Луи Анри Буссенар

Приключения воздухоплавателей

Часть первая

МАЛЕНЬКАЯ КОРОЛЕВА

ГЛАВА 1

Пищевой бунт. — Король репортеров. — Полет на дирижабле. — В поисках информации. — Мясной город. — У бунтовщиков. — Разграбление поезда. — Свежее мясо. — Обвинение в шпионаже. — Суд Линча. — Интервью приговоренного. — Кульминация репортажа.

Задребезжал долгий, пронзительный, словно режущий ухо звонок беспроводного телефона.

— Алло!.. Алло!

— Алло!..

— Это редакция газеты «Инстентейньес»?[1]

— Yes![2]. С кем я говорю?

— С корреспондентом под номером двадцать семь!

— Что у вас?

— Бунт рабочих!

— Значительный?

— Похоже на то!

— Где?

— Во Флэштауне!

— У Мясного Короля?

— Yes!

— Отлично! Это сенсация!

— Приезжайте! И поскорей! Будете первыми!

— Есть убитые… раненые?

— Не знаю, но шуму… sterling![3]

— Причина?

— Сильные отравления.

— Значит, бунт животов?

— Возможно.

— Thank you![5]

Этот отрывистый, бессвязный разговор произошел на двадцать третьем этаже одного из небоскребов, столь любимых американцами. Он принадлежал иллюстрированной газете «Инстентеиньес», которая вполне оправдывала свое название и ставила себе в заслугу быстроту публикования новостей из Старого и Нового Света.

В просторной комнате, насыщенной светом и воздухом, находились три человека. Хранивший молчание клерк неистово стучал на пишущей машинке, двое мужчин разговаривали по телефону. Последние были компаньонами. Один, крупный, тщательно выбритый молодой человек лет тридцати, с ясным взглядом и быстрыми движениями, работал заместителем редактора «Инстентеиньес»; его речь была четкой и отрывистой. Другой, также хорошо выбритый, выглядел не старше двадцати четырех. Его большие серые глаза блестели, а взгляд, открытый, но дерзкий, делал их похожими на острие шпаги. Казалось, этому порывистому и мужественному молодому человеку, с веселым и решительным лицом, среднего роста, великолепно сложенному, в кровь подмешали селитру[6]

Он едва выслушал сообщение, улыбнулся белозубой улыбкой, кивнул и воскликнул:

— That\'s a good job!..[7] Превосходное дельце! Вы ведь именно мне его доверите, не так ли?

— Да уж! Это как раз по вашей части. Не вы ли играете первую скрипку в нашем оркестре?

— Спасибо! Тогда я еду.

— Yes!.. И как можно быстрее! Кстати, возьмите «скорый номер три», там все готово.

— Счастливо!

— Дикки! Подождите… Раскройте глаза! Ведь если мы прижмем Мясного Короля, у вас могут быть большие неприятности.

— I don\'t care!..[8] Плевать я хотел! Газетчик — великолепное ремесло, самое прекрасное в мире, а риск… без него неинтересно жить.

— Будьте хотя бы осторожны!

— Ерунда!.. Меня же называют королем репортеров!.. Нужно всякий раз подтверждать это высокое звание.

— До скорой встречи!.. Желаю потрясающего репортажа!

— На этот раз я превзойду самого себя!

Человеку, далекому от репортерской работы, этот краткий, отрывистый диалог мог показаться малопонятным, но за отсутствием лишних слов скрывалась профессиональная привычка экономить время. Это была своего рода стенография, выраженная не символами, а словами.

На прощанье молодые люди столь крепко пожали друг другу руки, что едва не вывихнули суставы, и заместитель редактора снова погрузился в работу, принявшись что-то диктовать клерку. Репортер быстрым шагом вышел из комнаты и устремился к лифту.

Проехав два этажа вверх, Дик очутился на громадной террасе. Слева и справа располагались ангары с крышами из оцинкованного железа. Подобно автомобилям в гаражах, в ангарах размещались аэростаты[9]. Это были не совсем обычные летательные аппараты. Вытянутые в длину, они имели веретенообразную форму, суженную на концах. Такая существенная деталь, как корзина для воздухоплавателей, у них отсутствовала. Точнее, кабина, предназначенная для двигателя и экипажа, составляла одно целое с корпусом, таким образом, аэростат походил на гигантскую пузатую рыбу, которая покоилась на двух деревянных рельсах.

В нижней части летательного аппарата, справа и слева от центра, можно было заметить окна — иллюминаторы, закрытые изнутри кожаными шторами. У каждого из бортов воздушного корабля находился огромный винт, почти касавшийся лопастями стен ангара. Помимо этого, в кормовой части судна имелись еще два винта меньших размеров, выполнявшие функции руля. Наполненные воздухом упругие оболочки аэростатов были выкрашены в красивый лазурный цвет. На этом фоне великолепно смотрелось выведенное крупными золотыми буквами название газеты «ИНСТЕНТЕЙНЬЕС». Под каждой надписью стоял порядковый номер аэростата.

Неподалеку от ангаров Дик заметил троих мужчин в узких пиджаках и велосипедных каскетках. Лениво покачиваясь в креслах-качалках, они читали газеты.

— I say, Dicky!..[10]

— Вы летите? Когда?

— Немедленно!

— Тогда я буду вашим механиком.

— Я полечу один.

— Тем хуже! У вас могут быть проблемы!

