Дэвид Вебер

Честь королевы

Примечание редактора

Вы, уважаемые читатели, наверняка заметили самое бросающееся в глаза исправление, из сделанных мною. Переводчики этой замечательной серии переименовали главную героиню в Викторию, а я «вернул» ей собственное имя: Хонор. Проблема в том, что, в отличие от Веры, Надежды и Любви, нет русского имени Честь[1]. Хонор превратили в Викторию явно под воздействием первой книги («Космическая станция Василиск»). Да, вполне подходящее имя для той, кто способна буквально вырвать победу. Однако, во-первых, ее боевой путь (как вы безусловно узнаете впоследствии) – не есть цепочка блестящих побед. Будет разное, в том числе и плен. Единственное, что ей никогда не изменит – это Честь. И, во-вторых, большая часть книг серии имеет в названии игру слов, которую, к сожалению, невозможно адекватно передать по-русски и в которой обыгрывается значение имени Хонор. Эта книга – первая из таких. Итак, перед вами «Честь Королевы» она же «Хонор, офицер Королевы».

Д.Г.

Глава 1

Из солнечного сияния катер перешел в угольно-черную тень с внезапностью, возможной только в космосе. Высокая подтянутая женщина в черной с золотом форме капитана королевского флота Мантикоры всмотрелась сквозь бронепласт иллюминатора в грозный и прекрасный силуэт своего корабля – и внезапно нахмурилась.

Правой рукой она указала своему собеседнику на привлекшую внимание деталь. Сидевший на ее плече серо-бежевый древесный кот нехотя сменил позу.

– Энди, мне казалось, что мы договорились с коммандером Антримом: бету-четырнадцать надо заменить, – сказала она.

Ее спутник, невысокий щеголеватый лейтенант-коммандер, поежился от ее намеренно ровного голоса.

– Так точно, мэм, договорились.

Он пощелкал клавишами на своем планшете:

– Шестнадцатого числа, как раз перед вашим отпуском – и он обещал с нами связаться.

– И не связался, – подытожила капитан Хонор Харрингтон.

Лейтенант-коммандер Веницелос согласно кивнул:

– Не связался. Прошу прощения, мэм, я должен был за этим проследить.

– У тебя и других проблем хватало, – отозвалась она.

Андреас Веницелос почувствовал еще большую неловкость. Хонор Харрингтон редко распекала своих офицеров, но сейчас он предпочел бы выговор; спокойное понимание в ее голосе звучало так, будто она подыскивала ему оправдания.

– Верно, мэм, но все равно проследить стоило, – сказал он. – Всем известно, как эти ребята с верфей не любят заменять узлы. – Он внес пометку в планшет. – Я с ним свяжусь, как только мы вернемся на «Вулкан».

– Ладно, Энди. – Она повернулась к нему, улыбнулась, и ее резкие черты лица сразу приобрели лукавое выражение. – Сообщишь, если он начнет морочить тебе голову. Я обедаю с адмиралом Тейер. Может, нам еще и не поступили официальные приказы, но она наверняка имеет представление, что в них будет.

Веницелос понимающе ухмыльнулся в ответ. Они оба знали, что Антрим пробовал на них старый трюк ремонтников, который обычно срабатывал. Если ремонтники не хотели возиться со сложным или проблемным ремонтом, то тянули время до последнего, рассчитывая, что капитан скорее выйдет в космос с тем, что уже есть, чем рискнет прогневить лордов, запаздывая с отправлением. К несчастью для коммандера Антрима, тут все зависело от того, спустит ли капитан ремонтникам с рук подобную халатность – а за капитаном Харрингтон такого не водилось. Кроме того, хотя никаких официальных подтверждений не было, ходили слухи, что у Первого Космос-Лорда есть на «Бесстрашный» свои планы. Тогда, если корабль задержится, отвечать перед Адмиралтейством придется вовсе не капитану… Веницелос был уверен, что командиру Ее Величества космической станции «Вулкан» вовсе не хотелось бы объяснять задержку с выходом корабля адмиралу Данверс. У Третьего Космос-Лорда был взрывной темперамент, и пленных она, как говорится, не брала.

– Да, мэм. Шкипер, может, мне стоит проболтаться Антриму, что вы обедаете с адмиралом?

– Ну-ну, Энди, не надо такого садизма. Разве что, если будут проблемы…

– Разумеется, мэм.

Хонор снова улыбнулась и повернулась к наблюдательному люку.

Огни «Бесстрашного» мигали зеленым и белым, как и полагалось пришвартованному кораблю. Вне атмосферы с ее рассеивающим эффектом они светились ясным светом, напоминая драгоценные камни, и она почувствовала знакомый прилив гордости. По трехсоттысячетонному корпусу тяжелого крейсера, через все двенадцать сотен метров его длины, проходила безупречно прямая линия тени, а над ней блестело белое покрытие, отражая солнечный свет. В ста пятидесяти метрах от заднего кольца импеллера из открытого овала оружейного люка лился яркий свет, и Хонор видно было, как по грозной махине пятого гразера ползают техники в обтягивающих комбинезонах. Сама она считала, что причина постоянных проблем с гразером – в программном обеспечении, но персонал «Вулкана» настаивал, что дело тут в самой сборке излучателя.

Она повела плечами, и Нимиц[2] проявил свое недовольство тем, что глубже впился когтями в подбитое плечо ее кителя, стараясь сохранить равновесие. Она пощелкала зубами и потрепала его уши в качестве извинения, но катер все еще продолжал облет «Бесстрашного», и она так и не отвела взгляда от своего корабля.

Несколько бригад оторвались от работы, глядя на пролетевший мимо катер. Шлемы не позволяли ей рассмотреть их лица, но она вполне могла представить себе появившуюся на них смесь раздражения и осторожности. Ремонтники ненавидели, когда капитан корабля заглядывал им через плечо во время ремонта… почти так же, как капитаны ненавидели передавать корабли ремонтникам.

Тут Хонор усмехнулась про себя. Хоть Антрим и пытался увернуться от смены узла, она была поражена тем, как многого «Вулкан» и Веницелос добились за ее двухнедельное отсутствие. Правда, говорить им об этом она не собиралась. Менять узел импеллера – работа хлопотная, и Антрим явно надеялся ее избежать, но ничего у него не выйдет. С бета-четырнадцать были проблемы чуть ли не с испытательного полета, и Хонор и ее инженеры уже достаточно от него натерпелись. Конечно, он был не так важен, как альфа-узел, – «Бесстрашный» запросто мог идти без него на восьмидесяти процентах максимального ускорения. Был еще крошечный вопрос стоимости заменяемого узла – всего каких-то пять миллионов долларов, за которые Антриму придется расписаться. Все это объясняло, почему ему не хотелось возиться, но ведь не Антриму придется идти на «Бесстрашном» с перегруженным двигателем…

Катер обогнул корпус, пройдя по диагонали над задней ракетной батареей и геометрически совершенными формами шестого радара. Длинные тонкие лезвия основных гравитационных детекторов корабля скрылись под нижним краем иллюминатора, и Хонор с удовлетворением кивнула: ее темно-карие глаза успели заметить заново поставленные элементы.

В общем и целом она была вполне довольна тем, как «Бесстрашный» работал последние два с половиной стандартных земных года. Корабль был практически новый, и кораблестроители не подкачали. Не их вина, что кто-то поставил капризный бета-узел; со сложным первым заданием корабль справился отлично. Не то чтобы Хонор обожала рейды против пиратов… Но работать самостоятельно было приятно, и призовые деньги за ту эскадру силезских рейдеров совсем ей не помешали. Да и спасением пассажирского лайнера любой мог бы гордиться. Но, честно говоря, таких интересных моментов было мало. Как только она справилась с волнением от того, что командует тяжелым крейсером, да еще и новеньким, началась тяжелая и довольно скучная работа.

Она отметила поцарапанную краску над третьим гразером и еле сдержала улыбку, вспомнив слухи, ходившие о следующем задании. Если судить по тому, с какой готовностью адмирал Курвуазье принял приглашение на традиционный прием по случаю приемки корабля комиссией после ремонта, в них было много правды. Это грело душу. Она давным-давно не видела адмирала, а еще дольше не служила под его началом. Конечно, дипломаты и политики обычно хуже любого пирата, но хоть предвидится что-то новенькое.

* * *

– Знаешь, для круглоглазого[3] у этого молодого человека весьма симпатичная попка, – заметила доктор Алисон Чоу Харрингтон. – Тебе бы стоило за ним побегать по мостику, дорогая.

– Мама! – Хонор подавила не приличествующее дочери желание придушить свою родительницу и быстро огляделась по сторонам. Похоже, никто ничего не слышал. Впервые в жизни она обрадовалась шуму чужих голосов.

– Ну же, Хонор, – доктор Харрингтон взглянула на нее с опасным блеском в миндалевидных глазах, так напоминавших собственные глаза Хонор, – я просто сказала…

– Я знаю, что ты сказала, но этот «молодой человек» – мой старший помощник!

– Разумеется, – спокойно отозвалась ее мать. – В том-то вся прелесть. И он вполне хорош собой, разве нет? Наверняка он от поклонниц палкой отбивается… – она вздохнула, – если вообще отбивается, – добавила она задумчиво. – Ты посмотри на его глаза! Он похож на Нимица в брачный сезон!

Хонор чуть не хватил удар, а Нимиц с упреком взглянул на доктора Харрингтон. Он вовсе не возражал против обсуждения его сексуальных подвигов, но кот был эмпатом и прекрасно знал, что мать его хозяйки просто обожает ее дразнить.

– Коммандер Веницелос не древесный кот, и я вовсе не собираюсь гоняться за ним с дубинкой, – решительно объявила Хонор.

– Да, дорогая, я знаю. У тебя вообще проблемы с мышлением, когда дело касается мужчин.

– Мама!..

– Я и не думаю тебя критиковать, Хонор, – в глазах Алисон Харрингтон сиял дьявольский огонек, однако за ласковым поддразниванием чувствовалась серьезность, – но капитану флота в твоем ранге пора бы избавиться от глупых предрассудков.

– Нет у меня никаких предрассудков, – сказала Хонор, стараясь сохранить достоинство.

