Дороти Уильямс

Ускользающий луч

1

Молодая англичанка устало опустилась в кресло у иллюминатора, устроилась поудобнее и закрыла глаза, в который раз за этот долгий день мысленно возвращаясь к мучавшей ее проблеме, как вдруг услышала приветствие суетливого итальянца, терзавшего ее беспредметной беседой в зале ожидания аэропорта. Женщина обреченно вздохнула, вынужденная смириться с обществом столь разговорчивого попутчика. Было ясно, что все время полета ей предстоит отвечать на банальные вопросы и как-то реагировать на безудержные восторги этого надушенного и напомаженного господина.

— Никогда еще я не был так доволен предстоящим перелетом, — прокричал чуть не на весь салон жизнерадостный итальянец на ломаном английском. — Получить столь привлекательную соседку — большая удача!

Какое поразительное несовпадение, удрученно подумала Одри, никогда раньше мне так не хотелось перенести путешествие на любое другое время. Но это было невозможно по многим причинам, главная из которых и заставила Одри спешно собрать вещи и мчаться в аэропорт.

— Я непременно должен угостить вас шампанским, — не унимался попутчик, умудрившись сопроводить столь короткую речь множеством выразительных жестов.

— Благодарю вас, — ответила Одри ледяным тоном. — Я плохо переношу самолет и предпочитаю воздерживаться от спиртного.

— Тогда обещайте, что по прибытии в Рим мы обязательно отметим наше знакомство, — не сдавался итальянец.

— Спасибо, но это невозможно. Моя поездка вызвана серьезными делами, которые не терпят отлагательств. Кроме того, не припомню, чтобы мы с вами знакомились.

— Это не проблема. Меня зовут Антонио Резотто, я коммивояжер, — с готовностью откликнулся навязчивый господин, выжидательно поглядев на соседку.

— Одри Гордон, — неохотно и не слишком учтиво произнесла женщина и добавила: — Извините, я очень устала и мечтаю немного поспать.

Итальянец что-то недовольно проворчал себе под нос и демонстративно уткнулся в газету.

Одри исподтишка взглянула на разочарованное лицо соседа и с улыбкой подумала, долго ли продлится молчаливая пауза.

Ровно через пять минут итальянец отложил газету и как ни в чем не бывало принялся донимать попутчицу разговорами.

Когда самолет приземлился в Риме, Одри облегченно вздохнула, отметив, что столь утомительного путешествия ей еще не доводилось испытывать.

Увидев счастливые лица матери и отчима в зале для встречающих, Одри бросилась им навстречу, в первый момент не заметив стоявшего чуть поодаль Витторио Маричелли. Когда же ее взгляд встретился со взглядом его серых непроницаемых глаз, женщина остановилась как вкопанная, пытаясь унять свое сердце, готовое выскочить из груди. Она испугалась собственной реакции, поскольку встреча с Витторио не была для нее неожиданностью, ведь именно он вызвал ее в Рим телеграммой.

Мать и отчим тискали Одри в объятиях, а Маричелли терпеливо ждал, когда ему представится возможность поздороваться с гостьей. Сухо поприветствовав женщину, он извинился и, сославшись на неотложные дела, растворился в пестрой шумной толпе.

Одри разочарованно смотрела вслед удалявшемуся мужчине, вполуха слушая радостные восклицания родственников.

Всю дорогу до дома мать и отчим рассказывали ей о своей жизни, но она почти не слышала их, поглощенная мыслями о Витторио. Почему он так быстро ушел, не сказав ни слова об интересующем их обоих деле? Ведь именно из-за этого дела он и вызвал Одри в Рим. А ей так хотелось, чтобы причина приглашения была совсем иная… Одри одернула себя, стараясь сосредоточиться на словах матери.

— Мы так рады твоему приезду, дочка! Рико приготовил обширную программу, он давно мечтает показать тебе Рим. Ты непременно полюбишь этот восхитительный город. А еще тебе предстоит познакомиться с нашими друзьями и с многочисленной родней Рико, — мать ласково погладила Одри по руке.

Все время, пока длилась эта речь, отчим не переставая кивал, неотрывно глядя на Одри счастливыми глазами.

— Вряд ли я смогу заняться всем этим, мама, — рассеянно откликнулась она. — Ты же знаешь, я приехала по делу.

Родители растерянно переглянулись.

— Конечно, работа прежде всего, — с энтузиазмом подхватил отчим. — Но надо же и немного отдохнуть. Об этом мы с твоей мамой и говорим.

— Мне необходимо как можно скорее договориться с Витторио об аренде участка и вернуться домой, ведь я все бросила и примчалась сюда, получив его телеграмму. А любоваться достопримечательностями я буду, когда возьму отпуск. — Одри даже не заметила, как задели эти слова мать и отчима. Они старались не смотреть друг на друга и спешно перевели разговор на нейтральную тему.



Последующие три дня Одри тщетно пыталась уладить свои дела, чтобы побыстрее вернуться в Лондон. Маричелли пропадал на раскопках, так и не удосужившись найти время для разговора с Одри. Чтобы чем-то занять себя, она решила съездить на экскурсию, заодно доставить удовольствие отчиму.

Но неразрешенные проблемы и непрекращающийся дождь мешали Одри любоваться местными красотами. Кроме того, количество памятников в Риме действительно ошеломляло!

