похоже, считали, что они способствовали изменению хода мировой истории. Но вели себя с простотой и достоинством людей, всего лишь выполнивших свой долг.