Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Джилли Купер

Пруденс

(Чужой мужчина)

Глава первая

В двадцатый раз я попрощалась с Пендлом и вошла к себе в квартиру. Биг Бен отбивал одиннадцать. Джейн, с которой мы делили квартиру и которая сейчас возлежала перед камином, взглянула на меня сквозь массу крашеных светлых волос.

— Есть успехи? — спросила она с надеждой и сама же ответила: — Нет, явно никаких — по тебе сразу видно, что никто на тебя не набрасывался.

Я подошла к зеркалу. Мои локоны совсем не растрепались, помада не смазалась. Без ложной скромности скажу, что выглядела я прекрасно. Тогда почему же после двадцати свиданий Пендл так на меня и не набросился?

Я познакомилась с ним на вечеринке пару месяцев назад — это была отвратительная вечеринка из серии А-как-вы-зарабатываете-на-жизнь? О-я-стучу-на-машинке. Свет горел слишком ярко, и кто-то разливал крюшон из большой чаши в наши бокалы. Мы с Пендлом были единственными овечками в этом сборище козлищ, но не зря же говорится, что самые красивые цветы растут на навозных кучах.

Он был не из тех мужчин, на которых сразу обращаешь внимание — светло-каштановые волосы, тонкое, спокойное лицо и светло-серые глаза, зато выглядел он отрешенным и чрезмерно холодным, что само по себе являлось провокацией. На нем был безупречно-традиционный угольно-серый костюм, серая рубашка и светлый галстук, но, поскольку он был высоким и очень худым, то эта одежда ему шла.

В этот вечер я оделась в хулиганский прикид. Я очень чувствительна к одежде. Если на мне оборочки, я становлюсь чопорной, в коже с заклепками я хожу широким шагом и веду себя как ковбой, ну а в хулиганском прикиде — оранжевые бермуды с помочами и блузка из марлевки — я сверкаю остроумием и хулиганю. Когда Пендл подошел и присоединился к нашей компании, я выпалила три шутки подряд, так что все, кроме него, попадали со смеху, и я отправилась поболтать с кем-нибудь еще.

Вечеринка проходила в одной из тех eau de nihilistic[1] длинных, с высоким потолком зал на Слоан Сквер, где всегда кажется, что в другом конце комнаты происходит что-то интересное, но эта надежда никогда не оправдывается. Одна из хозяек, Марсия, даже пригласила свою мать. Я ничего не имею против матерей в подобающем контексте, но на вечеринках на них расходуется слишком ценное время охоты. Эта мамаша была доброжелательной особой двадцати стоунов[2] весом, восседавшая на софе как большая порция розового бланманже. Чаще, чем им бы хотелось, несчастных гостей отлавливали и тащили поболтать с ней.

— Кто-нибудь хочет есть? — спросила одна из соседок Марсии, размахивая подносом у нас под носом. — Уж ты-то, Пру, я уверена, не на диете, Пру, ты и так вон какая тощая.

— Я просто умираю от голода, — заявила я, схватив сосиску. — На ланч я успела перехватить только человека-сэндвича[3].

— Надеюсь, что от меня не разит как от макаки, — доверительно сообщила эта девица. — Марсия положила в ванну лед, так что никто не смог помыться.

Через минуту ввалилась пара новых гостей.

— Я хочу познакомить тебя с Эйлин, — сказала Марсия, представляя мне толстую блондинку с грязными ногтями, — она делает совершенно потрясающие украшения. Я уверена, они тебе понравятся, Пру. А это Клиффорд, наш бухгалтер, он так здорово разбирается во всех этих цифрах.

— Только в некоторых, — поскромничал Клиффорд, глядя на мои облегающие бермуды, потом заржал и оплевал меня кешью.

Я спросила Эйлин про «потрясающие» украшения.

— Ах, пожалуйста, ни о чем меня не спрашивай, — попросила она, — я так устала, — и продолжала пересказывать содержание фильма, который видела сегодня.

— Я работаю у Хэррода, — сказала бледная девица, — но в книжном отделе, — словно это было чем-то лучше.

Потом они все поговорили о президенте Картере, о Миссис Тэтчер, о Лауре Эшли[4] и о последней биографии, написанной Антонией Фрейзер[5] — ее, кажется, читали все, кроме меня. Я понимаю, что на вечеринках, где приходится терпеть кучу нудного народа, все равно нужно выглядеть оживленной. Предполагается, что симпатичный мужчина заметит, какая ты веселая, подойдет и познакомится с тобой; но мужчина в угольно-сером костюме не проявлял никакого желания подойти ко мне, а я в любую минуту могла погибнуть, засыпанная кешью. Одна из хозяек подошла, предлагая сосиски, и я отвела ее в сторонку.

— Кто этот человек в сером костюме? Ее лицо просветлело:

— Правда, он очень милый? Его зовут Пендл, Пендл Малхолланд.