Она вернулась домой, чувствуя, что накопившееся раздражение вот-вот вырвется наружу, и с облегчением вспомнила, что родители собирались пойти в гости.

— Лопни мои глаза, если я еще хоть раз в жизни посмотрю на все эти обелиски, стелы и арки. Мне наплевать, в честь кого они поставлены! — Отбросив со лба влажные волосы, Одри устало опустила на стул сумку и замерла, увидев лежащего на диване Витторио. Она смотрела на спящего во все глаза, чувствуя знакомый холодок в животе.

Этот высокий, стройный, элегантный красавец раздражал Одри, приводил в бешенство и в то же время притягивал, как никакой другой мужчина на свете. Именно Витторио был первопричиной ее плохого настроения.

Одри враждовала с ним уже четыре дня, которые казались ей неделями. И дело заключалось именно в самом Витторио, а не в очередном ящике с грязными камнями, костями и прочей дрянью, которую он выкопал.

У Одри не укладывалось в голове, почему Маричелли понадобилось расположиться в квартире ее отчима вместо того, чтобы воспользоваться своей собственной. Тут не было для него места! А ему хоть бы что: он не обращал внимания не только на прозрачные намеки, но и на прямые упреки. Он пропускал мимо ушей все, что она ему говорила, и не реагировал на замечания держать свой хлам в одном месте. Все это не имело бы никакого значения, будь они друзья. Но друзьями они не были, а сварливость Одри — реакция на чувства, с которыми молодая женщина не хотела или не умела бороться, — являлась гарантией того, что они ими и не станут.

У Маричелли до сих пор не нашлось времени поговорить с ней! По крайней мере, он так заявлял. Это нежелание оторваться от работы и уделить Одри несколько минут стало еще одним камнем преткновения. Конечно, Витторио человек занятой, но она тоже не бездельница.

Одри продолжала сердито смотреть на его лицо, строгую красоту которого, как ни странно, подчеркивали растрепанные короткие темные волосы, на нелепую кость, которую он сжимал в руке, и умирала от желания дотронуться до него, провести пальцами по твердому подбородку и полным губам. Умирала от желания, чтобы он прикоснулся к ней, обнял, поцеловал…

Поэтому, когда Витторио открыл глаза, Одри ощутила укол тревоги. Она смутилась и тут же бросилась в атаку.

— Вы что, решили занять своей персоной всю гостиную? — сердито проворчала она, не замечая, что во взгляде Витторио нет и намека на смущение, которое обычно испытывает внезапно разбуженный человек, и что, как ни странно, во сне его лицо казалось еще более суровым, чем во время бодрствования. — Если вы так устали, ложитесь в постель! Гостиная существует не для того, чтобы в ней спать!

Он смотрел на Одри с насмешливым любопытством, которое едва не довело ее до белого каления. Насмешливый взгляд не вязался с суровым выражением лица! Это было вопиющим противоречием.

— Ну? Чего вы ждете? Пока подействуют ваши чары?

— Чары?

Указывая на кость, которую все еще держал в руке Витторио, Одри с язвительным сарказмом спросила:

— Тренируемся на шамана?

Маричелли не моргнул глазом, не изменился в лице — просто продолжал смотреть на нее с нескрываемым любопытством.

— Дорогая леди, — наконец протянул он, — если бы я умел пользоваться чарами…

— …То постарались бы побыстрее избавиться от меня, надо понимать. Осмелюсь напомнить, вы сами настаивали на моем приезде! — Витторио прислал Одри дерзкое письмо, требовавшее ее присутствия, и билет на самолет, так что у нее не оставалось выбора: отказаться было невозможно. — Я пробыла здесь уже четыре дня. У меня больше нет времени!

— У меня тоже.

— Тогда разрешите мне взять в аренду эту землю.

— Нет, — спокойно возразил он. — Который час?

— Час ночи.

— Час ночи? Сегодня вы весьма припозднились.

— Ну и что? — Одри смерила собеседника ледяным взглядом. — С каких это пор вы стали моим опекуном?

Он удивленно приподнял брови, вытянул ноги, расположился поудобнее и с отсутствующим видом начал крутить кость длинными пальцами.

— Слишком горячо оправдываетесь. Что, изменяли своему долговязому?

— Нет, — с каменным выражением лица ответила молодая женщина. Причиной опоздания стало то, что ей пришлось идти пешком: свое место в такси она уступила пожилой даме, которая вымокла и устала больше, чем Одри.

— Очень жаль, это доставило бы вам море удовольствия. Кстати, как поживает ваш избранник? Все еще собирается жениться на вас?

— Предположим. Насколько я знаю, у него все в порядке. А как поживает Флавия?

— Кто-кто? — изумленно переспросил он.

— Флавия.

— Имя для стриптизерши, выступающей со змеей.

— Так оно и есть, — нахально усмехнулась Одри. — Ну, значит, Фелиция. Или что-то в этом роде. Очень вычурно.

Одри решила перейти к единственной теме, которая представляла (вернее, должна была представлять) для нее интерес:

— Вы не можете утверждать, что там расположено древнее поселение кельтов.

— Могу.

— Нет, не можете. Это лишь предположение… Не могли бы вы встать?

Маричелли холодно улыбнулся, поднялся на ноги и выпрямился во весь свой почти двухметровый рост.

— Так лучше? — насмешливо поинтересовался он.

— Да.

