Редкая планета заслуживает того, чтобы о ней хоть что-нибудь написать, за исключением, разумеется, технического рапорта, который я составляю по долгу службы. Именно за эти отчеты мне столь неприлично скупо платит Комитет, и все-таки занятие это стоящее; не столько потому, что служит стабильным источником скромного дохода, которым я никак не научусь довольствоваться, сколько по той веской причине, что каждый мой рапорт действительно спасает человеческие жизни. Чаще одну-две, иногда целый транспорт колонистов, а бывает, что и много больше, если я объявляю решительно непригодной для обитания какую-нибудь милую планетку, признанную особо перспективной, согласно данным автоматической разведки.
Думаю, мне следует объяснить, как происходит тестирование планет. Если вы недурно осведомлены, можете пропустить несколько абзацев, однако большинство не имеет об этом ни малейшего представления, не считая, конечно, той тривизионной лабуды про бравого молодца Выживателя с его неразлучной парой бластеров и щегольским стеком за новеньким голенищем.
Итак, первыми прилетают трутни. Это такие большие, довольно неуклюжие автоматические корабли, которые направляются туда, где потенциально пребывает новая планета. Они ныряют в пространство-4, что означает: рано или поздно какой-то из них теряется без следа. Только Господь Всеведущий знает, где и когда может объявиться пропажа, так что не исключено, что в один прекрасный день с ней столкнется на пространственном перекрестке корабль с живым экипажем, ну а в результате какой-нибудь замшелый чинуша из Департамента Колонизации, чьи родители, скорее всего, даже не были знакомы, когда распроклятый трутень отправился в полет, с треском лишится насиженного местечка.
Остальные трутни, которые не потерялись, в конце концов благополучно прибывают в точку назначения, и, как правило (чему я не устаю изумляться), искомое планетарное тело действительно оказывается на месте, после чего автоматы приступают к разнообразным замерам, кружась на особых орбитах, каковые, как принято считать, невозможно отследить с поверхности планеты. Насколько мне известно, так оно и есть; лично я никогда не проверял.
Добытые цифры рассказывают о составе атмосферы (с восхитительной точностью): и не замечено ли на планете электромагнитное излучение любого типа (и какого именно типа), и не зафиксированы ли в нем некие сложные модуляции, которые мы способны различать, и не локализовано ли оно в неких специфических точках ее поверхности, и не варьируется ли оно в указанных точках неким нестандартным образом со сменой дня и ночи, и многое-многое другое, а также найдены ли признаки животной (или растительной, а может быть, минеральной) жизни на суше, в воде и в атмосфере, и каков спектр местного солнца (с душераздирающими подробностями), и каковы средние температуры на всевозможных широтах и долготах, и как они изменяются в течение планетарного года, и так далее, и так далее, и тому подобное.
Весь этот информационный массив пакуется в единственный луч, посылаемый назад через пространство-4 (на самом-то деле он тройной, поскольку лучи теряются еще чаще, чем трутни), и море разливанное цифровых данных быстренько выплескивается на Департамент Колонизации, который начинает размышлять, что же делать дальше.
Раздумья чиновников всегда заканчиваются единообразно: они призывают меня. А если не меня, то одного из моих собратьев по профессии. Нас довольно мало, и хотя в основании пирамиды очень много места, но большую часть его занимают тесные клетушки под могильными плитами. Теперь-то и настает время выяснить, а пригодна ли данная планета для обитания.
Как, разве трутни уже не решили этот вопрос? — спросите вы, и я отвечу: НЕТ, они никак НЕ МОГУТ сделать этого. То, что дают нам автоматы, не более чем голые научные факты, ну хорошо, пускай даже чертова прорва голых научных фактов, которая всего лишь позволяет мне или другому бедолаге из касты Выживателей запросить — и обычно получить — массу разнообразного оборудования, часть которого действительно оказывается полезной на тестируемой планете: светозащитные очки и тенты на ярко и жарко освещенных мирах, мази-лосьоны и портативные генераторы поля на влажных мирах с мошкарой и назойливой растительностью, боевые установки крупного калибра там, где процветает угрожающе крупнокалиберная и неразумная животная жизнь, и так далее.
С чего я начинаю каждый раз, независимо от количества и качества барахла, которое приволок с собой, так это с постройки обиталища, поскольку работа Выживателя состоит в том, что я обязан прожить на планете один стандартный год (ни в коем случае не планетарный: ведь существуют и такие планеты, где местный год равен пятнадцати земным, а за это время любой рехнется от скуки, ежели не помрет). По истечении указанного срока за мной прилетает автомат, а я с его борта тут же отсылаю на Землю свой технический рапорт, после чего Колонизация наконец-то получает очень хорошее представление о том, смогут ли жить люди на планете, вполне пригодной для человека, согласно всем существующим теориям и научным фактам. И если вы полагаете, что между моей информацией и научными фактами нет никакой разницы, то вам, вне всякого сомнения, присуща глубокая и благоговейная вера в практическую ценность любых теоретических изысканий.
К концу моего стандартного года я, помимо всего прочего, готов продиктовать Департаменту список вещей, которыми всенепременнейше должен запастись грядущий колонист. Этот второй перечень крайне редко совпадает с первым, составленным исключительно на основании научных данных, и главная разница в том, что новый комплект по-настоящему рабочий.
Иногда протестированная планета без проволочек заселяется людьми и очень быстро входит во Всемирную Историю, а это означает, что до множества других человеческих существ время от времени долетают неточные и противоречивые, зато чрезвычайно волнующие рассказы о тамошней жизни. Однако подлинная история моего стандартного года блужданий в усердных поисках неприятностей, как я уже сказал, вряд ли представляет интерес для кого-нибудь, помимо Департамента Колонизации. В некоторых, весьма редких случаях (прекрасным примером тому служит Расмуссен, если вы, конечно, слышали о его зубастых ящеровидных аборигенах и парадоксальной странности сложившегося на планете смешанного общества) мои истории по-прежнему не для печати, хотя с тех пор прошло уже немало лет.
Но одна из них…
* * *
В то время я жил во Флориде. Флорида — это такая земная территория, которую давно уже не называют этим именем, ибо находится она преимущественно под водой; однако же, сверх всяких ожиданий, единственный ее кусочек по-прежнему упрямо выпирает из волн, и на этом островке вполне можно жить. Прежде он именовался Ки-Уэст, но боюсь, я не могу вам объяснить, по той ли причине, что форма его некогда напоминала ключ[1], или потому, что сей клочок тверди служил когда-то стратегическим ключом к западному[2] региону Чего-бы-то-ни-было. Так или иначе, я жил там из чисто сентиментальных побуждений, поскольку меня опять угораздило влюбиться.
Уже в пятнадцатый, а может, и в двадцатый раз в жизни мои пылкие чувства были обращены отнюдь не на человеческую личность и даже не на домашнего зверька; нет, я был совершенно без ума от некого кулинарного чуда, именуемого Ки-Уэстовским Лаймовым Паем. Увы, домашняя выпечка вышла из моды лет эдак сорок или пятьдесят назад, и это настоящий позор человечества, поскольку превосходно испеченный пирог — яблочный, или мясной с грибами, или с заварным кремом, или даже тыквенный — представляет собой подлинное произведение искусства. А если кому-то подобное чудо покажется слишком старомодным, что ж, тем больше достанется и мне, и тебе, коль скоро ты существо разумное, а если это не так, то ступай-ка раздобудь рецепт Киуэстовского Лаймового Пая, и, готов поручиться, ты станешь совсем другим человеком.
Обычные лаймы можно купить где угодно, равно как и все прочие ингредиенты, но ключевые лаймы — то есть лаймы с Ки-Уэста — это нечто особенное, и на острове до сих пор сохранились роскошные плодоносящие деревья. Насколько мне известно, за последние тринадцать лет я был единственным человеком, навещавшим этот клочок суши, а я приезжаю туда, в полуразрушенный древний дом из дерева и металла, который отлично служит мне дачным коттеджем, всякий раз, когда у меня возникает потребность отведать лаймового пая. Это действительно великолепное кушанье и по праву заслуживает соответствующей обстановки, особенно если последняя вполне доступна.
В тот вечер я запланировал довольно изысканный ужин, так что мой Тотум и парочка Робби были по уши заняты скучной подготовительной работой (я позволяю роботам делать это, но сам процесс стряпни, не говоря уж о последующей уборке, всегда оставляю за собой; кстати, мытье посуды — подобно пасьянсу или кроссворду — один из лучших способов занять мозги, не слишком отягощая их при этом, и самые лучшие мысли приходили мне в голову у тазика с горячей мыльной водой). Я же тем временем предавался ленивому созерцанию небес. Говорят, закаты на Ки-Уэсте были хороши еще до Войны за Новый Порядок, и полагаю, какое-то время после нее они были неправдоподобно изумительными, но и сейчас, когда вы читаете мой не слишком последовательный отчет, киуэстовские закаты остаются прекрасными до слез.
