Дэвид Вебер

Гвардия Бога Войны

Кларенсу А. Веберу, моему отцу, человеку, который любил книги и научил этому меня. Жаль, что ты не прочитаешь это, как обещал.


Пролог

Двухмачтовая шхуна разрезала свинцово-серую поверхность моря, покрытую пенными барашками. Небо на востоке светилось розовым и золотым. Рассвет радовал глаз, хотя и не принес с собой тепла, которое могло бы отогреть озябшие пальцы и носы команды и пассажиров. Рангоуты судна заиндевели. Отяжелевший от сырости флаг – зеленый с изображением золотистой чайки – и окрашенный черным корпус корабля говорили о том, что он идет с Марклыкских островов. Но это можно было определить и не глядя на флаг. Осторожный мореход взял хотя бы один риф, эта же шхуна мчалась вперед на всех парусах. Капитан судна должен был обладать немалой долей самоуверенности: любой другой потерял бы присутствие духа при виде потоков воды, перехлестывающих через борт с подветренной стороны.

Некоторые утверждали, будто обитатели островов рискуют специально, чтобы привлечь к себе внимание, заставив забыть о своем росте, не превышающем трех футов. Другие считали, что островитяне опасаются, как бы репутация трусов, закрепившаяся за многими низкорослыми народами, не распространилась и на них. А третьи заявляли, что все дело в особой воде Марклыкских островов. Какая-нибудь из этих догадок, а может быть, и все три могли оказаться справедливыми, но, в конце концов, все дело было не в «почему», а в «как». Любой моряк, видевший шхуну, входящую в залив Белхадан, мгновенно определил бы в ее капитане и команде уроженцев Марклыков.

И он был бы прав… почти прав. Потому что на палубе было еще двое градани, которые возвышались над остальными моряками, словно башни. Рост одного составлял шесть футов и пару дюймов. Этого уже было достаточно, чтобы ему приходилось складываться вдвое, разговаривая с рогатыми карликами. Но в его соплеменнике было не менее семи с половиной футов. Он был настоящим великаном и по меркам племени Конокрадов. Казалось бы, такому гиганту нечего было делать на палубе корабля коротышек, однако он сновал среди них с удивительными для его сложения ловкостью и проворством, с готовностью предлагая свою помощь тем, кому она могла понадобиться.

– Не стой словно шлюха на венчанье, мастер Холдерман! Займись передним парусом! Он обленился пуще тех бездельников, которых ты зовешь матросами! – проревел в кожаный рупор Эварк Пичеллоу. Его помощник сначала поморщился, потом понимающе кивнул и начал отдавать приказы. Команда только что закончила разворачивать рифы, и помощник был доволен проделанной работой. На самом деле передний парус провис всего на несколько дюймов, но капитан любил преувеличивать. Холдерман знал это и не стал спорить. Так же как и матросы, самозабвенно кинувшиеся исполнять приказ. Залив Белхадан был самой большой и самой оживленной гаванью Империи Топора. Рано или поздно сюда заходил каждый моряк, и люди Пичеллоу прекрасно понимали – их капитан сделает все, чтобы не ударить лицом в грязь перед другими капитанами, пусть даже они всего-навсего недоученные переростки.

Из кожаного раструба донеслось неразборчивое ворчание, в котором угадывалось удовлетворение. Холдерман вздохнул с облегчением и кивнул стоявшим рядом с ним матросам. Некоторые, не хуже его знакомые с нравом капитана, заулыбались, и ему стоило немалого труда не усмехнуться в ответ. В прошлом году он кое-чего добился и теперь питал надежду получить собственную команду и корабль, после того как «Штормовая плясунья» вернется домой. Притин был единственным городом на Марклыкских островах, обладавшим по-настоящему глубоководной гаванью, и поэтому, несмотря на малый рост его обитателей, именно сюда собирались лучшие мореходы во всей Орфрессе. Эварк Пичеллоу входил в этот узкий круг избранных, и его слова было достаточно, чтобы Холдерман получил звание капитана. А значит, настало время и самому держаться как подобает капитану. Поэтому он только еще раз кивнул и направился к поручням.

Он осторожно пересекал палубу. Выходцы с островов были отчаянными и бесстрашными, но, что бы о них ни болтали, они не были глупцами. Шагая по предательски мокрой палубе, Холдерман держался рукой за канаты, чего требовал и от всех матросов. Потом он остановился на носу рассекавшей волны «Штормовой плясуньи».

Встречный ветер впивался в тело ледяными лезвиями, заставляя слезы наворачиваться на глаза. Фонтаны брызг добавляли неприятных ощущений, но Холдерман был знаком с этими северными водами не хуже, чем с теплыми морями своей родины. Учитывая, как все могло бы обстоять здесь в это время года, придется признать, что сегодня просто чудесная погода.

Он вдохнул полной грудью свежий морской ветер и посмотрел на горы, возвышающиеся на востоке. На самых высоких пиках снег лежал круглый год. Сейчас их вершины отливали розовым в свете зари. Дозорные на мачтах смотрели в оба. Белхадан был самым северным из не замерзающих на зиму портов Империи, что было одной из причин его значимости, но он был и не настолько южным, чтобы здесь никогда не слышали о дрейфующих льдах или айсбергах. Если бы командовал Холдерман, он все-таки сбавил бы скорость или хотя бы не отдавал все рифы. Тогда у них было бы больше времени, чтобы разойтись с глыбой льда, если ее увидят впередсмотрящие. Но командовал не он, кроме того, на поверхности воды пока не было ничего подозрительного.

Помощник капитана скорее ощутил, чем заметил чье-то присутствие у себя за спиной. Обернувшись, он увидел более высокого из двух верзил, находившихся на борту «Плясуньи».

– И сколько же еще идти до тех гор? – Рокочущий бас вырывался наружу вместе с облачком пара.

– Будем в порту часа через два-три, – ответил Холдерман. Он развернулся, продолжая держаться за поручни, и посмотрел на собеседника снизу вверх с неприкрытым любопытством. – А вы с Брандарком уже все обдумали?

– Нет, и не потому, что не пытались. Но у нас нет даже отправной точки, чтобы начать строить планы. Мне кажется, в Империи Топора едва ли будут счастливы видеть нас.

– И почему бы это? – задумчиво поинтересовался Холдерман. – Я и представить не могу, что осчастливило бы меня больше, чем прибытие парочки градани в мой порт.

Собеседник ответил звучным смехом, ладонь размером с лопату похлопала Холдермана по плечу. Это было дружеское похлопывание, но помощник капитана покачнулся. Он поглядел вверх на гиганта.

– Спасибо, что не сбросил меня за борт, увалень! Я уже десять лет в море, до сих пор не утонул и пробовать не собираюсь.

– Тонуть? А я-то думал, что на Марклыкских островах все учатся дышать под водой с младенчества, пока еще маленькие! – Градани немного помолчал и продолжил: – Правда, вы всегда маленькие, совсем маленькие. Так, значит, я ошибался?

Он наклонил голову и поднял свои лисьи уши. В карих глазах запрыгали веселые искры. Холдерман засопел.

– Я не раз видел, как маленькие, совсем маленькие акулы расправляются с китом, и это примирило меня с моим ростом, Базел Бахнаксон! – отрезал он, и градани поднял руку движением фехтовальщика, признающего, что задет ударом противника. Он одарил помощника капитана белозубой улыбкой, потом развернулся и пошел к своему товарищу. Холдерман глядел ему вслед.

Человеку таких размеров было нелегко передвигаться по палубе «Плясуньи», однако Базел шел легко и грациозно, поразительно грациозно для своего роста. Каждая его нога весила тяжелее всего Холдермана, а лезвие меча было как минимум на фут длиннее самого высокого матроса из команды, но градани поразительно быстро приспособился к тесной для него шхуне. Его спутник Брандарк был ниже на фут, но Базел чувствовал себя на борту гораздо свободнее него. Может быть, подумал Холдерман, это потому, что Базел умеет плавать. Брандарк плавать не умел, и помощник капитана подозревал, что это сильно смущало его, когда он оказался в море.

Но под конец путешествия он явно стал чувствовать себя более комфортно и даже узнал о «Штормовой плясунье» гораздо больше, чем Базел. И не потому, что Базел этим не интересовался или не старался участвовать в жизни шхуны. Просто Конокрад видел в судне лишь средство передвижения, тогда как Брандарк смотрел глубже. Базел научился повиноваться приказам опытных моряков, зато Брандарк понял, почему отдаются именно эти приказы.

Холдерман наблюдал, как два градани беседуют, склонившись головами друг к другу, пока вода, брызгающая на палубу, подбирается к их ногам. Он не разбирал слов за шумом ветра и волн, за скрипом и стоном рангоута, за тонким пением такелажа. Но он достаточно часто слышал их разговоры, чтобы понять, о чем они разговаривают сейчас. Он покачал головой.

Жители Марклыков знали о градани больше других, поскольку прямо через пролив от островов обитал клан градани Дикого Плеса. Несмотря на присущую им ярость в битвах и страсть тащить все, что только не было прибито к месту гвоздями, дурная слава градани Дикого Плеса была ничем по сравнению с молвой, которая шла о Конокрадах или Кровавых Мечах, родном клане Брандарка. Команда «Штормовой плясуньи» была наслышана об их дикости и злобе задолго до того, как Базел и Брандарк ступили на борт. На самом деле кто угодно в Норфрессе (за исключением, может быть, некоторых кочевых племен пустыни) слышал о Конокрадах и Кровавых Мечах и никто не желал иметь с ними дела.

Каждый раз, когда Холдерман глядел на пассажиров шхуны, его мучил один и тот же вопрос. Они вечно подначивали друг друга, отчего на первый взгляд их очевидно крепкая дружба казалась несколько странной, но это все. Значит, размышлял Холдерман, о градани болтают вздор, точно так же как и о его народе. И все же оставалось неясным, почему эти двое так… разительно отличаются от сложившихся о градани представлений.

В первую очередь это касалось Брандарка. Кровавые Мечи, конечно, были знакомы с цивилизацией, но Брандарк обожал кружевные рубахи и вышитые безрукавки, достойные какого-нибудь Пурпурного Лорда. Более того, он оказался самым образованным человеком на борту «Плясуньи», хотя и был самоучкой. И в довершение ко всему, он был неплохим музыкантом. Несмотря на нехватку двух пальцев, он бойко наигрывал разухабистые морские песни, но мог и часами смотреть на огонь лампы, извлекая из своего инструмента нежные, чарующие мелодии. К несчастью, голос у него был никуда не годный. Даже ближайший друг не назвал бы его приятным, и Холдерман был почти рад, что это так. С градани-ученым и градани-щеголем было довольно сложно примириться, но еще сложнее было осознать, что среди Кровавых Мечей встречаются менестрели.

