— Сколько вкуснятины она успеет тебе прислать, прежде чем придется платить экспортный налог?

– Почему вы связались с ФБР? – спросила Райли.

Так, значит, это не первая посылка с гостинцами!

Шериф Гарланд пожал плечами.

— Закрой! Свой! Рот! Софи! — огрызается Рик. — Она скучает по мне. Вот и все.

– Ну, я знал вашего отца, хотя и очень немного. Он бывал в клубе ветеранов в Милладоре, пока его не отлучили оттуда за то, что он доставлял много проблем. Я сам состою в клубе, и мы иногда вместе выпивали.

Он сует в рюкзак пухлое письмо, передает последний лоток с конфетами на стол благодарным вожатым и тянется к окуню.

Гарланд пожевал табак, как будто разжёвывая воспоминания.

* * *

– Ваш отец, он не был болтуном, – сказал он. – Но о вас он упоминал время от времени, говорил, что вы сделали в ФБР приличную карьеру.

На следующий день солнце уже стоит высоко в небе, когда меня будит скрип нашей строптивой двери. Входит Софи в черной рубашке Ксавье. Я сажусь на постели. Вчера вечером моя подруга вышла из клуба «Электро» под руку с ним. Волосы у нее взлохмачены, губы припухли. Опустившись на колени между нашими кроватями, Софи разворачивает бархатистый красный коврик. По роскошному шелку расстилается сеть переплетенных виноградных лоз и белых цветов.

Слова «приличная карьера» привлекли внимание Райли.

— Ух ты, его подарок?

Её отец ни разу в жизни не говорил ей, что гордится ею и, тем более, что любит её. Она могла представить, как он выпивает в клубе ветеранов и бормочет о «приличной карьере» Райли. Вероятно, это можно было считать самой высшей похвалой Райли, когда-либо услышанной из его уст.

Я тру глаза, ошеломленная как состоянием подруги, так и экстравагантным подарком.

– Так или иначе, – продолжал Гарланд, – я знал, что он жил здесь, и предположил, что вы – его ближайшая родственница. Я не знал, как связаться с вами напрямую, так что позвонил в ФБР.

— Он оставил его для меня за дверью.

Ситуация постепенно прояснялась для Райли. Шериф совершил звонок не потому, что счёл это делом ФБР. Нет, он просто хотел связаться с Райли – а Дженнифер Ростон перехватила информацию и обратила её против неё.

Софи достает золотую английскую булавку, которой, по-видимому, была приколота страстная любовная записка.

Но Райли до сих пор не знала, считает ли Гарланд Ширли Реддинг жертвой убийцы.

— Шикарно. У него отменный вкус.

– Вы можете рассказать мне о том, что произошло? – спросила Райли.

Это его способ загладить вину после ссоры? Подарок действительно прекрасен, лучше не придумаешь, и даже больше того, потому что Софи его не выпрашивала.

– А что вам уже известно? – спросил Гарланд.

— Наверное, стоит целое состояние. — Моя подруга приглаживает свою растрепанную шевелюру. — Конечно, Ксавье может купить весь рынок, и все же!

– Насколько я понимаю, Ширли Реддинг приехала сюда, чтобы показать хижину потенциальному покупателю. После своего приезда он обнаружил её тело в овраге.

— Так вы помирились? Как?

Гарланд кивнул. Затем он подвёл Райли к краю оврага. То было ущелье высотой метров шесть, а внизу бежала речка. Внизу всё ещё было несколько копов, которые исследовали огромные камни вдоль границы с водой. Райли знала, что иногда после того, как растает снег, речка увеличивается, но прямо сейчас вода была небольшой.

— Женские чары помогли. — Софи слегка пританцовывает, покачивая бедрами, загадочно улыбается и наконец плюхается на кровать. — О боже, Эвер… Я на полном серьезе готова родить ему дюжину ребятишек. — Она садится и помахивает сегодняшним обеденным меню. — А вечером все выйдет на новый уровень. Приборы серебряные или золотые?

Гарланд повёл Райли вниз к речке по опасной тропке.

— Серебряные, — отвечаю я, дотягиваюсь до одного из шелковых мешочков с гостинцами, которые мы упаковываем, и высыпаю в него горсть леденцов.

