Щупов Андрей
Никто не устоит перед кино
АНДРЕЙ ЩУПОВ
НИКТО НЕ УСТОИТ ПЕРЕД КИНО
Расположившись на балконе высотного этажа и прихлебывая из бутылочек прохладное пиво, Джекки наслаждался зрелищем сражения. В миле над землей два гигантских сверкающих корабля, грузно маневрируя, стегали друг дружку огненными радугами. Ее Величество Смерть сотрясала небеса грохотом, разгоняя горожан по подвалам и переполненным убежищам. Картина завораживала, вызывала благоговейный трепет. И Джекки не видел ни одного смельчака, кто подобно ему наблюдал бы за схваткой с балкона. В этом жутковатом театре он представлял собой единственного зрителя. Впрочем, небесная дуэль близилась к концу. Оба корабля успели получить серьезные повреждения. Один из них кренился, все больше теряя управление. Было видно сквозь обширные иллюминаторы, что внутри парящего дредноута полыхает пожар. Когда прогремел роковой взрыв, Джекки даже не моргнул глазом, хладнокровно созерцая падение корабля. Соскользнув вниз, стальной гигант рухнул на хрупкие крыши небоскребов. Каменный град хлынул на тротуары улиц. Соперник, приблизившись к месту падения, искристыми очередями принялся добивать тех, кто намеревался еще спастись...
Джекки настолько увлекся разыгравшейся на глазах трагедией, что внимание на приближающуюся стаю обратил чересчур поздно. Исполинских размеров крысы входили колоннами в город. Самое время для утоления голода! Увлеченные войной люди столь рассеянны! Вот и сейчас, едва заметив человека, грызуны, ни секунды не колеблясь, по-слоновьи медленно полезли по стенам. Казалось, земного притяжения для них не существует. Шаг за шагом они одолевали этажи небоскреба. Самая крупная из них, почерневшая от старости, тигровой масти, сунулась на полпути в одну из балконных оранжерей и азартно молотнула голым хвостом. Хрустнули рамы, и звон осыпающегося стекла слился с отчаянным воплем. Все так же медлительно хищница высвободила усатую морду. Зубастая пасть стискивала трепещущую жертву - какого-то бородатого старикашку, изо всех сил колотящего сухонькими кулачками по нижней челюсти крысы. Последней было все равно. Круглые, с футбольный мяч, глаза ее уже глядели на Джекки. И тотчас зрительский восторг сменился ужасом. Отшатнувшись от наплывающих монстров, Джекки ударился затылком о бетон и похолодел. Отчего-то у балкона не оказалось двери! Он очутился в ловушке! Голая бетонная стена и перила... Но как же это? Почему?!..
Лохматые морды тем временем надвинулись вплотную. Джекки закричал, увертываясь от клацающих клыков, но долго метаться ему не пришлось. Огромная пасть мягко и бережно обхватила плечо Джекки, и, дернувшись, он проснулся...
Сенбернар Лотрека - его первого помощника на этих островах топтался возле койки и слюнявыми брылями терзал высунувшуюся из-под простыни руку. Издав воинственный рык, Джекки ухватил его за уши и притянул к себе. Пес забрыкался, вырываясь. Повалив сенбернара на пол, Джекки дурашливо объявил:
- Поединок, которого ждали миллионы зрителей, завершился полным поражением Лима! Хилые мышцы пса-тяжеловеса не шли ни в какое сравнение с мускулатурой его соперника - известного режиссера Джекки Баруа! - он наклонился к мохнатой голове сенбернара и в самое ухо пробубнил:
- Тебе бы такой сон, дурила! Рассказать, не поверишь... - он потрепал пса по лобастой голове. - Ладно, убирайся! Уже встаю. Так и передай своему хозяину.
Отпустив сенбернара, Джекки Баруа взглянул на часы и выбрался из постели. Что ж, совсем неплохо! Вполне приличный сон и вполне приличное настроение. Легкий стресс - не в счет, поскольку тоже на пользу. Главное, что ни малейших признаков головной боли!..
Самое трудное в здешних местах - это пережить день. Тропики есть тропики. От солнца можно, разумеется, укрыться в тень, а мощный кондиционер в пару минут остудит комнатку, но это максимум благ, который способна предоставить современная техника. Колотый лед, охлажденное пиво, душ и солевые таблетки - все это не могло, к сожалению, помочь в их основном деле. Заниматься съемками в полуденную жару по-прежнему оставалось форменным самоубийством. Смирившись с климатом Торнэйских островов, Джекки полностью переиначил свой рабочий день, а значит, и рабочий день всей приехавшей с ним армии киношников. Фильм снимали ночью, утром и вечером. Днем - все сто тридцать шесть человек - операторы и актеры, пиротехники и осветители, каскадеры и костюмеры спешили укрыться в палатках, в наскоро сооруженных из пенопластовых плит домиках. Утром и вечером работа возобновлялась. Первым, как правило, пробуждался Лотрек. Он-то и посылал своего лохматого Лима выполнять неприятную миссию - будить \"командующего армией\". С пробуждением Джекки все немедленно приходило в движение, и люди окунались в съемочные будни, как суповой набор в кипящую воду. Варево обещало получиться крайне аппетитным.
Приводя себя в порядок, Баруа машинально проделал привычные манипуляции - покончив с душем, прополоскал рот ароматизированной водой, причесался перед зеркалом и быстро оделся. Попутно успел восхититься и новым, принесенным накануне костюмом. Да здравствует одежда! Именно она по праву заслуживает того, чтобы называться восьмым чудом света. Хорошо и изящно подогнанная, именно одежда способна изменить фигуру до неузнаваемости. Это не просто вторая кожа, это вторая жизнь! Пара минут и появляются широкие плечи, стройный стан и все то, что так хочется увидеть в зеркале. Это вам не пыхтеть часами в тренажерных залах! Просто, дешево и удобно! То есть, не совсем, конечно, дешево, но Баруа себе подобные подарки мог вполне позволить. И позволял.
Придирчиво осмотрев себя, Джекки остался доволен. Как всегда он выйдет наружу легким неспешным шагом и, приподняв над глазами затемненные очки, с усмешкой оглядит собравшихся людей - невыспавшихся, помятых, украдкой зевающих в ладони. Лишь трое, как обычно, составят ему конкуренцию: Лотрек - однофамилец знаменитого художника, собранный и аккуратный испанец, в обязанности которого входило быть везде и всюду, являя собой образец пунктуальности и предприимчивости; доблестный Валентино - загорелый гигант с бицепсами в двадцать дюймов, супергерой всех его сериалов; ну и, конечно же, неотразимая Паолина, которая не нуждалась ни в каких комплиментах и была просто Паолиной. Эту девушку не испортила бы ни дерюга, ни самый кошмарный наряд, не говоря уже о том, что она превосходно выглядела и без всякой одежды.
Джекки вновь подумал о том, что сон ему приснился расчудесный. Вот если бы это суметь воспроизвести на экране! Феерия красок, парад проникающих в кровь ужасов - как раз то, в чем так нуждается сегодняшний обыватель. Впрочем, что же тут невозможного? Современная компьютерная техника по одной-единственной фотографии или картинке способна воспроизвести на экране кого угодно - Чаплина, Пушкина, покойных президентов США и Англии, даже кого-нибудь из Людовиков! А уж поместить в город гигантских крыс - проще простого! На счастье тех же обывателей в мире существовали еще люди вроде Баруа, и свою безудержную фантазию эти воинствующие режиссеры готовы были предоставить в полное распоряжение зрителя.
Да уж!.. Баруа знал, чем потрафить публике, и пока он жив, зрителям всегда будет что посмотреть в кинотеатрах. \"Кошмары и ужасы Баруа\", \"Багровое шоу короля экзотики\"... А сколько других газетных заголовков всплывет в самом ближайшем будущем! Невидимая рука будет осыпать пресыщенных телеманов оплеухами, стискивать их тощие шейки, увлекая на чужие планеты, в болота и пещеры, сталкивая с зубами и когтями синелицых созданий. Пока Джекки будет видеть подобные сны, ему не нужны будут ни годы раздумий, ни мучительные кинопробы с актерами, ни мощные галлюциногены. Талант - это та штука, что всегда при тебе, - и, ей богу! коллегам стоило за него держаться. В любой день и в любой час Баруа сумеет сообразить, чем еще можно потрясти огрубевшего зрителя, чем околдовать наиболее капризных и привлечь внимание наименее восприимчивых.