Беспечно махнув рукой, репортер подошел к своему аэростату, открыл дверцу люка и, согнувшись в три погибели, проник внутрь. В кабине он окинул взглядом приборы и механизмы. Удовлетворившись осмотром, Дик сел за штурвал, представлявший собой рычаг, способный плавно перемещаться в пределах градуированного полукруга. Левой рукой газетчик нажал на кнопку. Послышался короткий свист. Словно подталкиваемый некой таинственной силой, дирижабль скатился по рельсам и внезапно оторвался от земли. В ту же минуту все его винты пришли в движение. С приглушенным гулом, быстро набирая высоту, аэростат растаял вдали.

Дик управлял дирижаблем, как опытный автомобилист управляет машиной. Оставляя за собой холмы и равнины, дома и реки, заводы и железные дороги, аэростат несся все дальше и дальше на юг. Чудо-машина разрезала воздух с фантастической скоростью, достигавшей, быть может, даже 100 километров в час! Сначала внизу простиралась широкая равнина, окаймленная на западе горным хребтом. Затем стали попадаться пастбища со стадами и всадниками, а чуть позже появились линии железных дорог. Внезапно Дик заметил гигантское черное облако, которое буквально расплылось над каким-то городом.

Дирижабль мчался подобно метеору. Наконец под ним появился промышленный массив, своим видом напоминавший крепость. Обнесенный пятнадцатиметровой железобетонной стеной, он выглядел крайне мрачно. Около сотни гигантских труб, извергавших дым, высились среди беспорядочных нагромождений зданий и улиц, железнодорожных путей и вагонов. Весь этот хаос напоминал громадный муравейник, где копошились, казалось, внезапно обезумевшие люди. Они бегали, орали, громили дома и лавки и даже избивали друг друга. В объятом пламенем городе творилось невообразимое: рушились здания, летели обломки, ревущий скот вырывался из загонов.

Шум и гам внизу обрадовали Дика. Репортер предвкушал сенсацию. Несколькими ловкими приемами он повел дирижабль на снижение.

— Судя по всему, в столице мясной империи развлекаются вовсю, — шептал пилот. — Хотелось бы знать, что думает мистер Шарк по поводу этого народного гуляния!

Но вот бунтовщики заметили дирижабль. Он привлек их внимание, как капризных детей новая игрушка. Послышались крики:

— Эй, на дирижабле!.. Эй!..

Какое-то время Дик планировал над толпой, стараясь запомнить наиболее впечатляющие моменты, затем стал спускаться. Когда дирижабль оказался в пятидесяти метрах над землей, люди смогли разобрать г. го название.

— Это из газеты «Инстентейньес»!.. Ура!.. Ура!.. Эй вы, на дирижабле, спускайтесь! — завопили в толпе. — Вам не сделают ничего плохого!.. Да здравствует «Инстентейньес»!

Не колеблясь ни минуты, Дик достал тонкий канат с якорем-кошкой на конце, зацепился за одну из крыш, затем опустил аэростат почти до самой земли и ловко выпрыгнул из него. Оставив неуправляемый дирижабль подниматься вверх насколько позволял канат, репортер смело ринулся в гущу событий. Всегда и всюду чувствовавший себя в своей тарелке, газетчик непринужденно поздоровался с собравшимися:

— Всем привет, джентльмены! Спасибо за теплый прием… Завтра вы получите подробную информацию на роскошных страницах иллюстрированной газеты. Хотите этого? Тогда поработаем вместе!

Его слова вызвали в толпе хохот. Забыв на минуту о своей разрушительной деятельности, бунтовщики ответили криками:

— Это точно!.. Поработаем… потрудимся на заводе-отравителе старины Шарка![11]

Завод-отравитель! Это слово стало зацепкой, за нее и ухватился репортер. Он так и стал сыпать вопросами:

— Вы жалуетесь на отравления?.. Почему?.. Как…

Рыжеволосый гигант, измазанный бычьей кровью, с севшим от виски голосом, перебил его:

— Вы действительно хотите знать?.. Хорошо!.. И сообщите всем, как здесь с нами обращаются. Старина Шарк использует нас на своем мясном заводе. И имечко у него подходящее! Мы — это пятьдесят тысяч человек, которым он дает жилье и еду… Дрянное жилье и еще более дрянную еду.

— Однако марка его консервов самая распространенная в мире.

— Ну да! Проклятые консервы! Настоящая тухлятина, сэр!.. Сейчас мы вам докажем. Правда, мы долго довольствовались ими, но нас к этому принуждали. Позавчера мы узнали, что в чан, где варилось десять тысяч фунтов мяса, упал человек…[12]

Труп так и остался там. Потом он попал на разделочную доску, и его порубили на мелкие кусочки… мясо, кости, одежду… Все это разложили по консервным банкам. Каково? По-вашему, этот жуткий случай — не причина для возмущения? Неужели вы не признаете, что наш протест, даже бунт, вполне оправдан?

Не переставая торопливо делать в блокноте короткие пометки, репортер ответил:

— Действительно мерзко!.. Но, по крайней мере, ваш протест заставит задуматься мистера Шарка.

— Его-то?! Ха! Вы не знаете Мясного Короля. То, что происходит здесь, пустяки! Он бы только посмеялся. Ведь мы заперты на этом заводе, и половина дневной смены — двенадцать тысяч человек — все еще работают на него! Но посмотрите вон туда! Видите впереди огонь и дым? Там происходит настоящее восстание… и оно дорого обойдется мистеру Шарку.