— Держу пари, он сам выдумал себе такое имя.

— На него похоже, — сказала она. — Его пригласила Марсия. Она говорит, что у него блестящий ум. Кажется, он самый молодой член адвокатуры и чистой воды гений.

— Ему бы чистой водки, а не чистой воды, — проворчала я. — Он даже не притронулся к выпивке. Она бы пошла ему на пользу.

На вечеринках я экспериментирую, поэтому я поболтала со всеми волокитами и поплясала с ними под проигрыватель, но ни на минуту не забывала, что этот Пендл смотрит на меня, как кот.

Возможно, крюшон оказался крепче, чем мне показалось вначале, во всяком случае, я в конце концов подошла к нему и сказала:

— Почему бы вам не выпить и не развеселиться?

— Здесь нет виски, — ответил он, — а местное вино слишком крепко для меня, хотя этому растению оно явно по вкусу. — Он показал на лиловатую хризантему на столе: — Когда я приехал, она была совсем поникшей.

Я хихикнула и глотнула еще коктейля.

— Не могу понять, что у него за привкус, — заметила я.

— Может быть, энергия Марсии. Я видел, как она смешивала напиток в тазу. Вы, должно быть, выносливы как бык, — добавил он, пока я приканчивала содержимое стакана.

— Я после шерри, — объяснила я. — Я слышала, что вы стряпчий.

— Адвокат.

— Никогда не могла понять разницу.

— Я больше говорю в суде.

— А что вы говорили сегодня?

— Защищал человека, который убил свою жену.

— Боже мой, как интересно. И его оправдали?

— Естественно.

— Почему?

— Я доказал, что его жена была совершенно невыносима.

— На самом деле?

— Не уверен. Не в этом суть, — сказал он. — Мое дело добиться оправдания.

— Защищать грешников ради мирской выгоды, — заметила я. Я рассматривала его холодное, худое, красивой лепки лицо и странные немигающие глубокие серые глаза. Он должен потрясающе смотреться в парике — Робеспьер — неподкупный в сером.

— Держу пари, в суде вы неотразимы, — заявила я.

Он улыбнулся и рассказал мне о деле, о наркотиках, в котором выступал обвинителем на прошлой неделе. Мне это показалось захватывающим. А его отрешенность меня просто заворожила.

Потом один из парней Марсии внес некоторое оживление в вечер — он решил, что у нас маскарад, и нарядился козлом. Я к тому времени уже достаточно напилась, чтобы счесть это весьма забавным, и хохотала до слез. Вдруг, подняв глаза, я увидела, что Пендл просто пожирает меня взглядом.

— Вы не находите, что я — высший класс? — сказала я, нащупывая почву. — Разве ваша мама никогда не говорила вам, что нехорошо так таращиться?

— Прошу прощения. Вы поразительно похожи на одну мою знакомую.

— Мой шеф не любит стряпчих, — сообщила я. — Он говорит, что если бы не они, он бы развелся без проблем.

— Все они так говорят. А чем вы занимаетесь?

— Я пишу тексты для рекламы. Целый день сижу и думаю, как бы все получше сформулировать. Потом приходит Родни — это мой шеф — списывает и делает вид, что сам все придумал. Его неделю не было — ездил охотиться.

— На куропаток? — поинтересовался Пендл.

— Нет, на торговцев маслом в Девоне.

Я, похоже, слишком долго вываживала самого симпатичного мужчину в комнате — Марсия подошла и спросила Пендла, не скучно ли ему. Ну и хамство, подумала я. Потом она спросила меня, не собираюсь ли я на девичник, на Павильон Роад. Я сказала, что нет. Не видела ли я старушку Пигги Хескет. Я ответила, что нет. Потом я выразила восхищение ее платьем, потому что ничего другого не смогла придумать.

— От Лауры Эшли, конечно, — самодовольно ответствовала она.

Тут ее соседки, нагруженные кучей тарелок, стали накрывать на стол в другом конце комнаты.

— Если хотите, можно поесть, — пригласила она.

Вдруг за дверью раздались громкие крики и ввалились какие-то регбисты.

— О, Господи, — сказал Пендл.

— Я надеюсь, что после еды все захотят потанцевать, — заметила Марсия. — Пойду, переверну пластинку.

— Прах прахом, Лаура Эшли Лаурой Эшли[6], — пропела я, щедро наливая себе из оказавшейся на столе бутылки Куантро.

Я снова взглянула на Пендла, неожиданно решив, что я очень хочу его.

— Вы сказали, что я на кого-то похожа? На кого же это? — спросила я.

