Настройки шрифта

| |

Фон

| | | |

 

Роберт ван Гулик



ДРУГОЙ МЕЧ

Этот случай также произошёл в Пуяне. Те, кто прочитал «Убийство на улице Полумесяца», вспомнят, что с одной стороны Пуян граничил с округом Цзиньхуа, где властвовал наместник Ло, а с другой — с округом У-и, который управляя суровый наместник Пэн. Убийство, описанное в данном рассказе, случилось в отсутствие судьи Ди: он отправился в У-и, чтобы обсудить с коллегой Пэном вопрос, касающийся обоих округов. Судья уехал из Пуяна три дня назад и взял с собой советника Хуна и Дао Ганя, оставив суд на попечение Ма Жуна и Цзяо Тая. Три дня прошли, не отмеченные какими-либо происшествиями, но в тот вечер, когда ожидали возвращения судьи Ди, неожиданно произошли эти события.

I

— Тебе платить за четвёртую дюжину фаршированных крабов! — с удовольствием сообщил Ма Жун Цзяо Таю, убирая в коробку игральные кости.

— Они того стоили, — чмокая губами, отозвался Цзяо Тай и одним глотком осушил чашу с вином.

Два дюжих помощника судьи Ди сидели за маленьким столом у окна на втором этаже харчевни «Зимородок», одного из любимейших ими местечек. Со второго этажа харчевни, расположенной на берегу протоки, что с севера на юг пересекала город Пуян, открывалась изумительная картина вечернего солнца, опускающегося за западную городскую стену.

С улицы донеслись бурные аплодисменты. Ма Жун высунул голову в окно и оглядел толпу, собравшуюся на речном берегу.

— Это те странствующие актёры, что приехали четыре дня назад, — сообщил он. — Днём они показывают акробатические номера, а вечером представляют исторические драмы.

— Знаю, — сказал Цзяо Тай. — Торговец рисом Ло помог им арендовать для этих постановок двор старого даосского храма. На днях Ло приходил в суд за разрешением. С ним был глава труппы — с виду приличный малый, Бао его зовут. Труппа состоит из его жены, дочери и сына. — Он наполнил свою чашу и добавил: — Я и сам не прочь заглянуть в храм: люблю хорошее лицедейство с фехтованием. Но пока наш судья в отъезде и за всё отвечаем мы, не следует надолго оставлять управу.

— Что ж, сейчас у нас, по крайней мере, лучшие места для обозрения их акробатических выкрутасов, — удовлетворённо заметил Ма Жун. Он повернул свой стул к окну и оперся локтями на подоконник. Цзяо Тай последовал его примеру.

Внизу, на улице, зрители плотно обступили развёрнутую на земле квадратную тростниковую циновку. На ней с поразительным проворством кувыркался мальчишка лет восьми. Два других актёра, худой высокий мужчина и крепкая женщина, стояли, скрестив на груди руки, по обе стороны циновки, а юная девица сидела на корточках у бамбукового ящика, набитого, вероятно, пожитками этого семейства. На ящике стоял низкий деревянный стеллаж; на нём, один над другим, лежали два длинных сверкающих меча. На всех четырёх актёрах были широкие штаны и чёрные куртки, туго подпоясанные красными кушаками, на головах — красные повязки. Старик в ветхой синей рубахе сидел рядом на скамеечке и громко бил в барабан, зажатый между костлявыми коленями.

— Хотелось бы мне разглядеть личико этой девчонки, — мечтательно произнёс Ма Жун. — Смотри, Ло тоже здесь, и у него, кажется, неприятности.

Он показал на аккуратно одетого мужчину средних лет в чёрной кисейной шапочке, который стоял за бамбуковым ящиком. Мужчина, похоже, повздорил с громадным головорезом, чья буйная шевелюра была перевязана синим лоскутом. Головорез схватил Ло за рукав, но тот оттолкнул обидчика. Оба не обращали никакого внимания на мальчишку, который сейчас ходил по циновке на руках, удерживая винный кувшин на подошвах босых ног.

— Этого долговязого мошенника я никогда раньше не видел, — заметил Цзяо Тай. — Должно быть, нездешний.

— Теперь мы наконец рассмотрим девиц! — ухмыльнулся Ма Жун.

Мальчишка закончил своё выступление. Глава труппы встал посреди циновки, раздвинув ноги и чуть согнув колени. Мускулистая женщина поставила ему на колено правую ногу и одним лёгким движением вскочила на плечи. По оклику мужчины девушка также взобралась на него, поставила ногу на его левое плечо, одной рукой ухватилась за руку женщины и вытянула свободные руку и ногу. Почти одновременно последовав её примеру, мальчик балансировал на правом плече мужчины. В то время как живая пирамида сохраняла неустойчивое равновесие, седобородый в выцветшей рубахе выбивал неистовую дробь на своём барабане. Толпа восторженно закричала.

Сейчас лица мальчика, женщины и девушки были не более чем в десяти локтях от Ма Жуна и Цзяо Тая. Последний восторженно зашептал:

— Смотри, какая у этой женщины роскошная фигура! И симпатичное, дружелюбное лицо!

— Я предпочитаю девушку! — со страстью отозвался Ма Жун.

— Слишком уж молода! А вот бабёнке около тридцати, как раз то, что надо. Знает, что к чему!

Барабан замолк; женщина и двое её детей спрыгнули с плеч Бао. Все четверо актёров грациозно поклонились, и девушка обошла зрителей, собирая медяки в деревянную миску. Ма Жун вытащил из рукава связку мелочи и кинул в сторону девушки. Она ловко подхватила монеты и вознаградила его улыбкой.

— Ты буквально швыряешься деньгами! — сухо заметил Цзяо Тай.

— Назовём это вкладом в многообещающее предприятие! — самодовольно ухмыляясь, парировал Ма Жун. — Что дальше?

Мальчишка стоял в центре тростниковой, циновки. Он заложил руки за спину и задрал подбородок. Когда седобородый начал бить в барабан, Бао оголил правую руку, схватил со стеллажа верхний меч и молниеносным движением глубоко вонзил его в грудь мальчика. Хлынула кровь; мальчик отпрянул, когда отец его вытащил меч. Из толпы донеслись крики ужаса.

— Я раньше уже видел этот фокус, — сказал Ма Жун. — Только Небу известно, как они это проделывают! Меч выглядит вполне настоящим. — Он отвернулся от окна и взял свою чашу.

Тут над беспорядочным рокотом толпы возвысился неистовый крик женщины. Цзяо Тай, не отрывавший глаз от актёров, вдруг вскочил и рявкнул:

— Это не фокус, братишка! Это обыкновенное убийство! Пойдём!

