Дмитрий Пучков (Goblin)
ВОЗВРАЩЕНИЕ БОМЖА
Пролог
Рыбак рыбака ненавидит издалека.
Справочник рыболова-любителя. Сызрань. 1978 год
Двое сельчан, расположившихся на утлой лодчонке посреди неширокой реки, сосредоточенно занимались ловлей рыбы, словно не замечая растянутых по всему берегу грозных предупреждений и знаков радиации, щедро украшавших прибрежные кусты. Помятый знак «р. Припять, 5 км» торчал из дерева, будучи воткнут в него одним своим краем, словно какие-то балбесы поиграли им «в ножички». Остальные особенности рельефа местности совершенно терялись по соседству с многочисленными черно-желтыми указателями.
Переменчивая рыбацкая судьба до сих пор не подкинула рыболовам свежепойманной закуси — не то что водочки под ушицу не похлебать, но, как говорится, даже и «кошкам не наловили». Однако, как и всяким настоящим рыбакам, этот малозначительный факт не мешал весьма и весьма «теплой» уже парочке настойчиво бороться с содержимым бутыли особо крупного калибра, перекатывавшейся на дне лодки. Всенародно любимый «энергетик» уже практически заканчивался, а червяки на крючках так и померли собственной смертью — от скуки, поскольку даже ветер не колыхал поплавки, надменно возвышавшиеся над поверхностью воды.
После очередной дозы легкогорючего напитка рыболовы решили поменять наживку — «на удачу», и тут одному из них пришла в голову «гениальная» идея — смочить червячка в водке. Экспериментировать «на себе» будущий патентовладелец, конечно же, не стал, а посему подсунул порядком захмелевшее «кольчатое» своему приятелю. Тот не глядя махнул крючком, ловко просовывая его сквозь червя, и забросил снасть в теплую воду.
Рыболов-рационализатор, проведя эксперимент «Пьяный червь», не остановился на достигнутом, и сам, будучи уже под порядочным хмельком, принялся насаживать извивающегося червяка, но не абы как, а «строго по фен-шую», что, прямо скажем, не слишком-то ему удавалось. Зато собственные пальцы феншуист насадил на острие не раз и не два, соответственно этим достижениям, тайком от своего товарища, прикладываясь к бутылке.
Впрочем, к этому моменту невольному экспериментатору стало совершенно не до выпивки — с воодушевлением, доступным только настоящим рыбакам, он возопил благим матом и задергался так, что лодка принялась раскачиваться из стороны в сторону, зачерпывая воду низкими бортами:
— Шмыга! Клюет! Клюет! — Везунчик принялся пихать в бок своего менее удачливого друга и указывать тому на потонувший поплавок. — Похоже, глубинный шелишпер! Шмыга!
Удочка его и вправду согнулась почти что колесом, туго натянутая леска недовольно звенела от напряжения, а в десятке метров от лодки бурлил водоворот. Удачливому рыбаку даже пришлось перехватить удочку, чтобы наверняка не упустить столь серьезную добычу.
Не сразу сообразивший, что к чему, рыболов-изобретатель мотнул пару раз головой из стороны в сторону, слегка отгоняя хмель, и, пьяно улыбаясь, принялся вопить в унисон, «приятным баритональным дискантом» (то есть максимально противно):
— Дрыга, давай! Дрыга! Подсекай! Тащи!
В этот момент резкий рывок лески сообщил весьма хлипкому «везунчику» ускорение, достаточное для того, чтобы тот влегкую вылетел из лодки. Едва не отправившийся за товарищем любитель выпивки и феншуя, чудом зацепившийся за скамейку, осторожно выглянул за борт лодки, где на поверхности воды крутилась только драная шапка его приятеля, да еще расходились в разные стороны круги от того самого места, где шлепнулся в речку собственно владелец головного убора:
— Дрыга!
Если бы носитель столь звучного имени разглядел, кого зацепил на крючок, то, быть может, и поостерегся бы до последнего крепко держаться за удилище в надежде если уж не рыбки покушать, то хотя бы «спасти канадскую мормышку». На буксир рыболова взяло существо более чем странного вида, обладавшее не менее странным генетическим набором, будучи дикой помесью крокодила и жэковского слесаря. Стоит сказать, что в этой речушке уже не первый год водилась разная шушера, случалось и покрупнее сегодняшней твари.
Странное существо позарилось на закуску и выпивку в одном флаконе, в виде пьяного червя, и уже по достоинству оценило ноу-хау неизвестного рыболова. Впрочем, мутант, достаточно быстро утомившийся волочь за собой жадного рыбака, решил вопрос по-своему — плавно обогнув остатки утопленного кем-то трактора, он развернулся на сто восемьдесят градусов, резко рванув в сторону, и, ровно в соответствии с задуманным, привел голову своего настойчивого преследователя на встречу с останками сельхозтехники. От удара в лоб тот выпустил из рук удочку и рухнул на дно.
