Кажется, меня разорвали на клочки…
Больно так, что не хочется жить. Если бы я только могла что-то совершить с собой, выброситься из окна или выпить яд, сделала бы не задумываясь! Но я привязана к жизни своей неподвижностью и беспомощностью. Доктор часто заходит и улыбается. Значит, все в порядке.
…Через несколько дней, когда стала приходить в себя и вообще понимать, кто я, что я, где я, и просыпаться с осознанием себя полноценной женщиной, открываю глаза и — на тебе: у моей кровати сидит тетка с посеревшим лицом, в темном платке, словно пришла проститься навеки. Оказывается, это Ирина всего лишь пришла поздравить меня с днем рождения, о котором я просто забыла. А у Ирки совсем крыша отъехала из-за религиозности. И в глазах уже нет вопроса, только холодное любопытство. Сидит и смотрит. Надо же!.. Мой первый день рождения в новом теле!
— Мы можем остаться друзьями, — предложила я. — Точнее, подругами.
Она передернула плечами, словно ей в руки вложили скользкую змею. Значит, нет. Ну не очень-то и хотелось. Я столько для нее делала, а она, даже зная, что нам не быть вместе, принимала мои подарки! Могла хотя бы из благодарности помочь мне в первые дни после операции, когда я валялась в трубках и не могла ни подозвать медсестру, ни попить воды, ни просто вытереть со лба пот. Больше она не появлялась. Передала через врачей ключ от отцовской квартиры, куда сама перевезла все мои вещи (конечно, прихватив лучшее для себя). Не жаль. Вот и всё. Словно и не было семи лет совместной жизни, доверия, любви, взаимопонимания. Будто расстались соседи по коммуналке.
Прошлая жизнь покидала новое тело, зато появлялись вновь обретенные связи. В больницу для каких-то дополнительных процедур заходила Лили и заглядывала ко мне поболтать. Еще здесь лежала девушка с Дальнего Востока со средневековым именем Изольда. Имя, на мой взгляд, никак не сочеталось с высокой, вечно заросшей щетиной «красавицей», но — как сказал мой психиатр — все мы называем себя неправильно. А что?.. В сущности, уверена, что и самые обычные женщины, дай им свободу выбора, неизвестно чего напридумывали бы себе в качестве имени!
…Выписали меня утром.
Как и год назад, испуганно замерла у двери на улицу. Сейчас даже страшнее. Тогда ведь я выходила из собственного подъезда, а здесь клиника, и кажется, что каждый идущий мимо знает, с какими проблемами здесь лежат.
— Идите смелее. Не бойтесь. Мы вам заказали такси. У нас есть постоянные таксисты. Они не задают лишних вопросов. — Медсестра помогла мне собраться с духом.
Действительно, водитель не обращал на меня ни малейшего внимания и всю дорогу молчал. Дом встретил запыленной тишиной. Залезла в шкаф. Там, кроме паутины и платьев, висела моя прежняя мужская одежда, которую не решилась выкинуть перед операцией. Зато сейчас достала ставший чужим пиджачок и с удовольствием начала отрезать рукава, затем наступил черед рубашки, потом брюк. Та же судьба ждала выходной костюм, за ним последовали джинсы и футболки. В последний момент поняв, что это непозволительное расточительство, — футболки же унисекс, я было остановилась, да чего уж тут… Потом взялась за фотоснимки. Ножницы мелко кромсали лицо старшего лейтенанта военно-морского флота Олега Леонидовича, его жен, «друзей», его чертово благополучное прошлое.
Через три часа собрала «прах истории» в мусорные «мешки забвения» и отнесла к мусоропроводу.
Прощайте!
Единственное, что оставила, — записная книжка с телефонами старых знакомых. Вот уж что выкидывать точно ни к чему! Я ведь не собиралась скрываться, менять город, окружение, работу. Бегство не для меня! Конечно, так было бы проще: ни дурацких вопросов, ни скользких сплетен и осуждения. Но у палки два конца, и пришлось бы всю оставшуюся жизнь бояться разоблачения, дрожать, случайно встречая знакомых, бывших однокурсников, коллег. Трястись, представляя, что врач расскажет твоему мужчине о тебе правду. Неполноценная жизнь невротика, полная тайн и обмана, у меня уже была. Хватит! Хочу говорить правду… В глаза… И в уши…
Я села за телефон.
Первый, кому позвонила, был тот самый приятель по работе, просивший написать заявление об уходе по собственному желанию. Трубку сняла жена и тут же… пригласила в гости. Я так думаю, из любопытства.
— Приду, ждите, — весело пообещала я.
Положила трубку, перелистнула страницу, меня несло. Рассказать хотелось абсолютно всем. Прав был доктор, сказав, что демонстративность — одна из основных черт, присущих транссексуалам. Но теперь решила не выбирать, начать прямо с буквы «А», и набрала номер одноклассника.
— Привет, Астахов! Как жизнь?
— Кто это? — Голос у него сонный, наверное, он спал.
— Бывший Олег! Твой одноклассник! Столько лет сидели за одной партой, а ты не узнаешь!
— А, здорово, чего хотел? — На мои слова «бывший Олег» он даже не обратил внимания. И вообще, кажется, все еще не мог проснуться.
— Рассказать, что у меня большой праздник!
— Праздник?! — Голос на том конце провода немного оживился. — Ты приглашаешь? Сколько брать?
— Смотри сам. Я не буду водку. Мне можешь взять вина или шампанского.
— Ты че как баба!
— Я не как. Я и есть женщина.
— Погоди, гм, кто это?
— Как кто. Это я, Олег.
— Че ты мне гонишь. Если ты Олег, то при чем здесь женщина?
— Как при чем? Я операцию сделала.
— Ты сделала операцию и стала Олегом?…Слушай, позвони мне завтра, я сегодня что-то туго соображаю…Да иду уже, иду! — крикнул он кому-то и положил трубку.
* * *
— Але. Это Хельга!
— Какая Хельга?
— Ну, бывший Олег.
— Пошел на хуй, пидор!
* * *
— Привет, чего ты хочешь?
— Я сделала операцию.
— Ну и?..
— Я хочу встретиться с ребенком. Все-таки он мой сын.
— Ты что, дурак?! — Она не смогла сдержать негодования. — Твой сын? Это мой сын! Я его мать! Отца у него больше нет, а двух матерей не бывает.
— Лена, все бывает!
— Но не у моего сына! Прощай!…Сукин сын.
* * *
— Але, Ира. Это я.
В трубке беззвучные рыдания.
Ну что же, все равно с этим придется жить.
— Я хочу забрать своего кота.
— Зачем? Заведи себе лучше кошку, вивисектор.
— Прекрати. Это мой кот, он меня любит.
— Он любил мужчину, а женщин, ты же знаешь, он недолюбливает. Так что извини.
Отвлек от телефона шум в подъезде. Открыла дверь, на лестнице темно, лампочка не горела: или разбили, или выкрутили. Держась за стенку, наверх поднимался сильно поддатый гражданин.
— Мужик, друган! — обратился он ко мне. — Не закрывай дверь минуточку, я хоть квартиру свою разыщу. А то темно, как в заднице.
Мой первый день оказался безнадежно испорчен.
Пересуды о главном
— Правда, что Рабинович выиграл в лотерею миллион? — Правда. Только не Рабинович, а Хаймович, и не миллион, а 100 рублей, и не в лотерею, а на скачках, и не выиграл, а проиграл.
— Хуй — это же святое!!! Как же это вообще можно. Вот так взять — и отрезать?!
— Уродуют свое тело только ненормальные!
— И описывать их жизнь надо исключительно в историях болезни!
— Да и вообще, кому интересны трансы? Их проблемы далеки от народа.
— Кого волнуют чужие болячки? Кто про это будет читать? Лучше про нормальных мужиков и баб… про любовь, разврат, приключения или еще там чего-нибудь… Но кого тронет история про чувака, который в бабу всю жизнь переодевался…
Я и не ожидал, что информация о том, что я начал писать книгу о транссексуале, вызовет у стриптизерок в моем клубе такой взрыв возмущения. В принципе, на их мнение мне плевать, тему уже утвердило издательство. Со стриптизюльками поделился соображениями просто так, не особо интересуясь их отношением к теме, но попал под фонтан негатива. Они даже бросили красить мордочки ради трепещущей дискуссии.
До начала шоу всего несколько минут, в зале полно зрителей, а среди полуголых артисток идет бурное обсуждение «уничтожения самого святого предмета на Земле». Да что там на Земле? Самого необходимого во всей Вселенной! Ведь если подсчитать в процентном соотношении, о чем чаще думают люди — о космических реалиях или о генитальных баталиях, думаю, ответ будет очевиден.
— Ведь ее все равно принимали за мужика, особенно со спины! — вставила одна из баб, хорошо знавшая Хельгу. — И эта путаница для нее была обидна.
— Какая путаница? Вы не обо мне?! — В дверях гримерки возник радостный и пьяненький музыкант Андрей Алексин.
Он часто гастролирует вместе со мной и бабами, и потому его появление в «святая святых» никого не смутило.
Лицо у автора шлягера всех времен и народов — «Ну что ж ты страшная такая?.. И ненакрашенная страшная, и накрашенная…» — было загадочно-хулиганским. Он только что вернулся с какой-то халтуры, где, судя по всему, опять что-нибудь выкинул..
— Опять, наверное, дал интервью от имени Кузьмина? — поинтересовался я.
Дело в том, что его кудрявую наружность — особенно в провинции — вечно принимают за Владимира Кузьмина. Пару раз он даже давал интервью от имени великого музыканта различным местным газетам, рассказывая «совершенно эксклюзивные подробности своей личной жизни». Благо «подробности» никогда не выходили за рамки усть-пиздюйской прессы. А для самого Кузьмина, если вдруг до того дойдут слухи об «откровениях в прессе», у Алексина имелась отмазка. Типа, он сам ничего не понял; типа, просто подходят какие-то журналюги, фотографируют, что-то спрашивают, ну а он, знай, отвечает. А Алексину и не жалко осчастливить людей, рассказывая им от чужого лица, что на самом-то деле он любит мальчиков, что молодая и красивая жена — только прикрытие, а настоящая его страсть вовсе не она…
До сих пор неизвестно, что думает о таких выходках сам Кузьмин. Но он, мне кажется, и знать не знает о своем двойнике, тоже музыканте. А впрочем, и выяснять-то каждый раз, что он снова выкинул, некогда. В зале полно народу, да еще как назло пришли журналисты. Прослушали, что клуб может не сегодня завтра гавкнуться, и решили посетить напоследок. А тут еще и пьяный Кузьмилексин.
— Ты по делу пришел или как? — поинтересовался я у Андрюхи.
— Да нет, просто выпить.
— Тогда иди садись на свободное место, напивайся и главное — никаких интервью не давай.
…Уже на другой день мне позвонила знакомая журналистка.
— Ром, мне даже неловко, но здесь такое дело…
— Чего, говори.
— Правда, что твоя жена едет на Бали?
— Куда? Гм… Может, я чего не знаю…Верка! — крикнул я в спальню, где она сидела. — Ты на Бали едешь?
— А что, кто-то зовет? — Она бодро появилась в дверях.
— Кто зовет? — поинтересовался я в трубку.
— Владимир Кузьмин, — сказали мне по телефону.
— Кузьмин.
— А Кузьмин-то с какой радости, я с ним даже не знакома, а ты?
— И я тоже. А почему именно с Кузьминым? — Они уже три года встречаются, он ее любит, — тихо сообщила журналистка, полагая, что открывает секрет.
— Откуда такая информация?
— Да сам Кузьмин рассказал.
— Да? Но мы с ней всего пару лет женаты. — Ой, мне так неловко. Я, наверное, их сдала. — Ну не знаю. А телефончика этого самого Кузьмина у тебя случайно нет? Заодно и познакомлюсь с ним по случаю.
— Есть, — и она продиктовала мне… давно известный номер Алексина.
Первый мужчина
Она доверчиво Забросила ему ноги на плечи.
Я уже большая девочка. Мне уже два месяца. Я совсем взрослая и занимаюсь «бужированием», это такой медицинский термин. Но по сути — мастурбация с помощью фаллоимитатора. Новое влагалище нужно растягивать, само по себе оно не образуется и не примет нужных форм, поскольку создано искусственно. В течение последних недель каждый мой вечер проходит в этом малоувлекательном занятии. Говорю «малоувлекательном» потому, что можно уже пробовать с мужчиной. Но живого человека использовать как вибратор трудно. Партнера человеческого рода надо где-то найти, завести с ним роман, ну или хотя бы просто пофлиртовать. Но я-то ни разу с мужчинами не знакомилась и даже не знаю, как это делается.
Да и где с ними знакомиться? На новой работе, где продаю гербалайф? Но покупатели у меня в основном женщины. Среди сотрудников фирмы тоже одно бабьё. Может, у кого из них и есть холостые братья, но я не в курсе. Там нет дружного коллектива, там вообще никакого нет. Каждый получает свою «дозу» и распродает ее. Наверное, я специально нашла такую работу, чтобы избежать излишнего внимания к своей персоне, но сейчас… сожалею об этом.
* * *
…То ли день сегодня тяжелый, то ли организм еще не восстановился. Устала так сильно, что решила взять такси, так сказать, на последние. Расхлябанный «ведровер» изнутри украшен кисточками и монетками вдоль всего стекла. Восточный рай, цыганское счастье, представление джигита о прекрасном. За рулем «Бабай. Точка. Ру». На дорогу не смотрит, пялится только на мои ноги.
— Мы не разобьемся?
— Нэт, что ты!
И продолжает смотреть на ноги.
— Впереди светофор.
— Я вижу.
— Как? Глядя на мои ноги?
— Ой, самый длинный. Длиннее в жизнь не видел.
— И не увидишь.
Он заметил мою самодовольную улыбку, и тут его прорвало: с кем я живу, а замужем или нет, а могу дать ему номер телефона?.. Примерно так же ведут себя в Сочи местные мачо-срачо: с кем приехала, а на сколько, а откуда… Тогда я только наблюдала, как отдыхающие тетки пытаются отбиться от не в меру настойчивых и чрезвычайно недалеких ухажеров, а сейчас сама поняла, что это совсем непросто.
Но может, оно и к лучшему? Может, пора?… Дорога к дому лежит через небольшой парк, сейчас там темно. Водитель лоханки уже замолчал и словно невзначай положил руку мне на коленку. Напряженно сопит. Но разве мы поместимся в машине вдвоем? Пока я так думаю, моя рука, словно отдельно от меня, находит в сумочке антисептический гель, нужный мне не столько для сексбезопасности, сколько для смазки.
Я купила его сразу после выхода из больницы и не вынимала из сумочки. Мало ли когда он сможет пригодиться. Машина остановилась… Почему он так воровато суетлив? Или это их правило: пока женщина не сбежала, надо действовать? Старенькие сиденья со скрипом раскладываются…
Секс не доставляет мне какого-то особого физического удовольствия, но зато невероятное моральное! Вот оно и случилось!
…А джигит так же торопливо застегивал штаны. Да, кажется, о втором разе говорить с ним не стоит. Довез до подъезда, попросил телефон. Не дала. Теперь, когда я открыла для себя такой метод знакомства, найду что-нибудь получше кролика. Уже в лифте расхохоталась. Ну всё. Поздравляю вас… вы теперь полноценная женщина!
И все-таки… Моя «дефлорация» в женском теле не принесла мне какой-то особой радости и удовлетворения. Ее и сравнивать не стоило с тем первым опытом, с тем невероятным эмоциональным подъемом, который я испытала в четырнадцать лет в объятиях жены отцовского товарища. Или когда занималась сексом с будущей первой женой в утреннем мокром лесу на берегу озера… Весь мой сексуальный опыт подсказывал, что я получила всего лишь крохи, оброненные со стола, за которым пир горой. Хотя… Может, все дело в возрасте? Будь я помладше, может, была бы счастлива и крохами, но сейчас… Эй, гарсон, можешь удивить опытную даму? Плачу наличными!!!
Хуев — как дров
И падали ее трусы Со стуком на пол…
С почином Вас, Хельга Леонидовна!
Метод знакомства, так удачно открытый мне коллегой по работе, домашней хозяйкой и дикой распутницей, работал практически безотказно. Водители тормозили, увидев дамочку в короткой юбочке, занятую расклейкой объявлений поздним вечером. Повод для того, чтобы заговорить, для них тоже имелся вполне законный: спросить, не надо ли подвезти?
Разумеется, я садилась не с каждым. Сначала смотрела на лицо: человек, заинтересованный только в том, чтобы сшибить сотню-другую, сразу выдает себя жадным взглядом и настойчивостью. Тот, кто темной ночью надеется найти любовь, изображает галантность.
В первый день охоты я была особенно осторожна и в результате нечаянно выбрала себе примерного семьянина, с которым мы вместе случайно начали разговор о… детях.
— Что вы так поздно ходите?
— Времени днем не хватает.
— Дети?
— Да, у меня трое, — совершенно неожиданно соврала я.
— А у меня двое.
И мы заговорили о детях, о детских болячках и двойках. Хотя ребенок у меня был всего один, да и того я давно не видела, но воспоминаний хватило для придания вранью правды жизни, ведь я даже больше, чем Ленка, возилась с ребенком, лечила его, водила на занятия в кружки, делала с ним уроки…
С водилой мы проболтали три часа, но он так и не приступил к действиям, видимо не решаясь предлагать интим матери троих детей, измотанной круглосуточной работой, а я постеснялась сообщить ему, что совсем не являюсь заморенной, утомленной теткой из анекдота «Будешь трахать — не буди».
Больше подобной ошибки я не повторила, и моя женская сексуальная жизнь обрела два крыла и пошла на разгон… Прямо возле дороги… В тот самый момент, когда водитель жал на тормоз… А что делать, ведь приглашать к себе неизвестно кого слишком опасно, равно как и самой ехать к кому-либо. А секс в «пятерке» не так уж и плох, если вы умеете приспосабливаться и никто не мешает. Ночные прохожие не подходят близко к машинам, где сидят люди. Только однажды в окно постучал какой-то бродяга и попросил сигарету, хотя прекрасно видел, чем мы заняты, а в другой раз в окно постучали менты. Молоденький сержант с писклявым голосом стал возмущаться: «Вы что здесь творите, пидарасы чертовы?!» Я испуганно оглянулась, он осекся и тут же смылся.
…Через две недели бесшабашного разврата, помноженного на адреналин, я прекратила свои походы. Как отрезало. Мне просто надоели случайные связи, чужие люди, кроме того, я перезнакомилась с достаточным количеством мужиков, которых можно было перевести в разряд постоянных любовников.
А еще… за две недели я узнала мужчин лучше, чем за прошедшие сорок лет. Оказалось, что до сих пор мои сведения о них были неверными, я верила в то, что они рассказывали о себе, о своих победах, о телках, падающих к их ногам. На деле мужское племя оказалось очень трусливым, закомплексованным и неумелым. И как только бабы с ними живут?
Это стало самым большим потрясением для меня. Самым горьким разочарованием.
Автосекс
— Папа, можно, я возьму твою машину? — Можно, но там нет бензина. — А нам и не нужно.
Как она романтично все описывает, аж тошнит. От этих страниц дневника пахнет ложью. Как хотите, а секс в машине — особенно советской — не может доставить никакого удовольствия! Там же то коробка передач мешает, то еще чего-нибудь. Однажды мы встали на набережной с девушкой; пытаясь найти удобную позу, она высунула ноги из машины, и тут порыв ветра хлопнул дверью, ударив ее прямо по костяшке.
Есть у меня один товарищ, и вот однажды поздно вечером, по молодости остановив машину у кинотеатра, он в салоне принялся драть бабу. Вскоре на окне распласталась какая-то морда, потом еще две. Наконец он не выдержал застегнул штаны и вылез:
— Хули надо?!
— Да ты не нервничай, братан, просто, понимаешь, мы выходим из кинотеатра, а тут стоит одинокая тонированная восьмерка и трясется. Страшно даже как-то.
Только один раз секс в машине мне понравился, но было это не так давно, когда с одним известным артистом мы катались по Питеру на лимузине, где стояла кровать три на три метра, и трудились выписанные девушки. Только в таких условиях и можно насладиться жизнью. Правда, нас остановили милиционеры, не понимавшие, чего это мы так ездим кругами.
Я высунулся в окно.
— О, Роман Львович, — они узнали меня. — А что же вы уехали из Питера?
Я что-то хмыкнул в ответ, поскольку язык уже не ворочался.
— У вас все нормально?
Ответить я не смог, но, схватив ближайшую жрицу любви, высунул в окно ее голую жопу.
— Ох, еб вашу мать! — вежливо удивились менты и тут же отпустили наш лимузин на все четыре стороны.
БАБЬЕ ЛЕТО
Круговорот блядей в народе
Как много девушек с грудями, Как жаль, что много без грудей… Есть даже девушки с мудями… Но все же больше без мудей.
Лили, с которой я периодически общаюсь, вдруг решила съездить домой в родной Усть-Пиздюйск, похвалиться, какую девицу из нее вылепили, и заодно рассказать, что работает в самом модном клубе города. Для достоверности она даже провела там целую фотосессию. То в одном костюме, то в другом; то стоит на сцене у микрофона, вся в блестящем платье с меховым боа на шее; то в роскошном наряде курит в гримерке, томно выдыхая сигаретный дым; то примеряет шляпки. Короче, настоящая звезда…
— Кстати, мне будет нужна замена на время моего отсутствия. Не хочешь поработать? — вскользь бросает она.
Хочу ли? Да еще бы!
— А если у меня не получится?
— Там особенного ничего нет. Им нужно, чтобы был транс, а хореографические навыки не так важны. Сходи, посмотри, как мы работаем. Я договорилась, сегодня народу мало, тебя пустят бесплатно. Все сама увидишь.
Никогда еще до сих пор Лили не приглашала меня, хотя работает уже несколько месяцев. Сама не выберусь, билеты надо заказывать заранее, да к тому же там очень дорого. Так что надо сходить, пока зовут, и, если не возьмут, по крайней мере, хоть посмотрю шоу.
…Маленький душный зал, наверное, только сближает собравшуюся здесь состоятельную публику. Мне достался край столика, за которым уже сидят пьяные мужики.
— А пить будете, мадам? — Один берет со стола чайник с надписью «Алкаголь».
Я согласно киваю. Не ожидала такой любезности, но им, видимо, просто неудобно, что рядом сидит человек с пустым стаканом. Или я им нравлюсь? Неплохое начало вечера…
* * *
— И шел Адам по райскому саду. И выпало у него ребро. И сказал Адам: «Блядь!» И стало так.
— Рома, ты лучший! — орет сосед по столу.
— Я знаю! — орет в ответ местный ведущий Роман Трахтенберг. Он не отстает от зрителей, напиваясь на сцене. — А бабы у нас тоже ничего, сейчас выйдет одна…
Но девушка не идет, за сценой какая-то маленькая заминка, может, у нее лопнул ремешок туфли или чулок пополз, все бывает.
— Блядь, ну что такое?! — Роман возмущен. — Рожу, что ли, красит? Знаете анекдот? И создал Господь женщину. И посмотрел он на нее, и посмотрел, и посмотрел… И подумал: «Хуйня! Накрасится!»
Зал покатывается, никто, кажется, уже и не ждет запоздавшую танцовщицу. Понятно, что все пришли послушать ведущего.
— А сейчас на эту сцену выйдет человек, отягощенный багажом знания, ибо только от большого ума можно отрезать себе хуй! Итак, пиздатый мужик, или хуевая баба. На сцене — транссексуал! Внимательно смотрите ему или ей между ног, и вы все поймете и все увидите сами.
Теперь ясно, как он объявляет Лили. В своем Усть-Зажопинске она вряд ли рассказала об этом. Музыка заглушает гам голосов, Лили манерно появляется, приоткрывая занавес. Платьице на ней скромнее, чем было на снимках… Она довольно-таки коряво выгибается, плохо слышит музыку и, что самое неприятное, все время пытается позировать. Заканчивается музыка, а она так полностью и не разделась. Трахтенберг кричит: «А трусы?» — но Лили с гордо поднятой головой и едва наметившейся грудью покидает сцену. Трахтенберг кричит: «Еще раз! Попытка намба ту!» и снова ставит эту же музыку. Лили не возвращается. Роман объявляет какую-то девицу и исчезает за кулисами. Публика в негодовании: «Обманули, корявую бабу за трансвестита выдаете!»
— За транссексуала! — вопит вернувшийся ведущий.
— Какая разница! Наебали! На-е-ба-ли! На-е-ба-ли! На-е-ба-ли! Верните деньги!
— Хорош бузить! Пей! — обрывает крикуна сосед.
— На-ли-вай! На-ли-вай! — продолжает тот.
Проблема понятна. Худенькая Лили похожа на девушку, может, не очень красивую и не очень хорошо танцующую, но все-таки бабу. Те ее достоинства, которым я позавидовала при нашей первой встрече, — женственность и невысокий рост, здесь только мешали ей. Она проигрывала местным стриптизеркам, а я могла бы здесь стать звездой!
Алкоголь без закуски накрывает и срывает башню, да и организм ослаблен после операции. Хотя я бы еще выпила, но выпивка уже закончилась, а компания больше не предлагает. Им хорошо и весело, а про меня они совсем забыли.
Зато теперь ясно, что Лили фотографировалась в чужих костюмах, а пение ее абсолютно никому не нужно.
Я пошла в туалет, расположенный, как выяснилось, прямо за сценой. Чтобы в него попасть, нужно пройти через эстраду. У туалета на стуле переодевалась Лили, рядом стоял Трахтенберг и отчитывал ее. Она же игнорировала его замечания и всем своим видом показывала, как ей глубоко наплевать на то, что это волосатое быдло про нее говорит, и что его советы ей глубоко до фени. В недавнем прошлом, будучи мужчиной и начальником, я понимала Романа, который заводился все сильнее.
— Ну что тебе непонятно?! Чего ты не догоняешь? — выговаривал Трахтенберг. — Люди не поверят в транссексуала, пока он не снимет трусы. Они будут считать что их обманули! А мы не накалываем, у нас все по-честному. Они нам деньги — мы им правду жизни. Они доллары — мы им пизду! Все бабы раздеваются полностью, и ты не исключение. К тому же тебе, между прочим, платят больше, чем девчонкам, потому что ты больше, чем женщина. Ты — транссексуал!!! Так что иди, уважаемая, и покажи им больше, чем пизду!!!
Лили, изображая глухонемую, продолжала невозмутимо одеваться, когда на пороге возникла еще одна дама.
— Роман, ну вы что? Ну разве вы не можете быть ней полюбезнее? У всех свой предел стыдливости. Кто-то спокойно раздевается, кто-то нет. И если она не хочет, чтобы ее представляли транссексуалом…
— Она хочет, чтобы все думали, что она женщина Хорошо. Тогда пусть честно конкурирует с нашим танцовщицами, а транса другого найдем, — спокойно подвел черту Роман.
Пожалуйста! — взбрыкнула Лили.
На мой взгляд, быковала она зря. Девочки в клубе были хороши… Они были в меру красивы, в меру распущены, в меру хореографически подкованы, следовательно, ни в какой «честной борьбе» Лили не выиграть. Но ее, кажется, успокаивало, что на ее стороне эта дама, жена одного из хозяев клуба. Лили так много рассказывала о своей работе, что сейчас я не нуждалась в комментариях. Я уже знала, что клуб, как и многие из доходных заведений, имеет несколько владельцев, а значит, здесь имеются несколько возможных линий поведения: кто-то любит, чтоб ему лизали жопу; кто-то уважает стукачей; а кто-то предпочитает просто хороших работников. Словом, обычный коллектив, где каждой твари по паре, так сказать, террариум единомышленников.
Лили справлялась с «лизингом» на «брависсимо», а со своими основными обязанностями — на «блевонтиссимо». Нутром я чуяла: время Лили в этом заведении подходит к логическому финалу. Надо бы ей сказать, что она неправа, но она все равно не поймет, а, с другой стороны… может, оно и к лучшему? Мне самой так нужна работа! Лили уже собрала сумку и повернулась ко мне, продолжая игнорировать Романа. В его глазах ясно читалось: «Тебе пиздец!»
Ох, Лили-Лили!!! А она уже подбежала ко мне:
— Пойдем.
— Куда?
— Туда! Вон сидит директор, тебе надо с ним познакомиться! — Она указала на бородатого, на вид приятного, гномоподобного, разухабистого «обезьяна».
Он подливал выпивку таким же гамадрилам, как сам. Я чувствовала себя как в зоопарке. В этот момент «милый обезьян» трансформировался в злобного орангутанга в пылу битвы за территориальную целостность загаженного обезьяньего питомника, его шерсть (борода) встала дыбом, и он набросился на провинившуюся хрупкую официантку. Бешеный павиан стучал ложкой по железной фашистской каске, надетой поверх клоунского парика халдейки, и издавал нечленораздельные вопли. Он, безусловно, был Тарзаном, но официантка никак не смахивала на Читу. Скорее прослеживалась аналогия между Дюймовочкой и Кротом. Мне еще никогда не приходилось договариваться о работе с пьяным животным, по-моему, это глупость, но Лили толкнула меня, сообщая, что днем его просто не бывает. У хищников, вообще, вся активная жизнь протекает ночью. Может, она права. К тому же здесь есть и положительные моменты, в частности, директор не учует, что и я тоже выпила. Что ж, новое тело — новые правила.
— Извините, я насчет работы…
Он на секунду обернулся, потом бросил через плечо, что уборщицу уже взяли. Я оторопела.
— Да я… не уборщицей.
— А кем? Не танцовщицей же!
Сидящие с ним «мартыганы» закатились в подобострастном ржании. Переждав приступ клакерского смеха, я внутренне приготовилась к решающему броску.
— Вообще-то да… Вместо Лили. На время отпуска.
— Ах, это… — Он все понял без мучительных для меня объяснений и наконец удостоил вниманием. — Тогда иди… К Роману Львовичу!
Компания вновь закатилась.
— Ну что ты вылупилась? За артистов отвечает Трахтенберг. Че ты ко мне приперлась?! — и, обращаясь к собратьям: — А вы спрашиваете, где мы их берем? Сами приходят. За баб и дублеров!
Лили поджимает губы, слыша наш разговор. А мне приходится идти к разозленному Трахтенбергу, ужинающему в уголке.
— Извините, я насчет работы.
— Какой работы? Персоналом занимается хозяин. Иди к нему. — Он жадно закусывает бутербродом только что выпитую рюмку виски.
— Я только что от него. К вам прислал. Ведь вы отвечаете за шоу.
— Я. А вы, простите, кто?
— Я могу поработать пока… Вместо Лили. Пока она в отпуске…
— Оно уходит в отпуск? Слава богу! — Он оживляется. — Приходи завтра к шести, посмотрим.
По дороге домой Лили, надувшись, молчит: еще бы, я нашла общий язык с ее «врагом». А я… Мне даже не до нее. В голове куча мыслей. Хорошо, что умею шить, сегодня раскрою старые бархатные портьеры и завтра до шести уже сделаю себе костюм настоящей царицы… А под него подойдут красные туфли, накидка из тюля и песня Аллегровой. Ветер пыльных улиц подвывал в такт шагов: «Гуляй, шальная императрица, страна, которой правишь ты, берет с тебя пример… Легко влюбиться… Когда так сладко смотрит офицер…»
В глубине души раздался мужской голос: «Тоже мне, пидор-рукодельник!» Но я запела еще громче, более того, теперь уже под представляемый аккомпанемент симфонического оркестра, и враждебные комментарии постепенно потерялись в этом музыкальном эфире.
* * *
— Нет! Нет! И еще раз нет!
Арии Аллегровой наступили на горло, нажав указательным пальцем на кнопку «стоп». Новое платье едва успело стыдливо сползти с плеча. Он что, не хочет, чтобы я раздевалась?
— Нет! — продолжал Роман Львович. — Ну какая из тебя, на хуй, императрица? Ты же, вообще, хуй поймешь кто, и музыка должна быть — хуй знает какая! — Со сногсшибательной прямотой он моментально перечеркнул мой выбор.
Я собралась открыть рот. Как это, не поймешь кто? А как же мое роскошное королевское платье мои усердные домашние репетиции — я не спала целые сутки! Пока шила, пока готовилась — и НА тебе?!!!
А Трахтенберг уже уселся за пульт и роется в залежах дисков.
— У меня тут есть сборники Лебединского с автографом, он мне подарил потому, что я недавно в его клипе снимался «Пьяный Винни-Пух». Может, ты видела? — Он взглянул на меня и поймал мой недоумевающий взгляд.
А к чему сей рассказ?
— Я не буду танцевать под Винни-Пуха!
— А под кого? Под Сову? Тебе что, Сова ближе? — хмыкнул он.
— Да что вы несете?
Что он себе позволяет?! И тут я бросила гневны взгляд на обидчика. В зеленых невинных глазах РОМАНа Львовича не читалось никакого даже отдаленного желания оскорбить или унизить. Он улыбнулся и продолжал копаться в дисках…
— О чем это я? Ах, ну да. Тут вот одна песня есть, «Единственная моя», Лебедь ее написал для Фильки, а потом адаптировал под себя. Сейчас поставлю.
Пропито-прокуренный мужской голос оглушил диким воем: «А скажи-ка, друг Петруха, самый умный среди нас, сколько денег сэкономил, сколько нервов себе спас! Резиновая твоя-яяяааа…»
— Здорово, да? — поинтересовался довольный Роман, когда кошмар закончился.
— Нет. Не очень.
— Ты что? Это же пародия, а ты тоже будешь как хард-пародия на женщину. Вполне в духе кабаре.
Мне хотелось поспорить. Но есть ли смысл? Уверена, что он все равно сделает так, как хочет. Иначе не я бы на него работала, а наоборот. Лили тоже отстаивает свою точку зрения, а чем это закончится? К тому же тридцать долларов за вечер, которые обещают, — совсем неплохо. Где еще столько заработаю? Я приняла сторону «наимудрейшего»:
— Ну хорошо. А что мне делать?
— Да в принципе все равно. Что хочешь. Главное — соблюдать правила: номер должен идти по нарастающей. На первом куплете надо расстегнуть платье, на втором снять лифчик, на третьем — трусы. Остальное «полирнём» по ходу пьесы, — и он попытался оборвать беседу.
Со стороны казалось, ему все равно, как пройдет мой дебют: если получится — под веселые комментарии и овации продолжу свой путь к творческому Олимпу; если с треском провалюсь — под те же шуточки-прибауточки вылечу отсюда.
— Будешь Дерьмовочкой, — сообщил он. — Здорово я придумал?
— А что плохого в моем имени?
— Претенциозно звучит, — он словно повторял лекцию моего психиатра. — К тому же я всех баб переименовываю. Ну пойми, как может девка, которая перед толпой народа голой пиздой сверкает, называться Эсмеральдой, Евой или Джульеттой?! Глупости это все! Я тут речи произношу, что все бабы бляди, иллюстрирую анекдотами, так зачем мне дешевый пафос. Раз шоу матерное, так пусть и имена соответствуют. Раз оголяешься публично — будешь… Голожопкой какой-нибудь.
— А вдруг у меня не получится публично раздеться?
— А?… Нет, у всех получается. И у мужчин, — он выразительно взглянул в мою сторону, — и уж тем более у женщин. Ты же все-таки женщина?
— А что, не похожа?
— Вот, видишь! Значит, у тебя получится обязательно! Просто в музыку можешь не попасть, но это не самое страшное, — и, не давая мне задать очередное вопрос, скрылся за дверью туалета.
Не годится на пол — пригодится на кол
— Рабинович, если бы вам предложили трахнуть Машу один раз или Колю два раза, что бы вы предпочли? — Ну, Маша — это, конечно, Маша, но два раза — это два раза!
…Гм-гм-хм, читал и пытался вспомнить, как проходила наша первая встреча, и не мог. Я больше запоминал симпатичных девчонок, тех, кого хотелось трахнуть. Хельга меня не интересовала в этом плане и как творческая единица не была сколько- нибудь интересна. Она являлась странным дополнением к, так сказать, «суповому набору», этакой приправой, к которой у меня, конечно, имелся ряд вопросов, но задал я их несколько позже.
А тогда… надеюсь, что был любезен. Меня ведь очень раздражала Лили, и я радовался возможности слить ее к чертовой усть-зажопинской матери. Кстати, я слышал, что она после увольнения одолжила у Хельги тысячу или полторы долларов на запись собственного музыкального альбома, Хельга ей дала, но назад денежки так и не получила. Все танцовщицы были в курсе этой истории, потому она и дошла до меня. Так что Лили по-любому стоило уволить, она не являлась украшением нашего танцевально-анатомического коллектива.
В наш клуб попадали самые разные артисты: порно-акробаты, пиздо-банано-совальщицы, жопо-прядильщицы, голо-каучукщицы, обруче-вертельщицы (тоже голые). Не подумайте, что утрирую, — я всего лишь пытаюсь подобрать точные названия для старых номеров артистов оригинальных жанров, но в новой, присущей только нашему заведению интерпретации. Хельга вписывалась в этот «оригинальный» ряд как нельзя лучше.
Так вот: кто-то приходил сам, кого-то специально выписывали из далеких мест либо в силу дешевизны, либо уникальности, как, например, факира или, говоря по простому, по-русски, йога Николая Шахлевича. Его вызвали из Белоруссии, где он являлся чуть ли не национальным достоянием, а у нас в клубе он «просто» глотал шпагу длиной 42 см, вбивал в ноздрю здоровенный гвоздь, протыкал себе спицей руку. Ну а если среди публики находились отчаянные герои, дававшие Коле денег, он мог и пенис себе проткнуть крючком для ловли крокодилов.
В общем, йоги, они ведь бывают с разными способностями: у кого-то врожденная гибкость, у кого-то, как у Коли, приобретенная способность терпеть боль. И еще, как мы выяснили уже по ходу работы, невероятная, практически уникальная любовь к деньгам.
Время от времени я из интереса принимался «разводить» Колю, на что он готов ради денег: «Коля, ты знаешь, а у одного моего знакомого олигарха скоро день рождения. Меня пригласили в качестве гостя, так что хочется сделать незабываемый подарок. Я вот что придумал; давай, ты выйдешь, вынесешь на подносе стакан, а потом вырвешь свой глаз, положишь его в стакан и скажешь: \"Это вам!\" Во сколько мне обойдется такой подарок?»
Нормальный человек послал бы меня на хуй с таким вопросом, но Коля глубоко задумался и, наконец, подвел, в итоге стоимость своего глаза:
— Ну, пять тысяч.
— Коля, ведь это же твой глаз! — ахнул я.
— Ну, у меня же их два, — спокойно ответил безумный факир.
— Но что такое пять тысяч — небольшие деньги, ты получаешь полторы в месяц!
Коля задумался и сказал, что да, — за пятерку, пожалуй, глупо. Но за восемь он точно готов.
— Но восемь тысяч — это всего пять месяцев твоей работы!
— Но восемь тысяч — это восемь тысяч.
Здесь Роман Львович понял, что этот человек совершенно неадекватен.
Дарить подобный подарок я, конечно, и не собирался, он только испортил бы праздник! Антиморальная и антигуманная выходка, которая не казалась странной только странному сотруднику странного места.
Хельга мучилась и стеснялась, страдала и переживала, душевно умирая и перерождаясь, не зная, что она всего лишь рабочая единица нашего паноптикума, смотреть на который люди приходили специально, поскольку существовал он только в нашем отдельно взятом заведении. Хотя народа посещало нас немало, не могу сказать, что экстрим необходим людям или что они жаждут с ним познакомиться. Наше заведение являлось просто исключением в силу исключительности мозговой организации его хозяина. Человечество же, по природе своей, в большинстве — нормально. Я однажды стал свидетелем того, как один мой знакомый сделал экстремальный подарок на юбилей друга. Начну сначала.
Друг этого самого знакомого — очень богатый человек. И вот у него день рождения: пафосный ресторан, вышколенные официанты, «леди и джентльмены» в торжественных костюмах произносят умилительные тосты.
И незаметно для всех в дверь проникает серая тетенька и чешет прямо к столу именинника.
— Вася! — восклицает она (допустим, что зовут его Васей). — Вася, как ты мог? Ты ведь обещал провести этот день со мной и нашим сыном.
— Что? — тот недоуменно откликается. — Это вы мне? Вы кто?
— Как кто?! — Голос ее дрожит, на глаза наворачиваются слезы. — Ты хочешь сказать, что и меня забыл?!
Жена именинника, не отрываясь, следит за гостьей.
— Ты же говорил, что жену не бросишь, но и нас не оставишь. А как же наш сын?
Теперь все гости, перестав жевать, уставились на тетеньку.
— Женщина, идите отсюда. Я вас вообще НЕ знаю! С каким таким сыном я обещал? — попытался урезонить ее именинник.
— Как с каким? Вот наш сын! — Она показала фото. — Мы с тобой живем двадцать лет, и ты говоришь, что не помнишь.
У жены именинника глаза постепенно вылезают из орбит, гости делают вид, что уткнулись в тарелки, стараясь показать, что ничего не замечают, поскольку ситуация становится все более неловкой. И только два человека в этой могильной тишине хрюкают от смеха. А тетка заводится все сильнее, она плачет, слезы текут ручьем, сопли пузырями. Охранники начинают потихоньку ее выпроваживать, а она продолжает кричать и рыдать
— Нет! Не уводите меня. Ребенок ждет своего отца!
Когда же ее удалили из зала, народ сидел в полном шоке, и только два брата уже не сдерживали слез от смеха.
— Ах-ха, ха-ха, ой не могу! — в гробовой тишине ухахатывался один. — Да вы че?! Ха-ха, ой!.. Да она актриса из ТЮЗа! Мы ей заплатили триста долларов, за которые она и устроила шоу. На день рождения. Подарок! Ха-ха…
Он понял, что сделал глупость, когда, разрывая тишину испорченного праздника, кто-то из засобиравшихся домой гостей в сердцах прикрикнул на него: «Да ты-то хоть молчи!»
Праздник был безнадежно испорчен, зато есть что вспомнить. Никто же не думал, что актриса отыграет очень хорошо, никто не верил, что будет так похоже, а сомнение она посеяла, вот и вышло как в анекдоте: