Алистер Маклин
Пушки крепости Наварон
Глава первая. ВСТУПЛЕНИЕ. ВОСКРЕСЕНЬЕ. 01.00-09.00
Царапнув по ржавому гофрированному железу ангара, спичка зашипела и вспыхнула. И резкий звук, и яркое пламя нарушили покой ночи, какая бывает лишь в пустыне. Мэллори проводил взглядом спрятанный в ладонь огонек, осветивший сигарету, зажатую в зубах полковника, коротко подстриженные усы и застывшее в напряжении лицо – лицо человека, превратившегося во слух. Спичка упала в песок и погасла, придавленная подошвой.
– Уже слышу шум моторов, – проронил авиатор. – Они на подходе. Приземлятся минут через пять, не позднее. Ветра нет, будут садиться на вторую полосу. Пошли, встретим их на командном пункте. – Полковник умолк, с насмешливым интересом посмотрев на Мэллори, но без тени улыбки добавил: – Умерьте свое любопытство, молодой человек. Нынче обстоятельства складываются для нас не слишком-то удачно. Вы получите ответ на все ваши вопросы, и, боюсь, очень скоро.
Круто повернувшись, полковник зашагал к смутно различимым на горизонте приземистым строениям.
Мэллори пожал плечами и двинулся не спеша следом, шагая в ногу с третьим офицером, рослым и плечистым. Тот шел вразвалку, словно утка. Чтобы выработать такую походку, надо прослужить на кораблях дет тридцать. Именно столько отдал флоту Дженсен. Но не походка была в нем главным. Интриги, обман, провокации и перевоплощения – вот что считал главным в жизни удачливый служака, шеф каирского отдела разведывательно-диверсионных операций капитан первого ранга британского королевского флота Дженсен, кавалер ордена «За боевые заслуги». Среди докеров портов Леванта, начиная от Александретты и кончая Александрией, он зарекомендовал себя как опасный смутьян. Имя его произносили с уважением и страхом. Участвуя в состязаниях на верблюдах, он обставлял погонщиков-бедуинов. Ни на одном восточном базаре вы не встретили бы другого столь правдоподобного нищего, выставляющего напоказ свои мерзкие язвы. Сегодня же он был самим собой – простым, грубоватым моряком, который нарядился во все белое. При свете звезд тускло мерцало золото галуна на фуражке и эполет.
Под ногами у них скрипел утрамбованный песок, потом каблуки застучали по бетону взлетно-посадочной полосы. Силуэт полковника стал едва различим. Повернувшись к Дженсену, Мэллори со вздохом спросил:
– Что это все значит, сэр? Что за спешка, что за таинственность? И при чем тут я? Вчера меня вывезли с Крита, предупредив всего за восемь часов. Обещали месячный отпуск. А на самом деле…
– Действительно, что же на самом деле? – буркнул Дженсен.
– Черта с два, а не отпуск! – с досадой ответил Мэллори. – Даже выспаться не дали. Продержали несколько часов в штабе, зачем-то расспрашивали о моих восхождениях на вершины Южных Альп. Среди ночи подняли с постели, сказали, будто я должен встретиться с вами. Вместо этого какой-то придурок шотландец долго возил меня по пустыне, орал пьяные песни, засыпая меня идиотскими вопросами.
– Я так и думал, что это будет один из самых удачных моих розыгрышей, – самодовольно произнес Дженсен. – Мне лично прогулка очень понравилась.
– Один из ваших… – Мэллори умолк, с ужасом вспомнив все, что наговорил пожилому шотландцу, капитану с бакенбардами, сидевшему за рулем. – Страшно виноват, сэр. Никак не думал, что это вы…
– Еще бы, – живо отозвался Дженсен. – Так было задумано. Я хотел выяснить, тот ли вы человек, который мне нужен. Теперь я уверен, что тот. А с чего вы решили, что вам дадут отпуск? Часто сомневаются, что в нашей конторе люди в здравом уме, но даже нам не пришло бы в голову отправить гидроплан за младшим офицером затем лишь, чтобы тот смог развлечься в каирских борделях, – сухо закончил каперанг.
– И все же не понимаю…
– Терпение, приятель, терпение. Что тебе советовал наш почтенный полковник? Время беспредельно. Ждать, и ждать бесконечно, – вот что такое Восток.
– Вдобавок, всего четыре часа сна за трое суток, – сварливо сказал Мэллори. – Прилетели!
Ослепленные светом посадочных фар, пронзивших ночной мрак, оба офицера зажмурились. Меньше чем минуту спустя грузно и неуклюже приземлился первый бомбардировщик. Пробежав по взлетно-посадочной полосе, остановился у группы встречающих. Окрашенные в маскировочные цвета фюзеляж и хвостовое оперение изрешечены авиационными снарядами. Элероны изувечены, левый крайний мотор выведен из строя и залит маслом. Плексиглас фонаря в трещинах и пробоинах.
Внимательно осмотрев отверстия и вмятины, Дженсен покачал головой и отвернулся.
– Говорите, четыре часа спали, капитан Мэллори? – переспросил он спокойно. – Повезло. Хоть столько удалось соснуть.
В ярко освещенном двумя лампами помещении командного пункта было душно и неуютно. На стенах истрепанное географические и морские карты, десятка два расшатанных стульев и некрашеный стол.
За столом восседал полковник авиации, по бокам его Мэллори и Дженсен. Дверь распахнулась. Жмурясь от непривычно яркого света, вошли члены экипажа машины, приземлившейся первой. Шествие возглавлял черноволосый коренастый пилот. В руке – шлем и летный комбинезон. На плечах защитного цвета куртки белыми буквами выведено: «Австралия». Криво усмехнувшись, он молча, не спрашивая разрешения, сел, достал пачку сигарет и чиркнул спичкой о крышку стола. Краешком глаза Мэллори взглянул на полковника. Вид у того был подавленный. Да и говорил он как-то виновато.
– Джентльмены, это командир эскадрильи Торранс. Австралиец, – добавил полковник, словно в этом была разгадка какой-то тайны. – Он осуществлял боевой вылет к острову Навароне… Билл, джентльмены, которых ты видишь, это капитан первого ранга военно-морского флота Дженсен и капитан рейнджеров Мэллори. Их очень интересует остров Навароне. Как прошла операция?
«Навароне… Вот почему я здесь, – подумал Мэллори. – Навароне. Об этом острове знает каждый, кто хоть недолго служил в Восточном Средиземноморье: мрачная, неприступная крепость неподалеку от турецкого побережья. Многочисленный гарнизон из немцев и итальянцев. Один из немногих островов Эгейского моря, который за весь период боевых действий союзникам не удалось ни блокировать, ни тем более захватить».
Растягивая слова, Торранс заговорил. Он с трудом сдерживал гнев:
– Будто в пекле побывали, сэр. Самоубийство, а не боевой вылет. – Окутанный табачным дымом, он внезапно умолк, задумчиво глядя перед собой. – И все же хотелось бы туда вернуться ещё разок. На обратном пути мы толковали об этом с ребятами. Хотелось бы захватить с собой того мудака, который задумал эту операцию, и сбросить его над Навароне без парашюта.
– Так плохи наши дела, Билл?
– Дела ни к черту, сэр. Не было ни малейшего шанса. Ей-богу, ни малейшего. Во-первых, с погодой не повезло. Синоптики, как обычно, наврали с три бочки арестантов.
– А обещали летную погоду?
– Вот именно. Над целью сплошная облачность, – с горечью сказал Торранс. – Пришлось снизиться до четырехсот пятидесяти метров… Но даже если бы мы снизились до девятисот метров ниже уровня моря, а потом снова набрали высоту, ничего б не вышло. Карниз целиком закрывает цель. С таким же успехом можно было бы бросать фрицам листовки с просьбой взорвать эти проклятые пушки. На 50-градусном секторе немцы сосредоточили чуть ли не половину всех зениток Южной Европы. Причем именно там, где можно хоть как-то приблизиться к цели. Расса и Конроя сбили сразу. Даже до бухты не долетели. Спастись им не удалось.
