— Тогда и я не смогу тебе никак помочь, сволочь. Мне просто придется убить тебя, гаденыш.

— Это блеф, — сказал Фрэнсис с неожиданным приливом сил. — Вы не посмеете.

— Меня зовут Эрик, сволочь. Наведи обо мне справки. Спроси Монаха. Спроси про меня, чего я посмею, а чего не посмею. Это не займет у тебя слишком много времени. Список того, чего я не смею, очень короткий, сволочь.

— Не надо называть меня сволочью.

— Это еще почему? Ты самая настоящая поганая сволочь, с длинным языком. Я уже наслушался о подростках, которых навербовал тут Монах. Чего стоит одна блондиночка — вбила себе в голову, что она Мата Хари с крылышками. Пыталась заставить меня поплакать вместе с ней насчет бедных-несчастных азиатов.

— Судя по досье, — отозвался он, прокашлявшись, — вы тоже дали волю языку. И кстати, тоже насчет Азии.

— Верно, и мне теперь стыдно, в какой компании я из-за этого оказался. Так и подмывает публично покаяться. — Я еще раз ткнул его стволом. — Но ты передай мою просьбу. К даме не подходить ни на шаг. Иначе у тебя появится в голове дырка. А теперь дай-ка ручку.

— Что... что вы задумали?

— Усыпить тебя на пару часиков. Когда проснешься, можешь снова найти нас. Приятных снов.

Не успел он возразить, я вонзил ему в руку шприц. Нарушив мой приказ, он повернул ко мне лицо. В глазах его был страх. Он начал было что-то бормотать, но договорить не успел. Я вовремя подхватил его и устроил на сиденье так, чтобы голова покоилась у него на груди. Я дотянулся до соломенной шляпы, лежавшей на соседнем сиденье, водрузил ему на голову, нахлобучив на лоб, так что она скрывала его лицо. Со стороны казалось, что шофер решил немножко вздремнуть. Впрочем, так оно и было.

Изобел встретила меня достаточно холодно, сделав вид, что ее не интересует, где я пропадал и что делал.

Но ее равнодушие как ветром сдуло, когда мы проехали мимо “дацуна” и она увидела полулежавшего водителя с головой, упавшей на грудь.

— Вы его убили?

— Какая кровожадность! — усмехнулся я. — Что вы! Я сделал ему безобидный укольчик. Поспит пару часов и все. У нас есть полтора часа, чтобы добраться до аэропорта. Он на той стороне Гонолулу. Надеюсь, вы быстро пакуете чемоданы? Можем оставить за собой номера в отеле, если вас не пугают расходы. Возьмите нарядов на пару дней. Надеюсь, мы достанем билеты на чертов самолет.

— Не буду портить вам удовольствие вопросом, куда мы летим, — ехидно сказала Изобел. — Вам очень нравится держать меня в напряжении.

Остаток пути до Халекулани прошел в молчании Она явно была в ярости. Меня же немного мучила совесть. Но ведь Монах ни за что не поверит, что она моя родственница. Он сочтет это объяснение просто смехотворным. И вряд ли отстанет от нее. Скорее наоборот, он воспримет мое предупреждение как сигнал уделить ей дополнительное внимание, а во что это может вылиться, угадать было трудно.

Что ж, за это ей и платили, и платили неплохо. Пусть отвлекает внимание Монаха от другой женщины. От той, у которой была важная работа. Я надеялся, что она уже приступила к ее выполнению.

Глава 13

Нам удалось взять билеты на рейс до Кахулуи за несколько минут до отлета — и даже места наши оказались рядом. При взлете хорошо были видны гавань Гонолулу и даже военные установки Перл-Харбора на западе. Мне хотелось получше рассмотреть что там сейчас находится. Ведь именно Перл-Харбор стал мишенью для японских самолетов в 1941 году. Не исключено, что китайцы решили продолжить славную восточную традицию с помощью Монаха. Самолет набрал высоту и двинулся мимо Вайкики и Алмазной Головы на восток. Алмазная Голова, с земли казавшаяся основательной горой, с высоты выглядела самым обычным потухшим вулканом с кратером. Водную гладь бороздило больше судов, чем утром, но все же судоходство возле Оаху нельзя было назвать сверхоживденным.

— Мэтт! — окликнула меня Изобел. По ее интонациям я понял, что, посердившись на меня, она решила сменить гнев на милость. Я отвернулся от иллюминатора, напомнив себе, что у меня есть роль. Впрочем, моя легенда провинившегося агента пока не произвела впечатления на тех, кому предназначалась, — по-моему, тот, кто придумал ее, не был великим сценаристом, но так или иначе, я не мог сменить амплуа, не заставив неприятеля задуматься, подозревать что-то и вовсе хитроумное. Однако как джентльмен, вынужденно оказавшийся на отдыхе, я имел право провести пару великолепных гавайских дней и ночей в обществе привлекательной дамы.

— Мэтт, ну что, нам это удалось?

— Что удалось? — нахмурился я.

— То, что мы собирались сделать. Оторваться от преследования. Иначе для чего было усыплять того мальчика и нестись на самолет...

— Изобел, вы большая оптимистка, — вздохнул я. — Неужели вы думаете, что, кроме того мальчика, за нами никто не следил? Не сочтите, что у меня мания величия, но когда речь идет о таком старом волке как ваш покорный слуга, бывает мало даже двоих, а то и троих охотников.

— По-вашему, есть кто-то еще?..

— Через три ряда, сзади, расположился тип с крючковатым носом. В темном деловом костюме и с портфелем. Утром в отеле я видел, как он прилежно вглядывается в даль с помощью бинокля. Он явно принял эстафету от нашего задремавшего приятеля. И можете быть уверены, что в Кахулуи к нам будет приставлен новый хвост, если мы сумеем отделаться от этого. — Так какого черта тогда было… — Изобел осеклась и вскинула руку. — Все, все! Не кусайтесь. Я снимаю вопрос. Приказывайте, хозяин, и все будет сделано. Но могу ли я по крайней мере спросить, где находится Кахулуи? Ведь когда мы приземлимся, я так или иначе буду это знать...

— Остров Мауи, — пояснил я. Изобел промолчала, и я, усмехнувшись, продолжал: — Вам следовало бы немножко подготовиться. Мауи — это второй остров от Оаху, сразу за Молокаи. Помимо Кахулуи, где находится аэропорт, и ряда других населенных пунктов там есть старый город Лахаина, Моряки с китобойцев обычно вставали там на рейде и отправлялись в город — напиваться и вступать в половые отношения — я цитирую из брошюры — с местными девушками, которые, судя по всему, отличались пригожестью и доступностью. Но затем появились миссионеры и все испортили. Теперь на побережье есть несколько шикарных отелей. С выпивкой там по-прежнему неплохо, но вот женщин лучше привозить с собой.

— А в одном из этих отелей у нас, значит, забронирован номер? — спросила Изобел, чуть прищурясь.

— В общем-то да, мэм. Пока вы собирались, я позвонил и нашел отель со свободными номерами. Но только все во множественном числе. Номера забронированы. Все очень целомудренно.

Она посмотрела на меня, и на лице ее медленно появилась улыбка.

— Ладно, Мэтт, спасибо. Я не хочу вредничать, но все же... Я, конечно, сказала, что готова на все, но в этом отношении я не люблю, когда меня просто ставят в известность.

— Я буду действовать исключительно с вашего согласия, — отозвался я. — Если до этого дойдет дело, то можете не сомневаться: я задам вам все необходимые вопросы. Но независимо от того, кто будет спать в какой кровати на самом деле, я бы хотел представить миру несколько аморальный облик нашей пары. Надеюсь, вы не станете возражать.

— Я, конечно, вовсе не светская шлюха, что бы там ни говорил мой супруг, когда он начинает перечислять все свои несчастья. С другой стороны, я и не весталка, поддерживающая священный огонь, или чем там они еще занимались. Но, так или иначе, я готова отдать на растерзание остатки своей репутации.

