Майн Рид
Отец Вод [1] плавно несет свои волны сквозь дикие леса, на много миль окаймляющие его берега. Этих девственных лесов еще не касался топор дровосека. По руслу великой реки чуть ли не на всем ее протяжении проходят границы между разными штатами; на ее западном берегу, в Арканзасе, вблизи города Хелина, на дороге, ведущей к столице штата Литл-Рок, и произошли события этого романа.
Место действия — небольшая поляна, окруженная величественными в своей красоте тополями; на одном из деревьев можно заметить множество зарубок, указывающих дорогу от Хелины к поселению, раскинувшемуся на пересечении Белой реки и реки Кэш.
Поляна будто специально создана природой для отдыха; так и есть — в центре виден лагерь охотников, расположившихся на привал.
Четверть столетия назад [2] в этих краях обитало разношерстное население, в том числе самые что ни на есть отъявленные негодяи. В те времена здесь нашли себе приют разного рода проходимцы и авантюристы: адвокаты и спекулянты землей; работорговцы и жулики; «охотники» — карточные шулеры, «спортсмены» — похитители негров и просто искатели счастья, в прошлом беспутные владельцы хлопковых плантаций, которые, разорившись, оставили свои дома в штатах Миссисипи и Теннеси и устремились к плодородным землям Cв. Фрэнсиса, реки Белой и Арканзаса.
Однако взглянув на людей, расположившихся здесь на отдых, можно с уверенностью сказать: они не принадлежат ни к одной из вышеупомянутых категорий. Это просто шесть юношей, самому старшему из которых не более двадцати, в то время как самому младшему — лет шестнадцать.
Казалось бы, охота в таком юном возрасте не более чем детская забава. Но лишь взглянув на принадлежавшую им добычу, приходится признать, что это уже опытные и храбрые охотники: на траве рядом с ними лежала освежеванная туша довольно крупного медведя! На соседнем дереве была вывешена шкура зверя, а несколько бифштексов, вырезанных из жирного огузка и нанизанных на вертела из веток молодого деревца, жарились на костре, распространяя аппетитный запах на много миль вокруг.
Около дюжины огромных охотничьих собак лежали на траве; некоторые из них были покрыты свежими шрамами, полученными в недавних сражениях. К деревьям были привязаны шесть верховых лошадей.
Молодые охотники пребывали в хорошем настроении. День был удачным, и теперь, в предвкушении хоть и долгого, но приятного возвращения домой, они остановились на поляне, рассчитывая на передышку для себя и своих четвероногих помощников.
Успешная охота обеспечила их впрок любимой медвежатиной, кукурузные лепешки лежали в седельных сумках; к тому же во флягах оставалось еще достаточно кукурузной водки, не было недостатка и в табаке, без которого не обходится ни один молодой арканзасец. Таким образом, в своем лагере в лесной глуши они решительно ни в чем не нуждались и могли в полной мере наслаждаться жизнью.
Давайте познакомимся поближе с этими героями, для чего разместим их по некоей иерархической лестнице согласно происхождению. Очевидно, что они принадлежат к разным сословиям. Различия в одежде и экипировке шести юношей, сидящих вокруг походного костра, бросаются в глаза даже здесь, посреди леса. Самый старший в компании, Брэндон — сын владельца хлопковой плантации, не последнего человека в округе, — может быть помещен нами на вершину этой иерархии.
На нем богатое пальто из прекрасного белого полотна и дорогая панама, алмазные запонки переливаются всеми цветами радуги в манжетах его рубашки. Однако отнюдь не из-за богатства выделяется он в компании юных охотников. В нем признают вожака благодаря его возрасту, силе и задиристому характеру: за словом он в карман не полезет. Большинство собак принадлежит Брэндону, а неподалеку от костра нетерпеливо перебирает копытами его прекрасная гнедая лошадь.
Следующий в иерархии — юный охотник по имени Рэндалл, который на два года моложе мистера Брэндона. Рэндалл — сын адвоката, сделавшего карьеру и ставшего окружным судьей. Должность эта никак не может считаться синекурой [3] , ибо долг судьи — добросовестное исполнение своих обязанностей.
Следом за Рэндаллом — молодой Спенсер, подающий надежды отпрыск епископа, чья миссия находится в одном из городов на реке, в нескольких милях отсюда.
Из тех, кто рангом пониже, — Нед Слаугтер, сын хозяина гостиницы в Хелине, и Джеф Граббс, прямой наследник Джефа Граббса-старшего, владельца галантерейной лавки в этом же городе.
И, наконец, на самой нижней ступени расположился Билл Бак, чей отец перебивался торговлей лошадьми и выращиванием кукурузы неподалеку от Кэша, на земле столь неплодородной, что никому и в голову не приходило оспаривать его право собственности.
Надо заметить, что все эти социальные различия никак не сказывались на отношениях сидящих вокруг костра. В лагере охотников, в юго-западных штатах, и особенно в Арканзасе, главенство не приобреталось дорогой одеждой или знатным происхождением. Отпрыск бедняка так же гордился своим положением, как и потомок плантатора-аристократа; и потому у походного костра самый бедный из всех — Билл Бак — громко разговаривал, уплетал бифштексы и запивал их немалым количеством кукурузной водки, ни в чем не уступая Альфу Брэндону, владельцу собак и роскошной гнедой лошади.
Курили юные охотники по-разному. Билл курил трубку из кукурузного початка, в то время как сын плантатора дымил гаванской сигарой.
Завтрак закончился. Отправляться в путь домой было еще рано, а вновь пускать собак по свежему медвежьему следу — несколько поздновато. От изрядной дозы кукурузного «сока» ребят потянуло на развлечения. Конечно, сыновья Арканзаса были бы не прочь перекинуться в картишки; но, к вящему сожалению Билла Бака, Альфа Брэндона и сына епископа, ни у кого из молодых людей не оказалось колоды карт. Ехать за картами в ближайшее поселение — слишком далеко. В орлянке требуется не столько ловкость, сколько удача, слишком детская игра «загони шар в лунку» также не подходит. В результате предпочтение было отдано состязаниям в силе и ловкости. В соревнованиях по борьбе, прыжкам через веревку и в длину неизменно первенствовал Альф Брэндон. Билл Бак отставал ненамного, причем оба — сын плантатора и сын скваттера — были на голову выше остальных, более молодых членов компании.
Через некоторое время обычные спортивные состязания надоели, и юношам захотелось чего-то особенного. Вскоре такое упражнение нашлось. Как насчет того, чтобы повиснуть на ветке тополя, держась за нее руками, на высоте девяти футов от земли? Кто сможет подпрыгнуть, ухватиться за ветку и провисеть дольше всех?
Альф Брэндон поднял вверх руку, сигнализируя о начале испытания, и засек время по своим часам с репетиром.