– Знаю, знаю, – угрюмо кивнул полковник, – мы их слышали. Радиосвязь была хорошей. А Макилвина сбили к северу от Александрии?
– Да. Но с ним все в порядке. Его машина была ещё на плаву, когда мы пролетали, а сам он сидел в тузике. Море было спокойно, словно пруд. С ним все в порядке, – повторил Торранс.
Полковник снова кивнул. Дженсен коснулся его плеча.
– Можно потолковать с комэском?
– Конечно, каперанг. Могли бы и не спрашивать.
– Спасибо. – Взглянув на крепыша-австралийца, Дженсен чуть улыбнулся.
– Один вопрос, комэск. Вижу, вам не хочется слетать туда ещё разок?
– Вы правы, черт возьми! Не хочется, – прорычал Торранс.
– И почему?
– А потому, – взорвался Торранс. – Я противник самоубийств. И ещё потому, что не хочу губить напрасно хороших ребят. Потому, что я не Бог и не способен творить чудеса, – решительно заключил пилот.
– Так вы утверждаете, что разбомбить их невозможно? – переспросил Дженсен. – Это страшно важно.
– А для меня важна собственная шнура. И жизни вот этих парней. – Он ткнул пальцем назад. – Это невозможно. По крайней мере, для нас, сэр, – провел он рукой по лицу. – Может быть, такую работу смог бы выполнить гидроплан «дорнье», оснащенный крылатыми бомбами, управляемыми по радио, не знаю. Зато я знаю, что наши бомбы для них что слону дробинка. Разве что нагрузить толом самолет типа «москито» и с высоты сто двадцать метров спикировать, влетев в устье пещеры, где установлены эти пушки. Вот тогда что-то получится.
– Спасибо, комэск. И всем вам спасибо. – Дженсен встал. – Уверен, что вы сделали все, что смогли. Жаль, что не получилось… Итак, полковник?
– Прошу, джентльмены. – Кивнув очкастому офицеру из разведки, чтобы тот занял его место за столом, полковник, сопровождаемый Мэллори и Дженсеном, прошел в свой кабинет. – Вот так-то, джентльмены. – Сломав сургуч на бутылке «талискера», принес стаканы. – Билл Торранс командует лучшей эскадрильей в Африке. Не раз бомбил нефтяные промыслы в Плоешти. Для него это детская забава. Только Билл Торранс мог совершить этот вылет, и если он заявляет, что подавить батарею с воздуха невозможно, то так оно и есть, каперанг.
– Теперь и я это вижу, – Дженсен хмуро разглядывал янтарное содержимое стакана. – Раньше я только предполагал… Страшно сожалею, что десятку человек пришлось погибнуть, чтобы развеять наши сомнения… Остается один выход…
– Только один, – отозвался полковник и, подняв стакан, произнес: – За удачу тех, кто на Керосе.
– За удачу тех, кто на Керосе, – повторил Дженсен. Лицо его оставалось угрюмым.
– Послушайте, – взмолился Мэллори, – объясните, что происходит…
– Керос, – прервал его Дженсен, – это реплика, предназначенная для тебя. Ведь мир – театр, приятель. Сейчас твой выход на сцену, – невесело усмехнулся каперанг. – Жаль, что ты пропустил два акта этой маленькой комедии, больше спать нельзя. Тебе предстоит сыграть главную роль, хочешь ты этого или нет. Итак, начали. Место действия остров Керос. Действие третье. Явление первое. На сцену выходит капитан Кейт Мэллори.
За последние десять минут никто не произнес ни слова. Дженсен вел тяжелый штабной «хамбер» уверенно и непринужденно, как делал все, за что бы ни брался. Мэллори склонился над развернутой на коленях крупномасштабной адмиралтейской картой южного района Эгейского моря, освещенной лампочкой на доске приборов. Он изучал обведенный жирным красным карандашом район Спорадского архипелага и северной части островов Додеканес. Потом выпрямился, передернул плечами, – в конце ноября ночью прохладно даже в Египте, – и взглянул на Дженсена.
– По-моему, я все запомнил, сэр.
– Вот и хорошо! – Дженсен смотрел вперед на вьющуюся серую ленту дороги, освещенную белыми снопами, разрезавшими мрак пустыни, которые подпрыгивали вместе с машиной на ухабах. – Вот и хорошо, – повторил он. – А теперь взгляни на карту ещё раз и представь, что ты в городе Навароне. Он на берегу овальной бухты в северной части острова. Что бы ты увидел оттуда?
– Мне незачем смотреть на карту ещё раз, – улыбнулся Мэллори. – Милях в четырех к востоку я увидел бы извилистую линию турецкого берега, ориентированную на северо-запад и кончающуюся в точке севернее Навароне. Это мыс. Затем линия берега поворачивает на восток. В шестнадцати милях севернее этого мыса – он называется Демирджи, верно? – и практически в створе с ним я увидел бы остров Керос. Наконец, в шести милях западнее находится остров Майдос, первый из группы островов Лерадского архипелага. Они тянутся в северо-западном направлении миль на пятьдесят.
– На шестьдесят, – кивнул Дженсен. – У тебя отличная зрительная память, дружище. Смелости и опыта тебе не занимать, иначе не продержался бы полтора года на Крите. Ты обладаешь одним ценным качеством, о котором я скажу. – Помолчав, он прибавил. – Надеюсь, что тебе повезет. Господи, как необходимо тебе везенье.
Мэллори подождал, что ещё скажет Дженсен, но тот задумался. Прошло три, пять минут, слышалось лишь шуршанье шин да приглушенный рокот мощного мотора. Наконец, по-прежнему не отрывая глаз от дороги, Дженсен произнес:
– Сегодня суббота. Вернее, уже наступило воскресенье. На острове Керос тысяча двести человек. Тысяча двести британских солдат, которых через неделю убьют, ранят или возьмут в плен. Большей частью убьют. – Впервые взглянув на Мэллори, Дженсен усмехнулся. – Каково? В ваших руках жизнь тысячи с лишком человек, капитан Мэллори.
Мэллори внимательно посмотрел в бесстрастное лицо Дженсена и отвернулся, уткнувшись в карту. Тысяча двести человек на Керосе. Тысяча двести британцев, ожидающих смерти. Керос и Навароне. Керос и Навароне. Как там говорилось в стихотворении, которое он много лет назад выучил в маленьком горном селении в стороне от Куинстауна? «Чимборазо» – вот как оно называлось. «Чимборазо и Котопакси, вы похитили сердце мое…» Керос и Навароне. В этих названиях звучит тот же призыв, то же очарование. «Керос и… Керос и…» – Он замотал головой, пытаясь сосредоточиться. Все детали мозаики мало-помалу, хотя и медленно, занимали свои места.
– Помнишь, полтора года назад, после падения Греции, немцы захватили почти весь Спорадский архипелаг. А в руках итальянцев к тому времени оказалось большинство островов Додеканес. Постепенно мы стали отвоевывать эти острова. Впереди штурмующих шли твои земляки или морские десантники. К сентябрю прошлого года мы отбили почти все крупные острова. Кроме острова Навароне. Слишком твердый орешек. Мы обошли его, высадив на соседних островах гарнизоны до батальона численностью. – Криво усмехнувшись, Дженсен продолжал: – В это время ты прятался где-то в Белых горах в пещере, но, верно, помнишь, как отреагировали немцы?
– Решительно?
