Хотя бы одному стихотвореньюЖизнь вечную сумевший дать поэтХранит в груди божественный секрет:Обвеевать росистою сиренью.Что из того, что склонны к засореньюСвоих томов мы вздором юных лет!Сумей найти строфу, где сора нет,Где стих зовет ползучих к воспаренью!Восторга слезы – как весенний дождь!Освобожденная певица рощМолилась за поэта не напрасно:Молитве птичьей вняли небеса, —Любим поэт, кто строки набросал, —Звучащие воистину прекрасно!

1926

Тэффи

С Иронии, презрительной звезды,К земле слетела семенем сирениИ зацвела, фатой своих куренийОбволокнув умершие пруды.Людские грезы, мысли и труды —Шатучие в земном удушье тени —Вдруг ожили в приливе дуновенийЦветов, заполонивших все сады.О, в этом запахе инопланетномЗачахнут в увяданье незаметномЗемная пошлость, глупость и грехи.Сирень с Иронии, внеся расстройствоВ жизнь, обнаружила благое свойство:Отнять у жизни запах чепухи...

1925

Тютчев

Мечта природы, мыслящий тростник,Влюбленный раб роскошной малярии,В душе скрывающий миры немые,Неясный сердцу ближнего, поник.Вечерний день осуеверил лик,В любви последней чувства есть такие,Блаженно безнадежные. РоссияПостигла их. И Тютчев их постиг.Не угасив под тлеющей фатоюОгонь поэтов, вся светясь мечтою,И трепеща любви, и побледнев,В молчанье зрит страна долготерпенья,Как омывает сорные селеньяГромокипящим Гебы кубком гнев.

1926

Фофанов

Большой талант дала ему судьба,В нем совместив поэта и пророка.Но властью виноградного порокаЦарь превращен в безвольного раба.Подслушала убогая избаНемало тем, увянувших до срока.Он обезвремен был по воле рока,Его направившего в погреба.Когда весною – в божьи именины,—Вдыхая запахи озерной тины,Опустошенный, влекся в Приорат,Он, суеверно в сумерки влюбленный,Вином и вдохновеньем распаленный,Вливал в стихи свой скорбный виноград...

1926

Цветаева

Блондинка с папироскою, в зеленом,Беспочвенных безбожников божок,Гремит в стихах про волжский бережок,О в персиянку Разине влюбленном.Пред слушателем, мощью изумленным,То барабана дробный говорок,То друга дева, свой свершая срок,Сопернице вручает умиленной.То вдруг поэт, храня серьезный вид,Таким задорным вздором удивит,Что в даме – жар, и страха дрожь —во франте...Какие там «свершенья» ни верши,Мертвы стоячие часы души,Не числящиеся в ее таланте...

1926

Чириков

Вот где окно, распахнутое в сад,Где разговоры соловьиной трельюС детьми Господь ведет, где труд бездельюВесны зеленому предаться рад.Весенний луч всеоправданьем злат:Он в схимническую лиётся келью,С пастушескою дружит он свирелью,В паркетах отражается палат.Не осудив, приять – завидный жребий!Блажен земной, мечтающий о небе,О души очищающем огне,О – среди зверства жизни человечьей —Чарующей, чудотворящей речи,Как в вешний сад распахнутом окне!..

1926

Бенедикт Лившиц

Последний фавн

В цилиндре и пальто он так неразговорчив,Всегда веселый фавн... Я следую за нимПо грязным улицам, и оба мы хранимМолчание... Но вдруг – при свете газа – скорчивСмешную рожу, он напоминает мне:«Приятель, будь готов: последний сын ЭлладыТебе откроет мир, где древние усладыЕще не умерли, где в радостном огнеЕще цветет, цветет божественное тело!»Я тороплю, и вот – у цели мы. НесмелоТолкаю дверь: оркестр, столы, сигарный дым,И в море черных спин – рубиновая пена —Пылают женщины видений Ван-Донгэна,И бурый скачет в зал козленком молодым!

1910

Флейта Марсия

Да будет так. В залитых солнцем странахТы победил фригийца, Кифаред.Но злейшая из всех твоих побед —Неверная. О Марсиевых ранахНельзя забыть. Его кровавый следПрошел века. Встают, встают в туманахЕго сыны. Ты слышишь в их пэанахФригийский звон, неумерщвленный бред?Еще далек полет холодных ламий,И высь – твоя. Но меркнет, меркнет пламя,И над землей, закованною в лед,В твой смертный час осуществляя чей-тоНочной закон, зловеще запоетОтверженная Марсиева флейта.

1911

Акростих

А. В. Вертер-Жуковой
Ваш трубадур – крикун, ваш верный шут – повеса(Ах, пестрота измен – что пестрота колен!).Ваш тигр, сломавши клеть, бежал в глубины леса,Единственный ваш раб – арап – клянет свой плен.Разуверения? – нашептыванья беса!Тревожные крыла – и в лилиях явленЕдва заметный крест... О узкая принцесса,Разгневанная мной, вы золотой Малэн:Желтели небеса и умолкали травы,Утрело, может быть, впервые для меня,Когда я увидал – о свежие оправыОчнувшихся дерев! о златовестье дня! —Ваш флорентийский плащ, летящий к небосклону,Аграф трехлилейный и тонкую корону.