Допрыгнуть до ветки и уцепиться за нее — дело нехитрое, и все шестеро успешно справились с этим. Но вот удержаться в таком положении в течение достаточно длительного времени удалось немногим. На этот раз, к огорчению Брэндона, победил Билл Бак.
— А кто из вас провисит дольше, держась только одной рукой? — предложил Брэндон в надежде взять реванш. И он своего добился: спустя некоторое время пришел его черед торжествовать победу.
— Твоя взяла! — воскликнул с огорчением побежденный Билл. — Эй вы, кто-нибудь сможет дольше всех провисеть на шее? А ну, храбрецы, кто из вас отважится на это?
Лишь взрыв смеха раздался в ответ на это нелепое предложение.
Глава II. ДВА ПУТНИКА
Стояла такая глубокая тишина, что даже на большом расстоянии можно было услышать самый слабый звук. Эти молодые Нимроды [4] из дикого леса, хоть и не были профессиональными охотниками, все же умели различать окружающие звуки. Вот из тростников, которые в изобилии росли вокруг, донесся шелест, прервавший беседу юных охотников. Послышались приближающиеся шаги: кто-то шел сюда из Хелины. Шаги мягкие; судя по звуку, идут двое: женщина и человек в мокасинах. Все, кто находился на поляне, — и люди, и животные — напрягли слух.
Шаги уже отчетливо слышны; кто же это идет сюда?
Ответ не заставил себя долго ждать. На тропе показались двое: первым шел юноша приблизительно лет восемнадцати, за ним девушка на пару лет моложе.
Они не настолько похожи, чтобы быть родными братом и сестрой. У них, возможно, одна и та же мать, но не отец. Или же у них общий отец, но тогда рождены они от разных матерей.
Оба они отличались красотой. Юноша высокого роста, ладно и изящно сложен, с характерными римскими чертами; мягкие линии, выдающиеся нос и подбородок, орлиные глаза, которые в детстве видели берега Теверона или Тибра. Цвет лица также наводил на мысль об итальянском происхождении — оливковый оттенок кожи, легкий румянец на щеках, пышные волосы, черные как вороново крыло. Юные охотники на поляне буквально пожирали глазами этого юношу, так разительно отличавшегося от них не только внешностью, но и одеждой. Настоящий охотничий костюм, немного напоминавший одежду индейцев; мокасины на ногах и краги из зеленого сукна на руках; коленкоровая охотничья рубашка на плечах; вместо кепки или шляпы — тюрбан (toque), который уже давно принято носить среди полуцивилизованных индейских племен на границе, — все это позволяло сделать догадку об его индейском происхождении. Экипировка юноши — рог с порохом, мешочек с пулями на перевязи; длинноствольное дробовое ружье небрежно висело на левом плече.
Его спутница выглядела совсем девочкой лет шестнадцати, однако можно было предположить, что с возрастом она расцветет и будет настоящей красавицей. У нее была бархатистая кожа; здоровый румянец играл на лице; рыжие, словно окрашенные южным солнцем волосы были растрепаны — похоже, они никогда еще не удерживались гребнями; глаза были словно звездочки с голубого небосвода. Одета она была в простое платье из домотканой материи медно-купоросного цвета, грубо пошитое и плохо подогнанное к ее стройной фигуре. Так выглядела спутница юноши в охотничьей коленкоровой рубашке.
Внезапно глаза Альфа Брэндона сверкнули молнией — это проявление неприязни к одному из вновь прибывших. К кому именно, можно легко догадаться: девушка слишком юна и невинна, чтобы пробудить враждебные чувства в душе кого бы то ни было. Ее спутник — вот тот, к кому сын плантатора испытывал тайную неприязнь.
Чтобы прояснить причину этой неприязни, послушаем Билла Бака:
— Этот подлец всегда опекает девчонку старого мошенника. Ха-ха-ха, глупец этот ее папаша, ведь в такой опеке не больше смысла, чем если бы он поручил ее какому-нибудь негру! Девчонка ведь лакомый кусочек, черт возьми!
В этой реплике Бака прозвучала не только неприкрытая неприязнь к юноше, появившемуся на поляне. Он также не постеснялся отпустить колкость в адрес этой лесной красавицы. Отец ее, старый охотник, простоватый и малообразованный, очень любил и оберегал свою дочь, доверив юноше ее опеку. Конечно, юноша с радостью выполнял все наставления отца девушки, не отпуская ее ни на шаг. Большое и светлое чувство только зарождалось в его сердце. Но сыну торговца лошадьми, неотесанному и грубому малому, не было дела до таких тонкостей.
Его замечание подлило масла в огонь, бушевавший в душе Брэндона.
— Этот черномазый слишком много воображает из себя. Я предлагаю, ребята, выбить из него дурь, — заявил Альф, бросая дерзкий вызов сопернику.
— Сейчас мы покажем этому черномазому, — отозвался Слаугтер, сын хозяина таверны.
— А разве он негр? — спросил Спенсер, которому этот странный юноша был до настоящего времени не знаком. — Я бы принял его за белого.
— В его жилах течет и белая, и индейская кровь: на три четверти он белый и на четверть — индеец. Мать его была наполовину индианка из племени хохтав. Я часто видел их в нашем магазине, — поведал компании эти подробности Граббс.
— Индеец или черномазый — какая разница? — продолжил безжалостный Бак. — Его заносчивость раздражает каждого из нас; и, как говорит Альф Брэндон, давайте с ним разберемся. Все согласны, ребята?
— Все согласны!
— Что скажете, судья Рэндалл? Вы еще не сказали своего слова; и, поскольку вы — судья, мы ждем решения, ваша честь.
— О, если есть чем поразвлечься, я — с вами. Что вы предлагаете с ним сделать?
— Предоставьте это мне, — ответил Брэндон, после чего обратился к подошедшему юному метису, оказавшемуся в этот момент как раз напротив костра. — Хелло, Чак, куда ты так спешишь? Мы только что здесь соревновались — кто сможет провисеть дольше всех, держась одной рукой за эту ветку. Я полагаю, что и ты способен выдержать это испытание.
— У меня нет охоты заниматься этим; кроме того, у меня нет времени, чтобы тратить его на пустяки.
Молодой охотник остановился только на мгновение и уже намеревался идти дальше. Он понимал, что компания, которая здесь собралась, совсем для него не подходящая. Он безусловно догадывался, что эти юные охотники что-то против него затевали. К тому же, поглядев на них, он понял, что эти шестеро перебрали кукурузной водки, потому и вели себя так вызывающе.
— Ты боишься упасть и ушибиться, — с насмешкой сказал Брэндон. — В твоих жилах течет и индейская, и белая кровь. Интересно, благодаря какой из них ты такой трус?