– Вот именно, – кивнул Дженсен. – Весьма решительно. Политическое значение Турции в этом регионе трудно переоценить. Она всегда была потенциальным партнером или государств оси Берлин – Рим – Токио, или союзников. Большинство островов расположено всего в нескольких милях от побережья Турции. Немцам надо было восстановить доверие и рейху.
– И поэтому?
– Поэтому немцы бросили в бой все, чем располагали, – парашютистов, десантников, отборные горнострелковые части, целые полчища «Юнкерсов». Говорят, для этого они сняли с итальянского фронта все пикирующие бомбардировщики. Словом, бросили все силы. За несколько недель мы потеряли больше десяти тысяч солдат и все острова, которые заняли перед этим. Кроме Кероса.
– Теперь очередь за ним?
– Да. – Щелчком Дженсен извлек две сигареты, подождал, пока Мэллори прикурит и выбросит спичку в окно, сквозь которое севернее шоссе в бледной дымке виднелось Средиземное море. – Теперь немцы будут утюжить Керос. Спасти его мы не в состоянии. В районе островов Эгейского моря немцы имеют превосходство в авиации…
– Но почему вы так уверены, что это произойдет на этой неделе?
– Дружище, в Греции полным-полно агентов союзников, – вздохнул Дженсен. – Только в районе Афин и Пирея у нас их больше двухсот. Кроме того…
– Двухсот! – недоверчиво воскликнул Мэллори. – Вы сказали…
– Да, я так сказал, – улыбнулся Дженсен. – Сущие пустяки по сравнению с полчищами немецких шпионов, которые свободно расхаживают среди гостеприимных жителей Каира и Александрии. – Он снова стал серьезным. – Мы располагаем точной информацией. В четверг на рассвете целая армада каиков выйдет из Пирея, проскочит сквозь Циклады, просочится ночью меж островков… Любопытная ситуация! Не так ли? Днем мы не рискуем сунуться в Эгейское море, иначе нас пустят ко дну, а немцы не смеют носа показать ночью. Едва стемнеет, наши эсминцы, торпедные катера и канонерки выходят в море, но ещё до рассвета эсминцы отходят на юг. Малотоннажные же суда пережидают день, прячась в бухтах островков. И все-таки мы не в состоянии помешать фрицам атаковать Керос. Немцы высадят десант в субботу или воскресенье. Нанесут одновременный удар с моря и с воздуха. Десятки «юнкерсов-52» на аэродромах близ Афин ждут сигнала. Гарнизон Кероса не продержится и двух суток, – без тени сомнения заключил Дженсен.
И Мэллори поверил ему. С минуту разглядывал он матовый блеск моря, мириады звезд, мерцающих над темной его гладью. Затем резко повернулся к Дженсену:
– Но у нас же есть флот, сэр! Почему бы не эвакуировать гарнизон на кораблях? Ведь флот…
– Флот! – саркастически перебил его Дженсен. – У флота кишка тонка. Район Эгейского моря сидит у него в печенках. Ему надоело понапрасну высовываться и получать по носу. Немцы успели подбить два линкора, восемь крейсеров, четыре из них потопили. Это не считая дюжины эсминцев… А о мелких судах и говорить нечего. Ради чего? Чтобы наше командование могло играть со своими берлинскими коллегами в кошки-мышки? Игра доставляет огромное удовольствие всем. Всем, кроме тысячи моряков, которых потопили в той игре, кроме десяти тысяч томми, индусов, новозеландцев и австралийцев, которые страдали и умирали на этих островах, так и не поняв, ради чего они гибнут.
Пальцы Дженсена, сжимавшие баранку, побелели, лицо прорезали горькие складки. Мэллори был потрясен неожиданной вспышкой ярости, так не вязавшейся с характером Дженсена… А может, именно здесь-то и проявился его характер? Может, Дженсен совсем не таков, каким кажется со стороны?
– Вы сказали, на Керосе тысяча двести человек, сэр? – спросил Мэллори.
– Да. Тысяча двести человек. – Дженсен мельком взглянул на него и отвернулся. – Ты прав, приятель. Конечно, прав. Я совсем потерял голову. Конечно, мы их не бросим. Флот в лепешку разобьется. Подумаешь, ещё два-три эсминца накроются. Прости, дружище, я снова за свое. А теперь слушай. Слушай внимательно. Эвакуировать их придется ночью. Днем у нас ни одного шанса: две, а то и три сотни пикировщиков только и ждут появления британского эсминца. Эвакуировать придется именно на них. Транспорты и тендеры в два раза тихоходнее. До северных островов Лерадского архипелага им не добраться: не успеют вернуться к рассвету на базу. Расстояние слишком велико.
– Но ведь Лерады растянулись длинной цепочной, – возразил Мэллори. – Разве эсминцы прорвутся?
– Между островами? Это исключено. – Дженсен покачал головой. – Проливы сплошь заминированы. И на тузике не пройти.
– А проход между Майдосом и Навароне? Он тоже заминирован?
– Нет. Он чист. Там глубины слишком большие. Якорные мины не поставить.
– Тогда здесь и нужно идти, сэр! Ведь с другой стороны турецкие территориальные воды…
– Мы бы вошли в турецкие воды хоть завтра, средь бела дня, будь от этого прок, – устало сказал Дженсен. – При прочих равных условиях мы пойдем западным проливом. Он и безопасней, и путь короче, и международных осложнений избежим.
– Что значит «при прочих равных условиях»?
– Я имею в виду пушки крепости Навароне. – Дженсен долго молчал, потом повторил медленно, бесстрастно, как повторяют имя старинного и грозного врага: – Пушки крепости Навароне. В них вся суть. Они прикрывают с севера входы в оба пролива. Если бы нам удалось подавить эти пушки, то этой же ночью сняли бы с Кероса гарнизон.
Мэллори не проронил ни слова, поняв, что услышит главное.
– Это не обычные пушки, – неторопливо продолжал Дженсен. – Артиллеристы считают, что калибр их, самое малое, девять дюймов. Думаю, это двухсотдесятимиллиметровые гаубицы. Наши солдаты на итальянском фронте боятся их больше всего на свете. Скорость снарядов невелика, зато ложатся они точно. Как бы то ни было, – добавил он мрачно, – «Сибарис» потопили за каких-то пять минут.
– «Сибарис»? Я что-то слышал…
– Крейсер с восьмидюймовыми орудиями главного калибра. Мы послали его месяца четыре тому назад подразнить фрицев. Думали, будет что-то вроде увеселительной прогулки. Но немцы отправили корабль на дно. Спаслось всего семнадцать человек.
– Господи! – воскликнул потрясенный Мэллори. – Я и не знал.
– Два месяца назад мы предприняли широкомасштабную десантную операцию, – продолжал Дженсен, не обратив внимания на слова Мэллори. – Участвовали коммандос, морские десантники, корабли Джеллико. У немцев было небольшое преимущество: Навароне окружен скалами, – но ведь в атаке участвовали отборные войска, возможно, лучшие в мире. – После паузы Дженсен добавил: – Их изрешетили. Почти все были уничтожены. В течение последних десяти дней мы дважды сбрасывали на парашютах подрывников, ребят из спецотрядов. Они попросту исчезли, – пожал недоуменно плечами Дженсен.
– И неизвестно, что с ними?
– Неизвестно. Нынче ночью была предпринята отчаянная попытка отыграться. И чем дело кончилось? На командном пункте я помалкивал. Ведь это меня Торранс и его парни хотели сбросить на Навароне без парашюта. И я их не осуждаю. Но у меня не было иного выхода.
Громадный «хамбер» начал сбавлять скорость, бесшумно катя мимо скособоченных лачуг и домишек западного предместья Александрии. Впереди на свинцовом небе появилась светлая полоска.
– Вряд ли из меня получится парашютист, – с сомнением сказал Мэллори. – По правде говоря, парашюта я и в глаза не видел.
