Смирнов Олег
Тяжёлый рассвет
Олег СМИРНОВ
Тяжёлый рассвет
Киноповесть
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Печальное зрелище представляли собой западные области Украины... Разрушенные города, села, фабрики, заводы... Следы зверств фашистких захватчиков...
Три года хозяйничали здесь фашистские оккупанты. Огнем и мечом иноземные захватчики хотели поставить людей на колени. Только в Львовской области фашисты уничтожили около семисот тысяч советских граждан, а также подданных Чехословакии, Югославии, Голландии, Великобритании и США.
Такой была обстановка на правобережной Украине в период с 24 декабря 1943 года по 17 апреля 1944 года, когда оглушителъно грянули залпы \"катюш\", артиллерии; когда эскадрильи самолетов, громя врага., наносили по его позициям бомбовые удары; когда пошла пехота и устремились танки в атаку...
И вот он настал - долгожданный день: вновь встал пограничный столб на западной границе.
В результате успешных боевых операций в 1944 году государственная граница была восстановлена от Баренцева моря до Черного.
С середины 1944 года начался великий освободительный поход Красной Армии, оказавшей помощь народам Европы в их борьбе против фашистской тирании...
Бои, перешагнув рубеж, продолжались на территории гитлеровской Германии...
Уже недалек был великий день Победы над фашистской Германией. Наконец свершилось: подписан акт о безоговорочной капитуляции в Карлсхорсте.
Те, кто лишь вчера снял солдатские шинели, взялись за восстановление разрушенного войной народного хозяйства... Кипела работа на вновь возводимых заводах... Закладывались первые кирпичи в основании разрушенных домов... Острый плуг взрезал первую борозду...
Однако в западных областях Украины бандитско-террористическая деятельность организации украинских националистов тормозила экономическое и культурное строительство, подавляла политическую активность трудящихся.
В октябре 1944 года под ударами Красной Армии в обозе отступающих фашистских войск бежали на запад и их кровавые прислужники - главари украинских националистов, оставившие по указке своих хозяев законспирированное подполье.
Главари ОУН с одобрения и при помощи фашистов установили контакт с американской и английской разведками.
После войны в западногерманских городах Резенсбург и Штарнберг работали школы, где новые хозяева учили оуновцев диверсионно-шпионским наукам. Националистам было безразлично, к каким хозяевам идти в услужение. Они продавались тому, кто больше платил...
Деревня, затерявшаяся в предгорьях Львовской области. По размокшим от дождя и липкого снега улицам идут одинокие прохожие. На одном из домов на красной материи лозунг:
\"10 февраля 1946 года состоятся выборы в Верховныый Совет СССР. Единодушно отдадим голоса за кандидатов блока коммунистов и беспартийных. Все на первые послевоенные выборыI\"
На избирательном участке \"ястребок\" с карабином, в шинели не по росту и двое мужчин. Один из них в видавшей виды военной гимнастерке, другой еще юнец. Они что-то сверяют, делают запись.
- В списках есть ошибки, - говорит мужчина в гимнастерке. - Пригласи завтра Дудко. Он мужик что надо - всех знает.
- Хорошо, - отвечает юнец. - Обязательно приглашу.
- Вы же обещали усилить охрану, - напоминает \"ястребок\". - Где она?
- Будет тебе завтра отделение пограничников, - отвечает мужчина. - Не волнуйся!
Овраг в лесных зарослях. Медленно поднимается небольшой бугор земли вместе с пнем. Следом из-под него в лохматой шапке появляется голова рыжебородого человека. Человек осматривается по сторонам и, убедившись, что никого нет, вылезает на свет.
По сигналу человека с бородой из бункера один за одним вылезают одетые по-разному люди. Их около десятка грязных, небритых. Сжимая немецкое оружие, они осторожно продираются через лесные эаросли. Впереди руководитель краевого провода ОУН Клим Рогозный, за ним \"служба безпеки\" бандит по кличке Гук...
В сумерках банда нападает на избирательный участок. Зверски расправляется с дежурным. \"Яотребок\" пытается оказать сопротивление, но и он гибнет от пуль бандитов.
Бандиты действуют быстро, точно. Видно, что для них это работа привычная.
К трупу \"ястребка\" прикреплена записка; \"Так будет со всеми, кто примет участие в голосовании\".
На избирательном участке при свете ламп толпится народ. Некоторые мужчины с оружием.
