Кэтти Уильямс

Случайное знакомство

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Дождь лил как из ведра. Одежда становилась все тяжелее и тяжелее, впитывая в себя потоки воды, низвергавшиеся с небес. Войдя в автобус, Лиза Фримен поплотнее запахнула свое толстое синее пальто, мечтая, чтобы произошло чудо и на ней вместо насквозь промокшей одежды был легкий непромокаемый плащ.

Ей хотелось оказаться сейчас в такси, несущемся в аэропорт, а не стоять тут, в автобусе, который опаздывал, и, нервно глядя каждые пять минут на часы, повторять, что она уже точно не успеет на самолет. Сейчас будущее казалось ей еще более туманным, чем когда она выскочила под дождь без зонта и шляпы, с одним чемоданчиком в руке.

Лиза со злостью поставила чемодан на пол и, наверное, уже в сотый раз взглянула на часы. Потерев уставшую руку, девушка попыталась успокоить себя мыслью, что скоро улетит от этой ужасной погоды. Там, куда она направлялась, всегда светит солнце — так по крайней мере уверяли синоптики. В Испании, как она прочла в газете, тепло и солнечно. Жары, конечно, ожидать не стоило — все-таки январь, но там наверняка гораздо теплее, чей в промозглой Англии с ее бесконечным дождем, перемежающимся снегом, с небом, затянутым беспросветными тучами, с ветрами и с таким же унылым прогнозом еще на пару месяцев.

Сквозь пелену дождя смутно замаячило здание аэровокзала, и Лиза почувствовала, как ее волнение нарастает. Она еще ни разу не выезжала за границу. Раньше она и мечтать не могла о том, чтобы уехать на праздники из страны. Да ей и в голову не приходила подобная мысль. Все свое детство Лиза провела в дороге — отец постоянно менял работу. Жили они в самых дешевых квартирах, но едва жизнь начинала налаживаться, как они снова срывались с места.

Бесконечные переезды не раздражали ее — по крайней мере с тех пор, как она стала старше и поняла, что друзья — это просто друзья, а полагаться в жизни можно только на себя.

Родители ее умерли, но полное перемен детство упорно продолжало напоминать о себе. Последние три года она жила в хорошей, уютной квартире, и все это время ей не давали покоя мысли о других странах, о других людях.

Тем не менее до сегодняшнего дня, все свои двадцать четыре года, несмотря на то что заграничные поездки не считаются чем-то из ряда вон выходящим и стоят относительно недорого, она еще ни разу никуда не выезжала, предпочитая тратить деньги, заработанные тяжелым трудом, на родине.

Каждый день в течение последних трех лет Лиза говорила себе, что ей нравится ее теперешняя жизнь, — и все-таки продолжала хранить красочные брошюры туристических фирм, обещающих сказочный отдых на Средиземном море или Сейшельских островах. Да, в глубине души она мечтала побывать за границей, увидеть другие страны, но не могла себе этого позволить — цены были слишком высокими в сравнении с ее весьма скромной зарплатой.

И Лиза продолжала мечтать, прекрасно понимая, что вряд ли когда-нибудь сможет поехать на Сейшелы и тому подобное. Разглядывала красочные проспекты с пленительными пейзажами и грустно вздыхала. Средиземное море тоже выходило за рамки ее возможностей — она тщательно все просчитала, скрупулезно взвесила все «за» и «против» и все равно была вынуждена отказаться. Но зато она могла себе позволить провести две недели в Коста-дель-Соль. Дело оставалось только за автомобилем.

На своем автомобиле Лиза ездила уже три года, и ей всегда казалось, что расходы на ремонт машины слишком велики, она могла оплачивать ремонтные работы только благодаря жесткой экономии. Но все же автомобиль символизировал ее принадлежность к определенному слою общества. Лиза подозревала, что почти все поломки происходят по ее вине, и после долгих размышлений решила, что лучше ей продать машину и устроить себе столь желанные двухнедельные каникулы за границей.

Все эти воспоминания нахлынули сейчас на нее совсем не вовремя — надо было спешить.

Лиза подняла чемодан, ставший почему-то более тяжелым, чем несколько минут назад, и еще раз вспомнила о конверте, оказавшемся в ее почтовом ящике три месяца тому назад.

Она, Лиза Фримен, не избалованная жизнью, вдруг выиграла путешествие за границу, и сейчас страшно волновалась.

Задумчиво улыбаясь, она сошла на мостовую, глядя на огромное здание, которое сквозь завесу дождя выглядело расплывчато. И в этот момент произошло то, что совершенно изменило ход событий.

Как случилось, что она оказалась на мокрой дороге? Может, она, занятая своими мыслями, не заметила машины? А водитель из-за дождя не увидел ее?

Как при замедленной съемке, в мозгу запечатлелся несущийся на нее автомобиль. Водитель заметил Лизу, когда оставалось меньше метра, с криком нажал на тормоза и резко свернул в сторону, но все же задел ее…

Девушка лежала на земле и не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой, но думала только о том, что долгожданных каникул в солнечной Испании не будет. С раннего утра она дрожала в предвкушении предстоящего путешествия — и вот теперь все сорвалось. Ей даже не приходила в голову мысль, что она счастливица, поскольку осталась в живых.

У Лизы жутко болела нога, и пульсирующая боль заставляла ее скрипеть зубами, но невыносимее всего были мысли о самолете, взмывающем в небо и улетающем в солнечную страну — без нее. Все пассажиры уже сидят в самолете — все, кроме нее, лежащей на земле, да еще и со сломанной ногой. Даже если нога не сломана, ходить она сможет еще нескоро.

Девушка застонала, увидев, что вокруг уже собралась толпа и что ее чемодан раскрылся, выставив на всеобщее обозрение насквозь промокшие вещи.

— Я вызвал «скорую помощь» по мобильному телефону, — внезапно услышала Лиза рядом с собой. — Так что через несколько минут подъедет врач.

Толпа любопытствующих зашевелилась, услышав это. Подошедший мужчина, резко и властно махнув рукой, предложил всем разойтись. Властности ему было не занимать, и через минуту толпа рассеялась.

Лиза взглянула на него. У незнакомца были черные волосы, намокшие под дождем и прилипшие к лицу, но его это, по всей видимости, не беспокоило. Выражение лица мужчины было дерзким и агрессивным. Этого вполне хватило, чтобы быстро разогнать всех любопытных.

Мужчина посмотрел на Лизу, и девушка в этот краткий миг поняла, что у незнакомца мужественное и удивительное лицо. Черты у него были резкими, глаза голубыми, а пристальный взгляд выдавал человека, рожденного повелевать.

— Вы служитель аэропорта? — слабым голосом проговорила Лиза, и уголки его губ изогнулись в еле заметной улыбке.

— А что, я похож на работника аэропорта?