Искры, посыпавшиеся из глаз пострадавшего, могли неплохо подсветить окружающую обстановку, впрочем, ситуация того совершенно не требовала — в Припяти и без того все светилось, словно промежность мартовского кота. Однако то, что привлекло внимание рыболова-пловца другим образом — тусклое поблескивание металла, моментально вернуло доходяге утраченное было бодрое состояние духа. «Колечко!!! Неплохой подгон на замену мормышке!» Впрочем, думать становилось совсем уж некогда — пора было выныривать. Одним гребком руки ухватив приличный ком грязи, в котором и торчало колечко, он рванул вверх и, вынырнув на поверхность, принялся жадно хватать ртом воздух. Слегка отдышавшись, он принялся аккуратно отгребать к берегу, действуя исключительно одной рукой, поскольку вторая крепко сжимала неожиданную добычу.
Порядком утомившись в процессе асинхронной гребли, Дрыга тяжело вывалился на берег и пополз по траве на четвереньках, подальше от проклятой реки. Все еще тяжело дыша, он встал, покачиваясь от усталости, оглянулся на Припять и, покачав головой, аккуратно разжал кулак — в перепачканной ладони лежало тускло поблескивающее кольцо. Дрыга, заглядевшись на него, почему-то даже забыл, как дышать, хотя только что едва смог отдышаться как следует.
Он даже не услышал своего приятеля, который, увидев плывущего бедолагу, поспешил на лодке к берегу, чтобы не упустить выгодного момента и вдоволь поприкалываться над мокрым, как губка, Дрыгой.
— Дрыга! Ты где, водолаз?
Однако Дрыга не только не уловил иронии, но даже не удосужился оглянуться на подошедшего кореша. Заглянув через плечо застывшего в неестественной позе приятеля, Шмыга, четко уловив суть происходящего, жадным взглядом впился в колечко. Безоблачное до тех пор, его настроение резко упало ниже ватерлинии — ибо его приятель одномоментно превратился из прекрасного объекта для насмешек в весьма удачливого чувака. Почувствовав, кто здесь на самом деле лузер, Шмыга принялся выкручиваться, как шуруп из фанеры:
— Сразу видать, что медное!
И кроме того, решил «на всякий пожарный» закинуть удочку «на дурачка»:
— Дай поносить.
Дрыга, однако, дурачком не был и в рыбалке больше участвовать не хотел, не проглотив неуклюжую наживку. К тому же удачливый ныряльщик, едва ли не впервые почувствовав в себе столь плохо скрываемую уверенность, не упустил случая поиздеваться над дружком:
— Поцелуй!
Шмыга по складу характера был готов на что угодно за пару лишних копеек, в том числе и перекраситься в любые цвета, ну, а с чувством юмора у него всегда были проблемы, поэтому он с готовностью придвинулся к Дрыге:
— Ага, сейчас… поцелую… ты только не дергайся.
Честно говоря, опыта в столь интимном процессе у него не было никакого, поэтому, зажмурив глаза и сложив губы трубочкой, он придвинул свое лицо к лицу приятеля.
Тот всегда знал, что Шмыга тупой, но никак не ожидал, что настолько. Мазнув идиоту пятерней по роже, Дрыга завопил:
— Ах ты, голубятня!..
Шмыга обиженно засопел носом:
— Ты не так понял… Осторожно…
И снова принялся придвигаться к Дрыге, стараясь не упускать из виду крепко зажатое в кулаке кольцо. Сделав вид, что хочет обнять друга, он вдарил ему со всей мочи по руке в надежде, что заветное колечко выпадет, но надеждам его не суждено было сбыться — Дрыга в последний момент успел спрятать руку за спину. Тут уж хочешь не хочешь — а пришлось обниматься. Дальнейшие события подробно описаны Камасутрой — глава шестая, позиция «Влюбленные сумоисты».
Катаясь по траве, Дрыга и Шмыга мутузили друг друга почем зря, впрочем, особого превосходства нельзя было признать ни за одной из сторон. Однако на свою беду Дрыга подал приятелю дурной пример — принявшись душить Шмыгу, он не довел начатое до конца, а вот его недавний кореш был куда как более последователен. Давиться за копейку или удавить за нее кого-то другого — доступная диалектика…
Когда Дрыга перестал-таки дрыгаться в руках своего диалектически подкованного приятеля, тот не стал долго соображать, что к чему, — его больше интересовала нежданная добыча. Разжав потную ладошку потерпевшего, Шмыга ухватился за кольцо, сунул его себе в рот и, слегка прикусив теплый металл зубами, захихикал:
— Не… кажись, не медное!
Вдоволь налюбовавшись на кольцо, он нацепил его на указательный палец и… исчез.