Ворзель, июнь 1912

Матери

Сонет-акростих

Так строги вы к моей веселой славе,Единственная! Разве Велиар,Отвергший всех на босховском конклаве,Фуметой всуе увенчал мой дар?Иль это страх, что новый Клавдий-Флавий,Любитель Велиаровых тиар,Иезавелью обречется лаве —Испытаннейшей из загробных кар?Люблю в предверьи первого СезамаИграть в слова, их вероломный друг,Всегда готовый к вам вернуться, мама,Шагнуть назад, в недавний детский круг,И вновь изведать чистого бальзама —Целебной ласки ваших тихих рук.

1913

Николаю Бурлюку

Сонет-акростих

Не тонким золотом МириныИзнежен дальний посох твой:Кизил Геракла, волчий вой —О строй лесной! о путь старинный!Легка заря, и в лог звериный,Апостольски шурша травой,Юней, живей воды живойБолотные восходят крины.Усыновись, пришлец! Давно льРучьиные тебе лилеиЛукавый моховой король,Ютясь, поникнет в гоноболь,Когда цветущий жезл ГилейУзнает северную воль...

1913

Закат на Елагином

Не веер – аир. Мутный круг латуни.Как тяжела заклятая пчела!Как редок невод воздуха! К чему ниПритронешься – жемчужная зола.О, вечер смерти! В темный ток летунийУстремлены двуострые крыла:В солнцеворот – испариною луниПокрытые ты крылья вознесла.О, мутный круг! Не росными ль дарамиБлистает шествие и литияНад аирными реет серебрами?О, как не верить: крыльями бия, —Летунья ли, иль спутница моя? —Отходит в ночь – в латунной пентаграмме.

1914

Николаю Кульбину

Сонет-акростих

Наперсник трав, сутулый лесопытИскусно лжет, ища себе опоры:Коричневый топаз его копытОправлен кем-то в лекарские шпоры.Лужайка фавнов; скорбно предстоитАреопагу равных скоровзорый:«Южнее Пса до времени сокрыт«Канун звезды, с которой вел я споры».Умолк и ждет и знает, что едваЛь поверят фавны правде календарной...Бессмертие – удел неблагодарный,И тяжела оранжевая даль,Но он, кусая стебель в позолоте,Уже вздыхает о солнцевороте.

1914

Концовка

Сколько званых и незваных,Не мечтавших ни о чем,Здесь, плечо к плечу, в туманахМедным схвачено плащом!Пришлецов хранитель стойкийДозирает в дождеве:Полюбивший стрелы МойкиПримет гибель на Неве...Город всадников летящих,Город ангелов трубящихВ дым заречный, в млечный свет —Ты ль пленишь в стекло монокля,Тяжкой лысиною проклятИ румянцем не согрет?..

1915

* * *

И, медленно ослабив привязь,Томясь в береговой тишиИ ветру боле не противясь.Уже зовет корабль души.Его попутное наитьеТоропит жданный час отплытья,И, страстью окрылен и пьян,В ея стремится океан.Предощущениями негиНеизъяснимо вдохновлен,Забыв едва избытый плен,О новом не ревнуя бреге,Летит – и кто же посягнетНа дерзостный его полет?

1920?

Баграт

На том малопонятном языке,Которым изъясняется природа,Ты, словно незаконченная ода,В суровом высечен известняке.Куда надменная девалась кода?Ее обломки, может быть, в реке,И, кроме неба, не желая свода,Ты на незримом держишься замке.Что нужды нам, каков ты был когда-то,Безглавый храм, в далекий век Баграта?Спор с временем – высокая игра.И песнь ашуга – та же песнь аэда,«Гамарджвеба!» Она с тобой, ПобедаСамофракийская, твоя сестра!

1936

Поcв.Шарля Бодлера

Идеал

Нет, ни красотками с зализанных картинок —Столетья прошлого разлитый всюду яд! —Ни ножкой, втиснутой в шнурованный ботинок,Ни ручкой с веером меня не соблазнят.Пускай восторженно поет свои хлорозы,Больничной красотой пленяясь, Гаварни —Противны мне его чахоточные розы:Мой красный идеал никак им не сродни!Нет, сердцу моему, повисшему над бездной,Лишь, леди Макбет, вы близки душой железной,Вы, воплощенная Эсхилова мечта,Да, ты, о Ночь, пленить еще способна взор мой,Дочь Микеланджело, обязанная формойТитанам, лишь тобой насытившим уста!

Поcв.Артюра Рембо

Зло

Меж тем как красная харкотина картечиСо свистом бороздит лазурный небосводИ, слову короля послушны, по-овечьиБросаются полки в огонь, за взводом взвод;Меж тем как жернова чудовищные бойниСпешат перемолоть тела людей в навоз(Природа, можно ли взирать еще спокойней,Чем ты, на мертвецов, гниющих между роз?) —Есть бог, глумящийся над блеском напрестольныхПелен и ладаном кадильниц. Он уснул,Осанн торжественных внимая смутный гул,Но вспрянет вновь, когда одна из богомольныхСкорбящих матерей, припав к нему в тоске,Достанет медный грош, завязанный в платке.

