Нагиб Махфуз

Эхнатон, живущий в правде

Кто вы, фараон Эхнатон?

Предисловие

Одним из культурных феноменов нашего времени является заметный рост интереса к Древнему Египту, наблюдающийся во всем мире. Общество, сталкивающееся с неразрешимыми проблемами, пытается искать прецеденты в прошлом. Следует признать, что бесконечная история Египта дает для этого все основания. Известно, что новое — это хорошо забытое старое. Не приходится сомневаться, что именно Эхнатон, решившийся на радикальную реформу в стране, скованной тысячелетними традициями, стал предшественником как всех будущих моисеев, иисусов, магометов, Савонарол, лютеров и никонов, так и робеспьеров с Лениными и альенде. Эту деятельность можно оценивать по-разному, считать подобных реформаторов либо движущей силой истории, либо фанатиками одной идеи, спорить, насколько прогрессивным был переход от политеизма к монотеизму, однако ясно, что человек, рискнувший вступить в сражение со всесильными жрецами культа Амона-Ра, должен был обладать неслыханной смелостью и верой в свою правоту.

Что мы знаем об Эхнатоне? Не слишком много, но и не так уж мало. Вот что написано о нем в «Британской энциклопедии»:

«ЭХНАТОН (Аменхотеп IV), египетский фараон XVIII династии Нового царства, правил ок. 1353–1336 гг. (по другим сведениям, ок. 1347–1338) до н. э. Сын Аменхотепа III и Тийи (Тэйе), незнатной женщины, сестры жреца бога Ра из г. Гелиополя. Вступил на престол в 15-летнем возрасте под именем Аменхотепа IV (древнеегипетское „Амон доволен“) Находился под сильным влиянием царицы-матери и своего воспитателя Аменхотепа, сына Хапу. Как и его отец, в нарушение вековой традиции женился не на старшей дочери царствовавшего до него фараона (египетский престол формально передавался по женской линии), а на Нефертити — видимо, дочери одного из египетских вельмож, впоследствии принимавшей активное участие в его религиозных преобразованиях.

В самом начале своего царствования принимает титул верховного — „величайшего среди видящих“ — жреца бога Ра в Гелиополе, подчеркивая этим свою приверженность культу Солнца и особенно выделяя почитание самого солнечного диска Атона, культ которого стал общеегипетским еще при его деде, Тутмосе IV, правившем в 1400–1390 гг. до н. э. Постепенно в противовес другим богам и особенно Амону, главному богу столичных Фив, расширяются культовые функции Атона; в нем одном воплощаются представления о благости, могуществе и творческой силе солярных (от лат. sol — солнце) божеств. Наконец, имя Эхнатон (древнеегипетское „Полезный Атону“), принятое фараоном, декларирует новую ориентацию его религиозной политики.

На шестом году правления Эхнатон переносит столицу из Фив, центра оппозиционно настроенного жречества Амона, в основанный им на земле, не посвященной никакому другому божеству, „великий очарованием, приятный красотой для глаз“ город Ахетатон (древнеегипетское „Горизонт Атона“; совр. Тель-эль-Амарна в Среднем Египте) и клянется вместе с Нефертити никогда не покидать столицы, объявленной священной обителью Атона. Вскоре он запрещает культ Амона, его жены Мут и их сына Хонсу (фиванская триада богов). Около 1346 г. до н. э. Атон провозглашается единственным богом, и к 1343 г. до н. э. начинаются преследования почитания всех других культов прекращается строительство храмов, искореняются сами слова „бог“ и „боги“; даже Атон именуется не иначе как „властитель“ (его имя, подобно царскому, заключается в картуши).

В новой по сути религии особое место уделяется также прославлению божественности самого фараона; он считается возлюбленным сыном и соправителем Атона, „единственным познавшим истинного бога“ и способным вступать в прямое общение с воплощенным солнцем. В столице пышно отмечаются годы их „совместного“ царствования. Прежнее жречество в правление Эхнатона утрачивает свои позиции, новое жречество Атона и придворная элита царя состоят главным образом из вышедшей из низов служилой знати. При Эхнатоне, всецело поглощенном религиозной реформой, практически не ведутся завоевательные походы, не поддерживается контроль Египта над Палестиной и Сирией, ослабевают связи с Вавилонией и другими государствами Ближнего Востока, Египет теряет в этом регионе своего главного союзника — государство Митанни — и не противостоит росту могущества своего будущего главного соперника в Сирии — Хеттского царства.

Преобразования Эхнатона, в значительной мере вызванные политическими целями, несли на себе, однако, печать искренней и даже фанатичной веры. Для поклонения Атону строятся многочисленные храмы, представляющие собой большие открытые дворы с пилонами. Отныне молитвы человека возносятся к самому богу, между ними не существует преград. Сам Атон изображается не в привычном антропоморфном облике, но в виде солнечного диска, лучи которого оканчиваются ладонями со знаками „анх“ (символом силы, жизни и благодати), которые он протягивает к обращенным к нему в молитве фараону и его супруге. Религиозная реформа отразилась на всех сторонах жизни Египта; в искусстве формируется новый образ человека, в изображениях царя, Нефертити и приближенных подчеркиваются главным образом милосердие и благость, мягкая красота и открытость души миру эмоций.

Эхнатон и Нефертити имели шесть дочерей[1], третья из которых, Анхесенпаатон, стала супругой Тутанхатона (изменившего имя на Тутанхамон), а старшая, Меритатон, — супругой Семнехкара, в конце царствования Эхнатона объявленного его соправителем. (После смерти фараона Семнехкар около двух лет правил самостоятельно, а затем возможно, еще несколько лет — вместе с Тутанхамоном.) Судьба Нефертити после появления новой жены Эхнатона Кийи неизвестна.

Кроме дочерей от Нефертити Эхнатон имел одного или двух сыновей — то ли от второй жены, Кийи, то ли от собственной дочери Макетатон[2], которая умерла при родах вместе с ребенком, похороненным в царской гробнице. Подлинные обстоятельства смерти самого Эхнатона неизвестны[3]. Непосредственной эфемерной преемницей Эхнатона стала женщина — возможно, его старшая дочь Меритатон. Либо она, либо вдова Тутанхамона Анхесенпаатон (скорее последняя, но об этом история умалчивает) обратилась к хеттскому царю Суппилулиумасу с просьбой предоставить ей супруга, потому что в Египте она никого найти не могла. Ее жених, царевич Заннанза, был убит по пути в Фивы, и из первой в истории Египта попытки получить фараона-иностранца с помощью дипломатического брака ничего не вышло. После короткого правления Семнехкара (1335–1332 гг. до н. э.) трон унаследовал девятилетний Тутанхатон — вероятнее всего, сын Эхнатона от Кийи. Для легализации прав на престол он объявил себя сыном Аменхотепа III и по обычаю женился на своей единокровной сестре, третьей дочери Эхнатона Анхесенпаатон, которая была намного старше его. В третий год своего царствования Тутанхатон переносит столицу в Мемфис, оставляет культ Атона и меняет свое имя на Тутанхамон, а имя царицы — на Анхесенамон. В надписях о деяниях Тутанхамона „амарнский период“ назван „несчастным временем, когда от Египта отвернулись боги“. Возможно, это было сделано с подачи высших чиновников, самыми влиятельными из которых были Эйе, „Отец Бога“, ставший визирем и регентом (что указывает на его тесную связь с царской семьей), и главный военачальник Хоремхеб. Согласно новой религиозной доктрине (как и при Эхнатоне, являвшейся трансформацией существовавших к тому моменту верований), верховными богами Египта становятся Амон, Ра и Птах (позже к ним добавляется Сет); эта троица объявляется единосущей. Самым ранним свидетельством существования данной триады является надпись на трубе Тутанхамона, где перечислены три части армии, названные в честь этих богов. Видимо, в то время существенное сокращение пантеона было выгодно жрецам Амона, стремившимся избавиться от конкурентов. Впоследствии имя Эхнатона предается забвению и даже не включается в списки правивших в Египте царей».

