ЖЕСТОКОСТЬ

БАРРИ МАРТИН

Верность материнскому завету

28 мая

Никак не могу сказать, чтобы события сегодняшнего дня оказались вполне заурядными и совершенно бесцветными. Достаточно упомянуть хотя бы то, что именно сегодня я совершил первое в своей жизни убийство и теперь просто не нахожу себе места от переполняющей меня гордости. А что, каждый ли может похвастаться подобным достижением?

Чуть позже, когда я восстанавливал в памяти события этого дня, меня всякий раз поражала одна мысль: как же просто все оказалось. В жизни никогда бы никому не поверил, если бы мне кто сказал об этом раньше, — однако так оно и есть. Дело как дело, не труднее любого другого. Как и везде, самое главное здесь — соответствующим образом настроиться, а потом все покатится как по рельсам.

Что касается лично меня, то настраиваться я начал, можно сказать, с самого утра, как только открыл глаза и встал с постели. Правда, после этого пришлось изрядно помучиться в томительном ожидании вечера, когда сгустится темнота и можно будет выйти на улицу в поисках подходящей жертвы. Сразу признаюсь, что эта часть мероприятия оказалась наименее приятной, если не сказать попросту скучной. Ну представьте себе, что это такое: бродить по улицам и подыскивать себе жертву. Или стоять где-нибудь, притаившись в темной подворотне, и постоянно подогревать себя мыслями о том, что, дескать, вот сейчас мимо пройдет кто-то такой, с кем тебе хотелось бы сделать «это». Я так извелся в ожидании подходящего момента, что под конец меня чуть было не стошнило от мучительного напряжения и досады.

Маманя постоянно твердила мне, чтобы я ни в коем случае не имел дела с «такими девицами». Послушать ее, так получается, что девушки вообще создания порочные, греховные и мерзкие, ну а уж «такие» и подавно. Уверен, что маманя, будь она жива и узнай о моих подвигах, стала бы по-настоящему гордиться мной.

По правде сказать, одного-единственного взгляда на эту, с позволения сказать, «девушку» было достаточно, чтобы понять, какое зло, какой порок она собой олицетворяла. Маячит у перекрестка — руки в боки, ресницами искусственными хлоп-хлоп, а сама прямо дымится исходящей от нее скверной.

Да и комнатенка ее тоже оказалась под стать ей самой — такая же дешевая, неприбранная, замызганная какая-то. Точь-в-точь как в кино показывают всякие притоны разврата. Вдобавок ко всему мне пришлось стоять и терпеливо ждать, когда же она наконец разденется, скинет с себя все свои мерзкие причиндалы: блузку, юбку, лифчик, трусики. А потом предстала передо мной в чем мать родила, но с каким вызовом, с какой хлещущей через край наглостью!

Разумеется, я старался не смотреть на нее, пытался отвлечься, но, признаюсь, не получилось. Просто не мог отвести глаз. Наверное, все дело было в ее похотливой развращенности — именно из-за нее я чуть глаза не сломал. Но зато уж потом отыгрался за все свои мучения: подхватил со стула один чулок, и не успела она и слова сказать — куда там закричать или вырваться из моих объятий! — как тут же обмотал его вокруг ее гадкой тонкой шеи.

Знали бы вы, какое непередаваемое чувство восторга испытал я в тот момент, слыша ее бессвязное, хриплое бормотание и продолжая все крепче стискивать удавку. Глаза девицы готовы были выскочить из орбит, а лицо и вовсе чуть было не лопнуло от натуги; язык протиснулся между губами, раздвинул их, вывалился наружу, и с его кончика на подбородок стекла капелька густой слюны.

Ну что ж, дело сделано, теперь уже это грязное создание никогда не сможет заниматься своим мерзким, гнусным, отвратительным ремеслом! Одной шлюхой меньше, вот так!



29 мая

Ночью я спал как убитый, а утром проснулся бодрый, свежий, прекрасно отдохнувший. События минувшего дня позволили мне хорошенько расслабиться, избавиться от лишнего напряжения, которое постепенно скапливалось на протяжении нескольких последних недель. Ну а после второго убийства, которое я совершил не далее как сегодня, самочувствие мое и вовсе стало лучше некуда.

Эту особу я повстречал в пивной. Подыскал себе местечко за столиком в дальнем углу зала, тогда как она устроилась у стойки бара, прямо посередине. Так и сидела — в ярко-красном плаще с огромным черным меховым воротником, резко контрастировавшим с ее обесцвеченными какой-то гадостью, почти белыми волосами, красивой волной уложенными на голове.

Так она там и сидела, беспрестанно вертя головой из стороны в сторону, пока не встретилась со мной взглядом. Я тут же отреагировал, подмигнул ей и словно ненароком вынул из бокового кармана бумажник. Естественно, она тут же заглотнула наживку, и я понял: птичка, можно сказать, в клетке. Лениво соскользнув со своего высокого табурета, она небрежной походкой пересекла бар, подошла к моему столику и неожиданно опустилась рядом со мной, причем настолько близко, почти вплотную ко мне, что я даже невольно вздрогнул. О, если бы она только прикоснулась ко мне, хотя бы кончиком мизинца дотронулась до меня — не знаю, что бы я тогда с ней сделал!

Поговорили мы с ней, впрочем, совсем недолго, потому как она довольно скоро прямо предложила мне пойти к ней домой. Меня словно кипятком окатило — я сразу стал возбужденно предвкушать, как и что я сделаю, едва только доберусь до нее. О, я с ней такое сделаю, такое сотворю — и все это в память о любимой мамане. Пусть старушка лишний раз порадуется, узнав, что я отнюдь не забыл, что она мне столько раз повторяла, о чем без умолку твердила.

