Смирнов Алексей
Центр Роста
Алексей Смирнов
Центр Роста
Глава первая,
в которой происходит досадный промах
В кармане был паспорт на имя А. Келли, мистера.
В небе стояло солнце.
Вокруг расцветало лето.
К рукам прикипела скорострельная винтовка.
Ее-то и швырнули, за нужностью паспорта и недоступностью прочего, в мусор и пыль.
Мистер А. Келли, подчеркнуто веснушчатый и рыжий, летел с чердака, чертыхаясь и наводняя шокированный эфир черным смыслом. И все ему казалось мало.
\"Напороться бы на гвоздь, - думал мистер А. Келли, срывая и пряча в кармане лисий парик. - Туда мне и дорога, нескладному\".
Его натуральные, аккуратно зализанные кзади волосы, тоже были рыжими. Они почти не отличались от парика. Людям свойственно видеть разницу там, где ее нет и никогда не было.
Он промахнулся. А начиналось замечательно: он выбрал себе настоящий убийственный чердак с оконцем, очень удобно пристроился и даже успел выпить кофе из портативного термоса. Клиент смотрелся полным идиотом. Расхаживал, как было ему велено, по улице и ждал небесной манны. По его физиономии, заносчивой и глупой, побиралась ироническая ухмылка. Он заказал себе неприятность класса А. И, разумеется, не знал, в чем заключаются неприятности этого класса. Ему намекнули, но он заявил, что не желает знать никаких деталей. Он хочет класс А, остальное его не заботит. Он платит деньги. Он танцует всех. И вышел на местность, заранее недоверчивый к обещанному сервису, оттого и гримасничал. Посмотрим, дескать, каков ваш сервис. По-гля-дим!
Келли ни капли не жалел клиента. Аккуратно опустился на колено. Спокойно прицелился. Чердачное окно превратилось в смертоносное око огнестрельной горгоны. И палец дрогнул. Или - что? Что дрогнуло? Что, черт возьми, ему помешало?
Пуля врезалась в чугунные ворота, преграждавшие путь в интимные дворовые потроха противопоставленного дома. Напоровшись на штуку не глупее себя, она взвизгнула: молодец! - и помчалась, куда не надо. По пути эта пуля остановила время, поразив циферблат уличных часов. Клиент услышал звон, сперва литой, и сразу следом - дробный; перестал расхаживать и сосредоточенно посмотрел на беспомощный след в чугуне. Потом на часы, приобретшие вечное утро. Затем повернулся к чердачному окну и расплылся в заключительной нестерпимой улыбке. Запахло медом. Клиент постоял еще, давая фору стрелку. И молча ушел, заложив руки за спину - после того, как вторая пуля сбила с него котелок, а третья разметала воронье гнездо, хоронившееся в зеленке.
\"Может быть, я поверхностно молился богам? Может быть, вмешалась Армия Спасения?\"
Если верно последнее, то их ждет большая война. Пересмотр границ. Передел сфер. Катастрофа! Достанется каждому. О злобные боги, молю вас о катастрофе. Пусть лучше она. Пусть будет война, но не промах.
Келли несся по бульвару, охваченный паникой. Его зеленые глаза, обычно наглые, вдруг стали бессмысленными, словно чищеный киви-плод. Он чуть не налетел на слепого Гомера, которого катили навстречу в коляске. Сказитель выл под баян. В надежде на подаяние, он вырядился в десантный камуфляж. Келли хорошо знал Гомера и часто ему подавал. Он знал и бандита, который катал Гомера по городу; не однажды с ним пил и даже получил предложение войти в долю, но дела у Келли шли очень неплохо. Он отказался.
Они разминулись чудом; Келли продолжил бег. Карман пиджака, забитый париком, оттопыривался. На бегущего надменно взирали изваяния многочисленных богов. Здесь были боги приватизации имущества, боги общественного питания, транспортные боги, боги уличного движения, боги страхования недвижимости, боги садово-паркового хозяйства и прочие многие боги, среди которых были также бесчисленные боги районного, квартального и домового уровней. Полубоги довольствовались яркими афишами и плакатами. Видным служителям богов и полубогов посвящались мозаики, фрески и памятные доски на храмовых стенах. Там, где досок не хватило, похвалы уплотнялись в граффити, выполненные спреем, которые были весьма популярны у набожного и любвеобильного населения.
Движение Келли пресек сосредоточенный жрец, служивший, судя по его эмблеме, божеству железнодорожного сообщения. Дело было приватное, но такое важное, что требовало для себя отдельного бога. Богов, конечно, направляет единый Атман, но он ни на что не реагирует, благо обходится без атрибутов на что к нему соваться? Келли врезался прямо в жреца, и тот, нисколько не оскорбившись, взял его за руку и молча подвел к питьевому фонтанчику, который одновременно являлся оракулом среднего радиуса компетентности.
Жрец остановился и многозначительно воздел палец к небу. Келли вытер со лба пот, выпил воды, бросил в рот оракула монету.
- Ба-ба-ба, - заклокотало в оракуле. - Ошибка! Ошибка!
Жрец свел ладони, поклонился и величественной поступью удалился в сторону ближайшего вокзала. Келли, оглянувшись по сторонам, пнул оракула тупым ботинком. Но тот продолжал твердить свое.
- Без тебя знаю, - пробормотал Келли. Тем не менее, беседа с оракулом пошла ему на пользу: он сколько-то успокоился, привел в порядок одежду, пригладил и без того безупречные волосы, понюхал руки: пахло порохом. Запах был очень слабый, доступный разве что бугристому и трепетному носу Келли. И розыскным животным, которые шастали и рыскали вокруг, припадая к дорожкам разномастными мордами. Келли держался от них подальше, потому что животные были священными. Они натягивали священные поводки и внюхивались в сор.