На самом деле все было наоборот. Она отвернулась и бросила взгляд на свое отражение. Из зеркала в рамке, висевшего над каминной полкой, на нее смотрела строптивая ведьма с разрумянившимся лицом и сверкающими глазами. Это ей совсем не понравилось. Одри была похожа скорее на египтянку или итальянку, чем на рассудительную англичанку.

Молодой женщине ужасно не нравилось то, что она выбита из колеи и вынуждена притворяться мегерой. Но поскольку Маричелли не должен был догадаться о ее подлинных чувствах, выбора не оставалось. Если бы она могла изобразить полное безразличие! Увы, гнев не позволял и мечтать об этом…

Поняв, что Маричелли подошел к двери и оперся о косяк, Одри подняла глаза и снова уставилась на него. Витторио — человек, которому она морочила голову, человек, который и не догадывался об этом, человек, который сводил ее с ума, человек, который не позволял взять в аренду позарез нужный ей кусок земли… Все было из рук вон плохо!

Он похож на повесу-аристократа начала прошлого века, подумала Одри. И говорит так же — конечно, когда пользуется английским. Она не знала, как Витторио говорит на своем родном итальянском; вероятнее всего, так же — с ленивой аристократической растяжкой. Отчим Одри считал, что в этом виновата его мать, которая не захотела отдать мальчика в английскую школу.

— Когда должны вернуться Рико и ваша мать? — непринужденно спросил он.

— Не знаю, — сердито ответила Одри. — Думаю, скоро. — Она устало поправила пышные русые волосы и, зная, что колотится лбом о кирпичную стену, тем не менее предприняла еще одну попытку: — А если там действительно было поселение кельтов, можно мне взять это место хотя бы в краткосрочную аренду, пока вы не начнете раскопки? — взмолилась женщина.

— Нет, — мягко ответил Витторио.

— Но почему? Честное слово, я не собираюсь производить там никаких сельскохозяйственных работ и ничего не нарушу! Единственное, чего я хочу, это поставить несколько клеток с животными!

— Нет.

Раздосадованная тем, что не может заставить Витторио изменить решение, Одри продолжала беспомощно смотреть на него. Рубашка этого известного ученого в области античности выглядела так, словно никогда не знала утюга. Брюки были ничуть не лучше: карман порван, правая штанина забрызгана грязью… Раскопки, догадалась она. Глава недавно созданного Европейского общества охраны памятников истории не гнушался пачкать руки… Одри ничего не оставалось, как признать, что это веский довод в его пользу.

В профиль он выглядел иначе — нос напоминал лезвие бритвы, губы казались тоньше… Одри догадывалась, что его мысли, как обычно, вернулись в прошлое.

Настоящему принадлежала лишь небольшая часть его сознания. По крайней мере, так казалось. Он слушал вполуха, отвечал рассеянно, и это было невыносимее всего. Если все же удавалось завладеть его вниманием, приходилось говорить как можно быстрее, чтобы изложить суть дела, пока он не отвлекся. Иногда Одри подозревала, что он делает это нарочно… и только с ней. Но какой в этом смысл?

Как он похож на какого-то древнеримского бога, непоследовательно подумала она, продолжая хмуро смотреть на Витторио. Такой же… недосягаемый. По выражению глаз Маричелли казалось, что он все понимает, но это было не так. Если бы он понимал, то разрешил бы ей арендовать участок. Отвратительно эгоистичный, фанатично целеустремленный, умный и расчетливый, он не обращал внимания ни на чьи чувства, кроме собственных. Впрочем, так же, как и она сама, с огорчением подумала Одри.

При мысли о том, что время уходит, на лбу женщины появилась морщинка. Одри отвела глаза. Ей был необходим этот участок земли. Необходим позарез. Если Витторио откажет, что, скажите на милость, она будет делать?

— Алекс Вулф звонил? — тихо осведомилась она. Не получив ответа, Одри подняла взгляд и обнаружила, что Витторио ушел. Она тяжело вздохнула, подошла к его спальне и без стука открыла дверь.

Маричелли сидел на краю кровати, глядя то ли в пол, то ли на свои ботинки. Возможно, Витторио пытался понять, почему они такие грязные, но держать пари, что это так, а не иначе, Одри не рискнула бы.

— Я бы хотела, чтобы вы не уходили, когда с вами разговаривают, — устало сказала она. — Я спрашивала, говорили ли вы с Алексом Вулфом… Витторио!

— Гмм? — Он поднял глаза, подождал, а потом принялся с отсутствующим видом расстегивать рубашку. Отвернувшись при виде его обнаженной груди, которую ей хотелось осыпать поцелуями, Одри хрипло повторила:

— Вулф получил материалы аэрофотосъемки?

— Угу.

— И что?

Освободившись от рубашки, он задумчиво постучал пальцем по спинке кровати и пробормотал:

— Пока слишком рано…

— Что это значит? Есть там признаки поселения кельтов или нет?

Маричелли поднял туманные глаза.

— Чересчур высоко.

— Высоко? — ошарашенно переспросила она. — Что значит чересчур высоко? Витторио! О Господи! — Она глубоко вздохнула, безуспешно пытаясь собрать остатки терпения и справиться с физической тягой к этому мужчине, откашлялась, а затем спокойно спросила: — Вы хотите сказать, что фотографии сделаны со слишком большой высоты? А раз так, — продолжила она, начиная задыхаться от негодования, — он сделает еще несколько кадров, спустившись пониже?

— Угу.

