К Анхен из Тарау посватался я,
В ней все именье, вся радость моя.


Анхен из Тарау душой мне верна,
В счастье и в горе мой спутник она.


Анхен из Тарау, ты — царство мое,
Плоть моя, сердце, душа, бытие!


Пусть нас все бури обнимут тесней,
Будем стоять неразлучно мы с ней.


Скорби, недуги, гоненья, беда —
Крепче нас свяжут в любви навсегда.


Стройная пальма тем боле стройна,
Чем долгосрочней под градом она,


Так же любовь в нас чудесно растят
Крестные муки, страданья и ад.


Нам разорвут ли объятья любви,
Ты хоть в бессолнечных землях ж и в и —


Путь я найду чрез леса, океан,
Чрез лед, железо, чрез вражеский стан.


Анхен из Тарау, ты — солнце мое,
С твоим сливаю свое бытие!



Римский бокал [*]



Стояла я на высокой горе
Да глядела в глубокий, глубокий Рейн,
Вдруг вижу — скользит там лодка,
Пируют рыцари в ней.


Тут самый молоденький из них,
Он поднял свой римский бокал,
Манит меня бокалом:
«Иль даром наливал?»


«Зачем меня зовешь ты,
Что потчуешь вином?
Отец в монастырь меня отдает,
Мне богу служить суждено».


Тут снится в ночной да в полуночный час
Рыцарю тяжкий сон,
Будто подружка ушла в монастырь,
Он с милой навек разлучен.


«Слуга, седлай нам двух коней,
На душе, в голове — тяжело.
Осушал я без счета свой римский бокал,
И лодку волной понесло.


Мне снилось, монахиню видел я,
Бокал ей протягивал свой,
Она не хотела идти в монастырь,
Туманились глазки слезой.


Ну вот, ну вот, стой здесь у ворот,
Подружку зови сюда!»
Сама игуменья к ним идет:
«Пусть выйдет подружка сюда».


«Здесь нет никакой подружки
И некому выйти к вам».
«И если нет здесь подружки —
Обитель огню предам».


Подружка в одежде белой
Тут встала на пути:
«Мне волосы обстригли,
Во веки веков — прости!»


Он пред обителью упал,
Глядел он в глубокий, глубокий дол,
Тут разбил он римский свой бокал,
Разбил и сердце свое.



Ослушались мастеров [*]



Подмастерья, не робей!
Наши в Гамбурге, ей-ей,
Мастеров нагрели;
Роммодедом и фальдрида,
Мастеров нагрели.


В две недели взяв расчет,
Удирайте без забот,
Странствуйте по свету;
Роммодедом и фальдрида,
Странствуйте по свету!


Да чтоб всюду вы кричали:
Мастера у нас украли
Денежки из кассы;
Роммодедом и фальдрида,
Денежки из кассы!


Всем, кто крутит языком,
Шею набок мы свернем,
Станут молчаливы;
Роммодедом и фальдрида,
Станут молчаливы!


Пришли к Альтону подмастерья —
Знай, пируют без похмелья
На кошту хозяйском;
Роммодедом и фальдрида,
На кошту хозяйском.


Прогуляли две недельки —
Как вернуть нам в кассу деньги,
Как беду поправить?
Роммодедом и фальдрида,
Как беду поправить?


Подмастерья тут решили
Обсудить беду в трактире —
Там мертвецки пили;
Роммодедом и фальдрида,
Там мертвецки пили.


Вдруг — снаружи заперт дом,
Барабаны гремят кругом,
Город бьет тревогу;
Роммодедом и фальдрида,
Город бьет тревогу.


За дверьми военный стан,
Тридцать тысяч горожан,
Да еще солдаты;
Роммодедом и фальдрида,
Да еще солдаты.


Столяры — те сдаться рады,
Сами вышли из засады —
Ну, чего вам надо?
Роммодедом и фальдрида,
Ну, чего вам надо?


Справедливости одной!
Из-за вас в беде большой
Будет город Гамбург,
Роммодедом и фальдрида,
Будет город Гамбург.