С этой приятной мыслью он распахнул дверь настежь и вышел под тропические солнцеобильные небеса. В лицо пахнуло зноем и влагой тропиков, и он еще раз поздравил себя с тем, что сумел выдержать в этом пекле более полутора месяцев. Это время оказалось нелегким, однако, оно не прошло даром, позволив Баруа подобно снайперу, делающему зарубки на прикладе винтовки, внести в боевой счет очередное хлесткое наименование, завершив свою очередную картину.
* * *
- Ну что ты будешь с ними делать! - потрясая кулаками, Лотрек выскочил на съемочную площадку и, подняв выпавший из рук вождя нож, встряхнул насупленного Сухэа за плечи.
- Все, что ты должен выполнить, это подбежать к ней и выволочь из шатра! Неужели не понятно? Не можешь кусаться - не кусайся, но хотя бы схвати и выволоки! Боже, это так просто!.. Она твоя пленница, пойми!.. Идек у не ма туес... Как же это идиотское слово?.. - он схватился за голову. - Ага! Луинь га иэкэ ма ...
Джекки покачивался в шезлонге под широким зонтом, с ухмылкой наблюдая за попытками Лотрека растолковать Сухэа, вождю пигмеев, что же тому надлежит сыграть. Наконец-то свершилось невероятное: пигмеям удалось вывести из себя Лотрека! Сдержанного, невозмутимого Лотрека!.. Впрочем, когда-нибудь это должно было случиться. Съемки подходили к концу, жара и упрямство малорослого народца сделали свое дело. Все знали, что сегодняшним эпизодом фильм будет практически завершен. Может быть, поэтому атмосфера вечера пропиталась особой напряженностью. И если раньше помощник Баруа не ленился объяснять ситуацию трижды и четырежды, то в этот день он заводился с полоборота. Два часа назад они сняли убедительную сцену, где облепленный стрелами Валентино, напрягая перепачканные кровью мышцы, в последнем судорожном усилии разбрасывал толпу пигмеев. Все получилось просто превосходно. Правда, для этого опять пришлось гримировать группу привезенных на острова актеров-карликов, пигмеи опять заартачились. Ничего не поделаешь, издержки кинопроизводства! Театр лилипутов запросил довольно кругленькую сумму, но у Баруа и Лотрека не оставалось выбора. Пигмеи упорно отказывались играть сцены с насилием. Увы, на этих фруктово-банановых островах, духом гипертрофированного пацифизма было пропитано буквально все! Дикари понятия не имели об оружии. Более того, они совершенно не ели мяса! Природные вегетарианцы - что могло быть хуже для создания подобного фильма! Именно поэтому специальные инструкторы денно и нощно обучали малорослых дикарей метать копья, стрелять из луков и драться на ножах. Как ни крути, типаж пигмеи являли великолепный. Коротконогие, не превышающие четырех футов ростом, с выпирающими челюстями, с ушами, лишенными мочек, эти человекоподобные существа превосходно вписывались в кровожадный сценарий. Но в том-то и заключался главный парадокс! Ибо, наделив дикарей устрашающей внешностью, природа нисколько не позаботилась об адекватном характере. Порой Лотреку приходилось часами убеждать пигмеев перестать улыбаться. Так же тщетно их пытались отучать от кивков и рукопожатий. Кук, давний оператор Баруа, изнемог, пожалуй, более других. Вечно скрюченный, с тяжелой камерой на плече, он таскался за капризными аборигенами, ежесекундно ожидая команд Джекки. Актеры из пигмеев вышли никудышные. От раздраженных объяснений они тушевались и краснели, как семилетние девочки. И всякий раз, когда намечалась очередная потасовка, норовили удрать со съемочной площадки в джунгли. Слава богу, под рукой всегда находились карлики, готовые заменить пигмеев в наиболее щекотливых сценах. Инструкторы же Лотрека в поте лица отрабатывали свой хлеб, убеждая аборигенов, что стрельба из лука - одна из увлекательнейших игр, что завывание у костра - лучше обычного песнопения, что ножи и копья - обязательная принадлежность всякого настоящего мужчины. Тем временем группа ассистентов бродила по острову, выискивая по полянам и кустарникам брошенные ожерелья из клыков, подбирая мачете и луки. Весь этот собранный скарб вновь раздавался дикарям, и бедолага Кук возобновлял слежку за вооруженными пигмеями, карауля редкое подобие свирепости на детских мордашках представителей вегетарианства. Тем не менее Джекки Баруа не сомневался: в конечном счете весь их труд окупится сторицей. Один только этот кадр, где прекрасная Паолина пытается оказать сопротивление разъяренному лилипуту, мог потрясти кого угодно. Но для этого следовало заснять сцену от начала и до конца...
Обреченно скрестив на груди руки, Лотрек с напряжением ждал. Вымученная улыбка не красила его лица, но о другой он пока и не мечтал. Только что, поддавшись его уговорам, Сухэа предпринял очередную ролевую попытку. Приблизившись к лежащей на шкурах Паолине, он робко взял ее за руку и неловко затоптался на месте. Так он изображал насилие, и в этой крохотной сцене Паолина просто обязана была чуточку посопротивляться. Однако, стоило актрисе разок дернуться, как вождь тут же выпустил ее, в растерянности оглянулся на оператора. На голову дикаря обрушился шквал ругани. Дубль был безнадежно испорчен.
- Он меня держит, как, не знаю, что, - пожаловалась Паолина. Она успела принять исходное положение и аккуратно расправила на бедрах живописные лохмотья. - Мне приходится самой сжимать его пальцы!
- Босс, - Лотрек хмуро взглянул на Баруа. - С этим куском, похоже, ничего не выйдет.
- Ох, уж мне эти добрейшие создания, - громко вздохнул Кук.
- Да уж... Придется снова монтировать. Сначала карлика со спины, потом крупным планом лицо этого заморыша. Затем извивающуюся Паолину и снова Сухэа.
- Не годится, - Джекки качнул головой. - Слишком много врезок. Эпизод превратится в сплошное мелькание. Зрителю это уже надоело. Согласитесь, время от времени он просто имеет право рассмотреть, что же там все-таки происходит - на этом чертовом экране.
- Но вы же видите: этот клоун даже прикоснуться к ней боится! Они все тут смотрят на нее с раскрытыми ртами. У него не получится ни ударить ее, ни как следует ухватить за волосы. Просто черт знает что!
- Значит, надо призадуматься, - кротко сказал Джекки. - Тысячу долларов за идею!
Он по-прежнему покачивался в шезлонге, а вся труппа озадаченно переминалась вокруг. Шли минуты, а желающих заработать искомую тысячу не находилось.
- Еще полчаса, и я не смогу снимать, - пробурчал Кук. - Солнце вот-вот сядет!
Баруа никак не отреагировал. Лицо его выражало полнейшую невозмутимость. О солнце и времени он знал прекрасно, но еще парочку минут он все же позволит поломать им головы...
Воспользовавшись передышкой, Сухэа отошел от Паолины подальше и уютно расположился на поваленном дереве. Стоило дикарю чуточку расслабиться, как на губах его тут же расцвела самая беспечная улыбка. Он не видел причин для ссор и вражды. Он радовался сказочным пальмам, небу и океану, радовался большим белым людям, приплывшим из далеких невиданных стран со своими забавными домиками, с непонятной игрой в непонятное...
Пара минут прошла в абсолютной тишине. Никто по-прежнему ничего не родил, и Джекки самодовольно потянулся.
- Сделаем так, - он прищурился. - Похоже, Паолина действительно нравится малорослому пацифисту. Почему бы не воспользоваться этой симпатией? Если, скажем, дикарю придется ее спасать...
- Спасать? - как всегда Лотрек соображал быстрее других. - Господи!.. Мы разожжем за ее спиной огонь. Так, босс? И когда она заверещит, этот дурачок выдернет ее из шатра. Все будет в точности, как в нашем сценарии!
- В сценарии нет огня, - спокойно возразил Джекки. - Мы сделаем иначе. У нас есть питон, а эти ребятки знают, что такое змеи. Мы выпустим питона, но так, что в кадр он не попадет, а остальное произойдет, как ты сказал.
- Гениально, босс! - Лотрек тут же обернулся к ассистентам и гаркнул. - Ну? Чего встали?! Питона сюда, живо!
Баруа тщательно проследил, чтобы на губах его не появилась улыбка. В историю выгоднее войти невозмутимым. Он лишь сделал свое дело и только. Никаких лишних эмоций! В конце концов, он не Сухэа, чтобы улыбаться каждому пустяку, а людям следует знать, что подобные ребусы для него ни что иное, как семечки. Невзрачный пустячок... Сам он по крайней мере в этом не сомневался, как не сомневался и в том, что через пятнадцать-двадцать минут завершающий эпизод будет полностью отснят.
