— С тех пор, как я начала здесь работать, я впервые столкнулась со счетами. Работая в группе маркетологов, я имела дело в основном с потенциальными клиентами…

— Я не в ужасе.

— Но ты не возражала, когда тебя попросили заняться еще и счетами. Даже если ими требовалось заняться именно в субботу утром, когда мы запланировали поездку за город, кто я такой, чтобы роптать?

— А должна бы.

— Но именно этим утром я сделала потрясающее открытие, роясь, в силу необходимости, в папках в кабинете Лиз. — Разговаривая сидя, Мэтти теряла преимущество в разговоре, но встать она тоже не могла, не доверяя своим ногам.

Дженни впервые увидела свою дочь другими глазами, не как ребенка, ее ребенка, но как женщину. Беспокойство, собравшее в складки кожу у нее на лбу. Готовность понять, которая никогда не давалась Дженни. Выслушать и не судить.

— И? Что же это за открытие, которому ты посвятила все утро? — Черные глаза Доминика не отрывались от ее лица, и внезапно его охватило дурное предчувствие.

— Я знаю, как ты его любила, — сказала Ханна. — И какую боль он причинил тебе своим поступком. Это тебя не оправдывает, мама, нет. Но… — Она помолчала, подбирая слова. — Полагаю, с этим ничего не поделаешь. Есть только «но». Всегда есть другой взгляд на вещи, не так ли? Всегда есть что-то еще.

— Твоя связь с этой компанией. — Мэтти очень пристально наблюдала за ним в отчаянных поисках хотя бы намека на то, что она ошиблась в своих предположениях. Увы, она увидела, как на скулах Доминика выступил предательский румянец, и поняла, что ошибки нет.

— Что же ты обо мне думаешь? — спросила Дженни.

Он манипулировал ею самым бессовестным образом. Она получила эту работу, а вместе с нею и квартиру только благодаря Доминику.

— Что ты злилась и грустила.

— Мне так жаль, так жаль, моя милая.

И она точно знала, зачем он это сделал. С первого момента, когда его взгляд остановился на ней там, в ночном клубе, он не скрывал, что хочет ее, и в своей обычной самоуверенной и безжалостной манере сделал все, чтобы добиться желаемого. Ему мешал Фрэнки, и, чтобы избавиться от этой досадной помехи, он устроил ее на работу, контракт на которую включал и проживание в служебной квартире. Он знал, что она не станет вести двойную игру и обманывать Фрэнки, какими бы плохими ни были их отношения, поэтому подсунул ей, как морковку кролику, интересную работу, призванную превратить ее в деловую женщину и заставить сбросить ярмо с шеи в виде неудачника Фрэнки, тянущего ее назад.

— А ему?

Мэтти почувствовала, что к глазам подступают слезы, и изо всех сил стиснула зубы, чтобы не дать им пролиться.

— Что?

— Я нашла твое письмо, в котором ты поздравляешь Боба Ходжа с приобретением этого комплекса и просишь держать тебя в курсе того, как он намеревается поступить с ним дальше. Как ты мог? Как ты посмел манипулировать мной таким образом?

— Ему тоже было жаль?

— Я не манипулировал тобой, Мэтти.

— Не знаю, — ответила Дженни. — Я много чего не знала о Билле.

— Я хорошо помню, как ты сказал, что всегда получаешь желаемое. Разве не так случилось со мной? Да, тебе пришлось приложить некоторые усилия, но ведь в результате я все-таки оказалась в твоей постели, разве не так? — Ее голос дрожал от разочарования и злости, а когда Доминик сделал попытку приблизиться, она отвернулась.

Ханна протянула ей упаковку «Клинекса». Их пальцы соприкоснулись.

— Может быть, я предпринял не совсем верные шаги, может быть, следовало сказать тебе обо всем с самого начала, но разве ты бы стала слушать? Ты бы немедленно влезла в свою скорлупу и из упрямства и ложной гордости от всего бы отказалась! Я ведь прав?

— Я думала, ты меня ненавидишь, — сказала Дженни.

— Не в этом дело!

— Я не ненавижу тебя.

— Ты не ответила — я прав?

— Если бы я знала, что вижу его в последний раз…

— Я хотела всего добиться сама, понимаешь? Мне не нужна была твоя помощь!

— Не надо.

— Мэтти, я не совершил никакого преступления против твоей драгоценной гордости. Интересно, как далеко она вообще может тебя завести, эта твоя гипертрофированная гордость?

Ханна взяла Дженни за руку.

— Даже не пытайся придать этой ситуации положительный оттенок! — Господи, если бы Доминик знал, как она хочет, чтобы он в этом преуспел! — Ты бессовестно манипулировал моей жизнью в своих интересах, и этим все сказано!

— Ты была хорошей женой.

— Ты ошибаешься! — Ее холодный и неприступный вид больше не мог удерживать его на расстоянии. Несколько стремительных шагов, и вот он уже нависает над ней. — Может быть, я не был откровенен, как следовало бы… Но если бы я хотел манипулировать тобой, разве не в моих интересах было бы сказать тебе о работе? — требовательно спросил Доминик. Его лицо было так близко, что Мэтти была вынуждена смотреть прямо в черные омуты его глаз. — Разве не должен был я при первой же возможности дать тебе понять, что ты мне обязана? Но разве я сделал это? Сделал, черт побери?!

Она обняла мать. Это было самое нежное объятие в жизни Дженни, теплое, крепкое и прочное, как корни деревьев, и более нежное, чем все объятия Билла.

* * *

— Ты просто приберегал это козырь! — Мэтти не могла просто так сдаться. — Ты придерживал его на случай, если ситуация выйдет из-под твоего контроля. Когда потребовалось бы натянуть поводья. Ты ведь специалист в этом деле, да, Доминик? Вспомни, как ты уговорил Гарри отпустить меня, чтобы я встретилась с тобой? Ты привык, что все пляшут под твою дудку, но это… это отвратительно!

Повисла зловещая тишина, затем Доминик резко выпрямился и отошел к окну, у которого совсем недавно стояла сама Мэтти.

Шоссе заставляли ее нервничать. Она предпочитала проселочные дороги, но тогда добираться пришлось бы в два раза дольше. Она слышала, что, если верить статистике, на шоссе безопаснее, но не могла понять, как это возможно с учетом скорости езды. Доля секунды — и она вылетит в лобовое стекло. Дженни снились кошмары об этой поездке. Обгоревшее тело на обочине, кровь на осколках. Время от времени она видела себя жертвой аварии; иногда это были другие люди. Или Билл — она случайно становится свидетельницей смертельной аварии и видит лицо Билла, понимая, что все эти годы он жил другой жизнью, водил другую машину, ездил в другой дом к другой семье. Он с сожалением смотрит на нее, и она держит его за руку, пока он умирает.

— Я пытался сказать тебе…

— Я поведу, если хочешь, — сказала Ханна, копаясь в пакетике с желейными конфетками и выбирая зеленые, которые она складывала в отсек под ручным тормозом.

— Когда? — настойчиво спросила Мэтти. Она крутанулась на стуле, чтобы видеть Доминика.

