Роберт Хайнлайн
Пришелец в земле чужой
Часть первая
СОМНИТЕЛЬНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ
Глава 1
Жил-был марсианин и звали его Валентайн Майкл Смит…
Подбор экипажа для первого полета на Марс вели, опираясь на теорию, согласно которой наибольшую опасность для человека представляет… сам человек. В это время — шел восьмой год от основания первого поселения землян на Луне — межпланетные перелеты совершались по орбитам свободного падения. Чтобы добраться до Марса, требовалось двести пятьдесят восемь земных дней; столько же отнимала дорога обратно, и еще четыреста пятьдесят дней нужно было провести на Марсе в ожидании момента, когда взаимное расположение планет позволит начать обратный перелет.
Только при условии дополнительной заправки на межпланетной станции «Посланец» мог проделать этот путь. Совершив посадку на Марсе, «Посланец» сможет вернуться — если не разобьется при посадке, если на Марсе найдется вода для реакторов, если не случится какая-нибудь из тысячи возможных неприятностей.
Восемь членов экипажа, обреченных провести бок о бок три земных года, должны были ладить друг с другом лучше, намного лучше, чем это обычно бывает у людей. Поэтому экипаж, полностью состоящий из мужчин, был забракован как нездоровый и нестабильный. Сочли, что разумнее отправить в полет четыре супружеские пары, подобрав их таким образом, чтобы обеспечить экспедицию необходимыми специалистами.
Эдинбургский университет, главный подрядчик проекта, поручил формирование экипажа Институту Социальных Исследований. После того как отсеялись добровольцы, не подходящие по возрасту, состоянию здоровья, уровню интеллектуального развития, профессиональной подготовке или темпераменту, осталось девять тысяч вероятных кандидатов. Требовались следующие специалисты: астронавигатор, врач, повар, пилот, командир корабля, лингвист, химик, инженер по электронике, физик, геолог, биохимик, биолог, физик-ядерщик, фотограф и специалисты по гидропонике и ракетной технике. Набралось несколько сот восьмерок добровольцев, обладающих этими профессиями; три группы состояли из супружеских пар, но когда психологи проверяли эти потенциальные экипажи на совместимость, то в ужасе воздели руки. Главный подрядчик предложил снизить ценз совместимости, в ответ на это Институт предложил вернуть свое символическое вознаграждение.
Компьютеры продолжали проверять данные, менявшиеся только потому, что кто-то умирал, кто-то снимал свою кандидатуру, а кто-то выставлял ее. У тридцатилетнего Майка Брэнта, магистра наук, пилота, капитана третьего ранга, ветерана лунных походов, нашелся в Институте Социальных Исследований приятель, который подобрал несколько женских анкет и обработал их в паре с анкетой Брэнта. В результате, капитан Брэнт сел в самолет, отправился в Австралию и предложил руку и сердце доктору Уинифред Коберн, сорокалетней старой деве.
Компьютеры мигали лампочками, листали карточки, и вот экипаж подобран.
Капитан Майкл Брэнт, тридцати двух лет — командир корабля, пилот, астронавигатор, специалист по ракетной технике, повар-любитель, фотограф-любитель.
Доктор Уинифред Коберн Брэнт, сорока одного года — лингвист, медицинская сестра, историк, заведующая хозяйством.
Мистер Фрэнсис К. Сини, двадцати восьми лет — администратор, второй пилот, астронавигатор, астрофизик, фотограф.
Доктор Ольга Ковалик Сини, двадцати девяти лет — повар, биохимик, специалист по гидропонике.
Доктор Уорд Смит, сорока пяти лет — врач, биолог.
Доктор Мэри Джейн Лайл Смит, двадцати шести лет — специалист по энергетике, электронике и ядерной физике.
Мистер Сергей Римски, тридцати пяти лет — специалист по электронике, криогенной технике, механике и химии.
Миссис Элеонора Альварес Римски, тридцати двух лет — геолог, селенолог, специалист по гидропонике.
Некоторыми профессиями члены экипажа овладевали на интенсифицированных курсах в последние недели перед вылетом. Важнее было, что экипаж блестяще прошел тест на совместимость.
«Посланец» стартовал. В первые недели полета сообщения с борта корабля мог уловить обычный радиоприемник. Потом сигналы стали слабее; их «слышали» только спутники-ретрансляторы. Согласно сообщениям, члены экипажа были здоровы и бодры. Самым тяжелым заболеванием, с которым пришлось бороться доктору Смиту, оказался стригущий лишай. Люди быстро привыкли к невесомости и отказались от медикаментов. Если у капитана Брэнта и возникали дисциплинарные проблемы, то он о них не сообщал.
