Сборник — Мастера фэнтези 2005
Содержание:
01. Мерседес Лэки — Из Глубины («Герольды Вальдемара»)
02. Роберт Асприн и Джоди Линн Най — Миф путешествие в страну снов («Мифические истории»)
03. Дэвид Дрейк — Эльфийский дом(«Повелитель Островов»)
04. Алан Дин Фостер — Серенада («Чародей с гитарой»)
05. Микки Зухер Райхерст — Бег к небесам(«Стражи Бифроста»)
06. Элизабет Мун — Дары («Наемник»)
07. Андрэ Нортон — Дочь земли («Колдовской мир»)
08. Майк Резник — Влюбленная метла («Джон Джастин Мэллори»)
09. Кристофер Сташефф — Вечная жизнь Святого Видикона Катодного («Чародей»)
10. Дэвид Вебер — Паутина обмана («Градани»)
11. Дженни Вурц — Дитя пророчества («Войны Света и Теней»)
12. Маргарет Уэйс и Дон Перин — Шадамер и всякие небылицы («Камень Владычества»)
Мастера фэнтези: Фантастические произведения / Пер. с англ. В. Волковского, Б. Жужунавы, И. Иванова, Г. Корчагина, И. Тетериной. — М.: Изд-во Эксмо, СПб.: Изд-во Домино, 2005. — 528 с, ил. — (Меч и магия).
ISBN 5-699-09858-5
Мерседес Лэки — Из Глубины
(«Герольды Вальдемара»)
Вот это был лес!
Деревья теснили дорогу, затеняли, нависали над ней. Даже в самый знойный день здесь можно было обойтись без шляпы, а вот факел, наоборот, совсем даже не помешал бы. Герольд-стажер Ален до сих пор не мог до конца привыкнуть к буйству окружавшей его природы: к деревьям, которые не были ровно и аккуратно подстрижены, к полевым цветам, которые были по-настоящему дикими, неухоженными и объеденными насекомыми. За всю свою жизнь, если не считать краткого курса выживания в условиях дикой природы, он и сорняка-то ни разу не видел, не говоря уж о таких зарослях. Он все никак не мог отделаться от мысли, что сейчас проснется и обнаружит — все это было просто горячечным сном.
Вообще-то он никак не должен был находиться здесь, во многих лигах от Гавани, на пути к месту своей стажировки. Ведь он же принц, а принцы Вальдемара никогда еще не проходили стажировку вне Гавани, не говоря уже о том, чтобы отправиться на дальний запад королевства, где нет Стражей, которые могут выручить тебя, если ты попадешь в переплет, а зачастую и никакого укрытия от природы, взбреди ей в голову ополчиться на тебя. Он должен был отбывать стажировку рядом с кем-нибудь из тех Герольдов, что помогают Городской Страже, Дозору или судьям.
Если бы не одно крошечное, малюсенькое затруднение.
Вообще-то, — заметил его Спутник, Ведалия, — во всем этом семь весьма высоких и решительных затруднений. И еще четыре стройных и привлекательных.
Ален вздохнул. Нелегко быть самым младшим из двенадцати королевских отпрысков, каждый из которых — Избранный.
Придумывать, чем бы запять всех этих молодых и полных рвения Герольдов, ничуть не легче, — снова подал голос Ведалия. — Любой из вас за одну свечу выяснил бы, что его приставили выполнять никому не нужную работу. Раз уж все так вышло…
А вышло так, что но капризу судьбы Ален оказался не просто младшим из всех своих братьев и сестер, он оказался младше всего на какую-то жалкую свечу. Королева Фелиция была не только самой плодовитой супругой короля в истории Вальдемара, но еще и производила своих детей на свет по нескольку за раз. Три двойни и две тройни. Ален был младшим в своей партии. А между тем…
Очень хорошо, что твоя матушка никогда не была Избрана, — заметил Ведалия. — Не уверен, что ее бедному Спутнику доставалось бы много внимания.
И в самом деле, до того, как родился Ален, никто при дворе, казалось, и не помнил ее ни в каком ином состоянии, кроме беременности. Когда у нее вдруг обнаружилась талия, это стало настоящим потрясением для всех, кроме короля. Все отчаянно хотели знать — но никто так и не отважился спросить, — как и зачем она это делала.
«Как» объяснялось просто: многоплодие у нее было едва ли не семейной традицией. Сама Фелиция была одной из пары близнецов, и ни одна из ее многочисленных сестер ни разу не произвела на свет меньше чем двойню. История ее рода объясняла это благословением, которое лежало на всех его представителях, но что это было за благословение — на этот счет существовало несколько версий.
Если что и впрямь занимало умы, так это «зачем», ведь после рождения Вела и Виксен (на самом деле девочку звали Лавенной, но никто и никогда ее так не называл), подарив королю традиционного «одного наследника и одного про запас», она вполне могла на этом остановиться. И уж точно большинство женщин запросило бы пощады после того, как в следующий раз на свет появилась царственная тройня. Но не Фелиция. В народе ходила шутка, что королева пытается заполнить все пустые комнаты в только что отстроенном заново здании Коллегии Герольдов своими отпрысками.
Один Ален осмелился задать матери этот вопрос. Она обняла его, потом посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
— Браки в государственных интересах. Вы же Герольды, все до единого. Вам не нужны супруги, чтобы быть любимыми.
Ален достаточно хорошо знал свою прямую и резкую на язык мать, чтобы суметь прочесть между строк. На этот раз подобная откровенность шокировала бы его, если бы не… Дело в том, что Фелиция вышла замуж за короля Шалинеля не по любви. Она была искренне к нему привязана, но решение об их браке было принято в зале Совета. Она отлично знала, что лучший способ добиться преданности какого-нибудь могущественного знатного рода — породниться с ним при помощи брака, а самый надежный путь заключить союз со строптивым соседом — послать туда (или выписать оттуда) жениха или невесту. Разумеется, ни она, ни король не стали бы принуждать кого-либо из своих детей к браку против их воли, они дали бы свое согласие на любой брак, даже с попрошайкой, лишь бы он был по любви. Однако же при условии: если вдруг возникнет необходимость заключить с кем-нибудь союз, то из двенадцати детей должен быть хотя бы один, кто сделает это у алтаря.
Ваниэль Ашкеврон принес свою страшную жертву много десятилетий назад; королева Элепет была прапрабабкой Алена. С тех пор все больше и больше независимой знати стекалось под знамена тех, кто одержал победу над Карсайтами, и границы Вальдемара сделались значительно шире. Эта знать — а некоторые из них были всего лишь главарями разбойничьих шаек — традиционно не поддерживала никаких связей с престолом Вальдемара и не имела подлинного представления о том, что представляют собой и делают Герольды — главная опора вальдемарской власти. Одним из очевидных выходов был именно тот, который имела в виду Фелиция. Ведь с ее собственным родом он оказался действенным. Ее отец из ненадежного союзника превратился в любящею деда, и о том, чтобы нарушить клятву верности, помышлял не больше, чем о том, чтобы броситься вниз с крыши собственного дворца.