Надо же, у него еще и прекрасный голос, подумала девушка, глубокий, ленивый, с насмешливым оттенком, придающий ему какой-то особенный шарм.

Послышалась сирена «скорой помощи», спешащей к ним.

— Я думала, они вовсе не приедут, — со слабой усмешкой произнесла Лиза, уже не вспоминая о пропавшем отдыхе, а считая секунды до того момента, когда же ей сделают долгожданный укол, который снимет эту невыносимую боль. — Или же они повстречали по дороге еще нескольких таких же несчастных, как я.

Мужчина, все еще нависавший над ней как скала, засмеялся. Он явно не работник аэропорта. Как она могла сморозить такую глупость? Стоит только посмотреть на его дорогой серый костюм, виднеющийся из-под распахнутого пальто, — это вовсе не униформа простого служащего. А у него довольно приятный смех, подумала девушка, закрывая глаза и чувствуя, что теряет от боли сознание. Добрый, низкий, искренний. Или же ей просто привиделось, что он смеется? Ведь от боли бывают галлюцинации, или нет?

Немного позже она услышала неясные, как сквозь туман, голоса, почувствовала, как кто-то осторожно осматривает ее ногу — но прикасается настолько умело, что почти не причиняет боли. Ей сделали обезболивающий укол, осторожно положили на носилки и понесли к «скорой помощи» — и это было последнее, что помнила Лиза.

Очнулась она уже в кровати, в небольшой комнате, и как только она открыла глаза, врач сунул ей в рот градусник.

— Я доктор Салливан, — улыбаясь, сказал мужчина. Медсестра, стоявшая рядом, вытащила градусник изо рта Лизы, взглянула на него и так энергично встряхнула, что Лиза почувствовала себя еще хуже. — Вы помните, как попали сюда?

Девушка заставила себя оторваться от лицезрения энергичной медсестры, что-то бойко записывающей, и сосредоточиться на вопросе доктора.

— Меня сбила машина, — с вялой улыбкой ответила она. А за компанию и мой чемодан, хотела было добавить она, но при одной мысли о чемодане в ней всколыхнулась горечь о пропавшем отдыхе за границей.

— И в результате — перелом ноги, — сказал врач, — да к тому же многочисленные ушибы. Но вам еще крупно повезло, что так легко отделались.

— Мне бы крупно повезло, если бы это случилось не сейчас, а на пару недель позже, — хмуро, но совершенно серьезно ответила Лиза, и молодой врач, непонимающе взглянув на нее, произнес как можно мягче и ласковее:

— Ну разумеется, моя дорогая, разумеется… — И, нервно посмотрев на часы, затараторил: — К несчастью, это произошло сегодня. Вам придется провести у нас пару недель, пока не пройдет слабость и не срастется кость. Медсестра вам покажет все, что нужно, а я забегу к вам попозже.

Медсестра сухо улыбнулась и, как только врач ушел, шумно поправила постель, показала, где находится кнопка вызова, как выключать свет, пододвинула пульт управления телевизором и, уже стоя в дверях, сказала:

— К вам посетитель. Пригласить его войти?

— Посетитель? Кто?

— Наверное, ваш молодой человек. Он доехал с вами до больницы и ждет, когда вы сможете его принять.

Лиза хотела бы задать медсестре еще несколько вопросов — в частности, куда делся ее чемодан, который она видела в последний раз на дороге, где он валялся раскрытый, а все вещи мокли под дождем, — но та уже ушла. Зато вместо нее в палату вошел мужчина, оставшийся с ней тогда до приезда «скорой помощи». Видимо, он и есть посетитель. Тот самый человек, которого Лиза очень хорошо запомнила, но имени которого не знала.

Когда незнакомец вошел и аккуратно закрыл за собой дверь, девушка почувствовала, как волна радости охватила ее. Но еще она почувствовала странное смущение, да и язык вдобавок отказывался повиноваться.

Как все это глупо! — изумилась Лиза. Я же взрослая женщина. И давно уже не ребенок, мотающийся с родителями по всей стране, не неуклюжий подросток, без какого-либо сексуального опыта, не юная девушка, самая скромная из своих сверстниц, беспрестанно хихикающих и стреляющих глазками в сторону понравившегося мальчика. Произнеся мысленно этот бурный монолог, Лиза почувствовала себя лучше.

Девушка украдкой рассматривала своего посетителя, пока он подтаскивал один-единственный стул к постели. Удобно усевшись, он не менее внимательно оглядел Лизу.

— Хотя мы и не были представлены друг другу, это не помешало нам разговаривать несколько часов назад, не так ли? — сказал он, и его голос был именно таким, каким она его запомнила. Глубокий, поневоле привлекающий внимание собеседника. Завораживающий, одним словом. — Как вы себя чувствуете?

И одежда, и волосы незнакомца были абсолютно сухими. А какие у него были длинные, черные ресницы! Он снял пиджак и жилет, а рукава белой рубашки закатал до локтей, так что Лизе хорошо были видны его сильные руки с завитками темных волос.

— Прекрасно, — промямлила Лиза. — Вот только ходить некоторое время не смогу, но думаю, что скоро буду в норме.

— Кстати, меня зовут Энгус Гамильтон, — улыбнувшись, он протянул ей руку. Лиза тоже протянула руку, но, едва коснувшись его теплой кожи, почувствовала нечто похожее на слабый удар током и поспешила убрать руку обратно под накрахмаленную простыню.

— Лиза Фримен, — заливаясь краской, ответила она. — Медсестра сказала, что вы приехали в больницу вместе со мной… Не стоило так беспокоиться, в самом деле.

— Нет, я должен был приехать. — Энгус пытался поудобнее устроиться на стуле, который был слишком мал для него. — Понимаете, вас сбил мой шофер. Вы слишком поздно увидели друг друга. Вы в шоке не смогли сдвинуться с места, а шофер хоть и затормозил, но все же задел вас. Вот и вся история. — Во время рассказа Энгус не сводил с Лизы пристальных голубых глаз.

— Да… — вздохнула девушка. — Надо было идти по пешеходному переходу, — честно признала она. — Но я страшно спешила. — При воспоминании о столь желанном отпуске и лихорадочных сборах ком подступил к горлу. — Вы случайно не знаете, что стало с моим чемоданом?

— Я собрал все вещи и отдал их медсестре. Вы спешили на самолет?

— Да, я ехала на отдых. — Лиза всегда считала себя выдержанным человеком, но сейчас не смогла удержаться, и слезы брызнули у нее из глаз.

— Мне действительно очень жаль. — И, к еще большему смущению Лизы, Энгус протянул ей чистый носовой платок. — Я не знаю, что делают в подобных ситуациях, но, разумеется, постараюсь как-нибудь искупить свою вину. Я уже заплатил за ваше пребывание в больнице и, конечно же, возмещу ту сумму, которую вы заплатили за отдых.

— В-вы заплатили за мое лечение? — запинаясь, переспросила Лиза.