Он сказал:

Моя задача — играть преданную подругу, пока Софи будет стараться произвести на Ксавье впечатление своей семьей; затем я буду занимать ее родню, чтобы дать им возможность тайком сбежать в тетушкин сад на крыше, где они проведут восхитительный субботний вечер. Я полна решимости помочь подруге устроить идеальные выходные.

– По-моему, она пошла по этой тропе, чтобы спуститься к воде. Здесь много цветов, которые она, возможно, хотела нарвать. Но она не привыкла к такому рельефу, к тому же у неё была неподходящая обувь, так что она просто полетела вниз головой.

— Рыба или мясо? Или и то, и другое?

– Какова причина смерти? – спросила Райли.

— То и другое? Сборная солянка? — Я завязываю атласный бантик, кладу мешочек с гостинцами на верх растущей кучи на столе Софи и тянусь за следующим. В моей новой подруге впрямь есть что-то и от забавной милашки Перл, и от неугомонной чертовки Меган, а впрочем, Софи Ха — единственная в своем роде. — Какая разница!

– У неё сломана шея, – ответил Гарланд. – И многочисленные ушибы после падения. Пока это всё, что нам удалось установить. Патологоанатом ещё произведёт вскрытие, но мне кажется, что она умерла почти мгновенно.

— Эвер, что бы я без тебя делала? — Софи протягивает мне стопку красивой писчей бумаги. — Вчера обнаружила. Возьми немного, — настаивает она, снова проявляя свою обычную щедрость. — Знаешь, если бы я поехала в гости только с Ксавье, получилось бы слишком неловко. Тебе же известно, как в азиатских семьях относятся к появлению в доме поклонников. Особенно мой дядя. Он восхищается семьей Е.

Теперь Райли поняла, что шериф не подозревает насилия. Но это не принесло ей облечения.

— Мои родители прямо взбесились бы, приведи я своего парня знакомиться с ними.

Стоя на дне ущелья, она ясно представляла лежащее здесь израненное тело Ширли Реддинг, её мёртвые глаза, широко открытые и глядящие в небо.

— Вот почему со мной приедут просто друзья по лагерю. С тобой и Риком все будет гармонично. Идеально!

Райли почувствовала приступ вины.

Я пролистываю стопку, а Софи подлетает к зеркалу, словно вихрь нервной энергии. Эта взбалмошная красавица уже несколько дней почти не ест. Серебро, замысловатые меню, мешочки с гостинцами — понимает ли она на самом деле, чего хочет от этого уик-энда?

С момента разговора с агентом Ростон она всё время думала лишь о себе и о том, установят ли их связь с Хэтчером.

— Эй, а это еще что? — Софи наклоняется у двери и машет мне квадратиком бумаги для оригами. — Эвер! Опять твой тайный воздыхатель!

Теперь же она впервые осознала то, что человек погиб здесь жестокой смертью.

— Что? Не может быть!

Ширли Реддинг, без сомнения, была занудой, она совала нос не в свои дела, вела себя непоследовательно и была психологически нестабильной.

Я соскакиваю с кровати. Новый рисунок! Из цветных — синих, ржаво-рыжих и зеленых — пятен, если смотреть на них с расстояния вытянутой руки, складывается… моя фигура. Я балансирую на кирпичном выступе во дворике, раскинув руки и отставив одну ногу, мое бирюзовое платье колышется на ветру.

Но она не заслужила такой смерти.

— Какое чудо!

И Райли чувствовала свою ответственность за это.

И кто же его сотворил? Вчера Рик, Марк и еще несколько парней играли в футбол при зрителях — этот набросок мог сделать кто угодно.

— Вот бы меня кто-нибудь так изобразил! Это уже четвертый, да?

Глава двадцать седьмая

— Ага. — Я переворачиваю рисунок, ища какую-нибудь зацепку, намек на художника. — Мне ведь должно быть страшно, разве нет?

Райли стояла на месте, где было найдено тело Ширли Реддинг. Она с трудом сдерживала дрожь.

— Этот парень вовсе не извращенец. Он романтик. Может, это Марк? Ты ему очень нравишься.

Потом она сказала Шерифу Гарланду:

— Не в этом смысле, — возражаю я. Он мне действительно как брат, в отличие от Рика. — К тому же он, кажется, предпочитает мальчиков. Возможно, это кто-то, с кем я пока не знакома.

– Спасибо, что сообщили мне. Я очень это ценю. Хорошо, что вы сообщили мне о смерти на моей территории.