— Не делай это, — сказала Дженни. — Они приклеятся и соберут весь мусор. — Вот он! Наш поворот. — Она махнула в сторону правого ряда. Загудел грузовик. — Что я сделала?

— Вчера. Я сказал, что хочу поговорить с тобой о твоей работе. Потом стало как-то не до разговоров, и я решил, что скажу после уикенда.

— Ты на обочине. Вот боковая дорога. Здесь. Сюда. Господи! Мама!

Да, действительно что-то такое было, вспомнила Мэтти. А вот вспоминать, почему им стало не до разговоров, решительно было нельзя.

Через полчаса они оказались на духовной конвенции «Спираль света» в Бирмингеме. Хрустальные шары и карты, радуги и ангелы, мужчина с ирокезом, обещающий выпустить на волю ее животный дух — всего за пятьдесят пенни. Обычно Дженни скрывала свои поездки сюда, лгала, что едет на воды. Но теперь ей не нужно больше притворяться — ни в этом, ни в другом. Она слишком много времени потратила на притворство, когда ей вообще не стоило это делать.

— Я не верю тебе, Доминик, — упрямо сказала она. — Ты просто хотел меня и предпринял некоторые шаги, чтобы добиться своего. Ты никогда не задумывался о моих чувствах, потому что тебе вообще не присуща такая черта, как чуткость. — В голосе Мэтти слышалась горечь. — На чем зиждились наши отношения? На вожделении. Страсти. Сексе. О чувствах речи не было.

— Ты уверена? — спросила Дженни, зная, что Ханна не увлекается такими вещами. Однако дочь сказала, что хочет поехать, если там они смогут встретиться с Дэном Шарпом. Они договорились выделить ему час — до одиннадцати, пока Венди не начнет входить в контакт с духами.

— Но ты же тоже хотела именно таких отношений! Или тебе теперь удобнее забыть об этом, чтобы во всем упрекать меня?

— Да, — сказала Ханна. Она отстегнула ремень безопасности и неожиданно наклонилась, чтобы поцеловать мать в щеку. — У меня могут быть свои мысли на этот счет, но последние несколько недель научили меня, что у каждой медали есть две стороны.

Нет, она не забыла. Она просто совершила ошибку, отступив от первоначальных условий их сделки. Да-да, между ними существовала именно сделка, негласное соглашение. Они — двое людей, которым не нужны обязательства и глубокие чувства и которые всего-навсего удовлетворяют свой основной инстинкт. И Мэтти ошиблась, считая, что сможет выполнить условия. Ее ошибка состояла в том, что сначала Доминик понравился ей, а потом… потом она влюбилась в него. Нет, полюбила всей душой и телом.

43. Дженни

Это открытие потрясло Мэтти. Она на миг прикрыла глаза в испуге и отчаянии, но, когда снова открыла их, в них были решимость и твердость.

Я приезжаю сюда каждый год после ухода Билла. Я и раньше увлекалась этими штуками, но никогда не ездила в подобные места; у меня не было времени, и тогда мне это было не нужно. Но сейчас все иначе, потому что здесь я могу соприкоснуться с ним. Они устраивают отличное шоу, если не придираться. Больше всего мне нравится Венди, Венди Альбертина. Ее проводник помогает ей вступить в связь с потусторонним миром, и если она находит кого-то из ваших родных, она называет ваше имя. Я все жду, когда придет моя очередь.

— Нет смысла дальше обсуждать этот вопрос, Доминик. — Опершись ладонями о стол, Мэтти встала. — Мне не нравится то, что ты сделал. И я не могу уважать человека, который поступает подобным образом. Наши отношения, или что там было между нами, закончены. — Мэтти отвернулась и стала смотреть в окно, и Доминик мог видеть только ее прямую спину и напряженные плечи.

После вашего первого приезда я ходила гадать. Медиум сказал, что кто-то использует меня в своих целях, и я подумала, что ж, я знаю, кто это будет. Но тут зашла Джулия и попросила одолжить пятерку, а потом я увидела, что она утащила у меня из кошелька в два раза больше, так что, наверное, речь шла об этом. Я знала, что Ханна начнет закатывать глаза. Перестань, милая, не так уж все и плохо.

Мэтти спиной чувствовала колебания Доминика. Затем она услышала его шаги… Тишина… Звук закрывающейся двери…

Все было кончено.

Здесь каждый сам по себе, вот что я скажу. Пройдите через то, что прошла я, и вам будет все равно, что о вас подумают. Я такая же, как все эти люди. Они потеряли любимых, как и я, но знают, что они где-то рядом. Надеюсь, что, когда мы узнаем друг друга получше, вы отнесетесь к этому по-другому. Как Ханна только что сказала в машине, важно уметь изменить точку зрения.

Хелен скорее умрет, чем придет на такое собрание. Ха, ясно? Ее не интересует сверхъестественное. Она воспринимает только то, что у нее под носом. Можно было подумать, что после смерти сына что-то изменится. Многие приходят сюда, потеряв ребенка. Это так трогательно. Когда душа ребенка возвращается в поисках мамы или папы, мы все рыдаем. Я всегда прислушиваюсь, не появится ли Томми. Если Венди скажет, что здесь Томми, я подниму руку. Мне грустно думать, что этот малыш там, на другой стороне, а здесь к нему никто не приходит.

Если бы он появился, я бы ничего не сказала Хелен. Когда мы жили в коттеджах, я думала, что она могла невзлюбить меня, потому что у меня трое. А у нее был только один, и он утонул. Мне было жаль ее, я же не бессердечная, но ей было бы лучше, если бы она мне доверилась. Может, она просто не думала обо мне как о друге, с которым можно поговорить? Я никогда не спрашивала ее, чтобы не вызвать неловкость, но что я могла сделать? Если она не хочет об этом думать, ей могло бы стать хуже.

Глава восьмая

Хелен так и не простила Артура. Я точно знаю. Не могу сказать, простила бы я, если бы я и Билл оказались на их месте. Но меня всегда раздражало, что Билл считал их брак идеальным. Он говорил, что ему нравится их независимость, то, что Артур и Хелен не стремятся всегда быть вместе, все делать вместе и знать, что друг у друга происходит, как обычные муж и жена. Когда мы въехали в «Капитан», я спросила Хелен, как она столько лет мирится с постоянным отсутствием Артура, и она сказала, что это в их природе; им нравится быть вместе, и им хорошо быть поодиночке, и это правда было похоже на две жизни, протекающие рядом, а не переплетенные в одну. Я решила, это все из-за Томми. Разве у наших мужей недостаточно независимости на башне? Там у них есть полно времени.

Глория ушла. Доминик отпустил секретаршу из элементарного чувства сострадания. В последние две недели ей приходилось ходить вокруг него на цыпочках, потому что день ото дня его характер становился все невыносимее. Каждое утро, приходя на работу, она находила Доминика уже у себя в кабинете, погруженного в работу. Он едва поднимал голову, чтобы ответить на ее приветствие, его распоряжения были предельно кратки и отрывисты.