Хотя, с другой стороны, согласиться с этим было даже проще, чем понять, что Конокрад может быть избранником Томанака. Когда в бухте Борталык огромный голый градани забрался на палубу и спокойно заявил, что он избран богом, Холдерман, как и остальные члены команды шхуны, мог лишь усмехнуться. Эти слова показались нелепыми, если не сказать богохульными, ведь ни один Бог Света не избирал себе помощников из градани вот уже двенадцать столетий, с момента Падения Контовара. Даже ребенок знал, что градани были передовыми войсками предателей из Карнадозана в войне, что привела к гибели империи, правившей Южным континентом Орфрессы. Именно поэтому представители остальных рас избегали их и не доверяли им, а нередко и ненавидели. Да, из-за этого и из-за бешеных приступов жажды крови, которую народ Базела называл «ражем». Кто захочет дружить с огромным варваром, который в один прекрасный миг может разорвать тебя на клочки без всяких видимых причин?

Холдерман допускал, что не следует особенно доверять расхожим мнениям, но и поверить в то, что Томанак Орфро, Бог Войны, Держатель Весов Орра, Меч Света, Судья Князей, главнокомандующий армиями Света, избрал себе помощника из столь ненадежного народа он никак не мог. Но Томанак поступил именно так. Доказательством служила и сила, заключенная в клинке Базела, и то, как ожесточенно преследовали его Пурпурные Лорды, которых капитан Пичеллоу ненавидел всеми фибрами души. Этим объяснялась и готовность, с которой капитан «Штормовой плясуньи» согласился принять на борт и Конокрада, и его товарища и доставить их в Белхадан. Не то чтобы капитан Пичеллоу отказался бы помочь кому-то, кому угрожали Пурпурные Лорды, но при любых других обстоятельствах он потребовал бы плату за проезд, в конце концов, он был марклыкский карлик. Но с Базела он отказался взять даже медный грош.

Он, правда, предоставил градани самим грузить на борт их пожитки, но в остальном выказывал им величайшее уважение. Они с Базелом часто беседовали по вечерам. Никто, за исключением, может быть, Брандарка, понятия не имел, что они так горячо обсуждают, но всем была известна глубокая преданность Пичеллоу Кортрале, богу моря. Хотя даже самые верные поклонники божества признавали, что он не обладает особенной мудростью, он все-таки был младшим братом Томанака и его могущественным союзником. Поэтому не было ничего удивительного в том, что один из приверженцев Кортралы стремится побеседовать с новым избранником Бога Войны. Особенно с тем, кто так нуждается в совете, как Базел Бахнаксон.

И теперь, наблюдая за двумя градани, глядящими из-под руки на приближающиеся горы, Холдерман сам коротко, но искренне помолился за них. Конечно, его молитва не имеет той силы, что молитва капитана, но и она пригодится двум пассажирам «Плясуньи», когда они сойдут на берег в Белхадане.

Глава 1

– Итак, Вейжон, ты готов?

В тоне вопроса угадывалась насмешка. Золотоволосый юноша, стоявший у зеркала в холле дома Ордена в Белхадане, быстро обернулся. Легкий румянец разлился по его щекам, когда он уловил иронию в голосе говорившего, но он вежливо наклонил голову.

– Да, сэр Чарроу.

Голос молодого человека прозвучал ровно, но на лице отразилось раздражение. Неявное, почти незаметное, просто челюсти немного напряглись, о нем можно было скорее догадаться, чем увидеть глазом. В его вежливых словах послышалось лишь слабое эхо недовольства. Сэр Чарроу Малакай, рыцарь-капитан Ордена Томанака и глава Дома Ордена в Белхадане, подавил вздох, гадая, заметил ли сам юноша этот оттенок недовольства. За годы службы в Ордене сэр Чарроу перевидал множество тщеславных юнцов, на самом деле гораздо больше, чем ему хотелось бы. По счастью, в Ордене Томанака отлично умели справляться с подобными качествами в характере братьев. Однако в случае с этим молодым человеком все пошло не так, как должно было бы.

– Отлично, сынок, – произнес капитан с мягким упреком и был вознагражден потемневшим румянцем на щеках юноши. Каким бы ни был Вейжон, дураком его назвать было нельзя. Упрек он уловил, хотя и не понимал вызвавшей его причины. – Это очень важный день в жизни нашего дома, Вейжон, – продолжал Чарроу своим обычным тоном. – На тебя возлагается обязанность представить нас и Томанака как подобает.

– Да, сэр Чарроу. Я понимаю. Я горжусь оказанным мне доверием, тем, что выбор пал на меня.

Вейжон опустился на одно колено и снова склонил голову, Чарроу некоторое время глядел на него. Потом он положил покрытую шрамами руку, все еще сильную от постоянных упражнений с мечом, луком и копьем, на золотистую копну волос юноши.

– Ну так ступай с моим благословением, – произнес он, – и с благословением Бога. Да пребудет с тобой его щит.

– Благодарю тебя, сэр Чарроу, – пробормотал Вейжон.

Чарроу едва заметно усмехнулся – на этот раз в голосе юноши звучало нетерпение, смешанное с прежним раздражением. Все ясно. Уж если на него возложили эту почетную обязанность, он мечтает разделаться с ней как можно скорее.

Сначала глава дома решил, что это не совсем то чувство, которое должен испытывать в подобной ситуации член Ордена Бога Войны, но потом махнул рукой. В конце концов, отношение Вейжона к такого рода делам стало одной из причин, по которой Чарроу дал молодому рыцарю-послушнику именно это поручение. Поэтому он просто похлопал юношу по плечу и пошел прочь.

В дверном проеме он обернулся. Вейжон уже стоял у зеркала. Капитан снова усмехнулся. Усмешка получилась невеселой, и, если бы молодой человек у зеркала не был так занят собственным отражением, он, возможно, встревожился бы, заметив насмешливые искорки в глазах своего наставника.

В свои двадцать пять сэр Вейжон Алмерас, барон Халла, четвертый сын графа Труелма Алмераса и кузен герцога Сейша, назначенного Империей правителя Фрадонии, был привлекательным молодым человеком. Он был довольно высок и крепко сложен (шесть футов и шесть дюймов, широкие плечи) и, являясь сыном знатного дворянина и баронетом по материнской линии, очень рано начал упражняться в боевых искусствах. Он двигался с выверенной грацией воина, его мышцы не уступали по крепости старому дубу, долгие часы упражнений на открытом воздухе придали его коже бронзовый оттенок, который сохранялся даже зимой, а темно-зеленая накидка Ордена Томанака как нельзя лучше оттеняла его волосы и сияющие голубые глаза.

Обо всем этом сэр Вейжон был прекрасно осведомлен и гордился собой, хотя и осознавал, что это не совсем хорошо. Но его отец любил повторять, что каждый имеет обязанности по отношению к собственной крови, ну и, разумеется, к Ордену, а хорошо выглядеть было частью этих обязанностей. Когда представитель Ордена выглядит подобающе и говорит уверенно, его слова имеют больше веса в глазах благородных людей и заставляют подчиняться простолюдинов.

В те моменты когда сэр Вейжон был честен с самим собой, он был готов признать, что его гордость своим происхождением и внешностью проистекает не только из того, что они могут быть полезны при выполнении возложенных на него обязанностей. Правда, главной целью Ордена было отправление правосудия, и Вейжону было ясно, что приятная внешность и родовитость повысят его авторитет, когда ему придется разрешать споры. В любом случае он не может ничего поделать с тем фактом, что он – это он, так почему он должен бороться с теми своими качествами, которые могут послужить Ордену только на пользу?

Дверь у него за спиной закрылась, он бросил в зеркало последний внимательный взгляд. Вейжон знал, что сэр Чарроу не разделяет его мнения. Капитан рыцарей считал, что негоже все время помнить о том, кто ты по праву рождения, хотя Вейжон никак не мог понять почему. Или хотя бы увидеть, как это умаляет его личные заслуги. Но даже сэр Чарроу не мог не согласиться, что он проявляет приверженность к правде и справедливости, хотя учителю и приходилось в присущей ему мягкой манере указывать Вейжону на необходимость сочетать желание справедливости с состраданием. И уж точно никто не мог упрекнуть его в плохом владении оружием, будь то на учебной арене или в бою. Никто не мог взять над ним верх с тех пор, как ему исполнилось семнадцать. Разумеется, в этом нет ничего необычного для Алмераса из рода Алмерасов. Как и для того, кто едва ли не с рождения знал, что ему предстоит стать рыцарем Бога Войны.

Но учитель даже в этом находил отрицательные стороны. Он полагал, что уверенность Вейжона в себе переходит в самоуверенность, даже наглость. Но что дурного в том, что человек знает себе цену? Ведь Вейжон вовсе не считает, что дело только в нем самом. Он признает, что своей отличной военной выучкой он обязан наставникам, он прекрасно понимает, как ему повезло с телосложением и природной силой, которыми наградил его Томанак. Эта благосклонность Меча Света была одной из причин его страстного желания отправлять правосудие среди простых людей Орфрессы. За эту страсть его часто укорял учитель, хотя все, чего он желал, – оказаться достойным доверия Томанака.

Когда сэр Чарроу говорил, Вейжон всегда слушал внимательно. В этом состояла его обязанность рыцаря-послушника, а ни один Алмерас из рода Алмерасов не стал бы манкировать своими обязанностями. Но чем внимательнее он слушал, чем глубже вникал в слова наставника, тем сложнее ему было убедить себя в том, что сэр Чарроу прав. Справедливость есть справедливость, правда есть правда, а владение мечом – владение мечом. Отказаться от этого, пойти на компромисс – значит отречься от всего, ради чего и существует Орден.

Кроме того, как бы прекрасно Вейжон ни осознавал свое превосходство, он никогда не выказывал его перед другими членами Ордена, каким бы низким ни было их происхождение. Правда, этой своей снисходительностью он тоже гордился. В отличие от большинства рыцарских орденов, Орден Томанака был открыт для всех, в него принимали исходя из личных заслуг соискателя. С одной стороны, жаль, что таким образом в Орден проникают люди не только высокого происхождения, но в то же время из знати здесь оказываются только самые лучшие воины. К тому же Вейжон знал, что братья низкого звания никогда не допускаются в Ордене на главные роли, и это весьма справедливо. Но никто не сможет упрекнуть братьев благородного происхождения, например сэра Вейжона Алмераса, что они обходятся с остальными членами Ордена без должного уважения.

Более того, никакие законы и правила Ордена не требовали тесного общения с подчиненными, если в том не было насущной необходимости. Только он не мог отделаться от ощущения, будто сэр Чарроу считает, что ему следует быть более… более…

Вейжон никак не мог ухватить подходящее слово, чтобы выразить, чего именно хочет от него сэр Чарроу, хотя это слово было где-то рядом. Капитан не читал ему нотаций, в Ордене это было не принято, но хватало и постоянного перечисления тех качеств, которыми должен обладать настоящий рыцарь Ордена, чтобы у Вейжона не осталось сомнений – сэр Чарроу не вполне уверен в том, что Вейжон обладает этими качествами в полной мере. Ведь Вейжон оставался рыцарем-послушником уже почти три года. Он понимал, что отсутствие продвижения по иерархической лестнице никак не связано с его доблестью. Значит, сэр Чарроу не позволяет ему двигаться выше по каким-то другим причинам. Вейжон заметил (хотя ни один настоящий рыцарь не признался бы в этом), что учитель время от времени любит давать ему особенно неприятные поручения. Не опасные и, разумеется, не те, против которых стал бы возражать рыцарь Ордена, но несколько… унизительные? Нет, неверно. Можно подумать, капитан надеется, будто эти задания, подходящие скорее для менее знатных братьев, подтолкнут Вейжона к пониманию того, что хочет внушить ему сэр Чарроу.

