— Что я могу знать? Генри наконец осознал, что грех губить такой хороший бизнес. Все очень хорошо.

Их пытались успокоить. Главный механик делал чудеса, чтобы насколько возможно уменьшить крен.

На рассвете стало видно, что «Свинка Присцилла» погрузилась по самое брюхо и все четыре ее колеса беспомощно увязли в светлой соленой трясине под тонкой коркой затвердевшей соли.

— У меня ощущение, словно на него кто-то нажал. Говорит, спроси у своего партнёра, он тебе расскажет.

Джейк разделся до пояса и безостановочно рубил большим топором колючий кустарник, остальные таскали его охапками по снежно-белым солончакам, проклиная шипы и царапины.

В то утро, когда корабль пришёл в Порт-Буэ, незадолго до того, как показалась земля, Донадьё встретил мадам Гюре, которая, как и ежедневно, вышла подышать на палубу. Он подошёл, чтобы поздороваться с ней.

— Боже мой, Дэвид! Как я могу оказать на него давление? Не унывай. У нас появились деньги и мы опять набираем обороты.

Джейк работал яростно, не переставая упрекать себя в том, что по своей же оплошности загнал машину в трясину, а это отнимет у них по меньшей мере целый день. Нельзя было утешаться даже тем, что усталость и жара повлияли на него и он не мог распознать опасную поверхность солончака — ведь Грегориус специально предупреждал его об этом. Он начал рубить за час до восхода и рубил, пока жара вместе с солнцем не достигли наивысшей точки, а за броневиком не выросла гора из срубленных веток.

Потом Гарет помог ему сделать прочную опору под передней частью машины из камней и самых толстых веток. Им пришлось лечь и ползать в грязи, чтобы установить домкрат и постепенно приподнять перед машины, по очереди работая рукояткой.

— Малыш хорошо себя чувствует? — спросил он, стараясь подбодрить её.

Гай ушёл, а я позвонил Генри.

Каждый раз, как передние колеса чуть-чуть приподнимались, Вики с Грегориусом засовывали под них жесткие ветки кустарника. Это была медленная, кропотливая работа, которую предстояло проделать еще раз с задними колесами.

Давно уже перевалило за полдень, когда «Свинка Присцилла» печально встала всеми четырьмя колесами на плотные подушки из жестких веток, но между ее брюхом и трясиной наконец показался просвет.

— Послушай, я не понял. Что-то случилось, правда?

Она подняла голову, и он увидел, что она изменилась. Её черты не обострились, напротив, словно расплылись. Её плоть как будто стала мягче, лицо поблекло. В то же время у неё совсем не осталось женского кокетства, она была даже не причёсана.

— Что мы делаем дальше? — спросил Гарет. — Подадим ее назад?

Генри шумно вздохнул.

— Один поворот колеса, и она опять увязнет, — буркнул Джейк и вытер залитую потом грудь скомканной рубашкой. Он взглянул на Гарета и раздраженно крякнул — Гарет пять часов подряд работал в раскаленном пекле, ползал на животе в грязи, надрывался с домкратом и после всего этого едва вспотел, одежда его оставалась чистой и — дальше уж ехать некуда! — волосы лежали волосок к волоску.

— Ты говорил с Гаем?

Что она прочла в глазах своего собеседника? Удивление или жалость? Во всяком случае, веки у неё распухли, подбородок опустился на грудь, она всхлипывала.

Трудясь под руководством Джейка, они вымостили гать до самого края солончака. Таким образом, вес автомобиля должен был распределяться равномерно, и соленая корка могла его выдержать.

— Да. Он ничего не знает.

Вики подвела свою «Мисс Попрыгунью» к краю солончака и развернула ее. Мужчины срастили три манильских каната, дотянули один конец до застрявшей машины, и два автомобиля оказались связанными буксиром, пусть и не очень прочным.

— Ну и не надо.

Гарет забрался в «Свинку Присциллу» и взялся за руль, а Джейк с Грегориусом вооружились самыми толстыми ветками и стояли наготове, чтобы ими, как рычагами, приподнять колеса.

— Давай встретимся где-нибудь? Выпьем, побеседуем. Ты расскажешь, что случилось.

— Ты хорошо умеешь молиться, а, Гэри? — крикнул Джейк.

— Ничего не случилось. И выпивать я ни с кем из вашей компании не стану. Вернусь из отпуска, и никогда больше вы обо мне не услышите.

— Ну, перестаньте! Перестаньте! Самое трудное уже позади! Как только мы выйдем из залива, через четыре или пять дней…

— Вот уж не мое амплуа!

* * *

— Тогда плюнь три раза через левое плечо, — подмигнул ему Джейк и громко крикнул Вики; она тотчас ответила ему взмахом руки, и ее золотистая голова скрылась в люке «Мисс Попрыгуньи». Мотор работал на высоких оборотах, канат натянулся, и «Мисс Попрыгунья» поползла вверх по склону.

Мы сняли ногу с педали тормоза и нажали на газ. Сильно нажали. У меня возникали опасения, нужно ли так гнать. А если летом не удастся выпустить акции? Тогда мы снова останемся без денег. Я поговорил с Гаем. Его реакцию можно было предсказать. Если мы замедлим ход, то безнадёжно отстанем. Риск неизбежен. Я знал, что Гай прав.