Возле мужчины в военной гимнастерке на коленях стоит девочка десяти лет.
- Татусько, проснись, - причитает она. - Проснись, татусько...
Женщины вытирают слезы. Толпа мужчин будто окаменела...
В это время в Западной Германии происходили события, имеющие непосредственное отношение к бункеру Клима Рогозного.
По тихим улицам Мюнхена шла легковая машина. На заднем сиденьи кадровый разведчик Хельмар. Рядом с ним солидный мужчина - один из руководителей американской разведки.
- Наконец-то, Хельмар, - сказал руководитель, - вы можете показать себя на практической работе. - И добавил: - На перспективной работе!
- Ценю доверие руководства, - склонил голову Хельмар. - Мне остается поблагодарить. И оправдать его!
- А мы проследим за вашим продвижением по службе.
- Я понимаю, с кем имею дело...
- С нашими коллегами англичанами, - говорил руководитель разведки, все вопросы согласованы.
- Это хорошо сэр! Но разрешите сказать о Другом? - Хельмар спокоен, сдержан. - Меня удивляет мудрость и дальновидность Черчилля.
- Вы имеете в виду его фултонскую речь?
- Да, сэр.
- А вы обратили внимание: он ее произнес у нас, в Америке.
- Я думаю, это начало глобальной конфронтации с коммунизмом.
- Вы правильно думаете, Хельмар!
Машина остановилась у трехэтажного здания. Пассажиры, предъявив документы часовому, очутились в кабинете.
- Продолжим разговор, господин Хельмар, - сказал руководитель. - С вами вылетают Ворон и Тур. На что они способны, вам известно?
- Разумеется, - улыбнулся Хельмар.
- Нам понравился ваш новый спутник - брат Клима Рогозного, - продолжал руководитель. - Чтобы не попасть в беду, держите Жара при себе. Все трое хорошо знают местные условия.
- Если можно, подробнее о Климе Рогозном, сэр!
- Сын кулака. Отбывал солидный срок за убийство большевистского начальника... Освобожден гитлеровцами... Был полицаем, старостой... Советской крови не жалел, хе-хе! Остальные подробности получите в нашей картотеке.
- Понятно, сэр!
- Хочу напомнить, - говорил руководитель. - Нас не устраивает разноречивая информация о положении в Польше и Западной Украине... Как говорят русские, лучше раз увидеть... В действиях националистов очень важен элемент организованности... Поняли? Я уже не говорю об агентуре абвера, она густо посеяна в тех кругах...
- Да, сэр, она нужна нам как воздух!
- Вы все понимаете с полуслова... Виски? Джин?
Ночь. Деревянный дом, приспособленный под пограничную заставу. Канцелярий Пограничный наряд: старшина Дзюба, крепко сложенный мужчина лет двадцати восьми, молодые солдаты Садыков и Ковалев.
- Учти, Кузьмич, твои орлы еще пороху не нюхали, - наставляет пограничников начальник заставы лейтенант Захарин.
- Это ничего, - говорит Дзюба. - Пограничная служба свое возьмет.
- Настроение?
- Очень хороший, - с акцентом отвечает таджик Садыков.
- А как же иначе? Раз Садыков говорит хорошо, значит, так и есть, улыбается Захарин и продолжает строго: - Банды продолжают зверства. Будьте начеку! - Захарин приложил руку к фуражке. - Приказываю выступить на охрану государственной границы Союза Советских Социалистических Республик! Вид ларя-да - \"дозор\"...
Рассвет. Граница. Вдоль контрольно-следовой полосы идет пограничный наряд.
Впереди рядовой Ковалев с собакой, за ним рядовой Садыков, затем старшина Дзюба.
Со стороны границы, из-за кустов, ведет наблюдение за пограничниками группа бандитов...
Собака, почуяв посторонних, потянула поводок в сторону кустов. Нервно напряглась. По ее поведению было заметно, что здесь кто-то есть...
- Рекс, вперед! - с силой потянул на себя поводок Ковалев. - Тропу не видишь?
Садыков с любопытством наблюдал за Ковалевым. Бандиты притаились, приготовились открыть огонь. Как только наряд прошел, главарь подал знак рукой, и банда - около десяти человек - след в след переметнулась через КСП.
- Послюшай, Юра, - спросил тихо Садыков. - Ты что, собсем собака нэ понимаешь? Да-а? Он тянуль на куст, а ты?..