Так или иначе, оказалось, что Хелен все-таки кто-то нужен, поскольку она захотела получить Билла. Не хочу сказать, что здесь все так просто. Кто знает, как повлияла на нее вся эта история с сыном. Честно говоря, я не могу об этом думать; у меня не помещается в голове, как это — потерять ребенка.

Доминику очень нравилась его секретарша, и он совершенно не хотел испытывать ее терпение. Он понимал, что ведет себя как разбуженный посреди зимы медведь, но не мог с собой справиться. Он никак не мог выбросить из головы Мэтти и их последний разговор. Она выставила его каким-то монстром, своекорыстным пройдохой, использовавшим самые нечестные приемы в своем стремлении затащить ее в постель.

Но я не могу понять, почему Билл так поступил. Мужчина, который женился на мне, который любил меня за то, какая я. По крайней мере, так я думала. Хелен не была одной из нас, не была трайдентской женой в традиционном понимании. Где бы мы ни жили, на Сен-Биз или на Старт-Пойнте, все мы были сделаны из одного теста — жены, домохозяйки со сборниками рецептов на полках и бисквитами к чаю ровно в шесть. Мы держались вместе, никогда не делали ничего за спиной друг у друга и не пили чай с чужими мужьями. Жена Фрэнка Бетти была мне ближе — простая честная девушка из Болтона без всякого жеманства, и сыновья Бетти часто играли с моими дочерями. Я видела, что Хелен завидует мне. Не горжусь этим, но признаюсь честно, я наслаждалась ее завистью. У нее было так много всего, чего не было у меня. А это было единственное, в чем я ее превосходила.

Доминик снова и снова прокручивал в голове их разговор, хотя и понимал, что так и до сумасшествия недалеко. А сколько раз в разгар рабочего дня он застывал у окна, слепо глядя куда-то вдаль и размышляя, стоит ему или не стоит идти к ней, в то время как его компьютер буквально бесновался, а телефонная линия раскалялась от звонков.

Мне надо было поговорить с Артуром об их романе, когда он возвращался на берег. Ханна говорит, что я должна была, и жаль, что я этого не сделала. А теперь их нет, и слишком поздно.

Вот и сейчас, в половине седьмого вечера, вместо того чтобы воспользоваться относительным затишьем и просмотреть накопившуюся почту, он снова стоит у окна, проклиная себя за то, что позволил этой женщине проникнуть в самую глубину его души. Бормоча под нос ругательства, Доминик начал мерить шагами свой офис, как леопард, пойманный в клетку.

Иногда я думаю о матери. Может, мне стоило бы попытаться еще раз. Узнать, жива ли она, позвонить, написать. Если я это сделаю, то ради самозащиты. Это своего рода эгоизм. Я хочу знать, что я сделала все, что могла. Я лучше других знаю, как это — когда у тебя уже нет выбора.

Ну, явится он к ней в офис, и что? Еще одна ссора с тем же исходом, но только на глазах у ее коллег? Он не мог прийти к ней домой, потому что Мэтти переехала, а куда — он не имел представления. Вполне вероятно, что к своему бывшему, и при этой мысли ругательства сыпались из Доминика, как из рога изобилия.

Если бы я поговорила с Артуром, мы могли бы придумать, что делать. Потому что то, что я сделала, — это была глупость. Дурацкая идея, что я должна отплатить за боль, которую мне причинили. Что я могу сказать? Но я была не в себе.

Конечно, было большой ошибкой звонить Лиз Харрис, начальнице Мэтти, пусть даже под тем предлогом, что он разыскивает Боба Ходжа, и якобы случайно перевести разговор на Мэтти. Как она справляется с работой? Нравится ли ей ее новое жилище?.. Именно так он узнал, что Мэтти переехала.

Я никогда не поднимала этот вопрос с Артуром, потому что он заставлял меня нервничать. Ханну тоже. Мы его толком не знали. ГС никогда не заходил к нам, не здоровался и не проявлял дружелюбие. Я никогда не могла понять его.

Это произошло пять дней назад. Пять ужасных дней, в течение которых он окончательно понял, что не видеть ее — все равно что медленно, мучительно умирать, а представлять ее в объятиях Фрэнки — и того хуже. Пять кошмарных бессонных ночей, когда он был вынужден признать, что то, что планировалось как легкая, ни к чему не обязывающая интрижка с девицей из ночного клуба, превратилось в самые глубокие, самые серьезные в его жизни отношения, о чем он, идиот, догадался слишком поздно…

Оглядываясь назад, он действительно производил впечатление неуравновешенного. Человека, который мухи не обидит, а потом в один прекрасный день здание взлетает на воздух, и все соседи говорят: «О, но он же был таким спокойным? Он не способен на это».

В который раз самобичевание и раскаяние Доминика из-за того, что он с самого начала не рассказал ей о своем вмешательстве, сменились злостью на Мэтти за то, что она так превратно истолковала его поступок.

Что? Ханна думает, я слишком много фантазирую. Я правда воображаю всякое, потом много думаю, и мои мысли становятся реальностью.

Распахнув шкаф, где на всякий случай висели несколько его костюмов и рубашек, Доминик схватил пиджак и решительно направился к двери, когда его остановил телефонный звонок.

Но в тихом омуте черти водятся, да? Особенно если давить на человека. Хелен на него давила. Она давила на него чувством вины, а потом своей ложью. Артур был из тех, кто все держит внутри, не говорит ни слова, а потом — бум!

Прислушавшись к себе, в состоянии ли он сейчас вести очередной бессмысленный разговор с клиентом, а затем сердито напомнив, что работа не должна страдать из-за личных проблем, Доминик схватил трубку.

На самом деле если я все узнала, он тоже мог узнать. Если Артур действительно сделал что-то с Биллом, думаю, я могла бы… я хочу сказать, имею в виду, я могу понять его.

На том конце провода Мэтти с замиранием сердца прислушивалась к длинным гудкам, страшась и мечтая услышать голос Доминика. Она была уже готова нажать кнопку отбоя на своем мобильном телефоне, когда раздался резкий отрывистый ответ. Мэтти подумала, что наверняка ее звонок застал его у двери, когда он собирался уходить, а вот о том, куда и с кем, лучше было не думать.

О, боже, уже пора? Мы должны успеть к Венди пораньше, чтобы занять хорошие места. Я проделала такой путь не для того, чтобы сидеть в заднем ряду.

— Привет, Доминик. Это Мэтти. — Ее голос был ровным и спокойным в отличие от нее самой.

Ладно! Ханна заставила меня дать обещание. Я не хочу, но иначе она будет дуться на меня весь день. Вот что. Хелен писала мне письма, но в последнее время перестала. Подожди, дорогая. Я к этому клоню. Дай мне сказать.

При звуках этого ледяного голоса раскаяние Доминика и его чувство вины в их размолвке растаяли как дым. Он почувствовал себя оскорбленным, обманутым — и брошенным! — человеком, которому он оказал огромную услугу, устроив на работу и дав тем самым толчок карьере.