Он только собрался мне об этом поведать, когда подкатила Марсия и заявила, что вынуждена оторвать нас друг от друга — потому что она очень хочет познакомить Пендла с Чарлзом — партнером в фирме «Д\'Ит и Марч». И тут же переставший плеваться кешью и перешедший на хлебные крошки с паштетом распутный бухгалтер подошел и предложил мне потанцевать, так что я потопталась с ним и для поднятия духа выпила еще Куантро. Потом я перехватила джин с апельсиновым соком, который один из регбистов принес для своей подружки. А другой регбист пригласил меня на танец и тряс как шейкер.

— Если ты не остановишься, я стану Белой Дамой[7], — взмолилась я, едва дыша.

Обычно я мало пью, но присутствие Пендла провоцировало меня. Я понимала, что приближаюсь к той опасной грани, за которой пробуждается мое второе я, заставляя строить глазки женатым мужчинам и врываться в компании как красный бильярдный шар. Снабженец в цветастом шарфе выключил свет. На мой взгляд, в темноте глаза Пендла должны были засверкать, как у кота.

Теперь все были заняты едой. Несмотря на то, что паштет по вкусу напоминал старые носки, а в селедке было больше костей, чем на Хайгейтском кладбище, все льстиво спрашивали у Марсии рецепт.

— Побольше бренди и чеснока, — объясняла она.

— У тебя сиськи что надо, — заявил регбист, глядя на мою грудь. Карманы моей прозрачной блузки, которые обычно их прикрывают, съехали от танцев.

— Конечно, все будет гораздо проще, если вы уговорите своего мясника порубить свинину и печень, как это делает мой мясник, — сказала Марсия.

— Хочу воздушный шар, — заявила я к сведению одного человека.

— Поехали в мою черную дыру на Белгрейв, — предложил счетовод.

— Потом нужно мелко порубить свежий чабрец, — повествовала Марсия. Тут она заметила, что ее мама в одиночестве сидит на софе. Поедая кеджери[8] и схватив мою руку как клещами, Марсия заявила: «О, Пру, я уверена, что ты хочешь познакомиться с мамочкой».

Зачем мне знакомиться с мамочкой? Мне и без нее дел хватало: нужно было держать красивых мужчин на веревочке своим остроумием. Я уперлась, как наша собака, когда ее тащат купаться, но Марсия оказалась сильнее меня — сильнее любого регбиста. И через минуту она затолкала меня в уголок дивана, который не был занят массивной мамочкой.

— Какое вкусное кеджери, Марсия, — с энтузиазмом заявила ее мать. — Не представляю, как ты со всем управляешься.

— Все дело в организации, ты это знаешь, как никто, — ответила Марсия, убегая как олененок и предоставив меня моей участи. Пендла нигде не было видно.

— Вы должны очень гордиться Марсией, — лицемерно сказала я.

— Мне все это говорят, — самодовольно отозвалась ее мать. — Она со всеми ладит, ведет дом, управляется с работой и она, конечно, правая рука сэра Бейзила, и потом она еще столько делает по собственной инициативе.

С Марсии она перескочила на магазины, расписывая свои победоносные набеги на «Дикинса и Джонса»; достойный отпор, который ей случалось давать приказчикам; успешную охоту за подходящими блюдцами и возврат джерси с побежавшей петлей. Честное слово, это было выше моих сил.

У нее за спиной бухгалтер делал мне знаки, пытаясь выманить на танцы, а краем глаза я могла видеть, что с левого фланга готовится к атаке регбист. Соседка, которая не смогла принять ванну, танцевала с козлом, что представлялось мне вполне разумным.

Может быть, они решили сыграть в зоопарк. Какая-то парочка без стеснения возилась на кресле в соседней комнате, рука мужчины уже довольно далеко углубилась в блузку девицы. Я очень боялась, что мама Марсии их заметит. Марсия перевернула пластинку и прибавила громкость, чтобы заглушить громогласные песни регбистов и слышавшиеся из ванной звуки возвращаемого крюшона.

Я не улавливала ни слова из того, что говорила мать Марсии. Я спасалась только тем, что, следя за ее губами, пыталась угадать, когда надо смеяться. Я была в отчаянии, бокал мой опустел, и я подумывала, не подать ли сигнал SOS. Я понимала, что как будущий писатель должна изучать это чудовище. В один прекрасный день мне может захотеться вывести ее в своей книге. Считается, что истинному писателю люди не могут наскучить, но какой смысл изучать ее, если я все равно все забуду, когда протрезвею?

Тут я заметила Пендла. Он разговаривал с блондинкой с грязными ногтями, но при этом поглядывал на часы и выглядел как рефери, готовый дать финальный свисток. Это придало мне решимости.

— Я должна принести вам еще замечательного пудинга Марсии, — крикнула я ей в ухо и поползла к столу. Мимо меня прошла Марсия.

— Бедная мамочка, — воскликнула она. — Я как раз шла тебе на помощь.

Я съела немного кеджери прямо с блюда. Оно было вполне сносным. Задумчиво облизала ложку и взяла еще. Один из регбистов стянул козлиное вымя и под громкие крики вышвырнул его в окно. Тут Пендл вдруг оглянулся и поймал мой взгляд. Он отошел от блондинки и направился ко мне.