— Мне необходимо туда попасть.

— Отсюда невозможно выбраться.

— Но есть дирижабль…

— Ах!.. Сэр… какое несчастье!.. Смотрите!

Крики вперемежку со взрывами хохота на какое-то время заглушили шум восстания. Причиной тому стал аэростат. По странной случайности канат оборвался, освобожденный от пут дирижабль взмыл вверх, а якорь, прикрепленный к одной из крыш, с бряцаньем упал на мостовую.

— Счастливого пути! — невозмутимо сказал журналист. — Но я все равно доберусь до бунтовщиков!

— Здесь стена в сорок пять футов[13] высотой, и ворота забаррикадированы.

— При помощи якоря и каната я преодолею вашу проклятую стену! И немедленно!

Смотав канат и взвалив на плечи якорь, Дик добавил:

— Вы проведете меня через эти улицы, здания, железнодорожные пути?.. Я боюсь заблудиться.

— All right! — коротко рубанул гигант.

Добрых десять минут они пробирались через гудящую толпу и наконец оказались перед огромной стеной, серой и гладкой, как скала.

— Попробуйте перебраться здесь! — посоветовал проводник Дику.

— Прекрасно!.. Огромное спасибо! Жму руку, и до встречи!

— До свиданья, сэр. Желаю удачи!

Не теряя времени, журналист размотал канат и закинул якорь, который с первой же попытки зацепился за край стены. Подтягиваясь при помощи рук и ног, Дик, как заправский гимнаст, полез вверх. Забравшись на самый край, он перекинул канат на другую сторону ограды и быстро соскользнул вниз.

Перед ним раскинулось сплетение железнодорожных путей, забитых вагонами, где ревели и хрюкали тысячи и тысячи быков и свиней. Никем не охраняемые, непомерно длинные составы растянулись на сотни метров. Вдруг отчаянно вопящая толпа ринулась к ним с факелами и принялась крушить вагоны. Неподалеку уже горели несколько поездов, распространяя вокруг отвратительный запах гудрона и жареного мяса.

С записной книжкой в руке и фотоаппаратом наготове, репортер смешался с погромщиками.

«Настоящий бунт… — подумал он. — Но отнюдь не стихийный! Я не раз наблюдал подобные выступления, и у меня слишком большой опыт, чтобы сразу не заметить профессиональную организацию восстания и руку провокаторов. Ох уж эти народные агитаторы!»

Между тем многотысячная толпа мужчин, женщин и даже детей в необычайном исступлении громила вагоны. Действиями их явно руководили вожаки и подстрекатели, неизменные участники любой забастовки.

Слившись с самого начала с бунтовщиками, Дик вскоре оказался перед гигантским составом, двадцать четыре вагона которого по странной случайности еще не были раскорежены.

— By jove![14] Ходячий бифштекс! — прокричал кто-то. Сотня разъяренных зубоскалов подхватила:

— И ромштекс!.. И филе!.. И ветчина!

— Свежее мясо!.. Мы его никогда не ели! Оно не отравлено Акулой!

Было ли это безумием разгоряченной толпы или голодным бунтом? Праведным гневом или искусно разжигаемой подстрекателями ненавистью? Неизвестно. Ясно было одно: эти люди пришли в дикую ярость.

Крики становились все громче и громче, перейдя наконец в жуткий, воистину дьявольский вопль:

— На мясо их! На мясо!

Из карманов выхвачены ножи. В сжатых кулаках сверкнула освобожденная от ножен сталь. Беснующиеся люди со всех сторон ринулись к вагонам, где в клетках содержался скот. Сотни рук вцепились в решетки, со скрипом отворились двери… В мгновенье ока схваченные за рога, ноги и хвосты быки были изрезаны на части. Отчаянно сопротивлявшихся свиней постигла та же участь: повалив на землю, им вспороли животы, выпустили кровь и разрезали на куски. Это была жуткая картина: опьяненные резней люди и полумертвые животные, пытавшиеся подняться на ноги и сбросить с себя убийц, а затем все же валившиеся в лужи крови.

Какое зрелище для жаждущего сенсации репортера! Какое обилие впечатлений!

В то время как одни резали скот, другие громили вагоны. Разбросанные повсюду обломки становились очагами внезапно возникавших быстро растущих костров. Облитые гудроном щиты, доски и бревна загорались как солома, распространяя вокруг себя клубы черного зловонного дыма. Такова была неповторимая по дикости сцена, которую репортер пытался запечатлеть на фотопленке.

Пока Дик записывал и фотографировал, к его персоне начали проявлять интерес. Мало-помалу люди принялись спрашивать друг у друга, кто этот элегантно одетый незнакомец в белоснежной рубашке и что он делает в нищем районе. Бунтовщики не видели, как он прилетел на воздушном шаре, а ремесло журналиста было им явно незнакомо. На Дика смотрели с недоверием, которое очень скоро переросло во враждебность. Репортер же, целиком поглощенный работой, ничего не подозревал. Впрочем, сама профессия обеспечивала ему полную безопасность, особенно в Америке, где газетчики — баловни общества.

Пока мясо, потрескивая, жарилось на костре, Дика окружили люди, и один из бунтарей бесцеремонно и грубо спросил:

— Эй! А вы кто такой? Что здесь делаете?

— Сотрудник газеты «Инстентейньес».

— Это еще нужно проверить… Скорее, вы шпионите за нами!