С ней все в порядке? С Хелен. Ханна хотела, чтобы я спросила об этом. Потому что вы же с ней говорили, да? Вы должны знать. Вдруг что-то случилось, из-за чего она перестала писать мне письма. Не то чтобы меня это беспокоило. Это неважно. Я просто помню, что Ханна просила меня узнать.

Несколькими холодными, но вежливыми фразами он должен дать ей понять, что не хочет больше иметь с ней дела. Именно такой вендетты требовала его раненая гордость.

Хорошо. Все хорошо. Довольна? А я тебе говорила.

Крепко прижимая к уху телефонную трубку, Доминик опустился в свое рабочее кресло и развернулся так, чтобы смотреть в окно.

А теперь можем мы заняться своими делами? Если мы сядем прямо перед Венди, у нас будет больше шансов, что она назовет имя для нас. Они вас чувствуют, так им проще нас найти. Коммуникация лучше.

— Слушаю тебя. — Его голос был так же холоден и ровен, как и ее.

44. Мишель

— Ты куда-то собирался? Я тебя задерживаю? — спросила Мэтти, и когда он безразличным тоном ответил, что вообще-то да, ревность, как кислота, снова стала разъедать ее сердце. А этого допускать было никак нельзя, поскольку для предстоящего разговора ей потребуется вся ее выдержка и здравый смысл.

— Что ты хотела, Мэтти?

Сегодня вечером она будет готовить Роджеру пирог с говядиной и почками, а он спросит, как прошел день. Она наврет, что ничего толком не делала, погладила девочкам школьную форму, пришила ярлычки с именами на спортивные костюмы, прополола грядки. Она умолчит о том, что ходила в торговый центр «Клирвотер», бродила по «Вулворту», рассматривая яркие коробки с конфетами и поглядывая на часы каждые полторы минуты.

— Нам нужно поговорить, Доминик.

В глубине души она знала, что в конце концов согласится с ним встретиться. Она поняла это после разговора с Хелен. Это важно, так ведь? Рассказать, каким он был на самом деле. И эти расшифровки интервью. То, что наговорила Перл, ее несправедливые слова, которые превращали Винни в другого человека. Винни не мог защитить себя или оправдаться. Мишель могла.

— О чем? — Он смотрел в пустоту за окном и чувствовал прилив огромной радости оттого, что слышит ее голос. А если учесть, что не он первый пошел на контакт… Его гордость может успокоиться. — Разве ты не все сказала в последнюю нашу встречу? Или ты пришла в себя и поняла наконец, что напрасно обвинила меня во всех грехах?

Она устала бояться. «Трайдент-Хауса», Эдди Эванса, правды.

— Ты занят вечером? Что-то важное? Не мог бы ты отменить встречу, мне действительно нужно увидеть тебя как можно скорее. — Она говорила все торопливее, а когда замолчала, поняла, что все это время удерживала дыхание.

Писатель стоял в атриуме под часами. Она узнала его по черно-белой фотографии на обложке книги. Он беспокойно топтался на месте в ожидании, не зная, кто к нему подойдет. Она может оказаться любой из женщин, торопливо проходивших мимо.

— Что ж, я постараюсь отменить запланированную встречу… — Какую встречу?! С кем? С уже традиционной бутылкой виски и телевизором с выключенным звуком в своей пустой квартире? — Я могу зайти к тебе…

— Я переехала, Доминик.

Мишель постояла у «Бутс», гадая, что он о ней думает. Ее представление о нем оказалось ложным. Она думала, он похож на Роджера: отглаженный костюм, напомаженные волосы, гольф по выходным, запонки и коньяк. Вещи сидят на нем слегка небрежно, не потому, что он не мог себе позволить ничего лучше, подумала она, а потому, что его не очень интересует одежда, а его туфли выглядят так, будто он ходит в них всю жизнь. Если он кого-то напоминал, так это ее младшего брата, который жил в Лейтонстоуне с папой, работал в букмекерской конторе «Бетфред» и копил деньги на стрижку.

— Переехала? — Он изобразил удивление. Проклятая гордость не позволяла ему признаться, что он звонил Лиз и справлялся о ней. — Куда? Нет, постой! Позволь, я сам догадаюсь. Назад к этому жалкому неудачнику, твоему бывшему любовнику. Приползла назад, несмотря на то что прекрасно знаешь, что он тебе не подходит…

Ей очень не нравился этот торговый центр. Особенно вестибюль с претенциозными кафе, где продавали сэндвичи на гриле по заоблачным ценам, и гигантские часы, из которых каждый час выскакивала пластиковая лягушка.

Тут Мэтти не сдержалась.

Перед тем как подойти к нему, она дождалась, чтобы лягушка закончила квакать.

— Как оказалось, ты тоже не подходил мне, Доминик. Твое мошенничество… Ты предпринял все, лишь бы уложить меня в постель.

— Я Мишель, — представилась она.

— Ты об этом хочешь поговорить, Мэтти? Ты еще не все обвинения бросила мне в лицо? Если это так… — Даже если так, он все равно сгорает от желания увидеть ее, с отвращением к собственной слабости подумал Доминик.

— Нет, — поспешно ответила Мэтти, пожалев о своей несдержанности. Самой себе она не могла не признаться, хотя все еще и была зла на Доминика, что он очень ей помог. Помог, как никто и никогда, помог в самый переломный момент жизни. Кроме того, он был прав, когда сказал, что, предложи он ей эту помощь прямо, она бы с негодованием ее отвергла.

Ей очень нравилась ее работа. Она была трудной, но очень интересной и хорошо оплачиваемой. Ей очень нравились коллеги и люди, с которыми приходилось сталкиваться по работе. Мэтти прекрасно понимала, что никогда бы не нашла такой работы и не встала на ноги без его помощи. Кроме того, нравится ей это или нет, Доминик был прав, говоря, что если бы захотел ею манипулировать, он бы стал махать у нее перед носом этой работой, как морковкой.

— Итак… Ты не ответила на вопрос. — Доминик не собирался отступать.

— На какой?

— Куда ты переехала?

— К Фрэнки я не вернулась, — с неохотой призналась Мэтти. — Я нашла квартиру рядом с Уимблдоном. Она маленькая и расположена не в самом престижном районе, но это все, что я могу себе сейчас позволить.

Доминик облегченно расслабился, только сейчас почувствовав, в каком пребывал напряжении, ожидая ее ответа.

— А где ты сейчас? — Теперь, когда рассеялся главный его ночной кошмар, в котором Мэтти снова была в объятиях Фрэнки, он мог позволить себе быть великодушным.

— По правде говоря, недалеко от тебя. Я в том бистро, которое в двух кварталах от твоего офиса. Ну, ты знаешь…

Доминик был удивлен. Он отвернулся от окна и придвинулся к своему столу.

— Ты решила прийти в бистро, даже не будучи уверенной, смогу я встретиться с тобой или нет?

— Это место не лучше и не хуже других. Если ты не можешь… — Мэтти огляделась вокруг. Народу ни много и ни мало, большинство явно зашли сюда прямо после работы. — Я заняла столик в глубине. Если сможешь, приходи…

— Я буду через десять минут.