При ближайшем знакомстве оказалось, что в ней есть ироническая откровенность, которая вытеснила первоначальное впечатление надменности и отстраненности. Не без раздражения я отметил, что она начинает мне нравиться. Пора бы, напомнил я себе, научиться держать под контролем свою влюбчивую натуру. Я как-никак агент, выполняющий секретное задание, а не зеленый юнец на пикнике. Но вместе с тем я решил, что небольшой инструктаж ей не только не повредит, но может и помочь.

— Одно предложение, — сказал я. — Или, если угодно, предупреждение. Не знаю, как все повернется, но может случиться, что вы окажетесь в ситуации, когда разные люди будут задавать вам разные вопросы. Я повторяю: это лишь мое предположение. Думаю, лучше всего выдать им вариант “родственницы” без узоров.

— А что мне сказать про вас, если спросят? — спокойно осведомилась Изобел.

— Все, что угодно. Все, что вам известно.

— Очень мило с вашей стороны, — рассмеялась она. — Особенно если учесть, что я, по сути дела, не знаю ничего.

— И скажите спасибо. Чем меньше вы знаете — или по крайней мере, чем меньше вы якобы знаете, — тем проще вам будет жить. В качестве образца предлагаю такую легенду: вы прибыли на Гавайи отыскать нового наследника марнеровских миллионов — или миллиона. Ваш муж не знает, что вы здесь, но вы пошли на этот отчаянный шаг, ибо не в силах вынести тиски нищеты, готовые сокрушить вас и Кеннета. Вы надеялись убедить вашего родственника поделиться унаследованным состоянием. Оказалось, что он не прочь пойти на это, выдвинув контрпредложения эротического свойства. То, чего ваш муж не знает, не может его огорчить, а если перефразировать ваши собственные слова, то за четверть миллиона долларов вы готовы провести две недели с самим дьяволом в наиболее горячем месте преисподней. Вот ваша легенда. Придерживайтесь ее и не особенно вдавайтесь в детали.

— Запомнить нетрудно, — кивнула головой Изобел. — Все просто.

— Не занимайтесь самообманом. Когда вас допрашивают, все становится непросто. Главное, не забывайте одно: вы и понятия не имеете, что творится нечто загадочное. Вам известно лишь то, что я грубый тип, который женился на невыносимой сестричке вашего мужа, вкусы которой в смысле мужчин всегда оставляли желать лучшего. Но теперь, к счастью, ее нет в живых, а стало быть, поубавилось и хлопот. Вы и не подозреваете, зачем я мог доставить вас на Мауи — кроме, похоже, желания получить обещанное в более интимной обстановке, чем в Гонолулу. Вы даже немного обидитесь, если кто-то предположит, что у вас могли иметься какие-то высшие соображения. Ясно?

— Иначе говоря, мне предстоит разыгрывать дурочку, — сказала она и, поколебавшись, спросила: — Они способны применить... насилие?

— Могут высечь розгами, — весело сказал я. — Это неплохое лекарство от скуки, герцогиня. Вы, кажется, жаловались, что умираете со скуки.

— Это было так давно, Мэтт, — улыбнулась Изобел. — Но я хочу задать вам один вопрос. Если я продолжу эту игру и сделаю все, что вы мне скажете...

— Вы хотите знать насчет вознаграждения? Ну, я не знаю, как придать этому официальный вид, но если что-то там составите, я охотно подпишу.

В ее глазах вспыхнул сердитый огонек.

— Я имела в виду кое-что другое, Мэтт. Я вовсе не думаю только о деньгах. Я неплохо разбираюсь в мужчинах, — я ошиблась всего один раз — и мне кажется, вы сдержите слово насчет наследства даже без каких-либо письменных обязательств, от которых, впрочем, в суде толку не будет.

— Спасибо, — отозвался я. — Так что же вас гложет?

— Я хочу знать другое: если я выполню все ваши просьбы, не стану ли я изменницей родины? Ведь у меня до сих пор нет никаких доказательств того, на чьей стороне вы играете.

Я посмотрел на нее, но лицо ее осталось непроницаемым.

— Решайте сами, Изобел, — сказал я. — Если вы действительно хорошо разбираетесь в мужчинах... Она покачала головой и сказала:

— Когда дело касается политики, возникают осложнения. Человек может быть вполне порядочным сам по себе, но если вобьет себе в голову, что спасает человечество, то способен наломать дров.

— Тем не менее ваш вопрос нелеп, и мне просто стыдно было вас слушать.

— Почему нелеп? По-моему, как раз очень разумен. Конечно, я не патриотка-фанатичка, но все же...

— Но кого вы спрашиваете? Как вы сможете поверить мне, что бы я вам ни сказал? Вы просто хотите получить от меня снотворное для вашей совести вместо того, чтобы пристально вглядеться в меня и решить, кто же я, славный Патрик Генри или мерзкий Бенедикт Арнольд. Нет, увольте, герцогиня. Сами общайтесь с вашей совестью. Скажите ей то, что она хочет услышать.

— От вас немного помощи, — резко заметила Изобел.

— Мне нечем вам помочь, и вы это отлично знаете. Ну, предположим, я сообщу, что от успеха нашей операции зависит судьба Америки, и если мы хорошо выполним задание, то вы станете национальной героиней и ваши портреты будут на почтовых марках. Ведь именно это вы хотите услышать, так? А если я и правда скажу нечто в этом роде, то вы сразу поверите? Если так, то вы умеете лучше обманывать себя, чем я думал.

Она немного помолчала, потом рассмеялась и сказала:

— Вы либо очень честный, либо удивительно коварный человек.

— А разве нельзя сочетать в себе оба эти свойства? — обиженно спросил я. Снова наступило молчание, и тема угасла сама собой. Вскоре я показал на иллюминатор:

— Глядите, вон там Молокаи.

— Там колония прокаженных?

— Теперь так нельзя называть это заболевание, — машинально ответил я. — Сейчас ее именуют болезнью Хансена. Так звучит респектабельнее.

Мы смотрели на приближавшийся к нам остров. Внизу катер лихо шел навстречу пассату, оставляя за собой глубокий след. Это вполне мог быть катер Монаха, хотя обычно он пускался в свои вояжи по ночам. А на борту катера вполне могла находиться Джилл, и если бы все это было в кино, то у нее имелся бы электронный передатчик, и я мог бы следить за ее перемещениями из маленькой субмарины, если бы у меня таковая имелась.

К сожалению, нашим противником был опытный и изобретательный человек, а не персонаж из телесериала. Попросить Джилл приставить к Монаху электронного шпиона было бы равносильно просьбе совершить самоубийство. Он явно просчитал и такие варианты и был к ним готов. Я знал, что электроникой Монаха не победить. Учитывая его опыт работы со взрывчаткой и прочими штучками, в технике он смыслил больше, чем я.

Единственным способом победить его было сделать нечто не имеющее никакого отношения к технике и совершенно нелогичное. Оставалось только придумать, что именно.

Глава 14

Мы увидели западную оконечность острова Молокаи с его аккуратно расчерченными ананасовыми плантациями, но гористый восточный край был скрыт облаками, которые обычно собираются над более возвышенными частями островов. На Оаху, например, побережье Вайкики может быть залито солнцем, а над Пали гремит гроза. В горах Кауи есть место, где осадков выпадает гораздо больше, чем где бы то ни было на земном шаре. Молокаи, похоже, не являлось исключением из этого метеорологического правила.

Видимость, расстояние и угол наблюдения никак не благоприятствовали изучению той части берега Молокаи, в которой я был особенно заинтересован. Что ж, вряд ли приходилось рассчитывать на то, что гавайские авиалинии предоставят в мое распоряжение самолет-разведчик, хотя я бы от него не отказался.

