Послышались щелчок, затем глухой скрип и шорох — на этом пленка закончилась.
Кристофер уставился на Сару, будто хотел прочесть на ее лице подтверждение только что услышанного. Но на осмысление и обсуждение времени уже не осталось — Лазарь позвонит в назначенный час, и заставлять его ждать нельзя, даже если последние слова Эванса свели на нет всю ценность того, что им с таким трудом удалось выяснить.
— Солги ему! — велела Сара и кинулась к лестнице.
Мобильный телефон Лазаря зазвонил, едва они выскочили на первый этаж.
Кристофер, выдохнув, принял вызов.
— Двенадцать часов истекли. Я вас слушаю, — просипел знакомый голос.
Глава 39
Джоанна стонала с тех самых пор, как задремала через час после взлета, и Хоткинс, сидевший рядом, то и дело на нее посматривал — любопытно было узнать, что за сны снятся наемной убийце.
Почувствовав особенно пристальный взгляд, женщина проснулась и недобро уставилась на него.
— Дрянь какая-нибудь приснилась, да? — сочувственно спросил Хоткинс, рассчитывая на откровенность.
Но у Джоанны не было никакого желания делиться с ним своими страхами, особенно этим повторяющимся кошмаром, в котором она видела себя подростком. Во сне Джоанна снова оказывалась в родном доме, в дверь звонил школьный приятель и поначалу вел себя очень мило, а потом начинал допытываться, где ее родители. Она отвечала, что родители умерли, их убили грабители, но парень ей почему-то не верил и бросался обыскивать дом, переворачивал все вверх тормашками, открывал шкафы, вытряхивал ящики, скидывал с кроватей матрасы. Она кричала, просила перестать, тогда он начинал ей угрожать, требуя сказать правду. Джоанна в слезах повторяла снова и снова, что родители мертвы, тогда он заявлял, что хочет знать, в каком месте дома их убили. Это продолжалось часами, время во сне растягивалось, и в конце концов Джоанна бросалась с верхней ступеньки лестницы, чтобы положить конец своим мучениям. В этот момент она просыпалась.
— Вчера им повезло, — сказала Джоанна, проигнорировав вопрос Хоткинса. — Но на острове они никуда не денутся.
Бывший морпех насмешливо склонил голову набок:
— Ты бесишься, потому что та инспекторша тебя уделала, а потом еще пришлось просить у Дэвисберри новые визы и он был недоволен из-за того, что опять понадобилось задействовать свои старые связи в ЦРУ… Да?
Джоанну вчерашнее поражение и правда разозлило, поэтому она сердито промолчала.
— Почему ты этим занимаешься? — не унимался Хоткинс. Убийца нахмурилась.
— Я интересуюсь, — продолжал он как ни в чем не бывало, — потому что ты ведь давно так зарабатываешь и у тебя наверняка немало отложено на черный день. Можно уже зажить спокойной жизнью и перестать бояться, что не сегодня завтра тебя угрохают.
Джоанна просверлила его взглядом:
— Мне нравится моя работа. Такой ответ сгодится?
Говоря это, она и глазом не моргнула, хотя на самом деле была наемницей только потому, что больше ничего не умела — никто не дал ей возможности научиться чему-то другому, и никто не верил, что она мечтает о спокойной жизни. Никому в голову не приходило, что она способна на что-то, кроме убийств.
— И тебе никогда не бывает страшно? — Хоткинс отпил содовой из пластикового стаканчика.
Она вздохнула:
— Меня об этом спрашивает бывший морпех?
— Бывший морпех может тебе и сам ответить: да, мне бывает страшно, и бывало не раз. Но у меня есть вера — я знаю, что со мной произойдет, когда здесь все закончится.
Джоанна покивала с таким видом, будто поняла, но сделала это лишь для того, чтобы он отстал.
— А ты ни во что не веришь, да? — и не думал отставать Хоткинс.
— Верю только в то, что вижу своими глазами.
— Не представляю, как вы, атеисты, живете. Как вам удается побороть страх перед смертью? Если вы и правда ни во что не верите, вас ведь каждый божий день должна одолевать паника. Что вы делаете, чтобы ей не поддаться?
Слова Хоткинса разволновали Джоанну, и она уже начала терять терпение:
— Паника сейчас должна одолевать моих \"клиентов\", а не меня. И хватит уже тут разыгрывать исповедника, меня это нервирует. Я не собираюсь умирать в ближайшее время.
Бывший морпех, пожав плечами, допил содовую.
— Не знаешь, что за секрет так тщательно оберегает Дэвисберри, если послал нас убить двоих людей?
— Это не моего ума дело. И вообще-то не твоего. — Джоанна встала и направилась в хвост самолета тоже налить себе содовой. В действительности ей нужно было скрыть от напарника свое смущение. Привычка Марка Дэвисберри выдавать задания без объяснения причин все больше не нравилась Джоанне. Марк заявлял, что ей лучше ничего не знать ради ее же безопасности, но наемнице начинало казаться, что все дело в отсутствии у него доверия и уважения.
Когда она вернулась на место минут через десять, Уильям Хоткинс уже забыл о своем вопросе и внимательно изучал карту острова Вознесения — научно-исследовательская лаборатория была отмечена жирной точкой на склоне вулкана.
Джоанна достала вторую схему, тоже полученную от Дэвисберри, и разложила ее на откидном столике. Это был подробный план здания — прямоугольного барака с обведенной кружком лестницей, ведущей на подземный этаж, где, согласно приказу, им предстояло все сжечь.
— Работать придется голыми руками — оружие на острове взять негде, — сказала Джоанна. — Я займусь сыном Эванса, а ты — инспекторшей. Поскольку мы с ней уже пообщались, она знает мою манеру боя, а у тебя есть шанс устроить ей сюрприз. Будь осторожен, она… в хорошей форме.
— О’кей.
И оба погрузились в изучение схемы барака — нужно было продумать, как перекрыть двум \"клиентам\" все пути к отступлению.
Глава 40
У Кристофера голова шла кру́гом.
— Итак, вы нашли то, что мне нужно? — нетерпеливо спросил Лазарь.
Журналист нерешительно посмотрел на диктофон, и Сара, испугавшись, что он потерял способность соображать, приложила палец к губам — мол, не надо ничего говорить о последней записи Эванса.
— Да, мы нашли ответы на все ваши вопросы! — выпалил Кристофер.
— Надеюсь, вы понимаете, что произойдет, если попытаетесь меня обмануть?
— Я хочу поговорить с Симоном. Дайте ему телефон.
Через несколько секунд из динамика мобильного послышалось слабое дыхание.
— Симон, малыш, это я…
Молчание.