Она комкала в руке смятый платок и всё ещё всхлипывала, по левой щеке её катилась слеза.

— Держи руль прямо, — крикнул Джейк Гарету. И он, и Грегориус всем телом налегли на свои рычаги, помогая автомобилю перебраться на вымощенную ими гать.

Развивающаяся интернет-компания всегда должна смотреть вперёд. Обстановка меняется стремительно, нет минуты оглянуться, обдумать ошибки, сожалеть об упущенных возможностях. Ошибку следует быстро исправить и двигаться к следующему рубежу.

Медлительно и тяжело громоздкая бронемашина продвигалась по солончаку и наконец достигла твердой земли. Все четверо облегченно и радостно закричали.

— Раз ребёнок сопротивляется до сих пор… Теперь надо позаботиться о вас, и я требую, чтобы вы находились на палубе несколько часов в день. Аппетит у вас хороший?

Но я всё думал и думал. Насколько вовремя погиб Тони Джордан, как своевременно подоспели инвестиции от «Оркестра». И ещё, почему у нашего самого опасного конкурента появился компьютерный вирус?

Чтобы отпраздновать это событие, Джейк вытащил из секретных запасов две бутылки пива «Тестер», но оно было таким теплым, что из каждой бутылки половина драгоценной влаги выплеснулась с пенной струей, и потому им досталось по глотку на брата.

Слишком много случайностей. Так не бывает. За этим кто-то стоит. И первым подозреваемым был, конечно, Оуэн.

Она иронически улыбнулась сквозь слёзы, и он пожалел, что задал этот вопрос. Какой у неё мог быть аппетит, если ей приносили еду в узкую каюту, где всегда сушились пелёнки?

— Успеем мы добраться до нижнего течения Аваша до наступления ночи? — спросил Джейк.

Честно говоря, я не представлял, как ему удалось убить Тони. Но всё остальное вполне возможно. Оуэн неоднократно заявлял, что ради брата готов на все.

Прежде чем ответить, Грегориус посмотрел, как высоко стоит солнце.

Надо ехать к Генри.

— Вы хорошо переносите качку?

— Если отправимся сейчас же, — сказал он. Двигаясь по компасу и далеко объезжая солончаковые ловушки, колонна опять взяла курс на запад.

Я позвонил его секретарше спросить адрес. Сказал, что необходимо срочно передать документы. Адрес она не дала, посоветовала переслать документы с курьером.

Когда я встретился с Генри в Первый вторник, он сообщил, что намеревается купить дом в Глостершире. Но как узнать адрес?

Она чуть заметно пожала плечами. По-видимому, она смирилась и с этим. Донадьё угадал, что если её и не рвало, как мужа, у неё не прекращалась тошнота, тупая боль в затылке, отвратительный комок в горле.

Через некоторое время они добрались до песчаной пустыни, где громоздились дюны, похожие на спины китов, отбрасывавшие в ложбины нежные таинственные тени. Песок казался разноцветным — от темно-пурпурного до нежно-розового и белого, как тальк; он был такой мелкий, тонкий, что над вершиной каждой дюны ветер подымал легкий, словно дымок, султан.

Я позвонил Фионе Хартингтон, нашей бывшей сокурснице, приятельнице Генри. Объяснил, что собираюсь на уик-энд в Глостершир и хочу повидаться с Генри. Она продиктовала мне адрес.

Дом Генри стоял на окраине тихой деревеньки. А вот и джип «лендровер дискавери» с солидной вмятиной сзади. Я развернулся и подъехал к дому.

По совету Грегориуса они повернули на север и через полчаса выехали к узкому горному хребту, cостоявшему в основном из железной руды. Хребет делил пустыню на две части и представлял собой как бы дорогу с твердым покрытием среди движущихся барханов. Они медленно ползли по каменистому «мосту» на протяжении примерно двадцати километров.

— Я мог бы дать вам почитать книги…

Светловолосый двухлетний малыш побежал за угол с криком «Папа! Папа!». Сразу появился Генри в старой клетчатой рубашке и джинсах. Потный и чумазый — очевидно, работал в саду. Моё появление его не обрадовало.

Вики подумала, что это очень похоже на переход евреев через Красное море. Даже барханы были похожи на застывшие волны, которые в любой момент могли обрушиться вниз и поглотить их. Она с отчаянием понимала, что ей никогда не удастся передать на бумаге дикую многоцветную красоту песчаного моря.

— Вы очень любезны, — сказала она неуверенно.

Наконец с ошеломляющей внезапностью они оказались на сухой, без единой былинки, эфиопской равнине. Собственно пустыня осталась позади. И хотя перед ними была суровая безводная саванна, здесь все же иногда попадалось колючее дерево или почти не потревоженный ковер выгоревшей травы под кустарниками. Солнце иссушило жесткую траву и полностью обесцветило ее — она сияла серебром, словно одетая инеем.

— Привет, Генри! — воскликнул я с наигранной весёлостью.

— Зачем ты сюда явился?

Она вытерла щёки, подняла голову, не стыдясь показать свои красные глаза и блестящий нос. Взгляд её стал твёрже.

На горизонте появились голубые горы, далекие, но ясно различимые, и это радовало больше всего. Теперь цель была в пределах досягаемости и звала их вперед.

— Поговорить с тобой.

— Можете вы сказать мне, чём Жак занимается целый день?