Затем показался остров Мауи: небольшая горная гряда на одной оконечности и большой, вулканического происхождения, покрытый облаками пик на другой. Халекулани, Обитель Солнца. Мне случалось видеть большие горы в Америке, но там они вырастали из почвы, находившейся на высоте над уровнем моря, тут же горы возникали прямо из моря. В аэропорту Кахулуи нас уже поджидал новый хвост. Крючконосый с портфелем сошел с самолета раньше нас, но он задержался в аэровокзале и, когда мы проходили мимо него, чиркнул спичкой, чтобы закурить сигарету. Я украдкой оглянулся и вычислил того, кому крючконосый показал нас.

Это был еще один не значившийся в наших досье тип — крупный бронзоволицый гаваец, в яркой спортивной рубашке навыпуск, белых брюках и кожаных сандалиях на босу ногу. Хотя ему было уже за тридцать, у него был вид добродушного подростка — впрочем, для местных это вполне типично. Внешность, однако, может быть очень обманчивой. Как известно, эти добродушные туземцы преспокойно отправили на тот свет капитана Кука, когда он немного поприжал их на одном из Гавайских островов. А затем, поскольку он производил на них впечатление божества, они содрали мясо с его костей и разобрали последние на амулеты.

Пока мы шли по аэровокзалу, я внушал Изобел:

— Учтите, я позвонил из Гонолулу и заказал отель, а стало быть, у наших противников было полно времени как следует подготовиться. Они могли оборудовать жучками и наши будущие номера, и машину, которую мы возьмем в аэропорту. А потому не говорите ничего такого, что бы вы хотели оставить от них в тайне.

— Неужели даже машину? — переспросила она, блестя глазами. — Машина с начинкой.

— Именно, — подтвердил я. — А если вы хотите сохранить сегодня вечером непорочность, то лучше устроить себе головную боль. Мы остановимся в городе и купим аспирина. Головная боль — результат удара по голове. Как это ни печально, но вы совсем расклеитесь и пожелаете лечь рано и в одиночестве.

— Но ведь, — она удивленно посмотрела на меня, явно не ожидая с моей стороны такой заботы о ее добродетельности. — А, понимаю. Вы хотите сегодня вечером кое-чем заняться. Самостоятельно.

— Внимание! — сказал я.

— Да, хозяин. Слушаю и повинуюсь. Этот курортник у окна, да? Это он нас поджидает?

— Возможно. Только мы не должны реагировать на него. Нам это не должно быть известно. И вам не следует проявлять такую наблюдательность и сообразительность, миссис Марнер. Вы недалекая, эгоцентричная светская стерва. Помните об этом. Слишком смышленые люди быстро наживают себе неприятности.

— Ладно, Мэтт, — усмехнулась Изобел. — Спасибо за очередное предупреждение. — Ее раздражение прошло. Она взяла меня за руку, придвинулась ко мне и сказала довольно кокетливо: — Очень жаль, что вы будете так заняты. А я захватила такую миленькую ночную рубашечку. Разумеется, совершенно случайно.

— Я уже насмотрелся на ваши рубашечки, киса. Я ведь убираю по ночам ваши апартаменты. Но ради вашей же безопасности не импровизируйте. Мне бы не хотелось навлекать на вас лишние опасности, а потому не вздумайте сделаться неудержимо соблазнительной в неподходящий момент.

— Что ж, приятно слышать, что я соблазнительна, — с несколько томным вздохом ответила она.

Машина, которую мы взяли напрокат, “форд-седан”, была с массой новейших штучек, изрядно портящих жизнь старым автомобилистам вроде меня. Рулевое управление, тормоза, коробка передач — все с гидроусилителями. В Детройте, конечно, делают удобные и надежные автомобили для тех, кто убежден, что машина должна ехать сама. Я же за годы работы в Европе привык к маленьким автомобильчикам, готовым покорно и точно выполнять волю водителя, и недолюбливаю огромных, надменных монстров, у которых на никелированной морде написано, какого высокого они мнения о себе.

Крючконосый сдал вахту. Он сел в машину и укатил, даже не оглянувшись. Зато к нам прицепился его сменщик в разбитом “джипе”. Мы въехали в город, впрочем, трудно было назвать нормальной ездой мое непрерывное сражение с запрятавшимися в “форде” гидравлическими гномами. Я был вынужден все время держать ногу на тормозе, чтобы исправлять ошибки могучих передач.

Продвигались вперед мы несколько судорожно, зато телеграфные столбы и пешеходы остались целы и невредимы.

— Вы валяете дурака или учитесь водить машину? — осведомилась Изобел, когда, купив в первой же попавшейся по пути аптеке аспирин, мы несколько импульсивно тронулись дальше. Она поправила прическу, застегнула туже пристяжной ремень и сказала: — Если ты устал, я готова сесть за руль.

— Надеюсь, ты не принадлежишь к числу все умеющих и все знающих женщин, — буркнул я. — Мне больше нравятся беспомощные создания. К тому же я водил самые разные машины — от роскошного “мерседеса” до армейского грузовика. Как-нибудь справлюсь и с этой звездой супермаркета, даже если на это у меня уйдет весь вечер.

— От этого моей голове лучше не станет.

— Значит, прими аспирин. Для того-то мы его и купили.

Доведя до сведения тех, кто мог нас подслушивать, что не все так гладко у влюбленных голубков, мы двинулись на юг по узкому перешейку вдоль извилистого берега с подветренной стороны. Над нами было голубое небо, а сзади маячила Халеакала, до половины укутанная облаками. Похоже, для того, чтобы разглядеть ее верхушку, надо вставать ни свет ни заря.

Шоссе представляло собой асфальтовую дорогу с движением в два ряда, обсаженную какими-то похожими на перья деревьями, именуемыми в туристском проспекте деревьями киаве. Мне они напомнили добрые старые мескитовые деревья, которые растут у нас в Техасе. Я не остановился в историческом городке Лахаина, о котором рассказывал Изобел, но я проехал через него достаточно медленно, чтобы удостовериться, что там был длинный причал, где стояли рыбацкие и прогулочные лодки и катера самого разного вида. По крайней мере, одну такую лодку можно взять напрокат, размышлял я, ведь Молокаи, по сути дела, за углом.

Собственно, остров прокаженных было видно из окна нашей машины. На мой сухопутный взгляд до него было не то чтобы рукой подать, и путешествие в маленькой лодке представлялось большим риском. Впрочем, цель моего визита также была связана с немалыми опасностями. Но, так или иначе, я могу сделать вид, что готовлюсь к поездке, а значит, дам загорелому гавайцу и крючконосому американцу материал для донесений и, возможно, тем самым немного отвлеку их внимание от Джилл, где бы она ни находилась.

Затем нам стали попадаться шикарные отели. На лужайке возле одного из них атлетического вида мужчины и женщины раскатывали на маленьких электротачках. Береговая линия делалась все более и более изрезанной. Наконец мы увидели прелестный холм, возвышавшийся над уютной песчаной бухтой. По склону этого холма сбегал гостиничный комплекс, на создание которого было потрачено немало вкуса и выдумки, что даже как-то не увязывалось с общим местным стилем.

Но это был первоклассный отель, который не следовало путать ни с чем иным. Когда мы стали подъезжать к нему, Изобел раскрыла свой косметический сундучок и стала приводить в порядок прическу и подкрашивать губы. Быстрым и нервным движением она закурила сигарету и бросила зажигалку в сумочку.

— Я готова что-нибудь выпить, — сообщила она мне. — И хорошо бы сделать это до того, как будем переодеваться к обеду.

— Понятно, — отозвался я. — Будет тебе выпивка. И мне тоже, если ты намерена культивировать сегодня головную боль.

— Разве я виновата, что какой-то сукин сын огрел меня по голове, — плаксиво отозвалась она.

Мы продолжали разыгрывать сцену легкой ссоры и в баре, а затем перенесли ее и в номера, которые были не рядом, хотя и в одном коридоре — это лучшее, что мне удалось достать, не имея в запасе времени. Я быстро удостоверился, что Изобел устроилась на новом месте, и двинулся к двери. Она окликнула меня.

— Мэтт!

— Да?

Изобел прошла к двери, заперла ее и повернулась ко мне лицом.