Широко известен классический польский роман Болеслава Пруса «Фараон» (1897 г.), экранизированный в 1960-х годах Ежи Кавалеровичем. Реальные исторические события в этом романе (и фильме) сильно романтизированы, а Древний Египет больше напоминает Древний Рим в изображении Генрика Сенкевича, поэтому соотечественник знаменитого фараона Нагиб Махфуз имел полное право вернуться к данной теме, опираясь на достижения современной египтологии. Правда, белых пятен в истории Египта еще немало. Так, исследователи расходятся в ее периодизации и определении времени правления той или иной из тридцати трех династий фараонов. Дело в том, что фараоны в расчете на обряд Хеб-Седа, проводившийся в честь 25- или 30-летнего юбилея коронации и якобы возрождавший жизненные силы престарелого царя, стремились максимально увеличить формальный срок своего правления за счет предшественников и стирать надписи о них, сделанные на специальных памятниках; далеко не всегда это вызывалось ненавистью к предыдущему властителю и желанием вытравить о нем всякие воспоминания. Наличием подобных «купюр», а также тем, что в последние годы жизни фараоны обычно назначали наследников престола своими соправителями, и объясняются разночтения в датах правления того или иного царя.

Историки придерживаются разных мнений о том, кем были таинственные гиксосы, захватившие страну примерно в 1700 г. до н. э. и правившие в ней 160 лет, когда произошел исход евреев из Египта; и был ли потерян ритуал восшествия на престол нового властителя и его отождествления с богом Гором, в результате чего правители Египта утратили право именоваться царями и стали «просто» фараонами. Остаются неизвестными обстоятельства смерти Эхнатона, подлинное происхождение жены Эхнатона Нефертити и его легендарного преемника Тутанхамона.

Нагиб Махфуз берет на себя большую смелость, предлагая собственные решения этих спорных вопросов — например, изображая Нефертити дочерью мудрого жреца Эйе (будущего преемника Тутанхамона), самого Эйе — учителем юного Эхнатона (хотя известно, что наставником наследника престола был Аменхотеп, сын Хапу), а Семнехкара и Тутанхамона — близнецами, сыновьями Аменхотепа III и Тийи, младшими братьями Эхнатона. Умалчивает он и о том, что в действительности венценосные супруги расстались еще за пять лет до смерти фараона-реформатора, причем отнюдь не по желанию Нефертити; вероятнее всего, причиной развода была неспособность Нефертити родить Эхнатону сына. Вряд ли подданные Эхнатона, привыкшие обожествлять своих властителей, осуждали его за кровосмешение (они скорее удивились бы обратному). И презирать его как вырожденца они тоже не могли, поскольку печать вырождения носил на себе чуть ли не каждый второй фараон. А мысль о том, что Эхнатон был гермафродитом, могла прийти в голову только нашему современнику, видевшему его стилизованные изображения, в которых специально подчеркивались «женственные» мягкость и доброта нового фараона, разительно контрастировавшие с жестокостью и воинственностью его предшественников. При этом автора не смущает, что на парных скульптурных портретах работы мастера Тутмеса (ныне хранящихся в музеях Каира и Берлина) «чудовище» Эхнатон и «красавица» Нефертити похожи как брат с сестрой. Однако в целом версия, предложенная Махфузом, выглядит весьма правдоподобной и убедительной.

Действие романа происходит в конце царствования Тутанхамона; после смерти Эхнатона прошло много лет[4]. Повествование ведется от лица некоего Мериамона, сына неназванного вельможи из Саиса. Вид заброшенного Ахетатона, «города еретика», вызывает у молодого человека жгучее любопытство и желание узнать правду о фараоне-реформаторе. С этой целью он опрашивает четырнадцать человек, среди которых есть как злейшие враги, так и преданные друзья и соратники покойного Эхнатона, в том числе его ссыльная вдова Нефертити. С мастерством, достойным нобелевского лауреата, Махфуз изображает осторожного мудреца Эйе, брызжущую ядом завистницу Тадухипу, великого архитектора Бека, тяжело переживающего гибель построенного им прекрасного города, «ястреба» и экстремиста жреца Тото… Естественно, их рассказы противоречивы (тот же прием использует Акутагава в «Расёмоне»); автор предлагает читателю делать выводы самостоятельно. Однако чтобы понять всю глубину конфликта, описанного в романе, необходимо иметь хотя бы приблизительное представление не только о Египте 14 века до нашей эры, но и о событиях, которые происходили до и после этого времени.



Основные события египетской истории

История Древнего Египта делится на пять основных периодов: Раннее, Древнее, Среднее, Новое и Позднее царства. Точная хронология бесконечной египетской древности весьма затруднительна. В письменных источниках обычно указывалась династия, к которой принадлежал фараон — современник летописца, поэтому историки стали обозначать время не по столетиям, а условно — по династиям. Годы правления того или иного фараона также подвергались постоянной ревизии, поскольку часто новый властитель, стремясь вытравить из памяти подданных малейшие воспоминания о своем нежелательном предшественнике, переписывал историю, уничтожал все письменные свидетельства о нем и прибавлял время его правления к собственному. Жрец Манефон, написавший около 300 г. до н. э. свое знаменитое сочинение об истории Египта, насчитывал до тридцати династий фараонов.

Ниже перечислены некоторые наиболее важные моменты истории Древнего Египта. Все даты — до н. э.:

Ок. 6000 г. — Образование Верхнего царства на юге страны

Ок. 5000 г. — Образование Нижнего царства на севере, в дельте Нила.

Ок. 3000 г. — Объединение обоих царств в правление царя Мины (Менеса), основателя города Мемфиса (египетское название — Минфи) и I династии фараонов. С тех пор царя стали отождествлять с богом Гором как с представителем божественной силы на земле.



3000–2640 гг. — РАННЕЕ ЦАРСТВО

Около 2660 г. — Правление фараона Хасехемуи, при котором возникла централизованная государственная система с администрацией, управлявшей царской казной. Мемфис становится столицей Египта.



2640–2155 гг. — ДРЕВНЕЕ ЦАРСТВО

2600–2290 гг. — Расцвет Египта, расширение его территории. Верховным богом египтян становится бог Солнца Ра. Строятся великие пирамиды. За полтора века их было сооружено не менее 15, из которых наиболее известны пирамиды фараонов Джосера (III династия, 2600 г… работы обожествленного впоследствии зодчего Имхотепа, ставшего покровителем наук и искусств), Хеопса (Хуфу), Хефрена (Хафра) и Микерина (Менкаура) (IV династия, 2575–2471 гг.). Начинается колонизация севера Эфиопии. Фараоны V династии завоевывают Сомалийский полуостров и часть аравийского побережья.

2290–2160 гг. — Период бедствий и внутренних конфликтов, связанный с упадком царской власти и усилением высших чиновников, управлявших провинциями.



2155 (или 2134)-1700 гг. — СРЕДНЕЕ ЦАРСТВО

Классическая эпоха высшего расцвета науки, культуры, литературы и искусства.

Ок. 2060 г. — Перенос столицы в Фивы (египетское название — Унса или Уасет).

1991 г. — Фараон Аменемхет I основывает к югу от Мемфиса новую столицу — Иттауи.

1878–1840 гг. — Окончательное завоевание Нубии при Сенусерте III.

1700–1540 гг. — Вторжение, а затем господство в Египте гиксосов, кочевых племен Центральной Азии (вероятно, семитического происхождения). Один из вождей гиксосов, Салитис, провозглашается фараоном, а новой столицей становится город Аварис, построенный гиксосами на востоке дельты Нила.



1552–1070 гг. — НОВОЕ ЦАРСТВО

Ок. 1540 г. — Борьба с гиксосами, начатая последним фараоном XVII династии Камосом, заканчивается полным изгнанием захватчиков при младшем брате Камоса, фараоне Яхмосе I (он же Аахмес или Ахмес), правившем в 1539—514 гг. и считающемся основателем XVIII династии (официальные годы правления династии — 1539–1292 гг. до н. э.). Начало нового подъема Египта. Фивы вновь становятся столицей. Возвышается, превращаясь в общегосударственный, культ солнечного бога Амона (Амона-Ра), фиванские жрецы которого сыграли большую роль в борьбе с гиксосами.

1514–1493 гг. — Правление Аменхотепа I, побочного сына Яхмоса I, женившегося на дочери последнего.

Ок. 1493–1482 гг. — Правление Тутмоса I (греческая транскрипция древнеегипетского Джехутимесу — «Бог Тот родил его»), побочного сына Аменхотепа I и мужа его дочери Аахмес (она же Яхмос-Нофретари), официального третьего фараона XVIII династии[5]. Южная граница Египта перемещается за третьи пороги Нила, а северная достигает берегов Евфрата.

1482–1479 гг. — Правление Тутмоса II Немощного, сына Тутмоса I и Мутнофрет (младшей сестры царицы Аахмес), мужа своей единокровной сестры Хатшепсут.