Поcв.Тристана Корбьера

Скверный пейзаж

Песок и прах. Волна хрипит и тает,Как дальний звон. Волна. Еще волна.– Зловонное болото, где глотаетБольших червей голодная луна.Здесь медленно варится лихорадка,Изнемогает бледный огонек,Колдует заяц и трепещет сладкоВ гнилой траве, готовый наутек.На волчьем солнце расстилает прачкаБелье умерших – грязное тряпье,И, все грибы за вечер перепачкавХолодной слизью, вечное своеНесчастие оплакивают жабыРазмеренно-лирическим «когда бы».

Михаил Струве

* * *

Поникнув воспаленными крылами,Багряный лик в последний раз блеснул.Соленый ветр с залива потянул,И дым чернее стал над кораблями.Не прогремят тяжелыми цепямиЛебедки быстрые. Умолкнул гул.Кипучий рейд недвижимо заснул.Спят корабли, зарывшись якорямиВ надежное властительное дноИм дальний путь в морских пустынях снится,Изгибы волн и облаков руно.И в этот час, когда совсем темно,Хочу бесшумно, как ночная птица,Под парусом в неверный путь стремиться.

1914

* * *

Поcв.глубины стемневшей алтаряОн вышел утомленными шагамиИ скорбными, как смертный час, словамиНам повествует, книгу растворя,О муках Иудейского Царя,Безжалостно замученного нами.И плачут свечи, трепетно горя,И каплет воск прозрачными слезами.От скорби потемнели образа,Чуть слышится молитвенное пенье.О, Господи, развей мое сомненье.Коснись, коснись, небесная гроза,Чтобы из глаз моих, как очищенье,Горячая скатилася слеза.

1914

Луч

Сквозь щель на темной занавескеСтрелою тонкою огняОн разбудил, нежданно резкий,Еще дремавшего меня.Виденья сонные храня,Еще душа тусклее фрески,А за окном в немолчном блескеЛикует летний день, звеня.Чуть видны на стенах узоры.Едва белеет потолок.И сердце чувствует укоры.К окну, к окну в один прыжокИ, вздернув торопливо шторы,Впускаю золотой поток.

1914

* * *

Рассеянно поправив волосаИ прислонясь задумчиво к кушетке,Вы улыбнулись. Смолкли голосаИ, словно птица, пойманная в сетке,Забилось сердце. На земле так редки,Так страшно редки встречи-чудеса,И радостно стремится в небесаДуша, ушедшая из темной клетки.Но кончился неповторимый час,И невозвратно счастье отлетело.Я буду до последнего предела,Пока огонь и разум не погас,Пока сомненьем сердце не истлело,На дне души хранить мечту о вас.

1914

* * *

Еще весна проснулася едваИ холодно прозрачными утрами,Но снег сошел, и ровными коврамиЖелтеет прошлогодняя трава.Снегами ранена, она еще живаИ шевелит завядшими стеблями.И дышит долгожданными лучами,И говорит чуть слышные слова.Часы ее сосчитаны. ПодснежныйРасцвел цветок и в чаще, и во рву.Пути весны нелепо неизбежны,И я цветок без сожаленья рву,Склонясь к земле, и бережно, и нежноЛаскаю прошлогоднюю траву.

1914

Надежда Львова

* * *

Весенней радостью дышу устало,Бессильно отдаюсь тоске весенней...В прозрачной мгле меня коснулось жалоНавеки промелькнувших сновидений.Как много их – и как безумно мало!Встают, плывут задумчивые тениС улыбкой примиренья запоздалой...Но не вернуть пройденные ступени!И дружбы зов, солгавшей мне невольно,И зов любви, несмелой и невластной,—Все ранит сердце слишком, слишком больно...И кажется мне жизнь такой напрасной,Что в этот вечер, радостный и ясный,Мне хочется ей закричать: «Довольно!»

1913

* * *

Весенний вечер, веющий забвеньем,Покрыл печально плачущее поле.И влажный ветер робким дуновеньемНам говорит о счастье и о воле.Вся отдаюсь томительным мгновеньям,Мятежно верю зову вечной Воли:Хочу, чтоб ты горел моим гореньем!Хочу иной тоски и новой боли!Немеет ветра вздох. Уснуло поле.Грустя над чьим-то скорбным заблужденьем,Пророча муки, тихий дождь струится...Но сладко ждать конца ночной неволиПод плач дождя: слепительным виденьемНаш новый день мятежно загорится!

1913

* * *

Беспечный паж, весь в бархате, как в раме,Он издали следит турнира оживленье.Ребенок,– он склоняется, как в храме,И ловит набожно скользящие мгновенья.Смятенный,– он не грезил вечерами.Улыбки он не знал всевластного забвенья.Он не клялся служить прекрасной Даме,Склонясь, он не шептал обетов отреченья.Еще не слышал он тревожные раскатыТомительной грозы. Цветы вокруг не смяты.Ребенок, – он глядит, как день – задорно...Он не клялся пред статуей Мадонны...Все ж близок миг! Он склонится покорноУ чьих-то ног коленопреклоненный!

