Овидий Карлович Горчаков

Ян Берзин — командарм ГРУ

Об авторе

Овидий Александрович Горчаков (1924 — 2000) — известный советский писатель. В 1930 — 1935 годах жил и учился в Нью-Йорке и Лондоне, куда его отец был направлен по дипломатической линии. В годы Великой Отечественной войны стал разведчиком, действовал в Смоленской и Брянской областях, в Белоруссии и на Северной Украине, в Польше и Германии, был резидентом советской разведки. В «Истории Великой Отечественной войны» имя Овидия Горчакова упоминается рядом с именами Зои Космодемьянской и Константина Заслонова, а в энциклопедии «Великая Отечественная война» — среди известных советских разведчиков рядом с Н. Кузнецовым, Д. Медведевым, К. Орловским. После войны учился в Институте иностранных языков и Литературном институте им. А. М. Горького, был переводчиком (синхронным) Сталина, затем Хрущева, переводил на английский язык русских и советских классиков, много лет работал главным редактором журнала «Советский Союз» на английском языке.

Автор известных книг: «Вызываем огонь на себя», по которой был создан первый советский телесериал того же названия, «\"Максим\" не выходит на связь», «Лебединая песня», «Падающий дождь», «Джон Грин — неприкасаемый», «Далеко по ту сторону фронта», «Он же капрал Вудсток», «Хранить вечно», «Американский синдром», «От Арденн до Берлина», лауреат премии Ленинского комсомола (1968 год).

ПРЕДИСЛОВИЕ.

ЯН БЕРЗИН: ПО ПРОЗВИЩУ СТАРИК

Вместе с начальником военной разведки Арвидом Зейботом Ян Берзин был организатором, заложившим основы разведывательного дела. Неслучайно Зейбот рекомендовал его в качестве своего преемника. Возглавив Разведупр, Ян Карлович вывел военную разведку на мировой уровень. При нем создается блестяще показавшая себя разведсеть, в составе которой действовали те, кого позже назовут великими нелегалами: Рихард Зорге, Лев Маневич, Анри Робинсон (Арнольд Шнеэ), Артур Адамс, Ян Черняк и другие. Она выдержала проверку на прочность при последующей чехарде начальников, после увольнений, арестов и расстрела немалого числа ее сотрудников в 1937 — 1940 годах.

Ян Берзин руководил Разведупром с 1924 по 1935 годы и вернулся туда в 1937 году очень ненадолго...

Лесной брат

Петер Янович Кюзис родился 25 ноября 1889 года на хуторе Клигене Яунпилсской волости Курляндской губернии, в семье батрака. Зимой он учился в начальной школе, летом работал пастухом. Решив учиться дальше, мальчик поступил в 1902 году в учительскую семинарию в городе Гольдингене Курляндской губернии. Позднее он вспоминал: «Это была миниатюрная тюрьма для малолетних, созданная по образу и подобию военной казармы. Муштра, побои, лицемерие, ложь. Годы, проведенные в семинарии, стали для меня школой ненависти»[1]. Осенью 1904 года в семинарии вспыхнул бунт. Учащиеся объявили забастовку, отказавшись посещать занятия и требуя убрать некоторых особо не нравившихся им преподавателей. Бунт был подавлен. А в ноябре 1905 года семинарию закрыли в связи с революционными событиями и учащихся распустили по домам. Заехав по пути в Ригу к брату и получив от него кое-какую литературу, Петер приехал в деревню к родителям. Там тоже было неспокойно. Низложив старые волостные правления, крестьяне избирали свои органы самоуправления, распорядительные комитеты. Был создан и социал-демократический кружок «Скригулис» («Цеп»), в который незамедлительно вступил и Петер. Вскоре он стал и членом партии большевиков.

Предоставленный самому себе, подросток с головой ушел в революцию. Стал милиционером, участвовал в стычках с казаками. А когда весной 1906 года партия перешла к партизанской войне, Кюзис вступил в отряд лесных братьев, действовавший в Мадленском районе. Прикрывая отход товарищей, он был ранен и попал в руки стражников. Потерявшие в бою нескольких человек стражники хотели на месте расстрелять пленного, но его спас подоспевший отряд казаков. Петер предстал перед военно-полевым судом, но из-за малолетства и в целях раскрытия всей организации казнь вновь не состоялась, и его направили в Венден для продолжения расследования. Новый процесс состоялся в июле 1907 года в Ревеле. Военный суд города приговорил Петера Кюзиса к смертной казни, но через две недели, которые он провел в камере смертников, ему объявили, что смертная казнь заменена восемью годами каторжной тюрьмы ввиду несовершеннолетия заключенного. В тюрьме (все по той же причине) он провел лишь два года. Работал в тюремной аптеке, научился разбираться в лекарствах, что потом немало пригодилось в жизни.

Может быть, другого человека суровые испытания заставили бы изменить взгляды на жизнь, но с Петером этого не произошло. Более того, общение в заключении с профессиональными революционерами только укрепило его веру. Выйдя осенью 1909 года из тюрьмы, он тут же включается в нелегальную партийную работу. Под несколькими псевдонимами, среди которых и «Павел Иванович», он занимается агитационно-пропагандистской работой в Риге. В августе 1911 года — новый арест, ссылка на поселение в Иркутскую губернию, откуда весной 1914 года он бежал, использовав чужие документы на имя Яна Карловича Берзина. С тех пор за Петером Кюзисом закрепилось это имя, хотя иногда его называли и Павлом Ивановичем Берзиным.

Во время войны, в 1915 году, Ян призван в армию и работает окопным агитатором на Северо-Западном фронте. Спасаясь от царской охранки, он в 1916 году перебирается в Петроград и устраивается на завод слесарем, продолжает революционную работу. В Октябрьские дни вместе с латышскими красными стрелками участвовал во взятии Зимнего дворца, входил в состав партийных комитетов Выборгского района и всего Петрограда. После Октября работал в ВЧК у Ф. Э. Дзержинского, участвовал в подавлении выступления эсеров в Москве, в разгроме мятежа в Ярославле. Затем работал в наркомате внутренних дел секретарем местного отдела управления делами, членом редколлегии Вестника НКВД РСФСР.

В марте 1919 года он вернулся в ставшую советской Латвию на пост товарища наркома внутренних дел. Но здесь ему пришлось поработать лишь два месяца. Уже в мае Ригу захватили интервенты. А в июле начинается служба Берзина в Красной Армии. Он назначается начальником политотдела 11-й Петроградской стрелковой дивизии, затем начальником Особого отдела ВЧК Армии Советской Латвии, которая стала позднее 15-й армией (август 1919 — ноябрь 1920 годов). С этой армией он участвовал в сражениях против войск генерала Н. Н. Юденича и в советско-польской войне. Особенно тяжелыми были бои, когда белые захватили Ямбург, Лугу, Красное Село, Гатчину, Павловск и оказались, таким образом, в непосредственной близости от Петрограда. 21 октября 15-я армия перешла в наступление и освободила захваченные противником населенные пункты. К концу декабря враг на петроградском направлении был разгромлен.

Весной армию перебросили на Западный фронт, где она воевала с 1-й польской армией в районах Лепеля, Полоцка, Свенцяны, Молодечно, а затем вышли к Варшаве, но вскоре вынуждены были отступить. Тогда Берзин выполнял задание Дзержинского по эвакуации войск из Белостока.

Незадолго до расформирования 15-й армии Железный Феликс рекомендует его на работу в Региструпр Полевого штаба РВСР (потом Разведупр, Разведотдел Штаба РККА). На прощание сотрудники политотдела преподнесли Берзину портсигар и художественно оформленное письмо, в котором выражали свое искреннее огорчение по поводу расставания со своим начальником, который успел не только зарекомендовать себя как руководитель и коммунист, но и сохранить при этом лучшие человеческие качества, что в разгар братоубийственной Гражданской войны удавалось далеко не каждому[2]. В тот период, когда Гражданская война шла к концу, в военную разведку были направлены многие коммунисты, имеющие опыт работы в разведке и контрразведке, подпольной партийной деятельности, люди, знающие языки и зарубежные страны. На них будут опираться в работе Зейбот и Берзин.

В течение года он возглавляет ключевой — агентурный отдел управления, который назывался тогда оперативным, а в декабре 1921 года становится заместителем начальника советской военной разведки. Новая работа Берзину нравится, и он с энтузиазмом берется за дело. Уже в начале 20-х годов он и сам побывал нелегально за рубежом — в Германии, Чехословакии, Польше, Англии, а впоследствии неоднократно выезжал и в эти и в другие страны.

Оценка деятельности Разведотдела была дана, например, 10 марта 1923 года начальником Штаба РККА П. П. Лебедевым и комиссаром С. С. Даниловым в приказе по Штабу № 151, где говорится о «чрезвычайно быстром развитии разведывательного дела в Красной Армии, охватывающего, в сущности говоря, весь мир, характеризующего современное состояние вооруженных сил иностранных государств, следящего за развитием военного дела за границей, учитывающего новейшие изобретения сухопутной, морской и воздушной военной техники. Многочисленные нити связывают Разведывательный Отдел Штаба РККА со всеми военными, политическими и гражданскими государственными учреждениями и войсковыми частями, пользующимися результатами трудов этого Отдела, собирающего отовсюду сведения, книги, журналы, образцы и прочие материалы. Периодическая печать почти всех стран мира проходит через горнило центральной разведывательной машины. Разведывательный Отдел зорко следит за всеми событиями и в этом смысле является оком Красной Армии, обеспечивающим ее от неожиданностей... По приказанию Главнокомандующего объявляем от его имени, а также от себя глубокую благодарность Начальнику Разведывательного Отдела тов. ЗЕЙБОТУ и всем сотрудникам Разведотдела».

При Арвиде Яновиче и Яне Карловиче работа Управления резко пошла в гору, о чем свидетельствует, в частности, и такой документ: в предисловии к одному из справочников Разведупра отмечается, что работа по составлению сборника... была задумана и начата еще в конце 1921 года при наличии сравнительно скудных материалов, позволявших рассчитывать на выполнение лишь самого сжатого и беглого обзора... Однако по мере поступления новых, значительно более обширных материалов, явилась возможность расширить рамки труда и приступить к систематическому рассмотрению воздушного флота каждой отдельной страны, а равно и ее авиапромышленности и гражданской авиации (последние две области — с военной точки зрения)... Работа... была закончена лишь в мае 1923 года, причем на протяжении всего периода работы непрерывно продолжали поступать новые материалы. Благодаря использованию богатой авиационной литературы и печати, изданной сейчас в Западной Европе и САСШ, и собственных материалов нам удалось по большинству стран дать в значительной степени полное и почти всестороннее (за исключением тактики) освещение состояния воздушного флота[3].

К этому можно добавить, что в этот период в главных европейских государствах и странах Востока появляются первые резиденты военной разведки. Одним из центров разведывательной деятельности в Европе стала Австрия. Резидентами в этой стране (под легальным прикрытием) были Ю. Я. Красный, В. Инков (Ф. Вольф), М. А. Логановский. В альпийской республике в начале 1920-х годов работали также: Я. Г. Локкер, М. Ю. Тылтынь, Б. Ф. Лаго, С. Л. Узданский и другие.