1479–1458 гг. — Правление царицы Хатшепсут. Возобновление строительства храмов, рытья каналов и торговых связей с Пунтом, прервавшихся из-за нашествия гиксосов.

1479–1426 гг. — Эпоха роста политического могущества Египта при сыне Тутмоса II и наложницы Исет, фараоне Тутмосе III (с 1479 г. он формально считался правителем Египта и четвертым фараоном XVIII династии (хотя на самом деле был пятым после Яхмоса I, Аменхотепа I, Тутмоса I и Тутмоса II), однако фактическую власть приобрел лишь в 1458 г., после смерти своей тетки Хатшепсут) Завоевание Сирии и Палестины, а также Эфиопии вплоть до четвертых порогов Нила.

1426–1400 гг. — правление Аменхотепа II, продолжавшего завоевательную политику своего отца, Тутмоса III. Сохранились письменные свидетельства, что он был прекрасным стрелком из лука и гребцом.

1400–1390 гг. — правление Тутмоса IV, сына Аменхотепа II и внука Тутмоса III.

1390–1353 гг. — Период наивысшего могущества Египетской империи при фараоне Аменхотепе III, сыне Тутмоса IV от его младшей жены Мутемвии, дочери правителя Митанни.

1353–1336 гг. — Правление Аменхотепа IV (Эхнатона). Аменхотеп провозглашает созданную им религию, основанную на принципе монотеизма. Он признает единым богом Атона — божество солнечного диска. По его указанию в Среднем Египте строится новая столица — Ахетатон (совр. Тель-эль-Амарна). Преемники Аменхотепа IV упраздняют его реформы, возвращают культу Амона и его жрецам ведущее положение в духовной жизни государства, а также восстанавливают столицу в Фивах.

1335–1333 гг. — Правление Семнехкара.

1333–1323 гг. — Правление Тутанхамона.

1323–1319 гг. — Правление Эйе.

1319–1292 гг. (по другим сведениям, ок. 1334–1306 гг. до н. э.) — Правление Хоремхеба.

1292–1290 гг. (по другим сведениям, 1306–1304 гг. до н. э.) — Правление Рамсеса I, основателя XIX династии.

1290–1279 гг. — Правление Сети I.

1279–1213 гг. — Правление Рамсеса II Великого, походы в Эфиопию, Аравию и на Евфрат. Война с хеттами, живущими в Малой Азии. Новый расцвет египетского строительства и искусств. Начало сооружения канала между Средиземным и Красным морями.

1213–1204 гг. (по другим сведениям, 1224–1215 гг. до н. э.) — Правление Мернептаха, при котором произошел исход евреев из Египта. На пятом году царствования он отразил массовое нашествие ливийцев с запада и так называемых «народов моря» с северо-востока на Нижний Египет и восстановил власть Египта над отпавшей во время этого нашествия Палестиной (в том числе израильским плотным союзом). Надпись Мернептаха «Израиль пуст, нет семени его» является первым в истории письменным упоминанием этого этнонима[6].

1204–1198 гг. — Правление Сети II.

1198–1193 гг. — Правление узурпатора Сиптаха (Сипта). сына поддержанного сирийцами мятежника Аменмоса, поднявшего восстание в Нубии.

1193–1190 гг. — правление Таусерт, вдовы Сети II. прибавившей к годам своего царствования годы царствования Сиптаха. Конец XIX и XX династий (эпохи Рамсесидов) связан с именем сирийского узурпатора (возможно, Бея, бывшего канцлером при Сиптахе), который обложил народ тяжелыми податями и запретил приносить жертвы в храмах.



1170-332 гг. — ПОЗДНЕЕ ЦАРСТВО

Ок. 1150 г. — Распад Египта на два царства. Междоусобные войны, связанные с ослаблением царской власти и усилением жрецов Амона.

1075-950 гг. — Севером правит XXI танитская (эфиопская) династия, югом — фиванские жрецы, иногда объявляющие себя фараонами, роднящиеся с фараонами Нижнего Египта и поддерживающие с ними мирные отношения. Границей между царствами становится крепость аль-Хиба.

713 г. — Кушиты, обитающие в Нубии, вторгаются в Верхний Египет, захватывают Фивы и объединяют страну под властью своего царя Шабаки (XXV династия). Кушитское владычество длится до 672 г.

702-672 гг. — Тридцатилетняя война с Ассирией, закончившаяся поражением Египта.

672-664 гг. — Египет, оказавшийся под властью ассирийцев, разделен на 12 областей-додекархий.

663-610 гг. — Правление фараона Псамметиха I (XXVI династия), которому удается избавиться от ассирийского владычества, откупившись золотом.

610-594 гг. — Правление Нехо II сына Псамметиха I. Египетские войска, посланные фараоном к Евфрату разгромлены вавилонским царем Навуходоносором… Возобновляется строительство канала, начатое при Рамсесе II.

525 г. — Вторжение персов. Египет становится шестой сатрапией огромной Персидской империи. Персидские цари Камбиз, Дарий I, Ксеркс последовательно провозглашают себя фараонами. Господство персов продолжается почти два столетия, прервавшись на 20 лет, когда фараон Нектанеб I (380–362 гг. до н. э.; по другим сведениям, 378–360 гг.) сумел временно восстановить независимость Египта.



332–305 гг. — МАКЕДОНСКИЙ ПЕРИОД

Вторжение Александра Македонского с радостью встречено египтянами. Сам Александр признан сыном бога Амона и в качестве фараона возведен на трон в Мемфисе.



305-30 гг. — ПТОЛЕМЕЕВСКИЙ ПЕРИОД

После смерти Александра в 323 г. и распада его империи власть в Египте захватывает один из его полководцев, Птолемей I Лаг, который становится основателем новой, XXXIII династии египетских царей.

Вплоть до 221 г. Египет переживает новый расцвет, однако с восшествием на престол Птолемея IV Филопатора начинается период окончательного упадка, выразившийся в нескончаемых дворцовых интригах, убийствах и конфликтах с соседними государствами.

47-30 гг. — Правление Клеопатры VII, принявшей участие во внутренних политических распрях Рима сначала на стороне Помпея, впоследствии разгромленного Юлием Цезарем, а затем Марка Антония, правителя восточной части Римского государства, который в конце концов потерпел поражение от Октавиана Августа. После самоубийства Клеопатры и казни Августом ее сына Цезариона последняя, XXXIII династия египетских царей обрывается. В 30-м г. до н. э. Египет становится римской провинцией.



Социальное устройство Древнего Египта

Вершиной государственной пирамиды Египта был фараон. Пожалуй, ни в одной стране мира божественность владыки не воспринималась так буквально, как в Египте. Фараоны признавались преемниками и прямыми воплощениями богов: сначала Гора — бога, которому поклонялся легендарный царь Мина (Менес), а позже солнечного бога, Амона-Ра.

Поскольку имя и титул египетского царя были священны и обладали магической силой, властителя избегали называть по имени без особой надобности. С середины II тысячелетия до н. э. египтяне стали пользоваться иносказанием <пер-\'о>, или «пер-аа» — «большой дом», откуда и происходит видоизмененное слово «фараон»[7]. Фараон с помощью магии поддерживал миропорядок, установленный богиней Маат — законодательницей и владычицей «правды» (поискам, обретению и распространению которой уделяется центральное место в данном романе). Только благодаря царю солнце всходило в положенное время и не отклонялось от курса, правильно чередовались времена года, поднимались всходы на полях. Сам великий животворящий Нил разливался в положенный срок лишь потому, что перед началом его подъема фараон бросал в воду папирус с указом, повелевавшим реке разлиться.

Стоит отметить любопытную особенность царской власти: престол формально передавался по женской линии, и фараоном становился, как правило, супруг старшей дочери предыдущего фараона; последний же в большинстве случаев приходился отцом своему зятю. Так под предлогом защиты священной крови фараона возникла традиция близкородственных браков (как известно, приводящих к быстрому вырождению). Подобное наследование престола являлось своеобразной данью богине Маат — признанием того, что вселенский порядок определяется женским началом.

Правой рукой фараона и вторым лицом в государстве был советник, которого историки обычно именуют арабским словом «визирь». Он обладал высшей судебной властью, осуществлял руководство местным управлением, а также контроль над выполнением всех царских указов и деятельностью государственных хранилищ и мастерских.