Глава первая
НОВЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ НЕУЛОВИМЫХ
Туда не ходи, сюда ходи. Снег башка попадет, совсем мертвый будешь.
Работаем в Москве. Путеводитель. Кишинев. 2001 год
По закопченным стенам пещеры, приютившей под своими сводами троих туристов, гуляли отсветы пламени от небольшого костерка. Двоих карапузов, возлежавших неподалеку от импровизированного очага, развлекал своими байками их проводник — Голый, он же бывший известный рационализатор-рецидивист Шмыга. Устав слушать заунывное бормотание хмыря, Соня принялся разглядывать матерно-наскальную живопись, щедро украшавшую стены пещеры, однако вскоре запутался в хитросплетениях богатого на выдумку народного языка и пихнул в бок привычно закемарившего Федора:
— Слышь, чего Голый бает — говорю же тебе, он нас ночью придушит, как пить дать.
Только сейчас Федор наконец-то сообразил, чем был навеян его живописный сон о гомосексуалистах-душителях, а Шмыга тем временем продолжал травить свою историю, благо недостатка в нахлынувших на него воспоминаниях о здешних местах, когда-то бывших ему родными, не было:
— Тут и началось. Кто же знал, что за час до этого станция накрылась, — видимо, проникнувшись собственными воспоминаниями, он зашелся в приступе кашля: — Абыр, абыр, абырвалг. Конечно, в Припяти уже давно купаться нельзя было, но тут другой коленкор! Дрыга тогда получил тройную дозу — говорят, от того и помер, а я пять лет в горах скрывался. Оказывается, Карпаты — это не только мопед!!!
Кажется, этой мысли Сеня до конца не поверил, впрочем, Шмыга не обращал внимания на реакцию карапузов:
— Короче, жрал что ни попадя, хорошо хоть пару раз туристы попадались — я им за тушенку ночным светильником подрабатывал. А вы до сих пор думаете, что у меня шерсть на башке из-за кольца вылезла? Да оно только на неокрепший подростковый мозг действует. У кого… он есть.
Сеня наклонился к клюющему носом приятелю:
— Федор Михалыч, а ты понял юмор? Вот до меня не дошло.
Федор прокомментировал, не открывая глаз:
— Сеня… Это национальный юмор. Вот мы, например… шутим про сало, а они обижаются.
Он перевернулся на другой бок и принялся привычно теребить в руках болтающееся на цепочке кольцо.
В этот момент на горизонте, где едва-едва теплилась полоска света, что-то громыхнуло, окрасив небо кроваво-красными всполохами, земля под ногами задрожала, а с потолка пещеры им на головы посыпались снулые летучие мыши и обгорелые спички, измазанные с тыльной стороны чем-то липким.
Шмыга рухнул оземь, закрывая голову руками:
— Лягай! Лягай! Вспышка справа!
Сеня, как всегда, не заставил сомневаться в собственной излишней любопытности, вопрошая уже из горизонтального положения:
— А чего это там так красиво жахнуло? Шмыга, в свою очередь, проявил привычную уже осведомленность о здешних порядках:
— Похоже, они еще один энергоблок загубили!
Сеня на все невзгоды в этой жизни реагировал исключительным образом — принимался жрать все, что не прибито к полу и не бьет морду. Для себя он всегда мотивировал это тем, что помирать голодным не к добру. Поэтому и на этот раз он, не теряя присутствия духа, ползком двинулся к своему вещмешку-самобранке и принялся копаться в его содержимом, как бы невзначай, поинтересовавшись мнением Федора:
— Так. Есть будешь?
Тот вяло кивнул головой в ответ, и Сеня протянул ему перевязанный бечевкой брикет, завернутый в вощеную бумагу.
Федор покрутил непонятную фиговину в руках, постучал о камень и, поморщившись, спросил:
— А че это?
Сеня поглядел на него удивленными глазами:
— Во дает, забыл, что ли? Суп-кирпич, мелко нарубленный!
Федор на всякий случай поинтересовался, не сильно надеясь на положительный ответ:
— А кипяток есть?
Впрочем, ответ был заранее предсказуем:
— Кипятка нету. Так что не выеживайся, жуй супец всухомятку.
Федор надорвал бумагу по краю и принялся жевать суп, сильно напоминавший по вкусу и составу соленые опилки.
Сеня тоже без особого воодушевления грыз свой «гранитный камушек», не переставая рассуждать на продовольственную тему:
— Зря мы кроликов похоронили. Подумаешь, родственники! Ничего, Федор Михалыч. На обратном пути другого родственника схарчим.
Федор, чей мозг был занят тщетными попытками наладить процесс пищеварения, не сразу сообразил, о ком речь:
— Кого схарчим? Меня?
Сеня поспешил поправить своего приятеля:
— Да не. Лысого.