— «Я стоял среди них, но я не из их числа», — пропела я, — «Окутанный мыслями, которых они не знали».

— Вы угодили в ловушку, — заметил он.

— Мне пришлось пройтись по куче магазинов. Я совсем выбилась из сил.

Он даже не улыбнулся. Я облизнула ложку, взяла еще кеджери и сунула его в рот. Поняв, что должна выглядеть преотвратно, я покраснела и отложила ложку. Сиреневые свечи, под цвет маргариткам, предусмотрительно привезенным мамочкой из деревни, почти совсем догорели.

— Шла Саша по шоссе и ей было скучно, — сказала я, ковыряя расплавленный воск. Никакой реакции. Честное слово, мне было не по себе от его взгляда. — Вы весьма жароустойчивы, — огрызнулась я. — Почему вы не уходите, если вам здесь неинтересно?

Он минуту оценивающе смотрел на меня, а потом вдруг выпалил:

— Я уйду, если вы пойдете со мной.

Я так удивилась, что чуть не выронила блюдечко.

— Меня не остановят и конные гвардейцы, — ответила я.

И через две секунды я уже, как собака, рылась в твидовых и верблюжьих пальто в поисках своей сумки и панически боялась, что он передумает.

На улице стояла ранняя осень, сырая и туманная, с легким запахом от угасавших костров в садах Челси. Рваная оболочка и ватное содержимое вымени рассыпались по мостовой.

У него оказалась дорогая на вид машина, светло-серая, конечно. Я помню, что в отделении для перчаток лежала половинка шоколадки. Мне бы тогда насторожиться. Люди, которые не заглатывают шоколадку в один присест, слишком хорошо владеют собой.

— Почему вас зовут Пендл? — поинтересовалась я, втискиваясь на переднее сиденье.

— В честь горы, рядом с нашим домом.

— Держу пари, что на нее невозможно забраться и что круглый год на ней не тает снег, — сказала я, любуясь его греческим профилем. На меня напала икота. — Вечеринка не удалась.

— Я не люблю холодные дома и горячие напитки, — отозвался Пендл, — но мне есть, чем себя утешить. Вы где живете?

— На нервах и на краю Баттерси парка. Моя соседка работает в издательстве. Она очень милая.

— Все девушки говорят, что их соседки очень милые.

— Она действительно такая. У нее роман с женатым мужчиной, поэтому вместо ланча она приходит домой поспать и все такое.

— А вы как? — спросил он.

— Играю в массовке, — ответила я.

И это было правдой. У меня в то время было множество приятелей, но ни одного из них я не любила по-настоящему. Я готовилась к решительному прыжку.

В небе преобладал унылый серый цвет, а луна пробиралась сквозь облака как безумная хозяйка. Легкий ветерок кружил листья по мостовым и водостокам. Мы уже ехали вдоль набережной, и луна романтично мерцала на воде. Я была в такой эйфории, что обратила внимание на дорогу, только когда мы остановились перед большим домом.

— Ou sommes-nous maintenant[9]? — Спросила я.

— Mon appartement[10] , — ответил Пендл.

— Oh la, la. А где это?

— Вестминстер. Очень удобно добираться в палату в Темпл.

— Ума палата, — пробормотала я. — Там-то, наверное, вы и размышляете над своими дьявольскими замыслами, чтобы поразить потом бедную жертву.

Пендл перегнулся через сиденье и открыл мне дверцу.

— Я обычно не захожу домой к мужчинам в первый же вечер после знакомства, — заметила я.

— Уверен, что это действительно так, — спокойно согласился он. — И надеюсь, что обычно вы не ходите и на вечеринки вроде этой.

— Ну ладно, — сказала я, пока он запирал машину. — Только выпьем чего-нибудь и домой. Какой этаж? — спросила я, забираясь в лифт.

— Тринадцатый. Вы не суеверны?

— Нет, всего лишь суетна, — я нажала кнопку наугад, потому что Пендл обнял меня. От этого, первого, поцелуя я настолько потеряла голову, что только когда Пендл остановился, чтобы вздохнуть, я осознала, что лифт тоже стоит. Понимая, что при ярком свете я выгляжу не лучшим образом со смазанной помадой, я стала трясти дверцы лифта и почувствовала себя совсем глупо, когда обнаружила, что мы все еще на первом этаже.

Пендл засмеялся: — Вы нажали не на ту кнопку.