Помнится, я включил в меню несколько блюд из даров моря (чего же еще ожидать на таком маленьком острове?), а вершиной его должен был стать, разумеется, Киуэстовский Лаймовый Пай в сопровождении огненного кофе по-турецки. Этот сорт кофе сам по себе чуточку слишком сладкий, однако с лаймовым паем подобный напиток вступает в истинно божественную гармонию, у меня же был недурной запасец превосходных бобов, и я заранее предвкушал неспешно-благоуханную процедуру размалывания их на маленькой ручной мельничке. Словом, я пребывал в полном мире и довольствии собою и Вселенной, и когда вдруг загудел зуммер, я на секунду принял его за сигнал Тотума, сообщающего мне, что дело в шляпе и ждет руки мастера.
К сожалению…
Я изо всех сил стараюсь не отказываться от любого задания, поскольку подобное поведение по каким-то не вполне ясным причинам может сильно подпортить репутацию человека. Но мне все-таки удалось внушить дозвонившемуся до меня чиновнику из Департамента Колонизации разумную мысль, что в принципе ровно ничего не изменится, если я доложу ему о своей готовности завтрашним утром, а не через четыре часа; в конце концов, это был бы слишком поздний вечер даже для Гранд-Форкс, штат Айдахо, где по каким-то не вполне ясным причинам проживает подавляющее большинство крупных шишек Департамента.
Я сказал ему, что должен изучить отчеты трутней. Видит Бог, мне действительно надо было проглядеть их, однако с таким же успехом это можно сделать и на борту корабля. А посему я испек еще один лаймовый пай с целью полакомиться им по дороге к Дереву.
Торжественно клянусь: эта планета действительно называется Дерево. Мне, как и любому представителю моей профессии, частенько приходится иметь дело с довольно нелепыми наименованиями планет (одно из моих любимых, Copious — то есть ПОДРОБНЫЙ, — присвоено по ошибке, ибо некий врожденный кретин по имени Хуберт Телло, возомнив отчего-то, что данное словечко происходит из невесть какого древнего языка и обозначает ТЕЛО, вознамерился столь нехитрым способом навсегда войти в историю).
Но деревья там точно были, что да, то да…
Согласно курсовым данным, спешно высланным лучом на мою личную карту, до пункта назначения оказалось около четырех суток лету сквозь пространство-4 (что, разумеется, в терминах привычных нам трех измерений абсолютно ничего не означает), и все четыре дня (увы, пирогу пришел конец намного раньше) я посвятил изучению рапортов трутней и полученных теми же трутнями красочных картинок, короче, в общем и целом вел решительно трутнеподобный образ жизни. И знаете, уж если на том самом Дереве действительно что-то существует, так это деревья!
С земными они, само собой, не имеют ничего общего, но зато их внешний вид соответствует привычной модели гораздо больше, чем кто-либо мог ожидать: этакие высокие штуковины (четыре фута — тонкие подростки, добрых пятьдесят — развесистые старые хрычи, плюс всевозможные варианты между крайними точками шкалы) с ветвями и листьями. Правда, ветки все же не вполне ветки, равно как и листья отнюдь не являются мягкими зелеными образованиями, начиненными хлорофиллом; они желтовато-бежевого, по большей части очень светлого оттенка и значительно тверже земных, а вместо хлорофилла там работает своеобразная система соединений кальция (я не стану вдаваться в подробности, если вы не возражаете).
На каждом местном дереве тысячи и тысячи таких листьев, которые исполняют роль коллекторов не только солнечной энергии, но и разнообразных крошечных животных, гибнущих в них тысячами и миллионами, ибо каждый лист-ловушка — а может быть, и все дерево — испускает некую эманацию, действующую на мелкую живность самым притягательным образом. На поверхности самого листа лежит какая-то полупрозрачная пленка, и та сразу же сворачивается в трубочку и приступает к перевариванию добычи. Однако механизм этого воздействия совершенно неясен, поскольку даже у трутней есть информационный предел, который они не могут перешагнуть, пребывая на орбите.
И все же с определенного расстояния тамошние деревья выглядят точь-в-точь как земные (к цвету я адаптировался довольно быстро), тем более что произрастают столь привычными нам купами, рощами, лесами и джунглями по всему главному континенту. Странность — если вы коллекционируете странности — заключается в том, что ни одна из разновидностей не занимает доминирующего положения ни в купах, ни в рощах, ни в лесах или джунглях, хотя некоторые статистические отклонения, безусловно, есть. Словом, все они мирно сосуществуют в радостном братском единении по всей планете; а что же еще может порадовать душу профессионального Выживателя, как не подлинно братское единение?
Для своих деревьев Дерево предусмотрело шесть массивов суши: четыре из них, вместе взятые, — немногим более Ки-Уэста, пятый — размером с Макаллан на Оке III, чуть крупнее Северной Америки, шестой же… Это действительно БОЛЬШАЯ территория, невольно наводящая на мысль, что планета просто расшиблась в лепешку с целью продемонстрировать случайному визитеру, как распрекрасно умеет выращивать континенты в самых лучших традициях, дабы обозреватель, не приведи Господи, не вздумал судить о ней на основании робких ученических попыток.
Именно на главном континенте процветает львиная доля местной флоры и фауны, за исключением, понятно, подводных созданий, хотя вряд ли можно назвать водой жидкость, покрывающую две пятых этого мира, равно как и воздух не слишком походит на земной, и пускай он пригоден для дыхания и не вызывает ни головокружения, ни тошноты, его процентный состав не совсем такой, как на Земле. Впрочем, тут нет ничего удивительного, так как планеты вполне могут быть родными сестрами, но никак не идентичными близнецами, и все же я не советую вам биться по сему поводу об заклад, ибо еще никому и никогда не удавалось предугадать, на что будет похожа следующая.
В океане, как обычно, бодро резвились хищники и жертвы, то и дело меняясь местами, но все они прекрасно могли подождать до лучших времен, поскольку моя первостепенная задача состояла в том, чтобы со всей доступной мне точностью выяснить, как следует жить на суше.
Я взял с собой портативный дом. Не полотняный тент и не пластиковую палатку, а самовозводящееся строение, которое делает это чрезвычайно быстро, что и составляет его главную прелесть, ведь мой Тотум и выводок Робби не могут участвовать в тестировании планет, сам же я слишком ленив, чтобы построить бревенчатую хижину исключительно собственными руками (нуднейшее занятие, не выдерживающее никакого сравнения с мытьем посуды, не говоря уж о вдохновенных процедурах изысканной кулинарии).
Я также прихватил кое-какое оружие. Вообще-то Дерево отнюдь не выглядело так, словно собирается напустить на меня что-нибудь безумно опасное: обычные животные, чаще небольшие, изредка на удивление крупные, укомплектованные самыми обычными когтями, зубами, клювами, рогами и прочей легко предсказуемой амуницией. К тому же основная масса живности на любой планете не станет есть нечто абсолютно незнакомое. Не исключено, что такая штуковина окажется ядовитой. У нее может быть отвратительный вкус. В конце концов, она сама способна сожрать покусившегося.
К сожалению, статистические данные свидетельствуют, что в большинстве случаев животные могут изрядно покалечить тебя и даже убить, прежде чем окончательно убедятся, что ты как раз и есть та самая АБСОЛЮТНО НЕЗНАКОМАЯ штучка. И дабы избавить их от соблазна откусить от меня кусочек, чтобы в итоге обнаружить, что я все-таки совершенно несъедобен (какая бездарная трата времени для уважающей себя зверюги!), я вынужден был подобрать очень и очень недурную коллекцию оружия. Были у меня в запасе и другие сюрпризы, но думаю, здесь не место и не время проводить тотальную инвентаризацию моего оборудования.
Итак, я воздвиг облегченный вариант домашнего очага, занес туда свое тяжелое вооружение и приступил к выполнению первого и самого главного пункта программы: СЪЕДОБНЫЕ ВЕЩИ. В самом деле, ты можешь быть вооружен до зубов и не испытывать ни малейшего недостатка в кислороде и воде, но если при этом на планете нет ничего такого, что пригодно для отправки в желудок помногу и регулярно, то никакой ты не колонист, а самый тривиальный турист.
Трутни среди всего прочего проанализировали химические свойства флоры и фауны Дерева, обнаружив несколько чрезвычайно ядовитых образчиков преимущественно растительного происхождения. В списке числилось также диковинное животное вроде жирафа с длинными-предлинными ушами, стреляющее в жертву какой-то хлорированной гадостью посредством свернутого в трубочку длинного языка; матушка-природа все-таки непрочь почудить. Сверх того, как и на всякой новой планете, в потенциально съедобных субстанциях были обнаружены: а) нехватка определенных микроэлементов, которую колонистам придется компенсировать, то ли выращивая привезенные с собой растения, то ли получая данные вещества промышленным способом; б) избыток других микроэлементов, от которого колонистам придется избавляться либо посредством строгой диеты, либо путем специальной химической обработки. Впрочем, это не слишком сложные проблемы, которые уже решены на других мирах, а следовательно, с ними можно справиться и на Дереве.
Итак, для начала я имел довольно длинный список наиболее вероятных пищевых ресурсов, которые в принципе безопасны или МОГУТ СТАТЬ безопасными для человека, если мне удастся отыскать соответствующий способ кулинарной обработки. Последнее не всегда очевидно, а между тем большая часть самой обычной земной пищи становится таковой лишь в процессе варки, жаренья, паренья, тушения, запекания, копчения, высушивания или вымачивания, каковые процессы могут длиться от десяти секунд до десяти лет.