Или Рик… Вдруг он только притворяется, что помогает мне искать того парня, а сам и есть таинственный художник. Могу представить, как были бы счастливы родители — при мысли об этом меня захлестывает новая волна гнева. Я ни за что не доставлю им такого удовольствия.

– Всегда пожалуйста, – отвечал шериф, слегка прикоснувшись к шляпе.

— Ну, кто бы он ни был, — Софи дергает нашу дверь, которая еще сильнее разбухла после недавних дождей, — он не сумеет (опять рывок) вечно хранить свою тайну!

Затем Райли выбралась из ущелья и пошла к хижине своего отца. Когда она была здесь последний раз, всё было покрыто слоем снегом. Теперь в окружающем лесу кипела весенняя жизнь. И всё же Райли видела, что здесь почти ничего не изменилось. Рядом с пеньком лежала та же связка дров.

Взяв полотенце и зубную щетку, я следую за Софи в душевую мимо Грейс Пу и Маттео Дэна, которые дрыхнут, точно пара кошек, на диване в холле. Маттео, как оказалось, действительно несдержан: он загорается как спичка, багровеет, шумно ссорится в коридоре с Грейс и в результате обязательно что-нибудь ломает — доску объявлений, лампу, палец на ноге; но, судя по всему, они снова помирились.

Она подошла к хижине и обнаружила, что передняя дверь не заперта. Это было неудивительно: видимо, Ширли отперла её, собираясь показать хижину своим клиентам.

В душевой склонившаяся над раковиной Лора в цветастой ночной рубашке поднимает глаза. В руках у нее скомканная простыня — она пытается оттереть пятно от месячных. Когда мы входим, бедняжка краснеет как свекла.

Когда Райли зашла внутрь, её охватило ощущение дежавю.

— Паршиво, — говорю я.

Всё выглядело в точности так же, как и когда она была здесь в прошлый раз: то же плетёное кресло, те же висящие на стене медали, тот же деревянный стул, на котором её отец разделывал белок.

Одновременно Софи произносит:

Райли готова была поклясться, что здесь совершенно ничего не изменилось.

— Пусть Дэвид отстирывает.

Хэтчер умудрялся проводить здесь время, ничего при этом не меняя, не оставляя ни намёка на своё присутствие.

Лицо Лоры принимает угрожающий лилово-баклажановый оттенок. Она переводит взгляд с меня на Софи:

Райли вздрогнула от воспоминания о своём последнем визите сюда вскоре после смерти её отца.

— Ну нет, не буду я его заставлять.

Она встретила Хэтчера, который стоял снаружи хижины – самый нежеланный гость. Он вошёл внутрь и сел прямо сюда, на этот деревянный стул.

Ой! Эти пятна не от месячных. Когда глаза Софи встречаются в зеркале с моими, я тоже заливаюсь краской. В сущности, я совсем дитя.

Но теперь казалось, что Хэтчера здесь никогда и не было. Как будто ничего не произошло.

— Просто будь осторожна. — Софи сует зубную щетку под кран. — Несколько лет назад одна девчонка вернулась домой беременная…

На мгновение она попыталась убедить себя…

— Аймэй? Ни цзай нали ма?[67] — Кто-то стучит в дверь и зовет меня по имени.

«Может быть, этого и не было. Может быть, всё было не так плохо».

— Черт, это же Мэйхуа. — Лора прижимает к груди мокрые простыни и пятится в душевую кабинку, оставляя за собой мокрые следы.

В конце концов, как она может быть уверена, что Ширли Реддинг убили?

С тех пор как Ксавье и Минди уличили в несоблюдении правила «Мальчикам и девочкам в комнатах вместе не запираться», ни одного нарушителя больше не сцапали, однако никому не хочется стать следующим показательным примером.

Разве не возможно, что сценарий шерифа Гарланда верен: женщина споткнулась и упала, пока спускалась в ущелье нарвать цветов?

— Э… минуточку! — Я хватаю бумажное полотенце, вытираю пол и встаю перед кабинкой Лоры, а Софи открывает дверь.

Мэйхуа просовывает внутрь голову, нервно проводя рукой по своей длинной, до пояса, косе. Она закусывает губу с таким видом, будто предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь, и пристально смотрит на меня:

Райли в отчаянии вздохнула.

— Ни шэнбинлэ ма?[68]

Да, это возможно. Но инстинкты говорили ей о том, что Ширли убил Хэтчер.