Оба кинулись вниз по лестнице и выбежали на улицу. Локтями они расчистили себе дорогу сквозь возбуждённую толпу. Мальчик лежал на спине, грудь его была залита кровью. Мать упала перед ним на колени и, судорожно всхлипывая, гладила маленькое застывшее личико. Бао и его дочь с побелевшими лицами стояли в неподвижности и смотрели на жалкое мёртвое тельце. Бао всё ещё держал в руке окровавленный меч.

Ма Жун вырвал у него клинок и в гневе вскричал:

— Зачем ты сделал это?!

Актёр сбросил с себя оцепенение. Окинув Ма Жуна изумлённым взглядом, он пробормотал:

— Это был другой меч!

— Я могу объяснить, господин Ма! — подал голос торговец рисом Ло. — Это несчастный случай!

Вперёд вышел коренастый мужчина; то был надзиратель западного квартала. Цзяо Тай приказал ему завернуть покойника в циновку и доставить в судебную управу для врачебного обследования. В то время как надзиратель осторожно поднимал мать, Цзяо Тай сказал Ма Жуну:

— Давай отведём их в таверну и попробуем во всём разобраться!

Ма Жун кивнул. Взяв меч под мышку, он обратился к торговцу рисом:

— Вы тоже пройдите с нами, господин Ло. А седобородый пусть захватит ящик и второй меч.

Он оглянулся в поисках головореза, что приставал к Ло, но того нигде не было.

II

На втором этаже харчевни «Зимородок» Ма Жун пригласил Бао, обеих рыдающих женщин и старого барабанщика занять угловой стол. Он налил им вина из кувшина, который не успел опустошить с Цзяо Таем. Он надеялся, что крепкий напиток приведёт их в чувство. Затем Ма Жун повернулся к торговцу рисом в ожидании объяснений. Он знал, что Ло увлечён театром и посещает все представления странствующих актёров. Сейчас его приятное лицо с короткими чёрными усами и козлиной бородкой было перекошенным и бледным. Ло поправил свою чёрную кисейную шапочку и неуверенно начал:

— Как вам, господин Ма, наверное, известно, этот Бао — глава труппы, прекрасный актёр и акробат. — Он помолчал, вытер ладонью лицо и взял второй меч, который положил на стол старый барабанщик. — Возможно, вам уже доводилось видеть эти мечи с секретом. Клинок здесь полый, внутри свиная кровь. У него фальшивое остриё длиной в несколько пальцев, которое уходит в лезвие, когда меч упирается во что-то. А со стороны это выглядит, будто остриё глубоко вонзилось в тело; из-за хлещущей свиной крови иллюзия становится полной. Когда меч отдёргивают, спрятанная внутри ротанговая пружина возвращает наконечник на место. Вы сами можете убедиться!

Ма Жун взял у него меч. Он заметил тонкий желобок вокруг клинка в нескольких пальцах от затупленного наконечника. Помощник судьи повернулся и ткнул остриём в деревянный пол. Остриё ушло в клинок, брызнула алая кровь. Госпожа Бао пронзительно закричала. Её муж тут же обнял её за плечи. Девушка осталась сидеть будто каменное изваяние. Старик возмущённо забормотал, теребя свою седую бороду.

— Не слишком-то благоразумно, братец! — рявкнул Цзяо Тай.

— Я же должен проверить, правда? — виновато произнёс Ма Жун. Свободной рукой он взял настоящий меч и сравнил их тяжесть. — Оба они весят одинаково, — пробормотал он. — И с виду похожи как две капли воды. Опасное сходство!

— Меч с секретом должен был лежать сверху, а настоящий меч под ним, — сказал Ло. — После этого фокуса мальчик вскакивал, и его отец представлял танец с настоящим мечом.

Бао встал и, шагнув к Ма Жуну, прохрипел:

— Кто подменил мечи? — Поскольку Ма Жун лишь поджал губы, Бао схватил его за плечи и закричал: — Кто это сделал, я вас спрашиваю?!

Ма Жун мягко освободился из объятий и вновь усадил актёра.

— Именно это мы и собираемся выяснить, — сказал он. — Вы совершенно уверены, что положили наверх фальшивый меч?

— Конечно! Мы сто, тысячу раз проделывали это!

Ма Жун крикнул вниз, чтобы принесли ещё вина. Он махнул Цзяо Таю и Ло проследовать за ним к столу у окна. Когда они сели, Ма Жун прошептал Ло:

— Мы с товарищем смотрели из этого окна. Мы видели, как вы и высокий головорез стояли рядом с бамбуковым ящиком и подставкой для мечей. Кто ещё стоял рядом с вами?

— Я, право, не могу сказать, — нахмурился Ло. — Когда мальчик кувыркался, этот длинный негодяй — он уже довольно долго стоял рядом со мной — вдруг попросил у меня денег. Я отказал, и он стал угрожать мне. Я велел ему убираться. А потом… это случилось.

— Кто он? — спросил Цзяо Тай.

— Никогда прежде его не видел. Может быть, Бао знает.

Цзяо Тай встал и спросил актёров. И Бао, и жена, и дочь его дружно покачали головами, а вот старый барабанщик хрипло проговорил:

— Я прекрасно знаю его, господин! Он каждый вечер приходил в храмовый двор на наше представление, платя всего по одному медяку! Он бродяга, а зовут его Ху Та-ма.

— Кто-нибудь ещё приближался к подставке с мечами? — спросил Цзяо Тай.

— Откуда мне знать, я всё это время глаз не отрывал от представления? — возмущённо отозвался седобородый. — Я заметил только господина Ло и Ху Та-ма, потому что знал их обоих. Но там было полно народу, яблоку негде упасть. Как мог я видеть, что там происходит?

— Наверное, не могли, — согласился Цзяо Тай. — А мы не могли арестовать всю толпу. — Он вновь обратился к Бао: — Вы заметили кого-либо из знакомых поблизости от циновки?

— Я здесь никого не знаю, — безжизненным голосом ответил Бао. — Мы бывали в У-и и Цзиньхуа, но в этом городе мы впервые. Я знаю только господина Ло. Он представился мне, когда я осматривал двор храма, и любезно предложил свою помощь.

Цзяо Тай кивнул. Ему нравилось умное и открытое лицо Бао. Обернувшись к остальным он заговорил с Ло:

— Вам лучше проводить актёров туда, где они остановились, господин Ло. Скажите им что ближе к ночи мы ожидаем возвращения наместника, и он мигом расследует это отвратительное убийство. Завтра им следует явиться в судебную управу, чтобы уладить формальности. Затем им вернут тело мальчика для захоронения.

— Можно мне тоже прийти, господин Цзяо! Бао — добрый малый; я всё сделаю, чтобы по мочь ему в этой ужасной ситуации.

— Вам в любом случае следует явиться! — сухо сказал Ма Жун. — Вы — важный свидетель.

