С 11 ПО 18 АВГУСТА 1962 ГОДА НАРОДЫ ВСЕГО МИРА ЖИЛИ ПО МОСКОВСКОМУ ВРЕМЕНИ
11 АВГУСТА
11 часов 30 минут. В Советском Союзе на орбиту спутника Земли выведен космический корабль «Восток-3». Корабль «Восток-3» пилотируется гражданином Советского Союза летчиком-космонавтом майором товарищем Николаевым Андрияном Григорьевичем.
Целью полета является:
— получение дополнительных данных о влиянии условий космического полета на человеческий организм;
— исследование работоспособности человека в условиях невесомости;
— проведение человеком определенного объема научных наблюдений в условиях космического полета;
— дальнейшее совершенствование систем космических кораблей, средств связи, управления и приземления.
11 часов 45 минут. Майор Николаев сообщает!: «Чувствую себя хорошо, на борту все нормально. В иллюминаторе хорошо видна Земля».
В начале четвертого витка состоялась очередная телевизионная передача с борта космического корабля. Первый секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР Н. С. Хрущев разговаривает по радиотелефону с космонавтом Николаевым и наблюдает по телевидению за его работой. Никита Сергеевич говорит космонавту:
«Очень рад, что у вас самочувствие хорошее, рад, что вся аппаратура работает безотказно. Приветствую вас и горжусь тем, что вы проявили и проявляете мужество, совершая такой исторический полет!»
22 часа. «Восток-3» совершил более семи оборотов вокруг Земли, пройдя за это время расстояние около 300 тысяч километров. По докладам космонавта и данным телеметрических измерений, условия в кабине корабля в течение всего времени были нормальными.
12 АВГУСТА
11 часов 02 минуты. В Советском Союзе на орбиту спутника Земли выведен космический корабль «Восток-4». Корабль «Восток-4» пилотируется гражданином Советского Союза летчиком-космонавтом подполковником товарищем Поповичем Павлом Романовичем.
В космическом пространстве в полете находятся одновременно два советских космических корабля «Восток-3» и «Восток-4».
Целями выведения на близкие орбиты двух космических кораблей является получение опытных данных о возможности установления непосредственной связи между двумя кораблями, координированные действия летчиков-космонавтов, проверка влияния одинаковых условий космического полета на человеческий организм.
12 часов 30 минут. Докладывают космонавты: «В соответствии с заданием идем на совместный групповой полет на близком расстоянии. Между кораблями установлена надежная связь. Системы кораблей работают отлично».
14 часов. Космонавт майор Николаев сообщил, что, управляя своим кораблем в соответствии с заданием, он наблюдал в иллюминатор полет корабля-спутника «Восток-4».
15 часов 45 минут. Состоялась беседа Первого секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР товарища Н. С. Хрущева с летчиком-космонавтом подполковником Попоричем Павлом Романовичем:
«Слышу вас хорошо! Горячо приветствую вас, Павел Романович, поздравляю с замечательным героическим подвигом. Еще раз приветствую и вашего, как мы привыкли говорить, космического брата — товарища Николаева».
22 часа. Корабли-спутники «Восток-3» и «Восток-4», находясь в групповом полете, облетели вокруг Земли более 8 раз.
13 АВГУСТА
Групповой космический полет продолжается. Утренние часы космонавтов посвящены научным наблюдениям.
16 часов. На 19-м витке с борта корабля «Восток-4» проводится очередной сеанс телевизионной передачи и на 36-м витке — с борта корабля «Восток-3». Передачи транслируются Центральным телевидением и Интервидением. Весь мир затаив дыхание следит за групповым полетом советских космонавтов.
19 часов. Корабль «Восток-3» пролетел более полутора миллионов километров, что в четыре раза превышает расстояние от Земли до Луны.
Советские космонавты Николаев и Попович передали радиограмму: «Советским ученым, конструкторам, инженерам, техникам и рабочим. Дорогие товарищи! Искренне благодарны вам за создание замечательных космических кораблей и отличную подготовку нас к полету. Желаем вам дальнейших успехов в труде на благо нашей любимой Родины».
14 АВГУСТА
8 часов. Космонавты находятся над Южным полушарием. Они продолжают вести научные наблюдения в соответствии с намеченной программой. Результаты наблюдений космонавты регистрируют в бортовых журналах, записывают на бортовые магнитофоны, а также регулярно сообщают на Землю. Товарищ Николаев наблюдал Луну и произвел ее киносъемку.
13 часов 04 минуты. Космонавты в совместной радиограмме доложили советскому народу, Центральному Комитету КПСС, правительству СССР и лично Н. С. Хрущеву об успешном завершении третьих суток космического полета, поблагодарили за отеческую заботу и заверили, что намеченная программа полета будет выполнена полностью.
21 час. Корабль-спутник «Восток-3» находится в космическом полете уже более 81 часа. Путь, пройденный им за это время, составляет около 2 миллионов 300 тысяч километров. Корабль-спутник «Восток-4» за 58 часов преодолел расстояние свыше 1 миллиона 600 тысяч километров. Все агрегаты и системы кораблей-спутников работают безотказно.
15 АВГУСТА
9 часов 55 минут. Космонавт Андриян Григорьевич Николаев вновь ступил на родную землю.
10 часов 01 минута. Так же благополучно приземлился космонавт Павел Романович Попович.
Корабли приземлились в соответствии с программой полета в заданном районе, южнее города Караганды, в непосредственной близости от расчетных точек посадки. Самочувствие обоих космонавтов хорошее. Программа полета выполнена полностью.
Через несколько часов после приземления состоялся разговор по телефону Н. С. Хрущева и Л. И. Брежнева с космонавтами.
13 часов 15 минут. Все радиостанции Советского Союза передали Обращение Центрального Комитета КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и правительства Советского Союза к народам и правительствам всех стран, ко всему прогрессивному человечеству.
«Советское государство последовательно и настойчиво борется за прочный мир во всем мире. С мирными целями совершены и новые полеты советских космических кораблей.