— Повторяю: я — сотрудник «Инстентейньес», а не шпион.

— Тогда докажите!

— Это несложно: у меня есть удостоверение личности с фотографией, редакторское удостоверение, пропуск журналиста…

— Валяйте, показывайте!

Дик порылся во внутреннем кармане пиджака, но ничего не нашел… Он полез в другой карман… в третий… Ничего! Репортер вновь принял беспечный вид:

— Очевидно, я потерял бумажник со всеми документами… Подумайте только, мне удалось выбраться с территории завода, преодолев проклятую стену!

Замечание явно было неудачным и произвело весьма прискорбный эффект. Крики усилились:

— Вы не журналист!.. Вы — детектив, шпион Акулы!

Со всех сторон сыпались оскорбления:

— Обманщик!.. Шпион!.. Доносчик!

— Идиоты!.. Шпион прятался бы! Неужели вы не видите, что я репортер! Доказательства?.. Пожалуйста!

С присущим ему потрясающим хладнокровием Дик принялся записывать в блокнот короткие, отрывистые, похожие на телеграфные сообщения фразы:

«Обвинение в шпионаже… Документы утеряны… Личность не удостоверена… Брань… Угрозы… Толчки… Сжатые кулаки… Размахивают ножами… Ай!.. Пустяк… Удар ослаблен ремнем фотоаппарата… Гнев толпы нарастает… Ай!.. Ранение плеча!.. Невозможность обороны или бегства… Давка мешает мне писать… Я пойду до конца… Вам нужна головокружительная информация… Мой долг — добыть ее!»

Прервавшись на мгновение, он крикнул звонким, вибрирующим голосом:

— Вы собираетесь убить меня… Я пишу последний репортаж… Дайте же его закончить!

— Мы не убийцы!

— Как же! Добрая сотня набросилась на меня! Я ранен, у меня течет кровь!

— Ладно! Будем вас судить по закону Линча[15]

— По так называемому закону… Знаем, знаем! Известное дело, смерть без промедления!

Дорожа каждой секундой, репортер вновь взялся за карандаш, сразу же забегавший по страничкам блокнота.

«Раздражение нарастает… Толпа не хочет упускать добычу… Желает видеть во мне „шпиона“ Мясного Короля… Начинается импровизированный суд… Ну, давайте!

Эти горе-судьи ревут, орут, вопят… Их беспристрастие по меньшей мере сомнительно… Угрозы нарастают… Хорошо еще, что без рукоприкладства… Можно писать…

Удивительны впечатления человека, приговоренного к смерти!.. Хотя моя невиновность бросается всем в глаза…

Да! Смертный приговор… Уличен в шпионаже! А я еще сомневался… Малыш Дик уличен в шпионаже! Король репортеров приговорен к повешению!

Между тем на гигантских кострах готовятся чудовищные блюда… Нет ни хлеба, ни соли, ни вилок… только ножи…

Они смотрят, как я пишу… даже спрашивают, чем помочь… Милость палачей по отношению к жертве! Прошу разрешения дописать репортаж до конца… до конца веревки… Согласие получено! Любезней быть трудно!

Значит, меня повесят… Неужели это правда?

Да! Это правда! Ужасная, жестокая правда!

Уже начинается подготовка к казни… Толпа жаждет ее! Голодная толпа! Голодное брюхо… глухо не только к учению, но и ко всему на свете… Возможно, после ужина, даже такого мерзкого, палачи станут гуманнее… Моя казнь как раз станет дополнением к аперитиву[16]

Не очень-то приятно интервьюировать самого себя! Я как бы раздваиваюсь, стараясь поверить, что не меня, а кого-то другого собираются повесить. Где и когда? Сейчас же! На верхушке опоры семафора.

Мне на шею хотят накинуть петлю из телеграфного провода… Я отказываюсь… Никто не имеет права мучить меня… Чем же вместо провода?.. Шейным платком и обрывком цепи… Очень ловко придумано, господа палачи-любители… На мне как раз такой платок…

Дело сделано… Все это напоминает… попытки дрессировщика заставить медведя танцевать… Что ж, подергивания повешенного действительно походят на танец.

Подвергнуться такому оскорблению! Но хотя бы не мучили… А вот и палач!.. Надо попросить его переслать этот блокнот в редакцию, когда все закончится… Предъявителю заплатят гонорар за мой последний репортаж… Тогда они наконец поймут, что… Но слишком поздно!

Это конец!.. Смелее!.. Я спокоен… к тому же я по-прежнему как бы наблюдаю со стороны и думаю, что я — не я, а кто-то другой.

Семафор снабжен ступеньками, по которым поднимаются железнодорожники, чтобы зажечь на верхушке огни…

Палач поднимается первым… я следую за ним… потом взбирается человек, помогающий мне переставлять ноги… Оба учтивы… услужливы… часто делают остановки… Я продолжаю писать… Слабое равновесие удерживает лишь цепь, соединяющая меня и палача…

Мы наверху! God Lord!..[17] Сколько народу!.. Костры… дым… искаженные лица… судорожные движения, словно бесноватых… вопли… оскорбления… проклятия…

Осталось несколько секунд!

Палач крепко привязывает конец цепи к поперечной перекладине… Виселица готова!

Неожиданно замечаю в небе огромный аэростат… На большой скорости он летит сюда… Какие же счастливцы те, кто парит в вышине! Аппарат уже совсем близко… В иллюминаторе восхитительное женское лицо… божественный голос кричит: «Мужайтесь!»

