— Ну, а если я напишу новое завещание по той же схеме, но с некоторыми изменениями, оно будет действительно?

— Нет.

— Почему?

— Сами должны понимать. Старческий возраст. Всегда, когда умирает богатый человек в более или менее преклонном возрасте с новым завещанием, все заинтересованные лица — я имею в виду и ваших внучек — стараются его опротестовать, ссылаясь на старческий возраст и постороннее влияние. И суд часто идет навстречу таким искам.

— Дьявольщина! Я хочу завещать Юнис миллион, чтобы у нее не было соблазна убивать мужа.

— Босс, вы снова шутите надо мной. И это не самая лучшая ваша шутка.

— Юнис, я уже сказал, что не шучу, когда дело касается денег. Как это сделать, Джейк? Если я слишком стар, чтобы сделать новое завещание.

— Ну, самое простое — страховой полис с единовременной выплатой. Он будет стоить, принимая во внимание ваш возраст и здоровье, поболее миллиона. Но она получит эти деньги, даже если ваше завещание будет опротестовано.

— Мистер Саломон, не слушайте его!

— Иоганн, вы хотите, чтобы миллион вернулся к вам, если по какой-то невероятной случайности вы переживете Юнис?

— Хм… Нет. Если миллион вернется ко мне, то этим вопросом решит заняться судья, а самому Господу Богу не известно, на что способен судья в наши дни. Пусть он отойдет Красному Кресту. Нет, лучше пусть это будет Национальный клуб редкой крови.

— Очень хорошо.

— Проверните это завтра в первую очередь. Нет. Сделайте это сегодня же. Может, я не доживу до утра. Пусть подпишется Джек Тауэрс, или пусть Джефферсон Биллингз откроет свой ломбард и получит заверенный чек. Пользуйтесь моей официальной властью, не действуйте от своего имени, не то у вас может не хватить денег. Заручитесь подписью ответственного служащего страховой компании, а там уж можете ложиться спать.

— Будет сделано, о Великий Дух. Я все это устрою. Я хороший юрист, получше, чем вы. Полис вступит в силу до наступления ночи — за ваши деньги, не за мои. Юнис, будьте осторожны и не заденьте эти шланги и проволоки, когда будете выходить. Но завтра можете не осторожничать. Главное — смотрите, чтобы никто ничего не заметил.

Юнис фыркнула.

— У вас у обоих ужасный юмор! Босс, я это сотру. Мне не нужен миллион долларов ни после смерти Джо, ни после вашей смерти.

— Если вам не нужен миллион, — ответил Смит, — можете уступить его Клубу редкой крови.

— Хм… Мистер Саломон, это верно?

— Да, Юнис. Но так здорово иметь миллион, особенно поначалу. Ваш муж может рассердиться, если вы откажетесь от миллиона долларов.

— Гм… — Миссис Бранка замолкла.

— Позаботьтесь об этом, Джейк. И думайте о том, где купить теплое тело, как доставить сюда Бойла и как заручиться для него разрешением на операцию в этой стране. И так далее. И скажите… нет, я сам скажу ей. Мисс Макинтош!

— Да, мистер Смит? — прозвучал из динамика голос сестры.

— Зовите свою команду. Я хочу спать.

— Да, сэр. Я скажу мистеру Гарсиа.

Джейк встал.

— Спокойной ночи, Иоганн. Вы сумасшедший.

— Может быть. Но я неплохо веселюсь за свои деньги.

— Это верно. Юнис, можно мне довезти вас до дома?

— О нет, сэр, спасибо. Мой «жучок» внизу.

— Юнис, — вмешался Смит, — неужели вы не видите, что старому козлу не терпится прокатиться с вами? Будьте же милосердны. Один из моих охранников доставит вашего «жучка» к вашему дому.

— А… Спасибо, мистер Саломон. Я согласна. Спокойной ночи, босс.

Они направились к двери.

— Минутку, Юнис, — позвал Смит. — Пожалуйста, задержитесь в этой позе. Джейк, свернитесь ковриком! Юнис, это устаревший сленг, который означает, что у вас стройные ножки.

— Вы мне об этом уже говорили, сэр. И мой муж говорит мне о том же. Босс, вы сладострастный старый…

Смит довольно усмехнулся.

— Именно так, моя дорогая… и я счастлив отметить, что был таким с шестилетнего возраста.

Глава 2

Мистер Саломон помог Юнис надеть плащ, спустился с нею в лифте на первый этаж, сделал охранникам знак отойти и со всей возможной галантностью усадил ее в свою машину. Шотган закрыл дверцу, сел в водительский отсек и отгородился.

— О, какая большая! — воскликнула миссис Бранка. — Мистер Саломон, я слышала, что «роллс-ройс» вместителен, но никогда раньше не бывала внутри.

— Это «роллс-ройс» только по названию, моя дорогая — корпус от «шкоды», мотор от «империал атомикс», а «Роллс-Ройс» только складывает все это вместе, скрепляет своей репутацией и гарантирует обслуживание. Видели бы вы «ролле» лет пятьдесят назад, когда еще не запретили бензиновые моторы! Это была не машина, а мечта!

— Эта тоже похожа на мечту. Мой крохотный «жучок» мог бы целиком поместиться на заднем сиденье.

— Куда прикажете, сэр? — прозвучал голос с потолка.

Мистер Саломон дотронулся до переключателя.