Оказавшись у себя в квартире, девица эта не стала зажигать верхний свет, а ограничилась одной свечой, стоявшей рядом с кроватью на туалетном столике. При этом еще сказала, что, как ей показалось, слишком уж я нервничаю, и потому, как ей опять же кажется, будет намного лучше, если «все» произойдет при свечах. Ну надо же, такую чушь спороть. Оказывается, я волнуюсь! Знала бы она, что если я и нервничаю, то исключительно потому, что мне омерзительна сама мысль вообще быть с ней рядом, не говоря уже о том, чтобы заниматься подобными вещами.

В какой-то момент я пожаловался на сильную жажду и, встав с постели, прошел на кухню якобы для того, чтобы налить стакан воды. Едва я там оказался, как тут же увидел на кухонном столе консервный нож. Взяв его и заложив руку за спину, я вернулся в спальню.

Как и первая, эта тоже уже разделась догола и лежала сейчас, бесстыдно раздвинув ноги и легонько поглаживая ладонью нижнюю часть живота, к тому же похабно, совершенно бесстыдно ухмыляясь мне. От пламени свечи по всему ее телу плясали длинные, дрожащие тени, но сама она, похоже, так и не замечала, что у меня в руке что-то зажато — вплоть до того мгновения, когда я, резко замахнувшись, не вонзил лезвие прямо ей в живот.

Признаюсь, что убить человека консервным ножом — дело довольно непростое. Я махал им направо и налево, полосовал, колол, даже чуть ли не рубил ее, и все никак не мог достичь желанной цели, тогда как сама она, естественно, также отнюдь не лежала спокойно, мирно позволяя мне вытворять с ней все, что заблагорассудится. Самое плохое то, что она подняла ужасный крик, а потому мне пришлось удвоить свои усилия, чтобы как можно скорее заставить ее навсегда умолкнуть.

В какой-то момент я наклонился и схватил с туалетного столика горящую свечу, поскольку мне было просто необходимо видеть, что именно я делаю, наслаждаться представшим передо мной зрелищем. Изредка с оплывшей свечи скатывались капли расплавленного воска, падая прямо на ее обнаженное тело, почти полностью исполосованное и залитое кровью. Что и говорить, беспорядок она учинила страшный, все постельное белье сбилось в кучу и вдобавок было покрыто громадными алыми пятнами.

Но вот наконец дело было сделано — она затихла, неподвижно лежа на растерзанной постели, тогда как и мне также пришлось на несколько минут остановиться, чтобы хоть немного отдышаться.

Консервный нож я тут же отнес в кухню. На его крохотном, как мне показалось, лезвии уже начинала медленно подсыхать кровь, однако, как только я подставил его под тугую струю горячей воды, он тут же отмылся и вскоре вновь засверкал как новенький. Положив его на место, где он лежал прежде, я вернулся в спальню, поднял с пола свалившееся в суматохе одеяло, тщательно прикрыл им тело девицы, которая теперь казалась мне одной сплошной кровоточащей раной, оделся и вышел.

Ноги мои буквально подгибались от безумной усталости, хотя душа просто пела, да и в целом я чувствовал себя по-настоящему счастливым от содеянного. И все же хорошо было бы, чтобы завтра мне досталась работенка полегче.



30 мая

Плотно позавтракав, я вышел на улицу, зашел в ближайший хозяйственный магазин, где купил нож с длинным лезвием и моток прочной веревки. Памятуя о неприятностях вчерашнего вечера, я решил на этот раз заранее подготовиться, чтобы, как говорится, во всеоружии встретить свою третью жертву.

Эх, жаль все же, что маманя не может видеть меня таким! Посмотрела бы и полюбовалась на то, с какой лихостью подцепил я ту девицу в кафе — чуть ли не с ходу заклеил ее, разговорил, после чего мы, не тратя времени даром, направились опять же к ней в ее однокомнатную квартиру. Должен признать, что помимо сноровки я уже во многом подготовил себя к тому, что должно было произойти, а потому на душе у меня было уже не так муторно, как в первый раз.

Более того, я даже помог этой девице раздеться: расстегнул ей лифчик, стащил черные нейлоновые чулки. Признаюсь, поначалу меня немного возбудил вид ее нагого тела, ну и всего того-самого, но потом в мозгу снова всплыли слова мамани и я быстро взял себя в руки.

Как только она отвернулась от меня, раскладывая одежду на стуле, я тут же вынул из бокового кармана длинный смотанный кусок веревки, с невероятной скоростью пару раз обмотал им ее тело, в первую очередь стараясь привязать руки, затем толкнул на кровать и в конце концов основательно спеленал ее всю. Потом не поленился, выдернул из собственных брюк широкий ремень и как следует отхлестал ее — по всему телу прошелся, ни одного кусочка тела не оставил без внимания. Уж кто-кто, а я-то не забыл, как порола меня моя маманя, стоило мне допустить хотя бы малейшую провинность. Но что там мои грешки детства и юности в сравнении с этим исчадием ада, воплотившем в себе все пороки и грязь рода человеческого!

Долго махал я так ремнем, аж руку заломило; тело ее к тому времени покрылось широкими, багровыми полосами и пятнами. Поначалу, надо сказать, она тоже пыталась звать на помощь, но уже довольно скоро смекнула, что ей это мало чем поможет, а потому решила сменить пластинку и взмолилась о пощаде. Вот оно, значит, как, пощады захотела! Ну ничего, потерпи, крошка, в аду черти тебя пощадят, а я пока повременю! И потом, с чего это мне жалеть тебя, стерва поганая? Мразь, шлюха! Чем ты лучше тех, что были до тебя, — такая же потаскуха, как и они, ничем не лучше. Я помню, маманя постоянно мне говорила, что все вы на одно лицо, а она понимала толк в людях.