– Не переживай, – заметил Дженсен. – Парашют не понадобится. Способ, каким ты попадешь на Навароне, будет много труднее.
– Но почему выбрали именно меня, сэр? – спросил Мэллори. Он ждал, что скажет Дженсен еще, но тот молчал, наблюдая за дорогой, испещренной воронками.
– Струсил? – усмехнулся Дженсен и круто повернул руль, чтобы объехать глубокую яму, затем снова выправил машину.
– Конечно, струсил. Вы таких страстей наговорили, сэр, что любой струсит. Но я имел в виду другое.
– Я так и понял. У меня с чувством юмора плохо. Почему именно ты? Да потому, что у тебя для этого все данные, дружище. Ты первоклассный подрывник, умелый организатор. Проведя полтора года на Крите, ты не получил ни одной царапины. Это убедительное подтверждение, что ты способен выжить на захваченной противником территории. Узнав, каким досье на тебя я располагаю, ты бы очень удивился, – фыркнул Дженсен.
– Нет, я бы не удивился, – раздраженно ответил Мэллори, – но я знаю, по крайней мере, трех офицеров, данные которых не хуже моих.
– Конечно, есть и другие, – согласился Дженсен. – Но другого Кейта Мэллори не найти. Кейт Мэллори! – с пафосом воскликнул каперанг. – Кто не слыхал о Кейте Мэллори в старые добрые времена! Лучший альпинист, самый знаменитый скалолаз, когда-либо рождавшийся в Новой Зеландии, а значит, и во всем мире. Человек-муха, покоритель неприступных вершин, которому подвластны отвесные утесы и бездонные пропасти. Все южное побережье острова Навароне, – жизнерадостно произнес Дженсен, – представляет собой сплошной утес. Там негде ни зацепиться рукой, ни упереться ногой.
– Понятно, – пробормотал Мэллори. – Вот какой способ вы имели в виду.
– Совершенно верно, – подтвердил Дженсен, – ты и твоя группа туда отправитесь. Их четверо. Все как на подбор. Веселые скалолазы Кейта Мэллори! Каждый – знаток своего дела. Завтра ты с ними познакомишься. Вернее, сегодня днем.
Минут десять ехали молча. От доков повернули направо; проехав, трясясь по булыжной мостовой, Рю-Сер, свернули на площадь Мохаммеда Али. Миновав фондовую биржу, спустились по улице Шериф-паши. Рассвело, и Мэллори отчетливо видел лицо водителя.
– Куда это мы, сэр?
– Мы должны повидаться с единственным человеком на Среднем Востоке, который может вам чем-нибудь помочь. Это месье Эжен Влакос с острова Навароне.
– Вы храбрец, капитан Мэллори, – нервно крутил тонкие концы длинных черных усов Эжен Влакос. – Храбрец и, я бы прибавил, глупец. Но разве можно называть человека глупцом, если он всего лишь выполняет приказ? – Оторвав взор от карты, расстеленной на столе, грек взглянул в бесстрастное лицо Дженсена. – Неужели нет иного выхода, каперанг? – взмолился он.
– Мы испробовали другие способы, но у нас ничего не получилось. Остался лишь этот, сэр.
– Выходит, теперь его черед?
– На острове Керос больше тысячи солдат, сэр.
Влакос молча кивнул и улыбнулся Мэллори.
– Он называет меня сэром. Меня, бедного грека, владельца гостиницы, каперанг британского королевского флота Дженсен называет сэром. Старику это льстит. – Некоторое время он молчал, уставясь в пространство. Но затем на усталом, морщинистом лице ожили выцветшие глаза. – Да, теперь я старик, капитан Мэллори. Теперь я бедный и грустный старик. Но я не всегда был таким. Когда-то я был помоложе, был богат и счастлив. Некогда я владел землей. У меня был надел в сто квадратных миль в самой прекрасной стране, которую даровал господь Бог людям, чтобы те любовались ею. До чего же я любил эту землю! – Засмеявшись, старик провел рукой по густым, с проседью, волосам. – Конечно, как говорится, своя рубашка ближе к телу. Я свою землю называю прекрасной, а каперанг Дженсен назвал её «чертовой скалой». – Он улыбнулся, заметив смущение Дженсена. – Но мы оба зовем эту землю остров Навароне.
Пораженный Мэллори посмотрел на Дженсена. Тот кивнул.
– Семейство Влакосов владело островом в течение многих веков. Восемнадцать месяцев назад нам пришлось спешно вывезти месье Влакоса. Немцам не по душе пришлось его «сотрудничество».
– Да, мы были на волоске от гибели, – кивнул Влакос, – немцы уже приготовили мне и двум моим сыновьям местечко в каземате. Но довольно о семействе Влакосов. Просто я хочу, чтобы вы знали, молодой человек, что я прожил на Навароне сорок лет и почти четыре дня составлял эту карту, – он указал на стол. – Можете положиться на мою информацию и на сведения, приведенные в карте. Конечно, многое изменилось, но есть такие детали, которые остаются прежними. Горы, заливы, перевалы, пещеры, дороги, дома и, самое главное, сама крепость. Все это осталось таким, каким было несколько веков назад, капитан Мэллори.
– Понимаю, сэр, – аккуратно сложив карту, Мэллори засунул её под китель. – Большое спасибо.
– Это все, чем я располагаю. – Влакос побарабанил пальцами по столу и взглянул на новозеландца. – По словам каперанга Дженсена, ваши товарищи свободно говорят по-гречески, вы наденете платье греческих крестьян и получите фальшивые документы. Это хорошо. Словом, будете действовать на свой страх и риск.
Помолчав, он озабоченно прибавил:
– Очень прошу вас, ни в коем случае не прибегайте к помощи жителей Навароне. Немцы беспощадны. Если они узнают, что кто-то вам помог, то уничтожат не только этого человека, но и всех жителей деревни: мужчин, женщин, детей. Такое уже было. И может произойти снова.
– На Крите такое случалось, – согласился капитан. – Сам тому свидетель.
– Вот именно, – кивнул Влакос. – А жители острова не имеют опыта партизанской борьбы. Где им было его набраться? У нас на острове немцы следят за каждым шагом его обитателей.
– Обещаю, сэр… – начал Мэллори.
– Погодите, – поднял руку Влакос. – Если вы окажетесь в безвыходном положении, можете обратиться к двум людям. На деревенской площади Маргариты, что у входа в долину, милях в трех к югу от крепости, под первым платаном вы встретите человека по имени Лука. Лука много лет был моим экономом. Он уже помогал британцам, каперанг это подтвердит. Ему можете доверить даже собственную жизнь. У него есть друг Панаис. Он тоже не раз был полезен.
– Благодарю вас, сэр. Я запомню: Лука и Панаис, деревня Маргарита, первый платан на площади.
– Больше ни к кому не обращайтесь, капитан. Только к Луке и Панаису, только к ним двоим, – повторил Влакос с мольбой в голосе.
– Даю слово, сэр. Чем меньше людей нас увидит, тем лучше и для нас, и для ваших земляков. – Мэллори удивился озабоченности старика.
– Надеюсь, – тяжело вздохнул Влакос. Новозеландец поднялся и протянул руку.
– Вы зря беспокоитесь, сэр. Никто не увидит нас, и мы никого не увидим, – уверенно заявил Мэллори. – Нас интересует только одно – пушки.
– Да, пушки… Эти ужасные пушки. – Влакос покачал головой. – А что, если…
– Пожалуйста, не надо… Все будет в порядке, – успокоил старика капитан.
– Помоги вам господь! Жаль, что не смогу сопровождать вас.
Глава вторая. В ВОСКРЕСЕНЬЕ НОЧЬЮ. 19.00-02.00
– Кофе, сэр?