— Симон, ты меня слышишь?
— Да, — прозвучал тонкий голосок.
— Все плохое скоро закончится, обещаю, я приеду за тобой. Не бойся. Договорились?
— Угу…
— Скажи, ты хорошо себя чувствуешь?
— Мне холодно…
Кристофер впился зубами в нижнюю губу. От дрожащего детского голоска на глаза наворачивались слезы, горло перехватило, он не мог больше говорить — с ужасом представлял себе, как на другом конце линии Симон, заплаканный, напуганный, трясущийся, стоит, опустив голову и смотрит в пол, а бандит держит телефон возле его уха.
В этот момент Кристофер почувствовал взгляд Сары, посмотрел на нее и прочел в спокойных внимательных глазах одобрение и поддержку.
— Знаешь, малыш, ты самый смелый и сильный мальчик в мире! Самый-самый! Когда твоя подружка Алиса об этом узнает, представляешь, как она будет тобой восхищаться? Я…
— Хватит, — вмешался Лазарь. — Пора переходить к делу.
— Когда и где я увижу Симона? — жестко спросил Кристофер.
Старик раздраженно фыркнул:
— Сергей…
Журналист побледнел:
— О’кей, о’кей, сейчас все расскажу. Не трогайте Симона, ясно?
— Если я услышу правду, ему бояться нечего.
— Ладно, слушайте. Натаниэл Эванс и его помощники занимались изучением абсолютного страха, универсального для всего человечества, чтобы создать оружие для американских военных. Вас подвергали экспериментам с целью исследования глубинных зон мозга, а для этого применяли регрессивный гипноз и психотропный препарат ЛС-34 из группы ЛСД.
Лазарь молчал, и Кристофер продолжил рассказ о модели триединого мозга, о значении трех символов — рыбы, дерева, огня — и, наконец, о крике, похожем на эхо Большого взрыва, в котором родилась Вселенная.
— Теперь вы все знаете, — заключил он. Сердце колотилось в ожидании реакции старика, но тот не спешил нарушить молчание.
— Почему проект назывался \"Четыре-Восемь-Восемь\"?
Голос Лазаря разрезал тишину как нож гильотины. У Кристофера на секунду потемнело в глазах, Сара невольно сжала кулаки.
— Не знаю, но… какая разница? Теперь вам известно, что и ради чего с вами делали. Отпусти́те Симона!
— Вы только что рассказали мне о проекте \"Павор\", не так ли? — спокойно сказал старик.
— Нет, о проекте \"Четыре-Восемь-Восемь\"! — снова солгал Кристофер, смертельно побледнев.
— Вначале они все время говорили между собой о проекте \"Павор\"… Это латинское слово означает \"страх\"… Да, \"Павор\". Но потом все изменилось. Каждый раз, когда нас тащили в лабораторию, а потом отвозили на каталках обратно в камеры, они обсуждали проект \"Четыре-Восемь-Восемь\", о \"Паворе\" было забыто. Это разные проекты, Кристофер.
— Нет, один и тот же, просто название поменяли! — выкрикнул журналист. — Мы тут все перерыли, больше нет никаких материалов. Клянусь, теперь вы знаете все, что можно было узнать!
— Я так не думаю. Похоже, вы сделали только половину работы.
— Но здесь больше нечего делать! Слышите меня? Вы требуете невозможного! Чертова лаборатория давно заброшена, отсюда все вывезли! Это чудо, что нам удалось найти хоть какую-то информацию об экспериментах! Чудо, понимаете?! Если вы причините вред Симону, ответы не возникнут от этого просто так, из воздуха! Я выполнил свою часть сделки, очередь за вами! Отпустите Симона и скажите мне, где он!
Несколько секунд из динамика доносилось только сиплое, болезненное дыхание Лазаря, который собирался с мыслями, чтобы вынести приговор.
— Все-таки вы неплохо потрудились, поэтому я не стану отрезать мальчику руку прямо сейчас. Раз уж вам удалось все выяснить о проекте \"Павор\", значит, и о проекте \"Четыре-Восемь-Восемь\" вы узнаете.
— Говорю же, здесь больше ничего нет! — с отчаянием выкрикнул Кристофер.
— Только теперь, — невозмутимо продолжал Лазарь, — в вашем распоряжении будет всего один час, а потом я дам Сергею приказ закончить то, что он начал, когда занес нож над рукой малыша Симона.
— Нет!
— У вас шестьдесят минут.
Связь оборвалась, и Кристофер, упершись спиной в стену, медленно сполз на пол.
— Здесь наверняка остались какие-то документы, которые мы не нашли, но обязательно найдем, — осторожно сказала Сара.
— Даже если так, у нас ушло двенадцать часов на то, чтобы разобраться с проектом \"Павор\". А за час, за какой-то жалкий час…
Сара, не дослушав, поспешно спустилась по ступенькам в библиотеку, служившую Натаниэлу Эвансу рабочим кабинетом, и еще раз тщательно осмотрела помещение, в котором они провели много часов. Обследовала книжный шкаф, виварий, стол и вдруг обернулась к безвольно стоявшему на пороге Кристоферу:
— Во время последней записи твой отец кормил какое-то животное — помнишь слова про ужин, а еще шипение и писк?
Он посмотрел на виварий, в котором лежал скелет змеи.
— Да, — кивнула Сара. — Натаниэл Эванс был в этом кабинете, последняя запись сделана здесь. Может, ты не обратил внимания, но сразу после того, как он сказал, что приступает к проекту \"Четыре-Восемь-Восемь\", раздались щелчок и такой звук, как будто что-то передвинули по полу.
— Тайная дверь?
— Очень может быть.
Кристофер быстро огляделся и устремился к книжному шкафу. Вдвоем они отодвинули шкаф, но за ним оказалась глухая стена.
— Должен быть какой-то механизм, — пробормотал журналист. — И логично предположить, что он включается где-то под рабочим столом.
— Поторопись! — предупредила Сара. — Уже скоро сюда нагрянут гости.
Кристофер бросился к столу, ощупал снизу столешницу, почти сразу нашел кнопку и нажал на нее. Раздался щелчок — стена, от которой они отодвинули книжный шкаф, начала поворачиваться вокруг своей оси с шорохом и железным скрипом.
— Ура! — вырвалось у Кристофера. — Сара, ты гений!
Он вскочил из-за стола, чтобы ее обнять, но тут торжество обернулось разочарованием — стена застряла, не пройдя и четверти полукруга.
— Нет-нет-нет! — взмолился Кристофер и постарался расширить щель руками.