— Когда? Завтра? Послезавтра? А если и они ничего не покажут, тогда я смогу взять в аренду эту землю?

— Нет, что-то там есть, — пробормотал он себе под нос и нахмурился. — Но что? Может быть несколько предположений…

— Витторио! — Одри не знала, говорят ли они об одном и том же; она даже не была уверена, что Маричелли замечает ее присутствие. — Может быть, вы все-таки обратите на меня внимание? Это важно!

Он рассеянно кивнул.

Решив, что Маричелли действительно слушает ее, молодая женщина с жаром продолжила:

— Если бы вы дали мне «добро», разрешили еженедельно продлевать аренду, сделали хоть что-нибудь!..

Безмолвно умоляя Витторио согласиться, Одри с трудом сдержалась, когда он сбросил ботинки, снял носки и начал с отсутствующим видом скатывать их в комок. С головой уйдя в свои мысли и не обращая на нее никакого внимания, он швырнул комок в угол.

— Не делайте этого! — по привычке возмутилась она, затем подняла носки и бросила их в корзину для грязного белья. — Моей матери и без того хватает дел, чтобы еще подбирать за вами носки! Так когда вы примете решение? — настойчиво спросила Одри.

— Скоро, — весьма туманно ответил он.

Внезапно Витторио поднял голову, удивленно посмотрел на Одри, как будто до сих пор не видел ее, а затем невпопад заявил:

— Похоже, ваша мать очень довольна своей новой жизнью.

— Что? При чем тут это?

— Вам не нравится Рико?

— Конечно, мне нравится Рико! — вспыхнула Одри. — Он — прелесть, маме просто повезло, что она встретилась с ним. Но мы говорили…

— Она овдовела, когда вам было три года, верно?

— Да, но…

— Это все объясняет.

— Что объясняет? — Он довел Одри до исступления. — Я счастлива, что они поженились, ясно вам? После встречи с Рико у нее появился румянец на щеках, заискрились глаза… Он хороший, добрый человек… К тому же несказанно гордый и счастливый.

До недавнего времени Рико был закоренелым холостяком, казалось, он не мог поверить, что Эмили стала его женой, и женой любящей. Ниже ростом, чем мать Одри, толстенький, плешивый, он боялся, что Эмили может в одночасье исчезнуть, а потому неустанно опекал обеих женщин.

Однако все это не имело ни малейшего отношения к делу — тому делу, которое Одри обязана была закончить.

— Так можно мне временно взять этот участок в аренду? А потом, когда Алекс сделает новые фотографии, вы дадите мне окончательный ответ? Да?

— Может быть, — согласился он.

— Что значит это «может быть»? Может быть, вы дадите мне ответ? Или, может быть, согласитесь? — Каждая фраза, которую удавалось из него выудить, только запутывала дело. — Я… — Она осеклась, услышав щелчок замка, зажмурилась от отчаяния и вышла из спальни.

— Одри… — тихо окликнула мать и улыбнулась при виде дочери. — Все в порядке?

— Да, в порядке.

— Экскурсия прошла нормально?

— Нормально, — снова подтвердила Одри. Вспомнив раздражение, которое охватило ее после прихода, она кисло улыбнулась. Мыслями она была далеко отсюда; в результате древний Рим слился для нее в сплошное туманное пятно.

— Ты поужинала?

— Да, в маленьком уютном ресторанчике.

— Отлично, — улыбнулась мать. — Тебе понравилось?

— Да, очень.

Старшая из женщин не слишком уверенно кивнула.

— Витторио дома? — чересчур жизнерадостно улыбнулась она.

— Да. Я только что была у него в комнате, — многозначительно подчеркнула Одри. — Пыталась кое-что выяснить.

— Ну да, про землю… — Мать разочарованно вздохнула.

— Наверно, ты единственная мать на свете, которая толкает дочь в постель к мужчине!

— Что за вздор! — подозрительно горячо возмутилась Эмили. — И я вовсе не думаю, что мужчину можно соблазнить, одеваясь так, как ты.

Донельзя удивленная, Одри оглядела свой наряд.

— А что здесь такого? На мне самые обыкновенные джинсы.

— Именно. Мужчины любят длинноногих.

— Глупости. Я приехала сюда не для того, чтобы вести светскую жизнь. И тем более не для того, чтобы затащить в постель какого-нибудь мужчину.

— Знаю, — вздохнула Эмили. Обреченно махнув рукой, она заглянула в спальню и застенчиво улыбнулась Витторио. Одри отвернулась. Ее не интересовало, ответил ли тот на улыбку.

Тут Рико, словно он был глухим и не слышал из прихожей разговора матери и дочери, тревожно спросил:

— Одри здесь?

Отчим неуклюже выглянул из-за плеча матери. Румяное лицо коротышки отражало смесь волнения, гордости и глуповатого неверия в то, что в пятьдесят два года можно не только жениться по любви, но и получить в придачу красавицу-дочь. Рико поглядел на Одри сияющими глазами и без всякой нужды объявил:

— Мы пришли!

— Неужели? — огрызнулась Одри, но тут же улыбнулась, показывая, что сердится вовсе не на него, и подарила отчиму еще одну ласковую улыбку, зная его чувствительность. Она действительно любила Рико и сомневалась, что это чувство было бы более глубоким и искренним, будь он ей настоящим отцом.

Рико ответил ей восхищенной улыбкой и заглянул в спальню.