Когда мы наконец добрались до его квартиры, я сразу кинулась в ванную, чтобы освежиться. Щеки у меня горели, макияж смазался. Если бы и после вечеринок я выглядела так же хорошо, как в их начале! В довершение всего я обнаружила, что оставила свои манатки у Марсии и увезла с собой чужую сумку. В ней я нашла бумажник с тремя пятерками, водительскими правами, несколькими кредитками и фотографиями Лабрадора и женщины в твидовом костюме и с широко расставленными ногами. Там был даже ежедневник с карандашиком — и на дворе сейчас стоял сентябрь. Очевидно, весьма аккуратная особа. К несчастью, единственным косметическим средством, которое там нашлось, была отвратительная вишневая помада, которой явно было недостаточно для того, чтобы привести меня в должный вид. Я заглянула в аптечку Пендла в надежде обнаружить там какую-нибудь косметику, оставленную нынешней или прежней любовницей, но там был только дорогой мужской одеколон, тальк и, что было уже интереснее, початые упаковки транквилизаторов и снотворных. Возможно, он был в большем напряге, чем это можно было сказать по его виду, по этому холодному фасаду.

«Ну ладно, — подумала я, припудрившись тальком и побрызгавшись одеколоном. — Мне придется рассчитывать только на личное обаяние».

Он был в холле. Еще минуту стоял он там, глядя на меня, словно фотографируя на память.

— Невероятно.

— Сойдет? — спросила я, держась за ручку двери.

— Тысяча кораблей, — сказал он.

— Что-что?

— Ну, может быть, 950. Пурист бы мог придраться к веснушкам или заявить, что у вас слишком широко расставленные глаза.

Я растерялась.

— Прошу прощения, — сказал он. — Я специально учился быть безумно загадочным. Мы с братом Джеком играли когда-то в такую игру. Если помните, ради красоты Елены на воду была спущена тысяча кораблей; вот мы и оценивали женщин в кораблях: от тысячи и ниже.

— А как насчет Марсии?

— Она стоит только жалкого буксира и пары джонок.

Я хихикнула.

— Ей бы это не понравилось. Я утащила с собой чужую сумку.

— Как жаль, что в столь нежном возрасте вы уже вступили на преступный путь, — сказал Пендл.

— Вы будете меня защищать?

— Господи, подзащитная была не в своем уме, когда произошло преступление.

— Вы можете это повторить. Не лучше ли мне вернуть ее?

— Но не сегодня же. Позвоните и скажите, что она у вас. Вот телефон.

Пока я набирала номер, Пендл отвел мои волосы и поцеловал меня в шею, так что по спине побежали мурашки.

— Красивые волосы, — сказал он. — Это их естественный цвет?

— Конечно, — ответила я. — Я слишком молода, чтобы краситься.

Наконец-то я заставила его рассмеяться. О, волны света! Номер мне пришлось набирать снова.

Марсия уже дулась на меня:

— Мы ее повсюду ищем, и я с мамочкой собралась уже мыть посуду. Ты где?

— Дома. Привезу ее утром.

Я прошла в гостиную, которая была красиво обставлена в серых и терракотовых тонах, на стенах висело несколько абстрактных картин, подписи на которых были знакомы даже мне, множество книг и большой сложный музыкальный центр, на вождение которого нужно выдавать права. Он открыл бар, полный напитков. Это было второе предупреждение. Если у нас с Джейн заводится бутылка, мы ее выпиваем, если их у нас несколько, мы зовем гостей.

— Что хотите выпить? — поинтересовался он.

— Джимлет[11], пожалуйста, — попросила я, думая, что застану его врасплох. Но он сразу достал водку.

— Прошу прощения, но свежих лимонов у меня нет, — сказал он. — Может быть, подойдет лимонный сок? Я принесу льда. Поставьте, пожалуйста, пластинку.

У него была сплошная классика, но я миновала Баха с Брукнером и поставила «Болеро» Равеля. Ее ритм сводит меня с ума.

Он вернулся и протянул мне большой бокал.

— Восхитительно, — заметила я, сделала огромный глоток, от которого у меня свело горло. Он налил себе немного виски и сел на диван напротив меня. Зажег сигарету и смотрел на меня сквозь дым — чем меня очень нервировал. Это был единственный знакомый мне мужчина, которого не смущали паузы.

— Мы с Марсией вместе учились в школе, — сообщила я. Смешно, но старушка была основной темой наших разговоров. — Она всегда получала призы на олимпиадах по истории.

— Она выглядит так, словно по-прежнему погружена в Смутное время, — заметил Пендл.

— А как вы с ней познакомились?

— Ее отец — судья в Верховном Суде.

Э, да он честолюбив. Я начала напевать отрывок из Джильберта и Сэлливана насчет любви к уродливой дочери старого поверенного.

— Правда, Марсия не такая уж уродина, — добавила я, сразу припомнив, что считается, что мужчины не любят сплетниц. — Я бы так не смогла, — болтала я. — Я имею в виду, выйти замуж ради карьеры. Не думаю, что смогла бы пробиться наверх через постель.