Несколько резидентур Разведотдела, нацеленных, в основном, на борьбу с белой эмиграцией, было создано в Болгарии. Сильная нелегальная организация действовала с 1921 года в Софии под руководством Христо Боева. Легальным прикрытием для резидентур военной и внешней разведки была миссия Советского Красного Креста (военный резидент Борис Николаевич Иванов, работавший под фамилией Краснославский). Особняком стоит группа Григора Чочева, созданная в Варне в 1919 году по распоряжению ЦК БКП. Ее обширные возможности использовали и болгарские коммунисты и Коминтерн, а также обе советские разведки. Сотрудником военной разведки в составе группы Чочева был, например, Жечо Гюмюшев («Шварц»).

Объединенная резидентура Разведупра Штаба РККА и ИНО ВЧК формируется в 1921 году в Германии, которая также становится центром работы разведок в Европе. Во главе этой резидентуры стояли А. К. Сташевский и Б. Б. Бортновский — опытные уже разведчики, отличившиеся в период Гражданской войны на Западном фронте. В этой стране работали: С. Г. Фирин, В. Г. Кривицкий, А. Я. Песс, В. Розе, Ф. Фишер, Б. Ф. Лаго, Я. М. Фишман. В 1922 году начинается многолетнее тайное военное сотрудничество Германии и СССР. Советская военная разведка активно участвовала в подготовке революционных событий в этой и других странах Европы (1923 — 1924 гг.).

Первые резидентуры, которые охватывали ряд городов Северной и Южной Италии, были организованы Я. М. Фишманом и Я. Я. Страуяном. Среди многочисленной агентуры, приобретенной ими как среди русских эмигрантов, так и среди итальянцев, были Н. Н. Зедлер (Герберт), работавший впоследствии в Китае; А. Сильва, позднее нелегал в Австрии и Румынии; Р. Л. Бартини, ставший известным советским авиаконструктором; Б. М. Иофан, впоследствии известный советский архитектор, построивший «Дом на набережной».

В Китае по договоренности с правительством Сунь Ятсена с 1922 года работают десятки советских военных советников, которые оказывают помощь на фронтах гражданской войны и в подготовке кадров военных специалистов. Их оформлением и отправкой занимался Разведотдел Штаба РККА. Среди них были и военные разведчики, некоторые из военных советников пришли на службу в военную разведку уже после китайской командировки.

Среди основных объектов деятельности военной разведки в этот период важнейшими были ближайшие западные соседи Советской России, в том числе и Латвия. На нелегальной работе там в начале 1920-х годов были братья Эрнст и Вильгельм Янберги (впоследствии известны как Э. К. Перкон и А. П. Лозовский). Восемь лет (1920 — 1928 гг.) проработал в Латвии Я. К. Шиман. Одним из руководителей военной разведки в этой стране был помощник начальника, затем начальник регистрационного отдела Петроградского военного округа Р. М. Кирхенштейн.

Польша стояла на первом месте в списке государств, которым военная разведка уделяла внимание еще во время Гражданской войны. Среди других успешно действовала в начале 1920-х годов нелегальная резидентура в Кракове, созданная С. А. Залесской. Ее люди были и в польской политической полиции (дефензиве). Многочисленная разведгруппа «ДАР», сформированная в основном из русских эмигрантов, действовала в Гданьске (в то время — «Вольный город Данциг»). Руководили ее работой гданьские коммунисты А. Раубе и Б. Гинце, а также бывший белогвардейский капитан И. И. Беланин. Группе удалось, в частности, добыть документы о шпионской деятельности немецкого информационного бюро по Востоку (Остинформ) против Советской России. Кроме того, «ДАР» помогал русским эмигрантам, желающим вернуться на родину. В вооруженных силах Польши действовал польский коммунист Б. Я. Овсянко. Руководили военной разведкой в Польше легальные сотрудники Разведупра Разведотдела Штаба РККА С. Л. Узданский, М. А. Логановский, М. А. Карский.

Разведкой на территории Румынии занимались резиденты военной разведки и члены революционного комитета Добруджа С. Джоров и К. Касапов. Их штаб-квартира находилась в болгарском городе Варна, поскольку они входили также в состав партийно-разведывательной группы Г. Чочева. В самой стране работали М. Я. Красовский, И. К. Парфелюк, С. Ф. Гаврилюк.

Нелегальным резидентом Региструпра Полевого штаба Разведупра Штаба РККА с 1919 года был Н. Трайчев (Давыд Давыдов), который занимался революционной деятельностью в Константинополе еще с 1908 года. Помогали резиденту присланные Центром болгарские коммунисты X. Катев и А. Деведжиев. В этот период в Турции работали также разведчики M. M. Погорелов, А. И. Готовцев, В. Я. Аболтин, Ф. П. Гайдаров. Военным атташе и резидентом в 1921 — 1923 годах был К. К. Звонарев.

Резидентом в Хельсинки был военный атташе А. А. Бобрищев, а его помощником — А. Лиллемяги (А. Я. Песс). Одну из разведгрупп резидентуры возглавлял служащий типографии, член Социал-демократической рабочей партии Р. Дроккило. Более года (1921 — 1922 гг.) проработал в Финляндии Р. Д. Венникас (И. И. Бергман), который затем занимался этой страной в качестве начальника Разведотдела штаба Петроградского военного округа.

Деятельностью военной разведки во Франции в 1921 — 1924 годах руководили Б. Н. Иванов, С. П. Урицкий, A. М. Тылтынь, которым удалось создать обширную агентурную сеть, поставлявшую информацию о военной промышленности и армии и о белой эмиграции. Им помогали М. В. Скаковская, Г. О. Зозовский, Е. К. Феррари, М. Ю. Тылтынь, а также П. М. Арман, В. Г. Ромм, Н. Я. Яблин и другие.

В Чехословакии работали по легальной линии А. Г. Ганзен, М. Ю. Тылтынь, а также разведчики-нелегалы B. А. Горвиц-Самойлов, Ш. Горишник.

Блестящие результаты работы давались тяжелым трудом не только за рубежом, но и в самом Разведупре Разведотделе Штаба РККА. Условия жизни сотрудников разведки все еще оставляли желать лучшего. 2 августа 1921 года начальник Разведупра Зейбот и начальник II отдела Разведупра Берзин докладывали комиссару Штаба РККА и члену Реввоенсовета С. С. Данилову:

«Перед Разведупром в последнее время во всей остроте встал вопрос о снабжении сотрудников, от решения которого много зависит в дальнейшей работе Разведупра. Ухудшение пайка и вздорожание продуктов привело к тому, что большинство сотрудников (особенно семейные), спустив все, что могли, на рынке за продукты, в последнее время в буквальном смысле слова голодают. Как результат систематического голодания мы уже имеем около десятка заболеваний цингой (констатировано, что от недоедания), общий упадок работоспособности учреждения и стремление сотрудников или совсем уйти из Разведупра в лучше снабжающие учреждения, или же ряд требований на краткосрочные отпуски съездить за картошкой или продуктами в деревню. Помимо этого нужно еще иметь в виду, что при плохом снабжении сотрудников, мы широко раскрываем двери неприятельскому шпионажу в Разведупре. Какие бы мы меры фильтрации сотрудников ни принимали и как бы мы ни следили за сотрудниками, среди них всегда будут нравственно более слабые и более сильные, всегда будет элемент, способный в исключительных условиях забыть свои обязанности и стать орудием противника. На коммунистическую совесть и самосознание сотрудников рассчитывать не приходится, ибо голодающему сознание определяет желудок. Если до сих пор не наблюдались случаи, когда сотрудники, загнав все, что можно, из одежды и обуви, переходят к торговле „бумажками“, то в будущем это очень возможно. Это нам гарантирует увеличивающееся число иностранных дипломатических миссий, вернее, легальных органов разведки, которые не пожалеют весьма крупных сумм для приобретения отдельных документов Разведупра. А скопировать небольшой документ или восстановить его по памяти, несмотря на все наблюдения, для человека, знакомого со всеми секретами Разведупра, — не трудно.

Все меры домашнего характера к улучшению материального положения сотрудников мною уже приняты, но ни небольшими авансами в счет жалования, ни отдельными выдачами за счет агентуры делу не помочь.

Чтобы улучшить материальное положение сотрудников, нужны более серьезные меры, выходящие за пределы моей компетенции.

Докладывая о вышеизложенном, прошу Вас обратить серьезное внимание на материальное положение сотрудников Разведупра и отпустить из ресурсов Р.В.С.Р: 1) некоторое количество продовольствия на улучшение пищи, 2) одежду и обувь на обмундирование.

Без этого Разведупр в течение 1 — 2 месяцев выдохнется, и работоспособность его будет равняться нулю»[4].

Однако начальство, как видно, на это послание не прореагировало должным образом. 23 августа 1921 года Зейбот направил помощнику комиссара Штаба РККА А. К. Илюшину рапорт сотрудников 2-го отдела Разведупра на имя Берзина:

«Все сотрудники 2-го отдела работают 8 часов в сутки, и за весь месяц им выдают 1 1/2 фунта хлеба в день (примерно 600 грамм. — В.К.) и 3 1/2 фунта воблы в месяц (примерно 1 400 грамм. — В.К.). Работать умственным трудом 8 часов при такой пище никак невозможно. Приходится голодать в буквальном смысле этого слова (если принять во внимание, что на его иждивении есть еще кто-нибудь). Если бы мы работали, как сотрудники других отделов или Управлений 6 часов в сутки, то была бы еще возможность подрабатывать на выгрузке дров или еще где-нибудь, но здесь и этой возможности нет... Мы надеемся, что вышестоящие товарищи посмотрят на дело здраво и окажут немедленную помощь»[5].

Несомненно, что все это влияло и на дисциплину. В приказе по Разведупру № 235 от 21 августа 1922 года заместитель начальника Управления Берзин констатировал:

«Мною замечено, что в последнее время дисциплина среди сотрудников в сильной степени пала.

1) Часто наблюдается оставление сотрудниками службы в рабочее время без разрешения непосредственных начальников или же освобождение начальниками сотрудников от работы без уважительных причин;

2) в рабочее время на дворе и в коридорах Управления, иногда даже в рабочих помещениях встречаются без дела толкающиеся и ведущие частные разговоры сотрудники;

3) утренние же приходы на службу бывают обыкновенно с большими опозданиями;

4) вечерние дежурства в отделах и воскресные дежурства в отделениях II-го Отдела исполняются крайне халатно;

5) во время выдачи жалованья сотрудники почти целого Отдела, не соблюдая очереди, по нескольку часов толпятся в Финотделении или в Общей канцелярии;

6) дежурные в ночное время пропускают не проживающих в Управлении сотрудников, вместе с ними частных лиц, не имеющих отношения ни к проживающим в Управлении сотрудникам, ни вообще к Управлению;

7) текущая работа, равно и специальные задания исполняются вяло и не аккуратно.

Означенные явления могут иметь место только при крайне халатном и безответственном отношении к исполнению своих обязанностей начальников Отделений, Частей, Отделов и коменданта Управления.

Такое положение в Управлении недопустимо и должно быть в ближайшее время изжито, в целях чего ПРИКАЗЫВАЮ начальникам Отделов, Частей, Отделений, Общей Канцелярии и коменданту:

1) Прекратить всякие самовольные отлучки сотрудников со службы, принимая меры административного воздействия...

3) Начальникам Отделов следить за аккуратным несением сотрудниками вечерних дежурств в отделах и воскресных в отделениях, не допуская неразрешенных уходов с дежурства...