Как сжимается сердце! Глаза наполняются слезами…

Помощник палача спрашивает: «Вы готовы?» Сейчас он собьет меня со ступеньки, я потеряю равновесие и повисну в петле…

Палач кричит: «Go!»[18] — я отдаю ему блокнот и вручаю Господу мою душу!»

ГЛАВА 2

Современная крепость. — На высоте ста сорока метров. — Сказочная терраса. — Мясной Король и его дочь. — Миллиардные доходы. — Новый секретарь. — Его величество случай. — Воздушный корабль. — В дорогу!

Посреди равнины высилась гигантская башня, еще более неприветливая и надменная, чем средневековая крепость. Это циклопическое сооружение, это нагромождение железа, стекла и бетона, а лучше сказать, настоящий «шедевр» уродства и дурного вкуса, имел в высоту сто сорок метров. В основании конструкции лежал железобетонный куб, размером метров в пятьдесят в длину, ширину и высоту. В целом сооружение напоминало современную тюрьму, эдакую Бастилию[19], очень прочную и неприступную. Архитектор придал своему творению форму башни и снабдил ее стены зубцами, которые окружали просторную террасу.

Площадь террасы, расположенной на высоте в половину Эйфелевой башни[20], составляла более двух гектаров, что превосходило площадь Люксембургского дворца с его галереями и парадным двором. Почти как сад Пале-Рояля[21] в Париже!

Несмотря на свою головокружительную высоту, этот колосс из колоссов, с коим не сравнится ни одно здание в Америке, имел всего двадцать пять этажей. Нижняя часть башни, высотой в двадцать метров, представляла собой сплошную каменную кладку с прорубленными бойницами. Выше, с каждой из сторон, располагались многочисленные проемы. Некоторые из них были громадными, подобно окнам соборов, другие — круглыми или стрельчатыми, с низкими сводами. Вероятно, жилые помещения находились где-то в глубине. Не поддавалось сомнению существование гигантских помещений, предназначенных для каких-то таинственных целей.

Внутри башни разместился целый мир из множества комнат, гостиных, столовых, библиотек, ванных, отопительных систем и холодильников… Там были также учебные и спортивные залы, склады, кухни, лаборатории, мастерские, бронированные бункеры… даже свои часовня и типография, где выпускали местную газету. Повсюду непрерывно работало множество лифтов, то опускаясь в шахту, то поднимаясь вверх. Движущиеся тротуары позволяли без всяких повреждений и лишней тряски перевозить грузы и людей. Одним словом, это был гигантский живой организм, без устали функционирующий, экономящий силы, упрощающий жизнь и приносивший колоссальный доход при минимальных затратах.

Но, бесспорно, чудеснее всего была терраса, возносившаяся над этим грубым и не эстетичным человеческим муравейником. Сделанная из бетона и окруженная зубцами стен, она могла выдержать даже воздушные налеты. На террасе находились легкие конструкции, поражавшие своей роскошью и служившие, очевидно, для отдыха в дневные часы. Там же, в огромных ангарах, расположился целый флот дирижаблей, знаменитых воздушных кораблей!

Это славное имя, абсолютно справедливо унаследованное аэростатами, родилось в эпоху, когда человек, научившись управлять воздушными шарами, начал осваивать пространство.

Содержавшиеся в ангарах летательные аппараты были снабжены непонятными на первый взгляд приборами. Но уже после беглого осмотра не оставалось сомнений в том, что их использовали в качестве приемопередающих устройств и для ведения боя.

На южной стороне террасы виднелось еще одно сооружение, не менее роскошное, чем все остальные. Внутри, в просторном помещении обитали шесть великолепных телок с ясными глазами, розовыми мордами и лоснящимися шкурами. Коровник на высоте ста сорока метров! Разве не оригинально?

В одном из углов северной части террасы была установлена мачта, на которой развевался огромный красный флаг. На его полотнище блестела золотыми буквами надпись: «Et Ego Imperator!»[22]. Всего три слова, но как много они говорят об образе мыслей человека, избравшего их своим девизом!

Условия американской демократии вполне допускают одновременное существование в обществе нескольких промышленных магнатов, но быть королем может лишь один из них. Впрочем, американцы немало гордятся созданной им империей.

Мистера Фредерика А. Шарка, мясного магната, богатейшего из миллиардеров, называли королем. Именно ему принадлежала описанная выше крепость Флэшмэнор, расположенная в двадцати пяти милях от промышленного гиганта Флэштауна.

Но вернемся снова к сказочной террасе. Восхитительные растения превратили ее в великолепнейший из садов. Апельсиновые деревья, усыпанные золотистыми плодами, соседствовали с величественными пальмами. Бананы покачивали широкими атласными листьями рядом с загадочными орхидеями, изящными ажурными мимозами и множеством других редчайших и прекраснейших экземпляров тропической флоры. Под деревьями раскинулся цветник, самый пестрый и самый ослепительный из существующих. Цветы!.. Цветы!.. Снова цветы! Их краски отличались таким разнообразием, что глазам делалось больно. Это безумное многоцветие, переливавшееся подобно драгоценным камням, обрушивало целый ливень упоительных запахов, пронизывавших чистый живительный воздух, в котором купалась терраса. Среди этого благоухания что-то неуловимое указывало на присутствие молодой утонченной и, вероятно, сентиментальной женщины. Ею была мисс Эллен Шарк, дочь Мясного Короля, или Little-Emperess, Маленькая Королева, как ее там называли с уважительной фамильярностью.