Четыре бронеавтомобиля, весело урча, шли и шли по короткой жесткой траве, объезжая норы муравьедов, прорываясь через встававшие на пути заросли невысоких колючек. В свете угасавшего дня, когда Джейк уже решил, что пора заканчивать дневной переход, перед ними вдруг, словно чудом, открылась равнина — с высоты пятнадцати метров они смотрели на обрывистое каменистое ущелье, в котором текла река Аваш. Они вышли из машин и сбились в тесную кучку над самой крутизной.

— Не буду я тобой говорить, отваливай!

— Метрах в двухстах отсюда — Эфиопия. Уже два года как я не был на родине, — проговорил Грегориус, жадно вглядываясь в спустившиеся сумерки своими темными глазами. С трудом оторвавшись от созерцания родной земли, он сказал: — Река берет начало в горах, неподалеку от Аддис-Абебы, и по ущелью спускается на равнину. Ниже по течению, в этих краях, она мелеет, заболачивается и исчезает в песках. Тут мы еще на французской территории, впереди — Эфиопия, а дальше на север — итальянская Эритрея.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Пошли прогуляемся.

— А как далеко отсюда до Колодцев Халди? — перебил его Гарет. Ведь для него именно там текли молочные реки в кисельных берегах.

— Я же сказал, убирайся.

Грегориус пожал плечами:

— Просто так… Или, вернее, я вижу, что он изменился. Он стал нервным, раздражительным. Из-за каждого слова он сердится.

— Километров шестьдесят пять, наверно.

— Генри, я проехал сто пятьдесят миль не для того, чтобы развернуться и исчезнуть. Поговорим, и я отвалю.

— А как мы переберемся? — проворчал Джейк впившись глазами в глубину узкого ущелья, где мелкие места еще поблескивали тусклым серебром.

— Вы поссорились с ним?

— Выше по течению есть старая верблюжья тропа на Джибути, — сказал Грегориус. — Может быть, придется немного подкопать берега, но, я думаю, переправиться мы сумеем.

— Я сделал то, что ты просил.

— Надеюсь, так оно и получится. Не то далековато будет возвращаться обратно.

— Дело не в том. Это сложнее. Когда он спускается в каюту, это для него просто пытка. Если я его о чём-нибудь попрошу, он принимает вид жертвы и его начинает тошнить. Вчера вечером…

— Ты прекрасно знаешь, что я тебя ни о чём не просил. Так что перестань темнить и расскажи.

Воспоминание о воде, сверкавшей в глубине ущелья, преследовало Вики всю ночь. Ей снились бурные горные потоки, пенящиеся водопады, поросшие мхом валуны, раскидистые зеленые папоротники над глубоким холодным озером, и она проснулась неотдохнувшая, утомленная, с прилипшими к потной шее и лбу волосами. Небо на востоке чуть посветлело.

Вики думала, что не спит только она. Забравшись в машину, она взяла полотенце и сумку с туалетными принадлежностями, но когда спрыгнула на землю, услышала стук гаечного ключа по металлу и увидела, что Джейк склонился над мотором своего броневика.

Она запнулась. Они были одни на прогулочной палубе; вдали намечалась линия близкой земли, несколько светлых пятен, вероятно дома. Возле парохода прошла пирога с красным парусом, которой управлял голый до пояса негр. Эту хрупкую лодочку даже странно было видеть так далеко от берега.

— Ладно, — буркнул Генри. — Только давай побыстрее.

— Куда вы? — спросил он. — Впрочем, и так понятно. Знаете, Вики, мне не нравится, что вы уходите из лагеря одна.

— Знаете, Джейк Бартон, я такая грязная, что сама чую, как от меня пахнет. Никто и ничто не помешает мне спуститься к реке.

— Так что же вчера вечером? — повторил Донадьё.

Он повёл меня в поле.

Джейк, поколебавшись, сказал:

— Давайте я пойду с вами.

— Тебя кто-то напугал, — произнёс я. — Кто?

— Ничего… Лучше будет, если вы меня оставите. Я только хотела знать, не пьёт ли Жак. Его так легко уговорить…

— Это вам не «Фоли-Бержер», дорогой мой, — засмеялась Вики, а он уже достаточно хорошо знал ее, так что спорить не стал.

Генри долго молчал. Мы пересекли по диагонали поле с пасущимися овцами, направляясь к невысокому холму. Весеннее солнце уже припекало, мне стало жарко. Молчание Генри угнетало.

Джейк проводил ее взглядом, испытывая какие-то неопределенные дурные предчувствия, хотя никаких реальных оснований для этого у него не было.

— А он вообще любит выпить?

Земля и мелкие камешки то и дело выскальзывали из-под ног, так что Вики пришлось сдержать свое не терпение и поосторожнее спускаться к воде, пока она не выбралась на звериную тропу, которая шла вниз под более удобным углом. Она ступала по мягкой земле, точно по следам, оставленным какой-то пятипалой лапой, размером больше блюдца; лапа глубоко уходила в рыхлую почву, так как зверь был, по-видимому, очень тяжел. Вики вниз не смотрела, но даже если бы и смотрела, вряд ли бы поняла, что именно видит, — уж слишком манила ее вода.

