Роман Трахтенберг

Гастролёр

«Гастролер» – уже третья изданная книжка Трахтенберга, а таким количеством выпущенных изданий мог похвастаться не всякий член Союза писателей. Как обладатель синего диплома инженера-технолога полиграфического производства подтверждаю, что это действительно книги, а не какие-нибудь там брошюры в мягкой обложке и на хлипком КБС (клеевое-бесшвейное скрепление). Нет, несмотря на маленький формат 76х108 1/32, здесь есть переплет, настоящая обложка и даже цветные вклейки, да и скреплено всё по уму. С точки зрения полиграфической науки, Трахтенберг точно писатель!

А вот литературоведы вряд ли будут столь же доброжелательны к автору. Пишет он исключительно о себе, язык повествования довольно специфический и весьма напоминающий разговорную речь – недаром Трахтенберг почти никогда не может справиться с искушением вставить сочный матерный оборот.

Первая книга «Путь самца» рассказывала о сложных (в своем многообразии) отношениях сексуального гиганта Романа Львовича с дамами. Во второй «Вы хотите стать звездой?» он взялся учить читателя шоу-бизнесу на примере собственной скромной отрасли. В третью, по идее, могли войти байки, не поместившиеся в первые два тома, однако здесь Трахтенбергу удалось читателя слегка удивить. «Гастролер» датирован 1995 (!) годом и рассказывает о двухлетней (!!) работе Романа Львовича в качестве дайвмастера на одном из африканских курортов.

Все события излагаются в строгой последовательности, и по идее «Гастролер» метит в нишу плутовских романов о еврее, ловко делающем свой гешефт среди ментально чуждых аборигенов. Однако читатель «прохиндиады» Трахтенберга постоянно спотыкается в поисках ответа на главный вопрос: это автобиография или вымысел? Если автор пишет про себя, откуда взялись фантастические сюжетные ходы вроде загрузки пьяного героя в самолет и отправки его в страну Нубию, а также концерта перед нубийским королем ради возвращения на Родину? Программа-минимум героя – выжить в Халаибе и заработать на обратный билет. Обжившись и наладив успешный бизнес, он тем не менее почему-то копит на этот несчастный билет целых два года – господи, ну сколько стоит долететь до Москвы от Красного моря? Не две же тысячи долларов? Если же фабулу автор сочинил, то почему так мало захватывающих приключений и откуда столько физиологических подробностей вроде последствий отравления и описания отправления большой нужды в дайверском костюме? Ну и вообще – лирический герой исключительно похож на самовлюбленного и неунывающего шоумена Трахтенберга, каким мы его узнали по предыдущим книгам, к тому же носит его имя, отчество и фамилию.

Самовлюбленный шоумен в авторе никогда и не засыпал – поэтому вместо дайверской саги или там очерков африканского быта читатель получает традиционный и просторечный набор анекдотов, баек и горделивых рассказов о том, какую находчивость Роман Трахтенберг проявлял в сложных ситуациях.

Ответить же на вопрос, правда или вымысел, поможет атлас мира. Страны Нубии на карте Африки не существует – так называется область в Египте, центром которой является описанный в книге Халаиб. Если местность превратилась в государство, значит, и месяц купания в море вполне мог в умелых руках превратиться в два года профессионального дайвинга. Какие-то реальные события определенно послужили толчком для создания этой книги – но и приврал Роман Львович некисло, хотя и, как ни странно, не особенно вдохновенно.

Алексей Мажаев

Упал, очнулся, влип-с…

Важнейшим из искусств для нас является вино… Свежее прочтение Ильича


Однажды поздно вечером мне позвонил знакомый по имени Витёк и сообщил, что есть очень срочное и серьёзное дело. Я машинально прикурил сигарету. В долг не даю, никуда сейчас не поеду, знакомить его ни с кем не хочу, да и вообще сейчас не до него. Дело в том, что на завтра у меня была замечательная халтура: впервые пригласили очень богатые люди, выдали весьма приличный гонорар (не торгуясь и, что самое замечательное, вперёд); то есть мне выпала такая уникальная возможность, упускать которую я был не намерен! Ведь если понравлюсь и зацеплюсь, сразу выйду на новый уровень, где и жратва слаще, и проститутки дороже. А Витёк… из десятка его звонков только один заканчивается чем-то серьёзным, да и то не очень прибыльным. Впрочем, жизнь меня научила, что и таких персонажей не стоит сбрасывать со счетов: мало ли что.

– Ну?

– Могу устроить тебе такие гастроли, корешина, что ты просто очумеешь! – в карьер по делу погнал Витёк. – Денег немерено! Пятьдесят процентов мои. Поверь, сынок, оно того стоит.

– Пятьдесят процентов?! Не мало? Почему не восемьдесят? Или законных десяти (как всегда дают посредникам) от этого «немерено» на бизнес-ланч не хватает?

– Да подожди ты, слушай. Тебя приглашает к себе король Нубии, чтобы ты выступил в его дворце. Ну, как?

– А… Нубии? – подыграл я. – Это, по-моему, в Эстонии… Или нет, где-то на Северном полюсе. Хочу, но, к сожалению, не могу. Там жарко сейчас, да и у меня годовой эксклюзивный контракт с другим королем. Так что никак.

– Я на полном серьёзе! Это где-то в Африке. Король этой самой Нубии учился у нас в университете Патриса Лумумбы в одной группе с французским коммунистом Хасаном. Ты его не знаешь, но это неважно. Хасан недавно у него по делам был, а на обратном пути на пару дней в России завис, чтобы тебя через меня найти. В общем, этот Нубийский кинг ещё со студенческих времен анекдоты коллекционирует. Он о тебе наслышан и поэтому страшно хочет, чтобы ты к нему приехал. Гонорар обещает – сказочный!

Я, конечно, сразу не поверил, но вида не подал, решил дослушать сказку до конца. Не каждый день мне такую фигню рассказывают. Обычно всё как-то прозаичнее – скромненько, а тут смело, с размахом, по-голливудски. Даже интересно стало в какой-то момент. Вскоре выяснилось, что приглашение передал сам король через Хасана на словах, и никакого официального письма нет. Предоплаты, естественно, тоже (королю, типа, все верят на слово), и вообще приехать надо самому и за свой счет. Я живо представил себе картинку: Африка, жара, голые люди – и тут Трахтенберг в чёрном фраке и с саквояжем для денег: «Здрасссьте, это я. Как тут к королю пройти? Мне, видите ли, трансфер, в смысле почётный эскорт, до дворца надо, и чтобы золотом мне всё компенсировали…»

– Я бы оплатил тебе билет, как твой продюсер, но с деньгами у меня сейчас туго. Большой проект раскручиваю с Первым каналом, – продолжал Витёк. – Купишь сам, а потом вычтешь из моей доли…

Мой интерес пропал окончательно.

– Ладно. В общем, согласен, – подытожил разговор я. – Устраивай всё и звони. Кстати, пожалуй, отдам тебе двадцать процентов, учитывая международность гастролей и их важность в деле мира и сотрудничества для развивающихся стран Центральной и Северо-Западной Африки и южной оконечности Латинской Америки.

Я положил трубку и практически сразу завалился спать: «А всё-таки было бы здорово, если бы оно оказалось правдой, – думал я, засыпая. – Ну знает же меня весь Питер, так почему не могут знать в Нубии. Хотя, что это за страна такая, даже не слышал ни разу», – мысли путались. Я то мечтал об Африке, то возвращался к завтрашней, такой важной для меня халтуре. «Зажечь» бы клиентов так, чтобы они без меня уже ни одной пьянки не мыслили!.. И одевали бы меня… И кормили бы… И счет бы мне в банке открыли… бы…

Этой ночью снились дворцы и пальмы, среди которых почему-то находился мой завтрашний заказчик, он же именинник. И во сне моем он был чёрный, огромный и страшный, как горилла, которая «идёт и крокодила ведёт». Он хохотал до слез, полуголый живот его трясся от смеха и разрастался всё больше. А я становился всё меньше и прыгал перед ним, как мандавошка, и всё травил и травил анекдоты: «А ещё я про негров много знаю!» – орал я во сне. И вспоминал самые похабные и самые-пресамые расистские. Вспомнил, кстати, то есть совсем некстати, что «очень сложно искать негра в тёмной комнате, особенно если у него выколоты глаза и выбиты зубы». После чего странный именинник перестал смеяться, а я понял, что мне сейчас выбьют и зубы, и глаза, и даже, может быть, если, конечно, не повезет, вышибут мозги!..

Но, к счастью, в этот момент я проснулся…Н-да, подсознание иногда выдает такие кошмары: даже во сне стрёмно, что ляпну лишнее. Наступлю кому-то на больную мозоль, коих не счесть; и неверная жена, и национальность, и алкоголизм, и нестояк, и понос, и золотуха и т. д. Так однажды я прочел со сцены старую частушку «Лучше нет влагалища, чем очко товарища…» Какой-то пьяный тип из зала тут же заорал: «И много у тебя таких товарищей?»

– Нет! – с ходу брякнул я. – А у тебя?

И в меня полетел граненый стакан. Если бы я не увернулся, может, ходил бы теперь с одним глазом и половиной черепа. Так что с тех пор фильтрую каждое слово и весь базар целиком: сначала присматриваюсь к публике, начинаю аккуратно, в незнакомых компаниях даже и не пью. Вот и сегодня не собираюсь. Говорят, там будут такие люди, что мне лучше даже и не знать, кто они.

* * *

Вечер прошёл великолепно. Бить меня, похоже, не собирались, да и граненых стаканов, сказать по правде, здесь тоже не наблюдалось. Народ врубался во всё. И я до сих пор уверен, что это были мои самые благодарные слушатели.

Правда, закончив программу, я внезапно ощутил непреодолимое желание пропустить рюмашку-другую. В этот самый момент передо мной возникло грузное и пьяное тело виновника торжества.

– Молодец! Спасибо тебе, – сказал он, подкрепив комплимент стобаксовой купюрой. – Было круто! Особенно Николаича хорошо отстебал. Всем жутко понравилось. Его «племянница» чуть устрицей с хохоту не подавилась. Я так просто рыдал. Слушай, а ты как, насчёт задержаться немного и, так сказать, присоединиться к нашему празднику? Уважь народ. Ну, а я со своей стороны поддержу эту инициативу денежной премией за сверхурочные, как говорится.

– Да чего-то я забодался сегодня, – неуверенно начал я.

– Во, погуляй, отдохни… Рюмку гостю! – радостно закричал он на весь зал.

Народ загудел, зашевелился и быстро организовал мне место во главе стола прямо рядом с именинником. Суетясь, пьяные гости накладывали мне в тарелку именинника недоеденные стейки и обглоданных фазанов.

Я, как и положено, начал с тоста: «За то, чтобы коньяк, который мы пьём, был старше девушек, с которыми спим». И опрокинул вовнутрь стопку, в которую алконавты наплескали от души всего, что попало под руку. Выпил – душа запела. Компания подобралась на удивление славная. Много и в тему шутили, кидались шашлыками, раскрашивали чёрной икрой голых стриптизёрок, весело дрались… Короче – радовались жизни. Я был, естественно, в центре внимания и чувствовал себя с каждым тостом всё лучше и лучше.

– Никогда не пейте безалкогольное пиво, так как это первый шаг к резиновой женщине. Так же, как и секс с негритянкой – первый шаг к зоофилии! – поднял я очередной тост.

Зал заржал.

– Рома, а ты когда-нибудь спал с негритянкой? – заорал кто-то из зала.

И тут чёрт меня за язык дёрнул:

– Да что там с одной негритянкой?! У меня их скоро будут сотни. На днях, – говорю. – Сам король Нубии к себе в гости пригласил. Дворцы, яхты, бабы… всё такое…

– В Нубию? А где это? – заинтересовался сосед, сидевший справа.

– В Африке где-то.

– Во, самое время на солнышко, – дружно поддержал стол. – Когда собираешься?

– Да эти короли… они же далеки от народа. Приезжай, типа, и всё. А где это, как я туда доберусь, похоже, не королевское дело.

– И что, лимузин не прислал? – язвительно хмыкнула модель, блондинка Ксения, ещё пару минут назад казавшаяся мне вполне привлекательной.

– Нет, зато спросил, не знаю ли я, почему у манекенщиц на одну извилину больше, чем у лошади?

Лицо Ксении по-лошадиному вытянулось: «Ну?»

– Чтобы не срали на подиуме.

– Подожди-ка, – не успокаивался сосед, наливая. – Так, какие проблемы-то? Сейчас всё организуем. Раз король приглашает, не надо уважаемым людям отказывать. Связи могут пригодиться. Вернешься, сразу нам звони, расскажешь, как там? Номер своего паспорта знаешь?

Он достал из кармана телефон и вышел из-за стола. Дальше всё происходило прямо как в кино. Сосед вернулся и громко сообщил радостную весть: «Билет сейчас привезут!»

– Молодец, Иван Израилевич! – поддержал его хозяин стола. – Сказано – сделано. По нашему, по-татарски.

– Хорош стебаться! Я же тебе говорил, я не татарин. Я хохол.

В этот момент мне, конечно, надо было что-то предпринять: как-нибудь отшутиться, выкрутиться, словом, как-то остановить необратимый процесс. Но, во-первых, я до конца не верил в происходящее. А во-вторых, разномастный алкоголь, обильно впитавшийся в мозг, коварно и резко изменил мое чувство реальности. Я свято верил во все, что говорил, и на самом деле ощущал себя, как минимум, нубийским принцем. Где-то внутри, конечно, что-то чуть-чуть свербело, но сопротивляться происходящему просто не было сил. «Да будь что будет», – по-буддистски решил я и включил автопилот. Кроме того, времена олигархов только-только наступали, и честные граждане ещё верили, что, подвыпив, можно перепутать лишь Москву с Питером (читай Ленинградом). Вот я и расслабился. Всё дальнейшее происходило как в тумане и как будто не со мной. Коньяк не задерживался в рюмке, запивали водкой, папиросы прикуривались одна от другой, и я уже не обращал внимания, что в них забито.

Вскоре привезли билет, и его сразу же оплатил хозяин вечеринки обещанными сверхурочными. «Ну, раз такое дело…» – вздохнул он, доставая пачку денег и отсчитывая нужную сумму. Это значительно прибавило ажиотажа, особенно когда выяснилось, что улетаю я прямо этим утром, причем рано. Все были очень рады и большинством голосов решили проводить меня прямо в аэропорт почетным пьяным эскортом.

Затем мы ещё много пили за отъезд, за Нубию, за «своего парня» короля…

Как кур во щи

Пираты захватили корабль и кричат: «Баб за борт, а мужиков будем трахать!» Бабы кричат: «Так не бывает!» Мужики, снимая штаны, радостно: «Бывает! Бывает!»


Разбудил меня какой-то странный гул. Да ещё тело затекло от сна в одном положении. Попытка перевернуться и лечь на живот почему-то не удалась. С трудом разлепил один глаз. Второй от ужаса распахнулся сам. «…Мать! Мать! Мать!» – пронеслось в голове.

За круглым окошком мирно соседствовали… величественные тяжёлые облака. То ли рай, то ли ад. То ли закат, то ли рассвет происходил в той части земли, где летел САМОЛЁТ. САМОЛЁТ, в котором, как оказалось, находился и я. Всё небо было разноцветно-жёлто-оранжево-голубым и тёмно-синим до черноты.

Оторвавшись от самой неожиданной в моей жизни картины, я с хрустом попытался повернуть затекшую шею вправо. Нет, судьба всё-таки была ко мне необычайно жестока. По-моему, мы падали, ибо через ряд кресел от меня сидел какой-то бюргер с кислородной маской на лице. Больше в салоне бизнес-класса никого не было. Закостеневшим пальцем я тыркнул в кнопку вызова стюардессы.

Стюардесса появилась тут же и, стараясь держаться от меня на почтительном или даже на очень почтительном расстоянии, улыбалась мне сквозь респиратор.

– Скажите, а мы уже давно падаем?

– Но андестенд.

– А-а-а… Катастроф?

– Йес! Андестенд!

И… понимающе принесла мне холодного пива.

Её шоколадного цвета кожа странно гармонировала с синей формой. И я почему-то вдруг подумал, что так ни разу и не переспал с негритянкой, и что перед смертью это надо бы исправить. Как все-таки странно, что в падающем самолете мне пришла в голову первой именно эта мысль.

– Вай? – спросил я, указывая на респиратор и маску.

– Бикоз! – ответила она и указала на мою пасть.

– Андестенд, – сказал я и рассмеялся.

Она поморщилась и отошла ещё дальше. Главное – мы не падали. Тихо гудел самолет. Страшно гудела голова. Вчерашний вечер вспоминался смутно. Я собрался с силами и попытался восстановить события. Для начала провел ревизию карманов. Паспорт, сигареты, зажигалка, кошелек… Подсчёт средств немного уменьшил мое беспокойство. Наличие денег, хотя и небольших, вселяло некоторую уверенность. Кроме абсолютно бесполезных за границей рублей, с собой у меня, к счастью, оказалось сто пятьдесят долларов, двести немецких и триста двадцать финских марок. Билет нашёлся в кармане, и не один. Я летел с пересадками, а конечной частью моего пути должен стать…X…х…х…ХАЛАИБ???!!!!…От одного этого слова меня пробрала дрожь. Где это?! Зачем я туда лечу?! «Все, больше не пью!!!»

…Судя по багажной бирке на билете, я путешествовал не налегке. А что же я везу с собой?! Может, меня использовали в качестве наркодилера?! Нужно срочно драпать домой, но хватит ли средств на обратный путь? И почему я лечу в бизнес-классе? Зачем такие роскоши: по слухам, билет в бизнесе в два раза дороже эконома, так что, если я сейчас поменяю билет на эконом, может, мне хватит на обратную дорогу? И я снова позвал стюардессу.

– Мэм, ай вонт ченч тикет?

– Вай?

– Ченч бизнес ам эконом? – и я протянул ей билет.

Она пока не понимала меня, и я решил показать ей двести финских марок: может, до нее теперь дойдет, что я хочу получить разницу и пересесть в эконом.

– Оу, сенкью, – пробурчала она сквозь респиратор, взяла деньги и скрылась в тумане.

«Пиздец!» – подумал я.

Денег осталось ещё меньше, а надежда на получение барыша вообще испарилась. Надо было срочно решить, что делать дальше. Но тут, как раз вовремя, самолет пошел на посадку. Из сообщения командира корабля я понял, что прилетаем во Франкфурт. «Вот здесь и сойду! – радостно промелькнуло в моем мозгу. – И ближайшим рейсом обратно. Три часа – и дома! Черт, даже если не хватит средств на воздушный транспорт, вспомню юность и доберусь автостопом, электричками, автобусами, оленями или на собаках, лишь бы назад!»



***



– Их мехтэ цурюк![1] – собрав почти все школьные лингвистические познания, сообщил я девушке-администратору на прилёте.

Она улыбнулась и, извинившись, взяла из моих рук билет и паспорт. Быстро убедившись в том, что я не понимаю практически ни слова ни на одном из известных ей языков, буквально на пальцах объяснила, что, к сожалению, это невозможно. У меня билет в один конец до Нубии, и я даже не могу выйти из транзитной зоны, чтобы купить другой – обратно, по причине отсутствия визы.

«НУБИЯ!!! ЁБ ТВОЮ МАТЬ! – я вспомнил, куда лечу. – Так значит, этот Х… хл… лб, – как его там, – столица этой самой Нубии-Хуюбии!»

Тем временем, милая «пограниньша» переговорила с кем-то по рации и сообщила мне доступным образом, что мой багаж уже перегружен в другой самолет, и я обязательно должен лететь до места назначения. После чего любезно и настойчиво проводила меня к терминалу на посадку. По пути соскочить не удалось. «Не беда, – оптимистично подумал я. – У меня ведь и нубийской визы нет. Прилечу, и оттуда меня сразу отправят обратно».

Я влез в следующий самолет, и сразу неприятно засосало где-то внутри от дискомфорта, переходящего в легкий страх. Здесь уже не было ни одного «бледнолицего». Вокруг рассаживались люди или очень смуглые, или шоколадные, а напоследок и вовсе, чёрный как смоль, гордо прошествовал командир самолета, плотоядно покосившись на меня.

«А если они людоеды?» – вдруг подумалось мне, но спросить было некого. Где же наши, где «рашн тьюрист», где вездесущие европейцы? Возможно, это лишь случайность, что самолёт оказался заполнен «гурманами». А если нет, а если это заслуженное возмездие: «Мол, не пей, мальчик, а то котлеткою станешь…»

Я лихорадочно пытался вспомнить все, что знал о Витьке, чтобы понять, на что сей скользкий тип способен, но ничего конкретного в голову не приходило. Мы даже не приятели. Просто такие люди, как он, начинают себя вести, как старые друзья, с первой же встречи, чтобы втереться в компанию. И машинально ты сам, – а главное, всё твое окружение, – начинаешь думать, что он тебе и вправду друг. Но у «друга» просто есть несколько разбогатевших бывших одноклассников и однокурсников, и пару раз я работал у них на днях рождения. Витёк же выступал как посредник между нами, а на деле наверняка откусывал большую часть гонорара, причитающегося мне. Ну, могли ли у Витька иметься знакомые, которые запросто общаются с королем Нубии? Ведь сам-то он необразован, нахален, вечно сидит без работы, но порой я встречал его и в высшем свете. М-да, пути Господни неисповедимы. Но теперь, чтобы узнать ответ на сей вопрос, мне придется отправиться практически к черту на рога.

…По радио объявили о взлете на нескольких языках, из которых ни один не был европейским. Самолет взвыл, а вместе с ним заныло и мое сердце: куда я лечу?

А что у нас под ёлочкой

– Папа, а почему ты мандарины так высоко на елку вешаешь? – Чтобы ты их раньше времени не съел. – А что ж мне есть? Серпантин, что ли?


Я всё-таки уснул и весь перелёт проспал как убитый. Организм требовал серьёзного восстановления сил, а мозг, видимо, уже не мог бояться и просто отключился. Говорят, такое случается в опасных ситуациях. В энергосистеме человека выбивает «пробки», чтобы не сгорела вся проводка. Зато проснулся свежим, целым и практически живым. Бодрила радостная мысль: не съели.

Зато во время посадки просто загляделся в иллюминатор на невероятно голубое и прозрачное море. Сам праздничный вид его успокаивал и обнадеживал: а что, если насчет короля – не шутка? Надо звякнуть этому клоуну Витеньке, вдруг не набрехал.



***



А вот уже и Нубия…

…Фэйсы сотрудников аэропорта не отличались колером от лиц пассажиров, но зато на меня не смотрели как на чудо невиданное, что слегка утешало. Значит, здесь уже ступала нога белого человека. Заполнив анкету, я протолкнул её вместе с паспортом в прорезь иноземного контроля.

– Тьюрист? Рашен? – спросил офицер.

Я кивнул и радостно отметил про себя: русские здесь тоже бывали! Здравствуй, земля обетованная!!!

– Вэльком, сэр! – широко улыбаясь, рявкнул он и шлёпнул мне в паспорт большую разноцветную печать. «Kingdom», – прочёл я. Королевство (твою мать)! Значит, где-то есть и король. Только вопрос – где? Вспомнилась детская считалочка: «Пароль? На горшке сидит король. Ответ. А сзади королева писает налево».

– Зис вэй, сэр, – офицер указал рукой на багажное отделение.

И тут мне снова стало страшно. Что там, в этом чемодане, собранном пьяной и укуренной компанией?! Добрые люди (теперь я хотя бы вспомнил, что они не наркобароны) могли положить мне на «посошок» косячок или «дорожку». Интересно, за что в Нубии дают больше?

Я, подобно чёрному могильному Кинг-Конгу, долго кружил возле своего чемодана. С одной стороны, все-таки в полет провожали не полные сволочи, зачем им подставлять меня? Но с другой – все они были «настолько хороши, что сыпанули анаши», почти стихами думал я. Так! Багаж не забираю!.. И в то же время, а что, если там лежат какие-то дорогие мне вещи?! Пока я шевелил извилинами, перебирая все возможные и невозможные варианты, народ рассасывался. Я покосился на выход: две гориллы из местных сотрудников осматривали всех выходящих. Казалось, от их рентгеновских взглядов с белоснежными белками ничего не утаить, а я скоро останусь совсем один среди чёрных полицейских в тёмном багажном отделении, и мой красный чемодан одиноко будет кружиться на ленте, привлекая внимание этих быков. Тоже мне, блядь, тореадор. Эх, была не была! Схватив возможный оплот греха и порока, я ринулся в толпу. Пронесло! Легавые даже не взглянули на меня.

«Раз барбосы ничего не унюхали – значит, наркотиков в моем чемодане нет! – хрюкнул я про себя. – Интересно, тогда что же там?»

Важнейшим из искусств для нас сейчас является… срочно переодеться. Я уезжал из города, где поздняя осень, а попал в самое пекло африканского лета. Оглядев здание, заметил дверь, явно ведущую в мужской сортир, и, решив, что там безопаснее всего, рванул к толчкам. Там и вправду никого не было. Ну-с, приступим к делу! Я открывал чемодан, словно новогодний подарок, ожидая от него сюрпризов. Например, пачки долларов на обратную дорогу или телефонный номер короля, записанный на салфетке…

Но первое, что попалось, была… полосатая тюремная фуфайка, украденная со склада и подаренная мне одним поклонником-прапорщиком из «Крестов». На груди её красовалась гордая надпись «Роман Трахтенберг, 3-й отряд». К ней прилагалась полосатая шапочка. Я принял от прапора сие странное подношение с целью усугубить его эксклюзивность: подбить телогреечку и ушаночку соболем. Таким образом, костюм приобретал статус «от кутюр» из коллекции «сижу на нарах, как король на именинах», и именно в нем планировал на новогоднем губернаторском балу шокировать тусовку и прессу. В газеты попадать я люблю!.. Но сейчас, кажется, попал пальцем в небо. На хер он мне здесь?!

– А на хер его нужно было класть на самое видное место?! – спросила одна часть меня у другой части меня же.

– Так я и не клал! Его просто только-только привезли из модельного дома Наташи Дригант, где подбивали мехом. Он и лежал на виду, – ответила другая часть.

Наверное, поэтому и попал под руку провожавшим. Которые просто не нашли другой зимней одежды и в «отеческой заботе» положили эту. Что ж уже через неделю Россию завалит снегом: прилечу, там пригодится. Но хоть что-то из летних вещей у меня есть?! Я отчаянно стал рыться в чемодане. И обнаружил: множество концертных костюмов: фрак, котелок – ну, конечно, ехал же работать! Штук пятнадцать галстуков, из коих только часть были мои, видимо, господа-алкоголики добавили свои. Чтобы у меня имелся выбор, раз уж перед королем еду выступать! Лаковые штиблеты (две пары); строгие концертные брюки (чёрные в блестках, коричневые в перламутровых разводах, белые в стразах); грязные рваные трусы (одни), которые собирался выбросить, и зачем-то вязаный плед. Последнее, что я нашел, были шапочка для душа и чесалка для спины. Денег не было.

Радостно представив, как выйду из аэропорта в лаковых штиблетах, обмотавшись пледом, в шапочке для душа и почесываясь, – горько всплакнул. Стражи даже не станут искать «колеса», они безоговорочно решат, что я их все принял…

В лаковых штиблетах

И вот я уже в Израиле. И вот мне уже хорошо. И вот мне уже так хорошо, что так мне, дураку, и надо!.. Из письма еврея-эмигранта на Родину


«Что делать?! Что же делать! В чем же мне идти?» – лихорадочно думал я, катя свой чемодан (благо, что на колесиках) по зданию аэропорта. Три вечных вопроса русской интеллигенции: «Что делать? Кто виноват? И едят ли курицу руками?»

…Ах да, я, наверное, не обрисовал свою проблему в точности. Дело в том, что в здании аэровокзала, как и в самолете, работали мощные кондиционеры. Они и охлаждали воздух. Зато вне здания африканское солнце вовсю старалось раскалить атмосферу. Когда двери аэропорта распахивались, выпуская народ, с улицы залетали потоки нагретого, словно на адском огне, горячего ветра. Там точно сауна: а на мне лаковые штиблеты и довольно приличный концертный костюм. Пусть несколько вычурный, но окружающие могли принять его и за деловой. Тем более – я это уже успел заметить – местные явно любили аляповатое с рюшечками. Только в придачу ко всему под пиджаком не было элегантной рубашки. Лишь манишка и манжеты: костюм клоуна. Придется мне «вариться в собственном соку», пока не найду подходящий отель…Или ещё дольше. Конечно, в аэропорту имелась лавчонка с одеждой, но мне не дано знать, насколько застряну в этой Нубии. Так что тратить деньги чего-то совсем не хотелось.

И тут я засек смуглого пассажира, переодевающегося прямо у туалета. Он снял пропотевшую футболку, бросил её и надел свежую. Старую он то ли забыл, то ли не хотел её забирать, и она одиноко висела на креслах, пока… не стала моей добычей. Хищно схватив её, ринулся в сортир, переоделся и, наконец, вышел на улицу. Теперь я был похож на человека, правда, судя по мощному запаху, на чёрного.

На улице меня сразу облепили таксисты, наперебой предлагая свои услуги. Первым делом мне нужно было позвонить, а телефонного аппарата в здании международного аэровокзала, как ни странно, не было. Я вступил в переговоры и торги. Используя общедоступный язык жестов и отдельные иностранные слова, мне удалось объяснить, куда я хочу, и шумный, разговорчивый владелец старенького «пежо» взялся доставить в город к международному телефону за пять американских долларов.

– Ха ва ю, май френд? Гут? Вэ а ю фром? Джэман, френч, свиз? – сразу поинтересовался он.

– Раша, – ответил я.

– Рашен?!.. Гут! Май нэйм Мухаммед. Вот ё нэйм?

– Абдурахман, – это первое, что пришло мне в голову и, по-моему, как нельзя лучше подходило человеку оказавшемуся в подобной ситуации подобным образом.

– Вэльком ту Нубия, мистер Абдрахман! – отрапортовал Мухаммед.

– Во-во, правильно. Так мне, дураку, и надо! – согласился я.

Всю недолгую поездку он непрерывно болтал на смеси арабского и английского, что-то рассказывая и показывая, задавая мне массу вопросов и сам же на них отвечая. Я с удовольствием поддерживал беседу в том же духе. От гида-таксиста я узнал, что попал не в столицу, а в курортный городок. Мухаммед утверждал, что лучшего места для отдыха в мире просто нет, и всем здесь страшно нравится. Он был абсолютно уверен, что скоро на этом месте будет город-сад, и с гордостью сообщил, что его брат с какими-то очень богатыми швейцарцами уже построил первые три больших отеля по пять звёзд каждый.

«Почему же меня отправили не в столицу? – размышлял я. – Ведь король, если он есть, должен жить там. А впрочем, поездка была скоропалительной, может, билетов не нашлось».

Международный телефон находился в небольшом каменном одноэтажном здании на центральной улице. Здесь всё очень напоминало Советский Союз. Стояла очередь. Заказ на разговор отдавался барышне, и та, дозвонившись по указанному номеру, приглашала в кабинку и засекала время. Я взял бумажку, написал номера телефонов и, дождавшись своей очереди, протянул девушке. Не прошло и часа, как меня пригласили в кабинку. Я сообщил родителям, чтобы они не волновались в связи с моим отсутствием, что я просто неожиданно уехал отдохнуть на море и, когда вернусь, пока не знаю.

Следующего соединения пришлось ждать ещё минут сорок. Здесь, похоже, никто никуда не торопился.

– Привет, – сказал я как можно сдержаннее. – Ну, я уже в Нубии.

– Где? – переспросил Витёк.

– В Нубии. На гастроли приехал.

– А, это ты, кореш? Здорово. Как сам?

– Как бы тебе покороче-то? – начал я, понимая, что сложившаяся ситуация выглядит как минимум по-идиотски. – В общем, мне тут предложили слетать, куда хочу, и я решил в Нубию.

– Отлично. Считай, что на билетах сэкономили. Я тогда на днях Хасана попытаюсь где-нибудь достать, если он ещё не уехал. Пускай пошевелит эту тему.

– Да я уже здесь, говорю же. Соображай, Витёк, быстрее!

– А чего ты там делаешь?

– Решил кинуть тебя с твоей долей. Напрямую рванул, а тут во дворец не пускают, типа «не по протоколу» говорят. К королям без продюсера приезжать не положено, оказывается, – раздраженно объяснил я. – Короче, доставай своего Хасана срочно, а я пока на пляже полежу. Позвоню завтра. Давай.

Вышел на улицу. Там в компании нескольких парней тусовался Мухаммед. Он, похоже, и не уезжал никуда.

– Алез кля?[2] Коло Таммам?[3] – подскочил он ко мне, как к родному.

– Гут, – буркнул я.

– Хотэль? – спросил он. И показал пятерню, что явно означало «Пять звезд».

Я кивнул.

Конечно, денег немного и надо экономить, но я рассудил так: во-первых, страна бедная. И пусть Мухаммед что-то говорит о «богатых швейцарцах», мы до сих пор катались по нищим кривым улочкам. А во-вторых, что, если король и впрямь найдётся?!…Попал же я в Нубию! А это само по себе чудо… И вот, когда он найдется, что мне говорить его подчинённым: «Пришлите за мной лимузин к отелю ползвезды «Шалаш на пляже», это сразу за пивнушкой?» Нет, невозможно! Думаю, на пару дней мне хватит денег на жизнь в приличном отеле, а там ситуация прояснится.

Пока я предавался таким мыслям, мы лихо подрулили к ресепшену. Отель действительно выглядел очень пристойно, особенно на фоне всего окружающего. Он стоял прямо на берегу, весь светился огнями и из-за количества зелени напоминал настоящий оазис. За номер с меня попросили восемьдесят долларов в день, согласно прейскуранту. Этого я себе позволить никак не мог.

«В стране, где такси из международного аэропорта в город стоит пять долларов, должно быть и что-нибудь подешевле», – подумал я и сообщил свои соображения Мухаммеду.

– Но проблем, сэр, – сказал он и о чем-то быстро и резко заговорил с администратором. Тот, в свою очередь, грозно сдвинул брови и тоже повысил голос. В какой-то момент мне показалось, что вот-вот – и они подерутся. Нет, буквально через пару минут улыбки снова сияли на их лицах.

– Шестьдесят долларов, – сообщил администратор, – онли фор май фрэнд, – сказал он, многозначительно показывая на Мухаммеда. Я удивился происходящему, но и к такой сумме, к сожалению, тоже готов не был. Администратор развел руками.

– Но проблем, – опять сказал мой никогда не унывающий друг-таксист, совершенно не расстроившись из-за того, что я оказался, мягко говоря, не нефтяным магнатом. Хотя, чего ему переживать, пять долларов для него у меня ведь нашлось.

– Здесь рядом есть минихотэл, – словами и жестами объяснил он – там дешево.

Мы подъехали к небольшому двухэтажному зданию на соседней маленькой и уже тёмной к тому времени улочке. «ГРАНД ПАЛАС», – гласила крупная надпись над входом. На крыльце, прямо на ступеньках, сидел сам хозяин гостиницы. Не вставая, он кивком поздоровался со мной и обменялся с Мухаммедом длинными приветствиями. Переговоры были короткими и непонятными, а их результат, похоже, положительным.

– Сколько стоит-то? – спросил я, дождавшись паузы в их разговоре.

– Файф гиней[4] – пятерней показал хозяин. Цифра «пять» мне сразу понравилась. Тем не менее, я на секунду замялся. Заметив это, Мухаммед быстро пересчитал для меня. Получалось около полутора долларов.

– Тридцать гиней за неделю, – предложил я, подсознательно почувствовав, что не торговаться в этих краях – как минимум дурной тон.

Али, так звали хозяина, внимательно посмотрел на меня, что-то пробурчал себе под нос, кивнул и жестом показал следовать за ним. Мы поднялись по широкой центральной лестнице наверх и оказались на плоской крыше. Вернее, крыши вообще не оказалось. Лестница выходила прямо на как бы недостроенный этаж – открытую площадку, окруженную по пояс стенами. На ней были беспорядочно расставлены несколько плетеных лежаков, столик и большие кадки с маленькими пальмами. Получалось что-то вроде садика.

– Сегодня ты можешь переночевать здесь, – сообщил Мухаммед. – Сейчас сезон, и везде всё занято. Но тебе повезло: завтра часть постояльцев съезжает, и ты с утра займешь освободившуюся комнату.

Мне почему-то вспомнились Сочи советских лет и ещё фильм «Будьте моим мужем», где отдыхающим сдавали картонные курятники и собачьи будки. Главное, чтобы завтра мне не всучили веник и не сказали, что я дежурный по туалету.

Но с другой стороны, что мне остается? Ехать куда-то ещё совершенно не хотелось. Сказал бы даже, просто не моглось. День выдался нелегким, и измученному телу требовался длительный отдых. Меня «убили» долгий перелет, неизвестность, окружающее пекло, ожидание телефонных переговоров, чужая потная одежда… Может быть, в душ? Завтра… Завтра!

«Завтра заодно и чего-нибудь придумаю, – решил я, – а сейчас надо поспать». Выразив свое согласие и осчастливив Мухаммеда ещё одной пятёркой, я выбрал себе топчан в уголке. Мне принесли плед и подушку. «Гут найт», – пожелали хором мои новые знакомые и, выкрутив лампочку, оставили одного. Я наконец-то снял штиблеты и вытянул ноги. Огромное чёрное небо прямо над головой было усыпано яркими звездами, где-то рядом плескалось море, и теплый приятный бриз доносил густые сладкие запахи южной ночи. Я вдруг ощутил состояние такого беззаботного дурацкого детского счастья. «Хорошо-то как», – промелькнуло в голове. И тут по улице прошли двое. Они о чем-то говорили, мне было слышно каждое слово. «Господи, я сплю почти на улице!»

И снова полез в бумажник, достал всё своё небольшое состояние и, скомкав, засунул в трусы. Чемодан поставил рядом с собой, лег на бок и положил на него руку и ногу. Поди, не сопрут!



***



…Яркое солнце светило прямо в лицо, вокруг раздавалась иностранная речь. Кто-то плюхнулся на мой топчан. Я открыл глаза и сначала не мог сообразить, где я, и что, собственно, происходит. Вокруг сидели какие-то люди и, не обращая на меня абсолютно никакого внимания, пили кофе.

– Гуттен морген, – звонко произнесла стриженая девушка, беспардонно сидевшая практически на мне. – Кафэ? – спросила она.

Я кивнул и хотел что-нибудь сказать, но так и не решил, что именно, а главное, как это сделать. Мне передали стеклянную рюмочку, более подходящую, на мой взгляд, для водки, чем для кофе. Напиток в ней оказался крепким, терпким, немного необычным, но приятным на вкус. Я сказал «сэнкью» и закурил. Далее разговор не пошел. Европейцы на самом деле, не отличаются стремлением общаться с теми, кто сносно не говорит хотя бы по-английски. Для них такие люди – представители третьего мира, с которыми контачат, только когда от них что-нибудь нужно. От меня они не хотели ничего, я от них – тоже. О чем тут говорить?

Али в отеле не оказалось, но арапчонок-портье был в курсе событий и неторопливо, как, похоже, здесь было принято во всем, заселил меня в комнату. Для полутора долларов она была очень даже неплохой. Шкаф, тумбочка, кровать и огромный вентилятор на потолке – что ещё нужно на курорте?

Оставив вещи, я решил прогуляться и приодеться. Если плата за комнату полтора доллара в день, я могу считать себя олигархом! Под ярким утренним солнцем всё выглядело совсем иначе, нежели вчера вечером. Свернув за угол «Гранд Паласа», я попал на довольно оживленную улицу, просто кишащую маленькими пестрыми лавочками и магазинчиками. Внизу, метрах в ста, она упиралась в набережную с уже знакомым мне дорогим отелем, а наверху переходила в небольшую площадь.

Не успел я ступить по ней и шагу, как меня окликнули из кафе, разместившегося на открытой веранде: «Кофе? Брекфаст? – улыбаясь до коренных зубов, предложил официант, приглашая занять место за любым столиком. – Май нэйм Мухаммед. Вэлком, сэр». Я, в общем-то, не возражал, только немного смущало отсутствие местных денег. Этим своим сомнением я тут же поделился с Мухаммедом, показав ему зелёную сотню и разведя руками, типа: «Ну, извини, браток, надо бы сначала это поменять».

Однако официант начал махать руками, всячески показывая, что менять ничего не надо. Типа, могу отдать потом, а пока он всё запишет на мой счёт. Сам вид такой купюры привел его в восторг. А я даже вспомнил шутку: «Какой предмет нравится всем женщинам – имеющий пятнадцать сантиметров в длину, специфический запах и собственную голову?» Да, долларовые купюры, они нравятся и официантам.

– Но проблем, сэр, – ещё шире улыбнулся Мухаммед. – Релакс. Вот ю лайк дрынк? Кофе, джюс, кола?..

– Кофе, – ответил я, – и меню, плиз.

…Уже через час я был накормлен, одет в новые шорты, майку и шлепанцы. Также прикупил себе кепку и очки. Без них жить здесь просто невозможно. В моем новеньком дешевом рюкзачке лежали ещё несколько маек про запас, белье, плавки и… неразменянная сотенная купюра. Сдачи ни у кого не нашлось, обменников тоже, а местные жители, как выяснилось, охотно давали в долг. Они практически везде сами навязывали мне покупки и еду в кредит, записывая все на мой счет. Здесь белому человеку доверяют. А наличие в моем кармане сотенной купюры, и также то, что я живу в «Гранд Паласе» (их в городе было два: один – пятизвёздный, о чём меня не просветил таксист, второй – мой), вызывало серьёзное уважение к моей персоне. Что неудивительно, если учитывать, что их зарплата в месяц составляла три доллара.

Кроме того, позже я понял, что бедность заставляет нубийцев «вертеться» и оттачивать бытовой сервис до беспределов совершенства. Им важно заполучить тебя как клиента, и они готовы для этого сделать все. Сидя в ресторане, ты мог заказать то, чего нет в меню, и тебе бы принесли. То есть, метнулись бы на рынок или в магазин, купили, приготовили и подали. Заодно здесь же можно было заказать и морскую экскурсию на послезавтра, и ремонт машины, и чистку одежды, резиновую негритянку и томик Пушкина на арабском. Здесь можно было найти всё, что хочешь, и получить то, что не ожидаешь. Так в одном из кафе молоденький официант сказал мне: «Кофе, чай, Али-Баба?»

– Кто? – опешил я. Неужели предлагают купить мальчика, совсем с ума сошли.

– Кофе, чай, Али-Баба? – ещё раз спросил он и, видя, что я не понимаю, притащил маленькую глиняную статуэтку: мужчина с огромным пенисом. Причём член был больше хозяина раза в полтора. Игрушка мне понравилась, и в России такой подарок сочли бы оригинальным. Но сейчас каждая копейка на счету. Однако, когда я рассмотрел Али-Бабу, у меня мелькнула мысль, не открыть ли бизнес по поставкам африканских игрушек в Россию. Мысль хорошая, вот только на сегодня нереализуемая.

Немного разобравшись в том, как я здесь буду выживать, решил осмотреть местность. Набережная, к моему разочарованию, мало напоминала зону туристического променада и скорее была просто прибрежной дорогой. С берега на нее фасадом выходили один за другим четыре небольших евростандартных отеля – виллиджа. Выглядели они новенькими и ухоженными, что ярко указывало на их иностранную принадлежность. Дальше сразу за ними начинался и тянулся с полкилометра пустынный городской пляж, плавно переходя в какую-то стройплощадку. Он мне сразу не понравился, и я свернул в первый же отель. Беспрепятственно пройдя сквозь холл со стойкой администратора и секьюрити, я очутился на внутренней территории, где находились бар, бассейн и оборудованный пляж. Надо сказать, что моя туристская внешность явно давала возможность пользоваться всяческими благами, недоступными местному населению. В этом оазисе цивилизации я и провел большую половину дня. Пусть обстоятельства сложные, но пляж и море – это святое!

Вечерняя трехчасовая прогулка дала мне полное впечатление о месте, в которое я попал. Весь городок по большому счету состоял из трех асфальтированных улиц, параллельных морю, и четырех, идущих перпендикулярно. Между ними он был весь испещрен маленькими переулочками, но их изучение я оставил на потом. У моря, как я уже говорил, располагались отели, далее – магазинчики, кафе и ресторанчики, а в центре, называемом Даунтауном, – мечеть, рыночная площадь и переговорный пункт. Который я и собрался посетить; пора было снова напомнить говнопродюсеру, где я нахожусь.

Переговорный пункт оказался закрыт по причине отсутствия связи. «Пива нет», – в вольном стиле перевел я для себя табличку, висевшую на дверях. Значит – не судьба.



***



И тут на рынке началось странное движение. То есть продавцы и так хорошо двигались, видя белого туриста, но сейчас с ними происходило нечто странное. Они хватали свои лотки и оттаскивали прочь, освобождая место для чего-то. Интересно для чего? Я остановился. Лучше бы ушёл…

К освободившейся площадке подъехали три развалюхи с прикрепленными сзади будками: такие делают, чтобы возить заключенных или солдат. Здесь будки были с решетками, значит, везли преступников. Только зачем же на рынок? Одежду покупать для этапа? Пока я размышлял, из драндулетов быстро повыпрыгивали люди с автоматами. Вслед за собой они вытащили какого-то несчастного; смотреть на него было жалко. Он не мог даже стоять на ватных ногах и почему-то плакал. Последним из машины вылез очень серьёзного вида гражданин, вероятно, самый Главный, и стал громко, чтобы слышали все, что-то зачитывать из раскрытой папки.

Мне стало нехорошо. Уйти же мешало природное любопытство и… инстинкт самосохранения: во-первых, я в чужой стране и должен знать, чего тут можно ожидать. Во-вторых, все на площади замерли, словно боясь попасть в поле зрения людей с автоматами и особенно Главного. Я вдруг без знания языка и ситуации, как зверь, почувствовал общий эмоциональный настрой, заставивший всех замереть: «Если ты человек честный, то тебе ни к чему отводить глаза или уходить».

«Может, бить будут? Или руку отрубят?» – думал я. Ну, отрубают же ворам в некоторых странах. Однако ни топоры, ни розги автоматчики не достали. Беднягу привязали к столбу, чтобы он мог стоять, Главный закончил чтение… Я зажмурился. Выстрелы оглушили… Когда я открыл глаза, человека у столба уже не было. Более того, место чисто прибрали, причем буквально за секунды. Продавцы подтаскивали свои лотки на законные места и немного возбужденно, но совсем не потрясенно, продолжали общаться. Они спокойно расставляли свои товары, многие уже улыбались и зазывно махали мне руками.

ТАК ВОТ ТЫ КАКАЯ, НУБИЯ!

Я повернулся и пошел к отелю, смотреть на эти улыбчивые лица было невозможно.



***



Только вечером, когда вся выпивка в номере закончилась, вылез на улицу, чтобы купить ещё. Хотя это всё равно бесполезная растрата так необходимых мне денег – алкоголь после пережитого плохо действует.

На ступеньках отеля сидели его хозяин Али и таксист Мухаммед, привезший меня сюда. Прямо у входа они пили кофе, наслаждаясь и его вкусом, и наступившей прохладой. Вспоминая улыбки продавцов, только что видевших, как убили человека, я решил, что тоже должен улыбаться. А когда мне предложили чашечку, подумал, что, наверное, не стоит отказываться. И правильно: оказывается, Али и Мухаммед обсуждали расстрел. Но говорили о нем, кажется, с восторгом. Тот, кого я посчитал Главным, вызывал у них очень большое уважение и восторг на грани преклонения.

– А за что расстреляли? – жестами я показал, что говорю о преступнике, а не о шерифе.

– Долги большие, – пояснил Мухаммед. – Взял, а отдать не смог.

– И насколько большие? Хау мач? – спросил я, вдруг задумавшись: сейчас меня угощают бесплатно или записывают кофе на счет постояльца? Я не очень точно помнил, кому сколько должен, потому что суммы казались мне копеечными.

– Очень, очень много! – ответил Мухаммед. – Сорок долларов. Очень, очень большие деньги.

После чего кофе не полез в глотку, и я решил пойти наверх. Без выпивки сегодня тоже обойдусь. Вежливо простившись, повернулся в сторону холла и замер… На стене висел большой плакат, которого раньше не было. На нем был изображен бородатый мужчина в белых чалме и халате. В решительности его позы и серьёзности лица читался какой-то очень важный призыв к своим верноподданным.

– Кинг? – поинтересовался я, указывая на плакат.

– Президент! – ответил Али. – Нубия – рипаблик.

– Республика!? А как же король? – чуть не поперхнулся я.

– Ноу Кинг. Нубия – рипаблик.

Слегка удивившись моей бурной реакции, Али рассказал, что Нубия – независимая республика. Последний раз до этого она была суверенным государством две тысячи лет назад, пока её не завоевали египетские фараоны. Затем территория Нубии долго переходила из рук в руки. Она входила в состав сначала Римской, потом Османской империи, была и английской колонией, а сейчас – «рипаблик». И он показал на подпись под плакатом, где значилось, что этот мужик – Президент независимой республики Нубия.

Новость не была для меня громом среди ясного неба, к чему-то подобному я был внутренне готов.

Просто до этого момента в моем подсознании, все-таки, тешилась какая-то иллюзия по поводу гастролей, и душу согревала хоть и щупленькая, но надежда. Я человек не кровожадный, но сейчас мне очень захотелось познакомиться с Хасаном в торжественной траурной обстановке и высказать свои соболезнования по поводу его страшной и безвременной кончины всем его скорбящим родственникам и соратникам по коммунистической партии.

И все-таки что-то здесь не вязалось. Я бросился в номер и достал свой паспорт. На визе, поставленной мне в аэропорту, четко было сказано KINGDOM – королевство! А может, у них двоевластие? А как об этом спросить по-английски? Господи, кому здесь верить?!! Можно поинтересоваться у бюргеров, но им-то вообще по барабану местный строй. Все их проблемы решают консульства и турфирмы.

Впрочем, какой бы строи здесь ни был, НАДО БЕЖАТЬ ОТСЮДА НА ХУЙ!!!

Я грохнулся на кровать и уставился в потолок: «Стою на асфальте, в лыжи обутый. То ли лыжи не едут, то ли я ебанутый».

Свой среди чужих

В пивной ларек засовывается кучерявая негритянская голова: «Дайте нашего пива». – Какого «нашего»? Эфиопского, что ли? – Почему? Донского! – Извини, казачок, не завезли.


В очередной раз проснувшись с похмельной головной болью и мыслью, что надо срочно что-то предпринимать, немедленно приступил к разработке плана собственной эвакуации. Денег на обратный билет нет, и кто мог бы мне их прислать, я, честно говоря, не представлял. «А что, если попробовать заманить сюда кого-нибудь из знакомых отдохнуть на море и попросить заодно одолжить мне необходимую сумму?» А ведь это идея! Срабатывает, однако, инстинкт самосохранения. Быстро прикинув простым сложением потенциальные расходы, я понял, что денежных средств, которыми владею, хватит здесь надолго. Это означало, что вероятность осуществления моего коварного замысла значительно увеличивается, и я могу действовать спокойно, планомерно и не торопясь. Опять же, учитывая благоприятные местные условия обитания, это время я мог бы провести не так уж и плохо и даже с пользой для изнуренного многолетней работой организма.

Так, немного успокоившись, я приступил к типичной курортной жизни: завтрак, пляж, прогулки, дискотеки. Правда, я лишь изображал беззаботность, а на самом деле голова моя работала, как компьютер, вычисляя все, за что можно зацепиться и как-то заработать.

Через пару дней у меня уже на каждой улице было по десятку знакомых Мухаммедов, которые постоянно пытались со мной пообщаться, угощая, то чаем, то кальяном. Они очень интересовались русским языком: как называется тот или иной товар, как правильно предложить его покупателю, как сказать «спасибо, пожалуйста, дешево, дорого»… записывали всё это в блокнотики, а затем демонстрировали мне выученное. Я с радостью проводил с ними время, потому что в процессе получал необходимую мне практику разговорного англонубийского суржика и заодно изучал местные нравы. Оказалось, что в их стране практически каждого мальчика, по религиозным соображениям, принято называть в честь пророка Мухаммеда, и они просто вынуждены, чтобы не запутаться, придумывать себе какой-нибудь «ник». Старшее поколение ограничивалось традиционными производными от святого имени типа: Махмуд, Хамди, Хамада, Ахмед, а теперь у молодежи больше принято зваться на европейский манер: Майк, Мэд, Мичел, а то и просто Арнольд или Фрэнк.

– Кстати, а как твое настоящее имя? – интересовались Мухаммеды.

Я представлялся, как положено: имя, отчество, фамилия. Все пробовали повторить, но после пятой попытки произнести обычно спрашивали, не возражаю ли я, если они будут звать меня Абдрахман?

– Лучше просто мистер Эб? – предлагал я.

– А меня можешь называть Муди, – протягивая руку, сказал Мухаммед-таксист. – Меня так многие называют.

– Лука Мудищев? Дворянин?

– Что?

– Ничего. Что ж, Муди, так Муди! – соглашался я. К счастью, он не догонял российского юмора.

По вечерам за чашечкой кофе на крыше мы болтали с хозяином гостиницы Али. Он разговаривал со мной, как с ребенком, типа: «…Вот ложечка кашки. Смотри, какая ложечка. Это ведь ложечка? Ложечка. А кашка вкусная? Вкусная кашка…» Причем делал это сразу и по-арабски, и по-английски. Удивительно, но, в отличие от школьной методики преподавания иностранного языка, этот естественный метод погружения оказался значительно действенней. Я впитывал все, как губка, и эволюционировал просто на глазах. Но о делах не забывал. Периодически позванивая на Родину, запускал слух, оповещая знакомых, что нахожусь практически в раю, и здесь так гламурненько, что о возвращении в холод и слякоть даже думать не хочется. Эффект это производило правильный. Народ начинал активно интересоваться, как ко мне добраться, смогу ли я встретить и вообще… если они вдруг тоже соберутся. «Конечно, – говорил я. – Нет проблем!» О ссуде пока помалкивал.

Незаметно летело время. Я бодро вживался в новую реальность и постигал основы маата. Маат – для тех, кто не в курсе, – это основополагающее понятие местной философии. В целом он определяет порядок мироздания и уклада жизни, а на практике является эдаким сводом морально-этических правил и понятий, которые определяют, как и что в жизни должно быть правильно организовано. Эта культура была унаследована населением Нубии ещё от древних египтян и своеобразно трансформировалась веками под воздействием окружающей действительности, впитывая в себя поочередно иудаизм, ортодоксальное христианство, католицизм, магометанство, социализм, и, наконец, в данный момент, резко устремилась в нецивилизованный капитализм, активно приобщаясь к великой американской мечте. (Ни хера себе загнул! Может, мне попробовать себя в написании исторических трактатов?) Если же подходить на чисто бытовом уровне, в переводе на русский это звучит как ответ на извечный вопрос: «Кто, кому, за что и сколько должен, и как, когда и почему это следует отдавать или не отдавать вовсе?»

Обещание или данное слово в здешних местах оказалось делом чести. Очень важно, что человек говорит, но ещё важнее, что именно он в данный момент имеет в виду, а это, порой, как говорят в Одессе, «две большие разницы». Слово «бокра», например, формально означает на арабском языке «завтра». Но, согласно маату, оно отнюдь не всегда несет на себе привычную для нас смысловую нагрузку. Поэтому, если здесь кто-нибудь говорит, что обязательно сделает что-то именно «завтра», сие, скорее всего, значит, что обещающий действительно готов это сделать, но, скажем, в течение текущей недели или в начале следующей. Если речь идет о послезавтра (по-арабски «бадабокра»), – то значит, что он в принципе не возражает против самого факта, но когда произойдет само событие, он не знает, посему, как приличный человек, точно и не говорит. Если же предложение заканчивается словами: «Бокра ин ша Алла» («Завтра, если Аллаху будет угодно») – то всем здесь сразу становится ясно, что это однозначно не что иное, как вежливое «никогда» или просто «забудь об этом, приятель». Понятно, что совершенно неприлично в данной ситуации требовать от человека то, что он совсем не обещал, а в последнем случае даже ясно дал понять, что вовсе не намерен этого делать. Я внимательно изучал местные премудрости, ведь, оставаясь человеком несведущим, мучился по поводу: «А чего мне ждать?»

Несмотря на массу подобных условностей, отношения между людьми в Халаибе сохранялись крайне теплыми и даже напоминали семейные. Городок был молодой, маленький и бурно развивался как туристический центр. Практически все его жители друг друга хорошо знали и держались единой дружной шайкой. Через какое-то время я даже перестал задумываться над многими вещами и стал принимать здешние правила игры, сталкиваться с которыми приходилось просто на каждом шагу.

Покупая как-то в очередной раз фрукты на базаре, я подошел к первой же попавшейся лавчонке, и, не успел поздороваться, как из-за соседнего лотка ко мне вихрем подлетел смуглый низкорослый торговец и начал просто оттаскивать меня за руку, одновременно оживленно объясняя что-то своему коллеге. Собралась аудитория. Из прений я с удивлением выяснил, что являюсь личным другом хозяина другой лавки, потому что несколько раз брал там товар и получал значительную скидку. На этом основании, согласно местным традициям, я и впредь должен был отовариваться только в ней. В противном случае продавец дружественной мне лавки будет на меня сильно обижен.

– Так там дешевле, – аргументировал я.

– Но проблем, май фрэнд! – заверещал запыхавшийся торговец. – Флюс ма фиш мушкеля (деньги не проблема)! Ма фиш флюс – ю май фрэнд, ай ер фрэнд… (нет денег – ты мой друг, я твой друг)!

Он тут же снизил цену для меня на все вдвое относительно соседских и сообщил, что вообще готов бы отдать бесплатно, но бизнес есть бизнес. Виноград, на самом деле, у него был не очень, и я показал пальцем на соседнюю лавку.

– Но гуд? – переспросил он, демонстрируя мне каждую свою гроздь.

– Миш квайс (нехорошие), – цыкнув по-местному языком, подтвердил я.

– Момент, сэр.

Он тут же метнулся к соседу и принес мне то, что я хотел.

– Хау мач? – спросил я.

– Би кэм (сколько стоит)? – крикнул продавец соседу.

– Талята гиней (три гинеи). – Ответил сосед.

– Сри энд хав (три с половиной), – перевел мне продавец.

– Цвай (две), – сказал я.

– Тнин (две), – крикнул мой продавец соседу.

– Мэши (согласен), – отозвался тот.

– Ту энд хав (две с половиной), – подытожил мой.

– Добрэ, – отсчитал я две с половиной гинеи.

– Ты отличный парень, – засмеялся мой новоиспеченный друг, сообразив, что я раскусил его хитрость, и, попрощавшись со мной, сразу принялся рассказывать о случившемся всему базару.



***



Как оказалось, «друзья-продавцы» – это ещё полбеды. Достаточно завести их в каждой лавке, и свобода выбора практически обеспечена. С «друзьями-хозяевами» дела обстояли несколько замороченнее. Немного упрощало ситуацию то, что владельцы магазинов, ресторанов, кофеен, как богатые люди, в отличие от продавцов, так активно в друзья не навязывались, хотя иностранцев тоже не сторонились, по имущественному, вероятно, цензу. Любой европеец ведь здесь был просто богачом, а богачи всего мира, как, впрочем, и пролетарии, склонны к объединению. В отличие от продавцов, хозяева действительно, так или иначе, становились если не друзьями, то просто знакомыми. Куда деться, город-то маленький. Я знал их погоняла, они мое, и мы периодически сталкивались в барах, ресторанчиках, на дискотеках, а то и вовсе совместно проводили время, ужиная или попивая пиво. Загвоздка была в том, что, по всем местным понятиям, друг не может продавать что-либо другу, закон гостеприимства обязывал его всем угостить или все подарить. Поэтому, заходя в лавку к «другу» за сигаретами, я первое время никак не мог сообразить, почему в момент расчета он чувствовал себя как-то неловко, вяло отказывался от денег и постоянно пытался насовать мне в карманы всякую мелочевку типа спичек, конфет или календарика. Для решения этой на первый взгляд неразрешимой проблемы здесь, оказывается, действовала веками отработанная система продавцов или уличных мальчишек. Продавец – не хозяин, он может и должен брать деньги с любого, вне зависимости от его отношений с боссом. Тут все понятно. А где продавца не имелось, на помощь приходили уличные мальчишки. За небольшую копеечку они с удовольствием бегали за сигаретами, водой, мороженым, колой и тому подобным, ограждая двоих уважаемых людей от мелочных денежных отношений. Вознаграждение за это было честно заработанными деньгами, называемое «амуля», а не позорно выпрошенный «бакшиш», и являлось предметом мужской гордости.

Кстати, опять же, насчет денег. Как выяснилось позже, понятие цены в этом чудном для нас мире не существовало вовсе. «Видишь ли, Эб, – как-то однажды поведал мне владелец сети ювелирных магазинов. – Цены как таковой нет. Никто ведь не может знать, что, сколько и когда стоит. Как оценить, например, глоток воды? Он порой равен в пустыне человеческой жизни, которая, в свою очередь, бесценна по сравнению со всеми богатствами, а иногда вода не стоит ничего. Так же и золото. Поэтому цена – это некоторая абстрактная сумма, которая рождается в голове продавца, когда он смотрит на покупателя. Общаясь на базаре, люди практически объясняют друг другу, насколько им необходим тот или иной предмет, и за сколько сейчас его готовы уступить. Зайди в другой раз, и все будет по-иному».

Я сразу вспомнил, как действительно однажды один из многочисленных «мудиков» пытался продать мне футболку по тройной цене, аргументируя это какими-то сегодняшними непредвиденными расходами, абсолютно, на мой взгляд, не связанными с футболкой. Он просто, оказывается, не мог в тот момент уступить её дешевле. Такой у него получался расклад. Через пару дней я её все-таки купил, причем даже дешевле, чем рассчитывал.

Стоит отметить, с самого начала я обратил внимание на то, что представители местного населения расставались обычно лишь с пятью пиастрами за то, что мне и другим приезжим обходилось как минимум в две-три гинеи. Такой факт со всей очевидностью демонстрировал легальное существование здесь курортной системы двойных цен. Если я ещё не придумал, как тут можно заработать, то задачей номер один на данный момент для меня стало снижение расходов, желательно, поддерживая достойный уровень жизни. «Сохраняя хорошую мину при плохой игре». Для этого же необходимо обжиться и перестать быть одним из туристов-чужестранцев, которых называют здесь вполне приличным, но, по-моему, каким-то некузявым словом «хавага».

«А обжиться – значит, найти себе в данном месте какое-нибудь занятие, но какое?» – размышлял я, подолгу засматриваясь на тихое, бирюзовое, теплое море. Если честно, оно нравилось мне здесь больше всего. Потом я решил подстричься налысо, а то мои рыжие кудри вызывали разнузданное ржание аборигенов. Ко мне постепенно привыкали. Я тоже постепенно осваивался и даже ходить начал подобно местным – медленно и не торопясь. Думать тоже стал протяжно и мутно. Это были первые симптомы сплина – глубокой тоски.

Я привыкал к ловушке.

Один раз не водолаз

Мужик идет по улице, смотрит – на балконе сидит блондинка. Он говорит: «Привет!» Она отвечает: «Привет». – Я поднимусь? – Давай! Он поднимается, и на лестничной площадке его трахают в задницу два амбала. На другой день он идет по той же самой улице и видит ту же самую блондинку на том же самом балконе. – Привет. – Привет. – Я поднимусь? – Давай! И на той же самой лестничной площадке те же два амбала трахают его в ту же самую задницу. На следующий день, на том же самом месте. – Привет. – Привет. – Я поднимусь? – Давай! – А те двое там? – Сегодня нет. – Тогда до завтра.


Как-то вечером, возвращаясь слегка навеселе в уже родной «Гранд Палас», я заметил дохловатого, явно не местного парня европейско-семитского типа, который тусовался около небольшой лавки, торгующей однодневными экскурсиями на яхтах к коралловым островам. Здесь же давали напрокат ласты, маску и трубку. Парень вяло заговаривал с прохожими, зазывая их воспользоваться услугами «фирмы» или, на худой конец, купить у него ракушку или кусочек коралла.

«Похоже, это и мои ближайшие перспективы, как только закончатся деньги, – подумал я. – Надо бы, кстати, узнать, как по-английски звучит фраза «купите ракушку». «Месье, же не манж па сис жур» и «гебен зи мир биттэ брот» я уже знаю».

Парень, заметив, что я притормозил, тут же оказался возле меня. То, что я стоял в самых дешевых шортах и майке, его не спугнуло.

Каким же родным оказался его акцент!

– Да не парься ты, говори по-человечески, – предложил я ему.

– Ты что – русский? Откуда? Как здесь? – оторопел он.

– Ну так, типа, занесло по случаю, – ответил я. Не рассказывать же ему про короля. – А ты, похоже, тут уже прижился, при бизнесе, смотрю?

– Не! Это так, клиенты нужны, просто, – слегка смутился он. – Меня Юлий зовут. Для этих чукчей Джул, – кивнул он в сторону офиса. – Иначе они выговорить не могут. Я, считай, местный, тут уже полгода ошиваюсь. Меня все здесь знают.

– А меня «эти» Эб зовут, так что можешь и ты так же, раз местный.

Познакомившись таким образом, мы решили сходить куда-нибудь перекусить. Мое придворное кафе показалось Юлию слишком дорогим.

– Что, бывает дешевле? – не поверил я.

– Конечно! Оно же для туристов! А нормальные люди питаются совсем в других местах. Кухня национальная, естественно, но вкусно. Пойдем, покажу.

Он по-быстрому свернул работу, сдал на хранение ракушки и повел меня в «правильное место», которое находилось здесь же за углом на небольшой тёмной улочке и выглядело как распивочная времен застоя, только под открытым небом и с большим количеством закусок. Здесь стояли пара столов с лавками и прилавок с газовой плитой, на котором в больших алюминиевых мисках были разложены лепешки и всевозможные компоненты для создания блюд. Здесь были рис, лапша, картошка, какие-то бобы, обжаренный ливер, овощные салаты в масле, многочисленные соусы-подливки и несколько небольших ящиков-клеток, из которых доносилось сдавленное кудахтанье куриц и курлыканье голубей, своим «ароматом» перебивающих запахи еды.

– Можешь выбрать, и тебе тут же приготовят, – сказал Юлий, заметив мое удивление.

– И голубя, что ли?