— Минутку, Рокфор, — ответил Саломон и обратился к Юнис: — Где вы живете? Точнее, куда бы вы хотели отправиться?

— О, я поеду домой. Север один-восемь, запад тридцать семь, затем вверх до девятнадцатого уровня… я только сомневаюсь, войдет ли такая огромная машина в транспортный лифт.

— Если не войдет, Роки и его напарник проводят вас на пассажирском лифте до самой вашей двери.

— Хорошо. Джо не нравится, когда я еду в пассажирском лифте одна.

— Джо прав. Мы доставим вас, как ценную бандероль. Юнис, вы торопитесь?

— Я? Джо всегда дожидается, пока я не приеду, а рабочий день у мистера Смита иногда затягивается допоздна. Сегодня я возвращаюсь рано.

— Хорошо. — Мистер Саломон снова тронул переключатель. — Рокфор, мы собираемся убить немного времени. Миссис Бранка, какая это зона? Восемнадцатая?

— Девятнадцать би, сэр.

— Найдите кольцевую дорогу около зоны девятнадцать би. Координаты я дам вам позже.

— Хорошо, сэр.

Мистер Саломон повернулся к Юнис.

— Этот отсек звуконепроницаем, пока я не нажму на эту кнопку. Они могут обращаться ко мне, но не могут нас слышать. А это хорошо, поскольку я хочу с вами кое-что обсудить и позвонить насчет страхового полиса.

— Но это же была шутка!

— Шутка? Да неужто? Миссис Бранка, я работаю на Иоганна Смита уже двадцать шесть лет и последние пятнадцать занимаюсь исключительно его делами. Сегодня он сделал меня председателем своей промышленной империи де-факто. И все же если я не выполню его указания насчет страховки, то завтра останусь без работы.

— Ну что вы! Такого не может быть. Вы ему очень нужны. Он во всем полагается на вас.

— Он будет полагаться на меня до тех пор, пока на меня можно будет полагаться, и ни минутой дольше. Этот полис должен быть оформлен сегодня. Я думал, что вы уже согласились, когда узнали, что сможете уступить миллион Клубу редкой крови.

— В общем-то, да. Я лишь боюсь, что пожадничаю и оставлю его себе, когда придет время.

— А почему бы и нет? Клуб редкой крови для него ничего не сделал; вы же сделали многое.

— Мне хорошо платят.

— Послушайте, глупый ребенок, не будьте таким уж глупым ребенком. Он хотел, чтобы вы получили по завещанию миллион долларов. И он хотел, чтобы вы об этом знали, чтобы он мог получить удовольствие, глядя на вас. Я сказал, что сейчас уже поздно менять завещание. Даже этот трюк со страховкой не так уж надежен. Его наследники могут поднять документы и обнаружить его, что я, конечно, попытаюсь предотвратить, а судья может решить, что это было хитрым трюком — а это и есть хитрый трюк — и арестовать миллион. Вот здесь-то нам и поможет Клуб редкой крови: они будут сражаться за миллион и победят, если вы пообещаете им половину.

Но есть и другие способы. Представьте, что вы ничего не знаете об этом, вас приглашают на оглашение завещания, и при этом вы обнаруживаете, что покойный босс завещал вам пожизненную ренту «в знак благодарности за долгую и верную службу». Неужели вы откажетесь?

— Гм…

— Вот именно «гм». Конечно же, не отказались бы. С его смертью вы бы оказались без работы, и у вас не было бы причины отказываться. То есть вместо того чтобы выплатить вам полностью всю сумму, размер которой вас так смущает, я собираюсь оформить ваш полис так, чтобы вы получали ежегодные пособия. — Он помолчал, подсчитывая. — Что бы вы сказали насчет семисот пятидесяти долларов в неделю? Вас не смущает такая сумма?

— Нет. Это я могу представить, не то что миллион.

— Самое приятное в этом то, что мы можем оградить вас от инфляции, и вы сможете оставить миллион или даже больше Клубу редкой крови, когда на капитале нарастет жирок.

— Неужели? Как здорово! Я никогда не смогу понять этих финансовых тонкостей.

— Это потому, что большинство людей думает о деньгах лишь как о средстве оплаты квартиры. Но человек денежный думает о них иначе. Он-то знает, что можно с ними сделать. Впрочем, не ломайте голову, я все устрою так, что вам останется лишь тратить их, больше ничего. Я обращусь в канадскую страховую компанию и канадский банк, вряд ли они позволят американскому суду соваться в свою документацию. В том случае, если внучки Иоганна обнаружат, что я сделал.

— Мистер Саломон, может, все-таки будет справедливее, если эти деньги достанутся им?

— Опять все сначала! Не глупите. Они хищники. Воронье, стервятники. Они не имеют к этим деньгам ни малейшего отношения. Вы знаете что-нибудь о семье Иоганна? Он пережил трех жен, — а его четвертая вышла за него только из-за денег, и ему пришлось выложить не один миллион, чтобы отделаться от нее. Первая жена родила ему сына, но сама умерла при родах. Затем сын Иоганна был убит в какой-то бессмысленной войне. Еще две жены, два развода — и по дочке от каждого брака, что в результате дало четырех внучек. Этих экс-жен и их дочерей уже нет в живых, а четыре хищных отродья ждут не дождутся, когда Иоганн умрет. Они здорово обижаются, что он не торопится под дерновое одеяльце. — Саломон усмехнулся. — Их ожидает приятный сюрприз. Я составил завещание так, что им полагается всего лишь небольшая пожизненная рента. А теперь извините: мне надо кое-куда позвонить. Потом я доставлю вас домой и поеду в Канаду, чтобы уладить все наши дела.