Он сунул руки в карманы, принял беспечный вид и засвистал. Пошел вприпрыжку, как будто лопаясь от радостных и добрых чувств; в душе он и вправду радовался тому, что до Агентства было рукой подать. Пара кварталов, пара пустяков.
\"Какой-то я неадекватный\", - подумал Келли, дивясь своей малопонятной радости, которая обрушилась, словно снег. Потом он списал это свинство на волшебное предчувствие, каким отличаются будущие полубоги.
Покуда он шествовал, полноправные божества словно взбесились: внутри изваяний поминутно включались вещательные устройства. Кроме последних, срабатывала обычная сигнализация. Бульвар заполнился писком, рыком, грозными предупреждениями и кваканьем потревоженных сирен.
\"Взбесились!\", - возмутился Келли.
Все взбесилось. Такое впечатление, что ему решили подложить свинью. Например, сослуживцы. Неприятности - удовольствие очень дорогое, и если он прав, то они, должно быть, скинулись всем отделом. Пакость в складчину. Очень некстати. Если подумать, то легко догадаться, кто за этим стоит. Идиотский розыгрыш. Капризная радость растаяла, уступив место угрюмой злобе. Мерзавцы. Теперь его ход. Он в долгу не останется. За ним не заржавеет. Не засохнет. Не сгниет.
Миновав последнее здание, Келли вбежал по ступенькам Агентства Неприятностей.
Неустойка - это раз. Штраф - это уже два, загибал он пальцы. Из гонорара вычтут стоимость винтовки - это вообще три.
Статуя бога неприятностей встретила его ласковым взглядом. Это была не совсем статуя; бог был представлен восковой фигурой. Маленький черноглазый человечек, похожий на Чарли Чаплина. Воплощение невинности. Келли, хотя и был без форменной фуражки, козырнул, перешел на шаг и начал чинно подниматься по лестнице. Приемная патрона располагалась на четвертом этаже. Туда можно было добраться на лифте, но лифтом в Агентстве Неприятностей никто не пользовался, лифт был уделом клиентов. Для них он сочетал в себе презентацию фирмы и бесплатную услугу авансом, подарок.
Патрон Келли давно находился в чине полубога, и Келли, бывало, подолгу следил за его манерами, стараясь отыскать хотя бы намек на вторую, божественную половину. Патрон, наконец, замечал его слежку, смеялся и бил по плечу.
- Келли, малыш! - хохотал он. - Ничего необычного, уверяю тебя. Клянусь.
Сейчас у него сидел посетитель, и патрон кружил вокруг него с видом лысого и секретного грифа. Клиент, надежно плененный креслом, задыхался в собственном сигарном дыму. Сигару ему, разумеется, предложили здесь, угостили. Ее не следовало брать. Келли остановился в дверях и глухо стукнул каблуками.
Патрон оглянулся и шикнул, указывая на камышовое кресло. Келли приютился в сторонке, чтобы подождать, пока закончится обработка.
- В общем, вы сами видите: у нас очень серьезная организация, - патрон вкрадчиво подытоживал длинное выступление, которого Келли, к своему удовольствию, не слышал. - Мы гарантируем вам шалости и каверзы на любой вкус. У нас большой выбор. Если дела идут слишком хорошо, то надо умилостивить духов. И вот, например, уже некая мама готовит своим детям-молодоженам свадебный сюрприз, чтобы хлебнули и знали. Для этого у нас, раз уж к слову пришлось, имеется специальный шаман-заклинатель, штатная единица. Он, правда, лодырничает, так что всю черную работу делают рядовые сотрудники. Мы владеем лицензией на несчастные случаи... Конечно, права на террористические акты и погодные катаклизмы существуют только у государственных концернов. Частник пробавляется малым. Хотя бывает, что из-под полы он приторговывает кое-чем посерьезнее. Если говорить о нас, то мы в состоянии сломать вашу карьеру, разрушить семью, разорить вас, заключить под стражу, отправить на военные сборы, отравить колбасой...
- Я в этом не сомневаюсь, - перебил его клиент. - Однако я слышал, что вы... Что есть род услуг, скажем так... терминального свойства.
- Клевета! - выразительно возмутился патрон. - Беспардонная наглость! Кто вам это сказал? - Он сделал вид, будто лезет за карандашом. - Имя и фамилия? Мы - солидные граждане, уважающие закон. Мы соблюдаем основные права личности...
- И все же, - не унимался клиент. Это был наглого, настырного вида субъект, очевидно считавший себя объектом милости и покровительства небес. Поймите, что я тоже солидный человек. Человек слова. Я умею хранить чужие секреты. В конце концов, я в этом заинтересован. И у меня есть убедительные рекомендации от...
Клиент замолчал, сунул руку за пазуху и вынул конверт. Патрон принял послание, распечатал, прочел.
- М-м, - сказал он и состроил озадаченную мину. Келли усмехнулся про себя, вспоминая, что в любительских спектаклях патрону особенно удавались специальные удивленные роли: коротенькие, но важные, потому что за ними сразу следовал трагический финал.
- Если этого мало...
- Достаточно, - патрон придержал клиента за руку. \"Якорит\", усмехнулся Келли. Патрон прекрасно помнил, что потребителя не разрешается трогать. Но в целях тонких и многомудрых - трогал. - Я вам доверяю, вздохнул патрон. - Что ж - если таково ваше желание... нам по плечу выполнить и его. Прошу вас ознакомиться с буклетом для служебного пользования.
Буклет, понятное дело, лежал в кармане патрона с самого начала беседы. И даже до начала, патрон с ним спал. О его манере спать, не раздеваясь, на жестком казенном топчанчике, в агентстве знал последний мусорщик. Посетитель развернул журнальчик, погрузился в изучение красочных фотографий. Через две страницы он вдруг ткнул пальцем во что-то багровое и попросил:
- Я вот это хочу.
