Робин Мур

Французский связной

Глава 1

Поздним вечером в субботу 7 октября 1961 года, после двадцати семи часов непрерывного дежурства, детектив первого класса полиции Нью-Йорка Эдвард Игэн, тридцати одного года, и его напарник, в то время детектив второго класса Сальваторе Гроссо, тридцати лет, решили, что пора развлечься. Вопрос, куда пойти, не обсуждался. В ночном клубе \"Копакабана\" выступал комик Джо Льюис, а Кэрол Гэлвин, последнее увлечение Игэна, подрабатывала там гардеробщицей.

Эдди Игэн был симпатичным, крепко сложенным рыжеволосым ирландцем. Друзья-полицейские одно время называли его \"Патронташ\", поскольку, работая патрульным, он одевал дополнительный пояс с патронами сверх положенного. Более свежее прозвище, данное ему в Бюро по борьбе с наркотиками, было \"Телескоп\". Так его прозвали из-за его любимого развлечения – таращить глаза, высматривая хорошеньких девушек, на которых он без тени смущения испытывал свое гэльское обаяние.

Игэн, вне службы преображавшийся в светского повесу, внешностью и манерами резко отличался от своего напарника и лучшего друга Сонни Гроссо, итальянца по происхождению, с бледным, серьезным лицом и большими карими глазами. Сонни был воином правопорядка; даже в обычных ситуациях он искал и зачастую находил темные стороны, в то время, как Игэн позволял себе полностью отдаваться радостям жизни. Оба они были шести с лишним футов ростом, но Гроссо более сухопар и, на первый взгляд, казался слишком легковесным, даже хрупким для полицейского. Однако Сонни имел черный пояс по карате и, как имели случай убедиться хулиганы, его определенно не стоило недооценивать. В Бюро по борьбе с наркотиками его прозвали \"Туча\".

Предыдущим вечером они закончили дело о наркотиках в Гарлеме, которое вели с 1959 года. Они арестовали троих наркосбытчиков, несколько месяцев находившихся под наблюдением, и провели всю ночь в участке, допрашивая их, снимая отпечатки пальцев и регистрируя, а потом составляя всевозможные официальные отчеты согласно принятой процедуре. В конце концов арестованных отвезли в старую городскую тюрьму, известную как \"Могильник\", расположенную в центре Манхэттена, и уже ранним утром появились в суде, чтобы предъявить формальные обвинения. Субботний день близился к полудню, когда они управились с делами, но оба чувствовали себя слишком уставшими, чтобы заснуть. Такое состояние, характерное для этой профессии, испытывают большинство специальных агентов, которым долгие рабочие часы приходится пребывать в нервном напряжении.

Оба они были заядлыми бейсбольными болельщиками, а поскольку в тот день \"Янкиз\" проводили третью игру Мировой серии против \"Цинцинатти Редз\", о сне никто и не вспомнил. Они колесили по городу, слушая по автомобильному приемнику репортаж о матче. Позже, после того, как \"Янкиз\" победили, причем проигрывая по ходу матча, лишь на последней, девятой подаче вышли вперед благодаря своему бэттеру Роджеру Марису, парочка вознамерилась продлить переживаемое чувство воодушевления от победы, вместо того, чтобы обуздать его. Они поужинали в ресторане, посетили несколько баров, рекомендованных Игэном в качестве мест для возможных \"приключений\", и, наконец, утомившиеся, но все ещё неугомонные, направились через весь город в \"Копа\".

Было одиннадцать сорок вечера, когда Игэн припарковал свой бордовый \"конвейр\" 1961 года выпуска на Восточной Шестидесятой улице, и они с Сонни ступили на порог ночного клуба – не ведая, что для них начинается полная тайн и заговоров одиссея, которая поглотит их целиком, денно и нощно, на ближайшие четыре с половиной месяца, и которая не завершится до конца даже спустя полтора года. До начала полночного шоу оставалось двадцать минут, и \"Копа\" быстро заполнялась. Игэн едва смог выбрать момент, чтобы улыбнуться и шепнуть \"привет\" Кэрол, которая то и дело исчезала среди вешалок с пальто и шляпами.

Кэрол не исполнилось ещё и двадцати. Это была красивая, статная девушка с короткими светлыми волосами; Игэну она казалась копией Ким Новак. Он торопливо сообщил, что встретится с ней позже, и они с Сонни спустились вниз, в главный зал, где старший официант узнал Игэна и направил их к небольшому столику на одной из невысоких террас в самой глубине зала. Они заказали ржаное виски с содовой для Эдди, итальянский вермут со льдом для Сонни и устроились поуютней, чтобы понаблюдать за ночным весельем и, может быть, наконец-то расслабиться.

Как раз когда им принесли напитки, Сонни тронул руку напарника и кивком указал на шумную компанию, восседавшую за столом пониже и чуть в стороне от них. Эта компания из двенадцати человек словно перенеслась сюда из гангстерских фильмов тридцатых годов: смуглые напомаженные мужчины в темных костюмах рядом с ослепительными, ярко накрашенными спутницами. А личность в центре внимания компании за столиком просто копировала голливудский типаж гангстерского босса – черные, густые, коротко стриженные волосы и смуглое, покрытое оспинами, привлекательное суровостью черт лицо. Ему было около тридцати; одет он был чрезмерно щегольски – черный пиджак с отливом с широкими плечами, бриллиантовая заколка на шелковом белом галстуке, повязанном на белую рубашку с запонками в манжетах. Рядом сидела эффектная молодая блондинка с начесом.

Этот человек был хозяином сегодняшней вечеринки и чем-то вроде местной знаменитости. Пристально наблюдавшие за ним Игэн и Гроссо обратили внимание, как хорошо одетые типы с топорными физиономиями гуськом тянулись к столику засвидетельствовать свое уважение. Периодически хозяин банкета посылал официантов поднести напитки другим столикам по всему залу. Во время очередного шумного приветствия Сонни услышал, как кто-то назвал мужчину Пэтси.

– Сорит деньгами так, будто завтра конец света, – заметил Сонни.

– Это интересно, – отозвался Эдди. – Я вижу в этой компании по крайней мере двоих, \"засветившихся\" с наркотиками. И знаю кучу ребят, похожих на тех, кто подходит к их столу.

– Я никогда раньше не видел Пэтси, а ты?

– Нет. Удивляюсь, как мы могли его пропустить? – голос Эдди прозвучал холодно.

В течение всего шоу, которое длилось полтора часа, Эдди и Сонни делили внимание между Джо Льюисом и столиком хлебосольного гуляки. Когда включили свет, и оркестр заиграл танцевальную мелодию, Пэтси со свитой поднялись и пошли наверх. Детективы посмотрели друг на друга, оплатили счет и последовали за ними. Вся компания собралась в баре в холле \"Копы\", где джаз-рок ансамбль глушил любые попытки завязать беседу. Пэтси заказал \"на посошок\" вкруговую.

Стоя возле раздевалки и решая, что делать дальше, Эдди и Сонни увидели, как Пэтси вынул из кармана брюк неимоверной толщины пачку банкнот, чтобы расплатиться за выпивку.

Сонни шепнул:

– Взгляни на деньги!

Игэн кивнул.

– Что скажешь, если мы подождем и сядем ему на хвост, просто так, для разнообразия?

Сонни без особого энтузиазма пожал плечами в знак согласия, и они направились к выходу. По пути Эдди с виноватым видом подмигнул Кэрол Гэлвин и послал ей воздушный поцелуй.

Минут двадцать они сидели в машине Игэна на углу Мэдисон Авеню, когда в два часа ночи Пэтси с яркой блондинкой спустился по ступеням \"Копа\". Швейцар в униформе подогнал голубой \"олдсмобиль-компакт\" последней модели, и они отъехали в сторону Пятой Авеню. Медленно ведя машину следом, Эдди предположил:

– Готов спорить, он везет нас на Мотт Стрит.

Пэтси проехал по всей Пятой Авеню до пересечения с Бродвеем и повернул в сторону ставшего в Америке печально знаменитым Нижнего Ист Сайда, района Манхэттена, застроенного многоквартирными домами. Узкая Мотт Стрит, куда и в самом деле приехал Пэтси, в длину занимает всего одиннадцать кварталов: на севере она начинается от Бликер Стрит, на краю Гринвич Виллидж, и далее идет вниз мимо Бауэри до Чэтэм Сквер. Но для полиции эта улица издавна представлялась аортой, ведущей к сердцу всего преступного мира Нью-Йорка. Хотя Мотт Стрит частично касается Чайнатауна, в основном она пролегает по району, известному, как \"Маленькая Италия\", который в течение многих десятилетий являлся инкубатором все новых поколений преступников для семейств мафии.

Пэтси, однако, не ограничил свое путешествие одной Мотт Стрит. В течение последующих двух часов он сделал остановки на Хестер Стрит, Брум, Кэнал и Деланси. Наблюдая с безопасного расстояния, Сонни и Игэн видели, как \"олдс\" время от времени тормозил у обочины, и Пэтси выходил из машины. Одна – две фигуры материализовались из дверей или из тени молчаливых зданий, и несколько минут они разговаривали, а затем Пэтси возвращался к своей машине и медленно отъезжал. Блондинка каждый раз оставалась внутри.

Было почти пять утра воскресенья, когда голубой \"компакт\" наконец направился на восток по Деланси Стрит к мосту Уильямсбург в Бруклин. Два детектива, все время следуя за ним в своем бордовом \"конвейре\", уже тридцать два часа не спали.

За мостом Пэтси свернул на Микер Авеню, проходившую под автострадой Бруклин-Квинс. Он припарковался и запер машину. Затем они с девушкой прошли несколько шагов к старенькому белому \"доджу\" 1947 года и снова отъехали. Озадаченные детективы последовали за ними.

На этот раз преследование продолжалось всего дюжину кварталов. Пэтси выехал на Гранд Стрит, затем направился на запад к Бушвик Авеню, свернул направо и через квартал опять направо на Моджер Стрит, где и припарковался сразу за углом. Игэн проехал Моджер, сделал разворот и, вернувшись назад, остановился на Бушвик. Они с Сонни наблюдали, как шикарно одетая парочка отперла кондитерский магазин-закусочную под названием \"Барбара\" на углу. Девушка осталась на улице, а Пэтси зажег свет и прошел в небольшую комнатку в глубине, где наполнил кофейник и поставил его на горячую плиту. Только после этого он вернулся ко входу и жестом пригласил блондинку войти.

Детективы видели, как она сняла с крючка на стене серый длинный фартук и надела его, а Пэтси поменял пиджак на серую куртку. Затем Пэтси вышел на улицу, завернув за угол, подошел к \"доджу\", достал оттуда большую кипу газет и сложил её в помещении магазина. Потом оба они засели за работу, складывая воскресные выпуски[1].

На перекрестке напротив двое видавших виды полицейских обменялись ещё более недоуменными взглядами.

Около семи утра Пэтси поднял штору на стеклянной входной двери, объявляя о начале рабочего дня. Один за другим в закусочную потянулись посетители, в основном медики в белых халатах. Гроссо сообразили, что их машина стоит прямо у больницы Святой Екатерины, находившейся напротив закусочной на перекрестке Бушвик Авеню и Моджер Стрит. Это был блеклый, однообразный район потемневших от погоды трехэтажных жилых строений, но непосредственно напротив Бушвик возвышался многоквартирный современный дом с несколькими магазинами на первом этаже, включая и ещё одну закусочную.

Зная, что среди дня здесь, в машине, они будут выглядеть подозрительно, Сонни пошел в больницу и уговорил охранника открыть им неиспользовавшийся рентгеновский кабинет на первом этаже, из окон которого открывался вполне приличный вид на лавку Пэтси. К восьми утра Сонни и Эдди устроились более или менее уютно, наблюдая за происходящим в закусочной и вокруг неё и позволяя себе короткие перерывы, чтобы подкрепиться кофе с бутербродом или сходить в туалет.

В магазине к Пэтси и блондинке присоединился невысокий, плотный темноволосый мужчина в короткой куртке, судя по всему, их помощник. Ничего достойного внимания не происходило, и ни один из троицы не покидал помещение.

Детективы продолжали наблюдение с нарастающим чувством усталости до начала третьего пополудни, когда, на сорок втором часу их непрерывного дежурства, они увидели, как подозреваемые вышли из закусочной, одетые для выхода, Пэтси запер дверь, и они с девушкой попрощались с коренастым молодым человеком, который направился в другую сторону по Бушвик, а парочка завернула за угол к своей машине. Игэн и Гроссо поспешили к \"конвейру\".

Они проследовали за стареньким \"доджем\" в западном направлении по Моджер Стрит, затем на Гранд и вверх на автостраду Бруклин-Квинс. Пэтси гнал машину на юг, потом по автостраде в направлении южного Бруклина. Проехав около восьми миль, он свернул на Шестьдесят пятую улицу. Через несколько минут \"додж\" свернул на подъездную дорожку посреди квартала но Шестьдесят седьмой улице. Игэн остановил свою машину на углу Шестьдесят седьмой и Двенадцатой Авеню.

Шестьдесят седьмая была аккуратной, тихой, тенистой улицей с двух – и трехэтажными частными домами по обе стороны. Спустя десять минут, когда детективы уверились, что Пэтси с блондинкой вошли в дом, они свернули на Шестьдесят седьмую и медленно проехали мимо того места, где \"додж\" стоял у правого из двухэтажных домов-близнецов красного кирпича, возведенных над гаражами на две машины. Общая лестница от тротуара, разделенная надвое стальным поручнем, вела на крыльцо с отдельными входами. Проезжая мимо, Сонни нацарапал на обратной стороне спичечного коробка адрес дома: Шестьдесят седьмая улица, 1224.

Хотя оба совсем выбились из сил, они решили, что такая непонятная ситуация заслуживает серьезного расследования начиная со следующего утра, после того, как они отдохнут. Потому, что где это видано, чтобы владельца закусочной и газетного киоска обхаживали, как самого желанного гостя в одном из наиболее шикарных и дорогих ночных клубов Нью-Йорка?

Глава 2

Сонни Гроссо был решительным и бескомпромиссным детективом, но в свободное от работы время, которого оставалось не так много, он вел жизнь довольно уединенную и, по большей части, событиями не богатую. В свои тридцать лет он был почти таким же замкнутым, чуть ли не застенчивым, как в детстве. Склонный к самосозерцанию, строгий, бледнолицый Сонни, в отличие от своего напарника Эдди Игэна, редко встречался с девушками и никогда не был по-настоящему серьезно увлечен. Игэн же был большим любителем вечеринок и девушек, и хотя ему не всегда удавалось добиться желаемого, этот огненно-рыжий детектив находил удовольствие в самом процессе покорения девичьих сердец. Гроссо, напротив, с почтением относился к женскому полу и обращался с женщинами более серьезно, почти как викторианский джентльмен.

Сонни был единственным сыном в семье, где, кроме него, росли ещё три дочери. Когда отец, водитель грузовика, внезапно скончался в тридцать семь лет, Сонни, старший из детей, в пятнадцать лет стал главой семьи. К сестрам он относился с отеческой заботой.

Вырос Сонни в Восточном Гарлеме, который ему помнился неказистым, но безопасным и уютным районом, где жили итальянцы-иммигранты, все друг друга знали, все семьи отлично ладили и были более или менее довольны своей жизнью. Он помнил, как его мать, кроткая, неутомимая в своих заботах о детях, выходила купить кварту молока в местной лавке и возвращалась лишь часа через два, потому что по пути не могла не остановиться поговорить с соседями.

Сонни всегда воспринимал Восточный Гарлем как дружную коммуну, где жили большие семьи, школы вечно были переполнены, а на улицах роилось детвора в количестве достаточном, чтобы в любое время дня затеять игру в \"стикбол\"[2], или в «связку»[3].

Когда Сонни был ещё подростком, семья Гроссо переехала за Манхэттен на западную сторону Гарлема в ирландский квартал под названием \"Уксусный Холм\", где они неожиданно оказались иммигрантами среди иммигрантов. Несмотря на свои темные волосы и строгие латинские черты лица, Сонни довольно быстро ассимилировался среди улыбчивых, разговорчивых и подозрительных ирландцев: он был спокойным, дружелюбным, физически крепким и хорошо играл в уличные игры. Спустя немного время он перестал скучать по своему старому району.

Когда почти через десять лет он вернулся в Восточный Гарлем, район изменился ещё сильнее, чем сам Сонни. Он стал полицейским. Закончив школу в самом начале войны в Корее, он угодил в армию, где прослужил два года радистом и в 1952 году демобилизовался сержантом после того, как повредил колено. Потом он водил почтовый фургон по району Таймс Сквер, продолжая оставаться главным кормильцем овдовевшей матери и младших сестер. В 1954 году он с несколькими друзьями держал экзамены \"сивил сервис\"[4] в Полицейскую Академию, и из пятидесяти тысяч абитуриентов того года оказался в числе трехсот, набравших наивысшие баллы. После Академии его направили в 25-й полицейский участок в Восточном Гарлеме.

Здесь действительно все переменилось: его старый район деградировал, превратившись из относительно спаянной иммигрантской коммуны в кишевшее пороками гетто, населенное новым поколением – поколением отчужденных друг от друга индивидуумов, которые обеспечивали себе благополучие и положение в обществе не честолюбивыми устремлениями, а с помощью физической силы и запугивания. За несколько лет Восточный Гарлем времен детства Сонни заработал себе зловеще – абсурдную репутацию столь же обильного рассадника зла и порока, что и другие трущобы Америки.

Самым серьезным пороком стала нелегальная торговля и употребление наркотиков. Ранее Сонни не приходилось сталкиваться с разрушительным действием героина; героин вызывал в нем отвращение. Он ненавидел то, что этот наркотик делал с неграми и пуэрториканцами, которые ныне во множестве поселились среди итальянцев, все ещё остававшихся основой населения района.

Некоторые из них его ещё помнили, и вскоре он почувствовал, что многие теперь смотрели на него с враждебной подозрительностью и даже с презрением. В этом тоже со времен его детства произошли перемены. Когда-то отец так определил для них отношения с полицией: \"Не говорить ничего? Согласен. Но ненавидеть их? Никогда.\" Сонни не мог по настоящему презирать этих жалких людишек, он презирал только их образ жизни. Он видел, что хотя именно наркотики лежали в основе людских страданий, они не были причиной их бед. Наркотики были лишь симптомом болезни, глубоко поразившей урбанизированное общество. Но за те четыре года, которые он отработал патрульным полицейским в 25-м участке, он узнал достаточно, чтобы обратить свою ненависть против самого очевидного врага – наркотиков, а также против тех, кто распространял их и бесчеловечно наживался на этом.

В 1958 году Сонни приняли на должность детектива в Бюро по борьбе с наркотиками. После того, как он прошел практику в центре города, его спросили, не хотел бы он стать специальным агентом, то есть работать в штатском. Он согласился. Где, по его мнению, он мог бы оказаться наиболее полезен? В Восточном Гарлеме, ответил он. Так Сонни получил назначение в Шестой следственный отдел, включавший в себя 25-й участок, и вновь вернулся в Восточный Гарлем.

Эдди Игэн до двадцати пяти лет и не думал о работе в полиции. Он хотел стать профессиональным бейсболистом. И приблизился к своей цели – попасть в основной состав \"Нью-Йорк Янкиз\" – в буквальном смысле, на расстояние вытянутой руки.

Игэн постигал секреты бейсбола в непростых условиях, как и большинство городских мальчишек на улицах; \"панчбол\"[5] на тротуарах; «стикбол», в котором базами служили крышки канализационных люков, пожарный гидрант и решетка водостока; игра на замусоренных площадках Бруклина, мягким мячом или тяжелым, обмотанным изолентой мячом с помещенным в него кусочком металла, так называемой «ракетой». Товарищи Эдди по игре прекрасно знали, частенько испытывая это на себе, что темперамент его мог быть таким же огненным, как золотисто-рыжая шевелюра.

К тому времени, когда он в семнадцать лет закончил школу, профессиональные скауты к нему уже присматривались. И когда кончилась его двухгодичная служба в Корпусе морской пехоты, где он тоже играл в бейсбол в армейской лиге, становясь все крупнее, сильнее и подвижнее, ему предложили приличный контракт с \"Вашингтон Сенаторз\". В 1950 году его уступили \"Нью-Йорк Янкиз\". В норфолкском фарм-клубе \"Янкиз\", выступавшем в Классе \"Б\", он прочно занял место центрового и показывал впечатляющую результативность. Главная команда начала проявлять к нему особый интерес.

Как раз в то время \"Янкиз\" занялись поисками молодого дарования, которое можно было бы натаскивать в преддверии неизбежного ухода из спорта стареющей суперзвезды Джо Ди Маджио. Игэн попал в число нескольких юношей, подававших в этом отношении надежды. Еще одной из таких надежд был \"шортстоп\" из Оклахомы, обладавший мощнейшим ударом, который в свои девятнадцать сокрушал рекорды низших лиг по результативности подачи – Мики Мэнтл[6].

По окончании сезона 1950 года Эдди Игэн с нетерпением ожидал следующей весны, когда надеялся на перевод в фарм-клуб \"Янкиз\" в Бирмингем, игравший в Классе \"А\". А оттуда – кто знает?

Мечты эти вдребезги разбились в октябре, когда его опять призвали в морскую пехоту. Но врачи узнали, что во время первого срока службы он сломал на учениях руку и не решились сразу отправить его в казармы. Но дали понять, что ему следует ожидать повторного призыва в течение ближайших трех месяцев.

Оказавшись не у дел, чтобы чем-нибудь занять себя в ожидании призыва, Игэн сдал экзамены и стал патрульным полицейским в полугосударственной службе правопорядка Администрации Порта Нью-Йорка[7]. Когда миновал январь 1951 года, а от Корпуса морской пехоты не было ни слуха, ни духа, Эдди встал перед выбором – либо уйти из полиции Администрации Порта и попытать счастья на тренировочных сборах «Янкиз» во Флориде, либо держаться за неплохую службу и, оставаясь дома, уповать на забывчивость Корпуса. Он выбрал работу в полиции и убедился, в правильности своего решения, когда весной того же года «Янкиз» ввели своего новобранца Мики Мэнтла в основной состав на позицию игрока задней линии.

Корпус морской пехоты продолжал держать его в подвешенном состоянии – в конечном счете так и не призвав – и Игэн, войдя во вкус новой работы, ещё четыре года оставался в полиции Администрации Порта. В Корее заключили перемирие, но к тому времени ему, конечно, поздно было мечтать о карьере бейсболиста. Правда, это его уже не беспокоило. Ему нравилось быть полицейским; его лишь не устаивало отсутствие надежных перспектив на повышение по службе. Администрация Порта оставалась организацией настолько молодой, что ни один из старших офицеров не имел достаточной выслуги лет, чтобы уйти в отставку; и, значит, шансы честолюбивого патрульного на продвижение по были невелики. Поэтому в 1955 году, дважды сдав тесты на звание сержанта, но не получив его, Игэн держал экзамен в полицию города и оказался 361-м среди почти шестидесяти тысяч кандидатов – их стало на десять тысяч больше, чем год назад, когда сдавал экзамен Гроссо. Эдди поставил себе нелегкую цель – за один год добиться звания детектива.

Начиная с двенадцати лет Игэн привык считать себя вполне самостоятельным. Он никогда не знал своего настоящего отца и никогда не был близок с отчимом, нью-йоркским пожарным. Мать умерла незадолго до того, как он закончил школу, и жил он у дедушки с бабушкой. Поэтому он рано научился принимать самостоятельные решения – что и продемонстрировал в первое же свое утро курсантом Полицейской Академии. Приехав на час раньше в гимнастический зал Академии во Флэшинг Мидоу Парк в Квинсе, он поймал трех девчонок, прятавшихся в кустах, которые, как оказалось, совершили побег из под стражи и обвинялись в не менее чем тринадцати правонарушениях.

Чтобы представить этот поступок в качестве примера для других новобранцев, комиссар полиции наградил Игэна отпуском на уикэнд. Поощренный подобным образом, Игэн попытался и впредь зарабатывать себе дополнительные выходные. Каждый день в 4 часа он спешил из Академии домой, переодевался и в 6 часов снова был на Манхэттене, либо в районе Таймс Сквер, кишевшем всяческим сбродом, либо возле автовокзала Администрации Порта, который прекрасно знал ещё по прежней службе. Каждый вечер в его распоряжении было всего четыре часа – правила Полицейской Академии требуют, чтобы стажеры возвращались до 10 часов – но он знал, где и как выискивать извращенцев, проституток, карманников и продавцов наркотиков.

Его послужной список в девяносто восемь арестов был настолько необычен и впечатляющ, что не прошло и месяца, как он, формально оставаясь слушателем Академии, был выведен из своего класса и назначен в специальное подразделение опытных детективов, отвечавшее за порядок на Таймс Сквер. Но когда он отклонил предложение стать \"мухобойкой\" (сотрудником созданного при комиссаре Отдела конфиденциальных расследований, шпионившего за другими полицейскими), пусть это наверняка означало бы гарантированное звание детектива, пришлось вернуться в Академию.

Наконец он закончил курс и отправился в участок в Гарлеме, где за две недели произвел тридцать семь арестов, включая и тот, который закончился нашумевшим обвинением в стрельбе из огнестрельного оружия и последующим осуждением певца Билли Даниелса. Его рекомендовали на звание детектива, и, почти ровно через год со дня назначения в отдел, летом 1956 года, Эдди Игэн поменял свой серебряный значок на золотой.

Детективов либо распределяют по полицейским участкам по всему городу, либо, по их просьбе, направляют в отделы особого назначения, такие, как Отдел по раскрытию краж со взломом, Отдел по раскрытию убийств, Отдел по раскрытию ограблений. Игэн ещё в те времена, когда был новичком-патрульным, знал, чего он хочет – работать в Отделе по борьбе с наркотиками. После того единственного случая, когда омерзительная сущность наркомании коснулась его лично, в его жизни появилась неизменная цель – препятствовать распространению наркотиков всеми доступными способами.

Это случилось в Бруклине, когда Эдди дежурил по своему участку в Гарлеме. Его шестилетняя племянница-первоклассница вернулась из школы позже обычного и увидела, что её друзья уже катаются на роликовых коньках. Мать её, сестра Игэна, поджидала дочь на ступеньках подъезда; она разрешила девочке подняться наверх за коньками. Девчушка в радостном предвкушении удовольствия стремглав понеслась по лестнице на шестой этаж, бросила школьную сумку на кухонный стол и кинулась в спальню, чтобы достать коньки. Четверо темноволосых юнцов – даго, застыв, глядели на нее; один из них прижимал к себе её копилку-поросенка. Девочка закричала. Двое схватили её, а третий, сняв с полки коньки, стал бить её по голове и по лицу. Она свалилась на пол, вся в крови, с распухшим лицом и почти без сознания, юнцы бежали из квартиры, унося с собой копилку.

Обнаружив девочку, мать в истерике позвонила Эдди, который помчался в Бруклин. Вне себя от ярости, он, с помощью местных полицейских, перетряхнул всю округу, извлекая из баров, притонов и прочих щелей каждого известного здесь дегенерата или уголовника. Не прошло и двух часов, как четверо парней были арестованы. Оказались они наркоманами, отчаянно нуждавшимися в очередной дозе. Игэн едва удержался, чтобы не пристрелить их на месте. И этот случай он запомнил навсегда.

Уже три года Эдди работал в Бюро по борьбе с наркотиками, когда их свели в пару с Сонни Гроссо. Они сильно отличались характерами, но хорошо дополняли друг друга: нахальство умерялось сдержанностью, изобретательность уравновешивалась скептицизмом. И всегда вместе, всегда в едином порыве ненависти к ужасающей деградации, вызванной наркотиками. Вдвоем они терроризировали подпольный преступный мир Восточного Гарлема, но в то же время понимали, что их рвение вызывает недовольство в Управлении полиции и даже в их собственном Бюро. Они производили слишком много арестов; на их фоне другие выглядели бледно. Эдди и Сонни не обращали внимания на язвительные усмешки за спиной. Они хотели делать свое дело.

Поздним утром 9 октября 1961 года, как следует отоспавшись, Игэн снова приехал в Вильямсбург в Бруклине и припарковал машину у больницы Святой Екатерины, напротив закусочной на углу Бушвик Авеню и Можер Стрит. Он вошел в здание больницы и представился начальнику службы безопасности, который дал ему разрешение снова использовать пустой рентгеновский кабинет в качестве наблюдательного пункта. Он не сказал начальнику, что или кто конкретно являлись объектами наблюдения; казалось очевидным, что многие из персонала больницы были постоянными клиентами заведения Пэтси, и любой слух о полицейской слежке мог загубить ещё не начавшееся расследование.

После обеда прибыл Сонни. Большую часть первой половины дня он провозился с проверкой Пэтси. А ведь день этот был для обоих детективов выходным.

– Похоже, мы кое-что нашли, – Сонни явно пребывал в несвойственном ему восторге.

– Что вы нашли?

– Нашего друга Пэтси зовут Паскаль Фуке. Блондинка, с которой он был вчера – его жена. Барбара, в девичестве – Барбара Десина. Ей девятнадцать или около того, судя по брачному свидетельству.

– Ясно, ясно. Что еще?

– За Барбарой кое-что числится. Год назад она получила условный срок за кражу из магазина. А Пэтси, – темные глаза Сонни заблестели на бледном лице, – он просто милашка. Его привлекали по подозрению в вооруженном ограблении. Пытался взять магазин Тиффани на Пятой Авеню! Мог отхватить от двух с половиной до пяти. Но повесить это дело на него не смогли. Ребята из центрального участка уверены, что именно Пэтси по контракту мафии убрал парня по фамилии Де Марко. Чистая работа, к нему было не придраться.

– Прекрасно, – буркнул Игэн.

– Подожди, ещё не все. Я получил это от федералов. У Пэтси есть дядя. Угадай, кто? Малыш Энджи!

Игэн присвистнул от удивления. Анджело Туминаро считался одним из влиятельнейших \"донов\" мафии, и был известен тем, что самыми безжалостными способами проложил себе путь в высшие эшелоны преступного мира Нью-Йорка, убрав с пути не одного соперника, хотя полиция ни разу не смогла ничего доказать. Женат был Туминаро на еврейке, чей отец пользовался авторитетом в тех кругах нелегального бизнеса, где доминировали евреи. В результате Анджело стал главным связующим звеном между в то время одинаково могущественными итальянской и еврейской ветвями организованной преступности. И, наконец, полиция была убеждена, что, начиная с 1937 года именно Малыш Энджи занимал привилегированное положение лица, ответственного за все поставками героина в США из Европы и с Ближнего Востока.

Однако в 1960 году полиции представилась возможность обвинить Энджи Туминаро в преступном сговоре с двумя виднейшими фигурами криминального сообщества: Большим Джоном Орменто, одним из главных \"донов\", и самим Вито Дженовезе. Вито Дженовезе, как подозревали, являлся мафиозным боссом всего преступного мира США, вторым человеком после депортированного, но, тем не менее, правящего главаря мафии, или \"Капо ди тутти боссо\", Лаки Лучиано. Властям удалось арестовать всех троих, но выпущенный под залог Маленький Энджи не явился в суд и скрылся. Теперь, два года спустя, он все ещё числился в бегах и, вероятно, оставался одной из главных фигур в наркобизнесе. Как федеральным органам, так и полиции очень хотелось установить его местонахождение.

Игэн отвел взгляд от закусочной напротив и заметил:

– Пожалуй, лучше нам поговорить с боссом.

Спустя час Игэн и Гроссо сидели в кабинете лейтенанта Винсента Хоукса, второго по старшинству должностного лица после заместителя главного инспектора Эдварда Ф. Кэри, в штаб-квартире Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йорка. Они обрисовали, как случайно наткнулись на Пэтси в \"Копа\", потом описали его странное путешествие по \"Маленькой Италии\" ранним воскресным утром и рассказали о его родственных отношениях с исчезнувшим Анджело Туминаро. Теперь они просили разрешения заняться этим делом.

Хоукс, высокий худощавый лысеющий мужчина со строгими манерами, был известен как требовательный, но справедливый начальник и хороший полицейский. Он попытался сохранить невозмутимость.

– Все это здорово, – сказал он, – но вы, ребята, работаете в Гарлеме. И в Бруклине вам не место.

– Откомандируй нас, – быстро попросил Игэн. – Давай приценимся, по крайней мере, пока не увидим, есть там что-нибудь или нет. Все хотят заполучить Малыша Энджи, верно? Хорошо, – продолжал он, не дожидаясь очевидного ответа, – а здесь, может появиться ниточка. Мы этого заслуживаем. Ведь это мы нашли этого чертового хозяина кондитерской, сорившего деньгами в шикарном ночном клубе с друзьями, которые все у нас на картотеке. Потом, пожертвовав собственным выходным, мы повели его через весь город, до самого Бруклина, и пасли его практически все воскресенье; и что же в результате? Никто иной, как Анджело Туминаро. – Он подался вперед. – Ты должен разрешить нам заняться этим делом.

Хоукс поднял руку, останавливая Игэна.

– Господи, да если бы все было так просто! – Чувствуя, что им удалось уговорить его, и понимая это, он, наконец, поднялся. – Подождите здесь.

Лейтенант вышел из кабинета и постучал в соседнюю дверь. Грубый голос ответил, что можно войти. Даже сидя за своим столом, заместитель главного инспектора Эдвард Кэри выглядел человеком массивного телосложения. У него было типично ирландское круглое лицо и огромные руки. Он проработал в полиции Нью-Йорка почти тридцать пять лет, сначала конным полицейским, затем следователем Государственной Администрации по контролю за соблюдением \"сухого закона\", патрульным полицейским, затем детективом в приходящем в упадок районе Бедфорд-Стьювесант в Бруклине и, в конце концов, начальником детективов Отделения полиции Северного Бруклина. Поставленный в 1958 году Комиссаром Стивеном Кеннеди во главе Бюро по борьбе с наркотиками, он постепенно, исподволь, вновь вселил энтузиазм и целеустремленность в коллектив своего подразделения. Шефа Кэри высоко ценили его сотрудники, которых он решительно поддерживал в любых спорах по поводу соблюдения законности, – эти люди добывали сведения, производили аресты и предъявляли обвинения.

Он слушал ссутулившись, со сложенными руками и бесстрастным выражением лица, пока Хоукс скрупулезно расписывал ему случай с двумя детективами и передавал их просьбу разрешить им заняться расследованием. Наконец Кэри кивнул.

– Это первый след, ведущий к Туминаро, за шесть месяцев. – Он покосился на заместителя. – Игэн и Гроссо – наши едва ли не лучшие детективы, верно?

Хоукс слегка улыбнулся.

– Да.

– Пусть приступают. Дай им все, что нужно.

Хоукс вернулся в свой кабинет и сел за стол. Секунду он смотрел на пару напротив, потом наконец сказал:

– Ладно, что вам понадобится?

– Для начала, прослушивание телефона... – начал Сонни.

– Двух телефонов, – вставил Игэн, – один в магазине, другой дома.

Хоукс снова почесал затылок.

– Вы понимаете, что мне нужно разрешение судьи на прослушивание и запись телефонных разговоров? Не знаю... Двое полицейских из Гарлема хотят устроить засаду в Бруклине... Объяснить это судье будет нелегко.

– Попытайся, ладно? – с нажимом попросил Сонни.

– Мы знаем, что ты это сможешь, Винни, – ухмыльнулся Эдди.

Глава 3

Бюро по борьбе с наркотиками Управления полиции Нью-Йорка является крупнейшим в мире и, согласно широко распространенному мнению, наилучшим подразделением, занимающимся подобного рода деятельностью. И тем не менее оно испытывает хронический недостаток всего необходимого для работы с максимальной эффективностью: денег, оборудования, правовых полномочий и, конечно же, особенно для тех, кто им руководит, проверенных сотрудников. Но одним из весьма немногих материальных преимуществ, которые имеет это подразделение в сравнении с неплохо обеспеченным Федеральным бюро по борьбе с наркотиками, с которым оно тесно сотрудничает, является юридически узаконенная процедура прослушивания телефонных разговоров.

Обе организации располагают отважными оперативниками, опытными и изобретательными; обе умело использовали информаторов, или \"стукачей\", которых вербовали за вознаграждение или прочие поблажки. Однако одним из главных инструментов сбора информации, имеющей отношение к обеспечению правопорядка и предотвращению преступлений, особенно в темном мире нелегальной торговли наркотиками, является прослушивание телефонов. Федеральное законодательство запрещает правительственным органам применение таких средств; иначе обстоит дело в штате Нью-Йорк.

Тем не менее, получить ордер на постановку телефона на прослушивание не так легко. Должны существовать веские основания в виде прецедента или реальных оснований полагать, что телефоны, предполагаемые к прослушиваю, используются лицами, подозреваемыми в преступлении или в преступном намерении, и что такое прослушивание может помочь полиции в их задержании или в предотвращении новых преступлений. Еще необходимо доказать, что эти телефоны используются для содействия совершению противозаконных действий. Этот последний пункт может оказаться не слишком простым с точки зрения доказательств, но в зависимости от обстоятельств и личности обратившегося, большинство судей все же выписывают ордер.

Винсент Хоукс изложил все факты в Юридическом бюро Управления полиции, где был составлен письменный документ, официально направленный судье Верховного суда штата. Через тридцать шесть часов тем был подписан ордер, разрешающий прослушивание телефонов Пэтси Фуке.

Получить законное разрешение было лишь первой, хотя и одной из самых трудных проблем. Сразу после этого Управление вошло в контакт с Телефонной компанией Нью-Йорка, чтобы получить кодированные номера \"пар\" для телефонов Фуке – два обозначенных определенными цифрами контакта, к которым на станции подключается конкретный телефонный аппарат, и подключившись к которым, можно поставить данный аппарат на прослушивание. После этого, имея кодированные пары плюс информацию о месте расположения распределительных устройств, за дело брались техники из Си-Ай-Би, – изобретательного Бюро по сбору информации о преступных сообществах. Их задача была двоякой: они должны были получить доступ к телефонному щитку, который, как правило, расположен в доме, находящемся под наблюдением, или по соседству, а также выбрать наиболее подходящее, укромное место, предпочтительно неподалеку, для установки подслушивающего устройства и автоматического записывающего оборудования. Иногда это требует скрытой прокладки телефонных линий через многие кварталы города, по крышам и задним дворам.

В среду днем, 11 октября на той же неделе, Эдди Игэн и Сонни Гроссо встретились с командой из Си-Ай-Би на Бушвик Авеню в Бруклине, в нескольких кварталах от закусочной Пэтси на углу Моджер Стрит. Для \"гнезда\", то есть поста прослушивания, был выбран подвал многоквартирного жилого дома напротив магазина. Один из сотрудников Си-Ай-Би отправился поговорить со сторожем, которому сказали только, что полиция проводит негласное расследование и ей необходимо укромное место для встреч с агентами. Сторож немного нервничал, но проявил готовность помочь и показал пустующее складское помещение в отдаленном углу подвального этажа.

Теперь им нужно было подобраться к распределительному телефонному щитку, который располагался с внешней стороны на задней стене магазина, обращенной в проход между домами. Эта часть работы, как обычно, оказалась довольно несложной.

Двое людей из Си-Ай-Би просто вошли в закусочную и представились пожилому мужчине за стойкой ремонтниками из телефонной компании. (Позже его проверили и выяснили, что это был Джо Десина, отчим Барбары, который часто замещал чету Фуке в магазине на то время, когда оба супруга отлучались). Пройдя в задние комнаты закусочной, один из \"ремонтников\" принялся осматривать два телефонных аппарата общего пользования, другой проследовал в переулок позади магазина. Он быстро открыл узкий, высотой три фута распределительный щиток, содержавший панель с двумя вертикальными рядами обозначенных цифрами контактов. Отыскав два штырька с номерами, указанными телефонной компанией, он накинул на них оголенные концы проводов и тут же вновь присоединился к напарнику в помещении. Вскоре они прошли обратно через магазин, выйдя на улицу через передние двери. А спустя несколько минут снова оказались в переулке позади закусочной, где занялись маскировкой проводов, уже подсоединенных к телефонному щитку Пэтси Фуке.

Протянув свою линию от столба к столбу через Моджер Стрит, сотрудники Си-Ай-Би завели её в подвал многоэтажки, где уже ожидали детективы. Провода они подсоединили к двум магнитофонам, помеченным как \"ЗАКУСОЧНАЯ ОДИН\" и \"ЗАКУСОЧНАЯ ДВА\", и все принялись ждать момента, чтобы проверить работу поста прослушивания. Автоматика магнитофонов включалась только на то время, когда с прослушиваемого телефона снимали трубку, но даже и тогда не требовалось присутствия человека, ведущего перехват. Независимо от того, прослушивал кто-либо разговор через наушники или нет, все входящие и исходящие звонки записывались на пленку. Это давало полиции выгодную возможность расшифровывать номера, набираемые прослушиваемым телефонным аппаратом.

Вот, наконец, один из магнитофонов включился. Послышалась серия щелчков, и задрожали стрелки индикаторов. Оказалось, клиент закусочной звонил своей жене. \"Гнездо\" работало.

На следующее утро Эдди и Сонни снова встретились с командой Си-Ай-Би, на этот раз в южной части Бруклина, где было проделано приблизительно то же самое, чтобы поставить на прослушивание телефон Пэтси и Барбары Фуке в их доме номер 1224 на Шестьдесят седьмой улице. \"Гнездо\" было оборудовано в подвале здания за углом. Игэн и Гроссо навещали его по нескольку раз в день.

Так официально началось то, что станет для детективов Игэна и Гроссо, для Бюро по борьбе с наркотиками и, наконец, для органов правопорядка на двух континентах долгим и запутанным путешествием по таинственным лабиринтам подпольного мира наркотиков, которое, в конечном итоге, потрясет основы международной преступности. Однако в первые же сутки расследование, ещё не набрав обороты, едва не закончилось провалом.

Сотрудники полиции, судя по всему, не смогли оказаться столь незаметными, как надеялись, когда протягивали провода и заносили аппаратуру в подвал дома напротив заведения Пэтси. Возможно, кто-то из прислуги здания обратил на них внимание, или, может быть, высмотрел наклейки \"Закусочная\" на оборудовании. Или, просто у сторожа оказался слишком длинный язык. В любом случае, до Пэтси дошли слухи о некой необычной суете по соседству, потому что в пятницу утром Сонни встревожил звонок в закусочную Пэтси от человека по имени Луи. Похоже, абоненты были довольно близко знакомы. Очевидно, ранее Пэтси позвонил ему с другого телефона и оставил просьбу перезвонить.

– Пэтси? Как поживаешь?

– Прекрасно. Слушай, Луи, мне нужна твоя помощь.

– Продолжай.

– Я насчет моих телефонов здесь, в магазине. Хочу, чтобы ты их посмотрел.

Собеседник секунду помолчал.

– Ты имеешь в виду, тебя подслушивают?

– Ты знаешь, что я имею в виду. Когда ты сможешь приехать?

– Гм... Что, если в понедельник?

– Не валяй дурака, – возразил Пэтси. – Ты можешь приехать и пораньше!

– Ну, завтра не могу. Давай в воскресенье?

– Хорошо, в воскресенье. Спасибо. Как семья?

– О, все в порядке, они...

– Отлично. Ладно, увидимся, – сказал Пэтси и повесил трубку.

Буквально тут же он снова набрал номер. На этот раз свой домашний, коротко рассказал Барбаре о своих подозрениях по поводу странной суеты вокруг закусочной, и предупредил, чтобы она не звонила ему туда, пока Луи не проверит телефоны.

Гроссо поспешил из подвала в больницу, где Игэн устроился у окна пустого рентгеновского кабинета. Услышав суть состоявшихся разговоров, тот сплюнул.

– Черт! – и со злостью шлепнул ладонью по подоконнику. – Как этот сукин сын смог так быстро нас вычислить? И кто такой этот придурок Луи?

– Возможно, какой-то парень, которого они используют как специалиста по телефонам, – Сонни на минуту задумался. – Ты знаешь, судя по тону разговора, я бы не сказал, что Пэтси уже вышел на нас. Он что-то слышал и, похоже, пытается понять, кого ещё здесь, в округе, могут \"пасти\", кроме него. Но я не думаю, что он уже знает, что происходит.

– Ладно, – проворчал Эдди, – главное, что нам придется свернуть \"гнездо\", вызвать сюда Си-Ай-Би и снять его телефоны с прослушивания. – Он ещё раз с силой ударил по подоконнику. – Мы не только теряем линию, но теперь он наверняка начнет на каждом шагу оглядываться, даже если его друг ничего не обнаружит.

– В том-то и дело, – с нажимом сказал Сонни. – Но, предположим, мы сможем убедить Пэтси, что кого-то здесь действительно \"пасут\", но не его? – Говоря это, он облокотился о подоконник, приблизив лицо к оконному стеклу.

Игэн заметил, что Сонни смотрит не в сторону закусочной Пэтси, а на магазинчики прямо против больницы.

– Другая закусочная! – осенило его. – Слушай! Все, что кому-то здесь известно, – это что какую-то закусочную прослушивают. Это может сработать. Давай-ка проверим.

Сонни временно позаимствовал больничный телефон и позвонил сначала знакомому лейтенанту в полицию нравов здешнего участка Северного Бруклина, который специализировался на подпольных букмекерах и нелегальных тотализаторах. Спросил, есть ли в их отделе что-нибудь на кондитерскую на Бушвик Авеню напротив больницы Святой Екатерины. В Бруклине, как и в большинстве других крупных городов, такие заведения служили своего рода подпольными букмекерскими конторами, где делались ставки и производились расчеты, действовали тотализаторы на скачках и другие нелегальные азартные игры. Обычно это были краткосрочные и мелкие мошенничества, однако полиция регулярно принимала меры по пресечению этого бизнеса, чтобы не дать организовать крупные игровые синдикаты.

Через несколько минут лейтенант вернулся к телефону и подтвердил, что на заведение кое-что есть, хотя полиция его ни разу ещё не накрывала. Тогда Сонни изложил ему суть проблемы и свой план действий. Лейтенант согласился немедленно выслать своих людей, чтобы установить наблюдение и договориться о взаимодействии с детективами из Бюро по наркотикам.

Следующий звонок Сонни сделал в свой офис на Матхэттене и доложил ситуацию Винни Хоуксу и сержанту Джэку Флемингу, исполнявшему обязанности начальника отборного Подразделения особых расследований Бюро по борьбе с наркотиками, которое автоматически стало заинтересованным участником в деле Фуке после того, как всплыло имя Анджело Туминаро. И, наконец, он позвонил в главный офис Си-Ай-Би и сообщил им о подозрениях Пэтси и необходимости в любом случае переместить пост прослушивания.

К полудню субботы были замечены несколько неприятных типов, которые с оглядкой забегали в закусочную, находившуюся под совместным наблюдением детективов из полиции нравов, Эдди и Сонни. Наконец они опознали одного известного букмекера с длинным списком задержаний, который о чем-то тайком совещался с хозяином закусочной, – возможно, как раз делали ставки.

– Этого вполне достаточно, – сказал один из полицейских.

Они выскочили из ворот больницы и, картинно изображая полицейскую операцию, ринулись к закусочной. Как и было договорено заранее, две патрульные машины со включенными сиренами промчались по Бушвик Авеню и с визгом затормозили у входа в закусочную. Там на тротуаре быстро собралась кучка возбужденных зевак, обменивающихся мнениями и пытающихся подсмотреть, что происходит внутри. Потом, когда полицейские в форме театрально оттеснили зевак, из дверей вышли двое детективов с весьма жалкого вида арестантами, – букмекером и хозяином закусочной. По пути к ожидавшим машинам один из детективов, ухмыльнувшись напарнику, заметил так, чтобы было слышно всем собравшимся:

– Когда-нибудь эти парни поймут, что можно, а чего нельзя болтать по телефону!

– Это верно, – отозвался другой, – там, куда они поедут, телефонов не будет!

Через час, вернувшись в подвал, Сонни снова услышал жужжание магнитофона. Пэтси звонил домой.

– Можно расслабиться, детка, – бодро сказал он жене. – Помнишь, я вчера беспокоился о телефонах? Все прекрасно. Это был парень из нашего квартала, из другой закусочной. Его взяли за букмекерство. Мы чисты. Надо бы позвонить Луи.

Как считали детективы, самой важной их целью была информация, которая вывела бы их на Малыша Энджи Туминаро, и в последующие дни и недели Игэн с Гроссо становились все смелее в своих попытках подобраться к Пэтси поближе. Детективы начали лично появляться в закусочной. Игэн договорился с санитаром больницы, позаимствовал у того пару белых халатов, и они с Гроссо каждый день наведывались в закусочную вместе с другими медиками, которые то и дело шагали туда за сигаретами, журналами или посплетничать за чашкой кофе во время перерыва.

В первый раз, когда Эдди и Сонни вошли внутрь, Пэтси был за стойкой. Полицейские немного нервничали; как оказалось, нелегко было заставить себя сидеть лицом к лицу с человеком, за которым они скрытно следили вот уже две недели. Но Пэтси был чем-то занят и обратил на них внимания не больше, чем на любых других посетителей. На следующий день Пэтси не было в магазине; покупателей обслуживали старик, которого видели агенты Си-Ай-Би, отчим Барбары Фуке, и невысокий коренастый мужчина, который был с Пэтси и его женой в то первое воскресенье, когда Эдди и Сонни начали наблюдение. Но ещё через день, в воскресенье, их надежды начали сбываться.

Около двенадцати дня детективы в белых халатах сидели, склонившись над стойкой, неторопливо пережевывая булочки и потягивая кофе. Моложавый коренастый мужчина, который оказался братом Пэтси, находился за стойкой. Детективам был виден Пэтси, сидевший за покрытым белым пластиком кухонным столом в задней комнате, лицом к выходу, частично скрытый мятой зеленой занавеской. Кроме них в заведении был только один посетитель, – девушка, разглядывавшая полку с книгами в мягких обложках. Неожиданно Игэн увидел, как Сонни, сидевший ближе к входной двери, напрягся и повернулся к ней спиной. В закусочную входили двое.

– Клиенты из Гарлема! – шепнул Сонни, ещё ниже опуская голову.

Игэн скучающим взглядом окинул вошедших. Это были мрачные черноволосые и бледнолицие типы, из тех, кого полицейские сразу и безошибочно определяют, как уголовников. А краткое восклицание Сонни означала, что надо быть вдвойне настороже, так как эти парни знакомы ему по его старому району, и они почти наверняка тоже его знали. Но громил интересовал лишь Пэтси. Они уверенно прошли мимо стойки и уселись за столом, полускрытым занавеской. Игэн увидел, как тот, что сел рядом с Пэтси, положил на стол тугой пакет из коричневой бумаги.

Несколько минут троица оживленно переговаривалась. Затем мужчина поднялся, стоя спиной к проему, и низко наклонился над столом. Игэн видел, что Пэтси подался вперед, сосредоточенно что-то рассматривая.

Делят деньги – у них идет расчет, – подумал Игэн, и тут же его догадка подтвердилась, когда стоявший опустился на стул, и детектив успел заметить, что Пэтси заталкивает в пакет последнюю пачку банкнот.

Затем Пэтси встал, держа пакет, холодно кивнул и что-то сказал своим собеседникам, прежде чем те повернулись и прошагали через помещение закусочной на улицу. Минуту спустя Пэтси надел широкое серое пальто и появился из-за занавески.

– Тони, – бросил он коренастому за стойкой, – присмотри здесь. Я скоро вернусь.

Он вышел. Игэн и Гроссо видели, как он завернул за угол Моджер Стрит.

Игэн отодвинул стул.

– Увидимся в палате.

Когда Игэн выходил, Сонни его окликнул.

– Ты мне должен за кофе и булочки.

Игэн торопливо зашагал через улицу к своему \"конвейру\", припаркованному у ворот больницы. Пэтси как раз заводил свой \"олдсмобиль\" кварталом выше по Моджер. Сидя за рулем в белом халате, Игэн проследовал за ним к дому на Шестьдесят седьмой улице и видел, как Пэтси внес коричневый пакет с деньгами в дом.

Наконец-то мы сдвинулись с места, – размышлял детектив: Пэтси – тот парень, которому торговцы наркотиками приносят деньги.

Получив возможность осмотреть заведение Пэтси, Эдди с Сонни теперь раздумывали, каким бы образом проникнуть к нему в дом. Спустя два дня Барбара Фуке сама открыла перед ними двери. Прослушивание магнитофонной ленты, записанной в \"гнезде\" на Шестьдесят седьмой улице, выявило, что она звонила в магазин \"Мейси\" и заказала тканей на сто восемьдесят семь долларов с доставкой на дом на следующий день не позднее полудня. Игэн позвонил начальнику службы безопасности универмага и вытянул из него информацию о том, что товар будет отправлен завтра утром через \"Юнайтед Пасл Сервис\". Затем связался с Ю-Пи-Эс и выяснил у них, в какое время грузовик, доставляющий товар, появится в районе Шестьдесят седьмой улицы и Двенадцатой Авеню и каким будет его вероятный маршрут.

На следующий день Игэн и Гроссо перехватили фургон Ю-Пи-Эс в трех кварталах от дома 1224 по Шестьдесят седьмой улице. Игэн показал свой значок и объяснил, не вдаваясь в подробности, что они выполняют служебное задание и хотели бы позаимствовать грузовичок на полчаса или около того. Расстроенному водителю он предложил позвонить шефу службы безопасности и проверить. Несколько минут спустя он реквизировал его коричневую куртку и фуражку, сел в фургон и уехал, а Сонни вежливо проводил сбитого с толку водителя к своему автомобилю с откидным верхом, припаркованному на Шестьдесят пятой улице возле Десятой Авеню.

Около трех часов пополудни Игэн с коробкой отрезов уже звонил в дом Фуке. Дверь открыла Барбара. Лицо её было довольно привлекательным, но волосы оказались ни белокурыми, ни ухоженными; они, как с удивлением заметил Игэн, были короткими и неопрятными, тусклого, коричневато-мышиного цвета. Итак, она носит парик. Стоит запомнить.

Игэн внес большую коробку в гостиную. Дом был прекрасно обставлен, явно поработал специалист. Пол устлан толстым белым ковром, старинная мебель драпирована тканью насыщенного синего цвета; похоже, в доме обожали подвешивать лампы на цепочки, и медь, или золото, или что бы это ни было ослепительно сверкало, наводя на мысль о безупречном уходе. Игэн подумал, что при такой роскоши и порядке женщине пришлось бы держать собственных детей на чердаке под замком. Но на диване сидела другая женщина, а на полу расположились двое маленьких детей с цветными мелками и книжками-раскрасками. Он вспомнил, что у четы Фуке был только один ребенок, которому ещё не исполнилось и двух лет, значит, дети пришли с гостьей.

Наметанным глазом, он подметил кое-что еще: пониже окна в стене дома, едва видимые за белой драпировкой, были проложены провода охранной сигнализации.

Пэтси оказался предусмотрительным человеком.

Доставка подлежала оплате наличными, и Барбара пошла к письменному столу во французском стиле, стоявшему в другом углу гостиной. Она выдвинула ящик, затем сунула туда руку, – Игэн не сводил с неё глаз, – казалось, поискала там нечто вроде тайника, она нашла его – и второй, потайной, ящик выдвинулся из стола под первым.

Игэну пришлось напрячься, чтобы скрыть свое изумление, потому что он уже видел подобное устройство прежде. Такие секретные штучки были специальностью одного итальянца-краснодеревщика, который работал только на важных мафиози.

Барбара достала из потайного ящика пачку купюр, отсчитала сто восемьдесят семь долларов и отдала их Игэну. Тот попросил её подписать копию квитанции и поблагодарил. Она улыбнулась, и он коснулся фуражки, прощаясь. Дети ни разу на него не взглянули.

Этот эпизод заставил Эдди с Сонни предположить, что жена Пэтси, знал тот об этом или нет, имела доступ к его тайнику. Следующий вывод детективов заключался в том, что Пэтси не только имел привычку хранить у себя дома крупные суммы наличных, но и, вполне возможно, проявлял недопустимую небрежность, не ведя постоянного учета этих денег.

Это, в свою очередь, логически привело к ещё нескольким умозаключениям. Если Пэтси занимался сбытом героина, он мог выступать доверенным лицом Малыша Энджи в сделках с покупателями; эта высокая должность явно вскружила ему голову, и он начал проявлять беспечность. Естественно, каждый наркосбытчик, плативший ему, знал с точностью до унции количество наркотика, которое он должен получить от Пэтси, и, тем не менее, Пэтси не вел учета, а просто совал наличность в свой потайной ящик. Учитывая, что для его жены это не было секретом, подобная ситуация была чревата недостачей. Пэтси, судя по всему, выдающимся умом не отличался, но, с другой стороны, был весьма осторожен, и его нельзя было недооценивать.

– Бедняга Пэтси, – хихикал Эдди, – если у него не хватит денег оплатить следующую поставку, кое-кто из сбытчиков не получит того, на что рассчитывает.

– А когда эти друзья разберутся, в чем дело?

Так или иначе, детективы ещё больше прониклись уверенностью, что Пэтси Фуке станет тем инструментом, с помощью которого они извлекут Малыша Энджи Туминаро из щели, в которую тот забился.

Глава 4

К середине ноября 1961 года Пэтси и Барбара Фуке находились под постоянным наблюдением уже шесть недель. Торговцы наркотиками передавали деньги Пэтси в разное время и в разных местах – иногда на виду у наблюдавших за ними полицейских, иногда на своих тайных встречах. В нескольких случаях Пэтси, как казалось полицейским, в обмен передавал небольшие порции героина; полиция могла бы взять его в любой из таких моментов. Но в перспективе у них была более заманчивая цель – найти укрытие большого босса, Малыша Энджи, – и потому они держали Пэтси на длинном поводке, позволяя ему свободно заниматься своими делами.

Заместитель старшего инспектора Кэри поручил теперь работать с Эдди Игэном и Сонни Гроссо ещё нескольким сотрудникам. Федеральное бюро по борьбе с наркотиками в лице директора нью-йоркского отделения Джорджа Гаффни тоже заинтересовалось расследованием: специальный агент Бюро Фрэнк Уотерс получил задание действовать совместно с городской полицией. Таким образом, в ноябре любое передвижение супругов Фуке, будь то днем или ночью, не оставалось незамеченным.

Игэн и Гроссо все ещё руководили общим наблюдением, постоянно докладывая своему начальнику лейтенанту Винни Хоуксу и сержанту Джеку Флемингу из Отдела специальных расследований. Оба детектива по-прежнему тратили все свое свободное время, чтобы ещё надежнее расставить ловушку вокруг Туминаро-Фуке. Крайне редко Сонни выкраивал свободною от дежурства ночь, чтобы поиграть в боулинг, или воскресный день, чтобы вместе с напарником посмотреть на \"Янки Стэдион\" футбольный матч с участием \"Джайантс\"; Игэну только изредка удавалось встречаться с Кэрол Гэлвин. В основном же они полностью ушли в дело Фуке, без конца гонялись за торговцами и сбытчиками наркотиков как в Гарлеме, так и в Бруклине, и трясли своих самых надежных осведомителей в попытках получить ещё какую-то информацию о Пэтси.

Отношения Игэна с Кэрол Гэлвин занимали все более важное место в его жизни. Он испытывал страстное желание быть с ней, и надеялся, что она тоже к нему привязалась. Кэрол была по настоящему хороша собой. Никогда прежде у него не было столь очаровательной подруги. Впервые он встретил её в сентябре, когда зашел провести свободный вечер в\"Копа\". Она мило откликнулась на его неловкую попытку завязать знакомство, и вскоре он стал приходить туда каждую ночь, чтобы проводить её домой после закрытия. Прогулки в три часа утра хлопот ему не доставляли: он редко заканчивал работу раньше. Правда, его задела её просьба не ждать в помещении клуба, потому что среди посетителей \"Копа\" бывали известные фигуры преступного мира, и Кэрол боялась, что руководству не понравится постоянное присутствие полицейского, пусть даже ничто в заведении, кроме гардеробщицы, его не интересовало. Поэтому они встречались у Центрального парка, в половине квартала от Шестидесятой улицы, и шли куда-нибудь в китайский ресторанчик или в пиццерию. Вскоре они стали близкими друзьями.

У Кэрол были все данные, чтобы стать фотомоделью или актрисой, но девятнадцатилетней девушке недоставало честолюбия и целеустремленности. Она участвовала в обычных конкурсах красоты и поступила на работу в \"Копа\", чтобы на неё обратил внимание кто-нибудь из нужных для карьеры людей. Однако ничего примечательного с ней так и не происходило, за исключением, естественно, неизбежных предложений от любвеобильных посетителей. Ничего, не считая того, что она влюбилась в рыжеволосого полицейского.

Игэн всячески её оберегал. Ему не нравилась её работа в \"Копа\" именно потому, что заведение часто посещали богатые мафиози. Оба они жили в Бруклине, и он дал ей ключи от своей квартиры. У Кэрол не было семьи, и в ранние утренние часы, когда Эдди не мог её встретить, после закрытия \"Копа\" она отправлялась на своей машине к нему домой и там ждала, пока он, наконец, появится, закончив очередную фазу своей бесконечной войны с торговцами героином. Такое положение вещей никого из них не устраивало, и Игэн придумал новый план, который совмещал его неутоленные полицейские инстинкты с желанием проводить больше времени с Кэрол. Он узнал, что открылась вакансия барменши в, как он выразился, более \"приличном\" ресторане в центре на Нассау Стрит в финансовом квартале, недалеко от штаб-квартиры Бюро по борьбе с наркотиками. Клиентура \"Таверны Нассау\" была чрезвычайно разноликой – толпы брокеров, банкиров и юристов в обеденное время к ночи сменялись стайками сомнительной публики. Иногда заглядывал даже Пэтси Фуке, а его брат Тони был здесь завсегдатаем. Кэрол стала потенциально важным источником информации.

На новом месте Кэрол каждый вечер заканчивала работу в одиннадцать часов, и очень часто Игэн приезжал за ней и забирал с собой на слежку за Пэтси Фуке. Это начало раздражать его напарника Сонни Гроссо, но Игэн резонно возражал, что сидеть с Кэрол в машине напротив закусочной или дома Пэтси он может с тем же успехом, как и с ним, только, вполне понятно, с большим удовольствием.

Но вскоре Кэрол от такого распорядка устала. Она начала намекать, что подобная ситуация не может устраивать ни его, не их обоих, что он должен оставить работу в полиции, что они прекрасно могли бы жить вместе, не будь он так перегружен своими служебными обязанностями. Но Игэн не чувствовал себя перегруженным: он был увлечен своей работой и имел четкое представление о цели, несмотря на столь легкомысленное отношение к служебным инструкциям и предписаниям. Кэрол была нужна ему, но работа стояла на первом плане. Кэрол в ответ заявляла, что получила несколько занятных предложений от богатых клиентов, и что, пожалуй, ей стоит отнестись к ним посерьезнее.

Они все чаще стали ссориться.

Невзирая на личные проблемы, Игэн и Сонни по-прежнему были вездесущи. Они накопили массу сведений об образе жизни и прошлом семейства Фуке. Отчим Барбары во времена сухого закона был бутлегером, но уже очень давно удалился от дел и теперь помогал им в магазине. (Именно ему принадлежал старенький \"додж\", которым иногда пользовался Пэтси). Тони, брат Пэтси, был тем самым неопрятным типом в потертой кожаной куртке, которого несколько раз замечали детективы. Он был на год старше Пэтси. Тони работал грузчиком в порту и жил в захудалом квартале Бронкса с женой и двумя маленькими дочерьми.

Родители Пэтси – им пошел седьмой десяток – сдавали два верхних этажа своего трехэтажного дома на Седьмой улице в районе Бруклина, известном, как Гованус. Старший Фуке, по имени Джузеппе, или Джозеф, давным-давно отсидел срок за разбойное нападение и грабеж.

Похоже, единственными друзьями, с которыми Пэтси и Барбара проводили время, были Ники Травато, портовый грузчик, и его жена, тоже Барбара. Жили те в нескольких кварталах от Фуке на Шестьдесят шестой улице рядом с Пятнадцатой Авеню. Хотя Ники работал в доках, и они снимали квартиру в обветшалом, грязном от копоти многоквартирном доме практически под Нью Утрехт Авеню, полицейские с интересом подметили, что Травато разъезжали в почти новом \"кадиллаке\". Несколько раз по ночам они видели, как Ники сажал Пэтси и возил его по Бруклину: в определенном месте один из них покидал машину и ненадолго заходил в какой-нибудь магазин или жилой дом, а затем они снова возобновляли свое ночное путешествие. Детективы пришли к выводу, что такие поездки устраивались с целью доставки наркотиков и, возможно, получения оплаты; ясное дело, что Ники об этом знал, поэтому и его внесли в тщательно подобранную, небольшую, но постепенно пополнявшуюся картотеку на Пэтси Фуке.

По ночам Пэтси часто не бывало дома. Почти до полуночи он обычно сидел в магазине, и после этого три-четыре раза в неделю садился в машину и через пятнадцать минут оказывался на Манхэттене, возле бара под названием \"Пайк Слип Инн\". Это было полутемное, зловещего вида бистро, расположенное почти под мостом Манхэттен, за углом от причалов Ист-ривер неподалеку от живописного рыбного рынка Фултон. Хозяином заведения была темная личность по имени Мики Блейр, а само бистро имело репутацию райского уголка для всевозможных уголовных типов и актеров-неудачников.

Впервые очутившись там, Эдди и Сонни пребывали в некотором возбуждении, потому что в этом грязном притоне Пэтси, похоже, принимали, как королевскую особу. В тот первый раз вслед за Пэтси внутрь зашел Сонни, и от угла стойки бара у дверей мог наблюдать, как с дюжину клиентов, зная о родстве Пэтси с Малышом Энджи, спешили засвидетельствовать свое почтение. Однако в последующие визиты Сонни стал задаваться вопросом, действительно ли Блейр для Пэтси что-то значил, поскольку главный интерес для последнего, казалось, представляла барменша, хорошенькая, южноамериканского типа, брюнетка по имени Инес. Пэтси уделял ей массу внимания, в грубовато-ласковой манере заигрывая, целуя её или пуская в ход руки, когда та проходила мимо, нашептывая что-то на ухо или раскатисто смеясь вполголоса сказанной шутке. Все заканчивалось тем, что он садился в машину и через мост Манхэттен отправлялся домой в Бруклин.

Поскольку по вечерам его не было дома, Барбаре Фуке поневоле самой приходилось искать развлечений. Ее излюбленным времяпровождением было бинго, и, должно быть, она уже давно привыкла к такому образу жизни, став завсегдатаем всех розыгрышей бинго в Бруклине, а иногда посещая и Квинс. Три-четыре раза в неделю Барбара с Барбарой Травато и ещё одной девушкой с броскими рыжими волосами по имени Мэрилин, отправлялись в какую-нибудь церковь или на собрание.

Поначалу Игэну и Сонни казалось хорошей идеей установить за женщинами слежку, чтобы убедиться, не служат ли такие выходы просто прикрытием, а сама Барбара Фуке – связующим звеном между Анджело Туминаро и его племянником. Они внимательно наблюдали за всеми, с кем Барбара разговаривала, но ни разу не заметили признаков чего-то кроме невинной болтовни. Спустя какое-то время детективы заскучали и перестали её сопровождать.

Время от времени Пэтси выезжал вместе с Барбарой, и, по меньшей мере, однажды, – в самом начале слежки, – выбор развлечений продемонстрировал некоторую эксцентричность вкуса. Поздним вечером в пятницу в октябре месяце Эдди с Сонни последовали за Пэтси и двумя Барбарами по Белт Парквей в округ Нассау на веселый костюмированный бал в Линбруке, на южном побережье Лонг-Айленда.

Бал оказался более чем развеселой вечеринкой. Клуб был переполнен, поражали шум, пестрота костюмов, причесок и макияжа. Также быстро стало очевидным, что многие девушки были переодетыми парнями и наоборот. Двое ошарашенных детективов вскоре узнали, что это мероприятие было одним из целого ряда, устраиваемых неким обществом гомосексуалистов. Судя по всему, Пэтси с Барбарами были здесь завсегдатаями, явно испытывая удовольствие от созерцания визжащих, скандалящих педерастов и схватки двух лесбиянок за благосклонность третьей. Эдди и Сонни неловко хихикали друг другу, имитируя ужимки и прыжки местных завсегдатаев, и постарались поскорее смыться.

Назавтра они снова приступили к наблюдению.

В начале ноября в полицию от осведомителей начали просачиваться слухи, что на улицах начинается паника: имевшиеся запасы наркотиков быстро таяли. Утверждали, что якобы в город вот-вот должна поступить крупная партия. Детективы удвоили бдительность, уверенные, что, если нечто подобное произойдет, Пэтси окажется в центре событий.

Поздним субботним вечером 18 ноября Эдди и Сонни сидели в машине напротив закусочной Пэтси. Они караулили его с обеда, ночь выдалась холодной и силы были на исходе. Пэтси неторопливо расхаживал внутри, явно готовясь закрывать, и оба полицейских молили Бога, чтобы он отправился домой и дал им хоть немного отдохнуть.

Чтобы позабавиться, Эдди надел мягкую женскую шляпу с широкими полями и рыжий парик, закатал под плащем брюки и устроился поудобнее возле черноволосого Сонни, сидевшего на месте водителя. Глазам случайного прохожего вполне мог предстать трогательный, пусть и отчасти нелепый вид: худощавый, смуглый молодой человек и нежно прижавшаяся к нему здоровенная, румяная деваха.

Около половины двенадцатого к закусочной подкатил синий \"бьюик\" с двумя девицами, остановился у дверей и просигналил. Детективы были уверены, что это одна из машин Фуке, но девушки были им незнакомы. Через минуту свет в магазине погас, и появился Пэтси. Он запер дверь, сел к девушкам машину, и та отъехала.

Похоже, Пэтси отправлялся на вечеринку. Детективы вздохнули, потому, что приходилось следовать за ним; никто не знал, когда и как он может попытаться вступить в контакт с Малышом Энджи. Они выехали за \"бьюиком\" на автостраду Бруклин-Квинс и двинулись на юг: по крайней мере, путь Пэтси лежал не в Манхэттен. \"Бьюик\" обогнул бруклинскую судоверфь, затем промчался вдоль берега, напротив небоскребов нижнего Манхэттена через устье Истривер, пересек Гованус Кэнал и свернул с автострады возле Четвертой Авеню на Седьмую улицу. Примерно там жили родители Пэтси.

Игэн и Гроссо медленно проехали по этой улице с односторонним движением и увидели, как Пэтси с девушками входят в дом номер 245, стоявший в середине ряда из семи одинаковых трехэтажных строений. Теперь Сонни узнал одну из девушек: это была Барбара в новом парике!

Игэн согласно кивнул.

– А я теперь узнаю и вторую – это её рыжая подружка Мэрилин.

Полиция уже проверила эту Мэрилин – она оказалась просто близкой знакомой Барбары.

– Интересно, – протянул Сонни, когда они припарковались у пожарного крана недалеко от угла Четвертой Авеню, – время сейчас, пожалуй, несколько неподходящее для визита к старикам, да ещё с подругой.

Все трое вышли из дома спустя приблизительно двадцать минут и вновь сели в \"бьюик\", на этот раз за руль уселась Мэрилин. Теперь детективы поехали за ними на запад по Девятой улице, откуда поднялись наверх на автостраду Гованус. Они миновали съезды к Бруклинскому мосту, потом к тоннелю Бруклин-Бэттари, но у Флэтбуш Авеню \"бьюик\" свернул к въезду на мост Манхэттен. Однако там велись дорожные работы, везде стояли указатели \"объезд\", и, после некоторого колебания, машина развернулась по автостраде на север к мосту Уильямсбург.

С того момента, как они отъехали от дома родителей Пэтси, Игэн по радиотелефону непрерывно сообщал о своем передвижении другой машине, в которой были их коллега-полицейский из Бюро по борьбе с наркотиками Дик Олетта и федеральный агент Фрэнк Уотерс. Оба они находились в районе моста Уильямсбург возле заведения Пэтси; куда бы ни направился объект наблюдения – назад к закусочной или в Манхэттен – Олетта и Уотерс должны были подстраховывать Игэна и Гроссо. Когда, наконец, \"бьюик\" решил свернуть на мост Уильямсбург, Игэн посоветовал партнерам детективам оставить пост и тоже двинуться к мосту.

Даже редкое в этот поздний час движение тем не менее на мосту через Ист-ривер все равно прерывалось пробками. Теперь между машинами Фуке и Сонни оказалось несколько других, и Игэн, то и дело поправляя шляпу и парик, отчаянно ругался, высовываясь из окна, чтобы держать синий \"бьюик\" в поле зрения. Большой зеленый тягач, мигая красными сигнальными огнями, перегородил шоссе, ведущее с моста на Деланси Стрит.

– Наверное, авария, – прокричал Игэн через плечо напарнику. – Черт бы их побрал! – и сплюнул от негодования.

Патрульный полицейский в выцветшей синей рабочей форме пропускал по одному автомобилю из пробки на мосту по единственному свободному ряду шоссе. Вот он махнул рукой \"бьюику\", который устремился вперед на Деланси. Игэн и Гроссо застряли в трех машинах позади.

Игэн рывком распахнул дверцу.

– Я побегу взгляну, куда они поедут. Ты меня подберешь, – и он пустился вслед за \"бьюиком\" Пэтси.

Ему было наплевать, как нелепо он выглядит, мчась по Деланси Стрит в половине первого ночи. В районе Деланси Стрит традиционно обитали иммигранты-евреи, и, несмотря на поздний час, многие заведения ещё светились огнями, потому что была субботняя ночь – \"саббат\"[8]. Открыты были всяческие кулинарии и китайские ресторанчики. На тротуарах толпилось ещё довольно много народу; они с изумлением смотрели на крупного краснолицего мужчину, бегущего с женской шляпой в руке, съехавшем набекрень парике, в разевающемся плаще и с голыми ногами; точнее, голой была теперь только одна нога, другая штанина раскаталась и выглядывала из под плаща.

К счастью, машина Пэтси дважды застряла на красном свете, и Игэн увидел, как он повернул налево на Аллен Стрит, направляясь к Пайк Стрит в сторону реки. Мокрый от пота несмотря на ноябрьский холод, едва переводя дух, Игэн остановился на островке безопасности посреди перекрестка Деланси и Аллен, с нетерпением поджидая \"олдсмобиль\" Сонни. Когда Сонни, наконец, его заметил, тот метался на пешеходном переходе, лавируя в потоке машин и пытаясь одновременно держать в поле зрения своего напарника и наблюдать за автомобилем Пэтси, быстро исчезавшем вдали на Аллен Стрит. Игэн махнул Сонни рукой, чтобы тот взял левее, и на ходу вскочил в машину.

– Аллен...\"Пайк Слип\"... – выдавил Эдди, пока они поворачивали на Аллен Стрит.

– А где другие ребята? – спросил он через минуту, переведя дух.

– Все ещё сзади на мосту. – Сонни взглянул на своего взмокшего напарника, и по его обычно меланхоличному лицу скользнула улыбка.

– Чего развеселился? – насторожился Эдди.

– Я просто подумал, что если Пэтси едет в \"Пайк Слип Инн\", то зайти туда лучше тебе. Вид у тебя точно как у старой шлюхи. Все будут в восторге.

Игэн осмотрел себя.

– Ладно, в следующий раз этот маскарад носить тебе, умник, – буркнул он, снимая парик и раскатывая штанину.

В радиотелефоне раздался голос Дика Олетты.

– Вы где, ребята?

– Вы выбрались с моста? – спросил в ответ Сонни.

– Ну и пробка! Мы на Деланси.

– Поворачивайте влево на Аллен. Мы приближаемся к Восточному Бродвею. Будем держать вас в курсе, прием.

– Десять-четыре – подтвердил Олетта[9].

– Погоди, они поворачивают направо на Восточный Бродвей... – перебил его Сонни.

Синий \"бьюик\" затормозил и остановился, нарушая все правила, посредине квартала. Сонни выехал на угол Аллен и Восточного Бродвея как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пэтси вылез из машины и в одиночестве зашагал по улице. Ни слова не говоря, Игэн выскочил наружу и бегом пересек Аллен, а затем неторопливо зашагал по Восточному Бродвею к тому месту, куда, по их предположению, направлялся Пэтси. Тем временем Сонни повернул и медленно проехал по Восточному Бродвею мимо стоявшего \"бьюика\", в котором мирно ждали Барбара и Мэрилин. На следующем углу – пересечении с Рутгерс Стрит – он уже собрался развернуться, но неожиданно впереди, взвизгнув шинами, из ряда машин, стоявших на обочине, вылетел большой светлый седан. Он тоже развернулся и, чуть притормозив возле \"бьюика\", стрелой помчался по Восточному Бродвею в сторону центра. Девушки в \"бьюике\" двинулись следом.

Игэн побежал к машине напарника. Когда Сонни наконец развернулся, Фрэнк Уотерс спросил по радиотелефону:

– Мы как раз позади вас, ребята. Что тут происходит?

Сонни схватил микрофон.

– Вы, парни, заметили большой светлый седан? Он только что развернулся и пошел в ту сторону. Похоже, машина Пэтси идет следом за ним.

– Ответ отрицательный.

– Я её видел, – воскликнул Игэн, все ещё не отдышавшись, – но не разглядел, кто за рулем. Может, Пэтси?

– Наверно, он. Все произошло слишком быстро. Цвет машины – что-то вроде бежевого.

– А какого цвета номера?

– Мне показалось, белые.

– Другого штата.

– Смотри! – крикнул Сонни.

В двух кварталах впереди \"бьюик\" поворачивал направо. Седана видно не было. Когда детективы приблизились к перекрестку – это был угол Монтгомери Стрит – Сонни притормозил, Игэн выскочил из машины и, предупреждающе подняв руку, побежал заглянуть за угол. Вдали на темной улице, спускавшейся к реке, он увидел две пары задних красных фонарей. Примерно в трех кварталах от перекрестка передняя машина повернула направо, другая продолжала ехать прямо. Игэн бросился назад к машине Сонни. Они свернули на Монтгомери; Олетта и Уотерс теперь следовали вплотную за ними.

Третьей поперечной улицей была Черри Стрит. Сонни снова притормозил свой \"олдсмобиль\", и Игэн опять кинулся к стоявшему на углу многоквартирному дому. Теперь красные точки были на расстоянии в два квартала...и снова они поворачивали, на этот раз налево. Игэн рванулся к своей машине, махнув рукой следовавшим за ними детективам. Обе машины повернули на Черри и медленно покатили мимо вытянувшегося высотного многоквартирного дома \"Ла Гуардия\"[10].

Улица освещалась слабо и была безлюдна; пустые автомобили стояли у тротуаров по обе её стороны. Впереди в вышине неясно вырисовывался мост Манхэттен.

Они пересекли Клинтон Стрит и сбросили скорость, приблизившись к следующему перекрестку, – Джефферсон Стрит. В третий раз Игэн выскочил из машины ещё до того, как она остановилась, и бесшумными прыжками устремился по тротуару, словно исполняя танец на цыпочках. У стены углового магазина он низко пригнулся, отведя назад правую руку, чтобы удержать своих напарников. Возле тротуара стояли пустые автомобили, загораживая обзор, но ему показалось, что он слышит низкое гудение работающего вхолостую мотора, а затем он смог разглядеть тусклый свет задних огней.

Его поза, должно быть, подсказывала, что вот-вот что-то произойдет, поскольку Фрэнк Уотерс легким шагом приблизился к нему сзади. Игэн оглянулся, приложив палец к губам. Потом снова заглянул за угол и, как раз когда Уотерс тронул его за локоть, увидел тусклый проблеск света на противоположной стороне Джефферсон Стрит и услышал, как хлопнула дверца.

– Что это? Что это было? – нетерпеливо шепнул агент.

– Свет из салона. Я думаю, кто-то вышел из машины. Но я ничего не вижу.

Затем послышался ещё один хлопок, возможно, звук мягко закрывшейся дверцы другого автомобиля, и шум набирающего обороты мотора. Красноватый отблеск начал отдаляться.

Игэн схватил Уотерса за руку и потащил к машинам.

– Они уехали! Мы с Сонни сядем им на хвост. Вы с Диком ждите здесь, пока мы вас не вызовем. Я не знаю, поменял Пэтси машину, или нет. – Он рухнул на сиденье рядом с напарником и гаркнул: – Вперед! Они едут по Джефферсон!

Сонни повернул за угол. Задние огни автомобиля в этот момент приблизились к Саут Стрит под нависавшим виадуком в двух кварталах от них. Теперь в поле зрения была только эта машина. Сонни прибавил газ. Машина впереди них свернула направо на Саут Стрит. Это был маленький \"бьюик\" Пэтси. Детективы смогли разглядеть силуэты людей, сидевших на переднем сиденье – похоже, их было трое, или, может быть, двое.

Когда Сонни повернул на Саут Стрит, Игэн знаком велел ему свернуть на уже закрытую станцию обслуживания, находившуюся сразу же за углом. Одновременно он схватил микрофон.

– Фрэнк, Дик! Это точно его машина. Он может быть в ней, но наверняка сказать трудно. Берите их под наблюдение, ребята.

– Десять-четыре.

– Они движутся по Саут, едут медленно. Сейчас, похоже, они поворачивают на Пайк...

Спустя несколько секунд Игэн и Гроссо увидели, как белый \"хардтоп\" Уотерса выскочил с Джефферсон и помчался по Саут Стрит вслед за синим бьюиком.

– Мы поедем осмотрим Джефферсон, там, где они останавливались. Наверное, он бросил ту большую машину. Возвращайтесь, если ничего не произойдет, прием, – добавил Эдди в микрофон.

– Десять-четыре.

Сонни вывел \"олдсмобиль\" со станции техобслуживания на Уотер Стрит и медленно завернул за угол. Заглушив мотор и погасив фары, они с Игэном вышли из машины и по разным сторонам улицы осторожно зашагали по Джефферсон в направлении Черри, осматривая каждый автомобиль, стоявший у тротуара. Примерно в середине квартала Игэн прошипел через дорогу Сонни:

– Ты говорил, бежевый?

– Мне так показалось, – свистящим шепотом ответил его напарник. – Номера белые?

– Давай сюда. Похоже, я его нашел.

Игэн стол позади четырехдверного \"бьюика\", бежевого или, скорее, кофейного цвета, с белыми кругами на шинах. Он был довольно новым, примерно шестидесятого года выпуска. На правом переднем крыле красовалось название модели – \"инвикта\". Но что совершенно ошеломило детективов, так это номера: они были канадскими, провинции Квебек.

Пока Сонни записывал номера и прочие данные машины на этикетке спичечного коробка, Игэн продолжал исследовать темную улицу, заглядывая в каждую стоящую машину. Вокруг не было ни души, и ни один автомобиль не проезжал поблизости. Он посмотрел на часы – начало второго ночи. А ведь казалось, прошло гораздо больше времени с того момента, как они отъехали от закусочной. Что все это могло означать: Пэтси отправляется в ночную поездку на Манхэттен вместе с женой и её подругой; пересаживается в \"бьюик\" с канадскими номерами; колесит по городу, а затем оставляет его на этой маленькой, незаметной улочке? Могли его спугнуть, или он бросил здесь машину для того, чтобы её забрал кто-то другой? И кто им мог быть? Может быть, его дядя? Но почему именно канадский \"бьюик\"?

Игэн вернулся к Гроссо, и напарник встретил его словами:

– Ты знал, что машина открыта?

– Я не пробовал. Есть что-нибудь внутри?

– Нет, все чисто.

– Ну, это ещё ничего не значит, – сказал Игэн. – Если в там есть что-нибудь стоящее, это на сиденьях не оставят. В багажнике смотрел?

– Закрыт. Давай вернемся к машине и сообщим ребятам.

Едва они сели в \"олдс\", как затрещало радио.