5) Ни в коем случае в нерабочее время не допускать во двор и в помещения Управления посторонних лиц, кроме приходящих к проживающим в помещениях Управления сотрудникам. Таких приходящих пропускать каждый раз с специального разрешения проживающего сотрудника. Приходящих в неурочное время сотрудников Управления регистрировать в отдельном журнале, отмечая время прихода и ухода.

...Напоминаю, что каждый несет полную ответственность за доверенную работу. Предупреждаю, что в случае обнаружения халатностей и упущений по службе мною будут привлекаться к ответственности вплоть до предания суду не только виновные сотрудники, но и их прямые начальники. Приказ объявить под расписку начальникам Отделов, Частей и Отделений».

Интересную деталь для характеристики того времени добавляет и кампания по борьбе с взяточничеством, которая проходила по всей стране. Разведотдел Штаба РККА кампания затронула в конце 1922 — начале 1923 года. Уполномоченным по Разведотделу по борьбе с взяточничеством стал Я. К. Берзин. 29 ноября 1922 года он докладывал председателю комиссии по борьбе с взяточничеством при Штабе РККА:

«По характеру и внутренней организации Разведот Штаба РККА относится к разряду тех учреждений, где меньше всего имеет место взяточничество в какой бы то ни было форме. ...Личный состав II части, почти поголовно коммунисты с довольно большим стажем, тщательно проверен и профильтрован через ГПУ, без согласия которого никто на службу в эту часть не принимается. По характеру работы (вербовка, инструктирование и отправка за границу агентов, переписка с закордонными резидентами, проверки и оценки поступающих материалов) возможность оказания услуг и взяточничества в этой части исключена. Можно было бы предполагать взятку за проходящие через эту часть заграничные командировки, но возможность таковой здесь исключается другими условиями, а именно:

1) всякая заграничная командировка и каждая кандидатура командируемого проверяется лично Начотдела;

2) каждый завербованный для отправки на закордонную работу сотрудник предварительно проверяется в ГПУ, и отъезд может состояться только с официального согласия последней;

3) все почти без исключения командируемые, отправляясь на разведработу, рискуют своей головой, и за такое удовольствие никто взятки давать не будет.

Раньше при II части было отделение снабжения и гардероб, тогда оказание кое-каких услуг со стороны отдельных сотрудников кое-кому было мыслимо, но с весны 1922 года это отделение вместе с гардеробом ликвидировано, и секретные агенты довольствуются суммами отпускаемых прямо из кассы Разведота.

III часть комплектуется преимущественно из старых военспецов, большинство которых, конечно, работают не по идейным, а материальным побуждениям. Среди них, без сомнения, есть люди, которые ни от какой взятки бы не отказались, но все дело в том, что здесь не за что давать взятку и брать взятку... В данное время, когда у нас новый состав общей канцелярии и частично переменный состав II и III части только что освоились с работой, крайне мало оснований предполагать взяточничество со стороны того или другого сотрудника. ...В руках наших сотрудников — особенно II части — есть материалы, за которыми охотятся шпионы дружественных государств и платятся весьма крупные суммы. Поэтому совместно с ГПУ мы стремились и стремимся следить за отдельными, возбуждающими сомнения, сотрудниками. Начиная с июля текущего года мы ввели за правило не принимать никакого нового сотрудника без согласия на это ГПУ, и это правило строго сейчас осуществляется.

Как я уже указал, к 15 ноября, когда нужно было сократить личный состав отдела на 59 человек, мы произвели основательный пересмотр и чистку личного состава, и все, кто у нас был под сомнением, были сокращены. Тем не менее, ручаться за чистоту всех сотрудников отдела нельзя, и поэтому согласно пункту 11 инструкции ОСТО, а также п.п. 4 и 11 инструкции Комиссии по борьбе с взяточничеством Штаба РККАя — 1) произвожу секретный сбор сведений о сотрудниках отдела путем внутрен. осведомления, 2) в ближайшие дни произведу проверку личного состава отдела по аттестациям и оценкам каждого сотрудника в отдельности».

Далее в деле следует запись от 16 декабря 1922 года: «Материалов на Развед.Упр. в ОГПУ не имеется». В «Списке сотрудников Штаба РККА» против большинства фамилий стоит: «оснований подозревать нет» или «сведений нет». Но есть и «трудно определить» и «мало известен».

Любопытно и тогдашнее толкование слова «материалист». Против фамилии одного из начальников отделений написано: «Материалист до мозга костей. Ценит и считает материальные и шкурные интересы выше общественных. По условиям службы взяток брать не может». Этот человек проработал в Отделе, а затем Управлении еще несколько лет.

В Инструкции по борьбе со взяточничеством, которой руководствовалась комиссия, шла речь и о внутреннем осведомлении: «В части негласной борьбы все мероприятия осуществляются через особое лицо, назначаемое комиссаром (уполномоченным) под свою личную ответственность. Это лицо является помощником комиссара (уполномоченного) по этой работе. Как все способы негласной борьбы, так и сам факт существования института помощников по негласной работе должны сохраняться в безусловной тайне»[6].

«Москва, Центр, Старику»

Свое настоящее имя он, наверное, и сам забыл. По документам он теперь уже навсегда числился Яном Карловичем, называли его и партийной кличкой — Павел Иванович. Для более близких людей он был Стариком — так прозвали его за раннюю седину, которая появилась после того, как он мальчишкой попал в руки казаков и просидел две недели в камере смертников. Что интересно, в московской телефонной книге он числился и как П. И. и как Я. К. Берзин при одном и том же адресе и телефоне.

С приходом Берзина к руководству военной разведкой начался новый этап в ее развитии. Прежде всего был восстановлен статус ее центрального аппарата. Разведывательный отдел вновь стал Разведывательным управлением Штаба РККА.

Разведупру, как центральному органу военной разведки, предписывалось:

а) самостоятельная организация глубокой стратегической разведки в иностранных государствах;

б) организация в зависимости от международного положения активной разведки в тылу противника (то есть разведывательно-диверсионной деятельности);

в) ведение по мере надобности разведки в политической, экономической и дипломатической областях;

г) сбор и обработка всякого рода зарубежной литературы и издание материалов по всем видам разведки, дача заключений о возможных планах иностранных государств;

д) руководство деятельностью низовых разведывательных органов;

е) подготовка квалифицированных работников по разведке[7].

Вместе с тем все больше запросов на те или иные материалы поступало в Разведупр из центральных военных учреждений и частей Красной Армии.

В соответствии с новой ситуацией улучшалось финансовое положение военной разведки. Менялась структура ее центрального аппарата. В декабре 1925 года восстанавливается 1-й отдел (войсковой разведки), а несколько месяцев спустя создается новый — 4-й отдел (внешних сношений). И частей стало уже четыре: шифровальная, производственная, административная и финансовая. А с сентября 1926 года Разведупр стал именоваться IV Управлением Штаба РККА.

Перемены в статусе и увеличение кредитов не замедлили сказаться на деятельности военной разведки. Я. К. Берзин отмечал, что 1924 — 1925 годы характеризуются широким развертыванием работы Разведупра[8], когда основное внимание уделяется военной технике, которая вместе с воздушным и морским флотом составила 66,5 % всех заданий данных агентуре[9].

О том же говорят общие для всех стран задания по сухопутным вооруженным силам, поставленные агентурной разведке в следующем операционном году:

1) обучение, подготовка и быт армии, политико-просветительская работа, организация и тактика низших соединений различных родов войск;

2) военно-химическое дело: устройство и методы применения новейших средств химического нападения, состояние военно-химического дела;

3) в области артиллерии, мелкокалиберного оружия, бронесил, инженерного дела, электротехники и связи продолжать работу по выяснению новых конструкций и пополнять имеющиеся сведения о материальной части, состоящей на вооружении иностранных армий;

4) следить за новейшими изобретениями во всех областях военной техники и за усовершенствованиями существующей материальной части;

5) состояние военной промышленности и подготовка к промышленной мобилизации важнейших иностранных государств[10].

Управление получило наконец возможность более углубленно заняться разведкой в США и Великобритании. Первыми резидентами в этих странах стали: в США — Феликс Вольф (Инков Владимир, Раков Вернер Готтальдович), который в 1922 — 1924 годах работал в Австрии и Германии; а в Великобритании — Рудольф Мартынович Кирхенштейн, сотрудник военной разведки с 1919 года, который был начальником разведки Петроградского военного округа и Кавказской Краснознаменной армии, работал в Германии.

В целом в 1924 — 1926 годах результаты работы военной разведки были следующими:

«а) получено агентурных материалов: в 1924 — 1925 году 11 837 на 120 000 листах, в 1925 — 1926 году 16 071 на 250 000 листах; б) книг и журналов за те же годы соответственно получено: 3703 и 5600; в) в 1924 — 1925 году составлено и разослано 292 доклада различным учреждениям военного ведомства и некоторым гражданским органам, не считая большого количества мелких письменных и устных справок, а в 1925 — 1926 году было составлено и разослано 108 докладов, 288 больших справок, 637 таблиц и переводных работ, всего около 5000 страниц (около 25 печатных листов); г) выпущено из печати: в 1924 — 1925 году 63 книги, с общим количеством 429,2 печатных листов, 36 621 экз.; в 1925 — 1926 году 50 книг, с общим количеством 446,5 печатных листов, 45 666 экз. В общей сумме эти материалы и сведения уже дали возможность изучить большинство вопросов, интересующих высшие военные управления СССР»[11].

Об итогах работы Разведупра по отдельным странам в этот период можно судить по докладу начальника 3-го (информационно-статистического) отдела Александра Матвеевича Никонова на совещании работников разведки военных округов (1927). Никонов сообщал:

«ЗАПАДНЫЕ СОПРЕДЕЛЬНЫЕ СТРАНЫ. Наиболее важный противник СССР Польша изучена во всех отношениях с весьма большой детальностью и большой степенью достоверности, хотя документами не подтверждено количество дивизий, развертываемых в военное время, многие вопросы мобилизации, вооружения и т. д. Что касается других сопредельных стран, то наибольшие достижения имеются вслед за Польшей в отношении изучения Финляндии, Эстонии и Латвии. Несколько слабее и менее систематично при весьма ограниченном количестве документов освещается Румыния, условия работы в которой для нашей агентуры крайне неблагоприятны, но в отношении Румынии есть основания надеяться на улучшение работы.

ВЕЛИКИЕ ДЕРЖАВЫ. Германия, Франция, Великобритания, США и Италия, в общем, освещаются имеющимися материалами в достаточной мере для выяснения тех основных вопросов, которые интересуют Красную Армию в отношении этих стран и армий. Однако подлежат еще изучению вопросы, связанные с подготовкой всей страны к войне, мобилизации промышленности.

СТРАНЫ ВОСТОКА. По этим странам накоплен огромный материал, который лишь частично обработан и непрерывно пополняется новыми материалами. Страны Востока уже на основании имеющихся материалов могут быть освещены в достаточной мере... Необходимо освещение во всех деталях вооруженных сил Японии, которая в силу политических и иных условий до сих пор охватывалась нашим агентурным аппаратом в недостаточной мере, но которая представляет огромный интеpec как страна, имеющая первоклассные сухопутные, морские и воздушные силы».