К высшему правящему классу относились также номархи — правители областей Египта (номов). В периоды ослабления царской власти они становились полновластными князьками, противостояли центру, воевали между собой и требовали от своих подданных оказывать им почести, полагавшиеся лишь самому фараону.

Верховную знать составляли также различные царские сановники, военачальники, хранители сокровищ, начальники работ, жрецы великих храмов.

Чиновничья пирамида представляла собой многоступенчатую иерархию различных начальников — от высших должностных лиц до «начальника двора молольшиц муки для остроконечного хлеба», «начальника молольщиц муки для лепешек» и так далее.

Особым статусом и влиянием в эпоху Нового царства пользовались жреческая и воинская касты.

Магия и тесное «сотрудничество» с богами пронизывали все египетское общество. Капризы погоды, прихоти Нила и пустынных ветров заставляли египтянина не выпускать из рук амулеты и постоянно заботиться о том, чтобы боги не теряли своей благосклонности. Поэтому у египетских жрецов было много забот. Номархи с древнейших времен являлись начальниками жрецов местных храмов, а высшие жреческие функции исполнял сам фараон. Однако со временем ритуалы усложнялись, храмовые богатства возрастали, и жречество все сильнее стремилось к освобождению от контроля светской власти и приобретению большего политического влияния в государстве. Если в эпоху Древнего и Среднего царств жречество Амона способствовало единству страны, а в начале Нового царства приложило большие усилия к изгнанию из страны захватчиков-гиксосов, то со временем оно превратилось в замкнутую касту и привело Египетскую империю к крушению и распаду. Стремлением остановить деградацию и было вызвано столкновение Аменхотепа IV со жрецами Амона.

Жречество Амона-Ра в Новом царстве подразделялось на несколько рангов. Его верхушку составляли первый, второй и третий пророки, «Отец Бога» и «Чистый». Как они делили между собой функции, неясно. Особое значение имели жрецы-канторы, знавшие, как следует нараспев читать божественное слово. Канторов считали волшебниками, поскольку только они могли правильно, с нужной интонацией читать священные изречения. В обязанности жрецов входило также устройство многочисленных праздников руководство процессиями, приготовление и принесение жертв, а также толкование различных знамений и снов. Все ритуалы были жестко регламентированы. К примеру, в Фивах, главном городе культа Амона-Ра, жрецу предписывалось совершать в день около 60 церемоний по поднесению богу пищи и питья и очищению его жилища в храме.

Кроме того, египетским жрецам испокон веков принадлежала монополия на обладание и хранение астрономических, математических, медицинских знаний, поддерживавших их влияние в царстве и до сих пор поражающих ученых своей глубиной.

Египетское войско Нового царства состояло из пехотинцев и колесничих. Военачальники и колесничные бойцы стояли в обществе на одной ступени с высшим жречеством. В пехоту же набирали простолюдинов, причем не только молодых. Рядовых воинов использовали также как рабочую силу в каменоломнях, при доставке каменных глыб, рытье каналов. В эпоху XVIII династии, когда Египетская империя достигла вершины могущества, а внешняя угроза возрастала с каждым годом, войско приобрело привилегированное положение. Особенно это проявилось в правление преемника царицы Хатшепсут, великого завоевателя Тутмоса III.

Фараоны раздавали воинам земли и рабов, а также золотые и серебряные знаки отличия (ожерелья, браслеты, «львы», «мухи»). Войска получали обильное угощение. Однако поскольку в правовом отношении воины-иноплеменники приравнивались к египтянам, с годами, как и в Древнем Риме, все большую часть войска стали составлять «варвары» — эфиопы, сирийцы, ливийцы и прочие. В результате к закату Нового царства именно они составляли основную часть военной силы фараонов.



Пантеон Древнего Египта

Богов в Древнем Египте было множество. Каждый дом, каждый город и деревня имели своего небесного покровителя. Укрепление власти фараонов, объединение областей, возвышение отдельных городов и храмов привели к тому, что египетский пантеон с годами стал сложной иерархической системой.

В Раннем и Древнем царствах больше всего почитали Гора — бога неба и света. Считалось, что первый фараон получил власть из рук самого Гора, став его преемником и воплощением. Согласно легенде, именно Гор объединил Верхнее и Нижнее царства и возложил Двойную корону обоих царств на голову царя Мины (Менеса). Гор изображался как человек с головой сокола, увенчанный двузубой короной.

Когда в середине III тысячелетия до н. э. в стране воцарилась V династия Среднего царства, происходившая из Аны (Гелиополя), на первое место вышел покровитель этого города — бог Солнца Ра. В отличие от местных богов, Ра жил не на земле, а двигался по небу в своей барке, освещая землю. Вечером Ра пересаживался в другую барку, спускался в преисподнюю и плыл по подземному Нилу, сражаясь с силами тьмы, чтобы утром вновь появиться на востоке. Ра также представлялся египтянам как человек с головой сокола, но носил другую корону — в виде солнечного диска.

Когда в середине II тысячелетия столицей стали Фивы, Египет начал постепенно переходить под покровительство местного бога Амона («Сокрытого», «Потаенного»), творца мира, бога воздуха и урожая. Однако поскольку понизить статус бога Солнца, дающего свет и жизнь, было уже невозможно, Амон соединился с Ра и стал именоваться Амоном-Ра. Культ Амона-Ра достиг своего пика в эпоху Нового царства. Амон-Ра носил корону с двумя высокими перьями, а в руке держал длинный скипетр. Иногда его изображали с человеческой головой, иногда — с головой барана или быка.

Атон («Диск Солнца») олицетворял видимый на небесах солнечный диск. Первоначально он был одной из ипостасей Солнца, телом Ра. Культ Атона получил распространение еще при Тутмосе IV, деде Аменхотепа IV, но именно Аменхотеп IV объявил Атона единым богом всего Египта запретив поклонение другим богам. После его смерти почитание Атона как общеегипетского божества прекратилось. Этот бог изображался в виде солнечного диска, лучи которого заканчивались либо раскрытыми ладонями, либо руками, держащими знаки жизни «анх» (петлистый крест) — символ того, что жизнь всем существам дана Атоном.

Особое место в египетском пантеоне отводилось Осирису, первоначально богу производительных сил природы, ежегодно умирающему и возрождающемуся, позднее — богу загробного мира и судье умерших. Его культ развился в городе Абидосе, но, как и Амон-Ра, Осирис стал одним из наиболее почитаемых богов всего Египта.

С судьбой бога Осириса связан главный миф египетской цивилизации, пронизывающий всю ее культуру. Некогда Осирис был мудрым и кротким царем Египта. Родной брат Сет (ставший богом пустынь и олицетворением злого начала) хитростью заключил его в гробницу, которую бросил в море. Богиня Исида (олицетворение плодородия, воды и ветра, символ женственности), сестра и супруга Осириса, родила на свет Гора и отправилась вместе с ним на поиски своего брата и мужа. Найдя гроб, она спрятала его, но Сету удалось добраться до тайника, разорвать труп Осириса на части и рассеять их по всему миру. Исида собрала их с помощью Гора, бога Анубиса (покровителя мертвых, изображавшегося в виде человека с головой шакала или собаки) и собственного волшебства восстановила тело Осириса и оживила его, после чего Осирис стал повелителем загробного царства.

Образ Осириса, олицетворявшего вечное возрождение, постепенно соединился с образом Амона-Ра. Люди стали представлять Осириса одним из его воплощений; ночью, опустившись в преисподнюю, Амон-Ра становится Осирисом, а утром возвращается в исходное состояние. Каждый египтянин знал, что после смерти он попадет в блаженную страну только в том случае, если с помощью заклинаний (которые ему будет подсказывать оставшийся в царстве живых жрец) сможет убедить богов и злобных низших духов в том, что он является воплощением Осириса. Осирис изображался в виде мумии с зубчатой короной и бородой, а также со скипетром и плетью в согнутых руках.

К главным богам Египта относились также:

Птах (Пта) — покровитель Мемфиса, бог плодородия и ремесел (его образ — мумия с открытой головой и жезлом, стоящая на иероглифе, значение которого «правда»);

Тот — бог Луны, мудрости, письма и счета (изображал человеком с головой ибиса, часто с кистью для письма и палитрой в руках);

Хатор — богиня любви и судьбы, а также неба, кормилица фараонов и властительница дальних стран (корова или женщина с рогами коровы);

Хнум — бог-творец, создавший человека на гончарном круге, хранитель истоков Нила (человек с головой барана и спирально закрученными рогами).