Если в этом состоит цель мастера, тогда Вейжон не возражает, ведь сэр Чарроу его наставник в Ордене. Он один из самых благородных, самых безупречных людей, которых только встречал Вейжон, молодой рыцарь даже не винил его в том, что его собственная карьера не движется. Он мог не соглашаться с ним, но решение все равно оставалось за главой дома. Действительно, благородный рыцарь принимает решения вышестоящих независимо от того, согласен он с ними или нет. И если сэр Чарроу хочет преподать Вейжону еще несколько уроков или же развить в нем интуицию, что ж, молодой послушник готов учиться. Эта готовность тоже одна из черт отпрыска знатного рода, конечно, она присуща и Алмерасу из рода Алмерасов.

К сожалению, он не всегда догадывается, что именно хочет внушить ему сэр Чарроу. Бывали моменты, когда Вейжону казалось, что капитан едва ли не превратно представляет себе, в чем на самом деле состоят обязанности молодого послушника. Вот как сейчас. Нет, в этом поручении не было ничего постыдного, но сейчас слишком рано и за ночь намело сугробы. Рыцарь должен уметь переносить трудности, но в столь ранний час было лишь одно место, в котором хотелось оказаться сэру Алмерасу, – среди мягких теплых одеял. А последнее место, куда он хотел попасть на заре в полной амуниции рыцаря Ордена, – это порт.

Он в последний раз одернул накидку и поморщился, прислушиваясь к завыванию зимнего ветра за толстой парадной дверью. Серебряная кольчуга (подарок отца по случаю его вступления в Орден) блестела, камни на белой перевязи (подарок матери по тому же поводу) сверкали, но он продолжал критически оглядывать себя, стараясь оттянуть момент, когда ему придется шагнуть за порог. Темно-зеленая накидка из отличного шелка как нельзя лучше дополняла его наряд… правда, она была не слишком плотной. Впервые Вейжон с завистью подумал о накидках, которыми Орден обеспечивал неимущих братьев. Они были совсем простыми, никаких вышивок на зеленом полотне, но не было ни малейшего сомнения в том, что они теплее.

Пусть так, сказал он себе, но благородный дворянин должен выглядеть подобающе, особенно в торжественных случаях. Пусть его накидка тоньше, чем хотелось бы, в конце концов, под кольчугой у него камзол, и еще есть отделанный выдрой плащ, который сшили для него компаньонки его матери. Конечно, бушующий за стенами дома ветер вопьется ледяными зубами в его кольчугу, пронзит камзол насквозь, но что делать…

Он помотал головой и высмеял себя за подобные мысли в такой момент. Как бы ни противилась слабая плоть необходимости оказаться в столь ранний час на холоде, данное ему задание было большой честью для рыцаря-послушника. Поэтому Вейжон поглубже вдохнул, набросил на плечи плащ, схватил перчатки и зашагал к двери.

* * *

Эварк Пичеллоу пришвартовал шхуну с ювелирной точностью. «Штормовая плясунья» подошла к причалу под одним кливером, нежно коснулась свай кранцами, и через миг дюжина собравшихся на берегу докеров уже ловила брошенные им командой концы. За ними потянулись канаты, прошло всего несколько минут, и шхуна была надежно закреплена. С причала выдвинули сходни. Они круто ушли вниз, поскольку палуба шхуны оказалась гораздо ниже уровня причала, но набитые на них прочные доски позволяли с легкостью подняться на берег.

Эварк несколько минут наблюдал за швартовкой, потом засунул большие пальцы за ремень и пошел на шкафут, где, сложив к ногам свои жалкие пожитки, стояли его пассажиры. Он остановился перед ними и откинулся назад, чтобы окинуть их взглядом с головы до ног. Базел улыбнулся ему сверху вниз.

– Н-да, никогда еще не видел таких оборванцев, – сообщил карлик через некоторое время. Улыбка Базела стала шире. – Да, конечно, стой тут и улыбайся как идиот! Это же большой город, а не какая-нибудь богами забытая деревня на краю света. Белхаданские стражники не очень-то жалуют бродяг. Если хотите моего совета, вам лучше затаиться где-нибудь и для начала найти нормальную одежду.

– Так, значит, оборванцы? – Базел прижал руку к груди, его лисьи уши печально поникли. – А ты не из тех, кто стремится польстить, да?

– Ха! На самом деле называть вас так – значит оскорбить настоящих оборванцев! – фыркнул Эварк. И в его словах была доля правды.

Базел был одет вполне прилично, когда ему пришлось бежать из Навахка, столицы Кровавых Мечей, но с тех пор он успел пройти пешком почти всю Норфрессу с севера на юг под осенним дождем и зимним снегопадом. Гильдия убийц и наемники двух Богов Тьмы нанесли еще больший урон его гардеробу. Следы, оставленные на его плаще мечами, кинжалами и когтями демонов, были умело зачинены, но заплаты не красят одежду, а башмаки его окончательно развалились еще неделю назад. Доспехи градани тоже знавали лучшие времена. В кольчуге не хватало колец, а те, что еще сохранились, не желали расставаться со следами ржавчины, несмотря на все его усилия.

Как бы жалко ни был одет Базел, Брандарк выглядел еще хуже. Прежде всего у него не было тех нескольких дюймов роста, которые помогали его товарищу сохранять представительный вид, несмотря на лохмотья. На самом деле сравнение с Базелом не шло Брандарку на пользу. Кровавые Мечи были выше и крепче обычных людей, но никто не заметил бы этого, когда Брандарк стоял рядом с Базелом. Он едва доходил Конокраду до плеча.

Но впечатление портил не только рост. За время последнего этапа путешествия ему пришлось расстаться с большей частью своих вещей. То, что ему удалось сохранить, было гораздо роскошнее одежды, которую носил его друг. А это означало, что нанесенный платью урон сильнее бросался в глаза. Отсутствие верхушки правого уха и двух пальцев на левой руке завершало картину.

Короче, Эварк Пичеллоу с трудом представлял себе какую-нибудь другую парочку, которая выглядела бы менее респектабельно и солидно, даже если не учитывать, что они градани. А этот факт едва ли ускользнет от внимания стражи.

– Вот что я вам скажу, парни, – заговорил он серьезным и сдержанным тоном, указав кивком головы на стоящих на берегу докеров, которые с любопытством поглядывали на них с причала. – Здесь, в Белхадане, многие считают, что хороший градани – это такой градани, из горла у которого торчит фут или больше стали, а на бродяг у них нюх. Вам лучше не сходить на берег, пока я не дам знать знакомому портному. – Он умолк, разглядывая их, потом продолжил: – Если у вас туго с деньгами, я мог бы…

– Ты только послушай его. – Базел помотал головой, снова улыбнулся и взглянул на Брандарка. – Ты когда-нибудь встречал более щедрую душу? Причем он вечно старается убедить других в том, что вместо сердца у него ком навоза! Слезы умиления наворачиваются мне на глаза!

Эварк заворчал, а Конокрад негромко рассмеялся, выпустив изо рта облачко пара, и положил руку на плечо карлика.

– Шутки в сторону, я ценю твое предложение, Эварк, – ответил он. – Но мы не испытываем нужды в деньгах. – Он встряхнул висевший на поясе кошель, когда-то принадлежавший Пурпурному Лорду. – Кроме того, нам не придется бродить по Белхадану в одиночестве.

– Не придется? – изумился Эварк.

– Не придется? – эхом повторил Брандарк и удивленно посмотрел на своего громадного товарища. – Приятно слышать. Почему ты раньше не сказал мне об этом? И откуда, ради Финдарка, ты сам об этом знаешь?

– Я не мог сказать раньше, потому что он сам сообщил мне об этом, только когда мы входили в порт, – пояснил Базел, и Брандарк с Эварком одновременно захлопнули рты. Базел захихикал.

Брандарк первым пришел в себя.

– Не припоминаю, чтобы я видел на палубе какое-нибудь божество, – произнес он ровным голосом. Базел пожал плечами.

– Уверен, если бы ему вздумалось дать знать о своем появлении, он явился бы под грохот фанфар со вспышкой молнии, – пояснил он добродушно. – А раз он так не сделал, мне приходит в голову единственное объяснение: он не хотел, чтобы его видел кто-то, кроме меня.

– Ах, благодарю тебя за ценные разъяснения! – огрызнулся Брандарк.

На этот раз Эварк захохотал вместе с Базелом. Брандарк некоторое время слушал их смех, потом ткнул товарища кулаком в грудь.

– Ладно, долговязый, – сказал он сурово. – Кончай веселиться и объясни толком, что значит «не придется бродить в одиночестве».

– Здесь нет никакой загадки, коротышка, – парировал Базел. – Нас встретят, и если я не ошибаюсь, – он махнул рукой, – тот парнишка как раз ищет нас.

Брандарк посмотрел туда, куда указывал палец Базела. Его брови удивленно поднялись, словно он увидел в доках привидение.

Остальные тоже обернулись, чтобы посмотреть. На самом деле слово «красавчик» подошло бы больше. В районе доков Белхадана не часто встречали воплощенное великолепие и грациозность. Прекрасный золотовласый незнакомец был выше Брандарка, а значит, необычайно высок для человека, но, несмотря на широкие плечи, казался тонким и изящным по сравнению с крепко сбитым Кровавым Мечом. Его отделанная серебром кольчуга блестела, камни на белой перевязи, говорившей о его принадлежности к одному из рыцарских Орденов, сверкали до рези в глазах. Так же переливались самоцветы на ножнах меча. Высокие мягкие сапоги были того же темно-зеленого оттенка, что и накидка, и отделанный мехом плащ.

На накидке серебряными и золотыми нитями были вышиты скрещенный меч и булава, атрибуты Томанака.

– Кортрала! – пробормотал Эварк. Он обеими руками тянул книзу свои роскошные усы, пожирая глазами сияющее видение. – За то, что на нем надето, я мог бы купить полный комплект парусов!

– Да уж, его нельзя не признать… эффектным, правда? – Базел усмехнулся.

– Ты понимаешь, что происходит? – спросил карлик, не в силах отвести глаз.

– Нет, но мне кажется, что кое-кто решил преподнести нам сюрприз, – ответил Базел. Брандарк вздохнул.

– Чудесно. Не припомню, чтобы хоть где-нибудь говорилось о чувстве юмора у богов.

– Ты о чем? – спросил Эварк.