— У меня действительно раскалывается голова, мой милый, — сказала она. — Ты бы мог хоть немного посочувствовать, а не делать вид, что со мной невозможно иметь дело. — Говорила она очень убедительно. Актриса из нее вышла бы неплохая.

Я немного помолчал, размышляя, что лучше сказать для подслушивающих, если таковые имелись. Затем я произнес:

— Извини, я эгоцентричный подлец. Дай мне пинка, детка.

Она засмеялась, подошла ко мне, взяла мое лицо в ладони и поцеловала в губы. Но то, что должно было по идее являть собой символ примирения, под ее опытным руководством превратилось в нечто гораздо более страстное. Это явно не имело никакого отношения к тому плану, который я разработал для нее. Она обняла меня за шею, а затем произошло еще кое-что — весьма тяжкое испытание для человека, вот уже несколько недель ведшего самую целомудренную жизнь.

— Какая стерва, — нежно проворковал я, пытаясь высвободиться настолько, чтобы можно было говорить.

В ее глазах играла смесь озорства и злости. Она прижалась своей щекой к моей и прошептала в ухо:

— В чем дело? Разве это вас отвлекает от работы, мистер Секретный Агент? Вам ведь предстоит трудная ночь, не забыли? А у меня такая жуткая головная боль...

Мне вовсе незачем было дальше выдерживать свою целомудренную роль. Да, в Гонолулу я вел себя благородно, но зеленая девица, играющая в Мату Хари, — это одно дело, а взрослая женщина, знающая толк в эротических забавах, — совсем другое. Я от чистого сердца предложил ей роль, которая давала возможность оставаться в безопасности. Если она отказывается, это ее дело.

— Это саботаж, — сказал я, тесно прижимаясь к ней. — Я же говорил — не надо делаться неотразимой.

— Не забывай о микрофонах, милый, — насмешливо отозвалась она.

— К черту микрофоны.

Я крепко прижал ее к себе и, целуя, стал причинять ущерб целостности ее костюма.

— Мэтт, не надо. Ты же погубишь мой туалет...

— Плевать, — рявкнул я. — Надо было раньше подумать об этом. Я предупреждал тебя, киса, но тебе не терпелось показать всю твою сексуальность. Так что теперь марш в постель и не брыкайся, когда тебя будут насиловать.

— Терпеть не могу приказы, — сердито отозвалась она. — Я уже говорила: я люблю, когда меня просят.

— Не могли бы вы, миссис Марнер, лечь в постель, чтобы вас там изнасиловали, мэм?

— То-то же, — прошептала она. — Так гораздо лучше. Да, мистер Хелм, если вы только позволите мне снять трусики, то я с удовольствием лягу в постель, и насилуйте меня на здоровье, сэр!

Глава 15

Потом мы еще выпили на террасе отеля, вернее, на одной из многих террас на склоне, обращенных в сторону моря и очень походивших на отдельные книжные полки, то здесь, то там выступавшие из стены. Стало темнеть, и купальщики покинули пляжи. Человек в плавках укладывал спать семейство парусных лодок — он снимал разноцветные паруса — маленькие и треугольные — и вытаскивал лодки на берег. Сверху они очень напоминали доски, на которых плавали подростки у берегов Вайкики.

Мы находились на западном побережье острова, где пассаты не могли по-настоящему достать нас, но дальше от берега океан был изрезан волнами, поднятыми ветром. На фоне заката чернел низкий островок — это был Ланаи. На севере чернел массив Молокаи, над которым висели облака. Между нами находился, как я узнал из карт, пролив Паилоло протяженностью десять миль и глубиной до ста тридцати фатомов.

В свое время, по долгу службы, я немного изучил азы мореходства. Тогда это было необходимо, поскольку мы работали в Европе, и не всегда могли рассчитывать на помощь на воде. С тех пор я запомнил, что один фатом равен шести футам. Правда, это мало помогало. При желании можно утонуть и в шести дюймах.

— Позволительно ли прерывать медитации Хозяина? — почтительно осведомилась Изобел.

— Только в случае крайней необходимости, — сказал я, поднимая голову.

— Я просто хотела сказать, что была не права.

— Хороший способ дать понять мужчине, что он доставил даме удовольствие. Она была не права, — усмехнулся я.

— Я не о том, — сказала Изобел без тени улыбки. — Я извиняюсь за то, что вела себя как последняя стерва. Я понимаю, что вы хотели уберечь меня от возможных неприятностей, и потому я за это тебе благодарна.

— Понятно. Теперь посчитаем потери. Будем исходить из того, что они нас подслушивали, но даже если этого не случилось, не надо быть гением дедукции, чтобы понять: дама, которая оказывается в постели с джентльменом еще до того, как рассыльный успел вернуться вниз, не из тех, кто, стиснув зубы, выполняет свою часть неприятного контракта. Так что с этим порядок. Что еще?

— Ничего, — ответила она холодным тоном. Я только рассмеялся.

— Я понимаю, герцогиня, что вам хотелось бы услышать более респектабельное описание случившегося. Извините, но я пытаюсь смотреть на это глазами противника. Теперь нам никак не заставить их поверить в то, что вы сбоку припека. После нашей короткой, но жаркой интерлюдии это исключено. Не важно, слышали они нас или нет, но они никогда не поверят в то, что вы понятия не имеете обо мне и моей работе. Они будут убеждены, что вы прекрасно об этом осведомлены. Более того, они могут подумать, что вы сами агент спецслужб и присланы мне на подмогу, как это случалось раньше...

— Как это случалось раньше? — повторила Изобел. — Как-нибудь вы мне обязательно расскажете подробнее о вашей работе, мистер Хелм. Отдельные фрагменты звучат просто потрясающе.

— Ждите, ждите! — фыркнул я. — После вашей выходки, миссис Марнер, у вас все шансы понять, что такое наша работа, на вашем личном опыте. Теперь можно без преувеличения сказать, что вы увязли во всем этом по шею.

Какое-то время она молчала, потом протянула руку и накрыла своей ладонью мою.

— Может, именно этого я и хотела, Мэтт. Может, мне больше нравится что-то делать, а не сидеть в Гонолулу и смотреть на толстых американских туристов, вырядившихся как туземцы.

— Я уже говорил, это ваше дело. Я только надеюсь, что вам и дальше не откажет чувство юмора.

Изобел рассмеялась, похлопала меня по руке и убрала свою руку. Я откинулся на спинку стула, не спуская с нее глаз. Наш короткий обмен мнениями мало что мог изменить. К этому времени мы достигли того уровня взаимопонимания, каковой может быть достигнут лишь единственным способом. Это не означало, что теперь мы стали больше доверять друг другу и вообще лучше друг к другу относиться, что никак не было связано ни с тем, ни с другим. Это было какое-то необычное понимание чувственного плана, и при всей своей недолговечности оно неплохо грело.

Изобел, однако, мало походила на женщину, недавно совершавшую какие-то открытия в постели. Волосы ее были теперь гладко причесаны, губы неброско, но аккуратно подкрашены. Не было ни предательски разрумянившихся щек, ни поблескивающего носа. Ее темные очки снова придавали ей отстраненно-таинственный вид.

На ней было короткое тонкое платье без рукавов:

по белому фону были разбросаны большие стилизованные, в основном красные цветы. Несмотря на яркость, оно выглядело весьма элегантно. У платья был достаточно глубокий вырез спереди, и я еще раз убедился в том, что в наш век спортивных загорелых девиц белоснежная грудь обладает особой нежной привлекательностью.

Увидев, куда падает мой взгляд, Изобел слегка улыбнулась, но не стала проявлять ложную скромность и оправлять платье. Видом было положено любоваться. И я любовался. В ее зеленых очках отразился архитектурный ансамбль отеля в искаженном виде. Внезапно я протянул руку, снял с Изобел очки и посмотрел в них. А потом рассмеялся.

— В чем дело? — Вопрос Изобел прозвучал довольно нервно.

— Просто однажды я встретил женщину, которая разыгрывала из себя близорукую. Но у нее зрение было в полном порядке, и вместо линз с диоптриями в очках были самые что ни на есть простые стекла. Теперь появляетесь вы, казалось бы, в самых обычных очках, но стекла в них как раз непростые.

— Ну, конечно! — улыбнулась Изобел. — Это маленькая женская хитрость. Я не могу носить контактные линзы, у меня сильно краснеют глаза. Обыкновенные очки превращают женщину в какую-то школьную учительницу. А темные очки, напротив, придают ей вид кинозвезды. Правильно?

— Носите на здоровье, — сказал я. — Кто знает, вдруг пригодятся. Бывают моменты, когда осколок стекла может очень даже сильно выручить.

— Не надо лишних драматических деталей. Мои очки стоят всего-то пятьдесят долларов. Кроме того, без них я как слепая. Ну, а что случилось с той женщиной?

— С которой?

— С той, что прикидывалась близорукой?

— Она умерла.

— Ясно. — Помолчав, Изобел тихо сказала: — Не буду спрашивать, как это случилось. Мне даже не хочется об этом знать. Да и вы, скорее всего, мне не скажете.

— Совершенно верно, — согласился я. — А теперь, если больше пить мы не будем, самое время что-то съесть. Нет, сначала надо кое-что выяснить. Вас сильно укачивает в лодке по вечерам?

Зрачки ее серых глаз слегка расширились от неожиданного вопроса.

— Меня вообще никогда не укачивало, — ответила она.

— Что ж, рано или поздно мы теряем невинность, — сказал я. — Я хочу посмотреть на якобы необитаемый кусок берега — так, чтобы никто об этом не догадался. На Молокаи. Нет, не поворачиваться!

— Виновата! Дала маху! А за нами следят? Не отвечая на ее вопрос, я сказал:

— Это будет долгая, сырая поездка против ветра, даже если мне удастся раздобыть достаточно надежное средство передвижения. Я-то как раз собирался съездить туда вечером, пока вы боролись бы с головной болью. Если бы все было нормально, я бы сразу же отправился туда. Но раз вы выступили как соучастница, я не могу оставить вас. Как только я исчезну, “наблюдатели” пожелают узнать, куда я делся, а поскольку меня им спросить не удастся, разговор для вас может оказаться не из приятных. Поэтому в лодке, на ветру и с мокрыми волосами все равно будет безопаснее.

— Я, конечно, не Христофор Колумб, — спокойно отвечала Изобел, — но мне приходилось немного плавать. Когда мы отправляемся?

— Спокойно, спокойно, — улыбнулся я. — Вы слишком порывисты. Сейчас мы идем обедать, но где-то в середине трапезы я выйду в туалет. Вы будете сидеть, нетерпеливо притопывая ножкой, потом доедите десерт, потом, пылая от негодования, выкурите сигарету и вернетесь сюда. Тут вы утопите ваши печали, как принято у женщин. Это немного займет нашего смуглолицего и крючконосого приятеля. Ему придется волей-неволей пасти вас. Сейчас он террасой выше со своим неразлучным биноклем... Не оглядывайтесь, пусть считает себе невидимкой.

— Я и не думала оглядываться.

— Против меня, тем самым, останется Камехамеха-младший. Сейчас он сшивается у машины. Я постараюсь его устранить тем или иным способом по дороге от отеля до города, а там договорюсь насчет лодки. Когда я вернусь к вам, вы будете бушевать, метать громы и молнии. Мы удалимся в темноту, чтобы выяснить отношения. Возможно, нам удастся выманить сюда крючконосого соглядатая и тоже его убрать. На время. К счастью, у меня достаточные запасы сонного зелья для шприца.

— Очень ловко придумано, — холодно отозвалась Изобел. — Знаете, на что это похоже?

— На что?

— На попытку молодого человека отделаться от девушки. Она ждет его, а он далеко-далеко. Откуда мне знать, вернетесь вы или нет?

Я рассмеялся, взял со стола темные очки и, наклонившись вперед, водрузил их ей на нос.

— По крайней мере, не напивайтесь, пока будете предаваться мучительным раздумьям, — посоветовал я. — Нет ничего хуже похмелья на морс.

Три четверти часа спустя, прикончив хороший бифштекс, я извинился и встал из-за стола. Пока мы обедали, в зале появился крючконосый, сел за столик на двоих и стал есть. Я прошел мимо него, не удостоив взглядом, свернул в сторону сортира, но в него не вошел, а вместо этого обогнул затейливый фонтан в центре вестибюля, где в горшках и кадках стояли разные тропические растения и кусты. Я укрылся за одним таким кустом и стал наблюдать через распахнутые двери ресторана за столиком, где сидела Изобел.

Ждать мне долго не пришлось. Она вовсе не стала проделывать все те маневры, которые я ей предложил.

Она отказалась от десерта и кофе. Она доела то, что лежало на ее тарелке, подозвала официанта, подписала чек, встала и пошла в мою сторону, открывая сумочку. Поравнявшись с крючконосым, она достала сигарету и остановилась.

Он поднял голову и учтиво встал, чтобы поднести ей спичку. Она поблагодарила его легкой улыбкой, вышла из ресторана, пересекла вестибюль и исчезла из поля моего зрения. Стройная, хорошо одетая, миловидная женщина, у которой, как могло показаться, на уме лишь то, какое впечатление производит она на окружающую публику в этом фешенебельном отеле.

Я вздохнул. Плохо дело. Она была отличной актрисой. Легенда “золовки” была блестящим ходом, и я до сих пор не мог понять, что тут было правдой, а что нет. Но в конце концов она увлеклась и переиграла. Женщины в нашей профессии нередко грешат этим. Они почему-то исходят из предположения, что сексуальное начало имеет большое значение и в этой сфере, и потому стараются развеять все сомнения партнера, пытаясь как можно скорее соблазнить его. Но, к несчастью, мне никогда не удавалось внушить себе, что я столь неотразим, что все женщины в мире только и думают, как бы затащить меня в постель. Когда, как сегодня, им это удается, я спрашиваю себя: что еще побудило даму пойти на это, кроме эротики. Похоже, в самое ближайшее время мне предстояло это выяснить.

Глава 16

Разумеется, я счел необходимым все проверить. Закуренная сигарета и несколько слов украдкой, конечно, могли свидетельствовать о предательстве, но это нужно было еще доказать. Немного поломав голову, вполне можно было придумать самое невинное объяснение случившемуся. К тому же в нашей профессии немало разочаровавшихся в человечестве людей, готовых с легкостью делать самые неблагоприятные выводы насчет окружающих. Это наша профессиональная болезнь, и мне самому случалось страдать от этого недуга. Поэтому я решил еще раз все проверить.

Минут через десять из ресторана вышел и крючконосый. Все это время он нервничал и несколько раз взглянул на часы, как человек, боящийся опоздать на важное деловое свидание. Я прицепился к нему. Он немножко поблуждал по отелю, проделал; несколько стандартных в таких случаях маневров, дабы удостовериться, что за ним никто не следит. Но делал он это без души, не ожидая получить никаких неприятных сюрпризов, и я постарался, чтобы он их и не получил. Она, похоже, убедила его, что я уже двигаюсь в сторону Лахаины. Вскоре он махнул рукой на предосторожности, вышел на дорожку, ведущую к берегу, и двинулся по ней. Изобел ждала его в потемках.

Довольно долго они о чем-то там шептались. Я не стал рисковать и потому не подкрался на такое расстояние, чтобы слышать, о чем у них там шла речь. Мне уже достаточно было того, что разговор имел место. Похоже, мое первоначальное подозрение там, в Гонолулу, оказалось верным, несмотря на опровержения Монаха. Женщину подсадили мне очень умело и с убедительной легендой. Короче, кем бы она ни являлась, то, что она секретничала с одним из молодцов Монаха, означало лишь новые неприятности для меня.

