В квартиру вошли двое охранников – вроде ничего подозрительного. Позвали девушек. И тут раздались выстрелы!

Потом каждая сторона, как водится, выдвигала свою версию. Приятель убитого, того самого Петра, специалиста по восточным единоборствам, настаивал на следующем. Петр через Игоря, который был его должником, заказал девушек в счет погашения долга. Но охранники стали требовать деньги, возник конфликт, в ходе которого началась стрельба.

Охранники вместе с побывавшими в квартире проститутками рисовали иную картину:

– Не успели мы войти, как в квартире оказалось еще четверо парней, один из которых держал в руке топор… «Давайте теперь разберемся!» – сказал этот с топором. И началась драка. Перевес был явно на стороне хозяев, поэтому, когда в квартиру вбежал, привлеченный шумом, еще один охранник, находившийся на лестничной площадке, ему крикнули: «Стреляй!» Он успел краем глаза уловить, что на него двигался с ножом сам хозяин квартиры, и из газового «Вальтера», переделанного под дробовик, расстрелял в Петра почти всю обойму…

Собственно говоря, для нас не так уж и интересны детали происходившего – с ними вполне квалифицированно разобрался суд, определив 8 лет за убийство и соответствующие сроки – за сводничество.

Сейчас городской суд опротестовал приговор в части убийства – у него есть для этого основания. Но мы ведь говорим о сексуальных услугах, спрос на которые по-прежнему высок. А соответственно и предложение. И хотим сделать вывод: оно, конечно, существует, существовало и, скорее всего, будет существовать. Не зря проституцию называют первой древнейшей профессией. И поэтому морализовать на тему городской любви мы не намерены. Каждый выбирает себе такую, на которую способен.

Просто хочется предупредить как деревенских, так и городских простушек, насмотревшихся фильмов с участием божественной Джулии Роберте и обаятель-нейшего Ричарда Гира: все не так! Все проще, страшнее и никогда никаких «хэппи эндов»! Наследные принцы среди тех, кто звонит по телефонам сексуальных диспетчеров, бывают крайне редко.

Заработки у рядовых «девушек по вызову», как мы убедились, не самые высокие – большая часть идет на содержание «бюрократического аппарата». В хорошем колхозе доярки и на действующем предприятии сверловщицы имеют не намного меньше, зато гарантированы от множества проблем. Им не грозит вечная опасность быть искалеченными пьяными придурками, заразиться болезнями, из которых сифилис сегодня не самая страшная. Им не надо бояться быть втянутыми в уголовные истории, из которых рассказанная здесь – опять же, не самая страшная. Поскольку, например, в охране проституток состоят, как правило, уголовники. Очень часто бывает так, что, привезя своих подопечных на вызов, они оценивают квартиру. И если там есть что взять, в последующем ее успешно «бомбят». Что тоже иногда сопровождается кровью…

Финал сельской «любви»

…После первых двух рюмок местные путаны не пришли. Впрочем, человеку из района было уже все равно, поскольку он мирно упокоился тут же на деревянной лавке. После чего его бережно одел шофер, и общими усилиями мы доставили «тело» в автомобиль.

Михайлович, разгоряченный выпитым и отяжеленный съеденным, увлеченно излагал мне теорию рыбной ловли в масштабах реки Припять, когда появилась Лариса. Бросая заинтересованные взгляды на нас, прикрытых лишь простынями, она доложила:

– Сергеевна пропалывает бураки, а Надька пасет коров, потому что ей надо подменить мать…

Мы с Михайловичем переглянулись, разом отвели глаза:

– Ты, Лариса, иди… иди… Мы тут сами…

Бойкая диспетчерша хмыкнула – по-моему, с разочарованием. И пренебрежительно зацокала каблучками.

А мы выпили по следующей и, заедая «мамину» великолепной, «пальцем пханой» колбасой, продолжили тему рыбной ловли. Вот и вся, собственно, любовь.

(С. Ольшанский. //Детективная газета. – 1996. – №14/26)

Внук коммуниста

Из протокола допроса



«Мы выбирали только тех, кто раньше занимал высокие должности, а теперь стал бизнесменом. Дед считал, что это предатели и отщепенцы».

Виктор Дмитриевич Булатов был инструктором общего отдела обкома партии. Новые времена, которые совпали с его выходом на пенсию, по рассказам сослуживцев, он встретил с недоумением и болью. Ему было невыносимо горько видеть, как бывшие партийные вожди, поправ все понятия о нравственности, жадно кинулись устраивать свою жизнь. А проще говоря, предавать и продавать не только идею, но и все что попадется под руку. А под руку – с их-то связями и круговой порукой! – попадалось многое.

Выйдя на пенсию, Булатов стал вести дневник, который теперь фигурирует как один из главных документов в уголовном деле. Читая его, невольно ощущаешь презрение и затаенную ненависть (а пожалуй даже и плохо прикрытую жажду мести) хозяина. К перекрасившимся «вождям», к их иномаркам, особнякам и «совершенно бесстыдным преступлениям» под названием «презентации»; Виктор Дмитриевич по крупицам собирал и заносил в дневник подробности об образе жизни бывших, ставших новыми русскими. Со временем он стал заводить даже отдельные папки, своеобразное досье на каждого из них. Для чего, с какой целью? Теперь, после его смерти, об этом можно только догадываться. В ходе следствия пока выяснилось лишь то, что Булатов охотно знакомил со своим досье тех, кого продолжал считать верными партийцами, а также своего внука Игоря и его друзей. При этом он нередко повторял: «Расстреливать нужно сволочей, без суда и следствия».

Пока следствию неизвестно и еще одно: из каких источников брал Булатов столь подробную информацию о своих «подопечных». Встречающиеся подробности и детали об образе жизни бывших «вождей» столь конфиденциальны, если не сказать интимны, что просто диву даешься, как они могли стать известны постороннему.



Из протокола допроса



«Гараж Ершова мы взорвали, чтобы испытать наше устройство. А перед этим послали ему письмо и потребовали 10 тысяч долларов».




Игорю было семь лет, когда погиб его отец. В наследство сыну остались боевые награды да «жигуленок» с гаражом, оплаченные «афганской кровью». Спустя несколько лет мать снова вышла замуж. За хорошего в общем-то человека, но сблизиться с ним Игорь так и не смог. Больше пропадал у деда. Когда же поступил в институт, то и вообще переселился к старику, объяснив матери, что отсюда и к учебе поближе, да и появившиеся от нового брака сестрички будут мешать занятиям.

За время учебы в институте Игорь по-настоящему сблизился только с одним из своих сокурсников, с Вадимом. Этот стеснительный парень приехал в Новосибирск из соседней области. Он был признателен Игорю за доброе расположение и, можно утверждать, стал его верным другом. Третьим в их компании был Антон. Игорь с ним дружил с детства.

Все трое часто собирались в гараже Игоря, где «химичили». Теперь трудно установить кто был инициатором этого «хобби». На следствии они говорят то об уроках химии, то о найденном взрывпакете. Точно установлено одно: друзья занимались конструированием и изготовлением взрывных устройств. С этого и началось…

Чтобы все выглядело не слишком примитивно, они решили вначале написать письмо. Выбор пал на Кудрицкого, бывшего зав. орготделом обкома. Теперь друзья утверждают, что выбор этот был случайным. Но записи в дневнике Булатова, касающиеся президента биржи недвижимости Кудрицкого, дают повод усомниться в этом.

В письме, отпечатанном на машинке, Кудрицкому было предложено вручить деньги нищему, который постоянно «работает» в подземном переходе на перекрестке Советской и Центральной. Это была своего рода провокация. Как утверждает на следствии Игорь, они и не собирались брать деньги. Решили, если Кудрицкий принесет их, значит, боится и его можно «держать в руках». Если же сообщит в милицию… Ну, что ж, у них будет моральное право приступить к «операции».

К их удивлению, Кудрицкий не отреагировал никак. Как выяснилось уже потом, во время следствия, он не принял письмо всерьез, забросил куда-то в бумаги. И даже после пожара в своем загородном особняке не вспомнил о нем. Тем более, что пожарная служба дала однозначное заключение – возгорание произошло в результате короткого замыкания. Вспомнил о письме лишь тогда, когда рванул гараж Ершова и тот рассказал о письме, которое предшествовало взрыву.

Ершов, бывший зав. отделом торговли обкома, получив послание, приготовил деньги и пошел на «встречу» с нищим. Правда, предварительно поставил в известность милицию. Растерянного и ничего не понимающего нищего «взяли с поличным» в мгновение ока. Увидев толстую пачку «зеленых», тот обалдел окончательно. Бедолагу допрашивали, но в конце концов отпустили.

А через два дня прогремел взрыв в гараже Ершова. Кстати, вопреки расчетам «конструкторов», заряд разнес вдребезги и два соседних строения.

По словам Игоря, дед узнавал и о пожаре, и о взрыве в тот же день. И с удовольствием сообщал об этих «событиях» внуку. И Игорь не удержался. То ли из юношеского тщеславия, то ли из желания угодить деду, он рассказал ему, что это дело их рук. Булатов сначала не поверил. Когда же Игорь выложил подробности, был взволнован и зол. Грозился, что сам пойдет в милицию и все сообщит. А спустя несколько дней, если верить Игорю, Виктор Дмитриевич якобы приказал, чтобы без него не делали ни шагу и что (еще раз скажем «якобы») он сам будет определять – чья очередь.

Теперь практически невозможно установить, было ли так на самом деле. Не исключено, что по привычной логике преступников либо по чьему-то наущению юные «красногвардейцы» просто, как говорится, вешают всех собак на покойника – тому ведь суд уже не грозит. Но все же некоторые детали, ставшие известными в ходе следствия, позволяют предполагать, что Булатов и впрямь был мозговым центром банды (пора уже назвать вещи своими именами).



Из оперативных сводок



«…В результате взрыва неустановленного устройства пострадала дверная коробка квартиры К., произошло возгорание…»




«…в офисе фирмы „Малибу“ сработало взрывное устройство, которое находилось в целлофановом пакете, оставленном кем-то из посетителей, двое сотрудников ранены, уничтожен компьютер и лазерный принтер…»




«…на улице Гагарина во время движения произошел взрыв автомобиля „Опель“, в котором находился президент совместного предприятия „Стэнфорд плюс“ И. Водитель погиб, И. доставлен в больницу в тяжелом состоянии.»




В этих случаях можно было бы и не видеть ничего общего – согласитесь, взрыв автомобиля и взрыв на лестничной площадке квартиры скромной медсестры – вещи довольно разные. И все же, как выяснилось на следствии, связь существует. Впрочем, для определенных людей она была очевидной с самого начала. В каждом случае пострадали те, кто раньше занимал значительные посты, а теперь числился среди самых богатых людей города. (Медсестра К. была любовницей президента солидной фирмы, а «Малибу» возглавлял бывший зампред горисполкома). Кроме того, пострадавшие незадолго до случившегося получали письма с весьма пикантной информацией о самих себе.