Впрочем, разминка разминкой, а нужно было доводить дело до конца. Ловко выхватив из пиджака нож, я коротко замахнулся и вонзил длинное лезвие в ее поганую плоть. Надо же — прямо в кость угодил. Острая сталь скользнула по ней, чуть съехав вбок, из раны брызнула яркая, алая кровь, струйкой стекая на постельное белье. Я и на сей раз особое внимание сосредоточил на животе — теперь в нем зияла огромная рваная дыра, кое-какие внутренности даже вывалились наружу и тугими, осклизлыми, чуть поблескивающими кольцами свисали вдоль тела.

Легкой работы не получилось и в этот раз. Домой я вернулся вконец вымотанным, буквально выхолощенным. Нет, лукавят те, кто считают, что убийства — это что-то легкое. Лукавят или просто не знают истинного положения вещей. Впрочем, иного мне не дано — дело есть дело и выполнять его надо, как говорится, на совесть. Если не я, то кто же будет этим заниматься, позвольте вас спросить?



31 мая

Ну что ж, избегая однообразия, я решил внести в свою тактику кое-какие изменения. В чем они? А в том, что сегодня вечером я не пойду в город и не стану искать очередную, четвертую по счету жертву.

Только что я прослушал по радио сообщение полицейских властей: оказывается, они ищут таинственного маньяка, который за истекшие трое суток зверски зарезал трех женщин. У меня нет никаких сомнений в том, кого именно они ищут. Ладно, пусть так, но почему эти тупоголовые кретины никак не могут смекнуть, каковы были мотивы моих действий? Или что, я должен в частном порядке объяснять им, что делал все это исключительно ради того, чтобы то общество, частью которого являются и они сами, было избавлено от этих продажных, поганых шлюх?

Ну что ж, не цените меня, и не надо. Больше я к ним и пальцем не прикоснусь, тем более что никакой радости мне это и раньше не доставляло. Тоже мне, очень надо — работать, работать, а взамен слышать одни лишь оскорбления и слова черной неблагодарности. Если и был на земле один-единственный человек, который всегда понимал меня, так это моя маманя. Вот к ней-то я сейчас и отправлюсь.

Нож у меня все тот же, новый, острый, но я для верности еще больше наточил его. Буду теперь надеяться, что в ответственный момент, когда я полосну им по собственному горлу, рука не дрогнет. И обязательно все это время буду молить Бога, чтобы он пощадил меня и не лишил раньше времени сознания — очень хочется успеть до конца прочитать молитву и обратиться с последней мольбой к мамане. Пусть простит меня за то, что, медленно истекая кровью, угасая и видя перед собой лишь сгущающуюся багровую пелену, я оставил этот мир, так и не завершив начатого благородного дела. А ведь она так надеялась, что ее завещание будет непременно выполнено.

АЛЕКС ХЭМИЛТОН

Няни

Мюриэл примерила платье, подобрала украшения, тщательно уложила волосы. И все это время ее ни на минуту не покидала тревожная мысль.

— Если они вскоре не придут, мы не сможем уйти.

— Придут, — с легкостью в голосе проговорил Селвин. — Это не кто-нибудь, а настоящие профессионалы. Такие не подведут.

— Дорого нам обходится эта вечеринка, ты не находишь? Приходится даже людей нанимать, чтобы присмотрели за детьми.

— Все лучше, чем платить натурой, — заметил Селвин. Лежа на спине на широченной кровати, он прикидывал по карте кратчайший путь до места.

Мюриэл повернулась к мужу, хотя и так прекрасно видела его отражение в зеркале перед собой.

— А ты одеваться не собираешься? Или что, хочешь предстать перед ними в полуголом виде?

— Хватит бухтеть, Мю. Галстук, туфли и пиджак — и я готов к встрече любого гостя.

— Но ты даже еще не побрился!

— А что в этом такого? Няни наших детей должны принимать нас такими, какие мы есть.

— Ну надо же, какой эгоист! Что люди скажут. Ты хоть бы подумал о том, что мы доверяем им своих детей. Увидят, какие мы неряхи, и сами так же поведут себя с ними. Нет, ты все-таки законченный эгоист.

— Дорогая, самое важное в человеке — это его «эго».

— Насколько я понимаю, все показать и объяснить им придется опять-таки мне?

— В рекламном объявлении сказано, что они сотни раз занимались подобными вещами. Уверен, что они все носом чуют.

— Кстати, именно этого-то я и побаиваюсь — их носов. Я сама покажу им, куда надо будет их совать.

Селвин выскользнул из постели и подошел к жене, чмокнул ее в плечо и нежно потянул к себе, чтобы поцеловать шею и верхнюю, выпуклую часть груди. Потом сунул кончик носа в ложбинку над крохотным бантиком, соединяющим чашечки бюстгальтера. Она ласково погладила его затылок.

— Дорогой, мне в самом деле надо приготовиться.

Он изменил позу, прижался щекой к ее щеке и посмотрел на их отражение в зеркале.

— У меня пудра на кончике носа, — проговорил он. — Как ты считаешь, эти няни догадаются, откуда она взялась?

В дверь позвонили — Мюриэл от неожиданности вздрогнула.

— Они! О Селвин, я знала, что так и получится! Открой им, а потом возвращайся — застегнешь мне молнию. Пожалуйста, побыстрее, и не забудь обуться, прежде чем откроешь дверь. Селвин! Пиджак!

— Никуда не денутся, — пробормотал Селвин. — Сами же захотели прийти. Наплевать им и на нас, и на то, какие мы. Ведь они же за детьми будут присматривать, а не за нами.

— Ну все равно… — Женщина вздохнула.

До нее донесся голос Селвина, приветствовавшего вошедших. О Боже, что за ужасные вещи он им говорит — впрочем, он всегда был из тех, кому сходит с рук такое, что в устах любого другого показались бы чудовищными. Похоже, он проводил их в гостиную и оставил дверь открытой, поскольку ей были слышны обрывки их разговора, доносящиеся из глубины холла.