- Угу, - патрон заглянул в буклет. Брови босса удивленно поднялись: Это впечатляет, но грубовато... и будет стоить вам...
- Хочу.
- Хорошо, - патрон поднял ладони. - Вы всегда правы. Тогда попрошу вас пройти к секретарю и оформить необходимые документы. Предупреждаю, что в них будет проставлено не совсем то, что вы заказываете...
- Это ваши хлопоты, - перебил его заказчик, вставая. - Куда мне идти?
- Прошу вас еще раз, - патрон взял его под руку, подвел к стеллажу, и полки с юридическими и богословскими томами сместились, открывая выход на тайную лестницу. - Вниз и направо, первая дверь. От секретаря ступайте в бухгалтерию, пусть вам выпишут квитанцию.
Клиент, не мешкая, нырнул в черную нору, освещенную факелом. Келли скривился от запаха подгоревшего китового жира, мешавшегося с летучими ароматическими смолами. Патрон, продолжая улыбаться, приладил стеллаж на место. Он повернулся, и Келли увидел, что никакой улыбки уже нет.
- Здравствуйте, Келли, - проговорил патрон угрожающим голосом. Келли встал и учтиво, как этого требовал внутренний этикет, поклонился. - В чем дело, Келли? - патрон сел за стол и сосредоточенно выпростал манжеты.
- Я поскользнулся, босс, - хрипло ответил Келли. Он вытер пот, где мог, и проклял все.
- В переносном смысле? - осведомился патрон. - Или в прямом? Или в кинематографическом? Это может показаться вам странным, но мне уже известно о вашем промахе. Боги, представьте, вопили, как резаные шакалы: \"А Келли промахнулся! А Келли промахнулся!...\" Я чуть не провалился от стыда...
Патрон выбежал из кресла и сорвался на крик:
- Что вы себе позволяете, Келли? Как прикажете вас понимать? Еще никогда, никогда наше Агентство... - он поперхнулся, зашелся в приступе кашля и потянулся к стакану с миндальным ликером. - Никогда... ни разу еще не бывало, чтобы мы... по мелочам случалось, кто без греха, но в крупном, ответственном деле - ни разу! Вы слышите меня, Келли? Какая муха вас укусила?
- Я не знаю, босс, - потупился Келли. - Все это очень странно. Вы же меня хорошо знаете. На моем счету нет осечек. У меня чувство, будто меня толкали под локоть. Я не понимаю, как такое могло произойти.
Патрон, вспомнив о своем полубожественном статусе, раскинул руки и сделал некий жест, напоминающий помавание крыльями.
- Это нетерпимое положение, Келли. Я вынужден принять меры. Но вы наш лучший сотрудник, и я, конечно, не собираюсь прибегать к откровенно карательным санкциям.
- Он уже настрочил жалобу? - угрюмо спросил Келли.
- Пока еще нет, - патрон чуть подпрыгнул, имитируя полет, и впорхнул в кресло, которое в ответ мгновенно нагрелось. Анимация закончилась. - Но мы и не будем ее ждать. Я собираюсь отправить вас в Центр Роста. Мне кажется, что вы не станете противиться.
Келли, не веря своим ушам, уставился на шефа.
- Это на остров? Вы хотите отправить меня на остров, босс?
- Совершенно верно, - улыбнулся тот, и было видно, что он сам очень доволен проявленной милостью. - Вам все равно туда пора, дорогой Келли. Для вас запланировано карьерное превращение в одного из множества полубогов, через самопознание. Этим вы и займетесь в Центре. Я прекрасно понимаю, мой мальчик, что вы заслуживаете большего, а нынешняя оплошность - случайная гримаса судьбы... впрочем, мы в любом случае проведем служебное расследование. Но это все будет без вас, вы поедете в Центр. Это будет вроде отпуска с одновременным повышением квалификации. Мы вас ценим, мы вам доверяем. Правда, что касается выплат, то вы должны войти в мое положение...
А. Келли, с которым продолжало твориться что-то неладное, хотел восстать, но вместо этого взволнованно прижал руки к груди:
- Забудьте, босс! Я тронут и восхищен... Я не мог и мечтать...
Патрон прищурился. Восторги Келли показались ему ненатуральными.
- Ваш сарказм неуместен. Вы предпочитаете домашний арест?
Келли зажал себе рот руками, изображая смирение. Патрон нахмурился:
- Прекратите паясничать! Теперь мне все окончательно ясно. Вы захворали, мой друг. Вы нуждаетесь в психологической коррекции и отдыхе. Ваши реакции совершенно разболтались, вы не владеете собой. Что за гримасы, что за жесты! Уверен, что на сердце у вас совсем другое... Итак, отправляйтесь в бухгалтерию, возьмите там чек и билет на специальный рейс. Предупреждаю вас, что Центр - международный. И даже сверх того. Там будут всякие, не подведите фирму. Держите себя в руках. Вот вам новые документы; старые оставите у секретаря.
Патрон выдвинул ящик письменного стола и вручил Келли темно-синюю книжечку с гербом. На гербе изображался молодой и мудрый бог паспортной службы, красовавшийся в снопах и колосьях ржи.
- Будьте молодцом, - попросил патрон. - Центр... я бывал там. Что греха таить! Юность неразумна. Я страдал раздвоением личности, осложненным эксгибиционизмом. И насмотрелся... Арупа там, Рупа - сами увидите.
А. Келли расстроенно переспросил:
- Что, что это такое - Арупа и Рупа?
- Сущности, - строго сказал патрон и отвернулся. - Вы можете удалиться. Не забудьте поблагодарить богов за все, что они для вас сделали.