Светловолосая, с нежной розовой кожей, она полулежала в сетчатом гамаке из тонких шелковых нитей. Красивая негритянка в блестящих украшениях и роскошных одеждах медленно раскачивала гамак, в то время как кресло-качалка, где расположился Мясной Король, колыхалось быстрыми рывками.

Заканчивался второй завтрак. Для Маленькой Королевы он состоял из сочных фруктов, необычных для Флэштауна. Перед Королем стоял стакан молока. У его величества был больной желудок. Либо вследствие предыдущих злоупотреблений своими собственными продуктами, либо испытывая ужас перед содержимым сногсшибательно рекламируемых банок, мистер Шарк сидел на молочной диете. Эта особенность и объясняла по меньшей мере необычное присутствие на террасе телок, живших в роскошных, как дворцы, стойлах.

Небольшая передышка от гигантской лавины дел подходила к концу. Лишь четверть часа мог выделить на нее неутомимый бизнесмен, которого вновь ожидали совещания и приемы. Стремительно летели минуты. Раздавшийся удар колокола известил о начале переговоров.

— Уже! — с сожалением воскликнула девушка. — Нам было так хорошо, папа!

— Пора, детка! — коротко ответил Мясной Король, и присущая его голосу сухость мгновенно исчезла.

— Дорогой папочка, когда наконец вы перестанете убивать себя работой?

— Но работа — моя жизнь!.. К тому же я не так богат!

— Вы?! — изумилась Эллен. — Миллиардер, по европейским меркам?!

— Миллиардером, моя девочка, называется человек, обладающий миллиардным доходом. Между тем самое большее, что мне удастся получить в этом году, вряд ли превысит сто шестьдесят миллионов долларов, или восемьсот миллионов франков… как говорят в вашей любимой старушке-Европе.

— Но это же чудесно!

— Пфф!.. По сравнению с доходами европейских монархов — конечно. В общем, коронованные особы с их сметами и ведомостями выглядят довольно жалко рядом с нами, финансовыми и промышленными королями. Николай[23] имеет лишь двенадцать миллионов долларов, что составляет шестьдесят миллионов франков… У Эдуарда[24] всего восемь миллионов долларов, или сорок миллионов франков, а Вильгельм[25] тянет только на семь миллионов, то есть тридцать пять миллионов франков… Что же касается Эммануила[26] и Альфонса[27], так они с трудом наскребут по двадцать миллионов франков каждый. Таким образом, суммарные доходы этих великих правителей не превышают тридцати пяти миллионов долларов. Для нас подобное означало бы нищету!

— Нищета купающихся в золоте!.. Но почему все же вы хотите быть еще богаче?

— Во-первых, мне нравится испытывать опьянение от победы… Во-вторых, и это главная причина, я хочу сделать вас королевой всего мира и найти Прекрасного принца, героя ваших грез.

— Моих грез!.. Героя грез неугомонной американки, готовой в любую минуту отправиться за сотню миль на аэростате!.. Ах, папочка, вы не знаете свою дочь. И потом, что за Прекрасный принц!.. Наверное, из сказки?.. Не смешите меня!

— Что поделать, я слишком сентиментален!.. Я, человек-доллар, как никогда раньше, мечтаю о Прекрасном принце, идеале всех молоденьких девушек, что бы вы там ни говорили!

— Вы чудесный отец!.. До свидания!.. Я бегу переодеваться.

В этот момент непонятно откуда зазвучавший гнусавый голос объявил:

— Мистер Жан Рено!

Чуть поодаль поднялась панель, образующая стену, и показалась платформа лифта. Она с легким шумом остановилась. На ней стоял молодой человек. Тонкая металлическая решетка, окружавшая платформу, превращала лифт в клетку.

Находившийся внутри незнакомец обратился было с приветствием к мистеру Шарку, как вдруг тот резко и сухо скомандовал:

— Hand up! — Руки вверх!.. И не двигаться!.. Вы же знаете приказ!

— Да, сэр, — держать руки поднятыми вверх, в знак того, что у меня нет дурных намерений.

— Ладно, довольно… за вами наблюдают скрытые камеры, многочисленные орудия держат вас на прицеле… моя безопасность гарантирована… знайте это!.. И не забывайте… Малейшее подозрительное движение — и вы будете мгновенно уничтожены… Я всегда смогу сказать, что это была самозащита.

Подчиняясь приказу, молодой человек смотрел Мясному Королю прямо в лицо. Оно было выбрито, с землистым, вероятно, от несварения желудка, оттенком, длинным тонким носом и мертвенно-бледными сжатыми губами. Из-под огромного лба на посетителя смотрели отливавшие желтизной тусклые глаза. Большие, налитые кровью, они казались неподвижными. На выпуклый лоб спадали седеющие волосы, жесткие и непокорные. Несмотря на пятидесятилетний возраст мистера Шарка, на его лице отсутствовали морщины. Высокий рост, прямая осанка, широкие квадратные плечи и длинные костлявые руки — все говорило о незаурядной силе этого человека.

Одного взгляда безжизненных глаз магната хватило, чтобы оценить незнакомца. Среднего роста, хорошо сложенный молодой человек выглядел не старше тридцати. У него были густые вьющиеся волосы каштанового цвета и небольшие усики. Обращали на себя внимание энергичный подбородок и выразительные карие глаза, огромные, с мягким и добрым, а лучше сказать, застенчивым и немного мечтательным взглядом. Простая, даже бедная одежда посетителя говорила о скудости его средств.