— Трус! А ну, повтори это, мистер Альфред Брэндон! — вспылил юноша.
— Хорошо-хорошо, ну тогда докажи, что это не так, и пройди испытание. Я слышал, что ты хвастался силой своих рук. Держу пари, что я смогу продержаться на ветке дольше, чем ты или любой из нас, — предложил Брэндон.
— На что будем держать пари? — спросил вновь прибывший юный охотник. Будучи уверенным в своих силах, он рассчитывал выгодно выиграть пари.
— Моя винтовка против твоей. Учитывая ценность моего оружия, два к одному.
— Три к одному, — сказал сын владельца магазина Бак.
— Я не признаю это, — отреагировал юноша. — Я предпочитаю мое оружие вашему, сколько бы оно ни стоило. Но я принимаю ваш вызов и соглашусь на вашу ставку, поскольку вы предложили это.
— Довольно! Теперь, ребята, стойте здесь и следите, чтобы игра была честной. Ты, Слаугтер, засекай время. Вот тебе мои часы.
Тем временем, Лина Рук (так звали девушку) ушла, что как раз входило в планы Брэндона. Его дьявольский замысел не предполагал наличия лишних глаз, и он подал знак своим приятелям, чтобы те не возражали против ее ухода.
Откровенные и наглые взгляды, грубые слова этих подвыпивших молодчиков произвели на нее самое тягостное впечатление, и она была рада покинуть поляну. Отцовская хижина была уже недалеко, так что она могла найти дорогу без всякого проводника. И все же она бросила беглый взгляд на своего спутника. В ее глазах мелькнул страх — тень недоброго предчувствия.
Она не могла не заметить оскорбительного тона в поведении охотников по отношению к своему спутнику и особенно презрения к его индейскому происхождению. Тот, кто был ее другом на протяжении многих лет; тот, кто делил с ней простое небогатое жилище отца, стал на ее глазах объектом насмешек и издевательств.
Она знала этих парней и прекрасно понимала, что каждый из них опасен. И больше всех — Бак и Брэндон.
Тем не менее, она была уверена в Пьере — так звали ее спутника и друга. Вот уже шесть лет, как он вошел в их семью, и Лина знала, что Пьер не ребенок и сумеет постоять за себя в случае опасности.
Утешая себя этой мыслью, она зашагала по лесной тропинке, подобно юному олененку, уверенному в безопасности своего жилья, защищенного сильным оленем-отцом.
Глава III. ВИСЯЩИЙ НА ОДНОЙ РУКЕ
— Как будете состязаться? — спросил Слаугтер, взявший на себя роль секунданта в споре, с часами в руке. — Одной рукой или обеими?
— Одной рукой, конечно. Я сделал вызов и настаиваю на этом условии.
— Тогда я предлагаю, чтобы другая рука была привязана к телу. Это лучший способ обеспечить честный поединок. Левой рукой будет невозможно балансировать, и мы действительно определим, чья правая сильнее. Что скажете на это, ребята?
— У меня нет возражений, условие справедливо для обоих, — высказался Рэндалл.
— Я тоже согласен, — присоединился Брэндон.
— И я, — согласился Пьер. — Связывайте, как вам будет угодно.
— Ладно! — подхватил Билл Бак, незаметно для Пьера подмигнув своим приятелям.
Соперники встали под деревом, готовые к тому, чтобы их связали. Это заняло одну-две минуты: отрезком прочной веревки левое запястье каждого было крепко притянуто к бедру, чтобы вся нагрузка приходилась на правую руку.
— Кто будет первым? — поинтересовался Слаугтер. — Вызвавший или вызванный?
— Вызванный имеет право выбора, — ответил Рэндалл. — Ну что, Чак? — обратился он к метису.
— Мне все равно, первым или последним, — ответил Пьер.
— Ладно, тогда первый я, — решился Брэндон, подпрыгивая и хватаясь за ветку. Слаугтер засек время.
Одна, две, три — три минуты и тридцать секунд отчитал он по часам, — и Брэндон спрыгнул на землю.
Он, казалось, не особенно старался. Было странно, что он так безразличен к судьбе своей роскошной винтовки, поставленной на пари, не говоря уж об унизительности самого поражения. Метис, которому показалось, что выигрыш у него уже в кармане, сосредоточился, прыгнул и ухватился за ветку, начиная упражнение.
Одна, две, три, четыре, пять! Пять минут были отсчитаны, а он все еще держался за ветку.
— Как долго ты сможешь еще провисеть, Чак? — спросил Билл Бак вызывающе. — Это все, на что ты способен?
— Нет, не все! — презрительно отозвался сверху охотник. — Я могу провисеть еще в три раза дольше, если это необходимо. Но я полагаю, что вы удовлетворены, я ведь победил?
— Сотня долларов против моей собственной винтовки, что ты не провисишь еще и пяти минут, — сделал новое предложение Брэндон.
— Я принимаю ставку, — последовал ответ.
— Ну, раз ты так уверен — выигрывай или будешь повешен.
— Что ты хочешь этим сказать? Что это вы там делаете у меня за спиной? — молодой метис почуял неладное. Кажется, против него что-то затевалось: он услышал шепот позади себя и шелест листьев над головой.
— Это только некоторая мера предосторожности, чтобы ты не свалился! — последовал ответ, и все шестеро громко захохотали.
Недоумевая, над чем они смеются, молодой гимнаст взглянул вверх и только тогда понял, что за шутку сыграли с ним. Ужас охватил юношу при виде веревки со скользящей петлей, наброшенной ему на шею; другой конец веревки был привязан к ветке прямо над ним. Теперь если он отпустит ветку, за которую держится, то петля затянется у него на горле: длина веревки такова, что он не достанет ногами земли!
— Как видишь, мы позаботились о том, чтобы ты выиграл пари! — крикнул Слаугтер с насмешкой. — Я советую тебе не отпускать ветку. Если ты ее отпустишь, твоя шея угодит в петлю!
— Следи за временем, Слаугтер, — скомандовал Брэндон. — Еще пять минут. Если он отпустит ветку раньше, позволим ему сделать это. Будет любопытно узнать, как долго черномазый сможет провисеть на шее!
Новый взрыв громкого смеха последовал за этой грубой шуткой, смеха, в котором участвовали все, кроме Пьера, жертвы издевательства.
Юный охотник разозлился до бешенства. Его щеки и губы побелели, в угольно-чёрных глазах вспыхнул огонь. Если бы он мог спуститься с дерева, по крайней мере один из его мучителей горько бы раскаялся в такой шутке.
Но пока ему оставалось только как следует держаться за ветку. Он очень хорошо осознавал всю гибельность падения с дерева в петлю. Теперь он всецело зависел от своих мучителей и был вынужден ждать, пока те соизволят освободить его из этого опасного положения.