Стеллаж отъехал. Келли поклонился спине патрона и шагнул в проем, из которого пахнуло жареным. В секретариате он оставил старый паспорт, в бухгалтерии расписался сперва за чек, а потом - на чеке. Дальше он шел уже по кровавым следам и за углом обнаружил распростертое тело недавнего просителя, в руке которого была зажата квитанция.
Келли вышел на улицу, остановился, достал новый паспорт, раскрыл. Документ был выписан на имя мистера О\'Шипки .
\"Оракул! - ахнул Келли и уважительно покачал головой. - Он знал! \"
Глава вторая, в которой противостояние по капризу судьбы оборачивается сотрудничеством
О\'Шипки наведался в \"Бар\". \"Баром\" назывался трактир Густодрина: грязная забегаловка, выступавшая пятым углом знаменитой площади. От \"Бара\" разбегались два луча: проспект Мосторемонтников и улица за номером сто сорок девять.
У Густодрина было жарко, как в аду. Плясало пламя, шипела мясная туша.
О\'Шипки взгромоздился на высокий табурет, заглянул под стойку и заказал себе \"все, как обычно\". Из-под стойки вырос мохнатый детина, перетиравший стаканы: сам Густодрин.
- Богу богово, - пробурчал он, кивая на угол, в котором скучало деревянное божество, отдаленно напоминавшее Диониса.
О\'Шипки снял свою широкополую агентурную шляпу и небрежно поприветствовал идола. Густодрин, румяный и черный, наливал из бочонка в большую ребристую кружку.
- Не мое дело, - просипел он мрачно. - Но зная вас... Видите вон того малого, в малом же зале? Он выпил лишку и похвалялся, будто уложил на обе лопатки самого А. Келли.
- Теперь я О\'Шипки, - поправил его О\'Шипки, надевая шляпу на место одной рукой и размахивая новым паспортом - другой. - Где, вы говорите, он расселся?
Табурет умел вращаться. О\'Шипки дернул тазом и сразу увидел недавнюю мишень. Перед несостоявшейся жертвой стоял пустой кубический стакан, чем-то похожий на своего опустошителя.
- Выкинуть его, мистер? - Густодрин оперся лапами о стойку. - Тем более, что он все уже выпил и больше не просит
- Я сам, - болотные глаза О\'Шипки налились кровью. Побагровело и все остальное лицо, так что веснушки потонули в насыщенной краске.
Он сполз с табурета и направился к обидчику, поигрывая увесистой кружкой. Жертва поджидала его с безмятежным и уверенным видом. Казалось, что она слушает канарейку, которая глупо распевала в позолоченной клетке.
Густодрин, предчувствуя драку и относясь к ней со всей серьезностью, выбрался в зал и набросил на клетку черную шаль.
- Гляди, как безумный, - проворчал он. - Спать, Паваротти, спать!
О\'Шипки подсел к столику.
- Так это вы, - отметил он с расстановкой, и в трех его бесцветных словах уместился длинный и страшный приговор.
- У вас феноменальная память на лица, - отозвался бывший клиент. О\'Шипки с отвращением рассматривал его личико: бледное, гладкое, с хрящеватым носом и без подбородка. Там, где должен был находиться подбородок, располагался сразу кадык. Но телом тип был сущая кубышка.
- У нас с вами есть одно незаконченное дельце, - О\'Шипки состроил любезную физиономию и сунул руку в карман.
- Забудем! - Жертва, видя, что вот-вот произойдет непоправимое, быстро выложила на стол пеструю карточку. - Есть другое дельце, гораздо более важное.
О\'Шипки уставился на карточку, узнавая счастливый билет.
- Вы хотите сказать...
- Именно, сударь. Нам с вами предстоит совместное путешествие в Центр Роста. Ваш начальник принес мне подобающие извинения, после чего поставил в известность о принятых мерах. Вы едете на остров... а посему разрешите представиться: Шаттен-младший, в девятом поколении эмиграции.
О\'Шипки впился в кружку и осушил ее на треть.
- Это ничего не меняет, - возразил он хрипло. - Мне наплевать, куда вы там навострились. Вы испортили мне репутацию. Вы опоганили мой послужной список.
- Как и вы мне, - отпарировал Шаттен. - Я служу в Бюро Перфекционизма, в обиходе - Бюро Совершенства. Я в чине ревизора. Поэтому, когда я вернулся к ним без котелка и был вынужден объяснять, что вы сбили его вторым выстрелом... Короче говоря, этот котелок мне не простили. У нас, знаете ли, очень строгие порядки. Малейший промах может стоить сотруднику места, и рекомендации окажутся самыми скверными. Но я не слишком расстраиваюсь, ведь Центр Роста - это совсем неплохо, верно? При всех издержках и риске... - Он икнул и перекрестился, творя солнцеворот. - Извиняюсь. Мне, короче говоря, повезло.
Густодрин, топоча ножищами и размахивая ручищами, подошел ближе. Он внимательно прислушивался и был явно разочарован тем, что бой обращался в мираж. Но стоило ему услышать про Центр Роста, как он сразу пришел в неукротимое возбуждение:
- Вы едете в Центр! - воскликнул он, и даже голос его утратил обычную сиплость, сделавшись звонким и звучным. Из-под черной шали пискнуло в знак одобрения состоявшейся вокальной трансформации. - Ах! - Густодрин воздел ручищи к прокопченному потолку. - Как бы я хотел там оказаться, господа!
О\'Шипки снова отхлебнул из кружки:
- Бросьте, Густодрин. Там готовят на полубогов. К чему вам это?
- Так хочется же! - жарко выдохнул трактирщик. - Чем я не Геркулес? И потом - я столько всего слышал! Это чудесное, замечательное место! Сплошная романтика!