— Нет, все в порядке. — Я закрываю третий кран и проклинаю себя за то, что привлекла к нему внимание.

А её инстинкты ошибались крайне редко.

— Ты всю неделю пропускала занятия. — Мэйхуа говорит по-английски — значит, у меня неприятности. — В понедельник была смена факультативов, и ты не посетила ни одного занятия по каллиграфии.

Райли вышла на улицу, села в машину и поехала домой.

Мэйхуа теребит зеленую ленту в косе. У меня замирает сердце. Софи тоже пропускала занятия. Не так много, как я, однако ее никто не выслеживал.

Путь был неблизкий.

— Гао Лаоши собирается звонить твоим родителям.

*

— Ой! Не надо! — Я протискиваюсь мимо вожатой в коридор, уводя ее подальше от Лоры. — Я как раз собиралась на каллиграфию.

Райли приехала домой вовремя, чтобы успеть на по обыкновению вкуснейший обед Габриэллы. Но настроение за столом было тяжёлое. Джилли была оживлённой и болтала о вчерашней тренировке по волейболу. Габриэлла задавала Джилли вопросы о игре и о домашней работе.

* * *

А вот Эприл была мрачной и почти не говорила. Она не поднимала глаз на Райли.

Я беру в столовой булочку с кунжутом и выхожу на задний двор, где в чашу фонтана изо рта бежевого каменного карпа льется вода. Послеполуденное солнце припекает, но душно — видимо, будет дождь. Когда я заворачиваю за угол на пути к спортзалу, мне чуть не сносит голову просвистевшая надо мной длинная палка. Волосы у меня взметаются, я пригибаюсь и наталкиваюсь спиной на стену.

Девочка, очевидно, всё ещё злилась за вчерашнее. Хотя Райли спасла парня Эприл, она отказалась привести Лиама к ним.

— Что за…

Райли вздохнула. Казалось, что что бы она ни делала, этого никогда не будет достаточно, она никогда не может сделать всё правильно. Она решила подойти к вопросу издалека.

— Ой, прости, Эвер. — Рик хватает меня и рывком ставит на ноги, криво ухмыляясь. В руке у него посох бо[69] в тигровую полоску. Он орет и тоже пригибается, когда появляется еще один посох. Рик замахивается на парня, которого я не узнаю, его плечи под синей рубашкой вздымаются. Полуприсев в боевой стойке, он атакует соперника. Все пространство бокового двора заполнено треском ротанговых посохов, пары бойцов яростно сражаются друг с другом, Лихань раздает указания. Мне уже доводилось заглядывать на факультатив по палочному бою. Я с завистью наблюдаю, загипнотизированная происходящим. Поворот, взмах, короткий удар. Атака, контратака. Рик отражает очередное нападение.

– Ты говорила с Лиамом? – спросила она Эприл.

— Ты рано встала, — кричит он мне.

– Ага, – ответила девочка, ковыряя еду вилкой.

Вот дурачина: уже второй час.

– Он в порядке? – спросила Райли.

— Слишком рано. — Я показываю Рику средний палец, вызывая удивленный возглас у его напарника. А затем осторожно пробираюсь мимо бойцов в спортзал. За моей спиной слышится негромкое хихиканье Рика.

– Ага.

* * *

Повисло неловкое молчание, Джилли и Габриэлла смотрели с тихой тревогой.

Факультатив по каллиграфии занимает четыре стола в дальнем конце зала, рядом с трибунами. Я прохожу мимо факультатива по танцам с лентой: Дебра, Лора и другие девушки размахивают палками с шелковыми лентами, рисуя в воздухе желтые, красные, оранжевые спирали и узоры. Грациозная инструкторша демонстрирует базовый танец, и я обнаруживаю, что мысленно улучшаю его: хорошо бы применить обратное вращение, увеличить дугу…

Райли спросила:

Некоторые девушки в отличной форме, с хорошим чувством ритма. Я должна была бы танцевать с ними, но — мадам Сыту, «Лебединое озеро»… Я ищу собственный путь.

– Лиам звонил куда-нибудь, например, в органы опеки?

– Нет, – ответила Эприл.

Столы для каллиграфии разделены на отдельные участки: стопки больших листов рисовой бумаги, чернильные камни[70], бамбуковые банки с длинными кистями. На нескольких мольбертах у трибун выставлены образцы каллиграфии. К моему удивлению, они совсем не похожи на жуткие иероглифические таблицы в китайской школе. Это произведения искусства.