– Я знаю кучу легенд и сказаний, – пожаловался Кровавый Меч. – Я изучил почти все песни, перечитал почти все хроники, просмотрел все, что только смог найти о Падении…

– И? – нетерпеливо переспросил Эварк.

– И нигде ничего, – горестно подтвердил Брандарк. Карлик продолжал вопросительно глядеть на него, он пожал плечами. – Нет конечно, везде твердят, что Хирахим Легкая Нога – большой любитель дурных шуток, но это же его ремесло. Если верить сказителям, Томанак должен быть серьезным, солидным богом… во что трудно поверить, если он мог послать такое, – он кивнул в сторону приближавшегося франта, словно сошедшего с модной картинки, – встретить нас.

– Неужто? Но если верить легендам, он и не из тех, кто выбирает себе помощников из градани, разве нет? – поинтересовался Базел. Брандарк только помотал головой, и Базел хлопнул его по плечу. – Значит, либо твои знатоки преданий не такие уж знатоки, либо что-то изменилось. Как бы то ни было, я более чем уверен, что у него была причина послать к нам «такое».

– Не сомневаюсь, – пробормотал Брандарк. – В чем я не уверен, так это в том, что причина придется мне по душе.

* * *

В доках было даже холоднее, чем опасался Вейжон. Ему казалось, что его нос вот-вот отвалится, а потом за ним последуют и остальные части тела, но, несмотря на дискомфорт, он с любопытством осматривался по сторонам.

Он не чувствовал тяги к морским приключениям. При одной мысли о возможном путешествии по морю зимой его желудок сжимался в комок. За время своего пребывания в доме Ордена послушник побывал в порту всего два раза. Ему не повезло – оба раза он приходил сюда в разгар лета, а Белхадан был не только крупнейшим торговым портом Норфрессы, но и рыболовецким центром. И оба раза дела приводили Вейжона именно к рыболовецким причалам. От рыбной вони его лицо становилось таким же зеленым, как накидка, поэтому он всячески избегал походов в порт. К счастью, на этот раз ему было нужно в другую часть порта, к тому же зимняя стужа полностью уничтожила рыбный запах, за что Вейжон был ей весьма признателен.

Он посмотрел в бумагу, которую ему вручил сэр Чарроу, и кивнул головой, сравнивая написанные в ней цифры с теми, что были нарисованы на сваях причала. Ему сказали, чтобы он искал шхуну (что бы ни подразумевалось под этим словом) у девятого причала Торгового пирса. Вейжон убрал бумагу за пояс, как только заметил девятый причал. Толком разглядеть корабль он не мог, судя по всему, тот стоял гораздо ниже уровня причала, но у судна было всего две мачты, и оно казалось совсем маленьким. Вейжон засомневался было, что избранник Томанака станет путешествовать на таком суденышке, но он быстро прогнал эту мысль. Истинный рыцарь идет туда, куда ведут его долг и честь, кроме того, присутствие избранника ставит под защиту Томанака даже самый жалкий корабль.

Воодушевленный этой мыслью, он ускорил шаг и расправил плечи. Толпа докеров уставилась на него в восхищении. Он был знаком с подобной реакцией и, направляясь к сходням, слегка вздернул подбородок, достаточно высоко, чтобы показать, что он заметил их восторг, и не слишком высоко для того, чтобы выказать при этом излишнюю гордость.

* * *

– Боги! – бормотал Брандарк, следя за приближением великолепного молодого человека. – Как ты думаешь, Томанак очень расстроится, если мы разок окунем его в воду? Я сразу же его вытащу, клянусь!

– Ну что ты несешь! – возмутился Базел. – Мне кажется, Брандарк, сын мой, он мог бы преподать тебе пару уроков, как следует одеваться.

– Он? – засопел Брандарк. – Мы столько времени провели вместе, а ты так и не смог оценить настоящую элегантность, строгий стиль и покрой, тщательно подобранные ткани моего гардероба?! – Он изящным жестом обвел свои лохмотья и печально вздохнул. – Кто угодно может нашить на платье драгоценные камни, ты, невежественный варвар, но это не значит, что у этого «кого-то» есть чувство стиля! Кстати, мне не придется макать его в воду, если он будет продолжать в том же духе. Когда он задерет нос еще на пару дюймов, то шагнет мимо причала и утонет, захлебнувшись собственным совершенством.

– Так вот в чем дело! Кажется, мне послышались завистливые нотки, – заметил Базел посмеиваясь. Брандарк хотел было ответить, но передумал. Молодой человек уже подошел к краю причала и теперь озадаченно смотрел вниз на «Штормовую плясунью».



* * *



Вейжон в смущении оглядел лодку, нет, поправил он себя, шхуну. Он знал, что пришел к нужному причалу, но избранника нигде не было видно, равно как и его свиты. При ближайшем рассмотрении судно оказалось не таким утлым, как он опасался. На самом деле оно не было лишено определенного изящества, а очертания его корпуса казались удивительно стройными и подчеркнуто правильными, но команда состояла из одних карликов. Да, карликов и двоих…

Сэр Вейжон из рода Алмерасов похолодел. Он ни разу в жизни не встречал градани, потому что подобные дикари не живут среди цивилизованных народов, но он сразу же узнал их по подвижным лисьим ушам. И еще по росту одного из них. Гигантский градани был величиной с двух нормальных людей, наверное, он весит килограммов двести или даже больше, а более гнусную внешность трудно даже представить. Свою одежду он, должно быть, снял с какого-то бродяги, которого лишил также и древней кольчуги, его штаны и башмаки, казалось, вот-вот рассыплются в прах. Из-за левого плеча торчала рукоять меча, ледяной ветер теребил подобие косы, какую носят воины, служащие на границах. Градани поменьше был таким же потрепанным, но рядом со своим приятелем он выглядел почти прилично.

Вейжону сразу же вспомнились древние истории о захвате Контовара и относившиеся к более недавним временам рассказы о войне на границах и о кровопролитии, устроенном градани здесь, в Норфрессе. Он глядел на великанов так, словно открыл сундук, а тот оказался полон гадюк. Не было никаких разумных причин для того, чтобы два представителя этого страшного и дикого народа внезапно появились посреди Белхадана. Однако они были здесь, внимательно разглядывали его, и его рука сама опустилась на рукоять меча.

Вейжон потянул меч из ножен, потом заставил себя остановиться и собраться с мыслями. Он всего лишь рыцарь-послушник, но в обязанности каждого рыцаря Томанака входит защищать слабых от градани и им подобных. Это ясно. Проблема состоит в том, что никто в порту, кажется, не осознает нависшей над ними всеми опасности. Они пялятся на него, а не на градани. Пока он стоял неподвижно, наполовину вытащив меч из ножен, некоторые начали похихикивать, а несколько человек громко засмеялись.

Хотя его уши дьявольски замерзли, он явственно ощутил, как они запылали, когда этот сброд начал потешаться над его видом. Он со звоном задвинул клинок обратно в ножны и мысленно дал себе пинка за то, что кинулся действовать, не обдумав все как следует. Градани просто стояли на палубе, у их ног лежали два одинаковых узла. Они похожи на обычных путешественников, а не на захватчиков, явившихся в Белхадан на военном корабле, и какими страшными противниками они бы ни казались, едва ли двоих достаточно, чтобы угрожать одному из самых крупных городов Империи! Неудивительно, что никто не обращает на них внимания. За ними, без сомнения, будут приглядывать, он, Вейжон, сам скажет пару слов кому надо после того, как проводит избранника в дом Ордена. Подумав об избраннике, он вспомнил, что этим утром на него возложены более важные обязанности. Вейжон встряхнулся. Легкие заныли, когда он вдохнул морозный воздух полной грудью. Потом он аккуратно расправил плащ и пошел вниз по сходням, сохраняя ледяное спокойствие.

Точнее, подобие ледяного спокойствия. Доска пружинила гораздо сильнее, чем он мог ожидать, пока он неуклюже спотыкался о набитые планки, проседающие под его ногами. Толпа зевак на причале росла, и Вейжон пробормотал несколько слов, выбор которых сэр Чарроу вряд ли одобрил бы. Его уши снова вспыхнули. Чего он действительно хотел сейчас, так это как следует отлупить негодяев, которые осмелились насмехаться над ним, но его удерживала принесенная Ордену клятва, не говоря уже о Кодексе Томанака, запрещавшем подобное. Разумом Вейжон понимал справедливость запрета – негоже впадать в ярость, – но кровь его бурлила, зубы скрежетали, пока он пытался заставить себя проглотить оскорбление, нанесенное ему простонародьем.

Оказавшись на палубе, он с трудом подавил вздох облегчения, почувствовав под ногами прочную поверхность. Еще миг потребовался, чтобы успокоиться и убедиться в том, что ему удалось подавить свою ярость. Потом он повернулся к карлику, в котором угадал капитана. К сожалению, оба градани расположились рядом с карликом. Вейжону было трудно игнорировать гигантов, стоявших совсем близко, но он попытался это сделать.

– Прошу прощения за вторжение, – обратился он к капитану, – но мне поручено встретить пассажира, прибывшего на вашем судне.

– Тебе поручено? – Коротышка говорил на языке Империи Топора с сильным акцентом, резко контрастировавшим с правильным аристократическим выговором Вейжона. Его светлые рога поблескивали над каштановыми волосами, он сложил руки на груди и откинулся назад, чтобы рассмотреть молодого рыцаря. – А кто ты такой?

Вейжон заморгал, ошеломленный резким тоном откровенного допроса. Он хотел ответить с высокомерием, которого требовал вопрос, но вовремя сдержался. В Ордене Томанака учили проявлять вежливость даже при общении с низшими, высокородным вменялось в обязанность говорить с ними так, чтобы те даже не осознавали собственного ничтожества.

– Я сэр Вейжон Алмерас, сын Труелма Алмераса, рыцарь-послушник Ордена Томанака и барон Халлы, – ответил он подчеркнуто безразлично. – А вы, сэр?

– Ничего столь же великолепного, – ответил карлик и засопел. – Эварк с Марклыков, капитан этого судна, – коротко представился он.

– Я рад нашему знакомству, капитан. – Вейжон изящно поклонился.

– Я тоже счастлив, – сухо произнес Эварк, когда Вейжон выпрямился. – Так что привело тебя на борт «Штормовой плясуньи»?

Рыцарь выпрямился во весь рост и величественно положил ладонь на эфес.

– Я пришел по поручению Ордена Томанака, – сказал он. – Я должен встретить одного из ваших пассажиров.

– Которого?

– Мне не назвали его имени, капитан. Мне только сказали, что у вас на борту защитник Ордена. Мне поручено проводить его в дом Ордена.

– А, так ты ищешь избранника Томанака? – Вейжон закивал, обрадованный, что карлик наконец-то уловил причину его прихода. – Так что же ты сразу не сказал? – продолжал Эварк. – Он здесь, – гном кивнул на огромного варвара, стоявшего рядом с ним. – Тот, что повыше, – подсказал он.