Сара бросилась ему помогать, однако механизм заклинило намертво — стена не сдвинулась ни на миллиметр. Журналист в бессильной ярости шарахнул по ней кулаком:
— Пойду за киркой! — и кинулся к выходу, но на пороге резко попятился, заметив луч света в дальнем конце коридора. — Сара, — испуганно шепнул он, — те двое здесь!
— Да наверняка, — кивнула она. — Их самолет уже должен был приземлиться на острове. А теперь ты будешь делать в точности так, как я скажу.
Кристофер попытался успокоиться, однако паника неуклонно вступала в свои права.
— Прежде всего, не смей думать о том, что они сильнее нас, — еще тише заговорила Сара. — Мы победим. О’кей?
Он притворился, что согласен, хотя на самом деле чувствовал, что спутница и сама боится.
— Я отвлеку их. Уведу за собой.
— Но одна ты с ними не справишься!
— Выбора нет. Эти двое — профессионалы, у тебя против них никаких шансов. Так, а теперь возьми диктофон — на всякий случай, для Лазаря, если вдруг… Короче, бери диктофон и дай мне книгу.
— Что?! Какую?
— Любую!
Кристофер не представлял, как они сумеют вырваться живыми из этой ловушки, и понятия не имел, зачем Саре книга, но поступил так, как она велела.
Сара тем временем взяла настольную лампу, сняла с нее зеленый абажур, надорвала ткань и отломала длинный кусок проволоки от каркаса. Не оборачиваясь, схватила протянутую Кристофером первую попавшуюся книгу, зажала проволоку между страницами и, держась за переплет, сунула оголенный конец проволоки в розетку. Произошло короткое замыкание — проводка зашипела, вспыхнула, и в коридоре одна за другой со звоном полопались лампочки. В библиотеке тоже стало темно.
— Теперь у нас преимущество. Я их отвлеку и выиграю для тебя время.
— Сара… — Он положил ладонь ей на плечо. — Если я… не выберусь… умоляю, спаси Симона!
Она ненавидела давать обещания, выполнение которых зависело не только от нее самой, но и от обстоятельств. Самой себе в глубине души Сара уже поклялась, что сделает все возможное, однако на словах решила быть более осторожной и заодно подбодрить напарника:
— Они, конечно, профи, но всего лишь люди, понимаешь? И к тому же без оружия — здесь военная база, их не пустили бы в самолет с пушками и ножами. Не забывай об этом. Когда я выйду из комнаты, ты очень медленно и осторожно поползешь к лестнице и поднимешься к выходу из барака. Не жди меня — сразу беги к аэродрому. Встретимся там.
Кристофер машинально кивнул.
Сара посмотрела на него долгим взглядом, как будто хотела еще что-то сказать, но сдержалась и тихо приблизилась к двери.
Хоткинс бесшумно продвигался по коридору подземного этажа, освещая себе путь карманным фонариком. Джоанна следовала за ним, пятясь и прикрывая тылы.
Спустившись сюда по лестнице, они сразу пошли налево, в длинный рукав коридора, и только что свернули за угол.
Внезапно Хоткинс слегка коснулся ладонью бедра напарницы, давая сигнал остановиться, а когда Джоанна обернулась, указал на приоткрытую дверь библиотеки. В следующий миг створка распахнулась, и в сторону операционной метнулся женский силуэт.
— Уходи оттуда! Они здесь! — закричала Сара, будто обращалась к кому-то в операционной.
Лучи фонариков наемных убийц скрестились на ней. Морпех сразу сорвался с места — бросился догонять цель. Джоанна кинулась следом, но у двустворчатой двери, за которой он исчез, остановилась. Она изучила план здания и сейчас вдруг удивилась, что инспектор велела своему спутнику уходить из операционной — там был только один выход, в коридор, откуда они с Хоткинсом и наступали. Зачем же инспектору понадобилось гнать добычу прямо в волчью пасть?..
Резко развернувшись, Джоанна направила свет на дверь комнаты, из которой только что выбежала Сара. И неслышно двинулась в ту сторону.
Кристофер затаил дыхание. Совету ползти к лестнице он последовал буквально и теперь лежал животом на полу в коридоре у самой стены, выжидая возможности добраться до ступенек. До сих пор он продвигался очень медленно, боясь любого шороха и стараясь не захрустеть осколками битых лампочек, а когда над его головой скользнул луч света, подумал, что все кончено, и замер.
В операционной что-то загремело. Приближавшаяся к Кристоферу убийца машинально обернулась, но, решив, что напарник и сам справится, тотчас снова сосредоточилась на своей цели. Она подошла почти вплотную к ногам Кристофера, но не видела его в темноте на полу, поскольку все внимание сконцентрировала на дверном проеме и туда же светила фонариком. Перед дверью она благоразумно остановилась, и журналист совсем перестал дышать.
Джоанна толкнула приоткрытую створку кончиками пальцев, дождалась, когда стихнет скрип петель, и, пригнувшись, скользнула в проем.
Кристофер в тот же момент поднялся и, тоже пригнувшись, двинулся к лестнице, еще медленнее и осторожнее, леденея от страха и уповая на то, что стук сердца гремит только в его собственных ушах, убийца его не слышит. Добравшись наконец до лестницы, он стал подниматься по ступенькам на первый этаж.
Джоанна тем временем быстро убедилась, что комната, из которой выскочила норвежка, пуста. Похоже, их с Хоткинсом надули. Пулей вылетев в коридор, она метнулась к лестнице, успела заметить мелькнувшую наверху спину Кристофера и помчалась вдогонку.
Глава 41
Сара, передвигаясь вслепую по операционной, наткнулась на металлическую каталку, опрокинула ее с оглушительным грохотом и едва успела спрятаться за другой, как в помещение вломился Хоткинс.
Посветив по кругу фонариком, он настороженно двинулся вперед. Сара, затаившись, продумывала стратегию. Единственный шанс победить противника, который явно сильнее ее, — это напасть на него первой.
Бывший морпех между тем осматривал комнату, готовый атаковать в любую секунду. Но о защите он не позаботился — оказавшись рядом с укрытием Сары, не успел увернуться, и бортик каталки с размаху врезался ему в живот. Стальная мускулатура пресса выдержала удар — Хоткинс пришел в себя быстрее, чем ожидала Сара, схватил ее за локоть и резко дернул на себя, а в следующее мгновение она уже лежала на полу с выкрученной за спину рукой. Все произошло так быстро, что у нее просто не было возможности отреагировать. Столько усилий потрачено, чтобы попасть на этот остров, и вот теперь она во власти человека, который определенно намерен ее убить!