На основании изложенного Никонов делал вывод, что «Управление располагает достаточными данными для того, чтобы поставить на должную высоту дело изучения иностранных армий в войсковых частях и штабах РККА...»[12]

Задания по военно-технической разведке давались во многом на основании плановых заявок других управлений военного ведомства. При этом некоторые начальники пытались возложить на Разведупр собственную работу. Конфликт с Военно-техническим управлением по такому случаю разгорелся в начале 1925 года. Свою точку зрения на это происшествие Берзин и Никонов изложили в рапорте на имя заместителя председателя РВС СССР И. С. Уншлихта:

«В своем докладе Начальник В.Т.У. указывает, что „при настоящей постановке заграничной разведки Красная Армия рискует оказаться в случае новой войны перед неожиданными техническими сюрпризами“. С таким положением Разведупр не вполне согласен, т. к. все важнейшие достижения в области военной техники уже освещены в большей или меньшей степени. Задания же Техкома относятся к тем техническим средствам, которые не имеют решающего влияния на исход боевых столкновений, как например: типы ручных лопат, буравов и т. п. Ввиду этого было бы нецелесообразно загромождать агентуру Разведупра подобными заданиями, тем более что эти вопросы в достаточной мере освещаются в официальной и неофициальной литературе. Правильная и систематическая обработка последней даст богатый материал для творческой работы Технического Комитета».

Военную разведку поддержали заместитель председателя РВС СССР И. С. Уншлихт и помощник начальника Штаба РККА Б. М. Шапошников, которые в свое время работали в военной разведке, а потом по роду службы внимательно отслеживали ее деятельность[13]. Осознание высшим военным руководством необходимости этого вида разведки было подтверждено выделением IV Управлению в 1930 году дополнительных кредитов на ее ведение. Кроме того, заинтересованные учреждения должны были выделять деньги военной разведке на приобретение конкретных технических материалов и образцов.

Как уже было сказано, в этот период в Центре, в округах и за рубежом действовали выдающиеся разведчики. Имена многих из этих людей сейчас известны, но ктото, возможно, останется неизвестным навсегда. Не только из соображений конспирации, но и в результате репрессий, когда были уничтожены руководители нелегальных организаций — единственные, кто знал своих помощников. Именно тогда на некоторых материалах военной разведки появились надписи «документ поступил неизвестно когда и от кого».

Назовем только некоторых из тех, кто работал в те годы в советской разведке: Рихард Зорге (1929 — 1941); Рудольф Мартынович Кирхенштейн (1919 — 1937); Борис Николаевич Иванов (1920 — 1928); Христофор Интович Салнынь (1920 — 1937); Ян Петрович Черняк (1930 — 1946); Арнольд Шнеэ (1923 — 1942); Стефан Иосифович Мрочковский (1927 — 1941); Ян-Альфред Матисович и Мария Юрьевна Тылтынь (1921 — 1936); Карл Юрьевич Янель (1921 — 1926); Иван Винаров (1930 — 1933); Федор Павлович Гайдаров (1933 — 1937); Никола Попов (1927 — 1945); Христо Боев (1921 — 1939); Григорий Осипович Осовский (Зозовский) (1920 — 1937); Павел Дементьевич Свириденко (1928 — 1937); Аделаида Михайловна Ураванцева(1928 — 1937); Андрей Иванович Эмильев (1930 — 1935); Залман Вульфович Литвин (1934 — 1946); в Великобритании — Михаил Яковлевич Вайнберг (1932 — 1937); в Германии — Константин Михайлович Басов (1927 — 1930); Оскар Ансович Стигга (1930 — 1936); Иодловский Александр Максимилианович (1933 — 1935); в Польше — Рудольф Гернштадт (1933 — 1939); в США — Артур Александрович Адамс (1934 — 1946); Арнольд Адамович Икал (1932 — 1937); Давид Александрович Угер (1930 — 1933); в Иране и Афганистане — Александр Иванович Бенедиктов (19301937); в Италии — Лев Ефимович Маневич (1930 — 1932); в Китае — Колосов Павел Иосифович (1930 — 1934); в Турции — Геккер Анатолий Ильич (1929 — 1933); в Турции и Болгарии — Стойнов Гиню Георгиев (1930 — 1935); в Финляндии — Иванов Петр Иванович (1933 — 1937); в Эстонии — Мазалов Алексей Антонович (1931 — 1934); в Японии — Иван Александрович Ринк (1932 — 1937); Аркадий Борисович Асков (1933 — 1937); Иван Петрович Сапегин (1931 — 1937); и многие, многие другие. Один только перечень известных сегодня разведчиков мог бы занять несколько страниц.

Разведывательное управление Штаба РККА курировало и использовало в своих целях военное сотрудничество с зарубежными странами. Наиболее широким и плодотворным было взаимодействие с веймарской Германией, которое началось еще в 1922 году и завершилось одиннадцать лет спустя по инициативе немецкой стороны, после прихода Гитлера к власти. Поскольку вся эта деятельность держалась в тайне, то военные заказы для Германии оформлялись через специально созданные в СССР акционерные общества «Берсоль» и «Метахим». На территории Советского Союза совместными усилиями созданы объекты «Томка» (военно-химический полигон на станции Причернавская), «Липецк» (подготовка летного состава немецких ВВС и опытно-исследовательская работа), «Кама» (танковая школа в Казани). Это был период, когда в РККА служили немецкие инструкторы, командиры Красной Армии проходили курс обучения в военно-учебных заведениях Германии, а разведслужбы двух стран обменивались информацией. В СССР всеми аспектами сотрудничества с Германией ведали начальники Разведотдела Разведупра Штаба РККА А. Я. Зейбот и Я. К. Берзин и начальник 8-го (немецкого) отделения КРО ОГПУ О. О. Штейнбрюк[14].

Некоторое время происходил обмен информацией, касающейся Польши, с литовскими военными. В октябре 1926 года Я. К. Берзин докладывал наркому по военным и морским делам Ворошилову, что помогать Литве нужно, но при этом надо иметь свободные руки, не связывая себя слишком большими обязательствами перед ней. «Обмен с Литовским Генштабом разведывательными материалами о Польше, — писал начальник разведки, — мы ведем уже и предполагаем вести в дальнейшем. Подобный обмен полезен со всех точек зрения и никаких обязательств на нас не налагает». Нарком согласился и наложил резолюцию: «В общем точка зрения верна»[15].

Ян Карлович курировал научно-исследовательскую работу Разведупра «Будущая война» и был одним из авторов научного труда с тем же названием, в котором на основании данных разведки говорится и о «войне моторов», и о том, что война начнется без формального ее объявления. Кроме того, вместе с А. М. Никоновым под псевдонимами они написали открытую книгу о будущей войне против СССР, где отметили, что «действительная продолжительность будущей антисоветской войны, вероятнее всего, будет где-то между вышеуказанной теоретически минимальной и максимальной продолжительностью», то есть в лучшем случае две летних кампании, в худшем 3,5 — 4 года. В общем, «будущая война на западных границах СССР не может быть закончена в течение месяцев, не может быть закончена одними лишь военными методами. Исход будущей антисоветской войны определится сочетанием военного, экономического и политического факторов», война потребует от пролетариата и всех трудящихся масс СССР колоссального напряжения сил, героизма военного и трудового, чтобы отстоять республику Советов[16].

В начале 1930-х годов Берзин участвовал в свернутой позднее работе по подготовке партизанских кадров и специальной боевой партизанской техники, в строительстве укрепленных районов, в закладке продовольствия и оборудования для будущих партизанских баз. Курировал работу партизанских (читай: диверсионных) школ.

Столь массовое и по виду стихийное партизанское движение в годы Великой Отечественной войны готовилось еще в конце 1920-х годов. После Гражданской войны, когда обобщался ее опыт, в том числе и опыт партизанского движения, Берзин лично занимался вопросами организации и обеспечения партизанских операций, подбирал кадры. Учитывался и опыт отрядов активной разведки, которые действовали в первой половине 1920-х годов на территории Польши и Румынии.

В случае нападения на СССР можно было в короткий срок создать целые партизанские армии. Партизанские подразделения участвовали в окружных учениях 1929 — 1932 годов. Эта работа затормозилась в 1935 году, а спустя два года была названа подготовкой к государственному перевороту и ликвидирована. В 1941 году опыт Берзина и его товарищей пришлось применять в спешном порядке, в условиях наступления немцев.

«Каким он запомнился мне? — вспоминал адмирал в отставке Л. К. Бекренев. — Крепко сложенный, седая голова, поэтому и звали его „Стариком“, коротко подстриженные волосы, серо-голубые глаза, улыбка открытая, обаятельная. Я, например, не слышал, чтобы он хохотал, громко смеялся, а вот когда ему что-то нравилось или был в приподнятом настроении, то обязательно улыбался. Но был строгим, требовательным начальником. В то же время трепетно ценил людей, прямо-таки по-отечески относился к работникам управления. Заботился о семьях: отправит кого-нибудь за рубеж, и сам, не перепоручая заместителям, постоянно справляется, как там, в семье, не нужна ли какая помощь». И продолжал: «Наши разведывательные организации, созданные под руководством Берзина, совершили подвиг, раскрыв замыслы фашистов против Советского Союза. Такой пример: основные положения плана агрессии, утвержденного Гитлером в декабре 1940 года, уже через 11 дней были известны советской военной разведке. После были вскрыты тактические мероприятия по подготовке Германии к нападению на СССР, а также ее сателлитов, позиция Японии по поводу участия в этой войне. Да, Берзина уже не было в живых, но жило его дело, продолжали сражаться на невидимом фронте его ученики, работала отлаженная и запущенная им машина»[17]. Можем добавить, что за последние годы стало известно и многое другое.

Высокую оценку своему начальнику дает и разведчица М. И. Полякова:

«Работая в оперативном аппарате управления с 1937 по 1946 год,... я по-настоящему поняла, кем был Берзин для нашей военной разведки. Все многочисленные дела, которые прошли через мои руки за эти годы, свидетельствуют, как он кирпичик к кирпичику создавал ее организации. Ведь хорошую агентурную сеть быстро создать нельзя, для этого требуются иногда годы... Берзин сам подбирал и готовил кадры, способные выполнять его замыслы. Дела резидентур, созданных до 1937 года, как правило, несут следы его пристального внимания к их жизни и работе. Организации под руководством Рихарда Зорге, Шандора Радо, Ильзы Штебе и ряд других являются классическими в истории разведок...

Изучая дела тех лет, я поняла, какие глубокие планы он разрабатывал, сколько интересных комбинаций придумывал и как строго следил за их осуществлением. Я поняла также, как трудно ему было работать, особенно в последние годы, как мало средств выделяли ему на наше дело и как мало интересовались нашей работой наверху. И, наконец, деятельность военной разведки во время войны показала, что стабильно работали ее фундаментальные организации, созданные под руководством Берзина. Некоторые из них продержались всю войну и добывали ценную информацию»[18].

Однако в работе военной разведки были и недостатки, которые отозвались серией громких провалов и закончились проверкой работы Разведупра комиссией ЦК. Как это бывает, к реальным недочетам были приписаны и выдуманные, а некоторые реальные — раздуты. И в итоге в 1934 — 1936 годах в Разведупр для исправления положения была направлена группа чекистов (главным образом из ИНО) во главе с А. X. Артузовым. 25 декабря 1934 года Берзин был назначен на должность начальника Разведупра РККА в связи с переходом центральных управлений HКО СССР на новую организационную структуру, а 15 апреля следующего года он согласно его просьбе освобожден от занимаемой должности и через 5 месяцев назначен вторым заместителем по политической части командующего войсками ОКДВА (для руководства работой разведки). То есть с явным понижением в должности отправлен в почетную ссылку. Начальником Разведотдела Особой Краснознаменной Дальневосточной армии, место дислокации которой приравнивалось к военному округу, и его заместителем были старые сотрудники Яна Карловича А. Ю. Гайлис (Валин) и X. И. Салнынь. В аппарате РО и в сопредельных странах действовали знакомые ему по прежней работе Р. Зорге, И. А. Ринк, Г. И. Гилев, Н. Д. Лухманов, Н. П. Вишневецкий, X. Боев (Русев), Э. Д. Лепин, К. А. Батманов, Г. М. Цатуров и другие.