Фильм монтировали здесь же, на островах. Джекки не зря добивался того, чтобы со съемочной группой на Торнэи выехала передвижная кинолаборатория. Одним из немаловажных условий успеха фильма он считал оперативность выхода на экран. Идея, маринуемая, годами, устаревает, теряя жизненные соки. Всплеск, рождаемый мыслью, должен реализовываться немедленно. В противном случае работа по вдохновению рискует превратиться в монотонную каторгу или того хуже - кто-нибудь из прытких конкурентов выхватит идею из-под носа, сумев реализовать в более сжатые сроки. Будучи опытным киношным волком, Баруа понимал, что тяжбы по обвинению в плагиате - самое бесплодное занятие на свете. Никто пока не узурпировал власти над человеческой мыслью, и теоретически две абсолютно одинаковые идеи вполне могли родиться в двух абсолютно разных головах. Любой суд принимал это во внимание, и доказывать обратное значило выставлять себя на всеобщее посмешище. Поэтому Баруа предпочитал работать - и работать по возможности стремительно. Он не первый узнал об островах, населенных жутковатыми пигмеями, но ему первому пришла мысль об использовании дикарей в художественной постановке. Сейчас, чувствуя, что долг в общем и целом выполнен, Джекки мог наконец позволить себе расслабиться, мог позволить расслабиться другим.
В этот день работала только монтажная лаборатория. Съемочная группа, актеры, команда корабля, стоящего в бухте, - разношерстной компанией устроилась за расставленными посреди палаточного городка столами. С самого утра с судна беспрерывным потоком доставляли ящики с вином и пивом, с зеленью и готовым мясом, с охлажденными фруктами. Это было не бог весть какое веселье, но впервые за многие недели люди почувствовали себя раскованно, и не покидавшее их нервное напряжение наконец-то нашло здоровый выход. Смеялись любому анекдоту и по любому поводу. Слишком уж долго приходилось сдерживать себя, сосредоточенно хмурить лбы, изображая постоянную готовность исполнять распоряжения Баруа. Это не было ни презентацией, ни официальным празднованием финиша, это было физиологический разрядкой!..
..Навалившись на стол, Кук убежденно говорил. Обращался он к Лотреку, но смотрел почему-то на Джекки - вероятно, по причине странного состояния глаз, которые уже после третьей или четвертой рюмки зажили своей самостоятельной жизнью. На жаре люди хмелели быстро, и глядеть в раскосые глаза оператора было сплошное удовольствие. По крайней мере оба слушателя благосклонно улыбались.
- Все, что необходимо зрителю, это действие! Действие от начала и до конца! Всякие там философизмы, мудреные рассуждения о том, о сем - ни что иное, как голимая мораль. А вы покажете мне человека, который желал бы выслушивать мораль в течение полутора часов.
- К тому же за свои собственные деньги, - добавил Лотрек.
- Точна-а!..
- Но! - Джекки Баруа загадочно подмигнул собеседникам. - Покажите мне человека, который отказался бы от возможности почитать мораль другому?
Лицо у Кука вытянулось. Лотрек же громко расхохотался.
- Босс! - он потянулся с бокалом. - Вы не поверите, но это шестая порция. И снова за вас!
- Если говорить о зрителе, - продолжал Баруа, - то самое надежное держаться середины. Той самой, что прозвана золотой. Жизнь не существует справа или слева, она всегда в центре, как истина, что лежит между двумя полюсами. Компромисс! Всюду и везде! Поэтому ни в коем случае не считайте зрителя глупее себя, но не считайте и умнее. Только в этом случае вы имеете серьезный шанс угодить в яблочко...
В дальнем конце стола оглушительно громыхнуло. Пиротехники время от времени пускали в небо разноцветные ракеты. Обождав, когда поутихнет треск фейерверков, Баруа улыбнулся.
- А формула успеха - исключительно проста: немножко очаровательной эротики, столько же шутливых диалогов, не слишком глупый сюжет и по возможности симпатичные герои.
- Он и она! - вставил Кук.
Джекки милостиво кивнул.
- Верно. Но все дальнейшее зависит уже от нас. Испортить можно даже самый талантливый сценарий. И напротив - серенькое, невзрачное с помощью актеров и режиссуры можно поднять до звездного уровня. Вы видели нашего Валентино? В чем скажите его успех? В мускулах? Чепуха! В одаренности? Чушь! Он безусловно не бездарь, но таких славных парней, как он, пропасть. Но выбрал я именно его. Почему?
Оба собеседника режиссера глубоко призадумались. Они слишком почитали своего босса, чтобы спешить с ответом. Собственно, Джекки и не ждал ответа. Спокойно и размеренно он шлифовал красноречие, используя коллег, словно профессиональный боксер спарринг-партнеров.
- По правде сказать, я и сам этого не знаю, - милостиво продолжил он. - Однако, есть в иных людях черточки, способные привлекать и очаровывать. Это дар, слепо достающийся от природы. Та же сексапильность, походка, голос... - Баруа помогал голосу руками, и оба слушатели завороженно внимали его жестикуляции. - Поставьте такого человека перед камерой, пусть он моргает, улыбается, несет самый незначительный вздор, но на него будут смотреть, и более того - многие получат от подобного просмотра неподдельное удовольствие. В сущности талант режиссера в том и заключается, чтобы, внимательно оглядевшись, отыскать подобных актеров. А далее, наведя необходимый лоск, искомых самородков нужно только привести на ближайшую съемочную площадку и всучить в руки листки с текстом. Запомните, друзья мои, никакая игра и никакая заумная режиссура не спасут положения, если изначально ставить не на ту карту. Ваш протеже может стараться изо всех сил, изображая гнев, растерянность и прочие чувства, но в итоге ничего кроме зрительского раздражения он не пожнет.
Джекки пригубил бокал. Горло его, как и всякое обычное горло, имело свойство пересыхать от длительной речи. Даже в здешнем отнюдь не сухом климате.
Габриэль Гарсиа Маркес
- И еще... - он выдержал паузу. - Пару слов о музыке - о том, чем совершенно пренебрегает большинство сценаристов. Бедолаги целиком полагаются на сюжет, не понимая, что музыка способна подчас как испортить, так и спасти весь фильм. Примером тому - музыкальные клипы, успех и неуспех которых на девяносто девять процентов зависит все-таки от мелодии и голоса. Вот почему я никогда не скуплюсь на подкормку его величеству скрипичному ключу, и все мои композиторы - далеко не случайные люди.
Кук выставил перед собой пятерню и сосредоточенно принялся загибать пальцы.
Интервью субкоманданте Маркоса Габриэлю Гарсиа Маркесу
- Стало быть, не очень глупый сценарий с эротикой и шутками, суперактеры, музыка...
- И кровь, - заключил Баруа. - Да, дорогие мои, хорошие, - кровь, режиссер королевским движением приподнял бровь. - Без нее, увы, фильмов пока не получается. Сюжеты обязаны виться вокруг страданий. Я не говорю о комедиях, хотя и тут... Словом, нужны сильные эмоции! Человек - настолько твердолобое создание, что выжать из него слезу или яростный возглас способна лишь кровь - и по возможности кровь экзотическая.
Интервью субкоманданте Маркоса Габриэлю Гарсиа Маркесу
- Пигмеи! - радостно воскликнул Кук. - Наша экзотика - это пигмеи!
Oпубликовано в журнале «Камбио». Перевод с испанского Олега Ясинского, Чили.
- Но как же, босс, мы намучились с ними! - простонал Лотрек. - Ведь все эпизоды до единого - через обман и ухищрения! Даем в руки копье и показываем какое-нибудь жуткое фото. Снимаем ровно одно мгновение, пока они не пускаются в бегство от этого самого фото. А выражение их придурковатых лиц!.. Словно кто постоянно машет перед ними конфетой! Подумать только! Выражения свирепости мы добивались, добавив дикарям в пищу слабительного! Оказывается, гримасы, вызываемые тошнотой, - неплохой заменитель свирепости!
Г. Гарсия Маркес: Через семь лет после того, как Сапатистская Армия Национального Освобождения заявила, что однажды победно войдет в Мехико, вы вступили в столицу и попали на абсолютно заполненную народом площадь Сокало. Что вы почувствовали, когда поднялись на подмостки и увидели весь этот спектакль?