* * *

... И Данте просветленные напевы,И стон стыда – томительный, девичий,Всех грез, всех дум торжественные севыВозносятся в непобедимом кличе.К тебе, Любовь! Сон дорассветный Евы,Мадонны взор над хаосом обличий,И нежный лик во мглу ушедшей девы,Невесты неневестной – Беатриче.Любовь! Любовь! Над бредом жизни чернымТы высишься кумиром необорным,Ты всем поешь священный гимн восторга.Но свист бича? Но дикий грохот торга?Но искаженные, разнузданные лица?О, кто же ты: святая – иль блудница?

* * *

За детский бред, где все казалось свято,Как может быть святым лишь детский бред,За сон любви, слепительный когда-то,За детское невидящее «нет»,Которым все, как ясной сталью сжато,—Ты дашь за все, ты дашь за все ответ!Ты помнишь сад, где томно пахла мята,Где полыхался призрачный рассвет?..В твоем саду все стоптано, все смято,—За детский бред!Что ж плачешь ты, как над могилой брата?Чего ж ты ждешь?.. Уже не блещет свет,И нет цветов... О, вот она – расплатаЗа детский бред!

Иван Логинов

Памяти Эм. Верхарна

Стих Верхарна, как звон колокольный,Разливался повсюду, вездеИ сзывал к новой жизни привольнойИзнывающих в тяжком труде.И поэзия музы великойВ этом мире не знала границ,Пела гимны толпе многоликойСредь больших городов и столиц.Пела там, где борьба и движеньеИ где к «Зорям» святое стремленье.Все явления жизни воспеты,Даже взмахи машинных колес,И нашлись у трибуна ответыНа мирской социальный вопрос.

1916

Маленький фельетон

(Карманный словарик) Андреев Леонид – писатель, пишет в «Русской воле»

И для меня пора насталаЗабыть «Повешенных» своихИ для магнатов капиталаТворить героев дорогих.За тридцать шесть тысчонок в годТалант мой много накуетРассказов, повестей, романов,Публицистических статей,Что позавидует ПлехановПатриотичности моей.

Поcв.цикла «Литературные портреты»

IV

А. Амфитеатров

«О, если бы вспомнить, как весел был, молод!» А. Амфитеатров, «Эхо»
О, если бы вспомнить Романова Колю!О, если бы вспомнить пасхальный кулич!О, если бы вспомнить и «Русскую Волю»,И «Красное Знамя», и пошленький «Бич»!О, если бы царских увидеть холопов!О, если бы снова в России был царь!О, если б явился опять Протопопов!Ему, как бывало, я спел бы тропарь!О, если бы сгинули всюду Советы!О, если бы милый Каледин воскрес!Но песенки наши, как видится, спеты,В России рабочий имеет лишь вес!О, если бы вспомнить стальную лопату,Как ею сгребал я построчную плату!

Анна Радлова

Ангел Песнопения

Сонет

Он целовал меня в часы тревогиИ говорил мне: слушай, я пою.Веселие душило грудь мою,Подкашивались от волненья ноги,И Ангел пел о море и о Боге.Как ключевую путник пьет струю,Его слова пила я на краюБольшой и пыльной медленной дороги,Но ветер города горяч и груб,Но тягостно любовное говенье,И отвернулся Ангел ПеснопеньяОт соблазненных, многогрешных губ,Меня оставил средь домов и трубИ в голубые отлетел селенья.

Лето 1918 г.

Белая ночь

Сонет

Как позолота, стертая веками,На куполе огромного собораБдит солнце здесь, не ослепляя взора,Разлитое незримыми руками,И сот ночных расплавленное пламяНе тронет розоперстая Аврора,Такая ночь не скроет злого вора,Мечтателя не укачает снами,Не ищем мы забвения печали,Золотонощные вдыхаем весныИ вспоминаем редко о начале,Когда над нами не дремали сосныИ море вторило бессильным клятвамО чистоте и счастье непонятном.

Лето 1918 г.

Каждое утро

Т. М. Персии
Каждое утро мы выходим из дому вместеИ бродим по городу в поисках хлеба.Он целует мне руки, как будто невесте,И мы смотрим на розовое, еще не проснувшееся небо.Этой весною земля вместо хлеба цветы уродила,И пахнут ландыши в Петербурге, как на Корсикемагнолии.Что ж, что уходят все наши силы,Вечером мы цветы покупаем и вспоминаемо пшеничном загорелом поле.Иногда небо начинает тихо кружитьсяИ вдруг без удержу падает на землю,А земля, как большая черная птица,Из-под ног выпархивает, и я твоему голосу внемлю.Когда кружится голова – большое утешеньеГулять с голодным и крылатым Ангелом Песнопенья.

Май 1921 г.