Они с Цзяо Таем встали и произнесли несколько утешительных слов убитому горем семейству. Когда актёры и седобородый вслед за Ло спустились по лестнице, два друга вновь уселись за стол у окна. Молча они опустошили свои винные чаши. Вновь наполняя их, Ма Жун сказал:

— Что ж, надеюсь, это всё. Сегодня же всё выложим перед судьёй. Задачка не из простых, я бы сказал. Даже для него!

Он пристально посмотрел на приятеля, но Цзяо Тай никак не отозвался. Он лениво провожал глазами слугу, который принёс наверх большую масляную лампу. Когда слуга удалился, Цзяо Тай швырнул на стол свою чашу и с горечью произнёс:

— Какое грязное убийство! Заставить отца убить своего собственного сына на глазах у матери! Ты представляешь себе? Мы достанем подлого ублюдка, который совершил это! Здесь и сейчас!

— Я согласен, — задумчиво отозвался Ма Жун, — но убийство — это не шутка. Я совсем не уверен, что судье понравится наше вмешательство в расследование. Одно неверное движение может всё испортить, ты ж понимаешь!

— Мы всяко не причиним большого вреда, если будем делать то, что и так приказал бы сделать судья.

Ма Жун кивнул. Затем сказал оживлённо:

— Отлично, я с тобой! За удачу! — Осушив свою чашу, он добавил с кривой усмешкой: — Вот возможность проявить себя! Эти почтенные горожане разговаривают с нами будто овечки, но за нашими спинами судачат, что мы просто пара безмозглых громил, горы мускулов и никаких мозгов!

— По сути дела, они правы, — рассудительно признал Цзяо Тай. — В конце концов, мы не книжные черви. Вот почему я и не мечтаю заниматься, к примеру, делами господ. Но это убийство как раз для нас, потому что имеет отношение к таким людям, каких мы знаем прекрасно,

— Давай тогда составим план расследования! — зарычал Ма Жун и наполнил чаши.

— Наш судья всегда начинает с разговоров о мотиве и возможности, — приступил Цзяо Тай. — В этом случае мотив ясен как день. Раз никто не мог иметь что-нибудь против несчастного паренька, убийца должен был ненавидеть Бао. Смертельно ненавидеть.

— Точно. И поскольку Бао впервые здесь в Пуяне, значит, наши подозрения сводятся к тем людям, которые общались с ним и его труппой в последние несколько дней.

— Но Бао мог встретить здесь и своего старого врага, — заметил Цзяо Тай.

— В таком случае он бы сразу сказал нам об этом, — возразил Ма Жун. Какое-то время он сосредоточенно размышлял. — Знаешь, я не так уж уверен, что никто не мог иметь что-то против мальчугана. Такие пареньки обладают способностью залезать в самые неожиданные места; он вполне мог увидеть или услышать что-нибудь совсем не предназначенное для его глаз и ушей. Кто-то захотел заткнуть ему рот, и фокус с мечом оказался неожиданной удачей.

— Да, — согласился Цзяо Тай. — Небеса, слишком много возможностей! — Он сделал глоток, нахмурился и поставил чашу на стол. — Какой-то странный вкус у этого пойла! — удивлённо заметил он.

— То же самое, что и раньше, но всё равно какое-то не такое! Сказать почему, братец! Вино только тогда хорошо, когда ты беззаботен и счастлив! Невозможно спокойно выпивать, когда в голове одни заботы!

— Вот поэтому наш судья вечно потягивает чай, бедняга! — Цзяо Тай неодобрительно посмотрел на кувшин с вином, потом схватил его и поставил под стол. Скрестив на груди свои мощные руки, он продолжил: — Что до возможности, то и Ло, и Ху стояли рядом со стеллажом, так что любой из них мог поменять местами клинки. Как насчёт их мотивов?

Ма Жун потёр подбородок и, подумав, ответил:

— Что касается Ху, я только об одном могу подумать. Или, вернее, о двух. То есть о госпоже Бао и её дочери. Небеса, да я сам был не прочь подкатиться к этим бабёнкам! Подумать только, какие акробатические номера способны они вытворять! Предположим, что Ху возжелал одну из них или обеих, а Бао велел ему держаться подальше, и Ху это не понравилось.

— Возможно. Если Ху такой выродок, отъявленный негодяй, то он вполне мог отомстить Бао столь ужасным образом. А как насчёт Ло?

— Исключено! Ло — старомодный, чопорный тип. Если он и гуляет на стороне, то крадётся тайком в какой-нибудь приличный бордель. Он бы никогда не посмел заигрывать с актёрками.

— Я согласен, что Ху для нас — наилучшая; кандидатура, — сказал Цзяо Тай. — Сейчас я пойду и поговорю с ним. Потом я навещу и Ло, просто для полноты картины, так сказать, А тебе бы лучше отправиться в храм, братишка, и постараться разнюхать побольше деталей. Думаю, наш судья захочет знать всё о семействе Бао.

— Отлично, я вытрясу обеих женщин; это, скажу я тебе, самая гладкая дорожка! — И он вскочил с места.

— Быть может, не такая гладкая, как тебе кажется, — сухо произнёс Цзяо Тай, тоже вставая. — Не забывай, эти женщины — акробатки! Они знают, что делать, если им слишком докучают! Ладно, встретимся в суде.

III

Цзяо Тай направился прямо к маленькой питейной в восточной части города, откуда правил своими подданными Шен Па, глава гильдии нищих.

В грязном зале не было никого, кроме развалившегося в кресле оборванца исполинских размеров. Этот человек оглушительно храпел. Его чудовищные лапы покоились на внушительном голом пузе, что торчало из-под изношенной чёрной куртки.

Цзяо Тай бесцеремонно потряс его. Человек встрепенулся и открыл глаза. Смерив злобным взглядом Цзяо Тая, он сказал недовольно:

— Ты напугал безобидного старика! Ну, ладно, садись. Хоть будет с кем поболтать.

— Я тороплюсь. Ты знаешь мерзавца по имени Ху Та-ма?

Шен Па медленно покачал своей большущей головой.

— Нет, — увесисто произнёс он, — я не знаю его.

Цзяо Тай уловил лукавую искру, блеснувшую в глазах собеседника. Он нетерпеливо продолжил:

— Может, ты с ним и не встречался, но ты должен был слышать о нём, жирный проходимец! Его видели во дворе старого даосского храма.

— Только не надо обзываться! — со страдальческим видом проговорил Шен Па и добавил мечтательно: — А-а, тот храмовый двор! Моё старое логово! Вот это, братец, были дни! Весёлые и беззаботные! А теперь взгляни, кем я стал — главой гильдии, обременённым административными заботами! Я…

— Единственное, что обременяет тебя, — это твоё пузо, — перебил Цзяо Тай. — Говори! Где мне найти Ху?

— Ладно, — смиренно отозвался Шен Па, — раз тебе обязательно доводить дело до крайностей… по правде говоря, я слышал, что человека, который называет себя этим именем, обычно можно найти под восточной городской стеной, в винной лавке, пятой к северу от Восточных ворот. Но учти, это только по слухам, сам я…

— Премного тебе благодарен! — ринулся прочь Цзяо Тай.