— Привет, Витторио, — поздоровался он и недоуменно уставился на его голую грудь и босые ноги. — Все в порядке?

— Хочешь спросить, не была ли твоя дочь у меня в спальне? — с насмешливой улыбкой осведомился Витторио. — Была. Но можешь не беспокоиться, — заверил он. — Я не пытался ее обольстить.

— Как будто вам это под силу… — огрызнулась Одри. Но это действительно ему под силу, огорченно подумала она. Господи, как ей хотелось, чтобы Витторио обольстил ее! Уж не догадывался ли он об этом ее желании?

— Перестаньте! — воскликнул отчим. — Я имел в виду другое!

— Значит, ты хотел, чтобы я обольстил ее? — Нет!

— Я догадываюсь, что ты не в восторге от перспективы жить бок о бок с двадцатидевятилетней старой девой… Ничего, тут очень кстати подворачивается этот долговязый малый.

— Витторио! — строго произнесла мать. — Не следует называть его так. Я уверена, что Пол очень милый человек… если узнать его как следует, — неуверенно добавила она.

— И вы до сих пор еще не узнали его? После стольких лет знакомства?

— Полутора, — с готовностью подсказала Одри, на самом деле желавшая, чтобы все как можно скорее замолчали. — Думаю, примерно столько же, сколько вы знакомы со своей стриптизершей.

— Стриптизершей?! — с ужасом воскликнула мать. — О, Витторио, нет… только не со стриптизершей!

— Стриптизершей со змеей, — ехидно уточнила Одри. — Я думаю, с питоном.

— С гадюкой, — буркнул Маричелли.

Удивленная прозвучавшим в голосе Витторио суховатым юмором, который не слишком вязался с его обликом, Одри быстро отвела взгляд, когда Маричелли насмешливо поглядел ей в глаза.

Если бы только знать, что он представляет собой как человек, беспомощно думала Одри. Тогда бы ей было легче разработать план действий. Но она не знала его. Более того, совершенно не понимала! Временами он был почти дружелюбен, а в следующую минуту мог замкнуться, уйти в свою скорлупу. Витторио пугал ее; даже грязная одежда не могла разрушить ореол элегантности и ауру значительности.

— С гадюкой? — еле слышно переспросила мать, переводя взгляд с одной на другого; затем она состроила недовольную гримасу и заявила: — Я иду спать!

Эмили взяла Рико под руку, и они удалились по коридору в свою комнату. До Одри доносились их тихие голоса. Возможно, они пытались убедить друг друга, что Витторио все же нравится их дочери. Ведь мать большую часть жизни провела в мире грез и считала, что все должны нравиться друг другу. На самом деле Витторио вовсе не нравился Одри… Она была влюблена в него. Впрочем, если бы он не заинтересовался этим участком, она смогла бы уехать, смогла бы постараться забыть… Одри не ожидала, что он отвергнет ее предложение, и рассчитывала… слишком на многое. Но если она уедет, не добившись его согласия…

Одри подняла глаза, увидела, что Витторио все еще насмешливо наблюдает за ней, и подарила ему гневный взгляд.

— Не обращайте внимания, Одри, — подбодрил он. — Смотрите на это как на закалку характера. Препятствия всегда закаляют характер.

— А это хорошо или плохо? — нахально спросила она.

— О, интересный вопрос! — Он поднялся и все с той же ненавистной ей насмешливой улыбкой подтолкнул Одри к выходу. — Кстати, ваша мать права. Мужчинам действительно нравятся длинноногие. — Прежде чем Одри успела открыть рот, он мягко, но решительно закрыл дверь перед ее носом.

— Откуда вы знаете? — раздраженно спросила она, но слишком тихо, чтобы Маричелли мог ее слышать. — Вы же замечаете только то, что случилось две тысячи лет назад… Мы поговорим завтра! — добавила она громче.

— Не стоит беспокоиться, — глухо прозвучало из-за двери. — Ответ будет прежний: нет.

— Но почему? — возопила Одри. Когда надежд на продолжение разговора не осталось, она уныло поплелась в свою комнату. — Почему? — спросила женщина в пустоту. — Неужели ему не все равно?

Но отступать она не собиралась — вернее, не могла себе этого позволить — и надеялась в конце концов взять упрямца измором. А там хоть потоп… лишь бы Маричелли не слишком быстро узнал, что именно она сделала.

С наслаждением сбросив туфли, Одри села на край кровати и начала растирать ноющие ступни. А завтра Рико обещал показать ей Ватикан. Отчим хотел, чтобы Одри полюбила этот город так, как любил его он сам, мечтал убедить ее переехать в Рим, чтобы они могли жить все вместе… Одри вздохнула. Она искренне любила отчима, но знала, что это чувство накладывает на того, кого любят, слишком большую ответственность.

Одри еле заметно улыбнулась, а затем нахмурилась, припомнив беседу с Витторио (вернее, свои слова, поскольку говорила она, а Витторио молча наблюдал), и мысленно произнесла молитву, чтобы он передумал. Тогда она могла бы вернуться домой и зажить привычной жизнью. Вернуться к Полу, еще раз вздохнула она. К Полу, который хотел жениться на ней. Но она не любила его. Пол принадлежал к числу тех высокомерных самцов, которые считают, что все должны плясать под их дудку.