Осин Мандельштам

Пешеход

Я чувствую непобедимый страхВ присутствии таинственных высот.Я ласточкой доволен в небесах,И колокольни я люблю полет!И, кажется, старинный пешеход,Над пропастью, на гнущихся мостках,Я слушаю, как снежный ком растетИ вечность бьет на каменных часах.Когда бы так! Но я не путник тот,Мелькающий на выцветших листах,И подлинно во мне печаль поет.Действительно, лавина есть в горах!И вся моя душа – в колоколах,Но музыка от бездны не спасет!

1912

Казино

Я не поклонник радости предвзятой,Подчас природа – серое пятно.Мне, в опьяненьи легком, сужденоИзведать краски жизни небогатой.Играет ветер тучею косматой,Ложится якорь на морское дно,И бездыханная, как полотно,Душа висит над бездною проклятой.Но я люблю на дюнах казино,Широкий вид в туманное окноИ тонкий луч на скатерти измятой.И, окружен водой зеленоватой,Когда, как роза, в хрустале вино,—Люблю следить за чайкою крылатой!

1912

Шарманка

Шарманка, жалобное пеньеТягучих арий, дребедень —Как безобразное виденье,Осеннюю тревожит сень...Чтоб всколыхнула на мгновеньеТа песня вод стоячих лень,Сентиментальное волненьеТуманной музыкой одень.Какой обыкновенный день!Как невозможно вдохновенье —В мозгу игла, брожу как тень.Я бы приветствовал кременьТочильщика – как избавленье:Бродяга – я люблю движенье.

1912

* * *

Паденье – неизменный спутник страха,И самый страх есть чувство пустоты.Кто камни нам бросает с высоты,И камень отрицает иго праха?И деревянной поступью монахаМощеный двор когда-то мерил ты:Булыжники и грубые мечты —В них жажда смерти и тоска размаха!Так проклят будь, готический приют,Где потолком входящий обмороченИ в очаге веселых дров не жгут.Немногие для вечности живут,Но если ты мгновенным озабочен —Твой жребий страшен и твой дом непрочен!

1912

* * *

Пусть в душной комнате, где клочья серой ватыИ склянки с кислотой, часы хрипят и бьют—Гигантские шаги, с которых петли сняты,—В туманной памяти виденья оживут.И лихорадочный больной, тоской объятый,Худыми пальцами свивая тонкий жгут,Сжимает свой платок, как талисман крылатый,И с отвращением глядит на круг минут...То было в сентябре, вертелись флюгера,И ставни хлопали, но буйная играГигантов и детей пророческой казалась,И тело нежное – то плавно подымалось,То грузно падало: средь пестрого двораЖивая карусель без музыки вращалась!

1913

Спорт

Румяный шкипер бросил мяч тяжелый,И черни он понравился вполне.Потомки толстокожего футбола:Крокет на льду и поло на коне.Средь юношей теперь по старинеЦветет прыжок и выпад дискобола,Когда сойдутся, в легком полотне,Оксфорд и Кембридж – две приречных школы.Но только тот действительно спортсмен,Кто разорвал печальной жизни плен:Он знает мир, где дышит радость, пенясь...И детского крокета молотки,И северные наши городки,И дар богов – великолепный теннис!

1913

Поcв.Франческо Петрарки

Valle che de’lamenti miei se’piena...[9]
Речка, распухшая от слез соленых,Лесные птахи рассказать могли бы;Чуткие звери и немые рыбы,В двух берегах зажатые зеленых;Дол, полный клятв и шепотов каленых;Тропинок промуравленных изгибы;Силой любви затверженные глыбыИ трещины земли на трудных склонах:Незыблемое зыблется на месте.И зыблюсь я... Как бы внутри гранитаЗернится скорбь в гнезде былых веселий,Где я ищу следов красы и чести,Исчезнувшей, как сокол, после мыта,Оставив тело в земляной постели.

Ноябрь 1933 – январь 1934

Как соловей сиротствующий славит

Quel rosignuol che si soave piague...[10]
Как соловей сиротствующий славитСвоих пернатых близких, ночью синей,И деревенское молчанье плавитПо-над холмами или в котловине, —И всю-то ночь щекочет и муравитИ провожает он один, отныне, —Меня, меня: силки и сети ставитИ нудит помнить смертный пот богини...О, радужная оболочка страха!Эфир очей, глядевших в глубь эфира,Взяла земля в слепую люльку праха.Исполнилось твое желанье, пряха,И, плачучи, твержу: вся прелесть мираРесничного недолговечней взмаха.

Ноябрь 1933 – январь 1934

Когда уснет земля и жар отпышет

I di miei piu leggier che nessun cervo...[11]
Когда уснет земля и жар отпышетИ на душе зверей покой лебяжийХодит по кругу ночь с горящей пряжейИ мощь воды морской зефир колышет.Чую, горю, рвусь, плачу – и не слышитВ неудержимой близости, все та же,Целую ночь, целую ночь на страже!И вся как есть далеким счастьем дышит.Хоть ключ один – вода разноречива:Полужестка, полусладка. УжелиОдна и та же милая двулична?Тысячу раз на дню, себе на диво,Я должен умереть на самом делеИ воскресаю так же сверхобычно.