- А сколько копий, ножей и бус они порастеряли, - добавил Кук.
Субкоманданте Маркос: Следуя сапатистской традиции антикульминаций, место возле церквушки, где мы находились, из всех мест на площади оказалось самым неудобным для того, чтобы смотреть демонстрацию. Было много солнца, смога, у всех нас болела голова, и мы были очень обеспокоены, считая, сколько из стоящих перед нами уже успели упасть в обморок. Я сказал моему товарищу, команданте Тачо, что мы должны поторопиться, иначе к моменту, когда начнем наше выступление, на площади уже просто никого не останется. Мы не видели всей панорамы. Расстояние, которое по причинам безопасности отделяло нас от людей, оказалось и расстоянием эмоциональным, и мы не знали о том, что происходит на Сокало до того самого момента, пока сами не прочитали хронику и не увидели на следующий день фотографий. В этом смысле, и судя по тому, что рассказали нам об этом моменте другие, мы думаем что это действительно было кульминацией одного из этапов, что наша речь и наше слово в этот день были правильными, наиболее соответствующими, что мы разочаровали тех, кто ждал с нашей стороны захвата Дворца или призыва ко всеобщему восстанию.
- Немудрено... Говорят, они жрут одни авокадо и бананы, - Лотрек потянулся к блюду с кусками мяса. - Представляю себе, каково бы им было, пригласи мы их сюда.
- А ничего бы и не было, - Кук хмыкнул. - Пожали бы всем руки и расселись бы на земле со своими идиотскими улыбочками.
Но разочаровали мы и тех, кто думал, что наша речь ограничится лишь поэтическими и лирическими вопросами. Думаю, что достигнутый баланс был достаточным, и что, так или иначе, САНО 11 марта смогла говорить на Сокало, но не о 2001 годе, а о том, чего пока еще не наступило, — об этом всеобщем ощущении, вызванном окончательным поражением расизма в Мексике, которое должно превратиться в государственную политику, в политику образования, в чувство всего мексиканского общества. Это в каком-то смысле уже здесь решилось, но осталась еще одна незаконченная часть. Как говорим мы, военные, основная битва уже выиграна, но осталось дать еще несколько боев. Наконец, думаю, что Сокало 11 марта нам показало, что мы были правы, отложив оружие в сторону, и что не оружие было тем, что вызвало такую поддержку со стороны общества, что наша ставка на мирную мобилизацию была правильной и что это дает результаты. Теперь остается, чтобы это стало понятно мексиканскому государству, и в частности, правительству.
Лотрек впился зубами в сочный кусок говядины.
Вы использовали выражение «как говорим мы, военные». Для нас, колумбийцев, которые привыкли слышать речи наших партизан, ваши слова мало похожи на военную лексику. Что от военных есть в вас и вашем движении, и как вы можете описать войну, в которой участвовали?
- Не понимаю, - промычал он. - Как можно обходиться одними бананами?
Мы сформировались внутри армии, Сапатистской Армии Национального Освобождения. Это военная структура. Субкоманданте Маркос — военный командир армии. Но в любом случае, наша армия — это армия совершенно другая, потому что мы стремимся как раз к тому, чтобы перестать быть армией. Военный — это абсурдная личность, потому что он должен прибегать к оружию, для того чтобы убедить другого в том, что его истина — единственная, которой нужно следовать, и в этом смысле, если будущее нашего движения — военное, у него нет будущего. Если САНО продолжит свое существование как вооруженная военная сила, это станет ее поражением. Поражением, в смысле поражения ее идейных позиций, ее взгляда на мир. И кроме этого, и еще худшим, чем это стало бы, если бы САНО пришла к власти и начала править, как революционная армия. Для нас это было бы поражением.
- Неважно, чем они там обходятся, но с помощью этих лилипутов мы вылили на киноленту галлоны жертвенной крови. Мы оживили фильм, и это главное, - Джекки поморщился. - Скорее всего \"Оскаров\" нашему детищу не видать, но вот кассовый сбор обеспечен. Это могу гарантировать!
- За вас, босс! - Лотрек с готовностью поднял седьмой бокал и снова выпил за босса. Лицо его постепенно приобретало лиловый оттенок.
То, что считалось бы успехом для военно-политической организации 60-х и 70-х, когда возникли национально-освободительные движения, для нас стало бы поражением. Мы видели, как эти победы приводили к провалам или поражениям, скрытыми за собственной маской. То, что оставалось всегда нерешенным — это роль людей, роль гражданского общества, роль народа. И наконец, это было всегда борьбой между двумя гегемониями. Репрессивная власть, которая сверху все решает за общество, и группа просветленных, которые хотят наставить страну на путь истинный, отстраняет первую группу от власти, берет власть в свои руки и тоже сверху начинает решать все за других. Для нас это — борьба гегемоний, и всегда в ней есть «плохие» и «хорошие»: те, кто побеждают — хорошие, те, кто терпит поражение — плохие. Но для остальной части общества в принципе ничего не меняется. Для САНО наступил момент, когда она оказалась превзойдена самим сапатизмом. Буква А в этой аббревиатуре уменьшается, ее руки оказываются связаны, причем настолько, что мобилизация без оружия не только не становится для нас трудностью, но мы даже испытываем от этого определенное облегчение. Да и патронташи становятся намного легче чем раньше, и вес военной риторики, неизбежной с стороны любой вооруженной группировки во время диалога с гражданскими, становится куда меньше. Нельзя восстановить ни мир, ни общество, ни национальные государства, разрушенные сегодня, если исходить из вопроса, кто на этот раз навяжет свою гегемонию обществу. Мир, и в этом случае Мексика, состоит из разных людей и групп, и отношения, которые нужно построить между этими разными группами и людьми, должны опираться на уважении и терпимости, т.е. элементов, которых нет в выступлениях военно-политических организаций периода 60-х и 70-х. Как это обычно происходит, реальность предъявила свой счет, и для вооруженных национально-освободительных движений цена этого счета оказалась очень высокой.
Кук кивнул столь энергично, что чуть было не стукнулся подбородком о стол. Сидящие услышали, как лязгнули его зубы. Ругнувшись, оператор сплюнул и сердито пробурчал.
Кажется, у вас есть различия с традиционными левыми движениями и в отношении социальных групп, которые эти движения представляют. Так ли это?
- Уж мне-то известно, как они получают этих \"Оскаров\". Все эти жюри, приглашенные через постельные знакомства... Сплошное разглагольствование! Писать и снимать, я вам так скажу, это надо уметь, а кто не умеет, тот и лезет в жюри или в критики. Именно неумехи разглагольствуют больше других! О том, в чем сами ни черта не смыслят. Тьфу!..
Джекки прищурился.
Назову в общих чертах два больших упущения в позиции латиноамериканского левого революционного движения. Одно из них — индейские народы, к которым мы относимся, и другие группы, предположительно являющиеся меньшинствами. Хотя, если бы все мы поснимали с себя маски, они бы перестали казаться такими меньшинствами, как это происходит в случае гомосексуалистов, лесбиянок, транссексуалов. И дело не только в том, что эти группы не упоминались в речах левых латиноамериканских движений тех времен, движений, существующих и сегодня, кроме этого было предложено теоретическое обоснование того, что тогда было марксизмом-ленинизмом: обходиться без них и видеть их как часть процесса, от которого нужно будет избавиться. Гомосексуалист, например, подозревался в предательстве, считался элементом вредным как для движения, так и для социалистического государства. Индеец являлся элементом отсталым, тормозящим развитие производственных сил... и т.д. и т.п... Поэтому предлагалось покончить с этими группами, в случае одних — путем создания центров заключения или перевоспитания, и в случае других — путем их ассимиляции в производительный процесс и их превращение в квалифицированную рабочую силу. В пролетариат, используя ту терминологию.
- Не наваливайся на них, Кук, а то я уже слышу, как трещат их бедные косточки. Поверь мне, они абсолютно безвредны, и потому плюнь на них.
Партизаны говорят обычно от имени большинства. И хотя вы могли бы говорить от имени бедного или эксплуатируемого народа, в ваших речах вы всегда выступаете от имени меньшинств. Почему?
- А я и плюю, - с гордостью произнес оператор.
- Вижу. У тебя это неплохо получается.