— Да, и за отдельную палату.

— Но в этом нет необходимости! — Лиза ошеломленно посмотрела на Энгуса — даже плата за общую палату в больнице была довольно высокой, а что уж тут говорить об отдельной?

— Это самое малое, что я мог сделать для вас, — нахмурившись, пояснил Энгус.

— Нет, это уже слишком, — упрямо продолжала девушка. — Я не могу позволить вам платить за несчастный случай, раз он произошел отчасти по моей вине, а отчасти по вине разверзшихся в неподходящее время небес! — Хотя если быть честной, то виновата она, а не погода — надо же смотреть, куда идешь, а не витать в облаках. Лиза вздрогнула при воспоминании о случившемся.

— Не глупите, — продолжал уговаривать ее Энгус, рассерженный и сбитый с толку упорством девушки.

— Я в самом деле не возьму у вас денег.

— А как же испорченный отдых?

Лиза тяжело вздохнула, представив себя нежащейся в ласковой водичке шикарного бассейна. Но обмануть этого человека, как и любого другого, она не могла.

— Я выиграла поездку. Увидела в журнале объявление о конкурсе, послала письмо — и выиграла! Так что не думайте, что я заплатила деньги за этот тур.

— Так вы в самом деле выиграли путешествие? — В его голосе послышалось такое изумление, будто он в жизни не слыхал о том, что можно что-то выиграть.

— Я не могу позволить себе купить путевку! — В голосе Лизы одновременно прозвучали вызов и обвинение.

Девушка еще раз внимательно посмотрела на мужчину, но уже не на фигуру, а на одежду, ботинки, часы, и поняла, что платят ему, чем бы он ни занимался, очень даже неплохо. От него буквально веяло не просто достатком, а богатством. Он явно был не из ее социального круга, ни даже из того, куда Лиза мечтала попасть. Он был рожден, чтобы повелевать. И Лиза интуитивно поняла, что надо бы вести себя с ним повежливее.

— Тем более вы должны…

— В любом случае я не приму от вас деньги! Я сама виновата в случившемся и почувствую себя мошенницей, если возьму хоть пенс.

— Ради всего святого, я могу себе это позволить! — Он начал смотреть на нее как на не совсем нормальную. — Так что у вас нет причин чувствовать себя «мошенницей»!

— Я повторяю еще раз: нет!

— Вы всегда так упрямы? — устало вздохнул Энгус. — Знаете, вы первый человек, который не просто отказывается взять деньги, а буквально швыряет их мне в лицо.

Мужчина улыбнулся, и улыбка была столь обаятельна, что Лиза почувствовала легкое головокружение. И как только она умудрилась встретить такого потрясающего мужчину? И почему он так опьяняюще действует на нее? Или же это действие болеутоляющих, которыми ее напичкали? Видимо, из-за лекарств она не могла сосредоточиться, да и лицо Энгуса видела расплывчато. Немного поморгав, Лиза вновь посмотрела на него, но дышать было по-прежнему трудно, как будто что-то тяжелое положили ей на грудь. Доктор сказал, что много ушибов…

— Вы работаете? — По всей видимости, его любопытство еще не иссякло. — У вас оплачиваемый отпуск или нет? Сможете вы еще раз взять отпуск в этом году?

— Может, я и упряма, — язвительно пробормотала Лиза, — но точно не такая любопытная, как вы!

— Все люди такие, — не сдавался Энгус, глядя на девушку со странной смесью удивления и уважения.

— Да-а? В каком же мире, скажите на милость, вы живете! Все люди там страшно любопытны, да к тому же буквально силой навязывают деньги ни за что ни про что, причем совершенно незнакомым людям.

Энгус взглянул на Лизу с таким изумлением, что она покраснела, сильно смутившись. Она снова почувствовала себя четырнадцатилетней девчонкой в школьной форме, с волнением ждущей своего первого свидания в надежде, что ОН не заметит коробок, стоящих в крошечной гостиной и еще только наполовину распакованных, заверит ее, Лизу, что она потрясающая красотка, хотя зеркало неумолимо твердит, что она совсем не красавица, а просто угловатый «гадкий утенок». Она всегда была робкой и сдержанной, и уверенности в своих силах в ней не было ни капли. Правда, за последние годы она сумела придать себе видимость решительной и уверенной женщины. Но сейчас этот образ разрушился под влиянием Энгуса.

— Вы смеетесь надо мной, правда? — обиженно спросила она.

— Смеюсь над вами? — Темные брови мужчины сошлись на переносице. — Ну что вы. Просто у вас такие замечательные принципы. Вами можно только восхищаться.

Нет, все же Энгус смеется над ней. Наверняка он думает, что она неуклюжая наивная простушка и Бог знает, что взбредет ей в голову в следующий миг.

— Итак, — как можно спокойнее произнесла Лиза, — отвечаю на ваши вопросы: да, я работаю; этот оплаченный отпуск собиралась провести за границей; следующий отпуск у меня будет только в будущем году и, если вам уж так интересна моя жизнь, я ни разу не была в других странах.

— Вы ни разу не выезжали из Англии? — недоверчиво переспросил Энгус, и Лиза моментально ощетинилась.

— Угу. А вы что, плохо слышите? — довольно резко поинтересовалась она.

— Сейчас я хорошо расслышал вас, — в тон ей ответил Энгус. Он посмотрел на нее так, как будто она была самым странным существом, не имеющим себе подобных в этом мире и отстаивающим свои принципы даже ценой жизни. Ему нравилось в ней все — даже то, как она запиналась от волнения.

— М-мои родители очень много ездили по стране… Папа не мог… он не мог долго жить в одном месте… и мама… мама тоже… Они… они говорили, что жизнь… жизнь — это движение. Теперь вы понимаете…

— Но ведь не всегда то, что хорошо для них, хорошо и для ребенка. Тем более вы были у них единственным ребенком, так? Или у вас есть братья и сестры?

— Нет… Но у меня были замечательные родители! — пылко воскликнула Лиза. Она действительно так считала. Разве что они были немного беспечными — к такому выводу она пришла, когда повзрослела, — но все же добрыми и ласковыми. К тому же она появилась, когда родители уже и мечтать не смели о ребенке — им было за сорок.

— И вот их последовательница, юная покорительница новых земель, не успев покинуть родную страну, оказалась в больнице, — сочувственно покачал головой Энгус, внезапно отклонившись от темы и совершенно сбив этим Лизу с толку.

— Я думаю, это вмешалась судьба, желая сказать мне что-то, — заключила она со слабой улыбкой.

За окнами сгустилась ночь — темная, холодная, беззвездная. Яркий свет электрической лампочки лишь подчеркивал совершенные черты лица Энгуса. Глядя на него, девушка забеспокоилась, как же выглядит она сама. Доктор сказал, что у нее хватает синяков, так что, скорее всего, на ее лице все цвета радуги, а высохшие, но не расчесанные волосы напоминают космы ведьмы.