Мир снова обрел краски и звуки и… новые надежды. Схватив пиджак, Доминик ринулся к лифту. Он решил не брать машину со стоянки и дойти — дойти, а не добежать! — пешком.

Мэтти ждет его! Пусть ее голос показался ему холодным, это вполне мог быть дефект телефонной связи — мобильные телефоны искажают голос. А она звонила ему по мобильному, единственному подарку, который она приняла от него после долгих уговоров. Его сводило с ума, когда Мэтти пользовалась подземкой, упрямо отказываясь от такси, и ему требовалось в любую минуту знать, где она и что с ней. Доминик вспомнил выражение ее лица, когда он вложил в ее руку маленький телефончик, и детское любопытство, с которым она училась им пользоваться.

Но сейчас самое главное было то, что она сама позвонила ему и предложила встретиться. На этот раз они поговорят спокойно, без взаимных обид и обвинений, как это было в последнюю их встречу, и уладят все разногласия. Доминик был готов уладить их любой ценой, потому что не представлял своей жизни без Мэтти.

Он дошел до бара за рекордно короткое время.

Мэтти была там, в темно-сером платье и черном жакете. Доминик не сразу обнаружил свое присутствие, позволив себе несколько секунд полюбоваться ею. Мэтти задумчиво смотрела на стоящий перед ней стакан, снова и снова водя пальчиком по его краю.

Неожиданно она подняла глаза и увидела Доминика. Их взгляды встретилась всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы он понял, что бросаться в его объятия она не собирается. Доминик сбавил темп и приблизился к столику неторопливой, небрежной походкой.

— Быстро ты добрался, — с напряженной улыбкой заметила Мэтти. — Я не ожидала тебя так скоро.

— Я же сказал, что буду через десять минут.

— Я просто подумала, что на то, чтобы связаться с тем человеком, с которым у тебя была назначена встреча, отменить ее и добраться сюда, потребуется больше времени.

Доминика выводила из себя эта отчужденная вежливость — по правде говоря, он ожидал совсем другого. Не садясь, он бросил взгляд в сторону барной стойки, затем снова на Мэтти.

— Я собираюсь выпить чего-нибудь. Что ты пьешь? Заказать еще?

— Я пью минеральную воду, и, спасибо, мне больше не нужно.

— Что-нибудь поесть? Принести меню? — Они разговаривают как незнакомцы! Он с трудом выдерживал это, но решил, что первый шаг должна сделать Мэтти. Наверняка она позвала его, чтобы помириться, просто никак не наберется храбрости.

— Почему бы и нет? — Мэтти пожала плечами и отвела взгляд. — Можешь сам заказать мне что-нибудь рыбное…

Спустя несколько минут, сделав заказ, Доминик со стаканом в руке вернулся к столу. Его настроение стремительно портилось.

— Итак, как поживаешь? — убийственно вежливым голосом спросил он, усаживаясь напротив нее за столиком и делая большой глоток из своего стакана.

— Мне по-прежнему очень нравится работа. — Мэтти оторвала взгляд от своего стакана с водой, посмотрела на Доминика и снова уставилась в стакан. Она знала, что будет трудно, и готовилась к этой встрече, но все оказалось намного труднее. Увидеть его оказалось еще хуже, чем услышать в трубке его голос.

— Почему ты отказалась от квартиры?

— Ты знаешь ответ.

— Тогда почему ты не ушла с работы?

— Доминик, давай проясним ситуацию. Что бы ни двигало тобой, когда ты нашел мне эту работу, я очень люблю ее…

— То есть я больше не монстр?

— Я не хочу об этом говорить.

— Тогда о чем ты хочешь поговорить? — Его терпение грозило лопнуть в любую минуту.

— А чем ты занимался в последнее время? — спросила вежливо Мэтти, не слишком ловко меня тему. Она так тосковала по нему, так хотела увидеть снова, так страстно желала всем своим глупым, безнадежно влюбленным существом. И еще ей было страшно. Очень страшно. Что он будет думать о ней через час, когда она скажет то, что должна? Мэтти изо всех сил оттягивала неизбежное.

— Много работал. — Доминик допил свой напиток и попросил официанта, принесшего их еду, повторить.

— И так же много развлекался?

Дэн Шарп улыбнулся и пожал ей руку. Ей показалось, что, увидев ее, он испытал облегчение.

— О чем ты?

— Ладно, забудь.

45. Мишель

— Отчего же? Я не успел переспать с армией женщин, если ты об этом. Жаль, но к списку моих грехов тебе не удастся добавить роль записного донжуана. Я не из тех мужчин, кто выпускает через черный ход одну женщину и спешит открыть парадную другой.

Вот и они. Очень депрессивно, правда? Держать птиц в клетке. Хуже всего на свете. Обычно я никогда не останавливаюсь у этого магазина, потому что не выношу птичьи крики. И не могу видеть, как они сидят тут, такие несчастные. За 3,99 фунта можешь купить ее и посадить дома в клетку в десять раз больше. У меня в школе была девочка, которая держала птиц. Квартира ее матери пропахла прогорклым жиром, кошачьим кормом и помойкой. У нее были попугай-корелла Спайк и волнистый попугайчик Росс. Росс был главный; он отвечал за все.

Все шло совсем не так, как рассчитывал Доминик. Его оптимистичная надежда на то, что они уладят все свои разногласия, таяла с каждой минутой, и он все больше злился, снова чувствуя себя дураком.

Вы любите птиц? Если вы их любите, лучшее, что вы можете для них сделать, — оставить их в покое на природе. Я часто думала, как хорошо было бы отпустить Спайка и Росса на свободу. Открыть дверцу и сказать: летите, летите. Но я не уверена, что они умеют летать, если честно; может, они бы просто спорхнули на ковер. Может, их все устраивало. Дело во мне.

— Я не хочу ссориться с тобой. — Мэтти опустила глаза. Нечто подобное она и ожидала, но не могла не позвонить и не прийти.

Ладно, вы хотели встретиться; это была ваша инициатива, так что приступайте. Мне нечего скрывать. Винни тоже. Столько лет прошло с тех пор, как я читала эти интервью, и, отвечая на ваш вопрос, почему я здесь, почему я передумала, скажу, что причина именно в них. Не могу позволить, чтобы вранье Перл стало решающим. Я много раз твердила себе, что мне неважно, о чем вы напишете в книге, но я не могу позволить, чтобы вы увидели Винни ее глазами. Она его не знала. В отличие от меня.

— Это снова возвращает нас к вопросу о том, зачем ты позвонила? Давай прекратим ходить вокруг да около. Мы уже выяснили, что я много работал, а тебе по-прежнему нравится твоя работа. Итак, зачем ты хотела меня видеть?

— Доминик, если бы я не позвонила тебе, ты бы сам связался со мной? — не удержалась Мэтти от мучившего ее вопроса. Ведь не хотела спрашивать, заранее зная, что ответ ей не понравится, и все-таки спросила.