Предполагается, что любой авангард является представителем большинства. В нашем случае, мы думаем, что это не только ошибочно, но и в лучшем случае остается не более чем благим пожеланием, а в худшем — это очевидная практика обмана. И по мере того, как в игру вступают реальные социальные силы, становится ясно, что авангард — не столь уж и авангард, и что те, кто им, по идее, представлены, не ощущают этого представительства. И в той степени, в которой САНО, отказывается от идеи становиться авангардом, она признает реальный горизонт своего влияния. Считать, что мы можем быть таковым, т.е. что мы можем говорить от имени тех, кто не является нами — это политическая мастурбация. А в некоторых случаях не происходит и этого, потому что это даже не доставляет удовольствия онанизма. Единственный, кто может получить удовольствие от раздачи подобных прокламаций — это, их раздающий, потому что читает и воспринимает их всерьез обычно только он сам. Мы стараемся быть честными с собой, и кто-то может сказать, что это вопрос человеческой добродетели. Нет. Мы бы могли быть циниками и сказать, что честность дала нам результат, когда мы сказали, что представляем только индейские сапатистские общины одной территории на юго-востоке Мексики. Но наши слова достигли слуха и многих других. И мы этого достигли. Но не более. Во всех речах, сказанных во время всего нашего длинного перехода, мы говорили людям и самим себе, что не можем и не должны начинать возглавлять или становиться знаменем стольких разных примеров борьбы, с которыми мы столкнулись. Мы предполагали, что Мексика, «которая снизу», уже находилась на грани, что скопилось много несправедливости, много возмущения, много ран... До начала похода мы представляли себе, что, когда он начнется, нам нужно будет тащить за собой плуг, чтобы поднимать землю, и все это выйдет наружу. Мы должны были вести себя честно и сказать людям, что не пришли, чтобы все это возглавить. Мы пришли только затем, чтобы возглавить это требование, и уже вокруг этого могут вознинуть и другие. Но это уже другая история.
- В прошлом году, - принялся вспоминать Лотрек, - в нашем округе затеяли проводить соревнования по плевкам в длину. Кто, значит, дальше... Так, помню, один малый здорово постарался. Футов на тридцать запузырил. А ведь самый обыкновенный с виду. И живет всего в квартале от меня. Можно сказать, сосед.
- И что? - с вызовом поинтересовался Кук.
Речи, которые были произнесены вами в течение похода, создавались от места к месту и так до прибытия в Мехико, или же вы их подготовили таким образом с самого начала, чтобы произнести их в этой последовательности и последняя не обязательно должна была стать самой острой?
- Ничего. Здорово это у него получилось. Тоже, должно быть, талант. А такой неказистый вроде, с пузцом...
Здесь есть две версии: официальная и реальная. Официальная заключается в том, что именно в этот момент нам стало ясно, что нам нужно делать, и реальная — в том, что мы готовили эту речь все эти семь лет. Наступил момент, когда сапатизм САНО оказался превзойден многими факторами. Мы уже не соответствовали ни тому, чем были до 1994 года, ни тому, чем были в первые дни 1994 года, когда вели бои, просто мы чувствовали, что в течение этих семи лет мы взяли на себя ряд этических обязательств. Произошло следующее — сначала мы хотели захватить с собой плуг, но в нужный момент мы не сумели его достать. А когда начался поход, было достаточно коснуться земли подошвой, как все это проросло. На каждой площади мы повторяли всем, что «мы не пришли руководить вами, мы не пришли указывать вам, что делать, наоборот, мы пришли просить вашей помощи». Несмотря на это, в течение всего перехода мы получали пачки с требованиями и петициями, которые накапливались со времен еще предшествующих мексиканской революции, в ожидании того, что кто-то придет и решит все проблемы. И если сократить все речи, произнесенные нами с начала сапатистского похода до сегодняшнего дня в одну фразу получилось бы: «Никто этого за нас не сделает». Чтобы это стало возможным, нужно изменить нынешние организационные формы, и переделать сам принцип политической деятельности. Когда мы говорим «нет» лидерам, в принципе мы говорим «нет» и себе самим.
- Меня там не было, - заносчиво сказал Кук.
- Ну, положим, до того малого тебе далеко.
Вы и сапатисты находитесь сейчас на вершине популярности, только что в Мексике ПРИ была отстранена от власти, в конгрессе — проект закона, который должен определить права индейского населения и вот-вот могут начаться предлагаемые вами переговоры. Как вы видите эту панораму?
- Мне?!
- А то кому же?..
Как борьбу и спор между часами, отмечающими время прихода на работу служащих фирмы, то есть часами Фокса, и нашими часами, которые песочные. Спор состоит в том, подстроимся ли мы под часы, служащие для отметки прихода на работу служащих или Фокс подстроится под песочные часы. Но не произойдет ни того, ни другого. Нам нужно понять, ему и нам, что нам необходимо сделать другие часы, часы совместного согласия, и что эти часы будут отсчитывать ритм процесса диалога и, наконец, время мира. Мы на их территории, на территории центра политической власти, где политики находятся в своей обычной среде. И в смысле занятия политикой, по крайней мере, этим видом политики, мы являемся организацией совершенно неэффективной. Мы неуклюжи, косноязычны и искренни. С другой стороны находятся те, кто прекрасно владеет всеми этими премудростями. Это опять же, спор между тем, о каком виде политической деятельности идет речь: о том, который предлагают нам политики или том, который хотим предложить мы. Еще раз, думаю, что не удастся ни того, ни другого. Когда мы начали войну, нам пришлось бросить вызов правительству. Сейчас, чтобы построить мир, мы вынуждены делать вызов не только правительству, но и всему мексиканскому государству. Не существует стола, вокруг которого можно сесть и вести диалог с правительством. Мы должны создать этот стол. Наша задача в том, чтобы убедить правительство в том, что нам необходимо сделать этот стол, что оно должно сесть за него и что оно от этого выиграет. И если оно этого не сделает — проиграет.
Джекки эта перепалка наскучила. Он терпел любые разговоры, в которых упоминалось его имя, но все прочее... Ложечкой он дипломатично позвенел о бокал.
Кто должен быть за этим столом?
- Все это замечательно, дорогие мои, - проговорил он, - но человек во все времена оставался эгоистом. Может быть, \"Оскаров\" раздают и не зря, но только есть существенная разница между людьми, присутствующими на фестивалях, и публикой, посещающей кинотеатры и покупающей видеокассеты. Кому, как не нам, знать, что любой кинофестиваль - это своеобразный обряд великого ханжества. Маленькая горстка людей чествует друг дружку наградами, забывая об остальном человечестве. То есть, игра в гениев безусловно приятна, но это все-таки только игра. Похлопав друг другу в ладоши и наговорив вороха комплиментов, эти лицемеры разъедутся по домам и, прикрывшись от посторонних глаз, будут смотреть наши с вами фильмы. Наши, а не свои! Такова, друзья мои, природа этих людей.
С одной стороны правительство и с другой — мы.
Отяжелевшие головы Кука и Лотрека медленно раскачивались в такт его словам. Помощники Баруа успели основательно нализаться, но тем не менее слушали речь босса с почтительным вниманием. И только, дождавшись конца маленького выступления, оператор неверным движением месячного ребенка повернулся опухшим лицом к Лотреку.
Когда Фокс говорит, что хочет разговаривать с вами и что готов принять вас во дворце или встретится с вами в месте, которое вы выберете, он отвергает идею этого стола?
- Ты... Ты действительно думаешь, что тот малый смог бы меня переплюнуть?
То, что он хочет сказать, это что ему не терпится получить свой кусок миротворческого торта, потому что это, вместо того, чтобы превратиться в процесс диалога и переговоров, становится погоней за популярностью. Фокс хочет добиться фотографии, дабы гарантировать свое присутствие в средствах информации. Процесс мира не строится путем организации коньюктурных мероприятий, он возможен только путем диалога. Не через позирование перед камерами, а через подачу сигналов, садясь вместе за стол и занимаясь этим. Мы готовы говорить с Фоксом, если он возьмет на себя ответственность за диалог и переговоры до их окончания. Но мы бы хотели его спросить: кто будет править страной в течение всего того времени, когда вы будете заседать с нами, что уже само по себе будет достаточно сложным процессом? Ладно, что я вам, колумбийцам, буду об этом рассказывать, вы сами знаете, что процессы переговоров и диалога в условиях вооруженного конфликта полны препятствий, и что глава исполнительной власти не может посвятить этому все свое время. Пусть назначит уполномоченного, и мы вместе с этим уполномоченным начнем работу. Но нет желания. У нас романтических мечтаний о фотографии с Висенте Фоксом нет.
- Тебя? - по лицу Лотрека расползлась ядовитая ухмылка. - Да тебя он, пожалуй, одной левой.
В этом таком длительном процессе, что вы собираетесь делать, останетесь в этой партизанской одежде в университете? Как проходит обычно ваш день?
- Одной левой? А ты знаешь, что год назад я посещал курсы ке-ку-синкай?
- А все равно!..
Встаю, даю интервью, и наступает время спать (смех). Ведем беседы со многими из тех групп, которые я вам называл. Множество миров и субмиров, в зависимости от того, как их преследуют и отвергают, те, кого затронуло слово сапатистов. Поэтому у нас здесь два стола и один из этих вращающихся стульев на колесиках, которыми пользовались в годы моей молодости. Сейчас мы находимся за одним столом с Национальным Конгрессом и за другим — с общинами Мехико. Но нас волнует то, что Конгресс обращается с нами как и со всяким, кто хочет попасть на прием и ему говорят, чтобы подождал, потому что все заняты другими делами. И если это так, то это причинит очень много вреда, потому что на карту поставлены не только права индейцев. Это была бы очень неудачная шутка, потому что оскорбленными почувствовали бы себя слишком многие. И люди не допустят, что внимание на них обращают только в дни выборов. Кроме того, это было бы сигналом для других, более радикальных военно-политических групп, которые всегда считали любые политические переговоры сдачей позиций.
Баруа не стал слушать дальше. Поднявшись, он степенно двинулся вдоль равномерно расставленных столиков. С оттенком удовлетворения отметил, что несмотря на все выпитое, почти не качается. Джекки всегда гордился своими способностями к самоконтролю. Он с легкостью держал равновесие и не позволял глазам гулять и разбегаться, как это происходило у оператора.
Отвлекаясь немного, вы говорите, что в годы вашей молодости были вращающиеся стулья. Сколько вам лет?
На одном из столов тарелки были отодвинуты в сторону, - обнаженный по пояс Валентино мерился силой со всеми желающими. Кое-кто из каскадеров еще заставлял его поднатужиться, но большинство не выдерживало и двух секунд.
Мне 518 лет... (улыбки).
Диалог, который вы предлагаете, ставит перед собой задачу поиска новых механизмов участия народа в принятии решений или же вы ждете решений правительства, которые считаете необходимыми для страны?
Джекки Баруа решительно раздвинул столпившихся людей и, усевшись перед суперзвездой, нахально выставил свою костлявую кисть. Валентино был не дурак. Снисходительно усмехнувшись, он моментально включился в игру, с готовностью обхватив своей лапищей пальцы Баруа. Огромные мышцы киноактера вздулись, лицо заметно порозовело. Сценку тяжелейшего поединка они разыграли без сучка без задоринки. Часто дыша, Баруа в конце концов завалил Валентино, и тот протяжным стоном возвестил свету о своем поражении. Подобное они проделывали не впервые, но всякий раз эта видимость победы доставляла режиссеру величайшее наслаждение. Под восторженные вопли он поднялся из-за стола, и кто-то тут же водрузил на его голову пышный венок. Теплые, мягкие руки Паолины обвили шею, - первая красавица кинотруппы поцеловала его в губы.
- Но противник тем не менее был достойный, - Баруа снисходительно похлопал сияющего Валентино по мощному плечу.
Вести диалог для нас значит просто-напросто договориться о том, чтобы спор между нами и ними переместился в другую сферу. Экономическая модель темой диалога не является. Вопрос лишь в том, как мы будем вести этот спор. Это то, что Висенте Фокс должен понять. Мы за столом диалога не превратимся в фоксистов. То, чего можно за этим столом добиться — это чтобы с достоинством избавиться от этой маски и чтобы ни я и никто другой не был вынужден обращаться после этого к военной риторике. Задача не только в создании стола, кроме этого мы должны создать и собеседника. Мы должны создать его как государственного человека, а не как продукт технорынка или результат дизайна создателей имиджа. Это не просто. Война была проще. Но в войне намного больше непоправимого. В политике всегда можно что-то исправить.
- Босс! - перед режиссером вынырнул маленький закопченный человечек. - Пленка готова. Если желаете, можно прокрутить хоть сегодня.
Ваше облачение странно: потертый платок на шее и изношенная фуражка. На вас — фонарик, который здесь не нужен, аппарат связи, похожий на какую-то очень сложную систему, и на каждой руке — по часам. Это символы? Что все это значит?
У Баруа мелькнула неожиданная идея.
- Момент! - он взмахнул рукой. - Тащите сюда Лотрека! Пусть организует нам пигмеев. Все племя. Мы покажем этот фильм им! Натянем между деревьями экран и устроим премьеру!
Фонарь, потому что нас держат в дыре, где нет света, и радио для того, чтобы мои консультанты по имиджу диктовали мне ответы на вопросы журналистов. Нет. Серьезно. Это — «уоки-токи», связанный с системой безопасности и нашими людьми в сельве, чтобы они могли с нами связаться, если возникнет какая-то проблема. Мы получили много угроз смерти. Палиакате (платок) семь лет назад, когда мы взяли Сан-Кристобаль-де-лас-Касас, был новым и красным. А фуражка эта — та, с которой я попал в Лакандонскую сельву 18 лет назад. И с одними из этих часов тоже. Другие часы — с тех пор, когда начало действовать прекращение огня. Когда время на этих двух часах совпадет, это будет значить, что сапатизм в виде армии закончился и наступает новый этап, новые часы и новое время.
Восторженный рев перекрыл его слова. Идея пришлась по вкусу. Кроме того, люди радовались любой возможности покричать. Киногруппа находилась в том лихорадочном состоянии, когда, распрощавшись с последними узами цивилизации, человек становится самим собой - буйным, двуногим животным.
Как вы видите колумбийское партизанское движение и в целом военный конфликт в нашей стране?
* * *
Отсюда видно очень мало. То, что просачивается через средства информации: процесс диалога и переговоры, которые сейчас ведутся, трудности, возникающие в этом процессе. Из того, что удается узнать, думаю, что это очень традиционный процесс диалога, в нем нет новизны. Сидят двое за столом и в то же самое время они же сами вводят в действие свои военные силы, для того чтобы создать себе более выгодную позицию за столом переговоров. Или наоборот, потому что нам не известно, что на самом деле в голове у каждого из них. Может быть, стол переговоров создает более выгодные ситуации для военных столкновений. Мы не обращаем особого внимания на обвинения колумбийских партизан в связях с наркобизнесом, потому что это не первый раз, когда кого-то обвиняют в этих вещах, а потом вдруг оказывается, что это не так. Мы оставляем за собой право сомневаться в этом. Мы не даем им определения как «хороших» или «плохих», но выстраиваем дистанцию между ними и нами, точно так же, как и в случае других вооруженных группировок в Мексике, поскольку считаем неэтичным думать, что ради победы революции хороши все средства. Все, включая захват гражданских, например. Неэтично считать, что захват власти любой революционной группой позволит потом считать добродеяниями любые ее действия. Мы не думаем, что цель оправдывает средства. В конце концом, мы думаем, что средства это и есть цель. Мы выстраиваем нашу цель одновременно с тем, как выстраиваем и средства, ради которых боремся. В этом смысле, цена, которую мы придаем слову, честности и искренности, очень высока, хотя иногда мы грешим наивностью. Например, 1 января 1994 г., перед тем, как атаковать армию, мы их предупредили об этом. И они нам не поверили. Иногда это дает нам результат, иногда — нет. Но нас удовлетворяет то, что как организация, мы выстраиваем, таким образом, свой собственный стиль.
Многие уже спали, и большую часть огней над палаточным городком потушили. Веселье близилось к завершению, и Джекки с трудом подавлял желание отправиться прямиком в свой дом. Если бы он не отрядил Лотрека и еще пару людей в джунгли за пигмеями, он так бы и поступил. Но ему действительно было небезынтересно взглянуть на реакцию дикарей. Зеркала на Торнэях, слава богу, водились, и он не сомневался, что дикари узнают себя. Отличие сцен, в которых они снимались, от того, что произойдет на экране, несомненно поразит лесных жителей, и Баруа представлялось это забавным экспериментом. И потому, глотком осушив чашечку крепчайшего кофе, кое-как справившись с зевотой, он заковылял к гостям.
Вы считаете возможным вести переговоры о мире во время войны, так как это происходит в Колумбии?
Подходящих в темноте можно было узнать по месяцеобразным белозубым оскалам. Как всегда дикари приветливо улыбались. И это несмотря на то, что их оторвали от сна, вытащили наружу из соломенных вигвамов. Скорчив ответную улыбку, Баруа терпеливо принялся пожимать тянувшиеся отовсюду ладони. Некоторые из лилипутов пожимали его руку дважды, а то и трижды. Что поделать, обычай белых здороваться пришелся добродушным созданиям по нраву. Осоловелый Лотрек суетился на поляне, отведенной под просмотр фильма, и терпеливо рассаживал прибывающих. Окинув глазами пространство перед натянутым парусом экрана, Джекки отметил про себя, что из киногруппы здесь присутствует едва ли более полутора десятка человек. Зато чернокожее племя густо заполнило все свободные места.
Очень удобно и очень безответственно рассуждать о том, что там происходит, отсюда. Успех в процессе диалога и переговоров невозможен, если стороны не отказались от идеи победить противника. Если одна из сторон использует процесс диалога, как силовой раунд, для того чтобы посмотреть, кто кого положит на лопатки — этот процесс диалога рано или поздно провалится. В этом случае сфера военной конфронтации переносится на стол переговоров. Для того, чтобы добиться в процессе диалога и переговоров успеха, обе стороны должны исходить из обоюдного согласия в том, что ни одна из них не может победить другую. И нужно найти выход, который будет значить для обеих сторон победу, или в худшем случае, поражение для обоих. Но прекратится настоящая конфронтация. Конечно, это трудно, особенно в случае движений, которые существуют уже очень много лет, как в случае колумбийских партизан. И с одной и другой стороны много ран, много неоплаченных долгов, но думаю, никогда не поздно попытаться.
Шальная ракета зеленой звездочкой взмыла с судна, и пара сотен аккуратненьких голов в лад совершила вращательное движение, проследив до последнего метра пологую траекторию ракеты. Баруа, усмехнувшись, подал знак киномеханику. Белый экран вспыхнул радужными огнями, и пространство впереди Джекки загомонило возбужденными голосами. Птичий изумленный щебет - да и только! Борясь с сонливостью, Баруа пялил глаза на экран и время от времени пытался угадать настроение зрителей. Что ни говори, фильм вышел отменный. Несчастная, обреченная на гибель экспедиция, ведомая отважным Валентино, переговоры с коварными пигмеями, поломка рации, отравленная пища, пробоина в корпусе яхты, путешествие по берегу, схватки во мгле джунглей, смерть членов экспедиции одного за другим. Последним, как и положено, погибал Валентино. И наконец финальный, завершающий трагедию эпизод - нападение на беззащитную Паолину...
И среди всей этой мороки, у вас остается время на чтение?
Джекки смутно угадывал по движению в темноте, что смотрят фильм с небывалым напряжением. Птичьего щебета он больше не слышал, и лишь изредка нервной волной пробегало по рядам лоснящихся темных тел шевеление. Баруа не прочь был бы взглянуть на лицо вождя племени, но вставать и шагать к Сухэа не было сил. Он отчаянно хотел спать. И когда по собственному почину киномеханик после окончания фильма запустил прошлую его ленту о жестокой войне белых и индейцев, Баруа не выдержал и смежил веки. Рычащая от восторга тьма черным мохнатым зверем повалила его на скамью. Где-то рядом, подсвечиваемый сиянием экрана, похрапывал утомленный Лотрек.
Да, потому что без этого... что нам остается делать? В армиях прошлого военный использовал свободное время для чистки оружия и приведения в порядок боеприпасов. В этом случае, поскольку наше оружие — слова, мы постоянно зависим от этого арсенала и в любой момент должны быть наготове.
* * *
Все что вы говорите, форма, того что говорите, и содержание, выдают очень серьезную и давнюю литературную подготовку. Как и откуда это взялось?
Наступало мертвое время. Замерев над головами, солнце методично и безжалостно высушивало землю. Все живое, способное самостоятельно передвигаться, давным-давно укрылось в тени деревьев, под спасительным дерном земли, в сборных африканских домиках. Успев набрать в легкие живительной ночной прохлады, природа задерживала дыхание, с молчаливым терпением ожидая наступления вечера.
Это связано с детством. В нашей семье слову придавалась особое значение. Язык был формой, через которую мы могли выглядывать в мир. Читать мы научились не в школе, а читая газеты. Мои отец и мать быстро дали нам в руки книги, которые позволили увидеть многое другое... Так или иначе, у нас появилось сознание языка не как средства общения, а как средства для того, чтобы что-то строить. Это было скорее удовольствием, чем обязанностью. Потом, когда наступила пора катакомб и споров с буржуазными интеллектуалами, слово ценилось мало. Оно оставалось отодвинутым на второй план. Но когда мы попали в индейские общины, язык сработал как катапульта. Ты замечаешь в этот момент, что тебе не хватает слов, чтобы выразить очень многое и это заставляет тебя работать над языком. Вновь и вновь возвращаться к словам, чтобы собирать и разбирать их.
Утерев лицо влажным полотенцем, Баруа в изнеможении повалился на койку. Воздух из кондиционера приятными волнами холодил спину. Не хотелось ни шевелиться, ни говорить. Этот климат не потворствовал пьянству. После вчерашнего все они чувствовали себя неважно.
А не вышло ли наоборот? Не оказалось ли это владение словом тем, что позволило открыть этот новый этап?
Провалявшись еще около четверти часа, Баруа вяло поднялся и, достав из холодильника глиняный кувшин с водой из местного источника, жадно отхлебнул. Тело тотчас покрылось липкой испариной. Ему показалось, что даже веки отяжелели от оседающей на ресницах влаги. Чертово пекло!.. Он поставил кувшин на место. Ничего... Еще три-четыре часа, и с наступлением вечера все изменится. А через парочку дней их и вовсе здесь не будет.
Субкоманданте Маркос: Получается как в миксере. Ты не знаешь, что туда было заброшено туда первым, то что уже есть — это этот коктейль.
Он подумал неожиданно о том, что по завершению съемок остров потерял для него всякую привлекательность. Всю эту природу, изрезанные скалистые берега он представлял себе только как подходящее сырье для кадровых фрагментов, как живописный фон. Что-то из той же вечной темы: любить себя в искусстве, а не искусство в себе... Стоило работе завершиться, и все красоты неведомым образом ушли в никуда.
Мы бы могли поговорить об этой семье?
Обидно, но Джекки давно понял, что без интенсивной работы он - ничто. Есть такая порода людей - профессионалы, не мыслящие себя вне профессии. Трудоголики... Он был именно из таких.
Это была семья среднего класса. Отец, глава семьи, учитель сельской школы в период карденизма, когда, как он выражался, учителям резали уши за то, что они все коммунисты. Мать, тоже сельская учительница, переехала на новое место, и вместе они стали обычной семьей среднего класса. Хочу сказать этим, что семья наша не испытывала особых трудностей. И происходило это в провинции, где все культурные горизонты ограничены страничкой социальных новостей местной газеты. Внешним миром или большим миром был Мехико и его книжные магазины, потому что это оказывалось самой привлекательной частью в наших сюда приездах. В провинции тоже иногда проводились книжные ярмарки и там мы тоже кое-что находили. Гарсия Маркес, Фуэнтес, Монсиваис, Варгас Льоса (независимо от того, что он думает), это чтобы назвать некоторых из авторов, появляются в моей жизни благодаря родителям. Нас усаживают читать эти книги. «Сто лет одиночества» — для того, чтобы объяснить, чем была провинция тех времен. «Смерть Артемио Круса» — чтобы понять, что случилось с революцией. «Накопившиеся дни» — то, что происходит со средним классом. И «Город и псы» был в определенном смысле нашим обнаженным портретом. Все это происходило в нашем доме. Мы входили в мир точно таким же образом, как и входили в литературу. Я думаю, что это нас отметило. Мы выглядывали в мир не через кабель новостей, а через роман, эссе, стихотворение. Это сделало нас совсем другими. Такую вот призму поставили перед нами родители, как кто-то другой может поставить призму средств информации или черную призму, чтобы не видеть что происходит.
Снова подумалось, что неплохо бы убраться отсюда поживее. Только вот интересно, мечтают ли об этом другие? Наверное, нет. Для них этот фильм не столько работа, сколько экзотическое путешествие. Дело сделано, наступила пара отдыха. Пойди попробуй собери их сейчас! Кто-то забавляется под солнцем на пляже, кто-то гуляет у водопада. Словом, разбрелись во все стороны, овечки, что вполне объяснимо и закономерно. Дисциплинирующим началом являлся фильм, но по окончанию съемок Баруа перестал быть полновластным начальником. Капитан является богом только на своем судне, на берегу он превращается в обычного гражданина. Отныне своим временем большая часть кинотруппы распоряжалась вполне самостоятельно.