Вместо того чтобы ослабить давление на руку, повернувшись в ту сторону, куда ее тянул Хоткинс, Сара внезапно рванулась в противоположную. Послышался хруст, она закричала от боли, когда плечо вышло из сустава, зато Хоткинс, которого это движение застало врасплох, пропустил ее удар ногой под колени. Убийца потерял равновесие и врезался в стену. Треснув по крепкой боксерской шее здоровой рукой, Сара без паузы добавила ему коленом между ног и замахнулась, метя в голову, но морпех ловко поставил блок, молниеносно схватил противницу за горло и, легко, словно куклу, перекинув к стене, прижал ее всем телом и начал душить.
Сара пыталась вырваться, но лишь трепыхалась в железной хватке, как рыба на берегу. Его пальцы давили все сильнее, еще немного — и треснет подъязычная кость. Воздуха уже не хватало, обожженная сторона лица горела и пульсировала от боли. Последняя мысль Сары была о Кристофере, о том, что она его подвела.
Кристофера подхлестывал страх, толкал вперед, как загнанное животное; легкие пылали огнем. Оттолкнувшись от верхней ступеньки лестницы, он вылетел в спальню, оттуда метнулся в коридор и рванул изо всех сил к выходу из барака. Позади звучал топот преследовательницы. Уже схватившись за дверные ручки, журналист понял, что они замотаны железной цепью с замком — убийцы обо всем позаботились.
Он обернулся. Джоанна была в каких-то десяти метрах от него. Оставалось тихонько скрючиться на полу и ждать смерти, но инстинкт выживания не дремал. Кристофер бросился во вторую спальню и, дрожа всем телом, съежился за комодом. Он был в ловушке, без оружия и навыков рукопашного боя, один на один с женщиной, чье ремесло — выслеживание и убийство. Поискал вокруг какой-нибудь предмет, которым можно ударить, но ничего не нашел. В отчаянии принялся шарить по карманам, и в этот момент дверь с треском распахнулась.
Джоанна открыла дверь ногой, отпрянула и заглянула в комнату из-за косяка — цель явно не обладала боевыми качествами, но осторожность никогда не помешает. На полу валялся старый матрас, а запыленная тумбочка и рассохшийся комод стояли на своих местах — все было в точности так, как при их с Хоткинсом первом осмотре. Журналист словно сквозь землю провалился.
Она осторожно вошла в спальню, услышала вдруг приглушенное бормотание из-за комода, озадаченно направила в угол между мебелью и стеной луч фонарика и увидела съежившегося на полу Кристофера. Он забился в щель, как загнанный зверь, сидел там в ожидании смерти, почему-то прижимая ладони к ушам — наверное, не хотел знать, когда на него обрушится смертельный удар. Забыв о странном бормотании, исходившем непонятно откуда, Джоанна шагнула к журналисту и, схватив его за волосы, хотела заставить встать. Он даже не стал отбиваться, подавив защитный рефлекс, — по-прежнему зажимал руками уши. Тогда наемница ударила его головой о стенку комода — и вдруг раздался чудовищный крик, от которого леденящий ужас сковал тело так, что она потеряла над собой контроль.
Выпустив волосы жертвы, Джоанна зашаталась, натыкаясь на мебель и размахивая руками. Опрокинула с тумбочки ночную лампу, упала на колени, парализованная страхом, какого не испытывала ни разу в жизни.
Когда крик наконец смолк, она разрыдалась, невыразимый ужас сменился растерянностью и опустошением.
В этот момент Джоанна заметила над собой тень. Боевые рефлексы, выработанные годами тренировок, не подвели — она нашла в себе силы подняться.
Не ожидавший этого Кристофер испугался, хотя убийца двигалась, как в замедленной съемке. Он замер в смятении, и, когда Джоанна бросилась на него, оба повалились на пол, взметнув облако пыли. В темноте она нащупала его горло, но Кристофер отбивался так яростно, что наемница разжала пальцы. Он вскочил, Джоанна тоже попыталась выпрямиться на подгибавшихся ногах, все еще дезориентированная в пространстве, и Кристофер, отступив на шаг, резко подался вперед, толкнув ее плечом.
Убийца опрокинулась на спину и, падая, ударилась затылком об угол комода. Сразу обмякла, сползла по дверце. Подбородок ткнулся в грудь, как будто у тряпичной куклы не удержалась на весу слишком тяжелая голова.
Кристофер, растрепанный, взмокший, охваченный неведомой злой горячкой, приблизился к неподвижной наемнице, присел рядом на корточки, проверил пульс и выдохнул:
— Черт…
Она еще дышала.
Оглядевшись и подобрав с пола разбитую лампу, он ухватился за тяжелое деревянное основание и занес его над головой Джоанны.
Рука дрожала, зубы скрипели от ненависти — чувства, которого Кристофер никогда раньше не испытывал.
Он подумал, что нужно будет нанести множество ударов, прежде чем треснет череп, представил себя палачом, раз за разом опускающим меч на шею приговоренного, которому не сумел отрубить голову с первого взмаха. И спустя несколько секунд внутренней борьбы сдался — понял, что не способен на хладнокровное убийство. Злясь на себя, сдернул простыню с ветхого матраса, разорвал ее на длинные полосы, скрутил из них веревку и накрепко связал руки и ноги убийцы. Тряпкой заткнул ей рот и, оттащив безвольное тело к батарее отопления, примотал концы веревки к трубе. Затем удостоверился, что, даже очнувшись, Джоанна не сможет вырваться, обыскал ее карманы и достал смартфон, обратный билет на самолет с острова Вознесения до Бриз-Нортона, паспорт и подробный план барака, в котором они сейчас находились, а расправив план на полу и осветив его фонариком, чуть не задохнулся от очередного всплеска адреналина: рядом с библиотекой на подземном этаже было начерчено еще одно помещение и написано от руки, что проход в него открывается с помощью кнопки под письменным столом. Еще на полях была нарисована красная стрелка, указывающая на тайную комнату, с комментарием: \"Уничтожить в первую очередь\".
Кристофер снова подергал самодельные веревки, поискал диктофон и нашел его на полу, расколотый и раздавленный ногой во время схватки с убийцей. Кассета валялась рядом, тоже сломанная, с торчащей наружу смятой и порванной магнитной лентой. Тогда он поспешил на подземный этаж, к Саре, подобрав по дороге кирку. На крик, записанный на пленке, рассчитывать уже не приходилось для спасения своей жизни, поэтому он спускался по ступенькам настороженно, прислушиваясь к каждому шороху и держа фонарик за спиной, чтобы второй убийца не вычислил его по пятну света. Сара до сих пор не давала о себе знать, и это беспокоило.
