— Да не расстраивайся ты так, — утешил его Римм. — Я думаю, мимо этого вашего обменного пункта пройдет еще столько кораблей, что вы без труда найдете себе покупателя на девиц за эту цену!

Еще на корабле Римм рассказал, что в это время года сюда заходит не так уж много судов. Работорговцы покупают необученных рабынь ранней весной, чтобы привить им необходимые навыки и выставить впоследствии на продажу во время летних празднеств. Сейчас же стояла середина лета.

— Я отдам их за эту девчонку, — хмуро кивнул Арн в сторону Кары.

Римм посмотрел на идущую вслед за нами девушку, при этих словах едва не выронившую из рук кувшины с вином и мешок с кубками. Глаза ее, обращенные к нам, мгновенно наполнились страхом, губы задрожали.

Но все эти эмоции не имели для ее хозяина никакого значения. Он еще раз прошелся внимательным взглядом по ее гибкой, ладной фигуре, едва прикрытой короткой туникой, и покачал головой.

— Ступай на корабль, — приказал Римм.

Девушка не теряя времени поспешно вошла в воду и, глотая слезы, направилась к «Терсефоре».

Вскоре Турнок уже принимал у нее кувшины с вином, а затем поднял на борт и саму Кару. Даже с берега было видно, как она дрожала, стоя на палубе.

Проводив ее глазами, мы с Риммом тоже вошли в воду.

— Два золотых за каждую! — закричал нам вслед Арн.

Римм обернулся.

— Я тебе предлагаю за них по пять медных тарнских дисков, — повторил он.

— Ты меня обижаешь! — взорвался Арн. — У меня достаточно золота, чтобы не раздавать свои трофеи задаром!

— Нет у тебя никакого золота, — напомнил ему Римм. — Твой кошелек остался в Лидиусе. Ты ведь сам говорил, что его стащила эта девчонка, Тина, с рваными ушами.

Стоящие на берегу люди Арна громогласно расхохотались. Он окинул их сердитым взглядом, однако унять охватившее их веселье оказалось не так-то просто. Арн долго пытался сохранить серьезное выражение лица, но в конце концов рассмеялся и он.

— Ладно, — махнул он рукой, — какова ваша настоящая цена?

Римм усмехнулся.

— Серебряный тарск за каждую девчонку.

— Забирай, — кивнул Арн.

Один из его соплеменников снял с плеч девушек рогатину, схватил их за волосы и на шаг-другой зашел вместе с ними в воду. Руки у девушек оставались связанными за спиной.

Я вытащил из кошеля на поясе две серебряные монеты и бросил их Арну.

Римм принял из рук разбойника наше приобретение и, держа их точно так же, за волосы, повел по воде к «Терсефоре».

Схватившись за протянутую руку Турнока, я быстро вскарабкался на борт корабля.

Римм с девушками готовился последовать моему примеру.

— Вам никогда нас не сломить! — с ненавистью процедила одна из наших белокурых рабынь.

Не меняя выражения лица, Римм окунул их обеих с головой под воду. Когда через минуту лица девушек, захлебывающихся, с вытаращенными от ужаса глазами, снова показались над водой, бунтарской непокорности в них явно поубавилось. На борт они поднялись окончательно присмиревшими.

— Довольно интересный экземпляр, — говорила женщина-пантера, покалывая кончиком ножа тело свисающего на веревке человека. — Пока не надоел, он доставил нам большое удовольствие.

Это происходило на следующий день после нашей сделки с Арном. Распрощавшись с ним и выйдя в море, мы двинулись вдоль западного побережья Тассы, тянущегося справа от нас сплошной полосой леса. Сейчас мы находились в каких-нибудь десяти пасангах от обменного пункта разбойников, где приобрели накануне двух девушек-пантер.

В зонах обменных пунктов разбойничьи банды мужчин и женщин стараются не причинять друг другу особых хлопот. Для этого у них хватает свободного места. Не могу припомнить также ни единого случая нападения той или иной стороны на приезжих покупателей, независимо от того, оказался ли на рынке женщин-пантер мужчина или торгуется с разбойниками покупательница-женщина. Очевидно, хозяева контролируемых территорий хорошо понимали, как сильно зависит посещаемость рынка от степени его безопасности.

— У какой-нибудь богатой женщины вы сможете выручить за него хорошие деньги, — уверяла нас другая девушка.

— Пожалуй, — согласился с ней Римм. — Он выглядит довольно крепким и не урод.

Стоящая за спиной у мужчины девушка неожиданно ударила несчастного плетью. Тот завопил от боли. На голове у него, ото лба до затылка, виднелась свежевыбритая полоса.

Женщины вкопали глубоко в землю две толстые жерди и сверху прикрепили к ним горизонтально лежащий брус, к противоположным сторонам которого сейчас были привязаны руки висящего человека. Ноги его, широко раздвинутые, были привязаны к нижним концам жердей. Совершенно голый, он висел примерно в футе от земли.

Позади этого экспозиционного каркаса виднелся следующий, между перекладинами которого обреченно поникла еще одна выставленная на продажу жертва. По голове второго несчастного также проходила свежевыбритая полоса.

— На этом же обменном пункте продали и меня, — признался Римм.

Шира, предводительница этой банды женщин-пантер, опустилась на горячий песок.

— Давайте перейдем к делу, — предложила она.

Она устроилась по-мужски, скрестив перед собой ноги. Позади нее полукругом расположились соплеменницы.

Крепко сбитая черноволосая Шира носила на груди бусы из нанизанных на золотую цепь клыков и когтей. На запястьях ее тускло поблескивали широкие браслеты. Левую лодыжку опоясывал ножной браслет из мелких ракушек. Сбоку на поясе висел чехол от ножа. Сам нож она постоянно вертела в руках или поигрывала им, втыкая в песок.

— Налей вина, — сказал Римм Каре.

Мы с ним сидели напротив соплеменниц Ширы.

Кара подносила вино, прислуживая женщинам-пантерам так же, как до этого разбойникам-мужчинам. Женщины при этом уделяли ей внимания еще меньше. Рабыня остается рабыней и в северных лесах. Интересно, что женщины не выказывали по отношению к своей попавшей в неволю сестре ни малейшего сочувствия. Наоборот, старались еще больше подчеркнуть пропасть, отделяющую их самих от этого бесправного, бессловесного животного, каким, надо признать, в любой момент могла стать каждая из них.

Меня нисколько не прельщала перспектива приобретения плененных мужчин, но я был очень заинтересован в получении любой информации от выставляющих их на продажу разбойниц. Однако сами эти женщины, к моему глубокому сожалению, были свободными. А ведь они могут знать то, что мне нужно.

— Вина, рабыня, — потребовала Шира.

— Да, госпожа, — пробормотала Кара, наполняя ее кубок.

Шира проводила девушку полным презрения взглядом.

Надменность и высокомерие развиты в женщинах-пантерах особенно сильно. В северных лесах они предоставлены самим себе и живут, промышляя охотой, разбоем и добычей пленников, выставляемых впоследствии на продажу. Едва ли что-то способно вызвать их уважение, за исключением, пожалуй, лишь себя самих да животных, на которых они охотятся, — рыжевато-коричневых лесных пантер и хищных, быстрых как молния ел и нов.

Я еще способен был понять, почему эти женщины ненавидят мужчин. Но почему они выказывают непримиримую враждебность ко всем остальным женщинам, оставалось для меня полнейшей загадкой. Можно, конечно, предположить, что мужчины, которые ведут на них охоту или за которыми охотятся они сами, вызывают у разбойниц хоть какое-то уважение как непримиримые противники, как враги, с которыми они борются и которых, случается, даже побеждают, в то время как все остальные женщины, свободные или рабыни, представляются им существами ничтожными, не способными за себя постоять. Вероятно даже, что наибольшую ненависть и презрение пантер вызывают именно красивые рабыни, такие, например, как Кара. И все же ненависть их к себе подобным мне не совсем понятна. Ясно лишь, что порождена она комплексами, лежащими в потаенных глубинах их сердец, основанными на неосознаваемой ненависти к самим себе, к своей женской природе. В глубине души женщины-пантеры хотели бы быть мужчинами, и это накладывает отпечаток на все психологические ориентиры и установки, чем бы они сами их ни объясняли. Подобная переориентация организма привносит в психику индивидуума глубочайшую ущербность, чем бы он сам ни объяснял эти несвойственные его природе устремления. Эти существа не способны насладиться тем, что подарила им природа, они не умеют быть женщинами, и последствия этого ужасны. Мне кажется, пантеры даже себе боятся признаться в своей женственности, боятся потерять тот облик — совершенно для них не естественный, — в который они прячутся, как в раковину. Боятся оказаться в руках по-настоящему сильного, любящего их мужчины, перед которым этот искусственный облик, искусственно выращенная оболочка рассыпается в прах. Говорят, женщины-пантеры становятся удивительными, непревзойденными рабынями. По правде сказать, я этого не понимаю.

Шира остановила на мне тяжелый взгляд черных глаз.

— Что мне будет предложено за этих двух рабов?

— Вообще-то я ожидал, что здесь, на обменном пункте, меня встретит Вьерна, разбойница, — сказал я, переводя разговор на более интересную для меня тему. — Разве я ошибся и она не выставляет на продажу свои трофеи?

— Мы с Вьерной враждуем, — ответила Шира.

Она по-прежнему сидела по-мужски, скрестив перед собой ноги и втыкая в песок охотничий нож.

— Вот как? — удивился я.

— Здесь многие выставляют на продажу своих пленников, — сказала Шира. — Сегодня торгует не Вьерна. Сегодня торгует Шира. Сколько мне будет предложено?

— Я надеялся встретить здесь Вьерну, — продолжал я тянуть одеяло в свою сторону.

— Торговать с Вьерной, как мы слышали, гораздо выгоднее, — включился в разговор Римм. — И товар у нее лучше.

Я усмехнулся. Мне припомнилось, что он был захвачен и выставлен на продажу именно бандой Вьерны. Хотя и разбойник, Римм безусловно оказался неплохим вложением средств.

— Каждая из нас выставляет на продажу то, что ей удается поймать, — ответила Шира. — Иногда удача на стороне Вьерны, иногда — на стороне Ширы. Сейчас моя очередь продавать свои трофеи. — Она настойчиво посмотрела на меня. — Сколько мне будет предложено за этих двух рабов?

Я окинул взглядом несчастных, которых мне так упорно пытались навязать. Вид у обоих был — не позавидуешь: оба изможденные, вконец измученные непосильным трудом и, несомненно, тычками этих дикарок.

С точки зрения полезности подобное приобретение не имело для меня ни малейшей ценности; вовсе не для этого мы прибыли на обменный пункт женщин-пантер. Но и оставить несчастных на произвол дикарок я не мог. Значит, следовало поторговаться.

Шира пристально посмотрела на Римма и усмехнулась, делая вид, будто хочет уколоть его ножом.

— Ты уже, как видно, побывал в руках женщин-пантер, — заметила она.

— В этом нет ничего невероятного, — согласился Римм.

Шина и ее соплеменницы переглянулись и дружно рассмеялись.

— Ты интересный парень, — сказала она. — Твое счастье, что мы находимся в торговой зоне, иначе я очень постаралась бы поймать тебя. — Она снова рассмеялась. — Хотелось бы посмотреть, что ты собой представляешь.

После взгляда, которым наградил ее Римм, любая другая женщина пошла бы и повесилась.

— Какая вообще польза от мужчин? — хриплым голосом поинтересовалась сидевшая слева от нее девушка.

— Из них получаются хорошие рабы, — не сводя с Римма глаз, ответила Шира.

— Рабыни из женщин-пантер получаются ничуть не хуже, — комплиментом на комплимент ответил Римм.

Шира позеленела от злости. Брошенный в очередной раз нож ушел в песок по самую рукоятку.

— Женщины-пантеры, — процедила она сквозь зубы, — никогда не становятся рабынями.

Момент показался мне не совсем подходящим, чтобы переубеждать ее и демонстрировать находящихся на борту «Терсефоры» двух закованных в цепи, с рабскими капюшонами на головах девушек-пантер. Я специально держал их на нижней палубе и в плотно облегающих лицо кожаных капюшонах, чтобы они не могли слышать происходящего на берегу и не вздумали провоцировать погоню, подав сигнал своим товаркам. Собственно говоря, мне они тоже были не нужны. После того как я узнаю от них все, что меня интересует, я продам их в Лидиусе.

— Ты говорила, что вы с Вьерной враждуете, — напомнил я.

— Да, мы враги, — подтвердила Шира.

— Мы бы очень хотели с ней познакомиться, — признался я. — Ты не знаешь, где ее можно найти?

Шира насторожилась.

— Она может быть где угодно.

— Я слышал, ее банда частенько появляется к северу от Лаурии?

Вспышка во взгляде девушки сказала мне все, что я хотел услышать.

— Возможно, — ответила она, с деланным безразличием пожимая плечами.

Эти сведения о банде Вьерны я получил от Эльноры, еще недавно служившей рабыней в моем доме. Теперь она принадлежала Раску из Трева. Блеснувшие глаза Ширы подтвердили истинность этой информации.

И все же одно дело — располагать слухами о местах возможного появления Вьерны и ее банды, и совсем другое — отыскать их лагерь или зону обитания. Каждая банда девушек-пантер обычно имеет свой лагерь, месторасположение которого регулярно меняет, и свою зону обитания, в пределах которой банда женщин-пантер довольно мирно уживается с соседями, пока их длительное время подавляемая женская сущность не выплескивается наружу, что приводит к ссорам, скандалам и междоусобицам. Следствием, как правило, служит очередное изменение расположения и границ зон обитания.

Римм, кстати, был захвачен Вьерной и ее бандой неподалеку от этого самого места, где впоследствии его выставили на продажу и где сейчас находились мы. Он, однако, еще меньше моего был осведомлен о склонностях и привычках разбойниц, и мы оба знали лишь, что они могут находиться где угодно.

— Нет, кажется, я что-то перепутал, — запустил я новый пробный шар. — Лагерь Вьерны не к северу от Лаурии, а к западу. Верно?

Мое утверждение удивило Ширу. Ошибиться в выражении ее лица было невозможно. То, что я сказал, не соответствовало истине. Сомнений быть не могло. Значит, лагерь Вьерны действительно расположен к северу и, вероятно, к востоку от Лаурии.

— Я услышу какие-нибудь предложения насчет выставленных на продажу рабов или нет? — нетерпеливо поинтересовалась Шира.

Я невольно усмехнулся:

— Конечно.

Принципиально говоря, я уже обладал всей информацией, которую ожидал получить в торговой зоне этого обменного пункта. Рассчитывать на возможность узнать что-либо еще было бы с моей стороны неправомерно. Ширу не зря выбрали предводительницей банды; она вполне могла сообразить, что из нее просто выкачивают сведения. Думаю, у нее уже начали закрадываться некоторые подозрения относительно истинной цели нашего появления здесь. Не следовало перегибать палку. Дополнительные расспросы свободных женщин-пантер слишком рискованны. Более точную информацию я смогу получить у девушек, приобретенных мной накануне. На борту «Терсефоры» они находятся в моей полной власти; с ними будет проще договориться.

Я усмехнулся. Теперь их ответы можно будет соотнести с тем, что уже известно. Так, по крупицам, картина местопребывания Вьерны и ее банды будет постепенно проясняться. А приобретенных мной девушек, как и этих мужчин, я всегда смогу продать в Лидиусе.

— Дам тебе за каждого из них по стальному ножу, — предложил я Шире, — и по двадцать наконечников для стрел.

— По сорок наконечников и ножи, — хмуро ответила Шира.

Я видел, ее вовсе не интересует проходящий между нами торг, и она возражает только потому, что сердита.

— Хорошо.

— И стоун сладостей, — внезапно добавила она, поднимая голову.

— Ладно, — согласился я.

— За каждого раба!

— Конечно, — подтвердил я.

Шира радостно захлопала в ладоши и рассмеялась. Ее соплеменницы тоже казались очень довольными.

За исключением некоторых разновидностей диких ягод, в лесах отсутствовали какие бы то ни было сахаросодержащие плоды, и сладости, которые любой ребенок мог купить в магазинах Ара или Ко-ро-ба, высоко ценились среди женщин-пантер.

Издавна подмечено, что в наиболее отдаленных частях северных лесов пленника иной раз можно приобрести за пригоршню леденцов. Однако чаще всего женщины-пантеры на обмен все же требуют ножи, металлические наконечники для стрел и копий, зеркальца, браслеты и принадлежности рабовладения: наручники, цепи и кандалы.

Я распорядился, чтобы с корабля принесли затребованные товары. Шира вместе с девушками, не доверяя мужчинам, внимательно следила за тем, как отмеряются положенные им два стоуна сладостей, и дважды пересчитала переданные им наконечники для стрел.

Наконец с довольным видом разбойницы поднялись на ноги.

— Забирайте рабов, — разрешила Шира.

Веревки на руках и ногах обоих мужчин были разрезаны, и они, будучи не в силах держаться самостоятельно, опустились на землю. Я приказал своим людям доставить их на корабль и заковать в цепи.

Все то время, пока оба мужчины, пошатываясь, брели к воде, девушки скакали вокруг них, осыпая их оскорблениями и всячески стараясь унизить.

— Этому коротышке только и место, что на веслах рабской галеры! — потешалась одна из обитательниц леса.

— А вот этот, — ткнула Шира острием ножа в плечо второго мужчины, — вовсе не плох. — Она хрипло расхохоталась. — Продай его какой-нибудь богатой женщине.

В глазах мужчины сверкнула ненависть, он сжал кулаки, опустил голову и, прибавив шагу, побрел за товарищем.

Мужчины-рабы в глазах гориан не имеют большой ценности, и стоимость их, как правило, невысока. Большая часть работ повсюду выполняется свободными людьми. Невольничий труд используется на судах для грузовых перевозок, на шахтах и крупных фермах. Рабы переносят поклажу или выполняют грязную работу на судостроительных верфях. Однако немногие из тех, кто был взят в плен при ведении боевых действий, или при сопровождении каравана с грузом, или просто защищая свое селение, дом или клочок земли, оставались в живых. Потребность в них, равно как и цена их жизни, невелика. Стоимость крепкого, здорового мужчины редко достигает одного серебряного тарска — цена, которую опытный ведущий аукциона способен взять за какую-нибудь невзрачную, блеклую рабыню из низшей касты.

Некоторое исключение здесь составляют мужчины, обладающие определенными качествами и яркой внешностью, которых специально отбирают и готовят для утехи богатым женщинам. Стоимость такого раба уже может достигать стоимости прошедшей курс обучения средней рабыни, хотя цены на них, конечно, в значительной степени варьируются в зависимости от условий рынка и времени года. Когда спрос на подобный тип рабов превышает предложение, стоимость их увеличивается. Продажа таких рабов происходит на так называемых женских аукционах; присутствие там свободных мужчин запрещено, за исключением, конечно, самого аукциониста и обслуживающего персонала.

Вскоре два матроса на носу «Терсефоры», упираясь в гребные шесты, вывели корабль в более глубокие воды.

— Курс — на Лидиус, — приказал я Турноку.

— Весла на воду! — прогремела его команда.

Матросы натянули канаты и снова подняли и укрепили на грот-мачте рею, продолжая держать парус свернутым.

Шира провожала нас взглядом, стоя по колено в воде. Нож ее наконец-то покоился в поясном чехле. Солнечные лучи поблескивали на цепи из нанизанных когтей и клыков, висящих у нее на груди.

— Приплывайте еще! — крикнула она на прощание. — Может, у нас к тому времени будет больше мужчин на продажу!

Я взмахнул рукой, подтверждая, что непременно воспользуюсь ее приглашением. Шира рассмеялась, кивнула и направилась к берегу.

Оба купленных мной раба лежали на нижней палубе закованные в цепи.

— Курс на Лидиус! — крикнул Турнок рулевому.

— Есть курс на Лидиус! — ответил тот.

— Скорость — половина максимальной, — распорядился я.

Весла одновременно погрузились в воды блистательной Тассы и через мгновение, толкнув корабль на несколько ярдов вперед, снова скользнули над поверхностью, роняя с длинных изогнутых лопастей цепочки сияющих на солнце капель.

— Перенесите этих рабов в трюм, — обернулся я к стоящему у меня за спиной матросу. — Пусть они остаются в цепях, но перевяжите им раны и накормите. Пусть отдохнут.

— Да, капитан, — ответил он.

Я взглянул на берег. Шира и ее девушки уже скрылись из виду, цвет их шкур сливался со стволами деревьев.

Деревянные брусья, к которым еще недавно были привязаны оба купленных нами пленника, стояли пустыми, словно дожидаясь очередных жертв. Установленные на высоком берегу, они были видны далеко в море.

— Приведи сюда девушек-пантер из трюма, — сказал я матросу. — Капюшоны с них снимите, кляпы изо рта вытащите, но цепи оставить.

— Да, капитан, — ответил матрос. — Их накормить?

— Нет.

Матросы, рассыпавшиеся по рее, натянули парус.

На горианских галерах устанавливается довольно много разновидностей парусов, которые могут быть разбиты на три основных типа: так называемые паруса попутного ветра, «тарнские» паруса и штормовые. Каждый тип парусов имеет свои подвиды, определяемые конкретным кораблем, на который они устанавливаются, его размерами и предназначением. В комплекте «Терсефоры» было предусмотрено четыре паруса: один, относящийся к первому типу, — широкий парус, выставляемый при хорошей погоде и благоприятном направлении ветра, второй парус относился к «тарнскому», наиболее широко используемому на тарнских кораблях, типу, за что и получил свое название. Третий наш парус, так называемый «тарларионский», также относился к разновидности парусов второго типа, но имел несколько меньшие размеры и предоставлял судну широкие возможности для маневра — его ставили при не совсем благоприятном ветре. Этот парус — промежуточный между типичным тарнским и штормовым парусом, который также имелся у нас в наличии. Этот последний, «спасательный», парус выбрасывается на мачту в наиболее трудных для плавания условиях, как правило, когда необходимо спастись от надвигающегося шторма.

Горианские галеры, и в частности корабли-тараны, строятся из расчета их боевого предназначения и обладают большой скоростью и маневренностью, что достигается за счет их вытянутой, приплюснутой с боков формы и высокой посадки. Они не приспособлены для борьбы с ураганным ветром и ударами волн. Их противник совсем иного рода. При смене парусов на галере рея опускается, а затем поднимается вновь. Традиционно используемые на боевых галерах паруса треугольной формы не дают возможности убирать их при неподвижной рее или изменять площадь поверхности в столь широких диапазонах, как, например, трапециевидные паруса, вследствие чего и возникает необходимость иметь на борту комплект парусов различного типа. Такелаж при этом используется не для управления парусом, а лишь для его крепления и спуска либо подъема реи. С другой стороны, треугольный парус имеет свои преимущества, поскольку быстро заменяется в случае повреждения и позволяет кораблю идти очень круто под ветром. А уж красоту и изящество его формы вообще едва ли с чем можно сравнить.

Пока я предавался этим размышлениям, на палубу доставили обеих девушек. Лица их были красными и распаренными, а волосы слиплись от пота. Да, в горианском кожаном капюшоне для рабов в такую погоду действительно душновато.

Рассыпавшиеся по рее матросы развязали веревки, удерживающие парус, и тот, опустившись вниз, тут же наполнился ветром. Изумительное, неповторимое зрелище.

Девушек приковали цепями к кольцам, вделанным в основание толстой перегородки задней палубы, неподалеку от дверей, ведущих на камбуз.

Я потянул носом воздух с плавающим в нем ароматом поджаривающегося на огне боска и, вероятно, томящегося в соусе мяса вуло. Обед обещал быть очень вкусным.

Я уже не думал больше о пленных девушках. Сейчас есть дела поважнее.

Я держал ногу жареного вуло у самого носа одной из девушек. Обе они стояли на коленях перед моим креслом. Руки их все так же были связаны за спиной, а от ошейников к металлическим кольцам в перегородке задней палубы тянулись тяжелые цепи.

Рядом вокруг меня стояли еще несколько человек, Римм и Турнок тоже были здесь.

Мы продолжали идти с попутным ветром, держа курс по усыпанному сверкающими звездами ночному небу и трем взошедшим горианским лунам, заливающим своим серебристым светом палубы корабля и стоящих на коленях девушек. Я не кормил их весь день. Точнее говоря, я не кормил их с момента приобретения, то есть со вчерашнего утра, но следил, чтобы питьевая вода имелась в достатке. Вряд ли Арн и его люди оказались настолько великодушными, чтобы позаботиться о питании своих пленниц. Так что сейчас девушки, должно быть, умирали с голоду.

Та из них, у лица которой я держал кусок жареного мяса, потянулась к нему, приоткрыв рот, но я тут же убрал руку. Она снова выпрямилась, из последних сил стараясь удержать горделивую осанку. Приятно иметь таких пленниц.

— Мне бы хотелось узнать месторасположение лагеря одной разбойницы, — сказал я, — и зону обитания ее банды.

— Мы ничего не знаем, — ответила одна из девушек.

— Имя этой разбойницы — Вьерна, — не обращая на нее внимания, продолжал я.

По мимолетному блеску в глазах пленниц я понял, что им известно, о ком идет речь.

— Мы ничего не знаем, — сказала вторая девушка.

— Знаете, — заверил я их обеих. — Вам хорошо известно точное или хотя бы приблизительное местонахождение и ее лагеря, и границы зоны ее обитания.

— Мы ничего не знаем, — повторила первая девушка.

— Вы ведь все равно расскажете все, что вам известно, — пообещал я.

— Мы, женщины-пантеры, ничего вам не расскажем!

Я пожал плечами и снова протянул первой девушке ногу жареного вуло. Какое-то время она демонстративно отворачивалась в сторону. Затем, не выдержав, повернулась ко мне и, не сводя с меня полного ненависти взгляда, потянулась к мясу. Зубы ее вонзились в мясо, она оторвала кусок, жадным судорожным движением проглотила его, не жуя, и торопливо потянулась за следующим. Едва заметным кивком я указал Римму на вторую девушку. Следуя моему примеру, он начал кормить и ее. Через мгновение у нас с Риммом в руках остались начисто обглоданные кости. Мы выбросили их за борт.

Девушки, конечно, все еще оставались голодными, они только-только начали входить во вкус. Я видел, какая тоска отразилась у них в глазах, когда они поняли, что на этом кормежка закончена.

— Дайте нам поесть! — закричала первая девушка. — Мы расскажем вам все, что захотите!

— Хорошо, — ответил я, делая вид, будто принимаюсь внимательно слушать.

Они обменялись взглядами.

— Сначала накормите нас, — заявила первая девушка, — а потом поговорим.

— Нет, — возразил я. — Сначала мы вас послушаем, а потом, если решим, что ваши сведения заслуживают внимания, дадим вам поесть.

Девушки снова переглянулись. Первая трагически уронила голову. С исказившей лицо гримасой, словно не в силах сдержать переполняющие ее рыдания, она взглянула мне в глаза. Актриса она, конечно, была великолепная.

— Хорошо, — едва слышно пробормотала она голосом вероотступницы.

В глубине души я ей рукоплескал.

— Лагерь Вьерны и центр зоны обитания ее банды находятся в ста пасангах к северу от Лидиуса и в двадцати пасангах в глубь материка от берега Тассы, — глотая слезы, пробормотала девушка и разрыдалась. — Теперь, пожалуйста, дайте мне поесть, — выдавила она из себя.

— Ты же солгала, — укоризненно пожал я плечами.

Она прошлась по мне злобным взглядом.

— Я скажу! Я все скажу! — словно собравшись с духом, выпалила ее подруга.

— Не смей! — закричала ей первая девушка.

— Я больше не могу! — с видом ставшей на путь предательства жертвы, сломавшейся под пытками истязателей, затараторила вторая.

Пожалуй, в драматических ролях она могла бы поспорить со своей подругой.

— Говори, — приказал я.

— Лагерь Вьерны в десяти пасангах вверх по течению Лаурии, в пятидесяти пасангах в глубь материка от Лидиуса, — низко опустив голову, выпалила она под вопли осыпающей ее бранью соплеменницы.

— Ты тоже солгала, — грустно вздохнул я.

Обе девушки ответили мне полными ненависти взглядами.

— Да! — процедила сквозь зубы первая. — Вы — мужчины, а мы — женщины-пантеры! Неужели вы думаете, что мы вам что-нибудь расскажем?

— Развяжи им руки, — приказал я стоящему рядом матросу, — и дай им поесть.

На лицах девушек отразилось полное недоумение.

Матрос освободил им руки и поставил перед каждой миску с дымящимся мясом вуло и кусками жареного боска. С минуту — не дольше — наблюдал я за тем, как они руками и зубами расправлялись с грудой мяса, очищая стоящие перед ними миски.

— Как вас зовут? — спросил я, когда посуда девушек опустела.

— Тана, — ответила первая.

— Эйла, — сказала вторая.

— Я бы хотел узнать, где находится лагерь Вьерны и где проходят границы зоны обитания ее банды, — вернулся я к интересующей меня теме.

Тана облизала жирные пальцы и рассмеялась.

— Этого мы вам никогда не расскажем, — пообещала она.

— Верно, — поддержала подругу Эйла, смакуя последний кусок жареного боска.

— Мы не боимся плети, — не спуская с меня горящих глаз, заявила Тана, — не боимся раскаленного железа. У вас нет способа заставить нас заговорить! Мы женщины-пантеры, не забывайте!

— Принеси сладости, — обернулся я к матросу.

Вскоре он вернулся с пакетом леденцов. Я по очереди протянул его обеим девушкам. Каждая из них взяла себе по леденцу. Они уже сидели на палубе, но не по-мужски, скрестив перед собой ноги, — такая поза, конечно, была для них запрещена, — а по-женски, опустившись на колени и откинувшись на пятки. Они все еще были прикованы цепью к кольцу, вделанному в перегородку задней палубы. Кулек быстро опустел. Я снова взглянул на них.

— Вы — мужчина, — сказала первая девушка. — Мы не будем с вами говорить. Вам не удастся нас заставить. Мы не боимся плетей. Не боимся раскаленного железа. Мы — женщины-пантеры!

Я поднялся на ноги и отошел от них. У передней палубы я отыскал Римма и Турнока.

— Завтра с рассветом высаживаемся на землю, — сказал я.

— Да, капитан! — ответили они.

— Сними с них цепи, — велел я матросу.

Девушки подняли на меня глаза.

Был вечер дня, следующего за тем, когда я приобрел двух мужчин-рабов и пытался разговорить своих девушек-пантер. Утром мы собирались высадиться на берег в Лидиусе, довольно крупном городе-порте, расположенном в устье Лаурии.

Цепи с девушек сняли и в течение всего дня обращались с ними вполне сносно. Их хорошо кормили, поили, а после еды даже выделили пакет сладостей. Им позволили помыться и привести себя в порядок.

— Свяжи им ноги и руки за спиной, — приказал я матросу.

Этим вечером мы ненадолго спускались на землю, и Римм с Турноком, взяв с собой ловушки, скрылись в лесу. Их сопровождало несколько матросов, несших на плечах бочонки с водой. Все это время обе девушки оставались закованными в цепи на нижней палубе, поэтому они не видели того, что происходит вокруг. Не видели они и возвращения людей на корабль, и Турнока, несущего за спиной объемистый, хотя, вероятно, не очень тяжелый предмет, завернутый в парусину.

Матрос привычными движениями связал обеих девушек.

— Перенеси их в нижний трюм, — сказал я.

Нижним трюмом на боевых галерах называется узкий карман, образуемый настилом гребного трюма и обращенной к килю частью корпуса корабля. Эта темная, пропитанная сыростью полость заполняется обычно песком, служащим на судне дополнительным балластом, а на многих кораблях она используется для слива нечистот и отходов.

Девушек унесли с палубы. Чьи-то крепкие руки помогли им спуститься с верхней палубы в гребной трюм, затем через небольшой люк втиснули их в нижний трюм, бросили на сырой, пахнущий затхлостью песок и плотно закрыли у них над головой крышку люка. Они оказались словно замурованными в крохотном душном склепе, куда не проникал ни единый луч света.

После полудня Римм и Турнок, хорошо знакомые с подобными вещами, установили в лесу ловушки. В этот день они продемонстрировали свое мастерство в полной мере, доставив на борт «Терсефоры» шесть довольно крупных — размером с небольшую собаку — лесных у ртов, каждый из которых был тщательно завернут в парусину. На корабле мы поместили их в клетку, по которой они довольно бодро метались, раздраженные присутствием людей, а когда перед ужином мы поднесли клетку к откинутой крышке люка в нижнем трюме и распахнули дверцу клетки, все шестеро мгновенно растворились в темноте, беззвучно ступая по влажному песку.

Мы с Риммом и Турноком снова вернулись в столовую, где нас еще дожидалась пара кусков жареного боска и аппетитно дымящийся гарнир к вуло.

Думаю, очень скоро девушки заметят, что в нижнем трюме они не одни.

Я с удовольствием расправлялся с куском жареного вуло, когда тишину на корабле разорвал донесшийся снизу пронзительный вопль.

Девушки услышали какой-то шорох в темноте? Скрежетание когтей по деревянной обшивке корабля? Или почувствовали легкое дыхание животных у себя на лицах? А может, различили хищный блеск кроваво-красных глаз? Или жесткая шкура животного на мгновение коснулась их тела?

Новый душераздирающий вопль потряс корабль. Могу себе представить, как они сейчас судорожно пытаются освободиться от стягивающих их тело веревок. К доносящимся снизу крикам добавилось приглушенное, сдавленное рыдание. Это уже были не воинственные, потерявшие женственность лесные разбойницы, а обычные, до смерти напуганные девушки.

Я продолжал лакомиться жареным вуло.

К столу подошел один из матросов.

— Капитан, девчонки в нижнем трюме просят у вас аудиенции, — усмехнулся он.

— Веди их сюда, — рассмеялся я.

Вскоре обе девушки, дрожащие, с всклокоченными волосами, испачканные в мокром песке, уже стояли передо мной на коленях. Я по-прежнему сидел в кресле. Они были все так же связаны и посажены на цепь, кончающуюся у кольца в перегородке задней палубы. Только позы теперь у них были уже не столь горделивыми: обе они распростерлись на дощатом настиле палубы, склонив головы к самому полу и робко бросая на меня жалобные взгляды.

— Лагерь Вьерны находится к северо-востоку от города Лаурии, — без предисловия начала Тана. — Чтобы найти его, нужно добраться до противоположного от реки конца города и дальше идти прямо к лесу. У самого его начала отыщите тур-дерево, там на высоте десяти футов от земли наконечником копья сделана на коре отметина. Оттуда нужно держать направление строго на север, отыскивая деревья с такими же отметинами, которые расположены в четверти пасанга одно от другого. Всего таких деревьев будет пятьдесят. На последнем зарубка копьем будет двойной. Оттуда нужно свернуть к северо-востоку и снова искать деревья с отметинами. Теперь их должно быть двадцать. Последнее дерево подходит к границам зоны обитания банды Вьерны. Лагерь находится в двух пасангах к северу оттуда, на берегу небольшого ручья.

Девушки как по команде подняли головы. На лицах у обеих застыло тревожное выражение: неужели я снова отправлю их в нижний трюм?

— Как твое имя? — спросил я у первой девушки.

— Тана, — ответила она.

— А твое? — обратился я ко второй.

— Эйла, — сказала она.

— Нет, — покачал я головой, — у вас нет имен. Вы — рабыни.

Они обреченно уронили головы.

— Надеть ошейники им на шею, — приказал я матросу.

Приказ был тут же выполнен.

— Развязать их, — распорядился я. Веревки с девушек сняли.

Они продолжали стоять на коленях, тревожно всматриваясь мне в лицо. Я обвел их внимательным взглядом. Они выглядели жалкими и потерянными, как настоящие рабыни.

— Завтра утром выставить их на продажу в Лидиусе, — распорядился я.

Они низко опустили головы и разрыдались.

3

Я ПОКУПАЮ ВОРОВКУ



На полном ходу со мной столкнулась темноволосая девушка, хотя и в короткой тунике, но свободная. Бросив на меня откровенный чувственный взгляд, она тут же затерялась в толпе.

Мы с Риммом и Турноком пробирались сквозь бесчисленное скопище людей, собравшихся неподалеку от причалов Лидиуса. Я посмотрел вслед девушке. Она, безусловно, была свободной женщиной, такие довольно часто встречались в этом портовом городе; не имея семьи, они зарабатывали на жизнь чем придется, но каким-то образом ухитрялись избегать рабских цепей. Что-то сверкнувшее у нее на шее привлекло мое внимание, но она так быстро проскользнула мимо, что я не успел ничего рассмотреть.

Вокруг бушевало людское море. Мой взгляд выхватил из толпы светловолосого гиганта с Торвальдсленда с всклокоченной бородой и синими, холодными как лед глазами; торговца с Тироса, румяного, надушенного, с прилизанными волосами; матросов с Коса и из Порт-Кара — непримиримые враги, они обменивались неприязненными взглядами, но воздерживались от выяснения отношений на улицах нейтрального Лидиуса. Над толпой проплыла восседающая на носилках женщина в скрывающем лицо уборе, прибывшая, судя по смуглой, дочерна загоревшей коже, откуда-нибудь с Янды или Ананго; рядом прошагали два охотника, должно быть, из Ара, с их плеч свешивались привезенные на продажу выделанные шкуры черных пантер. Отдуваясь и смахивая пот со лба, прошел крестьянин, несущий целую корзину садовых су л, приехавший сюда из южных районов, с верховьев Лаурии. Прошагал погруженный в свои мысли книжник, облаченный в традиционные голубые цвета, вероятно прибывший давать уроки сыновьям какого-нибудь богача за высокую плату. Важно прошествовал толстый работорговец, увешанный цепями с медальонами Ара; за ним, стараясь никого не задеть, проскользнули две светловолосые рабыни, окидывая все вокруг любопытным взглядом и обмениваясь негромкими, но достаточно отчетливыми замечаниями, так что я смог различить у обеих тентисский акцент. Увидел я и тачакского воина с далеких, лишенных деревьев южных равнин; сам он мне был незнаком, но спутать это характерное мужественное лицо с глубокими волевыми складками с лицами представителей других народностей было невозможно.

До меня донесся обрывок разговора между продавцом овощей и двумя его покупательницами — женщинами из низшей касты, но в скрывающих лица уборах.

Из ближайшей пага-таверны доносились нестройные музыкальные аккорды, заглушаемые зычным голосом мелкого торговца-разносчика, выкрикивающего цены на свой нехитрый товар.

И над всем этим витало свежее дыхание Тассы, смешивающееся со спешащими раствориться в ее волнах водами Лаурии.

Мы пришвартовали «Терсефору» к центральному городскому причалу. Я хотел задержаться в Лидиусе еще на несколько дней, чтобы надлежащим образом подготовиться к предстоящей охоте.

Я знал, что мы на пару дней пути отстали от Марленуса, который к этому времени уже, должно быть, находился в верховьях Лаурии. Он искал Вьерну, чтобы отомстить: теперь, когда честь его задета, он ни перед чем не остановится. Я же искал не столько Вьерну, сколько Талену, бывшую некогда моей свободной спутницей, а теперь, вероятно, оказавшуюся в руках этой разбойницы.

Мне снова вспомнилась Телима, незадолго до моего отъезда на север вернувшаяся на свои треклятые болота. Ну что за человек? Как можно не понимать, что я просто обязан найти Талену?

Турнок в это утро по моему распоряжению пытался продать обеих девушек-пантер, Тану и Эйлу, выставив их на невольничьем рынке неподалеку от городской пристани Лидиуса.

Я знал: найти Талену будет нелегко, но меня не покидала уверенность в том, что я сумею это сделать.

Мимо торопливо прошагал кожаных дел мастер.

В непосредственной близости от Лидиуса я не хотел поднимать свой флаг, флаг Боска, некогда вышедшего из болот, с изображением головы моего тезки-животного на фоне вертикальных белых и зеленых полос. Я не хотел быть узнанным, и здесь, в городе, мы с Риммом и Турноком носили простые моряцкие туники. Я представлялся Боском с Таборга, небольшого острова на Тассе, к югу от Телетуса, получившего свое название за сходство с горианским барабаном. Я выдавал себя за торговца, пробирающегося к верховьям Лаурии, чтобы там по относительно низким ценам приобрести десяток-другой спиновых шкур и затем, вернувшись к южным островам, продать их с неплохой прибылью. Товар довольно компактный, легкий и в то же время дорогостоящий, поэтому тот факт, что мы совершаем торговое путешествие на боевой галере, ни у кого не должен был вызывать подозрений. Следует заметить, что обычно доставка грузов и товаров осуществляется «круглыми» кораблями, называемыми так за гигантские размеры. Эти ширококилевые суда, обладающие вместительными трюмами и низкой посадкой, известны во всех уголках блистательной Тассы.

В Торговой Палате, где я заполнил бумаги о прибытии своего корабля и уплатил пошлину за постановку судна на причал, мне не задали никаких вопросов. Откровенно говоря, чиновники отнеслись ко всей процедуре довольно формально и не проявили излишнего любопытства. Торговая Палата, стоящая во главе города, живущего по законам свободного торгового города-порта, такого же, как Хельмутспорт, Шенди и Бази, больше заинтересована в расширении торговых связей со всеми желающими, нежели в сокращении их из-за усиления полицейского надзора. Причем преуспела в этом до такой степени, что на городской пристани я даже заметил два зеленых пиратских судна. Думаю, что, когда их капитаны заполняли декларацию о цели своего прибытия в город, их мучили расспросами не больше, чем меня. Представители верховной власти Лидиуса, большинство из которых также принадлежали к торговой олигархии, стремились установить в городе те же правила, которых придерживались острова свободных торговых зон на Тассе. С тремя из них — Телетусом, Таборгом и лежащим к северу от Торвальдсленда Сканьяром — я познакомился лично, побывав на них во время своих плаваний. Следует отметить, что, хотя руководство всеми этими островами осуществляется на основе торгового права свободной зоны, Торговые Палаты Таборга и Телетуса ведут себя с приезжающими гораздо строже, что, по мнению самих торговцев, побуждает их проводить законные сделки именно в этих местах, хотя цены здесь несколько выше, а незаконный сбыт товаров, равно как и контрабандные операции, переносить в припортовые города с менее жестким соблюдением законов, где выбор товаров больше, а цены ниже.

Подавляющее большинство городов и островов Тассы управляются, конечно, не Торговыми Палатами, а магистратами с их законодательными органами — Верховными Городскими Советами. В Порт-Каре, например, моем городе, роль подобного органа выполняет Совет Капитанов, который после свержения враждовавших между собой убаров взял на себя все руководство городскими делами. Не думаю, чтобы члены нашего Совета с такой же легкостью отнеслись к выполнению возложенных на них функций, как ответственный чиновник, откровенно посмеивавшийся при заполнении наших регистрационных документов и лукаво посматривавший на моих людей. Они, конечно, даже отдаленно не напоминали торговцев: то, что они из Порт-Кара, сразу бросалось в глаза. Тем не менее регистрация наша прошла быстро и без заминки.

Мы пришвартовались рядом с кораблем-тараном среднего класса с Тироса. Его корпус и широкие балки перекрытий были выкрашены в желтый цвет.

Пока мы спускали трап, старший помощник капитана с соседнего корабля — в натянутой на одно ухо желтой шапочке без полей, напоминающей берет, — перегнулся к нам через поручни.

— Я слышал, вы с Таборга, — заговорил он.

— Да, — подтвердил я.

— А мы из Турий.

Я рассмеялся. Турия — город, лежащий далеко на юге, у самого экватора, посреди бескрайних степей, по которым кочуют народы фургонов. Поблизости на тысячи пасангов не сыскать водоема размером больше плавательного бассейна. С таким же успехом команда соседнего корабля могла назвать портом своей приписки Тор — город, лежащий среди безжизненных пустынь, в центре крохотного оазиса. Помощник капитана рассмеялся в ответ. Я приветственно помахал ему рукой и вместе с Риммом и Турноком спустился на берег.

Мы шли вдоль портовой зоны города, забитой снующими во всех направлениях людьми. Повсюду высились горы всевозможных товаров — в основном каких-нибудь изделий из металла, инструментов или шерстяной, тонкой вязки одежды. Вскоре их погрузят на баржи и доставят в верховья Лаурии, чтобы там обменять на шкуры слинов, табуков и пантер. Обратно с верховьев суда потянутся в порт с древесиной, солью и клетками, заполненными светловолосыми девушками, хотя этот последний товар не будет, скорее всего, выставлен на продажу в Лидиусе, а, погруженный на более крупные суда, будет еще долгие недели томиться в грузовых трюмах, пока не окажется на рынках южных городов.

Обоих рабов-мужчин, выкупленных у Ширы, я отпустил на волю. Я дал им одежду и по два серебряных тарска каждому. Видя такое расположение к себе, они выразили желание остаться у меня на службе, и я им позволил.

— Сколько ты получил за продажу девчонок? — спросил я Турнока. Подобная статья дохода меня совершенно не интересовала, и мне только сейчас пришло в голову узнать, сколько же я на них заработал.

— Я продал их за четыре золотых, — ответил Турнок.

— Отлично, — заметил я.

Высокая цена для дикарок из северных лесов. Они, конечно, были довольно красивы, но ума это им не прибавляло. Думаю, посидев в нижнем трюме «Терсефоры», девицы начали понимать, что они прежде всего женщины, а не воины. Будем надеяться, из них получатся неплохие рабыни, усмехнулся я про себя.

Мы продолжали прогуливаться вдоль пристаней Лидиуса, с любопытством оглядывая огромный городской порт. Прошли мимо просторных, хорошо укрепленных складских помещений, у стен которых уже не было такого скопления народа. Здесь, должно быть, хранятся изделия из золота и драгоценных камней, тонкие, выдержанные вина и благовония, специи и изысканные украшения — товары, погрузка которых на корабль, равно как и выгрузка на берег, происходит вдалеке от любопытных глаз. В таких местах, несомненно, должны находиться и доставляемые в Лидиус из крупнейших работорговых городов — прежде всего из Ара — прошедшие специальный курс обучения рабыни наслаждений, продажа которых наверняка будет происходить на центральном невольничьем рынке либо на каком-нибудь престижном закрытом аукционе. Таких женщин не часто встретишь в северных городах, и цены на них чрезвычайно высоки.

Мы миновали одну из многочисленных таверн. Я облизал пересохшие губы.

Мне вспомнилось, что Лидиус является одним из немногих северных городов, в которых есть общественные бани, как в Турий и Аре, хотя здесь они не отличаются роскошью и размерами. И вообще, это город парадоксов, где самым причудливым образом переплетаются роскошь и изысканная утонченность юга и грубая простота менее избалованного природой севера. Здесь никто не удивится, увидев охотника в длинной, до колен, куртке из слиновых шкур, голову которого будет украшать повязка из тончайшего арского шелка. При этом на плече у него будет тяжелый обоюдоострый, характерный для северных краев топор, а за поясом — тончайшей работы длинный турианский кинжал. Он будет говорить на типичном тиросском наречии и при этом поразит вас осведомленностью о привычках диких тарнов, узнать о которых можно лишь после долгих лет жизни на Тентисе.

Горожане, стремящиеся подчеркнуть собственную цивилизованность и неординарность, делают крыши своих домов — как правило, деревянных — очень высокими и остроконечными, на манер — как они полагают — Ара, Турий или Ко-ро-ба, однако все вопросы, задевающие их честь, решаются традиционным способом, по старинке: с противником встречаются с топором в руках где-нибудь на отвесном скалистом выступе на берегу Тассы.

Мне вспомнилась девушка, столкнувшаяся со мной в центральной части порта. Да, чувственная, должно быть, штучка. И снова в памяти на мгновение всплыл ускользающий образ: нечто в мимолетном повороте ее головы, шеи, волосах привлекло мое внимание, но что именно — определить я не мог. Время близилось к полудню.

— Давайте зайдем в какую-нибудь пага-таверну — и поближе к кораблю, — предложил я.

— Давайте, — согласился Турнок.

Я хотел сегодня же после обеда начать запасаться всем необходимым. Мне не терпелось отправиться в путь.

Мы с Риммом и Турноком повернули назад. Мимо гордо прошагали два воина в красном одеянии. Наемники, должно быть. Их речь и манера держаться напомнили мне об Аре, хотя я не заметил у них на цепочках медальонов с изображением убара. Нет, они не из свиты Марленуса; тот, очевидно, сейчас находится в среднем течении Лаурии или, по крайней мере, где-нибудь поблизости от этих мест.

Мне особенно сильно захотелось уже сейчас быть в пути. Так надо добраться до Вьерны раньше Марленуса из Ара! Я надеялся, что мне в этом повезет. Благодаря Тане и Эйле, я располагал информацией, которой, вероятно, не было у Марленуса.

— Перекусить бы чего-нибудь, — с чувством сказал Римм.

Мы как раз поравнялись с одной из пага-таверн. Через открытую дверь была видна танцующая на арене в центре зала хорошенькая девушка-рабыня, невысокая, с изящной, словно выточенной, фигуркой. Заглянув внутрь, мы с Турноком рассмеялись.

— Пожалуй, стоит зайти, — согласился я. — Ближе к пристани все таверны будут, наверное, битком набиты.

Мы со смехом обменялись понимающими взглядами и вошли в зал. Я был в хорошем настроении: меня не оставляла уверенность, что я сумею вернуть Талену. Да и Тана с Эйлой ушли по хорошей цене, дав нам возможность позволить себе роскошный ужин. Мы выбрали столик в глубине зала, незаметный, но расположенный прямо перед ареной. Танцовщица и вправду была великолепна. Ничто не могло скрыть ее красоту, причем именно потому, что на ней, кроме ошейника и тонких цепей, протянувшихся от запястий до лодыжек, ничего не было.