— Сэр, вы не возражаете, если я сниму свою накидку? Здесь довольно-таки тепло.

— Хотите, я включу вентилятор?

— Только если вам жарко. Эта накидка тяжелее, чем кажется на вид.

— Я заметил, что она тяжелая. Бронежилет?

— Да, сэр. Мне часто приходится выходить одной.

— Не удивительно, что вам жарко. Снимайте вашу накидку. Снимите все, что вам угодно.

Она усмехнулась:

— Вы, наверное, такой же сластолюбивый старик, как и босс. Хотите, я сниму все еще за один миллион?

— Не дам за это ни цента! Замолкните, детка, и дайте мне позвонить.

— Да, сэр.

Миссис Бранка скинула накидку, подняла стойку для ног, вытянулась и расслабилась.

(Такой странный день!.. Неужели я стану богатой?.. Невероятно! Ну уж я не потрачу ни цента… пусть лучше Джо тратит. Пусть деньги лежат себе в надежном банке… нам так трудно пришлось в первые годы после свадьбы… Некоторые люди разбираются в деньгах, например, мистер Соломон или босс — а некоторые нет, Джо, например… Джо такой милый! Лучшего мужа нельзя и желать… но я не позволю ему пользоваться совместным счетом…

Милый Джо!.. Какие красивые у меня ножки… у меня, у сучки… Сучка… Босс такой странный со своими старомодными табу… не надо шокировать его такими словами… то есть не надо шокировать его слишком сильно. Он и сам любит сильные выражения, это как чеснок для приправы… но нельзя раздражать его языком, на котором теперь говорят… Джо отличный парень, с ним можно расслабиться… но что касается денег…

Интересно, что бы подумал Джо, увидев меня в этом роскошном авто с этим старым козлом? Наверное, его бы это рассмешило… но лучше ему об этом не говорить: мужчины, дорогая моя, мыслят не так, как женщины. У мужчин нет логики… нехорошо, что я хоть бы и в мыслях называю мистера Соломона старым козлом; он же ведет себя как джентльмен… и зачем это я ляпнула, что готова снять все за миллион? Хотела посмотреть, что он ответит… и получила поделом.

Он ведь не очень стар? Нет, черт возьми, сейчас мужчины накачивают себя гормонами и уже не бывают очень старыми, разве что когда уже не могут двигаться, как босс… хотя босс никогда по-настоящему не заигрывал… даже когда был еще в хорошей форме…

Неужели босс действительно надеется помолодеть с помощью пересадки мозга? Рука, ноги, почки, даже сердце — это в порядке вещей, но мозг?!)

Саломон выключил телефон.

— Все сделано, — сказал он. — Все. Осталось только поставить подписи, и я сделаю это в Торонто еще сегодня.

— Извините, что я причиняю вам столько хлопот, сэр.

— Пустяки. Для меня это сплошное удовольствие.

— Я очень ценю ваше отношение ко мне. И я должна подумать, как отблагодарить босса. Сегодня я его не поблагодарила, но я думала, что все это не всерьез.

— Не надо его благодарить.

— Но я просто обязана. Правда, я не знаю, как благодарить того, кто дает вам миллион долларов. И ведь надо сделать все так, чтобы это выглядело пристойно.

— Гм… Есть способы. Но в данном случае этого делать не следует, моя дорогая. Иоганн был в восторге, когда вы не выказали ни малейшего признака благодарности. Я знаю его. Слишком много людей благодарили его, а потом, считая его простаком, пытались выудить что-нибудь еще. А когда у них не получалось, они готовы были его зарезать. Так что не надо его благодарить. Он не верит в сладкие речи и считает, что эту патоку льют лишь для того, чтобы заполучить его деньги. Кстати, я заметил, что вы не очень-то вежливы с ним.

— Приходится, иначе он меня раздавит. Поначалу он доводил меня до слез, но потом я поняла: он хочет, чтобы я закалилась.

— Вот видите? Ручаюсь, этот старый тиран сейчас заключает пари сам с собой, будете вы завтра благодарно лизать ему руку или нет. Поэтому даже не заикайтесь об этом. Расскажите мне о себе, Юнис… сколько вам лет, давно ли вы замужем и как часто, сколько у вас детей, чем болели в детстве, почему вас не снимают на видео, чем занимается ваш муж, как вы стали секретарем Иоганна, сколько раз вы сидели в тюрьме и за что… или пошлите меня к черту. Вы имеете полное право никому об этом не говорить. Но я бы хотел узнать вас получше: ведь с нынешнего дня мы будем работать вместе.

— Я не прочь ответить. (Но скажу далеко не все.) Но наш обмен конфиденциальной информацией будет двусторонним? Могу я вам задать те же вопросы?

— Конечно, — усмехнулся он, — но не гарантирую, что буду говорить правду и только правду.

— Я бы тоже могла соврать, сэр. Но мне это ни к чему. Мне двадцать восемь лет, я замужем. Я продолжила учебу, получила диплом по секретарской электронике, компьютерным языкам и кибернетике и пошла искать работу. (В это время случилось еще кое-что, но это мы замнем.) И в конце концов я стала секретарем миссис Биерман, пока у ее постоянного секретаря был отпуск по уходу за ребенком… она не вернулась на работу, и осталась я… а когда миссис Биерман ушла на пенсию, босс взял меня на ее место. И вот я сижу рядом с вами. Очень удачливая девушка.

— Очень сообразительная девушка. Но я уверен, что на решение Иоганна в немалой степени повлияла ваша внешность.

— Я знаю, — тихо ответила она. — Но он не стал бы держать меня, если бы я не справлялась со своей работой. Детей нет… пока, но у меня есть разрешение на троих. Что касается моей работы — ну, в восемнадцать лет я победила на конкурсе красоты и получила контракт на год, по которому должна была появляться на различных церемониях в штате, а потом участвовала в видеоконкурсе, который давал возможность заключить контракт на семь лет…

— И они не выбрали вас? Я удивлен.

— Да нет, сэр. Просто я хорошенько оценила свои возможности и решила, что это не для меня. Победив на конкурсе в штате и проиграв на национальном конкурсе, я поняла, что хорошеньких девушек очень много. Слишком много. И я слышала от них, что приходится вытворять, чтобы попасть на видео и остаться на этой работе… к тому же мне этого и не очень-то хотелось. Я знаю, как выгляжу, но я вовсе не упиваюсь этим; внешность всего лишь унаследованное качество.

— Да, — согласился он, — но специальные исследования показывают, что красивые женщины в среднем более умны, чем простенькие.

— О, я так не думаю! Возьмите миссис Биерман — внешне очень обыкновенная, но ужасно сообразительная.

— Я сказал «в среднем», — повторил он. — Что такое красота? Леди гиппопотам, наверняка, кажется красивой своему дружку, иначе бы гиппопотамы вымерли. То, что мы называем физической красотой, это лишь внешнее проявление целого комплекса полезных для выживания качеств. Сообразительность… или разум — среди них. Как вы думаете, счел бы вас красивой мистер гиппопотам?

— Вряд ли! — засмеялась она.

— Вот видите? Объективно вы не красивее самки гиппопотама; лишь представляете собой унаследованный комплекс качеств, необходимых для выживания вашему биологическому виду.

— Очень может быть.

— Но поскольку Иоганн и я — представители того же вида, для нас вы красивы. А Иоганн всегда умел ценить красоту.

— Я знаю, — тихо сказала она, вытянула ногу, обтянутую красной материей, и посмотрела на нее. — Я так одеваюсь, чтобы боссу было приятно. Когда я только начинала работать в «Смит энтерпрайзис», я ходила в офис почти голышом, как и другие девушки… ну, знаете, роспись по коже и больше почти ничего. Потом, когда я начала работать у миссис Биерман, я стала одеваться довольно-таки скромно, как и она, полностью скрывала тело, ну, например, как сестра Макинтош — не носила даже прозрачных материй. Это очень неудобно. Я продолжала так одеваться и когда миссис Биерман ушла, пока однажды утром мне не пришлось одеться иначе. В то время я носила одноразовую одежду, это было дешевле, чем отдавать в стирку.

Однажды я вылила на себя кофе и вышло так, что мне нечего было надеть. И у меня не было времени купить что-нибудь, поскольку я больше боялась опоздать

— вы же знаете, какой мистер Смит строгий в этом отношении, — нежели надеть нечто такое, что ему не понравится. Или обнажиться больше, чем ему понравится. Стиснув зубы, я скинула с себя рабочее бикини и попросила Джо быстренько разрисовать меня. Джо художник, я, по-моему, уже говорила об этом.

— Нет, не говорили.

— Да, он художник. Он раскрашивает мое тело и даже лицо. Но я все-таки опоздала в то утро: ведь Джо — настоящий художник, он даже обиделся, когда я попросила нанести фоновый слой раскраски. Бикини было белого цвета с голубыми точками разного размера… и Джо настоял на том, чтобы продолжить этот узор по всему телу. Я ругалась и торопила его, а он лишь отвечал, что ему надо нарисовать еще одну-другую точку. Я так спешила, что срезала путь и проехала через Покинутую зону, которую обычно объезжаю стороной.

— Юнис, вам никогда не следует заезжать в Покинутую зону. Боже мой, детка, даже полиция рискует появляться там только в хорошо бронированной машине, вроде этой. Вас могли ограбить, изнасиловать, убить, и никто бы никогда об этом не узнал.

— Конечно, сэр. Но я боялась потерять работу. Я попыталась объяснить боссу причину своего опоздания, но он велел мне умолкнуть и приступать к работе. Я приметила, что в этот день он был необычайно мягок. На следующий день я оделась, как раньше, и он весь день шпынял меня. Мистер Саломон, меня вовсе не надо шпынять, я и без того понятливая. С тех пор я уже не пытаюсь выглядеть монахиней, одеваюсь и крашусь так, чтобы как можно эффектнее подчеркнуть то, что у меня есть.

— Это очень эффектно. Но, дорогая, вам следует быть более осторожной. Нет ничего плохого в том, чтобы носить сексапильные одежды для Иоганна. Это что-то вроде акта милосердия. У старой развалины в жизни осталось не так уж много удовольствий, а для вас, учитывая его состояние, нет никакой угрозы.

— Он никогда не представлял для меня угрозы, сэр. За все те годы, что я работаю у мистера Смита, единственное, что он мог себе позволить, это тронуть меня за руку. Он лишь делает комплименты по поводу моих новых одеяний. Иногда они бывают довольно-таки сальными, но я лишь обещаю пожаловаться своему мужу, и его это веселит. Все очень целомудренно, как в воскресной школе.

— Я в этом не сомневаюсь. Но вам следует быть осторожней, когда вы идете на работу или возвращаетесь домой. И я имею в виду не только Покинутую зону; с вашей внешностью и одеждой вы везде в опасности. Неужели вы этого не понимаете? Разве ваш муж этого не знает?

— О, я очень осторожна, сэр. Я знаю, что может случиться, я читаю газеты. Но я не боюсь. Я незаконно ношу с собой кое-какое оружие и знаю, как им пользоваться. Босс дал его мне и приказал своим телохранителям научить меня с ним обращаться.

— Гм… Как рыцарь правосудия я должен бы донести на вас. Но как человек, который понимает, в какие дикие джунгли превратился этот город, я аплодирую вашему здравому смыслу.

Конечно, если вы действительно умеете обращаться с вашим оружием, если у вас есть мужество, чтобы воспользоваться им быстро и эффективно, если после того, как вы защитите себя, у вас хватит сообразительности убраться с места происшествия и ничего не сказать фараонам. Слишком много «если», дорогая.

— Я не боюсь, честное слово. Гм… если бы вы были моим адвокатом, то все, что я говорю, не подлежало бы разглашению, не так ли?

— Вы хотите, чтобы я стал вашим адвокатом?

— Гм… да, сэр.

— Хорошо, я согласен. Разглашению не подлежит. Говорите.

— Хорошо. Однажды ночью меня вызвали в Клуб редкой крови, нужен был донор. Мне пришлось ехать одной, поскольку Джо не было дома. Но это меня не беспокоило. Я часто сдавала кровь ночью и иногда одна. Мой «жучок» стоит прямо в прихожей, и я могу спокойно выезжать из нее и ехать, куда мне надо. Вы знаете этот старый-престарый госпиталь на западной окраине, его еще называют лечебницей Заступницы нашей Милосердной?

— Боюсь, что нет.

— Ну, неважно. Он старый, его построили задолго до того, как наше правительство отказалось гарантировать безопасность на улицах. Там нет ни лифта для транспорта, ни стоянок внутри здания. Там лишь участок, огражденный забором, и охранник у ворот. Это случилось, когда я выходила. Эта жаба попыталась прыгнуть на меня, когда я пробиралась между машинами. Не знаю, нужен ему был мой кошелек или я сама. У меня не было времени, чтобы это выяснять… не знаю даже, мужчина это был или женщина.

— Ну, вряд ли женщина.

— Не исключаю. Левой рукой я швырнула ему в лицо парализующую бомбу, а правой сделала все остальное и не успела даже понять, мертв он или жив. Скорее понеслась домой. Ничего не сказала полиции, ничего не сказала Джо, никому ничего не говорила до настоящего момента. (Но потребовалась тройная доза наркотола, чтобы унять дрожь, не так ли, дорогая? А, заткнись. Это неважно.)

— Значит, вы отважная девушка и умеете при необходимости постоять за себя. Но вы также глупая девушка, хотя и очень удачливая. Гм… у Иоганна есть бронированная машина вроде моей и две смены охраны для ее сопровождения.

— Конечно, у него есть охранники, сэр, но я ничего не знаю о его машинах.

— У него «роллс-шкода». Юнис, мы теперь не можем зависеть от того, насколько ловко вы владеете оружием. Вы можете продать ваш «жучок» или разводить в нем цветы; теперь у вас будет мобильная охрана и бронированный автомобиль. Всегда.

Миссис Бранка даже испугалась.

— Но, мистер Саломон! Даже с моей новой зарплатой я не смогу…

— Не беспокойтесь, дорогая. Вы же знаете, что Иоганну никогда больше не придется ездить на своей машине. Возможно, он никогда не выйдет из своей комнаты. Но машина по-прежнему принадлежит ему, и у него по-прежнему два экипажа: два водителя и два охранника, и они работают самое большее раз в неделю. Все остальное время они жрут и играют в карты. Завтра утром я пошлю за вами свою машину, а вечером машина Иоганна, точнее, уже ваша собственная машина, доставит вас домой. И вы сможете пользоваться ею в любое время.

— Не думаю, что боссу это понравится.

— Не беспокойтесь. Я постараюсь внушить ему, что мы не можем рисковать вами. Если он будет возражать, ему придется посчитаться с тем, что у меня достаточно бабок, чтобы сманить вас работать ко мне. Будьте разумны, Юнис; ему это не будет стоить ни доллара. Это обычные расходы, которые он и без того уже несет. Сменим тему. Что вы думаете о его плане насчет «теплого тела»?

— А пересадка мозга в самом деле возможна или он хватается за соломинку? Я вижу, что он несчастлив из-за того, что привязан к этим отвратительным приборам. Боже мой, я все магазины прочесала в поисках чего-нибудь пикантного из одежды, но теперь все труднее и труднее вытянуть из него улыбку. Его план осуществим?

— Это не имеет значения, дорогая. Он приказал, а мы должны выполнять. В этом Клубе редкой крови все АВ-отрицательные?

— Нет, что вы! По последним сводкам там меньше четырех тысяч АВ-отрицательных. А всего по стране их примерно миллион.

— Это плохо. Что вы думаете насчет объявлений в газетах и по телевидению?

— Это будет очень дорого стоить, но он может себе это позволить.

— Конечно. Но это все равно дурацкий план.

— Почему, сэр?

— Юнис, если эта пересадка состоится, ее нужно будет сохранить в тайне. Вы помните, какая поднялась суматоха, когда начали замораживать людей? Нет, конечно, вы слишком молоды. Был задет обнаженный нерв, и поднялся такой крик, что эта практика едва не была запрещена. Говорили, что раз большинство людей не могут себе этого позволить, то пусть уж всем будет плохо. Ох уж эти мне люди, черт бы их побрал… наша страна изведала и демократию, и олигархию, и диктатуру, и парламентскую республику, и социализм, и смесь всего этого, не меняя свою конституцию, а теперь мы фактически анархия, возглавляемая выборным диктатором, хотя у нас по-прежнему есть законы, законодательные органы и Конгресс. Но все это не закрывает этот самый голый нерв, идею, что если уж все не могут чего-либо иметь, то этого не должен иметь никто. Подумайте, что случится, когда один из самых богатых людей страны громко объявит, что хочет-де купить живое тело другого человека, чтобы спасти свою дряхлую эгоистическую шкуру?

— Я не думаю, что босс такой уж плохой. Он достаточно мил, если сделать скидку на его болезнь.

— Это не имеет значения. Этот обнаженный нерв снова заболит, и толпа взвоет. Священники осудят его, в суды посыплются жалобы, Американская медицинская ассоциация запретит своим членам даже думать об этом, а Конгресс может даже издать закон, запрещающий такие операции. Конечно, Верховный суд, я думаю, признает такой закон неконституционным, но к тому времени Иоганн будет уже мертв. Поэтому никакой гласности. Клуб редкой крови знает людей с группой крови АВ-отрицательной, которые не являются его членами?

— Я не знаю. Вряд ли.

— Мы проверим. Могу предположить, что по крайней мере восемьдесят процентов людей в этой стране были протестированы на группу крови. Группа крови может измениться?

— О нет. Никогда. Поэтому мы, редкие, как мы себя называем, и пользуемся таким спросом.

— Хорошо. Наверняка данные о группах крови всех тех, кого обследовали, занесены в компьютеры, а они теперь все связаны между собой, и поэтому проблема лишь в том, какие вопросы задавать и кому. Сам я не знаю, как это делается, зато я знаю фирму, которая возьмется за это. Итак, начнем, моя дорогая. Я запущу все дело, а вы займетесь деталями. Потом я отправлюсь в Южную Америку, встречусь с этим мясником Бойлом и…

— Мистер Саломон! — донеслось из динамика. — Сейчас будет заварушка.

— Черт их побери! — сказал Саломон. — Эти два красавца любят въезжать в Покинутую зону. Они надеются, что кто-нибудь начнет стрелять, и у них будет законный повод открыть огонь. Извините, дорогая. Вы у меня в машине, и я должен был запретить им въезжать в Покинутую зону.

— Это я виновата, — робко сказала Юнис. — Я должна была сказать, что почти невозможно ездить вокруг девятнадцатой би, не въезжая в зону. Мне всегда приходится делать крюк, чтобы подъехать к дому босса. Но мы же в безопасности, правда?

— О да. Если даже в нас попадут из орудия, то этот старый танк придется подкрасить — и больше ничего. Ох уж эти охранники! Рокфор не так плох, он всего лишь синдикатный панк, неудавшийся насильник. Но Чарли — настоящий бандит. Совершил свое первое убийство, когда ему было одиннадцать лет. Он…

Стальные ставни задвинулись вокруг них и закрыли пуленепробиваемое стекло. В салоне зажегся свет.

— Вы так говорите, как будто ваши охранники представляют большую опасность, чем Покинутая зона, — сказала Юнис.

— Вовсе нет, моя дорогая. Я должен признать, что любое разумное общество должно было бы просто ликвидировать их. Но поскольку смертная казнь у нас запрещена, я пользуюсь их недостатками. Оба они выпущены условно под мою поруку и оба любят свою работу.

В этот момент раздались выстрелы автоматического оружия. В закупоренном салоне автомобиля звук был оглушительным. Миссис Бранка вздрогнула и схватилась за Саломона. Раздался взрыв. Она спрятала лицо на его плече, прижалась крепче.

— Попал! — прозвучало из динамика. Свет погас.

— Они нас подбили? — спросила она, ее голос был приглушен из-за того, что она говорила в его рубашку.

— Нет нет, — левой рукой он погладил ее по спине, а правой покрепче прижал к себе, — Чарли подбил их. Или, по крайней мере, он так думает. Это были выстрелы нашей башенной пушки. Вы в безопасности, дорогая.

— Но свет погас.

— Такое иногда случается от сотрясения. Сейчас я включу аварийное освещение.

Он снял руку с ее талии.

— Нет, нет! Обнимите меня, пожалуйста. Я не боюсь темноты. Я чувствую себя в большей безопасности, когда вы меня обнимаете.

— Как хотите, дорогая.

Он уселся поудобнее и поближе к ней.