- Послушай, Абдусалом... - замедлив шаги, наставительно заговорив Ковалев.
- Что Абдусалом? Я родился Абдусалом... А куст ты видель?
- Какой куст? - подошедший Дзюба услышал конец разговора.
- Прошли, - махнул рукой расстроенный Ковалев.
- А ну, назад! - приказал Дзюба, поняв что к чему.
Ковалев и Садыков замаскировались, изготовились к бою.
- Товарищ лейтенант! - говорил в телефонную трубку Дзюба. - Двести пятый погранзнак, банда в сторону тыла!
В это время из кустов вынырнул незнакомец с оружием.
- Проводите к офицерам! - сказал он.
- Бросай оружие! - крикнул Дзюба. - Руки!
Подбежали Ковалев и Садыков. Незнакомец стоял с поднятыми руками.
- Я Данилюк! - назвался незнакомец.
- Наденьте наручники! - приказал Дзюба наряду.
- Подождите! - Данилюк показал пограничникам на связанного человека. Заберите его!
- Что это значит? - спросил старшина.
- Долго объяснять... А за бандой мы шли по пятам...
- По пятам, говоришь? - Дзюба внимательно посмотрел на Данилюка, затем подключился к телефонной розетке. - Товарищ лейтенант, имею двоих задержанных.
В трубке неразборчивый голос Захарина, ему отвечает Дзюба:
- Да, оставляю Садыкова... Он ждет тревожную... Иду на преследование. Да! Нужна помощь! Слушаюсь!
Пограничный наряд бежал по следу...
- Пускай собаку! - подал команду Дзюба.
- Вперед! - Ковалев отстегнул ошейник.
Бандиты ускоренным шагом передвигалась по лесным тропам. К ним приближалась собака. Грянул выстрел, и она упала.
Дзюба и Ковалев заметили оуновцев.
- Сдавайтесь! - закричал старшина, прячась за дерево. Ему ответили длинной автоматной очередью. Пули прошли рядом.
Дзюба поднял автомат и дал ответную очередь. Один из бандитов упал...
Бандиты заметались. Под прикрытием пулеметчиков начали отходить.
- Не подставляй лоб под пули, - предупредил Дзюба Ковалева. Пригнись!
Трещали очереди автоматов. Дрожь пулеметов передавалась пулеметчику.
На опушке леса из полуторки выпрыгивали пограничники...
- Держи под огнем, Кузьмич! - сказал подбежавший Захарин. - Впереди плавни... А я - с флангов!
- Понял, товарищ лейтенант!
- А ну-ка, хлопцы, за мной! - Захарин вскинул автомат и побежал вперед.
Шел бой. Падали бандиты; убит и молодой пограничник.
Оуновцы прижаты к плавням.
- Сдавайтесь! - сорванным голосом кричит Захарин. - Вы в ловушке!
Бандиты, ощутив безысходность положения, бросали оружие, поднимали руки. Один из них с разбегу шагнул в болото и провалился. Жадно засасывала его черная жижа. Он делал судорожные движения, хватался руками за рогоз, но трясина поглотила оуновца. Наверху плавала фуражка с трезубцем...
Киев. Наступила весна.
К общежитию педагогического училища подходит капитан в новеньких погонах пограничника. Это Левада, бывший старшина 7-й пограничной заставы.. На его груди ордена Красного Знамени, Отечественной войны, два ордена Красной Звезды, медали.
Он проходит в общежитие.
- Кто пожаловал? Девочки, смирно! - с наигранной серьезностью подала команду Люба, раскладывавшая на столе карты. - Предсказываю судьбу. Позолоти, красавец, ручку!
- Привет педагогам! - поздоровался Левада. Девушек было трое. Они встретила Леваду как старого знакомого.
- Я сегодня именинник. - Левада достал из портфеля фрукты, конфеты, пирожные. - Зачеты сдал... И прости-прощай, мой Днипро.
- Я думала, ты пришел мне делать предложение, - не унималась Люба.
- Несостоятельный жених, - улыбнулся капитан. - Война... На свадьбу не успел накопить...
- А хоть на бутылочку наливочки скопил?
- Увы, не потребляю. Что попишешь, Люба, пограничная служба...
- Скучная, видать, у вас служба!
- Как сказать, - усмехнулся Левада.
- Набиваешь себе цену? - продолжала балагурить дивчина.
- Люба, перестань! Ты же не на сцене! - сказала с укоризной одна из девушек.