Наконец он заговорил:

— Это зависит от его приятелей. Когда мы одни, он не пьёт. Но если он попадает в компанию, где пьют…

— Это произошло через два дня после нашей беседы, когда я объявил, что «Оркестр» больше не будет вкладывать деньги в ваш сайт. Жена приехала из супермаркета с детьми. Они побежали к входной двери, а там их любимец, кот Рыжик, лежит на ступеньках мёртвый. И не просто мёртвый… а с отрубленной головой. Дети заплакали. Жена убрала кота, стала успокаивать детей. Позвонила мне на работу. Я велел ей вызвать полицию. Они приехали, составили протокол. Подобного в округе прежде не случалось. Представляешь, как мы были расстроены! На следующий день, когда жена везла детей в город, машину сзади протаранил фургон. Да так, что джип выскочил на полосу встречного движения. К счастью, автомобили вовремя затормозили. Иначе все могли… погибнуть. Понимаешь?

Спустившись вниз, она обнаружила, что река совсем обмелела и течения в ней нет. Оставались лишь отдельные лужи, стоячие, заболоченные, не остывшие от вчерашней жары. Бурные воды Аваша, до того как оказаться в твердом русле из железняка, протекали по более мягким и рыхлым почвам.

Генри стиснул зубы.

— Он плохо переносит алкоголь?

— А что фургон?

Вики сняла пропитанную потом одежду и вошла в болотистую заводь с глубоким удовлетворенным вздохом. Она присела, погрузившись в воду до пояса, и стала пригоршнями плескать ее себе на лицо и грудь, смывая пыль и соляную корку пота.

— Временами он веселеет. А потом становится грустным, всё ему противно, и он плачет из-за всякой ерунды.

— Развернулся и исчез за поворотом.

— Жена видела водителя?

Затем она подошла к краю заводи и вынула из сумки шампунь. Вода была такая мягкая, что на голове у нее мгновенно образовалась огромная шапка пены, которая сбегала по шее к обнаженным плечам.

Донадье раздумывал, качал головой. Конечно, он никогда не считал, сколько рюмок выпивает её муж. Гюре целые дни сидел в баре, но пил он не больше, например, чем офицеры. Две рюмки аперитива в полдень. Рюмку ликёра после завтрака. Две рюмки аперитива вечером.

— Мельком, в зеркальце заднего обзора. Мужчина, довольно крупный. Лица она не разглядела.

Она смыла шампунь, тюрбаном завернула полотенце на голове, потом встала на колени и намылила все тело, наслаждаясь тем, что кожа наконец-то становится чистой и гладкой. Тем временем день уже настал, и Вики понимала, что остальные торопятся отправиться в путь.

— Молодой? Старый? Волосы тёмные? Светлые?

Она встала на гладкий черный камень и минуту постояла, радуясь тому, что утренний ветерок овевает ее тело, но вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Она быстро повернулась, слегка присев и инстинктивно прикрыв руками грудь и низ живота.

— Она не знает. Не в том была состоянии, чтобы обращать внимание на детали. Я вернулся с работы пораньше, успокоил её. А на следующее утро достаю из почтового ящика конверт, адресованный мне. Открываю — там записка. Всего два предложения:

— Нет, я не думаю, чтобы он чрезмерно много пил, — ответил врач. — На земле это было бы слишком много, но на борту парохода, где больше нечего делать…

На нее упорно, не моргая, смотрели дикие желтые глаза с узкими черными блестящими зрачками.

«Дай им денег. И не сообщай в полицию».


Огромный золотисто-рыжий зверь лежал на уступе скалы в середине обрыва, он опустил голову на вытянутые передние лапы и с убийственным спокойствием следил за тем, что шевелится там, внизу. Но Вики еще не отдавала себе отчета в том, что именно она видит.

Мадам Гюре вздохнула, прислушалась, потому что ей послышался плач младенца в каюте, которая была как раз под ними. В этот час другие дети начинали бегать по палубе, пронзительно крича:

— Написано от руки?

Очень медленно темный воротник гривы начал топорщиться, зримо увеличивая и без того внушительную голову. Затем дернулся хвост и стал ходить туда-сюда с размеренностью метронома.



— Нет, стандартный компьютерный шрифт. По дороге на работу я всё обдумал. У меня не было выбора. Разумеется, речь шла о вашей компании, и тот, кто это написал, настроен серьёзно. Мои близкие чудом не погибли. Я вспомнил убийство Тони Джордана. Надо было сообщить в полицию и рассказать все на работе, но я боялся рисковать жизнью детей и жены. В конце концов, это ведь не мои деньги. А работа, чёрт с ней, я найду другую. Лишь бы жена и дети были живы.

И тут до Вики дошло, кто перед ней. В памяти вновь зазвучали жуткие звуки прошлой ночи. Она пронзительно закричала.


Мельник, ты спишь, твоя мельница вертится быстро…


— Генри, это ужасно, — пробормотал я.



Джейк уже закончил чинить блок зажигания, закрыл капот и взял бутылку с нашатырным спиртом, чтобы смыть с рук смазку: В эту секунду он услышал крик и сломя голову бросился вниз. Крик был такой пронзительный, такой отчаянный, в нем слышался такой смертельный ужас, что у Джейка колотилось сердце, и тут крик повторился, еще более отчаянный, если это возможно. Скользя и спотыкаясь, Джейк стремительно съезжал по крутому склону глубокого ущелья.

Он посмотрел на меня.

У лазарета доктора уже ждали несколько человек.