На улице он засунул шапку в рукав и взъерошил волосы. Ему не потребовалось много времени, чтобы дойти до сбитого из старых досок сарая, прилепившегося к основанию городской стены. Цзяо Тай оглядел пустынные окрестности, погруженные в темноту, и, отдёрнув занавесь на двери, ступил внутрь.

Сарай тускло освещали коптящие масляные лампы. В воздухе висел тошнотворный смрад прогорклого масла и дешёвого пойла. Старик с затуманенным взором разливал мутные винные остатки за шаткой бамбуковой стойкой. Перед ней стояло трое мужчин в лохмотьях; Ху Та-ма возвышался над остальными.

Цзяо Тай встал рядом с Ху. Оборванцы безразлично глазели на него — они явно не признали в посетителе служителя судебной управы. Он заказал питьё. Сделав глоток из треснувшей миски для риса, что заменяли здесь винные чаши, Цзяо Тай сплюнул и проворчал в сторону Ху:

— Мерзкая бурда! Несладко бренчать последними медяками!

На широкой загорелой физиономии Ху появилась кривая усмешка. Цзяо Тай подумал, что хоть тот и выглядит законченным мошенником, но всё же не совсем отпетым злодеем. Помощник судьи продолжил:

— Не слышал, может, какое выгодное дельце наклёвывается?

— Нет. Да и вообще, нашёл кого спрашивать, братец! У меня последнее время чёрная полоса. Неделю назад думал стащить два воза риса на дороге в У-и. Плёвое дело, просто оглушить двух возчиков. Всё было подготовлено отлично — дорога пустынная, в лесу. Да моё невезение всё испортило.

— Может, ты просто стареешь! — ухмыльнулся Цзяо Тай.

— Заткнись и слушай! Только я сшиб первого возчика, как из-за поворота выбегает какой-то сопляк. Оглядел меня сверху донизу и придураковато так спрашивает: «Зачем ты это делаешь?» Тут я шум услышал — и прыг в кусты. Из своего укрытия вижу, как из-за поворота выезжает крытый парусиной фургон со странствующими актёрами. Второй возчик наговорил им ужасов и добавил, что я дал стрекача.

— Вот неудача! — согласился Цзяо Тай. — А ты, похоже, изрядно вляпался. Вчера я видел здесь уличную труппу, так там парнишка кувыркался. Если это тот самый сопляк, тебе бы лучше поостеречься. Он может узнать тебя.

— Уже узнал! Снова поймал меня на деле! Второй раз, и теперь со своей сестрой! Можешь себе представить большее невезение? Но сопляку тоже не повезло. Он умер!

Цзяо Тай подтянул ремень. Дело-то в конечном счёте оказалось простым. Он учтиво произнёс:

— Ты и вправду очень невезучий, Ху! Я служитель окружного суда, так что пойдём-ка со мною!

Ху грязно выругался, затем рявкнул своим собутыльникам:

— Вы слышали, это подлая судейская ищейка! Сделаем котлету из охотника за ворами!

Оба проходимца степенно покачали головами. Старший сказал:

— Ты, приятель, нездешний. Сам разбирайся!

— Чтоб вам подохнуть! — Громила повернулся к Цзяо Таю: — Пойдём отсюда и посмотрим, кто кого!

Попрошайка, слонявшийся по тёмной аллее, поспешил улизнуть, заметив, что вышедшая из сарая парочка приготовилась к драке.

Ху начал с молниеносного удара, направленного в челюсть Цзяо Тая, однако тот умело парировал выпад и тут же направил локоть в лицо Ху. Ху увернулся и длинными мускулистыми руками обхватил Цзяо Тая за пояс. Цзяо сразу понял, насколько Ху опасный противник в ближнем бою: они были одного роста, но Ху куда тяжелее, и он старался подмять под себя Цзяо Тая, используя своё преимущество. Оба уже с трудом переводили дыхание. Но Цзяо Тай получше владел техникой боя, и ему удалось выскользнуть из медвежьих объятий противника. Он отступил и точным ударом ослепил Ху на левый глаз. Ху потряс головой и с разъярённым рычанием вновь кинулся в атаку.

Цзяо Тай был наготове, ожидая всяких подлых трюков, но у Ху явно ничего такого в запасе не было. Он сделал ложный выпад, а затем обрушил чудовищный удар в солнечное сплетение, который несомненно свалил бы Цзяо Тая, не увернись тот, встретив кулак грудью. Помощник судьи сделал вид, будто задыхается, и отступил, шатаясь. Ху решил добить противника прямым ударом в челюсть. Цзяо Тай обеими руками перехватил летящий ему навстречу кулак, нырнул под руку Ху и вскинул его себе на спину. Послышался хруст вывихнутого плеча негодяя, и он рухнул на землю; голова с пренеприятным стуком шмякнулась о камень. Верзила лежал, не подавая признаков жизни.

Цзяо Тай вернулся в сарай и потребовал у седобородого верёвку, а также приказал ему сбегать за надзирателем и его людьми.

После этого Цзяо Тай надёжно связал ног Ху, сел на корточки и принялся ждать надзирателя.

Ху понесли в суд на импровизированных носилках. Цзяо Тай приказал тюремному стражу отправить его в клетку и позвал судебного медика, чтобы тот привёл узника в чувство и вправил ему плечо.

Когда с этими делами было покончено, Цзяо Тай в глубокой задумчивости направился в канцелярию. Имелось одно обстоятельство, которое не давало ему покоя. Возможно, в этом деле всё не так просто.

IV

Тем временем Ма Жун, покинув таверну «Зимородок», вернулся в судебную управу, где немедленно принял ванну. Надев красивую чистую рубаху, он отправился к даосскому храму.

Разношёрстная толпа сгрудилась под возведённой из бамбуковых стволов сценой, которую освещали два больших бумажных фонаря. Зрелище уже началось, ведь Бао не мог себе позволить отменить из-за смерти сына назначенные представления. Он, его жена и дочь, облачённые в яркие театральные костюмы, стояли перед двумя поставленными друг на друга столами, изображавшими трон. Госпожа Бао пела под аккомпанемент пронзительной скрипки.

Ма Жун направился к стоявшей у сцены бамбуковой клетке, где седобородый яростно терзал двухструнную скрипку и одновременно бил правой ногой в медный гонг. Ма Жун дождался, когда тот отложил скрипку и сменил её на пару деревянных погремушек. Подтолкнув седобородого, он спросил с многозначительной ухмылкой:

— Где я могу повидаться с женщинами?

Старик махнул подбородком на стоявшую позади него стремянку и с удвоенной силой затряс погремушками.

Ма Жун взобрался в импровизированную артистическую уборную, отделённую от сцены ширмами из бамбуковых циновок. Там не было ничего, кроме дешёвого туалетного столика, уставленного блюдцами с румянами и пудрой, и низкого табурета.

Судя по громким одобрительным возгласам публики, актёры закончили игру. Грязная синяя занавеска отлетела в сторону, и появилась барышня Бао.

Она была наряжена для роли принцессы: длинное зелёное платье с блёстками из медной фольги и изысканный головной убор, отделанный аляповатыми бумажными цветами. Хотя лицо её покрывал толстый слой грима, Ма Жун отметил, что выглядит девица на редкость привлекательно. Она мельком взглянула на посетителя и уселась на табурет. Потянувшись к зеркалу, чтобы осмотреть свои нарисованные брови, артистка безразлично спросила:

— Есть какие-то новости?

— Ничего особенного! — бодро отозвался Ма Жун. — Я просто заглянул побеседовать с очаровательной девушкой!

Она повернула голову, смерила его пренебрежительным взглядом и отрезала:

— Если вы думаете, что уведёте меня куда-нибудь, то ошибаетесь!

— Я хотел поговорить о твоих родителях! — сказал он, ошарашенный столь резким отпором.

— Родителях? О моей матери, вы хотите сказать! Что ж, с ней вы обойдётесь без посредника, она всегда открыта для такого рода предложений!

Вдруг она закрыла лицо руками и разрыдалась. Ма Жун тут же подскочил и похлопал её по спине:

— Не отчаивайся, моя милая! Я понимаю, эта ужасная история с твоим братом…

— Он не был мне братом! — перебила она. — Эта жизнь… Я больше не вынесу! Моя мать — шлюха, мой отец — безмозглый дурак, который без ума от неё… Вы знаете, какую роль я сейчас играю? Я дочь благородного императора и его целомудренной императрицы! Это ли не насмешка?! — В бешенстве она затрясла головой и принялась яростно стирать грим комком ваты. Чуть успокоившись, девушка продолжила: — Представьте, полгода назад мать неизвестно откуда притащила этого мальчишку! Сообщила отцу, что восемь лет назад слегка оплошала. Малый, который обрюхатил её, всё это время заботился о щенке, а потом решил, что с него хватит. И отец смирился, как всегда… — Она прикусила губу.

— Есть у тебя какие-нибудь соображения, кто мог сегодня вечером сыграть эту дьявольскую шутку с твоим отцом? Возможно, он встретил здесь своего старого врага?

— Почему эти мечи обязательно подменили с умыслом? — отрывисто бросила она. — Мой отец мог ошибиться, разве не так? Вы же знаете, что оба меча похожи как две капли воды. Иначе фокус не получится.

— Кажется, твой отец уверен, что кто-то подменил их, — заметил Ма Жун.

Барышня Бао в ответ топнула ногой и воскликнула:

— Что за жизнь! Ненавижу её! Хвала Небесам, что скоро я всё начну сначала. Наконец-то я встретила порядочного парня, который согласен заплатить моему отцу изрядный выкуп и взять меня наложницей.

— Жизнь наложницы, знаешь ли, не всегда так уж замечательна!

— Это ненадолго, дружочек! Его жена больна, и доктора обещают, что она не протянет и года.

— Ну, как бы то ни было, кто же этот счастливчик?

Мгновение она колебалась.

— Так и быть, расскажу, раз уж вы судейский. Но пока молчок, хорошо? Это торговец рисом Ло. Последнее время ему не везло в делах, и он не хочет говорить с моим отцом, прежде чем сможет выложить деньги на бочку. Ло немного старше меня, разумеется, и голова у него забита всякими старомодными понятиями, но, скажу вам, я по горло сыта этими так называемыми развесёлыми юнцами, которые хотят переспать с тобой разок-другой!

— Как ты познакомилась с Ло?

— Встретила его в тот день, когда мы приехали в Пуян. Он предложил отцу помочь в аренде этого двора. Ло тут же стал на меня облизываться, он…

Её голос утонул в донёсшихся снаружи оглушительных аплодисментах. Она вскочила, поправила головной убор и торопливо сказала:

— Я должна идти! До свидания!

И исчезла за занавеской.

V

Своего друга Ма Жун обнаружил сидящим в канцелярии в полном одиночестве. Цзяо Тай встрепенулся и сказал:

— Кажется, братец, наше дело закончено! Подозреваемый у меня в темнице под замком!

— Отлично! — Ма Жун оседлал стул и выслушал историю Цзяо Тая. Потом он и сам рассказал о беседе с барышней Бао.

— Если объединить добытые нами сведения, — закончил он, — получается, что барышня Бао в промежутках между встречами с возлюбленным Ло погуливала с Ху. Я полагаю, просто для поддержания формы. Но, похоже, тебя что-то беспокоит?

— Я забыл тебе рассказать, — медленно проговорил Цзяо Тай, — что Ху Та-ма не захотел идти со мной по-хорошему, так что пришлось нам обменяться тумаками. Парень дрался честно, ни одного подлого пинка или удара. Я вполне могу себе представить, как Ху в приступе ярости ломает шею этому парнишке, заметив, что тот подглядывает, когда он возится с его сестрой; но чтобы разыграть этот низкий трюк с подменёнными мечами… Нет, братец, уверяю тебя, это не в его характере!

— Некоторые люди проявляют себя с самых разных сторон, причём одновременно, — пожал плечами Ма Жун. — Пойдём-ка посмотрим, как там поживает этот ублюдок.

Они встали и отправились в тюрьму, что находилась за залом судебных заседаний. Цзяо Тай велел стражнику сходить за старшим писарем, дабы тот записал и засвидетельствовал происходящее на допросе.

Ху сидел на лежанке в маленькой тёмной камере, руки и ноги его были прикованы цепями к стене. Когда Цзяо Тай поднял свечу, Ху взглянул на него и угрюмо бросил:

— Хоть и не хочется признавать, сукин ты сын, но это был ловкий бросок!

— Пустяки, не стоит благодарности! Расскажи-ка мне поподробнее о том грабеже, который ты запорол.

— С чего бы это, не о чем там говорить! Нападение и побои, больше на мне ничего нет. Сшиб одного возчика, а до тюков с рисом даже не дотронулся.

— Как же ты собирался избавиться от двух возов? — с любопытством осведомился Ма Жун. — Нельзя продать столько риса, не втянув кого-то из купеческой гильдии.

— Товар-то не для продажи, — ухмыльнулся Ху. — Я должен был скинуть тюки в реку, все до единого! — Заметив изумление на лицах судейских, он добавил: — Понимаете, рис этот сгнил, весь до последнего зёрнышка. Малый, который продал его, хотел, чтобы его украли, ведь тогда гильдии пришлось бы возместить потерю. Поскольку дельце я завалил, рис доставили как положено, обнаружили, что он гнилой, и торговцу пришлось вернуть все деньги, полученные от покупателя. Вокруг сплошные несчастья! И всё же я считаю, что этот малый должен мне серебряный слиток за хлопоты. Но когда я ему намекнул, он наотрез отказался раскошеливаться!

— Кто он? — спросил Цзяо Тай.

— Один из ваших здешних торговцев рисом, малый по имени Ло.

Цзяо Тай бросил на Ма Жуна изумлённый взгляд. Последний спросил:

— Откуда ты знаешь Ло? Ты ведь из У-и, разве не так?

— Он старый мой приятель! Я его много лет знаю, он часто бывает в У-и. Он ещё тот проныра, этот Ло, всегда рад немного смошенничать. У этого продувного ханжи было в У-и любовное гнёздышко; женщина, которую он там содержал, была подружкой девки, за которой я ухлёстывал, — вот так я с Ло и познакомился. У некоторых, однако, странные вкусы. Моя была здоровая бабёнка, а у Ло — старая карга. Хотя моя говорила, что у той был от него мальчишка. Возможно, восемь лет назад эта ведьма гляделась хоть куда. Кто знает!

— Кстати о бабёнках, — сказал Ма Жун. — Как ты поладил с барышней Бао?

— Очень просто! Довелось увидеть её на сцене, в первый же вечер, когда они здесь представляли, и она пришлась мне по вкусу. Пытался поближе познакомиться и той же ночью, и следующей, но всё впустую! Вчера вечером снова попробовал — всё равно делать было нечего, пока поджидал, когда Ло раскошелится. А ночью, после представления, она выглядела усталой — вся такая раздражённая. Но когда я закинул удочку на всякий случай, она и говорит: «Ладно. Но ты должен постараться, ведь это мой последний загул!» Ладно, нашли мы укромное местечко в тихом углу того двора, но только начали, как откуда ни возьмись этот мальчишка ищет свою сестру. Я велел ему убираться, он и убежал. Не знаю, то ли из-за помехи этой, то ли опыта у неё маловато, но всё дальнейшее меня разочаровало. Сами знаете, как бывает: иногда всё куда лучше, чем ты ожидал, а другой раз хуже. Но и то, что мне досталось, я получил даром, так стоит ли жаловаться?

— Я видел, как ты повздорил с Ло на улице, — сказал Цзяо Тай. — Вы оба стояли рядом с подставкой для мечей. Не заметил, чтобы кто-нибудь вертел в руках эти мечи?

Ху наморщил свой шишковатый лоб. Затем покачал головой и ответил:

— Пойми, я всё время делил своё внимание между этим ублюдком Ло и двумя женщинами. Перед тем как мальчишка начал кувыркаться, дочка стояла прямо передо мной — я мог ущипнуть её за задницу. Но, видя, какая она надменная, я вместо этого ущипнул мамашу, когда она подошла чуть сдвинуть в сторону бамбуковый сундук. А в награду получил только скабрёзный взгляд. Тем временем Ло попытался улизнуть от меня; он чуть не споткнулся о сундук, когда я потянул его за рукав. Любой мог переложить на подставке эти зубочистки.

— Включая тебя! — сурово проговорил Ма Жун.

Ху попытался вскочить, зазвеневшие цепи натянулись. Вскрикнув от боли, узник отпрянул.

— Так вот куда вы гнёте, ублюдки! — заорал он. — Вешаете на меня это мерзкое убийство, так? Из всех грязных затей… — Он взглянул на Цзяо Тая и взорвался: — Ты не свалишь это на меня, судейский! Я клянусь, что никогда не убивал человека! Случалось мне слегка поколотить некоторых, но не больше! Убить юнца, да ещё так…

— Подумай лучше хорошенько! — резко перебил его Ма Жун. — У нас есть силы и средства добиться от тебя правды!

— Иди к чёрту! — крикнул Ху.

VI

Вернувшись в канцелярию, Ма Жун и Цзяо Тай уселись за стол у задней стены. Писарь примостился напротив них, поближе к свече. Два друга угрюмо глядели, как он вытащил из ящика несколько листов чистой бумаги и смочил кисточку для письма, чтобы составить протокол, пользуясь записями, сделанными во время допроса. Наконец Ма Жун прервал затянувшуюся паузу:

— Да, я согласен, что Ху, может, и невиновен. Но одно этот ублюдок сделал точно. Он совершенно запутал нам всё дело!

Цзяо Тай уныло кивнул.

— Ло — прожжённый мошенник и в придачу распутник, несмотря на свою постную рожу. Сначала содержал женщину в У-и, а теперь пытается заграбастать барышню Бао. Наша красотка далеко не монахиня, однако весьма лакомый кусочек. У Ло не было никакой причины убивать мальчика или досаждать Бао, но мы всё равно посадим его за решётку. Наш судья захочет проверить его заявления.

— Почему бы старшине не притащить сюда заодно троицу Бао и старого музыканта? Тогда перед нашим судьёй предстанут все, так сказать, живые свидетельства. Завтра утром, во время судебного заседания, он получит возможность сразу приступить к делу и во всём разберётся.

— Это хорошая мысль.

Когда Ма Жун вернулся, старый писарь уже закончил. Он вслух зачитал написанное, приятели одобрили работу, и Цзяо Тай сказал:

— Раз уж ты, дедушка, так ловко орудуешь этой кисточкой, то запиши и наши отчёты!

Писарь безропотно взял новую пачку бумага. Ма Жун развалился в кресле, сдвинул шапку на затылок и начал рассказ с того, как они наблюдали за убийством из харчевни «Зимородок». Затем Цзяо Тай продиктовал своё сообщение об аресте Ху Та-ма. То была нелёгкая работа, ведь они знали, что судья Ди не любит многословных рассуждений, хотя требует констатации мельчайших деталей. Когда наконец они справились с этим делом, их лица взмокли от пота.

В таком виде и застал их судья Ди, когда за час до полуночи вошёл, ещё не переодев коричневую дорожную рубаху. Он выглядел усталым и встревоженным. Когда трое мужчин торопливо вскочили, судья резко заговорил:

— Что всё это значит? Только я вылез из паланкина, как старшина доложил мне, что двоих вы заперли в темнице как подозреваемых в убийстве, а ещё четверых притащили в качестве свидетелей!

— Видите ли, ваша честь, — робко начал Ма Жун, — это довольно-таки подлое убийство маленького мальчика. Мы с товарищем провели небольшое расследование; вот здесь как раз всё изложено. Началось с того…

— Пойдёмте в мой кабинет! — перебил его судья. — Бумаги возьмите с собой!

Он велел писарю принести в кабинет большой чайник и удалился, сопровождаемый двумя своими помощниками.

Расположившись в большом кресле за письменным столом, судья Ди сказал:

— То дело в У-и благополучно улажено. Мой коллега Пэн — толковый малый, с ним приятно работать. Советник Хун и Дао Гань задержались там ещё на день, чтобы проследить за деталями.

Он сделал глоток горячего чая, а затем со стопкой бумаг откинулся в кресле.

Ма Жун и Цзяо Тай, занявшие табуреты перед столом, вытянулись и окаменели. В глотках у них пересохло, но приятели этого не замечали. Они с тревогой наблюдали за меняющимся выражением лица судьи Ди.

Вначале судья сурово сдвинул густые брови. Но по мере чтения лицо его мало-помалу смягчалось. Закончив последнюю страницу, он перечитал несколько мест и попросил обоих помощников передать дословно некоторые из разговоров. Наконец он выпрямился и сказал, едва заметно улыбаясь:

— Поздравляю вас! Вы оба прекрасно поработали. Вы не только справились со своими обычными задачами, но ещё доказали, что способны на самостоятельные действия. Оба ареста вполне оправданны.

Широкие улыбки расплылись на физиономиях обоих помощников. Ма Жун схватил чайник и поспешно налил по чашке себе и Цзяо Таю.

— Итак, — продолжил судья, — давайте посмотрим, что у нас есть. Прежде всего, тех фактов, которыми мы располагаем, недостаточно, чтобы утверждать, будто это убийство. Бао действовал в спешке, потому что после акробатических номеров они торопились к храму выступать на сцене; кроме того, уже темнело. Таким образом, вполне вероятно, что Бао положил наверх неправильный меч просто по ошибке. Правда, сам он говорит о злом умысле, но, возможно, лишь потому, что опасается обвинения в преступной небрежности, а эти странствующие актёры смертельно боятся властей. — Помолчав, судья разгладил свою длинную бороду. — С другой стороны, факты, которые вы собрали о людях, связанных с этим происшествием, указывают на различные причины, по которым кое-кто из них мог намеренно поменять местами клинки. В том числе и Бао.

— С чего бы это Бао желать смерти мальчика?! — воскликнул Ма Жун.

— Чтобы отомстить своей неверной жене и её любовнику, торговцу рисом Ло. — Взмахом руки заставив замолчать своих изумлённых помощников, судья Ди продолжил: — Вы же не сомневаетесь в том, что мальчик из любовного гнёздышка Ло в У-и был незаконным сыном госпожи Бао, не правда ли? Ло увлекается сценой; я полагаю, что он встретил госпожу Бао, когда труппа играла в У-и. Когда родился сын, они поручили заботу о ребёнке старой карге, которая держала там дом свиданий. Через восемь лет госпожа Бао решила забрать ребёнка, а значит, исповедалась мужу в прелюбодеянии. Барышня Бао утверждает, что её отец очень спокойно воспринял это известие, но ведь его безразличие могло быть притворным. А сегодня, когда Бао увидел Ло стоящим рядом с подставкой для мечей, то сообразил, что вот она, блестящая возможность отомстить неверной жене, избавиться от незаконного ребёнка и впутать Ло в дело об убийстве — всё одним махом. Ведь у нас также есть самые серьёзные основания подозревать и самого Ло.

Снова Ма Жун и Цзяо Тай пытались заговорить, и снова судья заставил их замолчать и продолжил:

— У Ло была возможность, он знал особенности театрального реквизита, то есть мог использовать подвернувшийся случай, а что до причин, то можно себе представить не одну. Шантаж — первое, что приходит в голову. По прибытии труппы Бао в Пуян Ло предложил свои услуги, возможно надеясь возобновить интрижку с госпожой Бао. Но Бао и его жена попытались его шантажировать, ведь мальчик — живое доказательство внебрачных похождений Ло в У-и. Подменив мечи, Ло уничтожил это доказательство и вполне мог заткнуть рот Бао, пригрозив обвинением в убийстве из ревности внебрачного сына своей жены.

Далее, у нас есть ещё и госпожа Бао. Барышня дала понять Ма Жуну, что её мать фактически проститутка, а чувства подобных женщин подчас трудно понять. Когда госпожа Бао сообразила, что Ло, её бывший любовник, переключился на дочку, она могла отомстить, убив его сына. Впрочем, нам не следует уделять слишком много внимания утверждениям барышни Бао, так как она производит впечатление весьма неуравновешенной девицы. Она без колебания называет мать шлюхой, а отца дураком, но сама при этом без всяких сомнений готова переспать с бродягой накануне окончательной договорённости о более постоянных отношениях с Ло. Кстати, мы должны выяснить, знала ли барышня Бао, что Ло был любовником её матери. — Судья помолчал, изучающе глядя на своих помощников. — Учтите, я лишь исследую все возможности. Нет смысла в дальнейших рассуждениях, прежде чем мы узнаем побольше о взаимоотношениях упомянутых лиц.

Судья Ди снова взял бумаги и перелистал их, то тут, то там углубляясь в чтение. Кладя их на стол, он задумчиво произнёс:

— Мы должны помнить, что эти странствующие актёры живут в двух совершенно различных мирах. На сцене они отождествляют себя с великими мужами и жёнами нашего славного прошлого. Вне сцены они жалкие парии, что едва наскребают себе на жизнь. Такое двойное существование способно извратить человеческий характер.

Судья замолчал. Он сделал глоток чая, а затем сидел какое-то время глубоко погруженный в свои мысли и медленно поглаживал бакенбарды.

— Согласны ли вы, ваша честь, что Ху невиновен? — спросил Цзяо Тай.

— Нет. По крайней мере до поры до времени. Ху Та-ма произвёл на вас обоих благоприятное впечатление, и, насколько мне известно, ваша оценка вполне может оказаться совершенно правильной. И всё-таки эти бродячие забияки иногда ведут себя совершенно непредсказуемо. Ху изо всех сил старался подчеркнуть, что свидание окончилось неудачей по вине барышни Бао, и в качестве возможной причины упоминал заминку, вызванную появлением мальчика. Но вполне можно предположить, что всё было наоборот и оплошал сам Ху. Он мог до безумия напугаться, что ослабла его мужская сила, и смертельно возненавидеть за это несчастного мальчика. Мне кажется странным, что Ху так долго говорил о своих любовных подвигах двум служителям правосудия, допрашивающим его в темнице. Это рождает подозрение, будто он настолько обеспокоен данной проблемой, что только об этом и может говорить. А поскольку Ху несколько раз заговаривал со старым барабанщиком, то мог вызнать о мече с секретом. Впрочем, с другой стороны, красноречие Ху может объясняться просто невинным желанием покрасоваться. — Судья Ди встал и добавил отрывисто: — А теперь я взгляну на заинтересованных лиц. Этот кабинет слишком мал. Прикажите старшине доставить всех в приёмную. И пусть писарь позовёт двух помощников, дабы разбирательство было зафиксировано надлежащим образом. Пока вы занимаетесь этим, я быстро приму ванну.

VII

Просторная приёмная была ярко освещена. Горели все настенные светильники, а на столе в центре зала стояли два массивных канделябра чеканного серебра. Бао, его жена и дочь, а также старый музыкант сидели перед столом на стульях. Ху стоял слева, между двумя стражниками; Ло — с другой стороны, под такой же охраной. Старший писарь и два его помощника расположились за отдельным столом поменьше. Актёры и заключённые старательно не обращали друг на друга внимания; все уставились прямо перед собой. В зале стояла мёртвая тишина.

Внезапно старшина стражников распахнул двойные двери. Вошёл судья Ди, следом — Ма Жун и Цзяо Тай. На судье теперь были простая тёмно-серая рубаха и маленькая чёрная шапочка. Все низко склонились в ожидании когда он пройдёт к столу и займёт место в большом резном кресле чёрного дерева. По обе стороны от судьи встали помощники.

Прежде всего судья Ди оглядел двух заключённых: угрюмого Ху и чопорного, какого-то суетливого Ло. Он пришёл к выводу, что помощники очень точно описали обоих. Затем судья принялся молча изучать трёх актёров. Заметив, насколько измученными и усталыми они выглядят, он подумал, какой длинный и тяжёлый день пережили эти люди, и почувствовал лёгкие угрызения совести: ведь им предстоит нешуточный допрос. Судья вздохнул, откашлялся и ровным голосом произнёс:

— Прежде чем снять показания с заключённых под стражу, я хочу точно установить семейные отношения, которые связывают присутствующих здесь с покойным мальчиком. — Пристально глядя на госпожу Бао, он продолжил: — Мне сообщили, госпожа Бао, что он являлся вашим незаконным сыном. Это правильно?

— Да, ваша честь, — еле слышно ответила она.

— Почему вы не брали к себе мальчика, пока ему не исполнилось восемь лет?

— Потому что не решалась открыться мужу, а, кроме того, отец ребёнка обещал мне ухаживать за ним. Некогда мне показалось, что я полюбила этого человека; ради него я более чем на год бросила мужа. Этот человек сказал мне, что его жена смертельно больна и после её смерти он женится на мне. Но, поняв, какой он в действительности негодяй, я разорвала наши отношения. Я долго ничего о нём не слышала, но полгода назад неожиданно столкнулась с ним во время выступлений труппы в столице. Он хотел возобновить наши отношения, а когда я отказалась, сказал, что в таком случае не видит оснований и далее содержать ребёнка. Тогда я всё рассказала мужу. — Она окинула любящим взглядом сидящего рядом актёра и продолжила: — Столь чуткий и отзывчивый человек, как он, не стал осуждать меня. Просто сказал, что как раз такого мальчика ему не хватает, чтобы дополнить труппу, и он сделает из моего ребёнка хорошего акробата. И действительно сделал! Люди презирают наше ремесло, ваша честь, — мы с мужем гордимся им. Мой муж любил мальчика как собственного сына, он…

Она прикусила задрожавшую губу.

Чуть помедлив, судья Ди задал вопрос:

— Вы сообщили мужу, кто был вашим любовником?

— Нет, ваша честь. Этот человек гнусно обошёлся со мной, но я не видела оснований губить его репутацию. Как не вижу и сейчас. А муж никогда об этом не спрашивал.

— Понимаю, — сказал судья.

Искренние показания женщины убедили его. Теперь он знал, кто убил мальчика. Понятен стал и мотив: мальчика заставили замолчать, как совершенно верно предположил Ма Жун в самом начале. Но впоследствии его помощник упустил эту версию перед вновь открывшимися обстоятельствами. Подёргивая ус, судья уныло размышлял о том, что, хотя он и знает, кто подменил мечи, у него нет ни малейшей улики. Если он не будет действовать стремительно, то никогда не докажет вину преступника. Нужно во что бы то ни стало добиться признания здесь и сейчас, до того, как преступник осознает весь смысл показаний госпожи Бао. И он отрывисто приказал старшине!

— Подведи сюда обвиняемого Ло!

Когда торговец рисом встал перед столом, судья Ди сурово обратился к нему:

— Ло, здесь, в Пуяне, ты бережно создавал себе репутацию честного купца и высоконравственного человека, но мне известно всё о твоих делишках в У-и. Ты пытался обмануть свою собственную гильдию, и ты содержал любовницу! Ху Та-ма расскажет нам об этом более подробно. Я советую тебе правдиво ответить на мои вопросы! Говори, ты состоял в любовной связи с госпожой Бао восемь лет назад?

— Да, — нетвёрдым голосом отозвался Ло. — Я прошу вашу честь…

Раздался сдавленный крик. Барышня Бао вскочила со стула. Стиснув руки, она широко распахнутыми, горящими глазами смотрела на Ло. Тот отступал, что-то бормоча себе под нос, Внезапно девушка завизжала:

— Ах ты, грязная скотина! Да проклянут меня Небеса и преисподняя за то, что я так безрассудно поверила всем твоим россказням! Сыграл такую же шутку с моей матерью, а? И подумать только, я, легковерная дура, испугавшись, что щенок расскажет тебе о моём свидании с Ху, положила наверх неправильный меч! Я и тебя убью, ты…

И она, выставив руки со скрюченными пальцами, бросилась на съёжившегося мужчину. Два стражника тут же шагнули вперёд и схватили барышню Бао за плечи. По знаку судьи они увели её прочь, визжащую и рвущуюся, будто дикая кошка.

Родители смотрели на это зрелище, не веря глазам своим. Мать зарыдала.

Судья Ди постучал по столу костяшками пальцев.

— Завтра в суде я выслушаю полное признание барышни Бао. Что до тебя, Ло, я назначу доскональное расследование всех твоих дел и не сомневаюсь, что тебе предстоит долгое заключение. Мне не нравятся такие люди, как ты, Ло. Ху Та-ма, ты будешь приговорён к одному году принудительных работ в сапёрных войсках Северной армии. Там ты сможешь доказать, что достоин уважения; не исключено, что со временем тебя примут на военную службу. — Повернувшись к старшине, он добавил: — Отправь в темницу обоих узников!

Некоторое время судья молча смотрел на актёра и его жену. Она уже не плакала, а сидела, опустив глаза, в оцепенении. Бао с беспокойством поглядывал на неё; на выразительном лице актёра залегли глубокие складки. Судья Ди мягко обратился к ним:

— Ваша дочь не смогла совладать с тяготами, коими наделила её судьба, и это совершенно растлило её душу. Я вынужден требовать для неё смертного приговора. Это значит, что в один день вы лишились и сына, и дочери. Но время залечит эту ужасную рану. Вы оба ещё в расцвете сил, вы любите друг друга и своё ремесло, и эта двойная привязанность станет вам надёжной опорой. Хотя сейчас всё вам кажется мрачным, помните, что даже за самыми тёмными ночными тучами светит луна.

Они встали, низко поклонились и покинули зал.