Вейжон едва не задохнулся от гнева, на его замерзших щеках выступили алые пятна. Синие глаза яростно засверкали, когда он бросил взгляд на карлика, очевидно издевавшегося над ним. Стоявшие рядом великаны расхохотались, отчего он разозлился еще больше. Пальцы вцепились в рукоять меча, он шагнул вперед и раскрыл рот, собираясь выплеснуть свое негодование. Но прежде чем он успел произнести хоть слово, зазвучал другой голос.

– Не принимай близко к сердцу, мальчик, – пророкотал он, и Вейжон замер. Он был звучнее и сильнее любого голоса, который ему доводилось слышать раньше. И еще в нем угадывалась насмешка. Он потешается, смеется над ним, догадался Вейжон, волна слепой ярости захлестнула его, он развернулся к говорившему.

Вейжону Алмерасу было не привыкать смотреть в глаза превосходящим его ростом противникам, но когда он взглянул в глаза градани, холод прошел у него по позвоночнику. Он ожидал увидеть насмешку, но карие глаза смотрели добродушно, да, они лучились весельем, но и почему-то сочувствием. Разумеется, это еще хуже. Хватило бы и паясничающего карлика, а тут еще и неумытый варвар сожалеет, что он стал объектом злой шутки!

– Прошу прощения, – выдавил он сквозь зубы, – это вы мне?

– Да сдается мне, что так, – подтвердил градани гулким басом.

– Когда мне потребуется ваш совет, сэр, я вам сообщу! – отрезал Вейжон ледяным тоном.

– Не сомневаюсь, – подхватил градани. – Однако, думается мне, в тот момент, когда человек понимает, что нуждается в совете, обычно бывает слишком поздно, чтобы этот совет оказался ему полезен. – Вейжон громко заскрежетал зубами, но градани спокойно продолжал: – Взять хотя бы этот самый случай. Вот ты стоишь здесь и думаешь, что Эварк сделал из тебя посмешище, хотя он не сделал ничего, кроме как ответил на твои вопросы. Тебе бы лучше обдумать его ответы, пока ты не натворил чего-нибудь, о чем потом пожалеешь.

Ноздри Вейжона трепетали, раскаленная добела ярость бурлила в крови. Но, каково бы ни было его возмущение, он должен был признать, что в словах градани был смысл. Нет никакого сомнения, что варвару доставляет удовольствие потешаться над рыцарем Ордена, но именно это и напомнило Вейжону о том, кто он такой. Он не имеет права уронить достоинство Ордена, он должен оберегать его от оскорблений. Как бы ему ни хотелось наказать Эварка за насмешки, угрожать тому, кто так мал, пусть даже он ведет себя отвратительно, едва ли достойно настоящего рыцаря.

– Я обдумаю ваш совет, – ответил он градани после короткого раздумья, не сводя взгляда с карлика. – Сам же я советую вам указать мне, где тот, кого я встречаю, – холодно добавил он.

Карлик только покачал головой, на его лице отразилась странная смесь из веселья, сарказма и сочувствия, он поднял глаза на градани.

– Мне пора заняться кораблем, – произнес он, – если у этого Держателя Весов на службе только такие, как этот, да помогут нам боги. Разбирайся с ним сам. – Он развернулся и побрел прочь, в то время как Вейжон ошеломленно глядел ему вслед.

– Я… да как ты смеешь… вернись! – закричал он, порываясь пойти за карликом. Но ему на плечо опустилась огромная рука, которая удержала и развернула его с такой легкостью, словно он был ребенком.

Он снова взглянул на градани и попытался сбросить его руку со своего плеча. Запястье великана оказалось толщиной с его предплечье, и Вейжона охватила недоверчивая дрожь, когда он осознал, насколько в действительности силен гигант. Но глаза рыцаря-послушника яростно горели.

– Успокойся же! – произнес градани. На этот раз его голос звучал не так мягко, как раньше, это был почти приказ. – Я же просил тебя обдумать ответы Эварка, сэр Вейжон из рода Алмерасов, а ты не стал этого делать.

– Что ты… – начал Вейжон, но градани помотал головой.

– Кажется, я начинаю понимать, почему он не предупредил тебя, мальчик. Ты привык совершать поступки, вообще не думая, правда? – Вейжон снова раскрыл рот, но градани слегка встряхнул его.

– Приди в себя и не пори горячку, – посоветовал он. – Не сомневаюсь, что тебя ждет большое потрясение, но старина Эварк сказал тебе правду, понимаешь?

– Сказал мне… – Вейжон замер, а градани кивнул.

– Да, – произнес он почти с жалостью. – Извини, что мне приходится говорить тебе это, Вейжон из рода Алмерасов. Меня зовут Базел, я сын Бахнака, принца клана Железного Топора из Конокрадов, племени градани, я принц Харграма, и именно меня ты встречаешь.

– Т-ты избран… – Вейжон никак не мог закончить фразу. Когда он заговорил, охваченный ужасом и недоверием, краска сбежала с его лица. Чудовищный градани вежливо кивнул.

Глава 2

Это не может быть правдой. Вейжон знал, что не может, но что-то в глазах градани, в звучании его голоса утверждало обратное. Наверное, Вейжону показалось. У Томанака нет избранников-градани. Сама мысль была… была… богохульной, вот какой!

Он начал было говорить, потом умолк и попытался обдумать невероятное. Как рыцарь Ордена, он обязан вызвать на бой того, кто самозванно причисляет себя к Ордену. Мысль о том, что придется драться с градани, не особенно тревожила его, несмотря на размеры противника. Он каждый день, даже зимой, упражнялся под руководством лучших учителей в Белхадане. Никто не сражается лучше его, а огромный градани наверняка медленно двигается, особенно с таким громоздким оружием, как тот двуручный меч, что выглядывает из-за его плеча. Но Вейжон не может вызвать его на бой, если не будет абсолютно уверен, что тот на самом деле лжет. Пока он не получит доказательств лживости градани, честь рыцаря требует, чтобы он обходился с ним так, как стал бы обходиться с честным человеком.

– Прости меня, господин, – произнес он наконец, – но глава нашего дома не назвал мне имени и не дал описания того, кого я должен встретить. Мне нужно какое-нибудь подтверждение, что это действительно ты.

Он был доволен тем, насколько естественно прозвучали его слова, но его озадачил спокойный кивок градани. В нем не чувствовалось настороженности. Конокрад протянул вперед правую руку. Брови Вейжона в изумлении поползли вверх, когда великан сжал пальцы и произнес голосом, похожим на грохот обвала, одно-единственное слово.

– Приди, – сказал он мягко, почти умоляюще.

Вейжон Алмерас отскочил назад от неожиданности, когда перед ним возникли пять футов сверкающей стали. Какой-то миг рука градани оставалась пустой, потом меч, который только что был у него за спиной, оказался у него в руке. Острые как бритва края пылали под лучами утреннего солнца.

Вейжон некоторое время продолжал пятиться назад, потом согнулся и замер. Его глаза расширились от ужаса, которого до сих пор не удавалось вызвать в нем ни одному противнику. Градани же смотрел на него с прежним сочувствием, он опускал руку с клинком, пока оружие не коснулось палубы, потом развернул меч, чтобы Вейжону было лучше видно. Рыцарь содрогнулся, все еще не в силах совладать с охватившей его паникой, потом он глубоко вдохнул и попытался взять себя в руки. Он же рыцарь Ордена Томанака, и, как бы то ни было, он не трус. Он заставил себя взглянуть на меч и резко подался вперед. Синие глаза снова расширились, когда в глубине полоски стали он увидел перекрещенные меч и булаву.

Повисло гробовое молчание. Вейжон никогда еще не видел Меч Томанака. Этот клинок был главной эмблемой Ордена, могучим оружием, которое мог носить только избранник, символом повиновения всех членов Ордена его владельцу. Даже среди избранных богом подобное оружие встречалось нечасто. Его получали из рук самого Томанака те, кого он считал достойными находиться рядом с ним в битве. Но как бы редко ни встречались такие мечи, любой член Ордена, даже последний слуга, знал, что каждый из них обладает собственной силой. То, что сделал сейчас градани, да и сам сияющий, незапятнанный, совершенный клинок с эмблемой Томанака ясно дали понять Вейжону, на что именно он смотрит.

На какой-то миг, несмотря на свою загорелую кожу, он стал белее снега, лежавшего вокруг, потом его лицо вспыхнуло ярким румянцем. Все-таки это невозможно. Его инстинкты подсказывали ему, что этот градани просто не может быть избранником Томанака. Но разум твердил об обратном… значит, он выказал себя полным дураком.

Он заставил себя выпрямиться и откашляться, пальцы все еще сжимали рукоять меча. Оставалась вероятность, что тот клинок, который ему только что показали, был магическим обманом, но пусть с этим разбирается сэр Чарроу. По крайней мере, теперь он знает, что делать. Он вынудил себя посмотреть градани прямо в глаза.

– Прошу простить меня, что я потребовал доказательств… сэр Базел, – выдавил он.

– Ничего, на твоем месте я бы тоже изумился и не поверил, – ответил Базел. – Именно поэтому он и дал мне меч. Он сказал, что мне потребуются доказательства. – Градани обнажил в улыбке крупные белоснежные зубы, такие крепкие, что ими можно было перегрызать тросы на «Плясунье». – И не нужно говорить мне «сэр», сынок. Мне нравится, когда меня зовут просто Базел.

– Но, – заикнулся было Вейжон, потом осекся и кивнул. – Как скажешь, с… Базел. Как я уже говорил, сэр Чарроу Малакай, капитан рыцарей и глава Дома Ордена Томанака, Коннетабль Императора во Фрадонии, поручил мне встретить тебя и просить пожаловать в Дом Ордена, чтобы он сам и твои братья по мечу могли приветствовать тебя подобающим образом.

Он знал, что в его голосе звучит горечь, явственная, несмотря на попытки ее скрыть. Базел наклонил голову и задумчиво подвигал ушами, глядя на него сверху вниз. Прошло несколько секунд, потом Конокрад убрал меч в ножны и согласно кивнул.

– Это самое любезное приглашение, которое я получал за все время путешествия, – заметил он не без иронии, отчего Вейжон снова вспыхнул, – и я с удовольствием принимаю его. Полагаю, что оно распространяется и на моего друга, – добавил он, указывая на Брандарка движением ушей.

Вейжон заколебался, столкнувшись с новой проблемой. Нехорошо приглашать в дом Ордена градани, который, может быть, окажется избранником, не приглашая того, кто скорее всего им не является. Но если Базел действительно тот, за кого себя выдает, он может взять с собой кого захочет… к тому же этот меч…

– Разумеется, – ответил Вейжон со вздохом, который не сумел подавить. – Прикажешь доставить багаж вслед за вами?

– Не такой уж я слабый, – благодушно заявил Базел. Он закинул за плечо кожаный мешок, подхватил арбалет, лежавший на палубе, и лучезарно улыбался Вейжону, пока Брандарк собирал свои вещи. – Мы все заберем сразу, – пояснил он.