При той скорости, с которой я катилась вниз, на мой взгляд, я скоренько опущусь на самое дно. Он мне нравился, но нельзя же так, во всяком случае, в первый же вечер. Я здорово накачалась, а мои бермуды были здорово облегающими[12] и от них оставались очень неаппетитные полосы на коже.

Он по-прежнему смотрел на меня. Я попыталась закинуть ногу за ногу, но обнаружила, что уже сделала это раньше. А тут еще болеро начало действовать. Там-та-та-там та-та-там там-там. Мне ужасно хотелось потанцевать — но вместо этого я встала и подошла к книжным полкам. Там были книги по философии, поэзии, но в основном — юридическая литература.

Я развернулась и, улыбаясь, протанцевала к нему. Из-за музыки мне казалось, что на мне длинные цыганские юбки. В своих бермудах я, должно быть, выглядела по-идиотски. Шатаясь, я остановилась перед ним. С минуту, прищурившись, он разглядывал меня. Потом схватил за бедра и притянул к себе.

Боже мой, мне так нравилось с ним целоваться — но вдруг все вышло из-под контроля.

Он кусал мои губы. Его руки были повсюду, он стаскивал с меня одежду. Он совсем потерял голову, и я с трудом отбивалась. И вдруг так же неожиданно он остановился, спрятав лицо у меня на плече.

— Прости, — прошептал он. — Прости меня. — Это было так странно, словно он говорил это кому-то другому. Через несколько секунд он встал, отвез меня домой и больше ко мне не приставал.

Глава вторая

Честно говоря, это был не роман, а одно расстройство, с той самой минуты, как на следующий день Пендл позвонил и предложил где-нибудь встретиться. Виделись мы два-три раза в неделю. Кавалер он был безупречный. Всегда водил меня в приятные места, звонил, когда обещал, и никогда не опаздывал больше чем на пять минут. Но, с другой стороны, он никогда не откровенничал со мной, и, кроме того, что он хорошо одевается, что у него красивая квартира и что он уже сделал себе имя в адвокатских кругах, я ничего о нем не знала.

Что бросалось в глаза, так это его жесткий самоконтроль, или у него просто не было аппетита? Он всегда ел очень мало, съев всего несколько ложек, отодвигал тарелку и раскуривал сигарету; никогда не пил много и после прекрасного обеда и бутылки вина, когда я была уже душа нараспашку и готова смеяться и любить, он давал официанту на чай — ровно 10 процентов — забирал сдачу и отвозил меня домой.

Я перепробовала все, чтобы завоевать его. Я наклонялась вперед в декольтированных платьях и назад — в облегающих свитерах. Я завивала локоны на случай, если его возбуждали нимфетки. Я зачесывала волосы наверх — вдруг ему нравятся искушенные женщины. Я даже симулировала простуду и надела прозрачную ночнушку, когда он пришел навестить меня. Но он не обнаруживал никаких распутных порывов.

И, тем не менее эта ледяная сдержанность оказалась очень соблазнительной. Каждый раз, когда я заставляла его смеяться, я чувствовала себя покорителем Эвереста. А еще я видела, как его до слез растрогал Квинтет Бетховена. Я постоянно ощущала, что за ледяной сдержанностью скрывается пламя, что по ту сторону опасности — напряжение. Время шло, и я понимала, что все больше привязываюсь к нему.

Мы с Джейн обсуждали все это до бесконечности.

— Может, он педик? — предположила Джейн.

— Он вел себя не как педик, когда накинулся на меня в первый вечер.

— Может, он женат и не хочет тебя компрометировать?

— Это еще никого не останавливало, насколько я знаю.

— Может, он застенчивый?

— Это он-то? Он холоднее айсберга.

— Ну, тогда — может быть, у него серьезные намерения и он не хочет все испортить после неудачи в первый раз?

— Это было бы мило, не правда ли? — вздохнула я. — Я приглашу его пообедать с нами, и ты мне скажешь, что ты о нем думаешь.

Обед оказался катастрофой. Обычно я люблю готовить, но в тот вечер я перестаралась. Я пригласила Родни, моего шефа, он, правда, высокомерный и несколько агрессивный тип, но спьяну вполне мил, и еще одну разбитную девицу из нашего агентства по имени Делия — она очень заводная. Джейн пригласила самого симпатичного мужчину со своей работы, он умен и при этом — либерал и член парламента. Всю неделю я представляла себе, как мы с Джейн сидим за столом, еще более красивые при свечах, и, вставляя временами нужные реплики, поддерживаем блистательную беседу.

Обычно, если к нам кто-то приходит обедать, мы едим, возлежа на подушках перед камином, и Джейн говорит, что нужно «накрыть на пол», но в этот вечер я натерла раскладной стол и украсила его свечами и цветами. Когда Джейн пришла домой, я раскатывала тесто молочной бутылкой.

— Как дела?

— В порядке, только я слишком много наготовила.

