Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11


Одиннадцатый выпуск содержит разнообразные материалы, преимущественно путевые очерки, рассказывающие о давних и недавних путешествиях, экспедициях, походах по дальневосточной земле, о примечательных для туриста уголках Приамурья, Приморья, Северо-Востока. Особый раздел посвящен пограничным районам. Здесь воскрешаются эпизоды, связанные со становлением пограничной службы на Дальнем Востоке, с героической защитой этой части советской земли от посягательств, агрессоров, повествуется о сегодняшних буднях морских пограничников.
Авторы приглашают читателей в путь по порожистым рекам Сихотэ-Алиня, к курильским вулканам, на медвежью охоту и рыбалку, по грибы, в гости к краболовам...
Для туристов и широкого круга читателей, интересующихся историей и природой края.




Пограничье: история и будни



Там, где не ищут приключений...

В предыдущих выпусках «Дальневосточных путешествий и приключений» неоднократно появлялись материалы, рассказывающие о приграничных районах советского Дальнего Востока. Но только с этого выпуска вводится новая рубрика — «Пограничье: история и будни».

С порубежными районами связаны героические страницы истории нашей Родины. Здесь почти каждый камень, омываемый морскими волнами, почти каждый уголок леса, подступающего к границе, помнят о боях гражданской войны, о схватках людей в зеленых фуражках с диверсантами и прочими вражескими лазутчиками, с контрабандистами. Сохранились также следы окопов, траншей и огневых точек на полях сражений с интервентами, белогвардейцами, организаторами вооруженных провокаций. В названиях ряда населенных пунктов, улиц, пограничных застав запечатлены имена героев, защищавших дальневосточные рубежи. Турист может своими глазами увидеть и боевые реликвии тех лет: мемориальными музеями стали во Владивостоке сторожевой корабль «Красный вымпел» и подводная лодка С-51; посьетские рабочие реставрировали и водрузили на пьедестал первый советский серийный танк МС-1, участвовавший в хасанских боях; во многих местах дальневосточного пограничья стоят памятники бессмертным защитникам наших священных рубежей.

Все это — вещественная, зримая история. А есть еще история, оставшаяся на пожелтевших страницах старых газет, журналов, архивных документов и личных дневников. За сухими, протокольными строками нередко скрываются важные эпизоды, связанные со становлением пограничной службы на Дальнем Востоке. Один из таких эпизодов — переход из Архангельска во Владивосток корабля «Воровский», ставшего здесь морским пограничным флагманом, воскрешается в воспоминаниях бывшего командира корабля капитана 1 ранга в отставке В. М. Богатова.

И вполне закономерно, что в очерке журналиста В. Н. Сунгоркина «Иду на перехват», повествующем о недавнем задержании советскими пограничниками тайваньской шхуны, незаконно промышлявшей рыбу в наших территориальных водах, читатель вновь встретит упоминание о «Воровском»: «...сегодняшние молодые моряки «Чукотки» — прямые наследники таких же ребят, что на первом пограничном корабле «Воровский» в сентябре 1925 года изгоняли американских любителей легкой наживы с российских дальневосточных островов Ратманова, Крузенштерна и Врангеля и подымали там красные флаги...»

Но не только охрана рубежей характеризует будни дальневосточного пограничья: население этих районов мирно трудится и живет полнокровной жизнью, а замечательная природа морского побережья и островов, как и материковой «глубинки», привлекает многих туристов и экскурсантов.

Какими бы, однако, красотами ни встретила здешняя природа туристов, они всегда почувствуют особую суровость жизни у кромки рубежей Отчизны — это ведь и кромка всевозможных климатических кризов. Приходится быть все время начеку, памятуя о каверзах свирепых циклонов, а то и грозных цунами. Океан и разверзшиеся «небесные хляби» могут всей своей мощью обрушиться на человека.

Здесь не ищут приключений и не тоскуют о них, что свойственно некоторым туристам, — жители пограничья спокойно и мужественно принимают эти самые «приключения» как часть своих рабочих будней или боевой службы.

Вот о чем намерена рассказывать в новой рубрике редакция альманаха. Рубрике еще предстоит пройти период становления. Хотелось бы, чтобы читатели приняли в ней активное участие — предлагали для нее новые материалы и темы, делились советами, вносили предложения.

Валерий Богатов

Пограничный флагман

1. Под флагом Родины

В 1924 году по решению партии и Советского правительства для укрепления Морских Сил Дальнего Востока и охраны от расхищения богатств промысловых вод был направлен из Архангельска корабль «Воровский». Молодые моряки-комсомольцы, которыми в основном был укомплектован экипаж, получили прекрасную возможность приобрести опыт несения ходовых вахт и исполнения своих обязанностей в сложных длительных условиях плавания, опыт вождения по морям и океанам возрождающегося флота.

«Воровский» совершал переход под военным флагом. Это имело большое политическое значение, так как многие из государств, мимо которых пришлось плыть кораблю, в то время еще не признали нашу молодую республику.

Переход «Воровского» вокруг Старого Света из Архангельска во Владивосток был одним из первых в истории советского Военно-Морского Флота дальним заграничным плаванием, и личный состав, понимая возложенную на него ответственность, с честью пронес флаг молодого Красного Флота по четырем океанам и тринадцати морям.

Корабль был приобретен царским правительством в 1916 году как быстроходное и мореходное судно для несения сторожевой службы в составе флотилии Северного Ледовитого океана и носил название «Ярославна». В советское время он получил имя «Воровский» — в честь видного государственного и партийного деятеля, дипломата, погибшего в 1923 году в Лозанне от руки подосланного белогвардейского убийцы, агента английского империализма.

Руководителем перехода и командиром корабля был назначен старший инспектор Реввоенсовета Республики Андрей Семенович Максимов, в прошлом вице-адмирал русского флота. В первую империалистическую войну он командовал бригадой линкоров на Балтике. Перед революцией А. С. Максимов был начальником минной обороны Балтийского моря. Он требовал четкой службы, но уважал в людях человеческое достоинство. Любил матросов умных и находчивых, трудолюбивых и отважных. Неоднократно выручал их из беды, особенно тех, кто попадал под подозрение начальства или жандармов за политическую деятельность. Когда в Гельсингфорсе были получены сведения о революции в Петрограде, вице-адмирал явился в минную дивизию и рассказал матросам все, что знал о событиях. И вот матросы вспомнили Максимова, его честность и заботливое отношение к ним.

В бурные мартовские дни в Гельсингфорсе — главной базе флота — на митинге 4 марта 1917 года в присутствии 60 тысяч моряков вице-адмирал Максимов единодушно был избран первым командующим революционным Балтийским флотом, о чем сообщила «Правда», которая назвала Максимова адмиралом революции. Тут же, на площади, Максимов подписал приказ об освобождении из тюрьмы всех политических заключенных. Все корабли Балтийского флота были немедленно извещены об этом по радио, их призывали не подчиняться ставленнику царя, ярому монархисту вице-адмиралу Непенину. В тот же день Непенин был убит восставшими.

В 1920 году Колчак, попав в руки партизан, дал, в частности, такие показания: «За происходящие безобразия (т. е. революционное восстание. — Авт.) на Балтийском флоте он считает виновным Максимова, деятельность которого носила почти преступный характер. Гучков[1] сообщил, что в Балтийском флоте назревают новые беспорядки, что с Кронштадтом ничего нельзя сделать, причем сказал, что главную вину и ответственность за происходящее в Балтийском флоте он возлагает на Максимова».

Жизнь А. С. Максимова — пример честного и безупречного служения своему народу, Родине, флоту! В марте 1920 года Максимов был принят В. И. Лениным и назначен вторым помощником морского министра и до конца жизни отдавал все свои знания, весь свой богатый опыт Красному Военно-Морскому Флоту, воспитанию его кадров, в числе которых преобладала матросская молодежь, прошедшая суровую гражданскую войну.

(В 1927 году Андрей Семенович Максимов ушел в отставку. По решению Реввоенсовета Республики за большие заслуги перед Родиной и флотом ему была назначена персональная пенсия. Умер А. С. Максимов в 1951 году в городе Бабушкине Московской области.)

Старшим помощником командира и одновременно комиссаром был назначен П. И. Смирнов-Светловский, член партии с 1914 года. К февральским событиям 1917 года за ним утвердилась репутация опытного партийного организатора и талантливого агитатора.

При непосредственной подготовке к вооруженному восстанию Кронштадтский комитет РСДРП(б) доверил ему организовать и скомплектовать сводный Кронштадтский матросский отряд из семи подразделений. Вместе с основным ядром отряда он находился на минном заградителе «Амур».

25 октября десант кронштадтцев высадился в Петрограде и штурмовал последний оплот контрреволюции — Зимний дворец.

В период гражданской войны и интервенции в июне 1918 года партия назначила Петра Ивановича начальником штаба, а затем командующим Волжской военной флотилией. В войну с белополяками он командовал Днепровской военной флотилией, а в июне 1920 года явился организатором известного лоевского прорыва, где боевые действия флотилии дали замечательный пример тесного взаимодействия отряда кораблей с сухопутными частями Красной Армии, за что командующий был награжден орденом Красного Знамени. После окончания гражданской войны П. И. Смирнов-Светловский занимал ответственные посты и в 1938 году флагман флота 2 ранга был заместителем народного комиссара Военно-Морского Флота СССР. Вели «Воровский» прославленные штурманы. Старшим штурманом шел Н. А. Сакеллари — ученый, автор многих трудов по кораблевождению. Был здесь и заведующий обучением штурманского класса Н. Ф. Рыбаков. Оба они воспитали не один славный отряд советских штурманов.

В поход отправлялись 15 командиров — слушателей первого выпуска штурманского класса Высших специальных курсов командного состава флота. Это были, в основном, недавние матросы, старшины, преданные революции, уцелевшие в жестоких битвах гражданской войны и зарекомендовавшие себя умелыми организаторами, первыми командирами-коммунистами. Многие из них впоследствии стали известными руководителями Военно-Морского Флота. Адмирал И. С. Юмашев командовал Тихоокеанским флотом в годы Великой Отечественной войны и войны с милитаристской Японией, был Главнокомандующим Военно-Морскими Силами Союза ССР. Адмирал. Ю. А. Пантелеев прошел путь от рядового военмора до командующего Тихоокеанским флотом и начальника Военно-морской академии, являлся активным участником боевых сражений на Балтике, Каспии, в арктических водах. Немало и других видных офицеров флота вышло из того первого выпуска.

На корабль прибыла команда — молодежь первого комсомольского призыва, пришедшая на флот в 1922—1923 годах по решению V Всероссийского съезда РКСМ. Хотя все они и получили теоретическую подготовку в учебных флотских экипажах, но в море по существу были новичками: в дальних плаваниях никогда не участвовали, океана не видели и не были знакомы со штормами, с изнуряющей тропической жарой, с тяжелой походной службой. Многие из них в дальнейшем, по завершении похода, навсегда связали свою жизнь с флотом, став офицерами или сверхсрочниками-специалистами высокого класса.

Весь экипаж включился в подготовку к плаванию. Трудились вместе с рабочими завода по 12—14 часов в сутки, одновременно изучая механизмы, которые предстояло обслуживать в походе.

12 июля к кораблю, отшвартованному к стенке бывшего военного порта на острове Соломбала, пригороде Архангельска, прибыли на проводы представители советских и партийных организаций, трудящиеся города, военные моряки. Представители Архангельского губкома вручили экипажу флаг, который он должен с честью пронести по морям и океанам.

Провожаемый добрыми пожеланиями, музыкой, орудийным салютом, корабль отошел от стенки. С развевающимся флагом на гафеле, рассекая водную гладь Северной Двины острым форштевнем, на котором, как носовое украшение, сверкал бронзовый герб молодого Советского государства, корабль пошел на выход в Белое море. Берега острова Соломбала были заполнены провожающими. «Счастливого плавания экипажу!» — неслось со всех сторон.

24 июля «Воровский» прибыл в английский порт Плимут. Соблюдая международные морские обычаи, на стеньге мачты корабля подняли английский флаг и произвели салют наций в 21 выстрел, на него последовал ответный салют с береговой крепости. После этого 15-ю выстрелами корабль приветствовал старшего адмирала порта Плимут. Англичане ответили тем же, но они не подняли, как полагалось, наш государственный флаг. Прибыв с визитом к старшему английскому адмиралу, командир корабля отметил нарушение международных правил обмена салютами. Англичанин принес извинение, объяснив происшедшее отсутствием образца нашего флага.

Нанеся ответный визит, английский адмирал выразил восхищение образцовым содержанием корабля и подтянутостью экипажа.

Команде был разрешен съезд на берег. Принимали наших моряков в Плимуте холодно. Никаких встреч и экскурсий. Все общение ограничилось официальными взаимными визитами. Посещая город, советские моряки явились свидетелями многочисленных проявлений дружественных чувств, которые трудящиеся Англии питали к молодому Советскому государству. Были и жалкие провокации: в один из магазинов, куда моряки зашли купить на память сувениры, забежал какой-то субъект и на ломаном русском языке крикнул: «Бейте, ребята, стекла, забирайте, что нравится!» Но, встретившись со взглядами наших моряков, быстро выскочил из магазина. Несмотря на холодный прием, краснофлотцы своим отличным поведением, дисциплинированностью, культурой обращения, внешним видом завоевали симпатии англичан, как отмечали газеты Плимута. Пополнив запасы угля и воды, корабль покинул малогостеприимный порт.

В пути команде читались лекции о государственном устройстве, экономике и культуре, нравах и обычаях народов, населяющих страны, в порты которых заходил «Воровский». Для всеобщего обозрения была вывешена карта, на которую ежедневно в полдень наносилось местонахождение корабля.