«Посланец» вышел на посадочную орбиту внутри орбиты Фобоса и в течение двух недель фотографировал Марс. Затем капитан Брэнт передал по радио: «Завтра в 12.00 по стандартному времени мы совершаем посадку южнее „Lacus Soli“».
На этом связь оборвалась.
Глава 2
Прошло двадцать пять земных лет, прежде чем земляне снова посетили Марс. Через шесть лет, после того как замолчал «Посланец». Международное Сообщество Астронавтов направило к Марсу беспилотный корабль «Зомби», который благополучно долетел до места назначения, провел необходимые исследования и вернулся. Фотографии, отснятые «Зомби», изображали пейзажи, малопривлекательные с человеческой точки зрения; показания аппаратуры, установленной на корабле, подтвердили, что слой атмосферы Марса незначителен и она непригодна для жизни.
Однако марсианские каналы выглядели на фотографиях «Зомби», как инженерные сооружения; встречались снимки, на которых, по мнению ученых, были изображены руины городов. И если бы не началась Третья Мировая война, на Марс отправили бы новый отряд астронавтов.
Но после войны Федерация снарядила корабль «Чемпион», более мощный, чем пропавший «Посланец». На «Чемпионе», экипаж которого состоял из восемнадцати мужчин, летели двадцать три колониста, тоже мужчины. Используя новый способ перемещения в пространстве — Лайл-Драйв, — корабль покрыл расстояние от Земли до Марса за девятнадцать дней. Он совершил посадку южнее «Lacus Soli», так как капитан ван Тромп хотел прежде всего заняться поисками «Посланца».
Сообщения от экспедиции поступали ежедневно. Три из них наиболее интересны.
Первое: «Найден корабль „Посланец“. Все члены экипажа погибли».
Второе: «На Марсе есть жизнь».
Третье: «Поправка к сообщению 23–105: Найден один оставшийся в живых астронавт с „Посланца“».
Глава 3
Капитан ван Тромп был гуманным человеком. Он радировал: «Не устраивайте моему пассажиру торжественной встречи. Доставьте к трапу корабля камеру с малой гравитацией, носилки, машину скорой помощи и отряд вооруженной охраны».
Он поручил корабельному врачу удостовериться, что Валентайна Майкла Смита поместили в отдельную палату медицинского центра в Бетесде, уложили в гидравлическую кровать и оградили от контакта с внешним миром. Сам ван Тромп поспешил на чрезвычайное заседание Верховного Совета Федерации.
В тот момент, когда Смита укладывали в постель, Верховный Министр по делам науки раздраженно говорил:
— Я согласен, капитан, что положение командира отряда, посланного в научную экспедицию, дает вам право приказать медикам позаботиться о человеке, который временно находится в вашем подчинении; однако мне непонятно, почему вы сейчас считаете себя вправе вмешиваться в дела моего ведомства. Согласитесь, Смит — кладезь научной информации.
— Согласен с вами, сэр!
— В таком случае, почему… — министр науки обернулся к Верховному Министру по делам мира и безопасности. — Дэвид? Почему вы даете распоряжения своим людям. Нельзя допустить, чтобы профессор Тиргартен, доктор Окаяма и остальные томились в ожидании!
Министр по делам мира бросил взгляд на капитана ван Тромпа. Тот покачал головой.
— Почему? — повторил министр науки. — Ведь он не болен.
— Пьер, дайте капитану возможность высказаться, — предложил министр по делам мира. — Говорите, капитан!
— Смит не болен, сэр, — сказал ван Тромп, — но нельзя сказать, что он здоров. В земном гравитационном поле он весит в два с половиной раза больше, чем весил на Марсе. Его мускулы не выдержат такой нагрузки. Смит не привык к земному атмосферному давлению. Он вообще ни к чему не привык, перегрузка слишком велика. Черт возьми, господа, я сам устал, как собака, хотя я родился на этой планете!
Министр по делам науки презрительно поджал губы:
— Не преувеличивайте, капитан. Я бывал в космосе и знаю, что такое гравитационная усталость. Этот человек, Смит…
Капитан ван Тромп позволил себе вспылить. Он решил, что после оправдает свою резкость усталостью; он и вправду чувствовал себя так, будто совершил посадку на Юпитере.