Под безоблачным небом Испании

В полночь 18 июля 1936 года радиостанция города Сеуты (Испанское Марокко) передала в эфир фразу: «над всей Испанией безоблачное небо». Это был сигнал к мятежу генерала Франко против Испанской республики. Мятеж удался только отчасти. В большинстве крупных городов вооруженные группы путчистов были сразу же разгромлены, им удалось захватить лишь несколько районов. Началась длившаяся три года тяжелая и кровопролитная гражданская война.

Германия и Италия сразу же открыто поддержали мятежников. Началась интервенция. На стороне республиканцев выступил Советский Союз, явно на словах и тайно на деле. Конечно, присутствие советского оружия и советских военных в Испании было секретом полишинеля, тем не менее конспирация упорно соблюдалась.

В октябре 1936 года в Испанию в качестве советников стали прибывать советские военные специалисты. Уже в начале октябре немецкие разведчики отправили из Мадрида в Берлин сообщение: сюда прибыл главный военный советник республики и советский генерал Гришин. Этим генералом и был Ян Карлович Берзин. Его вызвали в Москву еще весной 1936 года и, когда начался франкистский мятеж, отправили в Испанию.

Первое, чем ему пришлось заниматься — организация обороны Мадрида. Уже в начале ноября войска мятежников вышли на ближние подступы к испанской столице. 6 ноября бои шли уже на окраинах города. Военные советники торопились организовать оборону. А 8 ноября в городе появилась первая из Интернациональных бригад, организованных Коминтерном. Франкистам так и не удалось взять город.

Неоценим вклад советников специалистов Красной Армии в оборону Мадрида. Кто еще мог подсказать «милисианос», как построить в условиях миллионного города долговременную оборону со стрелковыми окопами полного профиля, с правильно расположенными орудиями и пулеметами. И разумеется, советники не только учили, но и учились, строя оборонительные рубежи на подступах к Мадриду — показывая мадридцам, как следует вгрызаться в камень, как и где возводить проволочные заграждения, как и где готовить секторы обстрела. Откуда испанцам, не воевавшим целую вечность, было знать, что на один погонный километр фронта нужно около четырех тонн колючей проволоки и около двух тысяч мин и фугасов! Требовалось немедленно переключить заводы столицы на производство всего необходимого для фронта, и в этом важнейшем деле на помощь защитникам Мадрида также приходили совьетикос[19]. Действительно, как сражаться в условиях нехватки всего необходимого, интервенции и блокады, лучше командиров Красной Армии научить не мог никто.

Из Мадрида Берзин отправился в Валенсию, город, куда из осажденного Мадрида переехала столица Испанской республики. Обстановка была сложной, а надо было разобраться в ней досконально, чтобы советы военного советника были правильными. Вот когда ему пригодились навыки работы в военной разведке! Главный советник занимался многим. Он выезжал на фронт, налаживал руководство войсками и обеспечение армии. Ну и, конечно, любимое его детище разведка, на сей раз республиканская. Испанцы, в отличие от многих предыдущих кадров Берзина, не имели опыта подпольной и конспиративной работы, их нужно было учить всему с самого начала. А еще труднее было наладить грамотное использование разведывательной информации в республиканских штабах.

В районах, занятых франкистами, развивалось партизанское движение. Диверсанты-интернационалисты взрывали мосты и поезда, устраивали засады и нападали на гарнизоны. В Валенсии была создана школа Красный партизан, где под руководством Берзина проходили подготовку диверсионные группы и отряды от 8 до 40 человек. И при каждом таком отряде тоже был советник, а фактически руководитель отряда. Отряды сочетали диверсии и разведку. Позднее испанский опыт был использован во время Великой Отечественной войны, в том числе и самими испанцами, которые оказались в Советском Союзе.

Из этих отрядов и групп был вскоре сформирован специальный 14-й армейский корпус, подчиненный Генеральному штабу. В корпусе было четыре дивизии, в каждой из них — по три-четыре бригады, или отряда, по 150 — 200 человек. Одна дивизия базировалась в Каталонии, три в центре: в Андалусии, Эстремадуре и на Центральном фронте.

Занимался Берзин в Испании, как уже говорилось, разведкой, а особенно контрразведкой. Испания была буквально наводнена резидентами и агентами франкистской, немецкой, итальянской разведок. Радио Саламанки ежедневно в 9.45 передавало для пятой колонны шифрованные указания. Совместно с республиканской разведкой и особым отделом по борьбе со шпионажем генерал Гришин ведет привычную войну разведок. В восьми километрах от Валенсии, в Рокафоре, организовывает станцию радиоперехвата.

Немало старых товарищей встретил в Испании Берзин. Военным атташе был В. Е. Горев, а его заместителем — Д. О. Львович, командиром 14-й Интернациональной бригады — К. К. Сверчевский, военными советниками — X. И. Салнынь, И. Г. Старинов, Л. К. Бекренев, А. И. Эмильев и другие.

В мае 1937 года Берзина, главного военного советника и заместителя командующего войсками ОКДВА (он попрежнему числился на этой должности), отзывают в Москву. На посту главного советника его сменил генерал Григорович — комдив Григорий Штерн. Дома его ожидало звание армейского комиссара 2-го ранга, присвоенное ему 14 июня, орден Ленина, которым он был награжден еще 3 января и новое, а точнее, старое назначение начальником Разведупра РККА. Он привез из Испании бесценный опыт и... жену, двадцатилетнюю Аврору Санчес.

Давно, еще в начале 1920-х годов, Ян Карлович женился на сестре одного из своих сотрудников Елизавете Константиновне Нарроевской. Она оставила мужа, но сын Андрей жил вместе с отцом. В 1937 году ему было лет 13 — 14. Уезжая в Испанию, Берзин оставил его в Хабаровске и теперь вызвал домой, в Москву. Вскоре к нему приехала и Аврора. Берзин встретил красавицу-испанку в Валенсии, где девушка работала в штабе. Ян Карлович был на 27 лет старше нее. Девушка приехала в Россию, как она думала, на год — посмотреть Москву, выучить русский язык. А вышло так, что осталась на всю жизнь.

Снова в разведке

В Разведупре Ян Карлович прослужил всю оставшуюся жизнь, правда, оставалось ему очень недолго. С первых же дней он поставил перед разведчиками задачу: составить перспективный план разведывательной деятельности в канун войны. Теперь, побывав в Испании, он не сомневался: война неизбежна. Основное направление работы — Германия. С первых же дней он занялся и кадрами. Надо было провести инвентаризацию — посмотреть положение старых кадров, познакомиться с новыми. Приезжающие в Москву на переподготовку нелегалы неизменно представлялись «Старику». Нагрузка была очень большой, тем более, что Артузов после своего прихода в Разведупр упразднил аналитическую службу, и теперь осмысление поступающие информации ложилось в основном на начальника. Берзин всерьез задумался о том, что разведке нужна настоящая аналитическая служба. Очень нужна. И еще многое нужно разведке.

Но ничего из задуманного он осуществить не успел. 28 ноября 1937 года Ян Берзин был арестован НКВД.

Вспоминает Аврора Санчес: «Меня взяли на машине и привезли туда, на Дзержинскую. Поднялись наверх. Там мужчина, фамилия его, если правильно мне назвали, Фриновский. Не знаю, правильно или нет... И меня все спрашивали и спрашивали. Потом я говорю: „Жив он, я буду ждать, если нет, то я хочу домой в Испанию“. А он сказал: „Нет его. Уже нет. Нету“. Мне сказали, ты свободна и можешь делать все, что хочешь. Замуж хочешь выйти, пожалуйста. А потом, когда уже кончилась война в Испании, в НКВД мне сказали: „Мы можем тебя отправить домой“. Я говорю: Сейчас я не могу ехать...»[20]

Фриновский солгал — Ян Берзин был жив до 29 июля 1938 года. Аврора осталась в СССР, еще раз вышла замуж. В конце 1939 года к ней приехали из Испании сестры. Сын Берзина, Андрей, во время войны сражался в Латышской дивизии и пал смертью храбрых.

Латышский поэт Эйжен Веверис, который сидел в Маутхаузене вместе с Л. Е. Маневичем, так передавал его рассказы о Я. К. Берзине:

«Я почти не знал его как начальника. Для меня он всегда был „Стариком“, очень близким и очень умным советчиком. Он никогда не выделял себя из рядов наших товарищей. Ни манерой разговора, ни поведением. Зато выделялся главным: умением слушать. Вникать в твои мысли и потом, только потом, дать добрый совет. „Старик“ не терпел зазнайства. Часто повторял, что наш враг умен и хитер, что он имеет огромный опыт. Победить его можно только своим умом, своим мужеством и находчивостью, глубоким анализом происходящих в мире явлений... Мне всегда казалось, что он знал о мире все. И в редкие наши встречи очень щедро делился этими знаниями»[21].

Это же могли бы сказать и другие, знавшие Я. К. Берзина, разведчики.

Кочик Валерий Яковлевич, историк.

«ЦАРЬ ИСПУГАЛСЯ, ИЗДАЛ МАНИФЕСТ...»

Октябрьским кумачом алеют леса Латвии. Слетает багряный лист в садах и тихих улочках городка Кулдига. Порывы ветра с Балтики сдувают палую листву с крыльца старинной кирхи. А на главной улице городка — необычный шум. Льются волнующие звуки «Марсельезы». В первых рядах демонстрантов ученики Прибалтийской учительской семинарии, рабочие мастерских...

Кто-то из любимчиков и доносчиков директора семинарии, грозного господина Страховича, поднимает над бурлящей колонной трехцветный стяг — знамя Российской империи. Но десятки рук, сильных и цепких, тянутся к знамени, срывают его с древка, швыряют под ноги, на булыжник, на летящие пожухлые листья.

И Петер Кюзис, первый в семинарии вожак и заводила, вздымает над колонной красный флаг революции. Он вспыхивает огнем и горит в лучах октябрьского солнца, и бодрее трубят трубачи духового оркестра.

Полиции не видно. «Фараоны» попрятались. Не видно и Страховича и его держиморд-учителей. Царский манифест от 17 октября, вырванный у самодержца всероссийского, помазанника божьего угрозой революции, поверг их в страх и уныние. Собравшись в семинарии, они сперва отмалчивались, словно набрав в рот воды, потом его превосходительство господин Страхович уговорил тучного бородача протоиерея «разъяснить» государев манифест семинаристам в актовом зале. Петер Кюзис и его товарищи освистали батюшку, раскидали хоругви и портреты царствующей фамилии, высыпали гурьбой на улицу.

Отречемся от старого мира,Отряхнем его прах с наших ног...

Петер поет вместе со всеми. Высоко над головой развевается алый флаг. Страстно бьется в груди сердце. Ветер шевелит темные с каштановым отливом волосы, пылают голубые, как озера Латвии, глаза...