В моем распоряжении был стандартный год, а это не так уж и много, чтобы составить сборник КУЛИНАРНЫХ РАДОСТЕЙ для совершенно новой планеты с новешенькими растениями и животными, принимая во внимание неизбежные перерывы, вызванные обстоятельствами, которые я не в силах предугадать.
И разумеется, я никак не мог предугадать, что первый же перерыв отберет у меня семнадцать часов жизни!
* * *
Я как раз находился в своем быстровозводимом домике, стилизованном под бревенчатую хижину. Единственная комната была укомплектована кухонным блоком, очистительной установкой, доводящей местную жидкость почти до консистенции Н20, туалетной кабиной с душем, кладовкой, большим окном и несколькими окошками поменьше из великолепного небьющегося глассекса, который, как мне сказали, выдерживает абсолютно все, кроме конца света. Разглядывая пучок корней, смахивающих одновременно на пупырчатую морковь и раздутые ярко-оранжевые початки кукурузы, я никак не мог решить, что с ними следует делать: сварить или запечь? В большое окно лился мирный свет послеполуденного солнца, в лесу покрикивали, свистели и кряхтели разнообразные мелкие, а эпизодически и крупные животные, и хотя в тот момент я не обращал ни малейшего внимания на лесные шумы, но способность запоминать детали, которых я даже не замечаю, является одной из моих самых сильных сторон.
В конце концов, я решил начать с варки (если фокус не удастся, я, по крайней мере, потрачу зря намного меньше времени) и уже встал со стула, чтобы выбрать подходящую кастрюльку для своих оранжевых уродцев…
В следующий момент я лежал на полу, а когда поднялся, то узрел сквозь глассекс едва взошедшее светило.
Я абсолютно ничего не чувствовал. То есть ничего, что могло бы иметь какое-то отношение к этой странной неожиданности. В первую минуту я вообще не понял, что произошло, но догадаться не составило труда: разгар дня — и вот раннее утро, я стою — и вот я лежу… Единственное, что было не вполне ясно: как долго я пролежал в глубоком обмороке? Семнадцать часов (сутки на Дереве длятся двадцать шесть часов без полутора минут) или же семнадцать плюс ИКС, помноженный на двадцать шесть часов, минус полторы минуты, помноженные на ИКС?
Быстрая самопроверка показала, что все-таки семнадцать. В каждом из нас тикают биологические часы, и стоит лишь спросить себя: насколько я голоден? Сильно ли затекло мое тело? И главное, сколь пылко я жажду ввести в свой организм толику жидкости или же вывести ее оттуда? Тесты нехитрые, но прекрасно помогают разобраться с числами, кратными двадцати шести.
Лесные шумы за стенами кабины ничуть не изменились.
И это меня чрезвычайно обеспокоило.
Самое неприятное, что я не имел ни малейшего представления, ПОЧЕМУ этот факт так меня взволновал. Я, разумеется, не знал, какие шумы характерны для Дерева ранним утром, после полудня или в ночь перед Рождеством, ибо прожил на планете без году неделю, однако же мое подсознание успело зафиксировать в своих клеточках нечто, сказавшее мне: звуки леса никак не могут быть одинаковыми в разные периоды суток! И я отнюдь не собирался игнорировать это предупреждение.
Да, но каким же образом лесной шум может быть связан с семнадцатичасовым обмороком?.. В вопросах, разумеется, никогда нет недостатка, и я мог бы задавать себе один за другим еще семнадцать часов подряд, но ответ у меня нашелся только один, и это был ответ на вопрос: А ПОЧЕМУ Я ВСЕ ЕЩЕ ЖИВ?
Я остался в живых лишь потому, что был надежно заперт в своей фальшивой бревенчатой хижине с непробиваемыми стеклами, когда Черт-знает-что-такое пришло за мной и нокаутировало мои мозги. И если такой нокаут является непременной прелюдией к сытному обеду или, на худой конец, к дегустации, то распроклятая тварь в данный момент пребывает в крайне дурном расположении духа, ибо успела убедиться, что не в силах выколупать мое мягкое тело из этой чрезвычайно жесткой ракушки. И однако, чем бы там не шандарахнуло мне по мозгам, мой гарантированно-непроницаемый домик вовсе не был рассчитан на подобный удар, что, разумеется, печально, но, честно говоря, неудивительно.
Я провел некоторое время у окна, любуясь лесом, выглядевшем на редкость мирно и спокойно, а потом подобрал с пола пупырчатую морковь (или разбухшие початки) и отыскал нужную кастрюльку.
В отварном виде оранжевые штуковины сильно напоминали древесные опилки, щедро сдобренные черным перцем, а подобный вкус, сами понимаете, нравится далеко не всем.
Возможно, если поджарить…
Я вздохнул и приблизился к двери. Там, снаружи, полным-полно оранжевых корней, так что я смогу быстренько отыскать один-другой и продолжить свои кулинарные изыскания.
Точно с таким же успехом я могу шагнуть прямо в пасть очень настойчивой зверюги, терпеливо ожидающей момента, когда Потенциальный Пищевой Ресурс высунется наконец из своей несъедобной раковины.
Что ж, Комитет платит мне и за такое, как бы глупо это ни звучало. В левую руку я взял пучок отварных корней, в правую — пороховой пистолет (очень шумное оружие, отпугивающее даже тех животных, в которых ты и не думал целиться), а потом открыл дверь кабины своей пупырчатой, ярко-оранжевой левой рукой.
И никто на меня не напал.
Никто даже не крутился поблизости.
Лес и впрямь выглядел на редкость мирно и беспечно, и мне на миг показалось, что я вот-вот увижу Красную Шапочку, радостно бегущую к бабушке с корзиной пирожков, а за нею — Ганса и Гретель, заплутавших в поисках пряничного домика. Кроме шуток, у этого места действительно был какой-то колдовской вид, и хотя я не мог объяснить почему, но этого я тоже не намерен был игнорировать.
Чувства, разумеется, не факты; они гораздо лучше, так как обычно делают явным то, что под этими фактами скрывается.
Но не на этот раз.
Я медленно вышел из кабины, не позабыв захлопнуть за собой само-запирающуюся дверь, настроенную как на мою ладонь, так и на рисунок пор на кончике моего языка (я потребовал сделать это на всякий случай, если мне вдруг понадобится срочно войти при занятых руках или их отсутствии). Отшвырнув вареную гадость, я сделал семь медленных шагов, после чего до нужных мне кустиков оставалось всего три или четыре; но прежде чем я успел шагнуть в восьмой раз, раздался очень странный звук, и даже не звук, а еле уловимый шелест, и мое подсознание автоматически подало сигнал: ЛУЧЕВОЕ РУЖЬЕ!!!
Я плашмя рухнул на землю, которая на том самом месте была сплошь покрыта разновидностью местной травы, на вид и на ощупь неотличимой от россыпи бледно-желтых пластмассовых пуговиц, и несколько сотен из них с готовностью впились тупыми гранями в мой живот.
Мой мозг моментально воспроизвел невероятный звук и примерно определил направление. Что бы это ни было, оно находилось слева и спереди, на небольшом расстоянии, а поскольку я был совершенно уверен, что эволюция Дерева не зашла столь далеко, что оно обзавелось лучевым ружьем для отстрела непрошеных визитеров, то, следовательно, там какое-то животное или растение, производящее шум…
Я поглядел налево, оставаясь в лежачей позиции, ну и разумеется, она была тут как тут: черная полоса посреди скукоженных желтых пуговичек! Словно выжженная лучом, и притом в десяти футах от моего носа.
Значит так, подумал я с некоторым раздражением. Кто это здесь, хотелось бы знать, играет в нечестную игру? Кто же явился в этот новехонький мир с гадким старым лучевиком?
И почему, черт бы его побрал?!
У данного вопроса может быть много разных ответов. Самый неправдоподобный заключается в том, что некий завистник, возжелав стать Выживателем, пытается сделать меня полностью непригодным для моей работы. В этом ответе я не мог отыскать никакого смысла, но другие — приблизительно соответствующие схеме: «Кому-то понадобилась необитаемая планета, притом такая, что не убивает сразу, для тех или иных целей» — в качестве первого приближения к истине выглядели несколько лучше.
И все-таки: а) почему некто выстрелил в меня? б) и где же он, черт его раздери, находится, чтобы я мог оказать ему ответную любезность?
Неправильный ответ на первый вопрос: «Потому что он хотел меня убить». Правильный ответ должен сказать мне, с какой стати этот некто, пребывая на континенте размером с небольшую планету, оказался на расстоянии выстрела от меня. Почему именно здесь, а не в пяти тысячах миль отсюда, занимаясь какими угодно делами, согласно неведомым мне планам?!
Ответ на второй вопрос казался более очевидным. Он находится по левую руку от меня, в дальнем конце выжженной полосы.
Стараясь не двигаться, я скосил глаза в нужном направлении. Дул легкий ветерок, пуговичная трава колыхалась медленно и неохотно, а я пытался отыскать в ней любое движение против ветра и, обнаружив искомое, оглушительно выпалил навскидку, не успев даже разглядеть, во что же я, собственно, целюсь.
Примерно семнадцать животных — все за деревьями вне поля зрения — резко вскрикнули и, запаниковав, ударились в бега с шумом, треском, топотом и гоготом, изо всех сил стараясь убраться подальше от неведомой шумной опасности.