— Хм! Этот человек, Смит… — перебил он министра. — Этот человек! Неужели вы не понимаете, что Смит не человек?
— Что-о?
— Смит… не… человек!
— Гм… капитан, выражайтесь яснее.
— Смит — разумное существо человеческого происхождения, но он не человек, а марсианин. Мы первые люди, которых он увидел. Смит думает и чувствует по-марсиански. Его воспитало племя, совершенно непохожее на нас. Он не может отличить мужчину от женщины! Он человек только по рождению, по воспитанию он марсианин. Если вы спешите растратить, как вы сказали, клад — зовите ваших дубиноголовых профессоров. Пусть Смит сойдет с ума раньше, чем привыкнет к сумасшедшему миру. А я умываю руки. Свою задачу я выполнил.
— И с честью выполнил, капитан, — заговорил Генеральный Секретарь Дуглас. — Если вашему человеко-марсианину нужен денек-другой, чтобы привыкнуть к Земле, я думаю, наука подождет. Пит, не обижайтесь на капитана, он устал.
— Есть дело, которое не может ждать, — вступил Верховный Министр средств массовой информации.
— Какое, Джок?
— Господин Генеральный Секретарь, если мы в ближайшее время не покажем марсианина по стереовидению, начнутся беспорядки.
— Мне кажется, вы преувеличиваете, Джок. Мы включим в информационные выпуски марсианский материал. Завтра покажем церемонию вручения наград капитану ван Тромпу и его экипажу, а послезавтра, когда капитан отдохнет, попросим его рассказать о полете.
Министр покачал головой.
— Не годится, Джок? Почему?
— Люди ждали, что им привезут настоящего, живого марсианина. Марсианина не привезли, значит, нужен хотя бы Смит, причем нужен немедленно.
— Вам нужен живой марсианин? — Генеральный Секретарь Дуглас обернулся к ван Тромпу. — Вы снимали марсиан?
— Мы изводили на них пленку километрами.
— Чего же больше, Джок? Нет живых марсиан — показывайте фильмы! Кстати, капитан, марсиане не выступали против вас?
— Нет, сэр, но они нас и не приветствовали.
— Не понял.
Капитан ван Тромп закусил губу.
— Видите ли, сэр, говорить с марсианином — все равно, что кричать в лесу. Вы не получите ответа: ни да, ни нет.
— Вы не привели с собою вашего лингвиста, как его там? Или он ждет за дверью?
— Доктора Махмуда, сэр? Нет, он нездоров, у него небольшой нервный срыв, — ответил капитан, а про себя подумал: — Читай «мертвецки пьян».
— Космическая эйфория?
— Да, что-то в этом роде. («У-у, проклятые сухопутные крысы!»).
— Что ж, побеседуем с ним, когда ему станет лучше. А заодно пригласим нашего юного гостя Смита. Я думаю, это будет полезно.
— Возможно, — с сомнением в голосе произнес ван Тромп.
А юный гость тем временем изо всех сил старался поддержать в себе жизнь. Невыносимое давление чужого пространства на тело стало чуть меньше, когда его посадили в мягкое гнездо. Смит оставил попытки самостоятельно поддерживать свое тело: сил едва хватало на дыхание и сердцебиение. Сердце, диафрагма и легкие с трудом справлялись с чужим гравитационным полем, с чужой атмосферой, приторно густой и ужасающе горячей. За каждый глоток воздуха приходилось бороться. Смит был вынужден подключить все три уровня к управлению дыханием и работой сердца. Через некоторое время, когда пульс и дыхание успокоились, Смит решил, что можно переключить внимание на другие объекты. Он выделил часть второго уровня на наблюдение за своим организмом и окружающим пространством, а первый пустил на осмысление недавних событий.
С чего начать? С того, как покинул Марс вместе с теми, другими, которые сейчас стали его братьями? Или с того, как очутился в этом гнетущем мире? Смит снова болезненно ощутил жар и грохот, которыми встретил его этот мир. Нет, он еще не готов во все это вникнуть — назад! Назад, к тому моменту, когда он впервые увидел чужаков, впоследствии оказавшихся соплеменниками. Нет, еще дальше, в прошлое, когда он с ужасом осознал, вник, что он — чужак среди соплеменников. Назад, к самому гнезду.
Смит мыслил не так, как мыслят земляне. Его обучали основам английского языка, но английский был нужен Смиту, как он нужен индусу для объяснения с турком. Смит использовал этот язык как сложный код, с помощью которого можно лишь приблизительно выражать мысли. Образы и ассоциации, возникавшие в мозгу Смита, невозможно было привести к земным: они были порождены иной культурой.
В соседней комнате доктор Тадеус играл в крибидж с Томом Мичемом, приставленным к Смиту сиделкой. Краем глаза доктор следил за датчиками. Увидев, что пульс у Смита замедлился до двадцати ударов в минуту, доктор бросился в комнату к пациенту. Санитар Мичем побежал следом.
Смит колыхался на эластичном покрытии гидравлической кровати. Казалось, что он мертв.
— Позовите доктора Нельсона! — приказал Тадеус.
— Слушаюсь, сэр! — сказал Мичем, — а потом добавил: — А может, сделаем электрошок, док?
— Позовите доктора Нельсона!!!
Санитар выбежал. Тадеус смотрел на пациента, не решаясь прикоснуться к нему. Вошел доктор Нельсон, ступая тяжело и неловко, как человек, долго бывший в космосе и еще не привыкший к земному тяготению.
— Что случилось?
— Две минуты назад, сэр, температура пациента и частота его пульса резко снизились.
— Что вы предприняли?
— Ничего, сэр, согласно вашему указанию.
— Превосходно, — Нельсон взглянул на Смита, потом на датчики, такие же, как в соседней комнате. — Будут какие-нибудь изменения — дайте мне знать.
Он собрался уходить. Тадеус испуганно начал:
— Позвольте, доктор…
— Что «позволить»? Какой диагноз вы ему ставите?
— Это ваш пациент и мне не хотелось бы…
— Ваш диагноз.
— Очень хорошо, сэр, это атипический шок, за которым следует смерть, — уклончиво сказал он.
— Логично, — кивнул Нельсон, — но мы имеем дело с уникальным случаем. Мне уже приходилось видеть этого пациента в таком состоянии. Смотрите!
Нельсон приподнял руку Смита и отпустил. Рука не упала.
— Каталепсия? — спросил Тадеус.
— Называйте как хотите, только не трогайте его. Если что-то случится — зовите меня, — Нельсон опустил руку Смита на постель и вышел.
Тадеус еще постоял, глядя на необычного больного, пожал плечами и вернулся к своему столу. Мичем собирал карты.
— Сыграем еще?
— Надоело!
— Знаете, док, мне сдается, что он уже к утру пойдет под простыню.
— Вашего мнения никто не спрашивает. Можете пойти покурить с охранниками. Мне нужно подумать.
Мичем обиженно заморгал и вышел в коридор, где стояла охрана. Солдаты вскочили со стульев и вытянулись, но, увидев, кто идет, снова сели.
— Что за шум? — спросил высокий морской пехотинец.
— Больной выкидывал коленца, а мы гадали, что же это такое. Дайте закурить, черти! А огоньку?
Другой морской пехотинец достал пачку сигарет.
— А затянешься сам?
— Попробую, — Мичем воткнул в рот сигарету. — Ей-Богу, ребята, я ничего не знаю.
— Слушай, почему к нему не пускают женщин? Он, что, сексуальный маньяк?
— Честное слово, не знаю. Парня привезли с «Чемпиона» и ему нужен абсолютный покой.
— С «Чемпиона»? Тогда все ясно, — сказал первый морской пехотинец.
— Что тебе ясно?
— Ну как? Сколько времени бабу не только не имел, но даже не видел и не дотрагивался до нее. Вот и свихнулся маленько, а врачи боятся, что он как увидит бабу, так удавится. Я на его месте точно удавился бы.
Смит видел, как пришли врачи, понимал, что они пришли с добрыми намерениями, и потому не ушел в себя окончательно.
А утром, в тот час, когда сиделки умывают больных, он вернулся. Ускорил сердце, дыхание и принялся осматриваться. Смит оглядывал комнату, изучал каждую деталь. Он видел свою комнату впервые: раньше, когда его принесли, у него просто не было на это сил. Обстановка казалась необычной; ни на Марсе, ни на «Чемпионе» Смит не видел ничего подобного. Восстановив события, приведшие его сюда из родных мест, Смит был готов принять новый мир, признать его и даже полюбить.
Он увидел еще одно живое существо — с потолка, крутясь на паутине, спускался паук. Смит с восхищением смотрел на паука, готовый признать в нем нового соплеменника и брата по гнезду.
В этот момент в комнату вошел доктор Арчер Фрейм, сменивший Тадеуса.
— Здравствуйте, — сказал он. — Как вы себя чувствуете?
Смит проанализировал вопрос. В первой части он узнал формальность, не требующую ответа. Для второй в его памяти имелось несколько значений. Если эту фразу произносил доктор Нельсон, она имела определенный смысл; в устах капитана ван Тромпа она превращалась в пустой звук.
Смит встревожился; но всякий раз испытывал неловкость, обращаясь с этими существами. Сейчас он приказал себе успокоиться и рискнул ответить:
— Чувствую хорошо.
— Хорошо? — повторил человек. — Сейчас придет доктор Нельсон. На завтрак пойдете?
Смит знал значение всех произнесенных человеком слов, но сомневался, что правильно понял вопрос. Да, он знал, что съедобен, но его не предупредили, что он может пойти кому-то на завтрак. Может быть, это большая честь? А может, запасы пищи настолько истощились, что приходится есть себе подобных? В душе Смита не было протеста, он почувствовал лишь сожаление, что не успел вникнуть в этот мир.
Вошел доктор Нельсон и избавил Смита от необходимости обдумывать ответ. Корабельный врач посмотрел на пациента, потом на датчики и опять на пациента.
— Желудок работает? — это был привычный для Смита вопрос, Нельсон всегда задавал его.
— Нет.
— Ладно, это мы исправим, но сперва надо поесть. Санитар, принесите поднос.
Сначала Нельсон кормил Смита из ложки, потом попросил марсианина держать ложку самостоятельно. Это было нелегко, но Смит ликовал: он впервые обходился в этом мире без помощи. Опустошив тарелку, он решил узнать, кто его облагодетельствовал, позволив себя съесть.
— Кто это был? — спросил Смит.
— Не кто, а что. Синтетическая пищевая масса. Это тебе что-нибудь говорит? Доел? Вылезай-ка из кровати!
— Простите? — Смит знал, что это слово используется, когда необходимо возобновить почему-либо прерванное общение.
— Я говорю, вставай. Пройдись. Сил у тебя, конечно, немного, но если будешь валяться в постели, их не прибавится. — Нельсон открыл кран, выпуская воду из баллона.
Смит отогнал тревогу: Нельсон никогда не делал ему ничего плохого.
Вода, поддерживавшая тело Смита, вылилась, и он оказался на дне кровати среди складок непромокаемой ткани.
— Доктор Фрейм, возьмите больного под руки, — распорядился Нельсон.
Поддерживаемый с обеих сторон под руки и подбадриваемый Нельсоном, Смит кое-как перелез через борт кровати.
— Спокойно! Выпрямись! — командовал Нельсон. — Не бойся, я поддержу.
Смит сделал усилие и выпрямился. У него была хорошо развитая грудная клетка и слабая мускулатура. Еще на «Чемпионе» его постригли и побрили. Доктор Фрейм поразился: мягкий детский рот и глаза умудренного годами старика.
Смит постоял и на подгибающихся ногах шагнул вперед. Сделав три шага, он по-детски радостно улыбнулся.
— Умница! — похвалил Нельсон.
Смит сделал еще шаг и ушел в себя. Врачи едва успели подхватить его.
— Черт! — выдохнул Нельсон. — Ушел. Давайте-ка положим его в кровать. Погодите, сначала наберем туда воду.
Когда баллон наполнился, врачи осторожно положили поверх него пациента, застывшего в позе зародыша.
— Подложите ему под затылок валик, — сказал Нельсон. — Если что-нибудь случится. Позовите меня. Когда придет в себя, позанимаемся еще. Через три месяца он у нас будет прыгать по деревьям не хуже обезьяны. Все идет как надо.
— Конечно, доктор, — ответил Фрейм без энтузиазма.
— И еще: когда больной придет в себя, покажите ему, как пользоваться ванной. Возьмите себе в помощь сиделку и следите, чтобы больной не падал.
— Да, сэр, но как объяснить…
— Объяснять ничего не нужно. Он все равно не поймет. Именно покажите.
Обедал Смит без посторонней помощи. Санитар, забирая поднос, наклонился к нему и шепнул:
— Слушай, у меня к тебе дело есть.
— Прошу прощения?
— Получим кучу денег.
— Денег? Что такое деньги.
— Брось философствовать. Деньги всем нужны. Мне некогда тебя уговаривать: смываться пора. Я из «Пирлесс Фичерс». Тебе заплатят шестьдесят тысяч буквально ни за что. На нас работают лучшие писатели, они будут задавать вопросы, а ты будешь отвечать. На, подпиши.
Смит взял из рук санитара лист бумаги и уставился в него, держа вверх ногами.
— Боже! Да ты читать не умеешь! — воскликнул санитар.
— Нет, — ответил Смит; ему было известно слово «читать».
— Ну, ладно, я прочитаю, ты поставишь отпечаток пальца, а я засвидетельствую. Слушай: «Я, нижеподписавшийся, Валентайн Майкл Смит, известный как Человек с Марса, передаю компании „Пирлесс Фичерс Лимитед“ все права на мой (основанный на фактах моей биографии) рассказ „В плену у марсиан“ в обмен на…»
— Санитар!
В дверях стоял доктор Фрейм. Санитар сунул бумагу за пазуху.
— Иду, сэр. Я пришел за подносом.
— Что вы читали?
— Ничего, сэр.
— С этим больным нельзя разговаривать. Я запомню вас.
Санитар и врач вышли, дверь за ними закрылась. Смит долго лежал без движения, пытаясь осмыслить случившееся, вникнуть в него, но, как ни старался, ничего не мог понять.
Глава 4
Джиллиан Бордмэн пользовалась репутацией хорошей медицинской сестры, и у нее было хобби — мужчины. В тот день она была старшей по этажу, где лежал Смит. Когда Джиллиан услышала, что больной из палаты К-12 ни разу в жизни не видел женщин, она не поверила своим ушам и решила нанести странному больному визит.
Джиллиан знала, что женщинам нельзя посещать этого больного, однако она не относила себя к разряду посетителей, и потому важно прошествовала мимо охраны (у солдат была странная привычка буквально понимать приказы) в соседнюю с палатой Смита комнату.
Доктор Тадеус обернулся на скрип двери.
— Здравствуй, солнышко! Какими судьбами?
— Я исполняю служебные обязанности. Как поживает ваш пациент?
— Не беспокойся, рыбка, присмотр за этим больным не входит в твои обязанности. Можешь проверить по журналу.
— Знаю, но мне хочется на него взглянуть.
— Это запрещено.
— Ну, Тад, не будь таким правильным!
— Если я тебя к нему впущу, — Тадеус внимательно изучал свои ногти, — то закончу свою карьеру в Антарктике. Страшно подумать, что произойдет, если доктор Нельсон застанет тебя здесь.
— Он должен сюда прийти?
— Нет, если я его не позову. Он отсыпается после полета.
— Откуда же такое рвение?
— Я все сказал, сестра!
— Слушаюсь, доктор… Трусишка!
— Джилл!
— Тюфяк!
Тадеус вздохнул.
— Слушай, мы встречаемся в субботу?
— Сегодня среда? Конечно. Разве женщина может сердиться так долго?
Джиллиан вернулась на свой пост и отыскала ключ от комнаты, примыкающей к палате К-12 с другой стороны. В этой комнате дежурили сиделки, обслуживающие высокопоставленных больных. Не в ее характере было сдаваться.
Джиллиан беспрепятственно вошла в эту комнату: солдаты не знали, что оттуда можно попасть во вверенную им палату. Перед заветной дверью Джиллиан задержалась, испытывая чувство, подобное тому, какое бывало у нее, когда она студенткой убегала с лекций. Джилл отперла дверь и заглянула в палату.
Больной лежал в постели. Когда Джилл вошла, он повернул в ее сторону голову. В первый момент у сестры возникло впечатление, что его уже бесполезно лечить. На лице больного не было никакого выражения, как у обреченного на смерть. Потом Джилл заметила в его глазах живой интерес. Может быть, у него парализовано лицо?
По профессиональной привычке она спросила:
— Ну, как мы себя сегодня чувствуем? Лучше?
Смит перевел вопрос на свой язык. Его смутило, что человек включил в вопрос и себя. Смит решил, что это свидетельствует о расположении и желании сблизиться. Вторую часть вопроса Человек с Марса часто слышал от Нельсона и с готовностью ответил на нее:
— Лучше.
— Вот и хорошо, — обычный больной, если не считать лица без выражения. Если он и не видел женщин, то хорошо это скрывает. — Вам что-нибудь нужно?