С того момента, как он услышал крик, прошло всего несколько секунд.

— Я знаю, ты к этому не имеешь никакого отношения, однако решил держаться от вашей компании подальше.

— Когда вы приедете в Европу, всё наладится.

— А как ты договорился с партнёрами?

Он увидел, что обнаженная девушка присела у воды, обеими руками зажимая себе рот. Она была белокожая, стройная, с тугими ягодицами, маленькими, как у мальчишки, и с длинными изящными ногами.

— Вы думаете?

— С трудом. Особенно их удивило то, что я выхожу из совета директоров. К счастью, Клэр Дуглас охотно согласилась меня заменить. Она очень целеустремлённая и ответственная. Вот так мы поладили. Но всё равно мне очень неприятно.

— Вики! — крикнул он. — Что случилось?!

— Ещё бы.

Донадьё не нужно было признаний, он и так всё понимал. Гюре теперь оказался без места. Он слышал, что в Европе кризис.

На его голос она повернулась, тяжело вздрогнули ее груди, белые, с большими розовыми сосками, затвердевшими от страха и холода. Даже в такую минуту он не мог удержаться и не скользнуть взглядом по бархатистой глади ее живота и по темному пушистому треугольнику. Она уже кинулась к нему, по-жеребячьи вскидывая длинные ноги, лицо ее покрылось смертельной бледностью, искристые зеленые глаза расширились от непереносимого ужаса.

— По моей вине фирма потеряет деньги, а то, что она потеряет, нет сомнения. То есть я подложил свинью партнёрам. Убыток в десять миллионов не шутка. Но у меня не было выбора. Верно?

— Что он делал, прежде чем уехал в Африку?

— Джейк! — крикнула она. — О Боже, Джейк!

Мы поднялись на холм. Ну что тут ответишь? Ведь у меня пока нет ни жены, ни детей.

— Да, Генри, — промолвил я. — У тебя не было выбора.

И тут он заметил позади нее, на середине обрывистой кручи на том берегу, какое-то движение.

— Служил в обществе «Большие Корбейльские мельницы». Мы оба из Корбейля.

Мы остановились на вершине холма, откуда открывался живописный пейзаж с милой английской деревней. Суета вокруг сайта казалась здесь глупой и неуместной.

Рана за ночь нагноилась, задние лапы почти отнялись, из-за разорванных внутренностей в брюшной полости скапливался яд и началось заражение — поэтому реакция у льва стала очень замедленной, и даже естественная инстинктивная злоба при виде человека не заставила его погнаться за добычей.

— До скорого свидания! — прошептал Донадьё удаляясь и, в свою очередь, вздыхая.

— Теперь ты всё знаешь, — сказал Генри, рассеянно глядя перед собой.

Но звук человеческого голоса сразу же растревожил память, вызвал образы охотников, которые причинили ему эту нестерпимую боль, и гнев его разгорелся.

Он был здесь ни при чём! Он бывал в Корбейле, не потому, что прежде занимался греблей в Морсане, в трёх километрах от Корбейля вверх по течению, сразу за плотиной.

— Я это так не оставлю.

Вдруг рядом с первым двуногим оказалось второе, ненавистное двуногое существо, шум и движение усилились — это было уж слишком и вырвало льва из предсмертного оцепенения. Он медленно поднялся и зарычал.

Он вспоминал этот город в летнее время, широкую и плоскую Сену, лениво отражавшую небеса, плывущие по реке вереницы баржей, узкие улицы Корбейля, табачную лавочку возле моста, налево мельницы, ворчание силосных башен и тонкую мучную пыль.

— Удачи тебе. — Генри попробовал улыбнуться. — Только, пожалуйста, не ссылайся на меня. И ради Бога, не впутывай полицию. Ради семьи я пожертвовал десятью миллионами чужих денег. Не подвергай их риску.

Джейк пробежал четыре шага навстречу Вики, она, ища защиты, хотела обхватить его за шею, но он не позволил, перехватил ее поднятую руку, так сильно сжав ее пальцами, что Вики от боли немного опомнилась. Используя инерцию ее бега, он подтолкнул Вики к тропинке, которая поднималась вверх по крутому склону.

Что ж поделаешь!

— Не буду.

— Бегите! — крикнул он. — Не останавливайтесь! — И повернулся лицом к искалеченному зверю, в ту самую секунду прыгнувшему со своего уступа вниз, к воде.

Он принял пассажирку второго класса; она плакала, потому что боялась родить на корабле. Она рассчитала срок рождения ребёнка с точностью до нескольких часов и умоляла доктора попросить капитана, чтобы тот увеличил скорость парохода. Здесь Донадьё тоже не мог ничего поделать!

По дороге в Лондон я кипел от возмущения. Разумеется, это проделки Оуэна. Но я чувствовал себя чуть ли не сообщником. Сайт ожил лишь потому, что Оуэн угрожал семье достойного человека. А напряжённая работа сотрудников ни при чём. Я пообещал Генри так это не оставить и не оставлю.

На носовой палубе китайцы завели свои привычки. Весь день они были спокойны, старательно умывались, стирали, некоторые помогали готовить еду, потому что им разрешалось есть на пароходе свои национальные блюда.