А все его внуки стали Избранными. И это доходчивее всего объяснило ему и всем его подданным, кто такие Герольды и чем они занимаются. Урок был безболезненным и доходчивым, и очень скоро барон привык, что Герольды в своих белых одеждах беспрепятственно разъезжают по его владениям.
Устроенный Советом брак Фелиции с Шалинелем пошел на благо и Коллегии Герольдов, и всему Вальдемару — ибо теперь одиннадцать других Герольдов, чьи знания, вне всякого сомнения, найдут себе достойное применение за пределами столицы, могли свободно заниматься другими делами, в то время как их место заняли принцы и принцессы.
Все десятеро старших делали большие успехи в учебе. Но Ален и его сестра Алара прошли курс обучения в Коллегии с такой легкостью, с какой раскаленная спица плавит лед. Да и как могло быть иначе? Они с младенчества слышали, как десять их старших братьев и сестер вслух учили уроки, с младенчества упражнялись с десятью старшими братьями и сестрами во владении оружием и стрельбе из лука. Король Шалинель частенько говаривал, что каждая следующая порция детей в его семье удавалась смышленей предыдущей, а Ален и Алара превзошли всех. Ну, так категорично Ален утверждать бы не стал — все его братья и сестры были умны.
Но вы с Аларой закончили учение на год раньше, а Кристен, Коул и Кейтен отстали, потому что пропустили год из за алой лихорадки. Поэтому к стажировке приступили все впятером одновременно, а это создало некоторые трудности, поскольку мы не одобряем, когда родственники проходят стажировку вместе.
Вот поэтому он сейчас и скакал по этой глухомани к месту своей стажировки. Рисковать здоровьем тройняшек после того, как они едва не стали жертвами алой лихорадки, никто не хотел, и это значило, что им волей-неволей пришлось остаться в стенах Гавани.
А мест для стажеров там было всего четыре. И все они достались его братьям и сестрам — из-за слабого здоровья тройняшек, а еще потому, что каждый из них обладал Даром, который на этих местах мог принести пользу. А создавать новую должность только ради Алена было бы неправильно.
Значит, это мой так называемый Дар я должен благодарить за то, что на задворки королевства сослали меня, а не кого-нибудь еще, — заметил Ален.
Тон Ведалии стал резким.
Твой Дар ничем не хуже, чем у других, — отрезал он. — — Он не уступает силой никому из членов Коллегии, а Дар твоей сестры так и вовсе, превосходит любой.
Да уж, Герольду главнокомандующего много было бы толку от того, что я умею мысленно говорить с животными, — возразил Ален. — И что я стал бы там делать? Лошадей в кавалерии допрашивать? Что еще я умею?
Ничего такого, что было бы не под силу самому слабенькому Герольду. Я не могу даже мысленно говорить с Герольдом Стедрелом — а второго столь сильного Дара мысленной речи нет ни у одного другого Герольда!
В его мысленный голос против воли просочилась горечь. Подумать только — он не мог мысленно говорить ни с одним другим Герольдом и при этом слышал болтовню всех лесных зайцев на десять лиг окрест.
Ведалия молчал так долго, что Ален решил — разговор окончен.
Оглянись вокруг, — сказал наконец Ведалия. — Прислушайся к пению птиц. Ощути, как вольный ветер треплет твои волосы. Вдохни полной грудью воздух, которым не дышал ни один другой человек кроме тебя. Подумай обо всем, чему учит тебя природа. Неужели тебя действительно так сильно печалит то, что твой Дар привел тебя сюда?
Ну, если посмотреть на это так…
Гм. Наверное, нет…
И признайся, разве не приятно впервые в жизни оказаться вдалеке от Алары?
Ален рассмеялся во весь голос; Герольд Стедрел оглянулся через плечо и улыбнулся, потом снова устремил взгляд на дорогу.
Оказаться вдали от Алары действительно было приятно — она была убеждена, что во всем за ней должно оставаться последнее слово, и командовала Аленом, будто была лет на пять, а не всего на одну свечу старше его. Было приятно оказаться вдали от всех братьев и сестер, от Двора, от бремени царственного происхождения. И пока что, хотя никто не назвал бы его поездку по лесной глуши увеселительной прогулкой, он от души наслаждался ею. Возможно, когда наступит зима и им придется пробираться по сугробам высотой в половину роста Ведалии, он изменит свое мнение, но пока он наслаждался своей поездкой.
Здесь никто не знает, что он принц. Можно заигрывать с деревенскими девушками, можно купаться голышом при луне, можно плясать на ярмарках и горланить песни — и никто не поморщится и не отведет его в сторону, чтобы напомнить о приличиях. Стедрел вообще поощрял его развлечения — в разумных пределах, естественно. Может быть, он как-нибудь даже попробует напиться по-настоящему, хотя для этого придется подождать момента, когда его точно никто не хватится.
Ты пожалеешь об этом, — засмеялся Ведалия.
Наверное. Но зато я приобрету опыт. А может быть, и кое что еще…
Пф! Шестнадцать лет — и до сих пор питает иллюзию бессмертия! — поддразнил его Ведалия.
А разве шестнадцать — — не самое для этого время? — парировал Ален.
Нет, по зрелом размышлении он не променял бы все это ни на какие блага, которые были у его братьев и сестер в Гавани. Он мысленно пожелал Аларе. успеха у лорда главнокомандующего, который считал всех женщин не годными ни на что иное, кроме как служить украшением, а уж женщина Герольд для него была и вовсе чем-то немыслимым. Уж его-то она не проймет ни срывающимся голоском, ни притворяясь обиженной и уж тем более ни командным тоном.
Может быть, все дело как раз в этом. Стажировка должна научить тебя быть Герольдом по-настоящему.
Интересно, чему его должно было научить пребывание здесь?
Хороший вопрос. Остается только найти на него ответ.
Ведалия замотал головой, и Ален улыбнулся.
Потом попросил Ведалию нагнать Стедрелова Ловелла.
— Нет ли каких-либо сведений о следующей деревне, господин? — почтительно осведомился Ален, чем вызвал у неразговорчивого Герольда улыбку.
— Это будет наша первая рыбачья деревушка, Ален, — сообщил ему Стедрел. — Помнишь, что тебе на уроках рассказывали об обитателях озера Эвендим?
Ален кивнул, но не потому, что вспомнил эти уроки; просто один из его одноклассников был с озера Эвендим и регулярно потчевал их всех рассказами о доме.