Однако молчать при этом он не собирался.
— Трусы! Трус каждый из вас; и я заставлю вас ответить за это, вот увидите!
— Эй ты, черномазый! — откликнулся Брэндон. — Заткни свою глотку, или мы не освободим тебя вообще! Хорошо бы повесить тебя в этом лесу за такие разговоры. Разве он не заслуживает виселицы, а, ребята? Давайте позовем девчонку, пусть она поглядит на него! Возможно, она поможет ему спуститься на землю. Ха! Ха! Ха!
— Ты еще пожалеешь о своих словах, Альфред Брэндон, — задыхаясь, сказал молодой охотник, чувствуя, что силы оставляют его.
— А ты висельник — да, висельник! Ха! Ха! Ха!
Вдруг один из псов, медвежатник [5] , который случайно забрёл на дальний край поляны, коротко и резко зарычал. Это рычание сразу же было услышано всей сворой, расположившейся вокруг лагерного костра. И тут же послышалось фырканье, хорошо знакомое охотникам-любителям.
— Медведь! Медведь! — закричали они все разом. И вот уже косолапый собственной персоной, на мгновение появившись на краю поляны и увидев стольких врагов, повернул обратно и стремительно бросился бежать, продираясь сквозь заросли тростника.
В тот же момент собаки рванулись в погоню, некоторые из них уже догнали медведя и вцепились в его шкуру зубами. Недолго думая, все шестеро охотников поспешно схватили свои ружья, вскочили в седла и, позабыв обо всем, пришпорили лошадей и бросились преследовать зверя.
Не прошло и двадцати секунд, как на поляне не осталось ни души.
Грозная опасность нависла над Пьером: он остался висеть на одной руке, с петлей на шее, совершенно один!
Глава IV. НЕВОЛЬНЫЙ САМОУБИЙЦА
Да, державшийся одной рукой за ветку молодой охотник остался один, и скоро, когда усталость заставит его пальцы разжаться, петля затянется на шее несчастного!
Великий Боже! Неужели нет никакого выхода? Никакой надежды на спасение?
Вокруг не было ни души. Он сознавал всю свою беспомощность: левая рука крепко привязана к бедру, и веревку невозможно ни развязать, ни разорвать. Попытавшись освободить руку, он только разодрал в кровь кожу на ней. Правой рукой он тоже ничего не смог сделать. Нельзя было ни на мгновение отпустить ветку. Он не осмеливался даже изменить положение руки, чтобы удобнее ухватиться: разжать пальцы значило угодить в петлю и задохнуться.
А нельзя ли дотянуться ногами до ветки и зацепиться за нее? Идея выглядела заманчивой, и Пьер немедленно попытался осуществить ее на практике. Он попробовал раз, другой, третий — пока не убедился, что это невозможно. Если бы у него были свободны обе руки, это было бы несложно; даже одной рукой он мог справиться, если бы предпринял такую попытку несколько раньше. Но теперь продолжительная нагрузка измотала его, и дополнительные усилия только приблизили бы печальный конец. Он отказался от дальнейших попыток и продолжал висеть, держась за ветку.
Может быть, стоило прислушаться, нет ли кого поблизости? Он напряг слух. В разнообразных звуках вокруг не было недостатка: отдаленный лай собак, то усиливающийся, то затихающий, поскольку шла жестокая борьба с медведем; рев самого медведя и треск тростника, через который продирался зверь; и, конечно, крики и дикие вопли преследующих его охотников.
— Да люди ли это? — спросил себя брошенный в лесу юноша. — Неужели они могли обречь меня на такую жестокую смерть?
Да, так и есть, они могли! Это становилось все более очевидным по мере того как ослабевал шум преследования — погоня удалялась от места, где остался в таком опасном положении метис-охотник.
— Могли, могли! — вновь и вновь твердил он. Жажда мести поднялась в нём, и он застонал сквозь стиснутые зубы:
— О, Боже! Пошли мне спасение — а если мне суждено умереть, то отомсти за меня этим злодеям, оскорбляющим своим существованием образ Твой и подобие. О, Боже милосердный! Пошли мне избавителя!
Избавителя! Не было никакой надежды на то, что кто-то из недавних мучителей вернется спасти его. Он хорошо знал этих негодяев — всех, кроме Спенсера, сына священника. Но, судя по его поведению во время последних событий, он такой же, как и остальные: все шестеро принадлежали к числу самых отъявленных и беспутных мерзавцев в штате.
Ну вот и всё, никакой надежды на их помощь не осталось: охота на медведя удалилась настолько, что не стало слышно даже криков.
До этого момента он выносил свои муки безмолвно. В самом деле, было бессмысленно вести себя иначе. Кто мог его услышать, кроме тех, кто все равно не стал бы его спасать? К тому же, его крики просто потонули бы в лае собак, топоте лошадей и пронзительных воплях этих шестерых демонов в человеческом обличье.
Теперь, когда вокруг воцарилась такая глубокая, торжественная тишина, новая надежда вдруг воскресла в нем. Кто-то мог бы оказаться рядом — случайный путник или охотник, идущий по следу. Он знал, что рядом пролегает тропа. Лучше бы он никогда не вступал на эту тропу! Но если бы здесь прошел кто-нибудь, человек с добрым сердцем… О, если б это была Лина!
— Э-ге-гей! — принялся он кричать, снова и снова. — На помощь! На помощь! Ради Бога, помогите!
Каждое его слово слышалось ясно и отчетливо. Но увы, ответом было только эхо. Гигантские стволы деревьев словно насмехались над ним. Будто какой-то бес глубоко в лесу передразнивал его.
Он кричал, кричал до хрипоты — пока отчаяние не вынудило его сдаться. И снова висел он молча.
Удивительно, что он сумел продержаться так долго. Немного нашлось бы юношей и еще меньше мужчин постарше, способных выдержать такую чудовищную нагрузку; это не под силу даже профессиональному гимнасту. Но сын индианки был вынослив, как все его соплеменники, и хорошо тренирован. Ему не раз случалось забираться на самые высокие деревья, карабкаться по веткам и висеть на них — он был воспитан как настоящее дитя леса. Его пальцы, цепкие, как хвост американской обезьяны, были знакомы с нагрузками, с которыми никогда не сталкивались сыновья цивилизации.
К счастью или нет, но способность эта лишь отодвигала печальный конец, продлевая страдания.
Он осознал это, когда услышал свой собственный отчаянный крик. Хотя он все еще судорожно цеплялся за ветку, положение было безнадёжным. Это стало вдруг настолько ясно, что он на секунду задумался — не разжать ли пальцы, чтобы прекратить наконец агонию.
Смерть — ужасный выбор. Лишь немногие способны посмотреть смерти в лицо. Мало кто торопится встретиться с нею, пока светит хоть искра надежды. Случается, что люди прыгают в море и гибнут в пучине волн, если судно объято пламенем или тонет. Но это означает предпочесть одному виду смерти другой, когда уже нет никакой надежды. Возможно также, что чрезвычайные обстоятельства приводят к помутнению рассудка, некоему роду безумия.
Но Пьер Робидо — так звали молодого человека — не был безумцем и не хотел ускорить свою гибель. Наоборот, страх смерти заставлял его держаться.
Напряжение мышц его руки достигло предела, сухожилия были натянуты как струны, и тем не менее пальцы железной хваткой сжимали ветку.
Его щеки побледнели, челюсть отвисла, губы растянулись в судорожном оскале, обнажив ряд белоснежных зубов, глаза готовы были выскочить из орбит.
И все же эти дикие глаза еще раз обежали поляну, вгляделись в просветы между стволами гигантских деревьев на опушке. Что же заметил этот последний взгляд измученного юноши? Действительно ли это был силуэт девушки, мелькнувший под сенью деревьев? Или это только призрак, вызванный воображением, разыгравшимся перед прыжком в вечность?
Теперь уже неважно. Слишком поздно. Даже если Лина и была там, она не успела бы спасти его. Наступила последняя степень агонии, он больше уже не мог держаться. Рука Пьера, сжимавшая ветку, разжалась, тело соскользнуло вниз, петля затянулась на шее, и спустя мгновение он уже висел на ветке с багровым лицом и вывалившимся изо рта посиневшим языком.
Глава V. ДВА СТАРЫХ ПРИЯТЕЛЯ
— Итак, ты отправляешься в Калифорнию?
— Да, это так. Именно туда мне и нужно.
— В самом деле? Почему ты так решил, Дик?
— Я знаю, что говорю. Взгляни-ка сюда, Рук.
Человек, обратившийся с этими словами к своему старому приятелю, вынул из кармана маленький мешочек из оленьей кожи и, развязав его, вытряхнул на ладонь несколько желтых кусочков металла.
— Воистину! Лопни мои глаза! Дай-ка взглянуть на эти камушки!
И мешочек перекочевал в руки друга.
— Черт побери, это же золото! Похоже на настоящее, дай-ка я попробую его на вкус!
Он положил в рот кусочек металла и покатал его языком.
— Это самое настоящее золото, — заключил он после такой своеобразной пробы. — Скажи-ка мне, Дик Тарлетон, что, эти «орехи» в Калифорнии, — так прямо на земле и валяются?
— Ты почти угадал. Их достают из реки, а затем промывают от ила и грязи. Первым нашёл золото человек по имени Саттер, когда расчищал мельничный жёлоб. Парень, у которого я ими разжился, привёз оттуда патронташ, полный таких камушков, да ещё золотого песка несколько фунтов. Он отправился в Новый Орлеан, чтобы выручить за этот металл доллары, — и ему это удалось. Пять тысяч, говорит, получил — всего за какие-то три месяца работы. Теперь он едет обратно.
— Разрази меня гром, стоит и мне туда податься! Охота здесь — слишком невыгодное предприятие. Медведи стали редко встречаться, да и олени покинули наши людные места. Кроме того, эти мальчишки-плантаторы, эти городские щеголи своей пальбой распугали всю дичь на много миль вокруг. Вот и сегодня, примерно час назад, недалеко отсюда я слышал выстрелы — не иначе как они снова гнали медведя. Черт бы их побрал, они вздумали стать охотниками на медведей, эта шайка юных негодяев! Эта орава юнцов будет нещадно уничтожать все живое, чтобы вкусно пожрать, а моя бедная девчушка подрастет, и что ей останется, кроме вот этой жалкой лачуги от ее опекуна? Однако довольно об этом; я хотел бы обратиться к тебе с одной просьбой.
— Что за просьба, Рук?
Его собеседник на мгновение задумался.
— Вот что я скажу тебе, Дик. Девушка, которую я опекаю, хороша собой, и за ней не прочь приударить один богатый юнец. Мне он не очень-то нравится, хотя он довольно богат, а я уже не молод. Он единственный сын плантатора, его папаша — хозяин одной из самых богатых плантаций в Арканзасе.
— Вот как! Если ты думаешь, что он собирается жениться на ней, то тебе, конечно, не стоит трогаться с места.
— Жениться на ней!? Да черт с ним, я найду ей жениха не хуже. Правда, она небогата, так же, как и я сам, — ты об этом знаешь, Дик Тарлетон, — но крошка об этом даже не догадывается. Моя маленькая девочка невинна, как олененок. Уж я позабочусь о том, чтобы никто не обидел ее. Послушай, ты ведь заберешь с собой своего сына?
— Конечно, я возьму его с собой.
— В любом случае, будет лучше для него уехать отсюда подальше. Эти парни — настоящие дикари, и я не думаю, что кто-нибудь из них подружится с твоим сыном. Он и они разнятся как день и ночь. Эти негодяи, я знаю, презирают его за индейское происхождение.
— Будь они прокляты! Он ведь и мою кровь получил по наследству!
— Так-то оно так, но только, узнай они, вряд ли б они его за это полюбили, скорей наоборот! Ты должен благодарить Бога за то, что твоего сына здесь знают под именем матери. Если только эти люди узнают, они объявят войну сыну Дика Тарлетона, который…
— Хватит! Не продолжай, Джерри Рук! Довольно того, что ты один знаешь об этом. Надеюсь, что ты никогда не говорил на эту тему с моим сыном. Я доверял тебе.
— И правильно делал! Несмотря на все мои грехи, я верен тебе, Дик. Твой сын ничего не знает о твоем прошлом, так же как и никто другой. Он столь же непорочен, как и моя Лина, хотя его невинность несколько другого рода. Пусть в его жилах течет лишь четверть индейской крови и три четверти белой, в нем есть все лучшее от племени краснокожих. Посмотри: за те шесть лет, что он живёт у меня, он сильно изменился. Он здорово возмужал, прекрасно выглядит, не говоря уж о том, что сила так и играет в нем. Он может подстрелить белку из ружья, хотя это его мало привлекает. Ему больше нравится собирать плоды и ягоды. Может, это даже лучше для него. Охота не приносит пользы. Я бы и сам занялся чем-нибудь другим, если бы это дело позволило мне содержать семью.
Человек, к которому были обращены эти слова, задумался и пропустил последнюю фразу мимо ушей. Гордость за сына овладела им, когда он слушал хвалебную речь, гордость за сына, рожденного в браке с Мэри Робидо, полуиндианкой, дочерью известного траппера. Может быть, он думал сейчас о его матери, уже давно умершей.
— Как скоро он вернется? — спросил отец юноши, пробуждаясь от мечтаний.
— Я жду его с минуты на минуту, — последовал ответ. — Он ушел с моей девочкой в магазин за снаряжением. Это в Хелине, примерно в трех милях по старой дороге. Он уже должен вернуться. Я как раз ожидал их, когда ты вошел.
В это время огромная собака-медвежатник вскочила со своего места у камина и, прыжком оказавшись у двери, возбужденно заворчала.
— В чём дело? — спросил Тарлетон.
— Я полагаю, это они. Но, может быть, это не они, а кто-то чужой. На всякий случай, Дик, спрячься в комнате дочки, пока я не выясню, кто пришел.
Гость уже собрался последовать этому совету, но, услышав снаружи легкие шаги и дружеское собачье повизгивание, а затем знакомый девичий голос, вернулся на место.
Еще мгновение, и, подобно яркому солнечному лучу, молодая девушка — Лина Рук — скользнула через порог.
Глава VI. КРИК О ПОМОЩИ
С отцом Пьера Лина Рук была уже знакома, и она сделала реверанс в его сторону, как только вошла. Прошло шесть лет с тех пор, как она видела его в последний раз; но она все еще помнила человека, который провёл несколько дней в доме ее отца и оставил здесь мальчика, ставшего ее близким другом.
— Где Пьер? — спросил ее отец. — Разве он не вернулся из Хелины с тобой?
Этот же вопрос одновременно задал и гость, поскольку оба приятеля заметили небольшую тень, мелькнувшую на лице девушки.
— Да, он вернулся, — ответила она, — но он дошел только до поляны у зарослей тростника по ручью.
— Он задержался там? Зачем?
— Мы встретили там компанию молодых охотников.
— Кого именно?
— Там были Альф Брэндон, Билл Бак, затем молодой мастер Рэндалл — сын судьи, Джеф Граббс — сын владельца магазина мистера Граббса, еще сын Слаугтера, и еще одного я не запомнила — я его раньше никогда не видела.
— Достойная компания молодых проходимцев — маменькиных сыночков, не исключая и того, кто тебе не знаком; судя по тому, в какой компании он находился, он недалеко от них ушел. И чем же они занимались?
— У них были охотничьи собаки и лошади. Они убили медведя.
— Убили медведя?! Теперь понятно, что означали шум погони и отчаянные вопли некоторое время назад. Черт бы их побрал! Они никогда не стреляют медведей — они затравливают их собаками! Понимаешь, что это значит, Дик? Кто-то в поте лица добывает свой хлеб нелегким промыслом, в то время как эти шесть негодяев со сворой собак с дикими криками носятся по лесу, чтобы поиграть в свою адскую «охоту». Как ты узнала, девочка, что они убили медведя?
— Я видела его тушу на земле и шкуру, развешанную на дереве.
— Значит, шкуру ты тоже видела?
— Видела. Они разожгли костер, поджарили и съели несколько кусков медвежатины. Мне кажется, они также хорошо выпили. Они выглядели пьяными, от них от всех здорово несло виски.
— Но что привело Пьера в их компанию?
— Они решили посоревноваться, кто дольше всех провисит на ветке дерева. Как только появился Пьер, Альф Брэндон остановил его и вызвал на состязание. Он предложил пари — его винтовка против винтовки Пьера, я слышала. Пьер согласился, и я ушла.
— Значит, ты пришла с Пьером на поляну и оставила его вместе с ними? Я знаю, что Альф Брэндон не питает добрых чувств к нашему мальчику, так же как и Билл Бак и вся эта шайка негодяев. Я полагаю, что и Пьеру эта компания не по душе.
Сказав это, старый охотник вышел за порог и принялся пристально следить за дорогой, по которой должен был прийти сын Дика Тарлетона.
Наблюдая, он также внимательно прислушивался к разнообразным звукам, доносящимся из леса.
— Я слышу, как собаки преследуют медведя, — сообщил Рук своим собеседникам, оставшимся в хижине. — Это определенно травля медведя. Разрази меня гром, если они не начали погоню еще засветло! Они гонятся за медведем со своими собаками, завывающими как тысяча чертей в аду! Хотел бы я знать, что всё это значит. Похоже, какой-то непутёвый мишка забрёл прямо к ним в лагерь. Не думаю, чтобы Пьер решил поохотиться вместе с ними, у него же нет лошади. Полагаю, мы скоро увидим его здесь, и может быть даже с винтовкой Альфа Брэндона. Вряд ли найдется кто-либо, кто продержится на ветке дольше него, ведь он умеет висеть на ветвях как опоссум. Если пари и в самом деле было, он выиграет ружьё.
Старый охотник, улыбаясь, вернулся в хижину. Он поговорил с дочерью насчет обеда для гостя; затем, полагая, что Пьер, с нетерпением ожидаемый всеми, уже вот-вот покажется из лесу, снова вышел наружу и прислушался. Не было однако никаких признаков приближения Пьера; тогда он стал более внимательно прислушиваться, и лицо его постепенно омрачалось.
Тарлетон обратил внимание на это, а также на то, что девушка тоже выглядела растерянной.
— Что случилось, Джерри? — спросил он, поспешно подойдя к двери.
— Разрази меня гром, если я знаю. Я слышал крик, как будто кто-то попал в беду. Да, вот опять, я снова его слышу! О Боже, это голос Пьера!
— Да, папа, это его голос! — сказала Лина, которая также выскользнула наружу и подобно отцу прислушивалась к доносящимся из леса звукам. — Это его голос! Я не спутаю его голос ни с чьим другим. Я очень боюсь, что они что-то с ним сделали. Я знаю, я уверена, эти ребята не любят его, кроме того, я знаю, что они были пьяны.
— Послушай, Дик, тебе не следует идти с нами, — сказал Джерри, увидев нетерпение своего друга. — Некоторые из этих молодых негодяев могут узнать тебя. Я пойду сам, а Лина будет меня сопровождать. Девочка моя, принеси-ка мне ружье. И ты собирайся с нами, старина Снизер. Твоя помощь будет нам весьма кстати. Говорю тебе, Дик, ты не должен идти с нами. Оставайся в доме и жди нас здесь. Возможно, кто-то из них пожалует сюда, и эти негодяи захотят поразвлечься. Но мы, в любом случае, быстро вернемся обратно. Пошли, Лина! Проводи своего старого отца.
Отдав эти распоряжения, охотник с длинноствольной винтовкой в руке быстрым шагом направился в ту сторону, откуда он слышал крики о помощи. Девушка и собака следовали за ним по пятам.
В течение некоторого времени гость стоял у входной двери, все еще раздумывая, стоит ли последовать за хозяином или остаться в хижине. Однако тень, пробежавшая по его лицу, показала, что чувство страха перевесило чувство тревоги за сына, и он, уступая настойчивой просьбе Джерри Рука, вернулся в дом.
Дик Тарлетон был старым приятелем Джерри Рука; он отличался от старого охотника как Гиперион от Сатира [6] . Ему еще не было и сорока лет, в то время как Джерри уже пережил шестьдесят морозных зим. Однако разница в возрасте была самым незначительным из всех различий между ними. В то время как Джерри, изогнутый как ветка и покрытый морщинами, являл собой образец старого жителя приграничного района, немного смахивающего на лесного разбойника, Ричард Тарлетон был строен как копье и красив как Аполлон.
Джерри, одетый в свой костюм метиса, в кожаной кепке и куртке из оленьей дубленой кожи, походил на дикий лес, раскинувшийся вокруг, в то время как его гость, в белой льняной рубашке и широких штанах из бумажной ткани в рубчик, выглядел как житель одного из тех городов, о которых шла речь во время недавней беседы.
Какая причуда судьбы свела вместе двух столь разных людей? И какой эпизод из жизни незнакомца хранил его друг в тайне, никому не разглашая?
Возможно, именно эта темная сторона из жизни Дика Тарлетона и вызвала столь сильный страх, который не позволил отцу присоединиться к другу, поспешившему отправиться спасать его сына.
Глава VII. ТЕЛО СПУЩЕНО ВНИЗ
На поляне, словно на кладбище, царила мёртвая тишина; и вот — взору открывалась жуткая картина. В центре поляны догорал заброшенный костер; рядом лежала огромная туша животного, над которой уже кружились черные стервятники.
Хищники то и дело устремляли взгляды в сторону деревьев. Там на одной из веток болталась широкая черная шкура; однако еще кое-что привлекало особое внимание птиц: среди ветвей висело тело человека!
Еще совсем недавно оно совершало судорожные движения, вот почему птицы пока не решались приблизиться и начать свое кровавое пиршество.
Но теперь уже это тело висело неподвижно, и птицы могли безбоязненно сократить расстояние; ни звука, способного отпугнуть крылатых демонов, не слетало с побледневших губ. Очевидно, что человек этот был мертв. Девушка, бросившаяся к нему из зарослей, и старик, потрясенный увиденным, — оба отчаянно закричали, но все это не возымело никакого действия.
Приблизившись к месту трагедии, они принялись тормошить тело юноши, громко звать его по имени — но по-прежнему не было никакой реакции.
— Бедный Пьер! О, отец! Они повесили его — он мертв, мертв!
— Погоди, дочка! Может быть, еще нет! — отвечал старик и без промедления приступил к спасению сына своего старого друга. Прежде всего он схватил горизонтальные ветки и с силой пригнул их к земле, тем самым ослабив натяжение веревки.
— Живо, девочка! Стань здесь, под ним. Ну-ка, возьми у меня эти ветки и крепко держи их, изо всех сил нагибая вниз. Я должен достать нож и забраться наверх, чтобы перерезать эту проклятую веревку. Вот, возьми! Держи крепче!
Молодая девушка подошла и, как указал ей старый охотник, схватила горизонтальные ветки. Удерживать их в согнутом состоянии — непростое дело, даже для девушки, выросшей в диком лесу. Но она справилась: пригибая ветки изо всех сил, поддерживала она своего мёртвого (как с ужасом думала) друга. Сердце несчастной разрывалось: она видела, что тело уже ни на что не реагирует, даже на тряску.
— Держи крепче, — говорил ей отец, спеша на помощь несчастному. — Ты сильная девушка. Еще немного…
Сказав это, он вытащил и раскрыл нож.
Ловко взобравшись на дерево, как будто молодость снова вернулась к нему, старый охотник добрался до веревки. Вот уже веревка перерезана, и тело, с осторожностью поддерживаемое обоими спасателями, спущено на землю.
Петля была немедленно ослаблена и сдернута с шеи; старый охотник обеими руками обхватил горло юноши, вправляя трахею; затем, прижав ухо к груди, внимательно прислушался. С тревогой и надеждой в глазах, застыв на месте, Лина с нетерпением ждала, что скажет отец.
— О, папа! Ты думаешь, что он мертв? Скажи мне, что он все еще жив.
— Не так уж много надежд на это… Эге! Я чувствую, что тело слегка подрагивает! Лина, беги-ка домой, к хижине. Там есть немного кукурузного виски в укромном месте. Оно находится в каменной бутылке. Принеси мне его. Иди, дочка, быстрее, одна нога здесь, другая там!
Девушка вскочила на ноги и собралась было бежать.
— Погоди-ка! Постой! Дик ничего не должен знать об этом. Это несчастье сведет его с ума. Разрази меня гром, если я знаю, что он может с собой сделать. Когда все уладится, ему можно будет рассказать все. Он все равно узнает, рано или поздно. Он должен узнать, но, черт возьми, не будем терять время. Ты можешь идти. Нет, погоди! Нет, иди, иди, и принеси мне бутылку. Ничего не говори ему о том, что случилось! Но он все равно догадается, что что-то произошло. Он будет расспрашивать, чтобы узнать подробности. Он вернется вместе с тобой. Это будет то же самое, что обо всем ему рассказать. Хорошо, пусть придет. Наверное, так будет лучше. Хорошо, приведи его вместе с собой. Ему уже можно появиться здесь — даже если эти парни увидят его, ему ничего не угрожает после того, что здесь произошло. Скорее, дочка, только не забудь про бутылку! Теперь лети как молния! Живо!
Наверное, не совсем как молния, но настолько быстро, насколько могли нести ее ноги, молодая девушка побежала по дорожке, ведущей к хижине. Она совсем не думала о том, какую горькую весть предстояло ей передать тому, кто ждал ее в хижине отца. Ее собственное горе было достаточно сильно и заглушало все прочие мысли.
Тем временем старый охотник, не дожидаясь дочери, продолжал действовать, делая все возможное, чтобы вернуть Пьера к жизни. Он чувствовал, что тело еще теплое. Ему казалось, что пострадавший все еще дышит.
— Что же здесь произошло? — задавал он себе вопрос, осматривая тело и пытаясь найти объяснение. — Одна его рука связана, в то время как другая свободна! Это загадка. Что это может означать?
— Без сомнения, они собирались его повесить, бедного мальчика! И они сделали это, я уверен. Но за что? Что он такого сделал, почему они разозлились и повесили его?
— Выиграл у них винтовку, и они, чтобы вернуть ее, повесили мальчика? Эта винтовка была только поводом, чтобы заманить его в ловушку — дьявольскую, адскую ловушку.
— Возможно, они только намеревались подшутить над ним. Возможно, они задумали напугать его, но когда эти шалопаи выкинули эту глупую шутку, гончие собаки взяли след, и все они бросились в погоню за каким-то зверем, позабыв о бедном мальчике.
— Остается только поражаться всему тому, что случилось здесь!
— Если же это не так, то чем вызван этот ужасный поступок? Разрази меня гром, если я понимаю его причину.
— Итак, шутка это или нет, она завершилась трагедией. Бедный мальчик!
— Черт побери, я заставлю их, этих маменькиных сынков, дорого заплатить за это. Тебя, мистер Альф Брэндон, и тебя, мастер Рэндалл, и тебя, Билл Бак, всех, каждого из вас.
— Ага! У меня возникла идея — замечательная идея! Клянусь Богом, я могу хорошо заработать на этом. Хорошая мысль, Джерреми Рук! У тебя была нелегкая жизнь в последнее время, но ты будешь глупцом, если не теперь обеспечишь себе легкую и веселую жизнь в будущем — вот глупые молокососы, олухи царя небесного! Хo-хo, вы, юные сынки богатых родителей, вы, юные повесы! Я сделаю так, что вы сполна заплатите за эту глупую шутку, причем таким образом, что вы и представить себе не можете! Не будь я Джерреми Рук, если я не сделаю это!
— Но что же делать с телом? Нельзя оставлять его здесь. Кто-то может явиться сюда, и это может все испортить. Если они действительно пошутили, они непременно придут, чтобы посмотреть, чем дело кончилось. Погоди-ка, я слышу выстрелы. Наверное, они уже убили медведя. Значит, скоро они вернутся сюда, и если они появятся, они не должны увидеть тело. Я им скажу, что забрал тело и унес его далеко отсюда. Они не будут спрашивать меня о подробностях.
— Нет, Дик не будет возражать. Я не позволю ему возразить. Как здорово было бы это для него, но особенно для меня — в высшей степени здорово! Это поддержит меня на старости лет. Пускай Дик отправляется за своим золотом. У меня свой путь.
— Что ж, не стоит терять время. Я должен отнести его в хижину. Это мне вполне по силам. Я встречу их по дороге, и Дик с девочкой мне помогут.
Этот странный монолог не занял много времени. Все это было сказано вполголоса, пока говоривший прилагал усилия, чтобы вернуть пострадавшего к жизни; и при этом он чувствовал, что в Пьере Робидо действительно еще теплится жизнь, когда поднимал тело с земли и уносил с поляны.
Пошатываясь под тяжестью ноши — даже для молодого человека такая тяжесть была бы значительной — он снова вступил на дорожку, ведущую к своему жилищу. Старая собака-медвежатник, с большим куском мяса в зубах, вырванным из туши убитого медведя, семенила следом за человеком.
Стервятники, которых больше не тревожило присутствие людей, живых или мертвых, спустились на землю и без помех продолжили свое пиршество.
Глава VIII. КЛЯТВА ХРАНИТЬ СЕКРЕТ
Оставим черных стервятников, дерущихся над останками медведя, и перенесемся в место неподалёку, где лежит на траве туша ещё одного медведя. Рядом с ней — совсем другие действующие лица: шесть всадников и дюжина собак.
Это те самые молодые охотники, которые разбили свой бивак на поляне; а медведь — тот, что имел неосторожность заглянуть в их лагерь.
Животное только что было убито — его задушили собаки, а охотники добили одним-двумя выстрелами. Но не все собаки уцелели: две или три из них — самые молодые и неосторожные — лежали мёртвые рядом со зверем, которого они травили.
Охотники только что прискакали сюда и остановились над черной окровавленной тушей. Преследование, короткое и быстрое, закончилось; и теперь, впервые после того, как покинули поляну, они оказались в состоянии размышлять. И сразу же страшная мысль посетила их.
— О Боже! — воскликнул молодой Рэндалл. — Индеец! Мы оставили его висящим на дереве на одной руке!
— О Господи, в самом деле! — повторил за ним Спенсер; все шестеро побледнели и с испугом посмотрели друг на друга.
— Если он отпустил ветку, то он…
— Если! Несомненно, он отпустил, и давно. Прошло уже добрых двадцать минут, как мы покинули поляну. Невероятно, чтобы он провисел так долго — это просто невозможно.
— И если он отпустил ветку?
— Тогда он мертв.
— Но ты уверен, что петля была у него на шее? — ты, Билл Бак, и ты, Альф Брэндон — ведь это вы двое сделали это!
— Ага! — огрызнулся Бак. — Вы же сами видели. И она непременно затянулась, если он сорвался. Конечно, мы не думали, что все так закончится; и кто мог предположить, что как раз в это время медведь выскочит из лесу? Черт побери, если черномазый отпустил ветку, он уже мертв, и всё тут. Теперь ничего не поделаешь.
— Что будем делать, ребята? — спросил Граббс. — Это грязное дело теперь будет нелегко уладить, я думаю.
У них не нашлось ответа на эти слова. У каждого на лице появилось какое-то странное выражение. Это было скорее опасение за возможные последствия, нежели раскаяние. Некоторые, более молодые и менее беспечные, как будто немного сожалели о случившемся, но всё же преобладал страх.
— Что будем делать, ребята? — снова спросил Граббс. — Мы должны что-то сделать, нельзя же оставлять все как есть.
— Не лучше ли будет нам поехать назад, на поляну? — предложил Спенсер.
— Это теперь бессмысленно, — ответил сын торговца лошадьми. — То есть, я хотел сказать, мы уже его не спасем. Если никто больше не был там с тех пор, как мы его оставили, мы найдем черномазого мертвым — мертвым как Юлий Цезарь.
— Вы думаете, что кто-то мог бы прийти раньше нас и спасти его?
Этот вопрос интересовал всех. Они были бы рады получить на него положительный ответ.
— Там мог бы за это время кто-то побывать, — ответил Рэндалл, ухватываясь за эту мысль, как утопающий хватается за соломинку. — Тропинка проходит через поляну — прямо мимо того места. Многие ходят этим путем. Кто-то мог бы появиться там вовремя. Поэтому мы должны вернуться и посмотреть. Хуже от этого не будет.
— Да, нам лучше вернуться, — согласился сын плантатора. — Нам лучше вернуться туда, но с другой целью.
— Ты имеешь в виду — изобразить самоубийство? Но ты забыл, что мы привязали его левую руку. Из-за этого случившееся не будет выглядеть как самоубийство. Он просто не мог сделать это сам.
— Я имею в виду другое.
— Что же тогда?
— Если он повешен, то повешен и, прежде всего, мёртв. Мы не вешали его, и тем более не намеревались этого делать. Это ясно.
— Я не думаю, что нас можно преследовать по закону, — предположил сын судьи.
— Но у нас могут быть неприятности, и этого следует избежать.
— Что же ты предлагаешь, Альф?
— Как известно, мертвые уже не свидетели, а тем более — мертвые, закопанные в землю.