Наконец их совещание закончилось, и он пошел к берегу, а она в отель. Она прошла мимо того места, где прятался я. Глядя ей вслед, я отметил, что в отличие от большинства женщин в узких платьях и на высоких каблуках она шла, практически не виляя бедрами. У нее был весьма респектабельный, шикарный вид, и держалась она с достоинством, ничем не напоминая женщину, которая способна спокойно отдаться мужчине только для того, чтобы войти к нему в доверие. Я внутренне хмыкнул и напомнил себе, что все идет хорошо. Даже отлично. Этот новый поворот заметно повысил мое настроение. Надежные женщины возлагают на тебя слишком большие обязательства, напомнил я себе, особенно если они к тому же хороши собой. Начинаешь испытывать чувство ответственности перед ними и их чертовой красотой. С другой стороны, коварные обманщицы — независимо от внешности — позволяют твоей совести спать спокойно. И от них порой больше пользы. Например, они могут знать то, о чем и не подозревают женщины надежные.

— Спокойно, Эрик, — услышал я за спиной голос, который сразу же узнал. Это Фрэнсис, он же Билл Менандер. — Теперь вы смотрите прямо, если не хотите получить дырку в черепе. Вы проверьте свое снадобье, которым угощали меня: я проспал всего час с четвертью.

— Передам медикам, — пообещал я. — Что будем делать сейчас?

— Медленно, не торопясь, передайте мне свою пушку.

— Прошу, — я подал револьвер, который Фрэнсис тут же забрал. — А теперь?

Не успел он ответить, как кто-то подбежал к машине.

— О`кей, Билл, — услышал я незнакомый мужской голос. — Я разобрался с канакой. С ним порядок. Он без сознания.

— Надолго?

— Надолго. Давай убираться отсюда, пока Пресман не заявился к своему крутому приятелю. Давай, шевелись. Эй, кому говорят.

Говорили мне, и я зашевелился. У меня, конечно, было про запас несколько впечатляющих ответов, но большинство из них приводит к тому, что ваш собеседник оказывается мертвым. Отбирать револьвер у человека — занятие, мягко говоря, рискованное. Отбирать его и оставлять оппонента целым и невредимым — занятие, имеющее смысл, только если у вас есть одна-две запасных жизни. Сложившаяся ситуация обещала любопытные повороты. Мне хотелось спокойно исследовать эти варианты и не разыгрывать из себя лихого киногероя.

Я послушно уселся справа от водителя, чувствуя затылком револьверный ствол. Неизвестный мне молодой человек сел за руль, и мы спустились с холма, на котором раскинулся отель, а потом покатили по шоссе в южном направлении.

— Что такое канака? — осведомился я. Водитель бросил на меня недовольный взгляд, словно собираясь попросить меня заткнуться, но Фрэнсис подал голос с заднего сиденья.

— Это в общем-то означает “человек”, точнее, “туземец”. Джек Лондон когда-то написал рассказ под названием “Прибой Канака”. Там рассказывалось о могучем прибое канака, с которым могли справляться только туземцы — в отличие от прибоя малахини, ерунда для белых туристов. Когда-то это было гордое слово, канака. Но нынче его употребляют в пренебрежительном смысле. В общем надо быть осторожнее с этим словом. Например, Рог вряд ли посмел бы назвать канакой мистера Глори в глаза, верно я говорю?

— Иди к черту, — отозвался шофер. — Плевать я хотел на этого туземца. Если бы ты видел, как я с ним разобрался. Он и опомниться не успел...

— Мистер Глори? — переспросил я. — Это бронзовый спортсмен в “джипе”?

— Вообще-то его зовут Джимми Ханохано, — сказал Фрэнсис. — Он считает себя потомком королей...

— Подумаешь, — фыркнул шофер. — Ну и что с того?

— Ханохано по-гавайски означает честь или слава, — продолжал Фрэнсис. — Поэтому он именовал себя мистер Глори в своем оркестрике. Мистер Глори и его Короли Прибоя. Он и сейчас иногда поет и играет на гитаре в барах, а также занимается любовью с туристками. Они от него все млеют. Иногда у него неплохо получаются старинные местные штучки, но это зависит от настроения. Только не дай Бог попасться ему, когда он пьян и в руке у него битая бутылка.

— Да заткнись ты, — буркнул Рог. — Хватит его рекламировать. Не такой уж он крутой.

— Надеюсь, ты его надолго вывел из строя. Он из тех, с кем бы я не хотел столкнуться один на один. Ну, и с Пресманом тоже. Этому крючконосому распорядиться, чтобы нас укокошили, все равно что яичницу на завтрак заказать.

— Может, он уже так и поступил. Он или Монах... Вот кто меня пугает. Одни голубые глаза чего стоят... Погоди, можно и свернуть, пожалуй, хватит ехать по шоссе...

При повороте фары высветили красочный щит местного туристского бюро. Такие щиты указывают на разные достопримечательности. Затем машина стала переваливаться с кочки на ухаб. Мы виляли среди мескитовых деревьев... виноват, среди киаве. Затем дорога нырнула в заросли сахарного тростника, казавшиеся в темноте бесконечными. Справа и слева от машины в свете фар возникали и убегали высокие зеленые стебли. Наконец мы доехали до какого-то подобия каньона, уходившего к высоким горам. Рог остановил машину за укрытием в виде скалы, выключил фары и вырубил мотор. Воцарилась тишина. Потом Фрэнсис похлопал меня по плечу.

— Вот ваш револьвер, мистер Хелм, — сказал он, протягивая его рукояткой вперед.

Я испытал нечто вроде испуга. Я уже говорил, что мы давно разуверились в человечестве и не верим в Санта-Клауса. Существует немало грязных трюков, и начинаются они именно с того, что пленнику возвращают его оружие. Но не успел я взять револьвер, как Рог протянул руку и выхватил его у Фрэнсиса.

— У тебя совсем шарики за ролики закатились? — свирепо спросил он.

— Нам нужна его помощь, — ответил Фрэнсис. — Кроме как к нему, нам не к кому обратиться. А кто будет помогать под дулом револьвера? Верни ему пушку. — Затем он обратился ко мне: — Извините за такой арест, но нам нужно было поговорить с вами, а вы находились под надзором. У нас не было иного пути... Верни ему пушку, Рог...

— Не кипятись. Сначала давай послушаем, чем он сможет нам помочь, а потом уж будем раздавать оружие. Спроси его насчет Джилл.

— Что вас интересует? — спросил я.

— Нас беспокоит вот что, — начал Фрэнсис. — Дело в том, мистер Хелм, что у вас утром было с ней нечто вроде свидания. Она собиралась вам рассказать... — Он замолчал.

— Что она собиралась? — переспросил я.

— Вы с ней утром виделись? — подозрительно осведомился Рог.

— Виделись. Она учила меня серфингу.

— Представляю, — мрачно отозвался Рог. Некоторое время я разглядывал его, благо освещение это позволяло. Очередной экземпляр одного из этих загорелых, мускулистых, смазливых, нахальных мальчиков с длинными волосами, каких вокруг хоть отбавляй. Нет, я не имею ничего против длинных волос, Билл Хикок, например, отрастил волосы до плеч, и никто не жаловался. Но у Билла имелось кое-что еще, не только длинные волосы. Про Рога можно было сказать одно: на его фоне Фрэнсис выглядел гораздо приятнее, несмотря на пухлую физиономию и дурацкие усики.

— Кончай, Рог, — сказал Фрэнсис. — Не сердитесь на него, мистер Хелм. Просто он напугался. И я тоже. Мы понятия не имеем, во что впутались. Дом на Килауеа-стрит не функционирует, телефон не отвечает, Ланни погиб, а Джилл исчезла. Разве вы не знаете, кто она? Она говорила, что вас прислали по поводу информации, которую она передала в Вашингтон. Она собиралась открыться перед вами, как только найдет в себе силы. Она вам ничего не сказала?

Я ответил не сразу. То, что Джилл доверилась этим юнцам, стало неприятным сюрпризом, обратив в фарс наши конспиративные потуги, особенно теперь, когда Фрэнсис разболтал это теплому ветру. Мне не нужно было долго размышлять на предмет того, насколько можно довериться ему и его партнеру. Я им не верил ни на грош. Даже если они говорили от чистого сердца, что еще нужно было доказать, они совершенно очевидно не отличались ни опытом, ни смекалкой, необходимой в подобных делах.

Впрочем, это не имело особого значения, потому как в потемках имел место некто, кого я опасался еще больше, и этот некто уже услышал слишком многое.

Глава 17

Я, правда, не знал, кто именно там находился, но слух и опыт безошибочно подсказали мне, что нас выследили, словно лосей на поляне. Я сразу исключил Изобел. Эта работа была явно не для нее, да и одета она была не самым подходящим образом. Это вполне мог быть крючконосый, которого, как я теперь выяснил, звали Пресман, или его бронзовый подручный мистер Глори. Рог, правда, утверждал, что вывел его из строя и надолго, но для меня Рог не являлся авторитетом.

Так или иначе, скрытничать теперь было бесполезно. Мы говорили обычными голосами, окна машины были открыты. Вечер выдался тихий, идеальный для подслушивания. Я исходил из того, что человек в потемках услышал такие сведения о Джилл, каковые не должен был уже никому рассказать. Поэтому не имело значения, услышит он кое-что еще или нет. Пусть наслушается вдоволь, а потом уж я постараюсь заманить его туда, где и успокою.

Поэтому я сказал четко и достаточно громко:

— Она кое-что мне рассказала. Правда, не упомянула о том, что посвятила в свои планы половину населения Гавайских островов. Кто же еще знает, что она вступила в контакт с Вашингтоном?

— Только мы, мистер Хелм, — сказал Фрэнсис. — И еще Ланни, но он погиб.

— Кто такой Ланни и как он погиб?

— Нас было четверо — Джилл, Ланни, Рог и я. Мы, так сказать, работали вместе. Ну, сами знаете, над проблемой мира... Джилл была нашим лидером. Всегда полна разных идей...

— Ясно. Она успела поплакаться мне насчет бедных азиатов. Это в сторону. Теперь давай о Ланни. Он погиб? Где?

Фрэнсис сказал не без некоторого упрямства:

— Сначала послушайте, как мы оказались завербованными, сэр. Видите ли, после одного из наших собраний Джилл встретилась с человеком, которого звали Рат.

— С Монахом, — перебил его я. — Она мне рассказывала. Он подкинул ей идейку, а она подкинула ему вас. Вы собирались спасти мир за счет правительства США.

Подслушивающий явно приблизился. Мне просто не верилось, что мои юнцы его не слышали. Но городские мальчики, которые никогда не бродили по лесу с винтовкой, по сути дела, глухи, как не знаю кто. А может, они все прекрасно слышали, но их задание и состояло в том, чтобы разговорить меня, а их сообщник все услышал бы. Пока я был только рад пойти им навстречу.

— В конце концов, речь идет о наших жизнях. Человек имеет право знать, зачем его посылают в чертовы джунгли и за что он умирает?

Я не видел необходимости вступать в дискуссию по этому поводу. Вместо этого я спросил:

— Как же погиб Ланни? Или он умер естественной смертью?

— У него сломана шея, — сказал Фрэнсис, поежившись. — Мне кажется, это сделал Монах. Собственноручно. Ланни лежит в доме на Килауеа-стрит. Мистер Хелм, по-моему, нас обвели вокруг пальца. Просто Монаху потребовалась группа молодых людей, известных своими пацифистскими взглядами для прикрытия того, что делали люди, имена которых держались в тайне. Собственно, мы не прошли, по сути дела, никакой подготовки. И никто не получил выговора за то, что участвовал в политических выступлениях — и продолжает участвовать. Похоже, Монаху было выгодно, чтобы мы оставались на виду. И Монах не давал нам никаких поручений. Первое мое задание было следить за вами, когда вы прилетели в Гонолулу. Кажется, я делал это не очень умело.

— Скажем так: я тебя быстро вычислил, — отозвался я. — Скорее всего. Монаху это и было нужно. А теперь, если не возражаете, вернемся к вашему другу Ланни. Итак, он лежит мертвый в доме на Килауеа-стрит, так? Этот дом Монах использовал как штаб-квартиру?

— Официально да, — отозвался Фрэнсис. — Но теперь я начинаю думать, что он это использовал больше как крышу.

— А теперь дом закрыт? И в нем никого, только Ланни?

— Ну да, — подтвердил Рог. — Мы прямо-таки споткнулись об него, когда туда залезли.

— Мы стали звонить, мистер Хелм, — продолжал Фрэнсис, — чтобы получить новые инструкции, но все обычные телефоны не отвечали. Как только я проснулся, то сразу стал звонить. Я хотел передать то, что вы мне тогда сказали. Я нашел Рога, но ни с Джилл, ни с Ланни связаться не удалось. Мы еще раз позвонили по всем контактным телефонам. Без толку. Тогда поехали туда. Там было пусто. Никаких машин, никого в доме, кто бы нам открыл. Только стояла “хонда” Ланни. Мы обошла дом кругом, заметили приоткрытое окно, залезли через него и обнаружили труп Ланни. Похоже, он действовал так, как мы. Звонил без успеха, потом приехал и нашел в доме того, кого видеть был не должен. Вот его и убили.

— Значит, и Джилл вы тоже не смогли найти?

— Нет.

— Ты не рассказывал ему о катере, — напомнил напарнику Рог.

— Когда мы выбрались из дома, то решили проверить катер, — сказал Фрэнсис. — Тот, что побольше, отсутствовал уже два дня, а маленький исчез совсем недавно.

— Джилл говорила мне о них, — подтвердил я. Человек в потемках был совсем рядом. Он подкрадывался к нам слева. Меня это вполне устраивало. Между ним и мной был Рог. Я надеялся, что молодой человек обладал некоторой пуленепробиваемостью. Если дело дойдет до выстрелов, он мог бы сослужить мне неплохую службу.

— Еще пара вопросов, — сказал я. — Первый: слыхали ли вы о месте, которое зовется К? — Они покачали головами, и я продолжил: — У Ланни была только свернута шея и все? Никаких ожогов от сигарет, никаких признаков того, что его пытали?

— Нет, сэр, — отозвался Фрэнсис. — Ничего такого.

— Тогда будем надеяться, что Джилл пока что вне подозрений и на свободе. Если она, конечно, жива. Надеюсь, вы больше никому не протрепались обо всем этом?

— По-вашему, мы полные идиоты, да? — буркнул Рог. — Если бы Монах пронюхал, что мы решили выйти на связь с Вашингтоном, он бы нас всех поубивал.

— А почему вы решили выйти на связь с Вашингтоном? — спросил я.

— Я же говорил вам, сэр, — отозвался Фрэнсис. — Нам показалось, что он нас морочит. Он явно затеял что-то крупное, попахивающее государственной изменой. Нам не хотелось, чтобы он нас всех подставил. А когда Джилл сказала, что он вступил в контакт с Пекином...

— Да, я говорил, что война — штука грязная, а всеобщая воинская повинность — позор, но это, так сказать, в семейном кругу, — вмешался Рог. — Если Монах решил ввести в игру китайцев, то мы ему не товарищи. Лично я пас. Ладно, о чем вы там договорились с Джилл?

— Сейчас расскажу, — отозвался я и, понизив голос до шепота, стал излагать свою историю. Подслушивающий, естественно, не мог ничего расслышать, а потому стал придвигаться. Я же рассказывал чистую правду. Так было проще, чем на ходу что-то сочинять. К тому же это уже не имело никакого значения.

Мои спутники хоть и оказались туги на ухо, но все же не полностью оглохли. Фрэнсис вдруг поднял руку, и я осекся. Рог включил фары. Бронзовый мальчик был совсем рядом, и в руке у него сверкал револьвер.