Другие глаза — тоже голубые, но мутные, бегающие глаза агента охранки примечают все вокруг. Шпики и филеры неотступно следят за демонстрантами. Тэк-с! Опять эти смутьяны из семинарии! Опять этот Кюзис! Мало, выходит, ему всыпали в прошлом году за чтение и распространение крамольной литературы!..

В старинном баронском замке близ городка — штаб блюстителей порядка. Лихорадочно составляются списки «врагов царя и отечества». В замке укрылись не только жандармы и полицейские, но и Страхович со своими прихлебателями.

— Кюзис! — гневается он, в бешенстве потрясая кулаками. — Опять этот Кюзис! В самый черный список его!..

Жандармский офицер просматривает дело семинариста третьего, выпускного курса Прибалтийской учительской семинарии.

Родился 25 ноября 1889 года на хуторе Клигене Яунпилсской волости Рижского уезда... Дед, отец и мать — голь перекатная, безземельные крестьяне-латыши, холопы баронов, богатых усадьбовладельцев, батраки. Путь для таких, как этот Петер Кюзис, в гимназию, реальное училище закрыт. С превеликим трудом попал он в учительскую семинарию, готовившую учителей для начальных сельских школ. А вскоре его захватили революционные идеи. Осенью 1904 года Петер подговорил друзейсеминаристов пойти наперекор директору семинарии, выдвинул целую программу: отказ от занятий у непопулярных педагогов, удаление наиболее рьяных монархистов-учителей. Попечитель округа пришел в ужас. Он прислал в Кулдигу директора народных училищ. Тот, посоветовавшись со Страховичем, одним росчерком пера исключил из семинарии около двадцати «смутьянов», но оба они проглядели тогда юного Кюзиса. Петер, видно, уже научился конспирации и отделался лишь тем, что попал в список неблагонадежных. Идет время. Кюзис играет заметную роль в ученическом кружке, связанном с Латышской социал-демократической рабочей партией. В кружке читают запрещенную подпольную литературу вроде «Искры», собирают тайные сходки.

Жандарм продолжает читать дело семинариста Кюзиса. По донесениям агентов, весной 1905 года Петер Кюзис ездил к своим родителям на пасхальные каникулы. Родители работают батраками в Яунпилсском пасторате Лифляндской губернии. В семье — бунтарский дух. Есть подозрение, что старший брат Петера, Ян Кюзис, работающий столяром у подрядчика, является членом социал-демократического кружка из мастеровых. Полиция произвела внезапный обыск в доме Кюзисов, но ничего не обнаружила. А в троицын день в церкви были разбросаны прокламации, бунтари-богохульники прервали богослужение и в божьем храме устроили кощунственный митинг, выкрикивая: «Долой самодержавие!», «Долой помещиков!»

Так, впрочем, было почти во всей Лифляндии, Курляндии, да и в Центральной России тоже. Царский указ о призыве новобранцев и ратников в армию в связи с тяжелыми поражениями царской армии и флота на Дальнем Востоке подлил масла в огонь. Запылали помещичьи усадьбы, дворцы баронов. Начались крестьянские волнения. Царское правительство прислало казаков. Баронов срочно произвели в «почетные приставы», предоставив им полную полицейскую власть над холопами. Не участвовал ли Петер Кюзис в вооруженном ночном нападении большого отряда бунтовщиков — их было не меньше пятидесяти — на казаков под Яунпилсом?

Октябрьский ветер охапками швыряет красные листья на головы и плечи демонстрантов. Гремит над старинной Кулдигой вечно юная, никогда не стареющая «Марсельеза». Полной грудью дышит Петер Кюзис. Ему кажется, что революция уже свершилась. Ни он, ни его товарищи не могут знать, какой долгий, трудный путь лежит впереди.



* * *



В ту же зиму зажглись в Курляндской и Лифляндской губерниях, как и во многих других губерниях Российской империи, костры повстанцев.

В конце октября власти закрыли семинарию в Кулдиге. Петер Кюзис вернулся домой, в Яунпилс. По дороге заехал к брату в Ригу, взял у него сверток с подпольной литературой. Усатый, мужественный Ян был на семь лет старше Петера. Он уже несколько лет тесно связан с революционерами.

Ян подробно рассказал младшему брату о положении в социал-демократической партии, о событиях в Риге и во всем крае. Вскоре после Кровавого воскресенья в Петербурге 9 января 1905 года в Риге состоялся Кровавый четверг. 13 января на улицы вышли десятки тысяч рабочих. Они требовали свержения царя, демократических прав и свобод. У железнодорожного моста царские войска и полиция устроили массовый расстрел. Кровь сотен людей залила булыжник. Палачи убили семьдесят демонстрантов, в том числе больше тридцати членов ЛСДРП — они шли, как всегда, впереди с красными знаменами. В Риге вспыхнула всеобщая забастовка протеста, громовым эхом прокатились по всему краю экономические стачки и демонстрации. К революции потянулось обездоленное батрачество. В канун обнародования царского манифеста народ захватил власть почти повсеместно... На борьбу поднимался весь мир рабочих и рабов!

...Петера радостно встретили родители, друзья.

— А у нас свергли волостное правление! — наперебой рассказывали ему. — Видишь, всюду красные флаги. Подобно местным Советам в центральных губерниях России, здесь организовали распорядительный комитет из надежных людей, бедняков. Революция! Петер, ты нам нужен! Надо отобрать землю у баронов и помещиков!

— В Риге я видел много воинских частей, казаков, — нахмурившись, сказал Петер. — Надо быть готовыми ко всему... Царь без боя не сдастся.

— Понимаем! Для этого мы разоружили и разогнали урядников и полицейских, сколотили свою собственную народную милицию! Иди к нам милиционером! Тебя ведь не придется учить стрелять!

Петера, этого пятнадцатилетнего рослого, решительного паренька, уже знали как смелого бойца. Когда устроили ночную засаду на казаков в лесу, он действовал отважно, хладнокровно. Нагнали тогда страху на казаков, а ведь в отряде дружинников было всего шестнадцать бойцов, вооруженных дробовиками и револьверами, собранными с бору по сосенке.

Петер Кюзис уже тогда понял, как важна перед боем разведка, как необходимо наперед знать намерения врага и его силы. Ведь это помещичья прислуга, ненавидевшая своих хозяев-угнетателей, сообщила дружинникам о карательном рейде казачьего отряда. А он, Петер, разработал соответствующий план действий. Это была первая в жизни Кюзиса разведка...

Петер Кюзис вступил и в милицию, и в партийный кружок «Скригулис». Уже тогда он понимал, что если боевая дружина может дать ему винтовку, то только партия снабдит его верным прицелом.

— Долой царя! Свободу народу! — факелами вспыхивали над возбужденной толпой бедняков страстные слова.

Как-то ночью небольшой отряд милиции совершил дерзкий налет на баронский замок — оплот контрреволюции, но был вынужден отступить — казаки. Видимо, нападения ожидали и встретили милицию губительным огнем. Это было новым уроком для Петера Кюзиса. О враге надо знать как можно больше, но враг о тебе должен знать как можно меньше...

Если семинарист Петер Кюзис был по успеваемости одним из лучших учеников, то дружинник, милиционер, боевик Петер Кюзис был душой своего отряда. Смолоду отличала его способность учиться на ошибках, анализировать оплаченный кровью опыт. А опыт этот он черпал из самого активного участия в народной борьбе против самодержавия.

На всю жизнь врезался в память Петера Кюзиса тот январский день 1906 года. 12 января в его родной Яунпилс ворвался карательный отряд. Командовал отрядом известный палач ротмистр Незнамов. Полилась народная кровь. Повальные обыски, аресты, экзекуции... По черным спискам, составленным «почетными приставами» — баронами и охранкой, каратели выжигали целые хутора.

Ускоренным курсом проходил Петер Кюзис науку классовой ненависти. Ему самому едва удалось ускакать в лес. Спаслись и некоторые дружинники-милиционеры. Они стали партизанами, или, как их называли в Латвии, «лесными братьями». Действовали отряды под руководством социал-демократов.

В заснеженном, суровом лесу пришлось пройти Петеру Кюзису курс стойкости, выносливости, вдержки. Рано вдохнул он горький запах партизанского костра, узнал холод и голод. После очередного налета на помещичью усадьбу или жандармский участок зарывались в снег, путали следы, ночевали в сенных сараях, в баньке лесного хутора. «Лесные братья»... Да, партизанская жизнь в лесу учила братству, взаимной выручке... Петер Кюзис твердо усвоил, что партизан, разведчик может побеждать лишь при широкой народной поддержке, при помощи братьев по классу. На стороне революции стояла передовая часть народа: рабочие Риги, бедняки, середняки...

Поздним вечером за оконцем, освещенным изнутри огоньком лучины, заскрипел снег, кто-то тихо постучал в дверь.

Старый Ян переглянулся с женой. Та медленно поднялась со скамейки, прижала руки к груди и прошептала еле слышно:

— Это Петерис!

Сердце матери не ошиблось. Вместе с облаком пара в натопленную избу вошел Петер. Он повзрослел, вытянулся, суровое лицо почернело. За плечом — винтовка. Молча обнял он мать и отца. Только теперь дала мать волю слезам. Сестры — Паулина и Кристина — прятали за улыбками слезы.

...Драгуны ворвались в полночь. Их явно подослал предатель — выследил, донес. Солдаты — от них разило перегаром — перерыли весь дом в поисках оружия, но винтовку с патронами не нашли: Петер надежно упрятал трехлинейку в печь.

— Где оружие? — рычали каратели. — У, волчонок, бандитское отродье!..

Они избивали подростка, повалив, пинали сапогами, а он, стиснув зубы, молчал, думал о неизвестном предателе, и все внутри у него горело от обиды, злости и жажды мщения.

И этот горький урок пригодился в жизни Кюзису.

Едва дав Петеру одеться, драгуны связали его, бросили в сани, увезли в морозную темную ночь. Взвизгнув, заскрипели массивные ворота баронского замка. Повели его, само собой, не в гости к барону — швырнули в подвал, на ледяной каменный пол. Этот подвал был первой тюрьмой юного революционера. В темных углах под низкими сводами копошились, стонали какие-то люди. Здесь томились арестованные карателями бунтовщики — бывшие милиционеры, агитаторы, члены Распорядительного комитета.

Не успел Петер забыться тяжелым сном, как с лязгом громыхнула, разбудив его, железная дверь, и кто-то проорал:

— Петер Кюзис! Выходи!

Еще не рассвело. В радужном венце мерзла полная луна над зубчатой черной стеной замка.

Петер думал, что его ведут на допрос. А это был суд. Вернее, расправа.

— В милиции состоял? — устало зевая, спросил усатый драгунский офицер с серебряными аксельбантами.

Вся волость знала, что он был милиционером. Отрицать это было бессмысленно. С врагом надо хитрить. Да, состоял. Но ни слова не сказал Петер Кюзис об участии в засадах на казаков, о бое с отрядом Незнамова, о «лесных братьях». Офицер бесновался, стучал по столу. Кюзис разводил руками:

— Мне сказали: охраняй, я и охранял. А в других делах не участвовал...

И это тоже было уроком на будущее. Уроком тактики в обращении с врагом.

Как только рассвело, в мощенный брусчаткой двор баронского замка вывели семнадцать арестованных. Их выстроили вдоль высокой каменной стены с бойницами. Напротив встало отделение драгун. Щелкнули затворы винтовок. У Петера словно оборвалось в груди сердце: расстрел!