В целом молодой человек был очень симпатичен и сразу же располагал к себе.

— Итак, вы — Жан Рено! — сразу приступил к делу мистер Шарк. — Француз, не так ли?

— Yes, sir! — ответил молодой человек.

— Рено… из…

— Из Монтобана, если вам угодно, сэр.

— Пфф!.. Вы, конечно, маркиз?.. А может быть, граф?.. Или всего лишь барон?

— Не угадали! Я чистейший простолюдин.

— Never mind!..[28]. Хотя в должности французского секретаря мне хотелось бы иметь титулованную особу. Но вас настойчиво рекомендовал французский посол. Он ручается за вас, как за самого себя, и утверждает, что вы умны. Кроме того, он говорит, что вы ученый… выдающийся изобретатель… Поскольку место французского секретаря вакантно, я беру вас на испытательный срок… Плачу двести долларов в месяц… Можете сейчас же приступить к своим обязанностям…

— Благодарю от всего сердца…

— Ваше сердце здесь ни при чем… Итак, вы согласны?

— Напротив, мое сердце в данном случае значит очень много, потому что именно чувства заставили меня просить работу у вас.

— В чем дело?.. Быстро и коротко!

С этими словами мистер Шарк нажал на пружину. Дверь решетки, окружавшей платформу лифта, открылась, и Жан Рено оказался на свободе. Сделав несколько шагов по террасе, он вдруг остановился, не в силах совладать с неописуемым волнением.

— Я пришел, чтобы… я хочу… просить руки вашей дочери… единственной, несравненной мисс Эллен Шарк, в которую я безумно влюблен.

Просьба прозвучала так внезапно, что по эффекту могла бы сравниться с выстрелом из револьвера. Будь на месте Мясного Короля кто-либо другой, он бы по меньшей мере отшатнулся. Но этому дьяволу доводилось и не такое слышать и видеть! Насыщенная беспощадной борьбой жизнь, которую мистер Шарк вел вот уже многие годы, закалила его настолько, что он даже бровью не повел. Не соизволив отпустить какую-нибудь колкость, хотя это было так легко, Мясной Король спросил самым естественным тоном:

— Вы, вероятно, богаты?

— У меня в кармане последний доллар.

— Моя дочь, без сомнения, разрешила вам предпринять сей демарш?[29]

— Мисс Эллен меня даже не знает! Впервые я увидел ее шесть месяцев назад во Франции. Ваша дочь была королевой Парижа. Да-да, королевой по своему обезоруживающему обаянию, несравненной грации и этой ликующей красоте, которая делает ее существом исключительным… божественным созданием! Я затерялся в толпе ее поклонников. Боль, пронзившая мое сердце, была мучительной и сладостной одновременно… Что-то восхитительное и безумное заставило меня содрогнуться и забыть обо всем на свете! С тех пор я вижу только ее! Мои мысли заняты только ею… Я жил только ради нее… воспоминания о мгновении нашей встречи, определившей мою дальнейшую жизнь, стали для меня радостью и печалью. Я часто видел вашу дочь издали… не осмеливаясь подойти… не требуя ничего, кроме возможности любоваться ею… украдкой… во время случайных встреч. Когда мисс Эллен уехала, меня охватила столь жестокая тоска, что я понял: я умру вдали от нее. Переплыв океан, я прибыл сюда… чтобы видеть ее вновь… как тогда… редкими мимолетными мгновениями, когда…

— Остановитесь, юноша… Stop your jaw…[30]. Вы уже перешли границы обычной аудиенции.

— Но это не обычная аудиенция!

— Yes!.. И поэтому я все еще слушаю. Но ваш случай не единственный. Того же жаждут и десять миллионов молодых американцев, страдающих от любви к Маленькой Королеве… и вообще, довольно!.. Всего хорошего!

— Еще одно слово!.. Умоляю!

— Два слова! И скажу их я! Вы либо мистификатор, либо ненормальный… Разговор окончен! Уходите!

— Мясных Королей не мистифицируют.

— Ответ хорош! Значит, безумец?

— Нет, земляной червь, влюбленный в звезду… Но я хочу завоевать ее, поднявшись на ту же высоту… Разве это безумие?

— Высшая степень сумасшествия!

— А вот увидите!.. Но подождите, попробуйте на время забыть о французском секретаре…

— By James! [31]. Чего вы еще хотите?

— Я — ученый, изобретатель… Попытайтесь выслушать меня в этом качестве.

— Говорите!.. У меня нет возможности тратить время на пустяки… Болтая с вами, я потерял добрых десять минут… Надеюсь, вы скажете что-нибудь дельное, чтобы возместить мне потерю, ведь время — деньги!

Никогда прежде Мясной Король не уделял столько внимания посетителям. Обычно их вопросы оценивались, обсуждались и решались положительно или отрицательно в течение двух минут. Но на этот раз мистер Шарк не узнавал самого себя. Впрочем, его терпение в достаточной мере сопровождалось любопытством. Будучи прожженным дельцом и, кроме того, стопроцентным американцем, привыкшим во всем искать выгоду и умевшим превращать мысли, вещи, людей и даже чувства в деньги, мистер Шарк решил воспользоваться случаем.

Этот незнакомец, Жан Рено, страстно любит Эллен. В его искренности Мясной Король не сомневался. Учитывая данное обстоятельство, прекрасный отец и блестящий бизнесмен сказал себе: «Я окружен завистью, предательством и ненавистью… Француз будет предан мне из-за любви к Эллен… Преданность — товар, который нигде не купишь… Приблизив юношу к себе, я совершу выгодную сделку! Что ж, попробуем! В конце концов, это не помешает мне найти для моей дочери Прекрасного принца!»

Вновь пристально посмотрев на своего странного собеседника, мистер Шарк спросил:

— Так вы инженер?.. С ученой степенью?.. Профессор?.. Доктор?

— Естественно! У меня есть все эти дипломы… простые корочки из ослиной кожи, не доказывающие абсолютно ничего. Диплом стоит ровно столько, сколько стоит его обладатель. И я вам сейчас это докажу, если вы позволите мне показать одно изобретение… замечательное и в то же время страшное.

В эту секунду его слова были прерваны каким-то жутким звоном. Затем послышались резкие, немного гнусавые голоса:

— Во Флэштауне бунт… внезапный, как взрыв бочки с порохом… Завод может защищаться своими силами, но город… Положение очень серьезное… Что делать?

Не выказывая признаков волнения, Мясной Король холодно заметил:

— Парни решили позабавиться… и поэшму портят мою собственность… Я сейчас же иду в аудио — видеозал. Надо выяснить, что они натворили.

— Срочно! — вновь раздался голос. — Город в опасности!

— Ладно!.. Мои милые fellows[32] могут и подождать… Они знают, с какой спички я зажигаюсь… Отправим в город на разведку воздушный крейсер, а когда он вернется, подумаем, что делать дальше. A вы, молодой человек, останьтесь!

— Напротив, позвольте мне сопровождать разведчика.

— Зачем?

— Подавление бунта имеет отношение к моему изобретению… Думаю, что смогу быть вам полезен.

— Хорошо!.. Летите!.. Мои приборы позволяют видеть и слышать отсюда все, что происходит на заводе… Город, к сожалению, ускользает из поля зрения… Проверьте, что там происходит, и быстро возвращайтесь.

В эту минуту вошла мисс Эллен.

Она равнодушно взглянула на незнакомца. Молодой человек сначала побледнел, затем покраснел, но все же справился с собой и почтительно ее поприветствовал.

— Папочка, до свидания, — сказала Маленькая Королева, улыбаясь. — Я отправляюсь в ежедневную аэропробежку. Аэростат под номером один уже подготовлен. По дороге собираюсь залететь во Флэштаун и…

— Сегодня это невозможно, детка. На заводе бунт. Я распорядился послать туда разведывательный крейсер. Останьтесь! Лететь опасно…

Не терпящим возражений тоном, с чисто женской логикой, мисс Эллен тотчас же заявила:

— В таком случае я вылетаю!

— Повторяю: это смертельно опасно… Разведчика могут атаковать… Пока неизвестно, что стоит за этим мятежом!

— Все уже решено! Я лечу.

— Хорошо! Пусть будет по-вашему. В конце концов, у меня есть связь с крейсером, и в случае нападения я смогу прийти к вам на помощь!

Обратившись вновь к невидимому собеседнику, мистер Шарк громко спросил:

— Эй, Николсон, вы готовы к вылету?

— Да, сэр! — донесся голос откуда-то из-за ангаров.

— Отлично! Тогда, all a board! Всем подняться на борт, и go ahead![33]

Мисс Эллен подставила отцу лоб для прощального поцелуя, одновременно вопросительно указывая взглядом на незнакомца, который все еще находился во власти переполнявших его чувств.

— Познакомьтесь… Мой новый французский секретарь, мистер Жан Рено. Он будет сопровождать вас.

— Очень хорошо! Обожаю говорить по-французски!

— К вашим услугам, мадемуазель! — с трудом выдавил из себя бедняга, опьянев от счастья. Сейчас он был не способен придумать ничего более оригинального, чем эта пустая, достойная сожаления банальность.

— Go![34] — сказал Мясной Король. — Go on![35] Время не ждет!

Маленькая группа быстро пересекла террасу и остановилась у ангара под номером один.

Под действием несложных механизмов аэростат соскользнул с рельсов и наполовину оторвался от земли. Огромный, мощный крейсер внушал страх своей способностью легко преодолевать гигантские расстояния.

Высокий человек в униформе цвета морской волны с золотыми пуговицами открыл люк, расположенный в нижней части дирижабля. Почтительно поприветствовав девушку, он бросил на француза холодный, почти враждебный взгляд. Состоялось новое знакомство.

— Мистер Жан Рено, секретарь… Мистер Николсон, инженер и командир аэростата под номером один.

Мужчины обменялись коротким сухим приветствием. Поцеловав отца, мисс Эллен решительно полезла внутрь дирижабля.

— Ваша очередь, сэр! — сказал инженер.

Жан Рено машинально последовал за Маленькой Королевой. Николсон, вынужденный согнуться, чтобы попасть в аэростат, закрыл за собой дверцу люка.

Маленькая Королева уселась сзади, а Жан Рено занял место в центре, около инженера. Николсон включил мотор, крейсер дернулся и задрожал.

— Мисс Эллен, вы готовы? — спросил командир.

— Да! Вперед!

Николсон нажал на рычаг, и аэростат взметнулся ввысь.