Лиза страшно смутилась. Подобное уже происходило с ней в юности, когда после просмотра любимого фильма она безуспешно пыталась причесаться и накраситься так, как главная героиня, и очень страдала, поскольку у нее ничего не получалось.

Но сейчас Лиза не могла припомнить, когда же она последний раз занималась своей внешностью. Глядя в зеркало, она мечтала увидеть в нем высокую, пышногрудую блондинку. В ранней юности она была слишком неуклюжей и робкой и, став женщиной, так и не сумела преодолеть неуверенности в себе.

Теперь, лежа на больничной койке, Лиза чувствовала себя очень некрасивой. Слишком бледной, с самым обычным лицом, без малейшего намека на красоту или чувственность, с заурядными каштановыми волосами, с фигурой, лишенной привлекательных выпуклостей.

— А где именно вы работаете? — не унимался Энгус.

— Вам действительно интересно? Кстати, а вы не думаете, что находитесь здесь уже слишком долго? Вы случайно никуда не торопитесь?

— Ну вы и упрямы! — выдохнул он, откидываясь на спинку стула и закладывая руки за голову. — И как любите поспорить!

Любит спорить? Она? Да она в жизни ни с кем не препиралась! Всегда предпочитала отойти в сторону и уже оттуда наблюдать за яростными дебатами других.

— К вашему сведению, я никогда не замечала за собой ни упрямства, ни особой любви к спорам! — язвительно сообщила Лиза, но тут же вспомнила о своем решении быть повежливее и немного сбавила тон: — Я просто хотела сказать, что вы не должны чувствовать себя обязанным сидеть здесь и болтать со мной из-за того, что ваш шофер сбил меня.

— Заверяю вас, я никогда не делаю того, чего мне не хочется, — сухо проинформировал ее Энгус. — Не в моих правилах общаться с людьми, которые мне неинтересны, так что можете не сомневаться в моей искренности.

— В общем, я работаю в питомнике[1].

— Присматриваете за оравой кричащих и ревущих малышей? — В его голосе прозвучало что-то такое, что заставило Лизу задуматься, женат ли Энгус. Скорее всего, нет. После его немного пренебрежительного отзыва о детях она почти уверилась, что детей у него нет, иначе он не говорил бы о них так. Да он и не производил впечатления женатого мужчины — слишком уж суровый и прямолинейный.

— Дети плачут, только когда больны или ушиблись, — как можно спокойнее ответила Лиза. — А я работаю в питомнике «Любители цветов», если уж вам так интересно.

Да, ей еще надо бы не позабыть позвонить Полу и рассказать, что произошло. Его эта новость сильно расстроит. Он так радовался за нее, когда она выиграла поездку. Пол всегда говорил, что она слишком много работает, но ей нравилось возиться с растениями. Если бы она не оставила школу в семнадцать лет, то вполне могла бы поступить в университет и заняться ботаникой.

— А где работаете вы? — поинтересовалась Лиза.

— В рекламном агентстве «Гамильтон Скотт».

— О, как интересно! — изобразила вежливую улыбку Лиза. — А чем именно вы занимаетесь?

— «Вам действительно интересно?» — передразнил ее Энгус — «Вы не должны чувствовать себя обязанной болтать со мной!» — Он улыбнулся, видя ее реакцию. — А вы знаете, что выглядите очаровательно, когда смущаетесь?

Ярко-голубые глаза Энгуса остановились на лице девушки, и Лиза не знала, что ответить. Она не привыкла флиртовать — а это был откровенный флирт — и растерялась. К тому же между ними такая разница — он работает в рекламном агентстве, в столь интересной области, а она — в питомнике, весь день копается в земле и компосте, одетая в грубый рабочий комбинезон, с небрежно подколотыми волосами.

— Мне принадлежит компания «Гамильтон Скотт», — как бы между прочим сказал Энгус. — Отец основал ее, но после ряда неудачных проектов компания оказалась на грани банкротства, я же постарался восстановить ее. — Он все еще улыбался, но только теперь под улыбкой скрывался человек, вызывающий страх и невольное уважение.

— Хорошо, — пробормотала Лиза, просто не знавшая, что сказать.

Энгус широко улыбнулся:

— Это все, что вы можете сказать? Неужели на вас не произвела впечатления ни моя работа, ни?..

— Что «ни»?

— Ни я?

Лицо Лизы вмиг стало пурпурным, и она почувствовала, как в ней начинает закипать раздражение. Ей были неприятны поддразнивания Энгуса, намеки, что она заинтриговала его, и вовсе не потому, что она сексуальна или впечатляюще красива, а оттого, что ему она в диковинку и принадлежит к типу людей, с которыми он до этого не общался. Короче, на пороге двадцать первого века, в эпоху всеобщей искушенности и распущенности, она казалась ему динозавром.

— Мне всегда нравились люди, умеющие добиваться своего, — холодно ответила Лиза. — Мой начальник, Пол, начинал свое дело практически на голом месте, имея лишь ссуду в банке и страстное желание работать. Сейчас он добился успеха, и им я восхищаюсь. Но вообще-то я больше уважаю людей за их душу, а не за успехи по службе. Человек может иметь прекрасный автомобиль, жить в огромном удобном доме, много путешествовать, но не быть заботливым, чутким и честным. Так что богатый и справедливый — вовсе не синонимы. — Хотя данный монолог напоминал проповедь, Лиза не взяла бы обратно ни единого слова: она в самом деле так считала.

— А что, деньги совсем ничего для вас не значат? — приподнял одну бровь Энгус, и Лиза снова почувствовала магнетическую силу его обаяния.

— Почему же, если они обеспечивают необходимый комфорт.

— Неужели вы не хотели бы стать богатой?

— Нет. Позвольте поинтересоваться, а как вы относитесь к беспрестанной жажде накопления?

— Всех денег не заработаешь, — после небольшой паузы наконец изрек он, словно в жизни не задумывался над этим вопросом. — У меня больше денег, чем я могу потратить, но я все равно продолжаю приумножать их. Я получаю ни с чем несравнимое удовольствие, когда поднимаюсь еще на одну ступень благосостояния. — Немного помолчав, Энгус сменил тему, неприятную им обоим, спросив: — Как долго вы здесь пробудете?

— Около двух недель. А если повезет, то и меньше. Я бы предпочла выздоравливать дома.

— А там есть кто-то, кто мог бы ухаживать за вами, по крайней мере первое время? Ваш молодой человек, например? — Полуприкрытые голубые глаза Энгуса так и пронзали девушку, нервируя ее.

— О, нет, — беззаботно ответила Лиза, — на данный момент у меня никого нет. — Создавалось впечатление, что за легкомысленными словами скрывается «черная полоса» ее жизни, когда старая любовь уже прошла, а новая еще не появилась. Но это было так далеко от истины, что Лизе захотелось рассмеяться.