Трубочисты — те востры:
Не робейте, столяры,
Не сдадимся в драке!
Роммодедом и фальдрида,
Не сдадимся в драке.


Отпустили столяров,
Тут раздался трубный зов,
Тут рожки запели;
Роммодедом и фальдрида,
Тут рожки запели.


Всяк ремесленник был рад,
Все кричали тут: виват!
Слава нашим братьям!
Роммодедом и фальдрида,
Слава нашим братьям!


Песню спел — и с глаз долой!
Мастерам пора домой,
Продавать именье;
Роммодедом и фальдрида,
Продавать именье.


Кем пропета песня эта?
Пареньками песня спета,
Что странствуют по свету;
Роммодедом и фальдрида,
Странствуют по свету.



Гордый пастух [*]



И как только пастух через мост погнал,
                 Почему?
На мосту он рыцаря повстречал:
       Гоп-гоп-гоп-на мосту повстречал.
Поспешает рыцарь шапочку снять,
                 Почему?
Доброго дня пастуху пожелать:
       Гоп-гоп-гоп-пастуху пожелать.
Ах, рыцарь, голову накрой,
                 Почему?
Бедняк-пастух перед тобой:
       Гоп-гоп-гоп-пастух перед тобой.
Бедняк пастух передо мной,
                 Почему?
Коль плащ тот мне куплен моим отцом:
       Гоп-гоп-гоп-мне куплен отцом?
Тебе что за дело, рваный барон,
                 Почему?
Коль плащ тот мне куплен моим отцом:
       Гоп-гоп-гоп-мне куплен отцом?
Тут рыцарь суров и гневен стал,
                 Почему?
Пастуха он забросил в глубокий подвал:
       Гоп-гоп-гоп-в глубокий подвал.
Лишь мать пастуха узнала о том,
                 Почему?
Поутру спешит она к рыцарю в дом:
       Гоп-гоп-гоп-едет к рыцарю в дом.
Ах, рыцарь, сына верни ты нам,
                 Почему?
Тебе я бочку золота дам:
       Гоп-гоп-гоп-бочку золота дам.
Мне бочка золота — не расход,
                 Почему?
Пусть в дальних полях пастух живет:
       Гоп-гоп-гоп-в полях живет.
И как только отец узнал о том,
                 Почему?
Поутру спешит он к рыцарю в дом:
       Гоп-гоп-гоп-едет к рыцарю в дом.
Ах, рыцарь, сына верни ты нам,
                 Почему?
Тебе две бочки золота дам:
       Гоп-гоп-гоп-две бочки дам.
Две бочки золота мне — не расход,
                 Почему?
Пусть в дальних полях пастух живет:
       Гоп-гоп-гоп-в полях живет.
И как только подружка узнала о том,
                 Почему?
Поутру спешит она к рыцарю в дом:
       Гоп-гоп-гоп-едет к рыцарю в дом.
Ах, рыцарь, верни ты милого нам,
                 Почему?
Алмазный венок тебе я дам:
       Гоп-гоп-гоп-венок я дам.
Алмазный венок — немалый расход,
                 Почему?
Пусть милый в полях с тобой живет:
       Гоп-гоп-гоп-с тобой живет.



Альберт Великий [*]



Глядит королева из окна,
Следит за юношей она,
Вот подан знак —
Прийти без промедленья.


Явился юноша тайком.
«Прекрасной госпоже во всем
Покорствуя,
Жду робко повеленья».


Ему владычица в ответ:
«Ты присягал мне с юных лет
На жизнь и смерть,—
Будь верен обещанью.


Свое желанье слей с моим,
Друг другу радость подарим —
Не будь глухим
К заветному признанью».


Он в тех словах прозреть не мог
Сближенья страстного залог,
Покорно он
Ее предался воле.


Его душа раскрыта ей,
Приди — и телом моим владей,
Душой своей
Уж не владел он боле.


Когда ж в покое рассвело,
Она нахмурила чело:
«От твоего
Я насладилась тела.