— Они вроде бы не совсем крепковеры, да, господин? — нерешительно ответил он.
Стед только фыркнул.
— Нет, не совсем. Но если какая-нибудь девчонка завлечет тебя в береговые пещеры, можешь не сомневаться, что на следующее же утро тебе придется иметь дело с ее папашей и жрецом, которые немедленно поволокут тебя к алтарю. — Он ухмыльнулся, а Ален залился краской. — И если ты не обладаешь неутомимостью козла, — продолжал пожилой Герольд, ухмыляясь все шире и шире по мере того, как щеки молодого пылали все жарче и жарче, — то лучше не стоит оказывать знаки внимания больше чем одной сразу, как ты это проделывал до сих пор.
— Они же… не станут же они… Ален смешался.
— Еще как станут. Обе сразу, — ответил Стед. — Или даже втроем — если у тебя хватит глупости ввязаться в эту затею. Когда мужчины постоянно в плавании — а рыбный промысел ведь дело опасное, — девушкам становится…
— Одиноко? — тактично подсказал Ален. Стед расхохотался.
Подумываешь, не приобрести ли тебе опыт еще кое в чем, Избранный? — невинно поинтересовался Ведалия.
Ален открыл было рот, чтобы возразить, но тут же прикусил язык — и не в последнюю очередь потому, что как раз об этом и думал. И ведь поблизости не будет ни братьев, ни сестер, которые стали бы поддразнивать его, а потом донимать расспросами.
Но когда они выехали из чащи — внезапно, ибо дорога оборвалась на скале, уходившей отвесно вниз, к зеленовато-серым водам озера, — все планы, которые он уже начал строить, мгновенно рассыпались в прах.
Деревенька, куда они направлялись, расположилась в тесном ущелье, которое пробила в скале река: узкий уступ, усыпанный галькой, где притулились знаменитые эвендимские общинные дома, образовывал небольшую гавань для рыбачьих лодок. В такое время дня лодки должны были находиться в плавании, но они, напротив, сохли на галечном берегу, а деревушка бурлила. Должно быть, их поджидали: едва они показались из леса, кто-то заметил их и закричал.
Вскоре обоих Спутников окружала толпа — похоже, здесь собрались все жители деревни от мала до велика, способные держаться на ногах. Тревога, висевшая в воздухе, была такой же густой, как дым от костров, над которыми на рогатинах коптились длинные связки рыбы. Ален держался в тени — чувствовал, что сейчас все взгляды обращены к более старшему и опытному, по подобное невнимание к нему самому не оскорбляло его. Было ясно: жители деревни хорошо знают старшего Герольда. Два наиболее зажиточных по виду мужчины вцепились в поводья Спутника Ловелла и принялись сбивчиво рассказывать о каком-то набеге…
Ален так и не смог уловить смысл, но Стед, видимо, не испытывал ни малейших затруднений. Оно и понятно, это был его округ, он знал этих людей. На непривычный слух Алена акцент, временами довольно сильный, делал их возбужденную речь абсолютно неразборчивой.
В конце концов на помощь ему пришел Ведалия.
Кровь отхлынула у Алена от лица. Это был не просто набег. Это было настоящее зверство. А зачем убивать тех, кого нельзя угнать? Разве только затем, чтобы они не могли потом ни о чем рассказать.
Здешние жители только что получили предупреждение от мужчин, которые разослали лодки по соседям, чтобы предостеречь их. Теперь они боятся выходить на лов.
Но в таком случае всем им грозила голодная смерть. Не будет рыбы — нечем будет торговать с фермерами из других, более удаленных от озера деревушек, и нечего будет есть.
Вот именно.
Ведалия умолк. Заговорил Стедрел, спокойно и уверенно, и всеобщее волнение немного улеглось. Ален смотрел во все глаза; за работу принялся мастер своего дела.
— Это произошло вчера? Погоню послали? — спросил он.
Половину всех мужчин… Но озеро большое… — ответил один из двоих повисших на поводьях Ловелла и махнул рукой в сторону воды.
Большое? Это было еще слабо сказано. Другой его стороны было не разглядеть даже с вершины утеса, а изгиб берега почти не улавливался.
— Значит, главное сейчас — оборона, — — решительно подвел итог Стед, не заостряя внимания на том, что пленникам, по его мнению, помочь уже было нельзя.
Это так. Мы ничего не можем для них сделать, — мрачно сказал Ведалия.
Ален закусил губу; ему очень хотелось бы спасти их, но как? Без армии и кораблей вести поиск на безбрежной водяной шири, где даже следов найти нельзя?
Единственный способ обнаружить их — Дальновидение, но ни один из вас двоих не обладает этим Даром.
Значит, придется ждать, когда прибудет Герольд, который им обладает.
— Не думаю, что эта деревня сможет выдержать осаду, — начал Стед и принялся отдавать приказы, благоразумно выражая их в форме предложений, как спасти жителей деревни. Через некоторое время он поинтересовался: — Нет ли где-нибудь поблизости места, где можно спрятаться, если появятся эти молодчики? Они не знают этих мест и не сообразят, где искать, а задерживаться надолго и прочесывать всю округу вряд ли станут.
Гул затих до шепота, и на Стеда устремились десятки испуганных глаз.
— Прибрежные пещеры, — быстро предложила одна из девушек откуда-то из толпы и зарделась.
— Неплохо. Есть ли среди них такие, которые особенно трудно найти? — подсказал Стедрел.
Девчушка нервно хихикнула, и у Алена вдруг появилась несокрушимая уверенность, что ей известны все до единой такие пещеры в ближайшей округе.
— Пожалуй, я знаю несколько таких, о которых никому не известно, — призналась она и покраснела так густо, будто обгорела на солнце.
— Ага, так вот почему тебя по ночам с огнем не сыскать, Сэвви? — спросила одна из женщин — не зло, а скорее с пониманием.
— Если вы заранее перетащите туда все запасы и ценности, тогда потом, если вам вдруг придется прятаться, вы сможете бежать налегке, — намекнул Стед, и собравшиеся закивали, хотя некоторые с явной неохотой. — Разумеется, главное для нас — спасти ваши жизни, но я сомневаюсь, что разбойники появятся на горизонте в ближайшие день-два, а так мы сможем спасти от них как можно больше.
— Не верится мне, чтобы мы смогли от них отбиться, — проговорил какой-то мужчина (по-видимому, один из деревенских старейшин) с обреченным видом. — Мы ведь рыбаки, не воины.
— Поэтому надо спрятать все, что только можно, в пещерах, — согласился Стед.
— Лучше, наверное, в тех, что подальше, — отважился подать голос Ален. — Тогда ближние не будут так сильно забиты и все люди там уместятся.