Рыцарь-послушник хотел что-то сказать, но засомневался и, очевидно, передумал.

– Не угодно ли тебе и… твоему другу следовать за мной, – сказал он вместо того, что собирался сказать, и пошел к сходням. Базел с Брандарком задержались на миг, чтобы проститься с улыбавшейся командой «Штормовой плясуньи», а потом поспешили за ним.

Оба градани молчали, пока Вейжон вел их по улицам Белхадана, чему последний был очень рад. У него оказалось время на размышления, которые сами по себе были сомнительным удовольствием. Но так он хотя бы мог дать себе возможность примириться со сделанными им заключениями, которые в глубине души ему совершенно не хотелось принимать.

Конечно, остается вероятность, что сэр Чарроу знал о личности этого «избранника» не больше самого Вейжона, но в это Вейжону что-то не верилось. Особенно в свете постоянных мягких замечаний наставника, когда он упрекал Вейжона в чрезмерной гордости и самолюбии, выбор встречающего не казался простым совпадением. Челюсти Вейжона сжимались все сильнее, пока он размышлял об этом печальном факте.

Он старался убедить себя, что этот «просто Базел» – самозванец, но он знал, что это не так, а лгать себе недостойно благородного рыцаря. Легче не станет и если принять слова градани на веру. Поборников, защитников выбирал сам бог. Он давал свои мечи немногим избранным, которые делили с ним тяготы битвы с Темными Богами во имя Света. Этих избранных во всей Норфрессе было не больше двух десятков. Как же мог Томанак излить свою милость на недостойного, на этого невежественного, кровожадного дикаря?

Его душа рыдала, протестуя против несправедливости, но другая часть его существа холодно рассуждала. У него нет права обсуждать выбор бога, которому он служит. Хуже того, та частица его существа, до которой старался достучаться сэр Чарроу, крошечная, потаенная часть, которая слышала зов Бога Правосудия даже через пелену гордости Дома Алмерасов, знала, что протестовать глупо. В Ордене учили, что ни род, ни кровь, ни семья не делают человека истинным рыцарем. Единственное стоящее дело – это дело борьбы за справедливость, единственное истинное сокровище – это сокровище истины, а настоящую силу рыцарь черпает в своем сердце. Если все это справедливо для простых рыцарей Ордена, то это вдвойне справедливо для избранников Бога.

Этот тихий внутренний голос не давал Вейжону покоя, казнил его за слепоту. Но это был всего лишь шепот, молодость и гордость не слушали его. Вейжон в самом деле старался разобраться в своем смущении, ухватить истину, но его собственная сила и упрямство обернулись против него, обида и негодование бурлили под маской показного спокойствия и вежливости, которую он с детства привык носить.

Брандарк посмотрел на напряженно выпрямленную спину их проводника, потом повернулся к Базелу и закатил глаза, для пущей убедительности свесив уши. Недоброе выражение его лица говорило Конокраду, что его друг обдумывает способ выставить Вейжона на посмешище, и какая-то часть существа Базела хотела бы посмотреть, как он это сделает. Но только часть. Брандарк передернул плечами, когда Базел отрицательно помотал головой. Кровавый Меч успокаивающе помахал левой рукой, давая понять, что всю ответственность он берет на себя, и переключил внимание на городские виды.

Здесь было на что посмотреть. Если Борталык Пурпурных Лордов был столицей южного побережья, то Белхадан царствовал на северном… и он был даже более впечатляющим. Правда, с точки зрения Пурпурных Лордов, Белхадан был всего лишь вторым городом Империи, уступавшим имперской столице в Духе Топора настолько же, насколько та уступала Борталыку.

Ненависть Лордов к Империи была безгранична. И богатства Империи, и таланты ее художников и ремесленников сводили на нет все усилия Лордов достичь ее уровня. В любом случае неприятно ощущать чужое превосходство, но Пурпурных Лордов особенно бесило, что эти безродные жители Империи Топора обходят их, не прилагая для этого никаких усилий. Каждый Пурпурный Лорд был убежден, что примесь эльфийской крови ставит их выше представителей всех других народов. Ведь эльфийское происхождение означало, что они живут по четыреста лет, тогда как унаследованный от людей прагматизм позволял сосредоточиться на жизни реального, материального мира, чего никогда не стал бы делать мечтательный эльф. Правда, Лорды были не так плодовиты, как люди или гномы, но качество важнее количества. Редкому гному посчастливится дожить до двухсот пятидесяти лет. У Пурпурных Лордов рождалось мало детей, но всегда хватало рабов и крестьян, чтобы обслуживать все их нужды. По мнению Лордов, их расовое и культурное превосходство было очевидно, и они делали все, чтобы сохранить чистоту и того и другого. Поэтому их достижения не дотягивали до достижений Империи, жители которой придерживались совершенно иных убеждений. Более того, они рассматривали постоянные усилия Лордов превзойти мастеров Империи как источник добродушного веселья, а не угрозы.

И это было вполне естественно. Империя Топора восходила к еще более древнему Королевству Топора, а Королевство Топора было той территорией, на которой осело три четверти беженцев, появившихся после Падения Контовара. Традиционная разъединенность рас друг от друга, которая была нормой для большинства Рас Людей в Контоваре и которая возродилась во многих молодых королевствах Норфрессы, исчезла в Королевстве Топора. И как могло бы быть иначе в столь бедственном положении, в каком оказались выжившие после Падения? Но вдобавок Дом Кормака приложил усилия, чтобы сделать отношения, сложившиеся под давлением необходимости, естественными.

Например, гномы были прирожденными инженерами, поэтому они с величайшим наслаждением работали с камнем, землей и железом, это было у них в крови. Однако они самые замкнутые из Рас Людей, предпочитающие сохранять свои тайны только для самих себя. Лишь немногие из них ценили или хотя бы просто понимали глубокую любовь эльфов к красоте, их страсть к поэзии, живописи и музыке или неуемную живость людей и их желание перемен. Но смешение народов, в результате которого появилась Империя Топора, заставило гномов, эльфов и людей стать партнерами, какими они никогда не были раньше. Все их качества слились в тех, кого Пурпурные Лорды считали безродным сбродом, кого они так презирали… и с кем никак не могли сравняться.

Детище этих полукровок, к которым Лорды относились с таким пренебрежением, предстало в этот зимний день перед глазами Базела и Брандарка. Глубокая бухта была меньше бухты Борталыка, но она было достаточно широкой, чтобы в ней могли легко разместиться две сотни судов. Сам город раскинулся у подножия гор, словно цветочная поляна, тянущая к солнцу тычинки своих шпилей и остроконечных крыш, крытых железом и черепицей. В его застройке – и не только в массивных волноломах, оберегавших порт и всю бухту от капризов погоды, – безошибочно угадывались следы инженерной мысли гномов, но влияние эльфов и людей ощущалось в равной мере.

Ни один народ не умеет так работать с камнем, как гномы, и в этом смысле Белхадан был, безусловно, их детищем. Но гномы обычно ценят прямые линии и не позволяют свободному пространству пропадать впустую. Их любовь к камню никогда не превосходит их страсти делать все удобным и функциональным. В большинстве случаев они так же непреклонны, как и их любимые железо и камень, и всегда предпочитают идти напролом. Если дорогу преграждает гора или холм, гном упрямо ведет ее сквозь препятствие. Не то что он не может его обойти, может, просто эта мысль ни за что не придет ему в голову, если ее не вложит туда кто-нибудь другой.

Очевидно, кто-то взял на себя труд разъяснять подобные вещи белхаданским архитекторам, потому что город гармонично сосуществовал с горами. Он не подчинял себе горы, он обнимал их и повторял их изгибы в своих улицах и небольших уютных, мощенных булыжником площадях и спускающихся террасами двориках. При этом городские ансамбли придавали контурам гор совершенную законченность, что не мешало извлекать из их близости максимальную пользу для горожан. Казалось, что обычный город разделили на участки, а затем эти участки с любовной заботой разместили в диких горах. Скалы и утесы, поросшие травой, нависали над широкими площадями и улицами, где размещались дворцы правителей и шла бойкая торговля. Домики и лавки простых горожан карабкались вверх по склонам, тогда как парадные улицы устремлялись вниз к широким дорогам, по которым двигались груженые повозки и караваны купцов. Расставленные через равные промежутки фонари – не факелы, которые тускло освещали многие другие города, а большие квадратные фонари на выкрашенных зеленой краской столбах, – стояли словно часовые. От одного фонаря к другому тянулись цепи, отделявшие проезжую часть от широких тротуаров. Мысль о том, как эти улицы выглядят ночью с высоты – словно сама Силендрос накинула на город светящиеся гирлянды, – наполняла Базела восторженным трепетом. А глубоко внизу те же самые горы были прорезаны тоннелями и галереями, уводящими в самое сердце земли, чтобы обеспечить всем необходимым улицы, таверны, лавки, всевозможные мастерские. Вся хозяйственная деятельность велась под землей, чтобы ничем не нарушать гармонии города среди гор.

Белхаданские строители не забыли и о безопасности. Стены, могучие, как те, что Пурпурные Лорды возвели для защиты Борталыка, поднимались за причалами и доками. Королевско-Имперскую морскую базу защищало собственное кольцо стен, так же как и засыпанные снегом верфи. Напав внезапно, враги, если бы их было достаточно много, могли бы захватить доки, но едва ли кто-нибудь смог бы прорваться за вторую стену. Фортификационные сооружения, защищавшие непосредственно город, были еще внушительнее. Инженерный гений гномов ярче всего проявился именно здесь, военные укрепления они возводили сообразно собственным вкусам. Несколько неуклюжие, грубые, прямые линии стен и башен лишь подчеркивали, с какой любовью остальной Белхадан был вписан в окружавший его ландшафт. Строители потрудились над многими склонами, прорезая их тоннелями. Каменные глыбы тянулись к небесам, их венчали стены и башни, походившие не на укрепления, возведенные для защиты от врагов, а скорее на плотину, сдерживающую город, не позволяющую ему выплеснуться наружу.