Роберт, ее последний ухажер, работал в автосервисе и мечтал о жене, собственном доме с верандой, о нескольких ребятишках и бифштексе каждую пятницу. Лизу же данная перспектива привела в ужас, и она быстро порвала с Робертом всякие отношения. Стабильность, так манившая его, страшно пугала Лизу, опасавшуюся завязнуть в болоте каждодневной рутины. Разрыв, как подтвердилось позже, оказался лучшим решением. С тех пор прошло уже два года, но Лиза все еще не завязала ни с кем близких отношений, оказавшись натурой гораздо более впечатлительной, чем ей бы хотелось.

— Вообще-то, недалеко от меня живут друзья, но я смогу сама справиться со всеми делами.

— На самом деле сможете?

— Безусловно. — И, видя, что он продолжает с сомнением смотреть на нее, добавила: — Справлялась же я раньше.

— Ладно, — задумчиво ответил Энгус. — Понадеемся на это. — Встав со стула, он опустил закатанные рукава рубашки, надел жилет и сунул руки в карманы. — Повторяю еще раз: мне очень жаль, что все так вышло.

— Не жалейте ни о чем, — произнесла Лиза более ледяным тоном, чем намеревалась. — Это жизнь. Мне надо было смотреть, куда иду, а не витать в облаках.

— Неужели вы в самом деле верите, что судьба специально подстроила несчастный случай?

Лиза покраснела, но промолчала.

— Ну, раз не хотите отвечать, то и не надо, — спокойно сказал он, грустно улыбаясь, и снова повторил, как ему жаль, что сорвался ее отпуск. Он протянул Лизе визитку, на которой были напечатаны его имя, название компании, номер факса и три номера телефона, по которым его можно найти. На оборотной стороне карточки был изображен замысловатый абстрактный рисунок, смысл которого, как ни силилась, она понять не смогла. — Позвоните мне, если все-таки вам взбредет в голову взять компенсацию за испорченный отдых, — сказал Энгус и, прежде чем она открыла рот, собираясь заявить ему, что все ее решения приняты сознательно, а не случайно «взбрели в голову», добавил: — Может, деньги для вас ничего и не значат, но если вы соберетесь поехать куда-нибудь отдохнуть, то буду счастлив оплатить все ваши расходы.

— Ладно, — кивнула Лиза, засовывая визитку под стакан с водой, стоящий на столике около кровати.

— Судя по вашему тону, вы не собираетесь звонить мне, да?

— Вы совершенно правы, — с улыбкой ответила Лиза, что окончательно вывело Энгуса из себя.

У двери он остановился и, немного помолчав, заявил:

— Дней десять меня не будет, но потом я зайду к вам, и не смейте говорить, что в этом нет необходимости, иначе я прямо сейчас сверну вашу нежную шейку.

— Вам не кажется, что сломанная нога да еще свернутая шея — это уже слишком? — усмехнулась Лиза. Но, увидев, что Энгус повернулся и взялся за дверную ручку, с удивлением поняла, что ей вовсе не хочется, чтобы он уходил.

Но и просить его остаться она тоже не могла, да и зачем? Тем более что его приход сюда — просто визит вежливости, если не сказать — жалости. И как она умудрилась разболтать ему о родителях? Она редко говорила о глубоко личных вещах, тем более с незнакомцами. Но сейчас, когда он покидал ее, Лиза почувствовала, что какой-то кусочек ее самой уходит вместе с ним. Она не понимала, что с ней.

— До свидания, Лиза Фримен, — тихо сказал он. — Вы удивительная девушка.

— До свидания, Энгус Гамильтон, — еле выговорила она, но никакого остроумного комментария, как она ни старалась, в голову не приходило. Ей ничего не оставалось, как просто улыбаться, пока дверь за ним не закрылась, а потом представлять, как он быстро идет по больничному коридору, а медсестры и пациентки оборачиваются ему вслед. В шикарной машине его дожидается шофер, готовый немедленно отвезти хозяина в его квартиру, особняк, пентхаус… или где он там живет.

Лиза попыталась переключиться на другие образы: она блаженствует в бассейне, ярко светит ласковое солнышко… Но через весьма непродолжительное время поняла, что все напрасно, ей не избавиться от мыслей о мужчине, чьего общества она лишилась по своей вине — фактически выгнала из палаты!



Сама Лиза жила в современной маленькой квартирке, уютно обставленной, с одной спальней. Питомник находился в нескольких милях от нее, так что, если ее «микро» в очередной раз ломался, она вполне могла прогуляться пешком. Все ее друзья жили неподалеку, а новых Лиза заводила с большой осторожностью. Но она очень дорожила ими, поскольку в детстве слишком часто ей приходилось расставаться с друзьями.

Также ее не слишком тяготило отсутствие любовника. Может, так было потому, что она до сих пор не встретила своего мужчину. Но сейчас ей казалось, что жить по-старому она больше не сможет.

Лиза никогда раньше не думала, что она одинока, но, лежа здесь, на больничной койке, поняла, что это действительно так.

Пол, ее начальник, довольно давно уже пытался сблизить ее со своим кузеном, расписывал его в самом радужном свете — он-де и умен, и со славным характером, да к тому же, как и сам Пол, страстный любитель футбола. При одной мысли о футболе бедная сломанная нога Лизы заболела так, что девушка подумала, а не попросить ли еще болеутоляющего у медсестры.

Но, повернувшись к кнопке вызова и увидев визитку Энгуса Гамильтона, она кинула ее в выдвижной ящик. С глаз долой — из сердца вон…

Вспомнив, что собиралась позвонить друзьям, Лиза пододвинула поближе телефон и, вздохнув, принялась выслушивать соболезнования, обещания навестить ее и принести журналы, цветы и виноград. Затем она позвонила Полу, сразу же закудахтавшему, как наседка над единственным цыпленком, и строго предупредившему, чтобы она не смела выходить на работу, пока окончательно не поправится, но он будет очень благодарен, если она сообщит ему телефон фирмы, которая завтра утром обещала привезти рассаду кустарника, поскольку его не будет в питомнике, а как связаться с ними, он не помнит.

Устало вздохнув, Лиза наконец положила телефонную трубку и, откинувшись на подушки, задремала. В ее снах царил только Энгус Гамильтон.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Прошло два месяца, прежде чем сломанная нога Лизы окончательно зажила. Лиза все еще не выходила из комнаты, но скучать было некогда: навестивший ее Пол любезно прихватил с собой из конторы всю канцелярскую работу, которой давно уже надо было заняться.

— Здесь почти совсем нечего делать, — заверил он Лизу, затаскивая последнюю доверху забитую бумагами огромную коробку и ставя ее к еще нескольким таким же, практически заполонившим небольшую комнатку, и удалился.