— Отличная мысль, — подхватил Стед. — Кстати, почему бы вам не отрядить молоденьких женщин и ребятишек с самыми быстрыми ногами и зоркими глазами караулить на берегу?
— И дать каждому рожок… или факел, чтобы можно было развести сигнальный костер, — вставил Ален и заработал еще один одобрительный взгляд от Стеда.
— А дела кто будет делать? — возмутился кто-то из мужчин. — Прибирать, стряпать…
Но те, кому больше всех грозила опасность, дружно закивали.
— Почему бы нам всем пока не питаться из одного котла? — предложил какой-то старик. — Тогда за рыбным рагу сможет присматривать всего один человек.
— Если выбор стоит между грязными полами и неубранными постелями или рабством, то придется тебе потерпеть грязные полы, Мэтт Раньян, — напустилась на него одна из женщин. — Что же касается всего прочего — что ж, как только рыба прокоптится, сложим ее в бочки и перенесем в укрытие. Если им что-то и достанется — так тому и быть. Лучше рыба, чем наши дети.
— А что, если они придут, никого здесь не обнаружат и сожгут все дотла? — возразил тот же самый мужчина.
— Они и так это сделают! — выкрикнул измученного вида парень — должно быть, догадался Ален, один из бывших жителей разоренной прибрежной деревушки. — Что вам дороже — ваш скарб или люди? Дома можно и заново выстроить. А жен и ребятишек кто нам теперь вернет?
— Как бы то ни было, я сообщу об этом в Гавань, — заметил Стедрел. — Как только освобожусь и смогу найти местечко потише.
Это отчасти утихомирило спорщиков — все вспомнили, что могущественный Стедрел может мысленно говорить напрямую с самой Гаванью, а также с каждым восприимчивым разумом по дороге к ней. Помощь уже близко — продержаться нужно всего лишь одну луну, от силы полторы.
— Король пошлет войска, а когда они доберутся досюда, вы сможете снова вернуться к нормальной жизни. А мы сможем прочесать берег в поисках пропавших.
Последнее было рассчитано на то, чтобы хоть как-то утешить жителей разрушенной деревеньки. Те, конечно, понимали, что эта попытка вряд ли окажется успешной, но в глазах у них все равно теплилась надежда.
— Раньше начнем — раньше кончим, — оживленно проговорила одна из женщин. — У нас на всю деревню только две повозки. Нужно перевезти все пожитки до заката.
В считанные минуты все женщины, старые и молодые, решительно направились к своим домам, а за ними с легкой неохотой потянулись мужчины.
— Сэвви! — окликнул Стед девушку, которая призналась, что знает почти все прибрежные пещеры в округе.
Та резко обернулась.
— Да, господин?
— Сбегай вон в тот дом. — Стед указал на строение, из которого группка женщин уже проворно выносила узлы, бочонки и сундуки и складывала их в кучу у двери. — Когда они будут готовы выдвигаться, проводи их к самой дальней пещере, которую знаешь…
— Я подвезу ее за спиной, — торопливо предложил Ален. — Так мы сможем вернуться за следующей партией, пока первая еще разгружается.
— Хорошо. Проследи, пусть имущество каждого дома размещают в отдельной пещере, чтобы потом не было споров, где чье.
След ободряюще улыбнулся девушке, и та застенчиво заулыбалась в ответ.
Телегу нагрузили, но дальше этого дело не пошло — возражения вызвал выбор пещеры.
— Мы собрались первыми, — брюзжала старшая хозяйка. — Почему это мы должны тащиться дальше всех?
Но почтенная госпожа, чем дальше пещера, тем вероятнее, что ее не найдут, — быстро нашелся Ален. — Вам досталось лучшее место, а не худшее.
Старуха бросила на него пронзительный взгляд, но кивнула с невольным удовлетворением и брюзжать перестала .
Ален ни за что не поверил бы в это, но из домов вынесли все движимое — и еще кое-что из того, что Ален никогда не назвал бы движимым — имущество к наступлению сумерек. Два деревенских мула едва держались на ногах, но с них сдували пылинки, а вечером накормили до отвала. Деревня как будто вымерла — в ней оставались лишь самые дряхлые старики да совсем несмышленыши. Чтобы успеть перевезти все, повозки просто разгружали на ближайшем к пещере пятачке земли, и они тут же возвращались за новой поклажей. Все, кто мог, спускали свои пожитки со скал вниз, к пещерам; они были готовы работать хоть всю ночь напролет, если это понадобится.
Когда почти совсем стемнело, Стед оглядел безлюдную центральную улицу деревни.
Я пойду поищу какое-нибудь укромное местечко и попробую связаться с Гаванью, — сказал он Алену. — А ты пока займись чем-нибудь полезным.
Стед со своим Спутником скрылись во мраке. Когда на улице воцарилась кромешная темнота, Алену пришло в голову, что сейчас наиболее полезным будет зажечь фонари, чтобы возвращающиеся жители могли идти не вслепую, а на свет. Фонари были уже заготовлены — у двери каждого дома стояло по светильнику с толстыми фитилями и большими резервуарами с жиром, судя по запаху, рыбным. Он раздобыл лучину и ощупью пробрался в один из домов.
Ему никогда прежде не приходилось видеть ничего подобного; середину дома занимал большой очаг с коническим колпаком из металла и металлическим дымоходом, выведенным через крышу наружу. Все остальное представляло собой одну-единственную необъятных размеров комнату со шкафами вдоль всех четырех стен. Окон в ней не было, лишь узкие прорези, покрытые чем-то непонятным, но не стеклом, под самым карнизом.
Должно быть, темнота здесь не рассеивалась даже днем.
Он понимал, почему в этом доме не было окон и почему жители Эвендима старались как можно больше времени проводить на свежем воздухе. Когда здесь начинали свирепствовать вьюги, побережье превращалось в настоящий ад: метель бушевала над водой, лязгала ледяными клыками и царапала снежными когтями. В течение пяти зимних лун из этих домов и носа нельзя было высунуть наружу, и неосмотрительно было бы оставлять ветру, которому этот рыбачий народ дал прозвание «ледяной селезень», хоть малейшую щелочку, сквозь которую он мог прорваться под их кров.
Но зима минула много лун назад, а в настоящее время опасность исходила от люден, а не от природы. Ален разжег лучину от теплившегося в очаге огня и отправился зажигать фонари.
Когда с этим делом было покончено, он увидел двух дряхлых стариков, которые медленно стаскивали дрова к кострищу в центре деревни, и поспешил им на помощь.