Базел с Брандарком повидали за время своего путешествия чудеса, которые даже не снились их соплеменникам. Они проезжали через Эзгфалас, Дерм, даже легендарный Сарамфал, которым правили эльфы, помнившие Падение, но Белхадан произвел на них наибольшее впечатление. Он был больше всех остальных городов, старше Дерма и гораздо моложе Сарамфала, и в нем ощущались сила, чувство собственного достоинства и живость, свойственные именно ему и только ему. Градани чувствовали разлитую в морозном воздухе радость, пока Вейжон вел их по оживающим утренним улицам, которые постепенно заполняли крики первых разносчиков и смех подмастерьев, сгребающих с тротуаров нападавший за ночь снег. Друзьям стоило большого труда не таращиться по сторонам, разинув рты, словно неотесанные деревенщины, какими, без сомнения, их считал сэр Вейжон. Но в глубине души они едва ли не сочувствовали местным жителям – горожане находились слишком близко к чуду, чтобы понимать, насколько в действительности прекрасен их город. Он был их домом. Они воспринимали его и себя в нем как должное, наверное, только варвары, которые по личному горькому опыту знали, как тонка грань, разделяющая мирное благоденствие и хаос, могли по-настоящему оценить то удивительное явление, которое представлял собой Белхадан. Базел помотал головой. Как бы он хотел, чтобы это увидел его отец. Принц Бахнак изумился бы при виде людей, которые чувствуют себя здесь в безопасности настолько, что сама мысль об угрозе не приходит им в голову. Скорее всего старик не сумел бы осознать до конца нечто столь чуждое его собственному опыту, но это было именно то, к чему он стремился, ради этого он подчинил своей воле все остальные кланы Конокрадов. Нет, Базел отлично знал своего отца и не считал его святым, но еще он знал, насколько тот ценил созидание, какое удовольствие получал от действия, с каким азартом создавал Империю на том месте, где недавно царила анархия. Базел вдруг догадался, что в глубине души Бахнака жили надежды, в которых тот не признавался даже самому себе и которые ощутил сейчас и Базел. Он почувствовал тысячелетнюю жажду своего народа стать таким, как эти люди, что шли по улицам Белхадана, хлопали в ладоши от холода, плотнее кутались в пальто и плащи, спеша по делам, и испуганно вздрагивали и отступали в сторону, когда внезапно узнавали в нем градани.

Его раса, как понимал теперь Базел, тоже хотела просто жить и давать жить другим, без постоянных опасностей и необходимости всегда быть начеку. Именно это его отец мечтал дать северным градани, даже если он и не облекал свои идеи в красивые слова. Базелу внезапно стало стыдно за все те годы, когда он не понимал этого. Но теперь он понял, а с пониманием пришло и осознание того, почему Темные Боги мешали Бахнаку. Тьма кормится страданием и отчаянием, к ней взывают те, кто не видит надежды на спасение, она любит тех, кто отворачивается от Света. К Темным Богам обращаются самые беспомощные, они готовы заключить любое соглашение с тем, кто пообещает им силу, и кто осудит их за это?

Вот почему Темные Боги ненавидели Бахнака. Если бы он смог осуществить задуманное, его народ больше не был бы беспомощным и отчаявшимся.

Странно, подумал Базел, что он так ясно увидел это в трехстах лигах от дома, среди жителей города, которые в любом градани видят кровожадного варвара, но, наверное, ему нужно было попасть сюда, чтобы понять. А возможно, для этого было нужно все, что он успел повидать и пережить с момента отбытия из Навахка. Но подробности не играли роли. Главное, что он наконец понял, а значит, узнал еще одну причину, по которой Томанак Орфро избрал своего поборника из градани.

– А, принц Базел!

Странная троица только начала подниматься по пологому склону холма, который до сих пор назывался Сыромятным (хотя отцы города много лет назад приказали перенести сыромятни с их вонью из Белхадана поближе к рыбацким кварталам), когда кто-то окликнул их. Вейжону понадобилось некоторое время, чтобы отвлечься от своих раздумий и осознать, что человек обращается к ним. Они были уже на полпути к Дому Ордена, и рыцаря мучила мысль о том, как он объяснит привратнику появление двух градани, но он все-таки остановился, обернулся на голос… и в изумлении захлопал глазами.

На спешившем к ним человеке было пальто, доходившее ему до колен. Ничего необычного, многие горожане носили зимой похожие пальто. Они были не такими модными, как плащи, Вейжону всегда казалось, что в них ходят в основном банкиры, ростовщики и купцы, зато они были гораздо теплее и удобнее плащей. Правда, на этот раз у него не возникло желания гадать о профессии обладателя одежды – его пальто было темно-синего цвета с белой отделкой. Это цвета магов. Золотой скипетр, вышитый на груди справа, означал, что хозяин пальто относится к элите Академии Магов. Он был средних лет, хотя в его каштановых волосах и аккуратно подстриженной бороде блестела седина. Человек широко улыбался, сжимая обычный белый посох магов. Разглядев незнакомца, Вейжон замер.

Базел тоже остановился, ожидая, пока человек приблизится. Его уши вопросительно приподнялись.

– Доброго вам утра, – вежливо произнес Конокрад, склонив голову набок. – Надеюсь, вы простите мое любопытство, мы знакомы?

– Пока нет, – с улыбкой ответил маг. – Меня зовут Креско. Я глава Белхаданской Академии Магов.

– Вот как, – пробормотал Базел, прищуривая глаза. Были времена, когда «маг» и «чернокнижник» означали одно и то же, но они давно прошли. Сейчас одного подозрения в чернокнижии было достаточно, чтобы человека растерзала толпа. Это и понятно, все помнили о том, что сделали колдуны в Контоваре. Магам же доверяли настолько, насколько боялись чернокнижников. Умения и таланты мага были его собственными, он использовал свою силу или силу других магов, если те были готовы ему ее одолжить, тогда как колдуны просто учились манипулировать не принадлежавшими им силами. Но настоящая причина, по которой магам доверяли, заключалась в Клятве Магов, обязывавшей их использовать свой дар только во благо, а не во вред… и делавшей их смертельными врагами колдунов.

– Да, – подтвердил Креско. – Госпожа Заранта предупредила нас о том, что вы с лордом Брандарком прибываете сегодня. Она просила приветствовать вас, но, к сожалению, не знала точного времени вашего появления, поэтому я упустил вас в порту.

Вейжон молча стоял в стороне, его снова охватило смущение. Мастер Креско был одним из самых уважаемых людей в Белхадане, да что там, во всей Фрадонии, хотя, казалось, он совершенно не осознает этого. Он улыбался обоим градани и протягивал Базелу правую руку.

– Мы в Академии безмерно обязаны вам обоим, – продолжал он серьезно. – Заранта еще только начала осознавать свои способности. Когда они разовьются полностью, она станет одним из самых могущественных магов последних столетий. Вместе с герцогом Джашаном она начала создавать собственную академию. Но если бы вы двое не спасли ей жизнь…

Базел нетерпеливо взмахнул рукой, и Креско умолк, не сказав того, что собирался. Он с любопытством смотрел на градани.

– Она предупреждала нас о ваших привычках, – сказал маг. Его улыбка стала еще шире, когда Базел с Брандарком переглянулись. – Она сказала, что вы не позволите нам как следует отблагодарить вас, и теперь я вижу, что она была права. Но это не главная причина, заставившая меня искать вас сегодня утром. Прежде всего я должен передать вам три сообщения.

– И что же это за сообщения? – встревожено поинтересовался Базел. Креско фыркнул.

– Ничего особенно серьезного, – заверил он Конокрада. – Во-первых, герцог Джашан просил передать, что вы с Брандарком принадлежите теперь к его клану, а он знает от Заранты, что почти вся ваша одежда досталась Пурпурным Лордам. Благодаря некоторым связям, у Джашана есть кредит в Доме Харканата, и он надеется, что вы им воспользуетесь. Госпожа Заранта велела передать вам обоим, что она не желает слушать никаких отказов. Она уже обещала, что ее отец наградит вас за помощь, и все ваши новые родичи будут оскорблены до глубины души, если вы выставите ее лгуньей.

Он выжидающе умолк, градани снова переглянулись. Брандарк усмехнулся.

– Она и вправду обещала, Базел, – произнес он. – Никто из нас не поверил ей тогда, но она действительно это говорила.

– Да, и мне бы не хотелось видеть то, что она натворит, если решит, будто наши новые родственники оскорблены до глубины души, – мрачно подтвердил Базел, наставляя уши на Креско. – Хорошо, мастер Креско. Я буду рад, если вы сообщите госпоже Заранте, что мы счастливы принять любезное предложение герцога.

– Отлично. Теперь второе. Венсит тоже просил поблагодарить вас за оказанную поддержку. Он говорит, что вы не самая сообразительная парочка, которую ему доводилось встречать, но этот недостаток с лихвой искупается другими вашими достоинствами. – Оба градани засопели, и Креско улыбнулся. Потом улыбка исчезла с его лица, и голос стал серьезным. – Еще он просил передать, что надеется на новую встречу с вами и почтет за честь, если вы позовете его на помощь, когда придет время.

– Придет время? – пророкотал Базел. Он почесал кончик уха и нахмурился. – А не сказал ли он случайно, о каком именно времени идет речь?

– Боюсь что нет, – усмехнулся Креско. – Вы же знаете Венсита. Семь потов сойдет, пока заставишь его сказать что-нибудь определенное. Полагаю, это составляет часть образа «загадочного, всезнающего мудреца».

– Это точно, – буркнул Базел.

Он хмуро уставился на булыжники мостовой, погрузившись в глубокие раздумья. Вейжон взволнованно сглотнул. Достаточно было того, что мастер Креско говорил от имени герцога, хоть и иностранца, который считает градани членами своей семьи. Но сказанное сейчас было еще неприятнее. Креско мог вести речь только об одном человеке, о Венсите Румском. Но это просто смешно! Какое, во имя Томанака, отношение пара варваров имеет к последнему и величайшему из всех белому колдуну?

– Ладно, – произнес наконец Базел. – Иногда с ума можно сойти от его игр и образов, но он никогда не медлит, если требуется прийти на выручку. Когда вы снова будете общаться с ним, прошу вас передать: я по-прежнему считаю, что он знает слишком много для такого несообразительного парня, как я, но не отвергну его помощь, раз он ее предлагает.

– Он будет рад это слышать, я уверен, – бесстрастно подтвердил Креско. – Подошло время третьего сообщения. Когда герцог Джашан попросил нас открыть для вас кредит в Доме Харканата, здешний представитель Дома дал об этом знать в Дворвенхейн, и Килтандакнартас дихна-Харканат тоже просил передать вам несколько слов.

– Да ну? – заулыбался Брандарк. – И что же этот старый вор имеет нам сообщить?

Испытывая одно потрясение за другим, Вейжон постепенно терял способность изумляться. Килтандакнартас дихна-Харканат был главой клана Харканата, гномов из Серебряных Пещер. Ему принадлежал крупнейший торговый дом с тем же названием. Во всей Империи Топора не нашлось бы и трех таких богачей, как он. Еще недавно Вейжон лишился бы дара речи, услышав, как оборванный градани называет столь почтенную личность старым вором. Но теперь он воспринял это как нечто само собой разумеющееся и просто ждал, что ответит Креско.

– Он просил передать, что вы поступили как настоящие идиоты, оставив его в Риверсайде, но его предложение по-прежнему в силе. Если у кого-то из вас возникнут здесь, в Белхадане, трения с торговцами или, скорее, со стражей (зная вас, в это легко поверить), вам достаточно назвать его имя, и его посредники немедленно внесут за вас залог. Под самые низкие проценты, разумеется.

– Это мог сказать только он, – засмеялся Базел.

– Пожалуй, – согласился Брандарк. – Кстати, пока ты тут занимаешься тем, чем пристало заниматься избраннику Томанака в разгар зимы (что бы это ни было), я бы мог воспользоваться его любезностью.