Добравшись до участка подземного коридора, ведущего к операционной, Кристофер заметил под двустворчатой дверью слабую полоску света. И похолодел, услышав душераздирающий крик Сары — она звала его на помощь.
Первым порывом было броситься к ней, но журналист замер на месте. Что, если это ловушка? Может, убийца заставил ее закричать, а сам притаился за дверью и поджидает вторую жертву? Нет, Сара не стала бы этого делать, даже под пыткой…
Она снова выкрикнула его имя — громкий возглас перешел в рыдания. Кристофер вздрогнул — Сара, такая сдержанная, никогда не показывавшая ни радости, ни страха, вопила от ужаса. Что же она должна сейчас испытывать, если потеряла хладнокровие и выдержку? Сейчас он нужен был ей так же отчаянно, как сам нуждался в ней до этих пор. Нужно было спешить на помощь.
Но Кристофер никак не мог разрешить дилемму: с минуты на минуту выйдет срок, отмеренный Лазарем, и, пока убийца занят Сарой, есть время открыть тайный ход и найти последние ответы, чтобы спасти Симона. Если же он попытается сначала помочь Саре, может и сам погибнуть, а это означает, что мальчик тоже умрет.
Любовь к приемному сыну пересилила все остальные чувства. Сгорая от стыда, раздавленный чувством вины Кристофер оторвал взгляд от двустворчатой двери операционной и ринулся в библиотеку. Просунув кирку в щель застрявшей на повороте стены, потянул за рукоятку, как за рычаг, изо всех сил. Стена сдвинулась всего на полсантиметра. Он дернул еще раз, чуть не вывихнув запястье, и еще — стена не поддавалась. Обессиленный Кристофер заплакал от ярости. Было ясно, что в одиночку он не справится. Оставался единственный выход.
Глава 42
Сначала Сара думала, что спит, вернее, никак не может вырваться из ночного кошмара, но мужской голос сделался громче, обрел реальность, и она открыла глаза.
— Вот и славно, детка… Давай-ка просыпайся, пока можешь, а то скоро заснешь вечным сном.
Сара почувствовала острую боль в правом плече, хотела схватиться за него левой рукой, но обнаружила, что запястья привязаны к стулу. Голос звучал у нее за спиной.
— Сколько времени? — хрипло выдохнула она.
— Сколько… времени? — озадаченно повторил Хоткинс. — Ты первая, кто задал мне такой вопрос перед смертью. Ладно, отвечу. Один час восемь минут ночи.
Срок, установленный Лазарем, истекал в 1:30.
— Где Кристофер?
— Пал смертью храбрых от рук моей очаровательной напарницы.
Сара чуть не задохнулась от горя и отчаяния.
— Вообще-то ты тоже уже должна быть мертва, — продолжал Хоткинс. — Но по удачному стечению обстоятельств тебе пришлось иметь дело со мной, а я предпочитаю, чтобы мои жертвы уходили с миром. К сожалению, сегодня у нас мало времени, так что давай-ка побыстрее. — Убийца обошел Сару, встал перед ней и с торжественным видом произнес: — Веруете ли вы в Бога, мадам Геринген?
Сара не ответила — горе от известия о смерти Кристофера лишило ее последних сил.
— Вы веруете в Бога?! — рявкнул Хоткинс ей в лицо.
Она закрыла глаза, чувствуя, как наплывает тень, которую гнала от себя прочь последние несколько суток, — отнимающее волю болезненное желание все бросить, навсегда заснуть в сугробе и больше не мучиться.
— Через минуту я заберу у вас жизнь, мадам Геринген. Ровно столько времени у вас осталось на исповедь. — Хоткинс включил на своих часах секундомер. — Облегчите душу, прежде чем предстанете перед Господом. Снимите камень с сердца, и Бог вас простит.
— Кристофер! — заорала Сара.
— У вас пятьдесят пять секунд на то, чтобы примириться с собой.
В последней надежде Сара снова выкрикнула имя Кристофера, будто прощаясь с ним, и разрыдалась.
Хоткинс встал перед ней на колени.
— Слишком поздно. Сейчас вы умрете, а у вас на душе тяжесть, я вижу. Уйдите с миром. Вы этого заслуживаете.
Голова Сары поникла. В тишине громко тикали часы убийцы.
— Покайся, дочь моя, и Господь дарует тебе прощение.
Жесткие ладони легли ей на шею.
— Осталось пятнадцать секунд…
Пальцы усилили давление, Сара стала задыхаться и вдруг испытала острую потребность избавиться перед смертью от груза прошлого.
— Простите меня, дети! — выдавила она. — Я прошу прощения у восьмилетнего мальчика, которого застрелила на том пшеничном поле, когда он бежал ко мне спросить, почему я убила его отца… — Сара задрожала всем телом и продолжила слабым, срывающимся голосом: — И у ребенка, которого я так мечтала родить, но не родила. Прости, малыш, что не удержала рядом с собой того, кто должен был стать твоим отцом. Прости, что не подарила тебе жизнь… не получилось… но я так хотела…
Больше говорить она не могла — по щекам покатились слезы, горло перехватило.
Хоткинс посмотрел на нее с презрением.
— Господь прощает далеко не всё, — сказал он, и стальные пальцы сжались на шее грешницы.
* * *
Кристофер, затаившийся под дверью, слышал признание Сары, и, хотя не время было об этом думать, его ошеломил груз вины на совести этой женщины. Справившись с эмоциями, он крепче взялся за рукоятку кирки и на словах Хоткинса \"Господь прощает далеко не всё\" ворвался в операционную.
Убийца, стоя к нему спиной, душил Сару, которая уже не сопротивлялась. Журналист перевел дыхание и, бросившись к нему, размахнулся своим оружием. Хоткинс начал поворачиваться — в этот момент кирка вонзилась ему под ключицу. Он отшатнулся, заорав от боли. Из разорванной подключичной артерии фонтаном брызнула кровь.
Кристофер, отпустив рукоятку кирки, застрявшей в теле убийцы, метнулся к Саре, не зная, жива ли она еще. Сара была смертельно бледна и не шевелилась; голова свесилась на грудь. Прижав пальцы к ее яремной вене, он с облегчением почувствовал слабый пульс. Обернулся на Хоткинса — тот, рыча от боли и ярости на полу, пытался вырвать кирку из плеча. Тогда Кристофер принялся торопливо развязывать веревку на руках Сары. Узлы оказались так сильно затянуты, что пришлось повозиться. Ему как раз удалось освободить конец веревки, когда убийца наконец вырвал кирку из раны. Лихорадочно распутав узел на запястьях, Кристофер поднял ее голову, заглянул в лицо:
— Сара! Очнись!