Люди предвзято относятся к Винни. Он преступник, значит, он виноват. Они не могут сказать, что же он сделал, но кого интересуют детали, когда есть человек, на которого можно все повесить? Что касается двоих других, Артура и Билли, «Трайдент» внушит вам, что они не могли ничего сделать дурного, но поскреби поверхность, и найдешь грязь. Грязь Винни была на виду. Ему было нечего скрывать.

— В последнюю нашу встречу ты очень четко изложила свою позицию. — Доминик отложил вилку и нож, потому что начисто лишился аппетита. — Если ты думала, что я продолжу преследовать тебя, ты глубоко ошибалась.

«Трайдент» знает, что вы пишете книгу. Они ведут себя очень мило, но беспокоятся. Они связались со мной и предупредили, что, если я соглашусь поговорить с вами, это не пройдет мне даром. Они перестанут выплачивать мне компенсацию, на которую я никогда не рассчитывала, потому что мы с Винни не были женаты, но они хотели, чтобы я вела себя тихо, поэтому платили мне. Мой муж Роджер с удовольствием принимает эти деньги. Он не может слышать ни единого упоминания о Винни, но прекрасно мирится с деньгами. Готова поспорить, Хелен и Дженни тоже получили аналогичные письма. Но думаю, вы им не по зубам, они вас не испугают.

— Я так и думала, — ровно заметила Мэтти. Ее слова разозлили его еще больше.

«Трайдент» держался в стороне, делая вид, что их это не касается. Они не хотели, чтобы люди знали, что в их ряды затесался враг Винни. Плохо уже то, что они взяли на работу одного преступника. Если бы люди увидели связь между Винни и этим человеком, это привлекло бы ненужное внимание.

— А чего ты ожидала? — Ее спокойствие довело его до белого каления, как и неспособность восстановить свой легендарный самоконтроль, которым он гордился.

Не могу сказать, что там случилось. Но могу высказать свою версию.

— Ничего. Вернее, именно этого. Того, о чем ты сейчас честно сказал. — Мэтти подняла свой стакан, но быстро поставила его обратно, почувствовав, как сильно дрожит ее рука. — Хорошо, что мы понимаем друг друга. — Она посмотрела ему в глаза и невероятным усилием воли не отвела взгляд. — Значит, мы сможем все обсудить как цивилизованные люди.

Это сделал человек, о котором говорил Майк Сеннер. Механик. Я всегда возмущалась тем, что «Трайдент» отмахнулся от этой истории. Даже Хелен сказала, что это чепуха, потому что Майк был местным сплетником. Да, может, и так, но даже от сумасшедшего можно узнать полезную информацию. Я все равно хотела бы прояснить это дело.

— Обсудить что? — Беспокойство Доминика росло с каждым мгновением.

Факт заключается в том, что «Трайдент» не признал свидетельство Майка Сеннера, потому что это поставило бы под сомнение их деятельность. Это кажется невозможным, если знаешь о том, как высаживаться на башню, а этот парень высадился и покинул маяк без их ведома.

— Я беременна.

Только это должно быть возможно. Этот так называемый механик хотел отомстить Винни, и я уверена, у него получилось. Но я забегаю вперед, да? Давайте присядем?

Наступившая тишина была оглушительной, осязаемой на ощупь. Она длилась и длилась. Мэтти казалось, что прошли часы. Если бы все не было так серьезно, она рассмеялась бы, увидев, как этот опасно красивый и самоуверенный мужчина, никогда не теряющий самообладания, лишился дара речи.

Впрочем, нечто подобное она и предвидела. Потому что сама была точно в таком же состоянии всего лишь несколько часов назад, когда врач подтвердил ее беременность. Ей это даже и в голову не приходило, и к врачу она не пошла бы, если бы не начала поправляться, несмотря на то что практически ничего не ела.

Перл с самого начала с предубеждением относилась к Винни. Я полагаю, дело в том, что она была на стороне сестры в том, как Винни появился на свет. Но заставить ребенка верить, что его никто не хотел? Твердить ему, что пошел в своего отца-насильника, потом запирать его и лупить, когда он грубил в ответ? Вы спросите, как он оказался в тюрьме. Что ж, для Винни не было другого выхода. Никто не показал ему, что можно жить иначе. Что ты видишь в жизни, то ты получаешь, и что тут можно сказать, жизнь показала ему кучу дерьма.

Сейчас, спустя несколько часов, ей казалось, что с того момента прошли месяцы. Паника прошла, на все мысленные вопросы она дала ответы и приняла свою беременность как свершившийся факт. Хотя забеременеть она не должна была бы! Она принимала противозачаточные таблетки и не представляла себе, как доказать Доминику, что она его не обманывала и не заманивала в ловушку.

Если не считать маяки. Маяки давали ему надежду, и не стоит думать, что он бы отказался от нее. Если бы Перл была здесь, она бы сказала: «Помнишь, что он натворил в последний раз? Такой человек способен на что угодно». Но она ошибается. Как ошибалась, когда говорила, что он бил Памелу и плевал в нее, когда был ребенком. Винни проводил мало времени с матерью, пока она была жива, и я предполагаю, что он мог случайно ушибить ее, как бывало с моими детьми, когда они учились сидеть в детском стульчике, или когда я меняла им подгузники, или когда пили воду, ложились спать — в любой ситуации. Гнусность — говорить, что он делал это нарочно. Пэм была в синяках из-за уколов.

— Прошу прощения? — Доминик бросил эти два слова, как камни в стоячую воду.

У Винни была склонность к жестокости, да. Иначе он не сделал бы то, что сделал. Жестокость не в том смысле, когда ранишь чьи-то чувства, но уж если он хотел сделать кому-то больно, он делал. Его не стоило злить. Но должна вам сказать, он знал, что такое преданность. Если он хорошо относился к человеку, он никогда не подводил его. Я знаю, он был предан «Трайденту», потому что они были лояльны к нему. Эта работа была очень важна для него.

— Ты слышал меня, Доминик. Я беременна.

Вы знаете о Белом Граче? Его настоящее имя — Эдди Эванс. Эрика рассказала мне, как это было. Эдди и Винни были заводилами в своих компаниях. Они всегда соперничали — за территорию, за девушек, за то, по какому поводу кто оказался в тюрьме, и за прочее дерьмо, о котором никто уже ничего не помнит, потому что это было абсолютно бессмысленно. Но когда Эдди начал преследовать лучшего друга Винни, ситуация изменилась. Эрика сказала, он так сильно избил Реджа, что Винни с ребятами пришел на разборки. Они просто хотели предупредить Эдди, чтобы он не лез к ним. Они не знали, что у него есть дочка. Откуда?

— Ты позвала меня сюда, чтобы сообщить об этом?! — Он резко отодвинул свою тарелку, чтобы иметь возможность чуть ли не грудью лечь на стол и максимально приблизить свое лицо к лицу Мэтти.

После того как Винни получил место в «Трайденте», он узнал, что Эдди тоже устроился туда на работу. Винни не видел его с того самого вечера, когда Эдди пригрозил ему, что однажды он отомстит.

— Ты бы предпочел не знать? — вопросом на вопрос ответила она. — Вообще-то мысль не говорить тебе приходила мне в голову, но потом я посчитала. Ты можешь мне не поверить, но пара-тройка моральных принципов у меня все-таки имеется. Я посчитала, что ты имеешь право знать о своем ребенке.

