Мэри отдала покупки брату и, схватив подругу, потащила ее на второй этаж, в свою комнату.
— Он так смотрел на меня, что я предложила ему вместо галстука носки… Я совсем с ума сошла… Он был так элегантен… Потом, когда он уезжал, я заметила в окно, что у него великолепный «Ролл-ройс». Он по два раза в день заходил в магазин, потом я прогнала его. Я даже боялась за свое место, но он не пожаловался старшей…
— Ах, Мэри!
— Он сказал, чтобы я бросила ломаться, что он сделает мне богатый подарок!
— Нахал!
— Нет, дурак! Он думал, что мне нужен миллионер-любовник. Нет, мне нужен миллионер-муж.
— А Сэм?
— Ах, Амелия, я так привыкла к нему…
Мэри переоделась, и подруги спустились вниз. Там хозяйничал Генри, приготовляя вечерний чай.
— Где же Джемс? — ворчал Бен. — Так приятно было бы сесть за стол всей семьей.
— А как же Сэм? — спохватилась Мэри. — Уж я ему дам такую взбучку, что он устроит короткое замыкание.
— Почему короткое замыкание? — засмеялась Амелия.
— У него теперь часто получается короткое замыкание, с тех пор как я поступила в магазин. Ведь я ему все рассказываю… Бедный мальчик, он так переживает!.. Его обязательно выгонят с работы.
— Это Джемс, я узна по звонку, — пошел к двери старик Бен.
— Мэри, а за кого вы будете голосовать? — спросила неожиданно Амелия.
Мэри даже испугалась.
— Я? Голосовать? Да я никогда об этом и не думала.
Амелия топнула ногой.
— Вы не хотите использовать женское равноправие?
— О, Амелия. Я всей душой хочу использовать женское неравноправие и прибрать к рукам одного из этих богатых молодчиков, которые трутся в нашем магазине.
Мэри громко расхохоталась, а Амелия неодобрительно сжала губы.
— Право, Амелия, вы начинаете напоминать мне Сэма. Он тоже говорит, что надо обязательно голосовать…
— Джемс и Сэм, — возвестил старый Бен. — Можно садиться за стол.
Джемс был высоким, немного неряшливым парнем, с усталыми, развинченными движениями. Он поздоровался с Амелией, задержав ее руку в своей. Сэм смущался в присутствии малознакомой девушки и жался к стене. Мэри покрикивала на него, заставляя вносить в столовую стулья из гостиной, и хлопотала у стола, разливая чай в крошечные чашечки.
— Рассказывайте, парни, из-за чего вы поссорились у входной двери? — спросил старый Бен.
Джемс неприятно захохотал.
— Я нашел, наконец, себе работу, а Сэму она не нравится.
— Ты нашел работу? — нагнулся через стол старый Бен.
— Да-да, отец. Я получу двадцать долларов в день выборов.
— Что же ты должен сделать?
— Хо-хо! Об этом я как раз и собирался с вами поговорить, дорогие мои родичи.
— Хэлло! Это интересно. Двадцать долларов за один день. Я должна для этого работать целую неделю! — воскликнула Мэри.
— Это нечестный заработок, — пробурчал Сэм.
— Не ворчите, старина. Это прекрасный заработок. Вы всегда недовольны: то я не ищу заработка, то мой бизнес кажется вам нечестным. Заступитесь за меня, мисс Амелия.
— Расскажите, что это за бизнес, — попросила Амелия.
— Пустое дело. В день выборов я должен притащить к избирательным урнам всю свою семью и вас, Сэм. Вот и все. За это я получу деньги на великолепный костюм.
Чашечка в руке мисс Амелии задрожала.
— Вы не договорили, — вставил Сэм. — Приведенные вами родственники должны проголосовать за мистера Элуэлла.
— Ах! — Амелия чуть не уронила чашечку на стол.
— Что с вами, мисс Амелия? — спросил Бен.
— За мистера Элуэлла! — воскликнула Амелия.
— Ну нет, — сказал Генри, — я хочу получить работу в туннеле.