– Почему?

— Эвер Ван!

Эприл раздражённо застонала:

– Потому что он говорит, что сейчас всё в порядке. Его отец извинился. Он сказал, что больше никогда не будет пить.

Райли не знала, что сказать. Конечно, она знала, что это типичная схема поведения в семьях с насилием. Нельзя было полагаться на то, что отец Лиама сдержит слово. Но это не могло заставить Райли передумать: если она привезёт сюда Лиама, возникнет масса проблем, в том числе юридического характера.

После очередного молчания Эприл сказала:

Знакомый низкий голос превращает мое имя в песню. Ксавье садится рядом со мной. Трясет головой, убирая с глаз волнистые черные волосы. Его рука касается моей, мое лицо вспыхивает. Он придвинулся слишком близко.

– Мне больше не хочется есть. Могу я выйти из-за стола?

– Да, – ответила Райли.

— Наверное, за тебя тоже факультативы выбирал папа, — говорю я, слегка отодвигаясь. Надо быть дружелюбной, но отчужденной. С тех пор как Ксавье начал встречаться с Софи, я еще не виделась с ним в ее отсутствие.

Эприл встала и поднялась к себе в комнату.

— Типа того. — В его темных глазах вызов, как в самый первый день. Сигнал бедствия. Спасите, помогите!

Какое-то время Райли, Джилли и Габриэлла ели в тишине.

Оглядываюсь в поисках поддержки. Но я плохо знаю ребят с этого факультатива.

Потом Джилли сказала:

— Итак, — говорит Ксавье, — сегодня едем к тетке Рика и Софи.

– Ты права, мама. Эприл рассказала мне о том, что вчера произошло, и я считаю, что ты приняла правильное решение по поводу Лиама. Приезд сюда ему ничем не поможет. Он только сделает всё хуже. Он сам должен справляться со своими проблемами. Эприл этого не понимает, а я понимаю.

— Да, — отзываюсь я, — будет весело.

Райли почувствовала комок в горле.

После чего поворачиваюсь к нему спиной и листаю учебник с причудливыми иероглифами.

– Спасибо за эти слова, Джилли, – сказала она.

* * *

Джилли пожала плечами.

Надо приноровиться держать мао би — каллиграфическую кисть с мягким кроличьим, козьим или волчьим волосом. Левшам рекомендуется переключиться на правую руку, иначе кончики черт не будут выходить как следует; впрочем, наша преподавательница сама левша и позволяет мне пренебрегать этим правилом. Мы практикуемся в медленном и быстром написании. Мне преподают мини-урок по работе с тушью, и я растираю ее в ритме песен, под которые занимаются танцовщицы с лентами. Лучше бы мой учитель в китайской школе научил нас пользоваться кистью и чернильным камнем, а не копировать сотни иероглифов. Может, тогда я продержалась бы там подольше.

– Ты приняла правильное решение, – повторила она. – Ты поступила правильно.

Затем Габриэлла сказала Джилли:

Во дворе продолжается занятие по палочному бою: сквозь стеклянные двери слышны удары бо. Мне жутко хочется покрутить в руках посох, но у меня только кисти для рисования. Впрочем, умиротворенная музыкой с соседнего факультатива, я ловлю себя на том, что увлеклась иероглифами и сосредоточилась на правильном прописывании черт.

– Может быть, тебе надо поговорить об этом с Эприл. Может, тебя она послушает.

— Сянпин, это очень красиво, но задание было — переписать стихотворение, — говорит учительница севшим голосом, обращаясь к Ксавье.

Джилли кивнула.

Этот диалог уже имел место. На листе у моего соседа по парте всего один иероглиф: квадрат с чертой посередине, означающий «солнце». Причем Ксавье успел подурачиться: пририсовал ему детские лучики.

– Поговорю с ней после еды, – сказала она.

Парень моей подруги пожимает плечами, даже не думая брать в руки кисть. Ясное дело, он получил наибольшее количество штрафных баллов, потому что не сдал ни одного задания по китайскому языку и китайской медицине. «Разве всех остальных не задолбало, что с нами обращаются как с маленькими?» — защищала его Софи, когда мы как-то вечером затронули эту тему.

Остаток ужина прошёл в тишине, но мирно. Райли была благодарна Джилли за понимание, а Габриэлле за здравомыслие. И всё же она чувствовала себя несчастной. Она не могла стряхнуть чувство ответственности за ужасную смерть Ширли Реддинг. А теперь ей ещё казалось, что её семье от неё никакой пользы.