Завтрак их был прерван появлением Шмыги, который смотался, по его словам, на разведку (что совершенно не исключало того, что хмырь попросту носился по округе в поисках жратвы) и теперь был совершенно уверен в планах их группы на сегодняшний день. Он прямо-таки пританцовывал от нетерпения у входа в пещеру, подгоняя не слишком-то горевших желанием куда-либо переться приятелей:
— За мной, карапузы, Мордовия уже совсем близко. Но идти придется мимо Чернобыля. Там и живет тетя Соня — от радиации уринотерапия — первейшее средство.
Шмыга еле успел отскочить в сторону, и увесистый булыжник, запущенный Сеней, просвистел мимо. Хмырь оскалился и прошипел:
— А если жирный будет хамить — придется ему купаться вместо обливаний!!!
Конспиративная дача Сарумяна напоминала бассейн пионерского лагеря по осени — грязная вода, в которой крутился разнообразный мусор, да башня, одиноко торчащая из воды, поглотившей все некогда богатое хозяйство сбежавшего диктатора.
Двое развеселых карапузов — Чук и Гек — сидели на обломках бетонного забора, окружавшего надежно укрытую в лесных чащобах резиденцию спецслужб. Кажется, эти двое неплохо помародерствовали в местных подвалах — во всяком случае, наполовину опустошенный ящик коллекционного вина помогал им в поддержании хорошего настроения. Оглашая окрестности дружным гоготанием, карапузы развлекали друг друга бородатыми анекдотами и скабрезными байками. Гек даже попробовал себя в жанре афоризма:
— Приколись, баклан… что мне в голову пришло. Жить — хорошо! — Он сделал многозначительную паузу и продолжил: — А хорошо жить — еще лучше!
Чук передал ему небольшую трубочку, которую они по очереди потягивали, осеняя окрестности ароматом елки, и гоготнул:
— Точна!
Впрочем, все смешное их еще только поджидало. Почти в этот самый момент из лесу появился поисковый отряд Пендальфа, пожаловавший собственно по души карапузов-беглецов, которых уже совсем захватило елово-новогоднее настроение. Они принялись ржать, как делегация олигофренов на концерте Петросяна, хлопать себя по бокам и хвататься за животы.
Когда же эти двое наконец-то смогли просмеяться, первым слово взял Гек, который все еще всхлипывал носом и утирал рукавом крупные слезы, катившиеся по его раскрасневшемуся лицу:
— Здравствуй, Дедушка Мороз, борода из ваты! Мы тут без вас крепость взяли!
В этот момент его снова скрутил приступ безудержного смеха, а рассвирепевший Гиви принялся выговаривать трясущимся в истерике карапузам:
— Вы чего делаете? Ви щто, не знаете, что курить табак разрешается с двадцати лет? — Карапузы при этих словах попадали на спины и принялись кататься по земле. Растерявшийся Гиви совсем потерял нить рассуждений и закончил совсем не тем, о чем хотел сказать: — А крепости без нас брать вообще нельзя!
Чук похлопал себя по щекам для приведения в чувство и с напускной серьезностью в лице принялся объяснять непонятливому гному:
— Во-первых, курево продают не с двадцати, а с восемнадцати. Во-вторых, места надо знать. А в-третьих, это не табак.
Гек, до того старательно надувавший свои щеки, выпустил изо рта облачко елового дыма и скорчил гному рожицу. Гиви сжал кулаки и обратился к собравшимся:
— Вот уроды!
Пендальф на правах главного тут же резюмировал:
— Оборзели, карапузы!
И в целом оказался прав — Гек тут же подтвердил мысль старого разведчика, обратившись к нему самому:
— Будете ругаться, дяденька, я всем расскажу, как вы с Бульбой Сумкиным на его дне рождения ганджубас дули!
Впрочем, выдержке Пендальфа можно было позавидовать — старикан даже ухом не моргнул и глазом не повел. Вместо того, чтобы пререкаться с зарвавшимися обкурками, он предпочел быстренько сменить тему:
— Ну-ка, подскажите, кто здесь главный?
Через несколько минут Пендальф проявил себя и как умелый дипломат-переговорщик. Деревянный мент, к которому старого лиса привели двое недорослей-обкурков, поначалу не скрывал своей обиды на старого знакомого:
— Это что ж такое делается?! Я-то думал, это Сарумян на моей делянке всю коноплю зарубал. А оказывается, он не при делах. Не ожидал я от тебя, дружище Пендальф… такой измены.
Невозмутимость старого разведчика, без тени смущения выслушавшего все обвинения в свой адрес, объяснялась просто — раз и навсегда выбранная им линия поведения: «Я — не я, и ж… — не моя» — давала неоспоримые преимущества едва ли не в любых обстоятельствах:
— Сочтемся, дерево. И вообще — скоро начало отопительного сезона. Поступил приказ на твою передислокацию в район ТЭЦ!
