Алексей Смирнов

Скифы

Почему скифы?



Время скифов — это блестящий период нашей древней истории. Именем этого народа назван период, охватывающий около пяти веков, в течение которого на территории Восточной Европы, Средней Азии и Южной Сибири в развитии общества произошли изменения первостепенного значения. Это время совпадает с возникновением и развитием античных государств Греции, сыгравших огромную роль в сложении европейской цивилизации.

Скифы были тесно связаны с греческим миром. Однако след в отечественной истории они оставили не только потому, что были посредниками в распространении греческой культуры на нашей территории. Они сами создали высокую для того времени культуру, влияние которой сказалось на огромных пространствах Восточной Европы, Западной и Центральной Азии. Скифская держава, включавшая не только степи Северного Причерноморья и Крым, но и племена, населявшие лесостепную область, явилась звеном культурных и торговых связей между Передней и Средней Азией и Европой.

Скифы вовлекли в жизнь того времени, приобщив к передовым цивилизациям древности, даже Средний и Северный Урал и Приуралье. На стойбищах, расположенных на далеком Севере, встречаются вещи, созданные местными мастерами по античным образцам. В области распространения ананьинской культуры, приписываемой предкам удмуртов, мари и коми, встречается много изделий из Ольвии и других мест Северного Причерноморья и раннеантичного и римского времени. Многие вещи, найденные под Пермью, повторяют скифские образцы^[1]. Здесь находят предметы из области, где жили савроматы, и с далекого Кавказа^[2]. Отсюда на юг, в область передовых государств того времени, шли ценные меха. Эти направления торговых связей сохранились и в последующее время, включая Средневековье. Приуралье оказалось связанным и с Центральной Европой. Вещи гальштатского^[3] типа из Центральной и Западной Европы проникают до Кавказа. С другой стороны, и изделия мастеров Передней Азии доходят до Западной Европы. В этих взаимных обменах основную роль играли скифские племена.

Отсюда ясно значение скифов в общеевропейском историческом процессе.

Скифское государство, втягивая окрестные племена в торговые связи, содействовало и развитию общественных отношений и культуры. Культурные связи возникли несколько раньше, в эпоху поздней бронзы и в киммерийское время, но культурное общение народов никогда не достигало тех высот, каких оно достигло при скифах. Может быть, покажется парадоксальным, но походы скифов с целью грабежа и захвата пленных, обращаемых в рабство, способствовали развитию строя военной демократии, выделению и укреплению положения племенной аристократии у ряда народов. Несомненно, произведения скифских ремесленников, обладавших высокой по тому времени техникой, содействовали развитию техники на периферии скифского мира.

Без особого преувеличения можно сказать, что в истории цивилизации следующее место за греками и римлянами занимают скифы и кельты. Эти народы определили расцвет варварской Европы и наложили отпечаток на ее дальнейшее развитие.

Вот почему история скифов, их культура представляют для нас огромный интерес, хотя ни один из современных народов и не является их прямым наследником.

Легенды



Беря в руки пожелтевший документ или читая книгу, вышедшую 150—200 лет назад (не говоря уже о более старых), испытываешь почтительное чувство прикосновения к прошлому, сопричастности к истории. Легко понять тех, кто предпочитает читать книги в их первом издании. Мы не имеем возможности предложить читателю ознакомиться с первоизданием, чтобы в полной мере ощутить «аромат времени», но мы надеемся, что 2500 лет достаточно большой срок, чтобы вызвать интерес и внимание к ниже приводимому тексту.

«Скифы говорят, что их народ моложе всех других и произошел следующим образом: в их земле, бывшей безлюдной пустыней, родился первый человек, по имени Таргитай; родителями этого Таргитая они называют, по моему мнению, неверно, Зевса и дочь реки Борисфена. Такого происхождения был, по их словам, Таргитай, а у него родились три сына: Липоксай, Арпоксай и младший Колаксай. При них упали-де с неба на скифскую землю золотые предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Старший из братьев, первым увидев эти предметы, подошел ближе, желая их взять, но при его приближении золото воспламенилось. По его удалении подошел второй, но с золотом повторилось то же самое. Таким образом, золото, воспламеняясь, не допускало их к себе, но с приближением третьего брата, самого младшего, горение прекратилось, и он отнес к себе золото. Старшие братья, поняв значение этого чуда, передали младшему все царство.

И вот от Липоксая-де произошли те скифы, которые носят название рода авхатов; от среднего брата Арпоксая — те, которые называются катиарами и трапиями, а от младшего царя — те, что называются паралатами; общее же название всех их — сколоты, по имени одного царя; скифами назвали их эллины.

Так рассказывают скифы о своем происхождении; лет им с начала их существования, или от первого царя Таргитая до похода на них Дария, по их словам, круглым счетом не более тысячи, а именно столько»^[4].

Легенду эту сохранил для нас Геродот, древнегреческий ученый, именовавшийся «отцом истории». Отметим, кстати, что это почетное звание признается за ним и до сих пор. Родился он около 484 года, а умер около 425 года до н. э. Есть веские основания предполагать, что он во время своих путешествий посетил Северное Причерноморье, скорее всего город Ольвию (на берегу Буго-Днепровского лимана), и мог близко наблюдать жизнь скифов. Таким образом, его сведения — это в какой-то степени свидетельство очевидца. Вероятно, в Ольвии Геродот и записал приведенную легенду, хотя и не поверил ей. Сообщив еще кое-какие сведения о скифах и их стране и вновь напомнив, что все вышеизложенное рассказывают о себе скифы, Геродот пишет: «...а живущие на Понте (то есть на Черном море. — А. С.) эллины повествуют...»^[5] — и далее излагает вторую легенду. Послушаем.

«Геракл, гоня быков Гериона, прибыл в страну, которую занимают скифы и которая тогда еще не была населена... и так как его застигла вьюга и мороз, то он закутался в львиную шкуру и заснул, а в это время его лошади каким-то чудом на пастбище исчезли».

Читатель сразу отметит несообразность: Геракл гнал быков, а пропали у него лошади. Это не должно смущать: в мифах о богах и героях еще и не такое бывает. А может, тут виноваты и не мифы и не Геродот, а переписчик труда Геродота, который был не столь внимателен, как читатель. Продолжим изложение легенды.

«Проснувшись, Геракл стал искать их и, исходив всю землю, пришел, наконец, в так называемое Полесье; тут он нашел в пещере смешанной породы существо, полудеву и полуехидну, у которой верхняя часть тела от ягодиц была женская, а нижняя — змеиная. Увидев ее и изумившись, Геракл спросил, не видела ли она где-нибудь заблудившихся кобылиц; на это она ответила, что кобылицы у нее, но что она не отдаст их ему прежде, чем он не сообщится с нею; и Геракл сообщился-де за эту плату, но она все откладывала возвращение лошадей, желая как можно дольше жить в связи с Гераклом, тогда как последний желал получить их и удалиться. Наконец она возвратила лошадей со словами: “Я сберегла тебе этих лошадей, забредших сюда, и ты отплатил мне за это: я имею от тебя трех сыновей. Расскажи, что мне делать с ними, когда они вырастут; поселить ли здесь (я одна владею этой страной) или отослать к тебе?” Так спросила она, а Геракл, говорят, сказал ей в ответ: “Когда ты увидишь сыновей возмужавшими, поступи лучше всего так: посмотри, который из них натянет вот так этот лук и опояшется по-моему этим поясом, и тому предоставь для жительства эту землю, а который не в состоянии будет выполнить предлагаемой мною задачи, того вышли из страны. Поступая таким образом, ты и сама останешься довольна и исполнишь мое желание”.

При этом Геракл натянул один из луков (до тех пор он носил два), показал способ опоясывания и передал ей лук и пояс с золотой чашей на конце пряжки, а затем удалился. Она же, когда родившиеся у нее сыновья возмужали, дала им имена, одному — Агафирс, следующему — Гелон, младшему — Скиф, а потом, помня завет Геракла, исполнила его поручение. Двое из ее сыновей, Агафирс и Гелон, оказавшись неспособными исполнить предложенный подвиг, были изгнаны родительницей и удалились из страны, а самый младший Скиф, исполнив задачу, остался в стране. От это-го-то Гераклова сына Скифа и произошли-де все правящие скифские цари, а от чаши Геракла — существующий до сих пор у скифов обычай носить чаши на поясах. Так рассказывают живущие у Понта эллины»^[6].

В подтверждение того, что эта версия мифа была действительно широко распространена в Северном Причерноморье и, в частности, у живших там греков, можно сослаться на изображения змееногой богини, обнаруженные при археологических раскопках^[7].

Вторая легенда, как и первая, тоже сказка. Сходство их в этом отношении позволяет думать, что цивилизованные эллины в области веры в мифы не столь уж далеко отстояли от варваров скифов. Нетрудно заметить, что «отец истории» отнесся к рассказам своих соотечественников столь же скептически, как и к рассказам скифов. Сам он предпочитал третью легенду, и в этом его поддерживают многие современные ученые.

«Есть, впрочем, и иной рассказ, — пишет Геродот, — которому я сам наиболее доверяю. По этому рассказу, кочевые скифы, жившие в Азии, будучи теснимы войною со стороны массагетов, перешли реку Араке и удалились в киммерийскую землю (действительно, страна, занимаемая теперь скифами, первоначально принадлежала, говорят, киммерийцам)». Рассказав далее, как киммерийцы покинули страну и как, преследуя их, скифы попали в Переднюю Азию, Геродот добавляет: «Таков иной рассказ, одинаково распространенный среди эллинов и варваров»^[8].

Современному читателю вряд ли надо объяснять, почему третья легенда заслуживает большего внимания, и он легко поймет Геродота. Но дело не столь просто. Века развития исторической науки убедили исследователей, что нет дыма без огня, и они сформулировали это наблюдение так: каждая легенда, каждый миф, как бы фантастичны они ни были, содержат рациональное зерно. Очевидно, это зерно содержится и в сказаниях, которым Геродот не поверил. Но извлечь истину не так легко, установление каждого факта в истории скифов давалось и дается с большим трудом. С XVII века поколенья русских историков собирали, систематизировали и истолковывали сведения древних авторов о скифах. Достаточно назвать такие имена, как Г. В. Лейбниц[9], В. Н. Татищев, М. В. Ломоносов. Несколько позднее к историкам присоединились археологи, и на протяжении многих лет скифы были одним из основных объектов их исследований в России. История изучения скифов — это почти история археологии в России. И. Е. Забелин, А. С. Лаппо-Данилевский, В. В. Латышев, Н. И. Веселовский, А. А. Спицын, В. А. Городцов, Б. В. Фармаковский, М. И. Ростовцев — все это крупнейшие русские археологи, и все они в той или иной мере участвовали в изучении истории Скифии. Из ныне работающих[10] назовем М. И. Артамонова, Б. Н. Гракова, А. И.Тереножкина. И, несмотря на труды названных и еще большего числа неназванных ученых, у нас и сейчас нет четкого ответа на многие вопросы. Геродот сообщил три версии или гипотезы по поводу происхождения скифов. За 2500 лет, прошедших с тех пор, число версий не уменьшилось, хотя все рассказы о божественном происхождении скифов были решительно откинуты. Более того, гипотез, пожалуй, стало больше. А ведь происхождение — это не единственный вопрос, не единственная загадка в почти тысячелетней скифской истории. Одно только довольно скупое изложение позиций русских ученых, эволюции их взглядов и процесса накопления материалов составило толстую книгу, которую написал С. А. Семенов-Зусер^[11].

В последующих главах мы постараемся познакомить читателя в основном с теми «зернами» истины, которые уже удалось извлечь науке. Но так как иногда между учеными нет согласия о том, извлечено или не извлечено «зерно», то нам придется останавливаться и на спорных проблемах и излагать разные точки зрения. Если говорить откровенно, то спорными, дискуссионными продолжают оставаться все основные вопросы истории скифов.

О кочевниках эпохи железа и военной демократии



Собственно, каждая из указанных проблем заслуживает не только отдельной главы, но и отдельной книги. Однако мы обязаны остановиться на этих очень важных вопросах, чтобы дать хотя бы самое общее представление о тех процессах общечеловеческой истории, на фоне которых и под влиянием которых протекала история скифов. В итоге эти процессы привели к замене первобытно-общинного строя классовым.

Читателю, несомненно, известно деление истории человечества на несколько периодов, определяемых способом производства: первобытно-общинный, рабовладельческий, феодальный и т.д. При этом первобытно-общинный период делится на две эпохи: дикость и варварство, каждая из которых, в свою очередь, подразделяется на три ступени — низшую, среднюю и высшую. Это деление известно в науке под названием периодизации Моргана — Энгельса.

Одновременно по раннему периоду истории существует и другая периодизация, основанная на развитии орудий труда, на последовательном освоении человечеством различных материалов для их изготовления. Эта периодизация, обычно называемая археологической, выделяет три эпохи: каменный век, бронзовый и железный, точнее, раннежелезный, так как позднейшие этапы железного века, который продолжается и в настоящее время, не являются предметом изучения археологии.

Если рассматривать историю человечества в целом, обобщенно, то между этими двумя периодизациями можно установить определенное соответствие. Так, начало железного века приблизительно совпадает с началом высшей ступени варварства, бронзовый век соответствует приблизительно средней ступени варварства. Однако в истории определенных территорий соотношение этих двух периодизаций бывает различным, и установить его трудно. При этом не следует забывать и того, что развитие происходит неравномерно, то есть различные, иногда даже соседние, народы достигают определенного уровня развития в разное время.

Появление скифов на мировой арене связано со многими процессами, происходившими в конце II и начале I тысячелетия до н. э. Еще в начале бронзового века (средняя ступень варварства по Моргану — Энгельсу) происходит очень важное в истории человечества событие — выделение пастушеских племен из остальной массы варваров, происходит первое крупное общественное разделение труда. Проходят века и тысячелетия, в продолжение которых пастушеское скотоводство развивается и совершенствуется, и в результате возникает кочевое скотоводство — более производительный вид хозяйства.

Уловить эти изменения в археологическом материале непосредственно невозможно. Но известно, что переход к новым видам хозяйства связан с совершенствованием орудий производства; по-видимому, в скотоводстве к орудиям производства следует отнести конскую сбрую. Действительно, в это время наблюдаются определенные сдвиги: появляются строгие удила. Они сменили более примитивные удила, сделанные из сыромятных ремней. Правда, появление их связывается не только с изменениями в организации скотоводства, но и с эволюцией военного дела. Такие удила найдены на Северном Кавказе, в Закавказье, на Украине, Дону и в Поволжье^[12]. Датируются они VIII-VII веками, а может быть, и IX веком до н. э. Типы их довольно развиты. Новые типы удил делались из бронзы. По времени их появление совпадает с последним расцветом бронзовой индустрии, представленной разнообразным набором вещей: оружием, орудиями труда и утварью, но об этом подробнее мы будем говорить позже.

Второе событие, на котором необходимо остановиться, — это освоение железа. Тысячи, десятки тысяч вещей, окружающих нас, сделаны из этого металла и таких его разновидностей, как чугун и сталь. Нам он представляется сейчас невзрачным и не очень удобным: тяжел, подвержен коррозии... Часто мы просто не замечаем его — слишком привыкли. Гораздо больше нас волнуют новые материалы — продукты химии. Но так было не всегда.

Освоение железа, должно быть, возникло в разных местах земного шара самостоятельно. Первоначально из железа делались лишь украшения; новый металл считался драгоценностью. Такие украшения были найдены в египетских пирамидах IV тысячелетия до н. э. В XIV веке до н. э. о железных изделиях в Египте упоминают уже письменные документы из собрания знаменитого Амарнского архива[13].

Приблизительно к середине II тысячелетия до н. э. широко распространились железные изделия в странах Двуречья, на островах Эгейского моря и в Италии. Однако полное господство железных орудий и окончательное вытеснение бронзовых относятся к несколько более позднему времени, к началу I тысячелетия до н. э.^[14]

Появление железа в Закавказье датируется XII веком до н. э.^[15] Почти одновременно железо появилось и в Восточной Европе. На поселении Монастырщина эпохи поздней бронзы, расположенном в нынешних границах Воронежа, археолог Г. В. Подгаевский открыл мастерскую по производству железных орудий. От нее сохранились маловыразительные остатки печи, шлаки и небольшие куски руды.

Химический анализ шлаков дал возможность установить сыродутный способ выплавки железа. Там же были обнаружены следы плавки меди и литейные формы бронзовых изделий. Найденный каменный молот для размельчения руды сохранил следы ударов. На другой стоянке конца бронзовой эпохи (XIII-XI века до н. э.), расположенной у озера Моечного, на Самарской луке, Куйбышевской области, также были найдены железные орудия.

Весь материал, которым мы располагаем, показывает, что производство железных орудий началось на территории Восточной Европы еще в до скифский период^[16], но полное господство железных орудий установилось лишь с VIII-VII веков до н. э. и по времени совпадает с приходом скифов в степи Северного Причерноморья.

До сих пор речь шла о явлениях базисного характера. Военная демократия — это уже из области надстройки, это особый тип политического строя. Это действительно была демократия, ибо власть принадлежала народу в лице «народного собрания». В этом отношении новое общество являлось прямым продолжением первобытно-общинного строя, родовой организации. Но почему эта демократия называется военной? «Потому, — отвечает Ф. Энгельс, — что война и организация для войны становятся теперь регулярными функциями народной жизни. Богатства соседей возбуждают жадность народов, у которых приобретение богатства оказывается уже одной из важнейших жизненных целей. Они варвары: грабеж им кажется более легким и даже более почетным, чем созидательный труд. Война, которую раньше вели только для того, чтобы отомстить за нападения, или для того, чтобы расширить территорию, ставшую недостаточной, ведется теперь только ради грабежа, становится постоянным промыслом»^[17].

Военная демократия была переходной формой от родового общества к классовому, к государству. Именно в этот период идет процесс классообразования внутри племени, именно в это время возникает рабство. Рабов поставляла все та же война. Постоянная угроза нападения привела к необходимости возводить укрепления вокруг поселения.

Заканчивая описание всех этих процессов, Ф. Энгельс говорит: «Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов: в их рвах зияет могила родового строя, а их башни достигают уже цивилизации»^[18].

Итак, мы напомнили читателю о трех вещах: возникновении кочевого скотоводства, освоении железа и возникновении общества военной демократии. Это было необходимо, так как именно эти черты отличали скифов, когда они появились в Северном Причерноморье.

Звон мечей и пенье стрел



Одну из своих книг профессор В. В. Мавродин[19] начал фразой: «Под звон мечей и пенье стрел вступили славяне на арену мировой истории». Пожалуй, для скифов такая характеристика была бы еще более справедливой.

Скифы появились в Северном Причерноморье, если верить письменным источникам, в VIII—VII веках до н. э. Скажем прямо — главная «арена» истории находилась в это время в другом месте. Останься скифы во вновь захваченных степях — о них бы еще не скоро узнали. Страны Переднего Востока, Греция — вот где протекали процессы, определявшие дальнейшее развитие нашей, европейской, цивилизации. И должны были пройти еще годы, чтобы в это развитие активно включились другие страны Средиземноморья, чтобы степи современной Украины и Северного Кавказа вошли в границы тогдашнего «мира». Но скифы не остались на месте.

При своем появлении в Северном Причерноморье они были сплочены в военную организацию, позволившую им одержать победу над прежде обитавшими здесь племенами. Скифы переживали героический период, находились на стадии военной демократии. Скифские военные отряды двинулись на юг, где существовали крупные центры культуры и были объекты грабежа[20]. Они прошли через Северный Кавказ, по всей вероятности включив часть местного населения в состав своих отрядов. Геродот довольно точно определяет путь движения скифов, которые, по его сведениям, шли, имея справа Кавказский хребет. Существует мнение и о другом направлении похода, по западному побережью Кавказа.

Археологические исследования могильников Северного Кавказа и Закавказья I тысячелетия до н. э. подтверждают эти сообщения, так как в них в большом числе находят скифские веши (оружие, части конского убранства) и погребения, имеющие скифские черты погребального обряда. К таким погребениям можно отнести могилу у села Куланурхва близ города Гудаута^[21].

Пройдя через Кавказ, скифы вторглись в Переднюю Азию. Впечатление, произведенное ими на тогдашний цивилизованный мир, было огромно. Предоставим слово Библии. В Книге пророка Иеремии скифы характеризуются как народ, пришедший с севера, как народ жестокий и неумолимый. Движение скифов вызвало такой страх, что никто и не думал защищаться: «Объявите в Иудее и разгласите в Иерусалиме, и говорите, и трубите трубою по земле; взывайте громко и говорите: “соберитесь, и пойдем в укрепленные города”. Выставьте знамя к Сиону, бегите, не останавливайтесь, ибо Я приведу от севера бедствие и великую гибель. Выходит лев из своей чащи, и выступает истребитель народов: он выходит из своего места, чтобы землю твою сделать пустынею; города твои будут разорены, останутся без жителей. Посему препояшьтесь вретищем, плачьте и рыдайте, ибо ярость гнева Господня не отвратится от нас»[22]. Так описывает Иеремия страшное впечатление, произведенное скифами на тогдашнее общество. Нашествию скифов он уделял много внимания. В другом месте он пишет: «Вот, Я приведу на вас, дом Израилев, народ издалека, говорит Господь, народ сильный, народ древний, народ, которого языка ты не знаешь, и не будешь понимать, что он говорит. Колчан его — как открытый гроб; все они люди храбрые. И съедят они жатву твою и хлеб твой, съедят сыновей твоих и дочерей твоих, съедят овец твоих и волов твоих, съедят виноград твой и смоквы твои; разрушат мечом укрепленные города твои, на которые ты надеешься»[23]. Такого же характера и другие места из Библии, посвященные нашествию скифов.

Восстановить историю пребывания скифов в Передней Азии затруднительно, так как имеющиеся источники дают лишь отрывочные сведения. Известно, что в 70-х годах VII века до н. э. скифы во главе с царем Ишпакаем объединились с мидийцами и маннеями и выступили против Ассирии. Асархаддону, царю Ассирии, удалось, однако, заключить со скифами, как мы бы сейчас сказали, сепаратный мир^[24]. Он согласился даже отдать за Партатуа, царя скифов, свою дочь. Чтобы в полной мере оценить этот факт, надо иметь в виду, что Ассирия в то время была крупнейшей и сильнейшей державой. По-видимому, вскоре после описанных событий скифы двинулись дальше на юг и достигли Палестинской Сирии. О реакции населения этих областей на скифское вторжение уже говорилось выше. Отсюда они намеревались двинуться на Египет, но фараон Псаметих I (663—616 годы до н. э.) вышел им навстречу и дарами «отклонил их от дальнейшего движения»^[25].

Помимо отрывочных письменных документов, наука располагает некоторым археологическим материалом, указывающим на пребывание скифов в Малой Азии. Особенно важен материал из раскопок городов Тейшебаини в Армении, Каркемиша в Северной Сирии и около озера Урмия, где был найден клад со скифскими вещами^[26].

Существует мнение, что скифы в Закавказье создали мощное политическое образование, сыгравшее большую роль в политической жизни края в VII веке до н. э.^[27] Пребывание скифов в Передней Азии, в окружении рабовладельческих государств, несомненно, сыграло свою роль в развитии у них общественных отношений. Однако едва ли правы те исследователи, которые относят возникновение государственности у скифов к VII веку до н. э. Она могла возникнуть только после возвращения скифов в Северное Причерноморье, приблизительно в начале VI века до н. э.

Скифы, по сообщению Геродота, оставались в Азии в течение двадцати восьми лет и все опустошили своим буйством и излишествами. Мало того что они взимали «с каждого народа наложенную ими на каждого дань, они, кроме того, совершали набеги и грабили, что было у каждого народа»^[28]. Сопоставляя сроки пребывания скифов в Азии, переданные Геродотом, со сведениями восточных документов, с политической историей, известной нам по античной традиции, некоторые исследователи склонны считать, что скифы пробыли в Азии значительно больше, чем двадцать восемь лет. Весьма вероятно, что часть скифов осталась в пределах Передней Азии.

Так появились скифы на мировой арене. Появились действительно «под звон мечей и пенье стрел». Населению Передней Азии было известно, что они пришли с севера, мы можем уточнить эти сообщения, сказав, что они пришли из степей Северного Причерноморья. И тут, естественно, встает вопрос, который возникает неизменно при изучении истории любого народа: а откуда же появился этот народ? Как и когда появились скифы в Северном Причерноморье?

Читатель помнит, что честь постановки этого вопроса принадлежит Геродоту, который сообщил нам три версии.

Рациональное зерно



Итак, мы возвращаемся к легендам. Как будто все ясно: единственная легенда, заслуживающая доверия, — третья; та, которой верил Геродот и которая повествует о приходе скифов из Средней Азии. В этой легенде содержатся и данные для определения времени этого события. Вспомним: скифы приходят, побеждают киммерийцев, киммерийцы бегут в Переднюю Азию, а скифы их преследуют. Выходит, что между приходом скифов в Причерноморье и появлением их в Закавказье и южнее прошло совсем мало времени. Ну, а о втором событии мы знаем, так сказать, из первых рук, из восточных источников VII века до н. э. Следовательно, приход скифов в степи Северного Причерноморья, о котором говорит третья легенда, произошел в VII или в VIII веках до н. э.

По-видимому, две первые легенды чистая выдумка. Ну а как обстоит дело с обещанным рациональным зерном? Конечно, следует отбросить всех богов и все чудеса. А потом задать вопрос — чем же две первые легенды отличаются от третьей? Оказывается, особенность первых легенд в том, что в них скифы ниоткуда не пришли, а от самого своего возникновения жили в Северном Причерноморье. Причем они были здесь древнейшим населением. Последнее обстоятельство особо подчеркивается. Итак: по первым двум легендам, степи Причерноморья — исконные земли скифов, и до них здесь никто не жил, а по третьей легенде — скифы пришли сюда в VIII—VII веках до н. э. и вытеснили народ, называвшийся киммерийцами. Может быть, это утверждение первых легенд и есть истина? Может, это как раз искомое рациональное зерно?

Многие ученые так и считают, но с оговорками. Наивно было бы предполагать, что скифы были в этих местах извечно. Мы не все знаем о древнейшей истории, но, во всяком случае, достаточно, чтобы сразу отбросить такое предположение. Вопрос сводится к тому: пришли ли скифы в VIII—VII веках до н. э., или они пришли значительно раньше. Настолько раньше, что к V веку до н. э., когда Геродот записывал легенды, память об этом приходе изгладилась и возник миф об автохтонном, то есть местном, их происхождении. Эти две точки зрения являются основными. Но внутри этих точек зрения также нет единства. Так, одни сторонники раннего прихода полагают, что это событие следует связывать с появлением в степях памятников срубной культуры, другие склоняются к катакомбной. Сторонники позднего прихода скифов из Средней Азии довольно успешно возражают и тем и другим, утверждая, что до сих пор нет убедительных данных, что скифская культура является наследницей одной из этих культур, что она довольно резко от них отличается.

Все ученые, однако, сходятся сейчас на том, что скифская культура, как она известна по археологическим памятникам, не едина; в отдельных районах она существенно различается. Достаточно сказать, что часть скифов была кочевниками, а часть — земледельцами. Это рождает разногласия по вопросу, можно ли отнести некоторые археологические культуры к скифам. Многие разногласия сторонников позднего прихода основываются именно на этом обстоятельстве. Есть теория, согласно которой часть скифов, например оседлые скифы, произошли от предшествующего местного населения, ассимилированного пришедшими в VIII—VII веках до н. э. кочевыми племенами собственно скифов.

Очевидно, недостаток фактов предоставляет широкую возможность для построения большого числа гипотез, и, надо сказать, ученые добросовестно эту возможность используют. В результате в настоящее время существует значительно больше точек зрения на происхождение скифов, чем во времена Геродота.

Из всего изложенного совершенно очевидно, что для решения вопроса о происхождении скифов необходимо остановиться на более ранних страницах истории Северного Причерноморья. В частности, надо познакомиться с киммерийцами, с которыми, согласно третьей легенде, воевали скифы. В этом случае киммерийцы, их история уже являются частью истории скифов. Для оценки же автохтонной теории, основывающейся на первых двух легендах, нужно заглянуть в еще более отдаленные времена. Этому и будут посвящены последующие разделы.

Но прежде еще несколько слов о легендах, об их, так сказать, классификации. До сих пор мы рассматривали две первые легенды вместе, не делая между ними различия. Но эти различия существуют. Читатель помнит, что Геродот определил первую как скифскую, а вторую как эллинскую. Различие весьма существенное, хотя упоминание Зевса в качестве предка скифов позволяет предположить, что и первая легенда дошла до Геродота уже не в чисто скифском варианте. Ученые же обратили внимание на другую деталь.

В обеих легендах фигурируют предметы «божественного» происхождения. В первом случае они падают с неба, во втором — их оставляет для своих сыновей Геракл. Самое же интересное заключается в том, что эти предметы различны. Во второй легенде это лук, пояс и чаша, то есть предметы, фигурирующие у Геродота при описании им обычаев скифов. Эти вещи необходимы воинам, какими, как мы уже успели убедиться, и были скифы. А вот в первой легенде с неба падают: плуг, ярмо, секира и чаша. Чаша присутствует и в первом и во втором случаях. Но первые два предмета, плуг и ярмо, — это орудия земледельца. Некоторые исследователи и секиру рассматривают не как оружие, а как земледельческое орудие. Он и видят в ней топор, необходимый для расчистки участка под пашню. Впрочем, это не так уже важно. Интересно другое: легенда, в которой с неба падают такие «святыни», как плуг и ярмо, могла возникнуть только у земледельческого народа.

Вторая легенда не дает столь точных указаний. На земледельцев тоже могли свалиться лук, пояс и чаша. Однако этот «воинский» набор позволил ученым предположить, что вторая легенда возникла среди кочевников. Таким образом, современные исследователи вносят в классификацию Геродота существенные коррективы. Обе легенды рассматриваются как скифские, но первая приписывается скифам, занимающимся хлебопашеством, а вторая — скифам, ведущим кочевой образ жизни. Эти сведения, извлеченные из анализа легенд, также можно назвать рациональным зерном.

Забегая вперед, скажем, что полезные сведения, заключенные в легендах, этим не исчерпываются. К ним еще неоднократно придется возвращаться, а сейчас обратимся к временам, о которых вообще не сохранилось никаких легенд, никаких письменных источников, и посмотрим, что же происходило в Северном Причерноморье до того, как скифы столь стремительно вошли в соприкосновение с древними цивилизациями Востока.

Культура катакомб



В зале заседаний Института археологии в Москве висят портреты трех выдающихся ученых-археологов. На одном изображен Василий Алексеевич Городцов. У него много заслуг перед наукой, но мы остановимся только на одном его открытии. В начале XX века вышли две работы В. А. Городцова со скромными, малообещающими названиями: «Результаты археологических исследований в Изюмском уезде Харьковской губернии в 1901 г.»^[29] и «Результаты археологических исследований в Бахмутском уезде Екатеринославской губернии 1903 г.»^[30]. Эти труды вместе с вышедшей несколько позднее книгой «Культуры бронзовой эпохи в Средней России»^[31] стали в археологии классическими. В. А. Городцов, проанализировав раскопанные им погребения эпохи бронзы, разделил их на три группы, три культуры: ямную, катакомбную и срубную.

Обычно археологические культуры получают название по памятнику, где данная культура была впервые исследована, но здесь этот обычай не соблюден. Культуры получили название по типу погребального сооружения, хотя, конечно, форма могилы была не единственным признаком, по которому они отличались. Анализ показывает, что каждому типу могилы соответствуют определенные формы керамики, ее орнаментация, набор украшений и типов орудий. Рассматривая случаи разрушения могил одного типа могилами других типов, В. А. Городцов установил последовательность смены культур, то есть, как говорят археологи, установил их относительную хронологию. Дальнейшие исследования проводились и проводятся учеными с целью уточнения выводов В. А. Городцова. Определились границы распространения культур, выделились локальные варианты, связи, абсолютная хронология, время смены одной культуры другой на разных территориях и т. п.

Нам предстоит рассмотреть две культуры из выделенных В. А. Городцовым — катакомбную и срубную, а также некоторые одновременные им на соседних территориях. Но сначала, во избежание недоразумений, следует сказать несколько слов об «археологической культуре». В современное понятие культуры входят такие элементы, как литература, изобразительные искусства, нормы поведения и т.п.

Археологическая культура — это нечто иное. Большинство археологов (единства взглядов здесь пока нет) термин «культура» применяют по отношению к совокупности памятников одного времени, расположенных на единой территории и отличающихся от других чертами материальной культуры. Под последней подразумевается сочетание таких признаков, как тип жилища, форма орудий, украшений, керамика, погребальный обряд^[32].

Катакомбная культура захватывала огромную территорию: на севере по линии Воронеж — Курск — Киев; на востоке — от Воронежа на Волгоград, к устью Волги, выходя местами на левый берег этой реки; на западе граница намечается по Днепру с заходами на правый берег; на юге памятники катакомбной культуры известны в степном Крыму и на Северном Кавказе^[33]. Датируется она концом III — последней четвертью II тысячелетия до н. э. Катакомбная культура характеризуется определенным комплексом предметов, позволяющим отличать ее памятники от памятников других культур. Это прежде всего керамика, украшенная орнаментом из оттисков веревочки или шнура. Следует также назвать молоточкообразные булавки, цилиндрические пронизи с винтовой нарезкой, делавшиеся из кости и служившие украшениями, каменные сверленые топоры, украшавшиеся желобками и валиками, кремневые наконечники стрел, отделанные струйчатой ретушью, определенной формы бронзовые ножи^[34] и пр. Из самого названия культуры мы уже знаем, что для нее характерны погребения в катакомбах. Катакомбы рылись так: сначала выкапывалась прямоугольная или овальная яма (шахта), в одной из стенок которой у дна прорывался обычно короткий ход (дромос), заканчивавшийся овальной катакомбой (камерой).

Тело покойного и вещи, необходимые ему в загробном мире, клались в катакомбу, вход в которую часто закрывался досками или камнями. После захоронения шахта засыпалась и на этом месте возводилась земляная насыпь — курган.

Трудно было бы ожидать, что на указанной огромной территории от катакомбной культуры сохранятся совершенно одинаковые памятники. И действительно, наблюдаются определенные различия и в типе погребальных сооружений, и в керамике^[35]. Кроме того, почти за тысячелетие пребывания в Причерноморье племена катакомбной культуры развивались как в хозяйственном, так и в общественном плане. Одновременно изменялся и облик инвентаря.

Исследования поселений катакомбной культуры на Днепре^[36], Осколе и в других местах позволяют утверждать, что уже в первой половине II тысячелетия до н. э. эти племена знали мотыжное земледелие. Об этом свидетельствуют находки серпов, зернотерок, мотыг из кости. В погребениях встречаются зерна проса и ячменя. В качестве домашних животных разводили коров, овец, лошадей и свиней.

Все исследователи склонны считать, что в это время уже сложилась патриархальная семья, которая владела основным имуществом — стадом.

Во второй половине II тысячелетия до н. э. развитие племен катакомбной культуры было прервано: в Северное Причерноморье из Заволжья вторгаются мощной волной племена срубной культуры. Довольно быстро они овладели почти всей территорией «катакомбников», потеснив их и частично ассимилировав. Однако в некоторых областях, в частности в Северном Крыму, в Приазовье и Приднепровье, катакомбные племена сохраняли особенности своей культуры вплоть до начала I тысячелетия до н. э. Наиболее поздние памятники катакомбной культуры обнаружены на Нижнем Дону (Кобяково городище у станицы Аксайской^[37] и другие), на Таманском полуострове и в районе реки Кубань.

Мы очень бегло познакомились с катакомбной культурой, и пора задать вопрос: на чем основываются исследователи, когда связывают ее со скифами? Нельзя сказать, чтобы таких исследователей было много, но все же они есть, и совсем не считаться с таким решением вопроса не следует, если мы хотим ознакомиться со скифской проблемой во всей ее сложности. Главный довод — это сходство формы могил.

Забегая вперед, скажем, что для части скифов также характерно погребение в катакомбах. Приводятся и другие доказательства — от единичных случаев совпадения композиции орнамента на сосудах катакомбной культуры и скифских до свойственного обоим народам обычая снимать скальпы. Привлекаются и данные смежных наук: антропологии и палеозоологии^[38]. Но большинство ученых отрицают связь «катакомбников» со скифами из-за значительного хронологического разрыва, существующего между исчезновением памятников катакомбной культуры и появлением скифов.

Зато имеется другая возможность заменить условное название «катакомбники» на настоящее имя народа, оставившего памятники этого типа. Извлечь его из археологических материалов невозможно; никакой, сколь угодно тщательный, анализ тут не поможет. Но может быть, найдется что-нибудь в легендах? И кое-что действительно имеется.

«Окутанные мглою и тучами»



Речь пойдет о киммерийцах. У Гомера в «Одиссее» есть такие строки: «Закатилось солнце, и покрылись тьмою все пути, а судно наше достигло пределов глубокого океана. Там народ и город людей киммерийских, окутанные мглою и тучами; и никогда сияющее солнце не заглядывает к ним своими лучами...»[39]. Гомер говорил о климате страны, в которой жили киммерийцы, но строчка, вынесенная в заглавие, очень хорошо отражает состояние киммерийского вопроса в современной науке.

И кстати, о погоде. Киммерийцы занимали степи Причерноморья до прихода скифов (помните третью легенду?). Не слишком ли Гомер сгущает краски при описании природных условий солнечной Украины? Конечно, то, что жителю средней полосы России представляется жарким югом, для жителя Греции — север, и довольно прохладный. Многие и более поздние греческие писатели не жалели красок на описание морозов Крыма и Приазовья, но все же характеристика Гомера более подходила бы к Заполярью, ведь именно там долгое время не показывается солнце. Можно, конечно, допустить поэтическую вольность — ведь Гомер поэт. Но возможно и совсем иное толкование. Некоторые ученые считают, что киммерийцы у Гомера не имеют отношения к настоящим киммерийцам, что речь идет о загробном мире^[40]. Что ж, туда тоже, по-видимому, никогда не заглядывало солнце. Однако скорее следует согласиться с теми, кто, основываясь на достоверных исторических и географических сведениях в гомеровских поэмах, склонен и в приведенных строках видеть реальный народ киммерийцев^[41].

Спорное сообщение Гомера не единственное, которым мы располагаем о киммерийцах. Но в целом источников не так много. Это сообщения греческих авторов, которые писали тогда, когда киммерийцы уже сошли со страниц истории. Они же сохранили нам и некоторые данные топонимики, то есть географические названия, связанные с киммерийцами. Кроме того, имеется ряд документов об участии этого народа в политической жизни Переднего Востока. Вот, собственно, и все. Что можно узнать из этих сообщений?

Греческие авторы Геродот и Страбон, описывая Причерноморье, сохранили нам многие названия: киммерийские переправы, киммерийские стены, область Киммерия, Киммерийский Боспор, города Киммерик и Киммерий^[42]. Киммерийский Боспор теперь называется Керченским проливом, Киммерик находился на Керченском полуострове, а Киммерий — на Таманском. Страбон прямо сообщает, что «киммерийцы некогда имели большую силу на Боспоре, вследствие чего Боспор был назван киммерийским». Вероятно, где-то здесь помещались и киммерийские переправы. Таким образом, вся группа приведенных названий оказывается связанной с районом Керченского пролива.

Вторая область, связываемая с киммерийцами, — это река Днестр, носившая в древности название Тирас. Именно здесь, по сообщению Геродота, были похоронены киммерийские цари, которые, не желая покидать страну под натиском скифов, перебили друг друга. Дионисий (источник конца I — начала II века н. э.) помещает киммерийцев на Западном Кавказе^[43]. Однако территория киммерийцев не ограничивалась указанными районами. У Геродота читаем: «...страна, занимаемая теперь скифами, первоначально принадлежала, говорят, киммерийцам»^[44], а нам известно, что скифы широко расселились в степях Причерноморья, в частности, основной их территорией были степи между Доном и Днепром. В науке была предпринята попытка подтвердить широкое расселение киммерийцев данными топонимики. Было высказано предположение, что киммерийскими являются названия с суффиксами «сос», «тосс» и «уса»^[45], однако доказать это не удалось.

Следует сделать небольшую оговорку по поводу пребывания киммерийцев в районе Днестра. Возможно, что упоминание Геродота о разыгравшейся здесь трагедии — междоусобном сражении киммерийцев — касается не основной территории обитания киммерийцев, а мест, куда они отступили под натиском скифов.

Наконец, много географических названий, связанных с киммерийцами, сохранило нам и Закавказье, но эти данные, скорее всего, отражают уже более поздний этап истории — походы киммерийцев на Урарту и Ассирию.

Труднее определить хронологические рамки обитания киммерийцев в Причерноморье. Дата их появления нам не известна. Предполагается, что они обитали здесь длительное время^[46]. Относительно их ухода имеются данные в письменных источниках: киммерийцы вытеснены скифами и, следовательно, ушли из Причерноморья примерно в VIII веке до н. э.

Об их общественном строе также известно немного. Несомненно, они находились на стадии военной демократии. Известно, что у них были вожди, которых Геродот называет царями^[47]. Не один вождь, а много. Это либо совет старейшин, либо совет племенных вождей. Известно, что у них было народное собрание. Именно в народном собрании обсуждался вопрос о мерах, которые следует принять в связи с вторжением скифов. Геродот сообщает, что на этом «заседании» мнение народа не совпало с предложением вождей. Интересна одна деталь: если целиком верить рассказу, то получается, что мнение народа, то есть решение большинства народного собрания, было не обязательно для вождей^[48], а это можно рассматривать как свидетельство довольно далеко зашедшего обособления «царей» (племенной знати) от основной массы населения. Последующее вторжение киммерийцев в Закавказье и нанесение сокрушительных ударов армиям государств Переднего Востока являются косвенным свидетельством хорошей военной организации. Несомненно, что такие отряды не могло создавать отдельное племя, а только союз племен.

В Библии есть место, которое называют «Таблицей народов»^[49]. Составлена эта таблица в VIII веке до н. э. Читатель, несомненно, слышал о Всемирном потопе и о том, что после него из всех людей уцелел только один Ной, спасшийся в ковчеге. Вот о потомках Ноя и повествует «Таблица народов». У Ноя, учит Библия, было три сына — Сим, Хам и Иафет. Последний, Иафет, имел довольно многочисленное потомство — семь сыновей. Звали их Гомер, Магог, Мадай, Иаван, Тубал, Мешех и Тирас. У Гомера, в свою очередь, было три сына: Ашкеназ, Рифат и Тогарма. Почему этот перечень называется «Таблицей народов» и зачем мы привели здесь родословное древо потомков Ноя? По представлению творцов Библии все эти многочисленные сыновья, внуки и правнуки были не обычными людьми, а родоначальниками народов и по их-то именам народы и были названы. В действительности «Таблица народов» — это попытка систематизации народов, известных во время создания Библии. В приведенных именах скрыты и интересующие нас племена. Так, имя Ноева правнука Ашкеназа соответствует названию племени ашкуза, известного по ассирийским источникам, и скифам греческих источников. А имя «отца» Ашкеназа Гомера соответствует клинописному «Гимирраи» и киммерийцам классических авторов. Это упоминание скифов и киммерийцев считается одним из древнейших. И обратите внимание: киммерийцы являются «отцами» скифов. По-видимому, именно в такой форме отразился более ранний приход киммерийцев в Переднюю Азию. Это свидетельство уже перекликается с Геродотом, у которого скифы вторгаются в Азию, преследуя киммерийцев. Что в «Таблице народов» фигурируют киммерийцы, уже находящиеся в Закавказье, подтверждается анализом географических познаний авторов Библии. Им не было известно Черное море и тем более ничего не было известно о населении за этим морем. Киммерийцы, следовательно, могли попасть в «Таблицу народов», только очутившись уже в Передней Азии.

Мы уже говорили, что Библия, вернее, «Таблица народов» датируется VIII веком до н. э.^[50] Значит, в VIII веке до н. э. киммерийцы находились южнее Кавказа; но означает ли это, что они и пришли туда в VIII веке? Очевидно, они могли прийти туда и раньше. В нашем распоряжении имеется два хорошо датированных документа: это два письма, содержащих доклады ассирийских агентов и адресованных ассирийскому царю Саргону II, который правил в 722—705 годах до н. э. В одном из них некий Ашшуррисуа сообщает: «Страна Гуриания и страна Нагиу находятся между страной Урарту и страной Гамирра. Последняя платит дань народу Урарту. Когда народ Урарту двинулся против страны Гамирра и когда было нанесено поражение народу Урарту...» Далее текст сильно испорчен, но ясно, что следует описание войны Гамирра с Урарту. Второе письмо, составленное сыном Сар-гона II Синахерибом, сообщает о тех же событиях и представляет собой сводку донесений различных агентов, в том числе и уже знакомого нам Ашшуррисуа^[51].

Что интересно в этих письмах? Читатель, очевидно, уже понял, что страна Гамирра — это страна киммерийцев. Трудно сказать, почему Ашшуррисуа начинает свое сообщение с уточнения географического положения двух стран. Вероятно, в Ассирии существовали какие-то сомнения на этот счет. А вот то, что в качестве ориентира приведены киммерийцы, уже любопытно. Вероятно, ассирийцам эта страна была хорошо известна и местоположение ее не вызывало никаких сомнений. Чтобы создалось такое положение, киммерийцы должны были жить здесь некоторое время. И в дальнейшем тексте письма киммерийцы выступают не как вновь пришедший народ, а как государство, находящееся в определенных и, по-видимому, длительных отношениях с соседями, в данном случае с Урарту.

В науке существует точка зрения, которую мы разделяем и согласно которой первое появление киммерийцев в Передней Азии относится к довольно раннему времени. Речь в данном случае идет не о переселении всех киммерийцев, а о походах отдельной группы, осевшей в Закавказье и Малой Азии. Эти переселенцы не потеряли связи с соплеменниками, оставшимися в Северном Причерноморье, чем и объясняются культурные связи, установившиеся с этого времени между Северным Причерноморьем и государствами Малой Азии. Такие связи прослеживаются уже по археологическим материалам. Так, на Украине найдено значительное число вещей «микенского» типа из районов Эгейского моря. С конца II тысячелетия до н. э. сохранился кинжал «переднеазиатского» типа^[52]. К этому же кругу вещей относятся бронзовые статуэтки, мечи, печати из полудрагоценных камней малоазиатского происхождения^[53]. На основании их изучения и определяется время первого переселения киммерийцев — конец II тысячелетия до н. э.^[54] Предполагается также, что эта группа киммерийцев не обладала настолько крупным военным потенциалом, чтобы вступить в борьбу с мощными государствами Передней Азии.

Второй этап — переселение большей части киммерийцев — начинается с события, уже неоднократно упоминавшегося, вторжения скифов в Северное Причерноморье. Скифы потеснили киммерийцев, и тогда они собрали то народное собрание, о котором мы уже писали. Здесь имеет смысл привести сообщение Геродота полностью (напомним, это описание входит в третью легенду).

«При наступлении скифов, киммерийцы, имея в виду многочисленность приближавшегося войска, стали совещаться между собою, и мнения их, высказанные с одинаковою настойчивостью, разделились, но предложение царей было благоразумнее: именно, по мнению народа, следовало удалиться и не подвергать себя опасности в борьбе с многочисленными войсками, а цари предлагали бороться за родину с наступающими. Однако ни народ не захотел послушаться царей, ни цари — народа; первый задумал удалиться без боя, предоставив родную землю врагам, а цари предпочли лечь мертвыми в родной земле и не бежать вместе с народом, представив себе те блага, которыми они пользовались, и те бедствия, которых следовало ожидать при бегстве из отечества. Решив таким образом, цари разделились на две части, равные по численности, и стали драться между собою. Всех царей, перебитых друг другом, киммерийский народ похоронил у реки Тираса (Днестра. — А. С.) — могила их до сих пор еще видна, — а после погребения удалился из страны, так что вторгнувшиеся скифы заняли страну, уже лишенную населения»^[55].

Несомненно, изложение событий в данном отрывке носит несколько легендарный характер. Удивляться тут нечего — напомним, что Геродот записал это предание не меньше чем через двести лет после происшедшего. Хотелось бы обратить внимание на другое — явную попытку Геродота примирить одно из противоречий трех легенд. Значит, он понимал разницу между «автохтонизмом» первых двух легенд и «миграционизмом» третьей, если нашел необходимым объяснить, почему скифы считали, что до них на этой земле никто не жил. Ведь третья-то легенда этому явно противоречила! Отсюда и несколько искусственное объяснение: киммерийцы ушли сами, а скифы могли и не знать, что они здесь жили.

Читатель, вероятно, уже успел привыкнуть к тому, что почти ни одно сообщение источников не обходится без разногласий среди ученых. Имеются, конечно, разногласия и в данном случае. И поводов для сомнений хватает. Действительно, рассмотрим решение, которое предлагает «народ». Не желая вступать в борьбу со скифами, киммерийцы уходят. Было бы понятно, если бы они ушли в безлюдные районы или попытались отнять территории у более слабых соседей. Не очень похвально, с нашей точки зрения, но вполне логично. Нет, они направляются в Переднюю Азию и вступают в борьбу с наиболее передовыми и могучими в то время государствами. Не правда ли, немного странно? Поэтому правильнее думать, что основной причиной «бегства» киммерийцев явилось не вторжение скифов, а внутренние процессы общественного развития, которые и раньше, как нам уже известно, толкали их к походам на юг. С другой стороны, и скифов нельзя снять со счетов. Если допустить, что киммерийцы потерпели поражение, то легко понять их бегство именно на юг, ведь там они могли объединиться со своими сородичами, обосновавшимися в Закавказье.

Все это объясняет противоречие, существующее в науке. Часть ученых обратила внимание на последнюю фразу приведенного выше текста Геродота. Ведь из нее вытекает, что киммерийцы и скифы не вступали в соприкосновение, хотя приход скифов и уход киммерийцев по времени совпадают. Сомнению был подвергнут последний пункт. Может быть, истина просто в том, что скифы пришли на действительно незанятую территорию, может, киммерийцы-то покинули ее задолго до прихода скифов и совсем не из-за их прихода, а увлеченные перспективами обогащения путем военного грабежа крупнейших государств Востока. Решить, кто прав, трудно. Не вдаваясь в дальнейшее обсуждение этого вопроса, будем считать, что вторжение скифов — одна из возможных причин походов («бегства») киммерийцев на юг.

Споры вызывает и вопрос о путях движения киммерийцев. Одни исследователи говорят о движении через Кавказ, основываясь на сообщении Геродота: «Киммерийцы постоянно бежали вдоль моря, а скифы гнались за ними, имея Кавказ по правую руку»^[56]. Иными словами, скифы двигались по берегу Каспийского моря, а киммерийцы по черноморскому побережью Кавказа^[57]. Другие полагают, что киммерийцы двигались через Балканский полуостров, а затем, переправляясь через Босфор, попадали в Малую Азию. При этом можно сослаться на упоминание о трерах совместно с киммерийцами, при описании взятия последними Сард — столицы Лидийского царства. Так как треры — племя фракийцев и жили они на Балканах, то и путь этот в данном случае весьма вероятен. Но можно допустить, что киммерийцы пользовались и тем и другим путем. Можно предположить, что после столкновения со скифами (если таковое было) они использовали обе дороги.

На пребывании киммерийцев в Передней Азии мы подробно останавливаться не будем, да и нет возможности по имеющимся источникам подробно и последовательно изложить эту историю. Уже упоминалось об отношениях киммерийцев с государством Урарту, об интересе Ассирии к этим отношениям. Нам известно о столкновении киммерийцев непосредственно с Ассирией при Асархаддоне, правившем в Ассирии с 681 по 688 год до н. э. Некоторые исследователи считают, что под народом, пришедшим «от края земли»[58], библейские авторы также подразумевали киммерийцев, то есть что последние доходили и до Палестины. Особенно активно они действовали, по-видимому, в Малой Азии, на территории современной Турции. Геродот сообщает, что после «бегства» из Северного Причерноморья киммерийцы поселились на полуострове, где находится теперь город Синоп^[59]. О взятии ими Сард уже говорилось. Другой греческий автор, географ Страбон (I в. н. э.), сообщает, что они «в гомеровские времена или немного раньше опустошили набегами целую область от Боспора вплоть до Ионии»^[60] (Иония — это западная часть современной Турции). У Страбона же находим сведения о походах киммерийцев в Пафлагонию и Фригию^[61]. Походы эти начались на рубеже VIII—VII веков до н. э. или несколько раньше^[62] и особенного размаха достигли в VII веке. Позднее киммерийцы не упоминаются среди существующих народов. Во время своего пребывания в Передней Азии киммерийцы столкнулись с пришедшими туда же скифами. Это подтверждено ассирийскими документами и сомнений не вызывает. Известно, что киммерийцы иногда выступали в союзе со скифами, а иногда против них, но подробности истории их взаимоотношений остаются для нас тайной.

Таковы сведения о киммерийцах (не очень надежные, как мы видим), которые можно извлечь из письменных источников. Историк, собственно, мог бы этим ограничиться, но археолог, несомненно, поставит вопрос — какая археологическая культура соответствует киммерийцам, какие памятники они оставили? Но этот, казалось бы, безобидный вопрос и является самым трудным. Если опираться на письменные сообщения, то киммерийцев никак не назовешь «окутанными мглою». Мы даже располагаем изображением воинов этого народа.

Есть и более таинственные народы. Письменные источники называют на нашей территории десятки племен, сведения о которых гораздо более скудны, чем изложенные в данной главе. Такой характеристикой киммерийцы обязаны прежде всего трудности ответа на тот «простой» вопрос, который только что был задан.

Где памятники киммерийцев?



Над ответом длительное время бьются ученые. Сменилось уже несколько поколений, а проблема так же далека от разрешения, как и вначале. Отвергаются старые гипотезы, предлагаются новые варианты, время от времени кто-то возвращается к «опровергнутым» точкам зрения, подкрепив их новыми доказательствами, но хоть сколько-нибудь надежного решения нет. Некоторые исследователи, настроенные более скептически, даже думают, что на тех материалах, которыми сейчас располагает наука, решить этот вопрос нельзя. Надо терпеливо ждать, надо производить все новые и новые раскопки, и тогда, может быть... Может быть, найдем что-то бесспорное, что докажет убедительно одну из существующих точек зрения. Именно одну из существующих, так как, пожалуй, все мыслимые варианты решения уже перепробованы, хотя ни один и не доказан. Так, были попытки приписать киммерийцам кобанскую культуру Северного Кавказа^[63], кизил-кобинскую горного Крыма, срубную и, наконец, катакомбную^[64], с которой мы уже знакомы.

Изложить аргументацию всех гипотез в данной книге не представляется возможным, и мы остановимся только на последней, ибо нам она представляется наиболее вероятной.

Напомним, что наиболее поздние памятники катакомбной культуры известны на Нижнем Дону, Таманском полуострове и в районе Кубани. Эти же районы, особенно последние, известны как территория, связанная с киммерийской топонимикой. Оба факта совпадают и во времени — позднекатакомбные памятники здесь примерно одновременны сообщениям письменных источников о пребывании в этих областях киммерийцев. Думается, что такое совпадение является существенным аргументом в пользу предлагаемой точки зрения.

Очень любопытные данные дают раскопки городища Киммерика на Керченском полуострове. Это небольшой греческий город, но само его название указывает на какую-то связь с киммерийцами. Уже в 40-х годах XX века при разведочных раскопках в нижнем слое городища, предшествовавшем греческой колонизации, были найдены обломки глиняной посуды эпохи бронзы II тысячелетия до н. э.

Такого же типа вещи были встречены и позднее, когда в 50-х годах экспедиция Керченского историко-археологического музея начала систематические раскопки городища^[65]. Были обнаружены кремневые наконечники стрел, обломки каменных топоров и обломки глиняной посуды с характерным узором. Все это относится к позднему этапу катакомбной культуры. Там же, в Киммерике, посчастливилось обнаружить и другое поселение той же культуры и того же времени. На нем было расчищено несколько углубленных в землю жилищ и собран обильный материал: керамика, кремневые вкладыши от серпов, кости домашних животных^[66].

Киммерик не единственный памятник пребывания катакомбных племен в этой части Крыма. Известны поселения близ Феодосии (у села Щебетовки), в районе села Планерного^[67]. К этому же времени относится глиняная статуэтка — примитивное изображение женщины с большой головой, со слегка намеченными чертами лица, небольшими выступами грудей и прижатыми к животу руками. Она напоминает приписываемые киммерийцам каменные изваяния, найденные в Тиритаке. Описываемая статуэтка, вероятно, изображала богиню плодородия, которая, по сообщениям античных писателей, занимала почетное место среди божеств, служивших предметом почитания в этих местах и позднее.

Таким образом, археологическими памятниками киммерийцев можно считать те поселения и могильники, которые археологи относят к катакомбной культуре.

Мы полагаем, что с поздним этапом этой культуры и, следовательно, с киммерийцами связывается последний расцвет производства изделий из бронзы, предшествовавший широкому освоению железа. В настоящее время наука располагает большими коллекциями таких вещей. Впервые их выделил В. А. Городцов^[68]. Среди них мы находим топоры особой формы, скрепляющиеся с рукоятью при помощи втулки и известные в археологии под именем кельтов, серпы, кинжалы, копья^[69]. Следует сказать, что все вещи, найденные на Северном Кавказе и в Закавказье, широко распространены и на Западе. По-видимому, киммерийский союз племен, возникший на рубеже двух последних тысячелетий до н. э., связал культурными узами население большей территории Европы и Азии. Многие типы строгих удил, о которых мы уже упоминали в связи с возникновением кочевого скотоводства, известны в Закавказье, Передней Азии, на Северном Кавказе, в степной Украине и в Западной Европе. Эта общность была обусловлена, в частности, и далекими походами киммерийцев в Малую Азию.

Очень интересную категорию вещей представляют металлические вазы, хорошо известные на Кавказе, в Поволжье, Приднепровье^[70] и в гальштатской культуре на Западе. Эти сосуды, довольно вычурной формы, изготовлялись из тонких раскованных медных листов, скрепленных заклепками. Общность формы и техники изготовления позволяет объединить их все в одну группу. Долгое время сосуды такого типа склонны были выводить с Запада. Найденный близ Жемталы на Северном Кавказе клад бронзовых изделий, в числе которых были топоры кобанского типа и клепаный сосуд, заставил пересмотреть этот вопрос. В настоящее время можно считать доказанным появление прототипов этих сосудов на Северном Кавказе, где такая форма известна не только в металле, но и в глине. Наконец, количество вещей этого типа в разных местах тоже говорит о том, что данная группа изделий, распространившихся затем на широких пространствах Европы, происходит с Кавказа.

Нельзя не отметить здесь и глиняные вазы с поверхностью, украшенной резным орнаментом, заполненным белой пастой. Эту группу глиняных сосудов, также связывающую Западную Европу с Восточной и с Кавказом, еще не так давно считали следствием западного влияния на население Восточной Европы. Накопленный большой материал позволяет говорить об обратном влиянии, идущем с Востока на Запад. Широкий круг материалов, включающий оружие, орудия труда и бытовые вещи, распространившиеся на огромных пространствах Европы, лучше всего свидетельствует об активности киммерийского мира.

Все это значительно расширяет представления о киммерийцах. Если бы были только письменные источники, киммерийцев знали бы в основном как разрушителей крупных центров древней культуры и ничего нельзя было бы сказать об их вкладе в цивилизацию человечества. Мы полагаем, что киммерийский союз племен объединял не только собственно киммерийцев, но частично и соседние родственные племена.

В первую очередь это относится к таврам горного Крыма, ранняя культура которых известна в археологии под названием кизил-кобинской. Это не вариант катакомбной культуры, а именно отдельная, особая культура. Ряд черт довольно резко отличает ее от катакомбной. Но одновременно имеется некоторое родство, позволяющее считать их родственными. Это культуры одной общности. Не настаивая на полном тождестве сравнения, можно привести в качестве примера культуру украинцев и русских. Это, несомненно, два разных народа, с разными материальными культурами (имеются в виду этнографические материалы), но столь же очевидна и их славянская общность. Вероятно, нечто похожее можно видеть и в случае с катакомбной и кизил-кобинской культурами.

В настоящее время таврские племена изучены хорошо. Известны открытые и укрепленные поселения, могильники. Все эти памятники располагаются в горном Крыму, известны они и на Керченском полуострове. Наиболее ранние из них относятся к рубежу II и I тысячелетий до н. э. Несколько позднее тавры упоминаются в письменных источниках^[71].

В некоторых случаях в нижних слоях позднейших греческих городов Керченского полуострова обнаруживается материал, принадлежавший таврам. Так было в Нимфее^[72], так было в уже известном Киммерике, где таврская керамика найдена вместе с катакомбной. Несколько памятников тавров обнаружено и на Азовском побережье Крыма. Укажем могильники на мысах Зюк и Казантип. Могилы тавров обкладывались каменными плитами, и этот тип погребальных сооружений получил в науке название каменных ящиков^[73]. Существует мнение, что таврская культура Крыма имеет много общего с культурой Северного Кавказа рубежа II и I тысячелетий до н. э. Такое сходство прослеживается в типе погребальных сооружений и погребальном обряде. Таким образом, часть территории тавров совпадает с областью киммерийской топонимики, что и позволяет отождествлять одну группу киммерийцев с таврами.

Мнение о тождестве тавров и киммерийцев было высказано уже давно на основании лингвистического анализа и исторических сопоставлений. Но при этом исследователи обычно полагали, что только тавры и являются киммерийцами. Мы же полагаем, что они составляли только часть киммерийцев, часть, дольше всех просуществовавшую в Северном Причерноморье. На этом и можно закончить знакомство с предшественниками скифов — киммерийцами. Но к самим скифам возвращаться еще рано: предстоит охарактеризовать еще одного предшественника.

Еще один предшественник



Вторым предшественником скифов являются племена срубной культуры, которые, как мы уже знаем, во второй половине II тысячелетия до н. э. вторглись в степи Северного Причерноморья и вытеснили оттуда «катакомбников» (киммерийцев), после чего последние продолжали обитать лишь на границах своих бывших владений.

Срубная культура получила название, как и катакомбная, по типу могил. В тех районах, где ее изучал В. А. Городцов и где она была впервые выделена, она характеризуется погребениями в ямах, стены которых обложены деревом, то есть сооружен сруб. Срубная культура распространена примерно на той же территории, что и катакомбная, но границы не везде совпадают. Так, носители срубной культуры несколько дальше продвинулись на запад — стоянки и курганные погребения этой культуры находятся по обоим берегам Днестра^[74]. Здесь они оказываются соседями культуры Ноа, которую археологи считают принадлежавшей племенам, родственным фракийцам. Она распространена на территории румынской Молдовы, Венгерской автономной области (Румыния) и в Трансильвании; датируется XI—IX веками до н. э. Позднее культура Ноа сменяется здесь культурой «фракийского гальштата» — в IX—VIII веках до н. э.

Севернее, в районах верхнего Северского Донца, Ворсклы и Сулы срубные племена, двигавшиеся из-за Волги в северо-западном направлении, столкнулись со встречной волной племен, двигавшихся с запада на восток^[75]. Здесь их соседями оказались племена, ранняя стадия культуры которых (XI—IX века до н. э.) известна в науке под названием белогрудовской, а более поздняя (VIII—VII века до н. э.) — чернолесской. Племена эти родственны племенам комаровской^[76] и тшинецкой[77] культур, распространенных в Восточной Польше и Западной Белоруссии. Вообще следует сказать, что эти племена в материальной культуре тяготели к населению Центральной Европы и с большой долей вероятности могут быть отнесены к праславянам. В эпоху раннего железа, то есть во времена скифов, они известны под именем скифов-пахарей и невров^[78].

Названия многих культур, прозвучавшие выше, вряд ли что-нибудь говорят читателю. Но все эти культуры сыграли значительную роль в предыстории скифов и занимают видное место в построениях ученых, освещающих ранние этапы их культуры.

Мы не будем подробно останавливаться на описании этих культур, боясь окончательно запутать читателя и затемнить основные факты.

Передвижения больших племенных групп, о которых шла речь выше, усложнили этническую карту Европы и отразились на одной и той же территории в разнохарактерных погребениях, оставленных людьми, принадлежавшими к разным племенам. Не облегчает задачу археологов и то обстоятельство, что бронзовый век, особенно последняя его стадия, о которой сейчас идет речь, характеризуется широкими межплеменными связями и инфильтрацией населения в соседние области, особенно в пограничных районах обитания племен. Это приводило к культурной и этнической взаимной ассимиляции, то есть поглощению одних племен другими. Процесс этот мог происходить только в условиях мирного сосуществования племен. Так он проходил в Крыму, на юге степного Причерноморья, в Нижнем Подонье, Приазовье и на Нижнем Днепре, где пришлые срубные племена всюду вошли в соприкосновение с жившими до них племенами катакомбной культуры.

Керамический материал, весьма тонко отражающий всякого рода этнические смены и культурную ассимиляцию, указывает на смешанный состав племен катакомбной и срубной культур. Очень показательно в этом отношении погребение, обнаруженное на реке Кальмиус, где найдена позднекатакомбная керамика, типичный сверленый каменный топор с рельефным орнаментом и фрагменты глиняной посуды с орнаментом, характерным для срубной культуры^[79].

Аналогичное явление наблюдали археологи на острове Таволжном у Днепровских порогов. Там в погребении найден сосудик катакомбной культуры и наряду с ним — горшки с обычным орнаментом срубной культуры.

В результате тесных контактов остатков племен катакомбной культуры с пришельцами происходило постепенное их смешение, что привело к созданию на рубеже II и I тысячелетий до н. э. более или менее однородной языковой и культурной общности. При этом победителями оказались племена срубной культуры: именно их язык и их культура оказались главенствующими. Но и культура «катакомб-ников» — киммерийцев — не исчезла бесследно; ее влиянию археологи приписывают некоторые своеобразные черты в срубной культуре, особенно на ее окраинах, где контакт с «катакомбниками» был особенно интенсивен^[80].

Следует еще остановиться на одном, весьма спорном, вопросе — названия племен срубной культуры. Уже бегло упоминалось, что часть исследователей считает их киммерийцами. В этом случае описание Геродотом народного собрания киммерийцев мыслится как собрание «срубников» под угрозой нашествия скифов, пришедших в VIII—VII веках из Средней Азии. Существует и другое мнение, согласно которому собрание созывали «катакомбники» при нашествии «срубников». Здесь «срубников» рассматривают как скифов. Читатель уже знает, что, по нашему мнению, киммерийцев следует считать носителями катакомбной культуры. Не разделяем мы и мнения о тождестве срубной культуры со скифами. Самые ранние памятники собственно скифов, значительно отличающиеся от памятников срубной культуры, появляются в Причерноморье в VII веке до н. э. Таким образом, между приходом срубных племен и приходом скифов имеется значительный хронологический разрыв, что и делает, по-видимому, невозможным их отождествление. Сообщение же Геродота о борьбе киммерийцев со скифами легко объяснимо: ведь в некоторых районах катакомбная культура продолжала существовать до прихода «срубников», а культура тавров сохранялась и значительно дольше. Что же касается срубной культуры, то в настоящее время, по имеющимся у нас данным, ее трудно сопоставить с какими-либо племенами, известными по сообщениям античных авторов.

Появление главного героя



Героем данной книги являются скифы. Именно об их появлении в Причерноморье и пойдет речь.

Мы, как и многие другие исследователи, как и первый из исследователей — Геродот, считаем, что скифы пришли из Средней Азии в VII веке, может быть, в конце VIII века до н. э. Но очевидно, одной нашей убежденности мало, нужны более веские доказательства. Доводы могут быть двоякие: во-первых, следует показать, что скифская культура не имеет в Причерноморье прототипов и, во-вторых, что прототипы она имеет в Средней Азии. Для ответа на первый вопрос следует сравнить культуру скифов со срубной, проследить их взаимоотношения.

Различия намечаются прежде всего в обряде захоронения. Мы уже знаем, что «срубники» хоронили в ямах, сооружая внутри сруб и насыпая затем курган. Тип могильного сооружения у скифов различен на разных территориях, но наиболее часто встречается катакомба. В других случаях это большие ямы. У «срубников», за редкими исключениями, покойника клали на левый бок в скорченном положении, с подогнутыми ногами и руками, в позе, которую иногда сравнивают с позой спящего на боку человека. У скифов же покойник, как правило, лежал на спине в вытянутом положении. У «срубников» погребенного клали головой преимущественно на север, а у скифов — на запад.

Прикладное искусство скифов, в том числе декоративные элементы, украшающие оружие, конскую сбрую и некоторые бытовые вещи, также не имеет прототипов в искусстве срубных племен.

У скифов был распространен так называемый звериный стиль, передающий зверей в полуреальной, полусказочной форме, чаше всего в движении и борьбе. У срубных племен этот стиль не известен. Скифское оружие, в частности бронзовые наконечники стрел, также не находит аналогий в срубной культуре.

Наконец, нельзя не обратить внимание на состав скифского стада: породы быков времени поздней бронзы резко отличаются от пород быков скифской эпохи. Скот срубных племен имел более крупные размеры. Историки скотоводства считают, что появление в Северном Причерноморье комолого (безрогого) и короткоголового скота связано с появлением на этой территории скифов, которые привели с собой свои стада^[81].

Все эти различия весьма существенны и противоречат гипотезе о том, что скифам принадлежала срубная культура. Но существуют и некоторые элементы сходства. Прослеживаются они в керамике. Изучение форм и орнаментации скифской керамики показывает, что некоторые элементы она заимствовала от керамики срубных племен. Наконец, имеются переходные формы погребений. Есть случаи, когда погребениям, совершенным по обряду «срубников», сопутствовал типичный скифский инвентарь^[82]. Как понимать эти факты?

Скифы пришли в Причерноморье, когда оно было широко обжито племенами срубной культуры. Вряд ли можно допустить, что последние были истреблены полностью. Несомненно, что часть прежнего населения осталась и подверглась ассимиляции — в культурном отношении была поглощена скифами. Отражением этого процесса поглощения, переходом остатков «срубников» к новой культуре и являются переходные погребения. В этом же плане следует рассматривать и элементы, связывающие керамику срубной культуры со скифской.

К сожалению, ни археологи, ни этнографы не изучали с должным вниманием процесс ассимиляции, и в настоящее время нельзя сказать, как он проходит в действительности. Процесс этот, несомненно, различен в разные эпохи, при разных общественных отношениях. При культурной ассимиляции может происходить смешение и заимствование как материальной культуры, так и обычаев, в частности отдельных черт погребального обряда.

Когда археологи решают вопрос о происхождении той или иной культуры или народа, то наибольшее значение обычно придается украшениям и керамике. В них прежде всего сказываются традиции, переходящие из поколения в поколение, дающие материал для установления происхождения племен и народов. Однако отдельные элементы культуры могут, по-видимому, вести свое происхождение не от предков, а от того народа, который был ассимилирован. Именно это явление мы наблюдаем, вероятно, на примере скифской керамики.

Более консервативен, устойчив погребальный обряд. Здесь уже затрагивается область идеологии, религиозных представлений, и появление смешанных форм, заимствование отдельных элементов менее вероятно, хотя полностью и не исключено. В этом случае должна победить одна из двух столкнувшихся систем представлений. Как правило, такое столкновение приводит к изменению обряда захоронения одной из взаимодействующих групп. Однако именно в силу консервативности, живучести этих представлений могут одновременно длительное время существовать два обряда погребений в племенной группе, которая во всех остальных отношениях уже является единой.

В нашем конкретном случае скифы, заимствовав многие элементы в области керамики, оказались победителями в области погребального обряда. Это справедливо по крайней мере для основной скифской территории. Тот же процесс шел несколько иначе на периферии, где влияние скифов оказалось слабее.

Теперь рассмотрим те факты, которые указывают на связь скифов со Средней Азией.

На основе многих исследований можно считать установленным, что типичные скифские вещи в своих исходных чертах связаны с Азией. Одним из свидетельств этих связей являются произведения скифского декоративного искусства, выраженного наиболее ярко в зверином стиле.

Вопрос о происхождении этого направления в искусстве поставлен в науке давно, высказаны разные точки зрения. Но можно ли связывать скифское искусство с искусством Южной Сибири? Известно, что ранние вещи, выполненные в манере скифского звериного стиля, обнаружены в пределах степной части Украины. Вспомним железный нож, найденный в скифском кургане VI века до н.э., украшенный схематически трактованной головкой лося или лошади, аналогичной сибирским прототипам. Или сибирские кельт, долото и бляшки с грифонами, обнаруженные в курганах VI века до н. э. близ Полтавы^[83]. Эти вещи могут отражать влияние сибирского искусства на скифское или свидетельствовать о приходе скифов из Азии, откуда они принесли свои формы искусства.

В настоящее время археологи много сделали в изучении скифо-сибирского искусства эпохи бронзы и раннего железа в Сибири. Установлена генетическая связь между искусством карасукской культуры^[84] эпохи бронзы и тагарской культуры^[85] эпохи раннего железа, племена которых обитали в Южной Сибири и хорошо изучены в Минусинской котловине.

Время карасукских и ранних татарских памятников установлено достаточно точно. Для первой стадии тагарской культуры, одновременной скифам, характерно соединение мотивов, известных под именем карасукских и сейменских^[86], точно датируемых самым началом I тысячелетия до н. э. VII век завершает эту стадию. При общности сибирского и европейского звериного стиля в европейском искусстве обычны несколько другая манера и подбор звериных образов. Так, например, лев в том виде, как он известен на Алтае, не встречается в европейском скифском искусстве, а скифские мастера не изображали готового к прыжку козла.

Образ хищника или козла в Сибири прослеживается с карасукской культуры до развитого раннего железного века, когда неподвижность ранних прототипов эпохи бронзы, переданных довольно грубо, сменяется приземистыми фигурами с подчеркнутой мускулатурой. Эволюция формы идет по пути устранения неподвижности фигуры и стремления передать животное в движении.

В татарском искусстве Южной Сибири широко распространен образ грифона и различных хищных птиц, трактовка которых прошла тот же путь развития.

Наконец, и в Сибири и в Европейской Скифии широко был распространен образ оленя в галопе, который следует выделить в особую группу. В настоящее время такие изображения систематизированы^[87] и мы располагаем возможностью точно датировать отдельные типы исходя из данных иконографии. Приемы передачи зверей особенно близки в ранний период, и можно предполагать, что карасукское искусство эпохи поздней бронзы и возникшее на его основе тагарское искусство уже на ранней стадии имеют все основные компоненты скифо-сибирского стиля.

В начальной стадии развития искусства раннего железного века Южной Сибири появляются и элементы орнаментального направления, которое можно видеть в кольчатом завершении лап. Это и есть зарождение ажурности и орнаментальности, составляющих одну из особенностей скифосибирского звериного стиля. В этом же направлении эволюционирует искусство мастеров Европейской Скифии, где ранние изображения скифских фигур с лапами, завершающимися кольцами, связаны с тагарским искусством. Поэтому есть все основания видеть в скифском архаическом искусстве дальнейшее развитие мотива кольчатого завершения лапы, возникшего в раннем тагарском искусстве. Этот мотив знаменует начало новой эры в творчестве мастеров-кочевников.

Соединение в одних и тех же образах реализма, известной схематичности и орнаментальности зародилось в Южной Сибири и в дальнейшем получило несколько иное развитие на европейской почве, куда оно попало вместе с переселившимися племенами. Исходным явилось искусство племен Южной Сибири и Средней Азии, где прослеживаются основные черты, которые встречаются затем в скифском искусстве: неподвижность фигур, подчеркивание мускулатуры, иногда в виде спирали, ажурность, которую первоначально можно проследить в виде кольчатости, образ свернувшегося в круг зверя. Все это роднит скифское искусство с ранним искусством Южной Сибири.

Связь европейской степи с Сибирью прослеживается не только по данным прикладного искусства, но и по другим категориям материалов. Здесь можно перечислить ранние типы^[88] костяных и бронзовых стрел, идущие с востока, из степей Казахстана и Южной Сибири. В степной полосе Причерноморья такие наконечники найдены, например, в кургане Малая Цимбалка^[89]. Многие типы ножей, кинжалов, кельтов, бронзовых котлов и удил являются общими как для Южной и Западной Сибири, так и для Восточной и Центральной Европы^[90]. Если не принимать во внимание сходство скифской и срубной керамики, а учесть комплекс скифских вещей и обряд захоронения, несходный со срубным, можно увидеть в скифах пришельцев из Азии, где они жили в окружении таких скифообразных племен, как население Алтая, саки (принимаемые античными авторами за скифов) и массагеты, которые, если прав Геродот, были причиной вынужденного ухода скифов из Азии.

Этот же взгляд господствовал у греческих ученых древности и значительно позднее. Так, автор I века до н. э. Диодор Сицилийский, хорошо знавший более ранние произведения, отмечает, что скифы первоначально занимали территорию по реке Араксу (по-видимому, современная Сырдарья), а затем захватили страну к западу от Танаиса (современный Дон)^[91].

Точку зрения древних историков разделяют и многие современные исследователи, разделяем ее и мы.

Причина бесконечных споров



Итак, мы рассмотрели вопрос о происхождении скифов. Знаем и о столкновении их с киммерийцами, познакомились в общих чертах с походами скифов в Переднюю Азию. Иными словами, мы проследили самое начало их истории, но прежде, чем продолжать ее изложение, следует остановиться еще на одной проблеме, вызывающей бесконечные споры среди ученых. Проблема эта носит название «этнокарта Геродота».

Скифы не были едины, они делились на племена или племенные группы, каждая из которых имела свое особое название. Отличались они и образом жизни, и хозяйством. Кроме того, скифы жили не в изоляции, а имели соседей, с которыми их связывали разнообразные отношения. Очевидно, понять полностью историю скифов, оторвав их от соседей, от конкретной исторической обстановки, невозможно.

Геродот оставил нам описание Скифии, описание отдельных скифских племен и их соседей. Древние авторы, и Геродот в том числе, разумели под Скифией не только территорию, занятую собственно скифами, но большую территорию примерно между Дунаем, Черным морем и Доном, а на севере до пределов, где обитали племена, известные им по рассказам. Это Европейская Скифия, но была еще и Скифия Азиатская, которая начиналась за Доном, служившим в те далекие времена границей Азии и Европы. Геродот дает описание и Азиатской Скифии. Нам, казалось бы, остается только познакомиться с этим описанием. Но при чем же тогда «бесконечные споры»? Что вызывает разногласия ученых?

В V веке до н. э., когда жил Геродот, география еще не была точной наукой, как сейчас. Градусная сетка была изобретена гораздо позднее, а точные карты появились, можно сказать, совсем недавно. Поэтому все описания стран в древности давались приблизительно. Кроме того, Скифия была окраиной тогдашнего цивилизованного мира и грекам знакома мало. Неточности и ошибки Геродота породили целую группу трудно разрешимых вопросов. А где неясности, там и разногласия ученых. Ученые спорят о том, как разместить на современной карте племена, описанные Геродотом. Но это только первая часть проблемы. Многолетние раскопки археологов позволили постепенно создать другую карту — карту археологических культур. То, что эта карта еще далека от завершения, отнюдь не облегчает дела. С этой картой связана вторая группа вопросов, вторая группа разногласий: ученые спорят о том, какие археологические культуры соответствуют названным Геродотом племенам. И наконец, третья причина для споров: Геродот не везде ясно указал, какие племена он считает скифскими, а какие нет. И ученые спорят: кого считать собственно скифами, а кого — их соседями.

Как видите, причин для разногласий более чем достаточно. Сейчас существует много вариантов этнической карты Скифии, и трудно сказать, который из них ближе к истине. В этой главе и трех последующих мы собираемся ознакомить читателя с одним из таких вариантов, который, как нам представляется, наиболее достоверен. Для облегчения ориентировки предлагается карта.



Геродот, собирая материал для своей книги, совершил путешествие в Северное Причерноморье, в город Ольвию, которая находилась на берегу Буго-Днепровского лимана. Беседы с местными жителями — греками и скифами, — по-видимому, легли в основу тех сведений, которые он нам сообщает. Естественно поэтому, что окрестности Ольвии он знает лучше всего, а чем дальше от Ольвии, тем сведения его неопределеннее. Это надо учитывать.

Уже из самих названий ясно, что Геродот считал скифами скифов-кочевников и царских скифов, а также скифов-земледельцев и скифов-пахарей. К скифам он также относит каллипидов и алазонов.

Каллипиды, известные также под именем эллино-скифов, обитали к северу и северо-западу от Ольвии. Раскопки, проведенные в низовьях Днепра (в то время он назывался Борисфеном), открыли ряд поселений, в большинстве своем относящихся ко времени несколько более позднему, чем то, о котором сообщает Геродот. Найденный на поселениях материал свидетельствует о смешанной греко-скифской культуре. Среди населения, по-видимому, жили и выходцы из греческой Ольвии. Большинство поселений каллипидов расположено в малодоступных местах, часть из них имеет укрепления в виде рва и вала^[92]. Внутри укреплений располагались жилища. Наиболее ранние из них — землянки, в которых встречались очаги, а рядом с землянками найдены зерновые ямы и ямы для хранения других продуктов. Несколько позднее место землянок заняли наземные жилища. Приемы, использовавшиеся при их постройке, во многом аналогичны строительным приемам античной Ольвии. Каменные стены домов возводились на глиняном растворе, в других случаях глинобитные стены ставились на каменном цоколе. Фасад здания сооружался из хорошо подогнанных камней. Часто стены возводились на подкладке из чередующихся слоев золы и глины, как это делалось и в Ольвии. Кровли покрывались черепицей или делались из камыша и обмазывались глиной. На счет греческого влияния следует отнести и такой способ сооружения стен, когда возводились две тонкие параллельные кладки, а промежуток между ними заполнялся бутом.

Материал, найденный в раскопках, делится на две группы: скифский и античный. В первой группе находится лепная скифская посуда, во второй — греческая гончарная, среди которой много амфор. Когда знакомишься с жилищами и другим материалом этих поселений, имеющих полугреческий, полускифский характер, то невольно вспоминаешь сообщение Геродота, называвшего каллипидов скифами-эллинами. Основным занятием их было земледелие; археологи находили зерна пшеницы, вики, ржи и проса. Известны зернотерки, серпы, каменные ступы того типа, который был распространен у греков. При большом развитии земледелия здесь обычны зернохранилища в виде ям усеченно-конической формы. Стенки их, как правило, обмазаны глиной, горловины сделаны из камней. В береговой части поселения Широкая Балка открыто большое число зерновых ям. Возможно, что это свидетельствует о товарном хозяйстве у каллипидов.

Кроме того, каллипиды занимались огородничеством, скотоводством, рыболовством и охотой. Однако охота, по-видимому, не играла сколько-нибудь значительной роли.

Особо следует отметить значение рыбного промысла, о чем свидетельствуют многочисленные грузила от сетей, и остатки производственной печи особого типа на городище Дедова Хата с огромным количеством рыбьей чешуи и костей^[93]. О вывозе рыбы из Северного Причерноморья в Грецию говорят и античные авторы.

Поселения Нижнего Днепра были тесно связаны с Ольвией общностью экономических интересов. Каллипиды в значительной мере вели свое хозяйство в расчете на экспорт. Этим объясняется тот факт, что среди материалов, находимых на поселениях Бугского лимана, встречается немало ольвийских монет, свидетельствующих о налаженных торговых отношениях. Наиболее поздние из исследованных поселений относятся ко II —I векам до н. э.

Ту же картину наблюдают археологи и на запад от Южного Буга до Днестра. На территории днестровского побережья встречаются поселки смешанного скифо-греческого населения.

В этом отношении заслуживает внимания поселение у села Николаевка Одесской области^[94], в результате раскопок которого были выявлены жилища полуземляночного типа с глинобитными стенами и кладовые, обнаружено много греческой чернолаковой посуды и амфор. Близость таких городов, как Ольвия, с одной стороны, и Тира (в устье Днестра), с другой, и обусловила смешанный греко-скифский характер здешней культуры.

При современном состоянии науки реку Днестр (в то время Тарос) можно считать границей расселения скифов; на западном берегу жили геты. В Западной Подолии известны поселения с наземными жилищами и землянками скифского времени, встречаются погребения с трупосожжениями. Эти племена по культуре близки населению лесостепного Поднепровья, несмотря на сильные западнофракийские элементы.

Лесостепная Молдавия в VII—V веках до н. э. была тесно связана с лесостепным Поднепровьем. Влияние степной Скифии прослеживается там слабо. О проникновении туда скифов можно судить по погребениям скифского типа в степной Молдавии. Исследованные здесь подкурганные захоронения в катакомбах напоминают катакомбы степного Поднепровья и датируются IV—III веками до н. э. Основное местное население Молдавии скифской эпохи, по-видимому, было известно Геродоту под именем агафирсов.

Севернее каллипидов обитали алазоны. Геродот отмечает, что каллипиды и алазоны ведут такой же образ жизни, как скифы. Они сеют хлеб и употребляют его в пищу, равно как лук, чеснок, чечевицу и просо. К северу от алазонов Геродот помещает скифов-пахарей, сеющих хлеб не для собственного употребления, а для продажи. Выше их живут невры. К северу от них пустыня. Народы эти живут вдоль реки Гипаниса (Южный Буг) к западу от Борисфена (Днепра).

Археологи достаточно хорошо изучили племена скифов-пахарей. На их территории еще в XIX веке были изучены городища и много курганов. Позже исследователи значительно обогатили наши знания, осуществив новые раскопки и написав ряд обобщающих работ. В настоящее время хорошо известны большие городища, окруженные мощной оборонительной системой, указывающей на напряженные межплеменные отношения. Весь археологический материал, обнаруженный в Киевской и Черкасской областях Украины, свидетельствует об оседлом образе жизни племен, основным занятием которых было земледелие и скотоводство. На высоком уровне стояла обработка железа и меди. Есть все основания полагать, что металлургия была в руках мастеров, которые готовили изделия не только для своей, но и для соседней общины. Остальные виды занятий — изготовление посуды, одежды, обработка кости и дерева — находились на стадии домашнего ремесла. Из городищ широко известны Немировское, Матронинское, Пастерское, Шарповское, возникшие уже в VI веке до н. э.

На Пастерском городище археологи открыли жилища в виде прямоугольных, слегка углубленных в землю полуземлянок размером 10—12 квадратных метров, с глинобитными печами. Такой тип жилищ в лесостепной области сохранялся в продолжение весьма долгого времени. Среди найденных предметов большое внимание археологов всегда привлекали привозная греческая посуда и металлические изделия. Эти предметы важны не только как свидетельства налаженных торговых отношений, но и как материал, по которому можно устанавливать даты. За расписную греческую посуду, за золотые и бронзовые украшения местные племена должны были расплачиваться продуктами собственного производства. И хлеб .в этом обмене играл немаловажную роль.

Все данные, которыми располагает наука, позволяют прийти к выводу, что у местных племен в результате развития производительных сил шел процесс распада родовых отношений. А широко развитая торговля с греческими колониями на побережье Черного моря содействовала усилению этого процесса. Социальные сдвиги у племен приднепровского правобережья нашли отражение в погребальном обряде. Имеется большое разнообразие в погребальных сооружениях: деревянные сооружения на столбах в ямах, имитирующие жилища, простые могильные ямы и катакомбные, захоронения на древнем горизонте и в насыпи курганов; отмечено много трупосожжений^[95]. Все это свидетельствует, по-видимому, не только о социальных различиях в обществе, но и о смешанном этническом составе населения правобережья Среднего Днепра.

Погребальный обряд с трупосожжениями также различен. Погребения с трупосожжением встречаются в насыпи курганов, в ямах, где происходила кремация, а иногда остатки сожжения укладывались в урну.

Трупосожжения скифского времени под курганами восходят к эпохе поздней бронзы, к чернолесской культуре. Выше было отмечено, что носители чернолесской культуры в основном были связаны с тем массивом племен Центральной Европы и Западного Приднепровья, где происходил процесс формирования праславян.

Особо следует сказать о погребениях в катакомбах, присущих главным образом населению степного Приднепровья. Катакомбы лесостепного Приднепровья имеют некоторое отличие от степных. Это отличие заключается в расположении самих катакомб и в отсутствии дверей^[96].

Число катакомб не особенно велико, и основная их масса расположена в районах, граничащих со степью. По-видимому, этот факт указывает на проникновение степного населения в лесостепь. Ряд переходных форм погребений и погребальных сооружений мог сложиться в процессе взаимной ассимиляции аборигенов и пришельцев.

Однако мы полагаем, что основная часть населения скифского времени обитала здесь со времени бронзового века. Это подтверждается обрядом ранних трупосожжений под курганами и погребений в скорченном положении на левом боку, с руками, сложенными около лица. Но такой обряд в скифскую эпоху довольно скоро перестал существовать. Было бы неправильно, как это иногда делают историки, приписывать скорченные погребения зависимому населению (рабам), ибо еще в самом конце бронзовой эпохи скорченные погребения встречались довольно часто.

Картина смешанного состава населения осложнялась проникновением с запада группы, которая впоследствии стала господствующей, приведя к образованию так называемых культур «полей погребальных урн^[97]»^[98]. Инфильтрация началась в конце эпохи бронзы и продолжалась в скифское время, вплоть до рубежа нашей эры. «Поля погребальных урн» исследователи приписывают славянам.

Праславянская основа культуры скифов-пахарей, будучи родственной пришельцам, облегчала их проникновение в Приднепровье. Правда, существует и другая точка зрения: некоторые исследователи думают, что зарубинецкая культура, представляющая здесь «поля погребальных урн», возникла непосредственно из местной культуры скифского времени^[99].

Скифское время было временем распада родовых отношений и формирования классов. Поэтому мы вправе ожидать своеобразия не только в погребальном инвентаре, отражающем экономическое и общественное положение погребенного. Не случайно в правобережном Среднем Приднепровье археологи сделали ряд интересных наблюдений. Так, например, в группе по реке Рось умерших рядовых членов племени хоронили в неглубокой могильной яме, иногда с несложной деревянной конструкцией, членов же аристократических слоев общества — сжигали^[100].

В курганах по реке Тясмин наиболее характерной чертой обычных рядовых погребений были захоронения на уровне материковой породы. Иногда беднейшие члены рода хоронили своих умерших под одной насыпью^[101]. Иначе хоронили знать, ее погребения отличаются сложными сооружениями, богатым инвентарем и конскими захоронениями с богатой сбруей.

Что же находят обычно в могилах этой области? В погребальном инвентаре встречаются мечи, боевые топоры, клевцы[102], а также панцири и шлемы греческой работы, немало прекрасной греческой керамики. Уздечный набор встречается и с погребением лошади, и без него. Это бронзовые и железные удила и много разных металлических украшений уздечки. В женских захоронениях встречаются разного рода украшения: серьги, браслеты, бусы, зеркала. Здесь нередки предметы, изготовленные в скифском зверином стиле. Были открыты богатые захоронения воинов вместе с рабами и наложницами.

Свободных женщин хоронили в курганах, насыпанных для мужских погребений, что свидетельствует, по-видимому, о патриархальных отношениях.

Особую группу составляют захоронения молодых женщин, в могилах которых, помимо обычного женского инвентаря, находилось оружие. В одних случаях это только несколько стрел, в других — полный набор вооружения: колчан, два копья и нож^[103]. Особенно интересно захоронение, по-видимому, жрицы в кургане № 66 между деревнями Бобрица и Студенец на берегу старицы Днепра. В кургане высотой 5,5 м было открыто сооружение, содержащее захоронение и остатки погребальной трапезы. На глубине 1,5 м находился слой белой глины и слой досок. На этой же глубине найдены пепел и обломки греческой амфоры. Под курганной насыпью открылись четыре ямы: одна с останками людей, вторая с конем и две пустых. Само погребение находилось в узкой длинной яме (четыре на один метр). На полу, покрытом досками, стоял гроб с костяком, положенным на спину, головой на северо-запад. Кругом находилось пять костяков. Костяки, положенные сбоку, лежали, по-видимому, в скорченном положении. Возле покойников, лежавших около гроба, вещей не было. Иной характер имело погребение в гробу. Вещевой комплекс при похороненной был богат и разнообразен. В головном конце находился греческий сосуд для питья — килик. На дне его лежали золотые пластины с изображением грифонов. Там же, в головах, стоял греческий сосудик для косметики — лекиф с изображением летящего Эрота. Слева лежало зеркало и стоял греческий сосуд для воды — гидрия. На шее было ожерелье из золотых бус и пластин. На груди костяка были бронзовые булавки, а на локтевых костях бронзовые браслеты, украшенные на концах головками зверей в обычном скифском зверином стиле; на ногах — бронзовые браслеты. У плеча стояло бронзовое блюдце. На поясе лежал нож с костяной рукояткой и рядом — уздечный набор. Около кисти правой руки стояло блюдо овальной формы из песчаника.

Греческие сосуды дали возможность археологам точно датировать погребение V веком до н. э. Этот курган находился в центре курганной группы, рядом с богатым курганом, который выделялся не только размерами, но и богатым инвентарем, принадлежавшим, по-видимому, вождю племени. Описанный курган №66 не совсем обычен. Погребение женщины сопровождал конь с богатой уздечкой, что говорит о ее принадлежности к аристократической верхушке племени. Считают, что найденное блюдо (по аналогии с савроматскими захоронениями) принадлежало жрице.

Погребения женщин с оружием, открытые на Днепре, не могут свидетельствовать о матриархате или о его пережитках. По-видимому, здесь высокое положение женщины объясняется не пережитками, а той обстановкой, какая возникла в связи с уходом взрослых мужчин в завоевательные походы, а на долю женщины пала обязанность не только вести хозяйство, но и охранять свое имущество, свой кочевой дом. Поэтому женщина имела оружие и пользовалась значительным пиететом.

Захоронения рабов вместе с представителями богатых родичей свидетельствуют о складывающихся классовых отношениях^[104]. Население лесостепного Приднепровья, по-видимому, входило в состав скифского рабовладельческого государства, о чем свидетельствует проникновение степняков на его территорию, и неизбежно должно было переходить от родоплеменных отношений к установлению государственной организации.

Левобережье Днепра являлось основной территорией Скифии. Геродот говорит, что на левом берегу Борисфена, находится земля Гилея, выше которой живут скифы-земледельцы, занимающие пространство на восток на три дня пути до реки Пантикапа и к северу на одиннадцать дней пути. Характеристика скифов-земледельцев, данная Геродотом, крайне скупа, и, кроме границ области их расселения, не всегда ясно описанных, мы не получаем никакой иной информации. Археологические исследования дали возможность представить их культуру и наметить территорию, занимаемую ими. И тем не менее граница, разделяющая территорию скифов-кочевников и земледельцев, остается неясной до настоящего времени. Основной причиной такого положения, мы полагаем, является тот факт, что скифы-земледельцы, известные Геродоту в качестве оседлых племен, в недалеком прошлом вели кочевой образ жизни.

Поселения скифов-земледельцев в области левобережья немногочисленны. К ним можно отнести поселение у сел Лепетиха и Любимовка, последнее с мощной оборонительной системой. Самым же интересным и богатым по содержанию материала является Каменское городище^[105].

Городище расположено против города Никополя, на левом берегу Днепра. Раскопки обнаружили большое число жилых сооружений на столбовом каркасе. Это многокомнатные дома с двускатными кровлями. Были открыты и землянки, принадлежавшие, вероятно, рядовому ремесленному населению. Аристократия жила, возможно, в каменных зданиях, от которых сохранились развалы камней. По материалам раскопок можно судить о высоком уровне развития ремесла в городе. Были обнаружены остатки металлургического, в том числе кричного, кузнечного и литейного, производства. Большую ценность представляет инструментарий мастеров.

Раскопки позволили опровергнуть твердо установившееся мнение об отсутствии земледелия у населения левобережного Поднепровья. Здесь были найдены бывшие в употреблении серпы и зернотерки. Большое число импортных вещей достаточно ясно говорит о торговом значении этого города, относящегося уже ко времени сложения и развития скифского рабовладельческого государства.

Северней, в лесостепной области, культура скифов-земледельцев хорошо известна. Здесь открыты могильные памятники и поселения. К числу городищ, имеющих огромное научное значение, относится Вельское городище, раскопки которого были начаты еще до революции. В своем первоначальном виде Вельское городище представляло собой два укрепленных пункта. По-видимому, несколько позднее значительная территория была обнесена валом. Так было создано укрепленное убежище, куда скрывалось в случае опасности местное население, жившее в окрестных неукрепленных поселках. Таких открытых поселений на одной реке Ворскле известно более полусотни. На них, как и на Вельском и других городищах, открыты наземные дома, иногда слегка углубленные в почву, и землянки с глинобитными печами. Городища с подобными жилищами известны и по реке Суде. Как можно судить по найденным материалам, основой хозяйственной жизни являлось плужное земледелие, причем наряду с плугом, по-видимому довольно примитивным, употреблялись и мотыги. Все немногочисленные, известные нам в настоящее время земледельческие орудия достаточно убедительно свидетельствуют о высоком уровне техники земледелия. Было развито и пастушеское скотоводство. В числе домашних животных были крупный и мелкий рогатый скот, лошадь и свинья.

Подсобным занятием была охота, а по берегам рек — рыболовство. Как можно судить по анализу железных вещей, местные металлурги достигли высокого мастерства. Они изготовляли вещи из простого железа, знали цементацию[106] и приготовляли ножи и серпы из чистой стали^[107]. Возможно, что металлургическое производство в это время превратилось в ремесло со сбытом продукции за пределы общины. Все остальные занятия носили семейно-натуральный характер. Каждая семья производила глиняную посуду и ткани. Большую роль играли в хозяйстве вещи, приготовленные из кости. Охотники сами резали и стрелы, и рукоятки ножей, и детали ткацких станков, и т.д.

Население лесостепи левобережной Украины находилось в тесных культурных связях с тогдашними центрами цивилизации, и прежде всего с греческими колониями Северного Причерноморья. Оттуда привозили вино, судя по большому числу обломков амфор, богатые расписные сосуды, часть которых восходит к VII веку до н. э. (ионийская посуда с Вельского городища), а также золотые украшения и бронзовые зеркала.

Это население было на одном уровне общественного развития с соседними скифскими племенами. Здесь уже выделилась родовая аристократия, владевшая рабами и богатым имуществом. В этом раннем обществе каждый мужчина был воином. Во главе общин стояли вожди, которых после смерти хоронили с большими почестями и пышностью. Над ними насыпали большие курганы, а в могилы клали богатый инвентарь.

Скифы-земледельцы левобережья лесостепного Днепра и их соседи принадлежали к разным племенам; об этом можно судить по характеру погребальных сооружений.

В бассейне реки Сулы покойников хоронили в прямоугольных ямах, ориентированных с севера на юг, под курганной насыпью. В ямах устраивались склепы из деревянных срубов или со стенами из вертикальных бревен, закрепленных нижними концами в канавах. В небольших курганах ограничивались покрытием ям деревянным настилом. Иногда умерших хоронили в насыпи старых курганов, устраивая для этого деревянные склепы. Можно думать, что эти впускные, как их называют археологи, погребения принадлежали родственникам погребенных в основной могиле.

Покойника обычно клали на спину, в вытянутом положении, головой на юг. Иногда встречаются парные погребения, в таких случаях женский костяк обычно находился слева от мужского. Иногда дно могилы покрывали золой или красной краской, которые символизировали огонь. Над деревянным покрытием могилы наблюдались остатки тризны.

Под курганными насыпями встречаются также остатки трупосожжения.

На Ворскле погребения в деревянных склепах, как правило, не встречаются. Здесь характерной чертой является покрытие пола лубом или деревом. Ямы имеют закругленные углы. Встречаются погребения в скорченном положении — так здесь хоронили и в эпоху бронзы. Этот обряд в силу непонятных причин сохранился и в эпоху раннего железа. Встречаются и сожжения, причем кости человека сложены в урну. Весьма возможно, что кремированные остатки здесь, как и на Суде, принадлежат племенам, проникшим с запада.

В лесостепной части, как и повсюду в Скифии, встречаются памятные курганы, не содержащие никаких погребений. Такие курганы, насыпавшиеся в память лиц, погибших вдали от родины, называются кенотафами. В памятные курганы также клали различные вещи. Если кенотаф был посвящен воину, то полагалось оружие: боевые топоры или секиры (знаки власти), копья, короткие мечи-акинаки, панцири. В богатых кенотафах встречаются навершия от балдахина и уздечный набор.

В женских могилах часто встречаются украшения. Заслуживают быть отмеченными поножья, которые попадаются в могилах мужчин лишь изредка. С покойниками клали жертвенную пищу, обычно в лепных сосудах. В более позднее время местная лепная керамика заменялась греческой привозной посудой.

Примером богатого погребения, принадлежавшего представителю родовой знати, может служить Старшая могила близ села Аксютинцы Сумской области. Этот курган, выделяющийся из числа прочих своими размерами, был окружен валом и рвом. Под насыпью находилась громадная яма, в которой был сруб на четырех столбах, расположенных по углам, имевший деревянное перекрытие. В углу ямы стоял большой глиняный сосуд, рядом лежали череп свиньи и кости теленка с ножом, находившимся между ребер животного. Напротив, в другом углу, обнаружена конская сбруя: уздечки с железными, костяными и бронзовыми псалиями[108] и ворворками[109] для кистей. У южной стены был уступ, на котором лежали бронзовые навершия, колчан и лук. Рядом с костяком среди вещей находились большое число бронзовых и костяных наконечников стрел, удила, короткий акинак и другой меч около 75 сантиметров длины, с остатками ножен, украшенных бронзовыми накладками. Тут же были панцирь и железные топоры. В той же Аксютинской курганной группе, но в другом кургане было обнаружено погребение наложницы^[110]. Под насыпью находились две могилы. Одна, впускная, содержала два костяка, мужской и женский. При мужском лежало вооружение: меч с ажурной ручкой, секира, панцирь с поножами, колчан с сотней стрел. При женском костяке были обнаружены золотая серьга, ожерелье из золотых бляшек с изображением сфинкса, золотые бусы. На обеих руках были браслеты, состоявшие из золотых бус. Ноги украшали массивные бронзовые браслеты. В ногах лежало бронзовое зеркало с ручкой, украшенной головой барана. В углу гробницы стояла греческая амфора и часть туши лошади, от которой сохранилась кость. При раскопках было установлено, что голова женщины пробита со стороны лба железным гвоздем, который лежал здесь же. В данном погребении перед нами представитель рабовладельческой знати и, надо полагать, убитая наложница.

В заключение следует отметить, что население здесь было этнически смешанным и по культуре близко населению правобережья лесостепного Приднепровья. В курганах IV—III веков до н. э. прослеживаются признаки влияния латенской (кельтской) культуры, которая занимала в это время территорию Центральной Европы. Заметно также значительное влияние Кавказа. Большое число золотых вещей из курганов знати производилось, очевидно, в пантикапейских мастерских.

К концу скифского времени, скорее всего в сарматский период, увеличивается число трупосожжений, что может быть связано с проникновением населения из правобережного Приднепровья. Население, оставившее нам курганы с трупосожжениями, по-видимому, ассимилировало местное население.

Геродот в «Истории» сообщает, что к востоку от скифов-земледельцев селились скифы-кочевники, основным занятием которых было скотоводство. Они занимали территорию к востоку на четырнадцать дней пути до реки Герр^[111].

«Считающие прочих скифов своими рабами»



За Герром лежит область царских скифов, которых Геродот величает храбрейшими и многочисленными, считающими прочих скифов своими рабами. Их территория на юге простирается до Таврики (Крыма), на востоке частью доходит до реки Танаис^[112]. К северу территория царских скифов распространяется до территории меланхленов ^[113] , путь до которых, считая от моря, тянется двадцать дней^[114] . Так как Геродот довольно туманно определил племенную границу скифов, в позднейшей историографии по этому вопросу возникли различные взгляды. Этот вопрос оказался настолько трудным и сложным, что и среди археологов и историков нет единого мнения. Решение этого вопроса зависит от осуществления широких археологических исследований. И в этом отношении многое уже сделано. Накопился и продолжает накапливаться большой археологический материал, с помощью которого, несомненно, удастся решить эту сложную проблему.

Обратимся к анализу некоторых исследованных археологами памятников. Наиболее ранним, представляющим большой интерес, является курган Малая Цимбалка у села Большая Белозерка, раскопанный в 1868 году^[115]. Он насыпан еще в эпоху бронзы. В нем оказалось впускное скифское погребение VII века до н. э., в котором обнаружен костяк со скифскими стрелами, конским убором и керамикой.

Ранним также является впускное погребение в кургане бронзовой эпохи около поселка Нижние Серогозы с ямой четырехугольной формы, имевшей катакомбу в южной стене, где лежал костяк головой на запад. При погребении были найдены скифские стрелы VI века до н. э. и любопытное костяное навершие в виде птичьей головы, разрисованное стилизованными изображениями птичьих же голов. Это навершие выполнено в манере раннего звериного стиля и может быть сопоставлено с такими ценными произведениями прикладного искусства, как навершие из Келермесского кургана на Кубани.

К ранним скифским курганам относится и Острая Томаковская могила, расположенная в Днепровской области. Этот курган, около 5 метров высоты и 60 в диаметре, относится к эпохе бронзы, скифское же захоронение являлось впускным. При кладоискательских раскопках там был найден комплекс скифских вещей VI века до н. э., в их числе имеются обкладка рукояти меча с бабочковидным перекрестьем, два фрагмента золотой облицовки ножен и пластинчатое кольцо, украшенное треугольниками, заполненными эмалью. Обкладка верха ножен орнаментирована двумя фигурами свернувшихся хищников, выполненных в характерной ранней манере. Хищники раскрыли пасть, их хвосты заканчиваются птичьими головами.

Таких ранних скифских погребений археологам известно очень немного, и почти все они оказались впускными в курганы эпохи бронзы.

К концу V века и к IV—III векам до н. э. вокруг отдельных скифских курганов вырастают большие могильники с захоронениями рядового населения. Умерших хоронили вытянуто на спине, головой на запад, в подкурганных ямах, ориентированных длинными сторонами по линии восток — запад. Многие могилы имели деревянные полы и настилы над ямами.

В VI веке появляются катакомбы, ставшие в IV—III веках основным типом могил. С этого времени с покойниками стали класть большой набор вещей, ценность и количество которых зависели от знатности умершего.

Особенно богатыми становятся скифские курганы в IV—III веках до н. э., когда скифское государство достигло высшего расцвета. Огромные и богатые курганы этого времени вошли в науку под именем царских курганов.

Таковы всемирно известные курганы Чертомлык, Солоха, Александровский, Мелитопольский и многие другие.

Весьма сложным по своему устройству оказался Чертомлыцкий курган, который расположен в правобережной части Днепра. Там, под насыпью высотой 19 метров, на уровне почвы было открыто несколько погребальных ям с большой центральной ямой. В боковых ямах найдены отдельные погребения слуг, в трех ямах находились костяки одиннадцати лошадей с уздечками, украшенными золотом и серебром.

В главной могиле были обнаружены остатки разграбленного захоронения, и только в угловых катакомбах археологи открыли нетронутые погребения с множеством драгоценных вещей: вооружения и утвари. Среди вещей мечи с золотой отделкой, стрелы, шейные гривны, браслеты, диадемы, бляшки. Особого упоминания заслуживают серебряная амфора и обкладка горита[116]. Все вещи богато отделаны в скифском зверином стиле; представлены изображения драконов, львов, оленей; сцены борьбы зверей перемежаются с богатым растительным орнаментом.

К IV—III векам до н. э. относится большое число небогатых курганов высотой до одного метра. В степной части Украины был в это время распространен обычай устраивать в стене могильной ямы катакомбы, где и хоронили умершего.

Степная часть Крыма является прямым продолжением степной части междуречья Днепра и Дона. Здесь обитали скифы-кочевники и, вероятно, скифы царские, разделить которых на современном уровне наших знании довольно трудно. Археологически здесь выделяется территория, расположенная близ греческого города Пантикапеи (ныне Керчь), где скифские курганы по своему устройству и вещам напоминают греческие, в то время как степная территория заполнена обычными скифскими курганами, напоминающими курганы Приднепровья. Большую ценность представляет курган Куль-Оба, расположенный в окрестностях древнего города Пантикапеи.

Под насыпью этого кургана находился каменный склеп с ложным сводом. Основным погребением было погребение мужское. Около костяка обнаружено много золотых вещей: тиара, диадема, гривна, браслеты и т.д. Над ним возвышался деревянный навес. В особом отделении лежало оружие покойника. Рядом с мужским костяком находился женский костяк, окруженный также большим числом драгоценных вещей. Здесь найдены медальоны с изображением головы Афины, серьги греческой работы, браслеты с грифонами, раздирающими оленя, золотая гривна с концами, украшенными фигурами лежащих львов, бронзовое зеркало с ручкой, обложенной золотом, выполненной в скифском зверином стиле. Между коленями стоял знаменитый сосуд с изображением скифов после битвы. За балдахином лежал мужской скелет, рядом с ним несколько золотых бляшек. За головой погребенного мужчины находился костяк лошади.

Вдоль стен располагалась бытовая утварь. Весь полугреческий, полускифский инвентарь хорошо доказывает сильное влияние греческой культуры на быт местной скифской аристократии, тесно связанной с греческими правящими кругами общностью экономических интересов. Столь же богаты и курганы Нимфея.

Другой облик имеет Золотой курган под Симферополем, напоминающий уже погребения скифов Поднепровья. Курган относится к эпохе бронзы. Скифское погребение оказалось впускным. Покойник лежал вытянуто на спине: на нем был панцирь, на шее золотая гривна, на бедрах пояс, украшенный литыми бляхами, изображающими орла. Тут же лежал железный меч с золотой обкладкой ножен. Найденная фигура львицы, по-видимому, относилась к деревянному колчану. Тут же находились 180 бронзовых наконечников стрел. Этот курган датируется временем около V века до н. э.

За советский период в степном Крыму были проведены систематические раскопки, материал которых достаточно хорошо показывает время появления скифов в Крыму (конец VII века до н. э.). Скифы оказали здесь большое влияние на местное население, в погребальном инвентаре которого возникают черты скифской культуры, сказывающиеся главным образом в появлении звериного стиля.

Из числа исследованных крымских памятников наибольшую ценность представляют раскопки Неаполя Скифского, откуда происходит богатый материал по позднему этапу скифской культуры — после III века до н. э., когда центр скифской державы из Приднепровья переместился в Крым.

Это городище, открытое еще в начале XIX века (небольшие раскопки А. С. Уварова), по существу, оставалось неисследованным.

Город Неаполь Скифский расположен на берегу реки Салгира на окраине Симферополя. Строители прекрасно использовали топографические условия, построив город на выступе, ограниченном отвесными обрывами, и только с одной, уязвимой, стороны создали мощную стену шириной более 8 метров.

Такое устройство укреплений отличается от стен античных городов и напоминает укрепления тавров — аборигенов Горного Крыма, хотя по структуре стена напоминает античные укрепления, так как состоит из двух панцирей и внутренней забутовки на глиняном растворе. Исследователи установили, что первоначально, в III веке до н. э., когда еще существовала первая столица скифов — Каменское городище, стена имела меньшую мощность, достигая только 3,5 метра ширины. Во II веке она была перестроена и укреплена.

Археологи исследовали также жилые дома и хозяйственные постройки. Особенно интересным оказалось большое здание с подвалом, выбитым в скале, построенное в III веке до н. э. Рядом с ним находился двор с хранилищами. Было открыто много ям с пшеницей и просом. (Занятию земледелием благоприятствовали плодородные земли. Еще Страбон отмечал плодородие местных почв, дающих возможность собирать богатый урожай^[117].) Крыши домов покрывались черепицей. Широко применялась облицовка стен глиной, сверху лощенной и нередко окрашенной. В первых веках нашей эры сооружались небольшие постройки из мелкого рваного камня.

Большую ценность представляют раскрытые археологами остатки мавзолея с погребениями знати^[118]. Этот мавзолей, почти квадратный в плане, размером 865 на 810 сантиметров, сохранился на высоту около 3 метров. Стены его были выстроены из больших блоков. Особенно тщательно был выложен фасад принятой в греческом строительном искусстве кладкой: плиты клали лицевой и боковой узкой гранью поочередно. Получалась кладка, известная в археологии под термином «кордонами на ребро, плитами на образок». Кладка выложена на глиняном растворе. Здание имело одну дверь в восточной стене. Против двери прослежены остатки каменной лестницы. Внутренность помещения была заполнена массой сырцовой глины, которая должна была предохранить погребения от расхитителей.

При раскрытии мавзолея обнаружено много разновременных погребений. По-видимому, мавзолей использовался в продолжение длительного времени. Самым ранним и основным считается погребение в северо-западном углу, лежавшее в каменном ящике, сложенном из плит и опущенном в специальное углубление, высеченное в скале. В ящике на спине, головой на запад, лежал костяк мужчины с погребальным инвентарем. В ногах найдены два меча, три копья, железный шлем и горит, от которого сохранились кольца для подвешивания, золотые накладные бляхи и железные стрелы. Один меч лежал у пояса. При разборке могилы обнаружено много золотых декоративных бляшек, которые покрывали одежду покойника. Погребение относится ко II—I векам до н. э.^[119] К этому погребению относят четыре конских костяка и скелет собаки, лежавшие на полу в центре мавзолея. Пятый костяк лошади покоился на ступенях лестницы. Вокруг коня лежали обломки чернолаковых и краснолаковых чаш, по-видимому, следы тризны. Рядом с конскими костяками в прямоугольном деревянном гробу лежал костяк мужчины головой на восток. Следующие захоронения производились поверх первоначального погребения. Это были поставленные в несколько рядов деревянные гробы, в которых, нередко на подстилке из войлока, располагались погребения; их оказалось 72. Верхние погребения сохранились очень плохо, гробы сгнили, кости проваливались вниз и смешивались. Многие могилы оказались ограбленными еще в древности, может быть, при следующих захоронениях.

Исследователи выделили несколько групп, из которых особенно интересной оказалась восточная группа. Здесь было шесть ярусов гробов. Наиболее важным по значению оказалось погребение богатой женщины, положенной в роскошный деревянный саркофаг, расписанный голубой и розовой краской. При останках найдено много золотых вещей, по которым погребение можно отнести к первым векам нашей эры^[120]. Исследованиями установлено, что основное погребение принадлежало царю и людям, занимавшим высокое общественное положение. К ним следует причислить и женщину в саркофаге.

Материал раскопок позволяет утверждать, что Неаполь Скифский был типичным рабовладельческим городом. По сравнению с Каменским городищем на Днепре, где из ремесел представлена только металлургия, ремесло Неаполя было разнообразнее и существовали более широкие международные связи. Раскопки свидетельствуют о ремесленном производстве керамики, которая обычно дольше всего задерживается на уровне домашнего производства.

Прекрасные ювелирные изделия, найденные в мавзолее, могут быть разделены на две группы. Первая из них содержит античные изделия, вторая — местные, типично скифские. Таким образом, перед нами крупный ремесленный центр.

Торговые связи города были весьма оживленными и охватывали большой круг стран. Продолжались тесные связи с античными городами Крыма. Многие вещи из мавзолея Неаполя были, по-видимому, рассчитаны на сбыт у скифов и изготовлены греческими мастерами, прекрасно знавшими скифские потребности. В качестве примера можно указать на сердоликового скарабея с головой скифа^[121] и многие золотые изделия. Отдельные украшения заставляют вспомнить кавказские аналогии. Наконец, Западная Европа представлена большим числом кельтских вещей латенской культуры, среди которых оружие и фибулы, что свидетельствует о широких связях с Центральной, может быть Западной, Европой. Богато отражены связи с северными степными кочевниками.

Помимо Неаполя Скифского, в степном Крыму известен ряд городищ с остатками ремесленного производства. Таково городище Кермен-Кыр близ Симферополя, где были раскрыты остатки скифской гончарной печи^[122]. В отбросах производства там сохранились обломки гончарной посуды, аналогичной найденной в Неаполе.

Страбон, рассказывая о городах Крыма, отмечает некоторые, принадлежавшие скифам. В их числе Палакий и Хаб, построенные скифским царем Скилуром^[123]. В настоящее время археологам известно несколько укрепленных скифских поселений и на западном берегу Крыма.

В эллинистическую эпоху (III-I века до н. э.) Крым в основном был земледельческим краем^[124]. Земледельческое население, вероятнее всего, образовалось там в результате оседания разорившихся кочевников и концентрации скота в руках немногочисленной рабовладельческой знати.

Одним из интересных и еще окончательно не решенных вопросов является вопрос об этническом составе населения Крыма в эллинистическую и последующие эпохи.

К востоку от Танаиса



Как помнит читатель, к востоку от Танаиса в древности начиналась Азия и там располагалась Азиатская Скифия. По Геродоту, за Доном собственно скифы уже не жили, но на основании типичных скифских вещей, найденных в этих местах, присутствие их отмечается и здесь. Это прежде всего Прикубанье и Центральное Предкавказье. Можно думать, что скифы осели здесь при своем движении в Закавказье, когда они двинулись в поход вслед за киммерийцами. По-видимому, скифы возвращались из своих походов этим же путем. Здесь часть их осела и смешалась с местными племенами меотов, о которых немало интересных сведений сообщают античные авторы.

В науке не существует единой точки зрения по вопросу, какому народу принадлежали курганы Прикубанья. Часть исследователей приписывает их меотам, другие — скифам. Может быть, причина кроется в том, что курганы Прикубанья исследованы давно и довольно плохо. Большинство работ было проведено еще тогда, когда методика раскопок не была разработана, а часть курганов вообще раскопана людьми, не имевшими никакого отношения к археологии.

В Прикубанье известны замечательные памятники, в том числе наиболее ранние скифские, с богатым инвентарем. Здесь прежде всего следует отметить курганы около Ульского аула, Келермесские, погребения у станиц Костромской и Воронежской. Около станицы Келермесской в 1904 году были раскопаны принадлежавшие представителям скифской аристократии курганы. В одном из них^[125] под насыпью выше 2 метров была открыта яма 10 метров в поперечнике и глубиной 2,2 метра. Двумя рядами столбов яма разделялась на три части. Предполагают, что центральная часть была покрыта шатром. В этой усыпальнице, разграбленной еще в древности, по-видимому, современниками погребенных, археологи нашли только жалкие остатки погребального инвентаря. За пределами усыпальницы были найдены кости человека, смешанные с лошадиными. Конские останки сопровождались богатыми уздечными наборами. Найдены также навершия в виде прорезных шаров с головой лошади наверху.

Второй курган сходен с первым. Здесь также была деревянная усыпальница, за пределами которой находились останки лошадей с уздечными наборами. Среди вещей, заслуживающих упоминания, следует отметить шлем и наконечник скипетра, украшенный золотом. Эти курганы, несомненно, принадлежали рабовладельцам. В полном соответствии со взглядами того времени останки убитых рабов находились за пределами усыпальницы, вместе с конями, то есть расценивались не выше другого живого и мертвого инвентаря. В Келермесских курганах выявлено много ценного материала. К сожалению, первые раскопки этих погребальных сооружений, как говорилось выше, проводились без соблюдения основных методических требований, и восстановить обряд погребения сейчас невозможно.

Судя по отдельным вещам, поступившим позднее в собрание Государственного Эрмитажа, первые погребения могли принадлежать вождям и представителям рабовладельческой аристократии.

Опишем один из богатых курганов — курган у Ульского аула, достигавший высоты более 15 метров^[126]. Насыпь этого необычного кургана, принадлежавшего, по-видимому, выдающемуся представителю рабовладельческой знати, была насыпана, как предполагают, в два приема. При раскопках на высоте 5,35 метра открыта площадка, на которой обнаружены остатки более 50 лошадей. При дальнейшем снятии насыпи до уровня горизонта древней почвы открыт шатер с четырьмя столбами по углам и по шести столбов с каждой стороны. Вокруг этого сооружения находились коновязи и много костей лошадей и двух волов. Над всем этим лежал слой осоки в 10 сантиметров толщиной. Всего вокруг коновязей обнаружено 360 костяков лошадей. При исследовании была найдена золотая бляха от горита с изображением грифонов, нападающих на горного козла.

Заслуживает упоминания курган около станицы Костромской ^[127] . Под курганной насыпью открыта яма, вниз идут три уступа. В северном конце ямы была устроена катакомба, в которой находился костяк без вещей. На верхних уступах ямы лежало по одному костяку, которые принадлежали, по-видимому, ближайшим слугам погребенного. Над могильной ямой расположена площадка, где находились оружие погребенного, щит с бляхой с изображением оленя, бронзовые и железные чешуйчатые панцири, копья, два колчана и несколько удил. Над площадкой был сооружен шатер, впоследствии, по-видимому, сожженный. Вокруг шатра были обнаружены останки 22 лошадей.

В курганах у станицы Елисаветинской обнаружены аналогичные могилы. Там найдены остатки погребальных колесниц; одна из них прекрасно сохранилась. У входа в могилу лежали костяки лошадей и людей. Одно из основных захоронений находилось в каменном склепе с деревянным покрытием. В северной стене ямы была катакомба, где лежал костяк в тяжелом железном панцире с мечом с левой стороны. Над ямой был сооружен деревянный навес, покоившийся на столбах.

Все эти курганы принадлежат знати. Глубокая яма с шатром напоминала юрту и воспроизводила быт умершего кочевника.

Иногда для погребения в стене устраивалась катакомба. Кочевника, богатого скотовода сопровождали в загробный мир рабы и наложницы. Под курганной насыпью оставляли и погребальную колесницу. Оружие и украшения в ранних курганах носят восточный облик и сделаны, по-видимому, под влиянием Ассирии или Урарту. К вещам неместного производства относятся также шейные гривны, навершия и пластинки с фигурами зверей, украшенные цветной инкрустацией. В более позднее время господствуют веши, привезенные из малоазийских греческих центров и Афин, откуда шла, в частности, расписная чернолаковая и краснолаковая керамика. Весь материал курганов Прикубанья подчеркивает своеобразие и отличия от погребальных сооружений других областей.

Несколько другую картину мы встречаем на Таманском полуострове, где основным населением были синды, о культуре которых мы знаем по бескурганным могильникам. Там близость античных центров, таких, как Фанагория — столица азиатского Боспора, и других городов, создала ту культурную обстановку, которая сложилась и на Керченском полуострове, и около Ольвии. Смешанная синдская культура вблизи этих центров отличалась большим эллинским влиянием. На Таманском полуострове захоронения скифов и синдов встречаются и в некрополях греческих городов. Но такие погребения по своему характеру отличаются от погребений в курганах Прикубанья.

Скифские курганы в некрополе Фанагории были известны уже на заре русской археологической науки (в 1852 году)^[128]. В одном кургане под насыпью была обнаружена гробница, сложенная из сырцовых блоков и покрытая сверху бревнами. В углу гробницы находились две амфоры с золотыми подвесками, рядом лежали стрелы и наконечник копья. Два деревянных гроба на бронзовых ножках содержали останки мужчины и женщины. Мужской костяк был в чешуйчатом панцире, рядом в гробу находились стрелы и слева — железный меч. На женском костяке был чисто греческий убор, в частности наголовник с золотыми бляшками, по бокам черепа лежали золотые серьги и на шее золотое ожерелье. У входа в гробницу стояли две амфоры. Эта могила не выходит из рамок греческого погребального обряда. Но рядом с могилой, под тем же курганом, лежала четверка лошадей с богатым уздечным набором.