Наемник пытался подняться, упираясь в пол одним коленом, которое его не держало. Кристофер в панике ударил Сару по щеке, чтобы привести в чувство. Она издала слабый стон, но Хоткинс уже стоял на двух ногах, согнувшись и прижимая ладонь к ране. Даже в таком состоянии он наводил ужас.
— Сара, черт побери! Приди в себя! Скорее!
Кристофер встряхнул ее за плечи и влепил еще одну пощечину. Открыв глаза, Сара уставилась на него мутным взглядом, словно не понимала, жива она или нет. Журналист заметался в поисках еще какого-нибудь оружия — надо было добить Хоткинса, пока тот слаб. Нашел скальпель и, зажав его в кулаке, двинулся на убийцу, который не сводил с него взгляда, полыхавшего злостью.
Кристофер переместился вправо, толкнул в сторону Хоткинса медицинскую каталку, чтобы лишить его равновесия, и бросился в атаку, выставив скальпель перед собой.
Хоткинс здоровой рукой с молниеносной скоростью перехватил его запястье и выкрутил кисть так, что у Кристофера подогнулись колени. Затем дернул его на себя, развернул и прижал к своему торсу спиной, взяв шею в захват локтевым сгибом. Кристофер задохнулся, в глазах потемнело — а через несколько секунд давление вдруг ослабло, рука убийцы безвольно соскользнула с него, и журналист осел на пол, судорожно хватая ртом воздух.
Сара вытащила из уха наемника длинную иглу шприца, которую только что вонзила в него. Хоткинс пошатнулся, сделал несколько неверных шагов, опрокинул каталку с диким металлическим грохотом и рухнул сверху.
— Нужно убедиться, что он мертв! — прохрипела Сара.
— Нет времени! До звонка Лазаря восемнадцать минут! Даже если этот парень жив, он скоро истечет кровью.
Сара, массируя посиневшую шею, с наслаждением вдохнула полной грудью. Кристофер, подобрав окровавленную кирку, закинул руку спутницы себе на плечи и потянул ее к выходу из операционной — он спешил в библиотеку.
В коридоре Сара с недоумением покосилась на Кристофера — как ему удалось выжить в схватке один на один с той женщиной, наемной убийцей?
— Тот парень сказал мне, что ты мертв…
— Он хотел отобрать у тебя надежду.
— А где наемница?
— На первом этаже. Связанная.
Сара онемела от изумления.
— Нет, я не тайный агент ЦРУ, — хмыкнул Кристофер. — Просто мне повезло — вовремя возникла спасительная идея. Потом расскажу.
Они переступили порог библиотеки, и Сара заверила спутника, что теперь может держаться на ногах без его помощи. Кроме синяков на шее, у нее была еще одна проблема — вывихнутое плечо. Она подняла больную руку здоровой так, чтобы локоть образовал угол 90 градусов по отношению к плечу. Кристофер видел, как скривилось ее лицо. В следующую секунду Сара резко вздернула обе руки над головой и завела за спину. Она вскрикнула, зато сустав с сухим щелчком встал на место. Дав себе полминуты на то, чтобы отдышаться, Сара сделала Кристоферу знак, что с ней все в порядке.
Они подошли к застрявшей на развороте стене, закрывающей потайной ход. Сара сразу заметила, что щель чуть-чуть расширилась — значит, Кристофер пытался открыть проем в одиночку, и сделал он это после того, как разобрался с Джоанной. Как раз в то время, когда она, Сара, звала его из операционной. Возник вопрос, почему он все-таки пришел ей на помощь — по доброй воле или только из-за того, что понял: один он не сможет повернуть стену? Но Сара вдруг подумала, что ответ для нее не важен — даже если Кристофер действовал из практических побуждений, у нее хватило совести признаться себе, что на его месте она поступила бы точно так же ради спасения ребенка. К тому же, как бы там ни было, он ее спас.
— Вдвоем мы сумеем увеличить проем настолько, чтобы в него протиснуться, — сказал Кристофер. — Я использую кирку как рычаг, а ты попробуй одновременно нажать на стену.
Сара кивнула и здоровым плечом уперлась в противоположный край стены. Кристофер просунул кирку в щель и с силой потянул рукоятку на себя. Стена поддалась — щель расширилась еще на сантиметр.
— У нас получится! — обрадовался он. — Поднажмем еще пару раз!
Сара была бледной как смерть, Кристофер боялся, что она вот-вот потеряет сознание, но выбора у них не оставалось.
Поднажать пришлось еще четыре раза, и Сара без сил опустилась на пол, махнув Кристоферу рукой — мол, иди первым, потом я.
Он боком протиснулся в проем.
Глава 43
В свете карманного фонарика стало видно помещение площадью не больше десяти квадратных метров. На полу лежал толстый ковер гранатового цвета, справа находился письменный стол из резного дерева, у стены в глубине стоял книжный шкаф — на полках виднелись аккуратные ряды корешков и скоросшиватель.
Кристофер сразу шагнул к столу.
— Осмотри книги, — попросил он Сару, которая тоже проскользнула в щель, и принялся торопливо выдергивать ящики.
В органайзере не было никаких записей, два ящика справа оказались пусты, зато в верхнем слева нашлась картонная папка с наклейкой \"Результаты экспериментов\". Сгорая от нетерпения, Кристофер вытряхнул содержимое папки на стол. Там были несколько чистых листов и стопка распечаток с уже знакомыми очертаниями рыбы, дерева и огня, только здесь у некоторых рисунков контур был частично заполнен краской. Кристофер в сердцах задвинул ящик обратно, выдернул нижний — и в глубине нащупал еще одну папку.
Сара тем временем провела лучом фонарика по книгам и с удивлением обнаружила, что все они принадлежат одному автору — Карлу Густаву Юнгу. Из курса психологии она помнила, что наряду с Зигмундом Фрейдом это один из основоположников психоанализа. Затем ее внимание привлек скоросшиватель, на верхней крышке которого значилось: \"Примечания и ссылки\". Сара уже собиралась заглянуть внутрь, когда ее позвал Кристофер:
— Иди сюда! Кажется, я кое-что нашел!
Она подошла и прочитала название на картонной папке, выложенной журналистом на стол: \"Выступление на слушании по бюджету ЦРУ 13/04/1969. Теоретические обоснования проекта \"488\".