Но она скучала по своим животным, и если Витторио не суждено войти в ее жизнь… Если он не даст согласия на аренду участка, то не будет никаких животных… ни убежища для диких, ни приюта для домашних, банковскую ссуду придется вернуть и все планы, мечты и надежды пойдут прахом. И только из-за того, что Витторио не может отвлечься от своих раскопок.

Мистер Халиган, фермер, у которого она прежде арендовала участок, умер, а его брат, ставший наследником, продал землю, не предупредив Одри. И все потому, что она сделала глупость и не настояла на заключении договора по всем правилам. Конечно, она не ожидала, что Смит умрет. Вероятно, не ожидал этого и сам Смит. Ему было лишь немного за пятьдесят.

Но она сумела пережить это! Она нашла другой участок земли, меньше чем в миле от первого, и не так далеко, чтобы туда нельзя было добраться… И если бы Рико не показал этот участок Витторио… Если бы Витторио не увидел там нечто, наведшее его на мысль о древнем поселении кельтов, участок давно принадлежал бы ей!

Одри начала готовиться ко сну. Вскоре молодая женщина лежала под одеялом, подложив руки под голову и глядя в потолок. Мысли ее вновь вернулись к Витторио — Витторио, который лежал в постели всего в нескольких метрах отсюда — высокий, стройный, мускулистый, обнаженный…

С тихим стоном досады и жгучего желания она сжала кулаки, изо всех сил стараясь не думать о нем. Безумие, просто безумие, что ее тело сыграло с ней такую шутку… тем более, что Витторио считает ее засушенной старой девой. Ну, положим, так прямо он не сказал… только намекнул.

Одри глубоко вздохнула, отгоняя мысли о Маричелли, и сосредоточилась на мучивших ее проблемах. Нужно было поскорее возвращаться в Англию, независимо от того, позволит ли Витторио использовать ей землю; нельзя было надолго бросать дело на ее помощницу Кэтрин. Но кусок земли был просто замечательный…

А тут еще Пол с его ультиматумом: либо выходи за меня замуж, либо между нами все кончено. И ведь она сказала ему, как говорила уже не раз, что не любит его, а относится к нему как к другу… но разве он слушал? Нет. Одри сомневалась, что он вообще что-нибудь понял. Пола манила ее красота, но вовсе не интересовала ее душа, хотя он упрямо цеплялся за свои надуманные чувства. Кэтрин подошла бы ему куда больше.

Черт побери, Одри, с чего ты взяла, что можешь учить других уму-разуму? Но она действительно не любила его. Возможно, она вообще не способна любить. Или слишком разборчива. Беда заключалась в том, что она была чересчур независима, а мужчинам это не нравилось. К тому же, кому понравится, когда женщина то и дело вскакивает среди ночи и несется спасать какого-нибудь больного дикого зверя.

Естественно, Пол тоже не был в восторге от этого, хотя с первого дня знал, чем она занимается, поскольку был местным ветеринаром. Порой Одри подозревала, что он не любит животных, а видит в них лишь средство зарабатывать себе на жизнь. Однако он всегда был готов сорваться с места, чтобы осмотреть ее больных лис и ежей. Если она выйдет замуж за Пола, ветеринар всегда будет под рукой, а это очень удобно… Ох, Одри, откуда в тебе столько цинизма? Впрочем, если выбирать между Витторио и Полом, то преимущество следовало отдать последнему.

Почему матери взбрело в голову, что они с Витторио могли бы стать мужем и женой? Ведь Витторио совершенно ясно дал понять, что она ему не нравится! Но что взять с влюбленной женщины, которая все на свете видит сквозь розовые очки…

И Рико туда же… Он был бы счастлив, если бы Одри влюбилась в его лучшего друга; впрочем, отчим не возражал бы против любого другого итальянца, лишь бы она осталась в стране, которую обожала ее мать.

Одри понятия не имела, почему Витторио так настаивал на ее приезде, если не собирался говорить с ней об участке. Она сорвалась с места, решив, что Маричелли передумал и хочет обсудить с ней подробности арендного договора… Но она ошиблась. Так зачем же он вызвал ее?

Одри тяжело вздохнула, повернулась на бок и закрыла глаза. Завтра она предпримет еще одну попытку. Если опять не повезет, она вернется домой и займется поисками другой земли. Но ничего подходящего в округе не было. Она уже искала.



Одри проснулась поздно, взглянула на часы и застонала. Уже девять; это значит, что Витторио она упустила. Искать его на раскопках бесполезно — совершенно очевидно, что разговаривать там он не станет. Кроме того, она обещала Рико поехать на экскурсию. Но почему никто не подходит к этому проклятому телефону?

Пока она выбиралась из кровати и шла по коридору, телефон звонил, однако стоило ей протянуть руку к трубке, как трель прекратилась. Одри чертыхнулась и собралась пойти на кухню за чашкой кофе, но вдруг заметила адресованное ей письмо, подсунутое под телефонный справочник. Надпись на конверте была сделана поразительно неразборчивым почерком Кэтрин.

Как только Одри разорвала конверт и увидела бросившуюся в глаза фамилию Халиган, в ней вспыхнула надежда. А вдруг что-то изменилось и участок остается за ней? Она могла бы перевезти клетки обратно, пока Витторио ни о чем не догадался…

Однако надежда быстро сменилась отчаянием. Что он собирается сделать? Подать на нее в суд? Это невозможно! Невозможно требовать, чтобы она вернула землю в прежнее состояние! Это безумие! О Боже, он ведь продал землю под застройку; ему должно быть безразлично, в каком виде находится земля! Ну нет, черта с два он получит с нее хоть пару шиллингов! Пусть подает в суд! Пусть начинает процесс! Она уже заплатила этому сквалыге все, что ему причиталось!