На каком месте среди всего вашего чтения находится «Дон Кихот»?
Баруа обтер мокрым полотенцем шею и с раздражением припомнил утреннюю новость. Кто-то, вероятно, спьяну умудрился ударить по радиостанции чем-то тяжелым. И также, видимо, шутки ради увел от берега все лодки и катера. Шутники хреновы! А если кто-нибудь перевернется и утонет? Кому платить потом и судиться? Кинокомпании? Вот уж дудки!..
Когда мне исполнилось 12 лет, мне подарили одну книгу, очень красивую, в твердой обложке. Это был «Дон Кихот из Ламанчи». Я читал его и раньше, но в детских изданиях. Это была дорогая книга, особый подарок, из тех, что спрятанный где-то ждет своего момента. Шекспир пришел потом. Но если по порядку, то я бы сказал что вначале в литературе у меня было то, что называется латиноамериканским бумом, затем Сервантес, затем Гарсия Лорка и уже потом наступает этап поэзии. Так что вы (указывает на Гарсию Маркеса) — тоже соучастник всего этого.
В дверь коротко стукнули, и в домик ввалился не похожий на себя Лотрек. Шумно дыша, он рухнул на стул. На груди и под мышками у него расплывались темные пятна. Он часто икал и с трудом ворочал глазами. Брезгливо поглядев на него, Баруа подумал, что и сам, пожалуй, выглядит ненамного лучше. Они нарушили основное правило этой климатической зоны во-первых, усугубили алкоголем, а во-вторых, выбрались из палаток в полдень - время, совершенно неудобоваримое для нормального европейца.
Среди этих авторов были экзистенциалисты и Сартр?
- Что там еще? - раздраженно спросил он.
Нет. К этому мы пришли позже. К чисто экзистенциальной литературе, и до этого к литературе революционной, мы пришли уже очень испорченными, как сказали бы ортодоксы. Так что к Марксу и к Энгельсу мы пришли уже очень развращенными литературой, ее сарказмом, ее юмором.
Лотрек наконец-то отдышался.
И литературы по политической теории вы не читали?
- Эти хохмачи зашли чересчур далеко, - выпалил он. - Куда-то подевалось судно. Во всяком случае в бухте его нет.
На первом этапе, нет. От А, Б, В. Г мы перешли к литературе, оттуда к теоретическим и политическим текстам и так, пока меня не приняли в подготовительный класс.
- Господи! - Баруа со вздохом зарылся лицом в подушку. Именно сейчас надо было преподнести ему этот сюрприз!..
Ваши товарищи думали, что вы были или могли быть коммунистом?
- А еще, - продолжал Лотрек, - на кустах возле кухни кто-то развесил перепачканные скальпы.
Нет, думаю, что нет. Может быть, максимум, что могли мне сказать, это что я как редиска — красный снаружи и белый внутри.
Баруа почувствовал, что начинает свирепеть. Шутники действительно перегнули палку. Если он только дознается, кто это сделал, весельчакам не поздоровится!
Что вы сейчас читаете?
Тяжело вздохнув, Лотрек покосился на свои разбитые костяшки.
Всегда со мной «Дон Кихот» и обычно ношу «Цыганское романсеро» Гарсии Лорки. «Дон Кихот» — это лучшая книга по политической теории, после него следуют «Гамлет» и «Макбет». Нет лучшей формы понять мексиканскую политическую систему, с ее трагической и комической стороны, чем читая «Гамлета», «Макбет» и «Дон Кихота». Лучше любой статьи по политическому анализу.
- Песик мой запропал. Наверное, увели к водопадам. Он же любит воду... - Лотрек снова вздохнул. - В общем психанул я малость. Отправился к старику Люму, чтобы разузнать, кто одолжил у него парики. Он начал упираться, а я его обругал. Ну, и пошло-поехало. Люм заявил, что пока он отвечает за реквизит, никто не посмеет кидать ему такие обвинения. Пришлось за ворот подтащить его к тем кустам. Ну и там я... Словом, переборщил. Терпеть не могу лжецов!
Вы пишете от руки или на компьютере?
Баруа сел на кровати.
На компьютере. Только во время этого похода пришлось писать много от руки, потому что не было времени для работы. Делаю один черновик, затем другой и еще и еще. Похоже на шутку, но окончательный вариант выходит примерно с седьмого черновика.
- Но куда могло уйти судно?
Какую книгу вы пишете?
- Если бы не исчезли лодки, можно было бы обогнуть остров кругом и осмотреться.
Я пытался написать одну несуразность, заключающуюся в том, чтобы объяснить нашу суть самим себе, исходя при этом из нас самих, что почти невозможно. Но мы должны рассказать о парадоксе, которым являемся. Почему революционная армия не собирается захватывать власть, почему армия не воюет, если это ее работа. И обо всех парадоксах, с которыми мы столкнулись: что мы выросли и стали сильными именно среди той части общества, которая совершенно далека от культурных каналов.
- Рацию до сих пор не починили?
Если весь мир знает, кто вы, зачем маска?
Лотрек покачал головой.
Это такой штришок кокетства. Никто не знает, кто я, да и никого это не волнует. Здесь важно лишь, чем является субкоманданте Маркос, а не чем он был.
- Радист не понимает, чем можно было разворотить такую дыру. А весь его радиозапас - на судне.
- Черт бы вас всех!.. - Баруа уже сообразил, что не сможет долее оставаться в домике. Дурацкие шутки, жара, похмелье - в совокупности все составило критическую массу, которая так и подталкивала к взрыву. Надо было немедленно действовать! Сдавив пальцами виски, он заставил себя сосредоточиться.
- Туземные пироги, - наконец проговорил он. - У пигмеев были какие-то долбленые бревна. Кажется, они оставляли их в устье реки или на берегу за мысом. Надо послать кого-нибудь за дикарями. Раздобудем плавсредства и тотчас отправимся на поиски лодок. Пока же могу обещать только одно: тот, кто это устроил, очень крупно пожалеет! - глаза Баруа недобро сверкнули.
Передернув рыхлым плечом, Лотрек произнес:
- Я буду только за...
Ноги Баруа вязли в песке, пот застилал глаза и каждый шаг вызывал раздражение. Пять человек под предводительством Лотрека отправилось к мысу. Сам он в сопровождении Валентино, оператора Кука и двух ребят из пиротехнической бригады двигался к устью реки.
- Странно, - Валентино ткнул мускулистой рукой в сторону прибрежного кустарника. - Обычно свои пироги они оставляли здесь.
- Так где же они?
- Нужно поискать, босс, - Кук грузной трусцой припустил вдоль реки. Уже через минуту послышался его радостный возглас:
- Ага, что я говорил! Идите-ка сюда!
Все поспешили к оператору. Он сидел на корточках возле кустов. Рядом, присыпанные ветками, лежали две полусгнившие долбленки.
- Ты считаешь, на этом можно плавать?
- Ну... Если заткнуть дыры...
- Дыры-то заткнем, только вот поможет ли это? - Баруа пренебрежительно пнул в борт одной из пирог. Щепа брызнула из-под его туфли.
- Да-а... Посудинка еще та! - Кук в сомнении пощупал трухлявую древесину и не очень уверенно заключил:
- Снаружи гниль, это верно, но сердцевина вроде бы еще терпит.
- Вроде бы! - передразнил Баруа. - Будешь идти ко дну, по-другому запоешь.
- Можно поискать еще, - предложил Корпикус - старший пиротехник группы. - Порыскаем вокруг - авось что-нибудь да найдем.
- Нет уж, рыскать мы больше не будем! - Джекки еще раз пнул в борт пироги. - Попробуем в деле эти корытца.
Они вынесли долбленки из кустарника и кое-как спустили на воду. Одна из лодок тотчас наполнилась водой и затонула. Поднимать ее они не стали. Зато вторая пирога оказалась еще вполне функциональной.
- Выдержит ли она пятерых? - опасливо вопросил Кук.
- А вот сейчас мы это и увидим, - Баруа решительно перебросил ногу через борт допотопного суденышка. - Залезайте, господа матросики!
Предусмотрительный Корпикус прихватил с земли брошенные от лодок весла.
- Думаю, как-нибудь выгребем.
Но грести почти не пришлось. Их сразу подхватило течением и понесло в океан. Корпикус с Валентино лишь слегка задавали направление.
- Кук! Следите за днищем, - скомандовал Баруа. - Если что, будете вычерпывать воду!
- Только чем?