Мэтти никогда не представляла себе, что станет чувствовать, если вдруг забеременеет. Она просто никогда не задумывалась об этом, но все-таки понимала, что все должно происходить не так. Она не должна сидеть в бистро и наблюдать за тем, как будущий отец ее ребенка с ужасом выслушивает ее сообщение о беременности, как будто ему сказали, что он заразился бубонной чумой. В идеальном мире она должна была бы с легким и радостным сердцем поделиться с любимым этой новостью, а в ответ он бы крепко обнял ее и сказал, что это лучшая новость на свете.

К сожалению, жизнь никогда не бывает идеальной, а ее — особенно. Вся жизнь Мэтти — непрерывная борьба, в которой судьба посылает ей все новые испытания.

Но несмотря ни на что, вопреки страхам и сомнениям, внутри нее зародилась и начала расти маленькая крупица счастья. Мэтти хотела и уже любила это маленькое существо, зачатое в любви, пусть и односторонней.

— Ты неправильно расставила акценты. Как ты могла пригласить меня сюда, чтобы сообщить об этом? В бистро?! Как мы можем разговаривать об этом здесь, в шуме и гаме? — Доминик огляделся вокруг, затем его взгляд снова впился в ее лицо.

— Я рассчитывала, что быстро сообщу тебе…

— Быстро?

— А когда ты переваришь эту новость, мы могли бы еще раз встретиться и обсудить все… более детально. — Мэтти отвела взгляд, не в силах смотреть в эти пылающие черные глаза.

— Как, ты предполагала, я поступлю?

— Доминик, я понимаю, для тебя это как гром с ясного неба… Для меня эта новость тоже оказалось шоком.

Доминик вполне допускал это, ведь Мэтти только-только начала свое успешное восхождение по карьерной лестнице, занимаясь интересной работой в коллективе, где все очень хорошо ее приняли. Обнаружить, что беременна, — настоящее потрясение для нее.

Но ее способность выдерживать удары просто поразительна. Глядя на Мэтти, никто бы не предположил, что она пребывает в шоке или потеряла самообладание. Она была спокойна, холодна и очень сдержанна.

— Как это могло случиться? — спросил Доминик. — Послушай, я хочу еще выпить. Принести тебе что-нибудь?

Мэтти покачала головой. Она наблюдала за тем, как Доминик подошел к бару, присел на высокий табурет, заказал выпивку и стал нетерпеливо барабанить пальцами по стойке в ожидании напитка. Она была права, решив встретиться с ним в людном месте. Она немного трусила, а в общественном месте Доминик вряд ли дал бы выход своим эмоциям. Если же он все-таки осмелится поднять на нее голос, она имеет возможность тут же встать и уйти. Впрочем, вряд ли он сделает подобное в людном месте.

По правде говоря, Мэтти была на пределе. Одного слова Доминика было бы достаточно, чтобы она сорвалась. Под внешним спокойствием ее эмоции бурлили, как горная река в наводнение, грозя в любую минуту выйти из берегов, и только Бог знает, что тогда она наговорит ему. И еще она все время ждала, что он обвинит ее в том, что она намеренно забеременела, чтобы заманить его в ловушку, связать обязательствами, которые сам он никогда бы не взял на себя добровольно.

— Твой вопрос вполне закономерен, — спокойно сказала Мэтти, когда Доминик вернулся. Сказала вежливо, по-деловому. Потому что для него это будет всего лишь дело, даже повинность. — Последние полгода я не принимала таблеток. Мы с Фрэнки… Одним словом, в них давно отпала необходимость, и я решила дать своему организму отдых от гормонов. Поэтому, когда мы с тобой занимались… этим впервые, я оказалась без предохранения. Глупо, я понимаю, но в тот момент я ни о чем не могла думать. После первого раза я снова начала принимать таблетки, но, по-видимому, было уже поздно. Я и подумать не могла…

— Так, картина ясна.

— Послушай, Доминик, я очень сожалею. — Мысли Мэтти стали путаться, все происходящее стало терять реальность, и она испугалась. — Ты не думай, что из-за того, что случилось со мной, твоя жизнь должна как-то измениться… Ты можешь продолжать жить, как будто ничего не случилось…

— Ну-ну… И как ты себе это представляешь?

— Это не налагает на тебя никаких обязательств. Просто мне подумалось, что ты должен знать, но это формальность…

— Формальность?! — Доминик из всех сих грохнул кулаком по столу.

— Тише!

— И не подумаю! Ты сама выбрала самое неподходящее место для того, чтобы сообщить свою новость, так что теперь терпи!

— Крик нас ни к чему не приведет.

— А к чему мы должны прийти, по-твоему?

— Пожалуй, действительно не стоило встречаться здесь, — прошептала Мэтти и закусила губу. Когда кулак Доминика обрушился на стол, многие посетители повернули головы в их сторону в ожидании скандального шоу.

— Ты сама выбрала это место! — бушевал Доминик, ни на тон не понизив голос.

— Не мог бы ты все-таки говорить чуть потише?

— Я буду говорить так, как захочу! — Он намеренно еще больше повысил голос и был вознагражден установившейся в бистро тишиной. Он с победоносным видом откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и уставился на Мэтти.

Неужели она действительно думала, что его участие в жизни собственного ребенка сведется к пустой формальности?! Мэтти выглядела бледной и очень напряженной, и Доминику вдруг захотелось вскочить, обойти стол, поднять ее на ноги, крепко обнять и не отпускать, пока напряжение не отпустит ее.

— Мы уходим отсюда! — рявкнул он. — Это не место для обсуждения столь серьезного вопроса, и ты понимаешь это не хуже меня. Пойдем ко мне, до моей квартиры всего десять минут ходьбы. Там мы сможем наконец остаться наедине.

— Нет! — При мысли о том, чтобы оказаться один на один с Домиником в его квартире, там, где им было когда-то так хорошо вместе, там, где пустила корни и проросла в ее сердце безнадежная любовь к нему, Мэтти пришла в панику. — Если так, то лучше… ко мне домой. Хотя и там мы вряд ли сможем сказать друг другу что-то, чего не могли бы сказать здесь.

— Отлично.





* * *



Мэтти показалось, что прошла целая вечность прежде, чем такси остановилось у мрачного старого дома, где она теперь обитала.

— Ты живешь здесь? — угрожающим тоном уточнил Доминик. — Ты этому предпочла комфортабельную квартиру в престижном районе?

— Это то, что я могу себе позволить, — коротко ответила Мэтти, отпирая входную дверь.

— Ты понимаешь, — сказал он, как только они оказались в ее квартире, — что это недопустимо? — Доминик презрительно оглядел комнатушку.

— Меня все здесь устраивает.

— Одна комната, служащая и спальней и гостиной, ванная, пригодная только для дистрофика, и кухня… — Доминик решительно прошел в кухню, — способная вместить полстола и один стул.

На глазах Мэтти вскипели слезы, и она поспешила отвернуться, но сделала это недостаточно быстро.