— Похоже, это черновик речи, написанный отцом, — пробормотал он, пробежав взглядом первые страницы. — Слушай… — И принялся читать: — \"Уважаемые члены руководства, господин директор Дэвисберри. Как вам известно, психологическое оружие, разработанное в рамках проекта \"Павор\", показало весьма убедительные результаты во время полевых испытаний и в настоящих боевых условиях. На этом основании некоторые из вас вполне справедливо обратились с просьбой разъяснить им природу феномена, позволившего создать данное оружие и условно обозначенного нами \"крик первородного страха\". Вот с чего начались наши исследования. Благодаря выдающемуся открытию Зигмунда Фрейда давно известно, что каждый человек несет в себе кладезь мнимого забвения под названием \"бессознательное\", где накапливается весь его опыт, даже тот, что, как ему кажется, он выбросил из головы или хотел бы навсегда забыть. Однако сравнительно недавно доктор Карл Густав Юнг, блистательно продолживший работу своего предшественника и старшего коллеги, доказал, что, помимо индивидуального, существует коллективное бессознательное, общее для всего человечества и присутствующее у всякого индивида независимо от его жизненного опыта, культуры и географической принадлежности. См. примечание тридцать восемь\". — Кристофер прервал чтение. — Черт, что за примечание?!
— Подожди, — отозвалась Сара. — Посвети мне. — Здоровой рукой она перенесла с книжной полки на стол скоросшиватель, открыла его, перелистала несколько страниц и тоже прочитала вслух: — \"Примечание тридцать восемь. Юнг далеко продвинулся в исследованиях глубинной психологии и уже разработал понятие \"психея\" к началу своего сотрудничества с ЦРУ в тысяча девятьсот сорок третьем году. Он, как и многие его коллеги в ту пору, составлял психологические портреты офицеров нацистской армии, чтобы помочь союзникам предугадать их действия и правильно выстроить военную стратегию. С целью сохранения анонимности Юнг в документах ЦРУ проходил под кодовым обозначением Четыре-Восемь-Восемь\".
— Юнг был секретным агентом ЦРУ, — присвистнул Кристофер, — под именем Четыре-Восемь-Восемь… Значит, отец назвал проект в его честь… — И с нарастающим изумлением продолжил читать дальше речь Натаниэла Эванса: — \"В студенческие годы я имел честь беседовать с доктором Юнгом на темы, выходившие далеко за пределы его официальных обязанностей. Великого психиатра забавляли наши планы по исследованию космоса и океанских глубин, он смеялся над проектом полета на Луну, потому что для него все величайшие тайны и все их разгадки находились не за пределами Земли, не во внешнем мире, а в человеческом мозге. Ведь, как он считал, каждый из нас с момента рождения несет в себе воспоминания об опыте всего рода человеческого. См. примечание пятьдесят четыре\".
Кристофер взглянул на Сару, и та, снова перелистав страницы в папке, нашла нужный фрагмент:
— \"Мы принадлежим не сегодняшнему дню и не вчерашнему — возраст наш неисчислим\".
Журналист некоторое время молчал, переваривая услышанное, и продолжил, взволнованный и даже обеспокоенный тем, что, как он предчувствовал, откроется дальше:
— \"Коллективное бессознательное — это свод памяти нашего биологического вида, или, если хотите, семейный альбом всего человечества с начала времен. В нем оставили след не только наши прямые предки, древние люди, но и самые дальние родственники — живые существа, которые еще не были людьми, то есть все виды, предшествовавшие нам на этапах эволюции. Понимаю, подобные утверждения должны вызывать у вас, рационалистов, здоровый скептицизм. Но каким образом доктору Юнгу удалось сделать свое выдающееся открытие? Что привело его к мысли о коллективном бессознательном? Он много путешествовал и скрупулезно, не сказать с болезненной дотошностью, изучал религии, верования, мифы и оккультные практики самых разных народов. В процессе анализа материала его поразили совпадения в символике, сказках и преданиях различных человеческих сообществ, невероятно далеких друг от друга как во времени, так и в пространстве. Миф о потопе выстраивается по одной и той же схеме у евреев, греков, индусов, китайцев, майя и прочих народов, которые в древности никак не пересекались и даже не подозревали о существовании друг друга. Миф о творении повторяется с предельной точностью у цивилизаций, развивавшихся на разных континентах и не имевших между собой никаких контактов. К примеру, рассказ об этом в Книге бытия из Ветхого Завета почти построчно совпадает с тем, что говорится в эпосе майя \"Пополь-Вух\". См. примечание шестьдесят восемь\".
Прошелестели страницы, и зазвучал голос Сары:
— \"В этих двух текстах последовательность сотворения мира абсолютно одинакова: сначала были безбрежные воды, затем возникла земля, и витавший над водами ветер, или дух, дал жизнь растениям и животным, а потом уже появились люди. Именно в таком порядке, никак иначе! Почему? Как еще объяснить это совпадение, если не с помощью коллективного бессознательного, единого для всего человечества? Оба текста стали продуктом интуитивного, безотчетного знания, хранящегося в памяти двух народов\".
Кристофер видел, что Сара потрясена не меньше, чем он сам, и продолжение речи отца читал с предельным вниманием:
— \"Описание сотворения мира, которое можно найти в любой мифологии, всецело согласуется с современными научными представлениями об эволюции. Как будто все произошедшее, вся история жизни на Земле в строгом хронологическом соответствии записана прямо в нас! Обращение к ней я бы назвал ментальной археологией. А в качестве примера, подтверждающего эту теорию, могу привести случай пациента Эмиля Швицера. См. примечание двенадцать\".
— \"Эмиль Швицер, страдавший шизофренией, был пациентом психиатрической клиники в Цюрихе, где работал доктор Юнг, — подхватила Сара. — В галлюцинациях он видел солнце с огромным фаллосом, покачивание которого создавало ветер. Поначалу Юнг никак не мог понять сущность этого невроза, столь конкретного и своеобразного, — ничего подобного он не встречал ни в своей врачебной практике, ни в обширной на тот момент литературе по психиатрии и психоанализу. Но затем ему в руки попался безвестный перевод древних текстов, посвященных Митре — индоиранскому божеству, чей культ возник за две тысячи лет до нашей эры и угас к третьему веку. В текстах говорилось, что земной ветер исходит из трубы на солнце. Не было сомнений, что Эмиль Швицер ничего не знал о Митре и связанных с ним мифах, однако один из этих мифов нашел образное воплощение в его шизофреническом бреде. Возможно, это было всего лишь совпадение, и все же столь точное сходство видений душевнобольного с архаичными верованиями весьма удивительно\".
Ни Сара, ни Кристофер, никогда не слышали об этом случае, и, несмотря на то что время поджимало, оба задумались.