- Ну вот еще! Галя и пошутить не даст!
Девушки чем могли сервировали стол. Слышались смех, шутки.
- Поздравляем тебя, Павло, - с какой-то тревогой в голосе сказала Галина. - Будь счастлив...
Она опустила голову, покраснела.
- Ну, чего нос повесила? - бодрилась Люба. - Уши вянут от таких грустных разговоров. В общем, Павло, не забывай нас, курносых!..
На прощание девушки спели украинскую народную песню.
- Спасибо, - сказал Левада. - Детство... Родная Сумщина... Как все это далеко! На войне в короткие минуты отдыха... Поверите или нет... Я иногда слышал, как поет мама...
- Девочки! - спохватилась Люба. - Что же мы это... Анюта, опаздываем в кино.
- Ах, да, конечно, - растерялась Анна и бросилась одеваться..
- До скорого! - сказала Люба и помахала рукой.
Павел и Галя шли по набережной Днепра. В укромном уголке уселись на скамейку.
- Пойми, Павлуша, это так неожиданно.
- Прости, но мне показалось...
- Ты не обижайся... Дяде я больше, чем дочка. А тут: здравствуйте, я выхожу замуж. Мама умоляет приехать на каникулы... Я не могу иначе...
- Разве это причины?
- Еще не известно, куда получишь назначение. К тому же, ты знаешь, мне еще год учиться.
- Это целый год ждать! Галя, что ты говоришь?
- Будь благоразумен, Павлуша.
- Хорошо, - вздохнул Левада. - Завтра в дорогу. Куда мне писать?
- У родителей я не задержусь... Пиши на общежитие. Послушай, Павел, а может, у нас все несерьезно?.. Ты хорошо подумал?
- Галинка, ну зачем так?
- Люб ты мне, Павлуша, - Галина доверчиво прижалась к Леваде.
Он обнял ее за плечи и поцеловал.
Начальник пограничного отряда. Герой Советского Союза майор Сушенцов, бывший начальник 7-й пограничной заставы, сидел в кабинете и рассматривал документы.
Зазвонил телефон. Он поднял трубку.
- Товарищ майор, - сказал женский голос. - Будете говорить с начальником войск пограничного округа генерал-майором Свиридовым.
- Спасибо! Начальник пограничного отряда майор Сушенцов, слушаю!
- Здравствуйте, Илья Петрович!
- Здравия желаю, товарищ генерал!
- Как настроение?
- Какое тут настроение, - ответил майор. - У Захарина солдат погиб. Обидно, не война же.
- Вот именно, не война, - мрачно ответил генерал. - Я вас попрошу: задержанных Данилюка и Ворона завтра к двенадцати ноль-ноль доставить в Львов к начальнику областного управления МГБ генералу Осадчему.
- Слушаюсь!
- А вам к десяти ноль-ноль через три дня прибыть к первому секретарю обкома товарищу Калюжному... Все! До свидания, Илья Петрович!
- До свидания, товарищ генерал, - ответил Сушенцов.
В кабинете находились генерал-майор Евгений Иванович Осадчий, начальник областного управления МГБ в гражданском костюме, следователь МГБ и начальник войск Украинского пограничного округа генерал-майор Юрий Николаевич Свиридов.
Перед ними сидел задержанный.
Следователь передал генералу Осадчему папку, тот кивнул.
- Данилюк Николай Богданович, - начал Осадчий, - оуновец под кпичкой Тур.
- Точно так, - привстал Данилюк,
- Сидите, пожалуйста, - поднял руку Осадчий. - Мы не нашли ответа на такой вопрос... Что вас, учителя сельской школы, привело в банду националистов?
- Если разрешите, я расскажу, - заговорил Данилюк.
- Говорите, мы слушаем.
- Молодежь во время войны насильно угоняли в Германию. Пришлось уходить от облав. На хуторе встречал Олесю. Поженились, появилась дочь... Может, не все вам интересно? - остановился Данилюк.
- Продолжайте, - сказал Осадчий.
- В сорок четвертом, - говорил Данилюк, - призывали в армию. Вечером военком отпустил домой, утром меня ждали на сборном пункте. А ночью нагрянула шайка Рогозного... Схватили с женой и дочкой... У нас на глазах изрубили семью красноармейца. Олеся упала без чувств. Я держу дочку, что делать - не знаю... Рогозный сунул мне дулом автомата в подбородок и сказал...
- Что именно? - спросил Свиридов.
- Он сказал: \"Запомни, Данилюк, с этого часа ты служишь нашему святому делу. Будем разом хлебать горе за самостийну Украину. Если продашь, тебя и твою семью постигнет такая же кара...\" Вот так я...
- И как вы отрабатывали? - спросил Осадчий. - Чем занимались?
- Писал листовки, воззвания... - невесело произнес Данилюк.
- А как вы оказались на Западе? - спросил Свиридов.
- Ворон, Жар и я очутились там по воле Клима Рогозного, зверхника краевого провода.
- Надо понимать - руководителя, - уточнил следователь.
- Да, так надо понимать. В местечке Камфбейрен, недалеко от Мюнхена, нас учили в шпионско-диверсионной школе.
- Дальше что? - спросил Осадчий.
- Привезли на Висбаденский аэродром. Оттуда самолетом без опознавательных знаков... ночью сбросили на территорию Польши. В нашей группе был и американский разведчик Хельмар. Он мне предложил работать на американскую разведку. Я вынужден был согласиться.
- Цель его появления? - спросил Осадчий.
- Прибрать к рукам националистов, недовольных Советской властью и новыми порядками в Польше, и заставить работать на них. То есть на американцев...
- Почему вы прибыли сюда только с Вороном?
- Должен был уточнить обстановку, а затем Хельмара и Жара переправить через границу.
- Вам Рогозный доверяет? - справился Осадчий.
- Кажется, доверяет.
- Со своей женой встречались? - спросил Свиридов.
- Мне запрещали. Но перед уходом на Запад я заскочил на один день... Знаете, после посещения семьи я хотел пойти с повинной.
- Что же помешало? А? - Осадчий метнул быстрый взгляд из-под бровей.
- Слишком далеко зашло. За мной следил Гук - \"служба безпеки\". Кто пробовал порвать с подпольем, гибли в удавке эсбистов.
- Вот вы сдались, так сказать, физически, - Осадчий вышел из-за стола. - Но меня больше интересует моральная, нравственная сторона. Говоря иначе, ваши убеждения.
- Возьмите под защиту семью, - начал горячиться Данилюк. - А я готов заявить где угодно... Украинское правительство в эмиграции - ложь, и верховный провод - ложь! Все ложь... Правители готовы перегрызть друг другу глотку... Все подбирают крошки хлеба со стола американской разведки, английской... А хочешь жить сытно - делай что прикажут.
- А вы могли бы снова вернуться в подполье? - Осадчий пристально поглядел на собеседника.
- Нет!
- Ну, а помочь нам?
- Не знаю! Право, не знаю...
- Когда вас ждет Рогозный? - спросил Свиридов.
- Август и сентябрь. Первые десять дней.
Граница. На строительство питомника для служебных собак лейтенант Захарин, старшина Дзюба, пограничники таскают бревна, строгают доски, стучат топорами. Работа идет споро.
К заставе подъехал \"газик\", из него вышел Сушенцов.
- Товарищ майор! - доложил начальник заставы лейтенант Захарин. - На участке границы происшествий не случилось. Застава зажимается строительством питомника для служебных собак.
Начальник, отряда подал руку лейтенанту Захарину и старшине.
- Размахнулись, - сказал Сушенцов. - Не только воевать умеете, но и созидать.
- Потыхесеньку строим, - сказал Дзюба. - Это лучше, чем воевать.
- Я понимаю, Кузьмич. - Сушенцов дружески его похлопал по плечу. Хлебнули мы с тобой... Всю войну до Берлина... А помнишь охрану Карлсхорста при подписании фашистами акта о безоговорочной капитуляции?
- Как не помнить, товарищ майор, сам Верховный благодарность послал.
- То-то же, Кузьмич... Тебя и сейчас в округе ждет награда.
- Это за что же?
- Не за красивые глаза... Показывайте стройку!
Капитан Левада находился в приемной начальника войск генерала Свиридова. Из кабинета вышел сияющий старшина Дзюба.
- Что раскраснелись, как с мороза? - поинтересовался Левада.
- Орден Красной Звезды! - Дзюба выпятил грудь, показывая награду.
Светлана Храмова
- Дела тут, видать, горячие...
Колокольные дворяне
- Да так, потыхесеньку, - улыбнулся старшина.