– Как скажешь, дорогая. Но в таком случае этот молодой человек просто зря у тебя пропадает, не важно, старший помощник он или нет.

– Мама, если ты родом с распущенного и нецивилизованного Беовульфа, это еще не повод строить глазки моему старшему помощнику! И вообще, что папа подумает?

– Что я подумаю о чем? – поинтересовался коммандер медицинской службы в отставке Альфред Харрингтон.

– А, вот ты где!

Хонор и отец были одного роста и возвышались над крошечной Алисон, так что дочери пришлось жестом указать вниз.

– Мама опять облизывается на моего помощника, – пожаловалась она.

– Не переживай, – ответил отец. – Поглазеть твоя мать любит, но повода гулять у нее нет.

– Да ты еще хуже, чем она!

– Мяу, – сказала Алисон, и Хонор не сдержала улыбки.

Сколько она себя помнила, ее мать обожала шокировать консервативное общество Мантикоры. Она считала все королевство до невозможности ханжеским, и ее ядовитые замечания на этот счет просто сводили с ума некоторых дам из общества. Ее красота и тот факт, что она обожала своего мужа и всегда безупречно себя вела, только усугубляли ситуацию.

Конечно, если бы она хотела следовать порядкам родного мира, то в любой момент могла бы собрать гарем из преданных поклонников. Она была миниатюрна – едва две трети роста собственной дочери, – и в ее венах текла почти чистая восточная кровь со Старой Земли. Резкие черты лица, из-за которых Хонор всегда чувствовала себя простоватой и недоделанной, у ее матери были смягчены до экзотической красоты, а пролонг, процесс продления жизни, заморозил ее биологический возраст на тридцати стандартных годах. Она и сама как древесная кошка, подумала Хонор, – хрупкая, но сильная, изящная и очаровательная. В ней отчасти чувствовался хищник, и то, что она была одним из самых блестящих генетических хирургов королевства, усиливало производимое ею впечатление.

Хонор прекрасно знала, что мать по-настоящему беспокоило отсутствие у ее единственной дочери хоть какой-то личной жизни. Иногда это и саму Хонор беспокоило, но не так уж много у нее было возможностей. Капитан корабля не мог крутить шашни с членом команды, даже если хотел, а Хонор вовсе не была уверена, что она этого хочет. Сексуального опыта у нее не было практически никакого, если не считать очень неприятного эпизода во время учебы в Академии и одного подросткового увлечения, которое заглохло от тоски. Хонор просто ни разу не попадался мужчина, с которым ей хотелось бы каких-то интимных отношений. Точно так же ее не интересовали женщины. Просто ее внимания никто особо не привлекал, и это было совсем не так уж плохо. Устраняло возможные профессиональные проблемы. Да и вряд ли здоровая кобыла вроде нее могла у кого-то вызвать интерес.

Последнее обстоятельство ее слегка беспокоило. Нет, если честно, оно сильно ее беспокоило, и иногда шуточки матери казались Хонор совсем не смешными. Но сейчас все было в порядке, и она удивила и себя, и мать, обняв ее за плечи непривычным жестом; прежде она так на людях не поступала.

– Хочешь меня задобрить, чтобы я хорошо себя вела? – усмехнулась доктор Харрингтон, но Хонор покачала головой.

– Мама, я никогда не ставлю себе невыполнимых задач.

– Один-ноль в твою пользу, – отметил ее отец, потом протянул руку жене. – Пойдем, Алисон. Хонор надо обходить гостей, а ты можешь для разнообразия пойти помучить кого-нибудь еще.

– У вас, у флотских, вечно шило в… одном месте, – ответила Алисон, глянув на дочь с лукавой скромностью, и Хонор проводила взглядом скрывшихся в толпе родителей.

Она не так часто с ними виделась, как ей бы хотелось, и именно поэтому она очень обрадовалась, когда «Бесстрашный» послали ремонтироваться на «Вулкан», а не на «Гефест». «Вулкан» находился на орбите Сфинкса, родной планеты Хонор, на десять световых минут отстоящей от столичной планеты Мантикоры. Этот факт позволял Хонор то и дело наведываться домой и до отвала наедаться кулинарными творениями отца.

Но Альфред Харрингтон был прав, напомнив ей про обязанности хозяйки. Хонор расправила плечи и погрузилась в гущу празднеств.

* * *

Наблюдая за тем, как капитан Харрингтон уверенно обращается с гостями, Зеленый адмирал[4] Рауль Курвуазье улыбнулся с отеческой гордостью и припомнил долговязую девочку-гардемарина, которую он встретил шестнадцать мантикорских и больше двадцати семи земных лет назад, – сплошные колени, локти и острые угловатые черты лица. Да, это было нечто, усмехнулся он при воспоминании. Абсолютно преданная своему делу, Хонор была застенчива до бессловесности, но не желала этого показывать. Она смертельно боялась математики и при этом была одним из самых блестящих интуитивных тактиков и кораблеводителей, которых он только встречал. И чуть ли не самым большим поводом для нервотрепки. Столько таланта и возможностей, но она едва не вылетела из Академии, пока Курвуазье не убедил ее использовать интуицию на экзаменах по математике. Зато едва она поймала волну, ее уже нельзя было остановить…

Курвуазье был холост и бездетен. Он знал, что вкладывал большую часть себя в студентов Академии отчасти для компенсации, но мало кто из них заставлял его гордиться так, как Хонор. Многие офицеры просто носили форму, а Хонор ею жила. И ей это шло.

Он наблюдал за тем, как она болтает с мужем командира станции «Вулкан», и дивился: куда подевался неуклюжий гардемарин? Курвуазье знал, что она до сих пор не любит приемы и считает себя гадким утенком, но никогда этого не показывает. А когда-нибудь, решил он, Хонор откроет глаза и заметит, что утенок стал лебедем. У пролонга, особенно у его поздних, более эффективных версий, был один недостаток: он растягивал непривлекательные стадии физического развития. А Хонор, признался себе адмирал, девочкой была простовата – по крайней мере, на первый взгляд. У нее всегда были кошачьи рефлексы родной планеты, сила тяжести на которой составляла 1,35 g, но в изяществе ее осанки чувствовалось нечто большее, чем просто привычка к высокой силе тяжести. Даже в гардемарине-первокурснице элегантность движений привлекала второй взгляд тех, кто с первого поспешно решал, что разглядывать здесь нечего. А лицо у Хонор было из тех, что с возрастом только улучшаются. Но даже сейчас она не замечала, что слишком резкие углы смягчились, подчеркивая индивидуальность, что унаследованные от матери огромные глаза придали ее треугольному лицу интригующе-экзотический вид. Впрочем, это было и неудивительно – слишком долго сглаживались углы при пролонге, и хорошенькой ей никогда не быть – разве что красивой… как только она это заметит.

И все это только усложняло его сегодняшнюю задачу. Он хмуро взглянул на свой бокал, потом на часы и вздохнул. Прием по случаю приемки «Бесстрашного» комиссией после ремонта удался. Похоже было, что он затянется еще на несколько часов, но у адмирала этого времени не было. Слишком много деталей надо было уладить на Мантикоре, а значит, ему придется увести Хонор от гостей – хотя вряд ли ее это так уж огорчит.

Адмирал начал неторопливо пробираться сквозь толпу, и Хонор повернулась к нему, словно чувствуя внутренним радаром его приближение. Курвуазье был немногим выше ее матери, так что он улыбнулся ей снизу вверх.

– Ничего себе вечеринка, капитан, – сказал он, и она кисло поморщилась в ответ.

– Да уж, сэр. А главное – шумная.

– Это точно. – Курвуазье огляделся по сторонам, потом снова посмотрел на Хонор. – Через час мне придется вылететь шаттлом на «Гефест», но прежде, чем я улечу, нам надо поговорить. Ты можешь оторваться от гостей, Хонор?

Она прищурилась, слыша необычную серьезность в его тоне, и тоже оглядела переполненную кают-компанию.

– Мне бы не следовало… – проговорила она с явственной тоской в голосе.

Курвуазье наблюдал, подавив ухмылку, как искушение в ней борется с чувством долга. Силы были неравные, особенно если учесть, что к искушению присоединилось любопытство. Наконец Хонор приняла решение и сжала губы. Она подняла руку, и, словно по мановению палочки волшебника, из толпы возник старший стюард Джеймс МакГиннес.

– Мак, не проводишь адмирала Курвуазье в мою дневную каюту? – Она говорила негромко, чтобы ее голос не прорвался сквозь шум толпы.

– Разумеется, мэм, – ответил стюард.

– Спасибо. – Она снова посмотрела на Курвуазье. – Я подойду, как только отыщу Энди и свалю на него обязанности хозяина, сэр.

– Благодарю, капитан. Я вам очень признателен.

– И я вам тоже, сэр, – призналась она с улыбкой. – И я тоже.

* * *

Люк тихо открылся, и Курвуазье повернулся от иллюминатора навстречу вошедшей Хонор.

– Я знаю, ты не любишь приемов, Хонор, – сказал он, – но сегодняшний вполне удался, и мне жаль, что я тебя от него оторвал.

– По тому, как идут дела, я еще вполне успею вернуться, сэр. – Она покачала головой. – И вообще, я половину этих людей не знаю! Гостей с планеты оказалось куда больше, чем я рассчитывала.

– Конечно, больше, – сказал Курвуазье. – Ты их соотечественница, и они тобой гордятся.

Хонор отмахнулась от комплимента, но лицо ее вспыхнуло.

– Пора тебе перестать краснеть, Хонор, – сурово сказал ее старый учитель. – Скромность, конечно, добродетель, но после станции «Василиск» тебе не уйти от общего внимания.

– Мне просто повезло, – запротестовала она.

– Конечно-конечно, просто повезло, – согласился адмирал настолько охотно, что Хонор взглянула на него с некоторым недовольством. Потом он улыбнулся, и она тоже усмехнулась тому, как легко поймалась на его наживку. – Серьезно, если я еще не упоминал – мы все тобой гордимся.

– Спасибо, – ответила она негромко. – Такая оценка от вас много для меня значит.