— Да не все ли равно, за кого голосовать? — деланно засмеялся Джемс. — Все в жизни одинаково плохо. По крайней мере, вы дадите мне заработать. А этот Элуэлл, уверяю вас, боевой парень. — Джемс хихикнул. — Говорят… что обстрел Седьмой авеню среди бела дня… Хо-хо-хо!..
— Вы все с ума сошли с этими выборами! Я никуда не пойду, — заявила Мэри.
— А я пойду, чтобы проголосовать против Элуэлла, — сказал Сэм.
Мисс Амелия загибала под столом пальцы на правой и левой руке.
Джемс улыбнулся и пожал плечами.
— В конце концов мне все равно, лишь бы вы пошли вместе со мной.
— Э, сынок, — протянул Бен, — это уже нечестно — привести того, кто не проголосует за Элуэлла.
— Простите меня, — сказала вдруг Амелия, — я совсем забыла, что меня ждет отец.
— Как жаль, — заговорил Бен. — Мы провели бы такой хороший вечер. У нас есть несколько замечательных кроссвордов.
— Нет… нет…
Удивленная Мэри провожала взволнованную подругу. Но она удивилась бы еще больше, если бы знала, что на каждой руке мисс Амелии было загнуто по два пальца, а вопрос, который ее мучил, был: «За кого будет голосовать Мэри?»
Глава восьмая
НАУТИЛУС
От моря, отгороженный от него исполинскими шлюзовыми воротами, в глубь суши шел широкий, но очень короткий канал. Он тянулся всего лишь на длину беговой дорожки стадиона и был сух. По обе стороны выемки стояли два ряда кранов-дерриков с высоко поднятыми ажурными стрелами.
Посередине канала, дно которого было много ниже уровня моря, почти вровень с землей проходила гигантская, еще не собранная полностью труба. Она была такого диаметра, что в ней свободно поместился бы трехэтажный дом.
Труба эта не лежала прямо на дне. Она, как сороконожка, упиралась лапами-патрубками на две меньшие трубы, которые покоились у самых стенок выемки.
Все сооружение было опутано сеткой металлических лесов. На лесах виднелись фигурки людей в комбинезонах, около них вспыхивали ослепительные звездочки электросварки.
Вдоль малых труб проходили узкоколейки с нагруженными и пустыми вагонетками. Деррики склоняли над каналом свои огромные удочки и вылавливали снизу листы изогнутого железа.
На краю выемки стоял Андрей Корнев. Поодаль тихо переговаривались Степан Григорьевич и Сурен.
Андрей стал спускаться на дно выемки. Степан и Сурен последовали за ним.
Снизу сооружение казалось еще величественнее. Даже малые трубы были в два — три человеческих роста диаметром, не говоря уже о большой, казавшейся выпуклой крепостной стене.
— Ва! — не выдержал Сурен. — Одно дело выдумать, другое — поглядеть. Во сне увидишь — страшно будет. Вот это масштаб! А как ты думаешь, Андрей?
— Думаю, что масштаб очень мал, — сказал Андрей.
— Слушай, что ты говоришь? Может быть, пирамидону дать? С дороги голова болит?
— Да, сердце болит за наше дело. Разве это масштаб?
— Андрюша, не надо рисоваться, ибо, кроме нас, тут никого нет, сказал Степан Григорьевич, с трудом сдерживая раздражение.
Андрей не обратил на него ни малейшего внимания:
— Док в сто метров длины — разве это док для четырехтысячекилометрового туннеля?
— Андрей, ты забываешь — это не просто судно, это подводный гигант, равного которому нет среди субмарин.
— А мне не подводная лодка нужна, а завод, подводный сборочный завод! — отрезал Андрей.
Степан только руками развел. Как неприятно складывался первый после приезда Андрея обход стройки!
— Нам понадобится атомный взрыв, чтобы удлинить выемку в шесть раз! Будем строить подводный док в шестьсот метров!
— Ты сошел с ума! — не сдержался Степан Григорьевич. — Виданное ли дело строить подобное судно, к тому же подводное!
— Вы проектировали без меня, я вношу коррективы. Подводный док будет длиной в шестьсот метров. Это сократит срок постройки Арктического моста.
— Вот это да! Ай-вай-вай! — щелкнул языком явно восхищенный Сурен. — Выходит дело, мы с тобой, Степан, крохоборщики.
— Андрей, не используй своего положения, — предупреждал Степан, когда они поднимались из выемки. — Я отказываюсь поддерживать тебя. На стройке сидит представитель из Москвы. Проект утвержден. Пойми, никто не разрешит строить сразу два таких гигантских дока, ибо нет опыта работы и с одним. Ведь в Мурманске тоже начали строить док…
— В Мурманске работы прекратим. Док будет один.
— Как — один? — опешил Степан Григорьевич.
— Слушай! Ты уже не хочешь строить в Арктике?
— Будем строить сначала в Черном море, а потом перегоним подводный док через Дарданеллы, через Гибралтар, вокруг Европы.
Сурен даже свистнул от изумления:
— Настоящий русский размах!
— Я вижу, не даром шутили, что ты автор проекта лестницы на Луну, — съязвил Степан.
Андрей побледнел от гнева:
— Будет так, как я сказал, и не потому, что я так хочу, а потому, что так выгоднее.
— Не знаю, согласится ли с этим представитель из Москвы, инженер Милевский… Ты его знаешь, вы когда-то встречались.
— Представителю здесь делать нечего. Если он вам без меня был нужен, чтобы разделять ответственность, то я обойдусь без него.
— Слушай, Андрей, ты просто не можешь реально мыслить. Мы ведь договаривались когда-то, что я буду учить тебя, ибо…
— Вот так и будет: ты будешь учить, а я буду командовать.
Степан Григорьевич еще не знал Андрея таким. Он поглядел на Сурена, ища сочувствия, но у того антрацитовые глаза горели, как у рыси, — он был восхищен Андреем.
К Степану Григорьевичу подошел старичок-мастер и стал жаловаться, что плохо с доставкой листов.
— Никак не управимся, — вздохнул он, протирая очки в тонкой металлической оправе.
— Придется управиться, — сказал Андрей. — Док мал будет. Решено строить его в шесть раз длиннее. Расскажите рабочим. Вечером с ними потолкуем, как такую громаду подымать.
— В полкилометра? — только и мог выговорить мастер.
Навстречу группе инженеров важной походкой шел изрядно полысевший и пополневший инженер Лев Янович Милевский.
— Кого я вижу! — воскликнул он, протягивая обе руки. — Восставший из мертвых! Сам Андрей Григорьевич! Ведь мы друзья еще с Урала. Ах, боже мой, какая это была чудесная поездка в игрушечном поезде… комфортабельный салон-вагон… Я с таким удовольствием его вам уступил… боже мой, рысак… Страница истории!..
Андрей сухо кивнул в ответ.
— Вот видите, Андрей Григорьевич, когда проект ваш стал реальным, когда он поднят общими усилиями всех нас… — Милевский вздохнул, — поднят на должную техническую высоту, когда решен вопрос об этом подводном гиганте, где будет собираться туннель, я — за проект! Я теперь за Арктический мост! Диалектика, дорогой Андрей Григорьевич.
— Док, который вы утвердили, никуда не годится, — резко сказал Андрей. — Мы будем строить не два, а один док в шестьсот метров.
— Слушай! Док вокруг Европы пойдет… Понимаешь, сколько тысяч туристов в него влезет? Целый город!..
— Ах шутники, боже мой, какие шутники! Младая кровь играет!
— Играть мы здесь не будем, товарищ Милевский. Сделаем так, как я сказал.
— Позвольте… Это как же? Вы серьезно? Но ведь проект утвержден, я уполномочен наблюдать…
— Наблюдатели не нужны ни на малом доке, ни на большом.
— То есть как это не нужны? Простите, Андрей Григорьевич, у вас нет опыта крупной работы. Вы бы посоветовались с братцем — он ведь знает, как надо считаться с центром.
— На строительство плавающего туннеля отпущены средства. А как они будут израсходованы — это решает руководство стройки.
— Да вы тут черт знает что начнете строить? — почти завизжал Милевский.
Сурен от удовольствия потирал руки, подмигивая Степану Григорьевичу, но тот стоял поодаль с непроницаемым лицом, не желая принимать участие в этом разговоре.
— Товарищ… товарищ Ясенский! Ко мне, пожалуйста! — закричал Милевский молодому человеку, услужливо подскочившему к нему. Будьте любезны, не откажите… Сейчас же пошлите мою телеграмму в наш центр и копию заместителю председателя Совета Министров СССР! Живо, одним духом! Да, да, товарищ Корнев, с уполномоченным центра вам шутить никто не позволит. Самоуправство! Вотчина!
— Стройкой буду управлять я, а не вы. Это вам следует запомнить. Пойдемте. Работу перестраивать на новый масштаб нужно немедленно.
Милевский был растерян только одно мгновенье. Отпустив помощника с телеграммой, он овладел собой и с добродушной улыбкой нагнал Андрея.
— Андрей Григорьевич, не будем ссориться. Я не вмешиваюсь в ваши права. Начальство нас рассудит… Но умоляю… умоляю об одном…
— Что еще? — нахмурился Андрей.
— По моему разрешению на стройку приехали американцы. Среди них очень видный промышленник мистер Игнэс. Я бы не хотел, чтобы вы говорили при них о своих… дополнениях… Я понимаю, новая метла чисто метет, но не стоит выносить сор из избы.
— Никакие американцы на стройку дока не придут, — решительно заявил Андрей.
Милевский застыл с умоляюще поднятыми руками. Он безмолвно обращался то к Сурену, то к Степану Григорьевичу, наконец заговорил:
— Но ведь это же будет международный скандал, товарищ Корнев… Вы подумайте… с американцами нам еще немало придется иметь дел…
— Повторяю, на стройке будет распоряжаться ее начальник, а не представитель кого бы то ни было.
Андрей пошел в небольшой домик, где разместилось управление строительством, и немедленно потребовал к себе в кабинет инженеров.
Милевский побежал жаловаться парторгу Денисюку. Американцы могли приехать каждую минуту.
Денис, хитро посмеиваясь, появился в кабинете Андрея. Инженеры, ошеломленные новым заданием, расходились, чтобы обдумать все и вечером снова явиться к начальнику с предложениями.
Степан Григорьевич и Сурен остались в кабинете.
— Что? Нажаловался? — спросил Андрей Дениса.
Тот ухмыльнулся:
— Шумишь, Андрей, шумишь дюже!.. Удлинить док, то, я разумею, добре будет. Коммунисты, я уже слыхал, поддержат. Масштабность она нам люба. Только вот насчет американских гостей ты перегнул трошки.
— Я уже сказал. Отменяю разрешение Милевского.
— То ж добре! Отменить надо. Только свое разрешение надо дать. Ты ж попытай, какие такие гости будут. Мистер Игнэс… ты ж в Америке был, наверное, слышал?
— Постой, какой это Игнэс? Миллионер?
— Друг возможного президента. И еще один хлопец с ними. То уж не президента, а мой дружок будет. Сенатор Майкл Никсон, или Рыжий Майк. Сейчас в Америке очень известная фигура. Только когда мы с ним хлопцами были, так на «Лейтенанте Седове» плавали. Коммунист к тому же.
— Ах, вот как? — улыбнулся Андрей. — Хорошо, поступлю по твоему совету. Разрешение Милевского отменяю. Принять американцев разрешаю.
— Вот то добре теперь. Пойду, встречу гостей, а то там перед ними Милевский расшаркивается.
— Вот видишь, Андрей, — назидательно сказал Степан Григорьевич, — как бы не пришлось тебе в другом уступать.
— Не рассчитывай, — сказал Андрей.
— Рассчитать как раз и нужно — по-инженерному. Ты решил гнать док вокруг Европы, забыв, что его винтомоторные группы должны питаться электроэнергией с суши, по кабелям, которые лягут в уже построенной части туннеля.
Сурен настороженно смотрел на Андрея. Степан снисходительно усмехнулся.
— Будет все по-иному, — нисколько не смущаясь, ответил Андрей. — Сурен когда-то предлагал построить атомные станции на Кольском полуострове и на Аляске. Передача электроэнергии на тысячи километров в готовом туннеле очень сложна. Атомную электростанцию нужно построить непосредственно на доке.
— На доке? — обрадовался Сурен.
— Есть же атомная станция на гидромониторе! Но мы пойдем дальше. Горючим для нужд Арктического моста будет вода.
— Термоядерные реакции! — воскликнул Сурен.
— Температура звезд… миллионы градусов… Надо же быть серьезнее, Андрей. Ты же знаешь, какое Подводное Солнце работает близ Мола Северного в Проливах… Разве мы можем построить что-либо подобное в доке?
— Сурен! Что ты знаешь об управляемой, термоядерной реакции при обычной температуре?
— Очень много знаю. Такая реакция превращения водорода в гелий, управляемая реакция, — осуществлена. Использовать для нее элементарные частицы — мю-мезоны — предложил впервые член-корреспондент Академии наук СССР Зельдович еще в 1954 году. После создания знаменитого Подводного Солнца академик Овесян перешел на эту реакцию.
— Сможет он создать для нас установку на доке?
— Конечно, сможет! Замечательно будет. Подводный гигант берет энергию из воды, прямо как у капитана Немо.
— Хорошо! Пусть новый подводный док будет называться «Наутилусом»!
— Романтика еще никогда не была серьезным техническим доводом, — поморщился Степан Григорьевич.
— Без романтики, без фантазии не было бы ни дифференциального исчисления, ни атомной энергии, ни идеи Арктического моста.
Степан Григорьевич развел руками. Он сдавался.
В кабинет, пятясь, вошел Милевский, за ним два американца и Денис.
— Позвольте представить вам, мистер Игнэс, — говорил по-английски Милевский. — Братья Корневы, строители плавающего туннеля.
— О, господа! Я так рад говорить на языке своего детства. Последние годы я прилежно вспоминаю его. Очень приятно познакомиться, господа! — говорил по-русски американский миллионер. — Русский язык распространен в Америке. Сейчас едва ли не треть Нью-Йорка понимает по-русски.
— А я всегда очень старательно изучал английский язык, — холодно сказал Андрей.
— О, я вижу, мы сговоримся на любом языке. Хочется посмотреть ваши грандиозные работы. Вы заразили американцев, у них начинается «мостовая горячка». Они хотят мост в Европу. Вы испускаете опасные бациллы, господин Корнев.
— Они не опасны для жизни.
— О’кэй! Они очень опасны для кармана. А для американца карман несколько дороже, чем жизнь. Я имею в виду, господа, «пароходные карманы»! — И мистер Игнэс захохотал.
— Мистер Игнэс, прошу вас, отдохните с дороги, — суетился Милевский.
— О, благодарен вам, Лев Янович. Я с удовольствием посижу с инженерами Корневыми. Однако познакомьтесь с сенатором от штата Тенесси мистером Майклом Никсоном. О, я вижу, он уже нашел здесь кое-какого знакомого. Хэлло, мистер сенатор!
Майкл Никсон, простой, ничем не отличавшийся от остальных, находящихся в кабинете людей, улыбаясь всеми своими веснушками, подошел к Корневу и потряс ему руку.
— Мы есть, пожалуй, немного знаком, — сказал он тоже по-русски.
— Ах, это он! — воскликнул Андрей, вспомнив последний день нью-йоркской выставки и человека, подтвердившего, что именно американцы спасли модель Арктического моста.
— То ж и есть мой корабельный дружок, сказал Денис, похлопав американского сенатора по плечу. — Мы с ним с того времени и не бачились.
— Теперь видеть есть часто, часто… Два часа арктический поезд… туннель… Денис к Майку кофе пить.
— Майк к Денису галушки есть! — расхохотался Денис.
— В этом есть глубокая правда, господа, — вмешался мистер Игнэс. — Мир нуждается в единой экономической системе. Нужно вместе пить кофе, есть галушки… и торговать, джентльмены, торговать! Это главная выгода нашей жизни.
— Мистер Игнэс — философ выгоды, — сказал сенатор по-английски, видимо не сумев подобрать русские слова.
Но его все поняли.
Руководители стройки и иностранные гости пошли осматривать строящийся док.
— Господин Игнэс сказал мудрейшие слова о выгоде, — заюлил Милевский.
— О, Лев Янович, по-русски кажется надо сказать «лесть»… Выгода не есть мудрость, выгода есть движущая сила.
— Но благодаря ей вы стали сторонником Арктического моста.
— О, у нас в Америке не все есть его сторонники.
— У нас тоже, — мрачно сказал Андрей. Вот, хотя бы, Лев Янович. Когда-то он называл проект Арктического моста гримасой мозга.
— Андрей Григорьевич! Умоляю!.. Старые счеты… Ну, к чему это? Ведь я теперь же принимаю ваш проект, принимаю…
— Потому что выгодно.
Мистер Игнэс и Майкл Никсон громко расхохотались.
— О, я замечаю, «закон выгоды» управляет и Лев Янычем! — сострил мистер Игнэс.
Милевский побагровел, не зная куда деваться. Миллионер покровительственно похлопал Льва Яновича по плечу:
— Вы не должны очень обижаться на меня, на вашего давнего друга. Мы давно знакомы. В Москве я частый гость. Это есть мой бизнес.
Группа остановилась на краю выемки. Пораженные американцы любовались грандиозным сооружением.
— У вас прежде говорили: «Догнать и перегнать Америку». Начиная с первого спутника Земли, догонять приходится американцам. Такого дока нет в Америке, — натянуто улыбаясь, сказал миллионер.
— Трудно вам придется, — пообещал Андрей. — Мы забраковали этот док.
— Забраковали? Хэлло, Майк! Вы слышите, это им не нравится!
— Мне уже сказал мистер Денисюк. Они собираются сделать его в шесть раз длиннее.
— Мой бог! До сих пор самый высокий дом, самый длинный мост, самый лучший образ жизни были в Америке.
— Как видите, советские люди во многом оставляют вас позади, — сказал Андрей.
Майк отошел с Денисом.
— Мы, коммунисты в Америке, так угадываем: мост сделает нас ближе, — сказал Майк.
— К социалистической стране.
— Не только есть. К социализму.
— А господа капиталисты?
— У них нет другой выход. Или война, или мост. Им нужна прибыль, а для этого надо продавать. А куда?! Кому? И мистер Игнэс придумал «закон выгоды». Только я думал есть: марксизм давно установил закон капитализма.
— Выходит дело, мост всем нужен.
— Враги найдутся.
— Беречь будем.
— Вместе беречь! — И два коммуниста, советский и американский, крепко пожали друг другу руки.
Это послужило как бы сигналом. Мистер Игнэс тоже стал трясти руки Андрею, Степану Григорьевичу, Милевскому, Сурену, Денису.
— Мне очень приятно уезжать, повидавшись с вами, господа. Я буду частым гостем, как сказал мистер сенатор… буду ездить есть галушки к господину…
— Денисюку, — услужливо подсказал Милевский.
Молоденькая девушка-секретарь принесла Андрею и Милевскому телеграммы.
— Из Совета Министров, от Волкова, сказал Андрей.
Степан Григорьевич заглянул брату через плечо. Прочтя бланк, оба переглянулись.
— Видишь, Степан. Не все, чему ты меня учил, теперь годится. Волков пишет о принципе доверия сверху донизу. Мне и тебе доверяют строить мост, а не Милевскому, мы доверяем Сурену, мастеру, рабочему… Важно построить мост, не истратив лишних денег, а не выполнять инструкции…
Степан Григорьевич закусил губу.
Милевский, прочтя телеграмму, сразу почувствовал себя плохо. Схватившись рукой за сердце, он потребовал медсестру и валидол.
— «Принцип доверия»! — взволнованно ходил по кабинету Андрей. Понимаете ли вы, друзья, какую это накладывает ответственность, какая бездна инициативы от каждого из нас требуется?
— Слушай, Андрей! Очень понимаю. На тебя гляжу и понимаю! Плечом повернул — и все через голову пошло! Вот что значит в Горном Карабахе побывал!
Автомобиль мчал американцев по шоссе. Море отступило. Кругом, напоминая его простор, тянулась степь, вдали, будто берег, виднелись холмы.
— Они привыкли к размаху, — говорил Игнэс, озираясь вокруг. — Меня тревожит эта энергия русских. Вы, сенатор, хоть и коммунист, но все же американец. Боюсь, что усилия этих парней окончательно подорвут технический престиж Америки. Они строят док, мы опаздываем. Пусть инженер Кандербль покрутит мозгами… Надо зарядить этого Меджа… Надо чем-то удивить мир. Надо бороться, сэр!
— Мистер Игнэс, на такую борьбу я согласен. Уверен, что американские парни — неплохие техники и поспорят с советскими ребятами.
— Надо бороться, Майк. И так, чтобы это действовало на воображение. Люди очень это любят. Тогда это выгодно.
Глава девятая
ЛОНГ-БИЧ
— Ах, какая прелесть! Джонни, вы только посмотрите, какая прелесть!
— Замечательно! Мне даже кажется, что этот пляж построен как раз той же самой фирмой, что и бетонированная дорога, по которой мы ехали.
— Джонни, вы просто ничего не понимаете! Этот пляж никем не построен.
— В самом деле? Никогда не думал, что вы безбожница.
— Замолчите и подъезжайте скорей к самой воде. Я хочу видеть океанский прибой.
Молодые люди ехали в небольшой открытой машине. Глория встала во весь рост. Ее розовый шарф развевался, выбивающиеся из-под маленькой шапочки волосы рвались назад Радостными глазами она смотрела на поразительно ровную белую линию океанского прибоя, тянувшуюся, насколько хватал глаз.
— Уверяю вас, Глория, это не линия прибоя, а нарисованная реклама; все специально подготовлено к сегодняшнему знаменательному дню.
— Поезжайте вдоль линии, чем бы она ни была.
Волны с шуршанием подкатывались почти к самым колесам машины, едущей по гладкому, словно укатанному песку.
— Великолепное шоссе! — восхищался Джонни. — Мы с вами путешествуем уже целый месяц и нигде не видели ничего подобного. Понятно, почему все мировые автомобильные рекорды поставлены именно на этом пляже.
— Джонни! — радостно закричала Глория. — На побитие рекорда! Давайте!
— Не вижу стартера и хронометристов. Кроме того, я сегодня не давал интервью.
— Ну, Джонни, милый, на побитие рекорда! Вы не драйвер, а холодный студень. Смотрите, вас обгоняет «Крайслер».
— Ах, в самом деле? Ну, это мы еще посмотрим.
«Крайслер» поравнялся с машиной молодых людей. В ней ехала целая семья.
— Мэри, Мэри, прибавь ходу. Покажи этим туристам, что мы тоже понимаем кое-что в хорошей дороге, — наклонился с заднего сиденья толстый дядя Бен.
— Держитесь! — весело воскликнула Мэри.
Две машины помчались рядом. Легонькая машина молодых людей сначала стала уходить, но Мэри постепенно набирала скорость. Два ее брата, сидевшие сзади вместе с отцом, подбадривали ее.
— Джонни! Они нас нагоняют! — кричала Глория, почти задыхаясь от ветра.
Машины снова пошли почти рядом. Джонни выжал из своей все, что мог, но «Крайслер» нагонял. Глория слышала, как возбужденно кричали пассажиры в закрытом лимузине.
Впереди видно было много машин. Они стояли вдоль берега цепочкой.
— Остановитесь, Джонни, я не хочу стоять в толпе автомобилей!
— Мы проедем еще немного, вон там станция прибытия.
— Хорошо, — согласилась Глория обиженным тоном.
«Крайслер» легко уходил вперед. Он казался врезанным в песок пляжа, лишь постепенно уменьшаясь в размерах. Колеса его не подскакивали ни на одной выбоине.
Джонни затормозил.
Глория недаром сказала про толпу автомобилей. Машины расположились на пляже, как купающиеся в воскресный день. Их владельцы сидели подле них прямо на песке, раскрыв зонтики или устроив подобие палаток. Скопление людей и машин простиралось, насколько хватал глаз, вдоль ровной линии прибоя. Это напоминало остановившуюся на отдых механизированную армию.
Среди бесчисленных легковых машин виднелись закрытые грузовики с рекламами «кока-кола» или «хат-догс» — сосисок.
— Остановимся здесь, — вздохнула Глория и капризно добавила: — Я хочу есть.
Джонни побежал за сосисками. Когда он вернулся, настроение у Глории уже улучшилось. Она смотрела на диковинный табор во все глаза и радовалась всему, что замечала…
«Крайслер» семьи старого дяди Бена продолжал нестись по песку. Они проезжали один десяток километров за другим, а скопище машин нисколько не редело.
— Ну и понаехало сюда народу, — отдувался дядя Бен. — Клянусь долларом, отец нашей прелестной Амелии умеет делать бизнес. На одном только обслуживании всей этой механики можно заработать немалые деньги.
— Я думаю, что мистера Меджа это нисколько не интересует. Вы знаете, что он сейчас занят исключительно политикой.
— Дорогой мой Генри, пусть мне вспорют мой живот, если в Америке найдется хоть один американец, которого не интересуют доллары. Ха-ха-ха-ха! Не так ли, мои мальчики?..
— Сколько же мы будем еще ехать? — спросила, не оборачиваясь, Мэри.
— А в самом деле, мы отмахали чуть ли не сотню миль. Тормози, Мэри. Стоп!
«Крайслер» остановился.
Дядя Бен, его сыновья, Мэри и Сэм вышли на песок, разминая ноги.
— Сити! Настоящий город! — воскликнул дядя Бен, прикладывая руку к глазам и озирая всю прибрежную полосу. — Однако, мальчики, нам все-таки надо осмотреть трассу поезда. Времени осталось не так много.
Группа молча подошла к темной полуцилиндрической выемке, сделанной прямо в песке, метрах в двухстах от воды. Она напоминала неимоверно длинный металлический лоток, протянутый так же ровно, как и сам берег.
Дядя Бен посмотрел в одну сторону, потом в другую и убедился, что лоток этот, превращаясь в едва видимую черную нить, исчезает за горизонтом.
Вместе с семьей дяди Бена к сооружению подошло еще несколько групп американцев.
— Железные плиты? Гмм… — глубокомысленно заявил дядя Бен, ощупывая сооружение. — А рельсы все-таки есть.
— В самом деле, почему бы им совсем не отказаться от рельсов? — заметил Генри.
— Э! У этого Кандербля не голова, а целый мозговой синдикат. Тут что-нибудь есть.
— Недаром наша Амелия так за него цепляется, — живо вставила Мэри.
— Всякий делает свой бизнес, — сердито буркнул дядя Бен.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть… Внимание, внимание… Даем счет для настройки.
Все обернулись назад, откуда слышался громоподобный голос репродуктора.
— Ага, они радиофицировали трассу! Узнаю старину Меджа. Он предусмотрел все.
— А все-таки интересно было бы узнать, как все технически устроено у этого Кандербля? — заметил Сэм Дикс.
— Раз… два… три… Кончайте настройку. Через двенадцать минут начинаем передачу по трассе, начинаем передачу по трассе, кончайте настройку. Раз, два, три, четыре, пять…
— Подойдемте к машине: надо будет закусить, ну и все прочее… — И дядя Бен хитро посмотрел на сыновей.
Джемс осклабился и почти бегом направился к машине.