Декабрь 1934



Сергей Третьяков

Пятилетие

А. Скрябин

Опять струнных ногтей повиликаПоднимет рояля лаковый парусИ качнет по буграм басов и крикаИстерику, полыхающую из яруса в ярус.И когда под ножами клавишОт сочных болью царапинСердце повиснет на нитке,Как вырванный глаз,Каждый ты исступленно восславишь:Прощенья!Осанна!Александр Скрябин —ЗемлевращеньяЭкстаз.

* * *

Бактерия! Madame Бактерия!Я очень... Я прошу... знаете...Я расцелую ваши формы серые,Только не майте!Конечно, я очень рад вам...И даже... Вы не верите клятвам?Я льстец? Ничего подо...Я поперхнулся вовсе не от подлизывания.Мне ведь только Хочется туда,Вон, где труба, и провода,И фасадов столько да полстолько...А?.. Милая, многоуважаемая Бактерия,Вы все-таки вотируете недоверие?..

Больница. Дифтерит.

1914

Нежень жене

Томик, налитый прошлым,Соками глаз пахать.Ольге легли к подошвамЛьготные глины стиха.Ясные явства ЯснышуЯ сношу.И новою ношею шеюСветло одев,В завтра ступаю и слушаю,Что говорят двеПрежниеТе ж:Ясныша ближние нежниИ мятеж.

Марина Цветаева

Встреча

Вечерний дым над городом возник,Куда-то вдаль покорно шли вагоны,Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны,В одном из окон полудетский лик.На веках тень. Подобием короныЛежали кудри... Я сдержала крик:Мне стало ясно в этот краткий миг,Что пробуждают мертвых наши стоны.С той девушкой у темного окна —Виденьем рая в сутолке вокзальной —Не раз встречалась я в долинах сна.Но почему была она печальной?Чего искал прозрачный силуэт?Быть может, ей – и в небе счастья нет?..

1919

Die stille Strasse[12]

Die stille Strasse: юная листваСветло шумит, склоняясь над забором,Дома – во сне... Блестящим детским взоромГлядим наверх, где меркнет синева.С тупым лицом немецкие словаМы вслед за Fraulein повторяем хором,И воздух тих, загрезивший, в которомВечерний колокол поет едва.Звучат шаги отчетливо и мерно,Die stille Strasse распрощалась с днемИ мирно спит под шум деревьев. Верно,Мы на пути не раз еще вздохнемО ней, затерянной в Москве бескрайной,И чье названье нам осталось тайной.

1910

Как жгучая, отточенная лестьПод римским небом, на ночной веранде,Как смертный кубок в розовой гирлянде—Магических таких два слова есть.И мертвые встают как по команде,И Бог молчит – то ветреная вестьЯзычника – языческая месть:Не читанное мною Аге Amandi![13]Мне синь небес и глаз любимых синьСлепят глаза. – Поэт, не будь в обиде,Что времени мне нету на латынь!Любовницы читают ли, Овидий?!– Твои тебя читали ль? – Не отриньНаследницу твоих же героинь!

29 сентября 1915



Иван Грузинов

Примитив

В иглах пепельных сгораетГлаз. Янтарный. Белый. Алый.Чуть мигает. Чуть мигаетМеркнут краски. Гаснет день.Прохожу дорожкой малойМимо тихих деревень.Пью водицу из ручьевИ беседую с былинкой.Отуманенный росою,Пряным трепетом цветов,Прохожу лесной тропинкой.Говорят – шумят со мноюЛипы. Ели. Сосны. Клены.Говорит весь лес зеленый.

1910

* * *

Смех твой, Майя, смех певучий;Голос твой призывно-сладок;Ослепляет лик твой жгучий,Манит чарами загадок.Но в плену твоих объятий —В узах пламенных и тесных —Я сгораю в муках крестных;Множу призраки и тени,Созидаю мир видений,Позабыв слова заклятий.

1912

* * *

Полночный час. Уснули звуки.Заворожила тишина.Недвижно небо. Даль мутна.В окно струится звездный свет.Тревожный стук. Мелькнули руки.Мелькнул твой гибкий силуэт.И занавесь зашелестелаУ одинокого окна.Твой белый лик на ткани зыбкой.Безмолвный призрак. Призрак белый.Глаза с укором иль улыбкой?Безмолвно к призраку приник.Лобзаю жадно белый лик.

1912

Амулет

На прощанье подарилаМне свинцовую гориллу.Черной лентой обезьянку обвязалаИ сказала:«Мой поэт,Это будет амулет.А когда... когда разрушится свинец,Знай, настал конец»...Долго я хранил заветный амулет.Но однажды, в час заклятья,Молвил: «Любишь или нет?»И едва успел сказать яЗаповедные слова,У гориллы отвалилась голова.