Гаваец отскочил в сторону и выстрелил. Для человека, ослепленного фарами, выстрел получился отличным. Первая пуля досталась Рогу. Я не стал дожидаться второй, и, вывалившись из машины, бросился наутек. Убегая, я услышал новые выстрелы. Один глухой из машины, затем два четких выстрела Ханохано.

Я добежал до поворота, где дорога уходила в плантацию сахарного тростника. Затем за спиной у меня грохнул еще один выстрел, пуля ударилась о сухую, твердую как камень землю и рикошетом просвистела недалеко от меня. Я успел повернуться целым и невредимым, думая, что мистер Глори остался с одним-единственным патроном в барабане, если у него была стандартная пятизарядная модель. Или с двумя, если шестизарядная. Это, впрочем, особой роли не играло. Если он знает толк в деле, то не помчится за мной с почти пустым револьвером, а сделает паузу, чтобы перезарядить его и обдумать ситуацию.

Я еще немного потопал по дороге, изображая из себя насмерть перепуганного человека, который думает о том, как бы скорее удрать. На бегу я заметил, что на отростке дороги, уходящем влево, виднеется “джип” без верха. Я пробежал и мимо него, замедляя ход, делая вид, что выбился из сил и запыхался, что, собственно, было недалеко от истины. Затем я и вовсе перешел на шаг. Ханохано, я надеялся, услышал все, что мне было нужно. Потом практически бесшумно я вернулся к “джипу”. Он стоял в тростнике, поблескивая ветровым стеклом и металлическими частями. Я рискнул и приблизился к нему, поставив все на то, что сумел определить его хозяина. Ставка принесла успех. Никто не выстрелил в меня, не набросился с кулаками. Затем я прислушался. Стояла тишина, нарушаемая легким шорохом тростника, когда налетал очередной порыв ветра. Я тщательно выбрал позицию в тростнике, предварительно вооружившись кое-чем, чтобы оказать мистеру Глори достойную встречу.

Я по-прежнему сильно рисковал. Он вполне мог перехитрить меня, двинувшись на своих двоих к ближайшей телефонной будке. Оттуда он мог подать весточку партнеру с рацией — я не сомневался, что таковой имелся, а тот, в свою очередь, мог связаться с Монахом и доложить, что на острове находится предатель — если, конечно, Джилл добралась до острова.

Учитывая важность услышанного, это был самый надежный способ передать информацию. Лично я был ему не нужен, да и “джип” мог переночевать в поле. Но Ханохано не хотел идти пешком, когда можно было прокатиться с ветерком. Этот потомок гавайских королей не придавал большого значения еще одному слабаку из племени хаоле, то бишь белых. По крайней мере, я был готов побиться об заклад, что именно так он стал бы рассуждать.

И опять я выиграл у себя пари. Ханохано на сей раз подкрался почти бесшумно. Я и сам на такое способен, но, конечно, тот, кто ждет моего появления, все равно расслышит мои шаги. Ханохано же возник, как самый настоящий призрак. Там, в каньоне, он либо спешил, либо проявил беспечность, либо просто недооценил нас. Скорее всего, он просто поспешил, стараясь не упустить ничего из нашей беседы. Он решил, что мы так увлечены дискуссией, что перестали что-либо слышать и видеть. Но теперь он проявил осторожность — вдруг я затаился поблизости.

Я увидел его в лунном свете с поблескивающим револьвером в руке. Он шел, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Я не умею двигаться так бесшумно, зато способен затаиться. Тут у меня была богатая практика. Я присел на корточки, поджидая его, а когда он приблизился, махнул ремнем.

Ханохано едва не опередил меня, но все же тяжелая пряжка сделала свое дело — его револьвер полетел на землю. Гаваец было бросился за ним, но ему сразу же пришлось уворачиваться от второго удара, и, не желая потерять скальп, он решил забыть про револьвер, вскочив мягко на ноги, словно большая кошка, уставился на меня.

На нем не было рубашки. Он скинул ее то ли потому, что она была слишком яркой, то ли потому, что мешала двигаться бесшумно, то ли потому, что он вообще предпочитал действовать максимально раздетым. Он также разулся. Похоже, гавайцам так было сподручнее. Я вспомнил босоногую танцовщицу в парчовом платье. Его мощные плечи и грудь поблескивали в тусклом освещении. Он угрожающе помахивал руками, словно мастер карате. Да, он был явно сильнее меня, а возможно, и искуснее в рукопашной. О поединке, впрочем, было лучше не думать. Мы были не в спортзале, и прежде чем мой оппонент мог с кем-то поделиться услышанным, он должен был умереть.

— Не вздумай меня ударить еще раз этим ремнем, — прошипел он. — Только попробуй, и я разорву тебя на куски.

— Ханохано, ты обманщик, — рассмеялся я. — Было бы время, я бы как следует тебя от... Но я буду нежен. Я просто убью тебя.

Он усмехнулся, и его белоснежные зубы сверкнули в темноте.

— Мы постучали себя в грудь, как гориллы. А теперь давай подеремся. Держись, хаоле!

Он чуть присел, сделал ложный выпад, потом бросился на меня. Я сделал шаг в сторону, махнул ремнем и чуть было не огрел его. Он ловко упал на землю, чтобы увернуться от этого жала. Затем он снова стремительно вскочил на ноги и, покачиваясь, стал наступать. Я же стал медленно отступать, держа ремень перед собой и с вызовом им помахивая. Увидев, что ремень приковал его взгляд и он усвоил то, что я пытался внушить ему, я сделал шаг вперед и махнул ремнем. Махнул, не торопясь, так, чтобы мистеру Глори не составило большого труда ухватить его. Он так и поступил и с силой рванул ремень на себя. Я успел опередить его: тоже шагнул и его сторону, отчего он потерял равновесие и полетел навзничь, а я на него. Я вытащил нож и всадил ему в грудь по самую рукоятку. Я успел ударить его второй раз, чуть повыше, после чего откатился в сторону. Нот не производит ошеломляющего эффекта пули. Человека можно убить ударом ножа, и все же он успеет уничтожить тебя, пока до его мозга дойдет сигнал: “ты умер”.

Я вскочил на ноги, готовый увернуться, отступить или пойти в последнее наступление и прикончить его. Но он лишь сумел встать на колени. Он стоял на коленях у “джипа”, Зажимал большими коричневыми руками свои раны, из которых обильно хлестала кровь, и осуждающе смотрел на меня. Я приблизился, соблюдая, однако, осторожность. Рисковать в конце игры не было никакого смысла.

— Ты... ты обхитрил меня, хаоле, — пробормотал он, облизывая губы.

Извиняться мне было некогда, да и мои извинения были ему ни к чему. Ему хотелось лишь удостовериться, что умирает Он от руки мужчины, а не сопляка, который потом будет проливать слезы по поводу содеянного.

— Я профессионал, канака, — сказал я резко. — Я делаю это не для удовольствия.

На его лице вдруг снова блеснула улыбка.

— Это ты зря, — пробормотал он. — Ты много теряешь. Очень много.

Только теперь роковой сигнал достиг его мозга, и он рухнул ничком в тростник. Как полагается, я немного подождал, потом проверил пульс. Пульса не было. Он не притворялся, а умер взаправду. Самое смешное во всем этом то, что, хотя я и не знал его, я испытал странное чувство горечи.

Я встал, Запомнив себе, что главное заключалось в том, что тайна Джилл так и осталась в сохранности.

По крайней мере, человек, лежавший у моих ног, уже не в силах ничего разболтать. Затем я напомнил себе, что секрет этот был настолько важен, что из-за него стоило убивать.

Я сел в “джип”. Ключ был в зажигании. Я завел мотор, включил огни, объехал труп и направился к каньону, где стоял “форд”. Мистер Глори и впрямь поработал на славу. Рог был убит одной пулей в голову. Фрэнсис получил две в грудь и тоже уже отходил.

— Вы нас бросили, — прошептал он, когда я открыл дверцу “форда” и склонился над ним. Похоже, мое поведение сегодня вызывало нарекания у всех подряд. — Вы убежали...