Молодая женщина влетела в столовую и застыла как вкопанная. За столом сидел Витторио. Держа в руке кофейную чашку, он уткнулся в какую-то книгу. По гладкой полированной поверхности стола были разбросаны бумаги… Картина повторилась: стоило Одри его увидеть, как внутри распрямилась стальная пружина отчаянного желания.

Казалось, за четыре дня ее тело должно было привыкнуть к его близости. Посмотри на меня! — хотелось крикнуть Одри. — Посмотри, какая я! Но он не стал бы смотреть, все равно не стал бы; именно это приводило Одри в бешенство и заставляло до такой степени забыть правила приличия, что она с трудом узнавала себя.

Он поднял глаза, увидел ее ночную рубашку и опять погрузился в книгу.

Чувствуя себя униженной, Одри опустилась в кресло напротив.

— Вы говорили с Алексом?

Он едва заметно покачал головой.

— Почему? Я разговариваю с вами и хочу, чтобы вы смотрели на меня. — Она протянула руку и отвела книгу от его лица. — Я получила письмо.

— Вижу.

Не обращая внимания на его подчеркнутое безразличие, Одри заявила:

— Халиган говорит, что я должна заплатить за восстановление земли в ее прежнем состоянии. Это абсолютная чушь! Там не было никакого состояния! Как по-вашему, он имеет на это право?

Маричелли бросил на Одри досадливый взгляд, а затем вновь принял равнодушный вид.

— Понятия не имею. Я не юрист.

— Я знаю, что вы не юрист, но у вас есть земля…

— Которой я не могу разрешить вам воспользоваться.

— Но почему? — взмолилась она. — Если он подаст иск, эта земля будет мне попросту необходима!

— Встречный иск, — пробормотал он, снова углубляясь в книгу. — Отказ съезжать с земли.

Я уже съехала с этой земли! И переехала на твою… Но разве она могла признаться в этом? Если бы он согласился, то никогда ничего не узнал бы!

— Витторио…

— Нет.

— Что «нет»?

— Вы не получите эту землю!

— Вы сказали, что я смогу взять ее, если там нет древнего поселения!

— Это вы сказали. Кроме того, эта земля не моя. Она принадлежит местному совету; просто мы имеем право проводить на ней археологические исследования.

— Но вы распоряжаетесь ею! Вы могли бы убедить их! Они прислушаются к вам! А мне это позарез необходимо!

Маричелли медленно поставил чашку, положил раскрытую книгу на край стола и посмотрел на Одри. Его лицо казалось высеченным из мрамора.

— Вам необходимо? Вы считаете, что на свете нет ничего важнее вашей персоны и ваших нужд? Вам безразлично, что эта земля представляет собой археологическую ценность? Вам наплевать на наследие прошлого!

— Но дикие животные — это тоже наследие прошлого! К тому же вам ничто не помешает заниматься раскопками. Копайте рядом. Черт побери, Витторио, это важно!

— Археология важнее.

— Но ведь вы же сказали, что вам некогда заниматься этим делом!

— Лично мне действительно некогда. Но кроме меня есть и другие. По моей просьбе вам подыскивают равноценный участок.

— Нигде поблизости такого участка нет! Я уже искала… Пригодные для использования участки расположены слишком далеко.

— Нет, — холодно повторил он, — это вы далеки от понимания. Вы хотите, вам нужно… Я потратил уйму времени, терпения и дипломатии, доказывая, что ваша работа имеет большое значение, и убеждая местный совет и ведомство по охране окружающей среды подыскать вам подходящий участок. Они делают это, оказывая мне личную услугу.

— Но они не там ищут! — повторила Одри. — Я знаю про ваши попытки и благодарна за них, но больше не могу оставаться здесь! Мне надо ехать!

Витторио хлопнул книгой об стол, поднялся на ноги и громоподобно рявкнул, поразив ее до глубины души:

— Поезжайте! Сегодня же! Я даже сам отвезу вас в аэропорт! Вы называете меня эгоистом и упрекаете в том, что я создаю в квартире хаос, но вам нет дела до того, как тяжело переживают Рико и Эмили вспышки вашего плохого настроения!

— Я не заставляю их переживать… — растерянно пролепетала Одри.

— Нет, заставляете! Вы сеете раздоры и нарушаете всеобщее спокойствие.

— Спокойствие? — беззвучно повторила она.

— Да, спокойствие! Рико сбился с ног, пытаясь ублажить вас и доставить вам удовольствие…

— Но мне не пришлось бы здесь оставаться, если бы вы позволили мне взять землю! И вообще не понадобилось бы приезжать!

— О да… Увы, они слишком хорошо это знают!

Она ахнула и отшатнулась.

— Что?

— Одри, сколько времени вы бы собирались приехать к ним в гости? Посмотреть, где и как они живут? Месяцы? Годы?

— Нет! Просто у меня мало свободного времени!

Он безжалостно усмехнулся.

— Зато у вас есть время преследовать меня.

— Я не преследую вас! Вы сами настаивали, чтобы я приехала!