1913

* * *

Дьяволятки голенькие, хилыеВ полночь выползли сквозь щели из подполья.Это вы, мечты бескрылые,Пали листьями безволья?Ведьмы пляшут? ведьмы воют?Это вихри, это листья шелестят.Я плащом моим прикроюВас, дрожащих дьяволят.И пока я жду рассвета —Темен, слеп и духом нищий,—Ваше тело будет тьмой моей согрето,В слепоте моей себе найдете пищу.Но когда в рассветный час склонюськ пустынному оконцу,Не мешайте мне в тиши молиться Солнцу.

1913

Челлини

Соцветья камней многотонных,Законченность, чеканность линийИ блеск металлов раскаленныхВлекли к себе мечту Челлини.Был для него металл упорныйНежней, чем воск, огню покорный.Ему вручили гномы горВсепобеждающую властьНад косной массой минерала.Неумолимо верен взор,И опьяняющая страстьЕго руки не колебалаПри взмахе дерзкого кинжала.

1913

Бубны боли

De la musique avant toute chose Paul Verlaine[14]
Батарей обрывки клубыБыстрых бархатов обвили.Побежал инкуб рубиновОборвать боа на башнях,Зубы выбитых барбетовБороздит бурьяном бомб.В небесах балет болидовБросил бусы. Бронза брызг!К облакам батальный бант.Бревна, сабли, губы, ребраРаздробить в багровый борщ.«Брац!..»«Урра-а-а-а-а!..»Трубы бреют бубны боли,Бредит братом барабан.

1914. Август

Жернова заржали жаром

Жалонеры. Ружья. Жерла.Ждут. Жиреет жаба жути.Дирижабли дребезжат.Давизжала жидким жгутом.Брызжут жемчугом дождей.Жадны ржавые жирафы.Лижут жесткое желе.Жернова заржали жаромРыжих жал. Железа скрежет.Жабры сжать. Жужжит желудок.Желчь дрожит. Разрежу жилы.Жердь жую. Жену жалею.Животы, фуражки, лужи.Жатва, желтые жуки.

1914. Август

Веер Венеры

Синева весенних вен.Свет ветвит воздушный вереск.Вянет воск воспоминаний,Новой яви веет вихрь.Снова снов наивна весть:Вечер матовых мотивовНа левкоях высоты;Опустив влекущий взор,Веер выронит ВенераПред завесами алькова.

1914

* * *

Мне мучительно долго снитсяНочи удушливый бархат,В ядовитый угар хатАпокалипсическая кобылицаЗа волною черную волнуРасплескивает буйную гриву,Глаза бырят оранжевую муть,Поcв.копыт выпадают ржавые гвозди.О, если бы к небу метнутьЗвезд зрелые гроздья,Медноногую лунуВымести из болот огненной шваброй,Выудить из небесного заливаЗарю за алые жабры.

1919

* * *

Нужда петлю плетет тугую,Судьба навостривает нож.Ах, к черту! через не могуВ избе бревенчатой поешь.И ты, сосед мой бородатый,(Не зная, как Некрасов ныл),Плюя в посконные штаны,Не числишь вольность на караты.Тряхнув натруженные плечи,Горланишь беспардонно:«Пусть! Кривая вывезет! Пошел!»Платочком синим (в синий вечер)В окно, как муку, гонишь грусть,Разбойной пляской глушишь пол.

1924



Вадим Шершеневич

Один в полях среди несжатых нив 

М. Н. Андреевской
Один в полях среди несжатых нив,

Слежу меж звезд венец небесных лилий,

Приемлю тихий всплеск незримых крылий,

Поcв.бледных рук фиалки уронив.



О, смерть! Тебя, твой черный плащ развив,

Архангелы на землю уронили.

И я, овеян светом лунной пыли,

Приход твой жду, смиренно-терпелив.



Покорно грудь простором милым дышит,

И синий ветер мой наряд колышет.

Как от шипов, чело Христа в крови —



Моя душа изрыта мукой лютой.

О, смерть! Моя сестра! Благослови

И благостным плащом меня укутай.

Портрет дамы

Поcв. общим знакомым
В глазах спешат назойливые тениКаких-то дел ненужных, как она,Всегда заботой суетной полна,Исполненная бесконечной лени.Ей так далек напев и звук осенний!Ей так смешна чужая тишина!Так в заводи случайная волнаВ камыш, уставший от чужих волнений,Нещадно пеной бьет. Старухи месть —Тупая сталь, припрятанная в лесть.В чужую весь своей тропой избитойОна несет бессмертной сплетни яд.Так в комнаты сквозь двери приоткрытойПолзет из кухни едко-смрадный чад.

В гостиной

Обои старинные, дымчато-дымные,Перед софою шкура тигровая,И я веду полушепоты интимные,На клавесине Rаmеаu наигрывая.Со стены усмехается чучело филина;Ты замираешь, розу прикалывая,И, вечернею близостью обессилена,Уронила кольцо опаловое.Гаснет свет и впиваются длинныеТени, неясностью раззадоривая.Гостиная, старинная гостиная,И ты, словно небо, лазоревая.Ночь... Звоны с часовни ночные.Как хорошо, что мы не дневные,Что мы, как весна, земные!