И расстрел действительно состоялся: на глазах пятнадцати арестованных повстанцев расстреляли двоих товарищей. Смерть они приняли мужественно. Их знала и почитала вся волость. Их называли большевиками.

Петер думал, что вслед за ними попарно расстреляют и остальных осужденных, и он готов был так же смело встретить смерть, как встретили ее большевики. Но остальных подвергли телесному наказанию — каждому бунтовщику всыпали по пятьдесят шомполов. Пороли так, как встарь пороли крепостных баронских холопов.

Шомпола со свистом рассекали воздух. Казалось, шомпола раскалены докрасна, так обжигали они голую спину. Петер сцепил зубы, досчитал до тридцати и потерял сознание. Избитого, окровавленного, полуголого, бросили его в снег.

Очнулся он в домике незнакомого батрака, лежал в короткой, тесной кровати на животе и не мог повернуться. Дикая боль резала, обжигала спину. Он снова сцепил зубы. Подошла какая-то немолодая женщина, с участием и лаской взглянула на него, нежными руками, словно сестра милосердия, стала мазать израненную спину каким-то холодным жиром. Все это надо запомнить: и звериную жестокость палачей, и бесконечную доброту этой женщины. С трудом разлепил он запекшиеся губы:

— А что с товарищами?

— Слуги и батраки унесли всех по своим домам, — ответила женщина. — Боже мой! Что эти гады сделали с тобой, сыночек! Лежи тихо, я тебе и зельечко из трав сготовлю...

Недели две провалялся Петер в чужой халупе, где ухаживали за ним, как за родным сыном. Многое передумал он за эти две недели. Нет, никогда он не сложит оружия, будет бороться до конца. Этой клятве он остался верен до последних дней жизни.

СНОВА С «ЛЕСНЫМИ БРАТЬЯМИ»

Вскоре после выздоровления Петер вернулся к «лесным братьям». Было это ранней весной, перед распутицей. Он привез в отряд директиву партии о расширении партизанской войны, об укреплении связей с РСДРП. В страхе трепетали перед «лесными призраками» урядники и жандармы. Бароны и пасторы переводили за границу свои капиталы, уезжали сами. Вновь и вновь просили карательные войска из Риги и Петербурга.

Вскоре партизаны провели несколько крупных боевых операций. Одна из них — разгром волостной управы в Яунпилсе. Расстреляли предателя-писаря, выдававшего повстанцев палачам, ротмистра Незнамова, прихватили с собой очень нужные паспортные бланки. Потом спалили корчму и казенную винную лавку в имении Берзмуйжа, экспроприировав все наличные капиталы их хозяев.

По заданию «лесных братьев» Петер тайно ездил к брату в Ригу. Брат работал от зари до зари на пивоваренном заводе Кунцендорфа. Братья установили тесную связь с рижскими боевиками, с партийной организацией Малиенского сельского района. В конспиративной квартире на Ромаковской улице боевики разрабатывали планы своих действий. В их осуществлении принимал участие и Петер Кюзис.

...Случилось это в мае. Казаки-пластуны шли густой цепью, прочесывая лес. Малочисленный отряд «лесных братьев» откатывался, не принимая боя, — боеприпасы были на исходе.

Кюзису поручили прикрывать отряд — трудное, смертельно опасное дело. Командир знал: Петер выполнит приказ любой ценой.

Лежа с винтовкой за толстым замшелым пнем на пригорке, Петер оглянулся через плечо: большая часть отряда уже переправилась на тот берег Огре. Все решали какие-то минуты...

В густом ельнике впереди мелькнула казачья фуражка. Одна, вторая... Неотвратимо надвигается казачья цепь, ведя вслепую ураганный огонь. Петер берет наступающих в прорезь прицела. Спотыкаясь, падает один, опрокидывается навзничь другой... Выстрелив еще раза три по залегшим пластунам (надо экономить патроны!), Петер сменил позицию, а потом стал отползать к реке.

У Кюзиса оставалась лишь одна обойма, всего пять патронов. Он передернул затвор винтовки, но в левое плечо вдруг с бешеной силой ударило что-то одновременно тупое и острое, горячее и холодное, так что разом онемела вся рука. Вторая пуля насквозь прошила ногу. Этот удар был послабее, но встревожил больше первого — для партизана ранение в ногу всегда опаснее...

Стрелять он уже не мог. Тогда, напрягая все силы, с трудом действуя ранеными рукой и ногой, он поднялся и метнулся неловко, как подбитая дробью дикая утка, вниз к реке.

Со всего маху шлепнулся в холодную воду. Вода немного взбодрила его, прояснила сознание, и он поплыл к противоположному лесистому берегу, изо всех сил загребая здоровой правой рукой, волоча в воде будто парализованную ногу. Сгоряча он не чувствовал еще особой боли, но его страшила странная немота почти половины тела.

До чего же широка эта Огре! Летом ее воробей вброд перейдет, а сейчас залила она окрестные луга...

Казаки выскочили на берег Огре как раз в ту минуту, когда он выбирался на другой, спасительный берег. Раненая нога подламывалась под ним, тянула обратно в цепкие, ледяные объятия реки. Сзади раздалось сразу несколько выстрелов. Коротко взвыли пули над рекой. Но Петер не слышал этого. Перед его глазами вдруг все вспыхнуло нестерпимой яркости алым огнем, и наступил беспросветный мрак.

...Семеро «лесных братьев» лежали мокрые, окровавленные у берега лесной реки. Отряд ушел в глубь леса, а они остались. Четверо были убиты в перестрелке. Двоих, тяжелораненых, пристрелил сотник. А седьмой...

Один из стражников обыскал Петера, нашел какие-то документы, конверт с рижским адресом. Ого! Это, видно, не простой бандит, хоть и молод!

— Господин сотник! — неуверенно проговорил стражник. — У этого бандита, знать, связь с Ригой была. Вот документы!..

— Добре! — порешил сотник, крутя ус. — В лазарет его! А там допросят, выяснят его связи с Ригой!..

Кинули с мертвецами в фурманку. Повезли.

...Жандармское отделение в Вендене. Лазарет, запах карболки, Сердобольный пожилой фельдшер осмотрел его раны и тихо сказал:

— Ну, парень, жить тебе сто лет, не иначе! Как есть, завороженный ты от пуль. Первые две раны — в плечо и ногу — зарастут как на собаке. А третья рана... То ли на излете была пуля, то ли рикошетом угодила, только застряла она в черепе, не повредив мозга. Это, ей-богу, просто чудо!

— Операция будет? — шепотом спросил обессилевший Петер.

— Зачем операция? — удивился фельдшер, разглаживая усы. — Во-первых, от добра добра не ищут, а во-вторых, тебе все одно крышка. Таких, как ты, не милуют!..

И верно. Вылечили. Допрашивали о «лесных братьях», о связях с Ригой — он молчал. Судили снова военнополевым судом. Было это в Ревеле, уже в 1907 году. На этот раз все было чин чином: «Встать, суд идет!» — и портрет батюшки царя в полковничьем мундире во весь рост за спинами господ судей, прокурор, защитник...

— Приговорить к смертной казни!..

Оловянный взгляд невозмутимого императора, напыщенные породистые лица судей-офицеров. Суд скорый и неправый: до совершеннолетия суд не имеет права отнимать жизнь у подданного империи! Закон есть закон...

Снова — инсценировка суда:

— ...а посему приговаривается по статье 102, часть 2, и статье 279 XXII Книги свода законов к тюремному заключению...

В делах царского департамента полиции сохранились тюремные фотографии семнадцатилетнего революционера. Анфас и вполоборота, в рост, у тюремной двери. В глазах, в лице, во всем облике — дерзкий вызов, несгибаемая воля, жгучее презрение к царским опричникам. В другом деле — фотография арестанта Яна Кюзиса, брата Петера. Тот же пылающий, бесстрашный взор, та же ненависть к царской опричнине. Одну дорогу выбрали в жизни братья, и с этой дороги не заставили их свернуть никакие вихри враждебные, никакие темные силы...

...Годы тюрьмы не пропали даром. Встречи и беседы в острогах с «политическими», со старыми, закаленными, знающими большевиками, труды Ленина, партийная и общеобразовательная литература, проникавшие сквозь толстые стены в казематы и застенки царизма, Маркс и Гегель, Пушкин и Толстой, горячие споры, знакомство с участниками вооруженных восстаний в Петербурге, Москве и других городах, живой, творческий обмен опытом. Большевики превратили государеву тюрьму в партийную школу за решеткой, в лагерь боевой подготовки к новым, еще более жарким классовым сражениям.

Уже после того, как Латвия стала советской, чудом уцелевшие архивы этого края рассказали захватывающую историю слежки охранки за братьями и сестрами Кюзис — четырьмя пролетариями-революционерами. Петер и Ян, Паулина и Кристина — все они находились под негласным надзором департамента полиции. В секретных донесениях полицейских агентов то и дело мелькают имена Яна, Кристины и Паулины. По донесениям шпиков, все они сеяли смуту и крамолу, распространяя в Риге нелегальную литературу. В феврале 1908 года полиция арестовала Яна на революционной рабочей сходке. Вскоре в Риге состоялся судебный процесс сорока четырех «смутьянов». Ян получил четыре года тюрьмы.

В 1909 году, напутствуя освобожденного политического арестанта Петера Кюзиса, начальник тюрьмы сказал:

— Надеюсь, тюрьма послужила тебе хорошим уроком!

Зря надеялся господин начальник тюрьмы. В сохранившихся донесениях полицейских ищеек Риги за 1911 год встречаются такие рапорты:

«9 апреля, в субботу, с 10 часов вечера в лесу за городом (за Александровскими воротами) наблюдалось собрание социал-демократической фракции. Затем перешли к выборам в центр фракции. Назначены следующие кандидаты: ...Петер Кюзис».

«Массовка IV района состоялась в лесу по Санкт-Петербургскому шоссе, в верстах II за городом в ночь на II июля. Присутствовало 107 человек. В числе пропагандистов Петер Кюзис».

Полиция дала лестную характеристику юному трибуну: «Петер Кюзис — один из известнейших деятелей социал-демократии».

Словно в подтверждение этой оценки врага, летом 1911 года IV район Риги единогласно избирает Кюзиса своим делегатом на съезд социал-демократической партии Латышского края.

Петер действовал тогда под разными конспиративными именами: Малениетис (Далекий), Скуя (Хвоя), Саша и Павел. К последнему псевдониму ему было суждено вернуться.

В августе 1911 года Петера Кюзиса вторично арестовали и предали суду.

Декабрь 1911 года. Снова бьющая на устрашительный эффект бутафория судилища.. Позолота на массивной дубовой мебели, все тот же портрет Николая II, двуглавый орел и обнаженные сабли солдат-стражников. На этот раз Петера Кюзиса, уже вполне совершеннолетнего, судили за принадлежность к социал-демократической партии.

— По статье 102, часть первая...

Его приговорили к долгой ссылке в Восточную Сибирь и отправили по этапу за Урал, в далекую Иркутскую губернию. Ему было тогда немногим более двадцати лет... Спустя много лет, вспоминая свою революционную юность, он писал:

«Хочу лишь отметить, что сознательных социал-демократов в наших сельских организациях в то время было очень мало. Большинство было просто из революционно настроенных крестьян, прочитавших несколько воззваний и пару брошюрок, которые, движимые одним недовольством, ставили своей задачей свержение ненавистного им царизма и ига помещиков-баронов. Было много революционного романтизма, но мало сознательности. Но, несмотря на это, люди боролись очень стойко и честно клали свои головы за революцию. Лично я жил тогда в экстазе революционного романтизма и за изучение теории взялся лишь в тюрьме».

Это писал уже умудренный жизнью, способный к трезвому научному анализу военачальник Рабоче-крестьянской Красной Армии. Но революционным романтиком он остался до конца...

«НАС ВОДИЛА МОЛОДОСТЬ В САБЕЛЬНЫЙ ПОХОД...»

Жизнь настоящего большевика, каким был Петер Кюзис, всегда нерасторжимо связана с жизнью и борьбой партии. А с февраля 1917 года судьба Петера Кюзиса связана в один узел с революционной судьбой не только Латвии, но и всей страны.

На вопрос в одной из первых советских анкет об участии в октябрьском перевороте Петер Кюзис ответил с предельной скромностью: «В Петрограде исполнял разные поручения ЦК».

Что стоит за этими словами? Именно на таких бойцов революции опирался, готовя вооруженное восстание, Ленин. Именно таких людей подбирал, готовясь к штурму Зимнего, Антонов-Овсеенко. Пути в революцию этих двух большевиков — одного из непосредственных руководителей исторического штурма — Владимира Александровича Антонова-Овсеенко и одного из убежденных его сподвижников Петера Кюзиса — во многом похожи. Первый был лишь на шесть лет старше второго. Антонов-Овсеенко еще в военном училище, на два года раньше Кюзиса, установил связь с большевиками. Тоже был боевиком, держал связь с большевистской организацией в Варшаве. Тоже был арестован за участие в военном восстании — в Севастополе. В 1906 году, как и Петер Кюзис, был приговорен к смертной казни, замененной двадцатью годами каторги. Тоже бежал. И вот он в яростном потоке солдат и матросов врывается на Дворцовую площадь 25 октября 1917-го...

В ЦК РСДРП знали: Петер Янович Кюзис, партийная кличка Папус, в ссылке достал подложные документы на имя Яна Карловича Берзина и совершил весной 1914 года, перед империалистической войной, побег из Сибири[22].

Он пробрался на родину, повидался в Яунпилсе с близкими. Отец не дождался его — умер в шестьдесят лет, мать хворала. В Риге, будучи на нелегальном положении, Петер сразу активно включился в партийную работу.

Кюзису-Берзину помогли устроиться на работу — учеником слесаря. Он гордился званием пролетария — хозяина будущего. Но главным делом оставалась партийная работа. Пропагандист Папус становится все более заметной фигурой на нелегальных массовках и митингах, во время стачек и на рабочих собраниях.

Когда началась мировая война, он скрывается от мобилизации, по заданию партии ведет агитационную работу в войсках на Двинском участке Северо-Западного фронта, распространяет «Окопную правду», призывает солдат повернуть штыки против царя.

В военных условиях дьявольски тяжело было вести партийную работу. Почти все рабочее население Латышского края эвакуировалось на восток. Много времени уходило на восстановление прерванных партийных связей.

Охранка шла по пятам, перед глазами вновь вставал призрак знакомой ему каторжной тюрьмы. Пришлось бежать сначала в Псков, оттуда в Петроград, где все уже бурлило.

Слесарь Ян Берзин стал членом партийного комитета в Выборгском районе, вновь бастовал, дрался с казаками, деятельно участвовал в Февральской революции. Сразу после нее уехал в Ригу, получил задание руководить латышской партийной типографией, стал членом редакции газеты «Пролетариат Циня», выполнял ответственные поручения... И вот Октябрь. Это была величайшая в истории победа, но большевик Ян Берзин отлично понимал, что революция на этом не кончится. И он не ошибся, хотя вряд ли представлял, каких жертв будет стоить защита завоеваний Октября, какого непрестанного, титанического труда и какой неизбывной энергии потребует лично от него революция.

На открывшемся 7 ноября Втором Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов было образовано рабоче-крестьянское Советское правительство во главе с В. И. Лениным; вскоре Ян Берзин был направлен на работу в аппарат нового правительства. Слесарь стал начальником канцелярии наркомата местного управления, а затем секретарем и заместителем заведующего отделом местного хозяйства Наркомвнудела. Целый год и четыре долгих месяца этого бурного, тревожного времени проработал двадцатисемилетний большевик на этих постах, целиком отдавая себя большой непривычной работе.

Грозным набатом прозвучала летом 1918 года весть из Ярославля: вспыхнул мятеж, поднятый белогвардейцами и эсерами. С подразделением красноармейцев Ян Берзин выехал в Ярославль. Он вел бой с мятежниками у станции, у моста через реку, штурмовал штаб мятежников... Через две недели восстание было полностью разгромлено.

Тревожили Яна вести из родного края. В ноябре 1918 года реакционер, антикоммунист Ульманис провозгласил «независимость» буржуазной Латвии. Но через месяц трудовой народ свалил клику Ульманиса и провозгласил власть Советов. Съезд Советов Латвийской Советской Республики принял декрет о национализации земли. Народное правительство Латвии в декрете 25 апреля 1919 года объявило о высылке за пределы Латвии баронов, помещиков и дворян. Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика признала Латвийскую Советскую Республику.

В марте 1919 года Ян Берзин приехал в Советскую Латвию, его родную Латвию. Какие встречи были в Риге с товарищами по партии, с братом, сестрами!.. Его увезли отсюда когда-то в кандалах, потом он бежал из этих мест, преследуемый охранкой, человек вне закона, беглый, ссыльный, государственный преступник, а сейчас назначен на пост заместителя Наркомвнудела Латвийской Советской Республики.



Именно Железный Феликс и рекомендовал Берзина на руководящую работу в Разведуправление Красной Армии. С декабря 1921 года — заместитель начальника этого высшего штаба военной разведки. В 1922 г. под фамилией Дворецкого побывал Берзин впервые в Берлине, Праге, Варшаве. 5 марта 1924 года партия и командование Красной Армии назначили его на пост начальника Разведупра. Он был нашим разведчиком номер один, организатором и строителем советской военной разведки. Долгие годы шел Старик в головном дозоре Красной Армии.



Но Советская республика находилась в огненном кольце фронтов. Враги наседали. Они подходили все ближе к столице Советской Латвии. 22 мая 1919 года Красная Армия оставила Ригу... В город снова вернулись бароны, помещики, националисты, поддержанные германскими войсками. Началась дикая расправа. Погибли тысячи патриотов. Бывший замнаркомвнудела и член Рижского городского комитета партии немедленно взял винтовку, встал в ряды рижского рабочего батальона, где многие знали Берзина по старому партийному псевдониму Папус.

Через месяц Берзина назначили начальником штаба батальона. В боях с белогвардейцами он вновь пролил кровь за революцию, получив серьезное ранение. Снова лазарет. Ту казачью пулю и в этот раз не вынули из черепа — не вынули и позже.

Едва залечил раны — приказом по армии утвердили на должность начальника политотдела Петроградской дивизии. Эта дивизия отбивала отчаянные атаки белогвардейцев, героически контратаковала их, задержала опасное продвижение врага к Петрограду. В решающих боях особо отличился начальник политотдела, и уже в августе Берзин занимает важный и ответственный пост начальника Особого отдела ВЧК XV армии. С этой армией под руководством командующего фронтом M. H. Тухачевского дошел он, сражаясь против белополяков, до ворот Варшавы, а потом выполнял задание самого Феликса Дзержинского по эвакуации наших войск из Белостока.

В начале декабря 1920 года начальник Особого отдела XV армии получил телеграмму-молнию от своего начальника — председателя ВЧК Феликса Эдмундовича Дзержинского. Ян Берзин откомандировывался в распоряжение Региструправления.

Что такое « Региструпр», Берзин уже знал — так называлось первое в истории молодой Красной Армии разведывательное управление.

Не случайным, а глубоко закономерным и символичным следует считать тот факт, что чекист Берзин был направлен на руководящую работу в военную разведку. Куя меч и щит революции, председатель ВЧК заботился о том, чтобы у этого непобедимого меча было обоюдоострое лезвие. Армия нового типа не могла существовать без разведки нового типа. А Берзина Ф. Э. Дзержинский отлично знал, знал, что может положиться на него в самом важном деле. Начальнику Особого отдела ВЧК XVармии не раз приходилось выполнять его поручения.

Берзин прибыл в Москву, в «Региструпр», в буденовке и кожаной фронтовой сбруе, с маузером в деревянной колодке. Он стал начальником одного из отделов.

Говорят, у Дзержинского было рентгеновское зрение, он видел людей насквозь, у него было особое чутье на друзей и врагов, он знал, кому можно, а кому нельзя доверять. Что же; и в товарище Берзине-Кюзисе он не ошибся.

27 декабря 1921 года Павел Иванович Берзин был назначен заместителем начальника Разведуправления штаба РККА. Павел Иванович Берзин? Да, так обычно называли в разведке, да и во всем штабе РККА Петера Яновича Кюзиса-Берзина. И еще его называли «Стариком». Может быть, потому, что он рано поседел.

Сестра Берзина Паулина Кюзис — в 1975 году ей пошел восемьдесят девятый год — так объясняет один из псевдонимов брата — Павел:

— Этим русским именем Петер стал называться еще в 1909 году, когда вышел из царской тюрьмы с седыми в девятнадцать лет висками и вновь окунулся в революционную работу. Мы, его родные, отлично понимали, откуда он взял это имя. «Русским Павлом» у нас в деревне все звали нашего деда Пауля по отцовской линии, который отслужил в царской армии двадцать пять лет, участвовал в обороне Севастополя...

Неспокойно было в мире после «последней из войн», после Версальского пира победителей.

Отгремели залпы Гражданской войны и интервенции в России. Советская власть выстояла, победила. Но враги продолжали свои происки. Экономическая блокада, шантаж, диверсии — все было пущено в ход, чтобы ликвидировать завоевания Октября. Поэтому неспокойно было и в невысоком шоколадного цвета доме, затерявшемся в одном из бесчисленных московских переулков. Весь мир должен был видеть из окон этого дома Ян Карлович Берзин, он же Павел Иванович, он же Старик.

«НО РАЗВЕДКА ДОЛОЖИЛА ТОЧНО...»

Старик погрузился в сложную, трудную работу. От него ждали почти невозможного: он должен был безошибочно и вовремя информировать советское командование о любой попытке нового нашествия врагов. Более того, он обязан был знать, какие козни плетутся в генеральных штабах вероятных противников. Ему необходимо было знать как можно больше о военном потенциале агрессивных государств, знать, какое новое оружие куют враги, какие воинственные сговоры вынашиваются в Берлине, Лондоне, Париже, Риме, Токио...

Все это требовалось для обеспечения безопасности Страны Советов в условиях капиталистического окружения. Без точной и своевременной информации о военном положении молодого рабоче-крестьянского государства невозможно было правильно планировать восстановление и развитие народного хозяйства, государственный бюджет, направление индустриализации страны.

Но откуда взять силы для такого богатырского подвижничества? С фронта тридцатилетний Старик привез шрамы нелегких ранений, невралгию, хронический бронхит, у него начинался, как на грех, активный процесс туберкулеза легких. Давали себя чувствовать партизанское лихолетье, царская тюрьма и ссылка, фронт. А лечиться некогда, не затем его в Москву вызвали...

Не рыцарем плаща и шпаги мнил себя Старик — он видел себя часовым Родины. И не было в его глазах почетнее службы.