Как я уже сказал, пороховой пистолет отпугивает даже тех зверей, в которых ты не целишься, но заодно предоставляет отличные шансы ретироваться человеку (а кстати, почему я решил, что мой стрелок непременно человеческое существо?), промазавшему с первого раза, хотя и ненамного.
Вопрос третий: а не собирается ли этот некто остановиться, развернуться, хорошенько прицелиться и выстрелить еще раз?
Ответ. Семнадцать перепуганных животных все еще сломя голову несутся вперед, круша подлесок на своем пути. Спокойный, хладнокровный, чрезвычайно собранный профессионал в принципе может остановиться, развернуться и прицелиться, невзирая на летящее на него стадо совершенно незнакомых животных, но чтобы сделать это хорошенько, стрелок должен быть на голову выше меня.
Комментарий. Если на свете существуют профессионалы, владеющие ручным оружием НАСТОЛЬКО лучше меня, они наверняка члены стрелкового клуба, о котором я и слыхом не слыхивал.
Я встал, и никто в меня не выстрелил.
Треск, топот, взвизг и прочее постепенно замерли вдалеке, и лесная жизнь, поколебавшись, возобновила прежние шумы. Я сделал оставшиеся четыре шага, набрал полные пригоршни пупырчато-оранжевого черт-знает-чего (для жарки) и спокойно вернулся домой.
А может, все-таки запечь?..
К вечеру наконец выяснилось: если измельчить проклятые овощи в кашицу и извлечь из последней кусочки шелухи (или пленки, или кожицы), соединяющей набухшие оранжевые шарики в единое целое, то полученную субстанцию прекрасно можно поджарить, а готовые лепешки имеют интересный вкус, несколько напоминающий подперченную стручковую фасоль.
Итак, рецепт номер один для КУЛИНАРНЫХ РАДОСТЕЙ на Дереве! Этот день я провел явно не без пользы, к тому же хлопоты в кухонном закутке ничуть не мешали мне предаваться размышлениям о невидимом противнике. В плане активных действий я практически ничего не мог предпринять против него (местоимение ОН в данном случае чистейшей воды эвфемизм, скромно заменяющий одно выразительное, но абсолютно непечатное словечко), однако надеялся, что мне как-нибудь удастся вычислить: а) что, по его собственному мнению, он делает; б) с какой целью он делает это; в) где я могу встретиться с ним, дабы обсудить а) и б).
То, что он оказался поблизости, в конце концов, могло быть простой случайностью, и если это действительно так, то выстрелил он просто с перепугу, совершенно не ожидая напороться на кого бы то ни было рядом с местом собственной высадки на необитаемой планете. Вы можете сколько угодно не верить в случай, но совпадения, как ни крути, все-таки бывают! С другой стороны, слишком уж большое совпадение, размером в целый континент, если не с Дерево целиком… Пометив эту версию ярлыком ВЕСЬМА МАЛОВЕРОЯТНО, я отправил ее в мысленный архив и приступил к рассмотрению других возможностей.
Ладно, предположим, что он желает владеть этим миром единолично, и потому попытался устранить меня сразу же, как только я здесь объявился. Опять же возможно — но очень, очень маловероятно… Чтобы узнать о моем приземлении, да еще и явиться сюда столь быстро, продравшись через бесконечные деревянные джунгли, он должен был каким-то способом проследить траекторию моего корабля вплоть до самой поверхности планеты, но если он МОГ это сделать, у него были все возможности прибыть сюда практически одновременно со мной и подстрелить меня, прежде чем мой домик успел себя возвести. Отчего же такая проволочка?
А может быть, наоборот, именно появление дома или какие-нибудь иные признаки поведали ему о моем появлении уже после свершившегося факта? Насколько я мог судить, его насторожило необычное поведение животных или деревьев, ибо более чем вероятно, что он знает эти места намного лучше меня. Так что он прибыл со всей возможной поспешностью, залег в засаде и выстрелил, лишь только я высунул нос из своего жилища.
Потому что он желает получить планету в свое безраздельное пользование. Видимо, она ему очень нужна для чего-то очень важного. А может, он ненавидит лично меня, Джералда Нейва, профессионального Выживателя, из-за какой-то мелкой интрижки, случившейся неизвестно когда в каком-то Богом забытом месте, а то и вовсе в прежней жизни. Возможно, он страстный охотник, а охотиться на человека не в пример интереснее, чем на здешние пупырчатые овощи или странных местных животных, даже если обратить весь свой пыл на крайне редкие гигантские разновидности. А если предположить, что…
Было совершенно ясно, что для построения крепких, основательных умозаключений у меня попросту нет строительного материала, и стало быть, придется как-то его добывать. Эта деятельность, понятно, сильно помешает моим кулинарным радостям, но неожиданности тут никакой нет, я ведь говорил о непредсказуемых обстоятельствах, разве не так?
Так вот, я уж точно никак не мог предсказать наличие на Дереве незримого злоумышленника-анонима с большим нехорошим лучевиком в руках…
И кто бы смог?!
Чтобы заполучить побольше фактов, мне, разумеется, придется выступить в роли мишени. Работу такого рода всегда следует выполнять с величайшей осторожностью, и я намеревался стать хорошо защищенной и весьма предусмотрительной мишенью.
Итак!
Я порылся в мешке с сюрпризами, благославляя небеса за то, что для крупнокалиберных животных требуется обычно кое-что получше, чем просто крупнокалиберные ружья, и к следующему утру был готов почти настолько, насколько мне хотелось.
Выйдя на полянку возле дома (по-прежнему никаких мелких животных в поле зрения, что тогда показалось мне вполне нормальным), я приступил к поискам пищи. КУЛИНАРНЫЕ РАДОСТИ явно нуждались в продолжении, а для ускорения прогресса имело смысл заняться легко доступными кандидатами в пищевые ресурсы, то есть овощами; мясо, за которым еще придется побегать, покамест могло подождать.
Проблема оранжевых пупырчатых корней если и не была полностью решена, то уже дала весьма обнадеживающий результат. Осмотревшись, я углядел крупные коричневатые пуговицы, разбросанные меж бледно-желтых пуговок, исполняющих роль местной травы. Большие пуговицы, согласно рапортам трутней, были вполне съедобны даже в сыром виде (в самом широком смысле слова, то есть не являлись быстродействующим ядом), хотя выглядели обескураживающе жесткими. Я нарвал несколько горстей, двигаясь не слишком быстро и не слишком медленно, в этакой задумчивой манере, словно бы пытаясь припомнить фамилию младшего помощника девятого заместителя председателя Комитета, ответственного за искоренение безответственности.
Наконец я собрал столько НЕЖНЫХ ПУГОВИЧЕК (авторское право принадлежит Гертруде Стайн, которая умерла задолго до Войны за Новый Порядок и, по-моему, никогда не покидала Землю), сколько мог унести в руках, и медленно поковылял к своей фальшивой хижине, изо всех сил стараясь не выразить ни нетерпения, ни разочарования.
Когда до двери оставалось шесть или семь шагов, я услышал долгожданный свистящий шелест и упал плашмя на очередной клочок бледно-желтой пуговичной травы. Она оказалась омерзительно жесткой и угловатой; воистину, на этой планете кувыркание в зеленях, простите, в желтотравье никогда не будет особенно популярным! А на сей раз стреляли пониже и справа; судя по звуку, это был лучевик иной модели и размера, один Господь ведает почему.
Заросли пуговок по правую руку от меня перечеркнула широкая угольно-черная полоса; да, этот новый лучевик оказался намного мощнее. Я продолжал лежать, как убитый, скосив глаза направо сколько мог. Ветер дул еле-еле, и пуговичная трава совсем не шевелилась.
Секунд десять или двенадцать стояла мертвая тишина.
Потом пуговки справа от меня шевельнулись. Какая-то птица или земная тварь разразилась негодующим воплем герцогини, коей нагло оттоптала ноги целая шайка немытых простолюдинов, и пуговки на миг застыли, но снова возобновили движение, только медленнее и осторожнее.
В левой руке у меня был мой собственный лучевой пистолет (пугать животных я на сей раз не собирался, ибо громовой галоп обезумевшего стада совершенно не входил в мои планы), и я выстрелил по движущимся пуговицам наудачу, не тратя времени на смену позиции.
Раздался тихий, странный звук наподобие ТРЫНННК… и все это проклятое место буквально взорвалось! Нет, это был не лесной пожар, и даже не пуговичный, а ракета, очень маленькая ракета, которая вылетела из травы в небеса как угорелая и скрылась с моих глаз, прочертив на прощанье изящную дугу над лесом.
Ракета?
РАКЕТА?
* * *
Ну хорошо. Выходит, кто-то прятался в яме, прикрываясь пуговичной травой, — это я могу проверить за несколько секунд. Затем я тщательно обследую проклятую дыру, а покончив с ней, начну жутко орать, топать ногами и ругаться, то есть выпускать перегретые пары всеми доступными способами, пытаясь одновременно сложить в уме разрозненные фрагменты самой безумной головоломки, с какой мне только приходилось иметь дело, а потом…
Ну уж нет, сначала мне надо успокоиться!