Преподавательница каллиграфии беспомощно усмехается и идет к другому ученику.

«Джилли и Габриэлла справляются со всем лучше меня», – пронеслось у неё в голове.

Прежде чем я успеваю отвести взгляд, Ксавье посылает мне ленивую улыбку, и я вспоминаю, как однажды он поцеловал меня в костяшки пальцев. Затем он окунает свою мао би в чернильницу и начинает рисовать на чистом листе рисовой бумаги. Судя по плавным мазкам, мой сосед рисует не иероглифы.

Зачем ей вообще приходить домой?

— Тебе опять достанется, — шепчу я.

*

Но ему плевать.

Позднее тем вечером, когда девочки легли спать, а Габриэлла спустилась к себе, Райли открыла кухонный шкаф, где стояли бутылки с виски. Она налила себе полный стакан, а потом вместе со стаканом и бутылкой пошла в гостиную.

— Само собой, — пожимает в ответ плечами Ксавье.

Она села на диван и сделала большой глоток виски. Она ощутила приятное жжение на языке. Умом она понимала, что пить виски – плохая идея. Но она чувствовала, что её засасывает знакомый водоворот отчаяния. Как ещё ей притупить это чувство?

Я ловлю себя на том, что медленно придвигаюсь к нему, но он закрывает рисунок рукой.

В её голове крутились ужасные мысли.

— Что ты рисуешь? — наконец не выдерживаю я.

Она видела ущелье с цветами и речкой. В её воображении зелень покрылась красными пятнами крови. Потом она увидела тело Ширли Реддинг с открытыми мёртвыми глазами, которые следили за ней, куда бы она ни пошла.

Ксавье щурит глаза в дразнящей усмешке:

Райли отчаянно хотелось вернуться в прошлое и всё исправить.

— Через минуту покажу.

Если бы только она узнала больше о Ширли и её непредсказуемом поведении, она никогда не наняла бы её!

И заставляет меня ждать целых пять минут. Но в конце концов протягивает листок. Я застываю, точно пораженная молнией. Знакомыми цветовыми пятнами изображен спортзал, в котором мы находимся. На сушилках висят кисти мао би, напоминая камыш. Сбоку кружатся танцовщицы с лентами. А посередине листа в безошибочно узнаваемом стиле нарисована… девушка.

И тогда сегодня Ширли была бы жива.

Я.

Она также всё время вспоминала свою утреннюю беседу с Дженнифер Ростон.

«Это было больше похоже на допрос», – подумала Райли, сделав ещё один глоток виски.

Глава 17

Ростон обращалась с ней, как с обычным преступником.

— Так это ты таинственный художник!

И Райли не могла не задуматься, не им ли она и была – обычным преступником.

По моей спине бегут мурашки. Ксавье рисовал меня еще до того, как сошелся с Софи. Ничто человеческое мне не чуждо, и я не буду отрицать, что в глубине души невероятно польщена. Ксавье — один из самых популярных парней на «Корабле любви» — пять раз нарисовал мой портрет! «Этот парень хочет тебя», — сказала как-то Софи.

Если так, может быть, пришла пора признать правду и встретить последствия лицом к лицу?

Он улыбается:

Осмелится ли она рассказать о своих отношениях с Хэтчером всем – Ростон, Мередиту?

— А ты думала, наш зожник?

Это явно положит конец её карьере – и этим ещё легко отделается.

— Конечно, нет, — выпаливаю я слишком быстро. Глаза Ксавье сверкают. Я знала, что это невозможно. Но откуда тогда ужасное разочарование? Мне не нужен чудо-мальчик, от которого мои родители без ума. А если бы художником все-таки оказался Рик, если бы он, встречаясь с Дженной, слал мне эти послания без слов и лицемерно помогал с поиском автора, я стала бы меньше его уважать.

И от этого пострадает не только Райли. От неё зависят две её дочери – она не позволит им стать жертвами своих ошибок.

— Зачем? — спрашиваю я Ксавье.

Она допила стакан виски. Наливая себе ещё, она заметила золотую цепочку на запястье.

— Что зачем?

Почему она до сих пор носит её?

— Зачем ты меня рисуешь?

Почему она не может заставить себя снять её?

— Разве плохо получилось?