Ступай, не мешкай, клонит сон».
В свои одежды впрыгнул он,
Ведь он не знал,
Что смерть ему приспела.


Его рука в ее руке,
И вот стоит он на доске,
Вдруг дернут шнур —
Доска под ним упала.


Обхвачен яростной водой,
Погиб избранник молодой,
А женщина
Коварно хохотала.


Нет от нее путей иных,
Так заманила восьмерых,
И каждого
Губила, обнимая.


Девятый вслед за ними пал,
Но, видно, счет был ей все мал,
Десятому
Готова участь злая.


То был ученейший из всех,
Ее он понял тайный грех,
Он знал, — его
Минует наважденье.


Он сквозь волшебное стекло
В ней разглядел добро и зло,
Сдружился с ней,
Готовя тайно мщенье.


Он сердце ее зажал в ладонь,
Он в сердце ей вдохнул огонь,
Владычицу
Влечет к нему желанье.


Тогда изрек он приговор:
«Девятерых прозрел мой взор.
О женщина,
Я слышу предвещанье.


Вода клокочет подо мной,
Твоя постель — кораблик злой,
Нырнет на дно —
И к девяти сойду я.


Ты лживый парус подняла,
Меня десятым нарекла,
Убийца ты —
Убьешь меня, целуя!»


Та речь владычицу гневит,
Она связать его велит:
«Пажи мои!
Столкнуть его с вершины!»


Спокойный взор его суров,
Ему не страшен шум валов;
Вот поднят он
Над пропастью пучины.


Вдруг все веревки сбросил он
И прыгнул, ветром унесен,
И вдаль поплыл,
Беспечно в бездне рея.


Несясь, как оперенный дрот,
Он рассекает гребни вод.
«Моя любовь —
Ценой за жизнь злодея!»


Желанья дрогнули в ответ,
И каждый вскинул арбалет,
Но стрелы — в птиц
Обращены над морем.


Над ним порхают средь валов.
Вновь королевы слышен зов:
«Еще с тобой
Мы волшебством поспорим!»


«Владычица! — он крикнул ей,—
Вам девять мстят рукой моей,
И девять стрел
Вселил я в птиц заклятых.


Уходит в лес тропа моя,
Там птицеловом стану я —
И петь о вас
Я обучу пернатых».


Тут к лесу мчится он, крылат,
Ему дивятся стар и млад,
Владычица
Поникла, бледнолица.


В шатер зеленый входит он,
Пичужек стаей окружен.
На зов ловца
Летит любая птица.


Тут взмыл он в воздух голубой,
И вкруг него — пернатый рой,
К зубцам бойниц
Взлетел он, быстр и весел.


«Владычица девятерых
Любила — и убила их»,—
На каждый клюв
Он грамотку привесил.


Кружатся птицы над страной,
Руками ловит их любой,
Так весть стыда
Всю землю облетела.


Одна пичужка — всех пестрей,
Для королевы — радость в ней,
Зовет — а та
К ней на голову села.


Записочку коварно ей
Бросает в ямку меж грудей,
Тут свой позор
Читает королева.


Записку страшную потом
Рвет на кусочки алым ртом,
Дрожит, полна
Отчаянья и гнева.


Когда же всем был явлен стыд,
Ей сам искусник предстоит:
«Меня зовут
Альбертус, королева.


Альберт Великий пред тобой,
Я чтим повсюду, как святой,
Моей рукой
За все тебе отмстится.


Десятый я — кто всех мудрей,
Кто избежал твоих сетей».
Кричит она:
«О, лучше б не родиться!»


«О, лучше б не родиться мне!» —
Кричит она, как бы во сне,
Отчаянье
Ей душу тайно гложет.


Перед Альбертусом тогда
Поникла с трепетом стыда,
Тот обещал —
Смиренье ей поможет.


Тоски, раскаянья полна,
Одежды раздрала она
И облеклась
В покров келейно-серый.


Альбертус, выслушав ее,
Соизволенье дал свое —
Грех искупить
Раскаяньем и верой.