* * *

Так кем же был в действительности фараон Эхнатон? Боговдохновенным мистиком или жалким юродивым? Религиозным фанатиком или борцом за свободу совести? Абсолютным монархом, видевшим угрозу в лице консолидированного духовенства, или наивным мечтателем, верившим в утопию, стремившимся к нравственному усовершенствованию своих подданных и построившим Город Света? Искусным оратором, завоевывавшим сердца толпы, или дервишем, умевшим впадать в религиозный транс? Певцом чистой любви или извращенцем-кровосмесителем? Ясно одно: этот человек предпринял первую в истории отчаянно дерзкую попытку перейти от политеизма к монотеизму, предвосхитив идеи иудаизма, христианства и ислама. Именно эту истину и подтверждает талантливый роман Нагиба Махфуза[8].

Е. А. Кац

Эхнатон, живущий в правде

Начало

Все началось со взгляда — взгляда, который становился все более жадным по мере того, как корабль плыл против спокойного, сильного течения в конце сезона Половодья[9]. Мы начали путешествие в родном городе Саисе и поплыли на юг, по направлению к Панополю, где жила моя сестра после выхода замуж. Однажды в конце второй половины дня наш корабль проплывал мимо странного города. На западе этот город граничил с Нилом, а на востоке от него находилась величественная гора. Его здания говорили о былой пышности, сменившейся пугающим забвением. Дороги были пустыми, деревья — голыми, ворота и окна — закрытыми, как глаза покойников. Город, лишенный жизни, охваченный тишиной, мраком и источающий запах смерти. При его виде я пришел в смятение и поспешил к отцу, который сидел на палубе с достоинством, подобающим пожилому возрасту.

— Отец, что случилось с этим городом?

— Мериамон, это город еретика. Проклятый и неверный город, — спокойно ответил он.

Я что-то вспомнил и снова посмотрел на город с растущим любопытством.

— Он необитаем?

— Эта женщина, жена еретика, все еще живет в своем дворце — точнее сказать, в своей тюрьме. И, должно быть при ней несколько стражей.

— Нефертити[10], — пробормотал я себе под нос, вспоминая эту женщину и гадая, как она выносит свое заточение.

Меня продолжали одолевать воспоминания детства, прошедшего в саисском дворце моего отца; воспоминания о яростных спорах взрослых из-за смерча, который уничтожал Египет и всю империю. Они называли это «войной богов». Я вспомнил рассказы о молодом фараоне, отвергшем наследие своих предков, отринувшем жрецов и бросившем вызов судьбе. Вспомнил те приглушенные голоса, толки о новой религии и ошеломление людей, неспособных сделать выбор между своей старой верой и преданностью фараону. Люди шептались о необычных событиях, ужасном крушении империи и триумфе, за которым последует неминуемый крах.

Стало быть, тут находился город чудес, принадлежавший духу смерти. И тут была его хозяйка, одинокая пленница, пившая горечь. Мое сердце часто забилось, отчаянно желая услышать всю историю.

— Отец, ты больше никогда не обвинишь меня в равнодушии, ибо меня обуревает священное желание, сильное, как северные ветры, желание узнать правду и записать ее, как делал ты сам в расцвете юности.

Он устало посмотрел на меня и спросил:

— Мериамон, чего ты хочешь?

— Я хочу все узнать об этом городе и его правителе. О трагедии, которая разорвала страну пополам и опустошила империю.

— Но ты уже все слышал в храме, — возразил он.

— Отец, мудрец Какимна говорил: «Не суди о деле, пока не услышишь всех свидетелей».

— Но в этом случае правда очевидна. Кроме того, еретик Эхнатон мертв.

— Однако большинство его современников еще здравствует, — с растущей решимостью заявил я. — Они тебе ровня и друзья. Отец, твоя рекомендация отворит мне все двери и позволит раскрыть секреты. Тогда я смогу увидеть разные оттенки правды перед тем, как она исчезнет подобно этому городу.

Я настаивал до тех пор, пока не получил разрешение. Возможно, отец дал его не без скрытой радости. Он сам питал страсть к знаниям и запечатлению правды; именно эта страсть сделала наш дворец местом встреч как светских, так и религиозных деятелей. Наш дворец славился приемами, на которых рассказывали истории, читали стихи и пировали, заедая тонкие вина нежной уткой. Друзья считали моего отца человеком, благословленным не только обильными землями, но и неповторимой мудростью.

Он снабдил меня письмами, которые следовало доставить известным людям, помнившим то время, принимавшим в тогдашних событиях непосредственное участие или следившим за ними со стороны и познавшим как их горечь, так и сладость.

— Ты сам выбрал свой путь, вот и ступай им. Да защитят тебя Боги, — сказал отец. — Твои предки выбирали войну, политику или торговлю, но ты, Мериамон, ищешь правды, а в этом деле успех зависит только от тебя самого. Будь осторожен, не вызывай гнева властей и не насмехайся над несчастьем того, кто впал в забвение. Будь таким же бесстрастным и внимательным к каждому свидетельству, как сама история. Только так можно познать правду, свободную от пристрастий, и поведать эту правду тем, кто желает над ней поразмыслить.

Я был рад проститься с праздностью и вступить на тропу истории, ведущую к правде, на тропу, у которой нет ни начала, ни конца, ибо ее всегда прокладывают те, кто стремится к вечной истине.

Верховный жрец Амона

В брошенные еретиком Фивы вернулось процветание. Они снова стали столицей империи, трон которой занял юный фараон Тутанхамон. Военные и чиновники вернулись на свои посты, а жрецы возобновили выполнение обязанностей в храмах. Дворцы были восстановлены, сады цвели, а храм Амона, сохранивший величие, гордо стоял, окруженный гигантскими колоннами и цветниками. Рынки были заполнены покупателями, купцами и товарами, и богатство постоянно прибывало. Город вновь купался в славе.

Это была моя первая поездка в Фивы. Я был ошеломлен их великолепными зданиями и изумлен количеством жителей. Меня поразили звуки города и вид дорог, заполненных повозками и телегами. По сравнению с Фивами мой родной Саис выглядел маленькой, тихой, глухой деревней.

Я пришел к храму Амона в назначенное время. Служитель впустил меня в зал с величественными колоннами и провел по боковому коридору в помещение, где меня ожидал верховный жрец. В середине комнаты стояло кресло черного дерева с подлокотниками из чистого золота. В нем сидел пожилой человек с бритой головой, одетый в просторную длинную юбку и белый шарф, опоясывавший грудь и плечи. Несмотря на почтенный возраст, он выглядел бодрым и уверенным в себе. Услышав имя моего отца, жрец отозвался о нем с уважением и похвалил за преданность.

— Тяжелые времена и превратности судьбы помогли нам по достоинству оценить таких людей, как твой отец, — сказал верховный жрец. Потом он сдержанно одобрил мое намерение и продолжил: — Мы разрушили все стены с фальшивыми надписями. Однако правда должна быть сохранена. — Он благодарно склонил голову. — Сейчас глава богов Амон восседает на своем троне в святая святых, защищает Египет и сражает его врагов. Его жрецы тоже восстановили свое положение. Амон освободил нашу долину силой, дарованной им Яхмосу[11], и расширил империю во всех направлениях силой, которой он облек Тутмоса III[12]. Ибо он дает победу тому, кому пожелает, и попирает тех, кто его предает.

Я благоговейно преклонял колени до тех пор, пока верховный жрец не велел мне подняться и сесть в кресло рядом с ним. Потом он заговорил; я чутко внимал его словам.



— Это очень грустная история, Мериамон, хотя поначалу она казалась невинной. Все началось с великой царицы Тийи[13], матери еретика и супруги великого фараона Аменхотепа III[14]. Родом она была из простой нубийской семьи; в ее жилах не текло ни капли царской крови. Но она была такой прозорливой и проницательной, словно имела четыре глаза и могла смотреть сразу во всех направлениях. Царица намеревалась поддерживать с нами дружеские отношения. Я никогда не забуду ее слова, сказанные в день праздника Нила: «Вы, жрецы Амона, — счастье и благословение Египта». Она была такой сильной, что могла смотреть прекрасными большими глазами в лица могучих мужчин, пока те смущенно не опускали взгляд. Однако мы относились к ней без предубеждения, ибо знали, что фараоны этого славного рода всегда лелеяли и поддерживали жрецов Амона. Но затем царица проявила интерес к теологической доктрине, решив расширить ее за счет других божеств — в частности, Атона. Сначала это выглядело как стремление к углублению знания религии; мы относились к желанию царицы с уважением и считали его богоугодным делом. Возражать не имело смысла, хотя мы были недовольны тем, что здесь, в Фивах, доме Амона, будут чтить других божеств. Тийя заверяла нас, что Амон всегда будет оставаться главой богов и что его жрецы всегда будут в Египте главнее прочих. Но ее слова нас не убеждали.