— … Немного промочить горло перед началом вечера, а? После этого я сделаю отметины на бутылках, правда, карандашом, так что, если захотите, можете стереть их и прочертить новые. Джин или виски? Правильно, в холодный вечер нет ничего лучше старого-доброго-золотистого-шотландского. Легко отыскали наш дом? Да, сам с трудом нахожу его, особенно когда основательно вмажу. Если проголодаетесь, пожалуйста, начните с консервов, ладно? Баранья нога в морозилке — это наш воскресный обед. Если захотите заняться любовью перед камином, я бы порекомендовал поплотнее притворить дверь, а то сквозняком снести может — у нас шпингалет на форточке сломался, так задувает… Ну вот, отлично. Черт, как хорошо-то!

Их ответы ей слышны не были, и она продолжала отчаянно сражаться с платьем, которое после последней вечеринки вдруг почему-то стало мало. После Марка непросто было сохранить прежний размер, зато Дэвид оказался маленьким алчным обжорой — чуть всю ее не высосал. Впрочем, оба получились первоклассными сыновьями, и все, кто их видел, были от них просто без ума.

Появился Селвин, он держал большой палец вверх.

— Очень приличные люди, — проговорил он. — Можно сказать, хронически симпатичные.

— Да, дорогой, — Мюриэл улыбнулась, — придется тебе застегнуть меня. Село оно, что ли?..

Женщина повернулась спиной, и он послушно взялся за замочек молнии. Тот даже не сдвинулся с места. Тогда он для устойчивости положил ладонь ей на бедро и потянул снова. Результат оказался тот же.

— Что ты там делаешь? — спросила Мюриэл, пытаясь заглянуть себе через плечо.

— Кажется, я нашел прошлогодний снег, — отозвался он, — и прекрати смеяться, а то сейчас лавина обрушится.

— Это ты будь посерьезнее и помоги мне влезть в это чертово платье. Я тоже хочу поговорить с нянями. Нельзя же заставлять их столько ждать.

— Можно, — прошептал он. — Никогда еще не встречал таких хладнокровных нянь.

— Ну ладно, ладно, поняла. Я знаю: они очень умелые и надежные, и я только зря беспокоюсь. И все равно я волнуюсь.

— На то у тебя есть причина, — сказал он. — Я намерен пригласить тебя сегодня на вечеринку и там соблазнить.

— Если вытряхнуть меня из этого платья окажется столь же трудно, как втиснуть в него, я не стану очень уж отчаянно сражаться за свою честь.

Наконец молния сдвинулась с места — за какую-то долю секунды она действительно молнией взметнулась снизу вверх.

— Прямо как пуля просвистела, — испуганно произнес он.

— Ну, слава тебе, Господи, — вздохнула женщина. — А теперь проводи меня туда и тоже налей мне что-нибудь. После таких испытаний мне уже отступать некуда.

Он повертел ее, оглядывая со всех сторон. — Чуть-чуть поправь вырез, — прозвучал его комментарий.

Она поправила платье, пытаясь скрыть краешек бюстгальтера, и беспомощным тоном произнесла:

— Просто меня стало слишком много.

— Тебя никогда не бывает слишком много. Ты выглядишь просто прекрасно!

— Так не хочется никуда уходить!

— Все будет в порядке.

— Селвин, ты, правда, меня любишь?

— Испытай меня! Переступи вот эту полоску на ковре, тогда сама узнаешь.

— Ты просто невыносим! Ну ладно, раз собрались, надо идти. Выключи свет в ванной, хорошо?

— Хорошо, что напомнила. Надо им тоже показать, а то станут делать пи-пи в кухонный шкаф.

— Но они же вроде бы не такие… — произнесла женщина. Чувствовалось, что к ней снова возвращается тревожное чувство.

— Через секунду сама увидишь. Нет, мне и в самом деле кажется, это как раз то, что надо.

И через секунду Мюриэл действительно их увидела. Между пришедшими мужчиной и женщиной было какое-то забавное сходство, что бросалось в глаза, даже когда они стояли со стаканами в руках по обеим сторонам камина. Они стояли и тихо разговаривали, словно обращаясь к огню, а потом разом улыбнулись и шагнули вперед. Мужчина протянул руку, и Мюриэл ощутила странное, хотя и нельзя сказать, чтобы неприятное прикосновение его пальцев. Получалось, что ее как бы приглашали в ее же собственную гостиную. Возможно, из-за некоторого сходства во внешности с Селвином мужчина показался ей симпатичным. Рука у него была сухой и теплой. По его взгляду она поняла, что тоже смотрится отлично.

— Добрый вечер, миссис Чивли, — проговорил мужчина. — В этом месяце вы у нас — самая симпатичная мама.

— Спасибо! И много у вас было мам в этом месяце?

— Достаточно, чтобы делать подобные выводы. Мам в наше время хватает.

— Как и вам работы? Кстати, где вы живете?

— На телефоне. — Это ответила уже женщина. — По нынешним временам это наше постоянное место жительства, правда, дорогой?

Голос у нее был густой, сочный, прямо сироп, в котором плавало взаимное согласие. Мюриэл показалось, что для такого занятия, как сидение с чужими детьми, она слишком нарядно оделась, однако по выражению лица Селвина поняла, что тот счел бы подобное замечание по меньшей мере глупым. Ей даже стало немного неловко от его явно очарованного взгляда.

— Пока мы не поженились, — коротко проговорила Мюриэл, — я тоже так думала. Какое счастье, что наконец-то оторвалась от этой священной детали внутреннего убранства.

— Нет-нет, вы не беспокойтесь, миссис Чивли, мы весь вечер будем находиться рядом с этой священной деталью, а потому звоните нам когда захотите. Некоторые родители, бывает, не вполне доверяют нам, но ничего, мы привыкли.

От Мюриэл не ускользнула ироническая нотка в голосе женщины.

— Мы не из таких, — сказал Селвин. — Раз выходим из дома, значит, выходим.