Эта книга не могла быть написана без помощи и активного участия многих людей. Автор бесконечно благодарен Сидоровой Светлане, директору ТИАМЗ (Тобольский историко-архитектурный музей-заповедник); Андрею Ламбину, научному сотруднику ТИАМЗ; Ирине Сергеевой, начальнику отдела ТИАМЗ; Константину Васильеву, доктору медицинских наук, профессору Одесского национального медицинского университета, кафедра социальной медицины; иерею Петру Шитикову, помощнику ректора Тобольской семинарии по научной работе; Александру Валитову, ведущему научному сотруднику исторической станции РАН; Александре Султановой, экскурсоводу туристического агентства «Тобольский Арбат»; Лии Гинцель, журналисту, Екатеринбург; Татьяне Матаковой, Санкт-Петербург.
- Поздравляю. - Капитан протянул руку. - Как вас величать?
Светлана Храмова
Это пусть они себе в Москве придумывают, раз есть лишние мозги-то.
А у нас в Сибири всё ненужное в мозгах вымерзает.
Как они говорят, подслушанное
- Гавриил Кузьмич Дзюба. Ну а иные зовут просто - Кузьмич.
А на другой день была Пасха. В городе было сорок две церкви и шесть монастырей; гулкий, радостный звон с утра до вечера стоял над городом, не умолкая, волнуя весенний воздух; птицы пели, солнце ярко светило. На большой базарной площади было шумно, колыхались качели, играли шарманки, визжала гармоника, раздавались пьяные голоса. На главной улице после полудня началось катанье на рысаках – одним словом, было весело, всё благополучно, точно так же, как было в прошлом году, как будет, по всей вероятности, и в будущем. Через месяц был назначен новый викарный архиерей, а о преосвященном Петре уже никто не вспоминал. А потом и совсем забыли. И только старуха, мать покойного, которая живет теперь у зятя-дьякона, в глухом уездном городишке, когда выходила под вечер, чтобы встретить свою корову, и сходилась на выгоне с другими женщинами, то начинала рассказывать о детях, о внуках, о том, что у нее был сын архиерей, и при этом говорила робко, боясь, что ей не поверят…
И ей в самом деле не все верили.
А. П. Чехов. Архиерей
- Павел Левада.
Часть I
Генерал Свиридов сидел в своем кабинете. За его спиной - портрет Ленина. На стене - схема участка пограничного округа.
Многая лета
Дверь в кабинет открылась. Вошел Левада. Пытался официально доложить, но не успел - очутился в объятиях генерала.
Я читаю сотни книг, я тону в океане версий и интерпретаций – так, впрочем, начинается почти любое творение из написанного на эту тему, благодатная почва для исследователя – и понимаю одно: тут столько запутанного, непонятного, широк простор для трактовок, для разгула фантазии. И мне кажется порой, что скромный тобольский священник отец Алексей Васильев, настоятель Благовещенской церкви, с его рождественским, неуместным и памятным молебном «Многая лета Царской Семье» – 25 декабря 1917 по старому стилю – эпизод маленький и не такой уж значительный, казалось бы, но единственный, не имеющий опровержений во всей этой смутной части российской истории. Мой прадед, отец Алексий, существовал на самом деле, вера его была тверда и несокрушима.
- Ну что же ты, капитан! - сказал в сердцах Свиридов. - Не мог позвонить из Киева? А, Павло?.. Это не в пограничном характере!
И моя бабушка Елизавета Алексеевна, в 1917 ей было одиннадцать с половиною лет, уже почти двенадцать, действительно играла с Цесаревичем Алексеем у пруда, устроенного во дворе Дома Свободы. Тогда еще не было для семьи «бывшего царя» тюремного режима последних предрасстрельных месяцев. В пруду плавали утки, Царской Семье дозволили разводить домашнюю птицу, эта часть города до сих пор называется «подгора».
- Извините, товарищ генерал, - растерялся Левада. - Я думал... Мало ли у вас в отряде было старшин?
Под горой, поблизости от губернаторского дома, жила с отцом, матерью и четырьмя братьями младшая дочка священника. В деревянном доме у самой церкви, дом Васильевых был с церковью соединен, в нем кормились дворник и уборщица, они помогали жене священника Лидии Ивановне Сеньтяшевой по хозяйству. С тех пор как в городе появились Царь и Царица, а с ними коротко остриженные после кори Цесаревич и Царевны – пятеро детей у императора, как и в семье Васильева, – маленькая Лиза потеряла покой. Ее нечасто пускали за ворота Дома Свободы, проще говоря, ей приходилось проникать туда через щель в ограде, скрытую деревьями, один из прутьев был изогнут – для крепкого взрослого человека не пролезть, а Лиза проскальзывала легко – когда видела, что мальчик с темными веселыми глазами показался во дворе.