Взрывы гремели. И новые русские всполошились не на шутку. Они втайне от глаза людского обсуждали способы защиты от бандитов, которые практически не оставляют никаких следов. Они готовы были платить, но не знали кому. Нанятая охрана оказалась бессильной, ходы противника были совершенно неожиданными. Уж какой пропускной режим был налажен в офисе одного из банков, казалось, булавку не пронесешь. Но ночной взрыв стал очередным свидетельством тщетности всех усилий.

Никаких зацепок не находили органы правопорядка. Взаимная подозрительность и страх внедрились в отношения людей, которые еще недавно, что называется, дружили семьями.



Из протокола допроса



«Мы не хотели убивать Святского, мы только хотели получить деньги. Об убийстве никто не говорил».




Настал момент, когда «игра» в бескорыстных «мстителей» друзьям надоела. Игорь не раз жаловался деду на то, что «жигуленок» свой век откатал и пора бы раздобыть что-нибудь поновее. Дед поначалу делал вид, что не понимает намеков. Когда же Игорь сказал об этом прямо – был непреклонен: с «изменников» никаких денег!

«Что ж никаких так никаких», – будто бы согласился внук. Но сам с друзьями стал детально прорабатывать «операцию» по изъятию наличности.

Следующим адресатом, которому направлялось письмо, был президент торгово-финансовой биржи, а в прошлом – секретарь одного из городских райкомов партии Святский.

Подступиться к нему было нелегко. Святский установил круглосуточную охрану в офисе и на квартире, без охранников не садился в машину, которую перед каждой поездкой осматривали чуть ли не до последней гайки. Все телефонные звонки фиксировались на магнитофон. Квартира была оборудована бронированной дверью, над которой виднелся зрачок видеокамеры.

«Рвануть» его дачу или гараж казалось невозможным. Впрочем, судя по всему, друзья и не собирались делать этого. Прежде всего они подменили составленное вместе с дедом письмо. Добавили свои условия передачи денег. Именно на это был акцентирована теперь вся их изобретательность.

Получать деньги – из рук в руки – должен был Вадим. Тут друзья исходили из того, что Святский не знает парня. Вадим же изучал его по фотографиям, а потом – из окна «жигуленка» возле офисов, квартиры.

Вначале предполагалось место встречи назначить где-нибудь за городом. Но, подумав, решили, что в случае чего на «жигуленке» им не уйти. И тогда они выбрали сквер, расположенный в старой части города, в котором на широких аллеях стоят тяжелые скамейки едва ли не с довоенных времен. На одной из них в установленное время должен был сидеть Вадим.

Святскому предлагалось присесть рядом, побыть на скамейке несколько минут и, оставив пакет с деньгами, ни слова не говоря, уйти. Главная изюминка заключалась в следующем. Когда Святский оставит пакет с деньгами, Вадим ни в коем случае не должен к ним притрагиваться. Через несколько минут к этой же скамейке подойдет Антон. Вадим должен уйти. Но и Антон поначалу не притронется к деньгам, а лишь будет сидеть рядом с пакетом. И только через сорок минут по сигналу Игоря он должен взять деньги и стремглав мчаться к выходу из сквера – там будет стоять машина.

Если Вадима или Антона задержат – стоять насмерть: ничего не знаем, ничего не видели, ничего не трогали. Никуда не денутся, подержат и отпустят. Вадим ушел беспрепятственно. Игорь видел, как он дошел до автобусной остановки и, смешавшись с пассажирами, сел в первый подошедший автобус. Игорь выждал и дал сигнал Антону.

Деньги были у них. Но Вадим не пришел в условленное место, в гараж, ни в этот день, ни на следующий.

На третий день в квартире раздался телефонный звонок. Игорь взял трубку и услышал голос Вадима:

– Игорь, спасайся… Я больше не могу…

– Ты где?

– Не знаю, спасайся!..

…Вадима взяли люди из службы безопасности Святского, когда «мстителю» казалось, что операция прошла удачно. По крайней мере для него. Отвезли на незнакомую квартиру.

Не будем живописать всех пыток, которые пришлось перенести студенту (кстати, по этому факту заведено уголовное дело), но справедливости ради отметим, что держался Вадим твердо. И трудно сказать, какая участь его недала: быть может, просто отпустили бы, а может… Но… Воспользовавшись временным отсутствием своих истязателей, Вадим ухитрился (связанный по рукам и ногам!) добраться до телефона и набрать номер Игоря.

…Игорь метался по квартире. На вопросы деда лишь отмахивался, скрежетал зубами. Снова зазвонил телефон. Мужской голос попросил Виктора Дмитриевича. Дед взял трубку. Отвечал односложно. Когда закончил разговор, Игорь увидел, как побледнело его лицо. Глухим голосом дед сообщил, что звонил Святский, через полчаса приедет, хочет поговорить.

Игорь молча метнулся из квартиры. Через двадцать минут на своем «жигуленке» занял исходную позицию в углу большого двора их дома. Едва в другом конце повилась знакомая «БМВ», «мститель» нажал на газ. Когда машины поравнялись, он через окно автомобиля бросил под колеса автомобиля Святского свою любимую «игрушку».

…Водитель и охранник, сидевший на переднем сиденье, погибли сразу. Биржевик отделался переломами. Машину Игоря взрывом отбросило на деревья. Если не считать ушибов, он не пострадал…



* * *



Виктор Дмитриевич Булатов сохранил хладнокровие до конца. После взрыва он аккуратно сложил на столе все папки с компроматом, свой дневник и подошел к окну. Некоторое время он смотрел вниз на собравшуюся у подъезда толпу, на подъехавшую «скорую», а затем – на милицейский уазик. Постоял в задумчивости и стал решительно открывать окно…

Толпа зевак вздрогнула от глухого удара тела об асфальт. ..

(А. Дремов. //Детективная газета. – 1996. – №10/22)

Электронный шпионаж на родине ацтеков

Прослушивающий аппарат был обнаружен в помещении национального комитета по правам человека, созданного при прямом содействии президента Салинаса де Гортари. Комитет только разворачивает свою деятельность и вроде бы пока не мог сильно насолить властям. Между тем глава комитета Хорхе Карписо, в кабинете которого был обнаружен «жучок», заявил протест прокурору республики и намерен превратить это дело в свою первую серьезную «бомбу». Начато официальное расследование. Потенциальные «ответчики» из министерства внутренних дел решительным образом отвергают все обвинения. Власти пытаются утихомирить страсти. Говорят: «Да будет вам! Там и батареек-то не было»…

Их стремление спустить дело на тормозах понятно. Правительство Мексики нынче переживает довольно деликатное время. В самый разгар подготовительной работы по созданию свободной торговли с США, что является заветной целью кабинета Салинаса, от северного соседа стали поступать не очень радостные сигналы. В конгрессе США, где вот-вот предстоят дебаты по этому вопросу, по разным причинам нарастает оппозиция грандиозному проекту. Как сказал в интервью «НВ» конгрессмен Джим Колб, выступивший недавно в американской торговой палате в Мексике, силы сторонников и противников торгового соглашения приблизительно равны. Несложно догадаться, что последние попытаются воспользоваться случаем «телефонного шпионажа», для того чтобы бросить тень на политическую систему страны.

На носу у правящей партии и выборная кампания – борьба за места в парламенте и местные органы власти. Президент Салинас, взявшийся перестроить прежнюю систему, гарантировавшую партии безмятежное пребывание у рычагов власти, но зато вызывающую суровую критику со стороны местных оппозиционных кругов и различных правозащитных организаций за рубежом, вполне мог бы похвастаться кое-какими результатами. И тут ему, что называется, подкладывают банановую кожуру, возможно, даже кто-то из своих.

Между тем скандал разрастается. Его подхватил флагман правозащитных организаций США «Америкас уотч». Мексиканские общественно-политические группировки, особенно «зеленые», утверждают, что «электронный шпионаж» становится тотальным на родине ацтеков. «А прослушивание телефонов распространено так же, как вручение взятки дорожной полиции», – сетовал в беседе со мной один столичный журналист.

Кстати, ассоциация иностранных корреспондентов в Мексике, в которой состоит и представитель «Нового времени», также грозится провести расследование по возможному шпионажу за ее членами. Наверняка каждый из нас смог бы припомнить немало курьезных случаев из собственного опыта пользования телефоном…

(Ю. Кудимов. //Новое время. – 1991. – №20)

«Дабл» ночных дискотек

Экстази – синтетический наркотик класса ме-тамфетаминов. Основной производитель – Голландия. Год назад производство экстази активно начали осваивать подпольные предприятия в Польше, Латвии и других прибалтийских государствах. Выпускается он в виде таблеток весом до 120 миллиграммов, иногда с добавками кокаина или марихуаны. Одна таблетка способна вызвать токсическое отравление Всплеск сексуальной активности при первых приемах сменяется половым бессилием. Постоянное употребление малыми дозами гарантирует бессонницу, сильную депрессию, нарушение функций головного мозга. Доза в 200–400 миллиграммов приводит к смертельному исходу.

Комитет по контролю за наркотиками при Министерстве здравоохранения РФ внес экстази в список сильнодействующих наркотиков. Это означает, что торговец, задержанный при продаже хотя бы одной таблетки, наказывается судом так же, как человек, сбывающий наркотики крупными партиями – лишением свободы на срок от 6 до 15 лет с конфискацией имущества…

Пятого марта 1995 года таможенниками аэропорта Шереметьево совместно с сотрудниками службы экономической контрразведки Управления ФСК по Москве и Московской области была пресечена попытка контрабандного ввоза наркотиков из Голландии. При досмотре ручной клади у гр-на К. и гр-ки С, наших соотечественников, обнаружили 2350 таблеток (959 граммов) экстази. В отношении этих лиц возбуждено уголовное дело по признакам преступлений, предусмотренных статьями 78 и 224 УК РФ. Расследованием занялась следственно-оперативная бригада, куда вошли сотрудники ГУВД и службы экономической контрразведки. В процессе следствия было установлено, что экстази, изъятый 5 марта, лишь часть партии (11000 таблеток – 465 килограмма), закупленной в Амстердаме москвичом А., который собирался с разными курьерами переправлять наркотик в столицу.

25 марта по подозрению в контрабанде и торговле экстази были задержаны еще семь человек. При обыске, кроме экстази, у них изъяли марихуану и гашиш. Получив информацию о том, что постоянным местом распространения и употребления экстази являются московские ночные дискотеки и клубы, оперативники приступили к разработке шести таких увеселительных заведений.

Посещают эти дискотеки в основном студенты МГИМО, МГУ, Института иностранных языков имени Мориса Тореза и других престижных вузов. Как правило, эта «золотая молодежь» – дети высокопоставленных чиновников, известных политиков, бизнесменов, деятелей культуры. Случается, заходят и представители нашего шоу-бизнеса. Тут же тусуются гомосексуалисты, проститутки, лица без определенных занятий и небольшой процент иностранцев. Развлечения и танцы начинаются в 23 часа и заканчиваются под утро.

Веселиться ночь напролет – тяжкий труд, никаких сил не хватит. Нужен допинг. И с этим проблем нет: таблетка экстази – и несколько часов ты весел, полон сил и энергии. Мало одной – купи две, три. Этого «добра» у сбытчиков, в полном смысле слова, полные карманы.

Продавец держит экстази при себе. Но когда к нему подводят покупателя, берет деньги и говорит, что ему необходимо выяснить, есть ли сегодня наркотик. Потолкавшись в толпе, возвращается к покупателю с долгожданной таблеткой. Этим якобы достигается некая конспирация, ну и повышается престиж продавца, создается иллюзия, что достать наркотик не так просто. Однако если покупатель желает, ему «достанут» и разновидности наркотика – «птичку», «бочонок», «зайчика» и «дабл». У оптовиков распространители берут экстази по 25–30 долларов США за таблетку, продают за 40–60 долларов. (По сравнению с кокаином – цена одного грамма 120–200 долларов – это дешевый наркотик). И чувствуют себя продавцы на дискотеках как рыба в воде. «Стучать» на них некому – экстази употребляют 90 процентов посетителей. А случись какой шмон, охрана всегда предупредит.

Среди сбытчиков экстази оказался сын российского дипломата. Вскоре после его ареста из страны, где работает папа, в Москву прибыла официальная делегация. Кто-то из ее членов ходатайствовал в верхах об изменении меры пресечения для дипломатического отпрыска. ГУВД на просьбу отреагировало, и сынок по-прежнему пребывает в следственном изоляторе. Другой торговец – милейшее создание, интеллектуал, приятен в обхождении, умеет очаровать, войти в доверие – отсидел три срока за мошенничество, гомосексуалист, заражен СПИДом. Торговала наркотиком и известная ночная бабочка. Ей перевалило за тридцать, на ниве секс-обслуживания тягаться с молодыми соперницами стало невмоготу, и она занялась не менее прибыльным бизнесом.

Вскоре оперативников заинтересовал такой вопрос: причастны ли к торговле экстази владельцы дискотек или они об этом даже не ведают? Естественно, что владелец должен получать прибыль. Цена входного билета на дискотеку в зависимости от класса колеблется от 30 до 50 долларов. Вроде бы на этом можно иметь деньги. Однако, как выяснилось, большинство посетителей приходят по приглашениям, то есть «за бесплатно». Быть может, владельцы имеют огромную прибыль от продажи спиртных напитков? Но, как оказалось, посетители, находясь в состоянии наркотического опьянения, спиртное покупают редко. По всем прикидкам получалось, что дискотеки – заведения явно убыточные. В то же время владельцы их не похожи на меценатов, готовых хоть разориться, но веселить подрастающее поколение. При ближайшем знакомстве с этими господами было установлено, что некоторые из них – подставные лица, настоящие же владельцы дискотек – «крестные отцы» нашей родной мафии.

Из рапорта оперативника: «Среди отечественных наркодельцов обсуждается вопрос об открытии новых дискотек специально для распространения экстази и других более сильных наркотиков, так как пропускная способность уже существующих из-за все возрастающего спроса явно недостаточна. В связи с этим Зверек упомянул известного молодежного кумира… Он считает, что те, кто далеко смотрит (наркомафия. – Авт.), пытаются использовать авторитет кумира и других известных представителей шоу-бизнеса для вовлечения большего числа молодых людей в потребление экстази. Кумир является завсегдатаем вышеуказанных дискотек, вокруг него всегда много молодежи, и в этой тусовке идет активное распространение наркотиков. Он старается не рекламировать, что сам потребляет наркотики, но Зверек неоднократно видел его в состоянии сильного наркотического опьянения».

Поскольку 5 июня сего года в программе по шестому каналу телевидения в программе «Музыка и пресса» этот кумир открыто призывал молодежь употреблять экстази, я называю его имя – Богдан Титомир. В общем, все как в песне: «Эй, приятель, посмотри на меня! Делай как я! Делай как я!..»

По свидетельству наркоманов, экстази вызывает потребность в более сильном наркотике, и уже немало их приятелей перешли с экстази на кокаин. Сейчас продавцы на дискотеках рекомендуют своим клиентам своеобразный коктейль из экстази, кокаина и ЛСД. «Райское наслаждение»! – утверждают они, умалчивая о том, что после употребления этой адской смеси «тихо шифером шурша, крыша едет не спеша». И не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, для чего нашим мафиози нужны дискотеки. Снабжая их посетителей экстази, они готовят рынок для сбыта кокаина и ЛСД. Российские наркодельцы уже договорились с бывшими гражданами СССР и РФ, проживающими ныне в США, о контрабандных поставках этой отравы в Москву!

Бывает, что постоянные посетители дискотек исчезают – кто на время, а кто и навсегда. Одни становятся пациентами психиатрических больниц, другие, совершив преступления в состоянии наркотического опьянения, садятся на тюремные нары, третьи, не рассчитав дозы, попадают на кладбище. Страшно представить себе, что будет, когда на дискотеках в изобилии появятся кокаин и ЛСД.

(С. Гарнага. //Совершенно секретно. – 1995. – №6)

Наш Хорст Вессель

«О мертвых либо хорошо, либо ничего». Но мудрость древних перечеркивается политической борьбой, в которой привычно манипулируют и фигурами умерших.

Станет ли Константин Осташвили новым Хорстом Весселем? Кажется, у него есть все данные для этого. Один из руководителей народно-православного движения «Память» Константин Осташвили, приговоренный к двум годам лишения свободы за организацию погрома в московском писательском клубе, покончил с собой в тверской колонии. Начальник колонии и местный прокурор заявили: нет оснований сомневаться в том, что Осташвили по собственной воле и без чужой помощи покинул этот мир, о «доведении» до самоубийства говорить тоже не приходится. Но нашим национал-социалистам эти объяснение ни к чему: Осташвили прикончили евреи, добрались до него и в колонии.

Друзья бросают в беде

Не знаю, найдется ли у какого-нибудь психоаналитика желание понять, почему совершил самоубийство «герой» одного из громких судебных процессов последнего времени, коротавший колонийские дни в компании одного убийцы и одного взяточника. Было ли это результатом жестокого оскорбления, нанесенного товарищем по заключению: введенный заблуждением неарийским обликом, один из зеков назвал Осташвили, борца за русскую идею, «жидом»? Или петля – логичное завершение жизни хронического алкоголика…

О смерти Осташвили написали все московские газеты. Не много ли чести? Этот вопрос возникал и год назад. Несколько недель московский городской суд разбирался в событиях одного январского дня, когда полсотни хулиганов пришли «бить евреев» в Центральный Дом литератора.

Несмотря на возражения общественных обвинителей, которые требовали выявить силы, поддерживающие и организующие национал-социалистическое движение, на скамье подсудимых оказался только один Осташвили. Псевдопатриотическая пресса утверждала, что над ним устроена политическая расправа и что судят его не за уголовное преступление, а за взгляды.

Но Осташвили судили не потому, что он был патологическим антисемитом, а потому, что он попытался реализовать свои взгляды на практике и сразу превратился в уголовника.

Конечно же, Осташивли был уверен в своей неуязвимости. И не только в силу собственного нахальства он закричал милиционеру: «Я депутат, я неприкосновенен!» – и милиционер, проявив редкую для этой профессии покорность, отпустил его, хотя депутатом Осташвили никогда не был. Осташвили верил в силу и надежность своих единомышленников, но они его бросили и предали.

Еженедельник «Ветеран» отказал ему в праве именоваться патриотом, поскольку выяснилось, что фамилия его бабушки Штольтенберг. Осташвили пытался утверждать, что бабушка всего-навсего немка, но уж ему-то следовало помнить, что «патриотов» такие оправдания только смешат… Товарищ по совместной борьбе с сионизмом и демократией Дмитрий Васильев, глава другого крыла «Памяти», напрочь от него отрекся: «Абсолютно невменяемый Осташвили-Смирнов собрал вокруг себя кучку юнцов, не понимающих, что они являются игрушкой в руках ловкача… Парадокс, что честь России взялся „защищать“ даже не грузин, а, как мне сообщили, простите, чуть ли не еврей. Он настоящий провокатор».

Смерть пробуждает и сплачивает

Теперь, когда Осташвили мертв, его еще раз пробуют на роль героя. Потому что отечественным национал-социалистам нужен свой Хорст Вессель…

До той минуты, когда командир отряда штурмовиков берлинского района Фридрихсхайн недоучившийся студент Хорст Вессель получил пулю от Альбрехта (Али) Хелера, имевшего шестнадцать судимостей, никому бы и в голову не пришло делать из него героя. Но только что назначенный руководителем столичной партийной организации и ответственным за пропаганду Иозеф Геббельс первым понял, как нужно действовать.

Это до смерти Вессель был пьянчужкой, драчуном и сутенером. После смерти он стал пламенным национал-социалистом, загубленным евреями и коммунистами.

«Хорст Вессель мысленно марширует вместе с нами, – говорил Геббельс на похоронах. – Когда в будущем будут маршировать вместе рабочие и студенты, они запоют его песню „Выше знамя!“, сочиненную им в порыве вдохновения за год до смерти».

Это было в начале 1930 года. Еще никто не верил, что национал-социалисты способны взять власть.

Хорст Вессель был превращен в борца за просыпающуюся Германию, в героя, которому должна поклоняться вся немецкая молодежь. «Вессель – тот избранник, которому следовало умереть в страшных мучениях, чтобы его смерть пробудила и твердо сплотила всех, кто думает по-немецки», – писал один из нацистских бардов.

За пятнадцать лет – с момента гибели Весселя до крушения национал-социализма в Германии – было написано две с половиной сотни биографий Весселя романов и пьес о нем. Городские магистраты переименовывали в его честь площади и улицы германских городов.

Сутенер сменяет сутенера

Юный Хорст был охвачен национальной идеей. Понимал он ее примерно так же, как Константин Осташвили: «Шлепнуть, размазать, загнать в подполье». Кого? Евреев, демократов и коммунистов. Осташвили, правда, находил внутри компартии здоровые силы, Вессель был пессимистичнее и всех красных хотел уничтожить.

Осташвили учил своих боевиков в подвалах, нашел им тренера по каратэ. Штурмовики Весселя тренировались в гимнастических залах, каратэ тогда еще не знали. Осташвили, по его собственным словам, приходил на собрания демократов с молодыми ребятами, которые «хорошо умеют работать кулаками», и для Весселя любимым развлечением была драка. Разумеется, и Осташвили, и Вессель проявляли себя только при наличии численного превосходства над противником.

Вот воспоминания одного из бойцов Весселя: «Перед сценой выстроились двадцать пять лучших боевиков штурмового отряда. Другие слева, у стойки бара. Справа, у входа, остальные. Коммунистов берут в клещи с помощью кулаков, пивных кружек и отломанных от стульев ножек…»

После одного такого вечера Хорст Вессель подобрал на Александер-плац Эрну Еникке, восемнадцатилетнюю проститутку, повздорившую со своим сутенером. Вессель, как изображает дело восторженный биограф, расправился с парнем по-свойски: «Два-три удара наотмашь, потом в печень. Подонок согнулся от боли».

Эрна, которая работала на Али Хелера, перешла к Хорсту Весселю, который во всем заменил ей прежнего сутенера.

Эрна даже переехала к нему на квартиру, что совершенно не понравилось хозяйке, вдове Зальм, покойный муж которой был коммунистом. Однако столкновения между вдовой Зальм и проституткой Эрной Еникке, утверждавшей позднее, что она делила с Весселем не только постель, но и приверженность национал-социализму, носили не идеологический, а чисто бытовой характер. Они ссорились из-за нерегулярно уплачиваемой квартирной платы и совместного пользования кухней. Скандал следовал за скандалом, пока наконец вечером 14 января 1930 года взбешенная вдова Зальм не бросилась по старой памяти за помощью в пивнушку «Бэр», где собирались коммунисты.

«Пролетарская трепка»

Они охотно пообещали задать штурмфюреру Весселю «пролетарскую трепку» и выставить из порядочного дома проститутку. Возможно, дело и ограничилось бы очередной дракой между коммунистами и национал-социалистами, но среди мстителей оказался «Али» Хелер, прежний хозяин Эрны Еникке, лишившийся верного заработка.

«Вессель открыл дверь и сразу все понял, – рассказывал потом на суде Али Хелер. – Я увидел, как его рука потянулась к заднему карману брюк. Я мгновенно сообразил: „Этот парень укокошит меня!“

Хелер выстрелил первым и сказал упавшему на пол Весселю: «Ты знаешь, за что получил».

Брехт написал потом: «Хорст Вессель умер профессиональной смертью. Один сутенер был застрелен другим сутенером».

Геббельса это не интересовало. Ему нужен был мученик, чья смерть оправдала бы террор национал-социалистов.

Обзавестись собственным Хорстом Весселем для наших национал-социалистов оказалось трудным делом. Скажем, посадили одного из идеологов «борьбы с сионизмом» за решетку. Чем не герой? Но посадили, оказывается, потому, что жену зарезал.

Некоторое время назад попал под машину при странных обстоятельствах еще один профессиональный разоблачитель сионизма. Сначала заговорили о нем как о «жертве международного еврейского заговора», но быстро замолкли. Выяснилось, что некоторые лидеры отечественного национал-социализма его самого считали замаскированным евреем.

Годится ли им на эту роль Осташвили? Тоже незавидная фигура, хотя выбор в принципе небогатый: если не убийца, то алкоголик. Геббельс, однако, не побрезговал и сутенером. Где национал-социалистам взять других?

Это не делает национал-социалистов менее опасными. Но чего нет, того нет. Порядочных людей среди немецких национал-социалистов не было. Нет и среди наших.

(Л. Млечик. //Новое время. – 1991. – №19)

На крючке у Крючкова

Американский разведчик на службе КГБ. Эта история стала бы сногсшибательной сенсацией не только в бывшем Советском Союзе, но и, как нынче принято говорить, в дальнем зарубежье. Она должна была появиться в августе девяносто первого года, а позднее – превратиться в «шпионский» бестселлер. Но, поскольку в основе сюжета лежало так называемое «дело Крючкова», тогдашнего председателя КГБ, а его, бедолагу, после неудавшегося путча упрятали в Лефортовскую тюрьму, – премьера не состоялась. А речь шла об Эдварде Ли Говарде, сотруднике отдела СССР и Восточной Европы ЦРУ США, завербо ванному КГБ. Даже очень наивному читателю не Надо разъяснять, что мог сделать наш агент, работавший в отделе, который занимался советской проблематикой и которого специально готовили для работы в Москве. Летом 1991 года мне предложили написать пропагандистское произведение, в котором Эдвард Ли Говард должен был предстать яростным противником американского империализма и неистовым борцом за мир, до глубины души влюбленным в советский народ. Теперь же у7 меня есть возможность рассказать правду или, во всяком случае, быть объективным. Этот материал – как бы увертюра к последующим главам, которые, надеюсь, удастся собрать воедино в будущей книге.

Итак, июль девяносто первого… Уже почти три года я пребывал в звании персонального пенсионера после возвращения из Югославии, где находился в долгосрочной журналистской командировке от родной моему сердцу газеты «Известия». Ей-богу, нисколько не кривлю душой, ибо более десятка лет до этого представлял правительственное издание в Италии, будучи сотрудником Первого главного управления КГБ СССР, то бишь прежней нашей внешней разведки. Время наступило муторное. Процесс, который попытался «начать» не в ту сторону. Перестройку народ стал называть «пересрайкой». Многие коллеги из бывшей моей «конторы» разбежались кто куда: в коммерческие структуры, частные детективные бюро, или (от безвыходности, связанной с возрастом) в ночные сторожа престижных контор и банков. Перестали беспокоить меня и добрые знакомцы мои из Пятого (идеологического) управления КГБ, которые обращались в незабвенные времена застоя с просьбами сочинить что-нибудь эдакое по поводу коварных происков цепного пса американского империализма, то бишь Центрального разведывательного управления США…

И вдруг однажды утром задребезжал телефон. Кто-то, представившийся сотрудником известного мне «пресс-бюро», хотел побеседовать, желательно наедине. Безделье угнетало меня невероятно. Поэтому я сразу согласился.

Через некоторое время молодой человек приятной наружности с кейсом в руках был уже у меня. Представился. Назовем его, скажем, Сережей… Он коротко, но очень точно рассказал мне мою биографию, отметив заслуги, в частности в контрпропаганде. Я не очень понимал, к чему он клонит.

– Леонид Сергеевич, вы слыхали что-либо об Эдварде Ли Говарде?

– Что-то не припоминаю.

– Тогда в двух словах. Это профессиональный американский разведчик, работал в отделе СССР и Восточной Европы Центрального разведывательного управления, а затем готовился к деятельности в резидентуре в Москве. По сути, он первый оперативный сотрудник ЦРУ, завербованный нашей разведкой в восьмидесятых годах. Операцией руководил Владимир Александрович Крючков. И не случайно. Говард передал нам список наиболее ценных агентов из числа советских граждан, в том числе и весьма высокопоставленных, завербованных спецслужбами США в Москве и в других местах. Он раскрыл практически все методы, используемые американскими разведчиками при проведении оперативных мероприятий, рассказывал, как его коллеги в Москве пытаются обезопасить себя от наружного наблюдения нашей контрразведки, каким образом устанавливают связь с действующими агентами, обеспечивают их безопасность, сколько платят за работу, какие используют технические и другие специальные средства для прослушивания и подслушивания, дезинформации и других активных мероприятий. Большой интерес представила и его справка о теоретических разработках шпионажа в Советском Союзе в будущем, то есть при том или ином повороте событий. Об активизации создания такого мощного инструмента политической борьбы, как «агенты влияния», и так далее…

– А как отреагировали в ЦРУ?

– Очень болезненно. В наших руках документы, из которых ясно, что в Лэнгли считают уход Говарда самым крупным и позорным провалом американской разведслужбы за последние годы. Поэтому и были предприняты определенные усилия для того, чтобы не раздувать этого скандала. А вот у нас, естественно, обратное желание. Говард подготовил рукопись мемуаров, но в ней не все соответствует действительности. Кроме того, у нас есть подборка публикаций зарубежной печати по поводу этого скандала, некоторые материалы и документы американских спецслужб. Мы предлагаем вам, изучив все это, написать остросюжетный пропагандистский политический детектив, гоедварив его столь же остросюжетной статьей.

Сережа открыл кейс и достал две объемистые папки. Одна с рукописью Говарда: «Я пришел с миром», другая с подборкой документов и переводами статей о «деле Говарда».

Читал я все материалы, что называется взахлеб. История с Эдвардом Ли Говардом была действительно сенсационной.

Герой нашего повествования родился 27 октября 1951 года в городе Аламогордо в штате Нью-Мексико и получил имя Эдвард Ли Говард. Отец его был специалистом в области электроники и служил в американских ВВС, мать – домохозяйка. Шести лет мальчишка пошел в школу, повзрослев, вступил в организацию бойскаутов. Семья жила то в Америке, то за границей, ибо отец часто менял место работы. Успешно закончив среднюю школу, Эдвард стал студентом факультета экономики и международной торговли Техасского университета. В мае 1972 года он досрочно закончил учебу и получил диплом с отличием. Однако большим бизнесом, о чем мечтал молодой экономист, заниматься не пришлось. Потупило предложение от Американского корпуса мира отправиться в Латинскую Америку консультантом небольшого предприятия. Прельстила возможность попутешествовать. В Колумбии летом 1973 года Говард познакомился со своей будущей женой Мэри. В 1976 году, вернувшись в США, они поженились. В марте 1979 года, оказавшись якобы без работы, Говард разослал анкеты по разным адресам на предмет найма. Одна из них попала в ЦРУ…

А примерно через год Говарда пригласили на беседу два кадровика из ЦРУ. Затем последовала длительная процедура всяческих исследований в Вашингтоне: медицинского, психологического, политического и, наконец, проверка на детекторе лжи. Все испытания Говард выдержал успешно и 28 января 1981 года был приведен к присяге. Из новоиспеченного разведчика в отделе СССР и Восточной Европы начали готовить оперативного сотрудника резидентуры ЦРУ в Москве. Что это за отдел? Процитирую материалы.

«Отдел СССР и Восточной Европы – это святая святых ЦРУ. Это замкнутый коллектив из сотрудников самых разных профессий. Никто в их дела не вмешивается, зато они любят совать нос в чужие. Это своего рода клуб. Отдел СССР и Восточной Европы самый секретный в оперативном директорате. Он отвечает за нелегальный сбор разведывательной информации, а также проведение тайных операций на территории Советского Союза и стран коммунистического блока Восточной Европы. Отдел разделен на несколько отделений и секций. Основные отделения: СССР (куда был направлен Говард под псевдонимом Роджер Е. Шаннон. – Л. К.), Польши, Чехословакии и Венгрии, самостоятельное отделение Румынии и Болгарии, а также вспомогательное административное управление. В отделе работают примерно триста человек… Когда отдел вышел на семью Говардов, им дали понять, что ЦРУ заинтересовано не только в

Эдварде, но и в Мэри. И хотя Мэри по-прежнему работала секретаршей в ЦРУ, в Москве для нее готовилась иная роль. Говарды должны были стать семьей шпионов». И стали… семьей шпионов-двойников.

Передо мной короткое сообщение, опубликованное газетой «Известия» №220 за 7 августа 1986 года: «В Президиум Верховного Совета СССР обратился гражданин США бывший сотрудник ЦРУ Говард Эдвард Ли с просьбой о предоставлении ему политического убежища в СССР. Свою просьбу он мотивировал тем, что вынужден скрываться от спецслужб США, которые необоснованно его преследуют. Руководствуясь гуманными соображениями, Президиум Верховного Совета СССР удовлетворил просьбу Говарда Эдварда Ли, и ему предоставлено право проживания в СССР по политическим мотивам».

Следовательно, спецслужбы США «необоснованно» преследуют Эдварда Ли Говарда. Посмотрим, однако, что говорят по этому поводу они сами.

В докладе комитета по разведке палаты представителей содержится вывод о том, что сведения, переданные Говардом СССР, «серьезно подорвали возможности США по сбору разведывательной информации. Были раскрыты силы и средства разведки, скомпрометированы не только проводимые операции, но и способы их проведения. Разведывательная сеть в Москве создавалась на протяжении многих лет, и ее очень трудно продублировать. Речь идет не только об агентуре. Все намного хуже. Были свернуты все технические средства. Ущерб огромен. Он положил конец нашей работе там».

А вот еще одно мнение, высказанное по ту сторону океана: «Говарда не должны были вообще принимать на работу в ЦРУ. А его приняли, несмотря на употребление им наркотиков и алкоголя. Но самое невероятное – его направили в отдел СССР и Восточной Европы для работы в Москве. Его увольнение провели отвратительно, о его отставке и странном поведении не сообщили ФБР даже после обнаружения обмана Говарда. ЦРУ покрывало его более двух лет и продолжало это делать даже после того, как к делу подключилось ФБР. Говарду удалось сбежать к большой досаде сотрудников ФБР…

В конечном счете Эдвард Ли Говард оказался между двумя противоборствующими сверхдержавами. Он перешел на другую сторону, но бежал ли он? Для Говарда не было выхода. Он покинул родину, не имеет пристанища, живет в чужой стране, в чуждой ему культуре, будущее его семейной жизни не ясно. Он предал свою страну, и эта мысль будет преследовать его до конца дней. Но ЦРУ, подотчетное только самому себе, злоупотребило своими полномочиями и доверием американского народа. Оно проявило большую заинтересованность в сохранении чести своего мундира, нежели в поимке шпиона… Шансов на возвращение Говарда в Соединенные Штаты в будущем, если его семья будет с ним, еще меньше. Однако ФБР все же продолжает надеяться, как бы маловероятным это ни казалось, что в один прекрасный день Говард предстанет перед судом по обвинению в шпионаже…»

Через неделю, предварительно позвонив, Сережа заехал ко мне. Разговор был коротким.

– Я все прочитал, Сережа, и согласен.

– Прекрасно. Тогда собирайтесь. Поедем на дачу к Говарду. Мы помчались на черной «Волге» по загородному шоссе. Остановились у железных ворот двухэтажной кирпичной дачи. Вышли двое охранников. Поздоровались, прошли на участок, засаженный деревьями и кустами, поднялись на второй этаж на открытую террасу. И тут к нам вышел темноволосый, коренастый, подтянутый мужчина, что называется в расцветет лет, в серых брюках и белой рубашке с расстегнутым воротом. Поздоровался, как со старым знакомым, с Сережей, протянул руку мне:

– Я Эдвард Ли Говард, вы – журналист Леонид Колосов, а в саду, – он указал пальцем вниз, – моя жена Мэри и сын Ли.

Честно скажу: он пришелся мне по душе. Черт знает почему. То ли рукопожатие было уверенным и крепким, то ли взгляд открытым и спокойным.

Беседа наша длилась часа четыре. Говорили по-русски, а когда Говард спотыкался, несмотря на приличное знание языка, помогал Сережа, великолепно владевший английским. Вот что рассказал Говард по поводу своего ухода из ЦРУ, когда я задал ему этот вопрос.

– В марте 1983 года у нас с Мэри появился новый член семьи – родился сын Ли. За месяц до выезда в Москву мне было предложено пройти второй тест на детекторе лжи, это обычное дело в ходе подготовки к командировке. Я прошел тест нормально, но через несколько дней меня снова вызвали для тестирования под предлогом, что технический анализ причудливых линий, которые изобразил детектор лжи, «возможно свидетельствует об обмане». Дело кончилось тем, что меня попросили уйти из ЦРУ. Мы продали дом, уложили вещи в машину и отправились искать счастья в Нью-Мексико. Я был даже рад, что смогу подыскать себе честную работу и больше никому не врать, чем я зарабатываю на жизнь. Мэри тоже была довольна. Однако… за мной установили постоянное наружное наблюдение, все мои встречи стали контролировать ребята из ФБР, все телефонные разговоры прослушивались.

В начале 1986 года меня вызвали в Сан-Франциско для конфиденциальной беседы. На встрече присутствовали мой прежний начальник из советского отдела в ЦРУ Том Миллз, Джерри Браун из контрразведывательного отдела в Вашингтоне и его коллега Майк. Последний сообщил, что из СССР сбежал бывший резидент КГБ в Лондоне Олег Гордйевский, который заявил, что я осведомитель КГБ.

– Это действительно так?

– Абсолютная ерунда. Но это еще не все Смотавшийся в августе 1985 года сотрудник КГБ Виталий Юрченко уведомил ЦРУ, что я уже давно работаю на КГБ под кличкой «Роберт» и что я не просто, предатель, а «крот», то есть советский агент, специально внедренный в Центральное разведывательное управление и действовавший там весьма эффективно. Короче говоря, на меня свалили все провалы американской разведки на территории СССР в середине восьмидесятых. Но это же абсурд. Я был начинающим, оперативным работником и даже не приступил к работе в Москве.

Однако это уже говорит о невысокой степени осведомленности. Во время моей работы в ЦРУ в период с 1981 по 1983 год мне были известны псевдонимы только двух наших агентов в Советском Союзе. Их настоящих имен я не знал. Более того, по меньшей мере один раз в год изменялась вся организация связи с этими агентами…

– Но почему же возникли обвинения в ваш адрес?

– Дело в том, что в 1985–1986 годах ЦРУ потерпело серьезные провалы в Москве. Нужно было за них отвечать, и решили сделать из меня козла отпущения… Поэтому я начал думать о побеге. Сначала я освоил трюк, который в ЦРУ называли «черт из табакерки»: неожиданное выпрыгивание из автомобиля на закрытом для слежки участке пути. Затем я соорудил чучело, похожее на меня, с пенопластовой головой для париков, на которую надел бейсбольную кепку. Вечером мы выехали из дому на машине. За рулем сидела Мэри, рядом я в бейсбольной кепке и под ногами – чучело. За нами, естественно, ехал автомобиль наружного наблюдения. Мы заранее изучили дорогу и знали, где она делает замысловатый крюк. Мэри снизила скорость. Я пригнулся к двери, посадил чучело вертикально и вывалился в кусты. А через несколько минут мимо проскочила автомашина преследователей. Документы у меня были заранее подготовлены. Короче говоря, через пару дней я был уже в Копенгагене…

Мы обсудили схему будущей книги, решили, что я напишу ее от третьего лица. «Дня через три я вам пришлю свои пожелания в письменном виде через Сережу», – сказал Говард, на прощание крепко пожимая мне руку.

В Москву мы возвращались уже вечером.

– Скажите, Сережа, Виталий Юрченко действительно заложил Говарда?

– Об этом вы прочитаете в материалах, которые я вам передам вместе с пожеланиями героя вашего будущего детектива.

Я получил через несколько дней и то и другое. Три странички машинописного текста от Говарда: «Мысли по поводу книги Колосова». Приведу некоторые из этих мыслей.

«Первое и самое главное – я не хочу, чтобы содержание этой книги послужило поводом для судебного разбирательства против меня. Поэтому не следует делать никаких прямых ссылок на меня, особенно в той части, где я говорю о мотивах моего сотрудничества с КГБ или рассуждаю о том, какую помощь я мог оказать КГБ… Я не хочу называть книгу „Исповедь шпиона“ или „Искушение“. Возможно, „Война ЦРУ в одиночку“ подойдет… Любые снимки моей семьи (жены и сына) должны быть не настолько похожими, чтобы их можно было идентифицировать. Мотивы. Я понял, что американская разведка вовсе не собиралась признавать свои ошибки – и относительно меня, и относительно Юрченко, которого они действительно похитили… Кстати, после того как Юрченко покинул США, он утверждает, что никогда не говорил с ФБР, что я советский шпион… Я ужасно хотел повидаться с семьей и понял, что после моего побега сделать это можно лишь с помощью другой сверхдержавы – Советского Союза. Так я оказался в Москве в июле 1986 года и попросил о помощи – это был первый раз, когда я вступил в контакт с правительством СССР. Приехав в Москву, я, естественно, столкнулся с КГБ. Там меня попросили помочь в борьбе с ЦРУ, и я согласился… Почему я это сделал? Во-первых, потому что я не причинял этим никакого ущерба безопасности моей страны. Во-вторых, потому что боролся с ЦРУ, преступной организацией, а не с американским народом. В-третьих, потому что ЦРУ вело и продолжает вплоть до настоящего времени вести со мной борьбу, унижая мое достоинство и не давая покоя моей семье. И, наконец, в-четвертых, потому что я узнал и полюбил русский народ и понял, что войну против него ведет не американский народ, а группка эмигрантов-отказников, работающих в ЦРУ и желающих нанести сокрушительный удар по советском правительству…»

Вот так. Вроде бы все ясно, хотя и не очень убедительно. Во всяком случае, после того, как я проштудировал все материалы по существу вопроса. Кстати, о Виталии Юрченко. Читатели, вероятно, помнят этот скандал и конференцию в пресс-центре МИД 14 ноября 1985 года, на которой перед советскими и иностранными журналистами выступил В. С. Юрченко. Он сообщил, что 1 августа 1985 года был захвачен неизвестными людьми около ватиканского музея в Риме и насильственно в бессознательном состоянии переправлен из Италии в США

А вот что я прочитал у американцев: «В четверг 1 августа 1985 года в 9 часов утра Юрченко сказал своим коллегам в советском посольстве, расположенном на Виа Гаета, что собирается прогуляться и осмотреть музеи Ватикана. Когда он не вернулся к вечеру, в посольстве сильно заволновались. Не дожидаясь утра, чиновники посольства сообщили в полицию об исчезновении Юрченко…

Обратившись утром 1 августа в резидентуру ЦРУ в Риме, расположенную в американском посольстве на Виа Венето, Юрченко попросил связать его с сотрудником ЦРУ, назвав того по имени. Об этом была немедленно уведомлена штаб-квартира ЦРУ на севере Вирджинии. Кейси, Клэр Джордж, Хатауэй и другие ответственные сотрудники ЦРУ были подняты на ноги. Механизм, разработанный для встречи важных перебежчиков, пришел в действие. К тому времени, когда русские обратились в итальянскую полицию, Юрченко был уже далеко – он находился в руках ЦРУ и на военном самолете пересекал Атлантику…»

И далее… «На одном из допросов Юрченко рассказал об уникальном случае проникновения КГБ в американскую разведку. По его словам, этот человек работал в ЦРУ. Он не знал его настоящего имени, но ему был известен его псевдоним – „Роберт“. Юрченко никогда не видел его и не мог описать его внешность. Однако Юрченко сообщил два важных факта. Во-первых, этот сотрудник ЦРУ встречался с руководящими работниками КГБ в Австрии и предоставил им секретную информацию, получив за это денежное вознаграждение. Во-вторых, „Роберт“ проходил подготовку для работы в Москве, но потом это назначение отменили. Однако „Роберт“ был знаком со сложной процедурой поддержания связи ЦРУ со своими агентами, знал их псевдонимы и другую информацию, которая смогла бы позволить установить их личности… Описанию, данному Юрченко, соответствовал только один человек. Его звали Эдвард Ли Говард».

И еще одна небольшая справка: «ФБР стало известно, что на секретном счету Говарда в швейцарском банке лежат 150 тысяч долларов. Кроме того, в пустыне Нью-Мексико он зарыл клад, состоящий из золотых и серебряных слитков, а также валюты… ЦРУ более двух лет держало в тайне дело Говарда и скрывала его от ФБР, даже тогда, когда тот признался, что был готов продать секреты русским…»

Во всем этом калейдоскопе совпадений и противоречий мне предстояло разобраться.

Наступило 19 августа 1991 года. Ну, что вам рассказывать о ГКЧП и «Лебедином озере»? Вы все прекрасно помните. Когда арестовали Янаева, Лукьянова, Язова, Крючкова и еще дюжину разных людей до начальника охраны канцелярии, народ вроде бы возликовал. А вот мой знакомец Сережа как-то позвонил мне и сообщил, что уезжает очень-очень далеко.

– А что делать с материалами? – спросил я его.

– А что хотите. У вас полный карт-бланш: от написания книги до Лефортовской тюрьмы. Решайте сами.

Я спрятал материалы, выписки и свои черновики подальше. А сейчас думаю, почему так долго ждал? Год назад наши разведчики-пенсионеры побывали в гостях у американских коллег в Лэнгли. Один из них, прослезившись, даже вспомнил, какими бравыми ребятами были агенты КГБ из числа американских подданных. И я подумал, почему бы не рассказать нашим россиянам о бравом американском разведчике Эдварде Ли Говарде, который, оказывается, очень любил бывший Советский Союз и русский народ.

И был завербован советской разведкой, кажется, еще до того, как решил податься в ЦРУ…

(Л. Колосов. //Совершенно секретно. – 1995. – №6)

Агенты-добровольцы

Строго говоря, текст, который мы представляем сегодня, не является «рукописью» того рода, что обычно публикуется на страницах. Данные фрагменты вряд ли являются образцом глубоких философских или научных размышлений. Но в серьезности им нельзя отказать: ведь и разведка, столь близкая политической сфере, все-таки тоже имеет свою философию. Аллен У. Даллес (1893–1969), долгое время возглавлявший ЦРУ, считается одним из создателей «философии американской спецслужбы», основные позиции которой он изложил в книге «Искусство разведки». (Она выйдет в будущем году в издательстве АО «Книга и бизнес» в серии публикаций мемуаров «королей шпионажа» – там же увидят свет работы Р. Гелена, У. Колби.) Отрывки из нее, которые мы печатаем, показывают, как западные спецслужбы эксплуатировали тягу к свободе и стремление к лучшей жизни подданных тоталитарного режима. Люди, живущие в таком обществе, как правило, бедны, обделены судьбой, влачат рабское или зависимое существование и потому нередко способны податься соблазну изменить условия жизни и покинуть родину. Но остается вопрос: оправдает ли столь высокая цена такой шаг? Разведчики, впрочем, об этом не много размышляют. Для них психология и другие науки, научные методы анализа обществ и политики – это только средство достижения политических и стратегических целей. И, разумеется, они вовсю пользуются слабостями общественной системы противника…

Выведывание секретов за «железным» и «бамбуковым» занавесами для Запада значительно облегчилось с помощью «добровольцев», которые являлись сами и предлагали свои услуги. Нам не всегда нужно самим добывать секретные сведения об интересующем военные или гражданские власти США советском объекте. Данные о нем могут поступить от людей, хорошо с ним знакомых, которые перешли на нашу сторону. Появление перебежчиков – это не дорога с односторонним движением. С Запада люди тоже уходят к Советам. Но к нам перешло гораздо больше «добровольцев», чем от нас к противнику.

В ходе венгерской революции в 1956 году более четверти миллиона человек бежали на Запад. Эмигранты доставили нам сведения о всех аспектах технологических, научных и военных достижений в Венгрии и тем самым помогли составить прогноз развития этой страны на долгие годы вперед. Среди сотен тысяч беженцев и эмигрантов из Восточной Германии, других сателлитов и коммунистического Китая, прибывших на Запад после конца второй мировой войны, нашлось немалое число оказавших нам подобную помощь…

Я не настаиваю на том, что так называемые «дезертиры» бежали на Запад лишь вследствие идеологического и политического несогласия. Одни потерпели крупные неудачи в своей карьере, другие испытывали страх, что режим в их странах еще более ужесточится, третьи соблазнились возможностью сделать свою жизнь безбедной и легкой. И все же если не большинство, то значительная часть эмигрантов и беженцев оказались у нас по идеологическим мотивам. Они почувствовали такое отвращение к жизни в коммунистическом мире и столь огромное стремление изменить к лучшему свою жизнь, что больше не могли терпеть. Поэтому в данном случае я пользуюсь термином «дезертир» весьма редко и к тому же с оговорками, предпочитая называть таких людей « добровольцами «.

Если человек, перешедший к нам, занимал заметное место в советской чиновничьей иерархии, он хорошо знает сильные и слабые стороны коммунистического режима, его интриги и скандалы, его неэффективность и коррупцию. Если же он специалист, ему непременно известно состояние дел в его области, технологические достижения, секреты производства и так далее. «Добровольцами» могут быть военнослужащие, дипломаты, ученые, инженеры, солисты балета, спортсмены и, правда, не столь часто – офицеры разведки. За «железным занавесом» имеется много недовольных, которых мы не знаем, но которые серьезно помышляют о бегстве. Кое-кто из них еще колеблется сделать последний шаг из-за страха перед неизвестностью, их ожидающей… Граждане стран советского блока… оставались бы гораздо чаще на Западе, если бы у Советов не существовала практика открыто задерживать в качестве заложников их жен и детей.

Советский ученый Олег Ленчевский, стажировавшийся в Англии по стипендии ЮНЕСКО, обратился в мае 1961 года с просьбой о предоставлении ему политического убежища к местным властям. Но напрасно он пытался получить от Москвы разрешение его жене и двум дочерям покинуть страну и присоединиться к нему. Его личное обращение в форме письма к Хрущеву было опубликовано во многих западных газетах. Советский лидер, как и ожидалось, не снизошел до этой просьбы. Да и не мог, поскольку хорошо знал: если бы он выпустил семью Ленчевского из России, это стало бы прецедентом для других диссидентов.

По-моему, если бы гражданам коммунистического мира предоставили возможность свободного выезда за границу, число беженцев из государств за «железным» и «бамбуковым» занавесами достигло без преувеличения астрономической величины. А так, несмотря на все рогатки и препятствия, их количество, начиная с конца второй мировой войны и до конца 1961 года, когда возвели берлинскую стену, составило свыше 11 миллионов.

Коммунисты готовы предпринять все возможные меры, чтобы не упустить ценного для них специалиста и вообще всех, кто может принести пользу для свободного мира. Западные ученые на международных конференциях, в которых принимали участие делегаты из коммунистических стран, часто пытались завязать дружеские контакты с кем-нибудь из них. И нередко сталкивались со «специалистами», которые не могли двух слов связать. Они оказывались сотрудниками КГБ, отвечавшими за безопасность делегации. Но главная их задача состояла в том, чтобы не спускать глаз с настоящих ученых: как бы те не решили остаться в свободном мире.

Китайские коммунисты тщательно замеряют горючее в баках военных самолетов, прежде чем разрешить летчику приступить к выполнению тренировочного полета, чтобы тот, сели ему вдруг придет в голову мысль взять курс на свободный Тайвань, не смог бы достичь своей цели.

Другое дело судьба тех немногих, кто перешел от нас к Советам. Она вряд ли сможет служить хорошей рекламой для привлечения новых перебежчиков. Некоторые из них недавно беседовали с посетившими их гражданами из западных стран и признались: выбор они сделали не совсем удачный – в коммунистическом мире у низ нет никакого будущего. Перебежчики-ученые, вроде физика-атомщика Понтекорво, который приносит большую пользу Советам, активно занимаясь научно-исследовательской деятельностью, находится, понятно, в гораздо лучшем положении. Он, например, прекрасно обеспечен материально, недавно стал лауреатом Ленинской премии, а это очень высокая награда. Берд-жесс и Маклин, Мартин и Митчелл, ставшие публицистами, живут неплохо, им платят еще и за то, что они выполняют функции «советников по вопросам пропаганды». Но жизнь у них безрадостная. (Сотрудники Агентства национальной безопасности Уильям Мартин и Бернон Митчелл в 1960 году попросили политическое убежище в Советском Союзе. – Ред.)

Нередко перебежчики с коммунистической стороны в действительности являются не теми людьми, за которых себя выдают. Некоторые, например, были нашими агентами за «железным занавесом» в течение длительного времени. И вернулись к нам только потому, что почувствовали: над ними нависла серьезная опасность разоблачения (иногда к такому выводу приходим мы, тогда приказ о немедленном возвращении исходит от нас).

Немало из оказавших нам большую помощь перебежчиков были дипломатами или офицерами разведки, действовавшими за рубежом под дипломатическим прикрытием. Для последних, особенно находившихся в странах свободного мира, было, конечно, относительно проще и безопаснее покинуть в один прекрасный день свое учреждение и направиться в местное министерство иностранных дел и попросить политическое убежище. На Западе, где бы это ни произошло, если к тому же доводы перешедшего выглядят основательными и искренними, ему предоставляются защита и материальная поддержка до тех пор, пока он не обеспечит себя средствами к жизни в своем отечестве.

Если и возникает задержка в предоставлении этих привилегий, так это из-за того, что Советы время от времени засылают лжеперебежчиков. Это не очень удачный способ внедрения агентуры, но иногда он может иметь эпизодический успех. Лжеперебежчик из встреч с журналистами и различными должностными лицами может, конечно, почерпнуть некоторую информацию и послать ее своим хозяевам.

Нужно иметь в виду, что подобная операция в любой момент может закончиться тем, что перебежчик переметнется еще раз – туда, откуда пришел. Он заявит, например, что разочаровался в Западе, обманулся в своих надеждах, что хочет искупить свой грех и вернуться домой, если даже и будет наказан за бегство. Это вызывает в стране, предоставившей ему убежище, замешательство, но в конце концов его по-человечески поймут и из гуманных соображений отпустят обратно за «железный занавес». В действительности же он – агент советской или иной коммунистической разведки. Возвратясь, он доложит своим хозяевам информацию, которую ему удастся собрать.

Офицеры советской разведки и разведок стран-сателлитов пользуются теми же привилегиями и имеют такие же возможности выезда за границу, что и дипломаты. Некоторые из них пользуются этим, чтобы порвать со своими настоящим и осуществить то, о чем долго размышляли. Их дезертирство наносит наиболее серьезный ущерб. Поэтому советские власти ни перед чем не останавливаются, чтобы предотвратить бегство сотрудников своей секретной службы.

Читатель может вспомнить сенсационную фотографию, появившуюся в газетах в 1954 году, на которой были изображены несколько грубых на вид молодчиков и жена перебежчика Владимира Петрова, руководителя резидентуры КГБ в Австралии, в тот момент, когда они пытались насильно посадить ее в самолет, чтобы отправить в Советский Союз. Только быстрое вмешательство австралийской полиции спасло госпожу Петрову от похищения.

Дезертирство офицера разведки сопровождается гораздо меньшим шумом, нежели дипломата или ученого. Сотрудники советской секретной службы или спецслужб стран-сателлитов, конечно, лучше, чем другие, осведомлены, каким образом можно вступить в контакт с «противной стороной» на Западе. Более того, их работа в известной степени состоит в том, как получить такую информацию. Если кто-либо из них принимает решение дезертировать, естественно предположить, что он свяжется именно с разведывательной службой, нежели с дипломатическим представительством или же полицейскими органами. Расчет здесь на то, что там его не только примут доброжелательно, но и наилучшим образом обеспечат личную безопасность.

Каждое дезертирство офицера разведки противника раскрывает перед западной контрразведкой большие возможности. Зачастую с точки зрения добычи секретной информации оно равноценно прямому агентурному проникновению во враждебный разведцентр. (Ценность сведений, к сожалению, ограничивается только моментом, когда совершился переход.) Но один такой «доброволец», случается, может не на один месяц парализовать деятельность шпионской службы. От него мы получаем точные данные о структуре разведки, ее деятельности, методах и приемах. Он дает развернутые характеристики многих своих бывших сослуживцев и данные о разведывательном персонале за рубежом, действующем под различными прикрытиями. И что самое главное, он может сообщить информацию об операциях, которые проводятся в данный момент. Жаль, что ему обычно не удается раскрыть много агентов по той причине, что все разведслужбы строят свою работу так, чтобы их сотрудники знали личные дела только тех информаторов, с которыми они непосредственно связаны.

Западу исключительно везет в последние годы: на его сторону перешло значительное число перебежчиков. В 1937 году два сталинских супершпиона, действовавших за рубежом, предпочли остаться в свободном мире и отказались возвратиться в Россию, где могли погибнуть в ходе «обновления» НКВД, проводившегося вслед за чисткой в партии и армии. Одним из них был Вальтер Кривицкий – шеф советского разведцентра в Голландии. В 1941 году его нашли мертвым в одном из вашингтонских отелей. Обстоятельства смерти так и остались до конца невыясненными. Склоняются к мысли, что его застрелил советский агент, но тот, по-видимому, скрылся, не оставив никаких следов. Версия о самоубийстве представляется маловероятной. Вальтер Кривицкий около 20 лет прослужил в советских органах госбезопасности и военной разведки. Несколько раз направлялся в заграничные командировки на нелегальную работу. Дважды арестовывался за рубежом как агент советской разведки, но благополучно возвращался в СССР. В 1937 году руководил нелегальной шпионской сетью разведуправления РККА в Западной Европе. После перехода на Запад жил в США. В 1939 году написал книгу «Я был агентом Сталина», которая привлекла большое внимание мировой общественности. В 1941 году застрелился в Вашингтоне (по официальной версии. – Ред.) Другой перебежчик Александр Орлов – один из старших сотрудников НКВД в Испании в период гражданской войны. В отличие от Кривицкого ему удалось избежать мести Советов. Он опубликовал ряд книг, в числе которых одна посвящена сталинским преступлениям, а другая – советской разведке.

Сразу после окончания войны на нашу сторону перешел Игорь Гузенко. Он был офицером военной разведки и работал шифровальщиком под гостеприимной «крышей» советского посольства в Оттаве. Гузенко передал нам много ценных материалов, с помощью которых была раскрыта часть международной шпионской сети, занимавшейся сбором информации о производстве атомной бомбы. Советы создали эту разветвленную тайную организацию еще в военные годы. Полностью ликвидировать ее нам удалось в конце сороковых годов. Среди важных персон, перешедших тогда на Запад, можно отметить Владимира Петрова, о котором я уже упоминал, Юрия Растворова – офицера разведки, работавшего в советском посольстве в Японии, и Петра Дрябина, тоже сотрудника разведслужбы, находившегося в Вене.

На Запад переходили и сотрудники советской секретной службы, выполнявшие террористические задания. Николай Хохлов в начале 1954 года был заброшен в Западную Германию для организации убийства известного лидера антисоветской эмиграции Георгия Околовича. Хохлов явился к своей будущей жертве и рассказал о своем задании, после чего перешел на сторону Запада. В 1957 году в Мюнхене советские агенты пытались отравить Хохлова, но безуспешно. Осенью 1961 года Богдан Сташинский пришел в Западной Германии в полицию и признался, что несколько лет назад по заданию советской разведки убил двух лидеров украинской эмиграции – Ребета и Бандеру. На сторону Запада перешел и советский дипломат Александр Казначеев, работавший в советском посольстве в Бирме. Он был не кадровым разведчиком, а так называемым «привлеченным»: его использовали в шпионских целях в тех случаях, когда дипломатические привилегии позволяли ему выполнять задания с меньшим риском, чем сотрудникам разведывательной резидентуры, не имеющим дипломатического прикрытия.

Однако не все важные «добровольцы» – выходцы из советской разведслужбы. Немало офицеров разведки высокого ранга бежали к нам из стран-сателлитов и передали информацию не только о своих службах, но и о советских шпионских органах. Как бы ни пытались правительства европейских сателлитов создавать впечатление о том, что они независимы, в области шпионажа они слепо следуют за СССР. Когда агенты разведслужб сателлитов переходят на Запад, они передают немало ценных сведений о политике и планах Кремля.

Иосиф Святло, в 1954 году перешедший на Запад в Берлине, был начальником одного из отделов польской секретной службы, в котором велись дела на членов польского правительства и коммунистической партии Польши. Видимо, нет никакой необходимости подчеркивать, что высокопоставленный перебежчик знал все скандальные истории, в которых была замешана верхушка польского коммунистического общества. Москва часто прибегала к его советам. Павел Монат был польским военным атташе в Вашингтоне с 1955 по 1958 год, после чего возвратился в Варшаву и стал ответственным сотрудником военной разведки, контролирующим деятельность военных атташатов во всем мире. Он прослужил в этой должности два года, а затем перешел на Запад. Франтишек Тишлер перебежал на Запад из Вашингтона после того, как пробыл там чехословацким военным атташе с 1955 по 1959 год. Офицер венгерской секретной полиции Бела Лапушньяк, рискуя жизнью, в мае 1962 года бежал через границу в Австрию и благополучно добрался до Вены. Но здесь его настигла злая судьба в образе венгерского или чешского агента: он был отравлен, прежде чем успел передать свой доклад западным властям.

Китайский перебежчик Чао Фу являлся офицером безопасности в посольстве красного Китая в Стокгольме, пока не «исчез» в 1962 году. Это был первый случай бегства сотрудника краснокитайской службы госбезопасности, который официально признали пекинские власти. В действительности на нашу сторону перешли несколько китайских офицеров.

Для аналитиков, изучающих деятельность разведывательных служб Кремля, роль последних в советском обществе и влияние на властные структуры неудивительны. Неудивительно также, что офицеры разведки имеют возможность заглянуть за кулисы режима, что доступно лишь немногим, узнать о зловещих методах специальных операций, маскируемых разглагольствованиями о социалистической законности. У интеллигентных и посвятивших себя целиком делу правопорядка коммунистов такие сведения вызывали глубокий нравственный шок. Так, один из перебежчиков рассказал нам, что утратил свои иллюзии, когда узнал: Сталин и НКВД, а не немцы повинны в катыньской резне (убийство около десяти тысяч польских офицеров во время второй мировой войны). В результате это привело его к бегству на Запад. Как только советский человек узнает об истинном положении дел, он теряет доверие к системе, для которой он трудится, и к государству, в котором живет. Разочарование в идеалах и в реальной повседневной жизни – мощный движущий фактор для бегства на Запад.

Имена, упомянутые выше, ни в коем случае не исчерпывают списка тех, кто оставил советскую разведывательную службу и аппарат службы безопасности, а также другие важные ведомства. Некоторые лица, перешедшие на нашу сторону в самое последнее время, предпочитают «не всплывать на поверхность»: ради собственной безопасности они стараются остаться неизвестными для общественности. Но от этого не становится меньше их вклад в дело изучения советской разведки и аппарата государственной безопасности и вскрытия каналов, по которым осуществляется подрывная деятельность коммунистической системы против нас.

Соединенные Штаты, в частности, всегда были убежищем для тех, кто стремился порвать с тиранией и обрести свободу. Они всегда окажут радушный прием людям, не желающим более работать на Кремль.

(Новое время. – 1991. – №51)

Секрет пяти шинелей

Как делаются перевороты. За кулисами августа 1968-го двадцать три года хранился в глубокой тайне составленный якобы всего в пяти экземплярах секретнейший «Протокол о встрече партийно-правительственных делегаций Болгарии, ГДР, Польши, Венгрии и СССР», проходившей 24–26 августа 1968 года в Москве. И вот недавно один из этих пяти экземпляров протокола был обнаружен в Варшаве и передан польской стороной Генеральной прокуратуре ЧСФР. Вряд ли высшие партийные и государственные деятели пяти стран, задушивших чехословацкую попытку построить «социализм с человеческим лицом», могли предположить, что их откровенные высказывания станут когда-нибудь достоянием гласности. И уж, конечно, ни Живков и Велчев, представлявшие Болгарию, ни прибывшие из ГДР Ульбрихт, Штоф и Хонеккер, ни польские руководители Гомулка, Циранкевич и Клишко, ни венгерские участники Кадар, Фое и Комочин, ни тем более советские – Брежнев, Подгорный и Косыгин не могли представить ни как будет выглядеть Европа в 1991 году, ни как оценит их роль история. Текст протокола, который мы перепечатываем из выходящей в ЧФСР газеты «Лидове новины», достаточно убедительно свидетельствует об этом.

Конечно, в каких-то местах этот текст может вызвать сомнения. Возможны неизбежные при двойном переводе неточности. Но во всяком случае это – документ, к которому историкам следует отнестись со всей серьезностью. Тем более, отнюдь не исключено, что где-то существует и русский оригинал…

Инна Руденко, соб. корр. «Нового времени»



Прага

Протокол



Первая встреча

Первая встреча состоялась 24.8 с 10.00 до 11.45 в здании КПСС.



Тов. Брежнев: Цель нашей встречи известна.

Я хотел бы вкратце обозначить наиболее важные вопросы. Наши совместные войска выполнили задачу, которая им поручена. Они даже раньше, чем предполагалось, заняли Чехословакию. По существу, это было сделано без выстрелов и жертв.

Но войско является всего лишь войском, оно заняло все пункты, но политическую работу не проводит. Это – слабое место, потому что контрреволюция организована, располагает секретными радиостанциями (несмотря на то что некоторые были обнаружены), типографиями и так далее. Втайне собрался съезд партии, в действительности противоправно, без участия членов Президиума ЦК и некоторых других делегатов.

Вражеские силы ни на минуту не прекращают свою деятельность. Было обнаружено уже несколько складов оружия, между прочим, в министерстве сельского хозяйства. На некоторых местах были найдены даже и пулеметы. Несмотря на ожидания, что ввод войск вызовет бегство вражеских сил, эти силы остались и продолжают свою работу. Положительные члены руководства нашли убежище в советском посольстве и не способны на осуществление большей деятельности.

В этой обстановке Дубчек, Черник, Смрковский, Кригель и Шпачек были интернированы в СССР. Дубчек и Черник находятся в одном месте, остальные – в Москве.

Армия заняла страну практически без боя, но сразу не смогла добраться до здания радио и телевидения, потому что там была большая толпа людей, в которую нужно было бы стрелять. Наконец войскам удалось это здание каким-то образом занять без выстрелов. В ходе различных акций, однако, не обошлось без жертв. У нашей армии уже 14 погибших и несколько десятков раненых. Среди чехов также есть небольшое количество жертв. К этому времени не было попыток организации массовых демонстраций, но небольшие организованы были.

Наши товарищи сообщают из Праги, что там господствует спокойствие, но не прекращаются протесты и пропаганда против присутствия войск. Тт. Швестка и Барбирек в нашем посольстве признали, что если бы советские войска не пришли, то Чехословакия уже была бы буржуазным государством.

Имеют место провокации. В Братиславе, например, стреляли в наших военнослужащих из окон. Но это – не массовые явления. Рабочие и рабочая милиция не принимают участия ни в каких акциях против нас. Чехословацкая армия не покидает места своей дислокации и даже помогает некоторым нашим подразделениям по хозяйственной части.

Вчера ночью мы получили информацию, что президент Свобода хочет к нам приехать, чтобы начать переговоры и поиск путей решения проблем. Он дал понять, что хочет найти такое решение, которое было бы в нынешних условиях приемлемо для всех, причем так, чтобы уходящие из Чехословакии войска осыпались бы на прощание цветами. (Это довольно трудно себе представить!)

Затем нас проинформировали, что тов. Свобода приедет не один, а с целой делегацией. Ночью мы провели совещание и выразили согласие. Нам передали состав членов делегации: Алоис Индра, Васил Биляк, Ян Пиллер (положительный), Мартин Дзур (который до сего времени вел себя хорошо), Густав Гусак (имеет большой авторитет в Словакии), Богу с лав Кучера (представитель социалистической партии) и Клусак (зять Свободы, который работает в МИД, имеет большое влияние на Свободу).

Индра, Биляк и другие советовали Свободе создать революционное правительство, которое он бы и возглавил. Зять ему посоветовал не соглашаться, и Свобода таким образом предложение не принял.

По желанию Свободы его прибытие прошло официально, и его приветствовали в Москве с почестями, полагающимися президенту.

Вначале мы провели разговор с ним, а потом и со всей делегацией. Свобода согласен, что партийный съезд, который состоялся, является нелегальным, но заявил, что по партийным делам мы должны разобраться с делегацией. Он констатировал, что единственным выходом из ситуации является возвращение легального правительства к власти. Он обратился к нам с требованием дать ему поговорить с Дубчеком и Черникой. Об остальных он не говорил. В соответствии с заверением, которое он дал народу перед отъездом, он хотел еще вчера вечером вернуться в Прагу.

Мы ему сказали, что мы также хотим найти выход из положения и хотим, чтобы было создано правительство, которое будет работать в духе принятых соглашений в Чиерне и Братиславе. Свобода с этим согласился.

Потом мы говорили вместе с делегацией. Мы заявили, что считаем состоявшийся съезд недействительным. Мы сказали, что можем согласиться с правительством Черника, если он признает съезд нелегальным, что может остаться нынешний Президиум ЦК, если перенесет съезд на более позднее время, и что мы уже ничего другого не требуем кроме соблюдения обязательств, принятых в Чиерне. Потом взял слово Гусак, выступление которого было нехорошим. Он сказал, что они не ожидали ввода войск в ЧССР, что это произвело плохое впечатление, что даже коммунисты в Чехословакии не понимают, почему это произошло. Он считает, что войска должны в любом случае покинуть города.

Биляк признал, что готовилась контрреволюция, что партия потеряла управление средствами массовой информации – радио, телевидением и печатью.

Сегодня должен был состояться съезд Коммунистической партии Словакии. Несомненно, он поддержал бы пражский съезд. Кажется, что Гусак имеет в Словакии большее влияние, чем Биляк. Как Гусак, так и Биляк согласились с нашими аргументами, что проведение съезда было бы сейчас не к месту. Мы сказали им, чтобы они связались с Братиславой и отложили съезд. Они согласились с этим. При помощи нашей армии мы обеспечили им телефонную связь.

Сегодня ночью они говорили с членами Президиума ЦК в Братиславе, чтобы съезд отложили на неделю-две. Мы не знаем, получится ли это. Правые могут организовать съезд за их спиной.

Таким образом, политическая ситуация осложнилась.

Вчера мы также два раза говорили с Дубчеком и Черником и просили их, чтобы они:

– признали съезд недействительным;

– взяли на себя ответственность за то, чтобы правительство и Президиум ЦК действовали в соответствии с соглашениями, достигнутыми в Чиерне и Братиславе.

Дубчек занял более плохую позицию, чем Черник, он ничего не может сказать, поскольку не знает, каково положение в стране и т. п.

Мы сказали им откровенно, что, если дела пойдут так и дальше, дело может дойти до кровопролития, что в настоящее время наши войска не могут быть выведены.

Черник первым заявил, что считает съезд недействительным, и что эту позицию он будет отстаивать, если бы даже ему пришлось подать в отставку.

Дубчек присоединился к этой позиции, но не так решительно, как Черник. Заметно, что Дубчек во многом учитывает мнение Черника. Они сказали, что должны иметь возможность убедить остальных, чтобы они присоединились к их позиции. Неизвестно, говорили ли они искренне.

В 23.00 Дубчек и Черник встретились со Свободой и делегацией, которая прибыла. Сначала они поговорили с одним Свободой, а потом со всей делегацией. Индра и Биляк нас позднее информировали, что они были едины. Кроме того, они хотят говорить со Смрковским.

Важно, что Свобода хочет найти решение. Хорошо, что и Черник подходит к этому так же (если он искренен). Положительно и то, что Гусак понял, что в ситуации, которая сложилась, войска мы не выведем. Заметно, что они хотят найти какое-то решение. Свобода сказал народу, что вечером вернется в Прагу, но без давления понял сам, что он обязан остаться в Москве до сегодняшнего дня.

В разговорах с нами Свобода сказал, что убеждал Дубчека подать в отставку. Мы считаем это наивной идеей, поскольку в нынешней истерической атмосфере они сделают первым секретарем еще худшего. В любом случае это не будет ни Индра, ни Биляк и им подобные.

Вчера мы договорились, что дальнейшие переговоры со Свободой продолжим сегодня, в 11.00 (учитывая проходящую встречу «пятерки», они начались в 12.00). Возможно, что в переговорах примут участие Дубчек и Черник. Имеется предложение, чтобы Свобода вылетел сегодня в Прагу сам и чтобы было опубликовано коммюнике о том, что переговоры продолжаются и что в них принимают участие Дубчек и Черник. Необходимо принимать во внимание трудное положение Свободы, который должен кое-что сделать. Речь идет о включении Дубчека и Черника в делегацию. Это наш вариант, который мы считаем приемлемым.

Они хотели бы, чтобы Свобода возвратился с Дубчеком, Черником и Смрковским. Однако это было бы возвращением победителей на белом коне, и мы с этим не можем согласиться.

Живков: Но сообщение о переговорах с Дубчеком и Черником также будет означать их успех!

Брежнев: Но переговоры надо как-то провести! Если делегация согласится с нашими предложениями, тогда они вернутся все вместе. В конце концов мы можем привезти в Москву и остальных товарищей, которые находятся в нашем посольстве в Праге (Кольдера, Швестку, Ленарта, Барбирека и других). Однако в этом случае это были бы переговоры, собственного говоря, со старым Президиумом ЦК и, таким образом, непризнание нового Президиума. В конце концов это было бы не так плохо.

Ульбрихт: Но потом все возвратятся под руководством Дубчека. Однако необходимо искать какое-то решение, там сегодня огромная истерия.

Брежнев: Прошу вас понять наше сегодняшнее положение: у нас нет намерения отступать перед контрреволюцией ни на шаг и позволить ей овладеть Чехословакией. Даже если бы это означало для нас потери и если бы контрреволюция стреляла, как в Венгрии, – не отступим! Прошу, чтобы вы поняли, что мы ни на шаг не отступим от наших решений. Но ситуация трудная, прежде всего в Праге, а также в Братиславе. Из других мест сообщений нет.

Мы просим, чтобы вы остались в Москве, чтобы мы могли коллективно принимать решения с учетом меняющейся ситуации.

У нас сегодня более хорошая связь с нашим посольством в Праге. Наши товарищи рекомендуют, чтобы новое правительство было названо правительством «национального единства». Но это не имеет решающего значения. Товарищи далее предлагают, чтобы Свобода возвратился один, а переговоры в Москве продолжались. Они считают, что нынешняя ситуация может продолжаться не более одного-двух дней и что необходимо найти решение.