– Правда? – Он криво усмехнулся, глядя на золотые кольца, охватывавшие рукав его черной, как космос, формы. – Знаешь, а мне будет не хватать мундира, – вздохнул он.

– Это же временно, сэр. Долго они вас на суше не продержат. Я вообще не понимаю, – нахмурилась Хонор, – зачем вы понадобились министерству иностранных дел.

– А что, – он взглянул на нее искоса, – думаешь, старому хрычу вроде меня нельзя доверить дипломатическую миссию?

– Конечно, нет! Я просто хочу сказать, что от вас куда больше пользы на ускоренных тактических курсах, чем на дурацких дипломатических приемах. – Она неодобрительно поморщилась. – Если б у Адмиралтейства была хоть капля здравого смысла, они бы послали министерство иностранных дел куда подальше и дали вам боевую группу, сэр.

– Есть многое на свете и помимо руководства курсом тактики – или даже боевой группой, – возразил адмирал. – Если вникнуть в суть, политика и дипломатия, пожалуй, окажутся важнее… – Хонор фыркнула, и он нахмурился. – Ты не согласна?

– Не люблю я политику, адмирал, – сказала она откровенно. – Как только с ней связываешься, все становится туманно и запутано. Это политики виноваты в неразберихе на станции «Василиск», и это из-за них чуть не погибла вся моя команда. – Она покачала головой. – Нет, сэр. Я не люблю политику, не понимаю ее, да и не хочу понимать.

– Тогда вам самое время переменить мнение, капитан. – В голосе Курвуазье почувствовалась неожиданная резкость. Харрингтон только моргнула от удивления, а на плече у нее Нимиц поднял голову, уставившись зелеными глазами на невысокого пухлощекого адмирала. – Хонор, твоя личная жизнь – это твое дело, но ни один капитан на службе Ее Величества не может позволить себе девственности в политике, а особенно в дипломатии.

Она покраснела еще жарче, но невольно выпрямила плечи, как в Академии, когда Курвуазье, тогда еще капитан, произносил свой окончательный приговор. Они далеко ушли от острова Саганами, но некоторые вещи, поняла Хонор, не меняются никогда.

– Прошу прощения, сэр, – сказала она подчеркнуто формально. – Я просто хотела сказать, что политиков, похоже, больше заботит личная выгода и создание финансовых империй, чем их основные обязанности.

– Не думаю, что герцог Кромарти согласится с такой характеристикой. Да она ему и не подходит. – Хонор снова открыла было рот, но Курвуазье мягко прервал ее движением руки. – Да, я знаю, что ты не имела в виду премьер-министра. И после того, что случилось с твоим последним кораблем, я вполне понимаю твою реакцию. Но в настоящий момент, Хонор, дипломатия абсолютно необходима для выживания королевства. Поэтому я и согласился на предложение министерства иностранных дел, когда им понадобилось послать человека на звезду Ельцина.

– Я понимаю, сэр. Во мне, наверное, слегка чувствуется обида.

– Слегка, – улыбнулся Курвуазье.

– И даже больше, чем слегка. Но я мало имела дела с дипломатией. Мне больше попадались спецы по внутренней политике – такие, знаете, скользкие и увертливые.

– Что ж, оценка, наверное, справедливая. Но это дело намного важнее, поэтому я и хотел с тобой поговорить. – Он потер бровь и нахмурился. – Честно говоря, Хонор, я удивлен, что Адмиралтейство назначило на это дело тебя.

– Правда?

Она постаралась не показать обиды. Неужели адмирал думает, что она не выложится до остатка – особенно ради него – только потому, что не любит политиков? Ей казалось, что он ее знает лучше.

– Не потому, что ты не справишься. – Его быстрый ответ успокоил ее обиду. – Просто… Что ты знаешь о положении на Ельцине?

– Очень мало, – признала Хонор. – Я пока не получила официального приказа и досье, так что все, что я знаю, – только из газет. Я посмотрела «Королевскую энциклопедию», но мне это мало что дало, а их флот даже не указан в справочнике «Джейн»[5]. Похоже, на Ельцине для нас мало интересного, кроме его местоположения.

– То есть ты по крайней мере понимаешь, почему мы хотим заполучить эту систему на свою сторону? – спросил Курвуазье, и Хонор кивнула.

Звезда Ельцина находилась меньше чем в тридцати световых годах от двойной системы Мантикоры к северо-востоку галактики. А главное – она была расположена между Королевством Мантикора и стремящейся к завоеваниям Народной Республикой Хевен, а в надвигающуюся войну с Хевеном не верили только идиоты – или члены либеральной и прогрессивной партий. За два с половиной года, прошедших после наглой попытки НРХ захватить систему Василиск, дипломатические столкновения между двумя державами становились все более злобными, и обе стороны сейчас выбирали позиции поудобнее перед неизбежным открытым столкновением.

Поэтому была так важна звезда Ельцина. Она и соседняя с ней система Эндикотта были единственными обитаемыми мирами на протяжении двадцати световых лет, как раз между двумя противниками. Союзники или, что еще важнее, передовая база флота в этой зоне пришлись бы очень кстати.

– Возможно, ты не представляешь, – продолжил Курвуазье, – но дело тут не просто в стратегической недвижимости, Хонор, правительство Кромарти пытается выстроить заслон против Хевена. Мы достаточно богаты, чтобы им противостоять, и техника у нас лучше, но нам никак не превзойти их в живой силе. Нам нужны союзники, и еще больше нам нужно, чтобы в нас видели заслуживающего доверия партнера, у которого хватит смелости и силы воли не отступить перед Хевеном. Вокруг полно нейтральных государств, и, даже когда начнутся боевые действия, их будет хватать, и нам нужно уговорить как можно большее их количество быть нейтральными в нашу пользу.

– Я понимаю, сэр.

– Отлично. Но я удивился твоему назначению на именно это задание потому… что ты женщина.

Хонор удивленно уставилась на него, и Курвуазье невесело рассмеялся.

– Прошу прощения, сэр, но я не понимаю.

– Поймешь, когда получишь досье, – кисло отозвался Курвуазье. – Пока что давай я расскажу тебе главное. Да ты садись, капитан.

Хонор опустилась в кресло и, внимательно глядя на своего начальника, пересадила Нимица с плеча на колени. Адмирал, похоже, был серьезно озабочен, но Хонор все же никак не могла понять, как ее пол связан с пригодностью или непригодностью для нового задания.

– Не забывай, что звезду Ельцина заселили намного раньше Мантикоры, – начал Курвуазье привычным тоном академической лекции. – Первые колонисты высадились на Грейсоне, единственной обитаемой планете Ельцина, за пять сотен лет до того, как мы появились на сцене. – Он покивал, видя удивление в глазах Хонор. – Именно. Когда они улетели от Солнца, по Ельцину еще не было данных разведки. Да и анабиоз тогда только лет десять как изобрели.

– Боже мой, да почему же они сюда потащились? – вырвалось у Хонор. – Наверняка по системам ближе к Солнцу астрономические данные были лучше!

– Верно, были, но ты уже наткнулась на их мотив. – Хонор озадаченно нахмурилась, и он слегка улыбнулся. – «Боже мой». Это были религиозные фанатики, Хонор, и они хотели забраться так далеко, чтобы никто их не беспокоил. В ту эру о гиперпространственных полетах еще и не мечтали, вот они и решили, что более пятисот световых лет – расстояние в самый раз. Так или иначе, Церковь Освобожденного Человечества пустилась в путь, движимая верой, не представляя, что их ждет на другом конце.

– О господи. – Хонор была потрясена. У нее, профессионального флотского офицера, желудок наизнанку выворачивался, когда она думала, сколькими способами могли погибнуть эти колонисты.

– Именно. Но интереснее всего причина, по которой они все это затеяли. – Хонор удивленно приподняла бровь, и Курвуазье пожал плечами. – Они хотели уйти от «коррумпирующего и разрушающего душу воздействия технологии», – процитировал он, и капитан недоверчиво уставилась на адмирала.

– Они ушли от технологии на космическом корабле ! Это… это же безумие, сэр!

– Да нет. – Курвуазье навалился грудью на стол и сложил руки. – Я и сам так подумал, когда министерство вручило мне данные по системе, но какая-то странная логика в их действиях есть. Не забывай, это было давно, в начале четвертого века эры Расселения, когда Старая Земля наконец начала справляться с загрязнением, истощением ресурсов и перенаселением. К тому времени ситуация уже два столетия как улучшалась, несмотря на попытки крайних зеленых и движения «Земля превыше всего» покончить с различными космическими инициативами. У «Земли превыше всего» поводов было больше – межзвездные корабли колонистов и правда дорого обошлись экономике Солнечной системы, но эти ребята хоть признавали побочные положительные эффекты. Промышленность глубокого космоса, добыча минералов на астероидах, орбитальные станции сбора энергии – все это как раз тогда заработало, и по всей системе качество жизни стало повышаться. Большинство людей были очень довольны, и «Земля превыше всего» жаловалась только, что жизнь улучшалась бы еще быстрее, если бы правительство перестало строить межзвездные корабли. С другой стороны, по-прежнему существовали группы фанатиков, особенно крайние зеленые и неолуддиты, которые не видели разницы между колонизацией и любой другой деятельностью в космосе. Они настаивали, каждая группа по своим собственным причинам, на том, что следует избавиться от технологии и жить так, как человеку изначально предназначено жить.

Хонор презрительно фыркнула, и он усмехнулся.

– Да-да. Если бы они попробовали,то выглядели бы паршиво, особенно если вспомнить, что надо накормить и расселить двенадцать миллиардов населения системы, но большая часть этих идиотов принадлежала относительно развитым нациям. Ты же знаешь, экстремисты обычно совсем срываются с цепи, когда проблема, их породившая, близится к решению. К тому же эти экстремисты понятия не имели, каково жить на планете без технологии, поскольку сами никогда без нее не жили. Кроме того, после трех веков проповедей о зле технологии и обвинений собственного общества в жадности и эксплуатации, зеленые стали технически безграмотны и утратили связь с окружающим их миром. А большую часть неолуддитов составляли те, кого новые технологии лишили работы. Ни у первых, ни у вторых не было достаточной базы для понимания происходящего, а упрощенные решения всех сложных проблем одним махом всегда намного приятнее, чем поиск настоящих решений и работа над ними… Так или иначе, Церковь Освобожденного Человечества создал человек по имени Остин Грейсон – достопочтенный Остин Грейсон из какой-то местности под названием штат Айдахо. Согласно данным министерства иностранных дел, тогда полно было всяких сумасшедших сект, а Грейсон был сторонник возвращения к Библии, примкнувший к движению за запрещение машин. От других психов и бомбометателей его отличали харизма, решительность и талант обращать в свою церковь способных людей. Он сумел собрать экспедицию колонистов и найти для нее средства в несколько миллиардов долларов – достаточно, чтобы увести своих последователей в Новый Сион и его чудесный рай без всяких технологий. Концепция, знаешь ли, получилась довольно элегантная: использовать технологию, чтобы убраться от технологии.

– Элегантная, – фыркнула Хонор, и адмирал снова усмехнулся.

– К несчастью, в конце путешествия их ожидал неприятный сюрприз. Во многом Грейсон довольно милое местечко, но это мир с высокой плотностью и необычной концентрацией тяжелых металлов, и любое тамошнее растение или животное, если долго его есть, в конце концов человека убьет. И это, конечно, означало…

– Что без технологии они не могли выжить, – закончила за него Хонор, и адмирал кивнул.

– Именно. Они, конечно, не хотели этого признавать – а Грейсон так никогда и не признал. Он прожил еще десять стандартных лет после прибытия на планету, и каждый год объявлял, что конец технологии близок, но человек по фамилии Мэйхью осознал проблему намного раньше. Судя по тому, что я нашел в документах, он договорился с неким капитаном Янаковым, который командовал кораблем колонистов, и после смерти Грейсона они провернули что-то вроде революции в доктрине. Сама технология теперь злом не считалась, плохим стало то, как ее использовали на Старой Земле. Дело, то бишь, не в машинах, а в безбожном образе жизни, свойственном цивилизации машинного века.

Несколько мгновений он задумчиво покачивался с носков на пятки, потом пожал плечами.

– Так или иначе, они отказались от антимашинной части теологии Грейсона и сосредоточились на создании общества, строго соответствующего Священному Слову Божьему. Включая теорию о том… – он глянул на Хонор, не поднимая головы, – что мужчина всегда и во всем выше женщины.

Теперь нахмурилась Хонор, и он вздохнул.

– Черт, уж слишком ты мантикорианка. И боже нас упаси, – он усмехнулся, – если твоя мать вдруг попадет на Грейсон!

– Я все равно не вполне понимаю, сэр.

– Конечно, не понимаешь, – вздохнул Курвуазье. – Хонор, на Грейсоне у женщин нет юридических прав, совсем никаких.

– Как это?! – Хонор резко выпрямилась. Ее колени сдвинулись, и Нимиц, издав встревоженный звук, впился сантиметровой длины когтем чуть глубже, чем собирался. Хонор поморщилась, едва отдавая себе отчет, что испытывает боль.

– Именно. Они не могут голосовать, владеть собственностью, заседать в жюри присяжных и уж тем более не могут служить в армии.

– Но это же… это же варварство!

– Ну, не знаю, – сказал Курвуазье с легкой ухмылкой, – иногда, наверное, приятно отдохнуть.

Хонор гневно взглянула на него, и его ухмылка исчезла.

– Да, это не так смешно, как я думал. Но ситуация еще менее смешная. Видишь ли, Масада[6], единственная обитаемая планета системы Эндикотта, была заселена людьми с Грейсона, и не вполне добровольно. Раскол начался из-за сохранения технологии, но когда стало ясно, что без нее не выжить, раскол перекинулся на другие линии. Изначальная партия «за технологию» превратилась в местных умеренных, а «против технологии» – в «истинных», то есть консерваторов и даже реакционеров – это по их-то меркам!.. Когда им пришлось признать, что от машин избавиться нельзя, они взялись за создание совершенного общества верующих, и если тебе кажется, что нынешнее правительство Грейсона – варвары, ты бы посмотрела на их оппонентов! Законы об ограничениях в еде, ритуальное очищение за любой возможный грех – господи, да у них любое отклонение от Пути Истинного наказывается побиванием камнями! В конце концов дело дошло до открытых военных действий, и умеренным потребовалось больше пяти лет для победы над реакционерами. К несчастью, эти ребята ухитрились создать «бомбу Судного Дня»: если нельзя построить богопослушное общество, тогда они взорвут всю планету – в соответствии с явно выраженной Божьей волей, разумеется.

Адмирал возмущенно фыркнул и покачал головой, потом вздохнул.

– Так или иначе, правительство Грейсона – умеренные – заключило с ними сделку и выдворило со всеми манатками на Масаду, где они взялись за создание Общества, Которое Запланировал Бог. Грейсон это спасло, но «истинные» не только не успокоились, но стали еще нетерпимее. У нас не по всем пунктам их так называемой религии есть информация, но я знаю, что они выкинули из своих библий весь Новый Завет, потому что если бы Христос и правда был Мессией, то на Старой Земле никогда не возникла бы технология, их бы не выгнали с Грейсона, а Женщину поставили бы на надлежащее ей место во всем человеческом сообществе.

Хонор молча смотрела на него, слишком ошарашенная, чтобы сохранять недоверчивость, и он снова покачал головой.

– К несчастью, они также верят, что Бог ждет от них исправления всех ошибок вселенной, и до сих пор рассчитывают, что Грейсон примет их доктрину. Экономически от обеих систем толку мало, но они слишком близки друг от друга, и они уже провели между собой в прошлом несколько войн, размахом вплоть до ядерных ударов. Отсюда ситуация, которую пытаемся использовать и мы, и Хевен. И именно поэтому министр иностранных дел убедил меня, что во главе нашей делегации нужен известный военный – вроде меня. Грейсонцы прекрасно знают об угрозе с Масады, и они захотят удостовериться, что тот, с кем они ведут переговоры, правильно оценивает ситуацию.

Он покачал головой и поджал губы.

– Ситуация чертовски сложная, Хонор, и наши собственные мотивы не так уж чисты. Нам нужна передовая база в этой зоне. Еще важнее – мы не можем позволить Хевену установить базу так близко к нам. Местным это так же ясно, как нам, а следовательно, нам придется включиться в местный конфликт по крайней мере в качестве миротворцев. На месте правительства Грейсона я бы на этом настоял. Основное положение теологии Масады гласит, что однажды они с триумфом вернутся на Грейсон и уничтожат потомков безбожников, которые изгнали их предков из их законного дома. А это значит, что Грейсону нужен мощный внешний союзник – и что как только мы стали обхаживать Грейсон, хевениты взялись за Масаду. Они, конечно, тоже предпочли бы Грейсон, но грейсонцы, похоже, уже понимают, как опасно дружить с Народной Республикой. Вот почему, Хонор, ты должна хорошо понимать, что происходит во время этой нашей прогулки. Ты будешь у всех на виду, и то, что королевство посылает женщину командовать военной миссией посольства…

Он не закончил фразу и пожал плечами. Хонор медленно кивнула, все еще пытаясь вообразить культуру темных времен в наши дни.

– Я понимаю, сэр, – тихо сказала она. – Да, я понимаю.



Глава 2

Хонор отпустила кольца и, сделав сальто в воздухе, приземлилась. До профессиональной гимнастки ей было далеко, но на ноги она опустилась почти безупречно и отвесила цирковой поклон своему зрителю, терпеливо наблюдавшему за ней, удобно устроившись на параллельных брусьях. Она глубоко вдохнула, руками смахнула пот с насквозь промокших волос двухсантиметровой длины, потом энергично вытерла лицо полотенцем, повесила его себе на шею и сурово взглянула на кота.

– Тебе бы тоже не мешало размяться, – проговорила она, тяжело дыша.

В ответ Нимиц взмахнул цепким пушистым хвостом – и с облегчением вздохнул, когда она направилась к установленному на стене пульту контроля силы тяжести. Хонор перевела спортзал на стандартную для мантикорского флота силу тяжести, и кот спустился с брусьев. Он никогда не мог понять, зачем она устанавливает в спортзале силу тяжести в 1,35 g, как на родной планете. Не то чтобы он был ленив, но в его простой философии трудности полагалось терпеливо сносить, а не гоняться за ними специально. Он считал пониженную гравитацию на кораблях величайшим изобретением после сельдерея, и если ей так уж надо тренироваться, могла бы делать что-нибудь, что нравилось и ему.

Он удрал в раздевалку, и Хонор услышала, как загремела дверца ее шкафчика. Потом он вернулся с радостным воплем, и Хонор еле успела поймать летящий ей прямо в лицо пластмассовый диск.

– Ах ты паршивец, – воскликнула она смеясь, и кот радостно зачирикал, приплясывая из стороны в сторону на средних и задних лапах и широко раскинув передние.

Она снова рассмеялась и бросила старую летающую тарелочку обратно. Здесь было слишком мало места для сложных бросков и хитрых траекторий, которые она использовала бы на планете, но Нимиц был счастлив. Он обожал летающую тарелочку с тех пор, как давным-давно увидел, как отец Хонор играет со своим золотистым ретривером, – а в отличие от собаки у Нимица имелись свободные лапы.

Хонор взяла передачу и улыбнулась, потом изобразила высокую петлю, а на самом деле выполнила бросок на уровне колена – как раз на высоте подбородка Нимица. Он ловко схватил тарелочку и завертелся, используя задние и средние лапы, чтобы набрать перед броском инерцию, словно метатель дисков.

От сильного удара у Хонор загудели ладони. Она покачала головой и бросила тарелочку назад. За столько лет ей ни разу не удалось его одурачить. Никто не знал, как именно работала эмпатия древесных котов, но маленький паршивец всегда замечал, когда она пыталась его обойти.

А вот ей такое не удавалось. Его следующий бросок прошел по кривой, как бумеранг. Она «зевнула» и еле успела пригнуться, когда тарелочка прошелестела мимо ее головы, отскочила от палубы, и к ней рванул Нимиц. Он подпрыгнул на бегу, приземлился прямо на тарелочку и с воплем триумфа исполнил импровизированный победный танец.

Хонор выпрямилась и покачала головой, потом рассмеялась.

– Ладно, твоя взяла, – сказала она, упершись руками в бедра. – Тебе обычный выигрыш? – Нимиц довольно кивнул, и она вздохнула. – Ладно, завтра два стебля сельдерея к обеду. Но только два!

Древесный кот задумался, потом согласно махнул кончиком хвоста и поднялся на задних лапах в свой полный шестидесятисантиметровый рост, средними лапами обняв ее колено, а передними похлопывая по бедру. Говорить Нимиц не умел, несмотря на весь свой ум, который люди, к сожалению, часто недооценивали, – но Хонор-то знала, чего он хотел. Он похлопал посильнее, и она улыбнулась, одной рукой оттягивая от тела пропотевший гимнастический купальник, а другой обмахивая лицо.

– Маньяк! Я в одном купальнике – ты меня всю исцарапаешь.

Он фыркнул, умудрившись одновременно выразить презрение, внушить доверие и показаться жалким и заброшенным. Хонор сдалась и взяла его на руки. Кот громко замурлыкал. Она побоялась усадить его на обычное место на плече, но он перевернулся на спину, прижавшись к ней всем телом, передними лапами сжал летающую тарелочку, а остальными двумя парами лап замахал в воздухе.

– Да, избалован ты донельзя, – сказала она, уткнувшись носом в бежевый мех на животе.

Он согласно пискнул, и Хонор пошла отмываться.

В спортзале она занималась одна – уже было поздно, ночь по внутренним часам «Бесстрашного», и все, кто не был занят на вахте, уютно устроились в своих постелях. Ей бы тоже стоило лечь, но в последнее время Хонор слишком много работала за письменным столом, а в течение дня времени для упражнений не находилось. И потом, поздние тренировки позволяли ей изменять силу тяжести, не причиняя никому неудобств, хотя, судя по тому, как тяжело она дышала и как дрожали ее мышцы от перенапряжения, она и ночью занималась недостаточно.

Хонор вошла в раздевалку, опустила Нимица на пол и, сняв купальник, приняла решение непременно выделить время для спортзала. Кот аккуратно убрал тарелочку в ее шкафчик и неодобрительно проследил за тем, как она бросила потный купальник на пол и ушла в душ.

Горячая вода приятно заструилась по ее телу, и Хонор потянулась за мылом, повернув лицо навстречу струям. Да, больше времени в спортзале ей точно не помешает.

И, раз уж она об этом подумала, давно пора найти другого партнера по тренировкам. Лейтенант Уизнер был совсем неплох, но во время ремонта «Бесстрашного» его перевели на другой корабль в рамках обычной ротации персонала. Хонор откладывала поиски замены на том основании, что у нее не хватает времени.

Она нахмурилась, намыливая короткие кудрявые волосы. Сержант Бэбкок, старший сержант подразделения морских пехотинцев, подойдет. Даже больше чем подойдет. Хонор уже давно выбыла из команды Академии по рукопашному бою, так что Айрис Бэбкок, судя по ее нашивкам, может завязать ее в узел, даже не вспотев. Впрочем, решила Хонор, ополаскиваясь и выключая душ, перспектива такого позора заставит ее быстро восстановить форму.

Капая на пол, Хонор прошла в раздевалку и потянулась за свежим полотенцем. Нимиц свернулся на скамье и терпеливо ждал, пока она вытиралась, надевала форму и натягивала на влажные волосы белый берет командира корабля, но как только она закончила, немедленно приготовился вскочить на специально подбитое плечо ее кителя.

Она усадила его на место и пошла к себе. Пора было ложиться, но оставались еще бумаги на подпись, так что Хонор направилась в рабочую часть каюты.

Капитан включила свет и подошла к столу, стараясь не отвлекаться на прозрачный блистер высотой от колен и до подволока, пока не закончит с делами. Однако она остановилась, чтобы проверить спасательную капсулу для кота, прикрепленную к переборке рядом со столом. Это была последняя модель, со всякими усовершенствованиями, увеличенной прочностью и дополнительными мерами безопасности, но она была новая и неиспытанная. Поэтому Хонор ежедневно проверяла ее состояние и собиралась проверять каждый раз, как будет проходить мимо, пока полностью не освоит все функции.

Нимиц у нее на плече издал звук одобрения. Он знал, для кого и для чего предназначена эта капсула, и прежний опыт заставил его одобрить хозяйкину предусмотрительность. Она улыбнулась, услышав его реакцию, потом слегка поправила покореженную жаром золотую настенную пластинку и села за стол.

Едва она включила компьютер, как появился МакГиннес с кружкой, такой горячей, что от нее шел пар. Хонор в который раз подумала: а не подключил ли он датчик к ее компьютеру? Он всегда появлялся как по волшебству, едва она включала машину, а в столь поздний час он наверняка станет усиленно поить ее любимым крепким сладким какао.

– Спасибо, Мак, – сказала Хонор, беря кружку.

– Не за что, мэм, – отозвался МакГиннес с улыбкой. Главный стюард перешел с ней с прежнего корабля, и за прошедшие двадцать семь месяцев у них сложился удобный распорядок. Он слегка перебарщивал с заботливостью, но Хонор виновато признавалась самой себе, что любит, когда за ней ухаживают.

Мак ушел обратно в буфетную, а Хонор вернулась к экрану компьютера. Официально ее задача состояла вовсе не в поддержке миссии адмирала Курвуазье. Она командовала эскортом конвоя, направлявшегося в систему звезды Каска в двадцати двух световых годах за звездой Ельцина. Окрестности ни Ельцина, ни Каска безопасностью похвастаться не могли – моносистемные государства были весьма ограничены в средствах поддержания порядка. Многие из них на себе испытали пиратские нападения, да и у правительств всегда был соблазн улучшить свое финансовое положение, немного порезвившись на торговых путях более богатых соседей. В последнее время ситуация ухудшилась, и Хонор (как и Разведка Флота) подозревала, что это связано с растущим интересом Хевена к здешнему пространству. Подозрение объясняло, почему Адмиралтейство обеспечило конвой эскортом из двух крейсеров и двух эсминцев.

Хонор одобрительно кивала, читая пробегавшие по экрану рапорты текущего состояния. Все было в порядке, как она и ожидала. Она впервые командовала эскадрой – но если все капитаны во флоте были не хуже тех, с которыми ей доводилось служить прежде, то проблем не предвидится.

Она закончила читать последний доклад и откинулась назад, потягивая какао. Нимиц свернулся на насесте, установленном для него на переборке. Эксперты, приданные адмиралу Курвуазье министерством иностранных дел, ей не очень нравились, но в том, что касалось ее собственных обязанностей, жаловаться было не на что, за исключением того, какое количество времени все это отнимало. А здесь, и Хонор это прекрасно знала, была виновата она сама. Андреас вполне в состоянии командовать кораблем самостоятельно; слишком много она беспокоится и о повседневных операциях конвоя. Ей всегда сложно было делегировать свои обязанности подчиненным, она знала эту свою слабость – но сейчас ощущала нечто другое. Конечно, надо бы позволить Андреасу заниматься «Бесстрашным», а самой решать только проблемы эскадры, но именно этого ей страшно не хотелось. Не потому, что она не доверяла своему помощнику; просто ей не хотелось расставаться с ответственностью и деятельностью, составлявшими смысл жизни любого капитана флота, а именно – быть заместителем Господа Бога на одном из космических кораблей Ее Величества.

Она устало фыркнула себе под нос и допила какао. МакГиннес отлично знал, как его готовить, и Хонор улыбнулась, подумав, что ароматный калорийный напиток – лишний повод почаще наведываться в спортзал. Потом она встала, подошла к смотровому блистеру и уставилась в странное, вечно меняющееся гиперпространство.

Блистер был едва ли не самым любимым местом Хонор на корабле. На ее прежнем стареньком легком крейсере, передавшем свое имя и боевые почести нынешнему «Бесстрашному», такого не было. Вид из него все время напоминал Хонор о безграничности Вселенной. Он позволял и расслабляться в созерцании, и сохранять перспективу, осознавая, насколько любое человеческое существо мало и незначительно по сравнению с величием творения, – что само по себе представляло вызов. Хонор со вздохом вытянулась во весь рост на мягкой кушетке под люком.

«Бесстрашный» и корабли конвоя следовали извилистым течениям гравитационной волны, которая не удостоилась собственного имени и обозначалась просто номером в каталоге. Каюта Хонор располагалась всего в сотне метров от заднего импеллерного узла «Бесстрашного», и бесплотный трехсоткилометровый диск заднего паруса Варшавской крейсера мерцал и вспыхивал, как замерзшая молния, заполняя своим неярким великолепием большую часть блистера. Парус использовал энергию гравитационной волны. Его параметры были настроены на неизмеримо крошечную долю полной мощности, создавая минимальную тягу, а передний парус давал такую же обратную тягу, так что «Бесстрашный» шел на пятидесяти процентах скорости света. Крейсер мог сейчас увеличить скорость на двадцать процентов, но более высокая плотность частиц в гиперпространстве задолго до достижения максимальной скорости превысила бы возможности более слабых защитных экранов грузовых кораблей.

Карие глаза Хонор были прикованы к парусу. Ее всегда завораживало это великолепие, напоминающее текущий лед. Она могла бы отключить паруса корабля и позволить ему двигаться по инерции, но они держали «Бесстрашный» как две безупречно сбалансированных точки опоры, позволяя ему при необходимости реагировать мгновенно. Эта гравитационная волна была всего в световой месяц шириной и в полмесяца глубиной, просто струйка по сравнению с такими титанами, как Ревущие Глубины, но ее мощности было достаточно, чтобы придать кораблю ускорение в пять тысяч g меньше чем за две секунды. Если датчики гравитации «Бесстрашного» заметят впереди неожиданные волновые помехи, ей, возможно, придется прибегнуть к такому маневру.