Да, я знаю, считается, что в том нет никакой нужды, ибо мы, Выживатели, моментально адаптируемся к любым обстоятельствам, небрежно поигрывая неразлучными бластерами и помахивая щегольским стеком, извлеченным из-за лакового голенища.
В действительности же…
НО РАКЕТА?!
Все факты, которыми я располагал, требовали решительного переосмысления. Приступив к нему немедленно, я быстро встал с травы и направился к тому месту, где полагалось быть дыре, и будьте уверены, там она и находилась.
Яма, примерно семи футов в глубину и трех в поперечнике, была выкопана чрезвычайно аккуратно, явно с помощью какого-то механического устройства, ибо живому существу никогда не достичь подобного совершенства. Грязь на ее дне запеклась в губчатую массу, на вид напоминавшую композит вулканического стекла с эпоксидным клеем, а по зеркально-гладким стенкам идеального цилиндра бежали сверху донизу два неглубоких узких желобка, расположенные точно друг против друга.
Ракета, должно быть, выкопала дыру под покровом ночи, дабы, погрузившись в нее наполовину, скрытно дожидаться моего появления, нетерпеливо поводя дулом лучевика. Мне показалась, что проклятая штуковина слишком мала для пилота-человека, а я, насколько помню, за всю свою жизнь не обидел ни единой карликовой расы, так что пришлось заключить, что я имею дело с механизмом. То есть с ракетой, которая меня ненавидит.
Сей вывод абсолютно лишен здравого смысла, но боюсь, в тот момент со здравомыслием у меня было очень неважно, и хотя внешне я выглядел вполне прилично, но в глубине души разнузданно орал, визжал и размахивал кулаками.
Определив направление, в котором улепетывала мерзавка, я понял, что мне придется еще немного поработать мишенью. Сферическое защитное поле — крайне неудобное снаряжение для прогулок. Ты вечно в поту с макушки до пят, невзирая на уверения производителей, что система обдува и циклический термостат прекрасно справляются с этой проблемой. Однако иного выбора не было, поскольку внутри поля мне практически ничто не может повредить, за исключением отравляющих газов, а подобных происшествий покамест не наблюдалось, хотя положение вещей может, разумеется, измениться в любую секунду.
Трюк с мишенью, радостно собирающей местные цветочки да ягодки, вряд ли сработает еще раз, ибо существует предел доверия даже для самых полоумных стрелков, не говоря уж о маленькой, но чрезвычайно мстительной ракете. Однако МСТИТЕЛЬНАЯ МИШЕНЬ выглядит вполне правдоподобно, решил я, возвращаясь в кабину за тяжелым вооружением, и тут же, в целях тренировки, постарался придать своей растерянной физиономии ужасно мстительное выражение.
Я быстро собрал свой Большой Джентльменский Набор, то бишь отличную коллекцию сверхмощного и притом портативного оружия, присовокупил к нему кое-какие приборы и инструменты, сложил все это у двери и перенес внимание на подробные карты Дерева.
Лес, конечно, мешает сбору голых научных фактов, но не так уж сильно, как можно подумать, и трутни собирают огромное количество информации даже с любых территорий. Составленные ими карты наглядно показали, что в окрестном регионе очень мало мест, где миниатюрная ракета может приземлиться без риска устроить лесной пожар; сориентировавшись, я отметил собственную стоянку и, проложив от нее соответствующее направление, с изумлением убедился, что на деле существует лишь одна действительно перспективная точка посадки.
Если только проклятая штуковина и впрямь решила приземлиться там, куда я способен добраться на своих двоих, а не понеслась за пять тысяч миль к полярному океану, на родную подледную базу с капитаном Немо и оравой железнобоких рыцарей впридачу… Тем не менее, как мне показалось, на ракете словно было написано «ДЛЯ МЕСТНОГО УПОТРЕБЛЕНИЯ»; зачем, в самом деле, мотаться взад-вперед через океан, коли у тебя запланированы ежедневные показательные стрельбы в центре континента?
Я подумал также о дистанционном контроле, но это было еще менее вероятно, поскольку управлять ракетой на расстоянии слишком трудно, чтобы вдобавок вести еще и прицельную стрельбу. С другой стороны, если предположить, что в ракете кто-то есть, он слишком уж маленький и притом нисколько не опасается поджарить собственные пятки. А впрочем, существуют защитные поля… И одно из них, кстати, я все еще ношу на себе!
Вспомнив об этом, я понял, насколько сильно был выведен из равновесия. Отключив проклятое устройство, я тщательно обтерся махровым полотенцем, чуть-чуть помечтал о горячем душе и, тяжко вздохнув, снова включил. Затем я подобрал с пола оружие, инструменты и выступил в пеший поход к Центральному ракетодрому.
По пути я рассеянно искал глазами привлекательные овощи, и сам факт, что я делал это более или менее машинально, сильно порадовал меня: стало быть, мое подсознание успело просчитать, что у меня очень недурные шансы выйти сухим из воды… А иначе какой же смысл тратить время на оценку флоры, которую мне никогда уже не удастся подвергнуть кулинарной обработке?
Поход вылился в довольно приятную прогулку без всяких происшествий. Я прошагал около двух миль. Осень в этом регионе Дерева, на мой вкус, жарковата, если только производители защитного поля не врут о своей продукции больше, чем положено, но что такое лишняя капелька пота между друзьями? Я пересек пару красивых полян; желто-кремовые деревья вокруг нежно шуршали на ветру, усеянные разного рода мелкими мохнатыми летунами. Животные вообще очень редко летают, и я никак не мог взять в толк, как это здесь все поголовно ухитряются обходиться мехом вместо перьев. Вопрос, конечно, интересный; более того, самый интересный из тех, которые я мог задать себе на Дереве и найти ответ, но в тот момент я полагал по недомыслию, что занят куда более важной проблемой.
До ракетодрома, представлявшего собой обширную прогалину среди джунглей, оставалось еще с четверть мили, когда я остановился, осторожно испустил неслышный вздох облегчения, сел на землю и принялся готовить к бою Большой Джентльменский Набор. Среди всего прочего у меня был сборный комплект штатной лучевой установки средней Дальности, снабженной столь сложными прицельными приспособлениями, что на деле они почти бесполезны, и простой, но очень эффектный бомбомет наподобие того, что наши предки именовали базукой.
Упомянутые прицелы, однако, были достаточно хороши, чтобы ответить на главный вопрос: А ТАМ ЛИ РАКЕТА? Проклятая штучка должна быть еще горячей через полтора-два часа после посадки, да и химический состав ее наверняка не тот, что у деревьев, животных и почвы планеты (разве что Дерево — еще более странный мир, чем уверяют меня трутни).
Смонтировав прицельное приспособление (это заняло ровно пять минут; и хотелось бы знать: имел ли хоть кто-то, кому срочно понадобилось воспользоваться лучевой установкой средней дальности, хоть один-единственный раз эти проклятые пять минут, дабы правильно выставить прицелы?!), я заглянул в окуляр, и само собой разумеется, она сидела посреди поляны с таким невинным видом, словно никогда и в мыслях не держала слетать к моей хижине и поджарить несчастного Выживателя.
Мне ужасно захотелось, подбежав к мерзавке, заехать кулаком по ее гордо задранному носу, но вместо этого я неторопливо установил базуку, аккуратно прицелился и выстрелил. Оглушительно рявкнув, бомбомет подскочил на добрые четыре дюйма, и стремительно развертывающаяся дымная арка уперлась вторым концом в дальний конец поляны, футах примерно в пятнадцати от ракеты.
На секунду я всерьез забеспокоился, не слишком ли точный взял прицел и не повредил ли ее ненароком, но это была сильная, мужественная маленькая ракета. Она лишь слегка покачнулась, а когда взрыв опал, начала двигаться. Но не взлетела, а закружилась на месте, довольно быстро, словно пытаясь ввинтиться в землю штопором, и я понял, что она ищет того мстительного парня, который имел наглость выстрелить в нее.
Найти меня было совсем не трудно. Углядев обидчика, ракета притормозила, затем довернулась градусов на восемь и открыла носовой порт, откуда немедленно высунулось тупое дуло; покачавшись вверх-вниз секунды две, оно уставилось прямо на меня и…
!!!
Заряд прошел двумя футами левее базуки, ибо я находился именно двумя футами левее, но к моменту, когда он достиг цели, я был уже на три фута правее нее, так что заряд врезался в самое большое дерево на моем краю поляны. Бледно-желтый гигант не взорвался, а удивленно вздохнул и вмиг растаял, рассыпавшись, по-видимому, в мельчайшую пыль, услужливо подхваченную ветерком.
Какая гадкая ракетка.
Я, собственно, мог бы остаться на месте и позволить тому, чем она пальнула, срикошетировать от моего защитного поля, но очень уж хотелось ее подразнить, а кроме того, после промаха она непременно продолжит попытки, предоставив мне отличную возможность узнать о ней как можно больше. Весь мой инструментарий уже был при деле, поспешно анализируя конструкцию ракеты, ее химический состав, градиенты температур, данные просвечивающего сканирования, и так далее, и так далее.
Вторым залпом она накрыла базуку, порубив ее в капусту. Бомбомет, разумеется, был сделан не из древесины Дерева, однако ракета шарахнула объемистым пакетом крошечных циркулярных пилок, как я понял по металлическому дребезжанию при их приземлении, и зубья у этих летающих лезвий оказались очень даже ого-го.