8 августа на подходе к итальянскому порту Неаполь судно встретили офицер связи и лоцман. Экипаж произвел салют наций в 21 выстрел, а на береговой батарее подняли наш государственный флаг и тоже салютовали. Командир красиво ошвартовал корабль к почетному месту стоянки в военной гавани. Своим мастерством он привел в восторг итальянских моряков. На набережной корабль бурно приветствовала большая толпа горожан.

Заход в Италию был ответным визитом вежливости на летнее посещение итальянским эсминцем «Карло Мирабелло» Ленинграда.

В дни пребывания в Неаполе для экипажа были организованы экскурсии к кратеру вулкана Везувий, остаткам древнего города Помпеи, разрушенного при извержении вулкана, в национальный музей и аквариум. Советские моряки совершили поездку на остров Капри, осмотрели достопримечательности города. Власти, несмотря на официальное признание нашего государства и предоставление «Воровскому» почетного места стоянки, зорко следили за тем, чтобы оградить итальянских трудящихся от советских моряков: у борта круглосуточно дежурила полицейская шлюпка; у трапа стоял полисмен; у рабочих, посетивших корабль, на берегу на виду у экипажа проверяли содержимое карманов.

Когда покидали порт, Неаполитанский залив был заполнен шлюпками и яхтами, которые провожали корабль,

19 августа прибыли на внешний рейд Порт-Саида. Подошел полицейский катер. Офицер заявил, что египетское правительство не возражает против прохода по Суэцкому каналу советского военного корабля, но сход на берег разрешен только командиру и доктору. На это командир ответил, что они отказываются посетить берег. Офицер сообщил: грузчики угольной гавани бастуют, и, когда приступят к работе, он не знает. Вскоре на борт поднялись бригадиры докеров. Узнав, что «Воровский» из Страны Советов, они, несмотря на забастовку, согласились немедленно заполнить трюмы топливом. После погрузки их пригласили на флотский ужин. Команда убедилась, что сведения о новом государстве рабочих и крестьян проникли и в эту неграмотную, отсталую страну. В сопровождении полицейского катера корабль двинулся по Суэцкому каналу и вышел в Красное море.

Расположенное между Африкой и Аравийским полуостровом Красное море является одним из самых жарких мест на земном шаре. Все дни стояло полнейшее безветрие. Температура в тени под тентом была 46 градусов, а в машинном отделении она поднялась до 68-ми. Плавание очень утомляло, в особенности машинную команду, где вахты менялись каждые два часа.

26 августа прибыли в порт Аден, в ту пору английскую колонию. После изнурительного пятисуточного перехода морякам был дан непродолжительный отдых. Пополнив запасы на рейде, экипаж подготовил корабль к переходу открытым Индийским океаном в 2100 миль (4 тысячи километров) до Коломбо.

Достигнув «ревущих сороковых широт», войдя в полосу действия юго-западного муссона и огромных волн, гонимых им, корабль подвергся сильной бортовой качке, доходившей до 25 градусов на оба борта. Но, имея прекрасные мореходные обводы, судно не принимало на себя воды, что подтвердило правильность выбора корабля для несения службы на Тихом океане.

8 сентября прибыли в Коломбо — главный город и морской порт острова Цейлон. Произвели салют наций, с береговой крепости ответили на приветствие и подняли наш флаг. Экипаж совершил экскурсионные поездки по острову, посетив знаменитый ботанический сад и древнюю столицу Цейлона — город Канди. Впервые советские моряки стали свидетелями тяжелого труда рикш. Такой вид транспорта они отвергли и на настойчивые предложения подвезти неизменно отказывались, но, проходя мимо, клали монеты на сиденья.

На следующий день были уже в Сингапуре. Команда снова имела возможность увидеть, насколько жестока эксплуатация рабочих. Погрузкой здесь занимались малайцы. Грузчик обязательно должен бегом отнести тяжелый мешок с углем на корабль и также бегом спуститься за следующим. Никаких перерывов не делалось. Когда один из рабочих, споткнувшись, уронил мешок в воду, надсмотрщик жестоко избил его резиновой палкой. Краснофлотцы вынуждены были провести малайца к корабельному врачу для оказания помощи. В ответ портовые власти заявили протест и просили впредь не заниматься «пропагандой».

26 сентября прибыли в Гонконг. Местные власти встретили экипаж официально и холодно. Никаких приемов и встреч. Город и порт Викторию осмотрели самостоятельно.

2. В гостях у Сунь Ятсена

В последний день стоянки в Гонконге командир получил радиограмму от своего командования: посетить Кантон — центр китайской коммуны — и нанести дружеский визит первому президенту Китайской республики доктору Сунь Ятсену, командующему армией и флотом. Советские моряки с восторгом приняли приглашение верного друга Советского Союза. Многие из моряков помнили слова буревестника китайской революции, сказанные им в связи со смертью В. И. Ленина:

«За многие века мировой истории появлялись тысячи вождей и ученых с красивыми словами на устах, которые никогда не проводились в жизнь. Ты, Ленин, исключение. Ты не только говорил и учил, но претворил свои слова в действительность. Ты создал новую страну. Ты указал нам путь для совместной борьбы. Ты встречал на своем пути тысячи препятствий, которые встречаются и на моем пути. Я хочу идти твоим путем и, хотя мои враги против этого, но мой народ будет меня приветствовать за это. Ты умер, небо не продлило твоей жизни, но в памяти угнетенных народов ты будешь жить веками, великий человек».

8 октября, поднявшись вверх по реке Жемчужной, корабль отдал якорь против селения Вампу, где находилась школа китайской революционной армии. Трудящиеся Китая с большим радушием встретили советских моряков. Взаимный обмен салютами наций. На крепостной мачте — Государственный флаг СССР. В честь прихода первого советского военного корабля китайские суда украсились флагами расцвечивания. На берегу выстроились войска, тысячи трудящихся сердечно встречали посланцев первого в мире социалистического государства. Экипажу зачитали телеграмму президента: «Приветствую дорогих гостей в Китае, жду советских моряков с нетерпением у себя». Начались многочисленные взаимные посещения, товарищеские встречи советских моряков с китайскими матросами, солдатами народно-революционного фронта и представителями общественности. От имени китайского пролетариата рабочие-железнодорожники передали экипажу красный вымпел, где было написано:

«Первому авангарду российской революции — красным морякам! Пребывая в водах Китая, вы устанавливаете самую братскую связь с нашим революционным правительством. Эта связь, при которой два революционных правительства ведут борьбу за одно и то же дело, должна способствовать достижению общей цели освобождения всех угнетенных народов. Международная политика Китайской Республики до сих пор заключалась в помощи и поддержке слабых и угнетенных народов, а это совпадает с руководящей международной политикой СССР. Вот почему СССР для Китая есть дружественная и братская страна...

Да здравствует СССР — первая страна, уничтожившая неравноправные отношения с Китаем!

Да здравствуют товарищи с «Воровского»!

Да здравствуют союз и дружба между СССР и Китаем!»

Делегация корабля специальным поездом прибыла в Ставку Сунь Ятсена. Краснофлотцы «Воровского» участвовали в военном параде китайских революционных войск. Своей молодцеватой выправкой, подтянутостью, русским громким приветствием «ура» они привели в восторг присутствующих.

На приеме в честь советских моряков Сунь Ятсен сказал:

— Приветствую красных моряков «Воровского». Сегодня самый радостный день в революционной жизни Китая, самый светлый день в моей жизни. Китай знает, что не для захвата и насилия пришел красный корабль в наши воды, а как друг и брат, и китайский народ никогда не забудет этого... Мы теперь знаем, что у нас есть искренние верные друзья, неизменные союзники. Это придает новые силы китайским революционерам в их дальнейшей борьбе... Я никогда не сомневался в правоте нашего дела, а теперь еще больше уверен, что мы победим. Только следуя великому учению Ленина, наш народ может отстоять свою национальную независимость... Без русских друзей мы не сможем победить.

Сунь Ятсен завещал китайскому народу хранить и развивать дружбу с Советским Союзом.

В Кантоне в честь прихода «Воровского» была построена красивая триумфальная арка.

Через несколько дней президент посетил корабль. Сверху, где расположен Кантон, идет канлодка под флагом президента. Корабль стоит на просторе Жемчужной реки, блистая бортами под лучами тропического солнца. Экипаж выстроен по большому сбору. Канлодка отдает якорь. Гремит салют «Воровского» в честь президента. Сунь Ятсен на катере подходит к парадному трапу корабля, поднимается к выстроенному экипажу. Здоровается, обходит строй моряков. Осматривает корабль, с глубоким интересом знакомится с жизнью и условиями службы экипажа, учебой, задает вопросы краснофлотцам и комсоставу. В честь высокого гостя на корабле был дан обед и концерт флотской художественной самодеятельности. Когда раздался сигнал на ужин экипажу, президент улыбнулся и попросил угостить его из краснофлотского меню. Отведав борщ, котлеты и компот, сказал:

— К сожалению, я не могу так вкусно и сытно кормить своих солдат и матросов.

Больше месяца корабль простоял в Кантоне, оказывая политическую и моральную поддержку революционному Китаю, в то время как суда империалистических государств, находящиеся там в это время, стояли для того, чтобы в тяжелую минуту набросить петлю на китайский народ.

Седьмую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции экипаж праздновал вдали от Родины, в центре революционного Китая.

11 ноября «Воровский», провожаемый трудящимися и войсками, снялся с якоря, двинулся вниз по Жемчужной реке и 12 ноября покинул Китай.

В Южно-Китайском море провели учебные артиллерийские стрельбы. Стрельбой из кормового орудия управлял будущий адмирал И. С. Юмашев. 17 ноября проходили Цусимский пролив. В память погибших русских моряков, мужественно сражавшихся с японскими вражескими кораблями и показавшими образцы храбрости, отваги и стойкости, был приспущен корабельный флаг.

Через несколько дней плавания на горизонте показались острова Русский, Аскольд — земля советская. Родина! Проливом Босфор Восточный корабль вошел в бухту Золотой Рог и 19 ноября отдал якорь в порту Владивосток. За кормой осталось 13 927 миль. Окончен беспримерный дальний поход, который вошел в летопись Красного Флота.

Жители Владивостока вместе с военными моряками торжественно встретили экипаж.

16 октября 1924 года газета «Правда» так оценила это событие: «Появление красного военного корабля за границей вызвало огромный революционный энтузиазм у местных рабочих и подняло авторитет СССР, а также укрепило братскую связь между пролетариатом Советского Союза и других стран». Завершив свой исторический поход, «Воровский» вошел в состав Тихоокеанского отряда кораблей к приступил к несению пограничной службы.

3. Пограничные будни

Наступили нелегкие будни службы на Дальнем Востоке по охране морской границы протяженностью семнадцать тысяч километров, проходящей от залива Посьет у берегов Кореи до Берингова пролива на Северо-востоке.

На долю экипажа корабля в ту пору выпала большая честь — участвовать в укреплении Советской власти на Дальнем Востоке. «Воровский» ходил к северной части Сахалина, только что освобожденного от японских оккупантов, водружал советский флаг на острове Ратманова в Беринговом проливе. Проводил большую работу по укреплению границы. Принимал участие в уничтожении остатков пепеляевских банд на северном побережье Охотского моря, совершал походы в Охотск, Аян, Нагаево с частями РККА.

Потерпевшие поражение японские интервенты пытались насаждать на побережье своих резидентов и стремились не только поддерживать с ними связь, но и снабжать их оружием и боеприпасами. Иностранные суда заходили в наши воды, выполняли шпионские и диверсионные задания, занимались хищническим ловом рыбы, крабов, морского зверя.

Долгие годы на Крайнем Севере пограничники веля борьбу с контрабандистами, матерыми преступниками, которые грабили чукчей и эскимосов. Каждое лето, как только море освобождалось ото льда, к берегам Чукотки направлялись десятки шхун, груженных спиртом, табаком. Набив трюмы пушниной, моржовыми клыками, китовым усом, приобретенными за бесценок, они увозили все это на Аляску и в Канаду. Многообразной и сложной была работа моряков-пограничников. Театр действия был огромен, и корабль месяцами находился в плавании. Только в 1930 и 1931 годах «Воровский» задержал более двадцати судов, расхищавших рыбные богатства близ Камчатки. Корабль заходил на базу лишь за тем, чтобы сдать задержанных нарушителей или пополнить запасы воды, угля, провизии.

Однажды вблизи западного побережья Камчатки «Воровский» обнаружил на рассвете красивую трехмачтовую шхуну в наших водах. Воспользовавшись пеленой тумана, корабль близко подошел к нарушителю. Захваченные врасплох, японцы стали выбрасывать улов — прямую улику незаконного рыболовства в наших водах, но эта уловка не обманула пограничников. Немедленно был спущен корабельный катер, на котором пограничники подошли к нарушителям. При осмотре шхуны выяснилось, что это далеко не обычные рыболовы: у них были найдены мощные фотоаппараты, карты с нанесенными на них советскими объектами, специальная радиоаппаратура. Удалось установить, что шхуной командовал «профессор» Токийского университета, а матросами у него служили 19 «студентов» — учеников разведывательной школы. С такими «рыболовами» кораблю приходилось встречаться часто.