Но девушка была ему благодарна за кучу работы. Только занимая себя делом, она могла не думать о пропавшем отдыхе и не представлять — в который раз! — пленительных морских пейзажей и не клясться, что она все же поедет на какой-нибудь курорт. Когда-нибудь. Может быть, даже летом, хотя Пол и не любит, когда ее кто-то замещает. А она и так в самые горячие месяцы не брала даже выходных. Но хорошего понемножку.

Еще чаще Лиза думала об Энгусе. Я должна, говорила она себе, выяснить о нем как можно больше, ведь я практически ничего о нем не знаю. И она еще и еще раз прокручивала в уме каждую секунду, что он провел с ней в больнице, вспоминая каждую, самую незначительную деталь: как он сидел на слишком маленьком для него стуле, как улыбался, как говорил…

Лиза никому не рассказывала об Энгусе. Ни друзьям, ни Полу. Это был секрет, ее секрет. Она инстинктивно чувствовала, что, рассказав о нем кому-нибудь, лишь причинит себе боль, но утешения не найдет.

Да она и не увидит его больше. Этот привлекательный незнакомец появился и тут же исчез, как мечта, которая никогда не сбудется.



Лиза была абсолютно уверена в этом, но три месяца спустя, подметая пол, она увидела письмо, лежащее на коврике в прихожей, и, внезапно испугавшись чего-то, дрожащими руками подняла его.

Еще не вскрывая конверта, она поняла, от кого оно. В фирменном конверте, надписанное черными чернилами и со штампом Лондона, оно могло быть только от Энгуса Гамильтона, поскольку других знакомых в столице у Лизы не было.

Письмо было кратким и категоричным. Энгус вместе с несколькими друзьями отправлялся в круиз и предлагал ей присоединиться к ним. «И не смейте, — читала девушка, сидя на софе в крошечной гостиной, — даже думать об отказе. Только так я смогу успокоить свою совесть и искупить вину за происшедшее». В конце был постскриптум: «Я убежден, что на сей раз вы вернетесь домой на своих ногах».

Разумеется, она не собиралась соглашаться, дабы успокоить его совесть. Кинув письмо в сумочку, чтобы никто не увидел его — хотя она жила одна, Лиза стала убеждать себя, почему она не может принять приглашение Энгуса Гамильтона.

Во-первых, именно она не смотрела, куда шла, и виновата в случившемся опять же только она. С первого взгляда предложение кажется очень даже заманчивым, но она слишком часто вот так же срывалась вслед за родителями, вдохновленными прекрасными, как им вначале казалось, идеями, и к чему это потом приводило, она очень хорошо помнила. Прежде чем на что-то решиться, надо все хорошенько обдумать — золотое правило, которому Лиза следовала уже несколько лет. Когда спокойно сядешь и задумаешься, все вещи предстанут в истинном свете, и многие предложения, кажущиеся заманчивыми, окажутся вовсе не такими.

Когда погибли ее родители, Лизе было всего семнадцать лет, и она стремилась к тому, что для других девушек ее возраста было предметом глубокой ненависти: к возможности позвонить домой, возможности, уютно устроившись в кресле перед окном, любоваться изменяющимися со сменой времени года окрестностями, жить в одном и том же доме, где было бы безопасно и уютно. И конечно же, не позволять импульсивным, бездумным решениям управлять ее жизнью. Никогда, ни за что на свете. Это слишком рискованно.

Лиза хорошо помнила выражение лица Энгуса. Жалость — вот что сквозило в его глазах, пока он говорил с ней в больнице. И именно из жалости он и приглашает ее в круиз.

Ее родители тоже относились к ней с изрядной долей сострадания. Как они, такие подвижные, с бьющей через край неудержимой энергией, смогли произвести на свет подобное тихое и робкое создание? Они не могли понять, как можно прожить целый год на одном и том же месте, видя одни и те же лица, тот же пейзаж из окна, а Лиза не могла понять, как можно так часто переезжать.

И внезапно ей захотелось принять приглашение Энгуса, хотя бы для того, чтобы доказать самой себе, что она уже давно не робкая девчонка. Ее импульсивное решение оказалось настолько сильным, что перевесило благоразумие.

Позвонив по телефону, указанному в письме, она переговорила с женщиной, представившейся личным помощником мистера Гамильтона и объяснившей все детали предстоящего путешествия.

А через три недели, уже коря себя за безрассудство, взволнованная и полная мрачных предчувствий, Лиза уезжала в круиз.

Утешало только одно: если она почувствует себя неуютно в компании Энгуса и его приятелей, то на теплоходе есть и другие люди, так что скучать ей не придется. Но в случае чего она и одна неплохо отдохнет. Ведь в подобных круизах немало одиноких женщин, так что ее одиночество никого не удивит.

Когда самолет взлетел, Лиза закрыла глаза, перестав думать о том, что ждет ее впереди, и постаралась насладиться полетом, пытаясь не вспоминать об авариях самолетов. Когда же девушка глянула в иллюминатор, то позабыла все свои страхи, увидев, как быстро проносится самолет над землей, взмывая все выше и выше в бескрайнюю голубую даль.

Когда они пролетали над Лансаротом, Лиза опять запаниковала. Интересно, подумала она, не повернет ли командир самолет обратно в Англию, если его хорошенько попросить. Ей вдруг страшно захотелось вернуться домой, чтобы оказаться подальше от Энгуса Гамильтона, весьма странным образом пытающегося залечить неспокойную совесть. Хотелось бы знать, что он сделает, если она уедет так быстро. Наверное, пожмет своими мощными плечами и скажет, что хотел сделать как лучше.

Но, конечно же, Лиза и сама знала, что она никуда не улетит, а последует четкой инструкции, любезно напечатанной его секретаршей и высланной вместе с авиабилетом. Слишком поздно поворачивать назад.

Все еще сомневаясь в правильности решения, Лиза вышла из самолета и ступила на благодатную землю Барбадоса. Следуя совету гамильтоновской секретарши, подошла к регистрационной стойке, а через несколько минут уже летела на остров Сент-Винсент.

Панорама, открывавшаяся под крылом самолета, была захватывающей. Голубое ласковое море и длинные белые полоски пляжей ошеломляли, особенно новичков. Остров же Сент-Винсент превосходил все ожидания.

Шофер такси ждал Лизу у здания аэропорта, как и предупредила секретарша, — и она его сразу же увидела, едва вышла на улицу с чемоданом и сумкой.

Девушка надела свободную цветастую юбку и блузку с короткими рукавами, зная, что будет жарко, но она и представить себе не могла, насколько жарко окажется на самом деле. Горячий воздух, точно наброшенное на нее толстое покрывало, не давал дышать, и Лиза поняла, что чувствует цыпленок, запекающийся в духовке. В Англии даже в самые жаркие дни температура была гораздо ниже.

Жизнь била ключом в прохладных стенах аэропорта, а на улочках курорта не было видно ни души, даже шоферы в ожидании туристов не вылезали из машин с кондиционерами.

— Долго надо ехать? — поинтересовалась Лиза у шофера, видя, что скорость не превышает мили в час.

— Нет, здесь недалеко. — Взглянув на девушку в зеркальце заднего вида, он улыбнулся, показав два ровных ряда крепких белых зубов. — Ваш отель находится на южном берегу острова. Там очень красиво.

Устало вздохнув, Лиза нервно сжала сумочку и стала смотреть вперед, на изумительные аллеи, вдоль которых они проезжали. Сочная зелень, буйно разросшаяся, испускала дурманящие запахи, присущие только тропикам. В какой-то миг ей даже захотелось остаться среди такой красоты навсегда, но уже в следующую секунду волнение вытеснило эту мечту.

О чем она будет разговоривать с Энгусом? Она не привыкла к подобному изысканному обществу. Остроумия в ней нет и грамма, поддерживать разговор на различные темы она тоже не может. А ее «необычность», которая так восхитила Энгуса несколько месяцев тому назад, когда они разговаривали в больничной палате, надоест ему максимум через час. Она самая обычная женщина, не обладающая никакими особыми талантами и теряющаяся, когда оказывается в центре внимания.

Такси остановилось прямо перед отелем, представлявшим собой множество каменных коттеджей, разбросанных с хорошо продуманной беспорядочностью среди пышной растительности.

Шофер помог Лизе вытащить багаж и уехал с такой же невозмутимой неторопливостью, с какой и приехал, оставив девушку стоять у дороги.

Она беспомощно огляделась в толпе других прибывших почти одновременно с ней туристов, таких улыбающихся, в красивых, элегантных костюмах. Неужели все они отправятся на том же теплоходе, что и она? — удивилась девушка. Застенчиво опустив глаза, она предалась грустным размышлениям, но когда у регистрационной стойки Лиза наконец-то подняла голову, то увидела Энгуса, совершенно не изменившегося с той их первой и единственной встречи.

Одетый в оливково-зеленые брюки и кремовую рубашку, он, к счастью, был один, без друзей.

Когда он шел к ней через фойе, Лиза заметила, что все женщины повернули головы в его сторону и в глазах многих ясно читался неподдельный интерес.

— Я боялся, — с ходу начал Энгус, — что вы в последнюю минуту раздумаете ехать.

Он оказался еще выше, чем ей запомнилось. Лежа на больничной койке, довольно трудно понять, какого роста человек, но сейчас Лиза увидела, что Энгус точно выше шести футов. Он уже успел загореть, и бронзовая кожа лишь подчеркивала голубизну его глаз.

— Я надеюсь, ваша нога полностью зажила? — Придержав девушку за локоть, Энгус не позволил ей ринуться вслед за посыльным отеля, взявшим вещи.

— Да, все в порядке, — глядя на его профиль, ответила Лиза. — Огромное вам спасибо за… за все это, — она махнула рукой в сторону окружающего ее великолепия. — Вы так великодушны.

Он улыбнулся, вызвав у Лизы очередной приступ нервозности, который был прерван появлением портье, предложившего показать, где ей предстояло жить. Вместо гостиничного номера ее привели в каменный коттедж с крышей из пальмовых листьев и потрясающе красивым видом на лазурное море, оттененное белоснежной полоской пляжа.

— Хорошо доехали?

— Да, большое спасибо, все было чудесно, благодарю вас.

— Лиза, да не надо быть такой чрезмерно вежливой, расслабьтесь, — улыбнулся Энгус, явно забавляясь ситуацией.

— Простите, я сожалею, что… О, опять я…

— Да, — сложив руки на груди, усмехнулся он. — От подобной вежливости сведет зубы даже у самого злющего бульдога.

— В самом деле? — попыталась рассмеяться Лиза.

— Так-то лучше. Вы приехали сюда отдыхать, верно? Успокойтесь и улыбнитесь для начала.

— Постараюсь, — довольно уныло ответила она.

— Знаете, я удивлен, что вы вообще приехали. После того как вы сказали мне тогда в больнице, что не возьмете у меня ни пенса, я думал, вы с еще большим негодованием отвергнете предложение отдохнуть на Антилах за мой счет.

Если первые слова Энгуса вызвали в ней неудержимое желание вновь рассыпаться в извинениях, то последующие повергли в отчаяние. Он пригласил ее, будучи совершенно уверенным, что она не приедет? Боже, что же ей теперь делать?

— Я… это было весьма… импульсивное решение, — запинаясь, пробормотала Лиза, не отрывая взгляда от своих вцепившихся в сумочку пальцев.

— Я рад, что вы все же решились и приехали сюда. Ну а сейчас, — таким же жизнерадостным тоном продолжал он, — я думаю, вы с дороги очень устали и наверняка хотите отдохнуть. — Прислонившись к дверному косяку, он задумчиво посмотрел на девушку, смутив ее окончательно. — Если не хотите выходить к ужину, то вам его с радостью принесут сюда в надежде, что, возвращаясь из путешествия, вы вновь остановитесь здесь. А мы хотим отправиться в плаванье завтра утром, если вы не против.

— Да, я знаю — ваша секретарша выслала мне проспект нашего маршрута, он у меня лежит где-то здесь. — Нервно порывшись в рыжевато-коричневой сумочке, Лиза наконец извлекла на свет несколько листков бумаги, в ту же секунду выпавших из ее дрожащих от волнения пальцев и полетевших на землю вместе с остальным содержимым: наполовину пустым пакетиком бумажных салфеток, несколькими леденцами, дорожными билетами и книгой, взятой в дорогу.

Одновременно наклонившись, чтобы собрать все это с земли, они весьма ощутимо стукнулись лбами. Лиза испуганно отскочила, моментально покраснев, проклиная сумочку и свою привычку набивать ее доверху ненужными вещами.

— И-извините, — пробормотала она, в страшном смущении наблюдая, как Энгус собирает с земли и аккуратно складывает все обратно в сумочку.

— И незачем так нервничать, — ласково повторил он.

— Я совсем не нервничаю! — Сидя на траве, она вдруг заметила, что уже стемнело, хотя десять минут назад было еще совсем светло. Теперь она вспомнила, что в тропиках не бывает сумерек. За солнечным жарким днем сразу же наступает непроглядная ночь. Об этом говорилось во всех проспектах.

— Разумеется, вы волнуетесь, — продолжал Энгус, немного удивленный тем, что она отрицает столь очевидное. — Вам же предстоит провести две недели на яхте в компании совершенно незнакомых людей. Кто бы не волновался на вашем месте?

При этих словах Лиза подскочила и в замешательстве уставилась на него.

— Почему яхта? Я думала, мы отправимся в круиз на теплоходе…

— Теплоход, яхта — какая разница? — Тоже выпрямившись и увидев лицо Лизы, он нахмурился. — С вами все в порядке? Вы как-то странно выглядите.

— Послушайте, — как можно спокойнее произнесла Лиза, хотя внутри у нее все дрожало, — не могли бы вы внести ясность в предстоящее путешествие? Объясните, мы отправимся на теплоходе или?..

— О чем вы говорите? Какой теплоход?

— В вашем письме говорилось, что вы собираетесь в круиз, ну я и подумала, что…

Лицо Энгуса прояснилось, и он тепло улыбнулся.

— И вы решили, что мы собираемся отдохнуть на пассажирском пароходе, совершающем банальный круиз? Нет. Вы неправильно поняли меня. Я позаботился, чтобы вокруг не было огромной толпы сумасшедших туристов. На яхте будет избранная компания. Вы ведь согласны со мной, что нет ничего хуже, когда вас окружают сплошные незнакомцы и когда вы ни на миг не можете остаться одна?

Нет, молча запаниковала она, я совершенно не согласна! Я знаю вещи, которые во сто крат хуже, чем толпа сумасшедших туристов. Я не хочу оказаться на яхте в избранной компании ваших друзей, которых я не знаю, и о чем с ними говорить — тоже!

— Я… я бы никогда не приехала, если бы… — в ужасе бормотала Лиза, не в силах найти нужное слово.

— …если бы знали? — любезно закончил за нее Энгус. — Трусиха.

— Я действительно не могу… Это будет ошибкой… Это не ваша вина… Простите, но я…

— Не глупите, — резко прервал он ее бессмысленное бормотание.

— Я и не глуплю! — разгневанно прокричала пришедшая в себя Лиза.

— Посмотрите на меня, Лиза. — (Без особого желания девушка подняла глаза на необычайно красивого мужчину.) — Неужели я похож на негодяя, обманом затащившего вас на край света, чтобы только посмеяться над вашим смущением и неловкостью, поскольку вы не привыкли к подобному обществу и страшно стесняетесь?

А он очень красив, когда улыбается, отметила Лиза.

— Нет-нет, что вы, ничего подобного мне и в голову не приходило, но… Просто мне кажется, это будет не совсем прилично… — Голос отказался повиноваться ей, трепещущей от страха, как рыба, выброшенная на берег из воды. Лиза всегда гордилась своей выдержкой, выработанной еще в детстве, но тут, за тысячи миль от родной Англии, выдержка подвела ее.

— Какое, к черту, приличие! — рявкнул взбешенный Энгус и, не дав девушке времени вставить хоть слово, приказал: — Дайте мне ключ. Глупо орать друг на друга на улице, когда можно спокойно поговорить обо всем в доме.

Лиза покорно протянула ему ключ и, едва переступив порог, даже не оглядевшись вокруг, сказала с отчаянием:

— Это неприлично — путешествовать на яхте с вашими друзьями и вами, ведь мы практически не знаем друг друга…

— Как вам коттедж? — неожиданно спросил Энгус, отойдя от окна, за которым сгустилась бархатно-черная тропическая ночь.

— Отлично. Просто превосходно, — глубоко несчастным голосом ответила Лиза.

— У вас ведь никогда не было настоящих каникул, Лиза, — нежно и ласково сказал Энгус тоном, каким говорят с ребенком, причем ребенком неразумным, плачущим, просящим, чтобы его взяли на руки и убаюкали, уверив, что все будет хорошо, все страхи уже позади. — Когда я решил приехать сюда, то тут же подумал о вас. Отбросьте все ваши принципы и побудьте эти две недели самой собой — свободной, раскованной. Отдохните и насладитесь отпуском. Да в каком мире вообще вы живете?

— Вы пригласили меня из жалости, — Лиза выплеснула подозрения, мучившие ее со времени получения письма.

Пожав плечами, он сунул руки в карманы.

— Отчасти и из-за этого.

— Не отчасти, жалость была основной причиной приглашения, только попробуйте отрицать это! — Обиженно поджав губы, она почувствовала, как от гнева и унижения из глаз брызнули слезы.

— Да, я сочувствовал вам, узнав, что вы еще ни разу не были за границей, и решил искупить свою вину за испорченный отдых. Разве это такое уж большое преступление?

Лизе вдруг так захотелось ему поверить! Его слова звучали настолько убедительно и разумно!.. Она вздохнула и внезапно почувствовала себя неимоверно усталой.

— Нет, конечно, это не преступление. Но вы должны понять, что…

— …что вы просто трусиха.

— Может, прекратите перечислять мои недостатки? — сердито попросила Лиза. — Я и сама их все знаю.

Энгус снисходительно улыбнулся, по-прежнему не сводя с нее глаз.

— Вы просто напуганы перспективой провести две недели в обществе незнакомых вам людей.

— А вы не испугались бы на моем месте?

— Нет.

— Ну, а я — не вы, и придется с этим смириться и терпеть общество трусихи две недели подряд! — с вызовом провозгласила Лиза, но, увидев, что Энгус направляется к ней от окна, у которого он стоял, едва совладала с внезапным желанием убежать от него в самый дальний угол комнаты.

— Так-то лучше, — растягивая слова, почти что промурлыкал он, подходя к Лизе.

— Что именно лучше?

— Лучше будьте вспыльчивой сумасбродкой, чем унылой занудой. Ну, а теперь насчет завтра, — продолжал он как ни в чем не бывало. — Обычно мы завтракаем в своих домиках. Это гораздо удобнее, чем одеваться, причесываться и идти в ресторан. Все собираются на яхте к двенадцати тридцати. Мы за вами зайдем, если, конечно, вы не предпочтете собственноручно связать плот и отправиться в круиз в одиночку.

— А сколько всего будет людей? — нахмурившись, спросила девушка.

— Шестеро, считая нас с вами. Один из моих заказчиков, который по совместительству еще и близкий мой друг, с женой и дочерью и моя так называемая кузина.

— Как это — «так называемая кузина»?

— Мы состоим в родстве, но, по сути дела, такие дальние родственники, что считаем друг друга просто хорошими друзьями.

— Понятно.

— А вы все еще не ответили на мой вопрос, — коварно напомнил Энгус.

— Какой? — испуганно переспросила Лиза. Усмехнувшись, он поднял глаза к потолку и преувеличенно тяжело вздохнул.

— Бог мой, женщина, вы что, специально тянете время?

— Так о чем был вопрос?

— В каком мире вы живете? Ясно лишь одно — точно не на планете Земля.

— Ну и комплимент! — возмутилась Лиза, покраснев.

— Я сказал чистую правду! — со смягчившей его лицо усмешкой оправдывался Энгус — Вы же сами сказали, что часто витаете в облаках!

Неужели он запомнил каждое слово, сказанное ею три месяца назад в больнице?

— Итак, встретимся завтра на яхте, — с милой улыбкой ответила она, игнорируя усмешку Энгуса, действующую ей на нервы не меньше, чем утешающе ласковый тон, которым он говорил с ней.