Джилл заметила, что на тумбочке отсутствует предписанный больничными правилами стакан.
— Принести вам воды? — спросила она.
Смит сразу заметил, что этот человек не такой, как другие. Марсианин сравнил его с тем, что видел на картинке у Нельсона, еще на «Чемпионе», когда Нельсон пытался объяснить конфигурацию той части человеческого рода, которая называется «женщины». Новый человек был женщиной.
Смит ощущал одновременно и радость, и разочарование. Он подавил оба чувства, чтобы процесс познания нового явления не отразился на датчиках Тадеуса. Когда же Смит перевел последний вопрос, его охватило такое волнение, что он едва не выпустил сердце из-под контроля. Он вовремя опомнился и выругал себя за недисциплинированность. Потом проверил перевод. Нет, он не ошибся: женщина предлагала ему воду, она хотела сблизиться.
С трудом подбирая слова для приличествующего случаю ответа, он произнес:
— Благодарю за воду. Пусть она у вас всегда будет в изобилии.
Сестра Бордмэн опешила.
— О, как мило! — сказала она, придя в себя.
Она отыскала стакан, наполнила его водой и подала больному.
— Сначала пейте вы, — сказал больной.
«Он думает, я решила его отравить», — сказала себе сестра, но просьба звучала очень настойчиво, и она подчинилась. Она отпила из стакана, больной тоже сделал глоток и откинулся на подушку с таким видом, будто совершил что-то очень важное.
Джилл решила, что никакого приключения здесь не получится, и стала прощаться.
— Ну что ж, если вам больше ничего не нужно, я пойду.
— Нет! — крикнул больной, когда Джилл взялась за ручку двери.
— Что такое?
— Не уходи!
— Но… мне пора бежать, — она опять подошла к нему. — Вам что-нибудь нужно?
Он смерил ее взглядом.
— Ты женщина?
Джилл обиделась. Она хотела сказать что-нибудь резкое, но, увидев серьезное лицо и тревожные глаза Смита, передумала. Она почувствовала, что та невероятная вещь, которую она о нем слышала, — правда; он действительно не знает, что такое женщина.
— Да, я женщина, — ответила Джилл.
Смит не сводил с нее глаз, и Джилл начала смущаться. Она ожидала, что на нее будут смотреть глаза самца, а попала словно под объектив микроскопа.
— Ну? Я похожа на женщину, не так ли?
— Я не знаю, — запинаясь, ответил Смит, — как должна выглядеть женщина. Что делает тебя женщиной?
— О, Господи! — такого странного разговора с мужчиной Джилл не приходилось вести, пожалуй, со дня конфирмации. — Может быть, мне раздеться и показать.
Смит молчал, анализируя услышанное. Первую фразу он не понял. Наверное, это одна из формальных фраз, которые люди так любят говорить… но она произнесена с силой; возможно, это последнее сообщение перед уходом. Видимо, он вел себя с женщиной неправильно и она сейчас дематериализуется.
Смиту не хотелось, чтобы женщина умерла, даже если это ее право или обязанность. Только что они подносили друг другу воду, и вот новообретенный брат по воде уходит или дематериализуется! Смит был бы в ужасе, если бы не нужно было подавлять чувства. Он решил: если женщина сейчас умрет, он умрет тоже — после воды иначе нельзя.
Во второй части фразы встречались знакомые слова. Смит понял суть действия и то, что это действие предполагаемое. Может, это выход из кризиса? Может быть, если женщина снимет с себя одежду никому из них не придется умирать? Смит радостно улыбнулся:
— Да, пожалуйста.
Джилл открыла рот. Закрыла. Опять открыла.
— Черт меня возьми!
Смит почувствовал все эмоциональное напряжение и понял, что ответил неправильно. Он стал настраиваться на дематериализацию, с нежностью перебирая в уме все, что пережил и видел, особое внимание уделяя женщине. Вдруг он увидел, что она наклонилась к нему, но не для того, чтобы умереть. Она смотрела ему в лицо.
— Простите, я вас правильно поняла? Вы просили меня снять одежду?
Смит помолчал, анализируя вопрос, и ответил, в надежде, что нового кризиса не будет:
— Да.
— Так и есть. Да-а, брат, не такой уж ты и больной!
Смит тут же отметил слово «брат» — женщина напомнила, что они побратались через воду. Потом подумал, соответствует ли он тому, чего хочет новый брат.
— Я не болен, — подтвердил он.
— Провалиться мне на этом месте, если у тебя не все в порядке. А раздеваться я не стану. Мне пора идти.
Джилл выпрямилась и пошла к двери. На пороге оглянулась и с игривой улыбкой сказала:
— Ты можешь попросить меня об этом в другом месте. Тогда посмотришь, что такое женщина.
Женщина ушла. Смит успокоился и отключил внимание от своей палаты. Он был горд, что исправил ситуацию и никому не пришлось умирать. Однако нужно было еще многое осмыслить. В речи женщины Смит встретил много новых знаков, а те, которые не являлись новыми, были сгруппированы таким образом, что смысл их был неясен. Он испытывал какое-то радостное чувство, которое вполне могло сопутствовать общению братьев по воде, но к этому чувству примешивалось еще что-то, тревожное и приятное одновременно. Смит думал о своем новом брате, этой женщине, и вслушивался в свое радостно-тревожное чувство. Он вспомнил, как впервые присутствовал при дематериализации, и непонятно почему почувствовал себя счастливым. Жаль, что рядом нет доктора Махмуда. Так много нужно узнать, а поговорить не с кем.
Остаток дежурства прошел, как во сне. Перед глазами Джилл стояло лицо марсианина, в памяти звучали его безумные слова. Нет, не безумные, Джилл работала в психиатрической клинике и знала, что такое безумие. Невинные, решила она, но отвергла и это определение. У него невинное лицо, но далеко не невинные глаза. Когда-то Джилл работала в монастырской больнице и видела такое лицо у сестры-монашки. Случайно ли такое сходство?
Джилл переодевалась, когда к ней в кабину заглянула другая сестра.
— Джилл, тебя зовут к видеофону.
Джилл ответила, не включая изображение.
— Это Флоренс Найтингейл? — спросил баритон.
— Угадал. Это ты, Бен?
— Ну да! Верный поборник свободы слова собственной персоной. Ты не занята, малышка?
— А что тебе нужно?
— Угостить тебя бифштексом, напоить мартини и задать одни вопрос.
— Я отвечу «нет».
— Не этот вопрос.
— О, ты умеешь задавать другие вопросы? Ну-ка!
— Потом, когда ты подобреешь.
— А бифштекс будет натуральный? Не синтет?
— Обещаю. Ткнешь в него вилкой, и он замычит.
— Бен, у тебя, наверное, долг в банке.
— Это постыдно, но значения не имеет. Ну, что?
— Уговорил.
— Через десять минут на крыше медицинского центра.
Джилл сняла костюм, повесила его в шкафчик и оделась в платье, которое держала специально для таких случаев. Платье было простого покроя, почти прозрачное и, скорее, подчеркивало то, что должно было скрывать. Джилл с удовлетворением оглядела себя и поехала на крышу.
Она отыскивала взглядом Бена Кэкстона, когда к ней подошел дежуривший на крыше санитар.
— Вас ждет машина, мисс Бордмэн. Вон тот «Тальбот».
— Спасибо, Джек.
Джилл направилась к машине с открытой дверцей. Она села в такси и уже собиралась сказать Бену двусмысленный комплимент, но увидела, что в машине никого нет. Робот-пилот закрыл дверцу, машина взлетела, сделала круг над медицинским центром и направилась на другую сторону Потомака. Такси остановилось на площадке над Александрией. Вошел Бен, и такси тронулось.
— Фу-ты, ну-ты! — фыркнула Джилл. — С каких пор ты присылаешь роботов за своими подругами?
— Есть причины, малышка, — Бен погладил ее колено. — Нельзя, чтобы нас видели вместе.
— Кто из нас прокаженный?
— Мы оба. Я газетчик, Джилл.
— А я начала подозревать тебя в другом.
— А ты работаешь в больнице, где лежит марсианин.
— Поэтому мне нельзя здороваться с твоей мамой?
— Объясняю популярно. В округе более тысячи репортеров, литературных агентов и просто жуликов плюс толпа, которая собралась, когда прилетел «Чемпион». Все они хотят поговорить с Человеком с Марса, но никому еще это не удалось. Поэтому мы с тобой поступили бы не слишком мудро, если бы вышли из больницы вместе.
— Ну и что, что вместе? Я ведь не Человек с Марса.
— Конечно, нет. — Бен посмотрел Джилл в глаза, — но ты поможешь мне с ним встретиться. Именно поэтому я за тобой не заехал.