Эллери Квин

«Тайна Испанского мыса»

Голая правда. Гораций. Кармина. 1.24.7
Предисловие

Испанский мыс, необычная береговая формация на Северо-Атлантическом побережье и его окрестности. Мыс, отвесный скалистый выступ, размером с квадратную милю, который соединяется с материковой частью узким скалистым языком. Несмотря на то что мыс расположен всего в нескольких сотнях ярдов от широкой автотрассы и окружен общественными пляжами, он представляет собой совершенно уединенное и практически недосягаемое место. Я очень хорошо знаю это место, ибо множество раз наблюдал его с моря со своей скромной моторной лодки и не менее чем трижды любовался панорамным видом с воздуха, поскольку Испанский мыс лежит прямо по курсу главных авиалиний с севера на юг.

С моря он похож на гигантскую, выветрившуюся от времени каменную глыбу, отколовшуюся от материнской горы, грубо обрезанную по краям и брошенную в воды Атлантического побережья мокнуть основанием за тысячи миль от места своего рождения. Когда вы приближаетесь к нему — настолько близко, насколько позволяют эти дьявольски острые скалистые выступы, окружающие подножие, — он становится гранитной крепостью, жуткой в своем величии, неприступной и непреодолимой, как Гибралтар.

С моря Испанский мыс выглядит мрачным и довольно устрашающим объектом.

Но с воздуха вы получаете совершенно иное, почти поэтическое впечатление. Далеко внизу под вами причудливой формы изумруд, темно-зеленый и загадочный, оправленный в муаровую рябь морской синевы. Он густо зарос деревьями и подлеском; с высоты самолета видно лишь три объекта, на которых глаз может отдохнуть от превалирующей зелени. Первый — это маленькая белая песчаная бухта со слегка приподнятой террасой (однако остающейся ниже уровня окружающих ее скал). Второй — это само здание, длинное и в некотором смысле фантастическое жилище, гасиенда в огромной чаше, с оштукатуренными стенами, патио и черепичной испанской крышей. Однако нельзя сказать, чтобы она была уродлива, — просто чужеродна современному стилю янки, вроде той бензоколонки, что с воздуха кажется расположенной рядом с домом, а на самом деле находится не на самом Испанском мысе, а по другую сторону шоссе.

Третий объект — идущая ниже уровня леса дорога, словно нож прорезающая зелень мыса, прямая, словно индейская стрела, пущенная от шоссе к узкому скалистому перешейку, который соединяет мыс с материком и срезает расстояние от центра мыса до бухты. Эта утопленная дорога с воздуха выглядит белой, и, хотя я ни разу не ступал по ней, подозреваю, что она бетонированная — даже в ночи мерцает под луной.

Как и самым сведущим обитателям этой части побережья, мне было известно, что эта странная скалистая формация, представляющая собой результат терпеливого жевания морских челюстей в течение миллионов лет, является собственностью Уолтера Годфри. Мало кто знал больше, поскольку Годфри не преминул воспользоваться счастливой возможностью сверхбогачей жить отшельником. Я ни разу не встречал человека, который побывал бы на Испанском мысе, единственной летней резиденции Годфри, пока не произошли драматические события, разрушившие его привычную изоляцию, именно эти события и заставили моего доброго друга Эллери Квина, которого, похоже, преследует злой рок, вторгнуться в частные владения Уолтера Годфри.

Несмотря на все попытки сопротивляться этому року, Эллери постоянно либо предшествовал, либо следовал за преступлением самого жестокого характера. Один из наших общих знакомых полушутя как-то сказал мне: «Всякий раз, когда я приглашаю Квина куда-нибудь пообедать или провести уик-энд, я сдерживаю дыхание. Он притягивает к себе убийства точно так же, как охотничья собака — да простит он мне это сравнение — притягивает блох!»

Это на самом деле так. И именно такое случилось с ним и на Испанском мысе.

В загадке «раздетого человека» — как Квин сам называет ее — кроется много поразительного, необычного и явно сбивающего с толку. В реальной жизни крайне редко случается так, чтобы столь странное преступление было совершено в окружении такого потрясающего великолепия. Убийство Джона Марко, произошедшее, как потом оказалось, после ошибочного похищения, и необъяснимая нагота убитого превращали расследование дела в сплошную головоломку. Это теперь оно всего лишь история очередного успешного применения дедуктивного метода Квина — увлекательный детектив для чтения.

Как всегда, я считаю себя счастливчиком, обладающим привилегией глашатая в этой трагедии ужасных ошибок. Да простит мне мой друг, что я снова хочу усыпать цветами триумфальный путь его блестящего ума, одержавшего верх над делом, которое так долго казалось неразрешимым.

Дж.Дж. Мак-К.

Нортгемптон

Глава 1

КОЛОССАЛЬНАЯ ОШИБКА КАПИТАНА КИДДА

С какой стороны ни посмотри, это был грубейший промах. Преступники и прежде совершали ошибки, обычно в результате поспешности, небрежности или недальновидности ума, и почти всегда во вред самим себе. В конце концов они оказывались там, где меньше всего ожидали, — за стальными прутьями тюремной решетки, где могли поразмышлять над своими ошибками, а заодно и над самыми мрачными перспективами на будущее. Но это была ошибка, достойная быть занесенной в скрижали истории.

Капитан Кидд[1], названный так бог знает по какой причуде, среди прочих своих немногих достоинств не обладал, мягко говоря, особыми умственными способностями. Это была просто гора в человеческом обличье, и, словно в отместку за его физическую гиперболизацию, создатель, пребывающий, видимо, в дурном настроении, обидел его умом. С самого начала было ясно, что промах, о котором пойдет речь, не что иное, как проявление исключительной тупости капитана Кидда.

Самое печальное заключалось в том, что это была одна из тех преступных ошибок, которая, казалось, не накладывала никакой ответственности на негодяя, совершившего ее; и еще в меньшей степени на ту таинственную персону, которая дергала за веревочки эту безмозглую тушу. Все последствия, естественно, пали на голову ее жертвы.

Ответ на вопрос, почему фортуна в образе отвратительного громилы, капитана Кидда, выбрала беднягу Дэвида Каммера на роль жертвы — когда это случилось, с этим согласились все (включая и мистера Эллери Квина), — это одна из тех вселенских загадок, разгадка которой окутана тайной. Оставалось лишь кивать в немом сочувствии на истерические причитания его сестры Стеллы: «Но ведь Дэвид всегда был таким тихим мальчиком! Я помню... как-то раз, когда мы были еще детьми, цыганка гадала ему по ладони и нагадала «злую долю». О, Дэвид!»

Но это долгая и запутанная история, а то, как мистер Эллери Квин ввязался в это дело, — совсем другая история. Словно пытливый исследователь, изучающий будто бы под микроскопом phenomena curiosa[2] человеческого ума, он под конец имел причины быть благодарным судьбе за эту нелепую ошибку капитана Кидда. И когда после целой череды безумных дней все наконец выплыло наружу, Квин с необычайной ясностью увидел, какую важную услугу оказала ему эта ошибка. В известном смысле вся нить рассуждений Эллери исходила из нее. Хотя поначалу она лишь все путала.

По всей вероятности, сей досадный промах не имел бы места, если бы не отвращение Дэвида Каммера к скоплению людей, с одной стороны — это была скорее личная неприязнь, чем патологический страх, — и его привязанность к Розе, его племяннице, с другой. И первое, и второе как нельзя лучше характеризуют его. Каммер никогда не интересовался людьми: они вызывали у него лишь скуку или раздражение. И тем не менее сей отшельник был обожаем и даже любим.

К моменту описываемых событий этому высокому, сильному и моложавому мужчине было около сорока. Он слыл человеком, абсолютно убежденным в своих взглядах, не менее самоуверенным, чем Уолтер Годфри, его знаменитый зять. Большую часть года Каммер обитал в своем холостяцком гнезде в Мерри-Хилл, а летом жил вместе с семейством Годфри на Испанском мысе. Сам Уолтер Годфри, желчный циник, часто подозревал, что Каммера притягивали туда не столько родственные чувства к сестре и племяннице, сколько невероятное великолепие самого места — что вряд ли можно назвать справедливым. Однако оба имели много общего: оба были одиночками, молчунами и в каком-то смысле неординарными личностями.

Временами Каммер, надев сапоги, уходил бродить по окрестностям и исчезал на неделю, развлекаясь охотой, а то плавал на лодке Годфри или на его большом катере вдоль берега. Он давно овладел премудростями игры в гольф с девятью лунками на корте, расположенном в западной части мыса, хотя играл редко, называя гольф «игрой старичков». Его можно было уговорить сыграть пару сетов в теннис, если соперники проявляли достаточную настойчивость; но обычно Каммер занимался тем, что позволяло получать удовольствие в одиночку. Разумеется, у него был собственный доход. Он немного пописывал, в основном на тему природы.

Дэвид не был романтиком — жизнь преподнесла ему несколько жестоких уроков, как он любил говорить, — поэтому твердо придерживался реалистических взглядов. Человек, главным образом, действия, он предпочитал «смотреть фактам в лицо». Его жизнь не усложнялась проблемой секса; да и вообще, если не считать его сестру Стеллу и племянницу Розу, женщины значили для него еще меньше, чем ничего. В кругу миссис Годфри поговаривали, будто в юности Каммер пережил несчастную любовь; но никто из семейства Годфри никогда это не обсуждал, а он, разумеется, упорно хранил молчание.

Такова была жертва, Дэвид Каммер, высокий и смуглый человек атлетического телосложения, который оказался похищенным капитаном Киддом.

Роза Годфри пошла в Каммеров: у нее были резко очерченные черные брови, присущие их клану, крупный прямой нос, спокойные глаза и стройная, крепкая фигура. Поставленные рядом, она и ее мать могли сойти за сестер, а Каммер — за их старшего брата. Как и ее дядя, Роза обладала ясным рассудком, не унаследовав ничего от нервозности Стеллы: ни ее неугомонной жажды общества, ни природной ограниченности ума. Разумеется, между нею и ее дядей не было ничего такого, что можно было бы дурно истолковать. Их привязанность друг к другу основывалась на уважении к кровным узам; оба возмутились бы любым намекам на что-либо другое; кроме того, их разделяло двадцать лет разницы в возрасте. И тем не менее, когда у Розы случались неприятности, она бежала жаловаться не матери и не отцу, который втихомолку занимался исключительно самим собой и не требовал ничего другого, кроме как чтобы его оставили в покое, а Каммеру. Так повелось еще с тех пор, когда Роза носила косички. Любой другой отец возмутился бы против узурпации его моральных прав, но Уолтер Годфри был для семьи не меньшей загадкой, чем для его пугливых овец, стрижкой которых он увеличивал свое и без того непомерное состояние.



* * *



Дом был полон людей; по крайней мере, таким он казался Каммеру. Склонность его сестры Стеллы к светским развлечениям в результате вылилась, как он мрачно заметил в субботу вечером своему молчаливому зятю, в особо гнусную компанию гостей.

Сезон подходил к концу; и все лето было омрачено раздражающими своей продолжительностью визитами весьма странных личностей. Само собой, Марко тоже был здесь и на протяжении многих недель вежливо игнорировал мрачные взгляды мужской половины родственников хозяйки. Он был самой неудачной идеей Стеллы Годфри, как однажды мрачно выразился ее муж. Однако красавчик Джон Марко, у которого не нашлось бы в целом мире ни единого друга-мужчины, не принадлежал к тем, кто особо настаивал на соблюдении церемоний. Будучи однажды приглашенным, он завис здесь навсегда, как заметил Каммер: «с наглой настойчивостью краба». Марко сумел отравить лучшее время лета даже Уолтеру Годфри, который в грязном старом халате обычно спешил в свой сад камней, откровенно преданный забвению гостями, приглашенными в дом его женой. Другими отравившими лето персонами были Лаура Констебль, «толстая, буйная дама лет сорока», как, хихикнув, охарактеризовала ее Роза; Мунны, муж и жена, о которых также нельзя было сказать ничего лестного; и блондин Эрли Корт, унылый молодой человек, который неотступно наведывался на Испанский мыс по выходным, томимый любовью к Розе. И хотя их было не так уж и много, но — не считая, пожалуй, Корта, к которому он относился с презрительной симпатией, — для Каммера они составляли целый батальон.

Субботним вечером после позднего обеда Каммер увлек Розу из прохладного патио во все еще нагретый солнцем сад, спускавшийся покато вниз от громадного испанского дома. Во внутреннем дворике, вымощенном плитами, Стелла вела беседу со своими гостями; Корту, опутанному паутиной игривости миссис Мунн, оставалось лишь метать огненные взгляды в сторону дяди и племянницы. Уже начинало темнеть, и на фоне неба вырисовывался воистину божественный профиль Марко, который грациозно опирался на подлокотник кресла миссис Констебль, нарочито позируя на радость всего дамского общества. Впрочем, он всегда позировал, так что в этом не было ничего особенного. Беседа, в которой доминировал Марко, не содержала в себе ничего примечательного и велась на повышенных тонах, напоминая кудахтанье кур.

Каммер вздохнул с облегчением, когда они направились вниз по каменным ступеням.

— Боже, ну и компания! Послушай, Роза, твоя благоверная мамочка — сущее наказание. Зазывая сюда этих полоумных, она явно становится угрозой для порядочного общества. Понятия не имею, как Уолтер терпит все это. Просто какие-то вопящие бабуины! — Усмехнувшись, он взял ее руку. — Моя дорогая, ты сегодня — само очарование!

Роза была одета в нечто белое и воздушное, сбегающее за ней по камням.

— Спасибо, сэр. Это совсем просто, — ответила она, улыбаясь. — Сочетание органди с черной магией мисс Уолкер. Ты такой наивный, Дэвид, и к тому же бука. Но ты всегда все замечаешь. И намного глубже, — добавила она, перестав улыбаться, — чем остальные.

Каммер зажег свою бульдожью трубку и принялся с наслаждением попыхивать ею, глядя в небо с розоватыми отблесками заката.

— «Чем остальные»?

Роза закусила губу, и они стали спускаться вниз по ступеням лестницы. Затем в молчаливом согласии оба повернули к террасе над пляжем, пустынной в эти часы, откуда их не было видно и слышно из дома наверху. Это было маленькое уютное местечко, очаровательное в наступивших сумерках: всю площадку выстилали цветные плиты, а белые балки образовывали над головой крышу без стен. От дорожки вниз к террасе вели ступени, такие же ступени шли и от террасы вниз, к пляжу в форме полумесяца. Роза уселась в плетеное кресло под большим пляжным зонтом, сложила на груди руки и, поджав губы, устремила взгляд поверх маленького пляжа и плещущихся о песок волн. Через узкий вход в бухту далеко, на вздымающейся бескрайней синеве, можно было различить белые паруса.

Каммер наблюдал за ней молча, попыхивая трубкой.

— Что тебя беспокоит, детка?

Она вздрогнула.

— Беспокоит? Меня? С чего ты взял...

— Ты действуешь, — усмехнулся он, — так же стремительно, как и плаваешь, Роза. Боюсь, с тобой что-то не ладно. Это все из-за твоего Гамлета, Эрли...

Она фыркнула.

— Эрли! Как будто он может интересовать меня. Понятия не имею, почему мама разрешает ему таскаться в дом, когда ему вздумается. Она, должно быть, повредилась рассудком. Он все время торчит у нас, но мне до него нет дела. Ты же знаешь, мы с тобой уже все обсудили, Дэвид. О... ну, допустим, я сделала глупость в тот раз, когда мы обручились...

— В который? — мрачно спросил Каммер. — О да! В восьмой, кажется. Полагаю, прежние семь ты просто играла в куклы. Моя дорогая девочка, ты еще совсем дитя...

— Спасибо, дедуля! — язвительно парировала она.

— ...как и твой мрачный обожатель. Я твердо верю в брак, основанный на духовной близости. Ради... э... блага семьи. Знаешь, Роза, ты могла бы найти кого-нибудь и похуже, чем Корт с его Weltschmerz[3].

— Хотела бы я знать где? Я не ребенок. А он... он просто невыносим. Ты только представь себе взрослого человека, лижущего туфли разряженной, раскрашенной кукле, слабому подражанию дешевой хористочке...

— Верно подмечено... — вздохнул Каммер. — Кошачья черта. Роза, дитя мое, будь благоразумной. Если кто и лижет туфли, так это миссис Мунн, а не Эрли, я уверен. Всего минуту назад он смотрел на тебя как больной теленок. Да будет тебе, Роза, ты просто прячешься.

— Не понимаю, о чем ты, — отозвалась она, глядя на море. Оно лежало под ними, теперь уже не синее, а пурпурное. Розовые отблески в небе потухли под аккомпанемент ударов прибоя.

— Мне кажется, ты все очень хорошо понимаешь, — тихо произнес Каммер. — Боюсь, ты стоишь на краю пропасти, Роза, дорогая. Уверяю тебя, это безумие. Будь это любой другой мужчина, а не Марко, я не стал бы вмешиваться. Но при сложившихся обстоятельствах...

— Марко? — Она не слишком убедительно изобразила удивление.

В циничных голубых глазах Каммера девушка прочла насмешку. Даже в сгущавшихся сумерках она разглядела эту насмешку и опустила свои, такие же голубые глаза.

— Кажется, я тебя уже однажды предупреждал, дорогая. Но я не думал, что дело дойдет до этого...

— До чего?

— Роза... — Прозвучавший в его голосе упрек заставил ее слегка покраснеть.

— Мне... мне казалось, — сдавленно начала она, — что мистер... мистер Марко ухаживал за миссис Мунн и миссис Констебль, и за... за мамой тоже! Но не за мной, Дэвид!

— Я не об этом, — заметил мрачно Каммер. — В данный момент мы обсуждаем более молодую, хотя, надеюсь, не более глупую особу. — Его глаза сузились, когда он наклонился к ней. — Говорю тебе, этот человек — никчемный авантюрист. Никакого видимого дохода. Подмоченная репутация, насколько я слышал, а я потрудился разузнать о нем кое-что. О, я понимаю тебя, его внешний шарм...

— Спасибо. Ты разве не знал, Дэвид, дорогой, — затаив дыхание, ехидно поинтересовалась Роза, — что внешне он очень сильно напоминает тебя? Возможно, это своего рода сексуальная компенсация...

— Роза, не будь вульгарной. Мне не до шуток. В этом мире для меня существуют только две женщины: твоя мать и ты. Я должен сделать тебе внушение. Говорю тебе...

Она резко поднялась, не отрывая глаз от моря.

— О, Дэвид, я не хочу обсуждать это! — Ее губы дрожали.

— Нет, хочешь, детка. — Положив трубку на стол, он повернул ее за плечи к себе так, что ее голубые глаза оказались совсем близко от его. — Я давно это видел. Если ты поступишь так, как собираешься...

— Откуда тебе известно, что я собираюсь сделать? — тихо спросила она.

— Догадываюсь. Зная грязный ход мыслей Марко...

Она схватила его за руку.

— Но, Дэвид, я ему ничего не обещала...

— Не обещала? По торжествующему блеску его глаз я предположил противное. Говорю тебе, я слышал, что этот человек...

Она гневно уронила его руку.

— Все это чушь, что ты там слышал! Джон настолько хорош собой, что все мужчины его не выносят на дух. Естественно, у такого красавца должны были быть женщины... Дэвид, пожалуйста! Я не стану больше слушать, ни единого слова.

Отпустив плечи девушки, Каммер молча посмотрел на племянницу долгим взглядом, потом повернулся, взял трубку, вытряхнул пепел и сунул ее в карман.

— Поскольку ты не менее упряма, чем я, — пробормотал он, — полагаю, я не имею права жаловаться. Ты приняла твердое решение, Роза?

— Да!

Затем оба замолчали и, повернувшись к ступеням, ведущим к террасе, слегка придвинулись друг к другу. С верхней дорожки кто-то спускался к террасе.



* * *



Это было странно. Они слышали тяжелые шаги по гравию, приглушенные хрустящие звуки, как будто кто-то неуклюже крался, словно огромный великан пытался пройти на цыпочках по битому стеклу, не обращая внимания на боль.

Почти стемнело. Каммер глянул на свои наручные часы. Было половина девятого.

Роза почувствовала, как по телу пробежали мурашки, и ее, непонятно почему, кинуло в дрожь. Она съежилась, припав к спине дяди и уставившись на темную тень на дорожке над ними.

— В чем дело? — спокойно спросил Каммер. — Роза, да ты вся дрожишь.

— Не знаю. Я бы хотела... Интересно, кто там?

— Вероятно, Джером, совершающий свой бесконечный обход. Присядь, дорогая. Мне жаль, если я заставил тебя нер...

Пустяк зачастую влечет за собой важное последствие. Казалось, все было вызвано чистой случайностью. Каммер был одет исключительно в белое; высокий мужчина, брюнет, чисто выбритый, не лишенный привлекательности... Да и темнело очень быстро, наступала одна из тех непроглядных ночей, особенно темных над этим безлунным побережьем.

Наверху ступеней террасы маячила чернильно-черная фигура — монументальная, состоящая из одних теней. Она плавно двинулась, затем неподвижно застыла, как если бы пыталась разглядеть их лица.

Хриплый бас выкрикнул:

— Тихо! Вы оба! Вы под прицелом!

И они различили в темноте что-то небольшое, кажется руку.

— Кто, черт возьми, вы такой? — спокойно поинтересовался Каммер.

— Не важно, кто я. — Громадная тень даже не шелохнулась.

Роза замерла, чувствуя рядом напрягшееся тело Каммера. Она схватила в темноте его руку и сжала ее, предостерегая, умоляя. Теплые, сильные пальцы сомкнулись поверх ее, и она бесшумно вздохнула, немного успокоенная.

— Топайте наверх, — потребовал бас, — быстро и без шума.

— Вы что, наставили на нас револьвер? — спросила Роза, удивляясь спокойствию своего голоса.

— Топайте сюда!

— Пошли, Роза, — мягко предложил Каммер, беря ее повыше локтя за обнаженную руку.

Пройдя по плитам террасы, они начали подниматься по ступеням. Бесформенная глыба слегка отступила назад. Теперь, когда неосязаемая угроза материализовалась, Розе захотелось засмеяться. Все выглядело так глупо! И где — на Испанском мысе! Вероятно, это просто чья-то дурацкая шутка. Несомненно, это Эрли! Очень даже в его духе...

Но, вместо смеха, у нее перехватило дыхание. На расстоянии вытянутой руки басивший великан превратился в реальность. Теперь она его видела, не совсем отчетливо, но достаточно, чтобы убедиться, что перед ней настоящее чудовище.

Человек — если только его можно было назвать человеком — возвышался горой, рядом с которой даже высокий Каммер выглядел пигмеем. Должно быть, в нем было не меньше шести футов девяти дюймов роста; жирный, настоящий китайский борец, непомерно раздутый Фальстаф с огромным животом и плечами Першерона. Нет, с содроганием подумала Роза, он слишком огромен и слишком толст, чтобы быть человеком. Револьвер 38-го калибра в его руке выглядел просто детской игрушкой. Одет мужчина был в нечто вроде грубой пародии на морской костюм: грязные рваные штаны, походившие на раздутые ветром паруса, черный, а может, темно-синий бушлат с тусклыми медными пуговицами и кепку с надорванным и треснутым козырьком.

И для большего ужаса верхнюю часть его физиономии покрывал платок — черный платок, вероятно бандана, доходившая ему до самых глаз. Роза едва не открыла рот от удивления: у него был только один глаз. Надо же, этот циклоп обходился всего лишь одним правым глазом! Поверх левого шла черная повязка... Внезапно Роза едва не рассмеялась. Еще тот грабитель! Как будто повязка могла бы гарантировать анонимность этому грубому животному, размером и весом с гору! Да еще одноглазому!.. Смех, да и только.

— Вы можете снять эту грязную тряпку с лица, — проговорила она, затаив дыхание. — Мы можем дать ваше описание...

— Роза, — предостерегающе произнес Каммер.

Она остановилась. Они слышали, как великан набрал в легкие воздух.

— Однако вы этого не сделаете, — прохрипел бас не совсем уверенно. — Вы этого не сделаете, дамочка. — Было что-то медлительное, неуклюжее и по-бычьи тупое в вибрации его голоса. — Вы оба, топайте по этой дорожке до поворота на автостраду; усекли? Я пойду за вами, с пушкой наготове.

— Если вы пришли нас грабить, — с презрением произнесла Роза, — то возьмите мое кольцо, браслет и покончим с этим. Я уверена, мы не...

— Нужны мне ваши побрякушки! Топайте.

— Послушайте, — спокойно начал Каммер, упершись руками в бока. — Зачем бы вы ни пришли, вам незачем втягивать в это даму. Если вам нужен я, то...

— Вы — Роза Годфри? — рявкнул великан.

— Да, — ответила Роза, снова ощутив страх.

— Это все, что мне нужно знать, — прогромыхал он в ответ, вроде как удовлетворенный. — Значит, я не ошибся. Вы и ваш ух...

Кулак Каммера утонул в брюхе великана. Роза в страхе повернулась бежать. В одно мгновение произошло несколько поразительных вещей. Несмотря на всю свою тучность, у великана под толстым слоем жира оказалось настоящее железо. Кажется, удар не произвел на него ни малейшего впечатления — он даже не охнул. Вместо этого великан сунул револьвер в карман, почти небрежно, и громадной лапищей схватил Каммера за шею, оторвав его от земли, словно мальчишку, а второй сжал плечо Розы. Роза открыла рот, чтобы закричать, но потом закрыла. Дэвид, задыхаясь, хватал ртом воздух.

Великан снисходительно пробасил:

— Никаких фокусов, усекли, вы оба? Обещаете вести себя хорошо, мистер Марко?



* * *



Роза почувствовала под ногами твердую почву; скалистые откосы, обступающие дорожку, закружились перед ее глазами: Каммер слегка шевельнулся, его лицо под загаром стало бледным, ноги дернулись, словно у повешенного.

Наконец она догадалась. Это заговор. Заговор, направленный против Марко, обожаемого всеми женщинами и ненавидимого всеми мужчинами. Бедный Дэвид! Ну конечно же его перепутали главным образом из-за одежды: сегодня вечером Марко тоже был во всем белом. Оба мужчины почти одного возраста, роста и сложения. Если этому гигантскому недоумку дали описание Марко, в темноте он легко мог спутать и принять за него Дэвида Каммера. Но откуда он знал, где их найти на этом растянутом на мили Испанском мысе? За ними никто не следил, в этом она была уверена. И кто мог сказать ему, как он будет одет? Потому что ему должны были это сказать... Тысячи разных мыслей роились в голове Розы. Она вернулась к реальности с ощущением, что прошло несколько часов.

— Отпустите его! — крикнула она. — Это не... не он! Отпустите его...

Великан высвободил ее плечо и накрыл ей рот грязной, кисло пахнувшей виски и такелажными снастями лапищей. Потом опустил Каммера на гравий и пальцами второй руки ухватил его за ворот пиджака. Каммер стал задыхаться, хватая ртом воздух.

— Топайте! — рявкнул великан, и они двинулись вперед.

Под железной ладонью Роза попыталась издать звук, один раз даже попробовала укусить ее. Но великан шлепнул ее по губам, и она сдалась, от боли на глазах выступили слезы. Они шли вперед, их захватчик между ними, одной рукой держа за ворот Каммера, а второй прикрывая рот Розы. Так они и двинулись в тишине, нарушаемой лишь шорохом гравия под их ногами, неуклюже, но довольно быстро направляясь по дороге обратно. По обеим сторонам возвышались отвесные скалы, геометрически образующие каньон.

Наконец они добрались до места, где дорожка ответвлялась налево и упиралась в широкую, уходившую вверх автостраду. В тени скалы прямо перед ответвлением стоял старый седан с потушенными фарами и уже развернутый в сторону шоссе, уводившего от Испанского мыса.

— Мисс Годфри, я сейчас уберу руку с вашего рта, — невозмутимо сообщил великан. — Но только попробуйте пикнуть, и, клянусь богом, я забью вам зубы в глотку. Вы откроете дверцу машины. Мистер Марко, когда я отпущу вас, я хочу, чтобы вы влезли в машину и сели за руль. Я сяду сзади и скажу, куда ехать. И ни звука, вы оба. А теперь делайте, как вам велено.

И он отпустил их. Каммер осторожно потрогал пальцами горло и попытался слабо улыбнуться. Роза вытерла губы изящным батистовым платочком, сверкнув в сторону дяди гневным взглядом. Но Каммер лишь тихонько покачал головой, как бы предупреждая.

— Послушайте, — в отчаянии прошептала Роза, поворачиваясь к великану, — это не Джон Марко! Это мистер Каммер, Дэвид Каммер, мой дядя. Вы схватили не того человека. О, разве вы не видите...

— Дядя, э? — хмыкнул великан, развеселившись. — Не Марко, да? Залазь, детка; мне бы не хотелось попортить тебе личико. А ты смелая!

— О, да вы просто тупой осел! — воскликнула она, однако открыла дверцу и забралась в машину.

Каммер, ссутулившись, последовал за ней; казалось, он покорился своей злой участи и, видимо, берег силы для последней схватки. По крайней мере, такое впечатление сложилось в смятенном мозгу Розы. Поерзав на переднем сиденье, она бросила на гиганта сердитый взгляд. Он открыл заднюю дверцу и занес ногу, чтобы сесть в машину.

Она вздрогнула, догадавшись, что взошла луна, потому что теперь гравиевая дорожка поблескивала в темноте, а на полосатых откосах тускло вырисовывавшейся перед Испанским мысом скалы мерцали серебряные блики. Потом увидела ступню великана в рваном черном башмаке; это была его правая нога; на подошве красовалась дыра, из которой выпирал бугор подушечки большого пальца Гаргантюа. Ступня показалась ей такой огромной, что она зажмурилась. Трудно представить, чтобы это могла быть человеческая нога... Затем башмак исчез, и гигант, с трудом втиснувшись через заднюю дверцу, рухнул на сиденье. Жалобный скрип пружин вызвал у Розы желание рассмеяться. И она со страхом обнаружила, что находится на грани истерии.

— Поехали, мистер Марко, — пробасил голос. — Ключ зажигания на месте, а по вашей желтой тачке я знаю, что вы умеете водить.

Каммер наклонился вперед, нащупал ключ зажигания и, повернув его, надавил на стартер. Мотор тихо зажужжал, и он отпустил ручной тормоз.

— Куда? — хрипло спросил он.

— От мыса вперед. Прямиком по дороге через перешеек, потом через парк прямо и на шоссе. Там повернете налево — и вперед. — В его хриплом голосе послышалось нетерпение. — Одно неверное движение, и я вышибу тебе мозги, понял? А ты не ерзай, детка.

Закрыв глаза, Роза откинулась на спинку сиденья, когда машина тронулась с места. Все происходящее казалось ей дурным сном. Скоро она проснется и посмеется над своими нелепыми страхами. Потом отыщет Дэвида и расскажет ему обо всем, и тогда они вместе посмеются... Затем она ощутила рядом со своей рукой твердую руку Каммера и поежилась. Бедный Дэвид! Как это несправедливо по отношению к нему! Какой жестокий каприз судьбы... А что до нее... По спине девушки снова побежали мурашки. Она чувствовала себя слишком слабой, чтобы рассуждать.

Когда Роза открыла глаза, они оставили позади узкую полоску парка за перешейком и сворачивали налево. Через дорогу, прямо напротив въезда на парковую дорогу, горели огни автозаправочной станции. Она разглядела белеющую фигуру старины Гарри Стеббинса, склонившегося над бензобаком машины со шлангом в руках. Добрый старина Гарри! Если бы только она осмелилась крикнуть... Но в следующий момент Роза почувствовала на своей шее горячее, несущее кислым перегаром дыхание монстра и прямо в ухо услышала его предупреждающий рык. Она отодвинулась, чувствуя подступающую тошноту.

Каммер вел машину молча, почти покорно. Однако Роза знала Дэвида. У него был острый ум, который сейчас, она была уверена, лихорадочно работал. Девушка молча молилась, чтобы он нашел выход. Но чтобы справиться с этим монстром, понадобится нечто крайне изощренное. Мускулы, даже такие, как у Каммера, ничто против его нечеловеческой силы.

Они ехали по бетонному шоссе. Движение было довольно оживленным; машины двигались в парк развлечений Уайленд, находившийся десятью милями выше по шоссе. Субботний вечер... Интересно, что делают дома все остальные, подумала Роза. Мама. Джон Марко... Неужели Дэвид прав? Насчет Джона? Не совершила ли она ужасную ошибку? Но тогда... вполне возможно, с горечью подумала она, пройдет несколько часов, прежде чем обнаружится, что они с Дэвидом пропали. Обитатели Испанского мыса всегда где-то бродят, особенно Дэвид, да и она сама, когда у нее плохое настроение...

— Поверни здесь налево, — велел великан.

Они оба вздрогнули. Видимо, что-то не так? Они едва проехали милю, после того как свернули с дороги, ведущей к Испанскому мысу. Каммер пробормотал что-то сквозь зубы, но Роза не разобрала. «Поверни налево»... Это, должно быть, частная дорога, ведущая к хижине Уоринга, в сторону общественного пляжа...

Они снова пересекли пустынный парк и вскоре съехали с дороги на открытое пространство. Пляж... Машина ехала вдоль высокой ограды, а дорога из гравиевой превратилась в песчаную. Каммер включил фары; прямо у них на пути стояло несколько обветшалых домов. Он притормозил и тихо спросил:

— Куда, циклоп?

— Тормози. Прямо у тех хибар. — Великан злорадно хихикнул на вздох Розы. — Не вздумай орать, детка! Тут никого нет. Это хоромы Уоринга, которого тут не было все лето. Так что держи ротик на замке. Вперед, Марко!

— Я не Марко, — все тем же тихим голосом произнес Каммер, однако медленно двинулся вперед.

— И ты туда же! — грозно прорычал циклоп.

Роза откинулась назад в безмолвном отчаянии. Машина подкатила к коттеджу, неосвещенному и явно пустому. Позади него находилось небольшое строение, походившее на лодочный сарай; а рядом еще одно — должно быть, гараж. Они стояли совсем близко к пляжу. Выбравшись из машины, они увидели через сверкающую под луной воду возвышающиеся черные скалы Испанского мыса, находящегося всего в нескольких сотнях ярдов от них. Но с таким же успехом они могли бы быть и за сотни миль, что толку? Скалы были отвесными, не менее пятидесяти ярдов высотой, а у их основания лежали обрушившиеся вниз острые камни, о которые яростно бился прибой. Даже отсюда, от пляжа Уоринга, к мысу не было подхода. Скала высоко возвышалась над маленькими строениями, и на всей ее отвесной стене вряд ли можно было бы зацепиться за что-либо руками.

На другой стороне, где раскинулся общественный пляж, кроме замусоренного бумагой песка ничего не было. Под луной мерцал песок.

Роза заметила, что ее дядя быстро огляделся вокруг, и, как ей показалось, с отчаянием. Великан молча стоял позади, спокойно наблюдая за ними единственным глазом. Он действовал так, словно никуда не спешил, давая им возможность изучать пустынное место сколько душе угодно. От лодочного домика к воде вело нечто вроде пандуса, и наполовину в прибое стояла маленькая, но мощная на вид прогулочная яхта. На песке валялось несколько катков, двери лодочного домика были распахнуты настежь. Очевидно, этот монстр вломился в чужие владения, вытащил яхту и приготовил ее... но для чего?

— Это яхта мистера Уоринга! — выкрикнула Роза. — Вы украли ее... вы, вы просто чудовище!

— Не советую обзываться, мадам, — грубо оборвал ее великан, как если бы и в самом деле обиделся. — Черт, я делаю что хочу. А теперь, мистер Марко...

Каммер медленно развернулся и двинулся на своего захватчика. Роза, уловив в лунном свете блеск его синих глаз, поняла, что он готов на все. Это решение было написано на его гладком, жестком лице. Оно не отражало ни малейшего признака страха, когда он выступил против громадного чудовища в морском одеянии, спокойно наблюдавшего за ним.

— Я могу дать вам денег больше, чем вам доводилось видеть... — начал Дэвид Каммер спокойным, уговаривающим тоном, медленно надвигаясь на великана.

Каммер так и не закончил фразы, а Роза так и не узнала, что он намеревался сделать. Скованная ужасом, она лишь почувствовала, что ноги стали ватными. Потому что все произошло мгновенно. Роза даже не успела моргнуть глазом, как великан взмахнул кулаком. Огромная палица из кости и мяса тупо ткнула во что-то мягкое, и следующее, что увидела девушка, было лицо Дэвида, ныряющее куда-то ниже уровня ее изумленных глаз. Потом он растянулся на песке и затих.

В ее мозгу что-то вспыхнуло, она с громким криком кинулась на монстра и вцепилась ногтями в его огромную спину. Он спокойно наклонился над лежавшим без сознания человеком, прислушиваясь к его дыханию. Почувствовав на себе ее вес, страшный гигант выпрямился и легонько тряхнул плечами, и она, всхлипнув, шлепнулась на песок. Не говоря ни слова, великан подхватил ее и понес, брыкающуюся и плачущую, к темному коттеджу.

Дверь была закрыта или заперта на засов. Подхватив Розу одной рукой, второй он саданул по дверной панели; послышался треск. Он распахнул ногой сломанную дверь и внес ее внутрь.

Последнее, что увидела Роза, прежде чем ее захватчик носком ботинка захлопнул дверь, было лицо Дэвида Каммера на песке перед яхтой, бесшумно качающейся на воде под луной.



* * *



Это была гостиная, вполне обжитая, как она с удивлением успела заметить в свете луча электрического фонарика великана. Роза не была знакома с Холлисом Уорингом и ни разу не встречалась с этим бизнесменом из Нью-Йорка, временами проводившим здесь неделю или несколько дней. Она часто видела его плавающим за мысом (как позже сказала мистеру Эллери Квину) на той самой яхте, что сейчас стояла у причала, — маленького, тщедушного, седого мужчину в полотняной кепке, всегда одного. Она смутно припомнила, что с начала лета он не приезжал в свой коттедж, во всяком случае, до того, как Джон Марко появился в желтой спортивной машине с кучей багажа, и что ее отец как-то обронил, что Уоринг уехал куда-то в Европу. Роза не знала, знаком ли ее отец с Уорингом. Здесь, на побережье, они определенно не встречались, но могли быть наслышаны друг о друге в деловых кругах; у ее отца столько...

Великан опустил ее на коврик перед камином.

— Сядьте в то кресло, — насколько мог ласково приказал он. Затем пристроил фонарь на стоявшем рядом диване таким образом, чтобы его яркий свет падал прямо на стул.

Она молча села. На маленьком столике, меньше чем в трех футах от ее локтя, стоял телефон. По внешнему виду аппарата Роза догадалась, что это местный телефон, который, возможно, не отключен. Если бы только она могла дотянуться до него, схватить трубку, позвать на помощь... Великан взял телефон и поставил его на пол подальше от нее, натянув до предела провод. Роза обмякла в кресле, наконец сдавшись.

— Что вы собираетесь делать... со мной? — хрипло прошептала она.

— Я тя не трону. Не боись, детка. Мне нужна только эта пташка — Марко. Пришлось прихватить тебя, чтобы ты не подняла шум. А уж это как пить дать. — И он довольно хохотнул. Потом вытащил из кармана виток тяжелой веревки и принялся его разматывать. — Сидите тихо, мисс Годфри. Будьте паинькой, тогда все обойдется. — И прежде чем она успела шевельнуться, с невероятной для такой туши проворством связал ей руки за спиной, прикрутив их к спинке стула.

Роза отчаянно дернулась, но лишь сильнее затянула узел. Великан наклонился и привязал ее лодыжки к ножкам стула. Она разглядела клочья седых волос, выглядывающих из-под кепки, и уродливую ложбинку на багровой шее, перечерченную старым шрамом.

— А кляп в рот? — с горькой насмешкой спросила девушка.

— Зачем? — Он хмыкнул, явно развеселившись. — Орите сколько хотите, дамочка. Вас тут никто не услышит. Далековато мы забрались, однако.

Он поднял ее вместе со стулом и отнес к другой двери. Отворив ее пинком громадного ботинка, внес ее в маленькую душную спальню, где опустил вместе со стулом рядом с кроватью.

— Вы же не оставите меня здесь? — воскликнула Роза с отчаянием. — Я... я... умру от голода, задохнусь.

— Ну-ну, все будет хорошо, — успокаивающим тоном произнес он. — Я позабочусь, чтобы вас нашли...

— Но Дэвид... мой дядя — тот человек на берегу! — Она едва не задохнулась. — Что вы собираетесь сделать с ним?

Великан направился к дверям в гостиную, топая как слон в маленькой спальне.

— Э? — прорычал он, не оборачиваясь. Его спина выразила угрозу. — Э? — повторил он и вышел.

Роза обмякла на стуле, к которому была привязана, ее сердце сжалось от боли. О, это невозможный тупица, клоун-убийца. Если она быстро выберется отсюда — его нетрудно будет найти. На всем свете он такой один; подобной пародии на человека, сердито подумала она, не может быть в двух экземплярах! И тогда — если только не будет слишком поздно — он свое получит...

Роза сидела беспомощная, словно опутанная сетями птица, изо всей силы напрягая слух. Она отчетливо слышала шаги монстра, когда он прошелся по гостиной. Потом до нее донесся еще какой-то звук — тонкий звон, кристально-чистый. Она нахмурилась и закусила губу. Это был... телефон! Да, она слышала металлические щелчки, когда монстр набирал номер на диске. О, если бы только она могла...

Девушка попыталась встать, но у нее получилось что-то вроде прыжка на корточках, стул слегка оторвался от пола. Сама не понимая как, она обнаружила, что потихоньку движется к двери, фут за футом, враскачку, гулко постукивая стулом. Но великан в соседней комнате был полностью поглощен телефонным разговором, чтобы услышать этот шум.

Роза добралась до двери и приложила к ней ухо, дрожа скорее от возбуждения, чем от напряжения, но ничего не услышала. Не мог же он уже закончить разговор! Но потом догадалась, что монстр, видимо, ждет соединения. Девушка сконцентрировала все свои силы в одном яростном желании: она должна понять, что он будет говорить и, по возможности, с кем. Затаив дыхание, она услышала через дверь громовую вибрацию его голоса.

Но первые слова не разобрала. Видимо, он кого-то спрашивал, но она не расслышала имени. Если это было имя... Перед ее глазами все кружилось, она раздраженно тряхнула головой, кусая нижнюю губу до тех пор, пока боль не прояснила сознание. А!

— ...дело сделано. Да... Марко на берегу. Пришлось треснуть его как следует... Не! Не очухается. Уж ежели я вмажу, так вмажу... — Повисла тишина. Как жаль, что у нее нет крыльев, дара ясновидения или еще чего-нибудь в этом роде, подумала Роза. О, если бы только она могла услышать человека на другом конце провода! Но тут до нее снова донесся голос гиганта: — С мисс Годфри все в порядке. Привязал ее в спальне... Не, аккуратно. Нет, говорю вам. Вы лучше смотрите, чтоб она тут не заждалась... Она же вам ничего не сделала, а?.. Да, да!.. В море, а потом... Вы же... ладно, ладно, говорю вам. Не очухается. — Какое-то время Роза ничего не могла расслышать, кроме неясной вибрации хриплого голоса. Называл ли он имя этого убийцы? Ну хоть что-то. Какую-то зацепку... — Ладно. Ладно! Уже иду. Марко вас больше не побеспокоит. Только не забудьте про девчонку. А она крепкий орешек. — И Роза, ощутив холод в животе, услышала стук телефонной трубки, затем хриплый, идиотский смех добродушно настроенного великана.

Закрыв глаза, она обмякла на стуле, обессиленная. Но потом быстро раскрыла их, когда хлопнула дверь гостиной. Ушел он или вошел кто-то еще? Но было тихо, и Роза догадалась, что великан покинул коттедж. Она должна видеть... Девушка дернулась назад, открыла дверь и все тем же неуклюжим способом, враскачку, двинулась через гостиную к ближайшему окну. Фонарь великана исчез, и комната погрузилась в кромешную тьму. Роза больно ударилась рукой обо что-то, но наконец все же добралась до окна.

Теперь луна взошла высоко, белый песок перед коттеджем и спокойная поверхность моря действовали как рефлектор. Весь берег был залит мягким, серебряным светом; все вокруг было видно как на ладони.

Она забыла о боли в ушибленной руке, судорогой скрутившей ее мышцы, во рту стало сухо. Картина за окном была видна так же отчетливо, как на экране кино. Даже фигура огромного похитителя выглядела маленькой, как если бы невидимый режиссер приказал снять ее дальним планом. К тому моменту, когда Роза добралась до незашторенного окна, он стоял, наклонившись над Дэвидом Каммером, лежавшим в той же скрюченной позе, в которой она видела его в последний раз. Роза наблюдала, как гигантская фигура подняла Каммера словно пушинку, перекинула его безжизненное тело через плечо и потопала к яхте на берегу. Не церемонясь, монстр забросил Каммера на яхту, уперся громадными ножищами в пандус и оттолкнул ее от берега...

Яхта пришла в движение, набирая скорость под толчками великана, и, наконец, заскользила по воде. Какое-то время великан стоял по колено в воде, потом, ухватившись за планшир, перевалился через борт с проворностью громадной обезьяны. Через минуту-другую на яхте зажглись ходовые огни. Роза видела, как великан наклонился над палубой, поднял безжизненное тело ее дяди и понес в каюту. Затем взревел мотор, пурпурная вода вспенилась белыми барашками, и стройное судно заскользило прочь от берега.

Роза всматривалась в него, пока не стало больно глазам. Она не могла оторвать их от ходовых огней яхты — удалявшихся к югу, прочь от Испанского мыса, пока они, наконец, не исчезли, словно их поглотили волны.

Неожиданно оставшейся в темноте Розе, в разодранном и перепачканном платье, прикрученной к стулу, словно какой-то преступник, показалось, будто она сходит с ума, будто берег злонамеренно надвигается на нее, желая накрыть ее собой, а море придает ожившим волнам форму злобных, постоянно меняющихся лиц.

Когда она вновь обмякла на стуле, потеряв сознание, в ее помутненном мозгу вспыхнуло твердое убеждение, что она никогда больше не увидит Дэвида Каммера.

Глава 2

ОШИБКА ИСПРАВЛЕНА

Утро было свежим и прохладным, почти сырым. Но это была сырость соленых морских брызг, действующая бодряще на ноздри двоих мужчин. Солнце все еще не поднялось на востоке, и легкий ветер гнал с неба прочь серый ночной туман, обличая белые клочья причудливых облаков и голубизну небес.

Мистер Эллери Квин, большой любитель природы, вдохнул полной грудью свежий воздух, сидя за рулем видавшего виды «дюзенберга» с низкой посадкой, но, будучи человеком практичным, прислушался к ровному шелесту резиновых покрышек об асфальт. Позади него дорога убегала прямой линией — блестящая серо-белая лента пустынных, утренних миль.

Он глянул на своего спутника, седовласого пожилого джентльмена, чьи длинные ноги были сложены вдвое перед ним, а глубокие серые глаза, окруженные бороздками морщин, походили на старинные драгоценные камни на смятом бархате. Судье Маклину стукнуло уже семьдесят шесть, но он втягивал в себя свежий воздух, словно щенок свой первый вздох.

— Устал? — поинтересовался Эллери, стараясь перекричать рев мотора.

— Я бодрее тебя, — парировал судья. — Море, прекрасное море... Эллери, я, положительно, чувствую себя просто помолодевшим.

— После такой долгой поездки я начинаю чувствовать тяжесть прожитых лет, но этот бриз просто творит чудеса, — согласился с ним Квин. — Должно быть, мы уже совсем рядом, судья.

— Уже близко. Едем дальше, Гермес! — И пожилой джентльмен, вытянув худую шею, запел громким баритоном, успешно соперничавшим с рокотом мотора. Кажется, он пел о моряке, и Эллери усмехнулся. У старого лиса больше пороха в пороховницах, чем у некоторых молодых! Квин снова переключил внимание на дорогу и прибавил скорости.

Лето мистера Эллери нельзя было назвать непродуктивным; скорее наоборот — слишком продуктивным. Настолько продуктивным, что он провел на берегу не более нескольких выходных дней — он любил море, — вот и весь отпуск! — будучи заключенным в самую жару в Нью-Йорке, где он пытался распутать загадочное убийство (одно из самых необычных дел, когда-либо расследуемых Квином. Газеты называли его «Делом о раненом тирольце»; подробности расследования здесь не приводятся. Это одна из тех немногих загадок, насколько мне известно, которая завела Эллери в тупик; она и по сию пору остается неразрешенной. — Дж.Дж. Мак-К.), которое, говоря по правде, оказалось ему не по зубам, он после Дня труда обнаружил, что ему просто необходимо обнажить свои телеса и надолго окунуться в искрящуюся соленую воду. Кроме всего прочего, Квин явно был удручен неудачей. Одним словом, выяснив, что отец его по самые уши погряз в делах на Сентр-стрит, а все друзья отсутствуют, он собрался провести отпуск в одиночестве, но тут получил весточку от судьи Маклина.

Судья Маклин был старинным другом его отца; на самом деле он способствовал начальной карьере инспектора в полиции. Будучи одним из тех редких судей, для которых правда — это красота, а красота — это правда, лучшие годы своей богатой событиями жизни он посвятил служению правосудию, в процессе чего приобрел чувство юмора, скромное состояние и безупречную репутацию. Маклин был вдовцом и, не имея детей, взял под свое крыло юного Эллери, руководя им в выборе университета и курса обучения. Он наблюдал его в бурный период полового созревания и настоял на развитии таланта юноши к логическому установлению истины. В это время пожилой джентльмен уже был в отставке несколько лет, проводя свой досуг в путешествиях. Для Эллери он стал другом, источником бодрости и вдохновения, несмотря на огромную разницу в возрасте. Но после того как судья отошел от общественной жизни, они стали видеться редко; последняя их встреча состоялась больше года назад. Получить весточку от Солона[4], как Эллери любовно называл его, да еще так неожиданно, было для него большой радостью; особенно если учесть, что лучшего спутника для отдыха нельзя было и желать.

Судья прислал Эллери телеграмму из какого-то невообразимого местечка в Теннеси, где, по его словам, давал отдохнуть от жары своим старым костям и изучал «аборигенов». Он предложил встретиться где-нибудь на полпути и ехать дальше вместе к побережью, чтобы провести месяц у моря. Телеграмма заставила Эллери издать радостный клич, побросать вещи в чемодан, попрощаться с Джуной, отцом, оседлать верного росинанта — экзотическое нагромождение колес и всяких штуковин, бывшее некогда знаменитой гоночной машиной, и тронуться в путь. Встретившись в назначенном месте, они принялись обниматься и болтать без умолку, как женщины, озабоченные лишь одной проблемой: ждать до утра — было 2.30 ночи — или прямо сейчас ехать дальше. Решив, что случай требует героических поступков, и, невзирая на то, что оба не спали, в 4.15 они заплатили удивленному хозяину гостиницы по счету, сели в «дюзенберг» Эллери и двинулись в путь под громогласное пение судьи.

— Кстати, — поинтересовался Эллери, когда все самые важные вопросы были обсуждены, — где эта самая Аркадия? Я двигаюсь в основном направлении, но хотел бы иметь более точное представление.

— Знаешь, где Испанский мыс?

— Смутно. Я о нем только слышал.

— Так вот, — пояснил судья, — именно туда мы и направляемся. Не на сам мыс, а на забытое богом прелестное местечко недалеко от него. Где-то в десяти милях от парка Уайленд и милях в пятнадцати от Маартенса. Направо от главной автострады.

— Надеюсь, ты не в гости к кому-нибудь? — встревоженно спросил Эллери. — С твоим юношеским энтузиазмом ты запросто можешь навязать своему старому другу нежданного хозяина.

— И заодно услужить шельмецу, — хохотнул судья. — Но нет, ничего подобного. У одного моего знакомого есть небольшой летний коттедж рядом с Испанским мысом — всего в нескольких футах от моря, скромный, но довольно удобный; так вот этот коттедж в нашем полном распоряжении.

— Звучит соблазнительно.

— Подожди, пока сам не увидишь. Я снимал его в прежние годы — не был только в прошлом году, поскольку путешествовал по Норвегии, — так что я вспомнил о нем весной и написал его хозяину в Нью-Йорк. Мы, как обычно, заключили сделку, и вот я еду туда. Я снял коттедж до середины октября, так что мы с тобой еще отлично порыбачим.

— Порыбачим? — простонал Эллери. — Да ты настоящий мистер Тать! Постоянно заставляешь меня думать о сгоревшей коже и больных глазах. А я даже не захватил снастей. А что, там ловят рыбу?

— Ловят, ловят, и мы тоже будем ловить. Я сделаю из тебя настоящего рыбака. В лодочном домике у него есть великолепная яхта; это одна из главных причин, по которой мне нравится там отдыхать. Не волнуйся о снастях. Я написал моему эконому в город, так что к понедельнику у нас будет целая куча удочек, крючков и прочих рыболовных причиндалов.

— Надеюсь, — буркнул Эллери мрачно, — что поезд сойдет с рельсов.

— Типун тебе на язык! На самом деле мы едем на день раньше. Моя договоренность с Уорингом...

— С кем?

— С Холлисом Уорингом — джентльменом, которому принадлежит коттедж. Я не рассчитывал приехать туда раньше понедельника, но, думаю, все будет в порядке.

— А мы, часом, не наткнемся на него? Почему-то у меня неприятное предчувствие.

— Маловероятно. Он писал мне весной, что не собирается этим летом часто бывать там. Кажется, он хотел в августе и сентябре прокатиться по Европе.

— Ты хорошо его знаешь?

— Едва знаком. Только по переписке относительно коттеджа. Но уже три года.

— Полагаю, там есть сторож?

Судья Маклин посмотрел на Эллери и озадаченно моргнул.

— О, конечно! И почтительный дворецкий, и слуга, который будет чистить нам башмаки. Все как в самых лучших домах Парижа и Филадельфии! Мой юный Крез, куда, по-твоему, мы едем? Если мы где-нибудь в окрестностях не раздобудем женщину, нам придется самим прибираться, делать покупки и готовить. Ты же знаешь, из меня еще тот кашевар.

Эллери выглядел растерянным.

— Боюсь, мои кулинарные способности ограничиваются лишь приготовлением печенья из полуфабрикатов, крепкого кофе и — более или менее — омлета по-испански. Надеюсь, у тебя есть ключ?

— Уоринг обещал оставить его нам на месте, — спокойно ответил судья, — закопав на фут глубиной в двух шагах по диагонали от северного угла коттеджа. Этот парень не лишен чувства юмора. Мой дорогой мальчик, тут нет воров! За все время, что я провел здесь, отдаленно похожим на преступление, с которым мне довелось столкнуться, можно назвать лишь случай, когда Гарри Стеббинс, владелец бензоколонки и закусочной, запросил с меня тридцать пять центов за сандвич с ветчиной. Черт побери, сынок, там никто не запирает дверь подобным способом.



* * *



— Теперь уже близко, — с воодушевлением заметил судья, вглядевшись через лобовое стекло вдаль, как только они миновали подъем.

— Самое время! — прокричал в ответ Эллери. — А то я уже проголодался. Как насчет провианта? Только не говори мне, что твой чокнутый хозяин оставил нам целый склад консервов!

— О боже! — простонал пожилой джентльмен. — Я совершенно забыл об этом. Нам придется остановиться в Уае — это не доезжая Испанского мыса, около двух миль к северу от него... Туда! Сейчас прямо. Надеюсь, мы найдем какую-нибудь открытую лавку или магазинчик. Сейчас еще нет и семи.

Им здорово повезло — они застали уайского лавочника, разгружавшего свежие овощи перед своим заведением, и Эллери, пошатываясь, вернулся к машине, груженный стратегическим запасом провизии. Они немного поспорили о том, кому платить, разрешив спор небольшой зажигательной лекцией судьи о неписаных законах гостеприимства. Затем, погрузив провиант на заднее откидное сиденье, снова двинулись в путь. На этот раз судья запел «Поднять якоря».

Минуты через три они приблизились к Испанскому мысу. Эллери притормозил, восхищаясь маячившими вдали скалами. По непонятному капризу природы это был единственный кусок ландшафта, видимый над уровнем моря в значительной степени. Он безмятежно раскинулся в лучах восходящего солнца — спящий гигант, плоская вершина которого оставалась вне видимости, если не считать покрытых кустарниками и деревьями краев.

— Красиво, правда?! — громогласно воскликнул судья. — Вот здесь, Эл, останови машину, напротив той заправочной станции. Хочу поздороваться с моим старым другом-разбойником, Гарри Стеббинсом.

— Полагаю, эта манящая глыба камней, — буркнул Эллери, съезжая с шоссе на гравий перед сооружением, похожим на греческий портик с красным насосом перед ним, — не общественная собственность? Вряд ли. Наши миллионеры такого не допустят.

— Частная, как и все дьявольское, — засмеялся судья. — Где же Гарри? Допустят, и даже хуже. Во-первых, потому, что по суше туда можно добраться только по узкой дороге, пересекающей шоссе в этом месте. — Эллери увидел два массивных каменных пилона, которые стояли по обе стороны от въезда на уходящую в сторону и прорезающую парк дорогу. — Парк — это лишь узкая полоска, дорога огорожена с обеих сторон высокой колючей проволокой. Миновав парк, тебе придется преодолеть узкий перешеек — участок горной дороги, на которой с трудом смогут разъехаться две машины. Дорога идет ровно, а так как Испанский мыс поднимается вверх, шоссе идет уровнем ниже через весь мыс к морю. Посмотри на эти скалы! Они по всему мысу. Как насчет того, чтобы взобраться на них, а? И во-вторых, потому, что Испанский мыс принадлежит Уолтеру Годфри, — с усмешкой закончил он, как если бы само это имя служило объяснением.

— Годфри? — нахмурился Эллери. — Годфри с Уолл-стрит?

— Одному из... из многочисленных тамошних волков, — проворчал судья Маклин. — К тому же исключительных. Насколько мне известно, на этом благословенном мысе обитает несколько человеческих особей, однако его хозяин не из их числа. За все время, что я бывал здесь, моя нога ни разу не ступала на его территорию. И не потому, что я вел себя не по-соседски!

— Он не верит в сельскую добродетель?

— Только не он. На самом деле в одном из неофициальных писем, которыми мы обменивались с Уорингом, он упоминал о том же. Уоринг никогда не приближался к... к дворцу Годфри, а ведь он его сосед бог знает сколько лет!

— Может, — усмехнулся Эллери, — ты и твой хозяин недостаточно легкомысленны?

— О, это несомненно. В некоторых домах добропорядочный судья не слишком желанный гость. Видишь ли...

— Давай, давай, выкладывай, что ты там скрываешь под усами?

— Ничего я не скрываю. Я только хотел сказать, что человек вроде Годфри вряд ли мог бы ухватить фортуну за хвост на Уолл-стрит за такой короткий период, если только не позволял себе некие вольности с законом. Я ничего не знаю об этом субъекте, но достаточно хорошо знаю человеческую натуру, чтобы относиться к нему подозрительно. Из всего того, что я слышал о нем, он большой чудак. Хотя у него очень симпатичная дочь. Как-то раз она приплыла на каноэ с молодым блондином, и мы с ней подружились, пока ее кавалер хмурил брови... А, вот и Гарри, песий сын! Ты смотри — в плавках!

Судья выскочил из машины и, сияя улыбкой, бросился пожать руку раскрасневшемуся пузатому коротышке средних лет в ярко-красных плавках и резиновых шлепанцах, который только что вышел, жмурясь, из своей конторы. Он растирал толстые красные щеки махровым полотенцем.

— Судья Маклин! — удивленно воскликнул Гарри, бросая полотенце, затем, расплывшись в улыбке от уха до уха, энергично затряс судье руку. — Глазам не верю! Я таки чувствовал, что вы вздумаете нагрянуть к нам под конец лета! Где вы были прошлый сентябрь? Как поживаете, сэр?

— Потихоньку, потихоньку, Гарри. В прошлом году я был за границей. Как Энни?

Стеббинс печально потряс своей бычьей головой:

— Да все мучается со своим ишиасом.

Эллери догадался, что бедная Энни и есть счастливая миссис Стеббинс.

— Н-да, надо же, в ее-то годы! Передай Энни от меня привет. Гарри, пожми руку Эллери Квину, моему близкому другу. — Эллери послушно пожал влажную руку толстяка. — Мы собираемся провести вместе месяц в коттедже Уоринга. Кстати, Уоринг, часом, не здесь?

— Не видел его с самого начала лета.

— Смотрю, ты только что поплавал. Слушай, старый распутник, тебе не стыдно бегать по автостраде голышом, тряся своим пузом?

Стеббинс застенчиво улыбнулся:

— Ну, судья, кто меня сейчас видит? Тут все так делают, а я люблю окунуться с утречка пораньше. На общественном пляже в этот час ни души.

— Это тот пляж, что мы проехали с милю назад? — спросил Эллери.

— Да, мистер Квин. На другой стороне есть еще один — прямо у коттеджа Уоринга, куда вы направляетесь.

— Должно быть, весело кататься по вашему шоссе, — задумчиво обронил Эллери, — жарким полуднем. Вдоль шоссе разгуливают хорошенькие девушки в одних купальниках, а учитывая, какие купальники носят в нынешнем сезоне...

— Ох уж эта молодежь! — простонал судья. — Знаешь, я помню, как пару лет назад кое-кто из местных блюстителей нравов жаловался властям на полуголых купальщиков у дороги. Видишь ли, существует местное постановление, позволяющее купальщикам прогуливаться вдоль этого участка шоссе в одних купальниках. Что-нибудь изменилось, Гарри?

— Да нет, судья, — хохотнул Стеббинс. — Мы все так делаем.

— Подобные дискуссии вызваны завистью стариков. Мы не умеем плавать...

— Пора бы и научиться, — строго заметил Эллери. — Тогда мне не пришлось бы разыгрывать роль спасателя и вылавливать тебя из океана, как я это делал шесть лет назад в Майне. Полагаю, что за семьдесят лет человек должен уже научиться чувствовать себя комфортно и в другой среде, а не только на суше.

— Кстати, насчет ловли, — торопливо сменил тему разговора судья, слегка покраснев. — Клюет, Гарри?

— Еще как, судья, судя по тому, что я слышал; у меня самого, к сожалению, мало времени для рыбалки. А вы в прекрасной форме! Смотрю, запаслись провиантом. Вы же знаете, в любое время...

— Ты больше не поймаешь меня на крючок, потребовав тридцать пять центов за сандвич с ветчиной, съеденный мною в спешке, — суровым тоном выговорил ему судья. — Я никогда...

Маленький автомобиль тусклого серого цвета со свистом пронесся по шоссе, видимо куда-то спеша. На передней дверце седана мелькнула полоска позолоченных букв. Но машина пронеслась на такой скорости, что они не успели прочесть надпись. К их удивлению, резко взвизгнули тормоза, седан дал крен влево, затем рванул как стрела между двумя пилонами, обозначавшими въезд на территорию Испанского мыса, и исчез за деревьями парка.

— Это что, — спросил Эллери, — обычный способ вождения в ваших великих и славных краях, мистер Стеббинс?

Хозяин автозаправочной станции почесал затылок.

— Ну, может, не для простого люда, а для полиции.