Эдуард Багрицкий

* * *

Здесь гулок шаг. В пакгаузах пустыхНет пищи крысам. Только паутинаПодернула углы. И голубинойНе видно стаи в улицах немых.Крик грузчиков на площадях затих.Нет кораблей... И только на стариннойВысокой башне бьют часы. ПустынноИ скучно здесь, среди домов сырых.Взгляни, матрос! Твое настало время,Чтоб в порт, покинутый и обойденный всеми,Поcв.дальних стран пришли опять суда.И красный флаг над грузною таможнейНам возвестил о правде непреложной,О вольном крае силы и труда.

1921

Путнику

Студент Сорбонны ты или бродячий плут,Взгляни: моя сума наполнена едою.Накинь свой рваный плащ, и мы пойдем с тобоюВ чудесную страну, что Фландрией зовут.В дороге мы найдем в любой корчме приют,Под ливнем вымокнем и высохнем от зноя.Пока из-за холмов в глаза нам не сверкнутКаналы Фландрии студеною волною.Довольно ты склонял над пыльной кипой грудь,Взгляни: через поля свободный льется путь!Смени ж грамматику на посох пилигрима,Всю мудрость позабудь и веселись, как дрозд,—И наша жизнь пройдет струёй мгновенной дымаСреди молчанья стад и в тихом блеске звезд.

1921

Сергей Есенин

Греция

Могучий Ахиллес громил твердыни Трои,Блистательный Патрокл сраженный умирал,А Гектор меч о траву вытиралИ сыпал на врага цветущие левкои.Над прахом горестно слетались с плачем сои,И лунный серп сеть туник прорывал.Усталый Ахиллес на землю припадал,Он нес убитого в родимые покои.Ах, Греция! мечта души моей!Ты сказка нежная, но я к тебе нежней,Нежней, чем к Гектору, герою, Андромаха.Возьми свой меч. Будь Сербии сестрою,Напомни миру сгибнувшую Трою.И для вандалов пусть чернеют меч и плаха.

1915



Сонет

Я плакал на заре, когда померкли дали,Когда стелила ночь росистую постель,И с шепотом волны рыданья замирали,И где-то вдалеке им вторила свирель.Сказала мне волна: «Напрасно мы тоскуем»,—И, сбросив свой покров, зарылась в берега,А бледный серп луны холодным поцелуемС улыбкой застудил мне слезы в жемчуга.И я принес тебе, царевне ясноокой,Кораллы слез моих печали одинокойИ нежную вуаль из пенности волны,Но сердце хмельное любви моей не радо...Отдай же мне за все, чего тебе не надо,Отдай мне поцелуй за поцелуй луны.

1915



Константин Большаков

Из цикла «Челн»

3. Сонет

Стою один в раздумье. Властно мореМеня зовет в неведомую даль.Смотрю вперед с надеждою во взоре —Встает прибой – мне берега не жаль.Куда ж меня, о волны, на простореПомчите вы? Скажите, не туда ль,Где счастья нет, где царствует печаль,Иль в светлый край, где неизвестно горе?Ответа нет: не слушая меня,Вы вдаль несетесь, за собой маняСвоим немолчно-плещущим волненьем.И смело я вверяю утлый челнСтихийной власти непонятных волн,Пускаясь в путь с надеждой и сомненьем.

Из цикла «Весна»

Сонет

Пустынный мрак равнины ледянойПрорезал луч весны, давно желанной,И солнца лик, далекий и туманный,Был отражен полярною волной.Лишь миг сиял улыбкою обманнойВесенний луч над бедною странойИ скрылся снова, золотом затканный,И все одел холодный мрак ночной.Но мы ликуем: нас не обманулаМинутная победа зимней тьмы,И не напрасно солнце нам блеснуло.Прошла пора молчанья и зимы,—Взойдет опять весенний свет свободный,Рассеет тьму и сон зимы холодный.

Городская весна

Эсмерами, вердоми труверит весна,Лисилея полей элилой алиелит.Визизами визами снует тишина,Поцелуясь в тишенные вереллоэ трели,Аксимею, оксами зизам изо сна,Аксимею оксами засим изомелит.Пенясь ласки велеми велам велена,Лилалет алиловые велеми мели.Эсмерами, вердоми труверит весна.Алиель! Бескрылатость надкрылий пролели.Эсмерами, вердоми труверит весна.

Святое ремесло

Моя напасть, мое богатство, Мое святое ремесло. К. Павлова
Давно мечтательность, труверя, кончена,

И вморфлена ты, кровь искусства.

Качнись на площади, пьян, обыденщина,

Качайся, пьяная, качая вкус твой.



Давно истерлось ты – пора румяниться,

Пора запудриться, бульваром грезя,

И я, твоих же взоров пьяница,

Пришпилю слезы к бумажной розе.



Шаблон на розу! Ходи выкликивай.

Шагов качающих ночь не морозит;

О, не один тебе подмигивал.

Октябрь, 1913



Сведения об авторах (1, 2 т.т.)

Предшественники

Леонид Трефолев

Трефолев Леонид Николаевич (1839—1905) – поэт. Печатается по: Трефолев Л. Н. Стихотворения. Л., 1958 (БСБП).