Тем временем приборы начали показывать мне то, чему я никак не хотел поверить: внутри ракеты действительно кто-то был…
С каждой секундой ее внутренности прояснялись на дисплее, и загадочное существо обретало человекоподобный вид: две руки, две ноги, голова и туловище, все телесные пропорции в пределах нормы. Покуда я соображал, насколько детальным может быть сканирование, фигура в ракете (очень маленькая фигурка, раз уж она могла свободно двигаться внутри, невзирая на многообразную машинерию) все более очеловечивалась, и я наконец догадался переключить считывание исключительно на ее голову и плечи.
Может быть, я смогу опознать негодяя?
С другой стороны, с таким же успехом я могу увидеть на дисплее малолетнюю Красную Шапочку или престарелого капитана Немо…
Но тут ракета снова шандарахнула, промазав на сей раз абсолютно по всему, за исключением ветерка, витавшего над печальными останками базуки. Тогда, смущенно кашлянув, она поспешно втянула пушку, захлопнула носовой порт и открыла другой, пониже, откуда немедля выкатилось облачко черного дыма.
Неужто отравляющий газ?!
Дым неторопливо пополз ко мне, держась на уровне пуговичной травы, которая при соприкосновении с ним стремительно темнела, кукожилась и бессильно опадала.
Я не стал колебаться.
Бросив все тяжелое оружие и большую часть инструментов, я вскочил и помчался прочь, как молодой олень. Скорее всего, шансы на спасение были невелики, но точно подсчитать я никак не мог, поскольку был чрезвычайно занят тем, что бежал, пыхтя, кряхтя и обливаясь липким потом.
Довольно скоро я оказался в чаще леса и обнаружил, что черного дыма уже нигде не видно. Должно быть, зловредная субстанция быстро распалась, смешавшись со здешним воздухом, решил я, или же она полностью израсходовала себя на несчастные желтые пуговки, мелких животных и все остальное, что попалось ей на пути. Итак, мне снова повезло… Я находился в относительной безопасности и на полдороге к немудреному уюту моей походной хижины.
Когда я дойду до дома, сказал я себе, надо будет очень крепко подумать, принимая во внимание то, что мне удалось в последние секунды ясно увидеть на дисплее: лицо таинственного обитателя ракеты!
Вы можете мне не поверить, но я его узнал.
Это был Джералд Нейв (Выживатель) собственной персоной, ну разве что, если вы еще помните старую-престарую шутку, на са-амую чу-уточку поменьше!
* * *
Прекрасно. Выходит, я сплю и мне снится сон. Сейчас я проснусь в коттедже на Ки-Уэсте и обнаружу, что всем лаймовым деревьям внезапно пришел конец. Или проснусь еще где-нибудь и обнаружу, что вся моя предыдущая жизнь не более чем сон, а мне самому от силы лет семь или восемь.
Или не проснусь?..
Пока я добирался домой, в душе моей крепло убеждение, что кто-то и впрямь ужасно меня ненавидит. Кому-то ужасно невтерпеж покончить со мной, и этот «кто-то» проделал весьма основательную работу с единственной целью осуществить свою заветную мечту. При чем тут крошка Джералд Нейв, я не имел ни малейшего представления, однако он попросту обязан быть одним из ключевых фрагментов головоломки; никто ведь не станет наносить на картину столь заковыристый штрих просто так, для развлечения, тем более когда тот абсолютно недоступен глазу обычного наблюдателя.
Совершенно очевидно, что должна существовать очень веская причина поразительного сходства мини-пилота мини-ракеты с Джералдом Нейвом, Выживателем… Единственная более или менее конструктивная идея мелькнула у меня в мозгу, когда я буквально ввалился в кабину, не забыв, однако, захлопнуть за собой дверь, и выглядела она не слишком обнадеживающе: СИМПАТИЧЕСКАЯ МАГИЯ!
Популярно говоря, сие означает, что моя уменьшенная копия является особого рода куклой, специально предназначенной для нанесения мне какого-то вреда, для чего ее и снабдили некоторыми из моих атрибутов. Иными словами, кто-то похитил кусочек моей кожи, или обрезки ногтей, или клочок волос и использовал их при создании копии, наделив ее тем самым жуткой, убийственной властью надо мной (возможно, однако, что эта власть распространяется только на мою кожу, ногти и волосы).
Всего несколько столетий назад значительная часть человечества истово верила в подобные вещи, и я уверен, что и сегодня есть немало таких людей (даже в Комитете), ибо всегда и везде отыщется человек, который поверит не только абсолютно во все, что вы способны вообразить, но еще и во множество таких вещей, которые вы и вообразить не можете.
Сам я не отношусь к категории легковерных, и вполне понятно, что мне совсем не хотелось добавлять симпатическую магию к моему собственному каталогу возможностей; беда заключалась в том, что на тот момент у меня, хоть убей, не было более правдоподобного объяснения.
Я бы с радостью счел всю эту бредятину затянувшимся кошмарным сном, кабы это могло хоть как-нибудь помочь. Ладно, пускай сон, но ведь я в нем живу, а значит, мне приходится действовать точно так же, как и в реальной жизни. Если же это не сон, а явь… В данном случае я, по крайней мере, твердо знаю, что всему происходящему можно подыскать какое-то реальное объяснение!
Другое дело, что я никак не могу его найти, но это мои личные трудности, а не заговор мироздания.
Я сел в кресло и рассеянно уставился в непробиваемое окошко, соображая, что бы приготовить на обед и одновременно в который раз пытаясь подогнать друг к дружке кусочки проклятой головоломки: ракета, карликовый Джералд Нейв, серия хорошо продуманных попыток прикончить меня полноразмерного, планета с непостижимым количеством деревьев…
После нескольких минут размышлений (мне все казалось, что я что-то позабыл) я прибавил к списку неясное ощущение, подсказавшее мне, что шум леса не может быть совершенно одинаковым после полудня и ранним утром следующего дня. Этот кусочек не подходил ни к чему, что отнюдь не делало его уникальным, поскольку я и с остальными никак не мог разобраться.
Вскоре я сдался и отобедал, невольно изумляясь (как часто случается после бурных событий), что вкушаю сегодняшний обед, а не какой-нибудь послепослезавтрашний ужин, и это легкое удивление подействовало на меня чрезвычайно освежающе.
После обеда я отправился собирать большие коричневые пуговицы, ибо делать больше было нечего, а я как раз намеревался продумать какое-нибудь устройство для отпугивания Тамбелины — как я назвал ракетку, — дабы та не стреляла в меня слишком часто. Сделать это будет не столь уж трудно, поскольку среди моих припасов, подобранных в расчете на очень больших и недружелюбных животных, наверняка отыщется что-то подходящее для маленькой смертоносной ракеты.
Я не собирался вести с ней затяжную войну. В конце концов, у меня была чрезвычайно важная работа и единственный год, чтобы выполнить ее как следует, что почти не оставляло мне свободного времени на дурачества с этой злобной инопланетной штучкой. Меня, разумеется, снедало отчаянное любопытство, но я был готов пожертвовать чувством в пользу долга.
Конец этого дня и часть следующего пришлось посвятить оборудованию защитного периметра. Я установил несколько десятков сигнальных ракет, подсоединенных к небольшим зарядам, заключив в описанное кольцо изрядный участок вокруг кабины, где в изобилии произрастали разнообразные овощи — в том числе весьма соблазнительные клубни, на каковые я возлагал особые надежды, хотя несколько опробованных разновидностей не принесли ничего, кроме разочарования, оставаясь жесткими, водянистыми и в лучшем случае безвкусными, что бы я с ними ни делал. Диаметр кольца был достаточно велик, чтобы предотвратить несчастный случай со мной или моим жилищем, буде заряды все-таки взорвутся.
Однако я был вполне уверен, что ничего подобного не произойдет, а инструментальные данные, когда я наконец получил возможность их изучить (ракета пренебрегла приборами, а я, вернувшись к месту битвы на утренней заре, отыскал почти все потерянное, действуя чрезвычайно осмотрительно и в полном защитном поле), лишь подтвердили эту уверенность. У проклятой ракеты была такая прорва сенсоров, что она спокойно могла сдать половину мне в аренду или же пустить их на меновую торговлю с туземцами. Так что ей не составит труда обнаружить мой скромный периметр издалека и держаться от него на почтительном расстоянии.
Если, конечно, мерзавка не пойдет на очередную хитрость… Я, кажется, догадывался, на какую именно, и принял соответствующие предосторожности, после чего с легким сердцем вернулся к моим КУЛИНАРНЫМ РАДОСТЯМ (Глава третья: Клубневидные).
Я не стану вводить вас в технологические подробности, тем более что вам наверняка не придется воспользоваться предназначенными для Дерева советами, и хотя для иных нет лучшего чтения на сон грядущий, чем поваренная книга, но немало и таких, кто ничуть не интересуется рецептами блюд, которые они по тем или иным причинам никогда не станут готовить, а некоторые люди, как это не прискорбно, вообще никогда не прикладывают рук к приготовлению пищи.