- Такое забыть нельзя... Ну, ладно, садись, рассказывай. - Свиридов показал на стул. - Где тебя гоняли военные пути-дороги? Сушенцов говорил, что потерял тебя в сорок втором.
Они вдвоем сидели на широких досках, окаймляющих пруд по периметру, и пусть недолго, но говорили. Потом она рассказывала мне, что играла с царевичем в песочнице, я все думала – какая песочница, ей почти двенадцать, ему почти четырнадцать.
- Да, именно в сорок втором. Сначала вышел к своим. Потом закончил ускоренные офицерские курсы - и в тыл... Партизанил в Белоруссии, здесь, на Украине. Разведка была моей стихией, что ли. Войну закончил в Варшаве... Получил ранение. Но, как видите, жив-здоров.
Когда наследный принц, будущий император Николай II, впервые увидел гессенскую принцессу Александру, ей было двенадцать лет. Николай увидел ее и запомнил на всю жизнь.
- Ну, и слава богу, - улыбнулся Свиридов. - А потом что?
Увидел и полюбил.
- Окончил курсы в Киеве - и в Среднюю Азию. Не успел врасти в обстановку, и тут как снег на голову - телеграмма!
Почти четырнадцатилетний Алексей играл с почти двенадцатилетней Лизой.
- С Сушенцовым встречался?
- Пока нет. Но слышал, он здесь.
Мы не знаем, запомнил он ее или нет. В своем дневнике, если он сохранился, или – если то, что сохранилось и широко цитируется, имеет хоть какое-то касательство к текстам настоящих тетрадей, – он об этом не писал, но Алексей не относился к дневнику серьезно. Шалил, утром описывая только что начавшийся день и утром же заканчивая краткий отчет словами: «лег спать». Принято вести дневник, обожаемая мамá велит. Он и пишет, небрежно выполняя повинность, не придавая записям особенного значения. Часто ограничивается короткой фразой: «Все как всегда».
А Лиза его запомнила крепко. И до конца жизни рассказывала о том, как играла с царевичем в песочнице (Владимир подтвердил позже: вокруг пруда был щедро насыпан песок; набрали на берегу Иртыша и в мешках привезли). И про бритоголовых царевен говорила, она их называла просто: «стриженые девочки, царские дочки». Часто Елизавета Алексеевна возвращалась к этому рассказу, но всего два-три предложения произнесет – и скорбно подожмет губы, отвернется, погружаясь в воспоминания, или вовсе уйдет на кухню, едва сдерживая слезы. Слова обрывались внезапно. Длинно о царевиче из ее детства не говорила, но и вовсе молчать об этом – не могла.
- Это я вас, чертей, собрал под свое крыло. И, как говорится, не по родственному признаку, а по делу. Я тебе скажу, здесь горячий участок границы. Позарез нужны опытные люди.
В самом начале жизни встретила она принца. О сказочном принце каждая девчонка мечтает, вы скажете? Правильно. Но Лиза встретила настоящего принца, не сказочного.
Он уехал и больше никогда не вернулся.
Свиридов прошелся по кабинету. Левада молча следил за ним.
Не потому, что забыл о ней. И не потому, что женился на равной себе, как принято у настоящих принцев.
А потому что его убили.
- А мне, ка.к говорится, тоже досталась работенка, - продолжал Свиридов. - Разведывательно-диверсионные группы в тылу фронта были моей стихией, как ты изящно выразился... Да... А теперь - ближе к делу... Квартиру тебе отвели в центре города. Располагайся.
* * *
Но о любви к нему бабушка моя не рассказывала. Только о том, что играла в детстве с детьми русского Царя, когда всю Семью отправили в ссылку. Отец ее был священником, духовником Семьи в Тобольске. Так она говорила. И о драгоценностях, доверенных ее отцу и сохраненных им, – скупо рассказывала бабушка Лиза, но к теме этой возвращалась постоянно. Убеждала, что драгоценности носить не нужно, это пережиток прошлого. И себе противоречила, добавляя, что в детстве она забавлялась кольцами и браслетами. Как игрушки. После упоминания об игрушках из ее детства она надолго умолкала, лицо становилось суровым, каменело на глазах. Будто с изящными безделицами связаны какие-то страшные события и воспоминания о них доставляли ей боль. Впрочем, я тогда была маленькой девочкой, слушала как очередной бабушкин рассказ о прошлом, и особенно меня ничего не удивляло, потому что в детстве удивительно все.
