Берроуз Эдгар

Тарзан и потерянная империя

I. ДОКТОР ФОН ХАРБЕН

Малыш Нкима взволнованно запрыгал на загорелом плече своего хозяина, стрекоча и вопросительно поглядывая то на Тарзана, то в сторону джунглей.

— Нкима что-то заметил, бвана, — сказал Мувиро, помощник предводителя воинов вазири.

— И Тарзан тоже, — проговорил человек-обезьяна.

— Глаза великого бваны зоркие, как у Бары-антилопы, — сказал Мувиро.

— Иначе и быть не может, — с улыбкой отозвался человек-обезьяна. Тарзан не стал бы человеком, если бы его мать Кала не научила его пользоваться всеми органами чувств, данными ему Малунгу.

— И кто же идет? — спросил Мувиро.

— Отряд мужчин, — ответил Тарзан.

— А что если это недруги? — обеспокоился негр. — Может, предупредить воинов?

Тарзан метнул взгляд на маленький лагерь, где двадцать чернокожих воинов готовились приступить к ужину, и удостоверился в том, что оружие у них, как всегда, наготове.

— Нет, — возразил он. — Вряд ли это необходимо, так как люди идут не таясь, и потом их не так много, чтобы они представляли угрозу.

Нкима же, будучи пессимистом по натуре, а потому всегда ожидая худшего, не на шутку встревожился. Он спрыгнул на землю, стал скакать, словно заведенный, затем схватил Тарзана за руку и потянул за собой.

— Бежим! — закричал он на языке обезьян. — Сюда идут чужие гомангани. Они убьют малыша Нкиму!

— Не бойся, Нкима, — урезонил его человек-обезьяна. — Тарзан и Мувиро не дадут тебя в обиду.

— Я чую запах гомангани, — заверещал Нкима.

С ними идет один тармангани. Тармангани хуже гомангани. У них гремящие палки, и они хотят убить маленького Нкиму, а также всех его братьев и сестер. Они не щадят никого. Нкиме не по душе тармангани. Нкима боится.

Как и другие обитатели джунглей, Нкима не видел в Тарзане тармангани, то есть белого человека. Он воспринимался неотъемлемой частью джунглей, таким же, как и все звери, а если потребовались бы обобщения, то Нкима отнес бы Тарзана к мангани, великим обезьянам.

Теперь уже все слышали приближение чужих. Воины вазири повернулись на шум и тут же обратили взоры на Тарзана и Мувиро. Увидев, что их предводители не выказывают беспокойства, они продолжили заниматься своими делами.

Первым в лагере появился высокий чернокожий воин. При виде вазири он остановился. Через миг к нему присоединился белый с бородой. Понаблюдав с минуту за лагерем, он выступил вперед, сделав миролюбивый жест. Из джунглей показались дюжина негров, в основном носильщики, судя по тому, что лишь трое или четверо из них имели ружья.

Тарзан и вазири сразу поняли, что имеют дело с небольшим миролюбивым отрядом, и даже Нкима, спрятавшийся на соседнем дереве, бесстрашно прибежал назад, на плечо своего хозяина, всем своим видом демонстрируя презрение.

— Доктор фон Харбен! — воскликнул Тарзан, когда бородач подошел ближе. — Сразу и не узнал вас.

— Бог милостив ко мне, Тарзан из племени обезьян, — проговорил фон Харбен, протягивая руку. — Я как раз искал вас и нашел на два дневных перехода раньше, чем предполагал.

— Мы охотимся на страшного убийцу, — пояснил Тарзан. — С некоторых пор он стал приходить в наш крааль по ночам и убивать самых доблестных людей. Он чрезвычайно хитер. Видимо, это старый коварный лев, которому до сих пор удавалось ускользнуть от Тарзана. Однако что привело вас в страну Тарзана, доктор? Надеюсь, что это чисто дружеский визит и что с моим хорошим другом не произошло ничего серьезного, хотя ваш вид и опровергает мои слова.

— Мне тоже хотелось бы, чтобы это был просто дружеский визит, — сказал фон Харбен, — но, по правде говоря, я пришел просить вашей помощи, ибо у меня неприятности, причем очень серьезные.

— Неужели снова напали арабы, чтобы захватить рабов или награбить слоновой кости? Или, может, люди-леопарды устроили на вас ночную засаду на тропах джунглей?

— Ни то, ни другое. Я пришел по причине личного свойства, из-за моего сына Эриха, которого вы не знаете.

— Да, действительно не знаю, — ответил Тарзан. — Однако вы притомились и, наверное, проголодались. Располагайтесь. Ужин готов. За едой расскажете, каким образом Тарзан сможет помочь вам.

Пока вазири по распоряжению Тарзана помогали неграм фон Харбена устроиться, доктор и человек-обезьяна уселись, скрестив ноги, на землю и принялись за незатейливую трапезу, приготовленную поваром вазири.

Заметив, что гостю не терпится изложить суть дела, Тарзан не стал дожидаться конца ужина, а попросил фон Харбена тотчас же продолжить рассказ.

— Постараюсь в нескольких словах объяснить истинную цель моего визита, — начал фон Харбен. — Эрих — мой единственный сын. Четыре года тому назад в возрасте девятнадцати лет он успешно закончил университет. С тех пор он совершенствовал свои знания в различных университетах Европы, специализируясь в археологии и палеографии. Увлекшись альпинизмом, он во время летних каникул штурмовал самые трудные альпийские вершины. Несколько месяцев назад, приехав навестить меня, он с головой ушел в изучение различных диалектов банту, на которых разговаривают местные племена. Общаясь с туземцами, он узнал из старой, хорошо всем известной легенды о Потерянном Племени гор Вирамвази. Легенда потрясла его, как и многих других, своей кажущейся достоверностью. Эрих задался целью выяснить, насколько она соответствует реальности. Если выявить ее истоки, то, вполне возможно, он сможет отыскать потомков этого Потерянного Племени.

— Мне прекрасно известна эта легенда, — сказал Тарзан. — Туземцы любят ее рассказывать, причем с такими достоверными подробностями, что мне самому не раз хотелось заняться ее проверкой. Правда, до сих пор мне не предоставлялось случая побывать в горах Вирамвази.

— Должен сознаться, — подхватил доктор, — что у меня тоже неоднократно появлялось такое же желание. Я беседовал с туземцами племени багего, обитающими на склонах гор Вирамвази, и они утверждают, что где-то в глубокой долине этой большой горной страны живет племя белых людей. Туземцы поведали о том, что с незапамятных времен ведут с ними торговлю и часто сталкиваются с людьми из Потерянного Племени как в мирное время, так и в ходе воинственных набегов, которые те совершают время от времени на багего. В общем, Эрих решил организовать экспедицию на Вирамвази, и его поддержали, поскольку сочли его подходящим человеком. Его знание местных наречий и опыт общения с туземцами, хотя и кратковременный, давали ему преимущество перед остальными исследователями, пусть даже более образованными. Кроме того, он неплохой альпинист. Иными словами, он подходил по всем статьям, и мне оставалось лишь сожалеть, что я не смогу сопровождать его, поскольку был занят другими делами. Я всячески содействовал ему в подготовке сафари, помог со снаряжением. Сейчас экспедиция находится в пути, а недавно мне стало известно, что кое-кто из его сафари вернулись в свои деревни. Я попытался узнать у них, что к чему, но они меня избегали. Вскоре до меня дошли слухи, из которых я понял, что с сыном что-то случилось, и тогда я решил снарядить спасательную экспедицию. Увы, во всем районе я сумел наскрести всего лишь горстку смельчаков, которые вызвались сопровождать меня в горы. Дело в том, что легенда утверждает, будто в горах Вирамвази обитают злые духи, и туземцы считают, что Потерянное Племя — это банда призраков, алчущих крови. Мне сразу стало ясно, что дезертиры из сафари Эриха успели посеять страх по всему краю. В итоге я был вынужден искать помощи на стороне. Вот почему я здесь и обращаюсь за поддержкой к Тарзану, Повелителю джунглей.

— Я помогу вам, доктор, — пообещал Тарзан, выслушав рассказ.

— Отлично! — оживился фон Харбен. — Я знаю, что вы справитесь. Насколько я успел заметить, у вас здесь человек двадцать плюс четырнадцать моих. Мои люди могут служить носильщиками, а также в качестве аскари. Ваших же все знают как превосходных воинов. Под вашим предводительством мы быстро отыщем дорогу, хотя силы у нас и небольшие. Нет такого уголка, куда бы мы не смогли проникнуть.

Тарзан мотнул головой.

— Нет, доктор, — возразил он, — я пойду один. У меня такое правило. В одиночку добраться быстрее, и когда я один, то у джунглей от меня нет тайн. По пути я получу больше сведений, чем если бы шел еще с кем-нибудь. Вы же понимаете, что обитатели джунглей считают меня за своего и не прячутся при моем появлении, как сделали бы, завидя вас и ваших чернокожих.

— Вы лучше меня знаете, что делать, — произнес фон Харбен. — Не скрою, я хочу пойти с вами и принести пользу, но если вы ответите отказом, то мне ничего не останется, как подчиниться.

— Возвращайтесь назад, доктор, и ждите вестей.

— Когда вы выступаете в горы Вирамвази? Утром? — спросил фон Харбен.

— Я отправляюсь немедленно, — ответил человек-обезьяна.

— Сейчас уже темно, — запротестовал фон Харбен.

— Нынче полнолуние, и я хочу воспользоваться этим, — объяснил Тарзан. А отдохнуть я смогу в жаркие дневные часы.

Повернувшись, он подозвал Мувиро.

— Бери людей, Мувиро, и возвращайся домой, — распорядился он. — Пусть люди будут готовы выступить в путь по первому моему зову.

— Хорошо, бвана, — сказал Мувиро. — И долго нам ждать?

— Я возьму с собой Нкиму, и если вы мне понадобитесь, то пришлю его в качестве проводника.

— Да, бвана, — ответил Мувиро. — Воины вазири будут в постоянной готовности. Их оружие будет под рукой днем и ночью.

Тарзан вскинул на плечо лук и колчан со стрелами, постоял мгновение, сосредоточиваясь, затем на языке обезьян позвал Нкиму, и пока зверек трусил к нему, повернулся и, не сказав ни слова на прощание, молча направился в джунгли.

II. ОДИН В ДЖУНГЛЯХ

Эрих фон Харбен вышел из палатки, осмотрелся вокруг и обнаружил, что остался в одиночестве. Его лагерь на склоне гор Вирамвази обезлюдел.

Теперь стало понятно, почему, когда он проснулся, стояла непривычная тишина, вызвавшая у него дурное предчувствие, которое усугубилось тем, что слуга Габула так и не явился на его зов.

В течение всей недели, пока сафари приближалось к наводящим страх горам Вирамвази, его люди дезертировали маленькими группами, по двое-трое.

К минувшему вечеру, когда они сделали привал на склоне горы, от первоначального состава экспедиции оставалось лишь несколько объятых ужасом участников. А теперь и этих не стало — поддавшись ночным страхам, невежественные и суеверные люди позорно бежали от невидимых ужасов нависших гор, бежали, бросив своего хозяина один на один с кровожадными духами умерших.

Беглый осмотр стоянки показал, что лагерь полностью разграблен.

Негры прихватили с собой все запасы, включая оружие и патроны. Нетронутым остался лишь его пистолет \"люгер\" с подсумком, которые он держал у себя в палатке.

Неплохо зная туземцев, Эрих фон Харбен понимал их психологию, насквозь пронизанную суеверием, имеющим глубокие корни и вынуждающим чернокожих совершать явно бесчеловечные и предательские действия. Поэтому он ничего не предпринял против них, как это сделал бы другой, с меньшим опытом.

Правда, когда они согласились принять участие в походе, то почти ничего не знали о его планах.

Мужество чернокожих оказалось прямо пропорционально расстоянию до Вирамвази. С каждым днем пути оно убывало все ощутимей, пока не настал день, когда они оказались во власти страхов, неподвластных человеческому рассудку, и, потеряв остатки самообладания, бежали сломя голову.

Фон Харбен прекрасно понимал, почему они похитили провизию, ружья и боеприпасы и даже не осуждал их, ибо негры, видимо, решили, что его дело проиграно, а сам он обречен на смерть. К чему оставлять пищу человеку, который почти уже мертвец, в то время как им предстояло возвращаться домой, где с провизией туговато? Для чего ему вообще оружие, если духов гор Вирамвази не берет ничто, тем более оружие простых смертных? Такова была логика их рассуждении, логика простая и неоспоримая.

Фон Харбен устремил взгляд вниз, где по склону среди деревьев спускались его люди, направлявшиеся назад, домой.

Возможно, их еще можно было бы догнать, однако фон Харбен предпочел остаться в одиночестве.

Он поднял глаза ввысь, к вершинам гор, взметнувшимся над ним. Явившись издалека и имея определенную цель, которая находилась где-то за неровными контурами гор, он вовсе не собирался возвращаться назад побежденным.

Проведя день или, может, неделю в этих угрюмых горах, он, вполне вероятно, раскроет тайну легендарного Потерянного Племени, а уж месяца-то точно хватило бы, чтобы окончательно установить, что эта легенда не имеет на сегодняшний день реальной основы. За месяц он досконально разведает горные склоны, которые, судя по очертаниям, вполне доступны для восхождения, и найдет в лучшем случае руины и могильные холмы, свидетельствующие о проживании здесь в древности мифического племени.

Опыт и эрудиция подсказывали Харбену, что легендарное Потерянное Племя, если оно когда-либо существовало, оставило о себе еле приметный след в виде пары-другой предметов и нескольких полуистлевших костей.

Помедлив немного, он вернулся в палатку, сложил в вещевой мешок несколько оставшихся у него нужных вещей, приладил к поясу патронную сумку и вышел наружу, снова обратив взор к таинственным горам Вирамвази.

Помимо пистолета \"люгер\", у фон Харбена имелся охотничий нож, которым он тут же вырезал себе на всякий случай крепкую большую палку.

Утолив жажду чистой холодной водой из ручья, он возобновил путь, сжимая в руке пистолет, готовый стрелять в любое мелкое животное, годное в пищу. Пройдя совсем немного, он увидел на открытом месте зайца и уложил его одним выстрелом, благодаря судьбу за то, что в свое время не ленился упражняться в стрельбе.

Не сходя с места, он развел огонь, зажарил зайца на вертеле и сытно поел, после чего зажег трубку и растянулся на земле, чтобы спокойно покурить и обдумать план действий.

Будучи человеком мужественным и неунывающим, он решил не отчаиваться и беречь силы для предстоящего трудного перехода.

После короткого отдыха Эрих фон Харбен начал подъем, который продолжался весь день. Он выбирал самый длинный путь, когда того требовали соображения безопасности, полагаясь на свой опыт скалолаза, и не забывал делать частые передышки. Ночь застала его довольно высоко в горах, неподалеку от самой вершины, которую было видно с равнины.

Что находилось впереди, он не знал, но опыт подсказывал, что там, скорее всего, новые хребты и новые грозные вершины.

Улегшись на земле, он завернулся в одеяло, принесенное с места последней стоянки. Снизу из джунглей слышался шум, приглушаемый расстоянием, — завывание шакалов, а в отдалении — глухой львиный рык.

На рассвете он проснулся от рычания леопарда, доносившегося уже не из джунглей, а откуда-то со склона. Он знал, что этот ночной хищник представляет большую опасность, возможно, самую серьезную из тех, что могли выпасть на его долю, и горько пожалел об утрате своего крупнокалиберного ружья.

Страха он не испытывал, ибо понимал маловероятность того, что леопард выберет его своей добычей и нападет, но поскольку такая возможность все же существовала, он развел костер из собранных накануне сухих веток. Подсев поближе к огню, он с благодарностью вбирал в себя его тепло, так как ночь выдалась очень холодная.

В какой-то миг ему почудилось некое движение за кругом света от костра, но он не увидел фосфоресцирующих глаз, и вскоре все затихло. Потом, видимо, он заснул, ибо следующее, что он увидел, был дневной свет, и только остывшая зола указывала на костровище.

Фон Харбен поднялся, ощущая озноб, и, не позавтракав, покинул бесприютную стоянку, зорко высматривая новую добычу.

Рельеф не представлял особых трудностей для опытного скалолаза, и от волнения при мысли о том, что ожидает его за горным хребтом, до которого оставалось совсем немного, фон Харбен начисто позабыл про голод.

Исследователя всегда манит к себе неизведанная вершина.

Какие новые горизонты откроются? Какие тайны предстанут его пытливому взору, когда он достигнет вершины?

Руководствуясь здравым смыслом и опытом, он сознавал, что, покорив вершину, не обнаружит ничего потрясающего, кроме очередного хребта, который ему предстоит преодолеть. Во всяком случае, так он внушал себе, хотя в глубине души ему страстно хотелось увидеть нечто неожиданное, такое, что удовлетворило бы его честолюбивые помыслы и мечты исследователя.

Несмотря на уравновешенный и даже флегматичный характер, фон Харбен пришел в сильнейшее возбуждение, преодолевая оставшееся до вершины расстояние. Взобравшись наверх, он увидел перед собой волнистое плоскогорье, местами поросшее чахлыми деревцами, искореженными ветром, а вдали, как он и предвидел, смутно угадывался следующий горный хребет, окрашенный туманом в пурпурный цвет. Что это за земля между двумя цепями гор? При мысли о возможных скорых открытиях у фон Харбена заколотилось сердце, поскольку местность совершенно отличалась от той, какую он ожидал увидеть. Горы отодвинулись на задний план, уступив место непритязательному ландшафту, чрезвычайно заинтересовавшему фон Харбена.

Охваченный воодушевлением, фон Харбен, позабыв про голод и одиночество, направился по плоскогорью на север. Земля была бесплодная, усыпанная камнями и в целом малопримечательная. Пройдя с милю, фон Харбен забеспокоился. Если местность останется такой же вплоть до гор, смутно видневшихся вдали, то он не только не обнаружит ничего любопытного, но и окажется без еды.

Приуныв от этих мыслей, он вдруг заметил, что в ландшафте как будто произошли неясные изменения.

Фон Харбену почудилось, что он видит мираж.

Далекие горы, казалось, вздымаются из гигантской зияющей пустоты, образуя как бы берег глубокого безводного моря. Пораженный фон Харбен остановился как вкопанный. Плоскогорье резко оборвалось у его ног, и внизу до самых гор простирался огромный провал, грандиозный каньон, подобный тому, что образовал ущелье Колорадо, известное во всем мире.

Здесь же происхождение этой пропасти было совершенно иным. Всюду виднелись признаки эрозии. Мрачные стены были глубоко размыты водой.

Снизу вверх, лепясь к стенам каньона, поднимались причудливые башни, башенки и минареты, высеченные природой из гранита, а внизу простиралось огромное дно ущелья, казавшееся сверху ровным, словно бильярдный стол. Увиденное зрелище потрясло фон Харбена, приведя его в состояние гипнотического восхищения, но мало-помалу его взгляд стал отмечать отдельные детали поразительной картины.

Противоположная стена каньона находилась на расстоянии пятнадцати-двадцати миль к северу, и это было наиболее узкое место. Справа к востоку и слева к западу каньон был настолько широким, что фон Харбен затруднялся определить истинные размеры.

Исследователю казалось, что он различает стену, ограничивающую ущелье на востоке, но с того места, где он стоял, западная оконечность не проглядывалась. Однако стена, которая попала в поле его зрения, тянулась с востока на запад не менее чем на двадцать пять-тридцать миль. Почти прямо под ним раскинулось большое озеро или болото, занимавшее значительную часть восточной стороны каньона. Он увидел несколько извилистых потоков воды, огибавших заросли тростника, а на самом озере, ближе к северному берегу, довольно большой остров. Поодаль виднелась еще одна лента, похожая на дорогу.

На западе каньона рос густой лес, а между ним и озером двигались фигуры. Фон Харбену показалось, что там пасутся животные.

Зрелище вызвало горячий энтузиазм у исследователя. Там, внизу, без сомнения, обитало загадочное Потерянное Племя гор Вирамвази, чью тайну прекрасно охраняла природа, благодаря барьеру из страшных отвесных скал, а также суеверию негров, невежественных жителей внешних отрогов гор,

Всюду, куда достигал взгляд, тянулась отвесная стена, исключавшая малейшую возможность спуска.

Фон Харбен медленно пошел вдоль края, пытаясь найти хоть какой-нибудь ход в заколдованную долину, хоть какую-нибудь лазейку. Стало уже смеркаться, а он прошел лишь небольшую часть пути, так ничего и не обнаружив, кроме все той же отвесной стены, высившейся в самом низком месте не менее чем на девятьсот футов, одинаково неприступной на всем своем протяжении.

В сгущавшихся сумерках фон Харбен неожиданно набрел на узкую расщелину, перерезавшую гранитную стену. Внутри виднелись застрявшие обломки горной породы, образуя нечто вроде спуска, но в темноте было невозможно установить, далеко ли вниз ведет этот ненадежный, рискованный ход.

Фон Харбен перегнулся, внимательно изучая стену. Та уходила вниз серией внушительных уступов и террас до трехсот футов в высоту, в то время как вся стена составляла тысячу двести футов. Если бы расщелина вывела его к следующей террасе, то тем самым устранилась бы часть препятствий, так как в том месте склон не был сплошным, а значит там вполне могли существовать проходы, которыми фон Харбен сумел бы воспользоваться, будучи опытным скалолазом.

Голодный и продрогший ученый опустился на землю, уставившись в пустоту, где мрак становился все гуще и гуще.

Через некоторое время далеко внизу загорелся огонь, потом еще несколько. С каждым разом фон Харбена охватывало все более сильное волнение, поскольку он понимал, что огни означают присутствие человека. Особенно много костров появилось на том участке, где, как считал фон Харбен, располагался остров.

Что это за люди, которые развели костры? Дружелюбны ли они или, наоборот, воинственны? Принадлежали ли они к обычному африканскому племени, либо же легенда имела под собой реальное основание, и люди, которые готовили сейчас внизу свою вечернюю трапезу на кострах, являлись белыми из Потерянного Племени?

И что это за звуки? Фон Харбен напрягся, стараясь уловить невнятный шум, идущий из пропасти, наводненной мраком, и наконец понял, что слышит человеческие голоса. Вскоре к ним примешался рев дикого зверя, прозвучавший подобно отдаленному грому. И тогда, успокоенный этими звуками, фон Харбен поддался усталости и мгновенно заснул, отрешившись от холода и голода.

С наступлением утра фон Харбен собрал ветки от карликовых деревьев, росших поблизости, и развел огонь, чтобы согреться. Пищи у него не было, и вообще в течение всего предыдущего дня он не видел ни малейших признаков жизни, за исключением животных, бродивших на большом зеленом лугу на дне каньона, куда еще только предстояло спуститься.

Фон Харбен понимал, что должен поесть и как можно скорее. Пища же находилась только в одном направлении, далеко внизу. Обогревшись у костра, он принялся исследовать расщелину при дневном свете. Сверху в расщелине обнаружились просветы, сулившие возможность спуска, и фон Харбен решил рискнуть.

Хотя в эту минуту он чувствовал себя полным сил и энергии, он прекрасно сознавал и другое — силы его убывали и будут убывать еще быстрее, как только он начнет головокружительный спуск по вертикали.

Даже Эриху фон Харбену, молодому самоуверенному энтузиасту, то, что он собирался предпринять, казалось чистой воды самоубийством, но, с другой стороны, до сих пор как альпинист он всегда умел найти выход из самых сложных ситуаций, и с этой слабой надеждой он начал спуск в неизвестность.

Едва он склонился над расщелиной, как услышал за спиной звук шагов. Фон Харбен резко повернулся, выхватывая \"люгер\".

III. НКИМА БОИТСЯ

Малыш Нкима припустил по верхушкам деревьев и, вереща от возбуждения, спрыгнул на колени к Тарзану из племени обезьян, устроившемуся на большой ветке гигантского дерева. Прислонившись спиной к шероховатому стволу, человек-обезьяна отдыхал после охоты и аппетитной трапезы.

— Гомангани! — взвизгнул Нкима. — Гомангани идут!

— Угомонись, — сказал Тарзан. — Ты уже порядком надоел всем гомангани.

— Они убьют маленького Нкиму, — захныкал зверек. — Это чужие гомангани, и с ними нет ни одного тармангани.

— Нкима уверен, что все только и мечтают расправиться с ним, усмехнулся Тарзан. — Но вот уже много лет прошло, а он живой и невредимый.

— Сабор, Шита, Нума гомангани и Гиста-змея любят полакомиться маленьким Нкимой, — запротестовала обезьянка. — Оттого я и боюсь.

— Не бойся, Нкима, — сказал человек-обезьяна. — Тарзан никому не даст тебя в обиду.

— Там гомангани! — не унимался Нкима. — Убей их! Нкиме не нравятся гомангани. Тарзан неспешно поднялся.

— Иду, — произнес он. — Нкима может пойти со мной или спрятаться на время в безопасном месте.

— Нкима не трус, — запальчиво ответила обезьянка. — Я пойду сражаться вместе с Тарзаном из племени обезьян.

Зверек запрыгнул на спину человека-обезьяны, обхватил лапками его бронзовую шею и с этой благоприятной позиции стал с опаской выглядывать то из-за одного плеча, то из-за другого.

Тарзан молча устремился по деревьям туда, где Нкима обнаружил негров, и вскоре увидел под собой десятка два туземцев, шедших гурьбой по тропе.

Все они несли тюки разных габаритов, а некоторые из негров имели при себе ружья. По внешнему виду поклажи Тарзан определил, что ее хозяин — белый человек.

Повелитель джунглей окликнул чернокожих. Те испуганно остановились, со страхом таращась вверх.

— Не бойтесь, я — Тарзан из племени обезьян, — успокоил их Тарзан.

Он с легкостью приземлился среди них на тропу. В тот же миг Нкима слетел с его плеча, стремглав метнулся вверх по дереву, уселся на высокой ветке и принялся плаксиво верещать, начисто позабыв про свое недавнее бахвальство.

— Где ваш хозяин? — спросил Тарзан.

Угрюмые негры опустили глаза и ничего не ответили.

— Где фон Харбен, ваш бвана? — допытывался Тарзан.

Ближний к нему носильщик беспокойно зашевелился.

— Он умер, — буркнул негр.

— Как умер? — недоуменно спросил Тарзан. Негр мялся, пока не нашелся:

— Его растоптал раненый слон, — выпалил он.

— Где тело бваны?

— Мы не смогли его найти.

— Тогда почему вы решили, что его убил слон? — спросил человек-обезьяна.

— Потому что бвана ушел из лагеря и не вернулся, — вмешался второй негр. — Там кружил слон, и мы подумали, что он убил бвану.

— Вы говорите неправду, — сказал Тарзан.

— Я скажу тебе правду, — заговорил третий негр. — Бвана поднялся в горы Вирамвази, и разгневанные духи умерших забрали его с собой.

— А теперь я скажу вам правду, — суровым голосом произнес Тарзан. — Вы бросили своего хозяина на произвол судьбы.

— Мы испугались, — стал оправдываться третий чернокожий. — Мы предупреждали, чтобы он не поднимался в горы. Умоляли его вернуться назад, но он не послушался, и духи мертвых унесли его.

— Когда это произошло? — спросил человек-обезьяна.

— Дней шесть-семь, а может, десять тому назад. Точно не помню.

— Где вы его оставили?

Негры наперебой бросились описывать местонахождение их последней стоянки на склоне Вирамвази.

— Ступайте по домам в свою страну Урамби. Если понадобится, я вас разыщу. Если ваш бвана мертв, будете сурово наказаны, — подытожил Тарзан.

Запрыгнув на дерево, человек-обезьяна исчез из поля зрения незадачливых негров в направлении Вирамвази. Малыш Нкима с пронзительным визгом бросился ему вдогонку.

Из разговора с неграми Тарзан заключил, что те предательски бросили фон Харбена и что молодой ученый скорее всего двинется следом за ними. Не будучи знаком с Эрихом фон Харбеном, Тарзан, разумеется, предположил, что, оказавшись один, тот не станет пробиваться к неизведанным, грозным тайнам гор Вирамвази, а осмотрительно предпочтет по возможности быстрее добраться до своих.

С этими мыслями человек-обезьяна торопливо двигался вперед маршрутом негров, ожидая встретить фон Харбена с минуты на минуту.

Предположение Тарзана однако не оправдалось, и он потерял немало времени, высматривая фон Харбена, но, тем не менее, шел он гораздо быстрее чернокожих и оказался у подножия Вирамвази уже на третий день пути.

Здесь он с большим трудом отыскал место, где фон Харбен был покинут своими людьми, так как проливной дождь и ветер уничтожили следы. Он нашел палатку, сорванную ветром, но фон Харбена так и не обнаружил. Не найдя следов белого человека в джунглях, указывавших бы на то, что ученый бросился догонять дезертиров, Тарзан пришел к выводу, что если фон Харбен не погиб, то искать его следует среди таинственных отрогов Вирамвази, где ему угрожают неведомые опасности.

— Нкима, — обратился человек-обезьяна к зверьку, — когда поиск затруднен, то, как говорят тармангани, человек ищет иглу в стоге сена. Как, по-твоему, в этом скоплении гор мы отыщем нашу иглу?

— Пошли назад, — заныл Нкима. — Там тепло. Здесь дует ветер, а наверху еще холоднее. Это не место для ману, маленькой обезьянки.

— И все же, Нкима, мы поднимемся туда. Обезьянка испуганно заверещала, обратив мордочку к грозным вершинам.

— Малыш Нкима боится! В этих местах у пантеры Шиты логово!

Тарзан молча усмехнулся и зашагал в гору.

Поднимаясь по диагонали на запад, Тарзан, надеявшийся на случайную встречу с фон Харбеном, на самом деле двигался в направлении, противоположному тому, которым шел разыскиваемый им человек. По замыслу Тарзана, если он, достигнув вершины, не обнаружит следов фон Харбена, то двинется в обратную сторону, на восток, и станет искать на большей высоте. По мере того, как человек-обезьяна продвигался вверх, склон делался все круче и сложнее, пока не превратился в вертикальную преграду, усыпанную у основания обломками скал. Лес, который рос ниже по склону, сменился на этом участке редкими карликовыми деревьями.

Тарзан стал карабкаться через камни, надеясь обнаружить какую-нибудь тропу, и настолько увлекся, что не заметил небольшую группу негритянских воинов, наблюдавших за ним снизу, из укрытия деревьев. Даже Нкима, обычно не терявший бдительности, как и его хозяин, не увидел людей, занятый, как и тот, поисками тропы.

Нкима глубоко страдал. Дул ненавистный ему ветер, вокруг ощущался сильный запах пантеры Шиты, а совсем неподалеку виднелись выступы, с которых Шита в любую секунду могла наброситься на них. От страха у Нкимы сердце сжалось в слабо пульсирующий комочек.

Через некоторое время они попали в особенно трудное место. Справа высилась отвесная стена, слева тянулся крутой обрыв. Один неверный шаг и Тарзан полетел бы вниз, а тут как назло путь был усыпан множеством острых шатких камней. Вскоре впереди обозначился поворот. Если дорога за поворотом станет хуже, то придется поворачивать назад.

На углу, где проход сужался, Тарзан на мгновение потерял равновесие, и из-под его ног сорвался камень. Решив, что Тарзан падает, Нкима завопил во весь голос и спрыгнул с его спины, оттолкнувшись с такой силой, что человек-обезьяна упал и покатился вниз.

Если бы не выходка Нкимы, то Тарзан без труда сохранил бы равновесие, но получилось так, что человек-обезьяна стал съезжать по склону головой вниз, пока не угодил в карликовые деревья, цепко державшиеся корнями за скалу.

Охваченный ужасом Нкима бросился к хозяину, истошно запричитал ему на ухо, силясь поднять с земли, но человек-обезьяна лежал неподвижно. Из раны на виске из-под шапки темных волос текла тоненькая струйка крови.

И пока Нкима предавался отчаянию, наблюдавшие за ними снизу чернокожие воины стали быстро карабкаться вверх, подбираясь к зверьку и его неподвижному хозяину.

IV. ВОЗВРАЩЕНИЕ ГАБУЛЫ

Круто обернувшись на звуки приближающихся шагов, Эрих фон Харбен увидел подошедшего негра с ружьем.

— Габула! — воскликнул белый, опуская пистолет. — Откуда ты взялся?

— Бвана, — сказал негр, — я не мог бросить тебя на растерзание духам, обитающим в этих горах.

Фон Харбен с недоверием уставился на чернокожего.

— Но если ты веришь в духов, Габула, то почему же ты не боишься, что они убьют и тебя тоже?

— Смерти все равно не миновать, бвана, — ответил Габула. — Странно, что тебя не прикончили в первую же ночь. Ну а нынче нас обоих уж точно убьют.

— И ты все-таки последовал за мной. Почему?

— Ты был добр ко мне, бвана, — ответил негр. — И твой отец тоже никогда не обижал меня. Я поддался всеобщей панике и убежал вместе с остальными, но вот вернулся. Или я сделал неправильно?

— Нет, Габула, ты поступил как надо. Впрочем, твои товарищи тоже считали, что поступают по справедливости…

— Габула не такой, как они, — горделиво возразил негр. — Габула баторо.

— Габула — храбрый воин, — подтвердил фон Харбен. — В духов же я не верю и не боюсь их, но ты и твои соплеменники верите, поэтому с твоей стороны было смелостью вернуться назад. Однако я тебя не удерживаю. Можешь отправляться обратно, Габула.

— Правда? — обрадовался Габула. — Бвана собрался идти назад? Замечательно! Габула вернется с ним.

— Нет, я намерен спуститься вниз, в каньон, — проговорил фон Харбен, указывая в пропасть.

Габула глянул туда. От потрясения глаза его полезли из орбит, нижняя челюсть отвалилась.

— Но, бвана, даже если человеческое существо исхитрится каким-то образом спуститься по этой жуткой стене, где нет никакой опоры для ног и для рук, то оно наверняка погибнет прежде, чем достигнет дна. Ведь это скорее всего земля Потерянного Племени, что по преданию расположена в сердце гор Вирамвази. Там обитают духи умерших.

— Не ходи со мной, Габула, — предостерег его фон Харбен. — Возвращайся к своим.

— Каким образом ты надеешься спуститься вниз? — спросил чернокожий.

— Сам толком не знаю. Для начала полезу в эту расщелину, а там видно будет.

— А если расщелина никуда не выведет? — спросил Габула.

— Я просто обязан найти проход! Габула сокрушенно покачал головой.

— А если тебе все-таки удастся достичь дна, бвана, но окажется, что никаких духов там нет, либо же есть, но они неопасные, то как ты думаешь вернуться?

Фон Харбен пожал плечами и с улыбкой протянул Руку.

— Прощай, Габула! — сказал он. — Ты храбрый парень.

Но Габула руки не пожал.

— Я иду с тобой, — решительно заявил он. — Даже несмотря на то, что обратной дороги может и не быть.

— Странный ты человек, Габула. То ты боишься духов и мечтаешь поскорее оказаться дома, то хочешь идти со мной, хотя я даю тебе возможность вернуться.

— Я поклялся служить тебе, бвана, а я — баторо, — ответил Габула.

— Осталось только поблагодарить Всевышнего за то, что ты — баторо, сказал фон Харбен, — ибо небу известно, насколько мне необходима сейчас помощь. Если мы не хотим умереть с голода, то нужно немедленно спускаться вниз.

— Я принес еды, — сказал Габула. — Подумал, что ты проголодаешься и кое-что прихватил.

Развернув принесенный с собой сверток, Габула указал на плитки шоколада и пакеты с консервами, которые фон Харбен отложил в качестве неприкосновенного запаса. Для голодного белого это было как манна небесная, и он не дал себя долго уговаривать. Утолив голод, фон Харбен почувствовал прилив сил, а вместе с силами к нему вернулась уверенность. Повеселев, он начал спуск в каньон.

Габула замешкался. Дело в том, что его племя в течение многих поколений жило на равнине, в джунглях, оттого-то страшная пропасть внушала ему такой ужас. Однако чувство чести и родовой гордости взяло наконец верх, и он последовал за своим хозяином, старательно скрывая охватившее его смятение.

Спуск через расщелину был менее сложным, чем казалось сверху. Обломки скал, частично засыпавшие ее, держались прочно, так что взаимная помощь понадобилась скалолазам всего несколько раз, но именно в такие моменты фон Харбен особенно остро ощущал, что без Габулы пришлось бы туго.

Так они продвигались вниз, пока не наткнулись на каменный завал, перекрывший всю расщелину. Фон Харбен осторожно приблизился к внешнему краю и обнаружил, что до следующего уступа не менее тридцати футов вертикального спуска. У исследователя сжалось сердце. Вернуться тем же путем обратно было свыше их сил и возможностей. Перегнувшись через край, он увидел в нескольких футах продолжение расщелины, которая значительно сужалась и была не шире семи футов.

Если бы ему с Габулой удалось забраться в расщелину, то они без труда спустились бы, держась за стены. Но для этого требовалось перелезть Через громадный валун на самом краю обрыва, а это уже предполагало акробатическую ловкость, чем Габула похвастаться никак не мог.

Проблема легко решилась бы при помощи веревки, но ее у них не было. Когда осмотр расщелины показал, что нужно другое решение, фон Харбен со вздохом отступил, так как решение не приходило ему в голову.

При виде того, что фон Харбен исследует внешний край обрыва, Габула забился в самый дальний угол, обливаясь холодным потом. Его едва не парализовало при мысли, что хозяин выберет именно этот путь и велит ему спускаться по валуну. И все же, если бы фон Харбен пошел, Габула последовал бы за ним.

Эрих фон Харбен долгое время сидел, сосредоточенно размышляя и исследуя трещину. Если бы не валун, они спокойно спустились бы на следующий уступ, но такую громадину можно было сдвинуть разве что только зарядом динамита.

Фон Харбен перевел взгляд с валуна на валявшиеся рядом обломки скал, и тут его осенило.

— Иди сюда, Габула, — сказал он, — поможешь мне сбросить камни. Мне кажется, это единственная наша надежда выбраться из западни, в которую мы угодили по моей вине.

— Да, бвана, — откликнулся Габула и немедленно принялся за дело, хотя не понимал, для чего понадобилось сталкивать тяжеленные камни в каньон.

Грохот падающих камней привел Габулу в неописуемый восторг, и он с удесятеренным рвением принялся катить камни к обрыву.

— Только смотри не тронь вон те, а не то произойдет обвал и нас погребет заживо, — предупредил фон Харбен. — Тогда нам будет уже не до тайны Потерянного Племени.

— Хорошо, бвана, — отозвался Габула.

Взявшись за большой валун, он покатил его к краю.

— Гляди, бвана! — воскликнул он, указывая на место, где только что лежал валун.

Фон Харбен увидел отверстие величиной с человеческую голову, ведущее в расщелину.

— Благодари Ноемене, тотем твоего племени! — вскричал белый. — Вот это удача! Кажется, мы спасены.

Не теряя времени, они принялись расширять лаз, выбирая плотно лежавшие камни, блокировавшие расщелину с незапамятных времен, и выбрасывая их наружу.

Обломки скал с грохотом полетели вниз, ударяясь о камни.

Шум не остался незамеченным. Высокий стройный негр поднял глаза и окликнул своих товарищей, с которыми находился в лодке на болотистом озере на дне каньона.

— Большая стена падает, — сказал он.

— Всего-то парочка камней, — отозвался другой. — Ерунда.

— Такое бывает только после сильного дождя, — сказал первый. — А предсказание говорит, что большая стена рухнет.

— Может, это демон, что обитает в расщелине, — предположил третий. Нужно скорее рассказать хозяевам.

— Подождем еще, может, что и увидим, — сказал первый. — Если мы поспешим доложить, что с большой стены упала парочка камней, нас поднимут на смех.

Между тем фон Харбен и Габула расширили проем настолько, чтобы можно было протиснуться. Через отверстие белый человек увидел неровные стены расщелины, выводящей к следующему выступу. Эту часть спуска можно было уже считать преодоленной.

— Спустимся по одному, Габула, — сказал фон Харбен. — Я пойду первым. Внимательно наблюдай за мной и делай все, как я.

— Да, бвана, я полезу за тобой, — сказал Габула. — Постараюсь повторять все твои движения.

Фон Харбен протиснулся в расщелину, уперся о стены руками и ногами и медленно начал спуск. Несколько минут спустя Габула увидел, что хозяин достиг уступа живой и невредимый, и, хотя негра пробирала дрожь, он не колеблясь последовал за ним.

— Вот он, демон! В облике человека! — заволновался чернокожий воин в лодке, завидев вышедшего из расщелины фон Харбена.

Схоронившись за высоким густым папирусом, негры наблюдали. Несколько мгновений спустя на уступе появился Габула.

— Ну уж теперь-то мы должны поспешить с известием к хозяевам, — сказал один из негров.

— Нет, — возразил первый. — Возможно, они демоны, но выглядят, как люди. Подождем, пока не выясним, кто они и почему здесь оказались.

Следующий этап спуска был гораздо проще, так как склон стал более пологим. Многочисленные валуны загораживали вид на озеро и каньон. Как правило, спуск был легче между более высокими валунами, скрывавшими от скалолазов долину, и тогда наблюдатели в лодке теряли пришельцев из поля зрения.

Преодолев второй уступ, фон Харбен и Габула вышли к тропе, проложенной сквозь густую растительность. Пышная листва деревьев указывала на обилие воды. Вскоре фон Харбен, спускавшийся первым, обнаружил родник, откуда вытекал ручей, бежавший вниз.

Утолив жажду и передохнув, они вновь двинулись в путь, следуя вдоль ручья и не встречая особых препятствий.

В течение всего времени они практически не видели ни озера, ни дна каньона, и когда наконец оказались внизу, то остановились, любуясь открывшимся пейзажем.

Заболоченное озеро было так густо усеяно водяными растениями, что фон Харбен не сумел определить его истинных размеров, ибо зелень камышей и окружающих лугов сливались воедино. Открытые участки воды представляли собой извилистые дорожки, ведущие в разных направлениях.

И пока фон Харбен с Габулой разглядывали этот незнакомый, таинственный мир, за ними из лодки пристально наблюдали чернокожие воины.

С такого расстояния негры были не в состоянии толком разглядеть пришельцев, однако вожак уверил их, что это не демоны.

— Почему ты так решил? — спросил один из негров.

— Если демон захотел бы спуститься с большой стены, то не стал бы выбирать самый трудный путь, — ответил вожак, — а превратился бы в птицу и слетел бы вниз.

Задавший вопрос негр сконфуженно поскреб затылок, сраженный неоспоримостью аргумента. Не найдя ничего лучшего, он предложил тотчас же пойти и рассказать об увиденном.

Первые же шаги по покрытому травой лугу показали фон Харбену, что это опасное болото, из которого можно выбраться только с большим трудом. Вернувшись на твердую почву, он принялся искать иной путь в глубь каньона, но вскоре обнаружил, что по обе стороны ручья болото простирается вплоть до подножия нижних уступов, которые, хоть и не очень высокие, все же являлись непреодолимым препятствием.

Можно было бы повернуть назад и поискать дорогу в каньон в западном направлении, однако это предприятие казалось сомнительным, а кроме того он и Габула едва не падали с ног от усталости. Поэтому они предпочли поискать по возможности более легкий путь.

Фон Харбен обратил внимание на то, что впадавший в болото ручей имеет довольно быстрое течение, а это означало, что дно, видимо, свободно от ила, и если ручей не слишком глубок, то его вполне можно использовать как дорогу.

Проверяя свое предположение, фон Харбен погрузился в воду, держась за один конец палки, тогда как Габула держал другой. Вода доходила ему до пояса, дно же было твердое.

— Полезай в воду, Габула. Глядишь и доберемся до озера.

По мере их продвижения вперед уровень воды не особенно поднимался. Пару раз им встретились глубокие ямы, которые они преодолели вплавь, а были и места, где вода едва доходила до колен. Так они двигались вперед, не видя берега, а лишь прибрежные заросли папируса высотой в сорок-пятьдесят футов над уровнем воды.

— Что-то я не вижу там суши, — сказал фон Харбен, — но зато мы можем воспользоваться корнями папируса, они вполне нас выдержат. Постараемся пробраться к западному берегу озера. Когда мы спускались, я заметил, что местность там возвышенная.

Достигнув зарослей папируса, фон Харбен забрался на прочный корень, и в тот же миг из чащи вынырнула лодка с воинами цвета эбенового дерева, потрясающими оружием.

V. ДУХ ПРЕДКА

Лукеди из племени багего принес молока в сосуде из выдолбленной тыквы. Перед входом в деревенский шалаш его встретили два дюжих воина-охранника с копьями.

— Ниуото прислал для пленника молоко, — сказал Лукеди. — Он очнулся?

— Иди посмотри, — сказал один из часовых. Лукеди зашел в шалаш и при тусклом свете увидел силуэт белого мужчины-гиганта, сидевшего на грязном полу. Негр уставился на него во все глаза. У пленника были связаны за спиной руки, а лодыжки ног стянуты прочной волокнистой веревкой.

— Я принес пищу, — сказал Лукеди, ставя тыкву на землю рядом с пленником.

— Как же мне есть со связанными руками? — спросил Тарзан.

Лукеди почесал в затылке.

— Не знаю, — сказал он. — Ниуото велел доставить еду, но не сказал, чтобы я развязал тебе руки.

— Разрежь веревки, — попросил Тарзан, — иначе я не смогу есть.

В шалаш заглянул охранник.

— Что он говорит? — спросил он.

— Говорит, что не может есть со связанными руками, — ответил Лукеди.

Охранник пожал плечами.

— Тогда оставь еду. Считай, что поручение ты выполнил.

Лукеди собрался уходить.

— Погоди, — остановил его Тарзан. — Кто такой Ниуото?

— Вождь племени багего, — ответил Лукеди.

— Ступай к нему и передай, что я хочу его видеть. Скажи ему также, что я не могу есть, пока мне не развяжут руки.

После получасовой отлучки Лукеди вернулся, неся старую, ржавую цепь для рабов и висячий замок.

— Ниуото посоветовал приковать его к центральному столбу, а уж потом развязать руки, — сказал он охране.

Втроем они вошли в шалаш, где Лукеди прикрепил цепь к столбу, обмотал вокруг шеи пленника и навесил замок.

— Развяжи ему руки, — сказал Лукеди одному из охранников.

— Сам развяжи, — отказался тот. — Ниуото велел тебе, так что ты и делай, а мне он ничего не говорил. Лукеди заколебался. Он явно боялся.

— Мы будем рядом со своими копьями, — успокоил его охранник. — Тогда он не сможет причинить тебе вреда.

— Я его не трону, — проговорил Тарзан. — Но кто вы такие? И кто, по-вашему, я? Один из охранников рассмеялся.

— Спрашивает, кто мы, словно сам не знает!

— А про тебя нам все известно, — сказал другой воин.