Сам я очень люблю клубни и, как я уже сказал, попытал счастья с четырьмя разновидностями, однако мне так и не удалось довести их до съедобного состояния. Теперь я решил попробовать пятую, имея в виду приправить ее небольшими шаровидными плодами вьющейся бледно-фиолетовой лозы, которые, казалось, были наполнены флюоресцирующим газом пополам с исключительно мелкими и твердыми семенами. С данной идеей я и провозился все три дня до очередного пришествия Тамбелины.
За это время я проделал также внушительную умственную работу и, по моему разумению, подобрался ближе к решению проблемы карликового Нейва. В самом деле, если некий объект выглядит, как утка, плавает, как утка, и крякает, как утка, это означает лишь то, что она с таким же успехом может оказаться надувной детской игрушкой, а посему загадочная фигурка внутри ракеты нисколько не обязана быть живым существом в общепринятом смысле. Являются ли роботы — Тотумы, Робби и прочие разновидности — живыми существами? Ответ целиком зависит от того, какое значение вы вкладываете в каждое слово этого вопроса. На практике же всегда разумнее обращаться с незнакомой, да и с любой другой вещью, от Тотума до вашей любимой зубной щетки, как с существом несомненно живым.
В роботе, специально построенном так, чтобы походить на Джералда Нейва, было ничуть не больше смысла, чем в Маломасштабной Симпатически Одушевленной Магической Копии Меня (сомнения мои только усилились, когда я просмотрел кое-какие показания химических анализаторов), и все же с этой идеей, по вполне понятным, надеюсь, причинам, мне было гораздо легче смириться.
Итак, некто — человек или кто-либо иной — построил робота, чтобы с его помощью меня убить, и по некоторым важным — особо подчеркиваю! — причинам сделал его достаточно похожим на меня, чтобы я себя опознал. Да, в этом определенно что-то есть: бесстрастный наблюдатель, ежели таковые вообще существуют во Вселенной, совсем не обязательно заметит в роботе сходство со мной, поскольку я готов признать собственный облик лишь в той фигуре, которая, как мне кажется, обладает набором важных именно для меня деталей. А люди, которых лично я считаю очень похожими, обычно со мной не согласны, поскольку их личные списки важных деталей не тождественны моему.
На третий день размышлений Тамбелина прибыла ко мне воздушным путем, выказывая явное желание заглянуть на огонек.
Я, понятно, имею в виду маленькую, но очень миленькую зажигательную бомбочку.
Как я уже сказал, я заранее принял меры предосторожности. По причине новенького периметра ракета должна была избегать контакта с землей, что оставляло лишь две возможности — полет или подкоп, а я совершенно не мог представить себе ракету, которая подбирается ко мне на манер нематоды. Стоило этой негодяйке лишь углядеть мою бластерную пушку (та не слишком велика, но даже маленькая пушка — ОЧЕНЬ БОЛЬШОЕ оружие), как она печально отправилась восвояси, не предприняв даже слабой попытки напакостить мне на прощание.
Какая сообразительная ракетка.
Настолько сообразительная, что я сразу начал размышлять, каким же будет ее очередной шаг. Интеллект — весьма интересное свойство, которое мы очень ценим в своих друзьях, но боимся обнаружить у противника: с одной стороны, высокоинтеллектуальный враг наверняка не станет делать кое-каких обоюдоопасных шагов, с другой же — наверняка сотворит много такого, что вам вообще не приходило в голову. И если первое полезно, то второе как раз наоборот.
Я знал наверняка лишь то, что Тамбелина не сдалась, это было совершенно не в ее стиле, как явствовало из всех наших встреч — от первой до последней. Но на самом-то деле, я больше никогда ее не видел.
* * *
Конец, однако, был уже не за горами… Я работал над КУЛИНАРНЫМИ РАДОСТЯМИ как проклятый: за две чрезвычайно насыщенных недели я составил солидный список основных овощных блюд и начал подумывать о мясе и рыбе. Я также пережил несколько типичных для Выживателя приключений; к примеру, однажды за мной долго гонялась здоровенная трехногая зверюга, воплощающая собой восхитительную комбинацию вспыльчивого носорога с большой строительной тачкой, а в другой раз меня угораздило бултыхнуться в стремительный поток не-вполне-воды, и уж конечно, в тот день на мне не было защитного поля, так как моя работа требует по возможности обходиться без него — в самом деле, какой же колонист согласится всю жизнь потеть в защитных полях?
После незапланированного купания я вынужден был несколько дней провести взаперти, регулярно проверяя свою температуру и реакции. Хотя трутни и пообещали, что контакт с местной жидкостью меня не убьет, единственный способ узнать, каким образом избыточные микроэлементы влияют на человеческий организм, состоит в том, чтобы дать им возможность на него повлиять. Ничего особенного со мной не произошло, за исключением легкого повышения температуры и — хотите верьте, хотите нет — двухсуточного приступа перемежающейся икоты. Впрочем, даже этот вполне безобидный набор реакций должен постепенно смягчиться с прибытием колонистов, которые станут медленно и понемногу приспосабливать планету к своим нуждам, что, по сути, и является малым терраформированием.
Никакой весточки от ракеты в течение двух недель… Это беспокоило меня все больше и больше, так как я вынужден был предположить, что она строит грандиозные планы. По крайней мере, на ее месте я точно строил бы планы, и, представив себя ракетой, я быстро обнаружил две-три интересные возможности, ничуть при том не сомневаясь, что Ее Высочество Тамбелина обязательно придумает еще две или три.
Однако последним перерывом в моей работе я обязан вовсе не ей, а массированному штурму или, если хотите, коллективной атаке, поскольку паническим бегством я назвать это никак не могу.
В летящем сломя голову стаде был представлен богатый ассортимент местной живности; насколько я мог судить, там были буквально все разновидности очень крупных животных, в том числе плюющийся ядом жираф и психически неуравновешенный тачкорог, а позади, на некотором расстоянии, в воздухе кишела целая туча мохнатых летунов. Кстати, всякий раз, когда я видел этих проклятых птиц, а я видел их каждый проклятущий день, я не уставал изумляться густому, тяжелому, невозможному меху вместо традиционных легких перьев, и все же разгадка так и не забрезжила в моем мозгу, о нет, и в итоге я подобрался к ней совсем с другой стороны.
Странность была в том, что все эти животные и птицы бежали, скакали, прыгали и летели отнюдь не в обычной манере, свойственной паникующему зверью — то есть из пункта А по траектории Z; нет, они неслись вперед СОВЕРШЕННО ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО!
Вечером предыдущего дня я отошел ко сну весьма довольный собой, так как разобрался наконец с технологией обработки клубней, причем последний рецепт (мелко нарезать, тщательно отжать и запечь) вообще превзошел все мои ожидания, ибо готовая запеканка весьма приятно отдавала печеным бататом и — вы опять мне не поверите! — Киуэстовским Лаймовым Паем. Словом, я был настолько окрылен успехом, что в виде редкого исключения чувствовал себя на голову выше самого себя, и сон мой был блаженно-сладким, но увы, недолгим. Он был прерван на ранней заре ужасающей какофонией.
Я даже не стал выглядывать в окно, чтобы понять, что происходит: сочетание визга, треска, топота и воя явно представляло собой искусное переложение для полного симфонического оркестра камерной фуги, исполненной в самом начале событий кучкой перепуганных пистолетным выстрелом животных.
БЕЖИТ ОГРОМНОЕ ОБЕЗУМЕВШЕЕ СТАДО…
С каждой секундой какофония становилась все пронзительней и громче.
…И ПРЯМИКОМ В МОЮ СТОРОНУ.
Что ж, подумал я. эти животные вряд ли снесут бревенчатую псевдо-хижину, которая, согласно гарантии, абсолютно неуязвима. Если они бегут прямо сюда и врежутся в стены, то на какое-то время окна из глас-секса могут оказаться затемненными, и это самое страшное, что мне грозит.
Животные действительно неслись прямо ко мне — я успел-таки увидеть это из окна, и там было полным-полно крупного зверья, и мелкого, и мохнатых птиц, и чего угодно, за исключением разве что рыб и Тамбелины.
А кстати, почему это я сразу подумал о Тамбелине? Должно быть, потому, что вся орава летела прямо на меня…
Тачкорог первым расплющил свою уродливую физиономию о глас-секс и, тут же потеряв интерес к происходящему, попытался грациозно сползти в пуговичную траву, но это ему не удалось, так как бежавшая вслед за ним банда местных переростков под предводительством облысевшего паука размером с гориллу также изо всех сил стремилась упереться в — или прорваться сквозь — глассекс, и каждого, кто отключался в результате сего неразумного деяния, дружно подпирали сзади его товарищи.
Я оставил попытки разглядеть хоть что-то через плотно закупоренное окно и вернулся к теоретическим размышлениям, в то время как БУУУМММ, БАБАХХХ, ТРРРРАХХ и ШММММЯК все чаще разнообразили нестройное многоголосие топота, кряканья и гаканья.
ПРОКЛЯТЫЕ ЖИВОТНЫЕ НАЦЕЛИЛИСЬ ТОЧНО НА МЕНЯ. ЧТО ЖЕ МОГЛО ВЫЗВАТЬ ПОДОБНОЕ ПОВЕДЕНИЕ?
Реакция на чужака? Да притом еще общая для разных видов животных! То есть некий род лесной телепатии?..