…Советское правительство снова обращается ко всем правительствам и народам с призывом еще настойчивее бороться за избавление человечества от угрозы термоядерной войны, за нерушимый мир на земле. Советские люди уверены в том, что своей упорной борьбой народы отстоят дело мира», — говорится в Обращении.
В этот же день ЦК КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР сердечно и горячо приветствуют и поздравляют космонавтов Николаева и Поповича, ученых, конструкторов, инженеров, техников, рабочих, коллективы и организации, всех, кто участвовал в создании новых космических кораблей-спутников «Восток-3» и «Восток-4», в подготовке и успешном осуществлении группового космического полета.
«Созданием могучих космических кораблей-спутников «Восток-3» и «Восток-4», многодневным групповым полетом на этих кораблях, осуществленным летчиками-космонавтами А. Г. Николаевым и П. Р. Поповичем, внесен новый выдающийся вклад в осуществление выдвинутой XXII съездом КПСС исторической задачи нашей советской науки — занять передовые позиции в мире по всем основным направлениям науки и техники», — говорится в этом приветствии.
16–17 АВГУСТА
Герои-космонавты готовятся к докладу Государственной комиссии, встречаются с журналистами, фоторепортерами, кинооператорами.
18 АВГУСТА
13 часов 40 минут. На Внуковском аэродроме приземляется самолет с героями космоса. Их встречают руководители партии и правительства, родственники, москвичи, Андриян Николаев и Павел Попович рапортуют Никите Сергеевичу Хрущеву об успешном завершении полета.
15 часов 10 минут. На Красной площади начинается торжественный митинг трудящихся Москвы. На трибуне Мавзолея — руководители партии и правительства, герои-космонавты и гости — представители братских партий. После выступлений космонавтов Николаева и Поповича большую речь произносит Никита Сергеевич Хрущев. Н. С. Хрущев говорит о том, что чествование героев-космонавтов стало замечательной традицией трудящихся Москвы, радостным праздником нашего народа, передовых людей всего мира.
«Советские люди гордятся тем, что пионером в освоении космоса явилась наша социалистическая страна. И разве не является глубоко символичным и закономерным то, что мы отмечаем этот праздник побед в освоении космоса именно здесь, на Красной площади, где советские люди ежегодно празднуют рождение первого в мире социалистического государства, основателем которого был великий Ленин.
…Рад сообщить, что за осуществление первого в мире многодневного группового полета в космос на кораблях-спутниках «Восток-3» и «Восток-4» Президиум Верховного Совета СССР присвоил Андрияну Григорьевичу Николаеву и Павлу Романовичу Поповичу звание Героев Советского Союза. От всего сердца поздравляю вас с высокой наградой. Вам, Андриян Григорьевич и Павел Романович, как прежде вашим братьям по космосу Юрию Гагарину и Герману Титову, присвоено почетное звание летчиков-космонавтов СССР».
Далее Никита Сергеевич говорит:
«Трудом и только трудом создает человек все прекрасное на Земле и в космосе. Трудом советского человека в нашей стране построен социализм. Творческим трудом миллионов советских людей возводится величественное здание коммунизма. Социализм и коммунизм — вот тот надежный космодром, с которого человечество штурмует и будет штурмовать просторы Вселенной».
ГЕРОИ МООНЗУНДА
Ю. ЧЕРНОВ, капитан 3-го ранга
На острове Сарема, в старом парке Курессарского замка, есть братская могила. В ней похоронены герои, оборонявшие в первые месяцы Великой Отечественной войны Моонзундский архипелаг: эстонцы, русские, украинцы, белорусы…
Моонзундский архипелаг лежит у выхода из Рижского залива в Балтику. Его наиболее крупные острова — Сарема (Эзель) и Хиума (Даго). В июле 1941 года советские части, находившиеся на островах, были отрезаны от Большой земли. Три с половиной месяца продолжалась оборона архипелага. Шесть недель длились ожесточенные бои на самих островах. Советский гарнизон, состоявший в основном из моряков-балтийцев и частей 3-й отдельной стрелковой бригады, в небывало тяжелых условиях вел неравную борьбу. Четыреста километров до линии фронта, четыреста километров до Большой земли. Эвакуировать в таких условиях удалось немногих…
Впервые о героях Моонзундского архипелага я услышал после войны в небольшом прибалтийском городке. Местные жители рассказывали о том, что наш катер победил в бою с целым отрядом фашистских кораблей, о последнем защитнике полуострова Тахкуна — моряке, который бросился с верхней площадки маяка, чтобы не попасть в руки врагов… В то время я воспринимал эти рассказы как легенды, сложенные народом о героях войны, и только через несколько лет, когда стал заниматься военной историей, узнал, что многие из них достоверны.
Мне и раньше приходилось бывать на островах, но впервые для сбора материалов о защитниках архипелага я специально поехал туда в 1956 году.
Путешествие оказалось удачным.
С тех пор так и повелось: письма, поездки, встречи. Мне удалось разыскать многих участников боев, узнать о судьбах некоторых погибших героев.
Каждый год часть своего отпуска я провожу на островах, и передо мной все ярче вырисовывается подвиг балтийцев, совершенный в первые месяцы войны. И хотя ход боев на Моонзунде восстановлен далеко не полностью, я уже не могу не писать о героях островного гарнизона.
Нельзя, чтобы они «пропали без вести»! Пусть хоть через много лет о ратном подвиге героев Моонзунда узнают те, кто будет жить при коммунизме.
ЕГО ЗВАЛИ КАПИТАН СТЕБЕЛЬ
Много дней над Саремой — самым большим островом архипелага — перекатывался грохот орудийных залпов. Снова и снова гитлеровцы, уже захватившие Латвийское побережье, безуспешно пытались высадиться на остров.
Снова и снова фашистские транспорты пытались прорваться через Ирбенский пролив — мимо южного побережья острова — в Ригу. На корабли врагов обрушивались снаряды береговых батарей, бомбы самолетов и торпеды катеров, которые базировались на острове.