Мэллори зашевелился, застонал и очнулся от тяжелого сна. Откинувшись на жесткую спинку кресла, он сварливо пробурчал: – Интересно, когда в авиации появятся мягкие кресла вместо этих чудовищных сооружений? – Окончательно проснувшись, капитан машинально взглянул на светящийся циферблат наручных часов. Еще только семь! Выходит, он спал каких-то два часа. Дали бы ещё вздремнуть!
– Кофе, сэр? – терпеливо повторил молодой воздушный стрелок, державший в руках крышку от ящика из-под боеприпасов, на которой стояли чашки кофе.
– Извини, дружок. – Выпрямившись, Мэллори, взял в руки чашку, одобрительно понюхал ароматный напиток. – Спасибо. Пахнет, как натуральный кофе.
– Натуральный и есть, сэр, – гордо улыбнулся стрелок. – У нас на камбузе и кофеварка имеется.
– Кофеварка! – удивился Мэллори. – Хорошо устроились авиаторы. Тяготы военного времени вам нипочем! – Откинувшись на спинку кресла, он вдохнул аромат кофе. Но тут же вскочил, ошпарив колени горячей жидкостью, и посмотрел в иллюминатор. Взглянув на стрелка, он показал вниз, на горный ландшафт. – В чем дело, черт побери? Мы должны прилететь через два часа после наступления темноты… А ведь едва зашло солнце. Что, пилот рехнулся?..
– Это Кипр, сэр, – улыбнулся воздушный стрелок. – Вот там, на горизонте, Олимп. Мы почти всегда делаем крюк и проходим над Кипром, когда летим в Кастельроссо. Чтобы нас не заметили, сэр. К тому же, так мы оказываемся в стороне от Родоса.
– Скажет тоже! Чтобы нас не заметили… – послышался протяжный американский говорок. Говоривший не сидел, а лежал в кресле. Костлявые колени задрались выше подбородка. – Черт меня побори! Чтобы. не заметили! – повторил он в недоумении. – Делаем крюк, пролетая над Кипром. Двадцать миль везут на катере из Александрии, чтобы никто не заметил с берега, как нас сажают в гидроплан. А что потом? – он с трудом приподнялся с места, взглянул в иллюминатор и снова рухнул в кресло, явно утомленный таким усилием. – А потом нас запихивают в этот летающий гроб, выкрашенный ослепительно белой краской, так что его за сто миль и слепой увидит.
– Белый цвет отражает солнечные лучи, – стал оправдываться воздушный стрелок.
– Мне солнце не мешает, сынок, – устало отозвался американец. – Жара мне по душе. А вот что не по душе, так это снаряды и пули, которые могут наделать в нас лишних дырок… – Опустившись в кресло ещё ниже, янки устало закрыл глаза и тотчас уснул.
Молодой стрелок восхищенно покачал головой и улыбнулся капитану.
– Какой нервный, правда, сэр? Засмеявшись, Мэллори посмотрел вслед стрелку, который исчез в кабине пилотов. Неторопливо прихлебывая, кофе, взглянул на спящего, восхищенный его олимпийским спокойствием. Такого парня, как капрал американской армии Дасти Миллер, недавно включенный в отряд рейнджеров, хорошо иметь рядом. Новозеландец с удовлетворением оглядел и остальных. Под стать Миллеру и они. Проведя полтора года на Кипре, капитан научился безошибочно определять, подходит тот или иной солдат для действий в условиях партизанской войны. За этих он с ходу мог поручиться. Каперанг Дженсен умеет подбирать людей. Мэллори ещё не был знаком с ними, но внимательно изучил подробнейшие досье на каждого. Он остался больше чем удовлетворен тем, что узнал.
Лишь Стивенс вызывал в нем тень сомнения. Мэллори посмотрел на белокурого лейтенанта, почти мальчика. Тот жадно вглядывался в землю, проплывавшую под белым крылом «сандерленда». Лейтенанта добровольческого запаса ВМС Энди Стивенса выбрали по трем причинам. Во-первых, он поведет судно, которое доставит их на остров Навароне. Во-вторых, он первоклассный альпинист, на его счету несколько сложных восхождений. В-третьих, он выпускник университета, фанатично влюбленный в эллинистику, свободно говорит на греческом и новогреческом. Перед войной он дважды проводил отпуск в Афинах, работая агентом туристского бюро. Но молод, совсем зеленый юнец. А молодость подчас опасное свойство. На Крите обстоятельство это часто становилось роковым. Воодушевление, юношеская горячность чаще всего были излишни. На этой войне не услышишь трубного зова, рева моторов; пыл и презрение к смерти тут не нужны. Здесь нужно иное: терпение, выносливость, стойкость, умение перехитрить противника – качества, редко присущие молодым. Но, похоже, этот парень сумеет быстро обучиться.
Новозеландец ещё раз взглянул на Миллера. Янки давно всему научился. Дасти Миллер на белом коне, с рогом, прижатым к губам? Такое в голове не укладывается. На сэра Ланселота, рыцаря короля Артура, он ничуть не похож. С виду это человек, проживший большую жизнь и утративший все иллюзии.
Действительно, капрал Миллер прожил на свете ровно сорок лет. Уроженец Калифорнии, на три четверти ирландец, на одну четверть поляк, за последние двадцать пять лет он повидал и пережил столько, сколько хватило бы и на дюжину жизней. Работал на серебряных рудниках Невады, проходчиком туннелей в Канаде, тушил пожары на нефтепромыслах во всех странах света. Он находился в Саудовской Аравии, когда Гитлер напал на Польшу. Кто-то из его дальних родственников по материнской линии жил в Варшаве в начале нынешнего столетия. Этого было достаточно, чтобы в Миллере вскипела ирландская кровь. Сев в первый же самолет, он улетел в Великобританию и обманным путем попал в авиацию. К неописуемому возмущению Дасти, из-за возраста его назначили башенным стрелком на бомбардировщик типа «веллингтон».
Первый боевой вылет Миллера оказался и последним. Через десять минут после взлета с аэродрома Мениди под Афинами январской ночью 1941 года отказал мотор, и в нескольких милях к северо-западу от города самолет упал на рисовое поле, что смягчило удар. Остаток зимы Дасти провел на кухне того же аэродрома Мениди, злясь на всех и вся. В начале апреля, не сказав никому ни слова, он ушел из расположения базы и направился на север, к албанской границе, где шли бои. Там он встретил немцев, двигавшихся на юг. Он впоследствии рассказывал, что добрался до порта Науплион, едва не попав под гусеницы наступавшей танковой дивизии немцев. Эвакуировали его на транспорте «Слават», транспорт потопили. Дасти Миллера подобрал эсминец «Райне», но и его потопили. На ветхом греческом каике Миллер добрался, наконец, до Александрии, твердо решив никогда больше не летать и не плавать на морских судах. Через несколько месяцев он уже служил в экспедиционном корпусе, действовавшем в тылу у немцев в Ливии.
Дасти – полная противоположность лейтенанту Стивенсу, размышлял Мэллори. Молодой, восторженный, подтянутый, вежливый, безукоризненно одетый Стивенс и поджарый, худой, жилистый, чрезвычайно выносливый, с почти патологическим отвращением к внешнему лоску Миллер. Прозвище «Дасти» – запыленный – очень подходило к нему. В отличие от Стивенса он ни разу не поднимался на горный склон. Немногие греческие слова, которые знал Дасти, вы не нашли бы ни в одном словаре. Но оба эти обстоятельства не имели никакого значения. Выбрали Миллера по одной причине. Руководителям британской разведки на Среднем Востоке он был известен как высшей пробы подрывник, находчивый и хладнокровный, умеющий аккуратно и точно работать; как лучший в Южной Европе специалист по этой части.
Сзади Миллера сидел старшина береговой службы радиосвязи ВМС Кейси Браун. Невысокий, темноволосый и плотный, он был родом с берегов реки Клайд. В мирное время Браун работал механиком-наладчиком на знаменитой верфи в Гарелохе. Не поняв, что перед ними мастер – золотые руки, сущая находка для машинного отделения любого корабля, флотские чиновники сделали его связистом. Неудача Кейси Брауна оказалась на руку Кейту Мэллори. Браун будет за механика на судне, которое должно доставить их на Навароне, и станет поддерживать связь со штабом. В послужном списке Брауна указано, что он первоклассный знаток партизанской войны, ветеран-десантник и дважды награжден за подвиги – в Эгейском море и у побережья Ливии.
Пятый и последний участник группы сидел сзади. Мэллори незачем было оборачиваться, чтобы увидеть его. Капитан знал его лучше родной матери. На Крите Андреа был его правой рукой все эти долгие восемнадцать месяцев. С крупной фигурой, громким смехом и трагическим прошлым. Они вместе ели, жили, спали в пещерах, в расщелинах скал, в заброшенных пастушьих хижинах, постоянно преследуемые немецкими дозорами и самолетами. Андреа стал его alter ego, его Doppelganger [двойник (лат., нем)]. Посмотрев на Андреа, Мэллори видел себя как в зеркале. Андреа выбрали вовсе не потому, что он был греком, хорошо знал язык, обычаи и образ мыслей островитян. И даже не потому, что они с Мэллори понимали друг друга с полуслова, хотя и это имело значение. Его взяли исключительно для охраны и безопасности группы. Удивительно терпеливый, спокойный и беспощадный к врагам грек был чрезвычайно подвижен, несмотря на свой рост. Лень и медлительность могли мгновенно смениться взрывом неистовой ярости – таков был Андреа, великолепный военный механизм. Он был их гарантией от неудач.
Мэллори снова посмотрел в иллюминатор и еле заметно кивнул, удовлетворенный. Дженсену не удалось бы набрать лучшей группы, обшарь он все Средиземноморье. Неожиданно капитан понял, что к этому-то и стремился каперанг. Ведь Миллера и Брауна отозвали в Александрию почти месяц назад. Почти тогда же на крейсер, базировавшийся на Мальту, прислали замену Стивенсу. И если бы устройство для зарядки аккумуляторов не сорвалось в ущелье в Белых горах, если бы взмыленный посыльный с ближайшего поста радиоразведки не потерял неделю, чтобы добраться до них, преодолев пятьдесят миль по заснеженным горам, избегая встреч с немецкими дозорами, и ещё пять суток, чтобы отыскать их с Андреа, оба они оказались бы в Александрии почти двумя неделями раньше. Каперанг ещё больше вырос в глазах Мэллори. Дженсен умеет смотреть далеко вперед и наверняка принял нужные меры задолго до выброски обоих воздушных десантов на остров Навароне, окончившихся провалом.
В восемь часов в самолете стало совсем темно. Мэллори поднялся и вошел в кабину пилотов. Окутанный клубами табачного дыма, командир корабля пил кофе. Второй пилот, вялым жестом поприветствовав Мэллори, со скучающим видом рассматривал открывавшуюся перед ним картину.
– Добрый вечер, – с улыбкой сказал капитан. – Не помешаю?
– Милости просим, – заверил его командир корабля. – Можно без стука.
– Я думал, что вы заняты… – Мэллори помолчал и, наблюдая за бездельниками, поинтересовался: – А кто же ведет самолет?
– Джордж. Автопилот, – рукой, в которой держал чашку кофе, летчик показал на низкий черный ящик, едва различимый в полумраке. – Трудяга, ошибается реже, чем тот лентяй, который должен нести вахту… Чем-то расстроены, капитан?
– Да. Какие вам даны распоряжения на сей раз?
– Забросить твоих лбов в Кастельроссо, когда хорошенько стемнеет, – помолчав, командир добавил: – Не понимаю. Гонять такую махину, чтобы доставить всего пять человек и двести фунтов снаряжения. Тем более в Кастельроссо. Тем более в темноте. Последний гидроплан, что летел сюда в темноте, утонул. Подводные препятствия или что-то вроде. Спаслось всего двое.
– Знаю. Слышал об этом. Сожалею, но у меня тоже приказ. А что до остального – забудьте. Кроме шуток. Предупредите экипаж, чтобы держали язык за зубами. Они нас в глаза не видели.
– Нас уже стращали военно-полевым судом, – мрачно кивнул пилот, – можно подумать, что идет война…
– Так оно и есть… Мы оставим здесь пару ящиков. Отправимся на берег в другой одежде. Когда вернетесь, наше барахло у вас заберут.
– Лады. Желаю вам удачи, капитан. Секреты секретами, но, сдается мне, удача вам будет нужна.
– Если так, то для начала высадите нас в собранном виде, – улыбнулся Мэллори.
– Не переживай, братишка, – уверенно сказал пилот. – Не бери в голову. Я ведь и сам нахожусь в этой этажерке.
В ушах ещё звучал грохот мощных моторов «сандерленда», а уже из темноты неслышно появилась тупоносая моторная лодка и пришвартовалась к сверкающему корпусу гидроплана. Времени понапрасну не теряли. Через минуту все пятеро со своим снаряжением оказались на борту моторки, а спустя ещё минуту лодка уже терлась бортом о каменный причал Кастельроссо. Взлетели два конца, подхваченные н тотчас закрепленные ловкими руками. Вделанная а углубление в каменном причале ржавая лестница уходила к усыпанному звездами темному небу. Едва Мэллори поднялся на последнюю ступеньку, из мрака выступила чья-то фигура.
– Капитан Мэллори?
– Я. Это я.
– Армейский капитан Бриггс. Извольте приказать вашим людям подождать здесь. Вас хочет видеть полковник. – Капитан Бриггс говорил в нос и не слишком приветливо.
Мэллори, готовый вспылить, промолчал. Похоже, этот Бриггс любитель поспать и выпить. Видно, их поздний визит оторвал его от одного или обоих этих занятий. Тот ещё вояка.
Оба вернулись минут через десять в сопровождении третьего. Мэллори всмотрелся в троих, стоявших на краю пирса, и, узнав их, огляделся вокруг.
– А Миллер куда исчез? – спросил он.
– Здесь я, шеф, здесь, – простонал Миллер, сидевший, опершись спиной о массивную швартовную тумбу, и с усилием поднялся на ноги. – Отдыхал, шеф. Приходил в себя после утомительного путешествия, как бы вы выразились.
– Когда вы все придете в себя, – едко заметая Бриггс, – Мэтьюз проводит вас в отведенное вам помещение. Вы остаетесь в распоряжении капитана, Мэтьюз. Приказ полковника, – произнес Бриггс тоном, который не оставлял сомнений, что приказ полковника сущий вздор. – Не забудьте, капитан, полковник сказал, у вас два часа.
– Знаю, – устало ответил Мэллори. – Полковник со мной разговаривал. Забыли? Ну, ребятки, пошли, если готовы.
– А наше снаряжение, сэр? – спросил Стивенс.
– Оставьте его здесь. Ну, Мэтьюз, показывайте дорогу.
Следом за Мэтьюзом они шли по пирсу, потом по нескончаемым выщербленным ступеням. Шли гуськом, неслышно ступая каучуковыми подошвами по камням. Поднявшись наверх, вестовой круто повернул направо. Спустившись по узкому извилистому переулку, вошли в дом, вскарабкались по скрипучей деревянной лестнице. Мэтьюз открыл первую дверь в коридоре.
– Сюда, сэр. Подожду вас у двери.
– Лучше подожди внизу, – посоветовал Мэллори. – Не обижайся, Мэтьюз, но чем меньше будешь знать, тем лучше.
Войдя за своими спутниками в помещение, Мэллори затворил дверь. Тесная, неприглядная комнатенка, окна занавешены тяжелыми, плотными портьерами. Стол, с полдюжины стульев. В дальнем углу скрипнули пружины единственной кровати. Сложив на затылке руки, капрал Миллер блаженно потянулся.
– Здорово! – восхищенно проговорил он. – Прямо номер в отеле. Совсем как дома. Правда, обстановка скудновата. – Тут он спохватился. – А где же вы собираетесь спать, ребятки?
– А мы и не собираемся спать, да и тебе не придется. Через два часа трогаемся дальше. С кровати донесся стон.
– Хватит валяться, служивый, – безжалостно продолжал Мэллори. – Поднимайся.
Охая, Миллер сбросил ноги с кровати и внимательно посмотрел на Андреа. Рослый грек методично осматривал комнату, открывал шкафы, переворачивал картины, заглядывал за портьеры и под кровать.
– Что это он делает? – поинтересовался Миллер. – Пыль вытирает?
– Ищет подслушивающие устройства, – ответил Мэллори. – Одна из причин, по которым мы с Андреа все ещё живы. – Сунув руку во внутренний карман черного кителя, без эмблемы и знаков различия, достал морскую карту и план, составленный Влакосом. Расстелил на столе. – Все сюда, поближе. Уверен, за последние две недели у вас накопилась уйма вопросов. Сейчас получите на них ответ. Надеюсь, он удовлетворит вас… Познакомьтесь, это остров Навароне.
Стрелки часов показывали ровно одиннадцать, когда Мэллори, откинувшись на спинку стула, убрал карту и план. Вопросительно посмотрев на озабоченные лица товарищей, произнес:
– Теперь, джентльмены, вы все знаете. Задача не из простых, – усмехнулся он криво. – Если бы все происходило в кино, мне следовало бы сейчас сказать: «Вопросы есть, ребята?» Но это мы опустим, потому что ответить на них я не сумею. Теперь вы знаете столько же, сколько и я.
– Голую скалу в четверть мили длиной и в сто двадцать два метра высотой он называет единственной брешью в немецкой обороне! – задумчиво произнес Миллер, склоняясь к жестянке с табаком, умело, одной рукой сворачивая цигарку. – Это же идиотизм, командир. Мне и на лестницу не забраться так, чтобы не упасть. – Глубоко затянувшись, он выпустил облако ядовитого дыма. – Самоубийство. Вот что это такое. Ставлю доллар против тысячи, ближе чем на пять миль нам к этим проклятым пушкам не подобраться!
– Доллар против тысячи? – взглянул на него пристально Мэллори и, помолчав, прибавил: – А сколько вы поставите, Миллер, на ребят, оставшихся на Керосе!
– Н-да… Парни на Керосе, – кивнул головой Миллер. – О них-то я позабыл. Думал только о себе да об этой проклятой скале. – Он выжидательно посмотрел на Андреа, стоявшего по другую сторону стола. – Разве что Андреа поднимет меня наверх. Вон какой здоровяк.
Андреа промолчал. Глаза его были полузакрыты. Мысленно он, очевидно, находился за тысячу миль отсюда.
– Свяжем вас по рукам и ногам и затащим наверх, – недружелюбно заметил Стивенс. – Только бы веревку найти попрочнее, – небрежно бросил юноша. И тон, и слова были шутливы, но лицо было озабоченным. Не считая Мэллори, один Стивене понимал, какая это сложная задача – подняться по отвесной незнакомой скале в полной темноте. Вопросительно взглянув на Мэллори, лейтенант спросил: – Будем подниматься поодиночке, сэр, или же…
– Прошу прощения, – Андреа неожиданно подался вперед, продолжая говорить на хорошем английском языке, который усвоил во время продолжительного общения с Мэллори. Он торопливо нацарапал на клочке бумаги несколько слов. – Минуточку. Я составил план подъема на скалу. Вот чертеж. Как думаете, капитан, это реально?
Он протянул листок Мэллори. Тот взглянул и все понял. Никакого чертежа не было. Крупными печатными буквами были выведены два слова: «ПРОДОЛЖАЙТЕ РАЗГОВОР».
– Понимаю, – задумчиво произнес Мэллори. – Молодчина, Андреа. Толково придумано. – Капитан поднял листок так, чтобы все видели написанное. Вскочив на ноги, неслышно, как кошка, Андреа уже двигался к двери.
– Гениально, правда ведь, капрал Миллер? – продолжал Мэллори как ни в чем не бывало. – Разом можно решить многие наши проблемы.
– Да, – выражение лица Миллера совершенно не изменилось: глаза прищурены, над кончиком самокрутки вьется дымок. – По-моему, Андреа здорово придумал. И меня поднимете в собранном виде, а не по частям. – Дасти непринужденно рассмеялся, прикручивая странной формы цилиндр к стволу пистолета, словно по волшебству появившегося в его левой руке. – Только не возьму в толк, что это за странная линия и вот эта точка…
Все произошло буквально за две секунды: открыв, как бы невзначай, дверь, Андреа протянул руку и одним движением втащил в комнату отчаянно сопротивлявшегося человечка, опустил его на пол и закрыл дверь. Все было проделано бесшумно и быстро. Смуглый остролицый левантинец в белой рубахе, не по росту синих штанах на мгновение замер, жмурясь от непривычно яркого света. Вдруг рука его нырнула за пазуху.
– Берегись! – отрывисто крикнул Миллер, вскинув пистолет, но Мэллори взял его за руку.
– Смотри, – негромко сказал он.
Вороненое лезвие ножа, зажатое в руке, метнулось назад и молниеносно опустилось. Но случилось необъяснимое: руна с ножом замерла в воздухе, блеснувшее лезвие застыло в паре дюймов от груди Андреа. Раздался крик боли, послышался зловещий хруст костей. Сжав ладонь на кисти левантинца, гигант-грек двумя пальцами взял осторожно нож, словно родитель, оберегающий любимого, но неразумного ребенка от опасных игр. Нож повернулся, и кончик его уперся в горло левантинца. Андреа, ласково улыбаясь, смотрел в глаза шпиона, в которых застыл ужас. Миллер присвистнул и пробормотал:
– Вот это да! Верно, Андреа не впервой отмачивать такие номера.
– Не впервой, – передразнил его Мэллори. – Рассмотрим вещественное доказательство номер один, Андреа.
Андреа подвел задержанного к столу, поближе к свету. Похожий на хорька левантинец с искаженными от страха и боли черными глазами придерживал рукой изувеченную кисть.
– Как думаешь, Андреа, долго стоял этот тип за дверью? – спросил Мэллори.
Андреа провел пятерней по густым черным вьющимся волосам, в которых пробивались седые пряди.
– Не знаю, капитан. Минут десять назад я вроде бы слышал какой-то шорох, но решил, что ошибся. Потом такой же звук услышал с минуту назад. Так что, боюсь…
– Минут десять, говоришь? – кивнул головой Мэллори и поглядел на задержанного. – Кто такой? Что делал за дверью? – спросил он резко.
Ответа не последовало. Угрюмые глаза, угрюмое молчание, сменившееся воплем – Андреа дал шпиону затрещину.
– Капитан спрашивает тебя, – укоризненно сказал Андреа и снова влепил левантинцу оплеуху. – Отвечай капитану.
Неизвестный заговорил быстро, возбужденно, отчаянно жестикулируя. Андреа вздохнул и остановил словесный поток, схватил левой рукой шпиона за горло. Мэллори вопросительно посмотрел на Андреа.
– По-моему, курд или армянин, капитан. Я не знаю этого языка.
– Я тем более, – признался Мэялори. – Говоришь по-английски? – спросил он неожиданно.
Черные глаза обдали Мэллори ненавистью. Левантинец молчал. Андреа снова треснул его.
– Говоришь по-английски? – настойчиво повторил Мэллори.
– Англиски? Англиски? – плечи и локти дернулись в традиционном жесте непонимания. – Ка англиски.
– Говорит, что не знает английского, – протянул Миллер.
– Может, не знает, а может, и знает, – бесстрастно сказал Мэллори. – Известно одно – он подслушивал, а рисковать мы не имеем права. На карту поставлено слишком много человеческих жизней. – Глаза его стали суровыми и беспощадными, в голосе зазвучал металл. – Андреа!
– Да, капитан.
– У тебя нож. Сунь ему меж лопаток, и дело с концом!
– Господи! Сэр, неужели вы… – воскликнул Стивенс и вскочил на ноги, с грохотом уронив стул. Он тотчас умолк, увидев, как задержанный стремительно бросился в дальний угол и упал, подняв над головой руку. Стивенс отвернулся, заметил торжествующую улыбку на лице Андреа, понимающие улыбки на лицах Брауна и Миллера. Он почувствовал себя круглым дураком, естественно, первым нарушил молчание Миллер.
– Ай-яй! Мозет, он-таки говолит аглиски?
– Вполне возможно, – согласился Мэллори. – Кто станет подслушивать целых десять минут, если не понимает ни слова… Крикните Мэтьюза, Браун.
Через несколько секунд в дверях появился вестовой.
– Позовите, пожалуйста, капитана Бриггса, Мэтьюз. Да поскорее. Солдат стоял в нерешительности.
– Капитан Бриггс лег спать, сэр. Приказал не будить его.
– Сердце мое обливается кровью при одной мысли, что придется нарушить покой капитана Бриггса, – ядовито произнес Мэллори. – В день он спит больше, чем я спал на прошлой неделе. – Взглянув на часы, Мэллори нахмурил черные брови, нависшие над усталыми карими глазами. – Нам нельзя терять времени. Доставьте его сюда немедленно! Понимаете? Немедленно!
Отдав честь, Мэтьюз исчез. Миллер откашлялся и пощелкал языком.
– Все гостиницы на один манер. Что в них творится… Помню, однажды я был на конференции в Цинциннати… Мэллори устало покачал головой.
– Дались вам эти отели, капрал. Это военное учреждение, и здесь расквартированы офицеры.
Миллер хотел что-то возразить, но передумал. Янки хорошо разбирался в людях. Одних можно провести, других нет. В глубине души Миллер был убежден, что они затеяли безнадежное дело. Хотя и важное, но безнадежное дело. И все-таки не зря руководителем отряда назначили этого решительного загорелого новозеландца. Минут пять все молчали. Когда дверь распахнулась и появился капитан Бриггс, все подняли глаза. Без головного убора, с шелковые шарфом на шее вместо воротничка и галстука. Белый шарф странно оттенял толстую шею и красное лицо. Впервые увидев Бриггса у полковника, Мэллори отметил, что у него высокое кровяное давление и ещё более высокий жизненный уровень. А багрово-красный оттенок лица – это, по-видимому, симптом гнева, направленного не по адресу, решил он. Так оно н оказалось.
– Слишком много вы себе позволяете, напитан Мэллори, – сердито прогудел гнусавый голос. – Я вам не шестерка! У меня был тяжелый день, и я…
– Сохраните это для мемуаров и взгляните на того типа в углу, – оборвал его Мэллори.
Бриггс побагровел ещё больше, шагнул в комнату, гневно сжимая кулаки, но, увидев в углу скрюченную бесформенную фигуру, застыл на месте.
– Господи, Николаи! – воскликнул он.
– Вы знаете его. – Слова эти прозвучали утверждением, а не вопросом.
– Конечно, знаю, – фыркнул Бриггс. – Кто его но знает? Это Николаи, бой из прачечной.
– Бой из прачечной? Шнырять ночью по коридорам и подслушивать у двери входит в его обязанности?
– Что вы хотите этим сказать?
– То, что сказал, – ответил Мэллори. – Он подслушивал. Мы застали его за этим занятием.
– Николаи? Не верю!
– Не забывайся, мистер, – прорычал Миллер. – Знаешь, кого ты называешь лжецом? Мы все это видели.
Бриггс как зачарованный смотрел в черное дуло нацеленного на него пистолета и, проглотив слюну, поспешно отодвинулся.
– Ну и что из того, что подслушивал? – натянуто улыбнулся Бриггс. – Николаи ни слова не говорит по-английски.
– Может быть, и не говорит, – сухо проговорил Мэллори. – Но достаточно хорошо понимает. Я не собираюсь всю ночь обсуждать этот вопрос, да и времени на это нет. Попрошу арестовать этого типа и поместить в одиночную камеру, чтобы он ни с кем не мог общаться, по крайней мере в течение следующей недели. Это крайне важно. Шпион он или просто любопытный, не знаю, но известно ему стало многое. Затем вы вправе распорядиться им по своему усмотрению. Мой совет выгнать его из Кастельроссо.
– Ваш совет? Вот оно что! – Бриггс обрел прежний цвет лица, а с ним и самоуверенность. – А кто вы такой, чтобы мне советовать или приказывать, капитан Мэллори, черт бы вас набрал? – он сделал упор на слове «капитан».
– Тогда прошу вас об услуге, – устало произнес новозеландец. – Я не могу объяснить, но это чрезвычайно важно. На карту поставлена жизнь многих сотен людей.
– Многих сотен!.. Не надо устраивать мне тут мелодрамы! – насмешливо произнес Бриггс. – Приберегите эти фразы для ваших мемуаров рыцаря плаща и кинжала, капитан Мэллори.
Тот встал и, обогнув стол, вплотную подошел к Бриггсу. Карие глаза его смотрели холодно и спокойно.
– Я мог бы доложить полковнику. Но я не хочу скандалить. Вы сделаете все именно так, как я вам сказал. Иначе я отправлюсь в штаб базы, свяжусь по радиотелефону с Каиром, и тогда, клянусь, на первом же корабле вас отправят в Англию, на верхней палубе, причем рядовым.
Последняя фраза эхом прокатилась по комнате. Атмосфера были напряжена до предела. Но в следующую минуту напряжение спало так же внезапно, как и возникло. У Бриггса, понявшего, что проиграл, лицо покрылось красными и белыми пятками.
– Ну ладно, ладно, к чему эти дурацкие угрозы. Пусть будет по-вашему, – попытался он скрыть, насколько уязвлен. – Мэтьюз, вызовите часового.
Оснащенный мощными авиационными моторами торпедный катер шел средним ходом. Он то зарывался носом, то вновь взлетал на волну, которая шла с вест-норд-веста. В сотый раз за ночь Мэллори посмотрел на часы.
– Не укладываемся в расписание, сэр? – спросим Стивенс. Капитан кивнул.
– Нам следовало отплыть сразу после посадки «сандерленда». Но произошла какая-то заминка.
– Держу пари на пять фунтов, что отказал мотор, – проворчал Браун. Акцент выдавал в нем шотландца.
– Совершенно верно, – удивился Мэллори. – А как вы узнали?
– Беда с этими проклятыми двигателями, – буркнул Браун. – Они у торпедных катеров своенравны. Как киноартистки.
В тесной каюте наступила тишина, нарушаемая звоном стаканов: традиции флотского гостеприимства живучи.
– Раз мы опаздываем, почему командир не гонит во всю прыть? – проговорил, наконец, Миллер. – Говорят, будто эти корыта развивают скорость от сорока до пятидесяти узлов.
– Вы и так позеленели от качки, – бесцеремонно сказал Стивенс. – Видно, вам не доводилось ходить на торпедных катерах в непогоду.
Миллер промолчал, но, терзаемый сомнениями, обратился к Мэллори:
– Капитан!