Наконец он мягко сказал:

— Боже мой, какой вы ласковый ребенок!

— Вы и сами ласковый… мистер Саломон.

— А не могли бы вы называть меня Джейком? Попробуйте.

— Джейк… Да, Джейк. У вас такие крепкие руки! Сколько вам лет, Джейк?

— Семьдесят один.

— Не может быть! Вы так молодо выглядите!

— Я достаточно стар, чтобы быть вашим дедом, маленький ласковый котенок. Я лишь выгляжу моложе… в темноте. Согласно Библии, я уже целый год живу взаймы у времени.

— О, не говорите так. Вы молоды! Джейк, давайте немного помолчим… Дорогой Джейк…

— Милая Юнис…

Через несколько минут раздался голос водителя:

«Путь свободен, сэр». Когда ставни начали раздвигаться, миссис Бранка поспешно оторвалась от Саломона.

— Боже мой, — засмеялась она.

— Не беспокойтесь. Через это стекло видно только в одну сторону.

— Это утешительно. Но все равно, этот свет — как холодный душ.

— Да. Разрушает настрой. А я только-только начал чувствовать себя молодым.

— Но вы и вправду молоды, мистер Саломон.

— Джейк.

— Джейк. Годы не в счет, Джейк. О Боже мой, я своей нательной краской измазала вам всю рубашку.

— Ничего. Зато я растрепал вам прическу.

— Мои волосы я могу расчесать. Но что скажет ваша жена, когда увидит эту рубашку?

— Она спросит, почему я ее не снял. Юнис, дорогая, у меня нет жены. Уже много лет назад она променяла меня на более современную модель.

— Значит, у нее плохой вкус. Вы классический тип, Джейк, а это значит, что с годами вы становитесь только лучше. Теперь у меня прическа в порядке?

— В совершеннейшем.

— У меня большой соблазн попросить, чтобы нас снова завезли в зону. Тогда вы снова могли бы ее растрепать.

— У меня соблазн еще больше. Но я все-таки отвезу вас домой… если, конечно, вы не хотите отправиться со мной в Канаду. Вернуться можно к полуночи.

— Я хочу, но не могу. Честное слово, не могу. Так что везите меня домой. Сядьте поближе и обнимите меня, только не трогайте прическу.

— Я буду осторожен.

Он передал водителю координаты квартиры миссис Бранки и добавил:

— Не заезжайте больше в Покинутую зону, бандиты. Вам бы только пострелять!

— Так точно, мистер Саломон.

Они ехали молча, затем миссис Бранка сказала:

— Джейк… вы чувствовали себя совсем молодым до того, как нас прервали.

— Я уверен, что вы это почувствовали.

— Да. И я была готова все позволить вам, Джейк, Вы это почувствовали? Хотите я дам вам свое фото, где я без одежды? Хорошее, не такое, как сделал бы тот человек, о котором вы рассказали и который так много берет за свои услуги.

— Ваш муж согласится сделать такое фото? И вы украдете одно для меня?

— Нет, что вы, Джейк. У меня много таких фото. Я же когда-то участвовала в конкурсах красоты, помните? Я дам вам такое фото… если вы никому об этом не скажете.

— Разглашению не подлежит. Ваши секреты умрут вместе с вашим адвокатом.

— Какие вам больше нравятся? Художественные или сексуальные?

— Гм… да, трудно сделать выбор.

— Но фото может быть и художественным, и сексуальным одновременно. Я думаю, что я дам вам фото, где я в душе. Волосы мокрые, везде капельки, ни пятнышка нательной раскраски, никакой косметики, никакой… ну, вы сами увидите. Это вам по вкусу?

— О, да я взвою как волк!

— Вы его получите. Быстро меняем тему — мы почти приехали, Джейк, у босса есть хоть какой-нибудь шанс с пересадкой мозга?

— Я на врач. Но с точки зрения дилетанта… никакого.

— Я так и думала. Значит, он не проживет долго независимо от того, состоится операция или нет. Джейк, я попытаюсь одеваться еще более смело для него, пока он еще жив.

— Юнис, вы самая милая девушка на свете! Это самое лучшее, что вы можете сделать для Иоганна. Это гораздо лучше, чем благодарить его за эти деньги.

— Я вовсе не думала о деньгах, Джейк. Я думала о боссе. Мне его так жалко! Я поищу в магазинах что-нибудь экзотическое, а если не найду ничего такого, надену плотно облегающую просвечивающую одежду… Не так уж изысканно, зато эффектно, если под ней хорошая роспись. Джо это умеет. Теперь у меня есть охранники, и я иногда смогу приходить вообще без одежды, лишь раскрасив кожу. Высокие каблуки, чтобы мои ножки выглядели еще лучше — да-да, я знаю, что они у меня стройные! — каблуки, чуть-чуть нейлона вместо трусиков и краска.

— И духи.

— Босс их не почувствует, Джейк.

— Зато у меня все еще есть обоняние.

— О, хорошо. Для вас будут и духи. И краска для босса. Я еще никогда не пробовала такое смелое одеяние… но теперь, когда мы уже не работаем в конторе и встречаем не так уж много людей… и я могу при случае накинуть полупрозрачный халат, то можно попробовать, понравится ли это боссу. Джо любит писать интригующие узоры, любит меня раскрашивать и не ревнует меня к боссу. Он тоже сочувствует бедному старику. И так трудно придумать какой-нибудь новый наряд! А ведь я хожу по магазинам каждую неделю.

— Юнис…

— Да, сэр… Да, Джейк.

— Не ходите сегодня по магазинам. Это приказ босса. Я как его адвокат имеют право приказывать от его имени.

— Да, Джейк. Но можно спросить почему?

— Если хотите, вы можете прийти завтра в одной краске — эта машина и мои охранники доставят вас, как королевские бриллианты. Но сегодня вечером машина будет мне нужна. С завтрашнего дня машина Иоганна вместе с охранниками будет принадлежать вам, и вы всегда сможете поехать с ними за покупками. И куда угодно еще.

— Да, сэр, — робко ответила она.

— Но вы заблуждаетесь насчет того, что Иоганну остались считанные дни. Его трагедия в том, что ему придется жить слишком долго.

— Я не понимаю.

— Он в ловушке, дорогая. Он попал в лапы врачей, и они не дадут ему умереть. Как только на него напялили всю эту сбрую для поддержания жизни, он потерял все шансы на смерть. Вы заметили, что еду ему подают без ножа? И даже без вилки? Одна лишь пластиковая ложка.

— Но у него же дрожат руки. Иногда я кормлю его, ведь он не любит, когда медсестры «шныряют повсюду», как он говорит.

— — Подумайте об этом, дорогая. Они все сделали так, что ему не остается ничего другого, как только жить. Он машина, уставшая машина, у которой все постоянно болит. Юнис, эта пересадка мозга — всего лишь способ перехитрить врачей. Просто необычайный способ самоубийства.

— Нет!

— Да. Простые способы ему недоступны, вот и пришлось выдумать необычный способ. Мы с вами собираемся ему в этом помочь именно таким способом, как он хочет. Ну, кажется, мы приехали. Не плачьте, черт возьми; ваш муж станет вас расспрашивать, почему вы плакали, а вам нельзя ничего рассказывать. Вы не против поцеловать меня на прощание?

— Конечно, не против.

— Перестаньте плакать и поднимите свое симпатичное личико. Очень скоро нашу банку откупорят.

Наконец она прошептала:

— Этот поцелуй был такой же хороший, как и первый, Джейк… и я больше не хочу плакать. Но я слышу, нас уже открывают.

— Они подождут, пока я не открою изнутри. Можно мне подняться с вами на лифте и проводить вас до двери?

— Н-нет. Я смогу еще объяснить присутствие охраны, но мне будет трудно объяснить, почему главный советник фирмы взял на себя заботу провожать меня. Джо не ревнует меня к боссу, но может приревновать к вам. А я этого не хочу… особенно потому, что чуть не дала ему повод.

— Ну, это упущение мы могли бы легко исправить.

— Может быть, дорогой Джейк. Моя сельская мораль сегодня едва ли не треснула по швам. Я думаю, что меня развратили миллион долларов и «роллс-ройс»… и один городской повеса. Пусти меня, дорогой.

Глава 3

Охранники в почтительном молчании проводили Юнис до двери. Миссис Бранка с интересом поглядывала на Чарли и думала, как может этот добродушный с виду человек быть таким, каким его описал Джейк.

Охранники стояли по обе стороны от нее и ждали, когда ее муж откроет замок. Когда дверь открылась, Рокфор козырнул и сказал:

— В девять сорок, миссис, мы будем ждать вас здесь же.

— Спасибо, Рокфор. Спокойной ночи. Спокойной ночи, Чарли.

Джо Бранка закрыл замки, включил сигнализацию и спросил:

— Черт возьми, что случилось? Где ты отхватила этих горилл в униформе?

— Может, ты меня сперва поцелуешь? Разве я сегодня поздно? Еще и шести нет.

— Поговори у меня, женщина! Два часа назад здесь уже нарисовалась одна мартышка от босса, а потом его дворецкий звонил.

Он помог ей снять накидку, потом поцеловал ее.

— Говори, где была, подлая. Я по тебе скучал.

— О, это самое приятное из того, что ты мне сказал за весь день.

— Да я готов был по стенкам бегать! Что случилось?

— Ты волновался? О Джо, дорогой мой!

— Нет, не волновался. Лакей Смита сказал, что тебя послали по какому-то поручению и что ты приедешь домой на броневике. Я знал, что ты в безопасности. Просто я надеялся, что ты приедешь пораньше, а тебя все не было и не было.

— Все очень просто. Босс послал меня вместе со своей правой рукой — Джейком Саломоном, ты его знаешь.

— А, этот мошенник. Знаю.

— Мистер Саломон отвез меня на своей машине в свой офис, чтобы обделать кое-какие срочные дела. Это очень важно для босса… ты же знаешь, в каком он сейчас состоянии, держится лишь на этих проводках.

— Бедный старый кусок дерьма ожидает своего часа. Экая жалость!

— Не говори так, дорогой. Я начинаю плакать, когда думаю об этом.

— Ты слишком сентиментальна, киска. Но и я такой же.

— Потому я и люблю тебя, дорогой. Во всяком случае, работа была трудная, и мистер Саломон дал мне свою личную охрану, чтобы они отвезли меня домой. А они поехали через Покинутую зону, и в нас начали стрелять. С одной стороны у машины сплошные вмятины.

— Гм… Страшно было?

— Наоборот, весело.

— Каково было в машине?