Гарольд Денвер

Невезучие

ГЛАВА ПЕРВАЯ

«Ну вот! Наконец-то! Сбылось!!» — подумала Жюли и улыбнулась, подставив лицо под ласковые лучи южного солнца, сияющего на синем-синем безоблачном небе.

Жюли была очаровательной шатенкой девятнадцати лет с длинными ногами и точеной фигуркой манекенщицы. Правильный овал ее лица украшал пикантный носик, оседланный огромными, в пол лица очками, затемненные стекла которых скрывали слегка близорукие глаза двенадцатилетнего ребенка. Над роскошными, отливающими старинной бронзой волосами, волной спадавшими на плечи, немало потрудились лучшие представители древней профессии парикмахеров, вооруженные новейшими достижениями компании «Проктер энд Гэмбл».

Впрочем, если быть честным до конца, до идеального роста манекенщицы Жюли не хватало сантиметров четырех-пяти. Это досадное обстоятельство, непреодолимое для большинства девушек, не могло воздвигнуть серьезной преграды между Жюли и последними моделями знаменитейших кутюрье Франции, благодаря ее папе, мсье Мортану, который мог себе позволить попросить Ива де Сен-Лорана или Пако Рабана подогнать его любимой дочурке пару платьишек по фигуре.

Вы не знакомы с мсье Мортаном? В самом деле? В таком случае необходимо вас ему представить. Проще всего это сделать через общих знакомых. Поищем, поищем… Вы знаете мсье Ротшильда? Отлично! Так вот, мсье Ротшильд, в свою очередь, очень хорошо знает мсье Армана Мортана — президента, председателя правления, члена наблюдательных советов и прочая, и прочая, и прочая.

Здесь самое время объяснить причину восторга Жюли, которая в эту минуту уже спустилась с верхней ступеньки сан-тропезского вокзала и усаживалась на заднее сиденье серебристого «роллс-ройса», открытую дверцу которого придерживал шофер в наглухо застегнутом кителе с галунами и золотыми пуговицами. На локте левой руки он держал за козырек почтительно снятую с головы фуражку с эмблемой скромного пятизвездочного отеля «Пента-Палас».

Дело в том, что с самого рождения Жюли преследовал злой рок, просто какое-то фатальное невезение. Появление девочки на свет стоило жизни ее матери. Мсье Мортан так больше и не женился, сосредоточив всю свою любовь на дочери, обеспечив ее самыми лучшими няньками, учителями и гувернерами. Однако это не спасало Жюли от самых различных мелких и крупных неприятностей. Она могла, к примеру, подавиться рыбьей костью в ананасовом суфле на детском празднике, ежегодно устраиваемом герцогиней Савойской. Ее могло поразить электрическим разрядом от кошки, которую она гладила, да так, что реанимационная бригада два часа боролась за ее жизнь.

Короче говоря, папаша Мортан, который вообще-то придерживался весьма либеральных взглядов, был вынужден контролировать каждый шаг дочери, исключительно в целях ее и общественной безопасности. И в то время, как сверстницы занимались флиртом, крутили романы, проводили ночи на дискотеках и вечеринках, бедняжка Жюли была вынуждена коротать время перед зеркалом, предусмотрительно встроенным в стену, и сокрушаться о том, что молодость проходит.

И вот теперь, достигнув девятнадцатилетнего возраста и закончив первый курс Сорбонны — по настоянию отца она поступила на самый гуманитарный из всех гуманитарных факультетов, — Жюли взбунтовалась и добилась для себя права провести каникулы самостоятельно, так, как их проводят все девушки ее возраста из обыкновенных семей. Скрепя сердце мсье Мортан дал свое согласие, взяв с дочери клятвенное обещание трижды в день звонить в Париж и сообщать, что с ней все в порядке. Надо ли говорить о том, что все междугородные переговоры были заранее оплачены.

Отправляясь на курорт, Жюли решила взять с собой минимум вещей, только самое необходимое, не более одного чемодана. Этот чемодан в настоящий момент шофер пристраивал на крыше автомобиля, отчаявшись затолкать его в багажник «роллс-ройса».

Что же было в чемодане мадемуазель Мортан? Неудобно рыться в вещах молоденькой девушки, поэтому назовем только самое основное. Помимо двух вечерних платьев, платья для коктейля, двух брючных костюмов, джинсовой тройки, шести купальников и дюжины пар обуви, там были только меховая пелерина (вечера у моря, говорят, бывают прохладными), боа из страусовых перьев, кое-какие бриллианты — словом, то, без чего девушка из приличной семьи не может обойтись в чужом городе в течение двухнедельных каникул. И ничего лишнего!

В общем, если вы вспомните себя в возрасте пятнадцати лет, когда родители после долгих сомнений и колебаний в первый раз позволили вам остаться в гостях на ночь, и помножите это на четырехлетнюю выдержку — не забывайте, что Жюли уже исполнилось девятнадцать, — вы не будете спрашивать, чему так радовалась мадемуазель Мортан на ступенях сен-сан-тропезскоговокзала.

За время путешествия от вокзала до отеля никаких заслуживающих упоминания происшествий не произошло (расстояние — десять километров по берегу моря, прекрасное шоссе, скорость не выше пятидесяти километров в час. Шоферу были даны самые строгие указания). Разве что Жюли слегка потянула шею, рассматривая любителей виндсерфинга под разноцветными парусами.

От люкса мадемуазель Мортан отказалась. В конце концов, она — это не мсье Мортан, президент, председатель и т. д. и т. п., а всего лишь простая студентка. После пятиминутного обсуждения с главным администратором она остановила свой выбор на небольшом одноместном номере на шестнадцатом этаже. Мансарда под крышей — это так романтично! Естественно, в номере были гостиная, ванная с бассейном, кабинет, балкон, лоджия и выход в зимний сад. И, конечно же, прекрасный вид на море!

Можно сказать, Жюли повезло. Номер только что освободился после последнего принца одного из нефтяных эмиратов Персидского залива, который отдыхал здесь инкогнито со своими тремя женами. Деликатный администратор не стал рассказывать этого скромной девушке, для которой главное — быть как все. Спустя час Жюли уже разговаривала с Парижем.

— Папа! Папочка! Я так рада! Здесь так чудесно! А какой вид из окна!! — тараторила Жюли, выходя на балкон. Телефонный шнур тянулся за ней.

— Нет, что ты. Конечно, все в порядке. Ну подумай сам, что со мной может случиться? Разумеется, я буду осторожна. Хорошо, я не буду заплывать очень далеко. Ой, какие яхты! Пап, тут кто-то на парашюте за катером летит. Прямо на уровне моего этажа. Это так здорово! Я завтра же обязательно попробую. Конечно, с инструктором…

Парень на параплане проплыл мимо балкона и скрылся за углом здания. Чтобы лучше его разглядеть, мадемуазель Мортан перегнулась через перила и…

Телефонного шнура хватило лишь до четырнадцатого этажа. Затем связь оборвалась. Хорошо, что на одиннадцатом этаже бала терраса, на террасе — кафе, а над ним — тент. На тенте — Жюли, а в руках у нее — телефонный аппарат с торчащими из него проводами.

— Алло! Алло! Папочка! Ты слышишь меня? — кричала Жюли в трубку, поправляя очки, которые каким-то образом остались у нее на носу.



Алло! Алло! Папочка! Ты слышишь меня? — кричала Жюли в трубку полчаса спустя из вестибюля. — Конечно, у меня все в порядке. Нас прервали. Связь работает отвратительно. Сейчас перекушу и отправлюсь на прогулку. Пока, вечером позвоню! Целую!

Девушка не хотела расстраивать своего родителя. Она не стала рассказывать, что в отличие от телефонной связи, муниципальные службы Сан-Тропеза оказались на высоте. Пожарные и «скорая» приехали буквально через пару минут. Врачи были потрясены, осмотрев пострадавшую и убедившись, что она ничуть не пострадала, пролетев по воздуху целых пять этажей. На ней не было ни царапины!

Поднявшись в номер, Жюли приняла душ, переоделась в белый брючный костюм, заказала в номер легкий ленч — маленькое происшествие отнюдь не лишило ее аппетита — и отправилась осматривать окрестности. Через плечо у нее висела небольшая сумочка на длинном ремешке (Карл Лагерфельд, 50000 новых франков). В сумочке — кредитная карточка и немного косметики.

Побродив по узким тенистым улочкам, Жюли прошла мимо живописной группы местных парней (Какие колоритные типажи! Наверно, они свободны и счастливы! Природа, море, простая здоровая жизнь…), и очутилась на дороге, тянувшейся вдоль моря параллельно той, по которой она приехала. Пройдя по шоссе метров сто, девушка услыхала за спиной треск мотоцикла и посторонилась. Мимо нее промчались счастливые колоритные парни, живущие простой здоровой жизнью. Сидевший на заднем сиденье сорвал с Жюли сумочку. Водитель прибавил газу и буколические персонажи скрылись за поворотом.

Конечно, мадемуазель Мортан могла бы утешиться мыслью, что похитители лишили себя царствия небесного неправедно приобретенным добром. Попытавшись получить деньги по именной кредитной карточке, они рискуют остаться без простых житейских радостей на довольно длительный срок. Продать же сумочку от Лагерфельда, выполненную в единственном экземпляре, да к тому же с вытесненными на ней инициалами владелицы, практически невозможно без тех же печальных последствий.

Но Жюли была решительной девушкой, унаследовавшей от отца мгновенную реакцию, но, увы, не склонность к анализу. Она сломя голову бросилась вслед за пасторальными молодцами.

Десятисантиметровые каблуки не лучшим образом приспособлены к бегу, особенно по брусчатке. Через несколько шагов они подломились и Жюли упала, больно ударившись затылком о мостовую.

Когда сознание начало возвращаться к девушке и она попыталась приоткрыть глаза, ее взору предстал Он. Весь в белом. Брюнет с чуть тронутыми сединой висками. Высокого роста.

Твердый подбородок и черные усы, подчеркивающие линию чувственных губ, завершали мужественный облик рыцаря, явившегося в самый критический момент, чтобы спасти прекрасную даму. Склонившись над девушкой, он повторял:

— Мадемуазель, очнитесь! Мадемуазель, что с вами?

Впрочем, последний вопрос был чисто риторическим, так как ответ недвусмысленно читался на лбу м-ль Мортан в виде огромной шишки, которая быстро набухала и грозила надолго исказить безупречный овал ее лица.

В двух шагах за спиной странствующего рыцаря тихо урчал его верный конь — белый «Мерседес 350».

— Ах! — произнесла Жюли и снова закрыла глаза.

Он поднял ее сильными руками и нежно уложил на заднее сиденье. Затем он внимательно осмотрел место дорожно-транспортного происшествия, подобрал очки, которые даже не разбились, и туфельку со сломанным каблуком.

Верный конь взревел могучим мотором и унес рыцаря и его прекрасную даму в туманную даль, где их следы теряются.

* * *

Если бы м-ль Мортан не потеряла очки при падении, она могла бы разглядеть намечающиеся мешки под глазами своего спасителя, розовые склеротические прожилки на крыльях носа и в уголках глаз — верные признаки неумеренного потребления крепких напитков. Она могла бы заметить бегающий взгляд и резкие повороты головы — выработанный годами навык засекать слежку. Если бы она могла обратить внимание на номер боевого коня, то поняла бы, что белый «мерседес» нанят несколько часов назад в одной из местных контор по прокату автомобилей.

Более внимательный профессиональный наблюдатель сформулировал бы свои выводы примерно так: «Мужчина, рост — 180–182 сантиметра, вес около 75 килограммов, брюнет, виски с сединой, волосы густые, жесткие, телосложение худощавое, крепкое, и т. д. Особые приметы: рубец длиной 1,5 см над правой бровью и шрам на левом бедре от удара ножа. Имя: Педро Арваль, он же Хуан-Мануэль Родригес, он же Луис-Альберто Вальдес. Разыскивается полицией ряда стран Латинской Америки и Европы как торговец живым товаром — поставщик девушек в публичные дома от Рио Гранде на севере до Риу Гранди ду Сул на юге американского континента.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Не дождавшись вечернего звонка от дочери, мсье Мортан поднял на ноги всю полицию Франции. Две недели упорнейших поисков — и полиция смогла обнаружить смутные намеки на следы того, что девушку, якобы похожую на Жюли Мортан, вроде бы видели на пути из Франции в Мексику. Мексиканская полиция этих сведений не подтвердила. Тем не менее мсье Мортан нанял одного из известнейших частных сыщиков, Жерара Компану, и отправил его в Мексику. Компана буквально носом перерыл всю Мексику от Атлантического океана до Тихого и был вынужден признать свое поражение. Сегодня вечером его ждали в офисе мсье Мортана с актом о безоговорочной капитуляции.

Со дня исчезновения Жюли прошло шесть недель. Вот почему Армен Мортан выглядел не лучшим образом, появившись ровно в девять часов у себя в офисе. Опущенные плечи, ссутулившаяся спина, потухший взгляд — все говорило о том, что этого человека постигло большое горе. Богатые тоже плачут.

На девять пятнадцать было назначено заседание совета директоров по вопросу о разделе рынков в Юго-Восточной Азии с ведущими корпорациями Японии и США, и мсье Мортан хотел взять себя в руки и сосредоточиться перед этим важным мероприятием.

Кабинет президента располагался на пятом этаже. Следом за ним в лифт зашел главный психолог фирмы.

— Доброе утро, господин президент.

— Здравствуйте, мсье Мийярд.

— Я бы хотел с вами поговорить.

— Простите, Мийярд, но я не в состоянии сейчас ни о чем разговаривать.

— Это касается вашей дочери, господин президент.

Мортан поднял глаза и с надеждой взглянул на психолога.

— Идемте! — решил он.

Надо сказать, что мсье Мортан был весьма демократичен для акулы капитализма. Поэтому во всех помещениях от общей комнаты младших клерков до зала заседаний совета директоров и кабинета самого президента была установлена одинаковая мебель, отчего штаб-квартира компании напоминала один гигантский мебельный гарнитур. Кроме всего прочего, это позволяло существенно сократить накладные расходы, когда что-то из шкафов или стульев ломалось и требовало ремонта или замены. Вот и сейчас им навстречу попался рабочий хозяйственного отдела (попросту — столяр), который нес на плече стул с отломанной ножкой. Стул был поврежден во время слишком бурного обсуждения итогов последнего тура чемпионата Франции по футболу. «В дни моей молодости мебель была крепче» — невольно подумал мсье Мортан. Проблеск надежды, подаренный главным психологом, несколько оживил его.

— Любезнейший, позвольте вас на одну минутку, — остановил Мийярд рабочего. — Разрешите позаимствовать ваш стул на полчасика.

Изумленный рабочий протянул стул и отломанную ножку главному психологу. «Нет, точно, у этих ученых не все дома! Стул сломанный ему, видите ли, понадобился», — подумал он про себя.

Со стулом наперевес мсье Мийярд решительно направился мимо опешившей секретарши в зал заседаний совета директоров. Мсье Мортан едва поспевал за ним.

— К нам никого не пускать! — бросил он на ходу.

В центре зала стоял большой круглый стол. Вокруг него на равном расстоянии друг от друга были расположены девятнадцать одинаковых стульев — по числу членов совета. Точно такой же стул главный психолог фирмы держал в руках и пытался приладить к нему отломанную ножку. Наконец ему это удалось, и он придвинул двадцатый стул к столу. После этого он слегка передвинул остальные стулья так, чтобы новоприбывший инвалид ничем не выделялся среди своих здоровых собратьев.

Президент с нарастающим удивлением наблюдал за ним. Кажется, в его душе крепла солидарность с пролетариатом. По крайней мере, он начинал разделять взгляды плотника на ученых мужей.

— Господин президент, — как ни в чем не бывало произнес Мийярд, закончив свои манипуляции со стульями, — у нас в бухгалтерии работает служащий, некий Франсуа Перен. Соблаговолите вызвать его сюда.

Мортан нажал клавишу селектора.

— Слушаю вас, господин президент, — раздался голос секретарши.

— Пригласите к нам, пожалуйста, мсье Перена из бухгалтерии, мадемуазель Латур.

— Минуточку! — Последовала короткая пауза, за которой последовало уточнение секретарши: — Мсье Перен поднимается к вам.

— Благодарю вас, Ортанс, — президент отключил связь.

Минут через пять дверь открылась и на пороге появился Франсуа Перен. Это был высокий и, мягко говоря, худощавый блондин лет тридцати — тридцати трех. Шапка вьющихся волос, вопросительно-преданное выражение голубых глаз и сдерживаемая порывистость движений придавали ему сходство с хорошо воспитанным пуделем. На его губах блуждала застенчивая улыбка.

— Доброе утро, господин президент, — вымолвил Франсуа и почему-то покраснел.

— Доброе утро, мсье Перен, — ответил мсье Мортан и замолк, не представляя, что делать дальше.

— Предложите ему сесть, — прошептал на ухо президенту Мийярд.

— Садитесь, пожалуйста, мсье Перен, — сказал президент, начиная что-то понимать.

— Спасибо, — Франсуа сделал пару шагов и остановился: — А куда?

— Куда хотите.

Перен растерялся.

— А вы, господин президент? — выдавил он из себя. В его голове не укладывалось, как это он будет рассиживаться, когда высшие руководители компании, сам господин президент, оставались на ногах.

— Ничего, мы постоим, — успокоил его мсье Мортан.

Франсуа сделал еще шаг и снова замер, затравленно глядя на совершенно круглый стол и стоящие вокруг него двадцать одинаковых стульев. В душе он страшно завидовал буриданову ослу. Тому надо было отдать предпочтение одной из двух одинаковых охапок сена. Всего-то! Задача со стульями была в десять раз труднее.

Постояв в мучительных раздумьях еще минуту и всем своим существом ощущая, что пауза неприлично затягивается, Перен, наконец, решительно шагнул к одному из стульев и двумя руками взялся за его спинку. В последний раз бросив вопросительный взгляд на президента и доктора и получив в ответ поощрительные улыбки, Франсуа поддернул брюки на коленях и опустился на сиденье.

Короткий вскрик, треск ломающегося дерева, глухой удар головы о пол, смягченный густой шевелюрой и ковровым покрытием, и обе ноги мсье Перена вознеслись над столом заседаний, образуя гигантскую букву «V», которая, судя по выражению лица доктора Мийярда, символизировала очередную победу разума над материей.

С пунцовым от стыда лицом Франсуа поднялся с пола. Одной рукой он пытался навести порядок в своем костюме, а другой — вернуть в строй окончательно обезножевшего инвалида.

— Оставьте это, голубчик, — раздался ласковый голос мсье Мортана. — Большое вам спасибо! Можете быть свободны.

Ничего не понимающий Перен поспешил покинуть камеру пыток. Он потянул ручку двери. Дверь не поддалась. Франсуа еще несколько раз дернул ее — и с тем же результатом. Ловушка захлопнулась! Перен повернулся и затравленно посмотрел на своих мучителей.

— Прошу вас, коллега, — доктор Мийярд легко толкнул дверь и она открылась, бесшумно повернувшись на хорошо смазанных петлях. Франсуа Перен на секунду замер, зажмурив глаза и полной грудью вдыхая пьянящий воздух свободы, и быстрым шагом покинул место своего позора.

Психолог затворил дверь и повернулся к президенту:

— Я работаю в вашей компании уже десять лет, господин президент. Вы часто рассказывали мне о своей дочери, и каждый раз это был рассказ о какой-то катастрофе. Ее преследует прямо-таки фатальное невезение. В моей практике не встречалось более невезучей девушки. Я думаю, вы не сомневаетесь, какой стул выбрала бы Жюли, окажись она в подобной ситуации.

Мне было поручено составить психологические портреты сотрудников компании. Просматривая свои записи, я убедился в том, что мсье Перен — это второе издание мадемуазель Мортан. Может быть, моя идея покажется вам абсурдной, но я абсолютно убежден, что единственный способ отыскать вашу дочь — это пустить по ее следу человека, столь же невезучего, как она. Пройдя через те же неприятности и повторив ее приключения, он в конце концов выйдет на ту же орбиту. Если рядом с ним в этот момент окажется профессионал, он спасет их обоих.

— Если речь идет о моей дочери, — задумчиво произнес мсье Мортан, — то мне не покажется абсурдной никакая идея. Вчера я уже к экстрасенсу обращался. Действуйте!

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Надо ли говорить, что совет директоров был немедленно отменен и рынки Юго-Восточной Азии так и остались не поделенными. Вместо этого мадемуазель Латур получила задание срочно разыскать Компану — детектива, который по поручению мсье Мортана вел поиски его пропавшей дочери. Ровно в одиннадцать часов Компана переступил порог кабинета господина президента.

Компана был мужчиной высоченного роста и атлетического сложения. На вид ему можно было дать около сорока лет. Тяжелый квадратный подбородок говорил о твердом характере, а слегка перебитый, «боксерский» нос — о бурно проведенной молодости. И они говорили правду. Пять лет в армии, в частях быстрого реагирования, и столько же — в криминальной полиции позволили Компане приобрести большой жизненный опыт и утратить веру в абстрактные идеалы и человеческие добродетели.

Компана не верил ни в бога, ни в черта, ни в рай, ни в ад. Церковь он посещал лишь затем, чтоб допросить священника или извлечь пулю, застрявшую в иконостасе. Он не верил в приведения, астрологические прогнозы, инопланетян. Он не верил обещаниям экстрасенсов и политиков. И, уж конечно, не верил в судьбу. Он верил лишь в вещественные доказательства и здравый смысл. И не был так уж не прав. Твердое следование этим принципам позволило ему в короткий срок стать одним из самых высокооплачиваемых детективов Франции.

В кабинете президента кроме него самого находился и мсье Мийярд. Представив друг другу детектива и психолога, мсье Мортан предложил последнему самому изложить свою теорию. Компана выслушал доктора с каменным выражением лица, лишь изредка приподнимая правую бровь. Этим он как бы отмечал ключевые моменты предложенной его вниманию научной доктрины.

— Господин президент, — произнес Компана, когда психолог умолк, исчерпав свои аргументы, — мне бы хотелось обсудить все с вами наедине.

Мсье Мийярд покинул кабинет. Президент жестом предложил Компане продолжать.

— Господин президент, вы же разумный человек! Неужели вы действительно верите в эту чушь? Это же бред сивой кобылы. Я не верю в невезение. Я верю своим глазам и своему опыту. Я буквально на четвереньках исползал всю Мексику и, как мне ни горько расписываться в собственной неудаче, я вынужден повторить: никакой надежды найти вашу дочь нет. Примите мои соболезнования.

— Мсье Компана, — тихо произнес президент, — мне бы не хотелось, чтобы вы принимали поспешные решения. Жюли — моя единственная дочь, а доктор Мийярд подарил мне последнюю надежду. Я вас очень прошу продолжить расследование. Вы же ничем не рискуете!

— Я ничем не рискую? А моя репутация? А моя карьера? Да мои коллеги просто поднимут меня на смех, если узнают, что я стал не то что следовать бредням вашего доктора, но даже слушать их. И кроме того, существует профессиональная этика. Все будут говорить, что я вас просто обокрал, воспользовавшись вашим горем.

— Я думаю, — вкрадчиво произнес мсье Мортан, — что никто не будет над вами смеяться, узнав сумму вашего гонорара. Скорее, вам будут завидовать.

Это был первый разумный довод, который Компана услышал с того момента, как переступил порог президентского кабинета. Наверно, Арман Мортан стал великим финансистом не в последнюю очередь потому, что умел убеждать людей, даже не прибегая к помощи профессиональных психологов.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Франсуа Перен сразу согласился принять предложение, сделанное ему самим господином президентом — возглавить поиски мадемуазель Мортан. Он не мог не признать убедительности аргументов мсье Мортана: и официальная полиция, и частные сыщики отнеслись к поискам как к обычному делу, каких через их руки проходят тысячи. Только человек со свежим, не засоренным взглядом сможет распутать этот клубок. В подтверждение приводились классические примеры из Эдгара По и Герберта К. Честертона.

Президент сообщил Перену, что его кандидатура была предложена главным психологом фирмы мсье Мийярдом после тщательного просмотра психологических портретов всех сотрудников фирмы мужского пола — ведь нельзя же доверить столь деликатное дело постороннему человеку. Очень немногие прошли сквозь мелкое сито отбора. Сегодня утром в зале заседаний совета директоров был проведен решающий эксперимент — мсье Перен с честью выдержал экзамен. Он продемонстрировал отличную реакцию и способность не терять присутствие духа в самых неожиданных ситуациях («Согласитесь, мсье Перен, ситуация была для вас неожиданной?»). Поведение мсье Перена произвело на г-на президента такое впечатление, что он даже не стал рассматривать другие кандидатуры, а однозначно остановился на мсье Перене. И если мсье Перен откажется, г-н президент («Можете называть меня просто Арман») будет просто в отчаянье.

Итак, Компана и Перен дали себя уговорить и во второй половине дня уже сидели на заднем сиденье такси, которое везло их в аэропорт Орли. Там они должны были сесть на самолет, который доставит их в Акапулько — крупнейший портовый город на Тихоокеанском побережье Мексики. Именно там были отмечены смутные намеки на следы девушки, которая могла быть, а могла и не быть Жюли Мортан, пропавшей дочерью одного из богатейших людей Франции.

Первую половину пути они молчали. Компана, привыкший полагаться только на себя и работать в одиночку, присматривался к новоиспеченному мастеру сыска и пытался самому себе объяснить, как он дал себя втянуть в это идиотское предприятие. И не находил ответа. Даже неотразимые аргументы мсье Мортана, этого змея-искусителя, уже не казались такими убедительными, как несколько часов назад в его цитадели.

Перен, искоса поглядывая на Компану, решал непростую задачу. Он намечал линию своего поведения в отношениях с помощником. Прежде всего, необходимо установить строгую субординацию и железной рукой пресекать любые попытки своеволия и самодеятельности. Анархия может привести к срыву операции. С другой стороны, нельзя допустить развития у Компаны комплекса неполноценности из-за невыполненного задания. Скорее всего это не вина Компаны, а его беда. В конце концов, не всем же быть Франсуа Перенами. Даже в огромной корпорации мсье Мортана нашелся один-единственный человек, которому по плечу отыскать его дочь.

В итоге Перен решил быть строгим, но демократичным начальником, либеральным, но без амикошонства. Надо использовать сильные стороны своего помощника, его профессиональные навыки. Надо деликатно поправлять его ошибки, стараясь не вызывать у него ощущения ущербности. Для этого следует поручать ему работу, требующую усидчивости и аккуратности, оставляя себе общее стратегическое руководство и принятие решений. «Да, именно так!»— заключил Перен, еще раз пройдясь по своим выкладкам и не найдя в них шероховатостей.

— Я рад работать с вами. Надеюсь, мы найдем общий язык, — обратился он к Компане. Компана бросил на него мрачный взгляд исподлобья и промолчал. Рад он не был, ни на что такое не надеялся, а врать не хотелось.

«Ого! Да парень совсем закомплексован, — подумал Франсуа. — Так можно совсем потерять помощника!»

— Не расстраивайтесь, Компана, — продолжил Перен. — Ну не повезло вам.

Компана вздрогнул.

— Я уверен, что сейчас, когда за дело взялся Франсуа Перен, мы добьемся успеха! — глава предприятия пытался вселить уверенность в своего помощника.

Компана затравленно потянулся за сигаретами.

Перен вспомнил о своем демократизме, достал из кармана спички и чиркнул. Лучший сыщик Франции едва не проглотил сигарету. Осколок серной головки шипя и плюясь искрами, приземлился прямо на его новый шелковый галстук. Галстук вспыхнул, источая аромат паленой курицы.

С трудом потушив пожар, Компана сорвал с себя останки несчастного галантерейного изделия и вышвырнул их в окно. Затем он с облегчением расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и несколько раз вдохнул полной грудью, чтобы успокоиться. Запах горелых перьев заставил его закашляться. Перен смотрел на детектива грустным сочувственным взглядом.

«Началось!» — подумал Компана и крепко выругался. Про себя.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Такси высадило компаньонов у главного входа в аэропорт и укатило.

Компана закинул на плечо ремень спортивной сумки, в которой помещался весь его багаж, и направился к прожорливой пасти, время от времени заглатывавшей очередную порцию пассажиров. Ему предстояло пересечь тротуар шириной метров пятьдесят — шестьдесят, и он очередной раз подивился буйной фантазии архитектора, вынуждавшей сотни людей, груженных чемоданами и баулами, пересекать это расстояние, прежде чем попасть к стойкам регистрации. Впрочем, сам он был опытным путешественником, умевшим собираться за несколько минут и обходиться минимумом вещей.

Компана успел уже отойти метров на двадцать, а Перен все еще примеривался, как половчее схватить оба своих чемодана, сумку и плащ. Вдруг он заметил стоящую неподалеку багажную тележку. Погрузив на нее свои пожитки и перебросив через руку плащ, Перен совсем уже было собрался последовать за своим помощником, как сзади раздался протестующий голос:

— Эй, мсье, это моя тележка!

Франсуа обернулся. Его догонял мужчина на вид лет тридцати. Конкурент уступал Перену в росте сантиметра два, но был значительно плотнее, кряжистей. На первый взгляд он казался даже симпатичным.

— А откуда известно, что она — ваша? На ней что, написано? — возразил Франсуа, используя аргументацию, характерную для всех базаров мира, в переводе на язык Вольтера и Расина.

Услышав первые звуки увертюры, Компана обернулся и, прикинув, что у них есть еще в запасе минут двадцать, занял удобное место в партере, чтобы не пропустить ни одной сцены предстоящего спектакля.

— Я прикатил ее из самого зала ожидания, — заявил претендент.

— Боже ж ты мой! Мне это нравится! — нашелся Франсуа, демонстрируя несомненное родство душ жителей обоих великих городов, некогда управлявшихся дюком де Ришелье. — С тем же успехом я могу сказать, что прикатил ее сюда от самого Пале-Рояля.

Мужчина уже не казался Перену симпатичным.

— Послушайте, что здесь происходит? — вмешался Компана.

— Этот идиот собирается уволочь мою тележку, — пожаловался конкурент.

Перен пронзил его испепеляющим взором, но враг оказался огнеупорным. «Этот простолюдин не понимает человеческих слов. Лобик-то вон какой низенький! Он способен воспринять только грубую физическую силу», — подумал Франсуа.

— Сейчас же возьмите свои слова назад! — в голосе его звенел металл, может быть, даже сталь. — Иначе мне придется познакомить вас с некоторыми приемами карате!

— Кретин! — соперник обладал отменной реакцией.

— Предупреждаю, мсье, вы рискуете здоровьем, а может быть, и жизнью!

Да, несомненно, это была сталь. Суровый звон булата не перепутаешь с нежной мелодией серебряных колокольчиков.

— Остолоп! — словарный запас конкурента, казалось, был неисчерпаем.

«Что я делаю? — молнией вспыхнуло в мозгу Франсуа. — Если я убью или хотя бы покалечу этого недоумка, сбежится полиция, начнутся допросы, протоколы… Самолет улетит, и задание окажется под угрозой. И какой пример я подаю Компане? Нет, надо раздавить этого мужлана морально!»

— Благодарите Бога, что мне не изменила выдержка! — подвел итог полемике Перен и смерил интеллектуального пигмея с ног до головы презрительным взглядом.

Подхватив свой багаж, Франсуа решительным шагом направился к зданию аэропорта. В кильватере за ним следовал Компана, пытаясь на ходу усвоить преподанный ему урок.

— Козел вонючий! — легкий порыв ветерка донес до них предсмертный стон соперника, раздавленного могучим интеллектом Франсуа Перена.

Вряд ли нам следовало бы останавливаться на этом незначительном эпизоде, если бы он не послужил первым звеном той цепи удивительных приключений, которая выпала на долю наших героев.

Итак, Перен и Компана направили свои шаги к аэропорту. До вылета самолета оставалось еще четверть часа. Створки дверей, изготовленных из стекла толщиной в полдюйма, гостеприимно распахивались навстречу каждому, кто, приближаясь к ним, пересекал невидимый луч света, падавший на фотоэлемент, который приводил в действие хитрую автоматику. Это обеспечивало удобства пассажиров, руки которых были заняты поклажей. Кроме того, автоматические двери могли работать круглосуточно и не состояли в профсоюзе.

Хороший урок требует эффектного завершения. Остановившись в метре от входа, Перен обернулся к Компане и, подчеркивая каждое слово, произнес:

— Вы обратили внимание, Компана, как я его срезал?

Компана замер на месте, пытаясь переварить услышанное.

Держа равнение на Компану, Перен сделал еще шаг и со всего размаху налетел на закрытые створки дверей. Автоматика не сработала!



— Автоматика не сработала! — причитал оператор пассажиропотока на входе (а попросту — швейцар), пожилой человек, уже более десяти лет работавший в этой должности. Он помог Компане дотащить бесчувственного Перена до медпункта. В его практике это был первый случай, и он, кажется, поверг старика в состояние шока. — Этого не может быть! Автоматика не сработала!!

Когда жизнерадостно улыбающийся Франсуа, прикладывая к ушибленному месту кусок льда, появился в зале ожидания, Компана нервно мерил шагами расстояние от входных дверей до стойки регистрации.

— Багаж я уже оформил. Посадка заканчивается! Где вас носит?

— Закончена посадка на международный рейс Париж — Акапулько, — произнес хорошо поставленный, но бездушный в своем профессионализме голос.

— Ну вот, дождались! — уныло махнул рукой Компана. — Багаж в Мексике, а мы в Париже.

Перен с удивлением посмотрел на него. Такой пустяк может остановить знаменитого сыщика? Неудивительно, что он вернулся из Мексики с пустыми руками. Мсье Мортан явно зря потратил свои деньги. Ну да ладно! Франсуа Перен взялся сделать из Компаны человека, и он сделает из него человека!

Окинув взглядом зал, Франсуа обнаружил телефон-автомат и решительно направился к нему. Заметив, какой номер набирает его партнер, Компана внутренне похолодел. «Нет, только не это!» — подумал он. Но на табло отправлений против рейса Париж — Акапулько быстро-быстро замелькали буквы. Когда они замерли, на табло вместо слова «Вылетел» красовалось слово «Задержан», подтверждая худшие опасения Компаны.

Из телефонной будки, довольно потирая руки, появился Перен.

— Господин президент приказал вылететь сегодня, и мы вылетим сегодня!

«О, Господи!» — тихо простонал неверующий Компана.

Два часа спустя, когда пассажиры снова заняли свои места в самолете, Перена и Компану пригласили в полицейский участок. Там им выдали по квитанции на их багаж, а также нечто, отдаленно напоминающее разломанный пополам батончик «Сникерса», с которого шрапнельным залпом был частично содран «толстый-толстый слой шоколада». Сквозь рваные пробоины торчали «жареный арахис и мягкая карамель», а также пижама Перена, его носки, бритвенные принадлежности и шнур кипятильника.

Им принесли извинения в самой вежливой форме и сообщили:

— Нам позвонил какой-то идиот и заявил, что на борту самолета заложена бомба с часовым механизмом. Пришлось откладывать рейс и проверять весь багаж. В вашем чемодане, мсье, что-то тикало. Оказалось, что это механическая бритва, но мы были вынуждены распотрошить чемодан. Еще раз примите наши извинения, мсье!

Когда компаньоны покинули участок, на табло издевательски светилась надпись «Вылетел».

Судьбе было угодно, чтобы они добрались в Мексику на следующий день, когда в аэропорту Акапулько дежурила другая смена.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Утро следующего дня выдалось ясным, погожим. Прослушав по радио сводку «Погода всех широт», Компана убедился, что над всей Атлантикой стоит устойчивый антициклон, обещающий безоблачную погоду до самого Акапулько. Он созвонился со знакомым таксистом и заехал за Переном, помог ему сложить все вещи в один чемодан, причем его механическую бритву затолкал к себе в сумку во избежание недоразумений. Перекладывая вещи, Компана особое внимание уделял предметам жужжащим и тикающим, как источникам повышенной опасности.

Соблюдая все мыслимые предосторожности, таксист доставил компаньонов в аэропорт за час до вылета. Здесь, используя свое удостоверение частного детектива, Компана провел Перена через служебный вход, оборудованный обычными, деревянными, дверями. Он сам зарегистрировал багаж и усадил Перена на сиденье. Словом, Компана сделал все, что было в его силах, чтоб исключить пагубное влияние руководителя экспедиции на развитие событий. Он уже убедился, что за Переном тянется шлейф несчастий, но не видел, какую из этого можно извлечь пользу.

Теперь, когда от него больше ничего не зависело, Компана почувствовал себя неуютно. Нет, он не испытывал страха перед полетом — иначе как бы он прослужил пять лет в войсках быстрого реагирования? Однако и ушел он из этих войск из-за того, что привык полагаться только на себя. В самолете он ощущал себя заложником мертвой техники и человеческих слабостей, на которые он никак не мог повлиять. Да еще эта бомба замедленного действия в кресле справа!

Вырулив на взлетную полосу, огромный лайнер замер, раскручивая турбины. Компана заерзал в кресле, устраиваясь поудобнее. «Эге, да парень не в своей тарелке! — подумал Франсуа, бросив короткий взгляд на своего компаньона. — Надо его приободрить. Как-никак, а я несу за него ответственность!»

— Вы любите летать? — обратился он к детективу.

— Не очень, — честно признался Компана.

А я люблю. Сел в кресло, пристегнул ремни, почитал газету — и уже на месте. Намного приятней, чем в поезде. И безопасней, чем на автомобиле. Со мной в самолете никогда ничего не случалось, ни разу.

«Одного раза вполне достаточно!» — подумал Компана и глубже вжался в спинку кресла.

— Правда, когда я последний раз летел на таком же «Дугласе», — продолжал Перен, — он так и не смог взлететь. Пришлось делать второй заход.

Компана судорожно сглотнул слюну. Самолет начал разбег.

— Поехали, — резюмировал Перен, глядя в иллюминатор.

Прошло секунд пятнадцать. Самолет бежал все резвее, слегка вздрагивая на стыках бетонных плит.

— А ничего катится! — констатировал Перен и, чтобы быть объективным до конца, добавил: — Пока.

— Черт побери, почему он не взлетает? — воскликнул Компана спустя еще десять секунд.

— Вы тоже это заметили? — спросил Франсуа невозмутимо, чтоб не подогревать панику.

Компана судорожно вцепился в ручки кресла. Суставы его пальцев побелели.

Тем временем лайнер набрал необходимую скорость, оторвался от земли и, задрав нос, устремился к небесам.

Как это ни обидно, нам больше нечего сказать об этом путешествии, кроме того, что оно строго по расписанию завершилось в аэропорту Акапулько, в тот же день и почти в тот же час, что и началось. По местному времени, естественно.

Очевидно, деструктивное влияние Франсуа Перена не смогло просочиться сквозь герметичную переборку, отделяющую пассажирский салон от пилотской кабины. Сам же Перен провел весь рейс, не оставляя своего кресла и успокаивая Компану рассказами о чрезвычайных ситуациях, из которых ему, конечно же, удавалось выбираться живым и невредимым. При этом он предпочитал кораблекрушения, железнодорожные катастрофы и автомобильные аварии, чтобы продемонстрировать своему партнеру преимущества воздушного транспорта перед любым другим.

Мы не знаем, удалось ли Франсуа вселить в компаньона бодрость духа. Известно лишь, что за все время полета Компана не произнес ни слова жалобы. Он вообще не произнес ни одного слова и только жестом отказался от предложенных ему завтрака, а затем и обеда. Неудобно, согласитесь, со стиснутыми зубами обгладывать куриную ножку.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Почувствовав под ногами твердую почву, Компана быстро пришел в себя. Он даже ощутил в себе достаточно сил, чтобы попробовать проглотить кусочек пиццы и выпить чашечку кофе.

Перен с жаром поддержал это предложение.

Ресторан аэровокзала был в это время почти пуст, только у стойки бара щебетали о чем-то несколько девушек, очевидно туристок или транзитных пассажирок, ждущих своего рейса.

— Две пиццы и две чашечки кофе, — сделал заказ Компана.

— Мне стакан апельсинового сока, пожалуйста, — внес коррективы Перен.

Компана чувствовал себя уже достаточно хорошо, чтобы вновь подвергнуть сомнению теорию доктора Мийярда. Еще свежие воспоминания о приятно проведенном полете и леденящих душу историях Перена только подогревали его критический настрой. Нет, конечно, Перен обладал способностью притягивать к себе все мыслимые и, в особенности, немыслимые несчастья, но каким, черт побери, способом это может навести на след мадемуазель Мортан? Чем дальше от Парижа, тем большей глупостью представлялась Компане авантюра, в которую он позволил себя втянуть.

— Пойду, пожалуй, вымою руки, — сообщил Перен, с интересом разглядывая свой палец, измазанный какой-то местной приправой. Было совершенно непонятно, как приправа из плотно закрытой баночки, к которой Франсуа даже не прикасался, оказалась на его пальце. Баночка, как сфинкс, надежно хранила свою тайну.

«Практика — критерий истины» — пришла в голову Компане оригинальная мысль, и он, не откладывая в долгий ящик, решил экспериментально проверить теорию главного психолога.

Официант принес заказ. Черный кофе издавал восхитительный аромат. Из высокого запотевшего стакана с соком соблазнительно торчала соломинка.

Компана отрезал кусочек пиццы и поднес ко рту. На его лице появилась недовольная гримаса. Похоже, шеф-повар строго придерживался правила: недосол на столе… Детектив протянул руку к солонке и замер. Его осенило.

Воспользовавшись отлучкой своего босса, Компана обернулся к соседнему, пустовавшему в эту минуту, столику и взял с него еще одну солонку. Обе солонки были совершенно одинаковы. Экспериментатор отвернул с одной из них металлическую крышечку так, чтобы она едва держалась на последнем витке резьбы.

— Вам, конечно, пришлось выстоять очередь к умывальнику? — задал отвлекающий вопрос Компана, когда Франсуа вернулся.

— Нет, — ответил Перен, удобно усаживаясь за столик и принимаясь за пиццу. — Старуха-служительница не хотела брать у меня доллары. Песо ей, видите ли, подавай!

На лице Перена отразилась напряженная работа мысли. Что-то было не так. Наконец, он сообразил, что пицца недосолена и потянулся к солонке.

«Уф! — облегченно подумал Компана, увидев, что Франсуа схватился за исправную солонку. — А я-то едва не поверил в эту чушь! Все эти теории о везении-невезении сплошная бредятина!»

— Простите, сеньор! — услышал Перен у себя за спиной и обернулся. Перед ним, слегка наклонившись, стоял круглолицый мексиканец и вежливо улыбался. — Вы не разрешите воспользоваться вашей солонкой? Пицца совершенно не соленая.

Прошла примерно минута, пока Франсуа сообразил, что от него хотят. Свободное владение испанским не относилось к достоинствам Перена. У Компаны даже дыхание перехватило.

— Плиз! — почему-то по-английски ответил Франсуа и, улыбаясь, протянул мексиканцу предмет его вожделений.

— Компана, что с вами? — спросил он и взялся за вторую солонку. Компана молча наблюдал, как Перен покрывает свою пиццу аккуратными белыми барханами и с видимым удовольствием отправляет в рот кусок за куском. Специфический вкус блюда Франсуа, видимо, отнес на счет особенностей латиноамериканской кухни.

— И что же вы собираетесь предпринять дальше? — спросил Компана, переводя дух. — У вас есть какой-нибудь план?

— Собираюсь действовать в классическом ключе, — ответил глава и мозговой центр предприятия.

— Позвольте узнать, что такое «классический ключ»? — в голосе Компаны чувствовался какой-то подтекст.

— Ну это — вживание в среду, поиск следов, допросы свидетелей, — попытался разъяснить свой метод Франсуа тоном, каким преподаватель втолковывает второгоднику теорему Пифагора.

— Какие следы, какие свидетели?! — взорвался Компана. — Я потратил целый месяц, перепахивая эту страну из конца в конец чуть ли не носом! Нет здесь никаких следов! Позвольте вам заметить, что со дня исчезновения мадемуазель Мортан прошло уже сорок два дня. Если вы считаете себя честным человеком, надо кончать эту бодягу и возвращаться в Париж.

— Я считаю себя честным человеком, Компана, — возразил Перен. — Просто вы не знали мадемуазель Жюли, вернее, знали ее только по фотографиям. Это чудесная девушка! Однажды она спасла мне жизнь. Я дал слово найти ее и я не отступлюсь!

— Она спасла вам жизнь?! — изумился Компана.

После суток, проведенных в компании Перена, ему много легче было предположить обратное.

— Да, спасла. Меня чуть не убило током в буфете фирмы.

— Где, где? — буфет всегда представлялся детективу довольно безопасным местом, особенно в плане электрического тока. Нет, конечно, на Сицилии или в Чикаго во времена «сухого закона»… Но в Париже!

— В буфете. Меня дернуло током от кофеварки. Потом кофеварка взорвалась, и меня окатило кипятком, но я этого уже не помню. Буфетчик не мог выбраться из-за стойки, и мадемуазель Жюли не дала мне свариться. Она как раз зашла в буфет за пирожными. С тех пор я не пью кофе. Только сок!

— А что стало с буфетчиком? — поинтересовался Компана, предчувствуя самое худшее.

— Не знаю. Когда я выписался из больницы, там уже работал другой парень.

Компана задумался о печальной судьбе незнакомого буфетчика. Если проклятый психолог окажется прав, и Перен найдет-таки дочь президента, а он, Компана, окажется рядом… Впору завещание составлять. «А мадемуазель Мортан и Перена пригласить в качестве свидетелей» — съехидничал внутренний голос. Сыщик зябко передернул плечами.

— Что с вами, Компана? — жизнерадостно воскликнул Франсуа. — Лучше посмотрите, какие здесь девушки. Вон та, рыженькая, очень даже ничего! — Он взглядом указал на стойку бара.

Девушка как будто почувствовала, что говорят о ней, и смущенно улыбнулась.

Глядя в глаза девушке, Франсуа торжественно поднял бокал с соком, как поднимают в честь прекрасных дам бокал шампанского, и…

— Послушайте, Перен, прекратите этот спектакль! — прошипел Компана.

— Какой шпектакль? Я шебе нош проткнул! — Левой рукой Перен зажимал себе рот и нос, а правой отчаянно шарил по карманам в поисках платка. Как водится, носовой платок оказался в последнем кармане. Из-под сжатых пальцев левой руки торчала соломинка, угодившая в левую ноздрю Франсуа, когда тот поднес к губам свой стакан.

— Где здесь врач?! — вскричал Компана.

Полчаса спустя улыбающийся Перен, как ни в чем не бывало, вышел из амбулатории. В его левой ноздре красовался ватный тампон, придававший его носу пикантную асимметрию. Компана встретил его вопросом:

— Что вы там делали столько времени?

— Ну, мы немного поболтали. Врач попалась такая симпатичная. Я ей рассказал, как врезался в автоматические двери, вчера, в Орли. Мы посмеялись. Она, кстати, вспомнила, что у них тут месяц назад произошел аналогичный случай. Какая-то девушка тоже налетела на автоматические двери. Никто не мог понять, почему они не сработали. Зачем-то вызвали полицию.

Компана резко затормозил. Франсуа по инерции пролетел еще несколько шагов.



— Да, сеньоры, я помню этот случай, — рассказывал сержант в полицейском участке. — Я тогда дежурил. Как раз прибыл самолет из Европы. Нет, сеньоры, не скажу, у меня, знаете ли, с географией…

— Да, сеньор, — подтвердил полицейский, взглянув на фотографию Жюли Мортан, которую Компана извлек из своего бумажника. — Похоже, это она. Но фамилия у нее была другая. Откуда я знаю? Так я же ее паспорт видел! Погодите, лучше я все по порядку расскажу.

— Я тогда на галерее торчал. Знаете, сверху виднее. Я всегда там устраиваюсь, когда рейс прибывает. Около лестницы. Весь зал виден и спуститься можно быстро, если что. Стою я, значит, и за пассажирами наблюдаю. Ну, там, помощь может понадобиться, или физиономию знакомую увижу, — он кивнул на стену, на которой красовались малохудожественные фотопортреты, выполненные анфас и в профиль. Воспитанные на высокой моде парижане обратили внимание на пристрастие фотомоделей к полосатым тканям.

— Я на нее сразу внимание обратил, — продолжал страж порядка. — Она шла как во сне. Я сначала решил, что ее в самолете укачало. С ней мужчина был, он ее под правую руку поддерживал. А на левом плече у нее висела сумочка на длинном ремешке. Так вот, сумочка у нее с плеча свалилась, вещи по всему полу рассыпались, а она даже не заметила. Мужчина заметил. Он их собирать бросился, а она все идет и идет. Пока на двери не налетела. Почему они не сработали — у нас до сих пор никто понять не может.

Ушиблась она, похоже, здорово. На пол упала и лежит, не двигается. Я думаю, ей повезло. Если бы двери сработали, она бы со ступенек загремела, могла руки-ноги переломать. Ну, я, конечно, сразу по рации врача вызвал. Вы, сеньоры, ее видели, она сегодня работает. Мужчина меня услышал, заметил форму, сумку бросил, подхватил девушку на руки, и бежать. На этот раз двери сработали.

Пока я бежал по лестнице, он успел вскочить в автомобиль и скрыться. Автомобиль его ждал. Он подъехал из-за угла с открытой дверцей. Машина даже не остановилась, только слегка притормозила. Я не видел, кто в ней сидел. Стрелять я не решился — кругом было много народу.

— Вы не заметили, какой это был автомобиль? — спросил Компана. — Его марку? Может быть, номер?

— Это был большой черный «додж»-седан, не очень новый. И номер запомнил. Да толку с этого чуть. Его угнали утром и бросили в десятке кварталов отсюда. Наверное, у них была другая машина для подставы.

— А спутника девушки вы не могли бы описать? — задал следующий вопрос Компана, действуя в «классическом ключе». — Так сказать, словесный портрет.

— А чего его описывать? — устало произнес сержант. — Сами смотрите, — он кивком указал на стену, украшенную фотопортретами, — третий слева.

С третьего слева портрета на французов честным взглядом профессионального игрока в покер смотрело худощавое, довольно симпатичное лицо человека лет тридцати с небольшим. Тонкие усики на верхней губе придавали ему сходство то ли с героем-любовником, то ли с опереточным злодеем. Небольшой шрам над правой бровью делал вторую версию более вероятной, а неважно сидящий костюм в широкую черно-белую полоску — и вовсе правдоподобной.

Подпись под портретом гласила:



«РАЗЫСКИВАЕТСЯ!
Педро Арваль,
он же Хуан-Мануэль Родригес,
он же…»



Как бы стесняясь плохо сшитого костюма и компании, в которой он был вынужден пребывать на стене полицейского участка, на второй фотографии Педро Арваль был изображен скромно отвернувшимся вправо.

— И где его можно найти? — загорелся Перен.

— А кто ж его знает? — философски заметил сержант. — Это фото уже лет пять висит.

Увидев огорченное лицо Франсуа, страж порядка сжалился:

— Я бы посоветовал вам обратиться к комиссару Куско из Главного комиссариата. Кажется, дело передано ему. Простите, сеньоры, мне больше нечего сказать. Я всего лишь простой полицейский.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Встреча с комиссаром Куско была назначена на шесть вечера. Впереди был еще почти целый день.

Перен и Компана взяли на прокат автомобиль — Франсуа выбрал огромный почти новый «понтиак» вишневого цвета. На дорогах старушки-Европы таких почти не встретишь. Там предпочитают «рено», «фиат» или «фольксваген». Нет, конечно, многие не отказались бы от «империала» или «олдсмобила», но, знаете ли, проблемы с парковкой, да и бензин нынче дорог… А по бескрайним просторам Нового Света эти бизоны автострад свободно раскатывают, иной раз рядов в шесть, демонстрируя, на что способны триста лошадей под капотом.

Выбор «понтиака», автомобиля «с самой широкой колеей в Америке», Перен обосновал стремлением не уронить достоинство г-на президента в глазах местных властей. Компана только саркастически хмыкнул. Дома, во Франции, полномочный представитель г-на президента поддерживал реноме своего работодателя, раскатывая на «ситроене». Нет, не на том стремительном, напоминающем акулу, лимузине, который подавался к подъезду Елисейского дворца, а на небольшой плоскобокой машине с брезентовым верхом, более известной по всему миру под уважительным названием «консервная банка».

Компаньоны решили стать на якорь в гостинице «Эксельсиор», которую на станции проката автомобилей им охарактеризовали как «вполне приличную». Это означало, что в нее не зазорно приехать на «понтиаке».

Отель «Эксельсиор», сверкающее белизной здание, сочетающее в себе элементы модерна и колониального испанского стиля, живописно расположился на берегу глубокой бухты, соединявшейся с океаном узким проливом. Штормовые океанские волны не добирались сюда, а для любителей серфинга к берегу океана была проложена канатная дорога. И северный и южный берега бухты покрывала буйная тропическая растительность.

— Добрый день, сеньоры! — приветствовал, путешественников любезный портье. — Конечно, найдется! Правда, сейчас большой наплыв. Вы обратили внимание, сколько машин на стоянке? Одну минуточку, сеньоры. Вот, пожалуйста! Есть чудесный номер-люкс с видом на залив. И однокомнатный на первом этаже с окнами на автостоянку. Что вы предпочитаете?

Компана не успел даже рта раскрыть.

— Мне — люкс, — распорядился Перен, — а мой помощник разместится в однокомнатном.

Похоже, он решил создать у господина президента иллюзию, что каникулы его дочери еще продолжаются. У него самого или у его кассиров.

— Простите, сеньор! — почтительно произнес бой, поднимаясь на ноги после того, как Перен, сделав шаг назад, буквально снес тележку с багажом. Он помог сеньору выбраться из-под кучи чемоданов и доковылять до лифта.

Портье, невозмутимый, как английский дворецкий, наблюдал за этой сценой.

— Встретимся за обедом! — обронил Перен прежде, чем двери лифта закрылись.

— Не повезло вашему патрону! — посочувствовал портье, обращаясь к Компане.

— И не говорите!

Осмотрев свой небольшой, но достаточно уютный номер, Компана не очень расстроился. В своей походной жизни он привык ночевать и в отелях, и в палатках, и просто на голой земле. В конце концов, сыщика ноги кормят и днем их в отеле почти не будет. А ночью, вероятно, станет потише. Зато можно будет немного расслабиться — Компана успел убедиться, что разрушительное воздействие Перена сквозь каменные стены не проникает. Разве что весь отель взлетит на воздух. Тьфу, тьфу.

Убедиться в правильности своих расчетов Компана смог уже через полтора часа, когда он, отдохнувший и освеженный, в новой льняной рубашке, сидел в ресторане и с аппетитом уплетал закуску. В дверях появился мрачный Перен. Ни слова не говоря, он уселся за столик, осторожно вытащил соломинку из стакана, залпом выпил сок и принялся ковырять вилкой в тарелке.

— Что случилось, шеф? — спросил Компана.

— Скажите, Компана, у вас в номере есть вода? — вопросом на вопрос ответил руководитель экспедиции.

— Что, что? — не поверил своим ушам его помощник.

— Я спрашиваю, есть ли у вас в номере вода?

— Конечно, есть, — Компана инстинктивно пригладил ладонью свои еще чуть влажные волосы.

— А у меня нет, — уныло протянул Перен. — Ни в ванной, ни в рукомойнике. Я даже душ не смог принять. Сейчас там сантехники ковыряются. Говорят, к вечеру сделают, если не придется стену вскрывать.