- Что это вы слышали? - удивился крысиный Шаттен. - Посетившие Центр соблюдают обет молчания.
Густодрин осклабился, на пол капнуло:
- Разве? Шила в мешке не утаишь. Да мне, господа, много и не нужно. Центр Роста - загадочное место. Никто не знает, где он находится, но все могут туда попасть. Не станете же вы утверждать, будто этой информации недостаточно, чтобы воспылать романтическими надеждами, которых, поверьте, хватает в сей грубой, заскорузлой душе...
Он грохнул себя кулаком в грудь. Посетители молчали, не зная, что ему ответить. Густодрин сгреб свою бороду в кулак и заискивающе спросил:
- Вы, часом, не слышали, кто у них бог?
- Абрахам Маслоу, - сказал Шаттен-младший.
- Ах, славно! - воскликнул счастливый Густодрин. - Погодите, погодите секундочку... Я запишу.
Он выдернул из вазочки дешевую салфетку, достал из-за уха карандаш и записал имя.
- Тоже из ваших? - негромко осведомился у Шаттена О\'Шипки, подобревший от выпитого.
- Из них, - кивнул Шаттен, переворачивая стакан вверх дном и накрывая горчицу. - Во чреве горько, да и в устах не лучше... Он Маслов, конечно. Из русских евреев. Эмигрировал в незапамятные времена. И сразу организовал первый Центр Роста.
- Не сходя с корабля? - не поверил Густодрин.
- Не сходя. Тут же, на пристани, воздвиг. Командовал с мостика. Большое здание с подземным гаражом и вертолетной площадкой. И баром на двести персон... но бар снесли.
- Святые угодники, - прошептал потрясенный трактирщик. - Дивные события! Седая старина!
Солидарное кожаное чучело под потолком разразилось испуганным карканьем.
- Конечно, с тех пор произошли значительные изменения, - продолжил Шаттен, иронически поглядывая на благоговейного Густодрина. - Центр Роста переместился в иные... не побоюсь этого слова, сферы, и его точное местонахождение сделалось величайшим секретом. Известно лишь, что он расположен на диком, пустынном острове. Там мхи, да лишаи. Над его башнями дни напролет кружат чайки, бакланы, гагары и буревестники. Кудрявые волны шлифуют утесы, и томная песня плывет, недоступная слуху людей... А божьи сердца, отжимая надменность, сжимаются в радости, милуют жалких...
О\'Шипки допил кружку.
- Повторить! - потребовал он. - Послушайте, Шаттен-младший, - обратился он к болтливому ревизору. - Довольно вам просвещать низы. Неровен час, сбрехнете лишнее. Меня удручает ваше общество, скажу вам прямо. Мне не очень-то нравится перспектива разделить обучение с типом, который заставил меня краснеть и сожалеть о дне моего рождения. У нас исключительно строгий патрон. Но, коль скоро мы с вами оказались в одной упряжке... не знаю уж, чего хотят от вас ваши перфекционисты...
- Совершенства, мой друг, совершенства, - печально подсказал ему Шаттен. - Все хотят совершенства.
- Пусть так. Короче говоря, нам следует держаться друг друга и помалкивать, пока все не выяснится. Последипломное образование по специальности \"неприятности\" - это вам не шутка. Кроме того, я не люблю непонятные острова, на которых процветают секретные Центры. При всем пиетете. Итак, когда же вы отплываете?
Шаттен-младший без слов подтолкнул к нему билет. О\'Шипки вытащил свой и сравнил: все совпадало - дата, время отправления, номер спецрейса.
- Вы поплывете морем? - не унимался Густодрин, изнемогая от близости к тайне.
- Океаном, - ответил ему Шаттен. - Сколько с нас, милейший?
Трактирщик зашевелил губами. Со стороны могло показаться, что он производит подсчеты, однако О\'Шипки, умевший читать по губам, а тем более по губищам, разобрал, что Густодрин повторяет священное имя Абрахама Маслоу.
- Дионис - не Ягве, - заметил О\'Шипки, ни к кому не обращаясь и глядя на ряды бутылок. - Он не ревнив.
- А? - Густодрин встрепенулся и встревожился.
- Я попросил повторить, - напомнил ему О\'Шипки. - Займитесь, наконец, непосредственным делом, которое вверили вам щедрые боги.
- Ах, конечно, - Густодрин всплеснул подушечками лап, все больше походя своими ахами на пышную провинциальную барышню. Он устремился к стойке.
Шаттен искоса взглянул на О\'Шипки.
- Вы собираетесь здесь задержаться? На вашем месте я бы не стал этого делать.
- Мне хочется выпить, - возразил тот, прикрывая кружку рукавом.
- Ну так выпьете еще, успеете. Согласитесь, что путешествие не из пустячных. Вам надо уладить дела, сделать распоряжения, составить... ну, не будем о грустном - и тем не менее!
О\'Шипки не сдавался:
- Мои дела в порядке, - прорычал он свирепо. - Спасибо, трактирщик. (Густодрин почтительно опустил перед ним новую кружку). Получите с меня.
Шаттен пошарил вокруг, ища котелок, пока не вспомнил про убийство головного убора. Он раздраженно шлепнул по столу и поднялся. По тому, как его качнуло, можно было судить о справедливости пословицы \"Сытый голодного не разумеет\".
- Как знаете, - молвил Шаттен. Его мордочка заострилась и залоснилась, язык чуть заплетался. - Могу ли я надеяться, что вы не станете пытаться исправить недавнее упущение? Предупреждаю, что других шляп у меня нет.
- Жизнь покажет, - такой ответ в устах О\'Шипки прозвучал кощунственно.
На выходе из \"Бара\" Шаттен попал в вертушку и здорово струсил; Густодрин помог ему выбраться.