— Да, — вкрадчиво согласился он, — настаивал. Если бы я этого не сделал, вы бы не приехали никогда. А как вы думаете, какие чувства испытывают ваша мать и Рико, зная, что вы приехали из-за меня, а не из-за них?

— Это нечестно!

— В самом деле?

— Нечестно, и если вы работаете у Рико, это еще не дает вам права разговаривать со мной так, словно я полное ничтожество!

— Я не работаю у Рико, — ледяным тоном поправил Маричелли.

— Да? Ну, ладно, это не имеет никакого значения. — Чувствуя себя виноватой, поскольку упреки Витторио попали в цель, она принялась защищаться. Этот человек обладал удивительным умением заставлять ее уходить в глухую оборону. — Если уж мы стали обмениваться обвинениями, как быть с вашей невнимательностью, вашим эгоистичным нежеланием считаться с чувствами других людей? Вам не приходит в голову, что моей матери и Рико до смерти надоели ваши кости, ваши камни и ваше постоянное присутствие в их доме? И…

— В моем доме, — спокойно вставил он, но разгорячившаяся Одри не обратила внимания на эту реплику.

— Они женаты всего шесть месяцев! Я давала им время побыть вдвоем, а это гораздо важнее, чем вы думаете! Вы грубо и бесчувственно вторгаетесь в жизнь молодоженов, людей, любящих друг друга и вовсе не нуждающихся в том, чтобы вы заполняли их дом всяким хламом! Мать даже не может толком убраться! Ей приходится стирать и гладить на вас, как какой-нибудь… Ваш дом? — осекшись, прошептала пораженная Одри. — Ваш дом? Что вы хотите этим сказать?

— Только то, что сказал. — Он перегнулся через стол, собрал свои бумаги, положил их в книгу, осторожно закрыл ее, сунул под мышку и ушел.

2

— Витторио!

Ошеломленная, растерянная, совершенно сбитая с толку, Одри устремилась следом, но вскоре увидела, что за ним захлопнулась входная дверь. Его дом?!

Обведя взглядом старые картины, античную мебель и дорогие ковры, она выбежала из гостиной и принялась лихорадочно разыскивать мать. Одри заглянула в спальню, на кухню и в конце концов обнаружила Эмили на балконе, где та оживленно болтала с соседкой. Мать обожала балконы. Но этот балкон принадлежал не ей.

Выйдя на широкую площадку с обвитой плющом чугунной решеткой, к которой крепились горшки с самыми разнообразными растениями, Одри тихо сказала:

— Мама, можно тебя на минутку?

Удивленная мать торопливо извинилась перед соседкой на недавно освоенном итальянском, испустила недовольное восклицание и загнала дочь в комнату.

— Одри! Ты до сих пор в ночной рубашке!

— Ну и что? — нетерпеливо спросила молодая женщина. — Я проспала…

— Рико ведь советовал тебе посетить Ватикан. Кажется, экскурсия начинается в одиннадцать.

— Я помню, но…

— Он очень расстроится, если ты не…

— Мама! Витторио сказал, что это его квартира!

— Ну да, — недоуменно подтвердила она. — Я говорила тебе…

— Ничего ты не говорила!

— Одри, — мягко возразила мать, — я говорила это, когда мы встречали тебя в аэропорту. Пожалуйста, не делай из меня дурочку. — Одри широко раскрыла глаза и готова была решительно запротестовать, когда мать продолжила: — Но с самого прибытия — точнее, с той минуты, как ты вышла в зал ожидания — ты вела себя так, словно окружена врагами: огрызалась, набрасывалась на всех, была отвратительно груба с Витторио, который, надо сказать, вел себя на удивление сдержанно… Впрочем, хватит об этом. Я знаю, ты волнуешься из-за своего приюта, беспокоишься о животных, но в этом не виноваты ни я, ни Рико, ни Витторио. Витторио вовсе не обязан сдавать тебе землю в аренду, у тебя нет никаких оснований требовать этого. Больно признаваться, но мне очень стыдно за тебя. Я не учила тебя плохим манерам, и если это влияние Пола, то тогда чем скорее прекратится ваша связь, тем лучше.

— У нас с ним нет никакой связи, — прервала ее Одри.

— Я молчала все это время, — решительно продолжала Эмили, — потому что… потому что испытывала неловкость.

Ошеломленная, едва не потерявшая дар речи, Одри прошептала:

— Неловкость?

— Да. Рико всем и каждому говорил, какая у него чудесная взрослая дочь. Он был так горд, так счастлив, а ты никого к себе не подпускаешь и воротишь нос от любого предложения познакомиться с его друзьями.

— Неправда!

— Правда. Я знаю, ты делала это не нарочно по рассеянности или не подумав, — но теперь мой дом здесь. Есть люди, с которыми я вижусь каждый день… и мне было бы стыдно, если бы они за моей спиной говорили, что моя дочь…

— Грубиянка? — обмерла Одри.

— Настырная, — покачала головой мать. — Это на тебя не похоже. — Затем она закусила губу, вздохнула и призналась: — Нет, похоже. Ты действительно настырная, но никогда не была грубой. Мнение людей имеет большое значение, Одри. Нельзя отвергать их, потому что они тебе неинтересны или потому, что твой ум занят чем-то другим. Я думала, это будет так приятно, — грустно добавила мать. — Мне хотелось, чтобы ты приехала, хотелось показать тебе Рим. Но ведь ты бы не появилась, если бы речь не зашла об этом несчастном куске земли, правда?