— Неважно. Генри не сможет прийти, и я пригласила того потрясающего парня, с которым вчера познакомилась. Его зовут Тигр Миллфред. Правда, здорово? Он играет в регби за английскую сборную, так что, полагаю, что он будет есть за десятерых.

— Боже мой, надеюсь, они с Пендлом поладят.

— А здесь у тебя что? — спросила Джейн, уронив кастрюлю на пол. У нас очень тесная кухня.

— Филе для говядины в кляре, вымоченное в маринаде Nuits St George, — весело заметила я, — Теперь каждый сможет сказать, что мои кулинарные таланты пришли в упадок.

Джейн охнула.

— Уж ты ради него и расстаралась. Свечи, цветы, джин, виски. Ну да ладно, месяц только начинается. Что у нас еще будет?

— Паштет и салат из помидоров для начала, потом мясо, а на закуску — персики в белом вине.

У Джейн потекли слюнки.

— А как насчет вазочек с водой для мытья рук и салфеток из водяных лилий? — поинтересовалась она. — Удивительно, что ты еще не нарядила Родни дворецким.

Я не стала обращать на нее внимание и отправилась в гостиную, чтобы своей юбкой навести последний лоск на стол.

— Как ты думаешь, кого посадить справа от меня — Родни или Пендла? Тебе не кажется, что Родни как женатый мужчина имеет привилегии?

— Честно говоря, не знаю. Я лучше пойду переоденусь во что-нибудь соответствующее.

— На кухне еще много работы, — воззвала я.

— Тогда не буду тебе мешать.

И все-таки в пять минут восьмого у меня все было готово. Я даже купила к этому случаю новое платье — длинное, средневекового вида из терракотового бархата с вышивкой спереди и длинными рукавами трубочкой.

Я лелеяла одну мечту — я мечтала, что Пендл задержится дольше всех, обнимет меня и скажет: «Нет предела вашим совершенствам».

— Прелесть, — сказала Джейн, любуясь моим платьем. — Леди Шарлотта! И очень кстати после того, как ты начистила столько лука. Только ценник лучше снять.

Джейн надела облегающие джинсы и синий Т-шерт, который очень шел к ее голубым глазам и соблазнительно облегал грудь. Она выглядела много лучше меня. Мое проклятое лицо пылало, и терракотовый мне совсем не шел.

Ровно в восемь хлопнула дверь и зазвонил звонок. Джейн сняла трубку.

— Это Пендл, — сообщила она, — он жаждет тебя видеть.

Дрожащими руками я поставила новенькую пластинку Персела.

Джейн захихикала: «Мы будем танцевать гавот?»

Я заметила, что поначалу Пендл произвел на Джейн впечатление. На нем был серый в елочку костюм, прекрасно сочетавшийся с его длинным лицом грейхаунда[13], а в его холодных серых глазах не было того восхищения, к которому она привыкла. Он бросил ей вызов. Я очень суетилась, наливая ему виски, носясь в поисках льда и содовой. Обычно мы с Джейн болтаем без умолку, но в его присутствии мы обе молчали.

— Как вы думаете, вам удастся выиграть процесс по делу Вентсбюри? — спросила я, наконец. Я следила за ним по «Таймс».

— Возможно, — ответил Пендл, — если леди Вентсбюри согласится выйти к барьеру.

— Звучит так, словно речь о лошади, — сказала Джейн.

— Почему? — спросил Пендл.

— Некоторые лошади очень неохотно берут барьеры, — пояснила она, сияя. — Вы ездите верхом?

— Да, — ответил Пендл.

— Тогда вы должны знать, что это называется барьером или препятствием. Но, простите меня, Пру говорит, что у вас потрясающая квартира в Вестминстере.

— Да.

— Вот здорово. Там куча членов парламента тайком посещает любовниц. Вы не встречали там Джона Стоунхауза?

— Нет, — ответил Пендл.

— А вас не приглашают на оргии?

Пендл вообще не стал отвечать и даже не пытался ее разговорить. Паузы становились все длиннее и длиннее. И стрекот подъехавшего такси мы восприняли с огромным облегчением. Раздались громкие голоса, и внизу хлопнула дверь. Это, наверное, Родни.

— Он привезет Делию, — сказала я. — Она такая милая.

Родни приехал с двумя литрами Педротти и без Делии. Кажется, она простудилась. Вместо нее он привез красивую, но невероятно скучную девицу из отдела рекламы, по имени Ариадна, которая питалась одними салатами из трав и йогуртом и говорила только о диетах.

Родни, известный распутник, пережил тяжкое потрясение, когда его неожиданно оставила жена, и в результате, в порядке компенсации, целиком посвятил себя разврату и ношению заведомо вызывающей одежды. Сегодня он нарядился в темно-зеленый бархатный комбинезон, заправленный в черные ботинки и расстегнутый до талии, чтоб продемонстрировать волосатую загорелую грудь.

(Он как раз снимал фильм в Айбизе.) Комбинезон был ему маловат. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы он надел что-нибудь не столь вызывающее. Пендл смотрел на него с отвращением. Джейн — с изумлением.

Я была в таком состоянии, что забыла, как зовут Ариадну, когда попыталась ее представить. Ей бы следовало подкрепиться чем-нибудь покрепче, но она настойчиво просила простой воды. Неужели я не знаю, сколько в алкоголе калорий?

— Давай-давай, оживись немного, — посоветовал Родни.

— Я похудела в бедрах на три дюйма с тех пор, как перестала выпивать.

— О Бездна, Ты преобразилась[14], — продекламировал Родни.

Джейн засмеялась. Родни почувствовал в ней союзника.

— Это что за занудство ты поставила? — обратился он ко мне.

— Персел, — покраснела я.

— Это не дело, — заявил он, подмигнув Джейн. — Ради Бога, убери это и поставь что-нибудь не столь утонченное. Кто еще будет? — спросил он, считая места за столом.

— Тигр Миллфред, — сообщила Джейн.

— Из сборной? — уточнил Родни. — Мы вместе в школе учились. И в церкви сидели рядом целых три года.

— И каким он тогда был? — спросила Джейн.

— Мы никогда не разговаривали.

Мы с Джейн засмеялись. Лицо Пендла не дрогнуло.

Родни глотнул виски и скривился.

— Ты налила туда тоника, дорогая, вместо содовой. Ну и хороша же ты. Это все из-за вас, — добавил он, улыбнувшись Пендлу. — Она каждое утро просматривает «Нейшоналс», чтобы узнать, не упомянут ли кто-нибудь из ваших клиентов. Она теперь читает только судебные новости. И уверяет, что это интереснее, чем «Кроссворд».

— Помолчи, Родни, — сказала я.

— Мы уже два года работаем вместе, — продолжал Родни, — так что если вам нужна объективка на нее — я вас снабжу всеми сведениями, за плату, конечно. Может быть, в обмен вы дадите мне совет по поводу развода.

— Я почти не занимаюсь разводами, — холодно ответил Пендл. — На вашем месте я бы посоветовался со стряпчим.

Он был жестким до грубости. Пендл явно считал, что на Родни не стоит тратить слов. Он встал и начал изучать книги — увы, среди них было слишком много дешевых романов.

Родни пожал плечами и подмигнул Джейн, которая ответила ему тем же.

— Пру никогда не говорила, что вы такая хорошенькая, — сказал он, усаживаясь рядом с ней и любуясь ее бюстом. — Вы никогда не работали фотомоделью? Мне кажется, у вас были бы прекрасные перспективы.

— У меня не было дурного прошлого, — ответила Джейн.

— Рекомендую начинать день со стакана горячего лимонного сока, — настаивала Ариадна.

— Я и так начинаю день со стакана, — отозвался Родни.

Я сбежала от них на кухню. Неожиданно там оказалась куча дел. Нужно было сделать соус Бернэйз, достать масло, открыть бутылку с вином, положить на блюдо картошку и mange-tout[15]. Две рюмки мне не помогли, я стала только совсем неуклюжей. Я чувствовала, что все больше краснею. О, зачем я была так честолюбива? Мясо пережарится, если Тигр Миллфред сейчас не придет.

Когда я вернулась, Джейн с Родни нос к носу восторженно разглядывали друг друга. Пендл совсем посерел с тоски. Ариадна говорила: «Я пробовала диету из фруктов и мяса, но из-за нее плохо пахнет изо рта».

Я не смогла их вынести, снова сбежала на кухню и как раз вытряхивала за окошком салат, когда вошла Джейн.

— Не бросай их, — взмолилась я.

— Он восхитителен, — заявила Джейн.

— Пендл? — просияла я.

— Нет, Родни.

— А как тебе понравился Пендл?

— Он не из тех, с кем уютно себя чувствуешь, правда?

— Как ты думаешь, я ему нравлюсь?

— Трудно сказать. Он не сводит с тебя глаз, но он скорее похож на кота, наблюдающего за мышкой.

— Тебе не кажется, что он неотразим?

— Не мой тип. Мне больше по душе толстые мужчины. У твоего Пендла тощий и голодный вид. Он слишком много думает. Такие мужчины опасны, — закончила она, довольная своим красноречием. — А почему ты не почистила горох?

— Это mange tout, — обиделась я. — Ну хорошо, он не в твоем стиле, а как насчет меня?

— Мне больше нравились твои другие приятели — Чарли или старина Том.

— Чарли и Том — слюнтяи, — сказала я и так сильно встряхнула салат, что он вылетел в окно. — А теперь полюбуйся, что ты наделала.

— Какая разница, еды и так много, — утешила меня Джейн.

— А куда, черт побери, подевался твой Тигр? — взъелась я.

Тут в дверь позвонили.

В гостиной Родни поднял трубку домофона.