В тяжелых боях героизм выковывался как норма поведения. Героями обороны стали и артиллеристы башенной батареи № 315, которой командовал капитан Стебель.
«…С передового наблюдательного поста краснофлотцы Косов и Огольцов донесли о замеченных транспортах. Лейтенант Андрей Ш. по переговорным трубам сообщает обстановку личному составу, ставит задачи. Старший сержант Афанасьев внимательно следит за работой механизмов. Орудия подняли длинные стволы из укрытия…»
Так сообщал корреспондент газеты «Красный Балтийский флот» о первом боевом дне на батарее № 315. Лейтенант Андрей Шаповалов — это он упоминается в корреспонденции — был тогда командиром второй башни и хорошо помнит 12 июля 1941 года, день боевого крещения батареи.
«Мы стреляли долго, — писал он. — Стволы орудий накалились до того, что вспыхивала поднесенная к ним спичка. К концу стрельбы на правом орудии отказало продувание. Несколько последних залпов сделали без продувания стволов. Башня наполнилась пороховыми газами. Жара в блоке достигала пятидесяти градусов…»
В тот день комбинированным ударом в Ирбенском проливе было уничтожено несколько фашистских транспортов.
Над батареей завыли бомбардировщики с черными крестами. От разрывов вздрагивала земля. День, другой, третий… Фашистам казалось, что теперь уж 315-я наверняка замолчит. Но как только на горизонте появлялся вражеский транспорт, навстречу ему летели снаряды батареи капитана Стебеля… Балтийцы отлично замаскировались. В одном месте они установили деревянные орудия, и фашистская авиация усиленно бомбила эти ложные позиции.
Батарея занимала позицию на длинном, около тридцати километров, полуострове Сырве, соединяющемся с островом Сарема довольно узким и коротким перешейком. Когда стволы орудий смотрели на юг, в сторону Ирбенского пролива, этот перешеек и омывающая его бухта Лыу находились в тылу батареи.
Прошло два месяца со дня боевого крещения 315-й, когда 13 сентября к бухте Лыу приблизились фашистские корабли. Они сопровождали транспорты с солдатами.
Было ясно, что гитлеровцы стремятся отрезать батарею от остальных советских войск на острове. И опять — в который раз — в небо взметнулись «ястребки», ринулись в бой торпедные катера, ударили по врагу артиллеристы капитана Стебеля. Три вражеских транспорта пошли на дно. Однако фашистам удалось высадить десант на другом участке — на восточном побережье острова.
Несколько дней шли кровопролитные неравные бои. У гитлеровцев было огромное преимущество в артиллерии, минометах, автоматическом оружии и авиации. Когда стало ясно, что вражеский десант задержать невозможно, командование решило с боями отходить на удобный для обороны полуостров Сырве.
22 сентября фашисты достигли наших оборонительных рубежей близ бухты Лыу. Теперь 315-я развернула свои орудия — артиллеристы стали бить по врагу на суше, помогая своим обороняться. Две недели шли бои на полуострове. Потери фашистов были огромными. Позднее командир комендантской роты А. Борисов писал: «Не ошибусь, если скажу, что мы могли так долго продержаться на Сырве только благодаря батарее капитана Стебеля».
…В Центральном военно-морском архиве хранится наградной лист на имя капитана Александра Стебеля. Но награда не вручена — на листе написано: «Пропал без вести».
Узнать о дальнейшей судьбе капитана Стебеля удалось по рассказам тех, кто побывал в фашистском плену.
Бывший артиллерист А. И. Быков сообщил, что фашисты, захватив остров, настойчиво разыскивали среди пленных командира 315-й батареи. Перед одним из расстрелов его опознали и вывели из строя. Стебель подошел к яме, но гитлеровский офицер отрицательно покачал головой.
Александра Моисеевича увели. Вернувшись, он рассказал, что ему предлагали разминировать и восстановить 315-ю батарею. Стебель отказался. «Пусть немцы попробуют перекачать Балтийское море», — сказал он. Эти слова капитана, как выяснилось позже, — не просто сильное выражение. Батарея была затоплена, и когда в 1944 году, после освобождения Моонзунда, попробовали откачать воду из ее подземных помещений, это не удавалось. Работали мощные насосы, а уровень воды почти не менялся. В затопленные казематы спустили водолаза. С большим трудом он нашел несколько отверстий, соединявших казематы с морем…
Фашисты не раз предлагали Стебелю перейти к ним. Обещали новую батарею, высокие чины… После одной из таких «бесед» его привели избитого, окровавленного…
Теперь известно, что в конце 1941 года готовился массовый побег советских военнопленных из концлагеря Валка. Вот как рассказывает об этом бывший сержант 39-го артиллерийского полка Н. М. Зорин: «Говорили, что руководить будет капитан Стебель. Мы хотели уйти в лес партизанить. Ждали сигнала, но лагерь окружили войска, и обер-полицай крикнул:
— А ну, кто хочет свободы — выходи!»
Стебель стал готовиться к новому побегу, но фашисты об этом, видимо, узнали. Жестоко избитый капитан был брошен в карцер. Затем начались его скитания по фашистским тюрьмам Прибалтики.
Где оборвалась жизнь отважного балтийца? Товарищи, находившиеся вместе с ним, называют различные места — Ригу, Саласпилс, Валмиеру…
Двадцать лет прошло с тех пор, но популярность командира 315-й на Балтике настолько велика, что и сейчас о нем помнят многие. В письмах, которые я получаю, его имя упоминается очень часто. Но точных сведений о гибели капитана Стебеля получить пока не удалось.
КЛЯТВА БАЛТИЙЦЕВ
Поздней осенью 1941 года моряки сторожевого катера с Ханко выловили недалеко от берега закупоренную бутылку. В ней лежала клятва защитников острова Хиума (Даго). Герои писали: «Товарищи краснофлотцы! Мы, моряки Балтийского флота, находящиеся на острове Даго, в этот грозный час клянемся нашему правительству и партии, что мы лучше погибнем до одного, чем сдадим наш остров. Мы докажем всему миру, что советские моряки умеют умирать с честью, выполнив свой долг перед Родиной.
Прощайте, товарищи! Мстите фашистским извергам за нашу смерть. По поручению подписали Курочкин, Орлов, Конкин. Полуостров Тахкуна».
Почти двадцать лет не удавалось узнать, при каких обстоятельствах написана эта клятва, в каких частях — в инженерном батальоне, на береговых батареях или на катерах служили подписавшие ее герои.
После того как в одной из газет был опубликован мой очерк о героях Моонзундского архипелага, мне удалось разыскать участника боев на острове Николая Прохоровича Кузьмина. Сейчас он работает в Ленинграде, на прядильнониточном комбинате «Красная нить», а в те тяжелые дни служил на Хиуме в береговой батарее капитана Алексея Никифорова.
Артиллеристы громили врага на море. А когда фашисты высадились на Даго, береговая батарея перенесла огонь на вражеский десант.
Батарея капитана Никифорова прикрывала эвакуацию наших частей с острова. Потом снаряды кончились. Командир приказал взорвать орудия. Тогда на батарее и состоялось последнее комсомольское собрание. Оно проходило в землянке. Обсуждался один вопрос: «Положение на острове», Председателем был один из комсомольских активистов, Курочкин.
— Все мы сегодня комсомольцы, — ответил он Кузьмину, когда тот напомнил, что еще не принят в ряды комсомола.
Решение комсомольского собрания было коротко и ясно: драться до последнего. На куске старой карты написали клятву. Это письмо Курочкин положил в бутылку, запечатал ее и бросил в море.
Трагическими были последние дни борьбы за остров. Спасение могло прийти только с моря. Но враг отрезал часть батарейцев от побережья. В этой группе оказались Курочкин, Антонов, Орлов, Питерский, Веркин, Аполлонов, Кузьмин и еще несколько человек.
Решили прорываться к морю. Пулеметчик Антонов прикрывал прорыв на опушке леса. С криком «ура» балтийцы поднялись в атаку. Фашисты открыли по ним ураганный минометный огонь. Кузьмин помнит, как бросился вперед, но его швырнуло на землю и он потерял сознание. Очнулся раненый моряк уже в плену. Вместе с ним были Аполлонов и Питерский. И они ничего не знали о судьбе остальных героев. Видимо, те погибли во время атаки. Случилось это 21–22 октября 1941 года.
Обо всем этом мне написал Кузьмин. И приблизительно в те же дни, когда я получил от него письмо, произошла моя встреча с Марией Ивановной Лоховой, работницей одной из московских фабрик. Брат Марии Ивановны пропал без вести на острове Хиума в 1941 году. Его звали Григорием Ивановичем Орловым.
Мария Ивановна волнуется, показывая мне письма и фотографии брата. И я волнуюсь не меньше…
У Григория простое русское лицо, крепкая фигура. На ленте бескозырки слова «Краснознаменный Балтийский флот», на груди значок ГТО. Неужели тот самый Орлов, подписавший клятву?
Но на этот вопрос может ответить лишь один Кузьмин, а он живет в Ленинграде…
Записываю данные, которые мне сообщает Мария Ивановна.
Григорий родился в тот памятный год, когда в стране победила Великая Октябрьская революция. И отец и дед его всю жизнь обрабатывали небольшой клочок земли в 40 верстах от Рязани. Трудились от зари до заката, но едва сводили концы с концами.
По-другому сложилась жизнь Григория, ровесника Октября. Он учился в сельской школе, потом окончил школу механизаторов, стал трактористом.
Подошло время призыва в армию. На медицинской комиссии, проверив здоровье, определили: «Годен во флот».
Орлов попал на один из балтийских эскадренных миноносцев. Затем его перевели на батарею береговой обороны.
Когда Орлов прибыл на Хиуму, артиллеристы заканчивали установку орудий.
Через несколько дней началась война…
В октябре 1941 года, когда бои шли на острове, Григорий переслал родным записку. Писал, что они воюют в окружении, но живыми в руки врагов не дадутся.
Записку он послал с кем-то из товарищей, отправленных вместе с другими ранеными на Большую землю. Это была последняя весточка от балтийского артиллериста Г. И. Орлова.
…Я с нетерпением ждал письма от Н. П. Кузьмина, которому отправил фотографию Орлова. Тем временем пришел ответ из Центрального военно-морского архива, подтверждавший, что Григорий Иванович Орлов служил на Хиуме. А потом откликнулся и Кузьмин — он узнал на снимке своего боевого товарища.
ПОСЛЕДНИЙ ЗАЩИТНИК ТАХКУНЫ
С острова Хиума в районе маяка Тахкуны эвакуировались последние защитники.
…К ночи ветер стих. В разрывах облаков появились первые звезды. А раненые, собравшиеся на берегу в ожидании катеров, мечтали о затяжном дожде, сплошной облачности, тумане: в плохую погоду легче укрыться на переходе от вражеской авиации.
К рассвету пришли катера. Пока из сараев и домов санитары переносили в них раненых, с юга к маяку подошла группа краснофлотцев, вооруженных двумя пулеметами и ручными гранатами. Было их восемь человек. Старший, скуластый, в плащ-палатке, доложил военврачу 3-го ранга, руководившему эвакуацией, что две роты вражеских автоматчиков болотом обошли заслон балтийцев и, очевидно, скоро атакуют маяк.
— Мы будем прикрывать эвакуацию, — сказал скуластый.
Он внимательно осмотрел два дзота и небольшой окоп на холме. Перед окопами торчали колья для проволочных заграждений, но проволоки не было — ее или не хватило, или саперы, переброшенные на новый участок обороны, не успели поставить…
Краснофлотцы стали готовиться к встрече врага…
Часов около семи, когда погрузка еще не была закончена, на дороге у леса показались гитлеровцы. Видимо, они не рассчитывали встретить сопротивление и шли строем, по-походному.
По врагу ударили из орудий катера. Вражеская колонна рассыпалась.
Несколько драгоценных минут было выиграно.
А в дзотах моряки, прикрывавшие эвакуацию, внимательно смотрели на пустынную теперь дорогу от леса к маяку. Они понимали, что гитлеровцы готовятся к атаке.
Ударили фашистские минометы. Клубы известковой ныли поднялись над дорогой. Гитлеровцы пошли в атаку и вновь были отброшены огнем из дзотов.
В одном из них заняли оборону двое пулеметчик — парень из Казахстана и моряк — русский.
Опять шквальный огонь минометов обрушился на балтийцев. Стрелка отбросило к двери. Когда он пришел в себя, дзот был наполнен пороховой гарью, а пулеметчик, вытянувшись, лежал на полу. По лицу его стекала струйка крови. «Убит», — понял моряк и, наклонившись к товарищу, прикрыл его лицо бескозыркой.
Моряк выглянул в амбразуру — фашистские автоматчики отошли, но на месте второго дзота торчали обломки бревен, клубилась пыль…
Гитлеровцы пошли в третью атаку. Моряк стрелял по наступающим из винтовки до последнего патрона, потом выскочил из полуразрушенного дзота, но тут же близкий разрыв чуть не сбил его с ног. Осколком ожгло левую руку у локтя. Правой рукой он зажал рану и побежал к постройкам. Перед глазами мелькнула раскрытая дверь маяка. Моряк вбежал, захлопнул за собой массивную металлическую дверь, задвинул засов.
У него еще была одна граната. «Может быть, не заметили? Пробуду здесь до темноты, а потом уйду в лес. Там, наверно, еще остались наши».
Но капли крови на белых плитах дорожки вели прямо к маяку, и враги увидели их. Несколько солдат уже барабанили в закрытую дверь.
Все выше я выше поднимался моряк по винтовой чугунной лестнице. Еще один виток, еще… Подкашивались ноги, кружилась голова. Казалось, тяжелая маячная башня с каждым поворотом — лестницы раскачивается все сильнее. Прислонившись к перилам, полою бушлата он вытер вспотевшее лицо. А внизу бешено били в дверь.
Чем выше, тем круче и уже становился трап. В башне был полумрак. Свет проникал лишь через узкие продолговатые окна, похожие на бойницы. Вот и последние ступени, площадка. С нее — выход на балкон, что опоясывает башню. Ударом ноги моряк распахнул дверь и выглянул наружу. Внизу сквозь ажурный чугунный пол балкона были видны вражеские солдаты. Решение созрело мгновенно.
Внутри маяка — от самого верха до основания — в площадках было вырезано овальное отверстие для подъема грузов. Балтиец вставил в гранату запал. Раздался скрежет срываемой с петель двери, и на темную нижнюю площадку маяка ворвался дневной свет. Моряк подождал, пока на ней соберется побольше гитлеровцев, и бросил гранату вниз. Взрыв, необычайно громкий, словно в пустой трубе, оглушил его. По крикам и стонам снизу он понял: последняя граната не пропала зря. И все-таки по ступенькам громыхали сапоги фашистов.
Балтиец выскочил на балкон.
Маяк стоял на каменистой косе. Внизу катила стальные воды Балтика. Виднелись катера, уходившие с острова на север. «Успели!»
В дверях показались фашисты:
— Рус, сдавайсь!
Но моряк не поднял руки — он перемахнул через чугунные перила балкона и бросился туда, где плескались волны. Герой погиб, разбившись о камни.
Имя героя установить пока не удалось.
ПОДВИГ «МО-239»
Это произошло в дни эвакуации защитников Хиумы на полуостров Ханко. В эвакуации участвовал и дивизион «морских охотников», которым командовал капитан-лейтенант Г. И. Дежепеков. С наступлением темноты с полуострова Ханко катера друг за другом вышли в море. Замыкал кильватерный строй «МО-239». На нем находился командир звена старший лейтенант К. И. Шевченко.
Кругом стояла темень, лишь слабой звездочкой мерцал кильватерный огонь катера, идущего впереди. Начинался шторм. Волны все чаще и злее взлетали над катерами. Немало усилий должен был приложить даже опытный рулевой, чтобы вести корабль. «Только бы не потерять из виду кильватерный огонь», — думал он, всматриваясь в сгустившуюся темень. И случилось то, чего рулевой опасался: бесследно растаяла синяя точка, указывающая путь «МО-239». Позднее на катере узнали, что кильватерный огонь погас из-за шторма.
Так «МО-239» отстал от дивизиона. Своя база была пока рядом. Идти к острову Хиуме самостоятельно он не мог: сигналы для связи с берегом не были известны.
Раздосадованные, вернулись моряки на Ханко. Утром пришли тяжело груженные катера дивизиона. За ночь они успели пройти к острову, снять с него часть защитников й вернуться обратно. «МО-239» получил задание самостоятельно идти днем на Хиуму за оставшимися людьми.
Остров Хиума открылся дымными столбами пожаров.
В северной его части продолжались бои: слышались взрывы, горели какие-то постройки на берегу. Только разве с катера различишь, где свои, а где фашисты?
Пирс Лехтма длинной стрелой выдавался в море. К нему рел фарватер, проложенный между камнями и мелями…
Уже можно было различить ящики на пирсе. По берегу бежали какие-то люди. Командир звена замахал им руками, указывая на голову пирса, куда направлялся катер…
Подходить было нелегко: крутая навальная волна могла разбить катер о пирс или повредить его. Зазвучал сигнал аврала. Краснофлотцы быстро заняли свои места.
Помощник командира катера младший лейтенант С. Гончарук руководил швартовкой. Уже тщательно подготовлены концы и кранцы, застыли краснофлотцы, готовые выпрыгнуть на пирс. До него остаются считанные метры…
И вдруг сильный толчок, взрыв. Младший лейтенант Гончарук оглянулся: над опустевшим мостиком расходилось плотное облако дыма. Потом он увидел политрука К. Погребинского. Пошатываясь, тот что-то кричал Гончаруку.