– Ты бы что мог сделать? – Базел насмешливо приподнял уши.

Брандарк пожал плечами:

– Я кое-чему научился на «Штормовой плясунье» и хочу учиться дальше, а у старого Килтана наверняка полно влиятельных знакомых в Белхадане. Может быть, они смогут поручиться за меня и представить хозяевам верфей.

– Что-то я не заметил, чтобы на здешних верфях кипела работа, – заметил Базел. Брандарк снова пожал плечами:

– Нет, но скоро начнется. Даже если сейчас они ничего не строят и не оснащают, я мог бы пока изучить теорию.

– Ты? Ты даже плавать никогда не учился. – Лицо Базела расплылось в улыбке.

– Не учился, – подтвердил Брандарк. – Но, если не возражаешь, я пока отложил бы это дело. Иначе мне придется сначала найти способ растопить лед, чтобы упражняться. Однако я не вижу причин, которые могут помешать мне начать изучение остальных дисциплин.

– Да их и нет, ни малейших. – Ободряюще улыбнувшись другу, Базел повернулся к Креско. – Благодарим тебя за важные вести, мастер Креско. Как приятно встретить теплый прием!

– Вы заслужили его, – ответил Креско.

– Возможно, но от этого он не становится менее теплым. По правде говоря, я хотел бы узнать о жизни магов как можно больше, пока мы здесь. Не будет ли самонадеянно с моей стороны просить разрешения посетить вашу Академию?

– Конечно нет! Добро пожаловать в любое время. Только предупредите нас заранее. У нас всегда есть начинающие, у них иногда кое-что не ладится, поэтому мы обязаны предупреждать их наставников, когда в Академию приходят неподготовленные люди. А так милости просим.

– Благодарю вас, – произнес Базел, а Брандарк молча кивнул.

– Мне пора, – бодро заявил Креско. – У меня есть еще несколько дел. Счастлив наконец-то познакомиться с вами обоими. Буду с нетерпением ждать встречи с вами в пятницу, когда мы с сэром Чарроу обычно играем в шахматы. – Он снова пожал руки обоим градани, коротко кивнул Вейжону и поспешил по своим делам.

Вейжон глядел ему вслед несколько долгих мгновений, потом перевел взгляд на градани. Брандарк откровенно потешался над ним, поводя ушами, но Базел смотрел на него с прежним странным сочувствием. Вейжон закрыл глаза, пытаясь собрать обломки своего прежнего мировосприятия, которое мастер Креско разрушил всего за несколько минут. Маги, герцоги, богатые купцы и белые колдуны не должны иметь ничего общего с градани. Однако это не так, если судить по тем сообщениям, что передал мастер Креско. А это значит…

Он заставил себя встряхнуться. Сейчас неподходящий момент, решил он, думать о том, что все это может означать. Потом у него будет достаточно времени… а пока что можно будет считать большой удачей, если ему удастся довести эту парочку до Дома Ордена, не узнав по дороге, что сам лорд мэр и весь Городской Совет тоже являются их ближайшими друзьями.

Глава 3

– А! Вот и Вейжон!

Голос сэра Чарроу заставил Вейжона замереть, не докончив приветственного поклона. Его подозрение, что капитан намеренно послал его навстречу унижениям, подтвердилось, волна гнева захлестнула его. Но он только тяжело перевел дыхание и выпрямился. Румянец на его щеках можно легко списать на зимнюю стужу за окнами. Едва ли сэра Чарроу можно провести, но они оба сделают вид, что все в порядке.

– Да, капитан, – выдавил он. – Позволь мне представить сэра Базела, сына Бахнака. – Он слегка запинался, произнося необычные имена, но не так сильно, как выговаривая следующие два слова. – Избранника Томанака.

– Хорошо. – Сэр Чарроу поднялся из-за стола и внимательно посмотрел на двух градани. Они стояли у двери его кабинета, тот, что был выше ростом, нагнул голову, чтобы не задевать потолок, обычный высокий потолок обычной большой комнаты. Губы сэра Чарроу дрогнули в улыбке. – Но, Вейжон, – произнес он мягко, – кто же из двоих сэр Базел?

Вейжон чуть не задохнулся, хотя капитан рыцарей всего лишь задал еще один вежливый вопрос, на который послушник должен был ответить сам, без напоминаний. Несмотря на то что Вейжон разозлился, когда его снова выставили на посмешище, он знал, что сам виноват. Конечно, раз он забыл об элементарной вежливости, которой учили его родители задолго до вступления в Орден, – для рыцаря-послушника она была сама собой разумеющейся. Что бы Вейжон ни думал об идее выбирать помощников Бога из градани, настоящий рыцарь обязан помнить об этикете.

– Простите меня, – произнес он, с усилием заставив себя говорить спокойно. – Это, – он указал на гигантского Конокрада, – сэр Базел, сэр Чарроу. А это… – Он взмахнул рукой, чтобы указать на второго градани. Его лицо побагровело, когда он сообразил, что не знает, как его зовут. Но ведь мастер Креско называл его по имени. Вейжон напряженно вспоминал в течение одного бесконечного мига, рука его застыла в воздухе, потом он завершил движение.

– Это его товарищ, лорд… Брандарк, – произнес он, овладев собой настолько, чтобы посмотреть в лицо градани. – Прошу прощения, господин, но я не спросил твоего полного имени, чтобы представить тебя как подобает. Это полностью моя вина. Могу ли я просить тебя представиться сэру Чарроу?

Брови Брандарка поднимались все выше, пока Вейжон выговаривал эти куртуазные фразы. Он никогда до конца не верил, что существуют люди, разговаривающие словами диалогов из плохих романов. Его так и подмывало подшутить над юнцом, но он чувствовал, с каким трудом даются Вейжону эти вежливые слова, и сострадание победило. Он не знал, можно ли скончаться от насмешек, но «сэр Вейжон», кажется, на это способен. А Брандарк не хотел, чтобы смерть молодого рыцаря была на его совести.

– Разумеется, сэр Вейжон, – ответил Брандарк вслух со всей возможной обходительностью и поклонился сэру Чарроу. – Меня зовут Брандарк, я сын Брандарка, градани из клана Вороньего Когтя, принадлежащего к Кровавым Мечам, еду из Навахка.

– О да, – покивал Чарроу. – Поэт.

Брандарк заморгал, потом криво усмехнулся.

– Правильнее будет «некоторым образом поэт», – поправил он. – Меня можно считать сведущим в литературе, но не более того.

Чарроу снова понимающе кивнул.

– Как пожелаешь, лорд Брандарк, знай же, что ты, друг и брат по оружию лорда Базела, желанный гость в этом доме. Добро пожаловать к нашему очагу и под защиту нашего щита.

Брандарк поклонился еще раз, на этот раз ниже. Он никогда не встречал слов древнего приветствия нигде, кроме как в книгах. Базел же отрицательно помотал головой.

– Я сердечно благодарю тебя за приветствие, сэр Чарроу. И за теплые слова в адрес этого недостойного Кровавого Меча тоже. Но, как я уже говорил вашему посланцу, – он кивнул на Вейжона, – я просто Базел.

– Прошу прощения?

– Никаких «сэров», – почти раздраженно пояснил Базел

– Но я… – Чарроу замолк и на мгновение смутился, почти как Вейжон. Потом он откашлялся. – Прошу прощения, – повторил он, – но ведь Бог ясно дал понять, что ты принц Базел, разве не так? – осторожно поинтересовался он.

– Да, не сомневаюсь, именно так он и сделал, – отозвался Базел. На этот раз в его голосе не было раздражения, он звучал почти смиренно. – Разве он мог поступить иначе, с его-то чувством юмора?

– Но… Ты хочешь сказать, что ты не принц?

– Да нет, если уж на то пошло, надо полагать, что принц, – несколько сконфуженно ответил Базел. – То есть, если мой отец – князь Харграма, а я – его сын, значит… – Он пожал плечами. – Мой народ ставит настоящего правителя клана выше всяких «принцев», между мной и моей короной еще три брата, поэтому мне не стоит задирать нос.

– Дело не в твоих видах на будущее, милорд, – сдержанно пояснил лорд Чарроу. – Мы обращаемся «сэр» и к тем, кто вовсе не принц. Я хочу сказать, хоть ты и не принадлежишь к нашему Ордену формально, в нем существуют рыцарские традиции. Разумеется, если ты принц, твой отец посвятил тебя, и, значит…

Глава Ордена Белхадана осекся, потому что тут Базел прыснул. Сэр Вейжон едва не рассвирепел, хотя на лице у Конокрада было ясно написано, что он изо всех сил борется с подступающим смехом. К сожалению, борьба была неравной. Брандарку удалось превратить свой смех в приступ кашля, который казался почти натуральным, а вот Базел удержаться не смог. Он хватался руками за живот, и все его гигантское тело сотрясалось.

Через несколько секунд он овладел собой, утер слезы и помотал головой настолько энергично, насколько позволял ему низкий потолок.

– Прошу меня извинить, сэр Чарроу, надеюсь, ты меня простишь. Мой отец как следует проучил бы меня за подобный смех. Но я смеялся вовсе не над тобой, я просто представил, как бы он стал посвящать кого-нибудь в рыцари. Видишь ли, градани не часто сталкиваются с подобными явлениями.

– Значит… – Вейжон не верил собственным ушам. Он пытался сдержаться, но, казалось, его язык ему не повинуется. Он услышал, как его голос задает вопрос: – Ты вообще не рыцарь?

Он едва не сорвался на крик, словно ребенок, которому взрослый сейчас сказал нечто такое, что никак не может быть правдой. Лицо его налилось краской, в горле запершило. Он пожирал Конокрада глазами, не в силах заставить себя понять, что избранник Томанака может оказаться не посвященным в рыцари. Что он может не быть хотя бы послушником, как сам Вейжон!

– Если только мой язык не наплел иного, это именно то, что я пытаюсь донести до вас все это время, – произнес Базел.

Вейжон в первый раз услышал в его голосе угрожающие нотки.

– Но… но…

– Замолчи, Вейжон! – Сэр Чарроу оборвал Вейжона с несвойственной ему резкостью. Отблеск настоящего гнева в карих глазах наставника впечатлил Вейжона как ничто другое, заставив его умолкнуть.

– Прости меня, принц Базел, – произнес он, склонив золотистую голову.

– Ладно, забудем, – отозвался Базел через несколько томительных мгновений.

Чарроу с облегчением выдохнул.

– Благодарю тебя за терпение, милорд, – произнес он торжественно. – Как ты, должно быть, уже догадался, у нас в Ордене просто не знают, как обращаться к избранникам-градани. Полагаю, что Бог хотел… удивить нас, сообщив мне о твоем приезде.

– Точно! Он большой мастер на подобные шутки! – согласился Базел со смешком. – Я со своей стороны могу добавить, что от меня он тоже кое-что утаил. Прежде всего само существование Ордена Томанака. Я знаю о том, кто вы и чем занимаетесь, не больше чем Пурпурные Лорды – о милосердии.