- Я бы хотел в отряд Ильи Петровича, - несмело возразил Левада.
- У начальства другое мнение. А с начальством не спорят. Снимай офицерские доспехи и меньше шастай по городу. Что касается Сушенцова, то послезавтра повидаетесь с ним у секретаря обкома. Он отпросился на сутки по своим личным делам, так что время у вас будет.
Путешествие мое только начиналось, и это казалось вполне нормальным – играть с царскими драгоценностями в двенадцать лет. Позже меня значительно больше занимали обстоятельства моей собственной личной жизни, чем обрывки фраз Елизаветы Алексеевны, я не искала ответа на вопрос, зачем она об этом говорит, почему снова и снова поджаты губы, и молчок надолго: «Я устала» – произносила она и уходила в кухню. Или принималась вытирать пыль откуда-нибудь, маленькая тряпочка наготове, хотя квартира и без того казалась начищенной до блеска.
И только через много лет бабушкина история возникла в памяти. Это правда или нет? Почему она рассказывала так часто? И почему обходилась без подробностей, упоминала коротко: стриженые девочки и мальчик, красивый и задумчивый, с мечтательным взглядом, драгоценности царские у нас хранились.
- Все ясно! Разрешите идти? - Левада приложил руку к виску.
– А когда это было, бабушка?
- Пожалуйста! И вот еще что. Приедет Сушенцов, заходите ко мне на ужин.
– Во время ссылки Царя в Тобольск. Отец мой священник, а когда Семью сослали в Сибирь – его назначили духовником Царской Семьи.
И опять без подробностей, и опять уходит в себя…
- Спасибо! Но не совсем удобно...
Бабушки не стало в то время, когда не до путешествий во времени и пространстве, работа с утра до вечера, либо пан либо пропал, в буквальном смысле. Я не пропала, выжила. Сейчас с удивлением выяснила, что те самые сотни книг на «царскую тему», о прочтении которых отчитываются все новые и новые исследователи, – написаны как раз в девяностые, основной корпус текстов тогда и возник. На почве всколыхнувшегося и всеобщего интереса: что же там все-таки на самом деле произошло? Открыли архивы, допустили к секретам всех, кто смог допуск раздобыть, на читателя обрушился вал литературы, книги писались в России и за рубежом, раскупались в России и за рубежом – на волне возникшего ажиотажа, девятый вал, сметающий с полок любые новые издания на всех заинтересовавшую тему: «а куда же все это делось?» Что приключилось такого, что все это – Царь и Царская Семья, несметные сокровища Российской империи, многочисленные Романовы, изысканные аристократы с обхождением и манерами, балы и охотничьи забавы, многовековое величие России – вдруг разом ухнуло в яму истории и – что самое ужасное и трудно пережить – пропало невозвратимо?
- Не совсем - это верно! - Свиридов рассмеялся. - Жена с дочерью уехала в Смоленск к моим старикам. Так что самим придется кашеварить!
На крестьянской повозке добиралась Галина до хутора, к родителям.
Нет, у меня не было и нет желания быть «той единственной», которая расскажет всю правду о гибели империи, найдет виновных и возрыдает, заламывая руки и кусая локти от той бессмысленной жестокости, в результате которой погибали невинные люди – и та самая Семья, многолетие которой пропел дьякон Благовещенской церкви. Время массовых расстрелов, гибли тысячами и сотнями тысяч, кто считал количество жертв? И трагедия в подвале Ипатьевского дома – в тот момент и на годы вперед – никого особенно не ужасала. Долгий период о ней не вспоминал никто. Кроме моей доброй бабушки Елизаветы, глаза которой наполнялись неотменимыми слезами, и рассказ получался сжатым до двух-трех фраз, как всегда. А потом ее не стало. Ушла. И спросить не у кого – из тех, кто в близком доступе.
На лесной дороге, как из-под земли, перед ней выросли два бандита. Один молодой, высокий. Другой постарше, поплотней, нахохлившийся, который, как оказалось, имел кличку Дубовой.