Моторы смолкли. Еще минута — и волны швырнут катер на пирс. Гончарук взбежал на мостик и рванул рукоятку телеграфа. Моторы послушно взревели.
Только теперь Гончарук заметил, что люди, бежавшие им навстречу по берегу, стреляют из автоматов. «Фашисты!»
Гончарук понял, что произошло во время взрыва. Мина попала в нактоуз главного компаса. Был убит командир катера лейтенант Терещенко и смертельно ранен командир звена Шевченко. Ранения получили несколько старшин и краснофлотцев.
Отстреливаясь, «МО-239» прорвался в море. Рулевой Паршин с наскоро забинтованной головой отлично вел «морской охотник».
Итак, бои на острове продолжались. Там еще оставалась часть гарнизона. Какое же решение должен был принять за командира Гончарук: идти к маяку Тахкуна и снимать защитников или, вернувшись на базу, донести обстановку в районе Лехтмы и доставить в госпиталь раненых?
Во время обстрела вышла из строя рация. Правда, радист Путов обещал установить связь с базой, но когда еще это будет! Мысли Гончарука прервал голос сигнальщика:
— Прямо по курсу шесть катеров! Идут на нас.
Запросили позывные — ответа не последовало. Вскоре советские моряки определили, что к ним приближаются шесть вражеских катеров. Уйти поврежденный «МО-239» не мог.
Оставалось только одно — вступить в бой.
В это время радист сообщил:
— Есть связь с базой!
Гончарук приказал:
— Передайте: «Вступаю в бой с шестью вражескими катерами. Имею убитых и раненых. Лехтма занята противником».
…«МО-239» стремительно сближался с противником — Гончарук решил прорезать середину вражеского строя.
— Поставить дымзавесу!
Молочный хвост, подхваченный ветром, пополз за «МО-239». Катерники сосредоточили огонь на фашистском флагмане. Кипела вода вокруг, в воздухе свистели пули и надсадно выли осколки. «Морской охотник» несколько раз встряхивало, но хода он не сбавлял.
Прорезав строй, катер стремительно разошелся с противником. Зная, что фашисты будут продолжать преследование, Гончарук положил его на обратный курс. Фашисты тоже повернули. Только теперь три их катера были скрыты за дымовой завесой и не могли вести огонь; рискуя попасть в своих. И опять на полном ходу «МО-239» полетел навстречу противнику. Младший лейтенант решил повторить удавшийся маневр: прорезать строй фашистов, отсечь дымовой завесой один катер и на нем сосредоточить огонь.
Это удалось: фашистский флагман был отрезан от остальных судов и метрах в ста от «МО» взлетел на воздух.
Прорезав свою дымовую завесу, «МО-239» снова устремился на противника. И еще один катер врага погрузился в воды Балтики. Третий от полученных повреждений потерял ход. На нем вспыхнул пожар. Не пытаясь продолжить бой, фашисты начали отходить.
…Между тем спускались сумерки. Наши самолеты, посланные с Ханко, не нашли «МО-239». Они заметили только четыре катера противника, отходивших к Даго…
После боя Гончарук осмотрел катер. Из трех моторов в строю остался один. Дважды на «морском охотнике» возникал пожар, но оба раза его быстро ликвидировали. Через многочисленные пробоины, наскоро заделанные пробками, поступала вода. Вышли из строя все компасы, был исковеркан прожектор, едва держалась мачта.
Как вспоминает Семен Гончарук, переход к Ханко в таких условиях оказался, пожалуй, не легче самого боя. Стемнело, маяки не горели. Гончарук, контуженный в бою, боялся налететь на камни где-нибудь у вражеского берега.
Но моряки и здесь победили. Мотористы, возглавляемые Смирновым и Кулагиным, ввели в строй сначала один двигатель, а потом и второй. Поврежденный катер, зарываясь на встречной волне, медленно направился на базу.
Ночью он вошел на рейд Ханко, донес о бое и о своих потерях и попросил оказать помощь. К пирсу «МО-239» подвели на буксире.
Здесь рассказано лишь о некоторых эпизодах героической обороны Моонзундского архипелага в 1941 году. Нет сомнения в том, что дальнейшие исследования и поиски позволят наиболее полно восстановить картину тех незабываемых дней.
Светлана Чекрыгина
«ВКЛЮЧИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, СОЛНЦЕ!»
В «страну вечного лета» я поехала в поезде, идущем… на север. На вагонах надписи: «Москва — Ленинград».
…Далеко не все знают, что в Ленинграде есть улица с чудным на первый взгляд названием — «Дорога в гражданку».
Когда кончается война, когда отслужит солдат свой срок, он говорит: «Все! Выхожу на гражданку».
Вот на этой улице, на дороге от войны к миру, и начинается «страна вечного лета». Какая она?
Может, там булки растут прямо на грядках? А редиска размером со свеклу? Может, там уже вывели «римский огурец» ростом с дом, как в басне Крылова?
Все это, конечно, сказки, но первый человек из «страны вечного лета», с которым я познакомилась, в ответ на мои вопросы рассказывал истории, тоже очень похожие на сказки. Вот одна из них.
В некотором царстве, в некотором государстве росли самые разные деревья. Благоухала акация. Поднимались к небу тополя.
Солнце просыпалось рано, и вместе с ним просыпались все растения.
По утреннему холодку они принимались за дело. Попьет дерево соков, посмотрит в небо — до заката еще далеко — и примется строить ветки. За день успеет сделать много, а за лето — и подавно.
Прошла тысяча лет. А может, и тысяча тысяч. С каждым годом лето становилось короче и холоднее. Все раньше начало замерзать море. Льды двинулись на берега, разножевывая круглые бока скал, проникая сквозь раны-трещины все дальше и дальше. Рухнули под их тяжестью деревья. Тяжелые тучи затянули небо.
Долго ли, коротко, но случилось так, что семена тополя и акации снова попали в теплую южную страну. Отоспались. Проснулись. Потянулись. И вынырнули из-под жаркого одеяла земли. Проснулись вроде вовремя. Как всегда. А вокруг тьма кромешная. Ждали-ждали, пока выйдет солнышко. Пока дождались, намаялись, устали. Чувствовали себя плохо и за день успели сделать много меньше, чем хотели.
Так и пошло изо дня в день. Тяжело приходилось растениям. С грустью вспоминали они о далекой стране, которую покинули. Каждую ночь во сне видели рыжее, лохматое солнце. Оно медленно брело по небу. Они мечтали о нем, как голодный мечтает о хлебе. Каждый вечер всеми порами своих листьев они требовали что-то.
Но язык растений не так уж прост. И ботаники той страны, куда попали скитальцы, не понимали его — ведь это был язык чужестранцев. А за то, что они медленно росли и рано теряли листья, прозвали их лентяями.
Но один из ботаников не мог успокоиться — он все раздумывал, почему эти растения ведут себя иначе, чем другие: может, тут дело вовсе и не в лени? «А в чем же?» — спросили у него. Он ответил:
СПРОСИТЕ РАСТЕНИЯ
Наверное, это был дельный совет, потому что ботаники разных стран решили им воспользоваться. Попытались узнать азбуку того языка, на котором говорят растения.
Первый мой рассказ будет о ботанике Турнуа из Парижа.
Каждое утро — не важно, было оно солнечным или пасмурным — Турнуа шел пешком через Аустерлицкий мост.
Войдя в Ботанический сад, он первым делом отправлялся к посевам декоративного японского хмеля и знакомой всем конопли. Уже много дней они не давали ему покоя.
— Вы ведете себя ужасно, — говорил он им. — Весна и лето были такие солнечные. А вид у вас далеко не цветущий, то есть буквально ни цветочка.
Турнуа долго стоял на месте, покачивая головой. Эти два растения поставили его в тупик. Посеянные весной, они росли быстро, но очень долго не начинали цвести. А те, которые он посеял осенью в теплице, расцветали очень скоро, хоть были и невысокого роста. В чем тут дело?
Однажды он заметил, что те растения, которые росли в затененном месте, расцвели раньше.
— Может быть, вы мало спите? — спросил своих подопечных Турнуа. — Попробую-ка я укладывать вас пораньше. — Он стал убирать их в темное помещение и укоротил им день до шести часов. И сразу хмель и конопля повели себя, как их братья и сестры зимой в теплице.
— Ага! Значит, встречаются среди вас такие, которым по душе короткий день, — вот что сказал Турнуа своим подопечным тогда, когда закончил свой опыт, и назвал их короткодневными.
Так было разгадано первое слово на языке растений.
Лет через десять после того, как Турнуа уговорил хмель и коноплю зацвести поскорее — а было это в 1912 году, — в Австрии доктор Клебс «колдовал» над молодилом. Эта многолетняя трава, которую в простонародье называют «заячьей капустой», никак не желала образовывать стебель и цвести зимой в теплице. Что только не делал Клебс с упрямым растением: и подкармливал, и оставлял без едм, и поил, и не давал ему пить, согревал и охлаждал, — а оно выпустит розетку из сочных листьев — и дальше ни с места!
И однажды вечером, когда угасли последние солнечные лучи, он включил над молодилом электрическое солнце.
Новый режим дня явно пришелся растению по душе. Через несколько дней образовался стебель, и вскоре молодило зацвело.
Клебс, довольный, потирал руки: загадка была решена.
Оказывается, для того чтобы расцвести, некоторым растениям нужны длинные дни, нужно побольше солнышка. Значит, есть растения длиннодневные.
Так было разгадано второе слово на языке растений.
Но надо сказать, что Турнуа и Клебс решили частные вопросы. При этом они сделали обобщения, основываясь на которых два американских ученых, Аллард и Гарнер, пошли дальше. Они искусственно продлевали и укорачивали дни. Они ставили подопытные растения на маленькие вагончики и закатывали их в небольшие темные домики. Солнце в этих домиках «всходило» и «закатывалось» тогда, когда это было нужно ученым.
Аллард и Гарнер узнали много любопытного. Рис оказался очень чувствительным к изменению дня. Сроки его зацветания менялись, даже если солнце просыпалось для него раньше или позже не только на минуту, но даже на секунду. А вот малина не обращала внимания на то, сколько светит солнце — семь часов или круглые сутки, — и зацветала всегда в одно и то же время.
Проделав множество опытов, Аллард и Гарнер разделили все растения на короткодневные, длиннодневные и нейтральные. К нейтральным были отнесены такие, которые вели себя, как малина.
Так был открыт фотопериодизм — реакция растений на суточные сочетания света и темноты. Оказывается, растения как бы привыкают к определенной длине дня и передают эту «привычку» из поколения в поколение.
Но чем же тогда объяснить, что южане — тополь и акация — лучше чувствуют себя на севере? Тут они и зацветают раньше и дольше не теряют листья. Этого не сумели объяснить ни Турнуа, ни Клебс, ни Аллард и Гарнер.
Загадку решил человек, написавший в своей автобиографии слова, которые обычно в автобиографиях не пишут. Вот она, эта автобиография.
«Родился 15(28) ноября 1904 года ъ Москве. В 1922 году окончил среднюю школу в Твери, а в 1927 — Ленинградскую лесотехническую академию.
Студентом второго курса поступил на работу во Всесоюзный институт прикладной ботаники и новых культур, ныне Всесоюзный институт растениеводства, где и проработал до эвакуации института из Ленинграда.
С 1926 года был ассистентом по дендрологии в отделе натурализации ВИРа.
В 1928 году мною было сделано наблюдение, которое определило мою дальнейшую исследовательскую работу. Изучая рост и поведение белой акации в условиях Москвы и Харькова, я обнаружил, что ежегодные приросты сеянцев и саженцев значительно больше под Москвой, чем на Украине. Это странное на первый взгляд явление заставило меня поставить в 1929 году первые опыты по фотопериодизму. И с тех пор и до сего времени я неизменно занимаюсь фотопериодизмом».
Дальше вехи: кандидат, доктор, работ столько-то, орден Ленина.
«…Мною было сделано наблюдение, которое определило мою дальнейшую исследовательскую работу».
И это наблюдение связано с акацией. Скупые строчки автобиографии похожи на сокращенную запись в блокноте. Только автор может расшифровать ее и рассказать
О ТАЙНЕ ТОПОЛЯ
— Расскажите, пожалуйста, о тайне тополя и акации.
— Тополя?
Я сижу в кабинете на той улице, которая называется «Дорога в гражданку». На столах — колбы, штативы, реторты. На окне — два кустика мимозы. Кабинет как кабинет. Ничего необычного. И даже на дверях нет таблички с надписью: «Заведующий лабораторией светофизиологии доктор биологических наук Б. С. Мошков».
Хозяин кабинета Борис Сергеевич Мошков сидит напротив меня. Он высок, очень подвижен. Лицо гладкое, морщины только на лбу. И почти белые от седины, густые с крутыми завитками волосы. Он рассеянно чертит что-то в блокноте. Потом поднимает глаза и задумчиво спрашивает еще раз:
— Тополя? Давняя это история… Возвращался я из Сухуми в Ленинград с практики. Была поздняя осень. Трава была еще зеленая, а тополя уже облетели.
Приехали в Ленинград, смотрю, что такое? Тополя совсем зеленые. Удивился я: ведь тополь — южное растение. Почему же там, на юге, он уже растерял всю свою красу, а здесь нет? Почему? Попытался найти ответ на этот вопрос в книгах и не нашел. Но одна мысль, высказанная Тимирязевым, помогла мне выбрать правильное направление. Вот она.
«…более долгий период при менее значительной высоте солнца оказывается более полезным, чем период более короткий при более высоком стоянии солнца».
Мне оставалось проверить эту зависимость на опыте. Я посеял акацию и тополь под Харьковом и под Москвой. На севере они росли быстрее и раньше зацветали…
Кажется, есть основание прийти к выводу, что растениям полезнее длинный день. Но два опыта — это еще не доказательство. Борис Сергеевич ставит все новые и новые эксперименты с разными растениями. И вместо того чтобы прийти к ясности, он все больше и больше запутывается.
Почему?
Да потому, что разные растения вели себя по-разному: одни на длинном дне чувствовали себя лучше, раньше зацветали, раньше и больше давали плодов, другие — наоборот. Значит, одним полезен был длинный день, а другим — короткий, так ответили растения. Но на юге короткий день. Почему же тогда южане чувствуют себя на севере лучше, а северяне — на юге?
Может быть, многие растения появились на свет совсем в других широтах и в силу каких-то обстоятельств переселялись с места на место? А на новые места они приходили со старыми «привычками». Борис Сергеевич начинает изучать историю Земли, историю растений. И находит. Оказывается, то самое «некоторое царство», где росли тропические деревья, где благоухала акация, называется Норвегией. Тополь и акация привыкли к длинному дню. Попав на юг, они каждый вечер требовали: «Включите, пожалуйста, солнце!»
…О работах Алларда и Гарнера Борис Сергеевич узнал от своего учителя — директора Института физиологии растений Академии наук СССР Николая Александровича Максимова, когда тот вернулся из Америки.
Тогда же впервые было произнесено слово «фотопериодизм». Борис Сергеевич заинтересовался фотопериодической классификацией растений — ведь в опытах, которые он ставил, разгадывая тайну тополя и акации, он столкнулся с теми же загадками, которые волновали его американских коллег. Борис Сергеевич не понимал только одного: что же это за нейтральные растения? Нейтральные — значит безразличные. Безразличные к тому, сколько времени их освещает солнышко. Но такого не может быть. Что-то тут не так! По-видимому, в рассуждение Алларда и Гарнера закралась ошибка.
Борис Сергеевич начинает с того, что повторяет опыты с теми же растениями, с которыми работали Аллард и Гарнер. Но его опыты строились на ином принципе.
Через некоторое время он приходит с результатами своих экспериментов к Максимову.
— Никаких нейтральных видов нет и никогда не было. Просто американцы танцевали не от той печки. Для них было важно, когда зацветают растения. А ведь важно, какой урожай они дают.
— Да, но малина-то?
— Вот именно, малина… Она действительно цветет на любых фотопериодах. Но урожай? На семичасовом дне растения — низкорослые, урожай маленький. На непрерывном освещении растения растут очень хорошо, а урожай по сравнению с урожаем на фотопериодах с пятнадцатичасовыми днями оказывается почти вдвое меньшим!
В классификацию, предложенную Гарнером и Аллардом, нужно было внести поправку: признать, что существуют только короткодневные и длиннодневные растения.
Проведенные опыты заставили Бориса Сергеевича продолжить спор с Аллардом и Гарнером. В результате была сделана
ПЕРЕОЦЕНКА ЦЕННОСТЕЙ
Много лет назад Борис Сергеевич прочел у Тимирязева: «Едва ли какой процесс, совершающийся на поверхности земли, заслуживает в такой степени всеобщего внимания, как тот, далеко еще не разгаданный процесс, который происходит в зеленом листе, когда на него падает луч солнца».
Что же происходит с растением днем? По-видимому, луч солнца, падая на растение, включает своего рода реле управляющего агрегата. Реле передает команду листьям и корням. Листья открывают устьица. Начинается обильное испарение влаги с поверхности листа — транспирация. Соки проходят по всему организму растения от корней к листьям. Корневая система создает нагнетающее давление, а испарение — сосущее усилие.
Скорость движения восходящего тока регулируется открытием и закрытием устьиц листьев, через которые вода испаряется в атмосферу. У большинства растений на свету устьица открываются.