Хонор встряхнула головой. Парус перекрывал все, что находилось позади «Бесстрашного», но впереди и на траверзе расстилалось бездонное гиперпространство. Ближайший грузовой корабль находился за тысячу километров от них, чтобы оставить достаточно места для парусов обоих кораблей, и на таком расстоянии даже грузовик в пять мегатонн был невидимой мошкой для невооруженного человеческого глаза. Но тренированный глаз Хонор различал мерцающие диски его парусов Варшавской, напоминающие странные пятна сфокусированного постоянства среди великолепного хаоса гиперпространства. За его кормой поблескивал еще один гигантский грузовик.

Мои грузовики, сказала она себе. Мои подопечные: медленные, толстые, неуклюжие – самый маленький из них в шесть раз больше трехсоттысячетонного «Бесстрашного», – но совершенно беззащитные и набитые ценностями на невообразимую сумму. Один только груз для звезды Ельцина оценивался больше чем в полтораста миллиардов мантикорских долларов. Медицинские приборы и лекарства, учебные материалы, оборудование для тяжелой промышленности, точные инструменты и молицирконные компьютеры с программным обеспечением (необходимо было обновить и усовершенствовать устаревшую промышленную базу Грейсона) – и все это оплачено «займами» от Короны, то есть попросту было подарком. Общая сумма отрезвляюще напоминала о том, как высоко правительство королевы Елизаветы оценивало союз, который предстояло заключить адмиралу Курвуазье. А Хонор должна была доставить этот груз в целости и сохранности.

Она совсем откинулась на мягкую кушетку, наслаждаясь расслабленными после упражнений мышцами; веки ее отяжелели. Ни один капитан во флоте не любил конвои. Грузовикам, по сравнению с крейсерами, не хватало мощности парусов Варшавской и компенсаторов инерции, а потому они не решались забираться дальше, чем в дельта-полосу гиперпространства, тогда как военные корабли заходили в эта– или даже тета-полосу. Сейчас, например, конвой Хонор шел в средней части дельта-полосы, а это означало, что их истинная скорость в половину скорости света превращалась в действительную скорость чуть больше тысячи скоростей света. При этом на путь до звезды Ельцина, в тридцать один световой год, потребуется десять дней, а по судовым часам – чуть меньше девяти. В одиночку «Бесстрашный» преодолел бы это расстояние меньше чем за четыре дня.

Но ничего, сонно подумала Хонор. Нимиц с тихим жужжащим мурлыканьем прыгнул к ней. Он свернулся клубочком, положил подбородок ей на грудь, и Хонор легонько погладила ему уши. Не важно, четыре дня или десять. Она не собиралась устанавливать никаких рекордов. Что ей надо сделать, так это доставить своих подопечных на место без происшествий, а крейсера специально проектировали и строили в том числе и для защиты торговли.

Она зевнула, соскользнув на кушетке еще ниже, и хотела было встать и перейти в постель, но ее сонный взгляд приковали колеблющиеся серый и черный и пульсирующие пурпурный и зеленый цвета гиперпространства. Оно сияло и дрожало, призывая ее к себе, беззвездное, подвижное и бесконечно, прекрасно изменчивое, и глаза Хонор закрылись, а мурлыканье Нимица тихой колыбельной отдавалось у нее в мозгу.

Капитан Хонор Харрингтон даже не пошевелилась, когда старший стюард МакГиннес на цыпочках зашел в каюту и укрыл капитана одеялом. С минуту он постоял над ней, улыбаясь, потом ушел так же тихо, как и пришел, а свет в каюте после его ухода стал менее резким.



Глава 3

Скатерть светилась белизной, столовое серебро и фарфор сияли, и посреди гудения разговора стюарды убирали тарелки. МакГиннес тихо двигался вокруг стола, лично разливая вино, и Хонор загляделась на то, как глубоко в рубиновом сердце ее бокала сияют огни.

«Бесстрашный» был молодым кораблем, одним из самых новых и мощных тяжелых крейсеров королевского флота Мантикоры. Корабли класса «Звездный рыцарь» часто служили флагманами эскадр и флотилий, и Бюро Кораблестроения учитывало это, планируя жилые помещения. Флагманская каюта адмирала Курвуазье смотрелась еще роскошнее, чем у Хонор, а капитанская столовая по флотским стандартам была просто огромной. Может быть, все офицеры экипажа «Бесстрашного» там бы не поместились – все-таки это был военный корабль, и он не мог впустую расходовать пространство, – но для старших офицеров и членов делегации адмирала Курвуазье места хватало.

МакГиннес закончил разливать вино, и Хонор оглядела длинный стол. Справа от нее сидел адмирал, который, согласно новоприобретенному статусу, сменил форму на гражданский вечерний костюм. Слева лицом к нему сидел Андреас Веницелос, а дальше по обе стороны стола гости сидели по старшинству военных и гражданских чинов в порядке убывания. Замыкающей сидела энсин Каролин Уолкотт; для нее это был первый боевой поход по окончании Академии, и она слегка напоминала школьницу, примерившую мамину форму. Сегодня она впервые обедала за капитанским столом, и в ее чересчур осторожном поведении чувствовалось волнение. Но флот пребывал в убежденности, что офицеру лучше всего изучать свои обязанности – как социальные, так и профессиональные – в космосе, так что Хонор поймала взгляд энсина и коснулась края бокала.

Уолкотт покраснела, вспомнив о своей обязанности младшего из присутствующих офицеров, и встала. Остальные гости замолчали, и она выпрямилась, когда все повернулись к ней.

– Леди и джентльмены! – Она подняла бокал, и голос ее прозвучал глубже, мелодичнее и куда увереннее, чем ожидала Хонор. – За королеву!

– За королеву! – отозвались присутствующие, поднимая бокалы, и Уолкотт села на место, чувствуя явное облегчение от того, что формальность была выполнена. Она взглянула через стол на капитана и расслабилась, увидев на лице Хонор одобрение.

– Знаешь, – прошептал Курвуазье на ухо Хонор, – я еще помню, как это приходилось делать мне. Я был зверски напуган.

– Все относительно, сэр, – ответила Хонор с улыбкой, – и нам это, наверное, пошло только на пользу. Разве не вы мне говорили, что офицер королевского флота должен разбираться не только в тактике, но и в дипломатии?

– Очень верное замечание, капитан, – вмешался посторонний голос, и Хонор с трудом подавила гримасу раздражения. – Хотелось бы, чтобы как можно больше флотских офицеров понимали, что дипломатия намного важнее тактики и стратегии, – продолжил низким мягким баритоном достопочтенный Реджинальд Хаусман.

– Не могу полностью с вами согласиться, сэр, – негромко ответила Хонор, надеясь, что не проявила своего раздражения бесцеремонным вмешательством в частную беседу. – По крайней мере, с точки зрения флота. Да, это важно, но наша работа начинается, когда дипломатия терпит поражение.

– Вы так считаете? – Хаусман улыбнулся безумно раздражавшей Хонор покровительственной улыбкой. – Я понимаю, что военным часто не хватает времени на изучение истории, но прав был тот военный со Старой Земли, который сказал, что война – это просто продолжение дипломатии недипломатическими средствами.

– Цитата не совсем точная, и это ваше «просто» объясняется недооценкой нашей роли, но я согласна, что вы вполне передали суть замечания генерала Клаузевица.

Хаусман прищурился, когда она назвала имя и ранг Клаузевица. Другие разговоры за столом утихли, и гости начали оборачиваться в их сторону.

– Правда, Клаузевиц, – продолжила Хонор, – жил в период перехода Старой Земли из наполеоновской эры в эру западного капитализма, и в «О войне» на самом деле написано не о политике и не о дипломатии – разве что как об инструментах государственных интересов. Вообще-то, Сунь Цзы сделал точно такое же замечание на две тысячи земных лет раньше. – Хаусман начал краснеть, а Хонор мило улыбнулась. – Но, по-моему, ни одному из них не принадлежит монополия на эту идею. Почти то же самое сказал Танаков в «Сетях войны» после того, как паруса Варшавской сделали возможными межзвездные войны, а Густав Андерман показал, как дипломатические и военные методы могут усиливать друг друга, когда в шестнадцатом веке захватил Новый Берлин и превратил его в Андерманскую Империю. Вы читали его «Sternenkrieg», господин Хаусман? Это любопытная обработка большинства ранних теоретиков с несколькими любопытными собственными добавлениями, скорее всего из его опыта наемника. По-моему, перевод адмирала Александера, графа Белой Гавани – лучший из всех доступных.

– Ах, нет, боюсь, что не читал, – сказал Хаусман, и Курвуазье утер губы салфеткой, стараясь скрыть улыбку. – Что я хотел сказать, – упрямо продолжил дипломат, – так это то, что правильно проводимая дипломатия снимает необходимость в военной стратегии, исключая потребность в войне…

Он наморщил нос, слегка покачал бокал с вином, и на его лицо вернулась покровительственная улыбка.

– Разумные люди, капитан, всегда могут достичь разумных компромиссов при честных переговорах. Возьмем, например, нашу ситуацию. Ни у звезды Ельцина, ни у системы Эндикотта нет заслуживающих внимания ресурсов, способных привлечь межзвездную торговлю, но и у тех и у других есть обитаемый мир, почти девять миллиардов населения, и они находятся друг от друга меньше чем в двух днях пути для гипергрузовика. Это дает им отличные возможности достичь благополучия, но тем не менее и у тех и у других экономика в лучшем случае на грани нищеты… поэтому просто абсурдно, что они так долго воевали из-за каких-то глупых религиозных различий. Им следовало бы торговать между собой и совместно строить надежное экономическое будущее, а не тратить ресурсы на гонку вооружений.– Он печально покачал головой. – Как только они откроют преимущества мирной торговли, когда они поймут, что их процветание зависит друг от друга, напряженность рассеется без всякого размахивания саблями.

Хонор с трудом удержалась, чтобы не уставиться на собеседника с недоверчивым изумлением. Если бы она хуже знала адмирала, то решила бы, что Хаусман не получил досье с предварительными данными. Было бы прекрасно помирить Масаду и Грейсон, но чтение досье, прилагавшегося к ее приказу, подтвердило все, что адмирал сказал о давней вражде двух государств. И, как ни замечательно было бы покончить с этой враждой, основной целью Мантикоры было приобретение союзника против Хевена, а не миротворческие усилия, почти наверняка обреченные на провал.

– Это было бы весьма желательно, господин Хаусман, – сказала она наконец, – но не знаю, насколько реально.

– Да неужели? – возмущенно отозвался Хаусман.

– Они враждовали больше шестисот стандартных лет, – заметила она как можно мягче, – а религиозные разногласия – одна из самых стойких причин ненависти среди людей.

– Именно поэтому им нужен свежий взгляд, третья сторона, кто-то вне исходного уравнения, кто сможет свести их вместе.

– Прошу прощения, сэр, но мне казалось, что наша основная цель – получить союзника и право устроить базу для флота, чтобы Хевен не занял этот район вместо нас.

– Ну разумеется, капитан. – Хаусман едва скрывал раздражение. – Но лучший способ добиться этой цели состоит в том, чтобы разрешить проблемы местных жителей. Потенциал для нестабильности и возможность вмешательства Хевена сохранится, пока не ликвидирована взаимная враждебность этих государств, каких бы успехов мы ни добились. Однако как только мы их помирим, у нас появятся два союзника в районе вместо одного, и ни у одного, ни у другого не будет повода приглашать Хевен для достижения военного преимущества. Лучший цемент дипломатии – это общие интересы, а не общий враг. Недаром, – Хаусман глотнул вина, – возникновение интересов в этом регионе вызвано нашим провалом в поиске общих интересов с Народной Республикой, и это именно провал. Всегда есть способы избежать конфронтации, если ты ищешь достаточно глубоко и помнишь, что в итоге насилие ничего не решает. Именно поэтому существуют дипломаты, капитан Харрингтон, и именно поэтому обращение к грубой силе означает провал дипломатии, не больше и не меньше того.

Майор Томас Рамирес, командир подразделения морской пехоты «Бесстрашного», недоверчиво уставился на Хаусмана со своего места ниже по столу. Коренастому морскому пехотинцу было двенадцать, когда Хевен завоевал его родную звезду Тревора. Он, его мать и сестры добрались до Мантикоры на последнем конвое с беженцами через мантикорский туннельный узел. Отец его остался на одном из военных судов, которые погибли, прикрывая отход остальных. У Рамиреса зловеще напряглась челюсть, когда Хаусман улыбнулся Хонор, но лейтенант-коммандер Хиггинс, главный инженер «Бесстрашного», коснулся его руки и еле заметно покачал головой. Эта сцена не укрылась от внимания Хонор, и она задумчиво отпила немного вина, потом опустила бокал.

– Понятно, – сказала она, дивясь тому, как адмирал терпит такого идиота в заместителях.

У Хаусмана была репутация блестящего экономиста, и понятно, почему его послали на Грейсон с его отсталой экономикой, но он был интеллектуал, привыкший к своей башне из слоновой кости. Его выдернули на государственную службу с профессорской должности на экономическом факультете университета Манхейма. Манхейм не зря называли социалистическим университетом, а влиятельная семья Хаусмана громогласно поддерживала либеральную партию. Ни тот ни другой факт у капитана Хонор Харрингтон особого доверия к профессору не вызывали, а его упрощенный подход к проблеме разрешения враждебности между Грейсоном и Масадой просто пугал.

– Боюсь, что не могу с вами согласиться, сэр, – сказала она наконец, аккуратно ставя бокал и стараясь сохранить вежливый тон, насколько это было в человеческих силах. – Ваше утверждение требует, чтобы, во-первых, все участники переговоров были разумны, а во-вторых, чтобы они могли договориться по поводу того, что представляет собой разумный компромисс. Если история нам что и показывает ясно, так это то, что оба этих условия невыполнимы. Если даже вы видите выгоду мирной торговли между этими людьми, то выгода должна быть очевидна и для них. История тем не менее показывает, что ни с той, ни с другой стороны никто даже не обсуждал подобную возможность. Это свидетельствует о враждебности такого накала, что экономические интересы становятся несущественными, а отсюда следует, что рационализм не играет особой роли в их мышлении. И даже если бы это было не так – ошибки иногда случаются, господин Хаусман, и тогда-то и включаются в дело люди в форме.

– «Ошибки», как вы выражаетесь, – сказал Хаусман с большей холодностью, – часто происходят из-за поспешных или непродуманных действий людей в форме.

– Разумеется, – согласилась Хонор, и он удивленно моргнул в ответ. – Вообще-то самую последнюю ошибку почти всегда совершают военные – либо дают неверный совет своим вышестоящим начальникам, когда их сторона нападает, либо слишком быстро нажимают на спуск, если враг делает неожиданное движение. Иногда мы ошибочно слишком детально расписываем возможные угрозы и реакцию на них и связываем себя военными планами, от которых не можем освободиться, как случилось и с учениками Клаузевица. Но, господин Хаусман, – их взгляды неожиданно встретились над покрытым белой скатертью столом, – ситуации, которые делают ошибки военных опасными или даже просто возможными, вырастают из предшествовавших им политических и дипломатических маневров.

– Вы так считаете? – Хаусман смотрел на нее с невольным уважением и явным неудовольствием. – Так в войнах виноваты гражданские, капитан, а не чистые душой военные защитники королевства?

– Ну, это уже перебор, – отозвалась Хонор с мимолетной улыбкой. – Я «военных защитников» встречала достаточно, и, к сожалению, далеко не все они были «чисты душой»! – Ее улыбка исчезла. – С другой стороны, должна заметить, что в любом обществе, где армия подчиняется гражданской конституционной власти, как в нашем, конечная ответственность лежит на гражданских лицах, которые определяют политику между войнами. Я не хочу сказать, что эти гражданские власти глупы или некомпетентны, – (в конце концов, подумала Хонор, надо сохранять вежливость), – или что военные неизменно дают им хорошие советы, но взаимно противоречащие национальные цели могут представлять неразрешимую дилемму, не важно, насколько каждая сторона искренна и честна. А уж если одна сторона не подходит к переговорам честно… – Она помолчала. – Клаузевиц также сказал: «политика – это чрево, в котором вынашивается война», господин Хаусман. Мои собственные взгляды куда проще. Может, война и представляет собой провал дипломатии, но даже лучшие дипломаты действуют в кредит. Рано или поздно кто-то менее разумный, чем вы, потребует свой вклад обратно, и если ваша армия не может покрыть ваши долговые обязательства, вы проигрываете.

Хаусман передернул плечами:

– Что ж, цель нашей миссии – избежать этого, не правда ли? – Он улыбнулся, не разжимая губ. – Надеюсь, вы не возражаете, что по возможности мы должны избежать войны?

Хонор собралась было ответить резко, но потом заставила себя покачать головой и улыбнуться. Она с упреком напомнила себе, что не стоит позволять Хаусману так действовать ей на нервы. Он не виноват в том, что вырос в приятном, надежном и цивилизованном обществе, которое защитило его от грубой реальности более старых и мрачных человеческих устремлений. Не важно, насколько он, на ее взгляд, беспомощен вне области своих интересов, миссией руководит не он. Отвечает за все адмирал Курвуазье, а уж в его суждениях Хонор не сомневалась.

Веницелос воспользовался краткой паузой, вежливо вовлек Хаусмана в дискуссию по поводу новой правительственной политики налогообложения, и Хонор повернулась поговорить с лейтенант-коммандером ДюМорном.

* * *

Все присутствующие поспешно встали, когда в каюту вошла Хонор, а за ней адмирал Курвуазье. Оба они подошли к своим местам во главе стола и сели. Вслед за ними сели и остальные офицеры, и Хонор оглядела собравшихся.

«Бесстрашный» представляли Андреас Веницелос и Стивен ДюМорн, ее старший и второй помощники. Заместитель командующего эскадрой коммандер Элис Трумэн (легкий крейсер «Аполлон») сидела рядом со своим первым помощником, лейтенант-коммандером леди Элен Прево. Лицом к ним сидел Джейсон Альварес с эсминца «Мадригал», сопровождаемый своим первым помощником, лейтенант-коммандером Мерседес Брайэм. После адмирала Брайэм была старейшей из присутствующих, и выглядела она такой же закаленной и компетентной, какой Хонор ее помнила. Лицом к Хонор в дальнем конце стола сидели самый младший из командиров эскорта, коммандер Алистер МакКеон с эсминца «Трубадур», и его старший помощник лейтенант Мейсон Хэскинс.

Никто из гражданских сотрудников адмирала не присутствовал.

– Отлично, – сказала она, – спасибо, что пришли. Я постараюсь не занять больше вашего времени, чем необходимо, но, как вы знаете, завтра мы выйдем в нормальное пространство у звезды Ельцина, и я хотела в последний раз посовещаться со всеми вами и с адмиралом.

Все согласно кивнули, хотя поначалу некоторых ее подчиненных удивляла страсть Хонор к личным встречам. Большинство офицеров предпочитали удобство электронных совещаний, но Хонор верила в личные контакты. По ее убеждению, даже самая лучшая телеконференция отдаляла участников друг от друга. Сидя вокруг одного стола, люди острее чувствовали себя частью одного целого, более чутко реагировали друг на друга и выдавали идеи и реакции, которые делали их командой, а не суммой отдельных людей.

Или, во всяком случае, подумала она с иронией, ей так казалось.

– Поскольку ваше задание – прежде всего, адмирал, – продолжила она, обращаясь к Курвуазье, – может, вы и начнете?

– Спасибо, капитан. – Курвуазье оглядел стол и улыбнулся. – Уверен, что вас уже задолбали вводные к моему заданию, но я все же коснусь основных пунктов еще раз. Прежде всего, конечно, нам жизненно важно укрепить взаимоотношения с Грейсоном. Правительство надеется, что мы вернемся с подписанным договором о союзе, но они порадуются любому результату, который надежно включит систему Ельцина в нашу сферу влияния и уменьшит влияние Хевена. Во-вторых, помните, что все, что мы скажем правительству Грейсона, они воспримут через призму угрозы со стороны Масады. Их флот и население меньше, чем у Масады, и, что бы ни думали некоторые члены моей делегации, – среди сидящих за столом пробежал смешок, – сами грейсонцы ничуть не сомневаются, что Масада совершенно серьезно собирается вернуться на их планету в качестве завоевателя. Предыдущие военные действия закончились не так уж давно, и ситуация очень и очень напряженная. В-третьих, в отношении военного баланса сил в регионе помните, что ваша маленькая эскадра равна по мощи семидесяти процентам флота Грейсона. А учитывая относительную отсталость их технологии, один «Бесстрашный» способен уничтожить все, что они могли бы против нас выставить. Они это поймут – не важно, захотят они это признать или нет, но важно, чтобы мы не подчеркивали их «отсталость». Дайте им понять, как мы будем полезны им в качестве союзников, тут никаких вопросов, но не позволяйте себе и другим относиться к ним снисходительно.

Он внимательно посмотрел на них своими голубыми глазами, адмирал до кончиков ногтей, несмотря на гражданский костюм, и его пухлое лицо сохраняло серьезность, пока все они не закивали в знак согласия.

– Хорошо. И помните: уклад жизни этих людей даже отдаленно не похож на наш. Я знаю, что вы все изучили досье, но проверьте, чтобы ваши экипажи понимали различия не хуже вас. Нашему женскому персоналу придется соблюдать особую осторожность во взаимоотношениях с грейсонцами. – Коммандер Трумэн поморщилась, и Курвуазье повернул к ней голову. – Я знаю, и если это кажется глупым нам, представьте, насколько глупым это покажется младшим офицерам и матросам. Но не важно, насколько это глупо. Дела здесь обстоят именно так, а мы просто гости. Мы должны и вести себя соответственно. Я не хочу, чтобы кто-то, независимо от пола, хоть на миллиметр отступил от своих профессиональных обязанностей, но сам факт, что у нас форму носят женщины, а особенно офицерскую форму, грейсонцам будет принять трудно.

Все снова закивали, и он сел на место.

– В общем, это все, капитан, – сказал он Хонор, – по крайней мере, пока я не встречусь с их представителями и не узнаю больше о ситуации.

– Спасибо, сэр. – Хонор наклонилась вперед и сложила руки на столе. – Кроме подтверждения всего, что сказал адмирал, я хочу сказать о Грейсоне только одно. Нам придется ориентироваться на ходу, но наша задача – помочь адмиралу добиться успеха, а не провоцировать беспорядки. Если появятся проблемы с любыми представителями правительства Грейсона или даже с частными лицами, я хочу знать об этом немедленно – и не от местных. У нас не должно быть места для предрассудков, не важно, насколько оправданными они кажутся. Я не желаю ни о чем таком слышать. Ясно?

Присутствующие ответили негромкими утвердительными возгласами, и она кивнула.

– Хорошо. – Она легко потерла левым указательным пальцем тыльную сторону правой руки. – Ладно, перейдем к нашему собственному расписанию. Четыре грузовика класса «Мандрагора» мы должны доставить к звезде Ельцина, но мы не передадим груз Грейсону, пока люди адмирала Курвуазье не начнут переговоры и не дадут нам разрешение. С этим я никаких проблем не вижу, но корабли останутся под нашей ответственностью, пока мы их не передадим, и, значит, нам придется оставить по крайней мере часть эскорта, чтобы присмотреть за ними. Кроме того, нам надо продемонстрировать силу – вроде как напомнить правительству Грейсона, насколько полезен флот в их проблемах с Масадой и даже с Хевеном. С другой стороны, еще пять кораблей у нас идут к Каске. Нам надо послать с ними необходимый эскорт, поскольку сообщают об оживлении деятельности пиратов в том регионе, так что я хочу оставить «Бесстрашный» здесь как самый мощный наш корабль и послать на Каску «Аполлон», Элис, вместе с «Трубадуром». – Коммандер Трумэн кивнула. – Алистер возьмет на себя разведку, так что вы справитесь с чем угодно, а у меня для поддержки «Бесстрашного» останется Джейсон с «Мадригалом». Дорога туда займет чуть больше стандартной недели, но возвращайтесь поскорее. На обратном пути вас не будут тормозить грузовики, так что жду вас через одиннадцать дней после отбытия. А тем временем мы с вами, Джейсон, – она перевела взгляд на Альвареса, – будем действовать, исходя из предположения, что грейсонцы трезво оценивают угрозу с Масады. С их стороны было бы не очень умно на нас нападать, но, в отличие от некоторых членов делегации адмирала, мы не будем полагаться на их рациональное мышление. – Вокруг стола пробежала очередная волна веселья. – Импеллеры все время держать разогретыми, и даже если мы договоримся насчет отпусков на поверхность, на планете не должно оказаться больше десяти процентов экипажа.

– Понятно, мэм.

– Так. Еще кто-нибудь хочет что-то добавить?

– Позвольте мне, шкипер, – сказал МакКеон, и Хонор с улыбкой наклонила голову. – Мне только что пришло в голову: а кто-нибудь сказал грейсонцам, что наш старший офицер – женщина?

– Не знаю, – призналась Хонор с удивлением, поскольку ей это даже не пришло в голову. – Адмирал?

– Нет, мы им не сообщали, – ответил Курвуазье, нахмурившись. – Посол Лэнгтри провел на Грейсоне больше трех лет по местному календарю, и он выразил мнение, что непродуктивно было бы заострять внимание на том, что у нас есть женский военный персонал. Они там люди гордые и обидчивые, во многом, как я полагаю, из-за того, что, хоть они и боятся Масады, в балансе сил между ними и королевством они разбираются не хуже нашего, и их раздражает то, что они слабее. Они не хотят быть просителями и прилагают всяческие усилия, чтобы избежать такого впечатления. Так или иначе, сэр Энтони считает, что они могут расценить такую информацию как оскорбительную, будто мы подчеркнуто сообщаем им, насколько они нецивилизованны. С другой стороны, мы передали им список кораблей и их командиров, а их заселяли колонисты в основном с западного полушария Старой Земли, как и нас. Они должны быть в состоянии узнать женские имена.

– Понятно. – МакКеон нахмурился, и Хонор посмотрела на него внимательнее. Она достаточно хорошо знала Алистера, чтобы понять: что-то в ситуации все еще беспокоило его, но больше он ничего не сказал, и она снова оглядела собравшихся офицеров.

– Что-нибудь еще? – спросила она, но остальные отрицательно покачали головами. – Тогда это все, дамы и господа.

Они с Курвуазье встали и прошли в швартовочный сектор, чтобы проводить гостей к их катерам.

Глава 4

Мэтью Саймондс, Меч Истинных, во гневе шагал по коридору своего нового флагманского корабля, напоминая себе, что не должно разговаривать с капитаном Ю как с язычником, каковым он являлся. Он не сомневался, что Ю не понравится то, что он собирается сказать. Хотя капитан всегда был изысканно вежлив, ему не удавалось полностью скрыть чувство превосходства. В представителе такой безбожной культуры это особенно раздражало, но церковь нуждалась в Ю, по крайней мере – на время. Но – не навсегда, обещал сам себе Саймондс. Наступит время, когда Бог наконец отдаст им в руки их истинных врагов. С этого момента неверные чужаки больше не будут нужны… и если эти безбожные иностранцы сумеют создать условия для успеха Маккавея, то этот день наступит куда скорее, чем они предполагают.

Люк на мостик открылся перед ним, и, проходя через него, Саймондс заставил себя улыбнуться и замедлить шаги, чтобы скрыть раздражение.

Капитан Альфредо Ю поднялся с кресла в середине великолепного центрального поста корабля. Он был высок и строен, выше Саймондса по меньшей мере на пятнадцать сантиметров. Алая с золотом форма флота Масады сидела на нем удобно и элегантно, но в том, как он встал по стойке смирно, что-то было не так. Ни малейшего неуважения или дерзости, просто он сделал это как-то по-другому, будто изучал военный этикет где-то еще.

Конечно, так оно и было на самом деле.

– Доброе утро, сэр. Какая неожиданная честь для меня… Чем могу служить?

– Пожалуйста, пройдите в мой кабинет, – ответил Саймондс, невольно смягчившись от безукоризненной вежливости Ю.

– Конечно, сэр. Коммандер Мэннинг, вахта ваша.

– Есть, сэр, – бодро ответил коммандер (не масадец, с новым раздражением отметил Саймондс), и Ю вслед за Саймондсом вошел в кабинет, закрыл люк и выжидательно повернулся к хозяину.

Саймондс смотрел на его непроницаемое выражение лица и не в первый раз гадал: что же творится в мозгу, скрывавшемся за темными глазами. Ю не мог не знать, насколько он и его корабль важны для планов Масады – по крайней мере, для тех планов, о которых он знал, – и треть экипажа «Гнева Господня» до сих пор составляли язычники, выполнявшие обязанности специалистов, чего не способен был сделать ни один масадец. За приказами они обращались к Ю, а не к Саймондсу, и не только потому, что он был капитаном корабля. Саймондс пережил тридцать лет смертельной политической и доктринальной войны внутри масадской теократии, и он прекрасно понимал, что у Ю есть свои начальники и свои планы. Пока что эти планы совпадали с планами церкви, но что будет тогда, когда им придется разойтись? Саймондсу не хотелось об этом думать, но другого выхода не было – и поэтому так важно для него обращаться с Ю правильно. Когда наступит время, они должны разойтись по правилам игры Истинных.

Он прочистил горло, изгоняя мрачные мысли, и помахал рукой в сторону стула.

– Садитесь, капитан, садитесь.

Ю вежливо подождал, пока сам Саймондс сядет, потом аккуратно опустился на указанный ему стул, и Меч почувствовал прилив жгучей зависти от того, как легко двигался Ю. Капитан был на десять лет старше Саймондса, а выглядел вдвое моложе. Выглядел? Да нет, по крайней мере физически Ю и был вдвое моложе Саймондса, потому что его народ настолько забыл Бога, что не видел зла в том, чтобы изменять пути и планы Творца. Они свободно использовали процесс пролонга – как минимум в армии и в правящих семействах, – и Саймондс с беспокойством почувствовал, насколько сильно он им завидует. Искушение выпить из этого фонтана молодости было смертельно опасным. Может, и хорошо, что медицина Масады на такое не способна, даже если эта неспособность лишний раз обидно подчеркивала, сколько всего чудесного язычники могли делать, а Истинные не могли.

– У нас проблема, капитан, – сказал он наконец.