Крепкое объятие Доминика было надежным убежищем, и она бросилась в него, забыв обо всем на свете. Повернувшись в кольце его рук, она прильнула щекой к его груди и услышала, как он говорит куда-то ей в макушку:

— Мэтти, ты не можешь жить в таких условиях, особенно теперь. Ты носишь моего ребенка, и я не позволю тебе справляться с этим в одиночку, жить в этой дыре…

— Ты мне не позволишь? — Мэтти вывернулась из его вероломных объятий и отошла к окну. — Я попросила тебя о встрече вовсе не затем, чтобы позволить снова манипулировать мною!

— Да мне плевать, зачем ты мне позвонила, Мэтти! Теперь все изменилось. Послушай меня, дорогая, и послушай очень внимательно — повторять я не стану… Ты не будешь вынашивать, рожать и воспитывать моего ребенка в таких условиях. Каждый день подниматься по этой чертовой лестнице, рискуя оступиться и потерять ребенка. Можешь называть это как хочешь, но отныне правила устанавливаю я, понятно? И прежде всего, мы узаконим наши отношения.

От потрясения рот Мэтти непроизвольно приоткрылся.

— Мы… что? — заикаясь, спросила она. — Но зачем? — Она умудрилась взять себя в руки. — Доминик, ты неправильно понял причины, побудившие меня позвонить тебе. Я понимаю, ты вовсе не собирался становиться отцом… — Господи, да он при слове «отношения» вздрагивал! — Я понимаю, чувство долга, благородство и все такое, но я не собираюсь становиться их жертвой.

Доминик в два широких шага приблизился к тому месту, где она стояла, облокотившись о подоконник, но вместо того, чтобы обнять ее или как-то еще показать свою силу и решимость, он встал рядом с ней, но лицом к окну и стал смотреть вниз. Мэтти не могла оторвать взгляда от его чеканного гордого профиля.

— Теперь дело уже не в тебе, Мэтти. — Он повернулся к ней, лицо его было очень серьезным. — И не в том, хочу я или не хочу становиться отцом. Реальность такова, что ты беременна моим ребенком и нам необходимо пожениться. И как можно скорее.

Глава девятая

Мэтти не была бы Мэтти, если бы не рассмеялась. Она подошла к старой узкой кровати, превращенной с помощью трех подушек и покрывала в софу, и села на нее.

— Поженимся? Нелепость какая! Если ты еще не знаешь, сейчас на дворе двадцать первый век. Многие женщины беременеют, рожают и воспитывают детей, будучи не замужем. — Мэтти подтянула колени и обхватила их руками.

— Рад за них, — равнодушно бросил Доминик. — К счастью, их жизни никак меня не касаются. — Он предвидел ее возражения и был готов парировать их. Главное, она все равно выйдет за него замуж, и эта мысль нравилась Доминику все больше и больше. Судьба дала ему в руки козырную карту, и он намеревался разыграть ее наилучшим образом. — А вот твоя, наоборот, очень даже касается.

— Я не могу выйти за тебя замуж, понимаешь? Я не могу жить с человеком без любви! Как ты думаешь, почему я так и не вышла замуж за Фрэнки? Впрочем, ты и так знаешь. Мы уже когда-то говорили об этом. Да, я долгое время оставалась с ним, заботилась о нем, убеждая себя, что это и есть любовь, но глубоко внутри я знала, что никогда не стану его женой, потому что чувствую к нему не ту любовь, которая ведет к браку.

Доминик резко и кротко рассмеялся.

— А какая любовь тебе нужна для брака, Мэтти? С розовой сахарной глазурью?

— Не будь циничным. Мне нужна такая любовь, которая вот уже много лет удерживает вместе моих родителей. И твоих, между прочим!

Доминик передернул плечами.

— Они принадлежат к другому поколению, — заметил он. — Это сегодня развод не проблема: сегодня поженились, завтра развелись. — Он засунул руки в карманы и продолжал задумчиво смотреть на нее издалека. — А теперь выслушай мое мнение на этот счет. Мы — два взрослых человека, которых влечет друг к другу. У нас была связь, в результате которой ты забеременела и теперь носишь моего ребенка. Да, не стану отрицать, что в моей жизни теперь так или иначе все изменится. С другой стороны, мне уже тридцать четыре. Да, у меня еще много лет впереди, чтобы быть физически в состоянии стать отцом, но намного меньше, чтобы иметь силы вырастить ребенка. Кроме того, я не намерен уходить от ответственности.

— Я и не говорю, что ты должен от чего-то уходить, — в отчаянии возразила Мэтти. — Когда ребенок родится, ты сможешь навещать его в любой момент…

— Когда ребенок родится, в этом не будет необходимости, потому что ты будешь жить со мной, под моей крышей, в качестве моей жены. Ни один мой ребенок не будет незаконнорожденным. — Мэтти снова хотела возразить, но Доминик предостерегающе поднял руку. — И не надо мне рассказывать, что можно или нельзя в двадцать первом веке! Там, откуда я родом, дети рождаются в браке!

— Счастливом браке, — нашла в себе силы заметить ошеломленная Мэтти.

— Счастливый брак — это удачный брак, и у нас есть все предпосылки, чтобы сделать наш таковым. — Он стал загибать пальцы. — Во-первых, мы нравимся друг другу. Во-вторых, нам хорошо в постели. В-третьих, у нас будет ребенок и ему нужны оба родителя. В-четвертых, у нашего союза намного больше шансов выстоять, не будучи замутненным этой розовой любовной чушью.

Доминик знал, что это единственный способ убедить ее — быть сдержанным и логичным, как при заключении делового соглашения.

— А когда в постели перестанет быть хорошо? Что тогда?

Доминик отвел глаза. Перестанет? Им? С ума она сошла, что ли?

— К чему переживать заранее? Твой вопрос слишком гипотетический. И вообще, откуда он взялся? Кто заронил в тебя эту мысль? Родители? Друзья?

Мэтти пожала плечами. Ее родители с трудом мирились с тем, что она живет с Фрэнки «в грехе», но беременность от мужчины, о существовании которого они не знают, и перспектива стать матерью-одиночкой… Как они воспримут это?

— Я ведь только-только нашла себя! Ты знаешь это лучше всех! И дернул же меня черт признаться тебе…

— Тебе лучше даже не представлять, что было бы, не сделай ты этого. — Голос Доминика звучал зловеще. — Рано или поздно я бы все равно узнал, но тогда бы я не дал за твою жизнь и гроша ломаного.

— Если ты решил, что это еще один аргумент в пользу брака, ты ошибся.

— Как ты думаешь, Мэтти, как бы я… как бы любой нормальный мужчина отреагировал, выясни он, что у него есть ребенок, о котором он не знает? Если бы случайно встретился со своей бывшей возлюбленной, которая вела бы за руку ребенка, как две капли похожего на него?

— Большинство так называемых нормальных мужчин вздохнули бы с облегчением, узнав, что на них не навесили бремя ответственности за ребенка, которого они не собирались иметь, — не сдавалась Мэтти.

— Все, хватит разговоров, пора собираться.