— Еще немного, — опомнился журналист. — Перехожу к последней части — здесь и должен быть ответ, который мы ищем. \"Сегодня существование коллективного бессознательного можно считать доказанным, и хочу подчеркнуть: оно присутствует не только у людей, страдающих шихофренией и другими расстройствами личности, но у всех без исключения. Представьте себе — в каждом из нас, сидящих за этим столом, хранятся отголоски общечеловеческого прошлого. Каждый прохожий, которого вы видите на улице, ваш сосед, незнакомец, стоящий рядом в очереди или в вагоне метро, всякий индивид на планете, поглощенный мелкими повседневными заботами, ни на секунду не задумываясь о том, несет в себе память о жизни, длившейся миллионы лет. Остается несколько вопросов. В какой области мозга заключено коллективное бессознательное? Как именно архаическая память передается из поколения в поколение? Возможно, она биологически закодирована в ДНК человека точно так же, как базовые рефлексы? Юнг отвергал этот сугубо материальный подход. Он считал мозг всего лишь биологическим механизмом для хранения и воспроизведения опыта, накопленного индивидом и всем человечеством. Стало быть, коллективное бессознательное могло переходить от предков к потомкам единственным способом — через нематериальную сущность, которая остается от каждого из нас после смерти, а при жизни составляет глубинную основу личности. Я говорю о душе. Но здесь собрались здравомыслящие люди, ученые и военные, которым недостаточно гипотез, нужны доказательства. И эти доказательства у нас есть… Существует ли душа? Где она находится при жизни человека? И, что еще важнее, где она пребывает до рождения и после смерти? Для проекта \"Павор\" мы разработали революционный аппарат — графортекс. По сути, это декодер, преобразующий сигналы центральной нервной системы, \"мозговые волны\", в зрительные образы; в его основе лежит тот же принцип, который позволяет радиоприемникам переводить радиоволны в слова и звуки. Мы подвергали участников экспериментов регрессивному гипнозу, усиленному действием психотропного препарата ЛС-34, и достигли глубинных воспоминаний, восходящих ко временам Большого взрыва. \"Первородный крик\" — не что иное, как песня новорожденной Вселенной. Тем самым мы доказали гипотезу Карла Густава Юнга о том, что в коллективном бессознательном содержится память о древнейших эпохах и событиях. Наша следующая цель, дамы и господа, будет достигнута в процессе новых, революционных, экспериментов, результаты которых могут навсегда изменить жизнь всего человечества. И цель эта состоит в том, чтобы раскрыть главную тайну бытия. Мы намерены научными средствами доказать существование и бессмертие души. А потому нам нужно ваше разрешение на использование графортекса, чтобы выяснить, что происходит с душой человека… после смерти\".
Глава 44
Слабый свет карманного фонарика с трудом выхватывал из темноты лица Кристофера и Сары. Обоим было не по себе, и оба не знали, как выразить свои чувства.
— Безумие какое-то… — пробормотал наконец журналист.
— Лазарь позвонит с минуты на минуту, не время обсуждать прочитанное, — отрезала Сара.
У Кристофера перед глазами вдруг возникла картинка: отец, уютно устроившись в любимом кресле в гостиной, безмятежно листает газету, а в его голове вихрятся мысли об умопомрачительных исследованиях и открытиях… Как ему удавалось скрывать все это от семьи?..
Кристофер посмотрел на часы. Лазарь действительно вот-вот позвонит, но он к этому готов.
Ожидание длилось в тишине, они с Сарой были взволнованы и пытались сосредоточиться, чтобы все обдумать.
Кристофер принял вызов, едва раздался звонок.
— Вы нашли правильные ответы? — осведомился Лазарь.
— Где я смогу забрать Симона, когда вы их получите?
— Я дам вам адрес в тихом местечке. Мальчик будет вас ждать.
Журналист откашлялся.
— Мы проникли в потайную комнату, кабинет отца, примыкающий к библиотеке. Вы были правы: проект \"Четыре-Восемь-Восемь\" стал продолжением проекта \"Павор\", теперь у нас есть подтверждающие это документы. Я прочитаю вам то, что мы нашли, и вы сразу поймете, что информация подлинная.
— Слушаю вас, — произнес Лазарь усталым, больным голосом.
Кристофер глубоко вдохнул и прочитал вслух весь черновик речи Натаниэла Эванса вместе с примечаниями.
Когда он замолчал, надолго воцарилась тишина. Кристофер смотрел на Сару, слушая, как гулко бьется собственное сердце, и ожидая вердикта о жизни или смерти Симона от его похитителя.
— Душа… — проговорил старик. — Вот что, значит, искал ваш отец… Он был редкостным мерзавцем, но при этом гениальным ученым. Потому его и снабжали всеми необходимыми средствами для проведения экспериментов.
— Теперь, когда вы получили что хотели, ваша очередь сдержать обещание.
— Вы проделали большую работу. Вы и ваша помощница… — Лазарь надсадно закашлялся, отдышался и продолжил: — Вы дали мне ответы, которых я очень долго ждал. Более того, вы вернули смысл моему существованию…
— Тогда верните мне Симона! — перебил Кристофер. — Скажите, где он!
— Неужели вас совсем не впечатлило то, что вы прочитали? Подумайте только — девяносто девять процентов людей живут в полнейшем неведении об этом!
— Я хочу услышать Симона! — рявкнул журналист. — Немедленно!
И к своему удивлению, он услышал голос мальчика. Сара не решилась ему сказать, что такая уступка Лазаря — недобрый знак.
— Симон! Делай все, что те люди тебе скажут, а я скоро за тобой приеду, договорились? Все будет хорошо. Я нашел то, что нужно злому дяде, он больше не причинит тебе вреда.
— Мне плохо, — захныкал мальчик.
— Что с ним?! Голова болит? Дайте ему таблетку! — закричал Кристофер.
— Вы ведь его любите как родного? — задумчиво спросил Лазарь.
— Хватит, я вам уже ответил на этот вопрос!
— Вы его любите. Да, несомненно. Но на что вы готовы ради его спасения?
— Я уже сделал все, что вы требовали! Все!
— Вы дали мне теорию, Кристофер. Нужно подтверждение на практике. Я хочу знать ответ на вопрос, которым задавался ваш отец, начиная проект \"Четыре-Восемь-Восемь\". Хочу знать, есть ли жизнь после смерти, а если есть — какая она. Вы сейчас рядом с графортексом.
— Но чтобы это узнать, нужно умере… — Кристофер осекся.
— Ну да. Один из вас должен умереть, чтобы спасти мальчика, — спокойно сказал Лазарь. — Снимите эксперимент на видео — мне необходимо удостовериться, что вы ничего не придумали. Я позвоню через час.
Связь оборвалась.
Кристофер яростно скинул со стола бумаги, и листы разлетелись по кабинету, мелькнув и исчезнув в темноте.