Ален работал не покладая рук до глубокой ночи, как не работал еще ни разу в жизни — а он, хотя и был принцем, физического труда никогда не чурался. Он натаскал дров и воды, притащил громадный чугунный котел и все необходимое для огромной порции рыбного рагу, которым отныне предстояло питаться всем до тех пор, пока не минует опасность. Он отнес факел к рогатинам для вяленья рыбы, у которых сидела старая женщина, потом прикатил ей несколько пустых бочонков, принес мешки с солью и ароматными травами и помог ей перекладывать копченую рыбу слоями соли и трав. Новой рыбы не было, но он помог ей сложить костры на тот день, когда мужчины смогут выйти на ловлю. Потом, чувствуя боль в каждом мускуле, со стертыми в кровь ногами, он укладывал младенцев и маленьких детей спать, уговаривал их оставаться в своих постельках, затем помогал улечься их бабушкам и дедушкам, когда старые ноги отказывались их держать. Потом ему не осталось делать ничего иного, как ждать, и он наконец смог присесть, устроившись рядышком с Ведалией и приглядывая за рагу, чтобы не пригорело. Он снял с Ведалии упряжь и вьюки, но не представлял, куда поставить самого Спутника и где полагается ночевать двум Герольдам. Поэтому он просто свалил сбрую вместе с вьюками в кучу рядом с костром и привалился к ней. Котел был полон до краев, так что готовиться его содержимому предстояло еще очень долго, а особого присмотра оно не требовало — разве что помешивать время от времени, чтобы ничто не прилипло ко дну и не пригорело. Алену страшно хотелось принять ванну; он, казалось, насквозь пропитался дымом, а глаза у него щипало, как будто в них сыпанули песка.
Мало-помалу жители деревни начали подтягиваться обратно, такие усталые, что были не в состоянии думать ни о чем ином, кроме следующего шага. Алена, сидевшего у костра, похоже, никто даже не заметил; все разбрелись по домам, в то, что осталось от их постелей, а он остался сторожить завтрашний обед.
Хотя у него самого слипались глаза.
Поспи, — сказал Ведалия. — Я разбужу тебя, если нужно будет помешать в котле — или что-нибудь произойдет.
— Нет. Я на дежурстве, — возразил Ален.
Тогда просто закрой глаза, пусть отдохнут, — посоветовал Ведалия.
Совет показался ему разумным: глаза у него слезились от дыма. Он решил, что не будет большой беды, если он опустит веки всего на миг.
Снова он поднял их, когда в ухо ему оглушительно прокукарекал петух. Он вскинулся, и петух суматошно захлопал крыльями вместе с двумя курицами, которые бродили у него в ногах.
Уже светало, и какая-то девчонка помешивала в котле большой деревянной лопаткой. Кто-то прикрыл его плащом, и он свернулся под ним калачиком, положив голову на седло Ведалии как на подушку. Вьюков нигде не было видно, но Ведалия дремал рядом с ним.
Ален уселся, и его Спутник тут же зафыркал и зашевелился, открыл сияющие синие глаза.
Стедрел был здесь и забрал наши вьюки, но решил не будить тебя. Там, за деревней, есть небольшой домик для путников. Если ты накинешь на меня седло, можно будет пойти его разбудить.
Но этого делать не пришлось: едва они миновали последний общинный дом, как на дороге показался Стедрел со своим Спутником.
— Можешь поворачивать, — весело крикнул Стед. — Нужно организовать береговой дозор, и нам обоим придется этим заняться.
Отчаянно стараясь подавить неукротимую зевоту и ничем не выдать своей досады на сообщение Стеда, Ален со вздохом повиновался. Хорошо хоть, можно было поесть — на общинной кухне, которую устроили деревенские старухи, копченую рыбу и хлеб выдавали всем, кто протягивал руку. Мужчины, слепо полагаясь на Стеда во всем, что касалось защиты их семей и деревни, двинулись к лодкам с завтраками в карманах.
Не успела выгореть и свеча, как деревушка уже напоминала селение-призрак. Группка пожилых женщин приглядывала за ребятишками и младенцами, но Стед приставил каждого ребенка, который был слишком мал, чтобы бежать самостоятельно, к тому, кто мог подхватить его на руки и тащить. Нескольким взрослым женщинам было поручено нести малышей, и они мастерили перевязи, чтобы можно было прицепить одного младенца за спину, другого на грудь и еще но одному с каждого боку. Таким образом, незанятыми оставались старшие дети и несколько взрослых женщин — а также кое-какие старики и старухи, способные еще довольно резво передвигаться, — которых можно было отправить в береговой дозор.
Алена вдруг пронзила ошеломляющая мысль. Эта деревушка была не единственной, которой грозила опасность.
Что по возвращении деревенских мужчин Стед без обиняков и разъяснил.
— Мы сделали для вас все, что могли, — сказал он обитателям деревни, как только мужчины вернулись с лова с полными трюмами рыбы и улов развесили на рогатинах над кострами — коптиться. — Помощь идет, и вы получите ее первыми — через три дня. Я связался с Герольдом, который оказался поблизости в сопровождении войска. Теперь мы с Аленом должны сделать то же самое для других деревень.
Момент был выбран исключительно удачно: окрыленные первым успехом, или, возможно, придавленные усталостью, жители деревни не стали возражать.
— Я поеду вдоль берега на север, Ален — на юго-запад, — объявил Стед. — Мы поможем им, как помогли вам. Если вы сможете продержаться три дня, все будет хорошо.
Ален никак не мог оправиться от потрясения, услышав, что останется в одиночестве. Он бросил на Стеда безмолвный взгляд, но пожилой Герольд уже уселся в седло и был готов выехать в соседнюю деревню.
— Герольд Стедрел? — не выдержал Ален.
Герольд ответил ему успокаивающим взглядом, но этого хватило, чтобы Ален проглотил все возражения.
Едем, — сказал Ведалия. — Если мы поднажмем, то доберемся до следующей деревни к закату.
Они поднажали — и обнаружили соседнюю деревню в таком же смятении, как и первую накануне, а поскольку люди за целый день натерпелись страху, то были готовы с воодушевлением ухватиться за любое предложение помощи. То ли они не думали увидеть именно Стедрела, то ли были настолько рады увидеть униформу Герольда, что юное лицо Алена не вызвало у них недоумения. Во всяком случае, все пункты предложенного Аленом плана были приняты ими без возражений.
Здесь прибрежные пещеры были ближе и больше по размеру; перевозка имущества и запасов происходила при свете луны и факелов, к тому же у этой деревушки имелась предводительница — пожилая властная женщина. Как только ей подсказали план действий, она исполнилась решимости в точности проследить за его исполнением, поэтому Ален, чувствуя, как быстро утекает время, решил выехать дальше в эту же ночь. Он слышал, что иногда Герольдам приходится спать в седле, и теперь обнаружил, что это и вправду так. То есть сном в полном смысле слова это состояние назвать было нельзя, но прошлой ночью, которую он провел у костра, было едва ли лучше. До третьей деревушки он добрался на рассвете и обнаружил ее в столь же плачевном состоянии, что и первые две. И вдобавок на волосок от паники. Поэтому он решил первым делом организовать береговой дозор. И правильно сделал.
Ибо не прошло и свечи с тех пор, как молодежь отправилась на берег, когда неподалеку бешено взревели рожки, и все тщательно выстроенные планы лопнули будто мыльный пузырь.
После первого мига замешательства, когда люди, оторванные от своих дел, молча смотрели на запад, кто-то начал вопить.
И началось. Никто, казалось, не соображал, куда бежать и что делать, хотя не далее чем две свечи назад Ален подробнейшим образом все расписал. Люди бросились врассыпную: одни к домам, другие к лесу, кто-то в беспорядке хватал свои пожитки, кто-то швырял их на землю. Сохранить спокойствие удалось пятерым: Алену, Ведалии и еще троим деревенским старейшинам.
— Уводите их в пещеры! — гаркнул Ален, пытаясь перекрыть крики и плач метавшихся в панике людей. — Нужно увести всех в пещеры!
Старейшины принялись собирать детей, в суматохе совали их в первые попавшиеся руки, прикрикивали на тех, кто остолбенел от страха, чтобы заставить их очнуться, и подталкивали в нужном направлений. Как только жители деревни небольшими группками двинулись в укрытия, Ведалия начал подгонять их, молотя в воздухе копытами и скаля зубы. Казалось, в него вселился какой-то демон.
Ален перехватывал тех, кто бросился в противоположном направлении, и прикрикивал на них, а парочке отставших даже досталось плашмя его клинком, и они тоже исчезли за деревьями по дороге к пещерам.
Затем он вернулся обратно и принялся подгонять еще одну группу.
Ему некогда было даже толком рассмотреть врагов, как они стремительно вошли в бухту. Он лишь мельком заметил их корабли — длинные, по хищному поджарые, очень быстрые, на его сухопутный взгляд. Он скорее ощутил, чем услышал или увидел, тот миг, когда пираты сошли на берег. Ведалия подгонял еще одну группку отставших, потом вернулся и набросился на самых последних, которые копались у сундука, пытаясь утащить его с собой.
Он так и не понял, что разбойники уже близко, опасно близко, что они во весь опор несутся по главной улице. Он не успел даже встать в оборонительную позицию. Позади него раздался крик, он сделал пол-оборота и…
Очнулся в темноте с ощущением идущей кругом головы и подкатывающегося к горлу желудка. Череп пронзала боль, руки у Алена оказались связанными, лодыжки тоже. Его швырнуло на кучу чего-то такого, что на ощупь казалось свернутым канатом, и он почувствовал, что вот-вот расстанется с содержимым своего желудка, сколь бы скудным оно ни было. Ален кое-как перевернулся на бок, и его тут же вывернуло. Он попытался откатиться от лужи. Пол под канатом, на котором он лежал, ходил ходуном.
Судя по страшной головной боли, кто-то огрел его увесистой дубинкой, причем от души и со знанием дела. От души, поскольку у него явно было сотрясение мозга — раз уж его мутило, а палуба (должно быть, он находился на палубе корабля) под ним не только вздымалась и опускалась, но еще и кружилась. Со знанием дела, поскольку его все-таки не убили.
Алена связали, но наспех; похоже, его тюремщики полагали, что удар по голове на некоторое время утихомирит врага. Его окружала темнота, поскольку стояла ночь, к тому же он лежал под брезентом, натянутым между двумя какими-то массивными сооружениями. Все звуки вокруг него были незнакомыми, непривычными: плеск и шорох воды, скрип оснастки, потрескивание дерева, крики людей. Воздух был сырым и холодным и пах водой.
Повезло еще, что его не швырнули в трюм.
Хотя, возможно, в трюме просто не нашлось места. Наверное, он оказался наименее ценным из всей добычи.
«Я на корабле, я пленник и… »
Лишь сейчас он ощутил в своем сознании зияющую пустоту.
«… попал в беду. Я не слышу Ведалию ».
Он, очевидно, во многих лигах от деревни, если не может слышать своего Спутника. Во многих лигах — и никто никогда не найдет его следа.
— .. . не понимаю, на кой черт тебе понадобилось брать в плен Герольда! — — послышался чей-то голос. — Что нам от него за польза? Бабы и сопляки пригодились бы, а этого куда?
— Послушай, если мы прикончим его, нам не поздоровится, — возразил другой голос. — Только попробуй убить одного из этих белых плащей, и остальные не успокоятся, пока не выследят тебя!
«Это уж точно», — подумал Ален, хотя какой ему лично будет от этого толк, коли его убьют?
— Если мы оставим его в живых, одним богам ведомо, что он натворит — или этот его конь. И одним богам ведомо, где сейчас их люди. Но я думаю, пока он в наших руках, они не осмелятся напасть на нас. Даже если они готовы поднять якоря, бьюсь об заклад, они не решатся. Побоятся, что мы убьем его. Полагаю, если мы не отпустим его, пока не уберемся туда, где они нас не достанут, то нам ничто не грозит.
Сердце у Алена ухнуло в пятки, а в животе похолодело.
«Помогите мне, боги! Бандиты, которые рассуждаю! ».
— Так что делать будем? — спросил первый голос, по-видимому смягчившись.
— Пройдем еще немного, убедимся, что никто нас не преследует, а потом вышвырнем его за борт. — Во втором голосе прозвучало полнейшее безразличие. — Можно бы, конечно, содрать за него выкуп, но тогда мы снова окажемся опасно близко от них.
Ален ощутил, как сердце у него замерло, а паника, которую он пока что держал в узде, всколыхнулась и затопила его. Он попробовал закричать, но с губ сорвался лишь полузадушенный всхлип, не скрип даже, а какое-то жалкое поскуливание, тут же заглушённое звуками корабля. Тогда он мысленно, молча — и тщетно — стал призывать на помощь. Это происходило независимо от его воли, а помочь себе сам, в теперешнем его положении, он не мог.
Но даже когда ментальный голос Алена сорвался на крик, какая-то часть его сознания уже сдалась, зная, что все напрасно. Произойди это все в лесу, даже если бы поблизости не оказалось никого, владеющего мысленной речью и способного прийти ему на помощь, он мог бы позвать лося, горную кошку или волков. Но здесь, посреди бескрайней водной глади, не было ни единой живой души, кроме разве что рыб. Но его сознание продолжало взывать, как будто надеялось, что кто-то, способный помочь, все-таки услышит его…
?
Этот отклик, пусть даже еле уловимый, остановил его мысленные метания.
Кто здесь? — позвал он.
? ? — отозвался кто-то неведомый, на этот раз более отчетливо! Неожиданно он ощутил, что за этим изумленным вопросом скрывается разум. Может, этого разума хватит, чтобы помочь ему?
Он подавил боль и подступающую тошноту и вложил все свои силы в более связный зов.
Помогите мне! Пожалуйста! — Призыв он сопроводил эмоциональной передачей отчаяния своего положения; это было несложно, поскольку ощущение было очень материальным.
В ответ ему раздался не один голос, а целый хор.
Землеход? Да, Землеход!
Землеход. Попавший в сети.
Брат того, кто плачет на берегу…
Пленник…
На Алена хлынул поток скорее эмоций и чувств, нежели слов — ощущение чего-то разрушительного, привкус крови и гнева говорящего. Кем бы ни были эти существа, они знали его тюремщиков и не испытывали к ним добрых чувств.
Да. Нельзя позволить им увезти его.
Довольно. Их нужно остановить.
Позовите Владыку Глубин.
Да! Владыка Глубин поможет! Владыка Глубин очистит от них лицо воды! Позовите Владыку Глубин!
Что ж, отрадно было узнать, что они считали его врагов своими врагами, но ему они так и не ответили. Он улучил момент и вставил в этот хор свою просьбу.
Пожалуйста! Помогите мне!
В этот миг чьи-то руки сорвали укрывавший его брезент. Щурясь, он растерянно смотрел на четыре темных лица, заслонявших от него звездное небо.
Из темноты раздался голос еще одного, невидимого.
— Ладно. Мы отошли на достаточное расстояние. За борт его.
Алена раздирали на части страх и дурнота, но времени как-то отреагировать ему не дали: четыре пары рук ухватили его за плечи и лодыжки, он забарахтался было, но они подняли его…
И, как пушинку, швырнули за борт, дав ему времени ровно столько, чтобы сделать глоток воздуха.
Ален камнем рухнул в темное, неприветливое пространство.
Он задержал дыхание и погрузился в воду, но она была настолько холодной, что обожгла его, и он ахнул от неожиданности, упустив этот драгоценный глоток воздуха. Руки и ноги у него были связаны, он мгновенно утратил ориентацию в черной воде и забился, пытаясь вынырнуть на поверхность, на спасительный воздух, но не знал куда.
Мы плывем, Ходячий!
Словно по взмаху волшебной палочки он оказался в окружении больших и мягких тел, и эти теплые и скользкие тела стремительно вынесли его на поверхность и поддерживали, пока он судорожно глотал воздух. Он не видел их — луна, похоже, уже зашла, — но, по ощущениям, они были крупнее него, гладкие, но без рыбьей чешуи. Они просунули длинные продолговатые головы ему под мышки и таким образом удерживали на плаву. Другие занялись веревками, стягивавшими Алену руки и ноги. У его спасителей оказались довольно острые зубы, и они по очереди рвали ими путы, время от времени задевая руки, хотя и извинялись каждый раз, когда случайно кусали его и он вскрикивал от боли.
— Ничего страшного, — успокаивал их Ален, пытаясь передать при помощи чувств, что лучше быть раненым и свободным, чем целым и невредимым, но связанным. Должно быть, эти существа были грозой здешних рыб; они казались настоящими водными волками.
В тот самый миг, когда последняя веревка у него на руках наконец-то распалась, по рядам его спасителей пробежало какое-то волнение.
Владыка Глубин плывет! — вскрикнул сначала один голос, затем другой…
И внезапно он очутился в воде совсем один и отчаянно замолотил руками.
Погодите! — крикнул он им вдогонку. — Погодите! Я же не… я не могу…
Спокойствие, Ходячий.
Этот мысленный голос не походил ни на что другое, что ему приходилось слышать прежде: оглушительный, низкий, отдающийся эхом. Он накрыл его сознание гигантской волной, от которой Ален затрепетал и у него перехватило дыхание; он понял, что находится в присутствии чего-то… исполинского.
Спокойствие. Не двигайся. Я плыву.
Он ощутил усиливающееся давление воды под ним, и вдруг…
Вдруг что-то огромное, больше самого большого корабля, какой он когда-либо видел, поднялось из воды, как новорожденный остров. У Алена появилось ощущение присутствия чего-то сверхъестественного, нечеловеческого.
Да, маленький Ходячий. Я держу тебя. Хорошо, что ты не можешь меня видеть, а не то твой страх превратил бы тебя в бессловесную тварь и ты стал бы законной добычей…
У существа, на чьей спине он лежал всего в какой-то ладони над водой, была такая же скользкая и упругая шкура, как и у тех, других. Ален не мог разглядеть само существо, но ощущение под собой чего-то настолько безмерного, что даже и вообразить себе невозможно, удерживало его в молчании.
Так поведай же мне, Ходячий-по-Суше, что заставило Блестящих Прыгунов прийти тебе на помощь и воззвать ко мне?
Не знаю, господин мой. — смиренно ответил Ален. Я просто… просто позвал на помощь.
Просто позвал на помощь. Ни разу еще пи один Ходячий не просил помощи у нас. Возможно, этого было им достаточно. Но что это за другие? — Мысленный голос существа утратил всякий намек на благодушие, и Ален снова задрожал. — — Прыгуны говорят, что их надо во что бы то пи стало остановить. Их плавучие деревья пахнут кровью и болью, их помыслы черны, как ночь. Я знаю, что они причинили Прыгунам — но что они причинили своим сородичам?
Ален как можно более кратко описал громадному существу, везущему его на своей спине, что именно сделали пираты, и ощутил, как медленно разгорается гнев, столь же громадный, как само существо.
Вот как? Воевать само по себе скверно, но воевать с детьми и стариками… с мудростью и надеждой рода… — Повисло молчание. — Да. Я понимаю. Но это дело твоего народа, и хотя я желаю исполнить волю Прыгунов, тебе придется заплатить за это.
Заплатить? — Это было неважно; чего бы ни потребовало это существо, оно должно получить все, если такой ценой можно было положить конец бесчинствам бандитов. — - Это… — Он судорожно сглотнул. — Это меня вы желаете получить, о Владыка Глубин?
Упругая поверхность под ним заходила ходуном; миг спустя он понял, что исполин смеется.
Нет, маленький Ходячий, даже если бы ты был хорош на вкус, ты слишком благороден, чтобы тебя съесть. Кроме того, я не хочу, чтобы Тот, Кто Плачет на Берегу, твой Белый Брат-Дух, угас от горя. Нет. Прежде чем я вмешаюсь в дела Ходячих… поклянись, Ходячий, брат Белого Духа. Что никогда и никому обо мне не расскажешь. Никогда и никому.
Клянусь, — пообещал он, не вполне понимая, зачем этому существу его клятва и что он собирается сделать взамен, но дав эту клятву без колебаний. — Никто никогда не узнает. Даже мой Спутник.
Тогда я начинаю.
Он ощутил, как огромная махина под ним пришла в движение, стала подниматься, пока не оказалась полностью над поверхностью воды. Он едва удерживался на этой горе живой плоти, овеваемый встречным ветром, от которого у него зуб на зуб не попадал. Упругая плоть под ним медленно колыхалась. На горизонте показались огни — слишком желтые и немигающие, чтобы быть звездами.
То были фонари на топах корабля, на котором плыли его захватчики, и других кораблях разбойничьего флота. Корабли плыли быстро, но неведомое существо под Аленом было быстрее.
Теперь он ощутил вокруг другие разумы, разумы более мелких существ, его первых спасителей. Они не обменивались словами — он уловил лишь их возбуждение и такой же гнев, как и тот, что испытывал грозный великан. А вместе с ними в его мозгу вдруг всплыли и обрывочные образы, причина их гнева — люди с этих кораблей, забавы ради бьющие доверчивых обитателей озера.
Оставайся с Прыгунами, Ходячий, и смотри.
Туша, которая его поддерживала, вдруг выскользнула из-под него, и он снова очутился в воде. Но не успел он даже запаниковать, как его уже окружали те, другие существа, а двое из них проворно просунули головы под его распростертые по воде руки. А разбойничьи корабли не успели еще уплыть далеко, как что-то черное и чудовищное вырвалось из волн рядом с ними…
И обрушилось на один них, прежде чем немногочисленные матросы, следившие за парусами и румпелем, смогли заметить что-то ужасное, несущееся на них.
В один миг корабль с оглушительным треском лопающихся шпангоутов и воплями очутившихся в воде людей превратился в щепки.
Матросы с других кораблей еще успели понять, какая участь их ожидает, но избежать ее уже не могли. Снова и снова гигантская туша выскакивала из волн и атаковала их корабли, разбивая их в щепы — как капризный ребенок ломает игрушку, но с такой яростью, какой не может испытывать ни один ребенок.
Ален так и не узнал, сколько разбойников погибло мгновенно, а сколько оказалось во власти волн, ибо маленькие пловцы снова расступились, уступая место пловцу-великану, который стремительно понес его прочь.
Там еще остались некоторые, цепляющиеся за обломки своих плавучих деревьев, но сегодня ночью я буду охотиться, Ходячий, — с мрачным удовлетворением объявил голос в его мыслях. — Когда ты окажешься в безопасности, я вернусь и славно попирую… смотри, не забудь своей клятвы.
Никогда, — горячо поклялся он и содрогнулся, ощутив довольство великана.
Нам пора. Я голоден. Чем раньше Прыгуны вынесут тебя па берег, тем скорее я смогу насытиться.
И снова исполинская тута поднялась над водой и помчала его вперед — в каком направлении? Он не мог определить. Он лишь цеплялся за своего спасителя из последних сил — продрогший, измученный, дрожащий, терзаемый мучительной болью в каждой клеточке своего тела и надеющийся, что это существо, только что рассуждавшее о том, как станет есть людей, довезет его до дома.
И все же, и все же…
Ален боялся его — но то было скорее уважение, чем страх.
Поговори со мной, Ходячий. Расскажи мне о своей жизни. Я ни разу не встречал Ходячего, способного разговаривать в моих мыслях, а я прожил долго… очень долго…
Всю эту нескончаемо длинную ночь, на протяжении всего странного путешествия, Ален разговаривал с неведомым существом, несшим его вперед. Оно было знакомо с людскими обычаями, но Герольды и их Спутники оказались ему в новинку и приводили его в восторг. А Ален вдруг понял, что если бы не его Дар, который он и за Дар то не считал, не умение мысленно говорить с животными, его бы сейчас не было в живых; загадочное существо могло слышать сильные мысли других, но неотчетливо. Один лишь Ален оказался способным разговаривать с ним — с ним и с теми, кого оно называло Блестящими Прыгунами.
Мало-помалу уважение совершенно вытеснило весь страх.
Хотя Ален не забыл, чем его спаситель намеревался заняться по возвращении к обломкам кораблей. Им овладел полный разлад: с одной стороны, эти люди были повинны в убийствах, грабежах, бесчинствах, и, попади они в руки Стражи, им точно не сносить бы головы. Но после нескончаемых мгновений ужаса, отчаянной борьбы за жизнь с водной стихией окончить жизнь в пасти озерного чудища…
Они получат то, что заслужили. Возможно, они утонут до моего возвращения, но, утонувшие или живые, они славно мне послужат. Не тебе и не мне требовать с них ответа за их деяния. Я лишь послужу орудием возмездия.
На это Алену возразить было нечего; в конце концов, подобная участь была не хуже, чем тюрьма, суд, а в конце концов — веревка или топор палача…
Однако близится рассвет, а с ним и берег, — продолжало существо. — Ни один Ходячий до сих пор не видел меня и не увидит — по меньшей мере, те, кого я оставлял в живых. Я отправляюсь на охоту; Прыгуны отнесут тебя к твоим друзьям. — В его мысленном голосе послышалась улыбка. — Когда я покину тебя, пошли зов своему Белому Брату, чтобы он перестал горевать. Его плач даже сейчас терзает мое сердце.
Существо замедлило ход, потом остановилось и медленно ушло под воду, и Ален снова очутился на плаву. Миг спустя существа уже не было — вероятно, под водой оно плавало быстрее, чем над водой, и держалось на поверхности только ради него. После долгого пребывания в мокрой одежде на пронизывающем ветру вода казалась теплой; вскоре Блестящие Прыгуны окружили его, подхватили под руки.
Убери свои плавники из мертвой шкуры, в которую ты облачился, чтобы мы могли ухватиться за нее и тянуть тебя вперед, — сказал один.
Не сразу, но он сообразил: они просят его втянуть руки в рукава, чтобы они смогли взять их концы в зубы. Он подчинился, и вскоре двое из них тащили его за собой, а остальные плыли вокруг, время от времени выпрыгивая в воздух — по-видимому, просто от избытка чувств. Памятуя слова Владыки Глубин, Ален начал мысленно звать Ведалию. И в тот самый миг, когда темное небо окрасила заря, а вода отразила ее тусклым серебром, он уловил отклик своего Спутника.
То, что происходило между ними, было слишком глубоко, чтобы выразить это словами, и Ален был рад, что его тянут, ибо плыть и плакать одновременно он не смог бы.
А когда на горизонте показалось солнце, то стало ясно, что Прыгунам не придется везти его до самого берега: навстречу им плыли лодки, и хотя Ведалия ни в одну из них не поместился бы, на носу самой первой стоял Стед в своей белой униформе, сияющей в рассветных лучах.