Александр КАЗАНЦЕВ
ФАЭТЫ
А ЧТО, ЕСЛИ?
В долгой моей жизни бывали у меня встречи, о которых нельзя забыть. Такой была встреча в конце 1961 года с великим датским ученым Нильсом Бором, с тем, кто разработал первую планетарную модель атома с ядром-солнцем и с электронами-планетами вокруг него, с тем, кто создал квантовую механику, перевернул современную ему науку, открыл новую эру познания мира. Эти величайшие открытия были сделаны в течение первых десятилетий XX века, и Копенгаген стал тогда «Меккой физики», куда стремились многие ученые разных стран, чтобы посоветоваться с Нильсом Бором о своих открытиях и поисках.
Когда фашизм напал на народы Европы, чтобы растоптать их культуру, унизить науку, уничтожить мечту о мудром человечестве будущего, Дания стала одной из первых покоренных им стран. И фашистские генералы сразу же начали охотиться за Бором — он нужен был им для создания сверхмощного оружия, которое помогло бы Гитлеру поставить на колени народы всей планеты.
Великий физик поступил единственно так, как ему подсказывала совесть: несмотря на возраст, вместе с семьей он покинул родину.
В последующие годы Нильсу Бору пришлось участвовать в создании атомной бомбы — тогда было немалое опасение, что она появится раньше в фашистском лагере…
Уже после нашего свидания с Нильсом Бором я побывал в Хиросиме и Нагасаки, там, где встали проклятые атомные грибы, и видел последствия этого ужасного преступления американской военщины. Я говорил с людьми, которые боятся за судьбу только что родившихся детей, ибо даже через двадцать лет сила радиации или убивает их, или уродует. В больнице я видел страшные картины отчаяния, уродства, безнадежности людей, повинных лишь в том, что они случайно оказались на опасном расстоянии от эпицентра взрыва.
Это военное преступление было бессмысленно жестоко, тем более что Советская Армия, уже разгромившая фашистскую Германию, добивала Квантунскую армию и до капитуляции Японии оставались считанные недели. Но американский империализм решил ценой жизни сотен тысяч неповинных детей, женщин и стариков показать, что США, имея такое страшное оружие, являются хозяевами планеты.
А потом началась гонка вооружений. Она вызвала протесты миллионов защитников мира — протесты против дальнейшего усовершенствования и накопления ядерного оружия и его испытания.
Во время беседы с Нильсом Бором, которую вели в Центральном Доме литераторов в Москве писатели-фантасты, писатели-ученые, А. П. Казанцев задал вопрос:
— Вот появилась водородная бомба… Скажите, если ее взорвать в глубинах океана, и водород мгновенно перейдет в гелий, возможен ли взрыв всего океана?
Вопрос, по совести, для меня был неожиданным, но ответ Нильса Бора я запомнил. Он посмотрел на собеседника медленным и внимательным взглядом и сказал:
— Ну что же… Если в глубинах океана взорвется сверхмощное ядерное устройство, такая катастрофа возможна… — И, помолчав, добавил: — Хотя некоторые ученые и отрицают это. Но как бы то ни было, все равно ядерное оружие надо запретить.
Оказывается, вопрос этот был задан Нильсу Бору неспроста. Между орбитами Марса и Юпитера существует кольцо астероидов — бесформенных обломков возможно когда-то существовавшей планеты. А. П. Казанцев, известный писатель-фантаст, искал подтверждения владевшей им тогда гипотезы, что эти обломки являют собой трагический результат взрыва какой-то неведомой нам планеты.
Замысел нового произведения зарождается у писателя тогда, когда его захватывает какая-либо неотвязная мысль. И вот А. П. Казанцев взялся наконец за роман о гибели планеты, названной им «Фаэна», где произошло нечто подобное тому, о чем мы говорили с Нильсом Бором. И какой бы сказкой ни выглядели ядерные войны, погубившие Фаэну, какая бы сверхфантастика ни была в романе — все же этот нарисованный писателем трагический эпизод истории космоса имеет прямое отношение к нашим земным делам.
Империалисты, обладатели ядерных бомб, в стремительной гонке вооружений пытаются играть судьбой всей нашей планеты. Не говоря уже о том, что над ней круглосуточно проносятся самолеты с ядерным устройством и (к позору кичливого Пентагона!) то и дело роняют бомбы то у берегов Испании, то у Гренландии, то неведомо нам еще где, — тот факт, что сотни миллиардов долларов тратятся на усовершенствование адского оружия, тревожит всех здравомыслящих людей земного шара.
А что, если?.. Кто знает, какую еще смерть придумают для планеты безумствующие ученые по указке сумасшедших вояк Пентагона, к выгоде торговцев смертью? Дьявольская ненависть к нам, социалистическому лагерю, не остановится ни перед чем, не говоря уже о невозможности избежать конфликтов внутри капиталистического лагеря.
Для дела защиты мира, для сохранения нашей планеты необходимо ежечасно, повсеместно, всеми средствами показывать людям, что может их ждать. Поэтому я приветствую появление романа А. П. Казанцева «Фаэты» («Гибель Фаэны»), как одно из средств, которое может привлечь новые отряды во всемирную армию защиты мира.
Леонид СОБОЛЕВ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГИБЕЛЬ ФАЭНЫ
Глава первая. НАКАЛ
1. ВОЛНА
Пойдет рассказ про время дальнее, миллион, а то и больше лет назад, про планету иную, цветущую, но перенаселенную. Звалась она Фаэной.
Единственная дочь диктатора Властьмании, древнего континента той планеты, носила по матери имя Ясна. Отец ее, Яр Юпи, ждал сына, однако дочь полюбил без памяти. И все чудилось ему, что вырастет она, выйдет замуж и уйдет от него. И когда, по обычаю, понадобилось дать взрослой дочери имя, не придумал он ничего лучшего, как назвать ее Мада, что означало Влюбляющаяся. Фамилии на Фаэне давались по именам планет и звезд. К примеру, Map или Юпи, Альт или Сирус.
Мада Юпи походила на мать. Ее называли прекрасной. Лицо ее ставило художников в тупик: живое, всегда меняющееся, то веселое, то ясное, то задумчивое. Воплощала она в себе лучшую породу длиннолицых, но овал ее лица был умерен и мягок, нос прям, а губы строго сжаты.
Эту синеглазую фаэтессу (так звались там подруги фаэтов) и встретил на Великом Берегу гость Властьмании Аве Map. Девушка выходила из воды, выбрав мгновение, когда вал прибоя разбился о берег и в шипящей пене уползал обратно.
Аве пожалел, что он не скульптор. Все, что он слышал о Маде от своего горбатого секретаря Куция Мерка, было бледно, скупо, тускло по сравнению с тем, что он увидел сам.
Пожилая полная фаэтесса из круглоголовых вбежала в воду и укутала выходящую мягкой пушистой простыней.
Мада не обратила на Аве никакого внимания, хотя со слов спутницы знала о нем немало. Расторопная няня поставила на песок складной стул, и Мада села на него, драпируясь в простыню, как в платье древних.
Куций Мерк заметил впечатление, произведенное Мадой на Аве и, выпячивая свой горб, нагнулся к нему.
— Не показать ли местным туземцам? — И с многозначительной улыбкой на умном и недобром лице он протянул Аве небольшую гладкую доску.
Сидя на песке и любуясь Мадой, Аве рассеянно отозвался:
— Вот не думал, что мы захватили это с собой!
— Здесь прекрасная гордячка Мада Юпи, — подзадоривал секретарь.
Аве Map встал. Благодаря его внушительному росту, длинной крепкой шее и прищуру глаз казалось, что он смотрит поверх всех голов.
Повинуясь, как ему казалось, собственному побуждению, он взял у Куция доску и смело вошел с ней в воду.
Спутница Мады, не спускавшая с Куция глаз, зашептала ей на ухо:
— Посмотри-ка, Мада! Чужестранец из Даньджаба, о котором я тебе рассказывала, прихватил с собой какую-то дощечку.
Несмотря на волнобои, сооруженные здесь для облегчения купания во время прибоя, валы яростно разбивались о берег. Но за препятствием волны были поистине гигантскими, как в открытом океане. Они вздымались одна за другой, вспениваясь на гребнях.
— Куда он плывет? — тревожилась спутница Мады. — Не позвать ли спасателей?
— Он плавает лучше, чем ты думаешь, — рассеянно заметила Мада.
— Зачем же взял доску? Смотреть страшно.
Но все же она смотрела не отрываясь.
Аве доплыл до волнобоя и перебрался через него. Теперь он привлек к себе внимание многих купающихся.
— Почему ты решила, что это и есть тот чужестранец? — спросила Мада.
— По его спутнику. Круглоголовый, как и я, к тому же горбатый, а гордится, словно гуляет, по пляжу Даньджаба. Обидно за наших. Неужто никто ему не покажет, как надо плавать!
— Нет, я не хочу, — сказала Мада, наблюдая, как исполинские валы вскидывали на гребни чужеземного гостя.
И вдруг все отдыхающие на пляже зашевелились.
Неизвестный пловец, выбрав момент, когда особенно большой вал поднял его на гребень, вскочил на ноги и замахал руками, словно хотел взлететь, как птица. Но он не взлетал, а просто удерживал равновесие на скользкой дощечке. Так он стоял на пенной верхушке и с пугающей скоростью несся к берегу, одетый пеной и брызгами. Казалось невероятным удержаться на движущейся водяной горе. Но безумец не только устоял, он, задорно смеясь, стал скатываться с крутого водного склона, потом позволил волне снова вскинуть себя на хребет.
Переполненный пляж ахнул, видя дерзкое мастерство заморского пловца.
— Однако я должна посмотреть, как это делается, — решительно сказала Мада, сбрасывая с себя «древнее одеяние» и передавая его на руки встревоженной спутнице.
— Что ты, родная! — запротестовала та, забыв свой недавний совет. — Пришибет он тебя своей доской. Да и пристало ли дочери самого Яра Юпи плыть с ним рядом?
Мада побежала в воду, нырнув в нахлынувшую волну. Темная шапочка, сделанная из упругого материала, оберегающего от воды густые волосы, замелькала среди пенных гребней.
Мада доплыла до волнобоя и забралась на него. Отсюда она увидела, что заморский пловец возвращается с дощечкой в океан, чтобы снова начать скачку на пенных гребнях. Девушка помахала ему рукой, хотя он не мог ее видеть.
Вряд ли на Великом Берегу был еще кто-нибудь, столь же искусный в плавании, как Мада. Океанские волны поднимали ее на хребты и силились отбросить назад. Но она не привыкла отступать, чего-нибудь пожелав. Она решила непременно встать на эту волшебную дощечку, и не было силы в мире, которая могла бы ее остановить.
Иноземец уплывал от берега и не оглядывался.
Мада всего лишь миг видела незнакомца с доской, входившего в воду. Но сейчас, плывя за ним в море, она отчетливо представляла себе его атлетическую фигуру в набедренной повязке, крепкие, вздувающиеся под кожей мышцы, мальчишеский затылок и кудрявую голову.
И вдруг Мада увидела его. Он стоял на пенном гребне. Вода словно кипела под ним, а он с безрассудной лихостью заскользил вниз по водному склону прямо на Маду.
В последний миг заметив ее, Аве подпрыгнул, а Мада нырнула, пройдя под доской.
Ей показалось, что волна рухнула на нее, но это доска чуть задела ее.
Мада вынырнула и огляделась. Незнакомец, выпрыгивая из воды, встретился с ней взглядом. Он радостно засмеялся и сразу поплыл к ней, прихватив по пути доску.
— Держись! — еще издали крикнул он.
Мада ничего не расслышала, но улыбнулась в ответ, понимая, что он спешит ей на помощь. А когда он подплыл, сказала:
— Я хочу встать на это, — и указала на доску.
— Аве Map с радостью поможет…
— Маде Юпи.
— Ты узнаешь, что такое радость, сила, счастье!
Стоявшие на берегу следили за тем, что делается за волнобоями. И вздох пронесся по пляжу, когда все увидели, что на гребне волны появились во весь рост сразу две фигуры, держась друг за друга и, очевидно, стоя на дощечке каждый одной ногой. Это казалось чудом. Обнявшись на виду у всех и не падая, они неслись на пенном хребте к берегу.
Никогда Мада не получала такого наслаждения.
И все-таки, когда Мада и Аве, миновав волнобой, возвращались с доской к переполненному пляжу, Маде стало не по себе. Если бы вчера кто-нибудь сказал ей, что она способна на такое безрассудство, она рассмеялась бы.
Аве в одной руке держал доску, а другой готов был помочь Маде, если ее собьет с ног волной прибоя. Но Мада опередила его и, с хохотом проскочив через отбегающую волну, первой выбежала на берег. Она словно показывала, что ей, дочери диктатора, дозволено все!
Встревоженная спутница укутала ее пушистым одеянием.
— Как было хорошо! Как было хорошо, если бы ты только знала, Мать Луа!
— Как не знать, — проворчала та. — Я чуть жива, тебя ожидаючи. Случись что с тобой, я уж непременно была бы казнена по повелению Яра Юпи (да будет он счастлив, великий!).
— Хорошо, что ты жива и сможешь теперь мне кое в чем помочь.
Мать Луа строго посмотрела на воспитанницу.
— Боюсь догадаться, родная.
О намерениях своей воспитанницы Мать Луа догадалась верно. Мада всегда мечтала о настоящем фаэте, мужественном, благородном, чистом. Малокультурные фаэты среди «высших», кичившиеся своей с древности застывшей цивилизацией, отталкивали ее грубостью, спесью и презрением к круглоголовым, детей которых когда-то лечила ее мать. Чужестранец, как рассказала про него няня, был чужд всех мрачных предрассудков «высших», он был ученым Даньджаба, не побоявшимся там порвать с «наукой смерти», пойти наперекор всем. Именно о таком фаэте могла бы мечтать Мада, а он ко всему тому оказался еще и ловким, смелым, красивым.
Фаэтам вообще было свойствённо взаимное влечение друг к другу «с первого взгляда», в чем они не всегда признавались сами себе.
Дочь Яра Юпи оправдала данное ей отцом имя — влюбилась в одетого пеной гостя и, по мнению Матери Луа, потеряла рассудок.
— Подумай, родная! Будь то любой длиннолицый — куда ни шло. А тут ведь скажут — полукровка. Презрение да ненависть! Одумайся, родная! Я учила тебя правде о всех фаэтах, так ведь не для этого же!..
— Нет, — решительно ответила Мада. — Будет так, как я хочу. Ты пойдешь, няня, к его спутнику и скажешь, как мы увидимся с Аве.
— Где ж увидеться таким заметным! Схватит его Охрана Крови. Не желай ему зла.
— Будет так, как я сказала. Другие не смогут на нас смотреть. Мы с ним встретимся в саду дворца.
— В саду за Стеной? — с тревогой повторила Луа.
— Ты проведешь их через «кровную дверь».
Мать Луа поникла. Но Мада не обращала на нее внимания, со вскинутым подбородком идя впереди.
«Кровная дверь»! Это было одно из самых надежных устройств Логова, как называли Дворец диктатора. Яр Юпи давно уже был обуреваем манией преследования. Ему казалось, что всюду плетутся заговоры с целью убить его. Потому уже много циклов он безвыездно жил на территории Логова, никогда не показываясь за его стенами. С подчиненными он общался только с помощью экранной связи. Он не доверял никому. Охрану в важнейших местах несли автоматы, пропуская лишь определенных фаэтов с записанными биотоками головного мозга.
«Кровной дверью» могли пользоваться лишь самые близкие к диктатору фаэты. Другого «ключа» к подобной двери не было, и ни один посторонний фаэт не мог ее открыть.
И вот Матери Луа предстояло провести в сад за Стеной чужеземцев. Она знала, что ее воспитанница решений не меняет. Кроме того, ей и не хотелось препятствовать Маде.
Надо ли говорить, что молодой фаэт Аве также влюбился в прекрасную Маду? По натуре своей склонный к крайностям, он снова и снова переживал мгновения, когда обнимал чудесную фаэтессу, стоя с ней на доске. Его бросало в жар, но он ума не мог приложить, как увидеть вновь свою желанную, которая оказалась дочерью Яра Юпи.
Куций Мерк кряхтя, словно нес тяжелую ношу, брел за патроном. Он нисколько не удивился, заметив, что няня отстала от своей воспитанницы и занялась шнуровкой обуви.
Пропустив Аве вперед, горбун задержался около круглоголовой, а та, не разгибаясь, чуть слышно сказала:
— Как взойдет в небе сверкающий Юпи, веди своего патрона к Грозной Стене, к руинам старой часовни.
Куций Мерк кивнул головой, ухмыльнулся и догнал хозяина.
— Успех — это зависть неудачников. Свидание назначено у старых руин при свете ярчайшей звезды Юпи.
Аве порывисто обернулся:
— Смеешься?
— Смех не помогает в моей профессии. Куций Мерк слишком хороший… помощник.
По капризу диктатора Грозная Стена вокруг его Логова разрезала пополам развалины маленького храма. Руины маскировали и без того неприметную «кровную дверь». Стена в нижней части раздвигалась, подчиняясь биотокам мозга, записанным в программе электронных автоматов.
Волнуясь, Мать Луа дала двери мысленный приказ, и та открылась.
Стоявшие в полуразрушенном портике Аве и Куций Мерк быстро прошли в образовавшийся проем. Луа последовала за ними, и Стена сомкнулась за ее спиной. Только руины с внутренней стороны Стены указывали, где искать исчезнувшую дверь.
Аве огляделся. Он находился в густом саду. Гибкие лианы свисали, как стерегущие добычу змеи. За мохнатыми стволами деревьев таился мрак, казавшийся густым и вязким. Ночное светило Луа, имя которой носила няня, еще не всходило, а ярчайшая из планет Юпи лишь серебрила верхушки деревьев. Под ними было темно, как в беззвездную ночь. Сердце стучало в груди молодого фаэта. У Куция Мерка пульс бился мерно. Он проник в Логово, «куда и змея не проползет»…
2. ДВА БЕРЕГА
Только за полцикла до встречи с Мадой на Великом Берегу Аве Map впервые встретился с Куцием Мерком, своим секретарем.
Парокат Аве Мара остановился в тот день на горном перевале континента «культурных» Даньджаба.
У Аве захватило дух. Открывшийся с высоты океан словно поднялся на самое небо. Туманная полоса горизонта казалась линией высоких облаков.
Внизу лежал Город Дела. Небоскребы стояли концентрическими кругами. Они соединялись кольцевыми и радиальными улицами-аллеями, по обе стороны которых зеленели парки и поблескивали озера. Из центра города до самых облаков доставал небоскреб, похожий на коническую ось чудовищного «колеса деловой жизни».
Аве вернулся в машину и нажал ногой на педаль, открывая клапан котла высокого давления. Паровой привод медленно двинул машину с места, разгоняя до нужной скорости.
Парокаты недавно, но быстро заменили устаревшие машины с двигателями сжигания. В свое время те отравляли выхлопными газами воздух городов. Истребленное ими горючее могло бы служить химическим сырьем для одежды и других предметов быта.
Аве Map, несясь с огромной скоростью по великолепной дороге, пересек внешнюю круговую аллею, на которой располагались конические башни домов Города Дела.
Коническими они казались только издали. На самом деле они были уступчатыми. Их спиралью опоясывала дорога для парокатов, которые, взбираясь по ней, достигали любого этажа.
Конический небоскреб был как бы обернут спиральной дорогой по всем этажам с въездами в гаражи у каждой квартиры.
Внутри конических башен, обернутых этой «жилой спиралью», размещались магазины с коридорными выходами на спиральную дорогу, рестораны, кафе, а также театры и концертные или просмотровые залы. А в самом центре этого многослойного строения находились производственные помещения мастерских и деловые конторы.
Гаражи помещались под жилыми комнатами, в которые вела самоходная лестница.
Что же касается простых фаэтов, работавших в мастерских, то они, не имея машин, почти никогда не спускались из своих тесных квартирок, не зная иного мира, кроме спиральной дороги небоскреба.
Аве остановил парокат. Двери гаража сами собой открылись и закрылись за ним, когда он въехал.
Машина не требовала никакого ухода, всегда готовая к работе с нужным давлением пара в котле. Нагревательное устройство из вещества распада было как бы частью машины, «изнашиваясь» вместе с нею.
Аве Map был в подавленном настроении. Он нагрянул к одному из своих друзей. Но тот созывал у себя тайное собрание и Аве на него не пригласил. Аве понял все и тотчас уехал.
На обратном пути он видел жалкие хибарки фаэтов, работавших на полях. Ему стало стыдно перед самим собой, что у него над гаражом несколько жилых комнат, в которых никто его не ждет.
Он не знал тесноты, но знал одиночество и мог лишь по экранной связи вызвать мать. Ах, мама, мама! Находясь даже на огромном расстоянии, она безошибочно догадывалась, каково на сердце у сына, и всегда первая появлялась на экране.
Аве понуро встал на побежавшие вверх ступеньки.
В чем смысл жизни, если впереди тупик, из которого фаэтам нет выхода? Безумие искать его в истребительных войнах. Это понимают многие фаэты…
Но почему друзья не доверяют ему? Все вместе они могли бы не молчать! Разве он не разделяет учения Справедливости? Но он не нужен им… Никому не нужен…
Аве вошел в первую из своих круглых комнат и замер в изумлении. Ему навстречу поднялся широкоплечий, коренастый горбун с настороженной улыбкой на жестком лице.
— Легкости и счастья! — сказал незнакомец. — Я Куций Мерк! Правитель Добр Map вручил ключ от этой квартиры как секретарю своего сына.
Аве горько усмехнулся.
— Отец беспокоится, что сына загрызла тоска?
— Отец подумал о большем.
— Избавит это от горечи?
— Разве худо побывать на древнем материке Властьмании? Культурная дикость и высокая техника в руках варваров, называющих себя «высшими»? Одно это чего стоит!
— Что толку от таких мечтаний? Я работал с Умом Сатом. Мне, знатоку распада вещества, не позволят уехать за океан. Мы живем во времена пустоты, неверия, накала…
— Как секретарь я помогу во всем, даже в поездке на континент варваров.
Сказав это, горбун скрылся в другой комнате. Вскоре он вернулся, неся сосуды с напитками и два баллончика со сжатым дурманящим дымом, которым в минуты отдыха любили дышать «культурные». Одежда Куция Мерка натягивалась на горбу, словно сшитая на другую фигуру.
Аве удивился, как быстро освоился здесь его новый знакомый. Запущенная квартира преобразилась, включенные еще до прихода хозяина механизмы навели чистоту.
Затягиваясь дымом, молодой фаэт разглядывал Куция Мерка.
— Если бы съездить на Властьманию, — говорил он в раздумье, — пока тоска еще не убила желания…
— Желания надо осуществлять. Иначе не стоит желать. Заокеанские фаэтессы очень красивы.
— Какое это может иметь значение! Даже знание бессильно вывести фаэтов из тупика. Бездушное политиканство, бездумное поклонение догмам! Твердолобые не желают слушать ничего, что им не знакомо!.. — Аве, переживая непризнание своих идей, срывал теперь свою обиду.
— Великий закон инерции! Инерция преодолима приложением энергии. Закон стоит толковать шире.
— Куций Мерк подготовлен, несомненно, более, чем для обязанностей секретаря.
— Преодолеть инерцию надо и в самом себе. — И Куций Мерк выпустил замысловатый клуб дыма.
Горбун определенно удивлял Аве Мара. Но ему предстояло удивляться все больше и больше.
Куций приходил теперь к Аве Мару ежедневно и без устали рассказывал о легендарном континенте древнейшей цивилизации. Оказывается, он прекрасно знал Властьманию, был знаком с ее историей, искусством, архитектурой, видимо, не раз бывал там, прекрасно говорил на языке «варваров», как называл обитателей Властьмании.
— Смотри и удивляйся. Глубина невежества и высота знания, чужая техника и дикие теории «высших», трущобы круглоголовых уродов и легендарная Мада Юпи.
— Дочь диктатора? — нехотя поинтересовался Аве.
— Воспитана культурнейшей няней из круглоголовых. Стала Сестрой Здоровья, лечит детей вопреки отцовскому «учению ненависти». Отец ее так любит, что сносит любые причуды.
— Какова же она из себя? — рассеянно спросил Аве.
Куций оживился:
— Длинные ноги бегуна, но женственны. Линии ее тела — для мрамора. Мягкое сердце и спесивая гордость. Трудно снискать ее расположение.
— Похоже, что Куций Мерк добивался этого.
Горбун с горькой усмешкой показал на свой горб.
— У Куция Мерка слишком тяжелая ноша в жизни.
Он теперь совсем избавил Аве Мара от повседневных забот по хозяйству, много рассказывал о Властьмании, но о Маде больше не вспоминал.
Аве Map сам завел разговор о возможной поездке за океан.
Куций Мерк словно ждал этого:
— Места на корабле заказаны.
Аве Map стоял на палубе морского корабля и смотрел вдаль. Сейчас океан не поднимался в небо, как при взгляде с перевала, но он был так же безграничен и так же поражал воображение.
Ум Сат доверил своему ученику страшную тайну об этом океане. Всякая тайна тяготит, а эта, касающаяся судьбы всех фаэтов, особенно угнетала Аве.
Куций осторожно допытывался о причине плохого настроения Аве, но тот отговаривался обидой на ученых, не признавших его идей о возможной жизни на других планетах.
Горбун хитро ухмылялся и подшучивал над молодым фаэтом, уверяя, что истинная причина в том, что он еще не влюбился.
«Континент варваров» показался на горизонте. Острые стрелы словно вынырнули из воды. Над морем поднимались причудливые здания древнего материка, где дома строились не круглыми, а прямоугольными (какая нелепость!). Они беспорядочно тянулись к небу в неимоверной тесноте. Постепенно они слились в груду неправильных остроугольных столбов, напомнив нагромождение кристаллов.
К океанскому кораблю, почти выскакивая из воды, летел охранный катер. Предстояла процедура проверки. Куций Мерк нашел своего хозяина, чтобы быть рядом.
На палубу поднимались длиннолицые, с крючковатыми носами. Все они были в единообразном угловатом платье с поднятыми у спины воротниками и короткой темной пелеринкой, переходящей в прямоугольную, тоже темную полосу на груди.
— Эй ты, горбатое отродье пожирателей падали! Посторонись перед Охраной Крови! — гортанно крикнул первый из длиннолицых, поравнявшись с Куцием Мерком. — Тебе придется убираться отсюда на свой вонючий остров.
Аве Map, специально изучивший язык Властьмании, покраснел от возмущения, но, увидев предостерегающий, искоса брошенный взгляд Куция, промолчал.
А Куций Мерк выпятил горб в поклоне и смиренно склонил голову, заговорив в неприсущей ему манере на местном языке.
— Быть может, офицер Охраны Крови поинтересуется узнать, что ничтожный круглоголовый, которого он видит перед собой, всего лишь секретарь знатного путешественника, ясномыслящего Аве Мара, сына правителя Даньджаба.
Длиннолицый, носивший в подражание диктатору Яру Юпи бороду, презрительно взглянул на Куция.
Аве Map протянул ему свои жетоны.
— Проворного сына правителя Добра Мара можно узнать и без жетонов, — щегольнул и офицер старинной манерой речи. — Что же касается этого презренного круглоголового калеки, то ему надлежит, как цепью, быть прикованным к своему хозяину, служа ему, как то предначертано самой природой. — И офицер направился к другим пассажирам.
Куций Мерк побежал за ним, униженно прося вернуть жетоны. Офицер бросил их на палубу, и они, зазвенев, покатились, едва не угодив за борт. Куций Мерк нагнулся, чтобы перехватить их, даже встал на колени.
Офицер грубо рассмеялся:
— Вот так и приветствуй страну «высших», в позе ящерицы, от которой недалеко ушел.
— Да продлятся здесь счастливые дни, — смиренно ответил Куций Мерк.
Океанский корабль входил в гавань, со всех сторон окруженную огромными, нелепо прямоугольными домами, среди которых Аве Map сразу узнал несколько знаменитых храмов, построенных в древности и возвышавшихся тогда над всеми зданиями. Ныне город поднялся, заслонив их.
Так вот он каков, Город Неги!
Некоторые из исполинских брусков соединялись между собой причудливыми многоэтажными мостами улиц, пересекающихся на разных уровнях.
Аве подумал, что рассматривает лесную кучу, которую у него на родине насыпают маленькие многолапые насекомые.
Это впечатление Аве Мара от приморского города «высших» еще более усилилось, когда они с Куцием Мерком оказались на берегу. Толпа спешащих фаэтов сдавила, затолкала их. Здесь, кроме парокатов, были также и устаревшие машины сжигания. Смесь разнородных экипажей, шумя и отравляя воздух, мчалась перед полузадохнувшимся Аве, грохотала у него над головой на диковинных мостах между тяжелыми искусственными скалами домов.
В тесном подъемном ящике Аве и Куций, прижатые в угол другими фаэтами, поднялись в отведенную им крохотную комнатку самого дорогого «Дворца приезжающих».
Когда Куций Мерк распаковывал вещи, Аве стоял у щелевидного окна и смотрел на чужой мир. Пока что он не видел никакой романтики старины, к которой стремился с детских лет. Все здесь резало глаз, начиная с одеяния грубых «охранников крови» и кончая неудобными углами тесной комнатенки.
— Не стоит терзать зрение варварскими постройками, — сказал Куций Мерк. — Завтра будем на Великом Берегу.
Появился низенький круглоголовый слуга и спросил, что пожелают приезжие на обед: растительную или животную пищу с кровью, и не хотят ли они, как все путешествующие, осмотреть густонаселенные кварталы города, не соблаговолят ли еще что-либо приказать ему?
Куций Мерк счел необходимым проявить традиционную любознательность, и они с Аве, не успев отдохнуть, потащились в знаменитые кварталы круглоголовых.
Аве, даже зная трущобы родного континента, не представлял, что в такой грязи и тесноте могут жить фаэты. На улице можно было дышать, только когда она переходила в подвесной мост. Там же, где она была зажата домами, проходя между ними туннелями, улица становилась как бы частью домов. Жители квартир держали двери открытыми. Фаэты, не стесняясь прохожих, занимались своими домашними делами, сидели за столом вместе с ребятишками, успевшими родиться до запрета круглоголовым иметь детей, ели какую-то нехитрую, но остро пахучую снедь, укладывались в кровати. Фаэтессы раздевались, словно находились за глухими стенами, расчесывали волосы или искали друг у друга в голове паразитов. Они высовывались в открытые двери и, громко крича, переговаривались с обитателями других квартир на втором или третьем этаже. Там и тут чуть выше голов прохожих на веревках, перекинутых через улицу, сушилась потная одежда жителей, большинство из которых не знало, придется ли им потеть на работе и завтра.
Аве очень хотелось зажать нос, когда он, сопутствуемый Куцием, бежал из этих зловонных кварталов, которые прославились выставленной напоказ бедностью. Только сто три дня просуществовала Власть Справедливости и не успела помочь их обитателям…
«Так в чем же выход? — спрашивал сам себя Аве. — Неужели в чудовищном законе диктатора, запретившего этим семьям иметь детей?»
Неужели же лишь для того, чтобы увидеть все это, он с самого детства стремился сюда, за океан?
Но на другой день он увидел Великий Берег и Маду.
3. ПОВЕЛИТЕЛИ
Дворец диктатора Яра Юпи был частью Храма Вечности, в котором богослужение после забвения фаэтами религии прекратилось. Ныне Грозная Стена отделяла храм от переделанных для диктатора строений монастыря. Устремленный ввысь шпиль черного камня походил на торпеду с зарядом распада. Древние зодчие не подозревали, что предвосхищают очертания будущего оружия. Еще меньше могли они вообразить, что в подземельях под Храмом Вечности будет размещен Центральный пульт управления защитной автоматикой на случай войны распада. Автоматы могли обрушить на Даньджаб смертоносную стаю торпед распада.
Над этой страшной автоматикой в былом святилище храма с теряющимися в высоте черными колоннами заседала сессия Мирного космоса. Ее председатель Ум Сат из Даньджаба, открывший в свое время распад вещества,
[1] жестоко ошибся, обнародовав это открытие сразу на обоих континентах. Великий круглоголовый, как его называли, первый на планете знаток вещества, решил, что он столь же великий знаток жизни. Думая, что одновременное появление сверхмощного оружия на обоих континентах создаст «равновесие страха», он надеялся, что война станет невозможной. Однако накал отношений между континентами усиливался. Ум Сат угадывал в этом лишь одну из причин — перенаселение и вражду из-за тесноты. Но вражда из-за барышей была куда более опасной. Перенаселение лишь делало все виды вражды еще более обостренными. Владельцы на обоих континентах, силой подавляя недовольство тружеников, силой же грозили и друг другу через океан. Им казалось, что они смогут за счет своих соперников не только увеличить барыши, но и малой подачкой умиротворить недовольных в своей стране.
Ум Сат с ужасом убеждался в неизбежности войны распада и считал себя ответственным за нее. Потому он стремился теперь найти для всех выход в открытии новых космических «материков», мечтая о частичном переселении на них фаэтов и всеобщем умиротворении.
Тяжелая ответственность, разочарование, забота и усталость наложили отпечаток на лицо старого фаэта. Его высокий лоб под густой гривой волос был изрезан глубокими морщинами. Огромные печальные глаза смотрели с мудрой добротой и пониманием. И вместе с тем у него был безвольный подбородок, словно подпертый щетиной усов.
Несмотря на трагическую ошибку Ума Сата, его все-таки уважали за огромные достижения в области знания и безусловную честность стремлений. Потому знатоки знания с обоих континентов встретили его в зале с величайшим почтением.
Но другого всем известного на планете фаэта, находившегося сейчас в какой-нибудь сотне шагов от Храма Вечности за стеной Логова, никто не уважал, но все страшились.
Диктатором Яр Юпи стал в черные дни подавления Власти Справедливости.
Перед рождением дочери он был всего лишь неприметным торгашом, промышлявшим среди круглоголовых. Чтобы угодить клиентам, он и взял в услужение Мать Луа к осиротевшей Маде. Няня заменила ей родную мать в памятное время, когда гнев угнетенных вырвался наружу. Восстание сотрясло тогда Властьманию, лишило владельцев власти и владений.
Затаясь в жгучей ненависти, они не желали смириться с поражением. У них был звериный опыт борьбы каждого с каждым. Ведь они всегда насмерть схватывались и с тружениками, и между собой. Однако теперь они готовы были забыть о собственных распрях.
Владельцы были по обе стороны океана. Но со времени открытия и заселения нового континента Даньджаба фаэты там жили без древних предрассудков, для которых не оказалось благоприятной почвы. Получилось так, что и круглоголовые и длиннолицые стали пользоваться в новых условиях равными правами и возможностями заставлять других работать на себя. Как бы то ни было, но это повело к быстрому росту если не культуры, то техники Даньджаба. Изделия «культурных», как стали величать себя его обитатели, неизменно оказывались лучше и доступнее, чем у «варваров» Властьмании. И владельцы Даньджаба постарались наводнить своими товарами старый материк. Владельцы же Властьмании, с грубыми и примитивными способами изготовления предметов, оказались перед угрозой краха. Как бы ни угнетали они своих тружеников, барыши ускользали у них из рук. Тогда они ощетинились ненавистью ко всему, идущему из Даньджаба. И лишь поражение в борьбе с Движением Справедливости временно отодвинуло счеты с заокеанскими владельцами на задний план.
Когда Яр Юпи объявил свое «учение ненависти», он лишь слышал о существовании Совета Крови, не подозревая о его составе. Вызванный однажды на его тайное заседание в каком-то подземелье, Яр Юпи был поражен, узнав под балахонами восседавших двух крупных владельцев мастерских и одного владельца обширнейших полей.
— Наш выбор пал на тебя, Яр Юпи, — объявил владелец полей. — Твое «учение ненависти» способно объединить, ибо ничто так не объединяет, как общая ненависть. С ее помощью Движение Крови должно задавить Движение Справедливости.
Но не забывай, что «чистота крови», — многозначительно добавил он, — хоть и «высший идеал», но все же только оружие для подавления власти негодяев.
— Движение Крови оправдает свое название, — заверил Яр Юпи, уже считая себя одним из его вожаков.
Владельцы переглянулись.
— Мы разделаемся с круглоголовыми и здесь и за океаном, — воодушевился будущий диктатор.
— Ты торговал среди круглоголовых, твоя жена лечила их детей, — вкрадчиво начал один из владельцев мастерских, откинув свой капюшон. — Нам это выгодно, потому что, как бы громко ты ни кричал о ненависти, заокеанские владельцы все же смогут довериться скорее всего тебе, умевшему ладить с круглоголовыми. Ты отправишься за океан и убедишь их в том, что случившееся у нас случится завтра и у них. Пусть они помогут нам разделаться с властью «охотников до справедливости», сохранив тем самым собственные владения. Пусть перебросят отрядам твоих головорезов хорошее оружие. Ты сумеешь его применить. И теперь… и после. Ты понял? — И владелец мастерских опустил на лицо балахон с прорезями для глаз.
Яр Юпи все прекрасно понял. Коварный и хитрый, он сделал свое «учение ненависти» главным оружием против Власти Справедливости. Он даже не постеснялся огласить свой бредовый план захвата всей планеты длиннолицыми. Заокеанские владельцы посмотрели на это сквозь пальцы. Им важнее всего было помочь лихому вожаку разделаться с ненавистной властью тружеников, а если он при этом будет греметь пустой фразой о завоеваниях, то пусть делает свое дело.
Бывший торгаш сумел не только обмануть заокеанских владельцев, но и сплотить вокруг себя банды головорезов, жаждущих добычи. Неустойчивых же он отвлекал от защиты их же собственных интересов «погоней за круглоголовыми». Словом, он сделал все, что от него требовалось.
Власть Справедливости была разгромлена. Ее руководители из числа тружеников, а также немало фаэтов с круглым овалом лица были уничтожены. Континент утопал в крови. А на гребне кровавой пены Яр Юпи был вознесен на высший пост. Совет Крови сделал ловкого и угодливого лавочника диктатором Властьмании, рассчитывая на его послушание. Никто, кроме него, не знал, кто входит в Совет Крови и чьи интересы он защищает.
Покончив с бунтом тружеников, новый диктатор объявил круглоголовых (в своем большинстве тружеников) неполноценными. Во имя борьбы с перенаселением планеты он запретил им иметь детей. Смертная казнь грозила и новорожденным и родителям. Но трудиться круглоголовые должны были вдвое больше остальных. Вместе с тем употребление заокеанских изделий было объявлено несовместимым с принципами крови. Владельцы Властьмании вздохнули облегченно: их барыши были ограждены.
Заокеанские же владельцы спохватились слишком поздно. Яр Юпи не только лишил их барышей на старом континенте, но и грозил войной распада — полным уничтожением. Не оставалось ничего другого, как самим готовиться к такой войне, защищая прежде всего свою власть и барыши.
Военачальники обеих сторон, страшась войны распада, намеревались нанести удар первыми. Чтобы он был и последним, они требовали наращивания вооружений распада. Владельцы обоих континентов, прикрываясь фразами о миролюбии, заставляли свои мастерские работать все исступленнее.
После крушения наивного расчета великого знатока знаний Ума Сата на мирное «равновесие страха» он стал выступать теперь с требованием полного уничтожения всех запасов оружия распада и запрещения его применения. Многие трезвые умы поддерживали его.
В напряженной предвоенной обстановке Яру Юпи все чаще приходилось слышать имя Ума Сата, открывшего распад вещества, а теперь взывающего к совести фаэтов, чтобы его «закрыть».
Диктатору доносили и об «опасных разговорчиках»: «Если круглоголовые могли дать планете такого фаэта, как Ум Сат, то как же можно объявить их неполноценными? Почему круглоголовые не только должны работать вдвое больше других, но и на протяжении жизни одного поколения обязаны уступить свое место на Фаэне длиннолицым?»
В этих «наглых» вопросах Яр Юпи ощущал угрозу!
Страшась нового Восстания Справедливости, диктатор потерял покой. Им овладела мания преследования. Он уже не выходил из Логова, где вел показную аскетическую жизнь. Одинаково не верил ни круглоголовым, ни длиннолицым, даже владельцам из Совета Крови, которым он служил и которым мог стать неугодным.
Чтобы как-то сплотить бурлящий в гневе народ, он усиливал подготовку к войне распада, суля отмену запрета круглоголовым иметь детей после ее успешного завершения и расселения победителей на освобожденном континенте.
Наряду с этим он глушил недовольство тружеников авантюристическими планами переселения круглоголовых на планету Map, где они будут свободны от всех запретов (словно в одном только перенаселении было дело!).
Потому он поощрял завоевание космоса и способствовал созданию около планеты Map космической базы «Деймо». У «культурных» уже существовала там база «Фобо». И Яр Юпи даже согласился провозгласить космос «мирным», поскольку интересы владельцев в основном скрещивались на Фаэне.
Но великий знаток знания Ум Сат, умевший проникать в сокровенные тайны вещества, не умел проникать в глубины беспринципной политики. Для него «проблема перенаселения планеты» действительно заслоняла собой все остальные проблемы, хотя, по существу, она лишь обостряла и тяготы тружеников, и борьбу их с владельцами, да и вражду владельцев между собой. Очевидно, для того чтобы быть подлинным мудрецом, еще недостаточно быть знатоком какой-нибудь одной области знания.
Никто не ожидал увидеть осторожного и расчетливого Яра Юпи на сессии Мирного космоса. Слишком он боялся покушений. Но, видно, недаром Яр Юпи выбрал место для сессии вблизи Логова. Храм Вечности был соединен с бывшим монастырем подземным ходом.
Во время заседания Яр Юпи внезапно появился из стены с двумя внушительными роботами-охранниками.
Это был высокий, статный фаэт с длинным безусым лицом, темной бородкой, крючковатым носом, узким жестким ртом и подозрительным взглядом бегающих глаз, смотревших из-под зигзага ломаных бровей. Его специально подбритый под лысину яйцеобразный череп считался среди «высших» безукоризненной формы В выражении лица у него было что-то птичье, хищное. Он одевался, как и все офицеры Охраны Крови. Эта организация пронизывала все общество континента, отравив сознание многих длиннолицых якобы прирожденным их превосходством над всеми другими фаэтами. Высшим офицером Крови и был диктатор.
Яр Юпи обратился к присутствующим с напыщенной речью, говоря о врожденном стремлении «высших» к миру, о согласии с проектом расселения фаэтов по другим планетам, чтобы избежать войны на Фаэне.
И он преподнес в дар Мирному космосу готовый к немедленному старту межпланетный корабль «Поиск» вместе с опытным командиром-звездонавтом, предложив Уму Сату возглавить экспедицию на Зему.
Затем он объявил о решении Совета Крови считать Ума Сата «почетным длиннолицым» с правами «высшего из высших». Основанием послужило изыскание историков Крови, якобы установивших, что фамилия Сат в честь планеты, отмеченной благородным кольцом, давалась лишь чистейшим длиннолицым.
Ум Сат был ошеломлен. Экспедиция на Зему становилась реальностью (на Даньджабе только спорили, сколько средств выделить для постройки межпланетного корабля на Зему, а он уже мог возглавить такую экспедицию), но… это фальшивка «историков»! Диктатор не погнушался ею, чтобы отнять у круглоголовых их Ума Сата! Первым побуждением Знатока знания было отвергнуть дары диктатора, другой на его месте так и сделал бы, но он сдержался. Ведь он был за умиротворение, за расселение фаэтов в космосе. Как же отказать фаэтам в разведке Земы, могущей открыть им новую родину? Имеет ли он право проявлять личное или расовое самолюбие во вред всему обществу фаэтов? Не разумнее ли показать реальность космического переселения и переключить интерес владельцев мастерских с изготовления торпед для войны распада на космические корабли?
И Ум Сат, превозмогая себя, принес в ответной речи благодарность Яру Юпи и за передаваемый Мирному космосу межпланетный корабль, и за высокое, присвоенное ему, Уму Сату, звание. Он пообещал подумать о возможности личного участия в экспедиции.
Он презирал сам себя, но считал, что приносит великую жертву.
Диктатор усмехнулся и вместе с охранными роботами скрылся в проеме Стены. Заокеанская техника действовала безотказно.
Ум Сат объявил в работе сессии Мирного космоса перерыв. Ему нужно было прийти в себя, оправдаться перед самим собой. Конечно, он остался все тем же круглоголовым — правда, внутренне смятенным, опустошенным и еще обретшим совсем ненужные ему права.
Но эти права оказались особенно нужными его бывшему ученику и любимцу Аве Мару.
Отец Аве Мара, Добр Map, правитель Даньджаба, не находил себе места в круглом кабинете со сводчатым потолком. Он был девятьсот шестьдесят вторым правителем, поселившимся здесь.
Угловатый подбородок и костистая челюсть на его умном лице говорили о воле и энергии; тонкие, опущенные к углам губы — о заботах; мешки под глазами и облысевшая голова с остатками седеющих волос — о нелегкой жизни. Имя Добр (Добрый) он получил к совершеннолетию. До этого он носил имя отца — Страшный Map, с добавлением «Второй-младший».
Правитель думал о сыне, находившемся на континенте варваров, где каждое мгновение мог произойти взрыв…
И невольно во всех подробностях вставала в его памяти картина проклятого дня, когда, полцикла назад, он решился на поступок, которому сейчас не мог найти ни оправдания, ни прощения.
Робот-секретарь доложил тогда, что в приемной ждет Куций Мерк. Со времени, когда предыдущий правитель был застрелен в этом кабинете собственным секретарем, Великий Круг постановил, чтобы во Дворце правителя работали лишь роботы-секретари. И вот теперь «умный шкаф» показал на экране Куция Мерка; ожидая приема, тот не видел, что за ним наблюдают, но все равно был настороженно собран. Типично круглоголовый, он обладал овалом лица, напоминавшим диск Лya, вечного спутника планеты Фаэны. Узкие глаза его косились на дверь.
Между Добрым Маром и Куцием Мерком были сложные отношения. Только Куций знал путь, каким пришел правитель к власти. Добр Map прежде был «другом правителя» и по закону должен был занять место правителя в случае его смерти.
Никто так не поносил «невменяемого» убийцу, как Добр Map. Он поклялся вести страну по тому пути, по которому вел ее покойный правитель: вековая вражда с Властьманией будет смягчена, все возможное будет сделано для умиротворения планеты, чтобы избавить фаэтов от ужасов войны.
Куций Мерк незадолго до убийства предшественника Добра Мара передал ему страшные условия, на которых тот может стать правителем, — первому начать войну распада.
Но заняв место предшественника, Добр Map не спешил проводить безумную политику «невменяемых», требовавших выиграть войну применением оружия распада.
Добр Map правил Даньджабом, изыскивая работу и жилища угрожающе растущему населению. Он стремился ослабить накал в отношениях между континентами, провел закон о старых вещах, подлежащих уничтожению (чтобы приобретались новые), и добился того, что Яр Юпи, удовлетворенный сокращением ввоза заокеанских изделий, вынужден был даже пойти на совместные действия в космосе.
…Добр Map догадывался, зачем пришел Куций Мерк и что он скажет ему: ведь правитель все еще не выполнил «особые условия». А накануне предстоящих выборов Добр Map должен был бояться возможных разоблачений. А что, если первому нанести удар?
Войдя в кабинет, Куций Мерк остановился. Приземистый, но складный, широкоплечий, почти без шеи, он походил на борца перед схваткой.
Схватка состоялась. Добр Map доверительно подошел к нему.
— Советников Великого Круга тревожат добытые Куцием Мерком сведения, что варвары сумели освоить и даже усовершенствовать когда-то приобретенную у нас автоматику и она стала опасной.
— Правитель прав. Автоматика опасна. В Логове — мой надежный агент.
— Где гарантия, что автоматика не сработает случайно?
— На Даньджабе почти такая же.
— Этого мало! У варваров не должно ее остаться. Таково решение Великого Круга.
— Преклоняюсь перед волей первых владельцев. Но автоматика варваров — под Логовом. Туда и змея не проскользнет.
— Змея, но не Куций Мерк, К тому же у него там «надежный агент».
Куций Мерк понял все: Добру Мару нужно показать владельцам, что он выполняет их условия, а заодно избавиться от Куция Мерка, послав его на невыполнимое задание.
После своего неизбежного провала Куций Мерк уже не сможет помешать Добру Мару снова быть избранным, ибо только он один мог бы это сделать.