Какое заклинание наложил на неё Хэтчер?

Этот простой вопрос заставляет меня подробно рассмотреть рисунок. Моя миниатюрная рука с кистью застыла над листом рисовой бумаги. Первая черта иероглифа ожидает появления своих товарок. Лицо мое обрамляет водопад чернильно-черных волос, профиль обращен не к бумаге, а к бойцам, сражающимся на палках за стеклянными дверями. Я наблюдаю за Риком.

Ощупывая браслет, она снова заметила то самое звено с гравировкой.

Румянец смущения заливает мои щеки. Меня подловили на том, чего я сама не заметила.

«лицо8олиц».

— Невероятно!

Она давно расшифровала, что это значит. Это значило «лицом к лицу», и намекало на зеркало. Хэтчер считал себя именно им – зеркалом, в котором Райли видела самые тёмные стороны собственного сердца.

Этот парень воспринимает окружающий мир как вспышки цветов и форм, а не как контуры из детской раскраски.

Но шифр значил и кое-что ещё: то был видео адрес, который она иногда использовала для связи с Хэтчером.

Ксавье вздыхает с облегчением. Он ждал моего вердикта — и придавал ему большое значение. Но почему? Сейчас я вижу перед собой лишь парня, пытающегося соблазнить меня своими рисунками и почти преуспевшего в этом. Почти.

Позвонить ему сейчас? Оказать ему противодействие раз и навсегда?

Я возвращаю ему рисунок:

Она не могла представить, что сказать ему, чтобы высвободиться из его когтей, но чувствовала, что должна попытаться.

— Ты не можешь меня рисовать.

Она открыла ноутбук и запустила программу видео чата. Затем она набрала буквы: «лицо8олиц».

Его ресницы вздрагивают.

Звонок раздавался целую минуту.

— Почему это?

Никто не ответил.

Мой голос становится резче:

Райли не знала, радоваться этому или печалиться.

— Ты же встречаешься с Софи. И должен рисовать Софи.

На самом деле она почти ничего не чувствовала. Виски принёс с собой бесчувственность, к которой она и стремилась.

Это ее заветная мечта — такая же, как фотосессия, которая волновала мою подругу куда сильнее, чем меня.

Она налила себе ещё один стакан и быстро опустошила его.

— А может, я не хочу рисовать Софи. Может, я с ней не встречаюсь.

Она чувствовала себя уставшей, а диван был таким удобным.

— Может? — Я отодвигаюсь от стола, царапая пол ножками стула. — Мне вообще не следовало заводить этот разговор!

Она легла и задремала. Но в её ускользающее сознание закралась одна мысль: что-то происходит. Прямо сейчас. Что-то плохое.

Преподавательница косится в нашу сторону, и я понижаю голос:

Она провалилась в тревожный, беспокойный сон.

— Может, по-твоему, переспать с девушкой — невелика важность, но для большинства из нас это кое-что значит, ясно?

Ксавье кривит губы:

Глава двадцать восьмая

— Иногда все не совсем так, как кажется.

Солнце ещё не взошло, а волк уже нёс своё оружие в холмы, ещё выше, чем обычно. Когда он услышал шум вертолёта, он поглубже забрался под нависающую скалу. Он лежал под ней совершенно неподвижно. Несмотря на опасность, его дыхание почти не ускорилось, как и пульс.

Разговор ни о чем. Это опасно. Мы едем на уикэнд, каждую минуту которого Софи распланировала до мелочей, да к тому же выдержала полную восковую эпиляцию тела — и все ради Ксавье. Меган никогда не узнает, как я страдала, когда она сообщила мне, что встречается с Дэном, и я ни за что не поступлю так с Софи.

В конце концов, он был настоящим волком и умел контролировать свою физическую реакцию.

Ксавье наклоняется ко мне. Я улавливаю пряный запах его одеколона и отдергиваю руку. Я ненавижу себя за то, что в глубине души наслаждаюсь его откровенным интересом, за жгучее желание узнать, каково это — чувствовать его мягкие губы на тех частях моего тела, которые он рисовал.

Вертолёт включил прожектор, чтобы обыскать район.

Я разрываю рисунок пополам, потом на четыре, на восемь частей. Это все равно что топтать бабочку назло стервецу, который вытащил ее из кокона, но я не подаю виду. Ксавье пристально следит за моими движениями, но не делает ни малейшей попытки остановить меня. Выражение его лица не меняется. Занятие окончено. Ученики развешивают на веревке сырые каллиграфические работы для просушки.