Однажды Тото, жрец-кантор, сказал мне:

— За решением царицы кроется новая политика, которая не имеет ничего общего с религией.

Когда я спросил, что он хочет этим сказать, Тото продолжил: — Великая царица ищет поддержки провинциальных жрецов, чтобы обуздать нас, ограничить нашу власть и усилить власть фараона.

— Но мы — слуги Амона и заботимся о народе. Учим людей, лечим их и являемся их поводырями как в этом, так и в загробном мире. Царица — мудрая женщина; она должна знать наши достоинства, — ответил я.

— Но это борьба властей. Царица честолюбива. По моему мнению, она более могущественна, чем фараон, — с досадой сказал он.

— Мы — сыновья величайшего из богов. Мы опираемся на наследие более надежное, чем сама судьба, — возразил я, борясь с собственными дурными предчувствиями.

Может быть, настала пора рассказать тебе о фараоне Аменхотепе III. Его прадед, Тутмос III, основал империю, превосходившую все остальные размерами и численностью подданных. Аменхотеп III был могучим владыкой. Он вставал на защиту своей страны при малейшей тревоге и одерживал такие победы, что вся империя присягала ему на верность. Во время его долгого правления в стране царили мир и процветание; он пожинал плоды трудов своих предков. В Египте было вдоволь зерна, руд, тканей и прочих товаров. Он строил прекрасные дворцы, храмы и воздвигал статуи. Аменхотеп любил вкусную еду, вино и женщин, но жена Тийя знала все его достоинства и недостатки и умело пользовалась этим. Она вдохновляла мужа во время войны, терпела его распутство, жертвуя своими женскими чувствами ради возможности разделять с ним трон и утолять свое безграничное честолюбие. Я не отрицаю ее достоинств — она действительно знала все, что происходило в стране. Так же, как не сомневаюсь в ее преданности, дальновидности и заботе о славе Египта. Но порицаю ее за жажду власти. Именно эта жажда заставила ее использовать религию для усиления царской власти и устранения жрецов. Постепенно я узнавал другие мысли, которые были у нее на уме. Однажды она пришла в храм, принесла жертвы Амону, а затем решительно направилась в приемный зал, заставив меня следовать за ней. Как только мы сели, царица спросила:

— Тебя что-то тревожит?

— Жрецы Амона — верные подданные вашего славного рода, — ответил я.

— Именно так я и думаю, — сказала Тийя. Глаза царицы вспыхнули, и она продолжила: — Амон — глава всех богов Египта. Для граждан империи он — символ власти. Они боятся его. Но Атон светит всем. Он — бог Солнца, и все могут его видеть.

Я задумался. Искренни ли ее слова, или это еще одна попытка замаскировать желание лишить нас власти? Как бы, там ни было, но ее доводы меня не убедили.

— Ваше величество[15], — сказал я, — этими дикарями следует править силой, а не жалостью.

— И жалостью тоже, — с улыбкой возразила она. — То, что годится для дикого зверя, не всегда годится для ручного животного.

Эта мысль показалась мне несерьезной, слишком женской и способной вызвать катастрофу. Последующие болезненные события только доказали мою правоту.



После выхода замуж Тийя столкнулась с трудностями. Некоторое время она оставалась бездетной и боялась оказаться бесплодной — возможно, из-за своего простого происхождения. В конце концов по милости Амона и его жрецов, наших молитв и заклинаний царица понесла. Однако родила всего лишь девочку. Когда мы встречались во дворце или в храме, она смотрела на меня осторожно и подозрительно, словно я был виноват в ее несчастье. Мы никогда не помышляли нарушить порядок престолонаследия. Недоверчивой ее делала только собственная порочность.



Жрец снова умолк, словно не испытывал желания продолжать, а затем сказал:

— Потом она каким-то чудом выносила двух сыновей. — Он немного подумал, еще сильнее разжигая мое любопытство. — Старший и лучший из двоих умер, а второй выжил, чтобы дать волю своей разнузданности и разрушить Египет.

Я молчал, но верховный жрец заметил мое нетерпение и заговорил снова:

— У нас есть способы узнавать правду даже тогда, когда она скрыта от других. Мы владеем тайнами колдовства и видим все, что происходит в империи. Еретик был человеком сомнительного происхождения, женоподобным и склонным к причудам. Следуя по стопам своего официального отца, Аменхотепа III, он женился на простолюдинке. Нефертити напоминала его мать не только худородностью[16], но ненасытным честолюбием и похотливостью. Она была красива, дерзка и упряма. Вмешивалась в государственные дела, поддерживала разрушительную политику своего мужа. Родила шестерых дочерей, плод связей с разными мужчинами. Любовь Эхнатона к Нефертити была лишь видимостью; на самом деле он не любил никого, кроме своей матери, которая дала ему жизнь и внушила абсурдные идеи. Он ощущал боль и одиночество Тийи и таил гнев на своего отца. Когда Аменхотеп III умер, Эхнатон стер его имя со всех памятников. Говорил, что хочет вычеркнуть имя Амона из людской памяти, а потому имя его отца, означающее «Амон доволен», тоже должно быть вычеркнуто. Но правда заключалась в том, что, будучи не в силах отомстить отцу при его жизни, Эхнатон убил его после смерти. Когда Тийя учила сына культу Атона, это был всего лишь политический маневр. Но мальчик поверил в него всеми фибрами души. Его женственная природа гнушалась политики. А потом случилось то, чего не ожидала даже его мать. Он стал еретиком.

Я все еще помню его отталкивающую внешность — не мужскую и не женскую. Он был таким слабым и хрупким, что волей-неволей ненавидел всех сильных мужчин, жрецов и богов. Именно поэтому он придумал бога, слабостью и женственностью похожего на него самого, отца и мать одновременно, у которого нет другой цели, кроме любви. Бога, которого почитают танцами и песнями! Эхнатон погрязал в трясине глупости и пренебрегал своими обязанностями самодержца, в то время как наших людей и преданных союзников истребляли враги империи. Они взывали о помощи, но не получали ее, и в конце концов империя пала, Египет был уничтожен, храмы опустели, а люди умирали с голоду. Таков был еретик, который называл себя Эхнатоном.



Пораженный яркостью собственных воспоминании, верховный жрец на время умолк. Я терпеливо ждал. Наконец он переплел пальцы и положил руки на колени.



— Я начал получать донесения об Эхнатоне еще тогда, когда он был всего лишь мальчиком. У меня были свои соглядатаи во дворце — люди, посвятившие себя служению Амону и стране. Они говорили мне, что наследник престола питает подозрительную страсть к Атону и ставит его выше Амона, главы всех богов. Я узнал, что мальчик каждый день ходит в уединенное место на берегу Нила, чтобы в одиночестве встретить рассвет. По моему убеждению, это странное поведение сулило в будущем большие трудности. Я пошел во дворец и поделился своими опасениями с царем и царицей.

— Мой сын еще мал, — улыбнулся Аменхотеп III.

— Но мальчик вырастет и сохранит идеи своего детства.

— Он всего лишь невинный ребенок, ищущий мудрости там, где считает возможным ее найти, — сказала Тийя.

— Скоро он начнет изучать военное дело и узнает свое истинное призвание, — добавил фараон.

— Мы нуждаемся не в расширении империи, а в мудрости, которая нужна, чтобы удержать завоеванное, — сказала Тийя.

— Моя государыня, — возразил я, — безопасность империи зависит от благословения Амона и демонстрации силы.

— Меня удивляет, что такой мудрый человек, как ты, недооценивает значение мудрости в делах подобного рода, — коварно сказала царица.

— Я не отрицаю значения мудрости, — не отступал я, — но без силы мудрость — всего лишь пустой звук.

— В этом дворце, — прервал меня фараон, — никто не сомневается, что Амон является главой всех богов.

— Но царевич перестал посещать храм, — с тревогой сказал я.

— Прояви терпение, — ответил царь. — Скоро мой сын будет выполнять все свои обязанности наследника престола.