Гиви по старой привычке влез со своими мыслями:
— Собирайся, старик… поедешь с нами!
Пендальф поморщился — гном-выскочка, как всегда, нарушал всю тонко выстроенную дипломатию. К тому же на сей счет у него было другое мнение:
— Нет. Попробуем альтернативный способ.
Деревянный сотрудник органов слегка призадумался и выдвинул встречное условие:
— ТОЛЬКО давай… договоримся сразу! Никаких сплавов по реке!!! А то многие из наших… вообще плавать не умеют.
Слабо интересовавшиеся дипломатией карапузы не находили себе места — обоих распирали запасы нерастраченной энергии. Крутившийся, как волчок вокруг собственной оси, Чук внезапно заметил что-то плавающее в луже неподалеку. Он ринулся к находке, не обратив внимания на грозный окрик Агронома:
— Стоять!
Впрочем, внимание всех остальных теперь было обеспечено, и, когда любознательный карапуз вытащил из воды тускло мерцающий шар из темного стекла, всех собравшихся волновал только один вопрос, задать который первым умудрилась говорящая деревяшка:
— Это что за фигня?
Естественно, самым деловым в очередной раз оказался Пендальф. Моментально оценив ситуацию, он подскочил к карапузу и, выхватив находку из рук Чука, объяснил:
— Это ноутбук. Эпл Макинтош. Концептуальная модель.
Аккуратно обтерев добычу рукавом, он сунул ее в сумку и, легонько похлопав по ней, широко улыбнулся ловко объегоренному карапузу. Тот насупленно глядел на лихого старикана, но спорить по поводу собственных первоочередных прав на находку не решился.
Банкет по случаю «маленькой победоносной войны», затеянный рохляндским атаманом, по древней традиций длился дольше, чем собственно сами военные действия, так кстати завершившиеся полной победой «наших» над «ненашими».
Сам атаман Борис, проявив доселе невиданную кипучесть, без устали сновал между гостями, не забывая выпить с каждым из присутствующих, да не по разу, тостуя налево и направо. Всеобщие здравицы он также взял на себя:
— Господа офицеры и прапорщики. Вздрогнули. Господи, не пьянства окаянного ради…
Атаман сделал паузу, которую дружным ревом заполнили собравшиеся в огромной зале гости:
— Здоровья для!
Впрочем, общего единения хватило ненадолго, и, как обычно это бывает на «тематических» пьянках, к четвертому стакану все порядком подзабыли, о чем речь, и потому больше не забивали себе голову ненужными подробностями. Разношерстные компании горланили песни, носились по столам и порой даже под столами в поисках внезапно закончившейся закуси и громко разговаривали «за жизнь».
Бродивший среди веселящихся Агроном наткнулся на атаманскую дочку, тащившую в руках две большие бутыли, кем-то уже наполовину опустошенные и наспех заткнутые половинками огурца.
Завидев старого знакомца, она направилась к нему и, вопросительно взглянув на потенциального собутыльника, протянула ему обе емкости:
— Не знаю, чего пить — водку или спирт? Что посоветуете?
Агроном улыбнулся девушке:
— Сам не знаю. Все такое вкусное! Предлагаю коктейль: на сто водки — пятьдесят спирта, остальное — самогоном по вкусу.
В этот момент и их светскую беседу вмешался невесть откуда взявшийся папаша-атаман. Уставившись на них бессмысленно-свинячим взглядом, он извлек из затуманенного алкоголем мозга свой любимый афоризм:
— С утра выпил — весь день свободен!
— Папа, вы же сказали водке «нет», — укоризненно покачала головой атаманская дочка.
Рохляндский самодержец блаженно заулыбался и принялся трясти головой:
— А вот и ни фига… Не считается. Я, когда говорил «нет», держал за спиной пальцы крестиком.
Он икнул, стащил огурец с одной из бутылок, которую держал Агроном, и, отхлебнув из горла, резюмировал:
— Между прочим, это не водка, а, чисто, «белое золото».
В этот момент где-то в глубине зала раздался многоголосый рев, и атаман, утратив интерес к скучной парочке, потрусил нетвердой походкой «поближе к народу».
Там на одном из столов лихо отплясывали Чук и Гек, только что синхронно победившие сразу в двух конкурсах — танцах на раздевание и «кто больше выпьет».
Возле этой компашки и застал Пендальфа бесцельно бродивший в толпе Агроном. Из вежливости похлопав вместе со стариканом распоясавшимся друзьям-укуркам, бомж как бы ненароком спросил своего старшего товарища:
— Интересно, где сейчас этот карлик лупоглазый?
Пендальф, не отрывая взгляда от беснующихся подростков, переспросил:
— Имеешь в виду… Киркорова?
— Не понял! Получается, Федор Михалыч — это Киркоров загримированный?
Старик снисходительно оглядел непонятливого собеседника.
— Нет, опять ты все путаешь! Под Федором мы законспирировали Губина, а Киркоров косит под Голого.
Агроном удивленно покачал головой:
— Какая экспрессия!
Пендальф улыбчиво покивал головой:
— Ага… Мастер перевоплощения. Чертовски талантлив.
Глубоко законспирированному таланту в эту ночь не спалось — периодически мешали приступы икоты, да не давали покоя мысли о судьбе родины. Голый ворочался с боку на бок и бормотал себе под нос:
— Все! Сейчас спою. Зайка! Зайка моя! Блин! Не идет без фанеры.
Он присел, оглядываясь в ночной темноте, — рядом сопели в четыре дырки его спутники-карапузы. Стараясь не шуметь, он двинулся подальше от спящих, рассуждая на ходу:
— А может, чего-нибудь из прозы? Точно, — он подобрался к мелкой речушке протекавшей поблизости. — Шекспир. Исполняется впервые. Мной!
Наклонившись к воде, Шмыга почесал затылок, придал лицу осмысленное выражение, откашлялся и начал тонким голоском:
— Что ж не идешь ложиться ты, мой друг? То-бы горылки двух стаканив мало?
И тут же продолжил, скривив другую рожицу и забасив:
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона? Я что-то с двух стаканов не пойму… Откуда этот блеск лица? Обратно сало тайно жрала?
Снова вернувшись к «светлому образу», он принялся отвечать на вопросы:
— Да. Да. Молилась. Где-то в полвосьмого. И час назад… обратно салом задуплилась. Дуплиться салом… Это важно!
Отступив на шаг назад. Голый снова с напускной решимостью заявил:
— Вот это зря. Вот это не поможет. Я все уже решил. Тебе пришел конец.
По правде говоря, женская роль удавалась ему куда лучше:
— Ты шо, мне сала пожалел? Но отчего же? Гы не смотри, что я с лица не очень. Зато внутре я — лучший кандидат!
Напустив в сцену трагизма, Голый принял картинную позу и стал яростно выкрикивать обвинения:
— Платок! Родное сердце, где платок мой?
— Який такий платок? — удивлялась баба.
А дальше начинался «полный МХАТ» с заламыванием рук, пафосом и истерикой на сцене:
— Ты что, ты что — забыла? Оранжевый такой, на бошку привязать…
Снова вживаясь в женскую роль, Голый старательно изображал деревенскую дурочку:
— Ну, трохи вспоминаю, что-то было… но не конкретно. Под тем платочком, мозги мне отшибло… И больше я не помню ничего!
И опять принимался оскорблено вопить:
— Колись, куда платочек мой девала! Я знаю все. Подумай о грехах!
Оскорбленная дамочка в исполнении Голого тянула на Ленинскую премию в области искусства:
— Да, боже ж мой, один мой грех — любовь к народу. С оранжевым платочком на башке… с народом мы стояли на майдане! А вот тебя там… что-то не прыпомню…
Увлекшийся лицедействованием хмырь не заметил, что своими «виршами» разбудил зело недоброжелательного к собственной персоне Сеню. Карапуз не стал долго прислушиваться к подвываниям хмыря и решил вопрос попросту, по-пацански. Подкравшись со спины, зарядил ничего не подозревающему Голому в ухо:
— Ух, ты, контра!
И тут же, не дожидаясь, пока противник очухается, набросился на поверженного врага и продолжил избиение… Голый, тщетно пытавшийся увернуться от побоев, верещал, как все актеры театра кошек Куклачева вместе взятые:
— Караул! Хулиганы зрения лишают!
Естественно, что делал он это не просто так, а в расчете на скорую помощь в лице Федора, которая тут же не замедлила прийти ему на выручку. Злой спросонья начгруппы, отпихнув своего приятеля подальше от извивающегося в муках адских хмыря, принялся деловито внушать нарушителю спокойствия:
— Отставить, Сеня! Спокойно!
Однако задача выдалась не из легких, поскольку его приятель разошелся не на шутку:
— А у тебя все спокойно. Тормозной ты какой-то! — переключился он на Федора.
Тем временем пришедший в себя Голый принялся картинно заламывать руки и с напускным пафосом вещать:
— Это этюд! Это из «Отелло»! Во мне великий актер погибает! Я весь в творческих метаниях!
— «Погибает», говоришь? Это я тебе мигом! — опять дернулся было к своей жертве строптивый карапуз, но был снова остановлен другом:
— Сеня!
Хмырь тем временем пытался укрыться за чахлой березкой, не переставая изображать из себя невинную жертву. Глядя на это, Сеня продолжил истерить:
— Что Сеня? Что Сеня? Смотри, какую комедию ломает! Станиславский! Демирович-Нанченко, понимаешь!
Тут уж Федор не выдержал, и в его голосе появились начальственные нотки:
— Ты давай, не выражайся!
Слегка оторопев, Сеня пошевелил мозгами, но, так и не признав собственной вины, продолжил сопротивляться:
— А чего я сказал? Ты лучше, Федор Михалыч, спроси, что он тут нагородил.
Федор внимательно оглядел бесящегося приятеля и, шумно выдохнув, отчеканил:
— Он же сказал — репетирует!
Сеня все оглядывался на хмыря, сверля бедолагу ненавидящим взором:
— Еще одна такая репетиция… и он покойник! — Впрочем, в голосе карапуза уже не было прежней уверенности.
Почувствовав эту слабину, Федор принялся убеждать друга:
— Кто мы такие с тобой, Сеня? Простые сельские парни. А он — мегазвезда! Его пожалеть надо, видишь, как ему тяжело? Это у тебя все просто — отпахал смену и свободен…
Окончательно сбитый с панталыку «борец за справедливость» укоризненно помотал головой:
— Не пойму я тебя, Федор Михалыч!
Федор ласково поглядел на Голого, перевел взгляд на приятеля и назидательно произнес:
— Он звезда, Сеня. У него нервы расшатаны… репетициями и кокаином.
Шмыга, окончательно убедившийся в собственной безопасности, покуда находится под крылом Федора, обогнув Сеню стороной, двинулся со своим покровителем к месту их ночлега, не забыв напоследок состроить мерзкую рожицу своему обидчику.
Несмотря на удачно проведенный вечер, включивший в себя и совершенно невероятный коктейль из напитков самой разной крепости, и пляски на столах, и сеанс синхронного стриптиза, и приличную порцию прочих стимуляторов, Чук пребывал не в лучшем расположении духа. Во-первых, для полного кайфа не хватало чего-нибудь «сексуально-приключенческого», а во-вторых, карапуз затаил-таки злобу на хитрого старикашку Пендальфа, так ловко уведшего у него принадлежавший ему по праву ноутбук.
Он никак не мог успокоиться — ворочаясь с боку на бок и напряженно соображая, как исправить ситуацию, покуда наконец не решился, — благо что обе проблемы, мучавшие подростка, решались сами собой, — достаточно было вернуть себе собственноручно найденное имущество.
Чук аккуратно поднялся с постели, стараясь никого не разбудить, и направился прямиком к Пендальфу. Однако, как оказалось, старательно прикидывавшийся спящим Гек тоже не успокоился на достигнутом и явно жаждал новых приключений, моментально открыв глаза и зашелестев на всю залу:
— Знаешь, где пенсионер ноутбук прячет? Давай.
Чук отмахнулся от своего дружка: мол, не шуми — спалимся! — и, мягко ступая, подошел к спящему предводителю небезызвестной банды и тут же отскочил, будто ошпаренный: старик смотрел на него широко раскрытыми глазами.
Когда первый испуг прошел, Чук сообразил, что, несмотря на то, что глаза старого интригана открыты, он тем не менее никак не прореагировал на подошедшего к нему карапуза. Присмотревшись повнимательней, Чук разглядел, что на закрытых веках Пендальфа наклеены мастерски исполненные голограммы в виде человеческих глаз. «Вот ведь сволочь, хитро удумал», — прошипел он сквозь зубы и принялся шарить в сумке, куда старик давеча упрятал ноутбук.
Ухватив добычу, он поспешил вернуться к своему приятелю. Тот уже просто изнывал от нетерпения:
— Молодцом! Включать умеешь?
Чук только состроил хитрую рожицу в ответ:
— Нас в школе на информатике целый год этому учили.
Развернув тряпку, в которую был завернут компьютер, он принялся совершать нехитрые манипуляции. Гек пританцовывал вокруг, порядочно надоедая своими подвываниями:
— Давай, поджигай. Дави на Интернет.
Чук едва успел убавить громкость, когда послышались звуки коннекта, грозившие перебудить спящих вокруг людей.
Гек уже расстегнул ремень на своих штанах:
— Ну? Законнектило? Что видишь?
Чук только отмахнулся от надоедливого приятеля, погружаясь в виртуальную реальность.
Через минуту на его лице появилось выражение нереального удивления, и он принялся клацать по клавиатуре с небывалым воодушевлением. Гек, попытавшийся было сунуть свой нос поближе к экрану, получил тычок в живот и, рухнув на пол, принялся истерить:
— Теперь я! Нечестно! Теперь моя очередь! Кончай!
— Кончу — отдам! — прошипел Чук, старательно укрывая дисплей своей спиной.
— А ну, дай посмотреть! — рассвирепел Гек. — Отдай шарик, кому говорю!
Вбежавшие в комнату Агроном с Лагавасом вступили в тему без лишних слов — бомж попросту отпихнул Чука в сторону и принялся пялиться в монитор:
— Ай, ай!
Однако недооценивать настроение Чука, которого второй раз за день лишили законных прав, было явной ошибкой. Разбежавшись, карапуз прыгнул на спину своему обидчику, тот от неожиданности выпустил ноутбук из рук, и «концептуальная модель» со всей дури шмякнулась о каменный пол, а следом за ней — и сам Чук, сброшенный Агрономом с собственного загривка.
Припозднившийся на раздаче Пендальф еще успел заметить мигнувшее в последний раз изображение на дисплее и укоризненно покачал головой:
— Порносайт хакнули! — и тут же бросился грясти за грудки все еще не пришедшего в себя Чука: — Адресок запомнил?
Смачное приложение головы к гранитной плите не способствовало улучшению памяти карапуза. Почесав в крепко гудевшем затылке, он только и смог выдавить из себя:
— Сначала вэ-вэ-вэ. Дальше забыл.
Пендальф удостоил подростка презрительной ухмылкой и продолжил дознание:
— Мне, конечно, не интересно. Но что там было-то?
— Сперва… Сперва предлагали кое-что увеличить на пять сантиметров. А потом… А потом всякое интересное под деревом. Под деревом…
Это уже было хоть что-то мало-мальски полезное. Пендальф заинтересованно переспросил:
— Под деревом? «В мире животных», что ли?
Чук пытался напрягать лоб, но память возвращалась к нему с трудом:
— Вряд ли… там тетенька была. Без одежды, а с ней три дяденьки.
Пендальф уже что-то строчил в небольшом блокнотике:
— И что они делали? Говори!
Здесь, похоже, мозги каким-то образом умудрились сослужить Чуку верную службу, вот только слов подобрать он никак не мог и потому предпочел отбрыкаться от настойчивых расспросов:
— Да они по-иностранному говорили. Я не все понял. Только «ой-ой-ой».
Пендальф недовольно оглядел карапуза с ног до головы, захлопнул свой талмуд и щелкнул новоиспеченного хакера по носу:
— Это ты самую суть ухватил!
Спать в эту ночь им уже не пришлось. Пендальф, донельзя возмущенный поведением подрастающего поколения, принялся мутить воду и мигом собрал видом afterparty всю честную компанию во главе с атаманом Борисом. Когда в колонном зале собрались порядком помятые и не слишком выспавшиеся участники тусовки, старик принялся толкать речь:
— Внеочередной пленум обкома прошу считать открытым. Возражения есть?
Поскольку в этот самый момент официантки принялись обносить собравшихся стаканчиками с водкой — возражений не поступило, и Пендальф, довольно кивнув, продолжил:
— На повестке дня три вопроса. Во-первых, о недопустимом поведении товарища Пиппина, взломавшего порносайт.
Чук густо покраснел под устремленными на него взглядами и, ухватив предназначавшийся ему стаканчик, опрокинул все его содержимое в глотку. Дальнейшее решение обкома далось ему уже легче, хотя озвучил его Пендальф максимально жестким голосом:
— Предлагаю поставить на вид с занесением в грудную клетку.
Впрочем, хитрого старикана больше волновало другое:
— Во-вторых, предлагаю поднять вопрос о необходимости выдачи пластиковых кредитных карт руководящему составу партии. Промедление в этом вопросе архипреступно!!!
Пендальф внимательно оглядел всех собравшихся и аргументировал:
— В Интернете есть интересующая нас информация. Но для регистрации на сайте требуется карточка.
Чтобы избежать ненужных дискуссий, Пендальф умело проигнорировал намечавшиеся возражения, моментально перейдя к следующему вопросу:
— И, наконец, разное. Поступили запросы с мест. Трудящиеся обеспокоены агрессией марионетки империализма, так называемого Саурона. Как уже сообщалось ранее, план «перехват», как всегда, результатов не дал. Требуется внести решающие коррективы в нашу оборонную доктрину. Какие будут предложения?
Атаман Борис, собравший вокруг себя всех официанток с подносами и настойчиво уничтожавший стаканчик за стаканчиком, наконец почувствовал себя гораздо лучше и решил высказаться:
— Есть одна идея, — он игриво шлепнул по заднице симпатичную официанточку и подмигнул собравшимся. — Мы, в провинции, тоже кое-что в тактике понимаем. Надо удивить противника. Пойдем в бой трезвыми!
Агроном недовольно хмыкнул и процедил сквозь зубы:
— И голодными.
Пендальф удивленно посмотрел на своего товарища и пожал плечами:
— Зачем?
Агроном понизил голос и сказал:
— Это я Бориса приколол.
Пендальф придвинулся к Агроному и сердито проговорил:
— Получилось! Тут на тебя один уважаемый человек телегу накатал. Якобы, ты морально разлагаешься.
Он внимательно посмотрел на Агронома, всем видом показывая: «Да-да, чего смотришь?» — и продолжил:
— Разобрался бы ты со своими бабами.