- Жаль, что не в мясорубку, - пробормотал О\'Шипки, отпивая из кружки.
Трактирщик вернулся и сел с ним рядом.
- Но все-таки, все же, - потребовал он умоляющим тоном. - Расскажите сирому плебею о волшебном крае. Мне так интересно!
- Напрасная мечта, - осадил его О\'Шипки. - Я знаю не больше вашего.
- Нет! Нет! Вы обманываете меня! Вы гнушаетесь мной! Вы что-то скрываете от бедного, темного Густодрина!
- Дождитесь моего возвращения, - О\'Шипки решил, что беды не будет, если он обнадежит трактирщика. - Я даже угощу вас, Густодрин, когда вернусь.
Он разговаривал важно и великодушно.
Глава третья,
которой приличествует нижеследующий эпиграф
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт.
Н. Гумилев
Транспортное средство, которое отходило от морского вокзала двумя днями позже, смахивало на океанический лайнер высокой категории сложности и сервиса. Под ним покоилось сооружение, немного напоминавшее воздушную подушку. Силы, приводившие судно в движение, составляли судоходную тайну. В подушке, однако, угадывалась прямая связь с особенностями круиза, предстоявшего лайнеру.
Сам лайнер был выполнен под айсберг с целью обмана своего морозного подобия. Даже пароходам присущ тот известный человеческий страх, что понуждает бессильных мужей к отождествлению с опасным врагом. Потому что пароходы получаются из людей.
На судне было все: бассейны, сауны, бильярд, оранжерея, ресторан, танцплощадка и пятизвездные номера с коньяком и снетками. Единственное, чего на нем не было, так это людей. О\'Шипки и Шаттен, столкнувшиеся на трапе (каждый желал пройти первым, а трап был узок), оказались единственными пассажирами и бродили по палубам, не зная, чем себя занять. Экипаж был надежно скрыт, а может быть, и вовсе отсутствовал. Капитан, попирая все мыслимые приличия, отказался к ним выйти - если можно почесть за отказ гробовое молчание, которым встретила гостей его каюта, запертая на восемь замков. О\'Шипки разбушевался и даже предложил Шаттену высадить дверь, но тот возразил ему, сказав, что такие действия не отвечают духу и смыслу перфекционизма.
- К тому же в домах, как вы знаете, есть стены с ушами, - заметил Шаттен. - А мореплавателю должно опасаться бортовых самописцев.
О\'Шипки мрачно отступил от каюты и ковырнул носком ковровую дорожку.
- С души воротит от этого корабля, - проворчал он. - Как вы считаете, Шаттен, мы не умерли? В романах мне встречались герои, которые то плыли, то ехали незнамо куда, покуда не выяснялось, что они давно уже трупы и путешествуют к последнему приюту.
Шаттен-младший огорчился:
- Храни нас альбатрос! Пресвятые бакланы! Вы слишком долго проработали а Агентстве Неприятностей, мой друг. Глядите, сейчас я ущипну себя за руку. Видите? Больно! Теперь давайте вашу...
- Еще не хватало, - О\'Шипки демонстративно укутался в плед, который захватил, желая посидеть в шезлонге, на верхней палубе. - Нам плыть не одни сутки - что с вами будет? Я мечтаю заняться промискуитетом в различных часовых поясах. Если вы надеетесь, что я заменю вам женское общество, то это напрасно. Может быть, вам наплевать на женщин?
Шаттен оскорбленно задрал нос:
- Я не потерплю. Возьмите назад эти слова, мистер О\'Шипки. Достойный служитель перфекционизма никогда не позволит себе того, что способно закрасться в голову профессиональному пакостнику...
- Ладно, не кипятитесь, - мистер О\'Шипки пошел на попятную. - Когда мы готовили серию неприятностей для вашего Бюро, нам объяснили, что перфекционизму подвержены люди, застрявшие на анальной стадии психологического развития. Запоминайте, говорили нам, пригодится. Вот я и подумал... Пойдемте лучше наверх и все осмотрим.
Они поднялись по высоким ступенькам и вышли на палубу. Шаттен сразу схватился за бинокль, болтавшийся у него на шее, и принялся изучать горизонт.
- О\'Шипки, мы плывем, - изрек он наконец.
- Но как это возможно? - не поверил тот. - Где же прощальные гудки? Где качка? Где торжественное обращение капитана?
- Море спокойное, вот качки и нет. Что касается гудков, то я не уверен, что здесь есть кто-либо, могущий о них позаботиться.
- Дайте бинокль!
О\'Шипки припал к окулярам. Но и без них было видно, что вокруг расстилается спокойное вечернее море.
- Я предлагаю пройти на корму, - предложил Шаттен. - Посмотрим на пенный след, попрощаемся с берегом. Мне правда, кажется, что суши уже не видать...
- ...Как своих ушей, - проворчал О\'Шипки, и Шаттен вздохнул:
- До чего же вы неприятный человек! ...
След пенился, пускай и слабо; берег, как и предположил Шаттен, уже давно скрылся из виду. О\'Шипки положил пальцы на перила и долго рассматривал черную воду. Потом вдруг проскрежетал, сопровождая звук ударом кулака:
- Не люблю! Не люблю кораблей! Я в них путаюсь... Я совершенно утратил ориентацию! Где здесь ют? Где кубрик? Которые тут брамсели, стеньги и ванты? И что они вообще такое?
Шаттен насмешливо фыркнул. Он ничего не ответил и отошел от борта, чтобы побродить среди лежаков для солнечного купания, расставленных в идеальном порядке. О\'Шипки поцарапал ногтем спасательный круг, смутно чувствуя, как из глубин его души поднимается тоже нечто кругообразное, совершенное и законченное. Спасательный круг был расписан под змей, заглатывающих друг у друга хвосты; на змеях были начертаны символы Инь и Ян. Ян, как и положено, был красный, а Инь - синий.
- Шаттен! - окликнул он Шаттена. - Я хочу есть. Давайте лучше поищем кают-компанию. Или ресторан...
- Чего их искать, - сказал Шаттен, - я знаю, где это. Но там все закрыто, и таблички висят: проводится специальное мероприятие.
- Ну и люкс, - пробормотал О\'Шипки. - Чует мое сердце, что о нашем благополучии позаботилось Агентство.
- Или Бюро, - согласился Шаттен, снимая и пробуя на вес огнетушитель. Смотрите, как все сверкает! Чистота! Полировка! Антисептика!
О\'Шипки скривился:
- Я предпочел бы хаос, но чтобы с ужином... Наши службы взялись не за те роли. Пусть бы ваше Бюро занималось питанием, а наше Агентство, так уж и быть, уборкой.
Шаттен посмотрел в бинокль, любуясь закатным солнцем.
- Бросьте, дружище. Посмотрите, какой замечательный вид. Какая величественная панорама.
О\'Шипки послушно уставился на сонное светило, невольно поддаваясь гармонии солнца и внутренних сфер, в которой снова каким-то боком участвовал спасательный круг. Он свесился за борт, и вдруг расхохотался:
- Шаттен! Оставьте в покое ваш закат, идите сюда. Посмотрите вниз. Что вы там видите?
- Ничего, - ответил тот после паузы. - Вижу воду. Вижу очаровательных Медуз. По-моему, рыбки играют. А вон бутылка плывет запечатанная. Еще одна... нет, это гигантская черепаха.
- Десять тысяч богов! Где шлюпки? Вы видите спасательные шлюпки?
- Не вижу, - озадаченно молвил Шаттен. - Шлюпок нет.
- Отлично. Еще чего нет?
- М-м... Я не могу судить с уверенностью, но нет и якоря.
- Молодец! Правильно. Он должен торчать вон оттуда, подальше. А он не торчит. Ну, а как называется наша ладья?
- Сдаюсь, - Шаттен поднял руки, его бинокль сиротливо повис. - В билете ничего не говорилось о названии судна.
- И неспроста, - подхватил О\'Шипки. - Оно никак не называется. Подведем итог: без шлюпок, без имени, без якоря и без команды мы плывем... не возникает ли у вас желания, дорогой Шаттен, все же закончить эту фразу банальным \"неизвестно куда, без цели и смысла\"?
Шаттен-младший нахмурился.
- Мне кажется, любезный, что вы опять уселись на своего конька. Вы снова намекаете на загробное странствие, и в этом я с вами решительно не согласен...
- Да неужели? Ну так оно станет загробным, не тревожьтесь! Не сегодня, так завтра!
- Пассажиров просят проследовать в ресторан для приема вечернего ужина, - сказал громкоговоритель, которого путешественники сперва не заметили. Оба задрали головы и поняли, что звук шел из круглой штуковины, принятой поначалу за сложную корабельную деталь.
- Спасибо! - крикнул Шаттен, метя в штуковину. - Позволю себе напомнить, что ужины все вечерние, утренних не бывает.
- К сведению пассажиров и водоплавающих салаг, - безучастно ответил голос. - Наше плавучее средство находится под охраной сумеречных богов. Здесь все вечернее - ужины, завтраки и обеды. Пассажиров просят поторопиться.
- Ага, - Шаттен хлопнул спутника по спине. - Все не так грустно, дружище! Нам не дадут умереть с голоду, а это уже нечто.
- Да, - кивнул О\'Шипки, - спасибо им. Но почему такая тайна? Мне хотелось бы взглянуть на руки поваров...
- Коков, - поправил его Шаттен.
- А?
- Коков, - повторил тот шелковым голосом. - Вы в море, дружище.
- Ах, да. Мне почудилось, будто вы предлагаете мне...
- Нет-нет, вы ошиблись.
По пути в ресторан довольный Шаттен-младший трещал без умолку:
- Вы плохо думаете о мире, О\'Шипки. О людях вы думаете не лучше. Так нельзя. Все вам кажется мрачным и страшным. Такая позиция чревата трюизмами - море, загадочное судно, кровавое солнце, бесцельное плавание, рок и судьба, загробное царство. Потом идут обобщения и глобальные выводы: дескать, наш мир подобен этому неприглядному кораблю, порт прибытия неизвестен, все мы - игрушки, к чему наши мелкие страсти перед лицом божественной пустоты и простоты, но корабль плывет... я прав, согласитесь? Штампованное мышление. Вы насмотрелись старых фильмов, начитались высокопарной макулатуры... Тогда как сейчас нам дадут покушать.
- Заткнитесь, - оборвал его будущий полубог. - Еще неизвестно, что мы покушаем. Я готов к неприятностям, а что же вы? Вас можно взять голыми руками.
- Как давеча, на чердаке, - усмехнулся Шаттен, и О\'Шипки, плюнув, ускорил шаг, обогнал компаньона и нырнул в один из многочисленных подвальчиков.
Ближайший ресторан находился на второй палубе. К их приходу табличку с напоминанием о мероприятии кто-то снял, дверь была гостеприимно распахнута. Пахло крабами, сыром и редкими белыми винами с экзотических виноградников. Шаттен-младший потянул носом:
- Что за роскошь! Теперь-то ваше настроение изменится к лучшему!
О\'Шипки пришлось согласиться, что Шаттен прав. Среди сотни белоснежных столиков стоял один накрытый. Из серебряного ведра торчало горлышко бутылки, похожее на баранью ногу. В фруктовой вазе созрел и обложился бананами надменный ананас. На донышках огромных дегустационных бокалов краснели вина; в длинной селедочнице лежало нечто, нарезанное крупными ломтями и щедро пересыпанное зелеными радостями, виднелся только бессильный рот, в который была вставлена оливковая веточка. С потолка - а может быть, из-под пола растекался холодный джаз.
- Боги свидетели - у них настоящий камин! Смотрите, Шаттен!
И О\'Шипки, забыв о приличиях, указал пальцем в сторону огнедышащей пещеры, где медленно проворачивалась на вертеле туша, обжаренная до полной неузнаваемости.
Шаттен шагнул в ресторан и степенно поклонился. Он громко произнес:
- Позвольте выразить сердечную благодарность экипажу и судовым властям за трогательную заботу, которую они...
- С кем вы разговариваете, - поморщился О\'Шипки, проходя к столику. Вы не в пещере Али-Бабы. Присаживайтесь, и да прославятся боги!
Он выделил последнее слово и заложил себе твердую салфетку. В ладонь легло днище бокала. О\'Шипки принюхался и пожал плечами:
- Что ж... Недурно. Альпийский компонент...
Шаттен сел напротив и потер руки:
- Совсем не тошнит! Никакой морской болезни! Потому что очень ровно идем. Какая замечательная штука этот полный штиль.
О\'Шипки, вполне успокоенный, пощелкал пальцами:
- Челаэк! Принесите нам устриц!
Но челаэк не пришел, и устриц не подали. Мурлыканье рояля сменилось барабанным соло.
- Давайте-ка мы с вами, О\'Шипки, отведаем шампанского, - призвал его сотрапезник, берясь за горлышко. - Давайте выпьем за успешное окончание нашего плавания.
Он зашуршал фольгой, чтобы раскутать стеклянную шею, простуженную во льдах.
- Вот увидите - простыни будут сырыми, - предупредил его О\'Шипки. Устриц не могут подать...
- Перестаньте капризничать, вот ваши устрицы, - и Шаттен-младший указал на блюдо, которого О\'Шипки сперва почему-то не заметил.
Тот удивленно воззрился на кушанье, которого потребовал просто так, из гонора. О\'Шипки ни разу не пробовал устриц и не хотел их пробовать.
- Теперь ешьте! - ухмыльнулся Шаттен, разливая шампанское.
О\'Шипки проворчал невразумительное слово и взялся за длинную вилку со сложным гербом. Он подцепил кусок рыбы.
- Под шампанское? - поразился Шаттен-младший.
- Под настроение, - огрызнулся О\'Шипки, но не донес кусок до рта. Взгляд его приковался к настенному перекидному календарю, страницы которого были размером с добрую дверь.
Шаттен, видя, что его спутник насторожился, посмотрел туда же.
- Какое сегодня число? - напряженным голосом осведомился О\'Шипки.
- Шестое. Какое же еще? Мы с вами отплыли шестого числа. То есть сегодня.
- А здесь написано девятое.
- Недосмотр, - пожал плечами Шаттен. - Может быть, кто-то баловался, листал.
- Ужин окончен, - объявил очередной громкоговоритель. - Уважаемые пассажиры, разрешите поздравить вас с успешным прибытием в Центр Роста. При схождении на остров будьте осторожны и не толпитесь на трапе. Не забывайте чемоданов, приберитесь в каютах, погасите свет, верните на место серебряные ложки, ключи оставьте на пожарном щите. Экипаж судна желает вам удачного развития и благополучного возвращения в пункты отбытия.
Закуски исчезли, вино испарилось. Снаружи послышался ржавый скрежет. Приборы звякнули, свет мигнул.
- Приношу извинения, - добавил громкоговоритель. - Мы ткнулись в причал.
Глава четвертая,
в которой дела идут в гору
Прощание с лайнером затянулось, десять минут ушли на ругательства и проклятья. Наконец, путешественники ступили на трап, по которому, как им мнилось, они совсем недавно поднимались на борт. На сей раз О\'Шипки пропустил Шаттена первым, ликуя по случаю собственной мрачной правоты.
- Но есть-то уже не хочется, - пытался оправдаться Шаттен-младший.
- Так вкусно все было! Так вкусно! - рычал О\'Шипки, подталкивая его в спину.
Лайнер превратился в черную глыбу, огни погасли.
Ветер выл и раскачивал Шаттена и О\'Шипки; чуть позже они утверждали, будто слышали в вое стихии слова \"штормовое предупреждение\".
Чемоданы оттягивали им руки; пледы, плащи и шарфы развевались, как клетчатые флаги. Берег был смутен, виднелся лишь готический замок, продолжавший отвесную прибрежную скалу и горевший внутренним лунным огнем: Центр Роста.
- Где же встречающие? - раздраженно спросил у ночи О\'Шипки.
- Может быть, этого требует наш Рост, - предположил Шаттен, волоча по камням чемоданы.
- Что за нелепица? Чего он требует?
- Самостоятельного подъема... по крутой лестнице... к своему центру... - пропыхтел Шаттен, но эта речь была немедленно опровергнута:
- Постойте, уважаемые! Ни шагу дальше, вы сорветесь в пропасть.
Их ослепил фонарь, который держал огромный человек в резиновом дождевике. О\'Шипки сперва показалось, что это Густодрин, который каким-то чудом перенесся из харчевни на остров.
Взбудораженный дождевик миновал гостей и начал размахивать фонарем. Одновременно он кричал, обращаясь к лайнеру:
- Эй, на шхуне! Подождите, не уплывайте! Задержитесь, останьтесь! Приближается буря! Если вы уплывете, то мы окажемся отрезанными от мира! Нас занесет снегом и зальет дождем!
Однако лайнер, обнаруживая судохарактерное злорадство, разразился прощальным гудком, которого так и не дождались его пассажиры, и начал медленно отходить от острова.