Я вернулся из дворца, не найдя утешения. Наоборот, после того как царь и царица выступили в защиту царевича, мои страхи стали еще сильнее. А потом я услышал о беседе царевича с родителями и убедился, что в тщедушном теле наследника скрывается бездна зла. Однажды у меня попросил приема один из моих людей.

— Теперь даже Солнце перестало быть богом, — сказал он. Когда я спросил, что он имеет в виду, человек продолжил: — Ходят слухи, что в царевиче воплотился новый бог, который утверждает, что только он является единственным истинным богом, а все остальные боги — ложные.

Эта новость ошеломила меня. Смерть, постигшая старшего брата, была милосерднее безумия, обуявшего наследника престола. Трагедия достигла своего пика.

— Ты уверен в своих словах?

— Я лишь повторяю то, что говорят все.

— Как этот так называемый бог воплотился в наследнике?

— Царевич услышал его голос.

— Это не солнце? Не звезда? Не идол?

— Ничего похожего.

— Как он может поклоняться тому, кого не может видеть?

— Он верит, что его бог — единственная сила, способная творить.

— Он выжил из ума.

Жрец-кантор Тото сказал:

— Царевич безумен и не сможет взойти на престол, когда придет время.

— Успокойся, — ответил я. — Отступничество наследника ничего не меняет. Амон и наши боги останутся единственными божествами, почитаемыми подданными империи.

— Как может еретик сесть на трон и править империей? — гневно спросил Тото.

— Не будем торопиться. Дождемся, когда правда выйдет наружу, а потом обсудим это дело с царем, — продолжил я, хотя на душе у меня было тяжело. — Такого в истории еще не бывало.

Когда наследник престола женился на Нефертити, старшей дочери мудреца Эйе[17], я цеплялся за последнюю надежду, веря, что брак вразумит царевича. Я вызвал Эйе в храм. В ходе беседы я обратил внимание на то, что мудрец очень тщательно выбирает слова. Он явно был в затруднительном положении. Я сочувствовал ему и ничего не говорил о ереси наследника. Перед расставанием я попросил Эйе устроить мне тайную встречу с его дочерью.

Нефертити прибыла незамедлительно. Я внимательно посмотрел на нее и увидел, что за ее чарующей красотой скрывается бушующий поток силы и властности. Я тут же вспомнил великую царицу Тийю; оставалось надеяться, что эта сила окажется на нашей стороне.

— Благословляю тебя, дочь моя.

Она поблагодарила меня нежным приятным голосом.

— Не сомневаюсь, что ты прекрасно знаешь свои обязанности супруги наследника престола. Но мой долг напомнить тебе, что престол империи зиждется на трех основах: Амоне, главе всех богов, фараоне и царице.

— В самом деле. Я счастлива, что удостоилась твоей мудрости.

— Умная царица должна разделять с царем бремя защиты империи.

— Дорогой верховный жрец, — решительно сказала она, — мое сердце наполнено любовью и преданностью.

— Египет — страна с древними традициями, и женщины являются священными стражами этого наследия.

— Чувство долга тоже живет во мне.

В течение всего визита Нефертити хранила осторожность и сдержанность. Она говорила много, но не выдавала ничего. Напоминала таинственное изображение без объяснявшей его надписи. Я ничего не мог почерпнуть из ее слов и не мог прямо выразить свои страхи. Однако осторожность Нефертити означала, что она все знает и находится не на нашей стороне. Ее позиция меня ничуть не удивила. Нефертити была будущей царицей; от подобной удачи могла закружиться голова у самого мудрого человека в стране. Эту женщину не заботил ни Амон, ни любой другой бог; она жаждала занять трон. Мы с другими жрецами прочитали в святилище молитву об избавлении от опасности, а потом я сообщил им подробности моей встречи с Нефертити.

— Скоро не останется ничего, кроме тьмы, — сказал кантор Тото. Когда все остальные ушли, он добавил: — Наверно, тебе следует обсудить это дело с главным военачальником Меем.

— Тото, — серьезно ответил я, поняв, что в его намеке таится угроза, — мы не можем свергнуть царя Аменхотепа III и великую царицу Тийю.

Тем временем во дворце нарастала напряженность между безумным царевичем и его родителями. Царь Аменхотеп III издал указ, повелевавший наследнику совершить путешествие по бескрайней империи. Возможно, фараон надеялся, что после знакомства со страной и ее подданными царевич увидит реальное положение вещей и поймет, насколько он сбился с истинного пути. Я был благодарен царю за эту попытку, но мои страхи не развеялись. Во время отсутствия наследника произошли некоторые важные события. Царица Тийя родила двойню: Семнехкара и Тутанхамона[18]. Вскоре после этого здоровье фараона ухудшилось, и он умер. Посланные из дворца гонцы отнесли эту новость царевичу; он должен был вернуться и занять трон.

Я обсудил будущее страны со жрецами Амона, и мы пришли к соглашению. Я тут же начал действовать и попросил аудиенции у царицы, несмотря на то что она носила траур и была занята мумификацией[19] тела мужа. Горе не мешало царице оставаться сильной и стойкой. Я решил сказать ей все, чего бы это мне ни стоило.

— Государыня, я пришел высказать законному матриарху империи то, что у меня на уме. — Судя по взгляду, который бросила на меня Тийя, она прекрасно знала, о чем пойдет разговор. — Всем известно, что наследник престола не почитает наших богов.

— Не верь всему, что слышишь, — ответила она.

— Ваше величество, я готов поверить вашим словам, — быстро ответил я.

— Он поэт, — сказала она. Ее ответ меня не удовлетворил, но я хранил молчание до тех пор, пока Тийя не добавила: — Он выполнит все свои обязанности.

Я собрал остатки смелости и промолвил:

— Моей царице хорошо известно, какими бедами для престола может обернуться оскорбление богов.

— Твои страхи беспочвенны, — с досадой ответила она.

— Если потребуется, мы можем передать трон одному из ваших младших сыновей, а вы будете при нем регентшей.

— Империей будет править Аменхотеп IV. Он — наследник престола.

Так любящее материнское сердце победило в царице мудрость. Она потеряла последнюю возможность исправить дело и снабдила судьбу оружием, которое нанесло нам роковой удар. Безумный наследник вернулся как раз вовремя, чтобы присутствовать на погребении царя.

Вскоре после этого меня вызвали на официальный прием к будущему фараону. Тогда я впервые увидел его вблизи. Он был довольно смуглым, с мечтательными глазами и тонким, хрупким телом, явно напоминавшим женское. Черты его лица были уродливыми и отталкивающими. Это презренное создание не заслуживало трона; он был так слаб, что не мог бросить вызов и мухе, не говоря о Хозяине Богов. Я испытывал отвращение, но не показывал виду, вспоминая слова мудрых людей и великих поэтов — слова, которые помогали мне хранить терпение. Он смерил меня взглядом, не враждебным, но и не дружеским.

Я был так ошеломлен его внешностью, что не мог вымолвить ни слова.

— Из-за тебя мне пришлось пережить множество неприятных разговоров с родителями, — наконец промолвил он.

Ко мне снова вернулся дар речи.

— Моя единственная цель в жизни, — сказал я, — это служение Амону, трону и империи.

— Не сомневаюсь, у тебя есть что сказать мне, — ответил он.

— Государь, — начал я, готовясь к битве, — я слышал огорчительные новости, но не верил им.

— Ты слышал правду, — с виду беспечно сказал он. Я вздрогнул, а он продолжил: — Я — единственный верующий в этой языческой стране.

— Не верю своим ушам.

— Обязан поверить. Нет бога, кроме Единственного и Единосущего.

— Амон не простит подобного святотатства! — Я пришел в такой гнев, что больше не заботился о последствиях своих слов; моей единственной заботой была защита Амона и наших божеств.

— Никто, кроме Единственного и Единосущего, не может даровать прощение, — с улыбкой ответил он.

— Чушь! — дрожа от злости, крикнул я.

— В Нем весь смысл этого мира. Он — создатель. Он — сила. Он — любовь, мир и счастье. — Потом царевич бросил на меня пронизывающий взгляд, не вязавшийся с его хрупкой внешностью, и продолжил: — Я призываю тебя поверить в Него.

— Бойся гнева Амона! — яростно воскликнул я. — Он создает, и Он уничтожает. Он дает и отбирает, помогает и отказывает в помощи. Страшись Его мести, ибо она падет на всех твоих потомков, уничтожит твой трон и империю!