Только теперь Джейк осознал, что все еще держит в руке бутылку с нашатырным спиртом. А лев быстро мягкими прыжками пересекал заболоченное русло. Он направлялся прямо к Джейку. Несмотря на рану, он двигался красиво, гибко и грозно. Лев был так близко, что Джейк ясно различал каждый его упругий белый ус на ощеренной губе и слышал, с каким хрипом он дышит. Он дал зверю подойти еще ближе — повернуться сейчас и броситься наутек равнялось бы самоубийству.

Наверное, Гай ничего не знал.

Но Матиас рассказывал, что по ночам у них были страшные драки в трюме, где, несмотря на то, что за ними следили, они с азартом предавались игре.

Лишь в самую последнюю секунду он сделал шаг назад, как подающий бейсболист, и швырнул бутылку. Он поступил так инстинктивно, пустив в ход единственное — пусть даже никчемное — оружие, которое у него было.

Я отправился к дому Оуэна в Камдене. Позвонил в дверь на первом этаже с его фамилией на табличке. Никто не открыл. Шторы на окнах задёрнуты. Уехал? На подъездной дорожке стоял его чёрный японский автомобиль. За границу?

Из осторожности у них отобрали деньги, которые хранились в бортовом сейфе. У всех вместе набралось около трёхсот тысяч франков, но было ясно, что, когда пароход придёт в Бордо, деньги придётся разделить на неравные части, так что у одних не останется ничего, даже пары сандалий, тогда как другие выиграют до пятидесяти тысяч франков.

Бутылка ударилась прямо о широкий львиный лоб, когда зверь уже изготовился к последнему прыжку.





Бутылка разлетелась вдребезги, едкая жидкость разлилась. Она попала в оба глаза, мгновенно ослепив зверя, залила нос и пасть, лишив обоняния, — лев полностью потерял ориентацию и свалился с ног, страшно рыча. Глаза были обожжены, глотку также жгло, и он с ревом беспомощно покатился на мелководье.

Утром в понедельник я воспользовался периодом относительного затишья в офисе и обратился к Гаю:

Якорь бросили на рейде, довольно далеко от пляжа, где волны прибоя образовали преграду для корабля. Города почти не было видно: несколько домов и мол на сваях, к которому приставали шлюпки. Или, скорее, они даже не приставали из-за волнения. Приходилось производить более сложные манёвры, те самые, которые начались сейчас на борту парохода.

Джейк кинулся вперед, воспользовавшись несколькими мгновениями передышки. Он подхватил с земли обкатанный водой кусок железняка, размером с футбольный мяч, и занес его над головой.

— Ты давно виделся с Оуэном?

Баржи, управляемые туземцами, подходили к корме в том месте, где стоял подъёмный кран. Пассажиры, выходившие здесь, садились в нечто вроде довольно смешной лодочки, напоминавшей качели на ярмарке в Троне.

Эту лодочку поднимали лебёдкой, мгновение она двигалась в воздухе, затем опускалась в баржу.



— Давно. Он во Франции.

В конце мола начиналась та же операция. Подъёмный кран поднимал лодочку с пассажирами и опускал её на твёрдую землю.

— Во Франции?

Он встал на уступ. Лев, вновь обретя равновесие, слепо пошел на Джейка. Джейк с высоты своего роста метнул камень, который, как пушечное ядро, попал льву в то место, где хребет соединяется с черепом, и сломал то и другое. Насмерть пораженный зверь упал бездыханный. Перекатился набок. Половина его тела оказалась в воде, половина — на черном каменистом выступе.

Это длилось часами. Жара была сильнее, чем в других местах. Так как судно стояло на якорях, качка была очень чувствительна и можно было видеть, как лица пассажиров бледнели от скрытого недомогания.

— Да. На вилле. Сабина уехала в Германию, и он решил пожить там некоторое время. Скорее всего, мы продадим виллу: невесёлые она навевает воспоминания.

— Значит, сейчас он там?

Несмотря на это, туземцы, особенно арабы, в яркой одежде, в жёлтых туфлях, влезали на палубу, словно пираты, берущие корабль на абордаж, развязывали свои узлы, и судно стало похожим на ярмарку, потому что они повсюду раскладывали безделушки из слоновой кости, негритянских божков из чёрного дерева, маленьких слонов, мундштуки, туфли из змеиной кожи, плохо выдубленные шкуры леопардов, пахнувшие диким зверем.

Несколько долгих секунд Джейк стоял над ним, тяжело дыша после пережитого, потом наклонился и дотронулся кончиком пальца до длинных светлых ресниц, окружавших открытый львиный глаз. Прикосновение не вызвало рефлекторного моргания, блеск глаза погас из-за разъедающей жидкости, и Джейк понял, что зверь мертв. Он обернулся и увидел: Вики не послушалась его и не убежала. Она застыла там, где он ее оставил, и стояла обнаженная и такая беззащитная, что у Джейка сжалось сердце и он быстро зашагал к ней. Вики с рыданием бросилась в его объятия и прижалась к нему с безумной силой. Джейк понимал, что это объятие вызвано пережитым ужасом, а не страстью, но когда его собственное сердце стало биться реже и уровень адреналина в крови понизился, он подумал, что получил значительное преимущество. Ведь если ты спас девушке жизнь, она просто обязана отнестись к тебе серьезно, мелькнуло в голове. И Джейк улыбнулся самому себе, впрочем, не слишком уверенно. Все чувства его обострились после испытанной опасности. Он ощущал аромат туалетного мыла и вонь нашатыря. С мучительной ясностью он чувствовал тяжесть стройного девичьего тела, прижавшегося к нему, и нежную теплоту ее кожи.

— Да. А в чём дело?

Арабы приставали к каждому, шепелявя и беспрестанно предлагая свои услуги.

Они попробовали заняться медитацией в надежде получить Божественные указания, но ничего не почувствовали. Элен сказала, дескать, медитирование редко приносит озарение, это скорее подготовка к нему, рыхление почвы для посадки идеи.

— О, Джейк, — произнесла она прерывистым шепотом, и его острой болью пронзила мысль, что именно сейчас и именно здесь она готова принадлежать ему, прямо на черном скалистом берегу реки Аваш, рядом с неостывшим еще львом.

— Просто так. — Я начал перебирать бумаги на своём столе.

Носовой трюм был открыт, и туда навалом грузили каучук, тюки с кофе и с хлопком.

Маркус снова начал метать громы и молнии.

В этом он был совершенно уверен, и его руки, двигавшиеся по ее телу, получили мгновенное подтверждение — оно чутко отвечало ему, лицо потянулось к его лицу. Губы ее дрожали, он чувствовал ее дыхание.

— Дэвид, зачем он тебе? — проворчал Гай. — Оставь ты его в покое.

Пассажиры мечтали о стоянке, надеясь, что в это время не будет качки, а теперь с нетерпением ждали отплытия. Оно оттягивалось, потому что какой-то важный чиновник, который должен был сесть на корабль, — его белая вилла виднелась между кокосовыми пальмами, — никак не решался явиться. В последний момент, по той или иной причине, он объявил через своего секретаря, что поедет со следующим рейсом.

В конце концов Джоанна заявила:

— Что там, черт побери, стряслось? — Голос Гарета прорезал мрачное ущелье. Он стоял на краю обрыва, прямо над ними. Под мышкой у него была винтовка «ли энфилд», и он раздумывал, не спуститься ли к ним.

— Вы представляете опасность для нас, я больше не желаю видеть вас рядом.

Как раз в эту минуту Гюре, который в одиночестве прогуливался по палубе, делая зигзаги из-за крена, в первый раз встретился с доктором и посмотрел на него так, как будто не решался его окликнуть.

Джейк повернул Вики и загородил ее своим большим телом, одновременно стягивая с себя молескиновый пиджак, чтобы она прикрыла свою наготу. Пиджак доходил ей до середины бедра и сильно топорщился под мышками. Она все еще дрожала, словно котенок в снежной вьюге, и тяжело, прерывисто дышала.

Прогнать Маркуса она не могла, зная, какая ответственность лежит на нем, зато способна была сама уехать, чем бы это ей ни угрожало. Испугавшись за нее, Маркус принял мудрое решение, он отправился на гору побродить среди сосен. Физическая нагрузка и необычайная красота природы угомонили его и вернули ему оптимизм.

33

Оба они роковым образом должны были встретиться ещё раз немного позже, потому что обходили палубу в противоположных направлениях, и на этот раз Гюре, снова поколебавшись, продолжал свой путь.

— Успокойся, — крикнул Джейк Гарету. — Ты вовремя не подоспел на помощь, а теперь уже ничего не нужно.

Придя вечером с прогулки, Маркус извинился за раздражительность. Элен в ответ улыбнулась, а Джоанна погладила его по голове и мягко сказала:

Он сунул руку в карман брюк и вытащил большой не слишком чистый носовой платок. Вики взяла его с улыбкой, но губы ее подрагивали, а в глазах стояли слезы.

Арабы всё ещё были здесь, хотя стюарды выталкивали их, приказывая им забрать свой товар и садиться в лодки. В первый раз заревела сирена.

На следующий день я должен был лететь в Мюнхен, однако попал в Ниццу. В аэропорту взял напрокат автомобиль и двинулся в Монте-Карло. В офис Патрика Хойла.

— Высморкайтесь, — сказал Джейк, — и наденьте трусы, а то скоро вся компания сбежится помогать вам.

— Все мы бываем несносными.

Когда доктор и Гюре встретились в третий раз, молодой человек остановился и уже поднял руку, чтобы снять свой шлем.



— Я обнаружила еще одну иллюзию, — объявила Элен.

— Простите, доктор…

Джоанна потянулась за дневником.

В здании размещались адвокатские, инвестиционные и аудиторские фирмы. Хойл — на пятом этаже. Я вышел из лифта на толстый ковёр. Стены офиса обшиты панелями из ценных пород дерева. За столом надменная молодая секретарша с орлиным носом и великолепными волосами до талии. Заранее записан я не был, что вызвало её неудовольствие, но Хойл сразу пригласил меня к себе в просторный кабинет с окнами, выходящими на бухту.

Грегориус был потрясен. На несколько минут он лишился дара речи. В Эфиопии ни один мужественный поступок не ценится так высоко, как успешное единоборство со взрослым львом. Воин, который совершил этот подвиг, носит с той поры львиную гриву как символ своей храбрости и пользуется всеобщим уважением. Уважением пользуется и тот, кто застрелил льва, того же, кто убил его копьем, глубоко почитают. Но никогда Грегориус не слышал, чтобы человек убил льва обычным камнем да бутылкой нашатырного спирта.

— Считается: если вы беспокоитесь о ком-то, значит, любите его. Это заблуждение. Тревога ничего не доказывает. Истина состоит в том, что любовь — это абсолютное доверие и гармония.

— Я вас слушаю.

— Здорово! — воскликнула Джоанна. — Я понимаю. Беспокойство на самом деле свидетельствует о твоей неуверенности, которую ты распространяешь на других.

Грегориус собственноручно снял шкуру с убитого льва. Не успел он закончить, как над ним стали описывать большие круги стервятники. Он оставил розовую тушу в реке и потащил влажную шкуру наверх, в лагерь, где Джейк уже суетился, торопясь отправиться в путь к Колодцам Халди. Пренебрежительно отнесясь к своему трофею, он проявил неуважение, бестактность, и Грег попытался объяснить ему это.

Он сидел в большом кожаном вращающемся кресле за массивным письменным столом.

Донадьё было всего лет сорок, но он внушал доверие, и скорее даже не как врач, а как священник, на которого был немного похож из-за свойственной ему манеры обращаться с людьми.

— Ты будешь пользоваться большим почетом у моего народа, Джейк. Где бы ты ни оказался, люди будут указывать на тебя друг другу.

— Правильно. Кстати, я сейчас подумала: то, что многие называют любовью, на самом деле всего лишь удовлетворение физической потребности. Любовь, как и ее антипод — ненависть, — это всегда следствие взаимоотношений, а не причина.

— Я удивлён. Не представляю, какие дела у вашей компании в Монако. Может, вы приехали сыграть в рулетку? Поставить все деньги на красное?

— Простите, что я вас беспокою. Я хотел спросить… — Гюре был смущён. Он покраснел. Его взгляд переходил с одного араба на другого, ни на ком не останавливаясь. — Вы считаете, что наш ребёнок будет жить?

— Ну и чудесно, Грег. Просто прекрасно. Будь добр, приподними свой зад.

— Если исходить из того, что говорится в свитке о потоке, то получается, что настоящая любовь рождается в процессе ровной, стабильной связи, так? — спросил Маркус.

А Донадьё думал: «Ты, парнишка, сейчас врёшь. Ты так долго подстерегал меня совсем не для того, чтобы говорить о ребёнке».

— Не угадали, — сказал я, садясь напротив него.

— Из этой гривы я закажу тебе головной убор воина, — упорствовал Грег, приторочивая свернутую львиную шкуру к бортовому выступу броневика Джейка. — Если выпустишь волосы, это будет великолепно.

— Вот именно, — согласилась Элен. — Множество людей завязывают те или иные отношения. Это подталкивает их к самоанализу. Развод, который церковь и политиканы клеймят как подрывание основ общества, является на самом деле сигналом очнувшейся души.

— Нынешнюю стильную прическу Джейка это только облагородит, — сухо бросил Гарет. — Я согласен, подвиг был хоть куда, и Джейк прекрасный парень, но давайте все же двигаться, пока я совсем не разозлился.

— А почему бы ему не жить?

— Подожди, мама, позволь я сформулирую. По твоим словам, иллюзия — утверждать, будто беспокойство о кои-то означает любовь. Истина заключается в том, что любящий полагается на разум любимого и предоставляет ему свободу действий.

— Сравнительно простой способ добыть деньги. Если, конечно, повезёт. — Хойл усмехнулся. — Тут ведь главное вовремя остановиться. Этим искусством владеют очень немногие.

Когда они направились к своим автомобилям, Грегориус догнал Джейка и показал ему раскрытую грибом пулю в медной оболочке, которую он вытащил из тазовой кости льва. Джейк остановился и внимательно рассмотрел пулю, покатав ее на ладони.

— Калибр девять или девять и три, — определил он. — Это спортивная винтовка, не армейская.

— Замечательная формулировка.

— Не знаю. Мне кажется, что он такой маленький, такой слабый… Он родился, когда мы оба плохо себя чувствовали. Там моя жена часто болела…

— Я собираюсь поговорить с Оуэном.

— Я почти уверен, что во всей Эфиопии такой винтовки не найти, — сказал Грег серьезно. — Это какой-то иностранец.

— Пока не стоит поднимать шум, — решил Джейк и выбросил пулю. — Но иметь в виду будем.

— И еще. Иллюзия считать развод и расставание неудачами, — добавил Маркус. — Истина в том, что они являются отрезвляющими звонками усвоенного опыта.

— Вот как? — Хойл вскинул брови.

— Как и все женщины.

Грегориус почти отвернулся и нерешительно произнес:

— Джейк, даже если лев был уже ранен, все равно ничего подобного я никогда не слышал. Я на них много охотился, но никогда ни одного не убил.

— Он живёт сейчас на вилле «Les Sarrasins».

— Отлично! Сразу две иллюзии! — воскликнула Джоанна и сделала запись в дневнике. — Не могу дождаться последней Великой тайны.

— Это трудно объяснить…

Джейк был тронут восхищением юноши. Он расхохотался и похлопал Грега по плечу.

— И по пути решили заглянуть ко мне?

— Следующего я оставлю тебе, — пообещал он.

— Я знаю, что вы хотите сказать, но это не имеет никакого отношения к тому, что вас беспокоит.

Джоанна и Элен рано отправились спать. Взяв книгу, оставленную прежним постояльцем, Маркус погрузился в чтение.

— Да.