Не стану отрицать, телепатия — вещь вполне возможная; однако я пробыл на Дереве уже несколько недель, и если для телепатического единения здешней фауны требуется столько времени… Нет, эта гипотеза не заслуживала даже самого беглого рассмотрения.
Выходит, что-то этих животных подтолкнуло?
Или кто-то?
Тамбелина?
Ну что ж, в качестве отправной точки…
И вот тут-то, под всеобщий банзай и бедлам, на меня тихо снизошло озарение.
Все разрозненные кусочки головоломки сперва медленно, очень медленно, а потом все быстрее и быстрее стали складываться в единое целое, и я наконец-то вспомнил, о чем в самом деле позабыл: это был отнюдь не парадокс с лесными шумами, а те проклятые семнадцать часов…
Я ПРОЛЕЖАЛ БЕЗ СОЗНАНИЯ ЦЕЛЫХ СЕМНАДЦАТЬ ЧАСОВ И НИ РАЗУ ДАЖЕ НЕ ВСПОМНИЛ ОБ ЭТОМ, каковой факт сам по себе представлял чрезвычайно весомый, если не главный ключ к разгадке. Однако самый очевидный заключался в простом предложении, которое я впервые удосужился сформулировать для себя: НИ ОДНО ЗАГАДОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НЕ ПОВТОРЯЛОСЬ ДВАЖДЫ.
В самом деле!
A. Я валяюсь в глубоком обмороке в течение семнадцати часов.
Б. В меня стреляют из лучевого ружья.
B. В меня стреляют из очень мощного лучевого ружья.
Г. В меня стреляют дезинтегрирующим лучом.
Д. В меня стреляют пакетом миниатюрных циркулярных пилок.
…И так далее, будь оно все проклято, и тому подобное.
Я готов был сам себя придушить, в чем воистину не было ничего удивительного, поскольку я снова при обманчивом внешнем спокойствии безумно визжал, потрясал кулаками и ужасно ругался — в душе. Тем временем напор атакующих начал заметно ослабевать, так как животные натыкались друг на друга не у самой кабины, а значительно дальше; должно быть, толщина амортизирующей прокладки составляла теперь не менее семи-восьми громоздких туш.
Но это уже не имело значения.
Ничто уже не имело никакого значения.
Ни одно происшествие не повторилось дважды, а начались они сразу после того, как я провалялся в обмороке семнадцать часов.
Птицы с пышным мехом вместо перьев.
Крошка-робот Нейв, похожий на меня, причем похожий согласно моим собственным критериям.
И тот факт, что, как я уже говорил, единственный способ узнать, каким образом малые дозы чего-бы-то-ни-было воздействуют на человека, заключается в том, чтобы воздействовать на него…
Я прекрасно знал, что листья деревьев испускают какую-то эманацию, разве не так? И я ведь знал, притом очень хорошо, для чего она предназначена и как работает, пускай даже не мог объяснить конкретный механизм ее воздействия…
Абсолютно незнакомое животное представляет собой величайшую угрозу. Оно может вас отравить; оно может иметь отвратительный вкус или же испортить вкус всего окружающего; оно может, наконец, попытаться вас сожрать.
Вопрос: станете ли вы убивать такое животное, в особенности достаточно крупное?
Ответ: скорее всего, нет, поскольку вы не знаете наверняка, сможете ли его убить, и уж в любом случае вы не вполне уверены, каким именно способом это следует делать.
А следовательно, вы попытаетесь прогнать его как можно дальше.
Однако же с точки зрения самого животного избранная вами стратегия всегда будет выглядеть как целая серия весьма серьезных атак!
Ведь когда ваше первое КЫШ не подействует, вы неизбежно обратитесь к другому способу отпугивания, а за ним к третьему, четвертому и так далее… Почему? Да потому, что так устроен ваш разум (если только можно назвать разумом то, что контролирует эту планету), и в конце концов одно из этих КЫШ возымеет-таки желанный эффект. Тем более что у вас было достаточно времени для исследования мозга опасного животного: целых семнадцать часов!
Телепатия! Конечно, без телепатии тут не обошлось, я должен был догадаться об этом давным-давно, каждый божий день созерцая плотоядные листья и порхающих над ними мохнатых летунов. И если б я не пытался, как последний кретин, выяснить истинную причину появления мини-Нейва…
Самое парадоксальное, что я наверняка разобрался бы с Деревом намного раньше, не знай я слишком хорошо, что делает телепатия с человеческими существами.
Когда телепатический посыл проникает в мозг человека, психика его, то бишь душа и разум, словно бы стирается, и до сих пор никто не знает, как ее восстановить. И хотя попыток было сделано немало, ученые до сих пор ломают голову на этой проблемой.
Однако на данной планете все не так, и я думаю, что химические субстанции, испускаемые листьями и вдыхаемые живыми существами, исполняют роль своеобразных модификаторов, воздействующих на человеческий мозг таким образом, что тот становится способным к восприятию умеренных доз телепатии без столь печальных последствий, как полная потеря личности.
Тут я осознал, что снаружи все затихло и солнечный свет свободно струится сквозь глассекс. За окнами больше не было животных, ни единого экземпляра, как я ни разглядывал близлежащую местность.
(Это странное чувство волшебной сказки…)
Их здесь никогда и не было.
(Эти странно повторяющиеся лесные шумы…)
Я сообразил, на что они похожи: на постоянно работающую кольцевую пленку с записью!
Кстати, удачная метафора: Дерево словно прокручивало передо мной пленку с записью жизни животных, которыми оно вовсе не желало рисковать…
Словом, проклятые деревья продемонстрировали мне весьма неуютный мир, полный угроз, опасностей и ужаса, и будь я сообразительным незнакомым животным, я очень быстро убрался бы отсюда.
Что ж, прекрасно!
Я как раз и был Очень Сообразительным Незнакомым Животным, более того, я намеревался уговорить Комитет проявить не меньшую сообразительность. Я решил, что шансы на успех довольно велики, ибо на данный момент человеческая раса не испытывает особого недостатка в жизненном пространстве и вполне может отказаться от одной-единственной перспективной планеты, позволив Дереву спокойно делать то, чем оно обычно занимается, когда никто не видит (хотел бы я знать, чем именно).
Я вспомнил о превосходной запеканке с прелестным привкусом лаймового пая… Ну разумеется! Загипнотизировав меня, Дерево время от времени подсовывало мне маленькие удачи с кулинарными рецептами, а я так никогда и не узнаю, какие из них реальны, а какие нет.
Оно желало напугать меня, но не убить, а посему я должен был верить в абсолютную реальность всего, что оно мне показывает, от жизни животных до Тамбелины; однако подлинно реальными были лишь те семнадцать часов, что я пролежал без чувств.
Когда избранные Деревом методы не срабатывали, оно принималось обдумывать следующий шаг, опираясь на то, что узнало обо мне в процессе семнадцатичасового исследования, и занимая меня тем временем удачными и неудачными рецептами. Но прийдя наконец к выводу, что тонких намеков я в упор не понимаю, оно решило покончить с экивоками, дабы заявить грубо и откровенно (ОБЕЗУМЕВШЕЕ СТАДО СНОСИТ ВСЕ НА СВОЕМ ПУТИ), что мне давно пора убираться отсюда.
Полагаю, Дереву было совсем не просто поставить для меня столь драматический видеоспектакль, будучи планетой всеобщего спокойствия и братского единения. И я не могу сказать, что это было сделано блестяще… Мохнатые птицы?! Робот Джералд Нейв?! С другой стороны, у планетного разума, как я думаю, доселе просто не было нужды быть особенно блестящим, так что он просто импровизировал и, подобно любому импровизатору, совершал неизбежные ошибки.
А пока планета планировала, жертва усиленно размышляла…
Правда, непозволительно медленно! Все, буквально все было прямо перед моими глазами, однако же безумная смесь кусочков головоломки все время мешала мне увидеть все безумие происходящего целиком. В особенности этот малютка Нейв, которого мои приборы проанализировали и запечатлели в мельчайших деталях…
И еще эти птицы…
Они-то меня больше всего и смущали.
Насколько я знаю, согласно всем физическим законам, плотный мех ни при каких обстоятельствах не может служить аналогом легких перьев (то же самое мне впоследствии сказали специалисты, когда я обратился к ним с этим глупым вопросом), и все же…
Эти мохнатые птицы должны существовать, потому что трутни тоже их видели!
Ну а теперь вопрос на засыпку: что, по-вашему, может загипнотизировать сверхточные датчики, аналитические приборы, компьютерный монитор, систему видеозаписи и автоматический корабль-разведчик?
И что же такое — эти деревья на Дереве?
Совсем не исключено, что они действительно разумны и даже (точно так же, как и мы, люди) гораздо разумнее, чем требуется на их родной планете.
Они вполне могут быть также гигантским парком развлечений, или системой раннего предупреждения, или побочным продуктом еще чего-нибудь, и вообще чем угодно, включая и то, что человечество даже вообразить не в состоянии… Откуда нам знать?
Я надеюсь лишь на то, что мы никогда не приблизимся к Дереву настолько, чтобы удалось это выяснить.
Галлюцинирующие приборы, как в рассказе Л. Дженифера, это уже чересчур. Герой — другое дело, это повсеместно, сплошь и рядом.
Хотя, надо сказать, подобная тема в силу своей остроты заслуживает отдельного разговора.
*********************************************************************************************