Низкий, обволакивающий голос мужчины был странно приятен:

— Именно этого бы нам и хотелось.

Селвин чуть ли не зависал над женщиной.

— Мне бы хотелось, чтобы вы чувствовали себя как дома.

— Время так быстро пролетит, — кивнула женщина, — а нам предстоит столько дел.

Оба посмотрели в сторону стоявшего в углу комнаты чемодана.

— Куда бы мы ни поехали, всюду таскаем с собой свои принадлежности, — пояснил мужчина. — Знаете, чтобы чувствовать себя свободнее. Ваш чудесный дом нас полностью устраивает. Как говорится, сверху донизу.

— До самого подвала, надеюсь! — воскликнул Севлин.

— А кстати, чем вы обычно занимаетесь? — поинтересовалась Мюриэл и почувствовала, как от толчка локтем Селвина виски чуть выплеснулось через край стакана.

— Подправляем, увязываем, смешиваем и указываем — в общем, что-то в этом роде, — сказал мужчина. — Мы не признаем в нашей работе никаких компромиссов. Эти последние минуты перед уходом родителей лично мне представляются самыми пикантными. Они создают у меня ощущение некоторой беззаботности, особенно по контрасту с тем, что за этим последует.

— Приходите как-нибудь в свободный вечер, — пробормотал Севлин, по-прежнему не сводя идиотского взгляда с женщины. — Пожалуй, мы и сами сможем тогда неплохо смешаться!

— Уж мы-то такой возможности никогда не упустим, — проговорила женщина и, поворачиваясь к мужчине, добавила: — Какой он милый, ты не находишь?

Селвин не стал дожидаться его ответа.

— Давайте я, по крайней мере, покажу, как управляться с нашим стереоагрегатом. Знаете, так расслабляешься, когда слушаешь его, правда, Мю? В этих вопросах она — моя муза; сама подбирала пластинки. Все что угодно, кроме поп-музыки, поэтому я называю ее набор мю-юзыкой.

— Ты побриться не хочешь? — спросила Мюриэл.

Пока он отсутствовал, она привела детей. Ей хотелось вкратце рассказать няням про их индивидуальные особенности и предостеречь насчет кое-каких маленьких детских шалостей, однако с возвращением Селвина с этой мыслью пришлось расстаться. Кроме того, она как-то вообще не решалась инструктировать эту уверенную в себе, явно решительную женщину, да и не хотелось разыгрывать из себя эдакую курицу — наседку, тем более перед таким очаровательным, представительным мужчиной.

— Вот, подрастут немного, и я снова пойду работать, — сказала она, обращаясь к мужчине, предварительно плотно притворив дверь спальни.

— Очаровательные дети, — произнес мужчина с неподдельным энтузиазмом в голосе, — сами по себе достижение. Когда снова пойдете работать, обязательно вспоминайте их именно такими, какими видите сейчас, — красивыми и здоровыми!

Женщина лишь добавила:

— Я люблю работать с такими детьми. Что хочешь, то и делай с ними.

— Ой, куда там! — рассмеялась Мюриэл.

Ей почему-то захотелось поскорее уйти. Она совершенно не представляла себе, что можно еще сказать, а кроме того, ей казалось, что этой паре тоже не терпится заняться своими делами.

— Пошевеливайся, дорогой, — позвала она Селвина, — пожалуй, нам пора. Начало там в полвосьмого, а дорога неблизкая!

— Не волнуйся! — отозвался Селвин. — Это же все-таки вечеринка, а не Гранд-опера. Что они, дверь у нас перед носом закроют, если чуть опоздаем?

Однако на радость ей он тут же вышел из ванной. Подавляя желание обменяться с сиделками прощальным рукопожатием и поблагодарить их за предстоящие хлопоты, Мюриэл сняла плащ и позволила мужчине поухаживать за ней. Ей даже показалось, что его рука слегка погладила ее по волосам, хотя это так и осталось лишь предположением. Наконец они были готовы, и Севлин что-то пробормотал насчет того, что надо по пути заехать на бензоколонку.

Уже у калитки они обернулись и увидели стоящих в дверях нянь: мужчина обнимал женщину за плечи, оба смотрели им вслед. Стартуя, Селвин чуть было не сорвал сцепление. После того как они отъехали (вполне гладко), Мюриэл сказала:

— Извини, Селвин, за то, что я там болтала. Они и в самом деле прекрасные и вполне надежные люди. Когда ты впервые заговорил о них, я даже не предполагала, что они могут оказаться столь зрелыми и хорошо воспитанными. Всегда думала, что это будут какие-нибудь шалопаи, которым захотелось немного подработать, а потому, естественно, волновалась. Но теперь уже нисколько не волнуюсь.

— В самом деле? Но я все равно выдам им пару звоночков.

— Не надо делать глупостей, дорогой. Такие надежные люди. А если что случится, они нам сами позвонят. Я оставила им телефон.

— Как знать. Однако как только подумаешь о том, что они с головой уйдут в это свое увязывание и смешивание, то невольно начинаешь сомневаться, останется ли у них хоть немного времени на такую ерунду как наши дети.

— Ну что ты, конечно, останется! — сказала Мюриэл и тихонько засмеялась. — А я знаю, в чем дело! Селвин, тебя же насквозь видно — ты просто ревнуешь!

— Ревную?! Да ты что! Чего и кого мне ревновать?

— И все равно я все вижу. Чудесно! Фантастика!

— Мюриэл, ты просто бредишь! Прошу тебя!..

— И позвонить тебе хочется, чтобы их… прервать.

— Прервать? Что прервать?

— Прервать, когда наши няни будут заниматься любовью.

— У тебя только одно на уме! Разве можно на основании только лишь того, что они прекрасно смотрятся, делать вывод, что им взбредет в голову подобная идея? А кроме того, какое мне дело, чем они станут заниматься, лишь бы только с нашими детьми было все в порядке.

— А смешно все-таки, — сказала Мюриэл, наклоняясь вперед, чтобы в свете мелькающих за окнами машины уличных фонарей подправить грим на лице, — что на самом деле так оно и есть, правда ведь? Ведь ты думаешь не столько о том, как они занимаются любовью друг с другом, сколько о том, как они это делают с другими людьми.

— А что, девочка пару раз стрельнула в меня глазами. И я, надо признать, был сражен наповал.

— Дорогой, ничего подобного не было и в помине! Она просто находилась там, и ты попал в зону действия ее лучей. Не подумай, что я собираюсь тебя в чем-то упрекать, однако мне кажется, что едва ли следует называть ее «девочкой» — на самом деле ей не меньше лет, чем мне.

— Старушка, вы для меня все «девочки», если, конечно не совсем уж ни на что не годитесь.

— Ладно, не хочу больше о них думать. Еще чего не хватало — портить себе вечер, ревнуя к каким-то няням. Хватит уже того, чтобы приглядывать за тобой на вечеринке, а то тамошние расфуфыренные дамочки того и гляди в тебя вцепятся.

— Слушай, действительно, хватит этих разговоров о ревности. Если уж говорить о настоящей, подлинной ревности, то она должна была бы исходить от меня, наблюдающего за тем, как ты прямо таяла под взглядом этого хлыща.

— Я таяла?! Ну надо же, какой врун! Ничего я не таяла! Просто мне показалось, что он довольно симпатичный мужчина, вот и все. Но чтобы таять, нет уж, увольте!

— Таяла, показался симпатичным, какое все это имеет значение? Мы что, для этого выбрались из дома, чтобы ссориться из-за такой ерунды?

— А мы и не ссоримся. Просто мы вполне разумно обсуждаем проблему.

— Ссоримся, обсуждаем, какая разница, если мы решили прекратить этот разговор?

— Селвин, я люблю тебя.

— Мю, ты моя королева.

Оказавшись на вечеринке, оба быстро поняли, что она станет наказанием им за их долгое затворничество. Дело в том, что они почти никого там не знали. Спасибо хозяевам — вскоре им удалось перезнакомиться чуть ли не со всеми гостями. Немного поциркулировав по гостиной, Мюриэл пришла к выводу, что собрались преимущественно супружеские пары, и к тому же обнаружила, что не существуй на свете такого понятия как няни, многих из них сейчас бы здесь не было.

В общем, вечер явно удался. Было во всей его атмосфере что-то такое, что настраивало всех на дружеский лад; а кроме того, из всех присутствующих дам у нее были самые очаровательные плечи. Можно сказать, что это была точь-в-точь такая же вечеринка, на которой Мюриэл познакомилась с Селвином, разве что тогда она была не замужем и все беспокоилась, кто же отвезет ее потом домой. Она уже успела познакомиться с несколькими людьми, которые, как ей казалось, могут оказать Селвину значительную помощь в его работе, и немного досадовала на него за то, что он постоянно торчит рядом с телефоном. Наконец Селвин попросил у хозяина разрешения позвонить. Как только он положил трубку на рычаг, Мюриэл незаметно ткнула его локтем в бок. Он с виноватым видом повернулся.

— На западном фронте без перемен, — сказал он.

— Кто ответил?

— Она.

— О!..

— Но ведь кто-то же один из двух должен был ответить.

— Ну ладно, ладно.

— Если хочешь, следующий раз можешь сама позвонить.

— Я думаю, что никому из нас больше не надо звонить.

— Как отец я считаю необходимым обозначить свое присутствие.

— А как бабник ты считаешь необходимым потрепаться с этой особой.

— Мюриэл, сейчас же возьми свои слова обратно.

— Селвин, я беру свои слова обратно.

— Мю, ты самая очаровательная из присутствующих здесь женщин.

— Дорогой, отвези меня домой!

— Но мы же только что пришли!

— Ну тогда не подходи больше к этому проклятому телефону.

В течение часа или около того Селвин именно так и делал. Он даже специально отошел в дальний угол комнаты, и она гордилась им, видя его высокую, статную фигуру в окружении небольшой группы людей, заливавшихся смехом чуть ли не после каждой его фразы. Она понимала, что сейчас он ощущал себя джинном, которого выпустили из бутылки, и даже чувствовала за собой некоторую вину за то, что так долго держала мужа привязанным к дому и детям. Какая-то молоденькая штучка с копной белокурых волос постоянно ошивалась поблизости, чуть ли не терлась о его плечо, и Мюриэл всем сердцем и рассудком пожелала им обоим удачи. По своей натуре Селвин был слишком большим лодырем, чтобы изменять жене, хотя, как послушаешь его, так можно подумать, что он просто не вылезает из чужой постели. Позволяя ему немного пофлиртовать, она знала, что никаких неприятностей от этого у нее не будет. Она всегда без малейшего труда распознавала любые отклонения в его поведении, вроде сегодняшнего застенчивого словесного лобзания с няней. Внезапно Мюриэл помрачнела. Теперь уже она должна была позвонить.

— …Вот потому-то меня так и интересует мнение постороннего человека, — проговорил плотного вида, похожий на плантатора мужчина, с которым она разговаривала, — и мне особенно приятно будет услышать его из ваших прелестных уст.

Мюриэл понятия не имела, о чем он говорит.

— Мне надо… — быстро произнесла она.

— Надо? Что вам надо?

— Действуйте прямиком. — Она увидела, как Селвин отделился от своей группы.

— О Бог ты мой! — воскликнул ее собеседник. — А не крутовато получится, вы не находите? Ведь это же не Китай…

— Извините меня, — проговорила Мюриэл, пробираясь к кучке знакомых, откуда в ее сторону уже давно летели призывные улыбки. К тому моменту, когда ей наконец удалось покинуть и их, Селвин уже разговаривал по телефону. Приятным голосом он объяснял, как обращаться с цветомузыкальной установкой. Заметив подошедшую жену, он сказал:

— Я сам там долго не мог разобраться. Поначалу получалось как в цирке, так что чуть было не отнес ее обратно.

Когда он повесил трубку, Мюриэл спросила:

— О чем это ты там говорил? Зачем им такие подробности?

— О, — беззаботно произнес он, — там что-то напечатано слишком мелким шрифтом. Им захотелось установить в гостиной диапроектор.

— Диапроектор стоит в кабинете, — сказала она, — и я заперла его на ключ.

— Я знаю, — кивнул Селвин, — но я объяснил им, где лежит этот ключ.

— И кто из них на сей раз подошел?

— Да вот, получилось так, что снова эта леди.

— Девочка, женщина, которую мы наняли — вот как получилось, — отрезала Мюриэл, — и раз уж так получилось, то я сейчас же перезвоню ей и скажу, чтобы не прикасалась к ключу.

Она протянула руку к телефону, но Селвин поспешно взял ее под локоть.

— Мюриэл, это будет слишком жестоко.

— Меня это не касается. Я не хочу, чтобы они рылись в моих личных бумагах.

— Не надо говорить ерунду. Не нужны им твои личные бумаги. Извини, что совсем забыл про них.

— Тебе придется встать на колени. И если ты это сделаешь, я обещаю, что вылью этот стакан тебе за воротник.

— Ну ладно, ни на какие колени я вставать не собираюсь, равно как и выслушивать твою глупую болтовню.

— Два сапога пара, — прокомментировала Мюриэл, набирая номер.

Она никак не ожидала, что к телефону подойдет мужчина, и потому мгновенно позабыла всю ту краткую речь, которую собиралась было произнести.

— Прошу извинить меня за беспокойство, — защебетала она. — Я просто подумала… вы же понимаете, как это бывает… очень хотелось узнать, как там у вас дела.

— Восхитительно! — донеслось ей в ответ. — Должен поздравить вас с такими детьми. Они именно таковы, о каких мечтают все няни. На случай, если придется кого-то немного успокоить, мы приготовили теплый пунш. Обычно нас заранее знакомят с детьми, знаете, чтобы не было непредвиденных ситуаций, если они вдруг проснутся и так далее, но коль скоро вы так спешили, мы оставили все как есть. Если они и в самом деле проснутся, я думаю, мы сможем их угомонить.

— Да, это, конечно, наша оплошность. Надо было об этом подумать заранее. Знаете, когда мы жили на старой квартире, вокруг нас было полно людей, соседи там и все прочее, а потому подобных ситуаций не возникало.

— Я вас абсолютно понимаю. Надеюсь, вы прекрасно проводите время.

— Да, вечеринка просто чудесная, спасибо.

— Женщина вашего уровня, миссис Чивли, не должна засиживаться дома.

— Спасибо на добром слове.

— Не надо сторониться веселой компании. Всегда найдется человек, который стоит у вас за спиной и втайне вздыхает о такой женщине, как вы. До свидания.

У нее за спиной и в самом деле стоял Селвин, губы его кривились в ироничной улыбке.

— Ну и как, во всем тебе призналась? — поинтересовался он.

Мюриэл вспыхнула. — Это был он.

— А знаешь, я почему-то подумал, что так оно и будет. Ты просто ласкала трубку, пока ворковала с ним.

— А ты просто свинья, — сказала она. — Селвин, дорогой, познакомь меня вон с теми людьми в углу, с которыми ты только что разговаривал.

— Что, хочешь повеселиться?

— Хочу — с этой самой минуты и до самого конца.

Несколько услышанных по телефону слов подействовали на нее на удивление тонизирующе. Она поймала себя на мысли о том, что, возможно, как-то не так смотрела на вещи и поняла, что достаточно красива и умна, чтобы получить удовольствие от светской беседы. Мюриэл дала себе слово, что больше не будет присматривать за Селвином и постарается сделать так, чтобы тот элегантный и ухоженный пакистанский математик — впрочем, как и другие тоже, — вспомнил, что их уже знакомили. Она довольно демонстративно выставила перед собой пустой бокал и уже через несколько секунд услышала от этого изысканного мужчины предложение наполнить его по ее выбору. Они ходили так по гостиной и постоянно слышали от гостей, что вечеринка явно удалась, причем можно было заметить, что слова эти звучат вполне искренне. Многие говорили, что побыли бы еще, да только вот надо домой спешить, чтобы сменить нянь. Всякий раз, когда возникал вопрос, уходить или оставаться, Чивли решали, что могут немного задержаться — Селвину было сказано по телефону, что если именно так и получится, то они могут приехать когда хотят, поскольку няни пока не вполне справились со своим делом и немного дополнительного времени, проведенного в тишине и комфорте, окажется весьма кстати.

Естественно, когда многие гости уехали, и появилась возможность спокойно поговорить, причем о действительно важных делах, все почувствовали еще большее удовлетворение от вечера. Под конец, когда Мюриэл заметила, что самим хозяевам не терпится поскорее добраться до постели, она решила, что им тоже пора уходить. Ей все же удалось оттащить Селвина от дочери хозяев дома, которая, похоже, вознамерилась было чуть ли не до завтрака общаться со столь «потрясным» гостем ее родителей, после чего Мюриэл в очередной раз объявила, что теперь уже они организуют вечеринку и что у них на примете есть лучшие на свете няни.

— Похоже на то, что я здесь единственное дитя, — нагловато проговорила дочка, — хотя и не собираюсь оставаться дома с какими-то нянями.

— О, это еще как сказать, — проговорила Мюриэл, словно приглашая девушку в чарующую пору зрелости и смакования мужских достоинств. — Если бы тот, что сейчас сидит у нас дома, пришел один, меня бы здесь, пожалуй, не было.

Селвин посмотрел в сторону дочки. — Я бы тоже не возражал встретиться с вами еще раз, — галантно произнес он.

— Так что же вам мешает? — проговорила хозяйка дома. — Мне показалось, что из всех сегодняшних гостей вы были самой чудесной парой. Что бы ни случилось, я теперь всегда буду знать, что вы выступаете одной командой.

— По части взаимного противоборства у нас тоже есть кое-какой опыт, — заметил Селвин. — А сейчас, если не возражаете, я хотел бы сделать еще один звонок. Просто предупредить, что мы выезжаем. А потом пришлю вам чек за пользование телефоном. Вы были очень любезны, и все же мне как-то неловко.

— Ерунда, — проговорил хозяин. — Я тоже прошел через это. Чувствуйте себя как дома.

На сей раз трубку никто не снял. Селвин трижды попытался дозвониться, в последний раз даже обратился за помощью на телефонную станцию.

— Странно, — пробормотал он, — такое ощущение, будто в доме вообще никого нет.

— Что-нибудь не в порядке с линией связи, наверное, — успокоил его хозяин дома. — В такое время суток бывают странности и похлеще. Однажды я тоже пытался дозвониться…

Однако его жена уже подавала плащи и пальто. Вечеринка закончилась.

Уже сидя в машине, Мюриэл сказала мужу:

— Знаешь, дорогой, я что-то немного раскисла. Не надо нам было так засиживаться. А вообще-то я могла бы пробыть там и дольше, мне у них так понравилось, ты пользовался бешеным успехом, я так гордилась тобой, о Бог мой, как кружится голова, а ты уверен, что мы едем по той дороге?

— Да уж, ты, дорогая, определенно раскисла. По твоей фразе сразу видно.

— Просто мне хочется поскорее очутиться дома.

— Скоро очутишься.

Мюриэл чуть задремала, пока машина катила по опустевшим улицам, а потому ей показалось, что он как-то неожиданно резко принялся искать ключи от дома. Она прильнула головой к его плечу.

— Побыстрее, дорогой.

— Ну что ты делаешь, Мю, ты же мне мешаешь в карман залезть. Фу, пьянчужка.

Она тряхнула головой, окончательно приходя в себя, и наблюдала за тем, как он вставляет ключ в замочную скважину.

— Сам пьянчужка, — промурлыкала она. — Если бы ты вздумал соблазнить меня вторично, я бы теперь предварительно хорошенько подумала.

Он выпрямился, чиркая зажигалкой, после чего снова наклонился над дверью. Никогда ей не забыть его взгляда в тот момент, когда он, все так же сгорбившись, с упавшими на лоб черными волосами искоса посмотрел на нее. Затем раздался его голос, в котором прозвучало самое неподдельное изумление, показавшееся ей, однако, совершенной глупостью:

— Ключ не подходит!

— Ну хватит, Селвин. Я слишком устала для таких игр. Ну давай, открывай дверь и пошли поскорее ляжем.

Он снова завозился с ключами.

— Да ведь это же совсем другой замок, — произнес он каким-то странным голосом.

Она приблизилась и взяла его за локоть.

— Что ты хочешь сказать?

Он опять потыкал ключом в дверь, потом пожал плечами и снова проговорил: — Другой замок.

Женщина выхватила у него ключ и попробовала сама.

— Идиот, не замок, а ключ другой! — Теперь и у нее был странный, совсем непривычный голос.

— Ты прекрасно сама знаешь, что с ключом все в порядке, — отозвался он. — Я же им каждый день пользуюсь.

— Ладно, что ты стоишь со своей зажигалкой, как какой-то факельщик. Позвони в дверь.

— Разумеется, сейчас позвоню. Просто не хотелось детей тревожить.

— Ничего, если и потревожишь. Я не собираюсь торчать здесь всю ночь. А утром займись замком. Неужели нельзя заранее позаботиться о таких вещах, а не обнаруживать все, когда уже из дому выйдешь? Нет, правда, Селвин, одна я только забочусь о нашем доме.

— Ну ерунду ты говоришь, сплошную ерунду!

— Не собираюсь я сейчас с тобой спорить. Давай, звони!

— Сама звони. Понятно, ты устала, но уж руку-то поднять сил хватит. А то все лепечет что-то о женской беспомощности!

Женщина разгневанно надавила на кнопку звонка и держала так до тех пор, пока муж не прервал ее.

— Ладно, ладно, хватит уже. Они знают, что это мы, — пробормотал он.

— Как все это унизительно, — сказала Мюриэл.

После долгого ожидания дверь чуть приоткрылась.

В проеме, на фоне слабого розоватого света в прихожей показалось мужское лицо.

— В чем дело? — спросил мужчина.

— Да вот, ключи никак не могу найти, — ответил Селвин. Они оба двинулись было вперед, но дверь не поддалась.

— Я не понимаю… — сказал мужчина.

— Ну ладно, не время для шуток, старина, — проговорил Селвин. — Я понимаю, конечно, мы немного задержались, но вы же сами сказали, что у вас еще оставались какие-то дела, вот мы и не спешили.

— Надеюсь, дети вели себя хорошо? — добавила Мюриэл.

— Довольно странное время вы выбрали для своего визита, — проговорил мужчина. — А вы часом не ошиблись домом? Кроме меня и моей жены, в доме никого нет.

Дверь уже начала было закрываться, но Селвин резко подался вперед и надавил на нее плечом. Она чуть приоткрылась, но образовавшийся проем все равно не позволял ему пройти внутрь.

До лица мужчины было не более пятнадцати сантиметров, когда Селвин произнес:

— Знаете, старина, мы порядком устали и совсем не настроены шутки шутить или забавляться. Если вы немного сдвинетесь в сторону, то мы смогли бы войти.

— Пожалуйста, — как-то жалостливо проговорила Мюриэл.

— Какие к черту «пожалуйста»? — возразил Селвин. — Мы входим и все.