Экипаж «Воровского» состоял из дружных и смелых людей, горячо любивших Родину. Судно содержалось в образцовом состоянии. Такие моряки, как мичманы В. П. Чашунашвили и М. М. Чернуха — участники перехода Архангельск — Владивосток, не пожелали уволиться в запас и прослужили сверхсрочно по 16 лет, мичманы В. П. Лямин, Н. А. Головин — по 17 лет, а мичман А. Е. Терновой — 25 лет и 2 месяца! Они знали свое хозяйство и весь корабль в совершенстве, он им заменял родной дом. Учебе, службе, самообразованию и воспитанию подчиненных они отдавали все свои способности и опыт, эти пограничники-коммунисты.

На корабле стремились так организовать службу, чтобы она позволяла расти и учиться, развивала способности и инициативу каждого члена экипажа. Между командирами и рядовыми матросами существовала крепкая дружба, сердечная близость, порожденная морем, опасностями и чувством долга. Поэтому большинство моряков оставались на сверхсрочную службу, поступали в офицерские училища. Охрана границ превращалась для них в профессию, которой они отдавали свои силы и знания.

В наших территориальных водах корабль настиг подозрительное судно. Когда нарушители поняли, что бегство невозможно, то стравили воздух к дизелям, предполагая, что корабль бросит задержанную шхуну. Но нарушители ошиблись. Судно взяли на буксир. Плавание с таким «прицепом» оказалось очень тяжелым: стоял такой густой и непроницаемый туман, что с мостика не было видно даже носовой пушки. Кораблю предстояло пройти узкий, опасный пролив. Подводные камни и дикие скалы подстерегали в узком проходе. Стальной трос скрылся в тумане. По его натяжению можно было судить, что шхуна идет на буксире. Пограничникам казалось: никогда не кончится этот пролив, не кончится этот туман, а тем временем может, чего доброго, лопнуть трос, и нарушители, воспользовавшись этим, расправятся с нашими моряками, находящимися на задержанном судне. Туман сопровождал корабль на всем пути следования и в океане. Но вот и Авачинская губа! Отдается якорь, а через несколько часов задержанные нарушители рассказывают о своей разведывательной работе советским органам.

Бывало и такое. У восточных берегов Камчатки «Воровский» задержал японскую шхуну, занимавшуюся хищническим ловом рыбы в наших территориальных водах и ввел ее в устье одной из рек. На следующий день к кораблю приблизились два японских миноносца. Чувствуя свое превосходство, они с наведенными на корабль орудиями и торпедными аппаратами, с экипажами, стоявшими по местам боевой тревоги, ходили переменными курсами, имитировавшими атаку, затрудняли движение корабля и вызывали на провокацию. Один из миноносцев поднял флажный сигнал: «Возвратить задержанную шхуну», лег на боевой курс торпедной атаки и дал залп из носового орудия по кораблю с перелетом. Командир, умело маневрируя кораблем, не отвечал на провокационные действия, продолжал нести службу по охране границы с поднятым флажным сигналом: «Требую покинуть наши воды». На выручку «Воровскому» подошел второй пограничный корабль. Через небольшой промежуток времени из-за сопок на бреющем полете вынырнуло звено наших самолетов. Увидев такую поддержку, японские миноносцы повернули в сторону открытого моря, быстро вышли из наших территориальных вод и скрылись за горизонтом.

В начале 1936 года за отличное несение службы по охране границ были награждены орденами Красной Звезды командир корабля капитан-лейтенант А. С. Болтинский, комиссар-старший политрук Л. И. Бондаренко, старшины-ветераны корабля В. П. Чашунашвили и М. М. Чернуха.

Постоянно занятый охраной границы, экипаж «Воровского» вместе с тем проводил и политико-воспитательную работу среди прибрежного населения. Отправляясь в поход, он по пути доставлял в отдаленные пункты литературу, кинокартины, почту, выступал с концертами. Корабль радостно встречали жители полярных станций, рыбных промыслов Камчатки, Чукотки, Командорских островов и побережья Охотского и Берингова морей. Это судно знали и любили чукчи, коряки, алеуты: моряки-пограничники помогали им строить новую жизнь, а нередко и лично участвовали в техническом налаживании производства.

В 1937 году перед экипажем «Воровского» была поставлена задача — доставить избирательные документы для выборов в Верховный Совет СССР в отдаленные районы Камчатки и Чукотки. Матросы, старшины и офицеры, вдохновляемые личным примером лучших людей экипажа — коммунистов и комсомольцев, приложили все силы к подготовке похода. Машинисты, кочегары и электрики быстро привели в готовность машины и все электроустановки, Много поработали ветераны корабля старшины Головин, Терновой, боцман Зеленский, матросы Неплюев, Стоценко, Иванов, Шаталин и Волков. Самоотверженным трудом всего экипажа корабль был подготовлен к тяжелому ледовому походу.

28 октября «Воровский» вышел из Владивостока, зашел в Советскую Гавань, Петропавловск-Камчатский, на Командорские острова, Тихий океан встретил моряков 12-бальным штормом. В Беринговом море, по пути в Анадырь, их настиг тайфун. Скорость ветра доходила до 42 метров в секунду. Гигантские, двенадцатиметровой высоты волны обрушивались на судно, крен которого достигал 48 градусов. Одна шлюпка была разбита, волны сломали часть поручней и трапы, вода проникла в угольные бункеры. Корабль лег в дрейф. Волны грозили смыть за борт каждого, кто был на палубе, но моряки не оставляли боевых постов. Обвязавшись концами, они продолжали борьбу за живучесть корабля. Благодаря самоотверженной работе старшин Головина, Тернового, кочегаров Неплюева, Бородкина, Иванова судовые машины работали бесперебойно. Главные старшины Чернуха и Чашунашвили бессменно несли вахту у пульта управления машин, регулируя работу винтов. Мужественно и умело руководили работой энергоустановки инженеры Т. М. Климчак и А. С. Колесниченко. Штурманы В. Я. Крикленко и И. Н. Грицюк определяли место корабля, «охотились» за звездами в разрывах облаков. Четверо суток продолжалась борьба пограничников со стихией.

Едва прекратился ураган, как «Воровский» встретил новое препятствие: лед преградил ему путь к Анадырскому лиману. Дождавшись, когда ветер отжал ледяные поля от берега, с корабля спустили катер. Однако он не мог подойти к берегу — мешал припай льда. Тогда комсомолец — командир отделения рулевых Шашев спрыгнул в воду и на себе стал переносить документы, которых ждали представители избирательных комиссий, прибывшие сюда на нартах и прилетевшие на маленьком самолете. Шесть часов отважный пограничник и его товарищи находились в ледяной воде, пока документы не были доставлены на берег.

Ноябрь был на исходе. Спустился мрак полярной ночи. Корабль, не приспособленный к плаванию во льдах, упорно прокладывал путь все дальше и дальше, к самым отдаленным селениям Крайнего Севера. Пограничники своевременно достигли мыса Дежнева и Уэлена. Запасы на судне подходили к концу. Особенно тяжелое положение сложилось с пресной водой, необходимой не только для питья, но и для котлов. Опреснителей на борту не было. Бухта Провидения — единственное место, где корабль мог пополнить запасы воды, — оказалась блокированной сплоченным десятибальным льдом. Тогда командир принял решение: взять воду из одного ближайшего озера. Вошли в береговой припай, отдав два якоря. Командир БЧ-5 Т. М. Климчак, мичман А. Е. Терновой с пятью матросами раскатали шланги на 450 метров в длину, перенесли к озеру мотопомпу и приступили к перекачке воды. Из-за мороза вода в местах соединения шлангов замерзала, их приходилось выбирать на борт и, отогрев в котельном отделении, раскатывать до озера вновь. Через несколько часов неожиданно налетел шквал и надвинулась огромная волна. Нос «Воровского» вышел из припая, оборвалась цепь одного якоря. От неминуемого выброса корабля на берег спасло хладнокровие и умение командира капитан-лейтенанта Н. В. Антонова и немедленная готовность машин к даче хода, а командир БЧ-5 с группой матросов и с мотопомпой остались на берегу. Через несколько дней шторм утих, корабль шлюпкой принял оставшихся на берегу и продолжал путь.

12 декабря 1937 года в 6 часов по местному времени на кормовой мачте «Воровского» был поднят морской пограничный флаг. Командир корабля и председатель участковой комиссии по корабельной трансляции поздравили личный состав со всенародным праздником и пригласили пограничников на избирательный участок. Матросы, подменяясь с вахты, переодевались в кубрике в выходную форму и шли в избирательный участок. По просьбе экипажа первыми выполнили свой гражданский долг капитан-лейтенант Неон Васильевич Антонов и главный старшина Виктор Павлович Чашунашвили. Возвратился флагман пограничного флота из ледового похода во Владивосток 15 января 1938 года, пройдя 7600 трудных миль, блестяще выполнив правительственное задание.

 



Возвращение «Воровского» из ледового похода

 

За образцовое выполнение задания, проявленную отвагу и инициативу морякам объявили благодарности и поощрения. Капитан-лейтенанту Н. В. Антонову присвоили внеочередное воинское звание — капитан 2 ранга. Второй штурман лейтенант И. Н. Грицюк стал капитан-лейтенантом, а старший помощник, автор этих строк, досрочно получил звание капитан-лейтенанта.

По возвращении во Владивосток крайком партии устроил экипажу торжественный прием, после которого в Доме офицеров флота состоялся праздничный вечер. Поблескивая новыми нашивками, капитан 2 ранга Н. В. Антонов, водя указкой по огромной карте, рассказал о походе. С приветствием выступили представители пограничных войск и только что вернувшийся из республиканской Испании новый командующий Тихоокеанским флотом, флагман флота 2 ранга Н. Г. Кузнецов.

За свою службу корабль прошел вдоль охраняемых рубежей десятки тысяч миль, задержал много судов, проникших в территориальные воды нашей Родины.

В годы Великой Отечественной войны воспитанники «Воровского» — матросы, старшины, офицеры, прошедшие суровую пограничную службу и закалившиеся на корабле, сражались на различных фронтах, морских рубежах и реках Советского Союза. Плечом к плечу с воинами Советской Армии и Военно-Морского Флота моряки-пограничники показывали образцы боевой стойкости, стояли насмерть, защищая города-герои, Малую землю, участвовали в разгроме империалистической Японии. Они прославились мужеством и отвагой. Двое из бывших воспитанников «Воровского» были удостоены звания Героев Советского Союза.

Бывший водолаз и боцман корабля капитан 1 ранга П. И. Державин особо отличился, командуя бригадой катеров при освобождении городов Керчь и Новороссийск. За проявленное мужество, отвагу и военное мастерство ему присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Бывший командир корабля Н. В. Антонов в Отечественную войну в звании капитана первого ранга командовал Онежской военной флотилией. Он лично возглавил десант флотилии и успешно, в духе лучших традиций русского и советского флота, завершил операцию по освобождению Петрозаводска, за что был награжден орденом Ушакова 2-й степени. Позже в звании контр-адмирала он командовал Краснознаменной Амурской флотилией, лично руководил стремительными действиями кораблей в ходе разгрома японских милитаристов. Высокое звание Героя Советского Союза было заслуженной наградой этому талантливому морскому офицеру.

Подвигами и доблестью отличились в боях бывшие военкомы корабля: полковник Н. И. Коробов участвовал в сражении на Курской дуге в составе 102 Дальневосточной дивизии, состоявшей из пограничников, а капитан 1 ранга Л. И. Бондаренко сражался на Малой земле и освобождал города-герои Керчь и Новороссийск.

 



Герой Советского Союза П. И. Державин

 

Бывшие сверхсрочники, прослужившие на корабле до увольнения в запас по 16 лет, также геройски дрались с ненавистными захватчиками: капитан-лейтенант-инженер М. М. Чернуха на Балтике защищал Ленинград, мичман В. П. Чашунашвили отдал жизнь за Родину под Севастополем. Служивший добровольцем на корабле алеутский паренек с Командорских островов С. В. Тимонькин в дни войны добровольцем же ушел на фронт, был не единожды ранен, контужен, на танке прошел путь от Сталинграда до Берлина. Награжден орденами и медалями СССР.

На Балтике корабельный инженер Т. М. Климчак командовал ротой морской пехоты. Он был не только великолепным механиком, но и отважным командиром своих солдат, за которым они шли в огонь и воду.

И много других матросов, старшин, офицеров — воспитанников корабля прославились в боях за нашу Отчизну.

Экипаж «Воровского» в годы войны бдительно охранял морскую границу, задержал много вражеских судов, которые нагло заходили в наши территориальные воды с разведывательными целями; проводил во льдах транспорты, идущие в порт Петропавловск-Камчатский.

Но время не щадит и корабли. В 1959 году «Воровский», отдавший пограничной службе 28 лет, покинул боевой строй. А спустя год новый пограничный сторожевой корабль под таким же именем стал охранять границы Северо-Востока нашей Родины. Он является одним из передовых кораблей. В 1970 году преемник пограничного флагмана награждается Юбилейным почетным знаком ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР за успехи в социалистическом соревновании. Экипажу вручено также Красное знамя Военного совета Краснознаменного Тихоокеанского пограничного округа.

Матросы, старшины и офицеры корабля свято хранят и множат славные традиции старшего поколения моряков-пограничников, повседневно работают над совершенствованием службы, над боевой и политической подготовкой, умело и надежно охраняют границы нашей Родины.

Борис Дьяченко

На самых дальних наших островах

Курильские мемориалы

Гусеницы вездехода месят песок дороги. В закрытом кузове стойкий запах бензина, почти ничего не видно, тряско, шумно и нельзя курить. Но мы терпим. Лучше плохо ехать, чем хорошо идти. Тем более когда времени в обрез. Нам надо успеть вернуться к пароходу. Отсюда, с Курил, они не так уж часто ходят. И хочется во что бы то ни стало осмотреть Мемориал. Быть на Шумшу и не побывать там — просто непростительно.

Внезапно вездеход останавливается: лопнул трак. Этих дорог не выдерживают даже гусеницы. Выходим размять затекшие ноги. И с удивлением замечаем, что находимся на старом, заброшенном со времен войны аэродроме. Взлетные полосы с металлическим покрытием, по краям заросшие травой полуобвалившиеся ангары. День клонится к вечеру. Вокруг тишина и спокойствие. На севере вдали голубеют изящные конусы камчатских вулканов. Взлетная полоса, кажется, ведет прямо к ним. Сомнений в назначении этого аэродрома не возникает. Как, впрочем, и в былом назначении всего острова. Японцы готовились здесь долго и основательно. Не к обороне — к агрессии, копили силы десятилетиями. И вся эта подготовка не выдержала пятидневной проверки войной. Вот так-то!

Из всех Курильских островов Шумшу, отделенный от Камчатки лишь двенадцатикилометровым проливом, был наиболее сильно укреплен. На побережье Второго Курильского пролива, разделяющего Шумшу и Парамушир, располагались одна против другой две крупные и сильно укрепленные с моря и с суши военно-морские базы: Катаока на Шумшу и Касивабара на Парамушире. К этим базам была приписана так называемая Халактырская военная флотилия. Уже само название говорит о ее назначении: Халактырским зовется пляж близ главного города Камчатки — Петропавловска. Туда и планировалась высадка десантов с этих островов.

Весь остров был перерыт подземными тоннелями, траншеями и противотанковыми рвами, было сооружено тридцать четыре дота и несчетное число дзотов. Девять аэродромов Шумшу и Парамушира, минные поля, густо разбросанные в прибрежных водах, двадцатитрехтысячный до зубов вооруженный гарнизон делали эти острова практически неприступными. Когда за несколько месяцев до победного августа сорок пятого года американцы сделали попытку овладеть островами, трехтысячный десант был уничтожен почти полностью. Вот тогда и уверовали японцы в свою неуязвимость. И, надо признать, не без оснований: к этому времени только на Шумшу располагалась пехотная бригада, полк ПВО, артиллерийский крепостной полк, танковые подразделения, множество самолетов, боевых кораблей. Советские войска Камчатского оборонительного района значительно уступали японцам и в численности, и в вооружении. Одного не учли японские генералы — героизма советского воина, его самоотверженности и готовности к подвигу.

Ремонт закончен, и снова гусеницы врезаются в колею старой дороги. Вдруг вездеход вновь останавливается. Опять поломка? Кажется, нет, но в чем же дело? Ах, вот оно что! Ради этого стоило остановиться.

 



Ржавеют в тундре танки...

 

Прямо из океана на фоне узкой полоски кроваво-красного заката и темнеющего над ним густой синевой неба вырастает точеный конус неповторимого Алаида. Самый высокий и красивейший вулкан Курильской гряды в гордом одиночестве и неприступности, кажется, плывет в волнах Вечности. Вокруг ни единого облачка. Такие дни выпадают здесь крайне редко. Стоим, как завороженные, не в силах оторваться от этого великолепия. Сколько раз мы проводили мимо тебя, Алаид, и всегда ты скрывался от наших взглядов мрачной завесой серых холодных туманов. Ну что ж, тем дороже этот подарок. Спасибо, Алаид! Пытаемся снимать. И запоминаем на всю жизнь неправдоподобную, поразительную красоту вулкана.

Поздно вечером подъехали к какому-то сараю. Там и заночевали. Вездеход же вернулся назад.

Утро промозглое — ветер и сырой, обволакивающий, пронизывающий до костей туман. Голая холодная земля. Леса нет. Весь остров — плоскогорье из песчаных дюн, покрытых хилой растительностью. Изредка попадаются колки карликового стланика — кедрача или ольховника — да неприхотливый рододендрон. И травы, травы, травы... Много цветов — желтых, белых, голубых...

Недалеко от дороги лежит перевернутый старый японский танк с распущенной гусеницей. По сравнению с нашими «тридцатьчетверками» он выглядит игрушечным. Но у десантников, бравших Шумшу, танков вообще не было. Чуть дальше валяется башня от другого танка. Хорошо срезана, мастерски. Это склоны высоты 165, одной из двух господствующих сопок, прикрывавших путь к базе. Старые, заросшие траншеи, бетонированные блиндажи, на потолках которых уже успели вырасти сталактиты. И везде стреляные гильзы — русские, японские, пэтээровские, орудийные. И так по всему острову. Бои здесь были короткие, но яростные.

Укрепления, укрепления... Сколько их тут было? Этого сейчас не знает никто. До сих пор находят и здесь и на Парамушире склады со снарядами, патронами, минами. Бывало, в магазинах перебои с рисом, а в желудках прихлопнутых капканами крыс — свежий рис: значит, где-то есть склады с продовольствием. Нас предупреждали, что на острове, по-видимому, еще остались неразминированные катакомбы. Настроено здесь было порядочно. Сооружали укрепления в основном китайцы. Как утверждает молва, потом они были вывезены на баржах в море и потоплены. Так самураи сохраняли секреты Шумшу.

Напротив миражом виднеется в тумане небольшая сопочка. Легендарная высота 171. Та самая, где совершили свой бессмертный подвиг матросы-тихоокеанцы Николай Вилков и Петр Ильичев. На противоположном склоне — два полуразрушенных дзота. Чуть ниже, в секторе их обстрела, — большое бетонное надгробие братской могилы, слева и справа — символические могилы Героев, повторивших подвиг Матросова. Туман и ветер. Все как в те августовские дни сорок пятого. Только тихо. И можно спокойно подойти к черным провалам дзотов и даже заглянуть внутрь.

А тогда... Изрыгающие огонь и смерть пулеметы прижимали матросов к холодной сырой земле. А справа, глухо урча, неотвратимо ползли уродливые японские танки с намалеванными синей краской драконами на бортах. И надо было во что бы то ни стало взять эту распроклятую высоту.

Что смогло толкнуть на дзот, на верную гибель этих двух парней? Были уже испробованы все способы. Выбора не оставалось. Первым поднялся тяжело раненный в руку Николай Вилков. Один дзот замолк, но второй продолжал стрелять. И тогда поднялся еще один — восемнадцатилетний Петр Ильичев. За ними пошли другие. Бой еще продолжался, но дзоты уже молчали. Это случилось 18 августа 1945 года около полудня.

А начиналось все несколькими днями раньше. В ночь на 15 августа, через шесть дней после объявления Советским Союзом войны Японии, командующий Камчатским оборонительным районом генерал-майор Гнечко получил приказ Главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке маршала Василевского о подготовке и проведении десантной операции с целью овладения Курильскими островами. Сроки — кратчайшие. И с утра все пришло в движение. В городе был спешно мобилизован автотранспорт для переброски войск, разгружались и готовились суда, предназначенные для десанта.

Ночь на 16 августа была теплая и тихая. Туман скрыл очертания Авачинской губы. А к порту в кромешной темноте подходили все новые и новые колонны десантников, шли тягачи с орудиями и снарядами, подъезжали автомашины, и все это исчезало в чреве чернеющих у стенки судов. К вечеру следующего дня последний корабль отошел от пирса и встал на рейде.

В 5 часов утра под покровом тумана транспорты вышли в океан и взяли курс на юг, к острову Шумшу. Первый день плавания прошел спокойно. Туман хоть и мешал продвижению, но в то же время и помогал скрытно подойти к острову.

Стало слегка штормить. Наступил новый день. В 2 часа 35 минут забухали орудия береговой батареи, расположенной на южной оконечности Камчатки — мысе Лопатка. Это был не первый обстрел, и японцы не придали ему особого значения. А корабли уже подходили к острову.

В половине пятого утра матросы и солдаты передового отряда, прыгая в ледяную воду, стали вплавь добираться до берега. Десантная операция началась.

Японцы были застигнуты врасплох. Две прибрежные батареи взяты с ходу, и десантники стали стремительно продвигаться в глубь острова. А на побережье под огнем самураев высаживались основные силы. Противник обрушил на корабли шквал огня. Но, не взирая на потери, высадка продолжалась.

Передовой отряд тем временем подошел к высотам 171 и 165. Основной бой разгорелся здесь.

(Сейчас, стоя на этой неприметной с виду высотке, видишь внизу там и сям ржавеющие японские танки. Семнадцать танков! А вокруг тундра, кочки и северные неброские цветы. Эти цветы на склонах принадлежат павшим. Собираем скромненькие букетики и кладем к надгробию.)

Это был самый напряженный момент боя. Подкрепления еще не подошли. У десантников не было даже орудий, а колонна танков с нарастающим грохотом приближалась. Первыми встретили их бронебойщики лейтенанта Дербышева. От метких выстрелов вспыхнули первые шесть машин, но остальные шли вперед, сея вокруг смерть и грозя смять занятую десантниками позицию. Мгновения решали исход боя. И тогда вышли навстречу пятеро подрывников: старший сержант Иван Кобзарь, старшина 2 статьи Петр Бабич, сержант Рында, матрос Власенко и их командир техник-лейтенант Александр Водынин, Бронированные машины уже близко, сквозь рев моторов слышны крики «банзай» — это идет под прикрытием танков вражеская пехота. Надо было во что бы то ни стало остановить машины, иначе погибнут товарищи. И, превозмогая боль, поднялся раненый лейтенант и швырнул в движущийся танк связку гранат. Танк завертелся на месте, разматывая трак на мягком ковре трав. Но в это время из-за него вырвался еще один. Только не пропустить! Прижав к животу противотанковую мину, Александр рванулся вперед. Под гусеницы.

 



Братская могила павших при освобождении Шумшу

 

Эти ребята не были смертниками, как камикадзе, они любили жизнь и очень хотели жить. Но сзади были товарищи. И надо было остановить танки. И они их остановили.

К третьему танку кинулся со связкой гранат Иван Кобзарь, но был сражен наповал пулеметной очередью. Танк резко затормозил, в него врезался следующий. Первый из них перевернулся, второй взорвался. Но следом, шли другие машины. Три простых солдата, как три богатыря, заступили дорогу ревущим стальным чудовищам. Еще трижды грохотали взрывы, и еще три танка застыли на месте. Остальные были вынуждены пойти в обход болота, а тем временем подоспели бронебойщики. Танковая атака была сорвана. Герои пали, но не пропустили ни одного танка. Человек оказался сильнее стали.

Ржавеют в тундре танки... Они сейчас как свидетельство жестокости войн, их бессмысленности. Солдаты, уничтожающие друг друга, звереющие в ненависти, не виноваты в войнах. Виноваты те, кто их развязывает в тщетной мечте повелевать миром, те, кто привык для осуществления своих корыстных целей бросать людей в ад войн.

В каждую годовщину хиросимской трагедии десятки тысяч людей с разных концов страны стекаются к арке памятника, надпись на котором не только напоминает о прошедшем, но и обращается в будущее: «Спите спокойно. Ошибка не повторится». Не должна повториться!

Наш народ не развязывал войны. Миллионы советских людей полегли на бескрайних полях России и среди развалин старой Европы. Пали, чтобы защитить свою страну и освободить европейскую цивилизацию от коричневой чумы. И потом опять гибли на сопках Маньчжурии и на далеких туманных островах, чтобы скорее положить конец кровавой мировой бойне. Они мечтали о мире и верили, что теперь он наступит на вечные времена.

К вечеру после многочисленных атак на обеих высотах взвились красные флаги. Уже после капитуляции командующий японскими войсками на Северных Курилах генерал Цуцуми Фусаки, узнав, что советский десант не превышал трех тысяч бойцов, раздраженно заявил: «Если бы я знал, что моряков было так мало, я сначала перетопил бы их всех, а потом уже капитулировал бы». Если бы знал. И если бы смог.

На остальных островах Курильской гряды японские гарнизоны сдавались без боя. В 22 часа 31 августа генерал Гнечко объявил, что боевые действия закончились. Курильские острова были возвращены России. Утром над Тихим океаном всходило уже мирное солнце. Вторая мировая война закончилась.

В поселке Байково, на месте бывшей базы Катаока, на побережье Второго Курильского пролива, стоит обелиск в форме снаряда, увенчанный пятиконечной звездой, с лаконичной надписью: «Освободителям Шумшу». Это не единственный такой монумент — в центре Петропавловска-Камчатского взметнулась ввысь стальная пирамида памятника воинам-курильцам, в Северо-Курильске стоит такой же, только чуть поменьше, стоят памятники на месте уже исчезнувшего села Козыревского на Шумшу и в старой части того же Северо-Курильска на Парамушире. На Камчатке есть памятники Николаю Вилкову и Петру Ильичеву. Подвиг бойцов, вернувших Родине Курилы, не забыт.

Маленький клочок дальневосточной земли, открытой некогда россиянами, остров Шумшу хранит память о девяти Героях Советского Союза. Это командующий Камчатским оборонительным районом генерал-майор Гнечко, командир Петропавловской военно-морской базы капитан 1 ранга Пономарев, командир передового отряда майор Шутов, командир батальона морской пехоты майор Почтарев, старшие лейтенанты Кот и Савушкин, старшина баржи Сигов, старшина 1 статьи Николай Вилков и краснофлотец Петр Ильичев.

Сотни, тысячи десантников проявляли чудеса храбрости и героизма, не щадили своей жизни во имя победы. Но история и память народа выделяют лучших, наиболее отличившихся. И к ним приходит слава, их имена помнит народ. К некоторым она приходит посмертно, к иным — через годы и десятилетия. До сих пор мы читаем в газетах, как награды находят героев. Петру Ильичеву звание Героя Советского Союза было присвоено в 1958 году, герой Сталинграда сержант Павлов получил его к двадцатилетию Победы. Что поделаешь, тогда шла война и не всегда было время для реляций. А солдаты — ведь они дрались не ради наград, они защищали Родину.

Но не выходит у меня из головы отважная пятерка истребителей танков. Почему-то имена этих воинов, сознательно пожертвовавших жизнью, известны не так широко, как, скажем, имена Ильичева и Вилкова. А мы должны помнить и свято чтить их — лейтенанта Водынина, сержантов Кобзаря и Рынду, старшину 2 статьи Бабича, матроса Власенко.

Сырой холодный ветер гонит клочья тумана к высоте 171. Стоят у братской могилы люди — стареющие мужчины и женщины, бывшие во время войны еще детьми, и те, кто,родился позже, и молчат, подавленные тишиной, кажущейся здесь траурной. Молчит и девочка-подросток. Может быть, именно здесь она впервые глубоко прочувствовала и осознала, какой ценой досталось освобождение этой вот «пяди» исконно русской земли...

Не только здесь, на Востоке, но и на многих других, больших и малых, участках отечественного порубежья стоит суровая тишина. Неисчислимы версты той тревожной полосы, где, говоря словами поэта, «даже шмель над головою как пуля снайпера летит». Но именно здесь, где Великий океан соприкасается с континентальными и островными форпостами нашей державы, время от времени нависает та особая предгрозовая тишина, когда против человека ополчаются самые коварные силы природы.

Путешествуя по Курилам, мы все время помнили о том, что здешним жителям нередко приходится выдерживать натиск разъяренной океанской стихии. Драматические и трагические события порождают не только войны. Печальной датой вошел в историю островов, например, 1952 год — год цунами. Первопоселенцы тогда еще не знали, что такое цунами, не ведали. Знали, что здесь бывают извержения, землетрясения, но цунами — что это такое? Большая Советская Энциклопедия так объясняет это японское слово: «Морские гравитационные волны очень большой длины, возникающие при сильных подводных и прибрежных землетрясениях и, изредка, вследствие вулканических извержений и других тектонических процессов». В океане эти волны с огромной скоростью, иногда до 1000 километров в час, несутся по его неспокойной глади. Бесшумно, быстро и незаметно покрывают они громадные расстояния, чтобы потом у берега внезапно обрушить свою неукротимую ярость, смывая и уничтожая поселки, людей, даже саму землю со всем растущим на ней. Их удар часто неожиданен и потому вдвойне опасен.

 



Следы цунами 1952 года

 

В то роковое раннее ноябрьское утро с тихим шорохом вдруг отступило море, оголяя широкую прибрежную полосу, чтобы в следующее мгновение с ревом обрушить на спящий поселок огромную волну, за ней — вторую, третью, сметая и разрушая все вокруг. Сладкий предутренний сон — и вдруг дом в одно мгновение наполнился ледяной, кипящей водоворотами водой, и все понеслось куда-то со страшной скоростью. Для многих это стало последним ощущением в жизни. А когда схлынула вода — ни поселка, ни многих его обитателей уже не было. А море вновь стало спокойным и ласковым...

Роковая, чудовищная внезапность. Говорят, правде, вначале были толчки. Но ведь они отмечались и раньше. К ним привыкли. А предутренний сон так крепок. Так крепок, что для многих он стал вечным. Может быть, люди не успели даже толком проснуться и понять, в чем дело. А дети? Я помню, как во Владивосток приходили пароходы с Курил в том ноябре. Привозили оставшихся в живых — полуодетых, потерявших близких и еще не понявших, откуда свалилось на них это несчастье. Рассказы, недомолвки и слухи, слухи, слухи. Что произошло, мы узнали гораздо позже.

С тех пор многое изменилось. В прибрежной зоне Курил и Восточной Камчатки стала действовать служба цунами, кстати, отлично сработавшая в начале 60-х годов, когда после землетрясения в Чили через океан пошла новая волна, не столь разрушительная, но тоже опасная. И поселки теперь уже не строятся в цунамиопасной зоне, а существующие переносятся на возвышенные берега. Мы не можем пока предотвратить цунами, но уберечься уже можем.

Об этом не стоило бы и писать (уже не раз писалось), если бы не одно обстоятельство. Даже на Парамушире, главном острове Северных Курил, нет памятника жертвам цунами. Ни одного. Есть памятники освободителям, и это, конечно, прекрасно. Но нет памятника трагедии пятьдесят второго года. Даже на кладбище мы не нашли их могилы.

Вообще это объяснить можно. В первые годы надо было восстанавливать все разрушенное, вновь завозить людей — забот хватало. А потом забыли. Многие разъехались, остальным было не до этого. Можно, конечно, объяснить. Понять труднее. Особенно сейчас, когда прошло столько времени. Ведь те, кто трагически погиб тогда, были пионерами освоения неласковых этих островов. И нужен памятник — не столько для них, сколько для нас, живущих.

Курильская северная земля! Крайний форпост страны, первым встречающий солнце. Сурова, но романтична твоя природа, удивительна и неповторима. Сюда приезжают, отсюда уезжают, но есть и такие, кто живет здесь постоянно, кто сердцем прикипел к Курилам. От них пошло второе поколение, скоро пустит корни и третье. Будем же благодарны им.

К вулканам Черного острова

Длинный тягучий подъем закончился, и тропа, хорошо набитая, но иногда совершенно невидимая в зарослях низкорослого курильского бамбука, вывела нас на гребень невысоких пологих сопок. Тропа отличная, и тем не менее мы двигаемся на ощупь, чувствуя твердую опору лишь ногой. Стоит только шагнуть чуть в сторону, как тебя сразу же заносит вместе с рюкзаком и ты с трудом восстанавливаешь равновесие. Курильский бамбук, этот северный (правда, неблизкий) родственник стройного тропического красавца, больше напоминает жесткую траву с продолговатыми листьями на тонком зеленом стебле.

Деревья расступились, и перед нами открылась окруженная сопками долина. Впереди голубело довольно большое озеро.

Мы на Кунашире, самом южном и, пожалуй, самом роскошном острове Большой Курильской гряды. Как-то даже не вяжется его название (по-айнски — Черный остров) с южной щедростью зеленого сопочного наряда. Среди зарослей того же бамбука вознеслись ввысь темно-зелеными кронами пихты и ели, на крутых склонах шумят пышные широколиственные леса, не уступающие в разнообразии знаменитой уссурийской тайге: могучий дуб, ясень, аристократ лесов древний тис, южанка магнолия — чего тут только нет! На полянах — фантастических размеров лопух, под огромным листом которого может, не сгибаясь, пройти и даже спрятаться от дождя человек. А в лесной чаще, сливаясь с окружающей листвой, стерегут свою жертву тонкие лианы «ипритки» — растения, живущего только здесь и пользующегося у местных жителей дурной славой. От одного прикосновения к ипритке на коже появляются волдыри, нечто вроде мокрой экземы, которая лечится с большим трудом, иногда не проходя по нескольку месяцев. Вдобавок ко всему: на эту лиану похожи некоторые другие растения, и мы проявляем предельную осторожность, что замедляет наше продвижение по чащобе. Таких дебрей нет даже в Приморье, где юг и север, казалось, перепутались между собой. Настоящие джунгли! Какой же это Черный остров?

 



Курильские острова изобилуют каменными мысами

 

Впрочем, может быть, айны были и правы, дав острову это имя. В те далекие времена их пугали грозные, непонятные силы Земли, против которых и ныне человек нередко беспомощен. Это вулканы. Их грозный нрав всегда наводил страх на все живущее.

Курилы входят в Великое Тихоокеанское огненное кольцо, которое начинается далеко на юге, в Новой Зеландии, проходит через Гавайи и Индонезию, захватывает Японию и по Курильской гряде подходит к Камчатке, затем продолжается уже вдоль западного побережья обеих Америк. И везде живут люди. Человек привыкает даже к вулканам.

В какой бы части острова вы ни находились, везде столкнетесь с работой могучих подземных сил. Вулканы, горячие ключи, фумарольные поля, застывшие потоки лавы и даже такое чудо, как мыс Столбчатый. Представьте себе скалы, сложенные как бы из гигантских карандашей, причем большинство из них имеет строгую шестигранную форму. А на низких, разрушенных прибоем площадках эти шестигранники напоминают старую мостовую, уходящую прямо в море. Как тут не вспомнить о легендарной Атлантиде, погрузившейся в пучину, хотя создано все это волшебство опять же вулканами! Весь остров обязан своим происхождением вулканам и только им.

Здесь на ста двадцати километрах островной земли разместилось три действующих вулкана. На севере возвышается на 1800 метров над уровнем моря Тятя — второй по величине после Алаида курильский вулкан. По существу он двойной: в кратере старого вулкана возвышается конус более молодого. В этом отношении он похож на знаменитый Везувий, но и выше его и, пожалуй, красивее. Некоторые вообще считают Тятю красивейшим вулканом планеты. Так ли это, кто его знает, но он действительно красив. Его почти идеальная сомма (так называют нижнее основание), увенчанная изящным четырехсотметровым конусом, видна на многие десятки километров.

Когда-то, в далекие геологические эпохи, старый конус возвышался над уровнем моря более чем на два километра, но одно извержение следовало за другим, и в конце концов верхняя часть его провалилась, понизив вулкан метров на шестьсот. Но жизнь в нем продолжалась, и в провале вырос новый конус, правда меньших размеров. Так создавалась эта необычная форма, именуемая ныне вулканологами «Сомма-Везувий». В последние столетия Тятя, редко просыпался, и его уже было зачислили в разряд окончательно потухших, но в 1973 году, после ста шестидесяти одного года молчания, вулкан пробудился и в течение двух недель грохотал над океаном, выбрасывая тучи пепла и уничтожая вокруг всю растительность, а затем вновь ушел на покои.

Второй вулкан обосновался прямо посередине острова, рядышком с Южно-Курильском. Ныне он носит имя Дмитрия Ивановича Менделеева. Вулкан хотя и одного типа с Тятей, но совершенно не похож на него. Скорее он напоминает обычную гору в 800 метров высотой, даже без верхнего кратера. И только несколько разломов, расчленивших массив грязновато-желтыми трещинами, напоминают о том, что это все же вулкан.

По одному из разломов мы поднимались. По дну ложбины течет небольшой сернистый ручеек с очень мутной водой. Камни покрыты ржавчиной: видимо, в воде много железа и кислот. Шипение горячих газовых струй, окантованных ярко-желтыми воротничками кристаллической серы, резкий запах сероводорода, булькающие грязевые котлы, безжизненные глинистые склоны всех цветов радуги — типичная, несколько мрачноватая, но впечатляющая картина фумарольных участков. Выше на склоне — развалины небольшого заводика по добыче серы, действовавшего еще при японцах.

Вулкан спокоен. Он уже пережил бурные времена молодости и сейчас лишь слегка дымит разломами да подогревает несколько ручьев. И человек не преминул воспользоваться этим. Прямо у разлома создана небольшая база отдыха курильчан с лирическим названием «Росинка». Она построена в 1977 году и расположена в очень живописном месте. Ярко разрисованная раздевалка, беседка, горбатые мосточки, искусственные бассейны и водосливы, заросшие бамбуком склоны со стройными елями наверху... Но уже видны и следы разрушений — сказывается агрессивность воды и низкое качество бетона.

И третий из кунаширских вулканов, самый южный — вулкан Головнина. Тот самый, на склонах которого мы и находимся. Впрочем, вулканом его можно назвать лишь условно. Он далек от того классического типа, какой предстает перед нами в облике Тяти, и даже с вулканом Менделеева, больше похожим на обычную гору, не имеет ничего общего. Вулкан Головнина вообще ни на что не похож. Это не гора, а впадина диаметром около четырех километров и глубиной 400 метров, окруженная небольшими сопочками, покрытыми буйной растительностью. Когда-то здесь действительно существовал вулкан того конусообразного вида, к которому мы привыкли. Но либо частые извержения исчерпали магматический очаг и он провалился в образовавшуюся пустоту, либо здесь когда-то произошла катастрофа и он взорвался, раскидав свой конус на части. И теперь только ряд невысоких сопок, окаймляющих чашу бывшего вулкана, напоминает о его прежних размерах. Сейчас это уже не вулкан, это кальдера, подобная Узону и Ксудачу на Камчатке.

Кальдера продолжает жить. В самом центре ее выросли два лавовых купола, склоны которых «дымятся» струями сернистого газа и сероводорода. У одного из куполов и сверкает ярко-синей гладью озеро, которое мы увидели, выйдя к чашеобразной долине. Озеро называется Горячим, хотя сейчас оно отнюдь не горячее и даже не очень-то теплое. Впрочем, это обстоятельство нисколько не умаляет его красоту.

Еще час-полтора хода по берегу, и мы подходим к следующему озеру, расположенному по соседству с Горячим, у подножия второго купола. Это озеро Кипящее. Оно небольшое, не более двухсот метров в диаметре. Серая, почти черная вода в обнаженных берегах бурлит в местах выхода газов. Видимо, это «кипение» и дало озеру название, ибо вода здесь тоже достаточно прохладная. Во всяком случае, вдали от термальных полей. Хотели было выкупаться, но благоразумие взяло верх. Во-первых, неизвестен состав воды, а во-вторых, кто его знает, где тут какая температура...

Термальные поля выглядят впечатляюще. Тем более что погода благоприятствует: солнце, тепло и не единого облачка. На Курилах это редкость. Жаль, правда, что так и не искупались, но ведь до этого у нас на пути были и «Росинка», и уютные Алехинские ванны, расположенные рядом с развалинами бывшей бани японского императора, и Горячий пляж. О последнем стоит рассказать особо.

 



Курильские острова привлекают множество туристов

 

Еще до поездки на остров мы читали у известного вулканолога Мархинина восторженные отзывы об этом месте, находящемся в семи километрах от Южно-Курильска. Он и вправду горячий, этот пляж. Из-под земли в разных местах валит пар, есть открытый бассейн с раздевалкой, но наиболее экзотично выглядит естественная ванна на берегу моря, как бы выдолбленная в прибрежных камнях. На дне ее бьют горячие ключи, и во время отлива в ванне почти кипяток, а в прилив море заполняет ее, и вода становится холодной. И лишь в течение часа, в самом начале прилива, когда волны только перехлестывают через край бассейна, температура снижается до терпимой, и здесь можно принимать теплые полуморские, полуминерализованные ванны. Чудо, сотворенное природой и действующее безотказно в течение столетий!

Вечереет. Покидаем кальдеру и поднимаемся на перевал. Прощальный взгляд на Горячее озеро, сверкающее расплавом в закатных лучах, на всю кальдеру и голубеющий вдали гористый абрис Хоккайдо. На южной оконечности острова — небольшой поселочек на берегу врезанного полукольцом залива Измены. И залив, и поселок, и сама кальдера названы в память знаменитого русского мореплавателя Василия Михайловича Головнина. Коварно плененный японцами в 1811 году, он почти два года провел на чужбине. Но даже из вынужденной неволи русский моряк сумел извлечь пользу для науки. Он не только впервые описал и точно нанес на карту южные острова Курильской гряды, но и оставил потомкам первый обстоятельный труд о таинственной Японии. Сведения тем более ценные, что в те годы Страна восходящего солнца проводила политику самоизоляции, практически никого не впуская и не выпуская за пределы страны.

Маршрут закончен, и мы снова в главном поселке острова — Южно-Курильске, а через некоторое время покидаем Кунашир.

В открытом иллюминаторе — удивительно спокойное море. Безветренно и туманно. Форштевень судна режет гладкую пологую волну, как ножом. Впереди громадная стая глупышей в панике удирает от судна прямо по воде. Слева по борту из стелющегося на горизонте тумана выплывают острова. Курильские острова.

Владимир Сунгоркин

Иду на перехват

Пограничной сторожевой корабль «Чукотка» покидал базу в сумерках. Пирс блестел от недавнего дождя. Впереди осторожно выруливал из бухты обшарпанный сейнер. Другой такой же повидавший виды швартовался к причалу. По гирляндам лампочек-ловушек, по просевшим ниже ватерлинии бортам было ясно, что ночная рыбалка на сайру удалась.

За кормой сторожевика покачиваются огни поселка. Угрюмые серые скалы сжимают выход из бухты. Остров вообще похож на крепость своими вертикальными стенами-обрывами, изрезанными высокими утесами, напоминающими сторожевые башни. Край земли? Нет, самое ее начало восточный передовой рубеж Советской страны.

На карте СССР этот островок не сразу и разглядишь. Но для рыбного промысла остров бесценен — в удобных его бухтах выросли мощные рыбокомбинаты, ведь здешние воды отличаются исключительной биологической продуктивностью, к тому же охранные меры и система рыборазведения умножают это национальное достояние.

Подразделение пограничных сторожевых кораблей базируется на окраине рыбацкого поселка. Участок здесь всегда был напряженным. Уже в мирное послевоенное время эта воинская часть награждена орденом Красной Звезды. На исходе лета и в начале осени у морских пограничников особенно много работы: в путину, когда косяки лососей, влекомые инстинктом, спешат на нерест из океанских далей к родным речкам, вслед за ними в нашу двухсотмильную экономическую зону регулируемого рыболовства, а то и непосредственно в территориальные воды, «подтягиваются» иностранные шхуны в надежде на легкую добычу...

Я не впервые на границе. Но каждый раз, приближаясь к этой строгой линии раздела, испытываю одинаковое чувство: словно к обрыву вдруг подошел... Граница представала предо мной в разных своих образах. Помню оживленное и сверкающее под солнцем шоссе на юго-западном участке. Шлагбаум, проверка документов, пожелание счастливого пути, — и через какую-то минуту мы уже в другой стране, здороваемся с дружелюбными людьми в пограничной форме. А навстречу идут автобусы с туристами и машины с грузом. Та граница между двумя братскими государствами оставила ощущение праздника. Помню западный участок «с той стороны». Пассажирский поезд «Берлин — Москва» был еще в десятках километров от границы, когда у самого горизонта вдруг прорезал ночную темень белый светящийся шпиль. Проводник тоже подошел к окну, глянул вдаль, сказал: «Брестская крепость». Когда переезжали плавный бесшумный Буг, во всем величии стал виден обелиск советским пограничникам: гигантский и сверкающий солдатский штык в перекрестье прожекторов.

Бывая на дальневосточной границе, убеждался, что здесь служба особенно сложна. Современные точные и чувствительные приборы вглядываются и вслушиваются в тишину. Лишь напротив заставы во внушительных пограничных заграждениях единственные ворота. Когда въехали через них на участок майора В. Габышева, тот, знакомясь, сказал вполушутку-вполусерьез:

— Граница на замке. Ключи у рядового...

— Рядовой Фролов, — представился часовой и щелкнул надежным запором...

Да, каждый раз граница представала передо мной в виде реальной, осязаемой преграды.

Первое ощущение от морской границы иное. В здешнем просторе не вспашешь контрольно-следовую полосу, тут вместо ее заостренных и чутких ко всякому нарушению ребристых волн тверди — волны морские, вечно живые. Над глубинами не выставишь пограничного знака, не увидишь никакого следа. Иллюзия открытости и даже беззащитности этих бесконечных берегов — вот первое впечатление.

Сразу за бухтой океанская зыбь приняла корабль на свою бугристую спину. «Чукотку» стало мерно раскачивать с кормы на нос и справа налево одновременно, но, похоже, никто этого не замечал. Штурман с линейкой в руках прокладывал курс, ориентируясь на маяк, мерцающий где-то там, на далеко вдавшемся в море скалистом языке. Корабль взял влево. Пара дельфинов, стремительно и слаженно скользя рядом с бортом, тут же поменяла курс, но красивое это зрелище не отвлекает ничьего внимания. Девятнадцатилетние матросы, что стоят рядом, предельно собраны. Исполняющий обязанности командира корабля (тот в отпуске на материке) старпом «Чукотки» Александр Васильевич Бурдун сидит в тесном креслице в просторной рубке. К нему сходятся все артерии управления кораблем, вся информация о том, что видят люди и приборы в небе и на воде, что слышит радист в эфире, а акустик в глубинах. Прямо перед глазами командира — расчехленные черные пушечные стволы.

За мысом ночь обволакивает корабль черным туманом.

— Самая бандитская погода, — вполголоса говорит мне капитан-лейтенант Бурдун и прислушивается к голосу у эхолота: «Под килем семь метров... под килем пять метров...» Кругом мели.

Ночь прошла спокойно. А на рассвете радист получил предупреждение о цунами. Хорошо стало видно, как в той стороне, где восходит солнце, спешно выходят из близкой бухты шхуны с иероглифами по бортам — разрушительная волна цунами страшна только у берега. Несколько лет назад она приходила и в поселок, где живет Бурдун. Зародившись где-то в океане, она устремилась тогда к острову со скоростью реактивного самолета. Начало бедствия выглядело просто фантастически: из бухты стала отступать вода — небывалый отлив был так стремителен, будто где-то за горизонтом вдруг открыли гигантскую «пробку». На десятки метров вдаль глазам предстало дно с поникшими лугами водорослей, замшелыми валунами и скоплениями разноцветных ракушек. Одно судно не успело тогда выйти из бухты, осталось у пирса на оголившихся камнях. Не прошло и трех минут, как вода при полном штиле вновь стала прибывать бесшумно и стремительно и наконец вспухла мутным пенным валом трехметровой высоты, покатилась вперед, сметая штабеля ящиков и бочек, приготовленных к путине. Застрявшее судно было выброшено невиданной силой далеко в траву — проржавевший его остов и сейчас высится над противоположным берегом бухты как молчаливое напоминание об угрозе с моря.

И вот теперь предупреждение о цунами заставило экипаж принять меры предосторожности. На глубоком месте «Чукотка» остановилась в ожидании, не придется ли кого спасать. Ко всяким вылазкам стихий пограничникам здесь не привыкать. Так, когда после долгого молчания и сна вдруг пробудился ближайший вулкан, громыхнув на всю округу извержением, и горячая пепловая туча накрыла остров и море, — спасение пришло от морских пограничников: на кораблях сыграли тревогу, как при атомном взрыве, то есть загерметизировали все отсеки, включили водяную защиту, фильтро-вентиляционные установки надели противогазы — и смогли спасти десятки людей на берегу, заблудившихся и обессилевших в пеплопаде, отрезанных потоками лавы от поселков.

На этот раз цунами, к счастью, прошла где-то стороной.

Берег другой страны здесь отделен от советской земли только узкой полоской пролива. Пограничный корабль проходит по незримому острию границы. Наша земля слева: яркий маяк и густое, тяжелое от росы разнотравье по мягкой округлости сопок. На их берегу — бросается в глаза кирпичная арка высотой с парковое колесо обозрения, рядом горит огонь, висят плакаты, установлены мощные громкоговорители. Под аркой система стереотруб, нацеленных через горловину пролива на советскую землю. Этот внушительный мемориал называется у них «стеной скорби». Его отгрохали те, кому на руку вражда между государствами и народами. Это они заботливо поддерживают огонь под аркой — эдакий очажок холодной войны на дальневосточном берегу. У «стены скорби» престарелые самураи и их потомки громогласно печалуются о Сахалине и Курильских островах, «незаконно оккупированных большевиками». И в последние годы, увы, реваншистские крики у «стены скорби» (да и не только там) раздаются все более нагло.

— Задерживаем недавно шхуну. Почему, спрашиваем, в наших водах орудуете? — рассказывал неспешно капитан-лейтенант Бурдун. — Они мне в оправдание свою карту тычут, свеженькую, только что отпечатанную. Смотрю и глазам не верю: наши острова раскрашены, как их территория.

Накануне я был в музее, созданном на острове. Каждый, кто попадает сюда, знакомится вначале с суровой историей открытия и освоения этого далекого архипелага. Первые российские экспедиции, первые примитивные карты, в основу которых легли сведения, добытые бородатыми казаками-землепроходцами, их портреты... Мужественные русские люди пришли сюда через льды Сибири почти триста лет назад — первыми. Вот уже который сезон ведутся на заповедном острове Уруп раскопки одного из важнейших селений XVIII века. Уже в ту эпоху крестьяне-переселенцы пытались на этой каменистой земле у подножия вулкана растить хлеб. У поселка было гордое имя — Курилороссия. Недавно руководитель экспедиции кандидат исторических наук В. Шубин, сообщая со страниц журнала «Дальний Восток» о последних итогах раскопок, подчеркнул: «Получили мы ответ и на самый главный, волнующий многих историков вопрос: жил ли кто в Алеутке (самая удобная бухта на Урупе. — В. С.) до прихода туда русских первопроходцев? Раскопки показали, что «русский слой» на Урупе — самый нижний. Все остальные появились гораздо позже». Да, эта земля, обильно политая потом первопроходцев, а в последнюю войну и кровью советских людей, воинов-освободителей, — земля Российская.

Неподалеку от огня у «стены скорби» на том берегу лежит на камнях иностранная шхуна проломленным днищем кверху. Говорят, она сбилась с курса, приняв этот лживый желтый огонь за свет маяка.

Когда корабль взял курс в океан, капитан-лейтенант Александр Васильевич Бурдун решился вздремнуть после бессонной ночи, проведенной в проливах, изобилующих мелями и рифами. Он зашел в свою каюту — уютную, комфортабельную, как на всяком современном боевом корабле, с удовольствием принял душ, напоследок привычно глянул на письменный столик — оттуда с фотокарточки улыбалась и всплескивала ручками дочка, симпатичное пятилетнее создание с ромашковым венком на светленькой головке. Он улыбнулся и машинально подумал, что скоро в отпуск, В отпуск они едут всей семьей на материк — к родителям, как и большинство сослуживцев. Ведь как ни крути, а хочется побродить с недельку по большому шумному городу, пожить с месяц в летнем российском селе, переполненном солнцем. А потом, на исходе отпуска, вдруг заскучать по своему острову с его пейзажами ошеломляющей красоты и с воскресной рыбалкой, со службой, наполненной настоящим делом. Все познается в сравнении: несколько недель боевого дежурства вдали от своего острова, и уже, кажется, нет на всем свете милее и желаннее уголка, чем этот поселок, притулившийся к склону не самой ласковой сопки. Здесь строят вполне приличные дома и есть неплохой клуб и даже плавательный бассейн, как где-нибудь на курорте. Но главное, конечно, не в этом. Главное — на скалистом берегу в маленькой уютной квартире живет его семья, на этой же улице его товарищи и земляки. И каждое возвращение к маленькому острову — это встреча с началом его большой Родины, спокойствие которой он охраняет вдали от родных берегов.

За иллюминаторами пенились волны, «Чукотка» переваливалась через них. Каждый раз, проваливаясь в ямищу между серо-зелеными валами, корабль будто шумно вздыхал. Но все это было привычно и знакомо капитан-лейтенанту и не могло нарушить его сон.

В эти минуты матрос Игорь Тихонов увидел на своем локаторе в монотонном вращении тонкого, как жало, луча серебристое пятнышко. Радиометристом Тихонов служит уже третий год, и не мог он спутать эту мерцающую пылинку ни с какой помехой. Наклонился к микрофону, доложил наверх:

— Есть цель. Дистанция... — кабельтовых.

А. А. Бурдун поднялся на мостик, застегивая последний крючок кителя:

— Боевая тревога!

Вот так частенько в этих водах. Я спрашивал у Бурдуна и многих других офицеров, как попали они на службу сюда, на край света. Оказалось, каждый сам просил направить его именно сюда по. окончании училища. «Здесь много настоящего дела», — сказал мне Бурдун.

Надо пояснить, что в двухсотмильной экономической зоне регулируемого рыболовства СССР в дальневосточных водах довольно оживленно от иностранных судов. Благодаря политике Советского государства, направленной на развитие дружественных отношений с соседними странами, японские рыбаки получили право рыбачить у наших берегов. В нашу экономическую зону ежегодно заходят около четырех тысяч японских судов. В разрешениях, выданные им советскими учреждениями, определены породы рыб, количество добычи и участки промысла.

Но в квадрате, где засечена неизвестная пока цель, и поблизости от него никаких судов находиться в эти дни не должно.

Над морем снова стлался легкий туман. Корабль вспарывал море, что называется, на всех «парах». Точка на экране локатора приближалась. И тут радиометрист Тихонов засек еще одну цель — в нескольких милях от первой. Они выбрали ближайшую.

Экипаж был готов к любым неожиданностям. Пока все смахивало на одну из уловок международных браконьеров. Одна шхуна, бывает, воровски ставит сети, а другая держится на фланге, совсем как тот жулик, который должен, ежели что, предупредить дружков об опасности. Следит это ворье за обстановкой через мощные локаторы. Когда «Чукотка» подошла к цели, оказалось, что это не судно, а особый хитроумный иностранный буй: браконьеры, выставив сети, покинули опасный район, а этот привязанный к канатам радиобуй поможет потом хозяевам отыскать снасть по секретному, только им известному радиокоду. Не теряя секунд, «Чукотка» взяла курс на вторую цель. И скоро сквозь туман проступил неестественно громадный корпус иностранной плавбазы.

Приблизились. И тут офицеры дружно чертыхнулись вполголоса: то, что в искаженной туманной рефракции выглядело громадой, было лишь обычной шхуной. «Чукотка» успела вовремя. На шхуне как раз заканчивали ставить снасть — сетчатый заслон на пути лососевых стад длиной ни много ни мало двенадцать километров. Номер шхуны словно невзначай был накрыт свесившимся с борта куском рогожи — тоже незамысловатая уловка на тот случай, если их засекут с самолета.

С «Чукотки» спустили катер. Начиналось самое сложное. Осмотровая группа переправилась на шхуну и осталась один на один с незнакомым экипажем.

У рыбаков были непроницаемые лица. Их капитан же (что делать, убегать-то поздно!) заранее выстраивал радушную улыбку с оттенком виноватого покаянья и держал поднос с пузатой бутылкой и рюмочками для «дорогих гостей». Это тоже распространенная привычная уловка нарушителей. Раз уж попались, так хоть как-то попробовать задобрить и заодно отвлечь внимание досмотровой группы. Обычно тут и щедрая выпивка на подносе, и «сувениры» суют в руки, и видеомагнитофон зазывает самым увлекательным фильмом со стрельбой и любовью. Но в досмотровой группе каждый на своем опыте знает, как сжимаются кулаки этих до приторности приветливых нарушителей, какой ненавистью и злобой наливаются их глаза, когда вскрываются тайники с незаконным уловом. Тогда они не скупятся на самые грязные ругательства, а то и пытаются (всегда безуспешно) дать взятку или, на худой конец, устроить потасовку. Был случай в этих местах, когда японские рыбаки, науськиваемые своим хозяином, вышли к борту, размахивая бамбуковыми палками, — мешали досмотровой группе подняться на шхуну, застигнутую за браконьерским выловом лосося. В здешних водах помнят еще более зловещее «дело»: три тайваньские шхуны, обнаруженные в советской экономической зоне небольшим советским суденышком сахалинской рыбинспекции, попытались идти на таран с целью перевернуть его...

Старший досмотровой группы капитан-лейтенант Павел Завальевский отвел в сторону услужливый поднос, официально представился, потребовал предъявить документы.

Началась работа. Замполит «Чукотки» Завальевский служит здесь с 1977 года: сразу по окончании Киевского высшего политического училища попросился на Дальний Восток. За эти шесть лет хорошо изучил повадки морских нарушителей. Первым делом он нацелил группу на проверку укромных углов: нет ли где двойного дна, тайников для особо ценных морепродуктов, водолазных костюмов. По скользкой от рыбьей чешуи палубе прошли к пластмассовым ящикам со свежим уловом, спустились потом в полутемный трюм.

Пограничники осматривали не только помещения, но и приглядывались к членам экипажа. Ведь нет-нет да и встречаются во время таких досмотров у советских берегов странные типы: в рыбацкую робу наряжен по всем правилам, а команды собственного капитана выполняет неумело, и лицо явно не иссечено солью и ветром, и руки тонкие, без признаков мозолей. Что делают на шхунах эти «белые вороны»? Недавно у здешних островов был разоблачен такой вот вырядившийся в рыбака агент японских и американских спецслужб Едзо Сога. Чуть позже задержали шхуну «Касуга Мару-88», нашпигованную шпионской аппаратурой, — капитан Цунаэси Мацуда сознался на следствии, что был завербован управлением общественной безопасности Японии.

Рыбинспектор В. А. Толстихин (в это путинное время представители Госрыбвода выходят вместе с пограничниками на ответственные дежурства) стал подсчитывать браконьерскую добычу. На глазок в трюмах шхуны не меньше пятнадцати тонн красной рыбы, но штраф им придется платить за каждого лосося поштучно — таков закон. Из тайника извлекли шкурку морского котика, убитого гарпуном. Еще, значит, шестьсот рублей штрафа — приплюсовал рыбинспектор.

Виктор Алексеевич Толстихин уже месяц в командировке. Это одиннадцатая шхуна, проверяемая им за последние недели. Толстихин работает в Сахрыбводе уже двадцать второй год, сам местный уроженец. Многие японские рыбаки ему знакомы давно. Накануне проверял шхуну, капитана которой он знает уже тринадцатый год. Никаких нарушений там не было, и рыбинспектор с симпатией вспомнил небольшой работящий экипаж: добрые соседи, не то что эти.

Учитывая большой ущерб, нанесенный государству, и в соответствии с международным правом, тайваньскую шхуну «Юли-3» СТ-6-0644 решено было конвоировать к советскому берегу. Капитан Су Маусён, узнав об этом, не скрыл раздражения. За международное браконьерство ему придется отвечать, как ответили уже некоторые его «коллеги». На памяти ведь совсем недавний арест шхуны «Ёсидзинмару-18», нанесшей в этих же водах большой ущерб нашей стране незаконным выловом рыбы, моллюсков и морских дверей, — ту шхуну конфисковали, экипаж привлекли к уголовной ответственности.

За штурвал «Юли-3» встал матрос Анатолий Борисенко. Впереди двое суток до ближайшего порта.

Почти каждому матросу-пограничнику приходится высаживаться в досмотровых группах, на борт иностранного судна. Никакая политбеседа не дает молодому парню такого ясного представления о жизни капиталистического мира, как эта будничные наряды. Вот и «Юли-3» — типичный символ чужой жизни. Снаружи она смотрится как рекламная картинка: чистенькая, аккуратная, в нарядных синих, желтых, красных красках. Еще бы: береговой покупатель должен видеть, с какой преуспевающей фирмой ему посчастливилось иметь дело. За переборками же, скрытыми от посторонних глаз, ржавчина в палец толщиной, грязные нары для команды. Во всех углах перекатываются пустые бутылки, в ходовой рубке их не меньше сотни. Рыба навалена вперемешку с орудиями лова, горой, вопреки всем санитарным нормам. Зато здесь же аккуратная кипа заранее заготовленных нарядных упаковок с самыми броскими ярлыками: «Продукт высшего качества!», «Продукт-супер!»

Матрос Борисенко проверил штурвал. Шхуна слушалась неохотно, постоянно норовя завалить то вправо, то влево. «Да у нас ее бы из порта не выпустили», — машинально отметил он.

Рыбаки — в большинстве своем молодые парни, ровесники Борисенко, — устроились играть в карты на деньги за стенкой кубрика, сплошь залепленной порнографическими рисунками. Поминутно прикладывались к замусоленным бутылкам, играли шумно, с руганью и взаимными обвинениями. На своего капитана они поглядывали зло, как на виновника свалившегося несчастья. Один из рыбаков безучастно раскачивался в углу с бессмысленными глазами: по всем признакам, принял наркотики. Другой, продувшись в пух, отшвырнул карты, подошел к пограничникам и вдруг закричал что было сил: «Хайль Гитлер!» Его тут же увели приятели. Из угла рубки слева от Борисенко глядел на все печальными глазами аккуратный божок в окружении тлеющих благовонных палочек. Пожилой радист экипажа подошел к божку, помолился старательно, потом знаками объяснил пограничнику, что просит у бога помощи в излечении желудка. Показал с явной гордостью коробочку лекарств, которыми пользуется. Борисенко даже присвистнул, увидев проставленную сбоку цену — 350 долларов.

С заходом солнца рыбаки натянули на себя куртки с крупными номерами, начертанными на спинах белой краской (капитан, отдавая команды, выкрикивает не имя, а безликий номер). Уткнулись в чашки с вареным рисом — ужинают. Пограничники достали хлеб, открыли банки с тушенкой. Свежий хлебный дух поплыл по всей шхуне, и тайваньские рыбаки закрутили носами, сглатывая машинально слюну. Рыбинспектор Толстихин только рассмеялся: «Надо бы поделиться с пролетариями». Угостили — русский хлеб им откровенно понравился.

Когда Анатолия Борисенко подменили, он устроился вздремнуть на часок и стал прикидывать, когда же получит следующее письмо от своей студентки с Украины, если почта идет дней двенадцать, а до берега еще двое суток. И как объяснить ей, что мечта о гражданском флоте после увольнения в запас у него всерьез, тем более что за годы службы он получил отличные технические знания для работы на судах. Мимо важно прошествовал в свою каюту хозяин шхуны, походя пнув юного босоногого рыбака.

Борисенко в который раз поймал себя на том, что вся эта шхуна с ее обитателями напоминает не то фильм, не то какую-то книгу из школьной программы о дореволюционной России. С чем еще мог сравнивать всю эту жизнь парень, выросший под Симферополем в рабочей семье?

Очень разными приходят на границу вчерашние подростки, разными по характеру и по житейскому опыту. И государственная граница каждого приучает к самостоятельности, заставляет подтянуться. Для некоторых она становится своеобразной линией раздела между вчерашней инфантильностью и сегодняшними очень взрослыми требованиями. Она проверяет, чего стоит каждый как личность. Здесь ведь все всерьез: и нарушитель не учебный, а самый настоящий, и если уж стреляют, то отнюдь не холостыми патронами. Я думаю, нигде так быстро не происходит гражданственное взросление, как в этих войсках. Притягательную и вдохновляющую силу здесь черпают во всей истории пограничья. Ведь сегодняшние молодые моряки «Чукотки» — прямые наследники таких же ребят, что на первом пограничном корабле «Воровский» в сентябре 1925 года изгоняли американских любителей легкой наживы с российских дальневосточных островов Ратманова, Крузенштерна и Врангеля и подымали там красные флаги; наследники тех, кто в 1945-м сбросил с курильской земли гранитные колонны с самодовольными иероглифами «Курильские острова — ключ к господству Японии в северных морях». Первых после освобождения Курил незваных гостей морские пограничники остановили здесь уже в 1947 году: два агента американского ЦРУ в обличье рыбаков приблизились тогда к берегу на рыбацкой шхуне. У них были изъяты новейшие фотоаппараты, пачки советских денег, водолазное снаряжение, карты советских островов с пометками удобных для высадки бухточек... С тех пор пролетели уже десятилетия, но почерк, стратегия у старых знакомых из-за моря остались прежними: как бы заглянуть, подсмотреть, разузнать, навредить и остаться безнаказанными... Но безнаказанными им оставаться не удается.

Почти через трое суток, когда шхуну подвели к пирсу и передали следственным органам, досмотровая группа с «Чукотки» вернулась на родной корабль. У них блестели глаза от бессонницы, а на подбородках выступила основательная щетина. Но экипажу «Чукотки» сойти на берег не удалось: пришел приказ взять курс к проливу Буссоль, где засечена подозрительная шхуна. Свободные от вахт смотрели кино, досмотровой группе разрешили отоспаться, пока корабль, глотая горючее и мили, идет на перехват. Я вспомнил, что не побывал на боевом посту гидроакустика. Спустился к нему — дежурил матрос Василий Дедов, воронежский парень. Не прошло и минуты, как на моих глазах приборы стали отбивать глубинную цель. Подводная лодка?

— Это рыба, — уточнил через секунды старший гидроакустик Дедов. — Здоровущий косяк прет за нами прямо к устью реки.

 

Краснознаменный Тихоокеанский пограничный округ

Владимир Павлов

Малое сопровождение

Как известно из истории военной техники, замечательный русский инженер В. Д. Менделеев был авторам первых проектов боевой бронированной машины. Однако до революции эти сухопутные крейсеры по многим причинам не строились, тем не менее в словаре военных появилось новое слово. Только в 1920 году по личному указанию Владимира Ильича, на заводе «Красное Сормово» был изготовлен первый советский танк «Борец за свободу тов. Ленин». Затем в течение двух лет на различные фронты гражданской войны отправились именные танки «Парижская коммуна», «Красный борец», «Илья Муромец» и другие. Каждый из пятнадцати — образец, имевший технические и технологические особенности. Но наш рассказ — не об этих машинах, а о первой серии советских танков и, в частности, о том, как они проявили себя в сражениях на дальневосточной земле.

...Давно уже смолкло эхо победных залпов почти пятилетней гражданской войны, но из-за кордона все еще доносился змеиный шип последних царских генералов. Эти недобитки собрали остатки потрепанных семеновцев, жалкие отбросы колчаковщины и прочих белых. На Дальнем Востоке вновь запахло порохом. Хасан и Халхин-Гол, Маньчжурия и КВЖД... Именно тогда, в тридцатые годы, и появился здесь серийный первенец молодого отечественного танкостроения.

Кодовое название проекта — «Вихрь». Одна-единственная цель боевой бронированной машины — помогать всеми силами матушке-пехоте. Такая задача — непосредственно поддерживать наступающие подразделения — была сформулирована еще в 1918 году. Наибольший эффект достигался, когда машины не отрывались от бойцов далее 500—600 метров. Поэтому первенцу и дали марку МС-1 — малое сопровождение, первый. Армейская служба танка началась с июня 1927 года. После всесторонних испытаний он был принят на вооружение. Праотец — достаточно известный «Рено». На его базе плодотворно поработала новая инженерная мысль. Только советские танкостроители существенно — почти на две тонны — уменьшили общий вес конструкции. За счет чего? Во-первых, МС-1 оснащался четырехцилиндровым двигателем воздушного охлаждения мощностью 35 лошадиных сил. Неразъемная муфта сцепления, объединение в один агрегат силовой передачи и силовой установки — все это, несомненно, были важные плюсы нового советского танка. Творчески поработали молодые конструкторы и над модернизацией башни. У нее появились более плавные обводы, улучшилась и обтекаемость этого основного узла, появилась некоторая легкость. Неустанный поиск грамотных, оптимальных решений создания машины, превосходящей по основным параметрам свой прототип, чувствуется во всем. Ясно, боевая бронированная могучая машина. А в каком соотношении должны находиться сила двигателя, толщина брони, мощность оружия и даже его формы? Танкостроители во многом шли на ощупь: ни теории, ни хорошей практики. Да и создавался-то не один-единственный образец — серия ставилась на заводской конвейер. Или возьмем проблему так называемого хвоста. Этим приспособлением оснащались некоторые модели. Преодолевая искусственное или естественное препятствие, танк, имеющий в длину три с половиной метра, просто провалился бы в более широкий ров, окоп. Достаточно удобный метровый хвост в форме своеобразной лыжи помогал выбраться из ямы. Но иногда этот же придаток мешал маневренности.

Международная обстановка усложнялась, и заводской конвейер заработал на полную мощность. Несмотря на всевозможные препоны ретроградов от военной техники, острый дефицит цветного и черного металлов, специальной резины, других высокопрочных материалов, за четыре года из ворот оборонного завода вышло более девятисот машин.

Первый выпуск серии, сформированный в отдельную танковую роту, получил боевое крещение в маньчжурских степях, в сражении с белокитайцами. Забайкальскую группу войск здесь возглавил комкор С. С. Вострецов. Вот как описана эта победная огневая атака в книге «Подвиг Особой Дальневосточной» (М., 1970, с. 132—135): «Появление на поле боя танков вызвало у противника замешательство и обеспечило прорыв пятикилометровой полосы укреплений за полтора часа». Командир 108-го полка отмечал в оперативном донесении сухо, без эмоций: «Своими действиями танки оказали большую моральную поддержку бойцам и своим огнем и видом вносили деморализацию в ряды противника. В очистке блиндажей во многом помогли те же танки — двумя-тремя выстрелами в упор внутрь блиндажа, прекращая всякое сопротивление».

Запомним эту дату, этот исторический день — 19 ноября 1929 года. Командиры Особой Дальневосточной армии впервые применили подразделение из девяти танков для решения серьезной тактической задачи. Прикрывая своей броней поредевшие ряды наступающих, МС-1 увлекли советских бойцов в глубь обороны белокитайцев. Многочисленные проволочные заграждения Чжалайнора и Маньчжурии были искромсаны гусеницами. Не помогли свастика на спинах белокитайцев, новенькие пулеметы с марками заводов Круппа. Малое сопровождение, оправдывая свое прямое назначение, наряду с авиацией, конницей помогло разбить значительно превосходящую по численности группировку противника. Его общие потери только в Чжалайноре составили свыше двенадцати тысяч человек. За успешное выполнение заданий Родины более шестисот бойцов были удостоены высоких наград. Командующий армией В. К. Блюхер получает орден Ленина, а затем его заслуги отмечены первым, только что учрежденным орденом Красной Звезды. Почетным революционным оружием награжден комкор С. С. Вострецов.

С того памятного боя в сопках и степях Маньчжурии прошло более полувека. Однажды во Владивостоке я зашел в музей Краснознаменного Тихоокеанского флота (КТОФ), что на улице Ленинской. Слева у входа мое внимание привлекла металлическая коробка весьма странной формы — полуброневик, полубронепоезд. Сотрудники объяснили, что это и есть тот самый танк МС-1, о котором был уже много наслышан. К сожалению, отсутствовали корпус, вооружение и ходовая часть. Погладив шершавый лоб брони, заметил неглубокую щербинку на боковине. А вот продолговатый, будто от удара сабли, прочерк. Но даже в таком некомплектном виде экспонат, несомненно, был один из ценнейших! Девятьсот боевых бронированных машин, а по некоторым данным и того больше, вышло когда-то из ворот оборонного завода. И быть может, только здесь, в музее КТОФа, сохранились скромные остатки — одной из них. О фотографировании этой груды бесформенного металла неопределенного цвета на фоне красного кирпича здания и речи быть не могло.

Последовали встречи, беседы... Специалисты архивного дела полагали, что на берегу бухты Золотой Рог находится действительно уникальная, единственная в своем роде реликвия. Попыток восстановить танк, рассказывали музейные работники, было несколько. Одна из главных тормозящих- причин — музей-то флотский, а тут... Словом, другой род войск, своих забот хватает по горло. И место для МС-1 определили соответствующее, по рангу: у входа в здание из старинного красного кирпича.

Нежданно-негаданно мой поиск первого серийного танка получил счастливое продолжение. Как-то пути-дороги привели меня в поселок Посьет, что на берегу залива Петра Великого. Много здесь интересных памятников старины, героического прошлого нашей могучей Родины. Среди них — танк на пьедестале из дикого камня. Постамент украшает надпись бронзового литья: «Героям Хасана». Волнение сжимает горло: да-да, это тот самый МС-1! Во весь свой рост, словно только что сошел с заводского конвейера. Узнаешь его сразу — по своеобразным очертаниям легкой бронированной башни, многочисленным заклепкам. Только вот ходовая часть? У МС-1 три поддерживающих катка установлены в одной горизонтальной плоскости, а тут первый каток несколько выше других. Значит, одна из модификаций малого сопровождения — Т-18.

На борту посьетского танка небольшая звездочка и номер четыре. Значит, выпуска 1927 года. Возможно даже, эта боевая машина принимала участие в параде войск на Красной площади 7 ноября 1929 года. «Под нами колеблется земля, когда проползают танки», — таким скупым предложением отметила «Правда» дебют первого серийного советского на главной площади Страны Советов. Интересно, что в репортажах с предыдущих парадов нет и слова о бронесилах молодой республики. А здесь еще и фото. Чуть ниже праздничного материала — снимок танковой колонны. Возможно, на параде были и Т-18. Такой индекс танку МС-1 присвоили, как уже говорилось, после незначительного усовершенствования ходовой части.

Чтобы испытать ратное мастерство нового рода войск, долго ждать не пришлось. В знойном августе 1938 года японские империалисты решили попробовать крепость наших государственных границ. В районе озера Хасан они временно захватили сопки Безымянную и Заозерную. На помощь малочисленным пограничникам пришли регулярные части Красной Армии. Зарвавшиеся самураи с оглушительным треском вылетели за пределы Страны Советов. Правительство СССР учредило специальный знак «Участнику хасанских боев». Двадцать шесть наиболее отличившихся стали Героями Советского Союза. Вот как описан подвиг одного экипажа. Взвод комсомольца лейтенанта В. Винокурова, смяв колючею проволоку, устремился к окопам врага. В этот момент подбили танк командира роты, и Винокуров принял командование на себя. От попадания снаряда его броневая машина остановилась: погиб механик-водитель С. Рассоха. Винокуров продолжал расстреливать врага из пулемета и пушки. Когда кончились боеприпасы, лейтенант выбрался из машины и сумел пробиться к своим.

Тогда же отличился и семейный экипаж Михеевых. Интересна история его создания. Пчеловод из колхоза «12 лет Октября» Барышевского района Ульяновской области Дмитрий Федорович Михеев обратился к наркому обороны с письмом: «Я — отец девяти сыновей. Два моих сына уже служат на Дальнем Востоке. Прошу разрешить моему третьему сыну досрочно вступить в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии». Горячо откликнулся на просьбу патриота командующий ОКДВА В. К. Блюхер, и вскоре был создан танковый экипаж братьев Михеевых — первый семейный экипаж. По настоянию отца в армию был досрочно призван четвертый сын, Владимир. Вот такие замечательные люди сражались на Хасане.

О тех кровопролитных боях и сегодня напоминает многое, в том числе имена героев, запечатленные в названиях приграничных поселков, районов: Махалино, Бамбурово, Пожарское... На сопке Крестовой на постаменте возвышается отлитая из бронзы 11-метровая фигура советского солдата. Именно во время хасанских событий оренбуржец Василий Агарков подал рапорт: «Просим послать нас, комсомольцев, на поле сражения». Но этому танковому экипажу не досталось боевой работы. Рапорт патриота зачитали с трибуны съезда партии. Документ взволновал поэта Б. Ласкина, он написал стихи, а братья Покрасс сочинили музыку. Впервые песня об «экипаже машины боевой» прозвучала в кинофильме «Трактористы». Затем ее подхватила вся страна.

В 1978 году, к 40-летию хасанских событий, был открыт памятник первому серийному советскому танку, прославившемуся в тех жарких августовских боях 1938 года. Он встал на высокий постамент из дикого серого камня, который энтузиасты привезли с близлежащих сопок. Здесь шли смертельные схватки с самураями. Перед этим замечательным событием — открытием памятника — было два года напряженных реставрационных работ. Трудились только после окончания смены на основном производстве да еще в выходные дни. Танк случайно обнаружили на заболоченном берегу Хасана. Именно отсюда, из этого района, началось тогда победное наступление советских войск.

Когда откопали машину, увидели, что сохранился лишь корпус. Наверное, после очередного боя танкисты не имели возможности вытащить застрявшую машину. Они демонтировали оборудование и вооружение, сняли двигатель. Шестнадцатимиллиметровая броня выдержала град вражеских пуль. От них остались лишь отчетливые борозды, есть много и вмятин — следы снарядных осколков. Ведь красноармейцы штурмом брали окрестные сопки. Наступали в лобовую, под сильным артогнем. Легкие маневренные МС-1 были в такие решающие минуты незаменимыми. Закрывая маломощными бортами пехоту, метр за метром они продвигались к вершинам сопок.

Вскоре находку доставили на Посьетскую рыбобазу. Рабочий Сергей Корнеев, каменщик Володя Солоненко и слесарь Виктор Буровой, другие активисты решили восстановить танк. Пухли картонные папки от всевозможных газетных и журнальных вырезок, многочисленных ответов на запросы. Самодеятельные реставраторы но крупицам добывали технические сведения о сухопутном крейсере, пытались смоделировать события полувековой давности. В журнале «Техника молодежи» № 2 за 1970 год нашли статью о малом сопровождении. Инженеры-танкостроители и рабочие из Москвы, Ленинграда, Горького, других городов внимательно отнеслись к письмам из далекого малоизвестного Посьета. Постепенно из сообщений специалистов, из газетных и журнальных источников, как мозаичное панно, сложилась общая картина. Узнали форму и размеры вооружения. Сразу же на токарном станке выточили стволы 37-миллиметровой пушки системы Гопкинс, двух пулеметов, один из которых запасной. Разыскали подходящие траки, из них собрали гусеницы. Заново изготовили поддерживающие катки. Узнав о непростой работе самодеятельных реставраторов, на помощь им пришли земляки. Постепенно первый серийный танк под номером 04 как бы обрел второе дыхание, новую жизнь. Жизнь памятника.

...Простенький скверик, бетонная стена с барельефным изображением победных атак. Имена героев-хасанцев. Рядом на постаменте из сопочного камня — малое сопровождение. Испытание на прочность эта машина выдержала с честью. На смену МС-1 пришли средние танки. На одном из таких в районе Халхин-Гола в августе 1939 года совершил подвиг херсонец лейтенант Е. Е. Мороз. В стремительной атаке он подавил батарею самураев. Залегшие было советские пехотинцы рванулись вперед. После боя танкисты помогли товарищам вытянуть подбитую машину, а сами продолжали бить врага. За героизм, проявленный на Халхин-Голе, молодому офицеру Е. Е. Морозу было присвоено звание Героя Советского Союза.