Свет не особенно обеспокоил волка, но он знал, что поисковики также могли использовать тепловизор, который мог обнаружить любое тёплое тело, особенно движущееся. Технология поиска по теплоизлучению идеально подходила для ночи, когда рельеф был прохладным и значительно отличался от жара живого тела. Может быть, они заметили тепло его тела и теперь искали, где именно он находится.

Я бросаю обрывки рисунка в альбом Ксавье, упираюсь перепачканными краской руками в стол и поднимаюсь.

Но пока он остаётся под скалой, он может быть уверен, что для их девайсов он невидим. Скала, нависающая над ним, достаточно плотная, чтобы скрыть тепло от его тела.

— Не смей рассказывать Софи, — яростно шиплю я. — Ты ее парень. Ты купил ей тот коврик.

Он был рад, что они отправили вертолёт: он знал, что в отделе расследований есть и дроны, а их сложней услышать и от них трудней спрятаться. Они могли лететь ниже над землёй и нашли бы его даже под этой скалой, поскольку он излучает больше тепла, чем камни в это время суток.

Его рот вытягивается в тонкую линию. Ксавье привык, что его винят во всех грехах, и не беспричинно.

Но и дроны никогда не находили его. Ночью он ходил только в те холмы, которые тщательно исследовал днём. Он знал здесь каждый камень и все потенциальные места укрытия. Он мог оказаться в безопасности в любой момент.

— Чисто для справки, — произносит он. — Я никогда не спал с Софи.

Задумавшись об этом, он понял, что сегодня вообще не видел ни одного дрона. Ему даже показалось, что поиск стал менее интенсивным. Ходили слухи, что кого-то арестовали, но он не знал, считают они его ночным стрелком или нет.

Что?

Конечно, они нашли не того.

В моей душе, словно пойманный мотылек, трепещет сомнение. Над рукой Ксавье кружатся обрывки рисунка.

Вскоре прожектор вырубился, а вертолёт улетел в другое место.

Но я собственными ушами слышала от Софи все подробности — и остальные девочки тоже! Понятия не имею почему, но Ксавье наверняка врет. Хвала Господу, Рик не узнал, кто оказался моим художником: он бы сказал Софи, и что тогда?

Волк улыбнулся. Это была рутинная проверка зоны. Если пилоты и заметили тепло, они подумали, что это койот или заяц.

— А знаешь что? Это совершенно неважно, т-Я хватаю свой учебник по каллиграфии. — И, к твоему сведению, ты просто идиот. Перестань меня рисовать.

Тем не менее, волк не сразу вышел из-под защищающих его камней, ведь вертолёт легко мог вернуться. Однако звук постепенно утих.

Я бросаюсь к веревке, прикрепляю к ней свой листок и ухожу. Но страх того, что предстоящие выходные теперь сулят нам всем большие проблемы, остается со мной.

Тогда он вылез из-под скалы и стал карабкаться выше по холмам. Чем выше он лез, тем опасней становился рельеф. Чем ближе он подходил к вершине, тем меньше оставалось мест, где можно было спрятаться.

Наконец, он добрался до выступа, на который шёл.

Глава 18

Несколько минут он наслаждался видом. Это место было гораздо дальше от тех мест, где он убил остальных. Днём он уже смотрел отсюда на форт Нэш Моват, но ночью база выглядела особенно впечатляюще. И он отлично видел всё, что ему было нужно.

— Где Рик?

Он лёг на твёрдую землю и прикрепил прибор ночного видения к своей снайперской винтовке. Затем он растянулся ничком и стал смотреть через прицел на открытое поле, ища тропу, на которой, как он ожидал, появится рядовой Кайл Бартон.

Софи нетерпеливо теребит подол оранжевого полосатого платья с таким откровенным декольте, что оно смущает даже меня. Мы стоим на нижней ступеньке крыльца «Цзяньтаня», а водитель в этот момент загружает ее чемодан в салон тетушкиного ми-кроавтобуса-«мерседеса». Софи нервно мнет подол. Этот уик-энд так много значит для нее. А что до меня, то ради того, чтобы поддержать подругу, я отодвинула правила Ванов на задний план. В любом случае, их осталось всего два: «Никаких бойфрендов» и «Не целоваться с мальчиками», а с моими темпами скоро и они уйдут в прошлое.