— Я — всего лишь ребенок в безбрежном пространстве Единственного и Единосущего, бутон в Его саду и слуга под Его началом. Он даровал мне свою нежную любовь и открылся моей душе. Он наполнил меня сияющим светом и прекрасной музыкой. Все остальное не имеет для меня значения.

— Наследник престола не станет фараоном до тех пор, пока не будет коронован в храме Амона.

— Я буду коронован на поляне, под солнечными лучами, и благословит меня сам Создатель.

Мы расстались врагами. На моей стороне были Амон и его последователи. На стороне Эхнатона — наследие его великого рода, привычка подданных обожествлять фараонов и его безумие. Я готовился к священной войне и ради Амона и моей страны был готов пожертвовать всем. Я взялся за дело безотлагательно.

— Новый фараон — еретик, — сказал я жрецам. — Вы должны знать про его отступничество и сообщить о нем каждому жителю страны.

— Смерть еретику! — яростно воскликнул Тото.

Я тоже был вне себя, но считал, что гневу Тото следует придать другое направление. По моему плану, он должен был сделать вид, что присоединился к еретику, и стать нашими глазами во дворце. Что же касается царя, то он тоже не тратил время даром. Он был коронован с благословения своего так называемого бога. И даже построил для него храм в Фивах, городе Амона, объявил о новой религии кандидатам на руководящие посты, и в конце концов виднейшие вельможи Египта подтвердили свою веру в нового бога. Причины у каждого были свои, но цель одна — удовлетворить свое честолюбие и обрести власть. Возможно, отвергни они его религию, все бы пошло по-другому. Но они продались, как последние шлюхи. Взять хотя бы мудреца Эйе. Он считал себя членом царской семьи и был ослеплен желанием славы. Мотивы храброго воина Хоремхеба[20] были иными. Он был человеком истинной веры; происходившее было для него всего лишь заменой одного имени другим. Но все остальные были бандой лицемеров, рвавшейся к богатству и власти. Если бы в критический момент они не одумались и не покаялись в грехах, то заслуживали бы смерти. В конце концов они спасли свои жизни, но я не питал уважения ни к одному из них.

В Фивах начался разброд. Люди разрывались между своей преданностью Амону и верностью безумному отпрыску величайшего рода в нашей истории. Великая царица Тийя изнывала от тревоги, следя за тем, как посеянное ею семя превращалось в ядовитое растение. Эхнатон падал в бездонную пропасть и тащил за собой всю семью. Тийя продолжала приносить жертвы в храме Амона, пытаясь справиться с разбродом в умах, угрожавшим трону.

— Ты выигрываешь в верности, но проигрываешь в дерзости, — однажды сказала она мне.

— Ты сама просила нас быть терпимыми к еретику. Если бы ты послушалась меня с самого начала…

— Мы не должны отчаиваться.

Ее прежняя сила рухнула под напором его религиозного безумия; царица была беспомощна перед своим женственным, испорченным сыном. Поэтому продолжение нашей священной борьбы было неизбежно. Услышав враждебные крики горожан во время праздника Амона, безумный царь больше не мог находиться в Фивах. Заявив, будто его бог велел ему покинуть Фивы и построить новый город, он устроил великий исход восьмидесяти тысяч еретиков, которым предстояло жить в позорной ссылке. Отъезд из Фив дал нам время для подготовки к священной войне, но позволил ему укрепиться в своем святотатстве и сделать новую столицу местом шумных сборищ и нечестивых оргий. «Любовь и Радость» — таков был девиз его нового безымянного бога. Когда природная испорченность Эхнатона брала верх, он лез вон из кожи, стремясь доказать, что его власть не имеет границ. Закрыл храмы, изгнал жрецов, конфисковал статуи богов и все храмовое имущество. Я сказал жрецам:

— Это смерть. В загробном мире вы будете процветать, ибо теперь, когда храмы закрыты, нам больше не для чего жить.

Но мы нашли убежище в домах последователей культа Амона. Они были нашими воинами, и мы не ослабляли борьбу, сохраняя надежду и решимость.

Еретик продолжал демонстрировать свою власть; он ездил по всей стране, выступал перед людьми и призывал их присоединяться к его ереси. Это были самые темные дни. Люди были сбиты с толку, не зная, кому отдать предпочтение — своим богам или своему хилому царю и его бесстыдно прекрасной жене. То были дни скорби и мучений, лицемерия, сожалений и страха перед гневом небес. Но слова «любовь» и «радость» делали свое дело. Местное начальство пренебрегало своими обязанностями и использовало граждан для собственного удовольствия. Всю страну охватили мятежи. Враги больше не боялись нас и начали угрожать нашим границам. Когда номархи[21] просили помощи, вместо солдат им присылали поэмы. Они умирали как мученики, с последним вздохом посылая проклятия вероломному еретику. Поток товаров, стекавшихся в Египет со всего света, иссяк, рынки пустовали, купцы бедствовали, а страна голодала. Я кричал людям:

— На нас пало проклятие Амона! Мы должны уничтожить еретика, иначе все погибнем в войне!

И все же я продолжал искать мира, дабы избавить страну от ужасов войны. Я предстал перед царицей-матерью Тийей.

— Я горюю и скорблю, верховный жрец Амона, — сказала она.

— Я больше не верховный жрец. — Меня охватила горечь. — Теперь я — преследуемый беглец.

— Я молю богов о милосердии, — заикаясь, выдавила она.

— Вы должны что-то сделать. Эхнатон — ваш сын, он любит вас. Вы в ответе за случившееся. Остерегите его, пока гражданская война не уничтожила все, что нам дорого.

Когда я напомнил царице о ее ответственности, она рассердилась и сказала:

— Я решила ехать в новую столицу, Ахетатон[22].

Царица Тийя действительно предприняла некоторые усилия, но не смогла исправить содеянное. Я не отчаялся и сам поехал в Ахетатон, несмотря на опасность этого предприятия. Там я встретился с приближенными еретика.

— Я предъявляю вам ультиматум, — сказал я. — Люди ждут моего сигнала, чтобы напасть на вас. Я прибыл с целью сделать последнюю попытку спасти то, что можно, без разрушения и кровопролития. Я дам вам немного времени на раздумье в надежде, что вы образумитесь и вспомните свой долг.

Похоже, они действительно образумились и вскоре откликнулись на мое предложение; при этом каждый преследовал свои цели. Но страна была спасена от катастрофы. Они встретились с еретиком и предъявили ему два категорических требования — объявить свободу вероисповедания и послать армию для защиты империи от врагов, начавших нарушать наши границы. Безумный царь отказал им. Тогда они предложили Эхнатону отречься от престола в обмен на право сохранить свою веру и исповедовать ее там, где он пожелает. И снова их предложение было отвергнуто. Но после этого Эхнатон назначил соправителем своего брата Семнехкара. Мы отменили его указ и передали престол Тутанхамону. Сторонники еретика оставили его и присягнули новому фараону. Вскоре во всей стране удалось восстановить порядок, причем без войны и кровопролития. Мы побороли желание отомстить безумцу, его жене и тем, кто сохранил им преданность.

Почитатели Амона торопились в храмы, открывшиеся после долгого запустения. Кошмар кончился, и жизнь начала возвращаться в нормальное русло. Что же касается еретика, то он, снедаемый безумием, заболел и умер, разочаровавшись в своем боге и потеряв на него надежду. Он оставил после себя порочную жену, обреченную на одиночество и сожаления о прошлом.



Верховный жрец долго смотрел на меня молча, а затем продолжил:

— Мы все еще лечимся. Для полного выздоровления нужно время и большие усилия. Сосчитать наши потери внутри империи и за ее пределами невозможно. Как это случилось? Как мог испорченный, безумный человек причинить стране такие мучения? — Он немного помолчал, а потом закончил: — Это правдивый рассказ. Запиши его дословно. И передай мой горячий привет твоему дорогому отцу.

Эйе

Эйе был мудрецом, советником покойного Эхнатона и отцом Нефертити и Мутнеджмет. Старость покрыла морщинами его чело. Я встретился с ним в его дворце с видом на Нил, расположенном в южных Фивах. Эйе говорил со мной безмятежным тоном; при этом его лицо не выражало никаких чувств. Его серьезный, достойный вид и богатый опыт вызывали у меня благоговейный страх.

— Жизнь, Мериамон, это чудо, — начал старик. — Она подобна небу, затянутому облаками противоречий. — Он ненадолго задумался, отдавшись потоку воспоминаний, а потом продолжил: